ДОРОГИЕ ДРУЗЬЯ! ФОРУМ ОТКРЫТ ТОЛЬКО ДЛЯ СОВЕРШЕННОЛЕТНИХ ЗАРЕГИСТРИРОВАННЫХ ПОЛЬЗОВАТЕЛЕЙ.
Чтобы зарегистрироваться, внимательно прочтите инструкцию в этой теме.
Если вы уже зарегистрированы, то получить доступ к закрытым разделам можно в этой теме.
Отправлено: 16.01.08 22:36. Заголовок: "JKR была не права". 10П. "Always", переводчик - Мага, СС/ЛМ, ГП, NC-17, слеш
10П. Название: Always Автор: nishizono Название оригинала: Always Источник:http://nishizono.livejournal.com/65424.html Переводчик: Мага Категория: слеш Жанр: romance, hurt/comfort Герои: СС/ЛМ, ГП Рейтинг: NC-17 Саммари: Умри я там, я мог бы быть героем; но я не умер – и не стал им. Примечание: Фик переведен на конкурс "JKR была не права, или 32,5" на "Астрономической башне". Номинация: Перевод.
Больно ли мне? Да, черт возьми, мне больно. Мне невыносимо больно, о небо… Впиться бы в это небо зубами и разорвать его ко всем чертям… Уничтожить его, как оно уничтожило меня. Жаль лишь, небу нет дела.
Но его голос ласков. – Поспи теперь. Станет легче.
Мне смешно, а я даже не могу рассмеяться.
* * *
– Выпей. – Люциус? – спрашиваю в попытке разомкнуть губы. Губы послушно размыкаются и испускают хриплый гортанный шепот. Зелье обжигает горло. Стоило открыть глаза, и серая расплывчатая тяжесть вдавливает меня в кровать, а шею пронзает острая боль.
Если это и есть смерть, она чертовски отвратительна.
– Не пытайся разговаривать. Горло еще не вылечено, сделаешь только хуже.
На этот раз мне все же удается рассмеяться, и мой смех звучит хрипло и глухо. Если бы мое горло нуждалось в лечении.
* * *
– Драко..? – В безопасности, – Люциус тихо успокаивает меня.
Кивнув ему, я открываю глаза. И тут же закрываю, ослепленный резким солнечным светом. Я слышу шорох задергиваемых штор – в комнате снова темнота, и он стоит бледным лучом посреди нее.
– Я должен был бы умереть. – Говорю тихо – скорее себе, чем ему… – Что ж. Ты не умер. – А должен был бы, – настойчиво повторяю и снова погружаюсь во мрак.
* * *
Все мои сны о ней. Он понимает, в конце концов – и с Зельем Сна без Сновидений приходит спасительное небытие.
* * *
– Сколько времени прошло?
Люциус выглядит усталым. Лицо осунулось, под глазами – темные круги. Роскошные волосы, которым я когда-то завидовал, потеряли свой блеск. Впервые на моей памяти Люциус Малфой походит скорее на простого смертного, чем на божество.
– Две недели. – Он отвечает и дотрагивается палочкой до шрама на моем горле. Это стало нашим новым порядком вещей и, в конце концов, это успокаивает. Иногда меня будит прикосновение его магии; иногда он ожидает моего пробуждения, чтобы начать.
Яд Нагайны проник в ткань слишком глубоко; мое выздоровление займет месяцы и изнурит нас обоих. Я даже не спрашиваю, откуда у него дар целителя. В конце концов, Пожиратель Смерти не должен брезговать и жизнью.
– Я могу пошевелить ногой. – С удивлением замечаю, что мое колено признало во мне хозяина и снова стало сгибаться. – Мы в Малфой Мэнор?
Я поднимаю взгляд, и он одаривает меня тем, что в довоенные времена я классифицировал бы как мягкую усмешку. Сейчас же я могу себе позволить назвать это просто улыбкой, и эта улыбка значит для меня больше, чем две недели ухода за моим бренным телом. Я и сам способен срастить собственные кости – не знаю, могу ли я улыбнуться… – Да, мы в Мэнор.
