ДОРОГИЕ ДРУЗЬЯ! ФОРУМ ОТКРЫТ ТОЛЬКО ДЛЯ СОВЕРШЕННОЛЕТНИХ ЗАРЕГИСТРИРОВАННЫХ ПОЛЬЗОВАТЕЛЕЙ.
Чтобы зарегистрироваться, внимательно прочтите инструкцию в этой теме.
Если вы уже зарегистрированы, то получить доступ к закрытым разделам можно в этой теме.
Отправлено: 04.02.08 12:53. Заголовок: "Очищение" (3 книга из серии "Bittersweet Potion") ГП/CC, angst, глава 36/56 от 24/05 (продолжение)
НАЗВАНИЕ: Очищение (Purificaiton) АВТОРЫ: Alchemia Dent & Bugland ПЕРЕВОДЧИК: lost girl БЕТЫ: Marta + Jenny - главы 1-13, 15,17-18,20-22,24,27-28, 31-36 + Ольга - главы 1-5, 10, 12-26, 29-30 + Эонен - глава 6 + Рыжая-Бестыжая - глава 7-16, 18-19,21-28 + Сталина - глава 29-35 + strega verde - глава 31-36 ОРИГИНАЛ: тут РАЗРЕШЕНИЕ НА ПЕРЕВОД: получено. ГЛАВНЫЕ ГЕРОИ/ПЕЙРИНГ: ГП/СС, ЛМ/ЛВ, РЛ/СБ; гет ЛВ/НП, РУ/ГГ, Дин/Чо ПРЕДУПРЕЖДЕНИЯ: Изнасилование, садизм, групповое насилие, мастурбация, Non- con, мазохизм РЕЙТИНГ: NC-17 ПРИМЕЧАНИЕ: По требованию авторов архивирование фика на любом сайте, кроме авторского, категорически запрещено. ПРИМЕЧАНИЕ ПЕРЕВОДЧИКА: Начало серии было написано до выхода ГП & ОФ, поэтому реалии 5-й и 6-й книг тут учитываются лишь частично. Первая книга - тут Вторая книга - тут Начало третьей - http://ab.fanrus.com/purificaiton.doc Книга Заклинаний (объяснения используемых авторами заклинаний) - тут
Отправлено: 22.03.09 13:46. Заголовок: Lost girl, беты! Спа..
Lost girl, беты! Спасибо! Какая печальная глава! Все безнадежнее и безнадежнее, уязвимее и уязвимее. Мне кажется, их обоих затягивает под лед... выберутся ли они оттуда?:-( Кой-какие эпизоды и читать страшно... просто жуть и до ужаса физиологично.
Отправлено: 22.03.09 13:50. Заголовок: Глава 32: Отбракован..
Глава 32: Отбракованный материал
«Будешь?»
Хвост при виде меня дергается и выпускает член. Два тела на постели вздрагивают, когда на секунду он теряет над ними контроль, но вскоре возобновляют совокупление.
– Мой Лорд, – выдыхает он, прикрываясь мантией и падая на колени. – Проект продвигается... все идет хорошо...
– Встать, – бросаю я. – Где отбракованный материал?
– Да-да, – поднимается он с пола. – Всенепременно. Здесь... все здесь.
Он открывает двери кладовой. Внутри – сваленные друг на друга тела, бессловесные и неподвижные, связанные магическими путами. Хвост достает с полки журнал, открывает его на заложенной лентой странице и бегло просматривает столбцы шифр.
– Этот, этот и вот эта, – указывает он на пару молодых самцов и самку.
– Самки вполне достаточно.
Снимаю чары, она тут же начинает биться в судорогах и горланить. Сотворив Imperius, я принуждаю ее заткнуться и выползти из кладовки. "Evelodentes". Ее зубы со стуком выпадают на мраморный пол – это уже второй комплект за последние несколько дней. Удар по лицу выбивает оставшиеся.
Заставляю ее ползти до самой спальни, где нас ожидает Люциус: голый и коленопреклоненный. Он замечает наше появление. Я закрываю дверь. В его глазах явное удивление, однако он отлично выдрессирован и не задает вопросов.
– Отсоси ему, – пинком я толкаю ее в бедро, и, запнувшись, она ползет к нему.
Когда она приближается, он хватает ее за голову направляя ее открытый рот к своему члену. Ее язык и губы сосут и лижут, быстро возбуждая его. Он заталкивает член глубже. Она задыхается, беспомощно дергаясь в его руках, однако его руки впились ей в волосы, а ее движения ограничены Imperius.
Люциус oхает и стонет, его дыхание убыстряется. Он резко дергает ее за волосы, пока его член почти не выскальзывает у нее изо рта. И изо всех сил вталкивает его обратно. Она всхлипывает, задыхаясь. Висящие груди трясутся, пока он трахает ее рот.
Я сижу на краю кровати. Их представление возбуждает. Оно возбуждает Поттера. Я чувствую предательскую реакцию его сонного тела. Люциус хватает ее за голову, удерживая неподвижно, пока кончает: откинувшись назад с влажными от пота, прилипшими к лицу светлыми волосами. Ее пальцы скребут пол, изо рта течет струйка спермы.
Он отталкивает ее. Она валится на бок, выплевывая сперму на пол. Я приказываю Люциусу ждать на кровати, и заставляю ее начисто вылизать мраморные плиты. Затем подползти ко мне.
– Встать.
Вцепившись в мои ноги, она встает на колени и поднимает голову. Ее лицо покраснело, волосы спутались, глаза глупые, как у ребенка. Я касаюсь горячей, все еще влажной от слез щеки. Провожу пальцем по шее, плечу, предплечью.
Ее пустой взгляд смотрит куда-то вдаль. Я провожу по ее шее, плечу, предплечью палочкой. "Subseco". Люциус откидывается на изголовье кровати, когда она с криком падает на спину. У нее не хватает ума схватиться за предплечье, откуда выпадает вырванная кость, со стуком падая на пол. Ручьем льется кровь.
Склонившись, я поднимаю ее за волосы. Лижу и покусываю ей шею. Ее крики переходят в изумительный визг боли и страха. Вспоминаю Поттера и всю ту дрянь, что он брал в рот, вынуждая меня делать то же. Лижу ее бледные губы и прижимаюсь щекой к прохладному лицу, шепча на ухо:
– Я знаю кое-кого, кто сейчас вот так взял бы тебя и съел.
Опустившись к ее руке, я вылизываю солоноватую, теплую кровь. Провожу языком по мягкой, гладкой плоти, и она воет и бьется в моих объятьях. Вкус и текстура ужасны, но то, как она реагирует, того стоит. Я лижу кость с оставшимися ошметками ткани. Ее крики слабеют и затихают. Потеряв сознание, она падает на пол.
Я перевожу взгляд на Люциуса. С бесстрастным видом тот сидит, прислонившись к изголовью. Лишь необычная бледность выдает некоторое смятение.
– Ш-ш-ш... – Он гладит меня по спине. Его касания трудно назвать нежными, у него трясутся руки, но он снова шепчет: – Ш-ш-ш… – Что он делает?
Не в силах ответить, я мотаю головой. И вжимаюсь лицом в подушку, проклиная боль в шраме.
– Что он делает? – повторяет он.
– Не знаю! Они кого-то убили.
– Кого? – В его голосе нетерпение. Наверно, боится, что это кто-то из знакомых.
– Не знаю!
Осторожно отстранившись, он садится.
– Я вызываю Дамблдора.
– НЕТ!
– А. Ну да. Черт.
Он снова ложится и кладет руку мне на спину. Я вздрагиваю и затихаю, он снова поглаживает меня по спине. Я прислушиваюсь к его дыханию и стараюсь не обращать внимания на ноющий шрам, на жуткие картины, которые мне пытается подсунуть услужливая память, и на скачущие тревожные мысли Северуса.
Стук в дверь. Неужели уже так поздно?
– Черт. – Северус трясет меня за плечо. – Опять Люпин.
– Черт, – повторяю я, скатываясь на пол. И, превратившись в мышь, шмыгаю под кровать. Шаги Северуса, скрип открывающейся двери.
– Ты что, еще не проснулся? – Это Макгонагалл.
– Нет, встал. И ты, между прочим, стоишь между мной и моим завтраком. – В его голосе нескрываемое раздражение.
Шаги, хлопок входной двери.
– Ты видел Поттера?
– Почему все меня об этом спрашивают? – рявкает он, надежно скрывая страх разоблачения за волной гнева.
– Потому что ты – последний, кого еще не спросили.
Он хмыкает.
– Я не видел его с тех пор, как он ушел отсюда вчера вечером.
– В котором часу?
– Приблизительно пол-одиннадцатого.
– Возможно, тебе стоило проводить его в Гриффиндорскую башню.
– Проводить своего кота? Ты соображаешь, как это выглядело бы со стороны?
– Так или иначе, вчера он так и не вернулся ночевать.
На секунду воцаряется напряженное молчание... злость... страх...
– И что ты хочешь этим сказать?
– Что у нас есть причины для беспокойства.
– Поищите в пустых классах. Или на дне озера.
– Это уже не смешно.
– А я не шутил.
Снова тишина, потом Макгонагалл вздыхает.
– Возможно, мы неверно оценили положение. Поттер не ночевал в башне уже неделю.
– Неделю? – с фальшивым удивлением переспрашивает Северус. – Надо же. А ты, оказывается, пренебрегаешь своими обязанностями, Минерва.
- У Поттера вредная привычка: блуждать по замку, когда ему вздумается, – сухо отзывается она.
– Так избавь его от нее.
Окончательно утратив боевой дух, та отвечает:
– Благодарю. Мои обязанности мне известны.
Дверь снова отворяется, и я слышу ее удаляющиеся шаги. Хлопок двери. Я снова превращаюсь в человека и выползаю из-под кровати, в то время как Северус несколько раз бросает: «Finite Incantatem» и обновляет охранные чары. Тревога. Страх. М-да. Отлично начинается день.
– Ну, что уставился? – рявкает он с порога спальни.
Опустив голову, я рассматриваю лежащие поверх одеяла руки.
– Меня должны были прикрыть.
– Что, должно быть, нелегко, когда спальню обыскивает глава факультета.
– Раньше она никогда этого не делала.
– Люпин.
Я киваю. Наверняка Ремус вчера ей наябедничал. Надеюсь, у него хотя бы хватило совести избежать намеков на то, какие именно у нас с Северусом отношения. Не хочу, чтобы у Северуса были неприятности. Я мог бы перестать приходить сюда, но не хочу. Ну да, пусть я эгоист. Хотя, с другой стороны, он же меня не выгоняет.
Ненавижу Ремуса за то, что он побежал к Макгонагалл. Ненавижу себя за то, что признался Ремусу. Черт, а если бы я признался не ему, а Сириусу, то и представить страшно, что бы тот натворил. Наверняка, что-то ужасное, например, наложил на Северуса какое-нибудь страшное заклятие. Мне вообще не надо было никому ничего говорить.
Покончив с чарами, Северус возвращается в спальню и копается в гардеробе. Ну почему его все ненавидят? Помню, как отец с Сириусом потешались, издеваясь над ним у всех на виду, а Ремус сидел в сторонке, сложив руки. Будь я с ними на одном курсе, они ненавидели бы и меня. А почему бы и нет? Ведь я не такой, как все. Я ненормальный. Мне нравится Северус. Они вместе с Забини и Дином бросили бы меня в озеро.
– Чем именно ты их так раздражал?
Руки Северуса замирают на брючных пуговицах.
– Самим фактом моего существования. Почему тебя это интересует?
Пожимаю плечами и жду продолжения, а он молча стягивает пижамную рубашку.
– Учись я с ними в школе, они бы и ко мне цеплялись.
В оцепенении он рассматривает собственные ладони.
– Они бы тебя обожали. Они все тебя обожали, – тихо отзывается он.
Он ощущает вину и грусть, но ему не в чем себя винить. Если кому и есть в чем каяться, так это Сириусу с Ремусом, и всем тем, кто тогда был у озера. Северус застегивает последнюю пуговицу на рубашке и снова идет к гардеробу. Оттуда он извлекает жилет и надевает его, повернувшись ко мне спиной.
– А твои родители живы? – спрашиваю я и тут же сожалею: между нами возникает колючее, холодное чувство.
– Отец жив.
– Он бы меня не одобрил?
– Его бы от тебя затошнило. – Кажется, Северус смягчает факты. – Ты – Мальчик-Который-Выжил, ты неподходящего пола и одеваешься, как нищий.
– По крайней мере, его не смутил бы мой возраст!
Он испепеляет меня взглядом, но намек на веселье ко мне все равно просачивается.
– Значит, тебе не нравится, как я одеваюсь?
Он садится на стул, чтобы обуться.
– Я сказал: отцу бы не понравилось... но, в общем-то, мне тоже.
С удивлением замечаю, что разочарован его ответом. Почему он не сказал ничего раньше? Да и вообще, какое это имеет значение?
– Ага, а ты вообще одеваешься, как гувернантка.
– Ничего подобного.
– И у тебя слишком много пуговиц.
– Что же ты предлагаешь в качестве альтернативы?
– Я не утверждал, что пуговицы не нужны, просто говорю, что у тебя с ними перебор.
Он раздраженно поднимается.
– Отлично, обещаю завтра не застегивать ширинку. Поглядим, как тебе это понравится! – И выходит из комнаты.
Плотно сжимаю губы, сдерживая смех. Перед глазами – картина маслом: Северус шагает по коридору, отчитывает студентов, ведет уроки с вывалившимся из брюк членом. Слава Мерлину, сегодня нет зелий, иначе я бы там просто не высидел!
Северус возвращается и окидывает меня презрительным взглядом.
– Смени прическу.
– Тебе и моя прическа не нравится?
Он складывает руки на груди.
– Я предлагаю тебе ее изменить – вместе с головой и всем остальным – чтобы тебя не узнали, когда мы с тобой пойдем по магазинам.
– С тобой?.. – я теряю дар речи. Нет, наверно, мне просто послышалось. – Ты берешь меня с собой по магазинам?
– При условии, если ты изменишь голову, внешность, и не будешь болтать об этом направо и налево.
Северус Снейп идет за покупками? И покупает что-то еще, кроме ингредиентов для зелий? Представляю, чего наслушаюсь от Уизли, когда они увидят количество пуговиц на моей новой одежде! Рот сам по себе расплывается в улыбке… Он хочет быть со мной! Хочет провести время вместе!
– Что смешного? – подозрительно спрашивает он.
– А я думал, ты умеешь читать мои мысли.
– Я пытаюсь этого не делать, Поттер.
На миг мне становится обидно: он избегает моих мыслей, но я тут же успокаиваюсь. Собственно говоря, мне ведь никогда и не хотелось, чтобы он их читал.
– Представляю, что скажет Рон, когда увидит меня одетым так, как ты, – объясняю я.
– И сделай что-нибудь с этими вихрами, – высокомерно отвечает он.
И ухмыляется, наблюдая за моими тщетными попытками быстро пригладить волосы ладонью. Тут до меня доходит: я же могу легко сменить прическу вместе с волосами, и я смущенно улыбаюсь из-за собственной глупости. Представляю, что у меня гладкие волосы – но не просто прямые, а длиннее, чем они на самом деле, и каштановые, а не черные. Северус хмыкает – решаю, что одобрительно, – и приказывает сменить цвет глаз. Я делаю их карими – под цвет волос.
– А как насчет…?.. – он указывает на лоб.
Я качаю головой. Ненавижу этот шрам. Ненавижу, что все ходят вокруг да около, когда о нем заходит речь, и указывают на него, а не называют вещи своими именами.
– Так спрячь его, – бросает он, и выходит в кабинет.
Ну, и как прикажете его спрятать в человеческом облике? Другое дело, когда я превращаюсь в животное – тогда проще простого скрыть его под белым пятнышком. Но у людей пятен не бывает. И что мне сделать? Вырастить на нем гигантскую бородавку? Или просто увеличить его, так, чтобы он был не похож на шрам от заклятия? А если кто-нибудь спросит, скажу, что упал с мотоцикла. Представляю себе длиннющий шрам, набрасываю халат Северуса и направляюсь в кабинет. Он запихивает проверенные студенческие работы в кожаный портфель.
– Так сойдет?
Он поднимает голову и морщится.
– Передвинь повыше. Тебе не нужно лишнее внимание. – И с опаской наблюдает за моими попытками переместить шрам. – Потренируешься еще сегодня вечером. А теперь – выметайся.
Я улыбаюсь, радостно предвкушая выходные. Мы проведем время вместе. Занимаясь чем-то приятным. Одежда сама по себе меня не интересует: главное – что мы хоть куда-то выберемся. Эта неделя обернулась кошмаром для нас обоих. Нам просто необходимо отвлечься. Превращаюсь в кота, и Северус отворяет дверь. Я буквально скачу вприпрыжку до самой башни.
В спальне пусто. Все завтракают. Я одеваюсь и понимаю: на завтрак в Большой зал мне не успеть. Схватив из сундука шоколадную лягушку, я иду прямиком на первый урок – трансфигурацию. Урок скучный – повторение пройденного перед СОВами. Притворяюсь, что слушаю, но не могу сосредоточиться ни на чем, кроме мысли о походе в Хогсмид с Северусом. Какую он выберет для меня одежду? Захочет ли пойти еще куда-нибудь? Обедал ли он когда-либо в том ресторане, куда водил нас Ремус? Уверен, что тамошняя еда ему понравится. Макгонагалл бросает на меня подозрительные взгляды – наверняка гадая, где я шатался прошлой ночью. Она говорит мне задержаться после звонка, закрывает дверь и объявляет, что мне позволено пожить у Сириуса во время СОВ.
– Ой... э... спасибо.
– Должна признаться, что лично я буду спать спокойней, зная, где ты находишься.
Ага, я так и знал, что она не оставит это в покое. Подчеркнув, что ожидает увидеть меня вечером в спальне, Макгонагалл отпускает меня восвояси.
За обедом я осторожно подношу вилку ко рту, пробуя еду, но у нее по-прежнему мерзкий привкус, и, вздохнув, возвращаюсь к привычному хлебу с маслом. Закажу себе что-нибудь из еды вечером у Северуса. И не забуду оставить место для мороженого!
После обеда я останавливаю в коридоре Ремуса. Северус замечает нас, выходя из Большого зала, щерится на Ремуса и проходит мимо. Он знает: я пойду провожать Ремуса, а по дороге буду объяснять, что во время экзаменов лучшим для меня будет остаться в Хогвартсе.
– Ты так полагаешь? – вежливо удивляется Ремус. – Почему?
– Мне нужно заниматься. А на Гриммолд плейс Сириус будет меня отвлекать, ты же знаешь.
Ремус приподнимает брови, глядя на меня так, словно никогда не видел.
– Сириус будет очень разочарован.
– Я навещу его летом.
– Да, конечно. – Со вздохом он прячет руки в карманы. – Что ж... тебе решать…
Расстроенный, он отпускает меня.
Занятия после обеда – редкая тоска. Сплошные повторения к СОВам. Нам возвращают проверенные работы. Я дремлю на уроке. После ужина (снова ржаной хлеб) хочу бежать прямиком в подземелья, но вынужден вернуться в Гриффиндорскую башню с остальными. Близнецы раздают желающим образцы улучшенного зелья Лепетания, проглотив которое, все лепечут, несут околесицу и хихикают. Когда, в пол-одиннадцатого, с инспекцией заявляется Макгонагалл, я уже в постели. И остаюсь там до начала двенадцатого, и только потом пробираюсь в подземелья, став котом. Я скребусь в дверь, и та немедленно открывается. Меня впускает удивленный Северус.
– Не думал, что ты придешь.
Я воодушевленно трусь о его ногу.
– Я варю зелье, – добавляет он. – Это надолго.
Я трусь о другую ногу, громко мурлыча.
– Так ты идешь или нет? – нетерпеливо спрашивает он.
Я мяучу, встав ему на брючину передними лапами.
– Нет, нам срочно нужно выработать какой-то способ общения... – бормочет он, открывая дверь.
Мы идем по коридорам, проходим мимо его лаборатории, и оказываемся перед дверью в темной нише. Как только он отворяет ее, в нос ударяет запах зверинца. Полки и рабочие столы уставлены стеклянными аквариумами с мелкими и крупными рыбами, и какими-то громадными тварями, которые, должно быть, тоже рыбы. Замечаю террариум с жабами и тритонами, мышами и сверчками и самыми большими и мерзкими тараканами, которых я когда-либо видел. С потолка свисают клетки со снегирями, грачами, докси... Взбираюсь на стол, дохожу до края и прыгаю на крышу террариума. Мыши испуганно прячутся в керамический кувшин. Перед носом – клетка с докси, которые тотчас на меня скалятся. Я шиплю, шерсть дыбом.
– Не приставай к ним, – предупреждает Северус, выбирая что-то в аквариуме и со шлепком отправляя в небольшое ведерко.
Отогнав меня от террариума, он исчезает в своей лаборатории, где начинает готовить оборудование. Ведерко остается на рабочем столе. Я запрыгиваю туда, заглядываю внутрь – и вижу жалкого вида жабу. Изредка жаба делает попытки выпрыгнуть из ведерка, но каждый раз падает обратно и лежит пластом на поверхности воды, оттопырив тощие задние конечности. Бью лапой по ведру: всплеск воды – и тварь делает жалкое усилие выкарабкаться. Бью снова: та дергается и снова замирает в воде. Еще несколько ударов – и она вообще перестает реагировать.
