Началось всё со случайного прикосновения.
Наверное, случайного. Сейчас я думаю, что оно вовсе не было случайным.
До того момента мы уже выпили почти всю бутылку эльфийского, так что стопроцентной случайностью "момент" не назовёшь.
Каким образом на грани полуночи Снейп оказался в моей компании и распивал, как будто с другом, вино - отдельная история. Может быть, даже весьма интересная, чтобы подумать о ней, но она вдруг в тот самый момент напрочь перестала занимать мои ленивые мысли. Я сидел в уютном потёртом кресле, мои вытянутые ноги пригревал камин, и я собирался задремать, пока чья-то мягкая ладонь не накрыла мою руку, покоящуюся на подлокотнике. Я думал, что Снейп вот-вот уйдёт, а он почему-то, чуть погодя, ещё и сжал мои пальцы.
Не ожидал.
Но руки не забрал. Я только широко открыл глаза от удивления и попытался сообразить: наши кресла в самом деле всегда стояли так близко? Ранее я этого не замечал.
А Снейп, похоже, тоже
не ожидал. Он, застыв, посмотрел на свою руку, а затем убрал её. Но не отдёрнул. Как будто прикоснулся к чему-то ядовитому и понял, что всё равно уже поздно дёргаться.
Но я, как мне кажется, всё понял. Ну, может, и не всё, но кое-что - определённо.
Я притянул его руку обратно, обвивая пальцы вокруг запястья.
Не нужно бояться, я не ядовитый, - хотелось мне сказать. Но ведь не обязательно говорить вслух? И я говорил: взглядом, жестами. В конце концов, не только ему в голову ударило лёгкое опьянение.
Глупо, конечно, но... Снейп, должно быть, так давно не испытывал ласковых прикосновений, что у него невольно вырвалась эта потребность.
Так ли уж глупо? Наверное. Но после трёх бокалов некоторые глупости начинают казаться чем-то важным, а важные вещи, вроде той, что: нельзя трогать Снейпа за лицо! - глупостями.
Почему же нельзя?
Смотрите, я легко это делаю, и он даже не злится. Почти не чувствуя себя идиотом, я легонько коснулся его век, побуждая закрыть глаза. Ему не нужен Ремус Люпин, прикасающийся к нему, ему нужны сами прикосновения.
А ещё он... чёрт, и это был не обман зрения... у-лы-бал-ся, пока я скользил пальцами по его подбородку, и мне казалось, что я рисую эту улыбку.
Я давно не видел, чтобы Снейп улыбался - расслабленно, непринуждённо. Я вообще не смог воскресить в уме улыбки Северуса, он ведь редко улыбается, да и то чаще это кривые ухмылки.
И вот на его губах играла живая улыбка. Тогда я всё-таки вспомнил: а я уже видел её, такую. В студенчестве, когда мы, бывало, вместе просиживали в библиотеке и даже иногда разговаривали.
При мыслях о нашем прошлом мне вдруг показалось, что он действительно пьян, хотя я и знал, что это не так. Он был опьянён не больше, чем я.
Через несколько дней он вновь
улыбался, а я любовался и радовался тому, что у меня получается.
Получилось, конечно, не сразу; когда я спустился в подземелья и задумчиво постучал в его дверь, то он выразил недовольство моим приходом, но почему-то впустил.
И каким-то образом понял, о чём я собираюсь заговорить. Мне надо было ещё немного времени, чтобы собраться с духом, но он избавил меня от этой надобности. И, нет, это была не легиллименция.
Он помотал головой, отступив на шаг.
Я сделал два шага.
Мне хотелось смеяться
"верь мне!", но я сломал сопротивление всего одним прикосновением.
Больше Снейп не сопротивлялся. Так появились следующие вечера.
И потом мне стало интересно: чего он от меня ожидает, когда улыбается своей полуулыбкой? Ждёт?.. Боится?.. Или он ни о чём не думает?
Признаться, часто я и сам забываю обо всём на свете, когда...
- Ты закрыл глаза, - говорит чей-то насмешливый (он в самом деле насмешливый?) голос над ухом.
Чей-то? Конечно, это Снейп, но я не сразу его узнаю и вздрагиваю от неожиданности. Прикасаясь к
рукам, я иногда забываю, чьи они. Руки не умеют говорить, чёрт возьми, так мне легче делать своё дело - без разговоров и взглядов.
Помимо просто того факта, что иногда он открывает глаза, меня смущает также и то, что иногда, так получается, я нахожусь перед ним на коленях.
Я не хочу, чтобы на меня смотрели и сбивали тем самым с нужного настроя, и мне больше нравится мысль, что
он подвластен мне, а не наоборот. Тогда и приходит в голову мысль о повязке.
- Теперь ты тоже, - с усмешкой я завязываю ему глаза и не встречаю сопротивления. Может, ему так тоже легче.
Через неделю я принесу шёлковую ленту.
- Так ведь приятнее, правда?
И получу в ответ глухое "угу".
Это как игра. Я завязываю ему глаза, и он, глубоко вздохнув, абстрагируется от всего мира. Расслабляется, едва мои руки ложатся ему на плечи. Можно назвать это массажем, переходящим во что-то, чему я пока не нахожу названия. Обычно я массирую ему плечи и шею (ему действительно это не повредит), а когда он откидывает голову назад - это знак, что я могу переходить к дальнейшему. А дальше будут
прикосновения.
Особенно он любит, когда я невесомо поглаживаю его шею. Чем-то мне и самому это нравится - кожа здесь тонкая, очень нежная, и прикасаться к ней приятно, даже несмотря на то, что передо мной сидит Снейп. А ещё меня по-хорошему забавляет его выражение лица. Интересно, оно у него такое, когда он занимается любовью?