Люциус стянул одеяло с моей ноги и обхватил рукой лодыжку. Когда кончики пальцев мягко массируют мою ступню, я чувствую – в них пульсирует магия. Мои мускулы напрягаются, вздрагивают, и от покалывания, будто целый разряд тока восходит волной по моей ноге, я невольно вжимаюсь в простыню.
– Черт. Я должен был учесть две недели твоей неподвижности. Можно было начать работать с мускулами уже давно. Остается надеяться, что они не атрофируются.
Он не понимает. – Люциус, – я выдыхаю резким хрипом, – я живой.
На несколько секунд между нами повисает молчание, и наконец Люциус тихо вздыхает. – Живой.
Я засыпаю, доверяя свое колено его рукам; мне снится Сортировочная Шляпа и тепло ладони героя моего детства у меня на спине.
* * *
Когда я просыпаюсь, огонь в камине уже догорел и превратился в пепел. В комнате темно. Тяжелое тепло давит на мое бедро, и в какой-то момент на меня накатывает воспоминание. Гнетущий жар открытой раны. Тут же вздыхаю с облегчением – светлые волосы рассыпались в беспорядке по одеялу, и Люциус тихо сопит. Я застал моего претенциозного друга за таким плебейским занятием, и не могу не усмехнуться. Я тайком пропускаю сквозь неуклюжие пальцы прядь его волос. Волосы мягкие, и я накручиваю прядь на палец, задумчиво хмыкая. Меня никто не видит.
Люциус потягивается. Закрыв глаза, я не двигаюсь, пока он снова не устраивается поудобнее, и стараюсь не обращать внимания на покалывание, где его сонные губы случайно коснулись меня. Его дыхание слишком теплое.
Пробормотав невразумительный выговор моим коленям, он обвивает рукой мою голень. Я – подушка Люциуса Малфоя, и мне можно украдкой зарыться рукой в его волосах.
– Помнишь… ту ночь? Я пришел сюда, когда Лили прогнала меня. С тех пор никто не слышал от меня такого отчаянного хныканья.
Мой спящий собеседник не отвечает, а я нелеп и качаю головой. Он знает все, что я мог бы сказать ему – впрочем, всегда есть вещи, которые не звучат вслух. Слишком много вещей, которые я не произносил вслух.
Я молча разглядывал тени над кроватью и раздумывал, как сложилась бы моя жизнь – если бы я живым мог сказать то, что звучит так легко после смерти.
* * *
В первый раз за три недели я просыпаюсь, не жмурясь от солнечного света. – Я припоминаю, почему предпочитал подземелья.
Говорить больше не больно, но от моего бархатистого баритона не осталось и следа. Он ухмыляется.
– Ты готов попробовать подняться? – Нет. – Я честен: я практически полностью контролирую верхнюю часть тела, но ноги не желают мне подчиняться. – Но от чая я бы не отказался.
Я знаю, чего малфоевская гордость никогда не позволит, и радостно этим манипулирую: меня ожидает полноценная чайная церемония, и никаких компромиссов. Почти улыбаюсь.
Он поворачивается ко мне, и контраст между Люциусом Малфоем, которого я всегда знал, и между тем, что стоит сейчас передо мной бледным призраком, бросается в глаза. Плечи все еще прямы, подбородок гордо вздернут, но запястья стали лишком хрупки – а глаза впали и потеряли блеск. Лет триста назад я соврал бы и сказал ему, что он выглядит отвратительно. Но я больше не шпион и могу себе позволить любую прихоть и даже правду – и говорю, что только он мог пережить войну, сохранив красоту неприкосновенной. Одна из тех вещей, не произносимых вслух.
Люциус закатывает глаза, но его щеки розовеют - не могу удержаться от ухмылки.
Левитировав поднос с чаем на ночной столик, он вытягивается в кресле у моей кровати. Я отворачиваю взгляд – его рука дрожит, когда он наливает чай. Теперь передо мной большой поднос малфоевских булочек – свежеиспеченных и ароматно дымящихся, с розеткой со сливками. Черничные. Мои любимые – в тех редких случаях, когда подобная роскошь была мне позволительна. Питательных зелий, которые Люциус мне дает по утрам, достаточно для поддержания моих сил – но не для удовлетворения моего аппетита.
– Тебе еще слишком рано начинать есть твердую пищу. Извини. – Они исчезнут, если хочешь. – Нет. – Я быстро качаю головой.– Я скучал по запаху.