Голодный и усталый, я сворачиваюсь клубком, накрываюсь хвостом и одним приоткрытым глазом поглядываю на Северуса. Он возится с пучками волос и перьев – наверно, фестрала, потому что от них несет лошадьми и кровью. Я перекатываюсь на спину и прикрываю морду лапами, чтобы не чувствовать запаха. Кружится голова – от голода и тошноты. Запах постепенно усиливается, и, наконец, становится настолько сильным, что, кажется, я чувствую его на вкус. Я извиваюсь, меня тошнит, но от запаха никуда не скрыться. Я подношу лапы к носу. Открываю глаза и встречаю чей-то налитый кровью взгляд.
В ужасе я отступаю, выставив перед собой ладони в жалкой попытке защититься. Волдеморт делает шаг назад, вытянув руки. Позади него – сваленные в кучу окровавленные тела детей и младенцев. Мертвы все, кроме какой-то девочки. Ей, должно быть, лет пять... она в белом кружевном платье, с увядшим цветком в волосах. Девочка отползает, пытаясь спрятаться между телами.
Перевожу взгляд на Волдеморта. Он смотрит мне прямо в лицо. Молниеносно выхватываю палочку, однако его реакция безупречна: он легко повторяет мое движение. Мы дружно переводим взгляд на руки: вместо палочек в них по куску мыла. Мы поднимаем руки, соединяя куски, и неразборчиво выводим скачущими буквами:
Я это сделал.
Я падаю на каменный пол. Поднимаю голову и вспоминаю: я в лаборатории Северуса. Сажусь, ощущая свою беспомощность. Хвост нервно дергается.
Запрыгиваю на рабочий стол. Северус скрупулезными движениями выбирает сияющие белые кристаллики из чего-то, похожего на кусок серо-зеленого войлока. Когда он заканчивает, его руки покрыты чем-то липким и неприятно светящимся. Он дует на пальцы, сияние тускнеет и гаснет. Подняв голову, он замечает, что я проснулся, и швыряет мне пригоршню кристаллов. Они рассыпаются на поверхности стойки и снова сияют. Подпрыгнув, я шиплю, шерсть дыбом. Кристаллы не достигают меня, их зловещий отблеск тускнеет и угасает.
Северус достает разделочную доску. И начинает шинковать нечто с запахом меди, а на вид напоминающее бычье сердце. Снова кружится голова.
Он пододвигает ко мне ломтик:
– Хочешь?
Приблизившись, я принюхиваюсь. Ужасно хочется есть, но воспоминание о скользкой, окровавленной плоти, об обнаженных костях, о криках и воплях вынуждает отступить. Боюсь, мой желудок вывернет наизнанку. Отступив на другой край стола, я сворачиваюсь калачиком и лежу на столе, не сводя взгляда с Северуса. Мне страшно закрыть глаза, потому что боюсь того, что может привидеться.
Он наполняет приготовленный небольшой котел какой-то жидкостью и крошит в нее очищенный от кристалликов «зелено-серый войлок», и добавляет нашинкованную мертвечину. Зелье шипит и пенится, а Северус помешивает его в каком-то оцепенении. Приторно-сладкий пар клубами поднимается над котлом.
Одним махом он сдвигает в сторону все, что загромождает стол, вызывает ведерко и достает из него полуживую жабу. Раскрыв твари рот, вливает в него несколько капель зелья из пипетки. Жаба жалко дрыгает лапами, и ее бесцеремонно бросают назад в ведро. Северус опирается о стол и с напряженным выражением заглядывает внутрь. Я подкрадываюсь ближе, чтобы посмотреть, что там такое.
Вначале жаба просто заторможенно сидит в ведре. Зелье начинает действовать внезапно: жаба судорожно заглатывает воздух, и раздувается, как воздушный шар. Северус выдыхает. Осторожно нацелившись на жабу палочкой, он произносит заклинание, которое делает прозрачными ее кожу и мышцы. Теперь земноводное напоминает полиэтиленовый мешок с пульсирующими внутренностями, свисающими с хрупкого скелета. Нечто бледное в центре скрючивается и темнеет. И с глухим хлопком становится непроницаемым, темно-розового цвета.
Обойдя край стола, Северус склоняется ниже, чтобы получше ее разглядеть, и тем самым загораживает мне обзор. Его глаза сияют, он доволен... нет... возбужден. Что бы это ни было, у него получилось.
Снова хлопок.
Сощурившись, Северус глядит на жабу, потом разочарованно бросает: «Cessacantius». Он отступает, не сводя хмурого взгляда с ведра и держа палочку как разделочный нож. Разочарование перерастает в злость – на себя, на жабу, все происходящее. Я наклоняюсь, чтобы посмотреть: жаба уже не прозрачная, но все еще ужасно бледная. И выпучилась на меня тремя глазами. Тремя? У нее жалко отвисли бока. Я вижу, как у нее под кожей что-то ходит волнами и слышу приглушенные хлопки. Странная выпуклость возникает на левой ляжке. Отросток дрожит, удлиняясь. Вдруг, после пяти тихих «хлоп», на конце ее образовываются пять крошечных выпуклостей. Подрагивая, словно пальцы на ноге, они удлиняются, срастаясь между собой перепонкой.
Я шиплю на существо. Северус сверлит меня взглядом.
Хлоп!
Новый глаз возникает у нее на макушке.
Хлоп!
Похоже, у нее вырос хвост.
Несчастная тварь извивается, распухает, выращивает глаза и выпуклости. Затем выпуклости превращаются в ноги и хвосты. Ее живот содрогается – в нем образовывается все больше новых внутренностей. Внезапно она высоко подпрыгивает, едва не выскочив из ведра. Северус прихлопывает ее рукой, преграждая выход. Меня передергивает, я оступаюсь и сваливаюсь со стола.
На полу я превращаюсь в человека и приподнимаюсь, вцепившись в край стола. Северус все еще закрывает ведро ладонями, жаба судорожно плещется внутри.
– Накинь на себя что-нибудь, – буркает он, кажется, донельзя раздраженный моим присутствием.
– У меня с собой ничего нет.
Он оглядывает лабораторию, ища, чем бы меня прикрыть, и наконец вызывает пыльный черный рабочий халат с полки. Тот приземляется мне на голову.
– Спасибо, – мямлю я и встаю, чтобы надеть до нелепости длинный халат.
Обойдя стол, я пытаюсь заглянуть в ведро. Сквозь преграду растопыренных тонких пальцев Северуса вижу, что тварь едва умещается в ведре. Она закрыла глаза, с ее тела под причудливыми углами свисают многочисленные конечности: то ли ноги, то ли хвосты.
– Что это было?
Впервые с тех пор, как я превратился в человека, Северус удостаивает меня взглядом.
– А так непонятно? Издевательство над невинной тварью.
Он опускает взгляд к ведру, медленно убирая руки. Существо в ведре вибрирует, выпуклости под кожей жутко дергаются. Он тычет в бывшую жабу палочкой, бросая: «Delabor». Тварь с хлопком обращается в прах, влажные ошметки и крошево из хрящей.
– Зачем? – спрашиваю я, гадая: не по заказу ли Волдеморта.
– Я так развлекаюсь! – злобно бросает он. И, глубоко вздохнув, добавляет: – Результат должен был быть иным.
– Ага. И каким же?
Северус выдвигает стул из-за стола и садится.
– У нее должна была регенерировать почка.
– А разве зелье для этого уже не придумано?
Он испепеляет меня взглядом.
– Ты не слышал ни слова из того, что я сказал? За пять лет, что я читал лекции и вел практические занятия... орал до хрипоты, ты хоть раз в жизни удосужился усвоить что-нибудь новое? Скажи мне, Поттер, ты вообще способен усваивать полезную информацию или твоя память реагирует исключительно на жизненно важные факты вроде квиддичных результатов и размера бюстгальтера Чо Чанг?
– Нет! – возмущенно протестую я насчет того, что он сказал про Чо... то есть про размер ее... ну, этот размер... короче, насчет этого.
– Очевидно, нет! – рявкает Северус. – Мы усовершенствовали мази для кожи, Поттер! Зелье для сращивания костей! Регенерация простых тканей – пожалуйста! Сложные органы – НЕТ!
Я что-то мямлю своим босым ногам.
– «Т» по практическим зельям. Тебе явно требуется повторение пройденного.
Киваю, ощущая себя безнадежным идиотом, когда речь заходит о его любимом предмете. Северус отворачивается и созерцает плавающие в ведре тошнотворные останки жабы. Его разочарование возрастает, думаю, из-за меня. Но тут он снова начинает говорить, не отрывая взгляда от ведра.
– Это заказ Помфри. И что я ей теперь скажу? «Увы, регенератор органов не удался, но зато я усовершенствовал Mille Oculi. И если повезет, Темный Лорд пожалует мне комплект серебряных почек». Только тут до меня доходит – он готовит регенерирующее зелье для себя, и мне уже не до собственного идиотизма.
– Что с твоими почками?
Он тыкает палочкой в ведро, бормоча «Evanescо». Затем встает, отряхивается и начинает приводить в порядок стол.
Мне нужно знать больше. Знать, как далеко все зашло. Но спросить страшно. Еще ляпну какую-нибудь глупость, и он будет злиться. К тому же я – голодный и усталый, и все время зеваю.
– Ты устал, – сообщает он, будто бы я сам не знаю. Я пожимаю плечами. – На эликсир Воли уйдет еще час.
– А. Может, я могу помочь? – Не хочу, чтобы меня посылали в постель.
Он движется медленно, изможденный и подавленный. Собрав неиспользованные компоненты со стола и переложив их в деревянные ящики, он расставляет их по полкам.
– Тебе тут делать нечего. Нужно лишь ждать, помешивать и снова ждать.
– Ясно.
– Ты можешь уйти в любой момент, – добавляет он, бросая в стоящий на столе котел очищающим заклинанием.
– Разве ты не рад, что я здесь?
– И каким образом моя радость ограничивает свободу твоих передвижений?
– А мне все равно больше нечего делать, – отзываюсь я, наблюдая, как он собирает с полок ингредиенты.
Не поворачивая головы, он с горечью произносит:
– Ах, раз так...
– Может, в следующий раз нам принести шахматы?
Ему все еще обидно, и он чувствует себя неудачником. Моя жалкая попытка загладить неловкость отвергнута.
– Может, – буркает он.
Вздохнув, я опускаю голову на сложенные на столе руки. Он соединяет и перемешивает ингредиенты. От работы ему становится немного легче. Я погружаюсь в грезы о том, как я и он стали котами и несемся по полю под сияющими с неба звездами. Кажется, прошло совсем мало времени, когда я, очнувшись, чувствую на плече его руку.
Я устало выпрямляюсь. Стол чист, на краю стоит ящик со склянками зелий. Северус раскрывает мой халат, ткань щекочет руки, ноги, спину. Его руки по-прежнему касаются моей кожи. Он хочет.
Я хочу. И сбрасываю халат. И улыбаюсь мысли сделать это тут, прямо на рабочем столе.
Он печально на меня смотрит. Пусть все будет хорошо. Или даже просто нормально. Хочу трахаться и получать удовольствие. Хочу его. Хочу.
Он целует меня в губы.
Мой язык у него во рту. Трепет в груди... чудесное, глупое ощущение. Его одежда касается моей кожи. Я обхватываю его запястья, притягивая ближе. Поцелуи. Лижу его губы. Он слегка отворачивается и покусывает мочку моего уха. Ему грустно. Лижу его в подбородок, в шею. Мне страшно. Кажется, я почувствовал вкус крови, но я лижу снова – это просто его кожа.
Не думай. Не думай. Ощущай. Получай удовольствие. Я смотрю на стеллажи за его спиной, на ингредиенты, склянки, оборудование.
Стоп – Северус больше меня не целует.
Я целую его в шею.
Он отталкивает меня.
– Прекрати.
Стыд.
Смущение.
Отторжение.
– Н-нет! – восклицаю я.
Он выдирает халат у меня из рук и зашвыривает его на полку.
– Что – «нет», Поттер?
– Я сказал – нет. Я не хотел останавливаться.
– Но остановился же.
– Неправда! Ты остановился первым!
Он закатывает глаза к потолку и сообщает, что уходит. Я превращаюсь в кота и мрачно трушу следом. В его комнатах я тут же забираюсь на кровать и становлюсь человеком. Он задерживается на кухне, открывает сейф-картину и роется в нем, упрямо, но безрезультатно, пытаясь не поддаваться вине или меланхолии.
– Накройся одеялом, – рявкает он, встретившись со мной взглядом.
Я повинуюсь, не уверенный, мои ли это ощущения вины и грусти, или это отражения его эмоций.
Жду, наблюдая за его копанием в сейфе. Наверно, уже прошло несколько минут. Интересно, чем он там занимается? Сейф, вроде бы, и не такой большой. Как он умудрился что-то в нем потерять?
– Ты идешь в постель?
Он торопливо возвращает картину на стену, но промахивается, и та едва не падает с гвоздя. Он вешает ее снова и, в конечном счете, оставляет висеть перекошенной. Сойдет и так.
Он пересекает спальню, расстегивает мантию, жилет... бросает их на пол. На меня он не смотрит вовсе, а проходит в ванную, где чистит зубы. В спальню он возвращается одетый лишь в боксеры, которые тут же снимает. Из недр гардероба он вынимает пижаму, выставляя напоказ все, что можно... наказывая меня из-за того, что он такой суперчувствительный придурок и отказывается заняться со мной сексом из-за одной моей дурацкой мысли! Тут он снова выходит – на этот раз в туалет, где мочится при открытой двери. Затем возвращается, гасит свет и идет к кровати.
И только теперь удостаивает меня взгляда:
– Что уставился?
Я перекатываюсь на другую сторону, уставившись на подушки. Он отбрасывает одеяло и ложится рядом. И смотрит на звезды. Притворяюсь, что не замечаю его сальных волос, его уха и шеи, его профиля... Я выжидаю. Сделать вторую попытку заняться сексом? Пожелать спокойной ночи? Продолжать его игнорировать? Уйти?
Осторожно я кладу ему на грудь ладонь, и он тут же выпаливает:
– Темный Лорд зовет меня своим аптекарем.
– А.
Жду продолжения, но он молчит. Может, нужно что-то сказать или спросить? Подвигать рукой? Потыкать пальцем?
– На прошлой неделе моя Combustura начисто уничтожила французское министерство. Бесследно... От них ничего не осталось. – Обернувшись, он мерит меня истерзанным взглядом: – Ты гордишься мной, Поттер?
– Э... я... из-за этого конкретного случая?
– Да.
– Но ведь... ты же... у тебя нет выбора, да? Дамблдор говорит... То есть, как с МэриСюзанПарслоу ... – Он отворачивается и смотрит куда-то мимо меня. – Ты обязан... то есть... ну, не знаю.
Тишина. Неловкая, полная страха, отчаяния, ужаса, вины... и я думаю, А НЕ ЗАОРАТЬ ЛИ, потому что ненавижу мерцание этих дурацких звезд. Кажется, проходит целая вечность, он вздыхает:
– Я придумал заклинание Combustura в пятнадцать лет. И преподнес Темному Лорду в... дар… когда вошел в его ряды. Это было до Дамблдора.
– Ну, тогда не считается. Ты изменился.
– Изменился? И каким же образом?
– Теперь ты за нас.
Он смеется. Почти как помешанный. Интересно, он действительно свихнулся или мне так кажется, из-за собственного безумия? Кажется, я слышу смех Волдеморта тоже.
– О да, ведь это весьма существенно, – отвечает он. – Когда придет время ответить за все, надо будет непременно упомянуть это обстоятельство.
– А по-моему, это меняет дело.
Не отрывая взгляда от этих дурацких звезд, он едва заметно качает головой.
– Но почему нет? – настаиваю я, не сознавая, что несу, но не в силах выносить тягостное молчание.
– Там... оно это не... это... – шепчет он. Какая-то бессмыслица. Поговори со мной. Скажи хоть что-нибудь. Что-нибудь осмысленное! – Твоя мама меня бы не одобрила.
– Э... Я думаю, сейчас это уже не важно.
– А должно быть! – бросает он. И все смотрит на эти звезды, сосредоточившись на них, пытаясь не думать, не ощущать.
Я не понимаю, что не так. Наверно, отчасти, это моя вина. Я устал, голоден, ужасно себя чувствую и не знаю, что делать. Хочу, чтобы мне стало лучше. Чтобы стало лучше Северусу. Я наклоняюсь, целую его в губы и снова ложусь. Северус не шевелится. А все смотрит на эти звезды, чувствуя себя хуже и хуже. И я тоже. Мы самые несчастные люди в мире и сдерживаемся изо всех сил, чтобы не зарыдать.
Северус отбрасывает одеяло и встает.
– Ты куда? – требовательно спрашиваю я, опасаясь, как бы он не совершил какую-нибудь глупость, вроде прыжка с Астрономической башни. Вместо этого он идет в ванную и возвращается с каким-то пузырьком. Затем исчезает на кухне и приносит чашку.
– Будешь?
– Что это?
– Сон без сновидений. Тебе нужно... Наверно, тебе стоит его принять... чтобы ты смог поспать.
– А. Ну да, я с удовольствием, спасибо, – отзываюсь я. Наверное, я бы сказал то же самое, предложи он мне выпить яд. Северус кивает, вызывает вторую чашку и отмеряет две порции. У него донельзя подавленный вид, когда он возвращается в постель и протягивает мне чашку. Взяв ее, я выпиваю зелье.
– Прости, – говорит он, и у меня закрываются глаза.
Отправлено: 22.03.09 13:53. Заголовок: lost girl lost girl..
lost girl lost girl пишет:
цитата:
Угу, я такого обыденно страшного ТЛ еще нигде не встречала...
Я точно в этих выражениях думала:-)) А... Скоро произойдет что-то ужасное или это так просто кажется? И еще - мы тут у тебя коллективно спрашивали, почему нельзя отменить Amicus Fides?
Не-е... это "ангст"! Хотя, в принципе, кто их знает... Если они эту эпопею допишут, то может, Поттер чего-нибудь и придумает. У него, насколько я поняла, оч. "неординарные методы" мышления.
Но в настоящий момент они только на 7 главе 6 книги застряли.
Для тех, кто успел забыть, напоминаю: всего запланировано 9 книг. Угу, вот и я говорю: им бы в плановом бюро работать...
Отправлено: 22.03.09 14:15. Заголовок: lost girl Это что, ..
lost girl Это что, до 7 главы 6 книги Поттер и Снейп пребывают под этим Amicus Fides?? Я думала, оно само как-то рассосется не позднее, чем к концу книги:-))) А что значит "застряли"? *нервно* Темп упал до нуля?
Отправлено: 22.03.09 16:37. Заголовок: reader пишет: Вот э..
reader пишет:
цитата:
Вот это и есть самый настоящий ангст
Ангст , конечно , но мы-то пока только третью книгу читаем , нам даже до шестой ого-го как далеко! Авторы в любой момент очнуться могут и как из пулемета застрочить![взломанный сайт] Сейчас я и думать ни о чем другом не могу , я просто рада продолжению! Спасибо большое , lost girl и все причастные беты![взломанный сайт]
Отправлено: 22.03.09 22:34. Заголовок: lost girl Огромное ..
lost girl Огромное спасибо за перевод! Прочитала сразу все книги, просто утонула в повествовании...
В последней переведенной части есть потрясающее предложение:
цитата:
Мы самые несчастные люди в мире и сдерживаемся изо всех сил, чтобы не зарыдать.
Вот это основное чувство, квинтэссенция всех оттенков эмоций, возникающих при прочтении... Даже позволив себе такого рода отношения, они не могут ими насладиться... Столько пережить - и не видеть никакого просвета в конце. Гарри еще хранит его юношеская наивная вера, а вот чем жить Снейпу? Пока он, похоже, собирается жить Поттером и ради Поттера. Как бы он не сопротивлялся, эту истину он когда-нибудь признает )) Ангстовая натуралистичность и жестокость некоторых сцен поистине ужасна Я так и не могу понять - почему Гарри обо всем не расскажет Снейпу, ведь тот должен был бы разгадать суть его кошмаров. Потому что между юношей и Лордом связь почти такая же как Amicus Fides, только извращенная какая-то... И Волдеморт этой связью уже вовсю пользуется. И по идее, Снейп тоже должен через Поттера, как через проводник, чувствовать ТЛ. Нет, я могу предположить, что Гарри боится, что его сочтут сумасшедшим, или просто привык к этому ужасу... Но эти девочки мертвые, опыты Лорда - Гарри ведь должен как-то захотеть им помочь... Или он совсем запутался - где реальность, а где кошмарная иллюзия?.. Много вопросов.
Хорошо выписаны POV героев. Иногда эмоции через край, предложения рваные, но чувствуется - в каждое слово авторы хотели вложить смысл. А переводчики - его донести до читателей.
9 книг, говорите, запланировано? Наверное, последние я буду читать с внуками на коленях, рассказывая им про канонного Гарри Поттера )) А пока - очень жду перевода!