Впрочем, это риторический вопрос.
Между тем, наши отношения в целом не меняются. Отношения?.. Скорее уж их отсутствие. Наше, хм, общение - это своего рода сотрудничество; так, во всяком случае, наверняка думает Снейп. Я же никогда не задумываюсь о зелье, когда кончиками пальцев очерчиваю его скулы. Но, пожалуй, я принимаю мысль, что это сотрудничество.
И сегодня он может тихо обронить, что у меня волшебные руки, а завтра я буду слышать от него только колкости; пока не придёт вечер.
А может быть, он всё же мягче стал ко мне относиться. Ведь даже когда я должен чувствовать обиду, мне хочется смеяться. Я стараюсь не показывать этого, иначе он поймёт, насколько близко я к нему подобрался. Я знаю, что на самом деле он не хочет меня оскорблять, но - привычка такая, и было бы подозрительно от неё отказываться.
А вот зелье изменилось; похоже, он смог как-то смягчить его вкус. Если только мне это не кажется.
Да, помимо прочего, ещё я делаю ему массаж рук; вычитал в одной книге, как это правильно делать.
Снейпу нравится, значит, не зря я вычитывал. Я стараюсь, чтобы это не выглядело банальной процедурой, легонько играю с его пальцами, иногда переплетаю со своими, но тут же скольжу вниз по ладони. И, само собой, не забываю об инструкции.
Что-то в его лице не так... Рот чуть приоткрыт, а нижняя губа подрагивает, словно он хочет её прикусить или что-то сказать. Он не улыбается и слегка хмурится. Может, у меня получается слишком чувственно?
Я тоже хмурюсь и очень рад факту, что он не может видеть, как я внимательно изучаю его.
Внезапно Снейп перехватывает мою кисть, скользя по запястью, и я со странным (наверняка) выражением лица слежу за его пальцами. Сейчас я
изучаю будто со стороны. Даже удивиться забываю. Хотя на секунду у меня в мозгу проскочил испуг, но только в тот момент, когда он перехватил инициативу.
Насколько же далеко он улетает в своём замкнутом мире, если забывает о настоящем?
Он уже весьма настойчиво гладит мою руку, я сглатываю, и у меня почему-то возникает мысль, что нам нельзя напиваться в обществе друг друга, хотя мы, кажется, никогда такого и не делали. Поэтому я и беру себе на заметку: не допустить этого. На всякий случай.
А то что? Хм. Я не знаю. И незнание вызывает интерес.
Я не отстраняюсь, будто так и должно быть. Сейчас мне тоже чем-то интересно происходящее.
А с другой стороны, что здесь такого? Просто мне непривычно, вот и всё.
Когда он замечает, что моё дыхание сбилось, то останавливается.
- Это ничего не значит, - он приходит в себя и стягивает повязку.
Не значит. Но мне не нравится твой взгляд. Немного испуганный и... обвиняющий?
- А я ничего и не говорю, - спешу его успокоить.
- А если бы
я сказал? - теперь он смотрит глазами Снейпа, подозрительно нащупывающего правду.
- О чём ты? - мой голос по-прежнему спокоен и безучастен. С чего ему быть иным? Впрочем, можно было проявить заинтересованность.
- Ни о чём. Просто игра слов, забудь.
Я коротко улыбаюсь ему уголками губ.
Ещё одна маленькая игра?
Вообще-то я люблю игры, ты уже знаешь об этом? Может быть, и не знает. Главное, что негласные правила нам известны.
Я прихожу к нему, когда у меня хорошее настроение и есть желание им поделиться.
Иногда он просит зайти меня, реже - приходит сам. Иногда у него прескверное настроение, и я прихожу, пусть мне на так уж и хочется, потому что знаю, что ему нужно вновь обрести покой.
Перед полнолунием наедине мы видимся только из-за зелья - это короткие вынужденные встречи, и Снейп знает, что в эти дни я не могу дарить тепло, меня бы самого кто обнял; Северус и об этом догадывается, но, кажется, не может на что-либо решиться. Я вижу это, когда он медлит перед тем как уйти с пустым кубком, пожелав мне доброй ночи. Хотя, скорее всего, он лишь желает убедиться, что меня не вырвет.
Что ж, а в остальном по части "правил" Снейп полагается на меня. Т.е. нет у нас никаких правил. Потому что я их так и не установил.
Я просто продолжаю делать расслабляющий массаж и ласкать уже такое знакомое лицо, раздумывая порой, что будет перебором? Если я прикоснусь к его губам или если легонько поцелую под ухом?
Когда подушечка моего пальца едва-едва касается чувствительной кожи губ, то у него почти неуловимо перехватывает дыхание. И я пока не знаю, что это: тонкая грань, которую я легко могу переступить, или стена, к которой не следует приближаться?..
Когда-то давно мне довелось прикоснуться к нему так, и Северус, возможно, тоже вспоминает об этом. Здесь и кроется загадка: я не знаю, что вызывают у него те воспоминания. Сожаление о том, что нам не суждено было стать друзьями, или только горечь, от которой хочется избавиться? Светлое или тёмное?
Хочешь ли ты... чего-нибудь большего? Он не скажет, а я не спрошу. Потому что не уверен, значат ли для него те чёртовы воспоминания хоть что-то. И пока что я касаюсь его губ только едва-едва. Пока что.
И пока я присматриваюсь к Северусу и пытаюсь разобрать чувства, скрывающиеся за холодной маской, у меня есть время подумать, хочу ли я сам чего-то большего.
Может быть, это всего лишь игра в благодарность.