Люциус дует на свой чай, чтобы остудить его. Мы сидим в тишине, и вся моя сосредоточенность уходит на преодоление пути чашки от блюдца до губ. Я мельком взглянул на Люциуса, созерцающего булочки почти с вожделением.
– Они остынут, – тихо говорю ему, кивая на поднос.
Я окинут сердитым взглядом, но он, по крайней мере, принимается за булочку, погружая ее в сливки. Не находя себе более достойного занятия, я наблюдаю за его руками и почему-то обращаю внимание на то, как нож зажат в его руке – так же мягко, как когда-то палочка.
Покончив с трапезой, он оставляет одну булочку на тарелке и уставляется на нее. Я сухо комментирую, что перед ним не морщерогий кизляк. Сверкнув глазами в мою сторону, он все же преподносит булочку ко рту и откусывает немного. Его глаза тут же закрываются от наслаждения, и я улыбаюсь – не человека, способного устоять перед соблазном черничных булочек со сливками. О Люциус Малфой и его гедонистическая натура.
– Ну? – я сопровождаю свой вопрос изгибом брови: есть вещи, на которые Северус Снейп способен и после смерти. – Божественно.
Тон Люциуса не терпи возражений. Как я мог сомневаться в высшем наслаждении, дарованном булочками Малфоев! Тщеславие.
– Опиши их вкус, – я прошу тихо; я забыл его. Поймет ли он, как мне важно почувствовать себя причастным… Я отвернулся.
– Ты помнишь свою первую ночь здесь? Это было летом; моя мать тогда принимала гостей. Мы с тобой пробрались в сад и объелись черники. – Абраксас был в ярости,– шепчу с улыбкой.
– Скорее из-за пятен на моей парадной мантии. Эльфы неделями их отстирывали. – Все же оно того стоило. Я спрятал немного в моей мантии, и в конце концов, когда все ушли, мы добыли сливок и сахара на кухне.
Люциус смеется, и это первый настоящий смех, что я от него слышу – с тех пор, быть может. – Сколько мы съели? Я думаю, около дюжины. А помнишь, как мы не могли на них насмотреться.
– Наслаждение черничными булочками со сливками никогда не давало мне покоя: я всегда разрывался между желанием съесть еще и осознанием их неминуемого конца.
– Но я пообещал тебе принести больше. И я привез! Я прислал тебе посылку в первый день Четвертого курса.
– О да. Твоя убийственная посылка в ярко-розовой оберточной бумаге приземлилась посреди Большого Зала. В ярко-розовой, черт бы тебя побрал, Люциус! Она произвела фурор.
– У нас не было другой!– он протестует в свое оправдание, но как бы не так. Глаза хитро блестят и выдают его с головой.
– Ты говнюк, – объявляю ему, но все же не запускаю подушкой.
Вместо ответа он откусывает еще и уже не пытается скрыть своего наслаждения. Прикрывает глаза и слизывает сливки с губ. О боги. Он смотрит на меня и видит, как я не могу отвести взгляд. Я не могу отвести взгляд. Мое сердце бешено бьется, и я шепчу, что не помню вкуса. Люциус наклоняется ко мне, и я не в силах двинуться; он касается губами моих губ и смотрит на меня – я медленно киваю в ответ. Его поцелуй нетороплив. Я запускаю руку в его волосы и обхватываю его шею. О боги. Я приподнимаюсь на подушках и вжимаюсь в него губами так сильно, как могу. Его язык оставляет послевкусие черники и нежность сливок – я облизываю губы и падаю обратно на подушки.
Его лицо розовеет, и мне немедленно надо прикоснуться к его щеке, и я это делаю, и он накрывает мою руку своей, прижав на мгновение к губам.
– Отдохни. Его шепот перерастает в тяжелую тишину. Я сопротивляюсь желанию попросить его остаться. Я верю, что он все-таки останется, и проваливаюсь в сон. Мне снится летняя ночь и лунный свет в золотистых волосах.
* * *
– Северус. Посмотри на меня.
Look… at… me…
Я сглатываю. Вокруг меня тепло его рук, и он шепчет, что он здесь.