Честно сказать, я не вижу такого уж ужаса в Amicus Fides. Ну да, конешно, страшновато представить, что партнер в каждый момент жизни чувствует тебя, твое настроение. Но, по-моему, с этим вполне можно жить И проблема тут не в заклятии, а в обоюдных комплексах и вытекающем из них недоверии.
lost girl Вот оно, мазохистское читательское щастье! Спасибо за продолжение!
Жалко, конешно, мальчегов Так любить и так друг друга истязать... Каждую следующую главу открываю с неимоверным страхом. Хотя сейчас уже не так больно, как при первом прочтении. Сейчас - просто ноющая боль, типа "просто у меня открылись старые раны".
Отправлено: 23.03.09 10:28. Заголовок: Спасибо за перевод! ..
Спасибо за перевод! А насчет Гарри и Северуса... мне кажется, все наладится. Северус уже сейчас может не ощущать все его эмоции - значит, можно будет научиться с этим нормально жить )))) А так расстраиваться из-за неудачной попытки сварить зелье - так не в один же миг его придумывают, неудивительно, что сразу не получается ) А уж такой мастер, как Северус, сможет найти выход. Может Гарри что подскажет (устами младенца :)...
Честно сказать, я не вижу такого уж ужаса в Amicus Fides. Ну да, конешно, страшновато представить, что партнер в каждый момент жизни чувствует тебя, твое настроение.
Речь идет не о настроении, а о контроле сознания. типа, превратит Гарри в подобие счастливого зомби и все. Пропал Поттер. Ему еще повезло, что у Снейпа остатки порядочности имеются. Угу.
вот, Lulu все правильно написала: Снейп связан с Гарри, Поттер связан с Волдемортом, и кто у кого что контролирует - фиг разберешься... Lulu пишет:
цитата:
Нет, я могу предположить, что Гарри боится, что его сочтут сумасшедшим, или просто привык к этому ужасу... Но эти девочки мертвые, опыты Лорда - Гарри ведь должен как-то захотеть им помочь... Или он совсем запутался - где реальность, а где кошмарная иллюзия?.
А кто поможет Гарри? Запутался он совсем, а мы вместе с ним, да
Отправлено: 24.03.09 09:58. Заголовок: Глава 33: Завтрашняя..
Глава 33: Завтрашняя POV Снейпа
«Я тебя люблю».
Забираю пустую чашку у него из рук... его глаза закрываются, расслабленные мышцы покидает усталость, небытие сна смывает с лица отчаянное желание любить… быть любимым… не чувствовать боли… Звезды сияют, но он их больше не видит. Не замечает, как я сажусь и разглаживаю одеяло, ощущая себя здесь чужим. Мне чуждо его спокойствие. Я не заслуживаю сна без сновидений.
Отставляю свою чашку и рассматриваю его: лицо, отражающее мерцание звезд, закрытые глаза, полуоткрытый рот, полусжатые по-детски кулаки...
Эти руки держали Философский камень. Ловили снитч. Работали на этих ужасных магглов, держали его палочку, касались меня. Теперь я не осмеливаюсь к ним прикоснуться. Мне слишком хорошо известно, что именно я с ним сделал. Это какое-то кощунство, что он вообще не брезгует до меня дотрагиваться.
Эти руки помогут ему выжить.
Великий Мерлин, умоляю, позволь ему выжить.
Не выдержав, иду на компромисс и касаюсь его волос. Пропускаю пальцы сквозь спускающуюся на лоб челку. Он не шевелится, но я все равно чувствую себя преступником. Вымытые начисто вечером, волосы мягко разлетаются под моими пальцами. Я вижу шрам. Мне хочется залечить его, однако я ничего не могу с ним поделать, я не способен залечить даже свои собственные... да и кто такой Люциус Малфой по сравнению с Темным Лордом? Будь это в моей власти, я перевел бы его на себя. Провожу пальцами по изогнутому рельефу. Для него это – ерунда, малозаметная, теплая выемка на коже. Как такой пустяк способен приносить столько боли?
Естественно, я бессилен что-либо изменить.
Звезды излучают дурацкий свет. Почему-то перехватывает дыхание. Кажется, ощущение собственной беспомощности перед лицом зла никогда еще не было таким окончательным, как в эти последние дни. Мой выбор сделан, и он помечен шрамом.
Будь я способен говорить, я бы сказал, что мне жаль.
Кажется, он улыбается... улыбкой мертвеца. Наклоняюсь, поднимаю руку, ладонь дрожит, когда ее тень падает на его, он же ни о чем не подозревает. Ничего не чувствует. Ничего не понимает. Внезапно меня охватывает безумный порыв во всем признаться... сию минуту... его спящему телу... прошипеть на ухо самые страшные тайны – как будто это что-то изменит... как будто призрак его матери не проклянет меня за лицемерие. Вместо этого я ложусь рядом с ним. Просовываю под него руку и осторожно притягиваю к себе, опасаясь, что, несмотря на зелье, он проснется. У меня колотится сердце. Снова кажусь себе вором и насильником – но отпустить его у меня не хватает духу – несмотря на все то, что я с ним сделал и еще сделаю, несмотря на то, что это из-за меня разрушена его жизнь, из-за меня его разум и душа навсегда связаны – связаны со мной. Мерлин, какова ирония!
Его теплое тело в моих объятьях. Его дыхание легким ветерком касается моего горла – легко, как перышком или заклятием. Прости меня... прости... Внезапно осознаю, что ритмично покачиваюсь, укачивая его. Свечи на кухне и в кабинете гаснут, решив, что я уснул. Его глазницы заполняет зловещая темень. Живое тепло его тела, возможно, просто морок… плод моего воображения.
Шепчу в его волосы:
– Прости меня... – понимая, что он не услышит.
Он ничего бы не понял и стал бы любить меня еще сильнее. Я же привязал бы его к себе еще крепче, и все равно потерял бы. Мысль об утрате невыносима. Я уже теряю его. Кажется, я уже вне этих комнат, вне этого мира и наблюдаю со стороны. Он – воплощение света, самозабвенно чистый, даже в тисках тьмы. Он остается совершенством, оставленные мной метки проявляются на нем лишь в гневе или во сне. Будет лишь справедливо, если я потеряю его после всего, что натворил.
Завтра, когда я вновь обрету равновесие, стану сильнее и заново отстрою свои стены, я сделаю так, чтобы он заметил множество мелких предательств, одно за другим. Его любовь постепенно износится от постоянного разочарования. Все будет просто. Я знаю, как сделать так, чтобы меня ненавидели. Я знаю, что я должен сделать.
В последнее время я делаю только то, что должен. Я не могу отступиться.
– Прости. Я тебя люблю.
Пытаюсь почувствовать его в своих объятьях. Считаю его вдохи-выдохи. Я буду беречь его. Последнее, чего бы мне хотелось – это причинить ему боль.
Когда он уйдет, у меня останутся звезды. Они не заполнят пустоты.
Отправлено: 25.03.09 04:34. Заголовок: lost girl пишет: Бу..
lost girl пишет:
цитата:
Будет лишь справедливо, если я потеряю его после всего, что натворил. Завтра, когда я вновь обрету равновесие, стану сильнее и заново отстрою свои стены, я сделаю так, чтобы он заметил множество мелких предательств, одно за другим. Его любовь постепенно износится от постоянного разочарования. Все будет просто. Я знаю, как сделать так, чтобы меня ненавидели. Я знаю, что я должен сделать. В последнее время я делаю только то, что должен. Я не могу отступиться. – Прости. Я тебя люблю.
Отправлено: 25.03.09 17:19. Заголовок: lost girl спасибо з..
lost girl спасибо за продолжение! Извращения Лорда все ужасней Бедный Гарри, скоро он совсем перестанет есть и спать такими темпами Лостик, а они заавадят ТЛ в тех книгах, что уже написаны?
Отправлено: 06.04.09 06:04. Заголовок: lost girl Э... а ок..
lost girl
цитата:
Э... а окклюменция тебе каким боком тут пригодится, стесняюсь спросить?
Я уже придумала окончание саги, теперь оклюменчу сижу Оффтоп: чОрд, я фсегда путалась в этих ваших математических терминах 8) Короче, я имела в виду - учить легилименцию 8) И попытаццо пролегилиментить авторов 8)
Отправлено: 22.04.09 11:05. Заголовок: Глава 34: Счастливый..
Глава 34: Счастливый
«Да что с тобой такое?»
Металл кубка холодит руку, лбом ощущаю тепло прижатой щеки. Его ладонь покоится поперек моей груди. Наверно, он до сих пор под действием «Сна без сновидений», потому что я совсем его не чувствую – несмотря на узы.
Открываю глаза и вижу ясное, звездное небо. Невероятно красивое, словно во сне, но вместо прохладной травы под нами потертые простыни. Вспоминаю, что был его котом. Что сходил с ума от радости, когда он покупал для меня кошачьи игрушки и называл «другом». Что мечтал вылизать ему пальцы, когда он меня кормил... мечтал лежать с ним под звездным небом – вот, вроде такого, как это. Именно так я представлял себе полное счастье.
Я чуть-чуть отодвигаюсь – так, что его голова перекатывается на подушку, и я могу его рассмотреть. Звезды высвечивают резкие черты лица. Провожу рукой по одеялу, задевая его пальцы.
Его сальные волосы разметались по подушке. Рот полуоткрыт. Кажется, во сне он слегка улыбается – или это игра теней. Сейчас на его лице написано спокойствие, он выглядит странно привлекательно, оставаясь по-прежнему некрасивым.
Пропускаю сквозь пальцы пряди его волос, которые легко распутываются. Прижимаю ладонь к его лицу. Его дыхание равномерно и спокойно. Эх, как бы мне хотелось, чтобы он был таким же довольным, когда не спит. Интересно, был ли он таким раньше? Неужели я приношу ему одни неприятности?
Склонившись, лижу его в губы. Совсем недавно я бы не осмелился на нечто подобное. Теперь же для меня существует только желание. Хочу этого. Хочу получать удовольствие. Хочу, чтобы он был счастлив. Хочу, чтобы у нас все получилось. Хочу.
Лижу его снова. Открываю ему рот в медленном поцелуе. Ощущаю рельеф его неба, кривые зубы, шершавую мягкость языка. Он не целует в ответ. На миг я чувствую себя отвергнутым. Но тут же вспоминаю, что он под действием «Сна без сновидений», и целую снова.
На сей раз он слегка вздрагивает. И непонимающе моргает.
– Который час?
– Не знаю, – и наклоняюсь, целуя его еще раз.
Он отталкивает меня, перекатывается на край постели, хватает с тумбочки песочные часы.
– Черт подери, – восклицает он, садясь. – Подъем, Поттер.
– Почему? Сегодня суббота.
– Тебе положено быть в Гриффиндорской башне... мы опоздаем на завтрак. Оба. Как, по-твоему, это будет выглядеть со стороны?
– А давай лучше выспимся и позавтракаем в Хогсмиде, – предлагаю я.
– Я не собираюсь вызывать подозрения Макгонагалл, мне хватает Люпина. – Он трясет меня за плечо. – Ты идешь завтракать.
– Ладно, – вздыхаю я. – Я скоро вернусь.
Превращаюсь в кота, трушу в башню, превращаюсь обратно и застаю друзей в Большом зале за остатками завтрака. Сок и еда по-прежнему отвратительны. Может, я найду что-нибудь съедобное в Хогсмиде?
Гермиона расстраивается, когда я встаю, чтобы уйти. Рон, похоже, слегка злится. Ну почему, почему они не хотят понять!
В коридоре меня останавливает Макгонагалл: она хочет знать, где я провел ночь. Объясняю, что просто был котом, носился по коридорам и ловил мышей. Та подозрительно изучает меня поверх очков, затем сообщает, что пока что в мои обязанности входит проводить ночи в спальне, с остальными студентами. Она снимает двадцать баллов с Гриффиндора за нарушение режима и отпускает с предупреждением: если инцидент повторится, она снимет пятьдесят и назначит отработку.
Делаю вид, что иду в библиотеку, сворачиваю влево и прячусь в пустом классе. Вызываю Добби и прошу его доставить мои вещи в спальню, после превращаюсь в кота и несусь в подземелья. Я царапаюсь в дверь, но Северус не открывает. Тогда я бегу в его лабораторию, но и там его нет. Куда же он подевался? Мы же договорились!
Я проверяю его кабинет. Дверь приоткрыта, я толкаю ее головой и вхожу. Он сидит за столом, просматривая какие-то свитки, рядом дистиллируется какая-то жидкость, пенятся несколько отваров. Ингредиенты издают на удивление приятный запах.
Я начинаю тереться о его ноги. Один из отваров начинает причмокивать. Он отталкивает меня, обходит стол и начинает фильтровать декокт. Отвар издает чудесно мятный, мускусный запах, напоминающий кошачью мяту из теплицы, только раз в сто сильнее. Я запрыгиваю на стол - присмотреться.
– Слезай! – Он перемещает меня на стул в другом конце комнаты.
Я сердито мяучу и снова забираюсь на стол.
Он сметает меня со стола.
– Я сказал, убирайся!
Как жаль, что он не кот, иначе бы я так бы его сейчас и оседлал. Представляю себя-кота, трахающего Северуса-лилипута. Или нет, Северуса обычного размера, а себя – котом-гигантом.
Я подкрадываюсь к нему сзади и превращаюсь в человека. Северус резко оборачивается и смотрит на меня во все глаза.
– Совсем спятил... решил заняться этим здесь? Тебе ли не знать, насколько тут небезопасно!
Поднимаюсь на ноги и обнимаю его:
– Ну так запри дверь.
Он сопротивляется, пока я расстегиваю его мантию. И яростным шепотом бросает «Inexpugnabilis». Сверкающая сине-белая вспышка проносится по комнате, словно шаровая молния: вжик! Классное заклинание, нужно запомнить.
– Прекрати сейчас же!
– Слишком много пуговиц... – ворчу я, продолжая расстегивать мантию, и одновременно трусь об него голым телом, о чудесно-мягкую ткань его одежды.
– Я сказал, прекратить. Я занят.
Он отталкивает меня, но я, крепко вцепившись в его одежду, тяну его за собой. Споткнувшись, он толкает меня на стеллажи. Пузырьки и флаконы издают музыкальный звон.
– Тебе нужно делать больше перерывов.
– Но не посреди приготовления зелья! – протестует он, и вскрикивает, когда моя рука проникает в его брюки.
Меня снова относит в другой конец комнаты.
– Ой! – Я массирую спину там, где приложился о край стола, разочарованно наблюдая, как он застегивается, приводит в порядок одежду, время от времени исподтишка поглядывая на меня.
– Я же сказал, что занят. – Кажется, он злится. Но это лишь защитная реакция, скрывающая неловкость и раздражение.
Он призывает с полки банку со здоровенными крылатыми муравьями и яростно принимается обрывать им крылья. Каким-то образом его процесс издевательства над насекомыми выглядит необыкновенно сексуально. Прислонившись к стойке, хватаю свой член и скольжу рукой вверх-вниз. Я спрашиваю его, сколько еще времени он будет занят.
– До вечера.
– Что? – выдыхаю я, убыстряя темп. Но этого мало. Хочу его. Хочу его прямо сейчас. Оттолкнувшись от стойки, я делаю шаг к нему. – У нас же были планы. Хогсмид...
– Не в субб... – Почувствовав, как я прижимаюсь к нему, он роняет муравья с одним крылом. – Поттер!
Трусь лицом о его руку, мастурбируя все быстрее и быстрее. Я урчу, и звук напоминает стон. Северус отступает. Я – за ним. И меня снова отбрасывает к стенке.
– Что с тобой такое? – в ужасе восклицает он.
Я решительно приближаюсь снова.
– Это с тобой что такое!
Он осторожно пятится за стол, направив на меня палочку. Он смущен и зол.
– Не приближайся ко мне. Ты ведешь себя как... как... – Так и не сумев подобрать нужного выражения, он переводит взгляд на заставленный эликсирами стол.
Я приближаюсь и хватаю его за руку.
– Как кто?
Второй рукой он воздвигает подобие щита вокруг зелий и проветривает комнату. Возбуждающего запаха как не бывало!
– Никто, – вырывает руку он.
Я возбужден и смущен одновременно, а он просто-напросто меня игнорирует: вызывает другую банку с чем-то похожим на огромные грибы. На грибах растут глаза. Я снова приближаюсь, едва касаясь его голым телом. Он поворачивается ко мне спиной и вываливает грибы на поднос, где они превращаются в студенистую лужу, в которой плавают вразнобой моргающие глазные яблоки. И я никак не разберусь, что именно он чувствует, потому что он нарочно скрывает от меня свои эмоции.
Я отступаю до самой стены. Все его внимание сосредоточено на подносе с тягучей лужей – он выбирает из чмокающего студня глазные яблоки и бросает их в миску с водой. Чмок. Еще один глаз. Чмок. И еще. Мое сознание достигает смутное чувство вины, но он все отлично прячет, пытаясь не обращать на меня внимания. Я соскальзываю по стене на пол. По-прежнему возбужденный, по-прежнему сбитый с толку.
Лизнув ладонь, я снова принимаюсь дрочить, быстро двигая кулаком. Скорей бы все кончилось. Мне его не видно из-за стоящего стола. И все неловко. Гляжу на его ноги: брюки слегка длинноваты и гармошкой морщатся на ботинках. Пуговицы на ботинках, пуговицы на брючинах, как много дурацких пуговиц! Он продолжает работать, мне его плохо видно, только слышно хлюпанье и шлепанье: хлюп, шлеп, хлюп, шлеп... и голое тело о тело, сначала мошонка... хлоп, хлоп, хлоп. Быстрее, дрочи быстрее... Откинув голову к стене, я кончаю: на руки, на пол...
И снова слышу хлюп и шлеп – это Северус продолжает работать. Я больше не возбужден. Мне неловко и ужасно стыдно: встать и взглянуть на него. Пару секунд спустя на меня опускается мантия. Сняв ее с головы, я укутываюсь в нее, как в одеяло.
– Развлекаешься?
– Э... я... это...
Северус перегибается через стол и смотрит на меня в упор. Я поплотнее укутываюсь в мантию, уставившись на лужицу спермы на полу. Северус отворачивается. Глубоко вздохнув, я собираюсь с духом и спрашиваю:
– Так мы идем в Хогсмид?
– Я же сказал: не сегодня, – подчеркнуто терпеливо отвечает он. – У меня собрание пятого и седьмого курса.
– А завтра?
– Вполне возможно.
– Ну… я… я тогда пошел, да? – Он кивает, словно ему все равно. Не понимаю, о чем он думает. Ко мне проникают лишь отголоски его эмоций, природа которых мне не ясна.
– Мне-приходить-сегодня-вечером?
С нарочитой небрежностью он пожимает плечами. Кажется, я уловил промелькнувшую неохотную надежду и принимаю ее за согласие. Вжик-вжик – он сотворяет на мне очищающее заклинание и снимает с помещения защитные чары. Я превращаюсь в кота и со всех лап бросаюсь за дверь.
Я возвращаюсь в башню. Почти все гриффиндорцы ушли в Хогсмид, и, никем не замеченный, я превращаюсь в человека. Мне скучно. Друзей нет, идти их искать в Хогсмид уже поздно, а Северус занят. Может, позаниматься для разнообразия? Достаю учебник зелий и растягиваюсь на диване в гостиной. Чтение продвигается медленно – ужасно нудная глава об использовании минеральных взвесей в качестве защиты от зелий, влияющих на настроение. Опускаю голову на открытую книгу и закрываю глаза.
– Пфф! Как неблагоразумно, Гарри, – трясет меня за плечо Джордж.
– А? – я поднимаю голову и поправляю очки.
Фред в ужасе поворачивается к брату.
– «Неблагоразумно»? Да ты звучишь как Перси!
– Учебник зелий! Какой ужас! Что о тебе подумают люди?! По крайней мере, имей совесть его замаскировать! – Джордж выхватывает книгу, приставляет к ней палочку, превращает учебник в какой-то журнал и возвращает мне. На обложке – ведьма с обнаженной грудью, неприлично покачивая бедрами, помешивает в котле кипящее зелье.
– Э... спасибо, – бормочу я, открывая журнал на главе о минеральных взвесях. То есть, пытаюсь открыть. – Эй, тут все станицы срослись вместе!
Фред выхватывает журнал и роняет его на пол.
– По субботам не пашут. Иди поешь сладкого, может, придешь в себя.
– Но я отстаю, мне нужно наверстывать.
– Я сказал, сладкое... – угрожающе повторяет Джордж, наставляя на меня указательный палец.
И они тащат меня в Большой зал на обед. Народу немного, потому что многие сейчас в Хогсмиде. Близнецы начинают наполнять мою тарелку сладостями.
– А вы? – спрашиваю я, с отвращением рассматривая еду.
Фред хватает яблоко и сообщает, что они уже пообедали. Затем обводит взглядом зал и толкает локтем Джорджа, указывая на равенкловский стол, где какая-то темноволосая девочка с непомерно большим носом уткнулась в учебник.
– Эй, поглядите – Снейпетта. Спорим, от мозговых стимуляторов она не откажется!
Джордж кивает, предупреждает, чтобы я оставался на месте, и они оба направляются к столу Равенкло, совершать сделку. Воспользовавшись моментом, я сбегаю, по дороге сунув в карман ржаную булочку. Фред восклицает: «Эй!», но они слишком заняты, чтобы пуститься вдогонку.
Похоже, где-то оставили открытыми окна или двери – по коридору гуляет приятный ветерок. Пахнет весной и травой. Я выхожу наружу, несколько студентов устроили на траве ланч, другие болтают или просто дремлют на солнышке. Стоит чудесная погода. Если бы вокруг никого не было, то скинул бы одежду и превратился в птицу... Внезапно у озера я замечаю Рона с Гермионой и направляюсь к ним.
По пути мне попадается Дин, он сидит под деревом и что-то рисует в альбоме. Приближаюсь и вижу, что это очередная карикатура. Текста под ней еще нет, но на рисунке явно изображен я – голый, с кретинским выражением на лице. Кальмар удерживает меня в воздухе одним щупальцем и трахает другим. Мой неестественно увеличенный член прорисован с чрезвычайной тщательностью. Все же остальное во мне напоминает сатира – только без рогов и копыт. Очки и шрам на месте, грудь выпячена, как у ростральной фигуры на носу корабля. Я бы назвал это произведением искусства, будь рисунок менее оскорбительным.
То ли Дин действительно меня не замечает, то ли намеренно игнорирует. Нет, наверно, все-таки игнорирует – уж больно вид у него упрямый. Да и карикатурный кальмар тоже выглядит упрямым. От карикатуры в целом веет упрямством. Мне плевать, что у Дина, как выразился Невилл, «есть проблемы». Если он будет продолжать выставлять меня на посмешище – я сам его туда выставлю, черт побери!
– Ты - гребаный извращенец, – громко сообщаю я. На нас начинают обращать внимание.
– Отъебись, – кратко, но слегка дрожащим голосом отвечает он, старательно продолжая дорисовывать лобковые волосы.
– Я так не выгляжу!
Дин не сводит взгляда с пергамента и дорисовывает колечки волос.
– Еще как выглядишь. Я сам видел, ты что, успел забыть?
– Ничего ты не видел. Может, тебе натурщик нужен? – зло кричу я и кидаю в себя Devestius.
Дин цепенеет. Его перо замирает, и на рисунок капают чернила. Окружающий нас гомон голосов, который я едва замечал раньше, сменяется напряженной тишиной. Раздаются несколько приглушенных свистков. Кто-то гогочет, но тут же умолкает.
– Ну, что уставился? Давай, рисуй! – ору я. – Ты же этого хотел?
К нам быстрым шагом приближается Парвати, потупив взгляд, она снимает мантию.
– Гарри, прости, что мы вели себя, как придурки. Ты лучше оденься, ладно? – Она пытается накинуть на меня мантию, но я отталкиваю ее. Все пялятся на нас.
– Чего уставились? – зло кричу я. – Чего вы еще не видели!
Пальцы сжимают палочку, в голове проносятся мысли: что я могу сделать с Дином, как его проучить. Шелест заклинаний, их вкус на языке... словно из памяти... Evelodentes. Fellatio. Crucio.
Какой-то второкурсник начинает ржать, но быстро прикрывает ладонью рот. Я оглядываюсь на Дина, который поспешно прячет пергамент и перья в сумку.
– Эй, ты куда собрался?
Он встает, перекидывает лямку через плечо.
– Да ты просто псих.
– Я – псих!? Это ты тот больной придурок, который постоянно рисует меня голым!
Дин не удостаивает меня ни словом, ни взглядом. И быстрым шагом направляется к замку.
– Ты куда? – следуя за ним по пятам, ору я. – А НУ ВЕРНИСЬ И РИСУЙ МЕНЯ!
Кто-то в толпе предлагает позвать профессора Макгонагалл.
– МНЕ НЕ НУЖНА МАКГОНАГАЛЛ!
– Гребаное успокоительное, вот что тебе нужно, – бросает кто-то другой.
Не обращая на них внимания, я иду за Дином и хватаю лямку его сумки. Тот пытается вырваться, но я держу крепко.
– Отвали! – в панике восклицает он, стараясь высвободиться. – Ты ненормальный.
– ТЫ САМ НЕНОРМАЛЬНЫЙ – РИСУЕШЬ МЕНЯ С КАЛЬМАРОМ!
– ЛАДНО! ИЗВИНИ! ИЗВИНИ, ЧТО РИСОВАЛ ТЕБЯ! – Он выхватывает из сумки альбом и отбрасывает его на траву. Затем указывает на него палочкой с криком: "Incendio!". Альбом воспламеняется.
– Все, его больше нет, – он сильно дергает сумку, вырывая ее у меня из рук. – А теперь оставь меня в покое, педик!
Вокруг нас снова толпа. Почувствовав на плече чью-то руку, я резко оборачиваюсь, едва не сбив с ног Парвати, которая снова пытается прикрыть меня мантией. За ней виднеется Рон, а чуть дальше – Гермиона, которая собирает с травы мою одежду.
– Поттер! – восклицает Макгонагалл. Поворачиваюсь и вижу, как она стремительно приближается ко мне, минуя Дина, который со всех ног несется к воротам школы. Оглядываюсь. Вид у всех смущенный – все избегают моего взгляда. Парвати кое-как удается накрыть меня мантией и даже застегнуть на ней застежку, чтобы та не спадала. Я осторожно отстраняю девушку. Не хочу надевать ее мантию, и вообще, я сам могу застегнуться, если надо.
– Какой же ты все-таки придурок! – бросает она, вытирая глаза. Оказывается, она плачет. Я не знаю, что сказать. Она поворачивается и присоединяется к глазеющей на меня толпе. Они что, читают мои мысли? Я что-то произнес вслух? Или послал в Дина Crucio? Нет, этого не может быть – я же видел, как он только что бежал к замку.
Макгонагалл плотнее укутывает меня в мантию.
– Где твоя одежда, Поттер?
Я мотаю головой. Протискиваясь сквозь толпу, Гермиона протягивает мне вещи. Рон все еще где-то позади толпы. Наверно, ему за меня стыдно. Макгонагалл сотворяет Vestius, и я снова одет, и на мне по-прежнему накинутая мантия Парвати.
– Так что произошло, Поттер? – она говорит нарочито размеренно и спокойно. Так говорят со сбежавшими из лечебницы умалишенными.
– Ничего! – Я поворачиваюсь и иду к замку.
Она решительно опускает руку мне на плечо.
– Ко мне в кабинет, Поттер.
Какие-то студенты нерешительно следуют за нами, но вскоре отстают. Я неохотно иду с ней в ее кабинет, все еще кутаясь в мантию Парвати. Закрыв за мной дверь, она с мрачным видом садится за стол.
Макгонагалл снимает двадцать баллов за мое «представление», присуждает пятнадцать Парвати за чувство взаимопомощи и говорит мне снять мантию, чтобы она могла вернуть ее владелице. Я медленно расстегиваю застежки, у меня дрожат пальцы. Скинув мантию, я неаккуратной кипой кладу ее на стол. Макгонагалл спрашивает, не хочу ли я объясниться. Я гляжу в пол, не зная, что сказать. Не могу же я настучать на Дина, а иначе она ничего не поймет. Мне страшно, тревожно и сумбурно... и Северус в моей голове или неподалеку, или где-то... что еще больше сбивает с толку.
– Если тебя спровоцировали, то лучше рассказать об этом сейчас.
Я качаю головой.
Макгонагалл вздыхает:
– Я понимаю, что последние несколько месяцев были для тебя трудными, Поттер, но, прошу... если тебе нужна помощь, обратись к преподавателю. Помогать студентам и поддерживать дисциплину – работа преподавателей.
– «Помогать»? – выпаливаю я. – Вы же ничего не сделали. Сев... Снейп, тот по крайней мере отстранил своих студентов.
Макгонагалл явно удивлена, но сохраняет невозмутимый вид.
– Он отстранил тех, кто был в ответе за нападение. К счастью, гриффиндорцы не были напрямую вовлечены...
– Ну да, а Дин не умеет рисовать, – огрызаюсь я.
– Возможно, из-за постоянного неучастия в общественной жизни факультета ты не в курсе... но все гриффиндорцы, которые присутствовали при... инциденте... заработали отработку до конца семестра.
Фыркаю и воздерживаюсь от комментариев на тему, как здорово это сработало.
– Почему бы нам не попытаться решить эту проблему вместе?
Уставившись в пол, бормочу, что мне ничего не приходит в голову.
Не скрывая раздражения, Макгонагалл продолжает.
– Я не закончила. Мистеру Томасу уже запрещено рисовать карикатуры...
– Запрещено? – восклицаю я. – Да он рисовал ее только что!
– К сожалению, я положилась на его честное слово. Правильно примененное заклинание закрепит эффект. То же касается остальных... пожелай ты снова стать полноправным членом гриффиндорского факультета, уверена, все легко забудут недавние... происшествия.
Я хмуро гляжу в пол.
– Коллективная память коротка, Поттер.
– Ну да.
Воцаряется неловкое молчание, я ощущаю на себе ее поощряющий взгляд: она словно ожидает, что я воспользуюсь предоставленной мне возможностью настучать. Или выражу хоть какую-то эмоцию. Или в чем-то признаюсь.
– Что ж, – наконец вздыхает она. – Я позабочусь о мистере Томасе. И в следующий раз, Поттер... постарайся не совершать необдуманных поступков.
Я киваю, и она отпускает меня.
За дверью ее кабинета меня поджидает Рон.
– Что?
Приятель засовывает руки в карманы в тщетной попытке принять легкомысленный вид.
– Помнишь, ты просил нас не говорить?..
– Ну?.. – с опаской перебиваю я.
– Гермиона вбила себе в голову все рассказать Макгонагалл.
– Черт. Где она сейчас?
– Если ты что-то с ней сделаешь, я тебе голову оторву. Она просто хочет поступить правильно.
– Ага. Так где она? – повторяю я в панике, думая о Северусе... о себе...
– Поклянись, что ты не тронешь ее память?
– Да! Клянусь!
– Своим «Всполохом»?
– Да!
– В гостиной, и я иду с тобой.
Я бегу впереди Рона, влетая в гостиную. Немногие находящиеся там студенты поворачиваются и глядят на меня во все глаза.
– Ради Мерлина, уж одетым-то вы меня все видели!
Джинни прыскает, ее смех напоминает икоту, и Гермиона хлопает ее по спине. Все возвращаются к своим прежним занятиям (наверняка сплетничали обо мне). Я иду прямиком к Гермионе. Рон спешит за мной по пятам.
Гермиона переводит взгляд с меня на Рона. И вся как-то поникает.
– Ох, Рон... – Она вручает Джинни учебник арифмантики, та берет книгу, смущенно притворяясь, что не прислушивается к нашему разговору.
– Ты должна вначале хотя бы обсудить это с ним, – оправдывается Рон.
– Ты ведь дала слово, – с упреком напоминаю я ей.
Вздохнув, она поднимается на ноги.
– Что ж, мы не станем обсуждать это тут.
Гермиона уводит нас из башни на верхний этаж. На полпути Рон цепенеет – он явно узнал этот коридор.
– О нет. Туда мы не пойдем.
– Куда – туда? – спрашиваю я.
– Есть тут одно подходящее местечко, – объясняет Гермиона.
– Ага, подходящее, чтобы связать кого-нибудь и держать так часами! – добавляет Рон, зарабатывая сердитый взгляд подруги. – Так часами же!
– Неважно... Сейчас все будет иначе, – сообщает она и показывает вдоль коридора.
– Поворачиваем вон туда... а теперь прямо...
– Разве это было не здесь? – спрашивает Рон.
Гермиона не замедляет шага.
– Нет. Не болтай, ты меня отвлекаешь.
Почему-то мне начинает казаться, что мы здесь бывали. После третьего круга я в этом уже убежден... хотя вот этой двери здесь раньше не было.
– А-га! – Гермиона открывает дверь и заходит внутрь.
Я следую за ней. Небольшое уютное помещение, напоминает закуток в доме Уизли.
– А как тебе это удалось? – спрашивает Рон, оглядываясь по сторонам и врезаясь мне в спину.
– Обыкновенная наблюдательность, – отмахивается Гермиона. Двери за нами плотно закрываются, намертво запечатывая комнату. Щелкают сразу несколько замков и засовы задвигаются по всему периметру двери. – Одного бы вполне хватило, – бормочет Гермиона, – но, в общем, я не против.
И вот, наконец, они оба смотрят на меня. Рон плюхается на диван, Гермиона остается стоять, и на лице у нее написано материнское беспокойство. А я зол. Напуган. Сбит с толку. Изможден. Измотан.
– Что с тобой происходит, Гарри?
– Ничего!
Она скрещивает на груди руки.
– Ах, так вот зачем ты сегодня устроил стриптиз во дворе.
– Я хотел унизить Дина, – начинаю я и натыкаюсь на ее недоверчивый взгляд. – Он рисовал очередную карикатуру!
– Вопрос, – встревает с дивана Рон. – А снова бегать голым у всех на виду тебе унизительно не было?
– Нет?..
– Э... почему?
– А что тут унизитель... – я умолкаю, вспомнив, что это действительно унизительно, и я, точно как говорит Северус, как всегда, не подумал! – Ну, я… эээ… наверное, уже привык.
Рон смотрит на меня округлившимися от изумления глазами.
– Пока был котом! – поспешно поясняю я.
Он откидывает голову на спинку дивана.
– Яйца Мерлина...
– Гарри, ты же понимаешь, почему мы переживаем? – спрашивает Гермиона.
– Нет!
– Тебя теперь нигде не видно.
– Потому что, когда меня видно, мне приходится иметь дело со всем... – я делаю неясный жест в сторону двери, – этим...
Рон ударяет кулаком по ладони.
– Я все улажу. Въеду Дину в рожу так, что ему мало не покажется.
Теперь Гермиона с тревогой смотрит на Рона. Я вздыхаю и падаю в мягкое синее кресло.
– Из-за меня можешь с Дином не драться.
– Нет, не могу, – отзывается он. – Ты сам, похоже, слишком занят, показывая ему стриптиз.
Гермиона прислоняется к спинке потертого красного кресла и хмуро созерцает истрепанный ковер, как будто обдумывая следующий вопрос. Затем поднимает голову и спрашивает, глядя мне прямо в глаза:
– Ах да, теперь ясно, почему во время вчерашнего урока он пытался случить тебя с половиной слизеринцев.
Я съеживаюсь при упоминании о вчерашнем инциденте.
– Не только меня. Он не ко мне одному придирался. Вот за тобой, к примеру, целый день бегал Малфой...
– Сомневаюсь, что это входило в планы Снейпа.
Рон с подозрением глядит на девушку.
– Ты же обычно защищаешь Снейпа!
– Я не собираюсь оправдывать хогвартского профессора, соблазнившего студента...
– Да не соблазнял он меня!
Она меняет формулировку.
– ...который сначала вступает в противозаконную связь со студентом, а после мелочно мстит ему в классе!
– Это была не месть! – огрызаюсь я.
– Ну, и что же тогда это было?
– Ничего! Это просто Северус вел себя как... Снейп! А что прикажете ему делать? Сдувать с меня пылинки?
– Он не имеет права рисковать твоей безопасностью! – орет она. – Представляешь, что было бы, если бы ты достался Малфою?
– Ничего бы у него не вышло. И вообще, я же не дурак.
– А вот Снейп, кажется, дурак, – обращается Рон к потолку.
– Вы ведь поссорились, да? – напрямик спрашивает Гермиона.
– Что? Нет! – сердито восклицаю я. Они оба на меня смотрят. Но мы же правда не ссорились, ведь так? Мы спорим, что вполне естественно. Мы не ссоримся. Хотя, если они так волнуются, то это может послужить неплохой отговоркой. – Э... ну, может быть. Вроде того. Да. Но теперь... все хорошо. То есть, у нас с ним все хорошо.
– Хорошо со Снейпом? – глядит на меня во все глаза Рон. – Это как?
Я пожимаю плечами.
– Приятно.
Похоже, мне не верят. Лихорадочно копаюсь в памяти, ища для них убедительный пример.
– Он держит для меня сливочное пиво, а вчера вечером заказал мороженое.
Недоверие в их взглядах становится все более явственным. Гермиона упрекает меня в том, что я все время провожу в его комнатах. Я говорю ей, что она все время проводит с Роном.
– А раньше проводила его с вами обоими.
Я хмуро рассматриваю потрепанный ковер.
– В этих ваших отношениях есть хоть что-нибудь, помимо секса? – продолжает допрос подруга. Рон издает странный придушенный звук и краснеет как рак. Гермиона хмурится: – А что? Они ведь занимаются сексом! И посмотри, к чему это его привело!
Вид Рона лишь усиливает мою неловкость, а Гермиона все продолжает свои рассуждения о сексе! О том, как я занимаюсь сексом!
– Это вовсе не... – и я умолкаю при звуке собственного смущенного, нервного голоса. Сглотнув, я делаю глубокий вздох и начинаю снова: – Дело не в этом. А во всем остальном. В других студентах. В том, что случилось… у озера… В моих кошмарах. Дело не в нем… – не в этом.
Рон бросает на меня заинтересованный взгляд, испытывая явное облегчение от того, что разговор повернул в более привычное и относительно безопасное русло.
– Кошмары? Ты имеешь в виду... – Он касается лба.
– Вот именно.
– Какие кошмары? – требует подробностей Гермиона.
– Не хочу о них говорить. И вообще... я уже беседовал с Дамблдором.
– Что ж, хоть какой-то прогресс, – несколько удивленно замечает она. – Ну, раз ты говорил с Дамблдором, значит, не будешь против, если с ним поговорю и я.
– Нет, – смущенно вздыхаю я. Но если ей так не терпится с кем-то поговорить, то пусть лучше это будет Дамблдор. – Но больше ни с кем.
Кажется, Гермиону это устраивает. Наша дружба все еще под угрозой, но, по крайней мере, я уверен, что Гермиона не настучит Макгонагалл про нас с Северусом. Мы возвращаемся в гостиную и находим тихий уголок для занятий. Какой-то третьекурсник листает неприличный журнал – мой бывший учебник зелий. Мне стыдно, и я не могу заставить себя попросить вернуть его.
Где-то час спустя входит Ремус со стопкой книг в руках. Я пытаюсь исчезнуть из виду, но он меня уже заметил. И говорит, что ему нужно срочно со мной поговорить. Все нервы сжимаются в комок – это по поводу сегодняшнего скандала. Рон и Гермиона взглядом желают мне ни пуха, ни пера.
Следую за Ремусом в его комнаты, где он кладет книги на стол и, как бы между прочим, интересуется, как прошли мои выходные. Я пожимаю плечами, а он дипломатично замечает, что хотя стояла отличная погода для полетов, он был вынужден целый день провести в библиотеке. Может быть, он еще не слышал, что было между мной и Дином?
Ремус становится на колени перед камином, бросает в огонь пригоршню порошка и внезапно вызывает Сириуса! Оцепенев, я стою рядом с ним. Черт, он же не собирается рассказать Сириусу обо мне и Северусе, верно?
В камине возникает трущий спросонья глаза и зевающий Сириус. И спрашивает, что происходит.
– Гарри сейчас сообщит тебе что-то важное, – заявляет Ремус и, схватив меня за запястье, тянет ближе к камину. У меня тут же пересыхает во рту. Колотится сердце. Я бы сбежал, но понимаю, что тогда все будет гораздо хуже. Сириус выжидающе на меня смотрит. Нужно что-то сказать. О, Мерлин!
– Привет, Сириус! Я... я летом буду сдавать СОВы, – глупо мямлю я.
Сириус зевает.
– Ага, я слышал. И научу тебя кое-чему... да, Ремус? – обещает он, подмигивая Ремусу, который сжимает мое запястье.
– О да, мы отлично развлечемся, – улыбаюсь я.
– Ты же понимаешь, что сообщить ты хотел о другом, Гарри.
Тут Сириус навостряет уши и смотрит на меня в ожидании новостей.
Я сверлю Ремуса взглядом.
– Ты спятил? Ты же знаешь, как он отреагирует.
– Отреагирую на что? – заинтригованно спрашивает Сириус.
– Зачем тебе это нужно? – ору я на Ремуса, вырывая руку.
– Ну-ну, Гарри, – улыбается Сириус.– Ты же знаешь, что можешь рассказать мне все что угодно.
Ага, сейчас! «Рассказать ему все что угодно». Все, кроме того, что я сплю с Северусом. Я испепеляю Ремуса взглядом, но тот даже не отводит глаз. Сириус все еще улыбается. Будь эта улыбка чуть пошире... Будь мы на улице... Я гляжу на Сириуса, и мне становится плохо.
– Э... Компания студентов раздела меня, обездвижила и бросила в озеро.
К его чести, Сириус выглядит шокированным.
– Что?
Мельком гляжу на Ремуса – у того едва ли довольный вид.
– Я же сказал: раздели меня. Потом обездвижили. А после бросили в озеро.
– Гарри! Это же ужасно! Кто это был?
Я пожимаю плечами.
– Почти все. Со всех факультетов.
– Что? Не может... этого не может... – Он поворачивается к Ремусу, требуя подтверждения. – Что там у вас происходит? – похоже, вопрос застает Ремуса врасплох. Сириус снова поворачивается ко мне. – Полагаю, ты им всем показал, где раки зимуют?
– Меня обездвижили!
– А ты? – спрашивает Ремуса Сириус. – Или Дамблдор?
Ремус вздыхает.
– Главные нарушители были наказаны...
– Какое, к дьяволу, наказание! – в ярости восклицает Сириус. – Хочешь, я приду и займусь этим сам?
– Не мели ерунды! Ты в бегах.
Игнорируя Ремуса, Сириус спрашивает, хочу ли я, чтобы он явился в Хогвартс.
– Нет, – отвечаю я. – Но может, ты объяснишь, почему они это сделали?
Ремус вмешивается, говоря, что Сириус знает не больше моего. Пусть мы и не произносим слова вслух, но они в воздухе: потому что я с Северусом. Потому что я гей. Потому что я – не такой как все, я – Мальчик-Который-Выжил, и я схожу с ума. Но почему они так поступили с Северусом?
– Нет, знает. Ты и мой отец, вы ведь делали то же самое!
Сириус выглядит оскорбленным.
– Мы никогда никого не обездвиживали и не бросали в озеро, черт подери!
– Вы его раздели догола, на виду у всей школы!
Сбитый с толку и злой Сириус обращается к Ремусу:
– С кем он разговаривал?
Ремус вздыхает:
– Это правда, Сириус.
– Ну... мы же не делали это постоянно! – оправдывается Сириус. – Это было только один раз, Гарри, и мы знаем, что гордиться тут нечем.
– Зачем вы это сделали? – настаиваю я, надеясь, что у них была хоть какая-то веская причина.
Сириус открывает было рот, но так ничего и не произносит. Ему на помощь приходит Ремус:
– Потому что...
– Потому что мне было скучно, – наконец признается Сириус. – А Снейп оказался под рукой, ну, ты же все понимаешь, Гарри. Он же так действует на нервы. И он обозвал «грязнокровкой» твою маму, а она расстроилась... Все произошло само собой.
Я сверлю взглядом Сириуса, своего крестного, лучшего друга моего отца. Мне известно, что они устраивали розыгрыши и издевались над Северусом. Но то, как он оказался голым там, у озера, перед всей школой... и то, как я тонул... то, как я едва не погиб... и Волдеморт... и... Закрываю глаза, стараясь разобраться в воспоминаниях. Пытаюсь понять, как они могут сидеть передо мной, даже сейчас отмахиваясь от этого случая, словно он яйца выеденного не стоит, лишь с намеком на смущение на лицах. Снова открываю глаза и зло гляжу на Сириуса.
– Тебе было скучно? Ты издевался над кем-то, потому что тебе было скучно?
Они в один голос оправдываются: это не было издевательством.
– Ну, разумеется, не было. – Я поднимаюсь на ноги. – Ведь издевались не над тобой!
– Но я же сожалею. Уже много лет, – поспешно произносит Сириус, а Ремус добавляет: – Гарри, мы оба в ужасе от того, что с тобой произошло.
– Мы совершили глупость, понимаешь? – искренне продолжает Сириус.
Мне хочется ему верить. Жаль, что их чувства недоступны мне так же, как эмоции Северуса. Интересно, испытывал бы сожаление мой отец?
– А зачем это было нужно отцу? – я пытаюсь не повышать голос. – Ему тоже было скучно?
– Ему было пятнадцать, – возражает Сириус, словно это оправдание.
– Мне тоже пятнадцать!
– Пойми, между ними просто были такие отношения, Гарри. Вроде как у тебя с Драко Малфоем, – объясняет Сириус. – Снейп увлекался темной магией, а Джеймс ее ненавидел... они терпеть не могли друг друга. Поверь мне, это чувство было взаимным. – Сириус переводит взгляд на Ремуса, который разглядывает потолок, и продолжает оправдываться: – Снейп насылал на него проклятия при каждом удобном случае.
– Я бы никогда не поступил так с Малфоем! – Я разглядываю каменный пол... Интересно, задумывался ли я обо всем этом до того, как меня бросили в озеро? Кажется, я никогда еще не совершал подобной подлости. Может, он до сих пор страдает от кошмаров о том, как его бросают в грязь. Или как его преследует моя голова. Или как я вырвал ему язык... К горлу подступает тошнота.
Рядом Ремус тихо замечает:
– Я рад это слышать.
– Мда, – говорит Сириус, которому явно не терпится вернуться к обсуждению инцидента у озера. – По-моему, Малфой поступал с тобой гораздо хуже!
– Неправда! Его там даже не было!
– Меня там тоже не было.
– Ты был с ними! Ты помогал отцу, – я поворачиваюсь к Ремусу. – А ты просто сидел, сложа руки!
Кажется, Ремуса расстраивают мои обвинения.
– Твой отец и... мы никогда бы не поступили так, ка
Надеюсь, Северусу все-таки хочется меня видеть, ну, хотя бы недолго. Крадусь в подземелья и неуверенно скребусь в его дверь. Она отворяется посредством магии, а потому ногу, о которую можно потереться, я нахожу не сразу. Я вхожу, и дверь закрывается. Он на кухне, готовит чай. Я подхожу и осторожно прижимаюсь головой к его ноге. Он напряжен. Я мяучу и, обнимая одной лапой его ногу, трусь головой о штанину. Коснувшись палочкой котла, он наполняет заварочный чайник кипятком и только затем пригвождает меня взглядом.
– Да что с тобой такое? – Он высвобождает ногу и проносится в ванную.
Забившись в угол между шкафами и стеной, я сворачиваюсь в маленький клубок. Из соседней комнаты мне слышно, как он роется на полках. Пару минут спустя Северус возвращается и грохает на стол какую-то банку. Затем достает нож и принимается яростно что-то рубить.
Я прокрадываюсь в ванную. Интересно, он тоже представляет кого-то на месте изничтожаемых ингредиентов? Я всегда так делаю, когда злюсь. Кого он видит? Меня? Моего отца? Ремуса? Сириуса? Я не уверен, стоит ли мне превращаться. Кажется, он не в восторге от моего появления, но, с другой стороны, меня же не выгнали. Может, все равно уйти? Или остаться котом? В конце концов, я решаю стать человеком и одеться, потому что мне хочется есть, а если мне повезет и он успокоится, то он опять закажет мне ужин.
Полностью одетый, я неуверенно останавливаюсь на пороге кухни. А вдруг он меня выгонит, скажет, что больше меня видеть не желает? Ожидаю, что он заговорит, однако он полностью меня игнорирует, добавляя нарезанный компонент в небольшую ступку.
– Привет.
– Ты уже поздоровался, Поттер, – ледяным тоном произносит он.
Как же я это ненавижу. Ему обязательно злиться не переставая? Нам обязательно все время быть несчастными? Почему все должно быть так ужасно? Он наливает зелье в чашку, затем добавляет в нее чай, а потом враждебно спрашивает, не хочу ли я тоже.
– Спасибо, с удовольствием, – мямлю я.
Он достает еще одну чашку, наливает чай и пододвигает ко мне. Я делаю шаг вперед и беру ее.
– Корицу? – буркает он, протягивая ручную мельницу.
– Нет. Спасибо.
Он вынимает сахарницу с молочником и тоже пододвигает их ко мне, затем садится и мелет корицу в свой чай. Я добавляю молоко и сахар, искоса наблюдая за его движениями. Он мрачно смотрит в кружку.
Решив рискнуть, я кладу ему на спину ладонь и тянусь, чтобы поцеловать. Не попав в щеку, я утыкаюсь ему куда-то под подбородок. Как ни странно, это его вовсе не раздражает. Скорее, озадачивает.
– Что это было? – осведомляется он у чая.
Пожав плечами, я целую его снова. Затем отступаю и гляжу в стену. Не хочу давить на него и опять ставить в неловкое положение – как сегодня утром у него в кабинете.
Смотрю на тарелки, но мысль о еде вызывает тошноту. Звон чашки о блюдце – Северус допивает чай. Он встает и идет в ванную, оттуда в кухню, где смешивает какое-то зелье. Вернувшись, протягивает стакан: пей. Но, несмотря на строгость во взгляде, мне ясно – он беспокоится. Взяв стакан, я делаю глоток. Это зелье от тошноты, у него имбирный привкус. Сомневаюсь, что зелье поможет, но мне становится стыдно от заботы Северуса. Ведь ничего этого я не заслуживаю. Хочется нагрубить, разозлить его, спровоцировать на какую-нибудь жестокость, но я сдерживаюсь – это было бы просто глупо. Он снова за столом, делает вид, что работает, что не замечает меня. Старается скрыть частые озабоченные взгляды в мою сторону.
Допив зелье, я по-прежнему с отвращением созерцаю еду. Если бы удалось забыть о курятине, о том, как Волдеморт расправился с девочкой... тогда я смогу хоть что-то проглотить. Накрыв мясо салфеткой, я тыкаю вилкой в остальное. Мне удается прожевать немного картошки. Горох тоже вроде съедобный. Но перед глазами – эта салфетка и то, что она прикрывает. Аппетита как ни бывало. Заставляю себе проглотить еще немного овощей и даже откусываю кусочек от малинового пирожного – чтобы не беспокоить Северуса.
– Все, наелся, – заявляю я, отодвигая поднос.
Северус мельком смотрит на тарелки и, проходя мимо, удаляет их с помощью «Еvanescо». Потом относит на кухню свою чашку. Кажется, почти вся его злость улетучилась. Теперь он тревожен, задумчив и немного печален. Даже не знаю, предпочтительней ли такое настроение его обыкновенной злости. Почему у меня не выходит сделать его счастливым?
Он что-то двигает, наверное, свою картину-сейф. Чуть погодя, с книжицей в руках, подходит к дивану. Из книги он извлекает какой-то маленький квадратик и молча протягивает его мне.
Беру его с любопытством. Это старая маггловская фотография. Выцветшая и потрепанная по краям, но в центре явственно просматривается рыжеволосая, зеленоглазая девочка в хогвартской форме. Она стоит рядом с кем-то, кого я вначале принимаю за девочку, на платформе станции Кингс Кросс. Присмотревшись, я узнаю нос, и до меня доходит – это Северус.
– Я подумал, возможно, тебе будет интересно, – неуверенно говорит он.
Открыв рот, я не в состоянии вымолвить ни звука, и должен изо всех сил сдерживаться, чтобы не разреветься, как девчонка.
– Она попросила твою тетку сделать снимок, а после сделала две копии и отдала мне одну на следующий год. Никогда не разбирался в маггловской фотографии, – тихо продолжает он. – На каникулах она пыталась мне писать. Но это плохо кончилось.
– А что... А-а... Значит, вот когда вы перестали дружить?
– Мы перестали дружить, когда я стал преступником и убийцей, – сообщает он, захлопывая книгу.
– Значит, ты знал мою тетю?
– Ребенком, – небрежно отвечает он.
– А она всегда была такой стервой?
Он качает головой, рассматривая обложку книги. Затем поворачивается к дивану спиной и возвращается в кухню, оставляя меня сидеть со снимком на диване. Это что, подарок? Осторожно провожу пальцем по застывшим фигуркам, сожалея, что они неподвижны. Они такие юные, наверняка первый или второй курс. Она счастливо улыбается. У него смущенный вид, он словно не понимает, с какой стати она хочет быть с ним на фотографии.
Я встаю и направляюсь на поиски Северуса. Он в спальне. Раздевается.
– Это мне? – неуверенно спрашиваю я.
Он лишь кивает, глядя на тумбочку, где лежит книга.
– Спасибо.
Кладу снимок на кровать и тоже раздеваюсь, переодеваясь в пижаму, то и дело бросая взгляды на маму, которая меня любила, и на Северуса, который меня любит. Все-таки странно видеть их вместе и такими юными. Мне одновременно хорошо и грустно, а еще я ужасно запутался. Мне хочется спрятать снимок в сундук и никому его не показывать, но с другой стороны, все время тянет на него смотреть.
– Куда его положить?
Он протягивает ладонь, я вкладываю в нее снимок, и он кладет его на лежащую на тумбочке книгу. Я залезаю в постель и наблюдаю за тем, как он раздевается. И раздевается. И раздевается. Наконец он тоже переодевается в пижаму, устанавливает песочные часы и ложится рядом со мной. Свет гаснет, на потолке появляются звезды.
Он хмуро на них смотрит. Он огорчен, но я не понимаю, почему. Кажется, он уже научился скрывать от меня свои чувства. Жаль, что я так не умею. И еще жаль, что у него такое плохое настроение. Я пододвигаюсь, прижимаясь к нему всем телом.
– Что я с тобой сделал?
– Что?
– Я... то есть... – он поворачивается ко мне и спрашивает: – Это из-за меня?
Я рычу в подушку. Наверняка до него дошли слухи о моих сегодняшних приключениях.
– Не из-за тебя. Я просто хотел выставить Дина на посмешище.
Северус мгновенно начинает выглядеть еще более обеспокоенным. Наверно, он имел в виду совсем не то, а я взял и напомнил ему. Он снова начинает говорить, теперь виня себя еще и в этом.
– Ты не представляешь... Я не... Вероятно, ты не понимаешь, в какой мере я влияю на тебя.
Чудесно. Он снова себя винит. Внезапно во мне закипает злость.
– Ты решил, что я спятил, а виноват в этом ты, ведь так?
Он открывает было рот, однако я не позволяю ему вставить ни слова.
– Может, ты забыл, что за мной охотится Волдеморт? И что у меня вот тут? – ору я, хлопая себя по шраму. – И про все эти кошмары? Меня не понимают друзья, за каждым моим шагом следит Ремус, я понятия не имею, как вести себя с Сириусом, полшколы бросило меня в озеро, и вообще, я давно должен был быть трупом, а последняя карикатура Дина изображает кальмара, трахающего меня щупальцем!
– Но... тебя бы никуда не бросили, если бы не я.
– Не из-за тебя, так бросили бы из-за чего-нибудь другого!
– Люпин бы тебя не преследовал, если бы не я. И с Блэком у тебя бы не было трудностей. Томас никогда бы не зациклился на тебе, если бы не я, – настаивает он.
– Ну ты-то не виноват, что они такие придурки.
– Возможно, Томас был зачинщиком того, что случилось у озера, – гнет свою линию Северус, с каждой минутой ощущая себя все более виноватым.
– Может, это я виноват в том, что не умею хранить тайны! – кричу я. – И в том, что послушался тебя, признавшись Ремусу, что был твоим котом!
Поорав, я чувствую себя немного лучше. А вот ему становится намного хуже. И, чуть погодя, я тоже впадаю в депрессию. Мы мрачно лежим бок о бок, уставившись на идиотские мерцающие звезды. Как мне все это надоело. Почему нам никак не удается приятно провести хоть один вечер? Может, снова его поцеловать – ведь там, на кухне, прием сработал? Но, повернувшись к нему лицом, я вспоминаю, как я поцеловал его вчера в постели, а ему после было настолько мерзко, что он вынужден был принять «Сон без сновидений». Заметив на себе мой взгляд, он приподнимает бровь: мол, чего тебе?
– Можно тебя поцеловать?
Он открывает рот, но не в состоянии вымолвить ни звука. Сглотнув, он тихо произносит:
– Да.
И тут же об этом сожалеет, потому что знает, что нельзя, а соглашается. И всегда будет соглашаться. Я наклоняюсь и нежно прижимаюсь своими губами к его, ощущая безнадежность, вину и намек на иронию. Медленно, будто смакуя, он отвечает на поцелуй.
– Мне нельзя тебя целовать, – у самых моих губ шепчет он.
– Потому что не хочешь? – спрашиваю я, страшась услышать «да», что он уже сожалеет и сейчас положит всему конец.
Схватив за плечо, он притягивает меня ближе.
– Хочу. В этом-то и проблема.
– Тогда не останавливайся, – выдыхаю я, подставляя шею для поцелуев. – И прекрати винить себя, потому что этим ты сводишь меня с ума...
Кажется, мои слова его развеселили.
– В таком случае, я больше не буду.
Он уверенно придерживает меня одной рукой, снова целуя в губы, открывая языком мой рот, вынуждая меня замолчать. Его зубы стукаются о мои, когда он проникает мне все глубже в рот, щекоча небо, скользя своим языком по моему. Мерлин, как же я это обожаю... его язык... руки. Его сальные пряди волос в моих пальцах, его сосок под шелковой тканью пижамы, наши соприкасающиеся вставшие члены.
Я расстегиваю пуговицы пижамы, то и дело умудряясь лизать ему шею, грудь, сосок. Трусь о него. Его руки у меня на боках стаскивают с меня пижамную куртку. Он целует мои волосы. Как чудесно. Еще. Умоляю. Черт. Сейчас.
Он хватает меня за предплечье, удерживая мою руку на уровне своей талии, не позволяя ей проникнуть ниже.
– Не хочу, чтобы Люпин завтра целый день ходил за мной по пятам.
– А я применю к себе заклятье, – поспешно заявляю я.
Внезапно он обижен.
– Это я наложу на себя заклятье.
Хватаю с тумбочки его палочку. Он откидывается на подушки, остро ощущая свою неполноценность. Он понятия не имеет, что мне снится в кошмарах, не подозревает о том, как я боюсь в самый неподходящий момент о них вспомнить, испугаться и все испортить. Наверно, он решил, что мне просто не нравится, что он делает... что это его вина... что он недостаточно хорош.
Я опускаю руку, сжимающую его палочку. Он хочет, чтобы мне было хорошо, а я даю ему понять, что он на это не способен. Идиот, какой же я идиот!
– Я просто хочу, чтобы мы снова делали это по очереди, – хмуро объясняю я палочке, пытаясь исправить ситуацию.
– Что-то не припомню, чтобы мы делали это по очереди, – заявляет он звездам.
С опаской гляжу на палочку. Я намеревался применить к себе заклятие, чтобы он мог получить удовольствие, он же хотел прямо противоположного. Это доставит ему удовольствие. А я хочу, чтобы ему было хорошо. Я протягиваю палочку ему. Он упрямо сложил руки на груди и отказывается ее взять.
– Передумал?
– Не собираюсь принуждать тебя к тому, что тебе не по вкусу, Поттер.
Повернувшись на спину, я гляжу на дурацкие звезды и роняю палочку на кровать между нами.
– Ах, да ради... – бормочет Северус, поднимая палочку. Он перекатывается поближе, притягивая меня к себе. Его дыхание щекочет мне шею, руки круговыми движениями массируют спину. Как он может обнимать меня вот так? Я уверенно глажу его по спине, притягивая еще ближе.
– Не думай обо мне, – тихо говорит он и произносит слова заклятия. Значит, он все еще хочет секса? На душе так паршиво, что я не уверен, хочу ли его я сам. А вдруг в голову снова полезут мысли о Люциусе?
Он целует меня, легкие поцелуи на переносице, бровях, щеках. Чувствую, как его пальцы нежно перебирают мои волосы. Как его раздирают на части противоречия, точит смущение – целый клубок чувств, которых мне не разобрать. Закрываю глаза, он целует мои веки. Его руки спускаются ниже, лаская мои предплечья, плечи, спину. Он невесомо целует меня в шею. Открываю глаза и смотрю на звезды, в то время как он осыпает меня ласками и поцелуями такими нежными, что они словно шепот на моей коже.
Начинаю расслабляться, а он – лизать и покусывать от шеи и ниже. Издаю стон, когда он достигает сосков, у которых задерживается, вынуждая меня безудержно стонать и задыхаться. Каждый звук укрепляет его решимость... чувство вины... желание...
Его язык. Его губы. Его зубы. Его пальцы. Даже не знаю, что мне нравится больше. Он ласкает мне бока, ноги, даже ступни. Не выдержав, я смеюсь. Щекотно. Схватив ногу у колена, я изо всех сил сдерживаюсь, чтобы не дернуться и не попасть ему ногой в лицо.
Он целует мою мошонку и лижет щель члена. Во мне словно вспыхивает искра, пугающая и приятная одновременно. Вцепившись в простыню, я весь напрягаюсь. Я изо всех сил стараюсь не думать ни о чем плохом, подавить дурацкие реакции, не ранить его чувств. Он целует мое бедро и лижет бок. Обхватив одной рукой мой член, он вылизывает мне внутреннюю сторону локтя, и я вскрикиваю. Его ласки нежные, медленные, почти что щекотные, но не совсем. Он целует мои шею, подбородок, губы. Позволяет перебирать свои волосы, накручивая на пальцы пряди, растирая пальцами... такие сальные, тяжелые, пахнущие зельями, его. Ни у кого нет таких волос. Его волос. Прекрасных. Чудесных. Ему это странно, и он позволяет мне смеяться в перерывах между стонами и вздохами, потому что я счастлив. Толкаюсь в него, в его кулак... желание возрастает, мне трудно дышать. Как восхитительно. Он сжимает, ласкает, быстрее, сильнее. Вцепившись ему в плечи и громко постанывая, я кончаю. О-черт-здорово!
Бессильно откидываюсь на подушку. Во мне все так чудесно звенит. Он лежит рядом, задумчиво созерцая свою ладонь, покрытую моей спермой. И вытирает ее о простыню.
– Разве ты не чувствуешь, что изменился? – с напускной небрежностью спрашивает он. – В этот момент все меняется. Для меня тогда изменилось все. Я стал другим.
Озадаченно гляжу на него. О чем это он? Полусерьезным тоном спрашиваю:
– Мне что, нужно было во что-то превратиться?
Кажется, он шокирован.
– Великий Мерлин, нет...
– Тогда ты о чем?
– О сексе, Поттер. – Перекатившись на спину, он глядит на звезды.
– А... – Мне стыдно, что я не сразу догадался, о чем он. И стыдно, что не могу ответить. Когда я потерял девственность? Считаются ли сны? Случилось ли это в первый раз, когда он позволил мне остаться – после финального квиддичного матча? Или когда мы впервые трахались? Неужели с каждым разом я менялся? И как мне об этом узнать? А вдруг я вовсе не изменился?
– А сны считаются? – нервно спрашиваю я.
– Нет... – искоса глядит на меня он.
Я облегченно вздыхаю.
– Там, у озера... Ну, кто-то сказал, что для этого нужно... ну, это... трахаться. Вполне возможно, что это случилось тогда.
– Ах так, – мрачно отзывается он.
Нахмурившись, я поплотнее кутаюсь в одеяло. Как ему ответить, чтобы не обидеть, если я не знаю ответа?
– А как это было у тебя? – осведомляюсь я, надеясь, что его ответ наведет меня на нужную мысль.
Он тяжело вздыхает и неохотно признается:
– Lascivius.- Я изнасиловал Люциуса Малфоя.
– Э... – У меня сводит желудок. Ну кто тянул меня за язык?
– Мне показалось, что я стою на краю ужасающей бездны.
Ужасающими безднами меня не удивишь, но ни одна из них не имеет отношения к сексу с Северусом.
– Это обязательно должно быть ужасающим?
– Говорят, что нет.
Смотрю на него. Кажется, ему грустно. Отворачиваюсь. Мне хочется, чтобы ему было хорошо. Я сжимаю смятую простыню. Над головой мерцают звезды. Внезапно все проясняется. Это произошло не в ту первую ночь, что мы провели вместе. И не в первый раз, когда он меня трахнул.
- Возможно, то, что я сейчас скажу, прозвучит глупо, - обращаюсь я к звездам. Я чувствую, как Северус пожимает плечами в ответ. - Но я понял, что дело не только в том, чтобы мне было хорошо. Мне нужно, чтобы хорошо было и тебе тоже. И... я знаю, все непросто, но я правда ужасно этого хочу.
К концу речи у меня горит лицо. Северус молча лежит, со скептическим выражением на лице обдумывая мои слова.
– И это озарение снизошло на тебя во время секса?
– Э... оно снизошло, когда создал вот это, – с возрастающим смущением указываю я на звезды. Мерлин, если он рассмеется, если он мне не поверит...
– Вот как...
Пытаюсь понять его чувства, но тщетно. Они словно спрятаны от меня.
– Это считается?
Он сощуривается на звезды.
– Возможно.
– Возможно? – восклицаю я. – Я кончил, усыпав твой потолок звездами, а ты говоришь «возможно»?
Перекатившись на бок, он похлопывает меня по плечу.
– Может быть...
– Что ж, тогда я могу повторить – для гарантии!
Он молчит. Просто смотрит на меня с непонятными, скрытыми от меня чувствами. Наверно, считает меня слабаком. И я все еще покрыт спермой.
Я поднимаюсь, чтобы пойти помыться, но он толкает меня на постель и снова принимается целовать, переносицу... брови... щеки...
Каждый раз, когда читаю очередную главу, впечатление такое, что у меня едет крыша.
Вы меня опередили , это и мои ощущения! Так и с этой главой , ведь вроде ничего особенного не произошло , все , даже Дин , ведут себя обычно , можно было бы и привыкнуть и Гарри , и нам , но... такой накал чувств , что не вмещаются они , захлебываешься... Это , пожалуй , один из тех фиков , который бестрепетно читать не получается![взломанный сайт] Спасибо , lost girl , Вам , Вашим бетам за эмоциональную встряску , перевод чудный![взломанный сайт]
Отправлено: 24.04.09 10:03. Заголовок: Это так красиво и пе..
Это так красиво и печально... Просто для Снейпа раньше никто не создавал звезды... и он так себя ненавидит временами, что не позволяет себе верить в хорошие чувства других людей по отношению к себе... Иметь первый сексуальный опыт - насилие? (( Неудивительно, что все остальное в этом плане в его жизни - наперекосяк.
Согласна с постами выше - этот фик оставляет чувства в полном раздрае. lost girl , спасибо за очередную главу, уже начинаю ждать продолжение.
Просыпаюсь, всхлипывая. С ноющим шрамом и липкой спермой на животе. Одной рукой меня обнимает Северус. Надеюсь, он не видел моего сна... как мне отсасывал Люциус. Нежно укачивая, он крепко прижимает меня к себе. Пропускает мои волосы сквозь пальцы. Да не мог он этого видеть, просто не мог.
Боль утихает. Я постепенно обмякаю в его объятьях, укутанный в одеяло... мне тепло и спокойно, и сверху светят звезды. Хочу оставаться вот так все утро, но он говорит: нужно вернуться в башню, ведь Макгонагалл обязательно устроит проверку до завтрака. Прижимаюсь к нему, не хочу отпускать и предлагаю позавтракать вдвоем в Хогсмиде. Он отвечает, что у него назначены встречи на всё утро. Я спрашиваю, как насчет обеда там же, и он обещает, что постарается освободиться к этому времени.
Он чем-то расстроен, но скрывает это от меня, и мне становится грустно. Я же хочу, чтобы ему было хорошо. Касаюсь его рук, груди. Лижу его в губы. Целую. Смотрю на него: мой человек, мой Северус, люблю его.
– Ну, до скорого, – снова целую его и неохотно превращаюсь в кота.
В башне все еще спят. Пробравшись в кровать, я снова превращаюсь в человека и выжидаю. Тупая ноющая боль в шраме и возбуждение по поводу предстоящего похода в Хогсмид не дают мне уснуть. Мы с Северусом можем пойти в тот ресторанчик, куда меня и Гермиону водил Ремус. Мне кажется, тамошняя еда придется ему по вкусу. Мы прогуляемся на свежем воздухе! Совсем не то, что сидеть в душной комнате в подземельях... Может, потом я даже уломаю его, и он позволит мне стать гиппогрифом и его покатать? Нет... это чересчур, отложу до следующих выходных.
Наконец, в дверь заглядывает Макгонагалл. Закрываю глаза, поворачиваюсь на бок, притворяясь, что сплю, и лежу неподвижно. Она уходит, а я вздыхаю от облегчения, убедив ее, что провел ночь тут. Остальные, проснувшись, удивляются моему присутствию – особенно Дин, но он ничего мне не говорит.
За завтраком я снова съедаю только тост. По рукам ходит очередная карикатура – ее рисовал явно не Дин, потому что при виде пергамента Шеймус приходит в ужас. И так пристально смотрит на Дина, который как раз потянулся за рисунком, что упускает мое движение, и я выхватываю пергамент у него из рук.
Разворачиваю свиток: карикатура изображает чаепитие. Персонажи обозначены подписями со стрелками, поскольку автор явно не Рембрандт. На ней я сам, голый, с огромной шляпой на голове – «Безумный Поттер». Рядом некто, похожий на страдающего анорексией вампира с заячьими ушами, а под ним надпись: «Снейп в роли Мартовского Зайца». Еще там Мрачный Приз в роли Сони и, наконец, тщательно вырисованный Дин, в наряде Алисы из Страны Чудес.
Комкаю пергамент и, к ужасу Шеймуса, швыряю им в Дина. Пусть Дин побывает в моей шкуре! Я вылетаю из Большого зала, Рон и Гермиона следуют за мной по пятам. Они не комментируют ни саму карикатуру, ни то, что я только что запустил ею в Дина.
Мы направляемся в библиотеку. Мне и в самом деле нужно позаниматься, но я никак не могу сосредоточиться. Скорей бы время обеда! Гермиона вытаскивает из сумки какую-то книгу, ожесточенно ее перелистывает и принимается яростно строчить конспект.
– В чем дело? – осведомляюсь я.
– Я поговорила с Дамблдором.
Она явно не намерена вдаваться в детали, но Рон, глядя на нее, с трудом сдерживает смех. Спрашиваю, что ей ответил директор. Гермиона бросает на меня короткий взгляд и снова утыкается в книгу.
– А он ей посоветовал не обращать внимания на сплетни! – не выдерживает Рон и улыбается до ушей.
Гермиона захлопывает книгу, вытаскивает другую и снова принимается за конспект. Она пишет с таким нажимом, что перо скрипит и на пергамент отлетают мелкие капли чернил. Я тоже достаю учебник, открываю недавно пройденную главу и пытаюсь читать. Но я слишком возбужден, чтобы сосредоточиться. Кажется, минует целая вечность, а я застрял на первом абзаце и не помню ничего из прочитанного. Вытягиваю шею и проверяю время по настенным часам: десять с минутами. Пока я превращусь и вернусь в подземелья, будет почти одиннадцать.
Я отодвигаю стул.
– Ну, до завтра.
– Что, уже? – удивляется Рон.
– У нас планы.
Кажется, Гермиона в ярости.
– Неужели? В его апартаментах или на сей раз в его кабинете?
Наклоняюсь к ним ближе и шепчу:
– Хогсмид.
Рон прикрывает рот ладонью, чтобы не рассмеяться в голос.
Гермиона понижает голос:
– Не слишком ли рискованно?
– Ты что, забыла, что у меня маскировка?
– Ах да, а он будет прогуливаться с неизвестным мальчишкой, – гневно шепчет она. – Совершенно неподозрительно. Возможно, он это делает еженедельно.
– Это была его мысль, – вставляю я и вижу шок на лице Рона. – Уверен, что он все хорошо продумал.
– Что ж. Ну, идите, развлекайтесь, – ледяным тоном говорит подруга, опуская взгляд в книгу. – Может, в следующие выходные мы сходим вместе. Ах нет, что же это я! – притворно спохватывается она, – ничего не выйдет, это противозаконно.
– О да, мисс Совершенство, – злобно шепчу я. – Мисс-Выбраться-Тайком-На-Поиски-Философского-Камня, Мисс-Стащить-Ингредиенты-И-Сварить-В-Женском-Туалете-Зелье. Кстати, напомни, сколько законов ты нарушила с тем хроноворотом, а?
– Это были не законы! И я не подвергала себя риску... – она умолкает, услышав покашливание Рона, который рисует пальцем в воздухе кошачьи усы. – Это была ошибка! И вообще, на чьей ты стороне?
– А что, мы теперь на разных сторонах? – озадачивается Рон.
– Настоящий друг не стал бы смотреть, сложа руки, как Гарри портит себе жизнь! – срывается на него Гермиона.
– А Волдеморт ее уже испортил! – я резко поднимаюсь и вихрем вылетаю из библиотеки, оставляя друзей обмениваться беспомощными взглядами.
Дин и Шеймус над чем-то сосредоточенно трудятся за столом в гостиной. Они то и дело возвращаются в спальню за рисовальными принадлежностями, книгами и забытыми сластями. К счастью, они полностью сосредоточены друг на друге, не замечая происходящего вокруг, и я незаметно проскальзываю в спальню, задергиваю полог кровати и превращаюсь в кота.
Тут в комнату снова вваливается Дин. Молча наблюдаю за ним сквозь узкий просвет в пологе. Порывшись в сундуке, он извлекает другой альбом, бросает его на кровать, задерживается, разглядывая себя в зеркале, и, наконец, выходит.
Оставшись один, я осторожно выбираюсь из гостиной – прижимаясь к стенам и прячась за мебелью, и только уже в коридоре мчусь изо всех лап в подземелья. Скребусь в дверь Северуса – нет ответа. Убедившись, что вокруг ни души, превращаюсь в божью коровку, проползаю под дверь и, снова став котом, семеню в ванную, где, превратившись в человека, переодеваюсь в форму. И жду Северуса.
М-да, вот я снова один в его комнатах. Упав на не застеленную кровать, зарываюсь лицом в подушку. Его запах. Перекатываюсь, укутываясь в его одеяло, размышляя, чем заняться – потушить свет, чтобы на потолке появились звезды, и помастурбировать или посмотреть, что у него в гардеробе.
Который теперь час? Когда он вернется? Мельком взглянув на тумбочку, я сожалею, что не разбираюсь в песочных часах. Рядом с часами – альбом и подаренная им фотография, на которой он и моя мама. Сбросив одеяло, я беру альбом и открываю его на первой странице. На ней одна фотография... Похоже, Северусу на ней года два, на нем кружевная мантия, в которой он похож на девочку. Он пытается отодвинуться подальше от домовика в ужасном парике. Домовик не шевелится, только изредка моргает, а вот крошечный Северус отходит все дальше и дальше к краю фотографии. Наверно, он еще слишком маленький и не знает, как уйти из нее насовсем.
Переворачиваю страницу: на снимке темноволосые, сурового вида ведьма и волшебник. Женщине явно скучно, она держит на руках запеленатого младенца и поминутно поправляет сверток. Наверно, это тоже Северус. Волшебник скрещивает руки на груди и сердито на меня смотрит.
Перелистываю альбом. Вот какой-то старик, раскуривающий трубку. Вот шахматисты – то ли это маггловский снимок, то ли шахматные фигуры застыли в ожидании очередного хода замерших в раздумьях игроков. Еще один снимок той же ведьмы, вероятно, матери Северуса, с ней рядом маленькая рыжеволосая девочка, лет четырех. Фотография поблекла от времени и покорежилась, похоже, что кто-то пролил на нее воду, у нее оторван уголок. При виде меня женщина хватает девочку и тащит за собой за рамку, оставляя на снимке опустевшую скамью под деревьями.
На следующей странице – Снейп в школьной форме. Выглядит он лет на одиннадцать, и позирует перед сундуком. Он неловко переминается с ноги на ногу, оглядывается назад и только потом смотрит на меня и что-то говорит. «Чего тебе?» – читаю я по губам. Я улыбаюсь и приветливо машу рукой. К сожалению, это только смущает его еще больше. Пряча от меня взгляд, он оглядывается по сторонам и отступает, прячась за рамку, оставляя меня глазеть на сундук. Больше в альбоме фотографий нет, только пустые страницы.
Отложив альбом на тумбочку, кладу снимок с Северусом и мамой на самый верх. Жаль, что фотография не магическая. Интересно, в этом возрасте мама узнала бы во мне сына? Может быть, она взяла бы засмущавшегося Снейпа за руку и не дала бы ему уйти из фотографии?
Я иду в кабинет. Понятия не имею, который сейчас час или сколько времени прошло с моего прихода. Скорей бы вернулся Северус! Высоко на стене, над стеллажами с книгами – окно. Я осторожно взбираюсь по полкам наверх, пытаясь дотянуться до створок ставней. Солнечный свет тускло просачивается сквозь мутную воду. Солнца не видно, и не понять, сколько прошло времени.
Я закрываю ставни и спрыгиваю вниз, едва не споткнувшись о прижавшуюся к стенке Веронику. Поддеваю ее ногой, но та не движется с места. Может, она умерла? Как узнать, жив ли камень?
Побаливает голова, но не от шрама, а скорее от голода. На кухне я обнаруживаю предназначенное мне сливочное пиво. Какое вкусное! Забираю его с собой к столу, вынимаю пергамент и перо. Попивая пиво, я рисую спящего с умиротворенным выражением на лице Северуса. Мне нравится, как получились волосы, и рука, лежащая поверх одеяла, но само одеяло похоже на смятую газету, а черты его лица вышли какими-то нелепо карикатурными.
Отшвырнув пергамент, который приземляется на пол, я принимаюсь за новый набросок, выбрав другой ракрус. Результат по-прежнему ужасен. Нет, я просто не умею рисовать людей. Смахнув скомканный пергамент на пол, я иду на кухню за очередной бутылкой пива.
Вернувшись, я рисую в углу нового листа свернувшегося клубком кота. Под ним добавляю тень, и только тут соображаю – для тени нужна стена, и поэтому начинаю рисовать доски, но у меня получается нечто, похожее на отделочные панели в чулане под лестницей в доме у Дурслей. Скомкав рисунок, я толкаю его от себя по столу.
Я голоден, а пиво вовсе не утоляет голод. Мне нужна еда. Почему Северуса еще нет? Может, заказать перекусить, пока он не вернулся? Я вызываю Добби, который тут же возникает на пустом месте с таким энтузиазмом, словно ожидает поручения особой важности.
– Который час?
– У профессора Дамблдора есть хронометр, – воодушевленно отзывается домовик. – Добби попросит профессора Дамблдора принести его сюда?
– Э... нет, – несколько сбитый с толку отвечаю я.
Добби поникает и отвечает, что уже почти полвторого. Я вздыхаю. Северус и его обещания вернуться до обеда!
– Знаешь, я проголодался. Ты не мог бы принести мне филе?
Добби тут же воспрянул духом.
– О да, многие люди любят филе. Не желает ли Гарри Поттер, чтобы Добби... – тут домовик снова поникает, – ...привел к нему многих людей?
– Нет, только филе. Сырое.
Кивнув, Добби исчезает из виду. Я достаю новый пергамент. Но не знаю, что нарисовать, и в результате бесцельно мараю бумагу. Возвращается Добби с огромным филе на серебряном блюде. Эльф выглядит так, будто у него разрывается сердце.
Накрыв для меня стол, он спрашивает:
– Будь Гарри Поттер в беде, он бы доверился Добби? Или он совсем не доверяет Добби из-за того бладжера?
– Нет, Добби. Я тебе доверяю. – Я пытаюсь извлечь из-под подноса пергамент со своими каракулями, пока на нем окончательно не размазались чернила.
– Добби ужасно сожалеет по поводу бладжера. Добби уже упоминал об этом?
– Да, ты упоминал об этом несколько раз, – отвечаю я, беря вилку и нож. Филе покоится в лужице крови и через него проходит большая вена. От одного вида у меня кружится голова.
Некоторое время Добби просто на меня смотрит, склонив голову набок:
– Гарри Поттер беременный?
– Что? – я удивленно поднимаю голову. – Нет.
– А профессор Снейп?
– Нет!
– Гарри Поттер в этом уверен? У домовиков есть свои способы проверить.
– Да! Я абсолютно уверен.
Неуместное беспокойство Добби меня забавляет. Может, у домовиков все устроено иначе, и поэтому он сбит с толку. Нарезаю филе ломтиками, пытаясь не думать о том, что это такое. Мышца. Вена. Кровь. Вопли.
Кладу в рот ломтик мяса. Мой язык цепенеет. Поперхнувшись, я выплевываю мясо.
– Гарри Поттер, сэр!
Глотнув побольше сливочного пива, я пытаюсь избавиться от мерзкого вкуса и ощущения мертвечины во рту. Поверх бутылки вижу, как Добби, схватив со стола учебник, бьет им себя по голове.
– О, черт, да! – орет книга с очередным ударом. – Сильнее!
– Прекрати! Добби! Прекрати сейчас же!
Эльф застывает с гримасой на лице и с поднятым над головой учебником. Тот жалуется на то, что в этом месте «никаких развлечений не дождешься» и что у учебников есть свои «потребности». Отобрав у Добби книгу, я кидаю ее в ящик стола и со стуком задвигаю его.
– Что-то не так с филе? – У Добби жалко повисают уши.
– Нет, Добби. Просто я... Кажется, меня тошнит. Ты не виноват. Мне нужно было ограничиться сливочным пивом.
– Сэр должен питаться! Позавтракал ли Гарри Поттер?
– А, ну да, я съел тост.
– Тост?! – От беспокойства глаза домовика округляются еще больше обычного. – Если так будет продолжаться, Гарри Поттер просто исчезнет с лица земли! Добби принесет другую еду.
Не успеваю я открыть рта, как Добби щелкает пальцами и исчезает, а вместе с ним – поднос и тарелка с филе.
Я возвращаюсь было к рисованию, но энтузиазма как не бывало, и рука просто водит туда-сюда пером по пергаменту, покрывая его чернильными кляксами. Пару минут спустя в комнате с хлопками начинают появляются разнообразные блюда. Хлоп! На столе ветчина. Хлоп! Тарелка с печеньем. Хлоп! Кувшин молока. Кувшин с апельсиновым соком. С тыквенным соком. Ячменные лепешки. Бараньи ребрышки. Миска супа. Горох. Морковь. Еще одно филе. Шоколадный торт. Лосось. Куриные ножки. Жареная картошка. Картошка вареная. Свиные отбивные. Сосиски. Пирожки. Йоркширский пудинг. Мороженое.
Еда появляется до тех пор, пока блюда не покрывают все имеющееся в кабинете пространство, а несколько тарелок даже возникают на полу. Тут достаточно, чтобы накормить человек пятьдесят! Я гляжу на все это, и к горлу подкатывает тошнота. Добби с выжидающим видом стоит у стола.
– Я не... мне ничего не хочется.
Добби пододвигает ко мне тарелку с жареными овощами.
– Но Гарри Поттеру нужно питаться!
– Я же сказал, я не хочу есть!
Домовик дергает себя за уши и осведомляется, не желаю ли я, чтобы Добби провел со мной беседу. Он что, совсем спятил, или это я брежу?
– Никто не подумал провести беседу с Гарри Поттером? – в ужасе ахает Добби. – Добби не хочет, чтобы Гарри Поттер стал родителем в таком юном возрасте.
Неужели он все еще об этом? Я усталый и голодный, меня тошнит и бесит отсутствие Северуса, и Добби действует мне на нервы.
– Мы мужчины. Мы не можем забеременеть.
– Гарри Поттер и профессор Снейп – волшебники, а это немного осложняет положение. Не желает ли Гарри Поттер, чтобы Добби, – домовик притворно покашливает, – выяснил, способен ли один из них выносить детеныша?
Я гляжу на него во все глаза, не уверенный, смешно мне или страшно.
– Нет, – наконец выдавливаю я.
– Ну что ж, – неодобрительно вздыхает Добби. Затем выпрямляется и с воодушевлением осведомляется: – Не желает ли Гарри Поттер десерт?
– Нет.
– Ребрышки?
– Пошел вон!
Добби поникает и тут же с хлопком исчезает, но вся еда остается на месте. Рядом со мной – блюдо с лепешками. Голод преодолевает тошноту. Я отламываю кусочек и жую. Горько. Выплевываю, запиваю сливочным пивом и тычу вилкой в куриное крылышко. Ведь совсем недавно вкус мяса был приемлемым, разве что напоминал, что сделал с той девочкой Волдеморт. Может, крылышко окажется съедобным, ведь его трудно принять за человеческий орган.
С опаской я беру прохладное, скользкое крылышко и откусываю совсем чуть-чуть – только кожу и жир. Меня едва не выворачивает наизнанку. «Крылышко», – напоминаю себе я. Глядя прямо на кусочек мяса, я быстро, пока не утратил самообладания, отрываю его от кости. И проглатываю. Вот так. Это не самое ужасное из того, что мне довелось пережить.
Мне удается проглотить еще несколько кусочков курятины. Все, пока хватит. Скоро вернется Северус, и я перехвачу что-нибудь в Хогсмиде. Не обнаружив мусорного ведра, я кладу обглоданное крылышко назад на блюдо, которое переставляю на пол, и снова принимаюсь за рисование.
На пергамент, там, где он соприкасался с блюдом под филе, натекла лужица крови. Пытаюсь ее вытереть, но лишь размазываю, смешивая с чернилами. Теперь и мои ладони в крови. Вытираю пальцы о пергамент, оставляя разводы отвратительного бурого цвета – то тонкие, то толстые. Я растираю их по краям, растушевывая, изображая нечто, напоминающее лицо. В ужасе от того, что рисую кровью, снова и снова комкаю пергамент, не желая его видеть, и бросаю на пол.
Я сижу, опустив голову на сложенные руки. Валяющийся на полу во много раз сложенный пергамент слегка разворачивается. Чернильное пятно и кровавые разводы напоминают Волдеморта в круглых очках. Закрываю глаза, желая отвлечься мыслями о том, как мы с Северусом проведем время в Хогсмиде. Из-за чего настроение только ухудшается. Уже поздно, а Северус еще даже не вернулся. Какого черта он вообще предложил пойти в Хогсмид, если собирался прятаться от меня все выходные?
Вздрагиваю от звука открывающейся двери. Северус входит в кабинет и оглядывается по сторонам:
– Что это такое?
– Еда.
– Немедленно все убери!
– У тебя есть своя палочка! – огрызаюсь я.
– Вызови домовика, – приказывает он, обходя тарелку с копченым лососем по пути к вешалке.
Вздохнув, я неохотно зову Добби, тот появляется и с надеждой спрашивает:
– Желает ли Гарри Поттер, чтобы Добби провел с ним беседу сейчас? – Однако внезапно бледнеет от страха при виде пристраивающего на вешалку мантию Северуса.
– Нет. Просто убери все это.
Упав духом, Добби щелкает пальцами, и блюда с едой тут же исчезают. Я пытаюсь ощутить настроение Северуса... зол ли он, или ему стыдно за опоздание... но ощущаю пустоту. Ну не может же он вообще ничего не чувствовать. Неужели он научился полностью прятать от меня эмоции?
– И чем же ты занимался? – спрашивает он, призывая с пола сложенный пергамент. Разворачивает и переворачивает его, внимательно рассматривая.
– Рисованием.
– Это не рисунок, – с омерзением произносит он.
– Это бумагомарание. Так, ерунда. Я и так собирался их выбросить.
Какое-то время он глядит на меня, затем складывает пергамент и опускает в карман.
– Тогда возьми и выброси.
Я подбираю с пола разбросанные рисунки, комкаю их и отношу в туалет, в мусорное ведро в форме дракона. Вернувшись в кабинет, вижу, как Северус с отвращением на лице запечатывает страницы учебника.
– Так мы пойдем в Хогсмид?
– Теперь у нас нет времени, – Северус бросает книгу на стол. – Amicus Fides. Читай.
Обнимаю его и привстаю на цыпочки, чтобы поцеловать. Но он отстраняется, едва мне удается прикоснуться губами к его подбородку. Я повторяю попытку.
– Ты на уроке, мальчишка, – с неприятной улыбочкой сообщает он, отталкивая меня.
– Да я читал эту главу уже сто раз! – в сердцах восклицаю я. Ну, в самом деле, что с ним такое происходит? Дает обещания и не выполняет их, наказывает меня чтением учебника, нахально скрывает от меня все свои чувства, да еще и отказывается сделать паузу, чтобы заняться со мной сексом?!
– Ты прочел ее дважды... – возражает было он, но я уже не слушаю. А набрасываюсь на него снова, прижимая к кухонной стойке. Пытаюсь опять поцеловать... мне просто необходимо к нему прикоснуться... кожа, язык, губы... Всего лишь почувствовать его, проникнуть в него... и все будет в порядке. Мы боремся на кухне. Моя хватка на его рукаве ослабевает. Я впиваюсь в его руку ногтями. Нет, этого мало. И я цепляюсь когтями, разрывая ткань, пока не достигаю кожи.
– Это будет вычтено из твоего наследства, – рычит он.
– Ну и пусть! – Прижимаю его ближе и откусываю пуговицы камзола. Он сильно отталкивает меня к стене и пинает! Сукин сын пинает меня в голень, выхватывает палочку и отступает к кухонной стойке.
Раз он не хочет по-честному... так и я не буду. Не успевает он ничего сотворить, как я, превратившись в муху, кружу по комнате. Оказавшись позади него, возвращаюсь в человеческую форму и голым усаживаюсь на стойку. Я запечатываю ладонью его рот, а локтем зажимаю ему шею. Его чувства прорываются обрывками шока и злости. Он пытается высвободиться, но я обхватываю его ногами. Мы врезаемся в стену.
Я кусаю его в шею, захватывая полный рот волос. Он вскрикивает, ослепленный вспышкой ужаса. Шок пронзает его как электричество. Меня отбрасывает назад к стене. Его палочка катится по полу. Кажется, мои волосы встают дыбом.
– Я же просил этого не делать...
Опустившись на колени, он держится за шею, лихорадочно ища палочку. Заметив ее у моей ноги, он делает бросок, но я отшвыриваю ее и набрасываюсь на него снова, толкая лицом на пол. Он тянется, молотя рукой, пытаясь схватить меня за шею, за плечо. Дотянувшись до предплечья, он впивается ногтями в бицепс. Я держу его, обнимая, пытаясь удержать, пытаясь успокоить.
– Не шевелись. Я просто хочу... – Лижу его в шею. Сосу мочку уха. – Мне нужно...
Трусь о него. Как хорошо. Когтями я срываю оставшиеся пуговицы. И крепко прижимаю его к себе, разрывая ткань. Он сопротивляется, ерзает, пытается дотянуться до палочки. Я кусаю его в шею. Он кричит и брыкается. В нем вспыхивают искры страха, бешеного отчаяния, желания сбежать... сбежать... Разряд магии – и меня отбрасывает к кухонной стойке. Одна из ручек сильно впивается в спину. Мне же больно, черт подери. И будет синяк. Это все Северус, это его вина, ненавижу его.
Побледнев, он делает движение в направлении спальни. Я перехватываю его, кусая в плечо, мой рот наполняется шерстью. Он брыкается, сбивая меня в сторону. И тянется к дверной ручке. Набрасываюсь на него и кусаю в затылок. Еще одна вспышка. Я сползаю на пол, но не отпускаю его. Северус подо мной цепенеет, его бьет дрожь.
– Не надо, – выдыхает он. – Не надо. – Прижавшись к нему всем телом, я трусь о него. Нет, этого мало. Протягиваю руку и тяну за пояс его брюк, стягивая их до колен. Он задыхается, у него не хватает дыхания для крика. Кусаю его за шею, одной рукой по-прежнему обвивая его туловище и удерживая на месте. Затем отпускаю шею и становлюсь позади него. Он резко сопротивляется, сильно пинаясь и толкаясь. Я выжидаю, укусив его бок, снова набив тканью рот. Он бьется в моих когтях, словно мышь. Острыми кошачьими зубами я снова кусаю его бок. Кусаю сквозь ткань, сильнее... сильнее... Чувствую, как рвется кожа, и он кричит.
Между нами проносится еще одна вспышка. Меня отбрасывает на несколько футов. Его бросает вперед, и я слышу, как его голова ударяется о каменную стену. Набрасываюсь на него снова, крепко прижимая к груди безвольное тело. Опять кусаю бок, пробуя солоноватый вкус впитавшейся в ткань крови. Его бьет озноб, к нему медленно возвращается сознание... Мама... больно... прости... прости...
Пытаюсь воткнуть в него член. Нет, не получается. Почему у меня не получается? Умеют же коты. И другие животные. И мы это уже делали... ах да, он пользовался какой-то смазкой. Но на поиски нет времени. Проверяю, что у меня исчезли когти, и сплевываю на уже человеческие ладони. И смазываю член. Облизываю пальцы и ввожу их в его отверстие. Он всхлипывает. Какой восхитительный звук.
Вытащив пальцы, я приставляю к отверстию член. И толкаюсь в него, налегая всем весом, пока, наконец, мышцы не поддаются и головка члена не оказывается внутри. О ЧЕРТ, как узко, шершаво, почти больно, почти жжет. Туда-сюда... о Мерлин... ох... Издаю стоны, уткнувшись ему в бок. Вывожу член и чувствую, как вместе с ним выходит его плоть. И снова ввожу его... туда-сюда, о Мерлин, толкаясь, трахая его, быстрее, сильнее... Хорошо, мне чертовски хорошо. Схватив его за бедра, я толкаюсь настолько глубоко, насколько можно, и стремительно, одним всплеском кончаю... так сильно, как не кончал никогда в жизни.
Мой.
Я выхожу из него и отпускаю, перекатываясь на пол. Выравнивая дыхание, я гляжу в каменный потолок. Рядом со мной калачиком свернулся Северус. Поворачиваюсь к нему, обнимаю одной рукой и наклоняюсь лизнуть в шею. Он вздрагивает от моего прикосновения.
– Тебе понравится, – шепчу я ему в шею.
Зарывшись носом ему в шею, я глажу его грудь сквозь прорехи в одежде. Он шевелится. Я лениво двигаюсь вместе с ним, лижу его подбородок, солоновато-влажную щеку. Сильным ударом в грудь он отталкивает меня. Чувствую под собой что-то твердое – его палочку. Не успеваю среагировать, как она оказывается у него в руке.
Меня выносит в кабинет, где я приземляюсь голой задницей на каменный пол, проехавшись по которому, врезаюсь в стеллажи, сбивая на пол несколько книг.
Вероника выбирается из-под тяжелого фолианта и семенит под стул – подремать. Нащупав за спиной книжную полку, я хватаюсь за нее и встаю на ноги.
– Ты что, спятил?
Вместо ответа слышу звук захлопнувшейся двери в спальню. Иду на кухню и пытаюсь открыть дверь в спальню оттуда. Заперта. Я стучусь. Нет ответа. Черт, ну в чем дело? Что-то явно не так, но не понимаю, что именно, и от этого становится в сто раз хуже.
Колочу кулаком в дверь.
– Открой!
Пинаю ее ногой, забыв, что босиком, оказываюсь на полу, держа ноющий палец. На полу кровь. Кровь. Великий Мерлин, кровь, он ранен.
Превратившись в божью коровку, проползаю за дверь и превращаюсь в человека. Краем зрения замечаю у стула его расплывчатую фигуру, натягивающую брюки. С бледным от ужаса лицом он отскакивает назад. Я осторожно подступаю ближе. То, что я раньше принимал за тень, оказывается кровью, размазанной по его лбу, скуле, шее... Окаменев, чувствую подступающий к горлу приступ тошноты...
– Что произошло? – выдавливаю я, понимая, что это был не просто секс.
– Я же сказал тебе, н-не... Я же сказал этого не делать, – едва слышно выдыхает он.
И глядит на меня. Ему страшно, он растерян и на грани истерики от перенесенного унижения. Мне хочется все исправить. Хочется, чтобы все было иначе. Закрываю глаза и чувствую на языке вкус крови. Что я наделал? О чем я думал? Я же причинил ему боль. Все пропало, мне никогда не искупить свою вину. Да, теперь я точно все испортил. Ненавижу себя.
– Прости м-меня, – запинаюсь я.
Он бросает в меня связывающим заклинанием. Потеряв равновесие, я падаю на спину. Он приближается, не спуская с меня палочки. Мне должно быть страшно, но я не боюсь. Что бы это ни было, я это заслужил.
– Ты... я же сказал тебе не делать этого, – повторяет он.
– Знаю. Прости меня. Я не подумал.
– Я не позволю тебе его сохранить.
– Да, конечно, я понимаю, – соглашаюсь я, не понимая, о чем он. – Я это заслужил.
– Obliviate!
Меня окутывает густой туман. Прошлое отступает, и я вижу перед собой бледное лицо Северуса: в его глазах бешенство, а в руке – направленная на меня палочка. Помню, что он только что стер мне память. Смотрю ему в глаза, гадая, что же такого ужасного он натворил, что не хотел, чтобы я это помнил. Чувствую зубы в моем боку. Моя голова бьется о камень. Срывается одежда. Член Гарри. Боль. Жжение. Унижение. Я позволил ему это сделать.
– Пусти! – кричу я, – отпусти меня!
В ужасе и отчаянии, он пытается снова:
– Obliviate!
– ОТПУСТИ МЕНЯ! – сопротивляюсь я связывающим меня путам, не уверенный, что с кем произошло, но боясь забыть, боясь все потерять. – ОТПУСТИ МЕНЯ, ПРОСТИ, ОТПУСТИ-МЕНЯ-ОТПУСТИ-МЕНЯ-ОТПУСТИ-МЕНЯ... – кажется, он просит меня замолчать, прекратить кричать, а я все твержу: – Прости меня, прости меня, отпусти...
Он отступает в угол, за стул, словно защищаясь им, и только потом снимает обездвиживающие заклинание. Мне страшно пошевелиться. Страшно оттого, что не знаю, на что я способен. Страшно оттого, что он меня боится. Расскажет ли он кому-нибудь об этом? Дамблдору? Ремусу? Сириусу или Макгонагалл? Рассказать ли мне им самому? Чувствую на себе его взгляд из другого конца комнаты и отчетливо понимаю – нужно уходить. Не знаю, куда идти и что делать, но ясно одно – здесь оставаться нельзя, иначе все будет еще хуже.
– Я сейчас встану, – предупреждаю его я. Без очков плохо видно, поэтому не уверен, кивнул он или нет. Его фигура расплывается перед глазами. Ему ужасно стыдно, и этот стыд заглушает все остальные мысли и чувства. Выждав пару секунд, я медленно поднимаюсь на ноги.
– Я сейчас уйду... – снова предупреждаю я. И опять выжидаю пару секунд, прежде чем медленно двинуться к двери. – Прости меня.
Выйдя из спальни, я бегом пересекаю кабинет к другой двери, превращаюсь в кота и возвращаюсь в башню. Понятия не имею, куда еще пойти, но если вокруг много людей, да еще и Макгонагалл... ничего страшного не произойдет, надеюсь я.
Превратившись в человека, я лежу в своей постели, едва прикрывшись одеялом. Хочется спросить совета у Рона с Гермионой, но не уверен, как объяснить им все это. Вряд ли они мне поверят, а если и поверят, то точно возненавидят.
Они заходят в спальню и бросают учебники Рону на кровать.
– Что-то ты сегодня рано, – замечает приятель при виде меня.
– Ага.
– Что, Хогсмид не оправдал ваших ожиданий? – рявкает Гермиона, аккуратной стопкой складывая книги у клетки с Мариголд. Затем внимательно на меня смотрит, выпрямляется и спрашивает, что случилось.
Я его укусил. Ранил его. Все испортил. Ненавидьте меня.
– Ничего, – наконец произношу я. – Поссорились. Не хочу об этом говорить.
Рон и Гермиона обмениваются беспокойными взглядами. Рон спрашивает, пойду ли я ужинать. Хочу отказаться, но от голода сводит желудок.
– Мне нужно одеться, – бормочу я.
– Я подожду в гостиной, – быстро говорит Гермиона и уходит, закрыв за собой дверь.
Медленно сажусь, тянусь за очками и за сложенной у спинки кровати стопкой одежды, оставленной домовиками. У меня все болит. Спина словно покрыта синяками. Кажется, я растянул плечо. Но этого мало. Мне нужно кровоточить. Меня следует избить и выжечь изнутри и снаружи. Я должен испытывать боль в сто раз сильнее, чем Северус.
– Что с тобой случилось? – спрашивает Рон.
Я начинаю одеваться, из одежды выкатывается моя палочка.
– Я же ясно сказал: не хочу это обсуждать.
– Но твоя спина...
– Я упал.
– Да, конечно.
Цепляю на нос очки и встаю на выход. Рон хватает мою палочку и сует мне. Не хочу ее брать. Наверно, с ней я способен на еще более ужасные поступки, чем те, что уже сделал без нее. Рон, однако, выглядит решительно настроенным вызвать меня на откровенность. А к этому я совсем не готов. Я неохотно беру палочку. Мы просто пойдем поужинаем. Я буду на глазах у всей школы, под надзором следящих за дисциплиной учителей. А если сделаю что-то не так, то меня тут же остановят.
Мы направляемся к Большому залу. Рон с Гермиона идут слева и справа от меня, словно телохранители. Когда мы минуем группки студентов в коридорах, иногда доносятся хихиканье и оскорбления. Кто-то кричит мне: «Эй, давай стриптиз!» Но, в основном, все просто останавливаются и молча глазеют.
Но тут кто-то восклицает «Devestius», и моя одежда разлетается по сторонам.
Рон с криком бежит за ней следом. Раздается хохот. Я пытаюсь его игнорировать. Не собираюсь устраивать сцены. Гермиона набрасывает на меня свою мантию. Я сжимаю палочку и продолжаю идти, притворяясь, что мне плевать, но тут передо мной появляется Дин со злобной гримасой на лице. Он преграждает вход в Большой зал, вокруг нас со всех сторон толпятся студенты.
– С дороги!
– А может, это не я у тебя на пути, – возражает он. – Может, это ты – у меня.
– Гарри, не надо, – предостерегает Гермиона.
Из толпы раздается крик: «Выпей меня, Алиса!» Взрыв хохота и хихиканья, который быстро утихает под гневным взглядом Дина.
Дин поворачивается ко мне.
– Кажется, тебе ужасно удобно ходить нагишом, Поттер. Это что, реклама? – Я только сильнее сжимаю палочку, когда он осведомляется: – И какой у тебя тариф, если проглотить?
– FELLATIO! – кричу я, направив на Дина палочку. Из-за резкого движения мантия Гермионы спадает с плеч. Дин глядит на меня, сбитый с толку. Кажется, ничего не произошло. Вокруг приглушенные смешки. Кто-то в шоке восклицает: «Черт подери!»
Дин пытается спросить: «Что?», но не может издать ни звука. Он пытается снова. В панике оглядывается и умудряется издать странный, жутковатый звук на вдохе. Он делает еще один вдох, но не может выпустить воздух. Дин вдыхает, но не может выдохнуть, и когда до него это доходит, он лихорадочно хватается за горло и оглядывается по сторонам, беззвучно произнося какие-то непонятные слова.
Я подхожу ближе.
– Ну что, хорошо?
Позади него видно, как в толпе по рукам ходит моя рубашка с галстуком. Рон уставился на меня с открытым ртом. Гермиона хватает меня за плечо. Я отталкиваю ее.
– Мне отменить его сейчас... или еще потерпишь? – с улыбкой осведомляюсь я у Дина.
Дин кивает и мотает головой, снова сконфуженно кивает, беззвучно произнося: «Хватит!»
– ТОГДА НА КОЛЕНИ И УМОЛЯЙ!
Вокруг мне кричат прекратить, отпустить его. Но я не могу, потому что не знаю, как это сделать, а этого показывать нельзя. Я не имею права на панику. Дин в ужасе. Я толкаю его вниз за плечи. Пошатнувшись, Дин хватается за грудь, не способный дышать.
– А НУ УМОЛЯЙ, ТЫ, ГРЕБАНЫЙ...
– Поттер! – кто-то хватает меня за руку, разворачивая. На меня глядит взбешенная Макгонагалл. – Накинь на себя что-нибудь! Что тут происходит?
Она глядит мимо меня на стоящего на коленях и обхватившего свою грудь Дина. И, отпустив меня, произносит Finite Incantatem. Ничего не происходит. Тогда она пробует Cessacantius и Desinicantius, но Дин продолжает задыхаться.
– Поттер... что ты натворил?
– Feh... Fellatius.
Макгонагалл обращается к толпе студентов.
– Кто-нибудь... приведите мадам Помфри. Что же касается тебя...
Я не ожидаю окончания ее фразы. Повернувшись и носом к носу столкнувшись с Гермионой, я отталкиваю ее и кого-то еще... и еще... всех, кто пытается меня удержать. Я толкаюсь, пинаюсь, кусаюсь до тех пор, пока не вырываюсь и со всех ног несусь вдоль по коридору. Не знаю, куда направляюсь, пока ноги сами собой не приводят меня в подземелья, где я, в кошачьей форме, царапаюсь в дверь Северуса.
Отправлено: 15.05.09 19:31. Заголовок: Я в шоке. Ну неужели..
Я в шоке. Ну неужели никто из взрослых не видит что Гарри съезжает с катушек? Ладно Снейп, у него самого крыша давно не на месте, но та же Макгонагалл??? Сначала мальчика кидают в озеро, потом он демонстративно раздевается. Да хотя бы то, что он не ест ничего?! Меня вся эта история озадачила еще когда Гарри пошел к Помфри за средством от кошмаром, а над ним посмеялись. Если я узнаю что моему ребенку (илю любому знакомому мне ребенку) снятся КОШМАРЫ о сексе, это как минимум повод для большого серьезного разговора, а то и для обращения к психологу. Гарри до сих пор никому не рассказывает о своих снах (хотя с этими снами им и шпионы не нужны) потому что ни один взрослый не нашел получаса чтобы попытаться спокойно поговорить. Где Дамблдор со своим всезнанием? Кажется волнуется только Гермиона (повторяю Северус не в счет - ему самому психиатр нужен)
lost girl, спасибо еще раз огромное :) Я очень жду продолжения и очень за них переживаю :)
Upd. Только что подумала - а может в этом план? Может Дамблдор ждет когда у Гарри съедет крыша и тога Волди, как связанный с ним разумом, самоуничтожится?
J.H.Idla, согласна! Честно говоря, педагогический состав, совершенно не соответствует профессиональным требованиям (боже, с учетом снарри это звучит более чем смешно:)..Я понимаю фэнтези и все такое, но честно говоря в закрытых школах оооочень внимательно относятся к ученикам.
Отправлено: 18.05.09 19:50. Заголовок: Deidra пишет: Я пон..
Deidra пишет:
цитата:
Я понимаю фэнтези и все такое, но честно говоря в закрытых школах оооочень внимательно относятся к ученикам
Кто будет предъявлять претензии к школе случись что с Гарри? Он - сирота. Гермиона почти в таком же положении, где и как ее родичи будут искать управу на магов? А скорее всего они вообще не вспомнят о существовании дочери. Гермиона лишена родительской и правовой защиты. Это - канон. А родители Рона - верные и восторженные приверженцы директора. Что только с их детьми в этой школе ни вытворяли, а они все равно продолжают посылать туда детишек и верить руководству школы. Ну или может у них просто нет денег на оплату обучения в другом месте.
Susannasan пишет:
цитата:
и правда - интересно ... ждем
Зря - там чем дальше в лес тем толще тараканы. Для меня мпямо книга ужасов.
Отправлено: 18.05.09 20:30. Заголовок: Marta, я думаю вы пр..
Marta, я думаю вы правы с той стороны что аналогов у Хогвартса в Англии нет, поэтому родители все равно будут отдавать туда своих детей, но у этой же ситуации другая сторона - т.к. в его стенах воспитываются ВСЕ маги Англии, то соблюдение абсолютного порядка и соответствие всем нормам - это залог выживания и развития магического общества. В такие школы тащат все лучшее, лучшее специалисты, лучшая литература и конечно надзор. Если даже с одним ребенком что-то случиться, то санкции последуют незамедлительно, я вот думаю что директор Диппет ушел в небытие быстро после случая с Миртл (хотя я могу и ошибаться), а с сиротой могут быть два варианта - или скандал еще больше чем с благополучными детьми или наоборот все быстро заминается. Я уверена положение маглорожденных детей учитывает во многих нормативных документах и учитывая специфику английского общества, о защити прав "меньшинств" криков было бы еще больше чем обычно, другой вопрос много бы нашлось искренних сочувствующих. Так что я не думаю, что из-за того что родители детей не могут приехать в школу, там и твориться беспредел. В самом фике (не трогаю канон) большое нагромождение всяких вольностей, люди ведут себя будто они просто в полупансион потусоваться приехали, ну а кого и как судьба свела..кысмет!
Отправлено: 18.05.09 21:47. Заголовок: Marta пишет: Зря - ..
Marta пишет:
цитата:
Кто будет предъявлять претензии к школе случись что с Гарри? Он - сирота.
Да нет же, вы все перепутали! Причем тут сирота? Гарри - Мальчик который выжил, а выжил у Волдеморта, еще и не такое переживет. И вообще. У него в жизни Миссия, вот! Marta пишет:
цитата:
Зря - там чем дальше в лес тем толще тараканы. Для меня мпямо книга ужасов.
Отправлено: 18.05.09 23:47. Заголовок: Вот жесть, а. Что-то..
Вот жесть, а. Что-то с Гарри явно не так. Если сейчас такие повороты, то что же будет потом? Страшно подумать. lost girl Лостик, спасибо за продолжение Скрытый текст
Отшвырнув пергамент, который приземляется на пол, я принимаюсь за новый набросок, выбрав другой ракрус.
варианта - или скандал еще больше чем с благополучными детьми или наоборот все быстро заминается. Я уверена положение маглорожденных детей учитывает во многих нормативных документах и учитывая специфику английского общества, о защити прав "меньшинств"
Ага именно из-за этой специфики органы опеки позволяли Дурслям держать Гарри в чулане (канон). Я Вообще по канону понять не могу как можгут считаься лучшими например все учителя защиты, отсутсвие малейшего намека на скандал в истории с василиском. ТО что никто не понес наказания когда оборотень дважды чуть не сожрал учеников (Сперва Снейпа, Потом ГАрри и Компанию). Никто не протестовал когда школу патрулировали дементоры. Примеров в каноне куча. Хогвартс больше похож на школу выживания.
Отправлено: 20.05.09 13:00. Заголовок: Marta пишет: органы..
Marta пишет:
цитата:
органы опеки позволяли Дурслям держать Гарри в чулане
Я, честно говоря, не припомню, чтобы органы опеки вообще когда-либо появлялись у Дурслей, но может быть я ошибаюсь. В остальном полностью с вами согласна. Единственное объяснение (кроме того что Роулинг решила просто не заморачиваться) - кризис в самом магическом обществе Англии, возможно там такой хаос процветал еще до Волди, что Дамблдор был из разряда "что хотят то и творят", но это совсем не объясняет политику Попечительского совета и реакцию (а точнее отсутствие таковой) родителей, которые по-моему не обращались в Минобр или что там у них его заменяет.
[align:center]"Я пытался" [/align] Этого не произошло. Ничего не произошло. Именно поэтому я стою тут с брюками, полуспущенными до колен...
НЕТ.
В комнате леденящая тишина. Она пульсирует вокруг меня, и я не понимаю, произнес ли слова вслух. Его нет. Он ушел. Пятясь к двери, не спуская с меня глаз, словно опасаясь, что я наброшусь на него и разорву на клочки, я же едва способен шевельнуться.
Ничего не произошло. Ничего не произошло. Ничего... ничего... В руке палочка, и я в полной безопасности. Комнаты опустели, я один и в безопасности. Одежда порвана, плоть искромсана, на глаза спадает нечто напоминающее пряди волос, но когда пытаюсь их отвести, пальцы хватают пустоту...
И я в безопасности.
Потому что ничего
ничего
ничего
ничего
не произошло.
В боку болит, словно там шов или кинжальная рана. Снова пытаюсь прикрыться черным тряпьем, из которого лезут нити, но мой внутренний глаз ослеплен светом; белым, как молчание, как раскалывание льда, как удар моего черепа о камни, а потом он
(оказался внутри)
получил то, что хотел.
Мои руки, повозившись, замирают. Впрочем, какая разница, прикрыт я сейчас или нет?
Он получил то, что хотел.
Нужно выбросить это из головы. Я бы выбросил... я бы упал, но тогда снова окажусь на полу, где все произошло; вместо этого продвигаюсь вперед в ванную, закрываю дверь, сажусь и не падаю. Но тут же вспоминаю: есть другая комната, укромней, безопаснее. О да, чем меньше размер, тем безопасней... представляю, как уменьшаюсь, как белый свет превращается в ничего, так же как ничего не произошло... Во всяком случае, ничего достойного внимания... и я перемещаюсь в другую, укромную комнату. Сажусь на опущенную крышку унитаза и гляжу на каменную, усеянную крапинами, словно красными муравьями, стену. Не чувствую ни рук, ни ног. Онемевшие губы что-то лепечут. Испытываю смутное любопытство: о чем это они?
Так мы и сидим: мое тело и я, вежливые незнакомцы, до тех пор, пока тишину не нарушает приглушенное царапанье.
Похоже, за входной дверью. Поднимаюсь, и брюки спадают снова. Кажется, я смеюсь. Во всяком случае, издаю какой-то звук, пусть и очень тихий, ну и потом, это царапанье. Не могу же я его там оставить, скребущегося в дверь. Начнутся пересуды, скажут, что со мной что-то не так. Набрасываю халат, туго завязываю его поверх порванного пояса, и в таком вот неэлегантном виде иду к двери. Он набрасывается на меня, и вот он – голый у меня на полу. Страх бурлит вокруг него, словно грязь в прозрачной воде. «Помоги, помоги мне, мне нужна твоя помощь». Страх лижет мне лодыжки, теплый, как кровь, знакомый, как ненависть.
Я отступаю.
– Ты же обещал, что поможешь вспомнить, – говорит он. – Или забыть... в общем, одно из двух... – Гляжу на пол и различаю его пальцы – округлые, мягкие пальцы, с обкусанными ногтями. Никаких когтей, чтобы вырисовывать экзотические узоры на моей коже. Никаких когтей, чтобы срезать пуговицы. – Позволь мне остаться тут, – умоляет он. – Можешь меня обездвижить. Все, что угодно.
Судорожно сжимаю спрятанную в кармане палочку, словно она меня защитит. Ноет бок.
– Я не могу помочь тебе забыть, – объясняю я теням его пальцев. – Я пытался.
– Я напал на Дина, – бормочет он. – Я не знаю, что делать.
Дин... Томас. Мальчишка-художник. Вижу его распластанную на полу фигуру, красная кровь размазана, словно краска, на коричневой коже.
– Что ты натворил?
– Fellatius. Он не мог дышать.
– Где ты этому научился?
– Не знаю. – Со всхлипом он накреняется вперед. Отступаю еще на шаг.
– Тебя видели?
Он быстро кивает. Дважды.
– У входа в Большой зал. Макгонагалл помогла ему...
– Тогда тебя будут искать. – И уже вижу Минерву в ее мантии-шотландке, ведомую Люпином к моим комнатам. Вижу, как уводят Гарри, чувствую, как что-то щекочет лоб, провожу там рукой. – Возможно, будет лучше, если тебя найдут. Я так и не смог тебе помочь. – Мои пальцы красного цвета. Его отведут к Дамблдору. Будут допрашивать. Он расскажет о чаепитии... О том, чем он стал – по моей вине... О том, что я позволил ему с собой сделать. Мысль на этом останавливается, и я рассматриваю свои красные пальцы, представляя их сладкими на вкус.
– Прости меня. Прости меня. Прости меня.
– Прекрати, – шепчу я. – Прекрати твердить это.
Он скорчился передо мной – мягкие ладони прижаты к полу – и лежит неподвижно, все равно что мертвец.
– Меня же исключат! Отошлют назад к Дурслям! Или в Святого Мунго! Или в Азкабан! – Оставляя кровавые отпечатки пальцев, я вожусь с узлом пояса и, наконец, развязав, набрасываю на него халат – ну вот, теперь одним голым телом меньше. Зато мне снова приходится придерживать разорванные брюки. Его взгляд так холоден, что я вынужден отвернуться.
Напоминаю себе: со мной моя палочка, я в безопасности. Позади меня он делает какое-то движение, и я вспоминаю: безопасности больше не существует.
Захлопнув дверь в спальню и не забыв сотворить охранное заклинание, я отступаю в маленькую комнату... снова охранное. Затем забиваю полотенцами щель под дверью – на случай, если заклинание подведет. Потом – провал в памяти, гладкий, как пергамент, на время которого меня покидают даже красные крапинки. Постепенно я снова чувствую сложенные на коленях руки, холодный фаянс сквозь дыру в брюках, слабый запах плесени. Люпин, Минерва, Дамблдор скоро придут сюда. Нужно принять приличный вид.
Гардероб в спальне, а это совсем не безопасно.
Приоткрыв дверь, с порога призываю одежду, каждую секунду ощущая
(его)
различные ужасы, подкрадывающиеся ко мне... когтистая лапа на плече, между ног. Дверь снова закрыта и запечатана охранным заклинанием. Только полминуты спустя вспоминаю, что сначала снимают ботинки, а брюки потом. Сдерживая рыдания, я слепо раздеваюсь. Он изорвал на мне все, кроме носков. Оставляю лохмотья грудой на полу, переодеваясь: меняю покрытый кровавыми разводами камзол на чистый, искромсанные в клочья брюки на целую пару. Неглубокие порезы покрывают живот и бедра, пересекаясь со следами от пальцев Люциуса. Наверно, я должен быть благодарным за то, что в порыве возбуждения он не откусил мой член. Колени поцарапаны, но боль лишь в тех местах, где он меня кусал.
Кажется, это занимает целую вечность.
Ополаскиваю лицо, и вот пора снова выходить наружу, потому что я — взрослый. И у меня есть обязанности. Я – его игрушка, и обязан быть готовым к эксплуатации.
У входной двери - никого.
Меня медленно поглощает пустота. Я даже не утруждаюсь поднять палочку. Он ведь просто превратится в химеру и снова повалит меня на пол... Бреду к дивану, чтобы ждать там, но он уже на нем – свернувшись калачиком, кутающийся в халат, как в одеяло. Он замечает мои ноги, и у него белеют костяшки пальцев. Он боится самого себя... будущего... наказания...
Тут я понимаю: он тоже слишком напуган, чтобы пошевелиться, не говоря уже о превращениях. Я мог бы его убить. Мертвые молчат. Никто никогда ни о чем не узнает...
Он не шевелится.
Болезненно медленно я распрямляю пальцы, сжимающие палочку. Возвращаюсь на кухню и долго гляжу на аккуратный ряд черных склянок до тех пор, пока снова не обретаю ясность мысли. Готовлю ему чай, словно это поможет. Вспоминаю последний раз, когда я готовил ему чай. И что случилось потом. Снова и снова высвобождаюсь из-под него... чувствую впивающиеся в бок клыки. Когда несу ему чашку, наступаю на пуговицу и отшвыриваю ее в кабинет. Я еще долго буду натыкаться тут на пуговицы.
Благодарно, но, так и не поднимая головы, он бормочет «спасибо».
«Может, это яд...»
Он делает глоток. Я, в свою очередь, тоже не могу на него смотреть.
– Я должен перед тобой извиниться. За чай.
Еще один глоток.
– Он вкусный, – машинально произносит он. – Спасибо.
Его клыки впиваются мне в бок. Попытка аппарировать забирает последние силы, меня толкает вперед. Отбрасывает в стену.
– Не за этот чай. За тот, другой. – Сплетаю пальцы, рассматривая многогранность отбрасываемых свечами теней, пока он допивает.
– Почему?
Действительно, почему? Ведь так логично было предположить, что, не доверяя мне, он перестанет доверять Amicus Fides, а это какое-никакое, но начало. Тени моих сплетенных пальцев падают ему на ноги, и я отступаю еще на шаг.
– Amicus Fides, – хрипло произношу я. Першит в горле. Неужели я кричал? – Заклятие представляется тебе полезным, потому что... ты мне доверяешь. Так как наша работа с заклятием была отложена, мы потеряли много времени, я выбрал кратчайший путь... предав это доверие... отсюда и чай. Туда было подмешано... – Кто-то громко стучит в дверь. Он вздрагивает, разливая чай, превращается в кота и юркает под диван. – Там тебя найдут, – продолжаю я, подбирая халат. Кот вылезает из-под дивана и бежит в спальню. Закрываю за ним дверь, пытаясь обрести привычную ясность мысли: как убедить Минерву, что все в порядке (даже ни на секунду не надеюсь, что мне удастся обвести вокруг пальца Дамблдора).
За дверью – руки в карманах – стоит Люпин.
– Где он? – вежливо осведомляется он.
– Понятия не имею.
Оттолкнув меня, он входит в комнату.
– Его запах... – Я, как идиот, стою, держа дверь. – А с тобой что произошло?
Качаю головой и встречаюсь взглядом с проходящей мимо слизеринкой. Та ускоряет шаг.
– Мы не вправе терять ни минуты, Северус, – настаивает Люпин. – Он напал на студента.
– Напал?
– Проклял. Его срочно желает видеть Дамблдор.
Воздух наполняет паника. Вцепившись в дверной косяк, я отрезаю:
– Так идите и ищите его.
– Северус...
– Да не знаю я, где он!
Люпин опускает мне на плечо ладонь, поверх свежих царапин. Быстро отступаю, он хмурится и открывает рот, чтобы что-то сказать. И меня осеняет: ему же все расскажет его обоняние. О том, что тут произошло, что Гарри сделал со мной, как и о том, что мои силы на пределе и я не могу поднять головы. У него коричневые ботинки с залатанными шнурками. Гляжу на них из-под полуопущенных век, ожидая допроса, но он лишь произносит:
– Если он к тебе придет, отведи его к Дамблдору.
Кажется, я киваю. Он советует посетить Помфри и уходит.
Комнаты снова наполняет тишина. Густая, как снег, и ноги передвигаются в ней с огромным усилием. Нахожу стул, сажусь и рассматриваю руки (совершенно бесполезные, без когтей для самозащиты). Ловлю себя на мысли, что мне все равно, что будет дальше. Меня с головой накрывает ледяная тишина. Наверно, я мог бы уснуть под ее покровом.
Краем зрения замечаю тень Гарри.
– Что значит «было подмешано»?
Накручивая на палец выбившуюся из ткани нить, оцениваю свою вину и гадаю, какую еще он потребует с меня плату.
– Кошачья мята. Я видел, как ты на нее реагируешь в моем кабинете.
– Почему?
– Я полагал, это подорвет твое доверие. Преподаст тебе урок. Я полагал...
– Ты полагал, что это подорвет мое... Что? Как?
Нить затянута туго. Кончик моего пальца лилового цвета.
– Неудобно, но безобидно. – Я произнес это вслух? Неужели действительно было время, когда я верил, что могу строить планы? – Безопасность... – Ощущаю на себе его взгляд, такой недоверчивый... и еще ниже склоняю голову. «Не думай. Не чувствуй. Заслуживай все, что получаешь».
– Ну и что мне теперь делать? – наконец спрашивает он. – Меня ищут. Что мне делать?
Гляжу на него. Поплавав, его бледное лицо приобретает четкие очертания в золотистых отблесках свечей. Он спрашивает у меня, что делать, с самого момента моего разрушения. Смех в зале.
– Можешь остаться тут, – машинально отвечаю я и встаю, словно могу куда-то уйти. Кухонная стойка все еще покрыта листьями кошачьей мяты, а по полу, покрытому пятнами моей крови, разбросаны пуговицы. Куда уйти? Эти комнаты принадлежат ему.
Он отступает от меня в сторону кладовки.
– Все равно можешь меня обездвижить, если тебе так будет... спокойней.
В отчаянии гляжу, как он отступает еще на шаг.
– Ты не должен, – пытаюсь сказать я. Ты не должен был быть способен со мной на такое. Не на такое, не на самое худшее... не со мной. Я – самое худшее. «Царь, царевич, король, королевич, сапожник, портной, убийца, безумный алхимик, предатель и насильник...» Делаю еще одну попытку. – Ты не должен был... – Слова никак не сформируются. Слишком сильно свело горло.
Тот, кем я был раньше, никогда не позволил бы подобного. Тот, кем я был раньше, никогда бы подобного себе не представил. Разница в тридцать минут, в вечность... между нами нет ничего общего.
А Гарри по-прежнему изъявляет желание быть обездвиженным.
Возвращаюсь в свое укрытие и, презирая себя за слабость, снова запечатываю дверь охранным заклинанием. Однако убежище больше не кажется достаточно безопасным... вероятно, оттого, что теперь я скрываюсь в нем и от самого себя... Лихорадочно ищу более укромное место и нахожу, забившись между раковиной и унитазом. Никому и в голову не придет тут меня искать. Запах плесени здесь гораздо сильнее. Ягодицы и спина мерзнут, холод окружает меня, медленно падая под глазами. Вскоре все сливается в беспросветную тьму. Меня не видно, не слышно, не заметно. Я вернулся в исходное состояние, я рад превратиться в ничто.
Если он придет за мной снова, я ничего не почувствую.
Все даты в формате GMT
3 час. Хитов сегодня: 22
Права: смайлы да, картинки да, шрифты да, голосования нет
аватары да, автозамена ссылок вкл, премодерация откл, правка нет
Столько пережить - и не видеть никакого просвета в конце. Гарри еще хранит его юношеская наивная вера, а вот чем жить Снейпу? Пока он, похоже, собирается жить Поттером и ради Поттера. Как бы он не сопротивлялся, эту истину он когда-нибудь признает )) 
Так любить и так друг друга истязать... 
- участник сейчас на форуме