* * *
Я просыпаюсь и вдруг вспоминаю, что Лили мертва. И что я не должен жить. И еще я осознаю, что спал не один впервые за почти двадцать лет. Мы не осмелимся говорить об этом, но вот они, улики – рассыпались прядями на моей подушке. Люциус спит рядом в кресле, уронив голову на руки у моего изголовья, – и просыпается, почувствовав мой взгляд.
– Должно быть, я заснул здесь. – Первое, что он сообщает мне, проснувшись, с виноватой улыбкой на губах.
– Очевидно, – и не могу удержаться от усмешки. Столько лет практики, но Люциус Малфой так и не научился врать мне. – Как ты себя чувствуешь? – Отвратительно. Я чувствовал ноющую боль в нижней части тела, и колени снова не слушались, изводя меня покалыванием.
Он сбрасывает одеяло с моих ног и принимается их изучать. – Все-таки уже лучше. – Расскажи об этом моим ногам, если тебя не затруднит. – Боль – неотъемлемая часть выздоравливания, – Люциус спокойно отвечает и не осознает всей глубины сказанного. Я гадаю, кто из него хуже – психиатр или лжец.
Спальня нагрелась от солнечного света – окна открыты; я тяжело вздыхаю, неуклюже двигаясь под своим вельветовым одеялом. В конце концов, я сбрасываю его. Люциус массирует мое колено, двигаясь пальцами по кругу.
– Это помогает тебе? – его руки продвигаются выше, к бедру. – Да. Под его прикосновениями мои напряженные мышцы расслабляются, и я безвольно утопаю в своих подушках. Мне вдруг становится забавно от мысли, что по выздоровлении я стану таким же избалованным, как Драко до войны. Люциус двигается выше, и мои мышцы сжимаются, пока он не успокаивает их мягким поглаживанием. Реакции моего тела – хороший знак, но мне в какой-то степени жаль выздоравливать. Легкие прикосновения его пальцев... и это так чертовски приятно. Я понял. Я хочу провести остаток жизни, выздоравливая под присмотром Люциуса Малфоя.
Я вдруг смеюсь от этой мысли, и он останавливается. – Тебе больно? – Нет, я…. ничего. Продолжай.
Я хотел было сказать ему, но решил, что моя идея не понравится ему так, как мне.
– Да, сэр. – Он фыркает, возмущенный моим повелительным тоном. До чего же смешно – Люциус Малфой – моя няня. Я снова закрываю глаза, и Люциус возвращается к своему занятию. Его пальцы продвигаются выше, и я резко выдыхаю, когда он касается внутренней стороны моего бедра. Он не останавливается, увеличивает давление; я задерживаю дыхание, и мне не хватает смелости сказать, к чему неизбежно приведут его прикосновения. И это то, к чему мы оба не готовы. Его рука все-таки проскальзывает выше по моей коже, и я отчаянно цепляюсь за его запястье.
Люциус смотрит на меня, и в его взгляде смешаны решимость и догадка. В конце концов, я отпускаю его руку и отворачиваюсь. Мое тело предало меня. Если он и заметил, он не подает виду; но я снова чувствую неуверенность в его касаниях. Я мог бы подумать, что Люциус Малфой стал скромным, если бы не знал его так давно.
– Твое кровообращение улучшилось.
Что ж, можно и так сказать. Я сдерживаю приступ хохота, пока он не превратился в истерику.
– По крайней мере, я снова чувствую свои бедра. – Внезапно я начинаю ненавидеть свою новую хриплость. Когда-то я гордился тем, что мог соблазнить любого своим голосом. Но это Люциус Малфой, и он не подлежит соблазнению, черт побери! И будь я проклят, что помню его губы на вкус. Он поглаживает мое внутреннее бедро, и я кусаю губы, чтобы сдержать стон. Бесполезно. Я отворачиваюсь от моей погибели.
- Посмотри на меня.
Серые глаза блестят на свету и прозрачны, как никогда. Я теряю последние силы выдержать его взгляд, когда его прикосновения подбираются к основанию моего члена. Неправда. Я стискиваю зубы, и меня обдает жаром, но я не отвожу взгляд. Мои глаза просто вот-вот захлопнутся. Он проводит пальцами по моему члену и мягко берет головку. Я снова открываю глаза и встречаю его взгляд опять, и теперь я не сдерживаю стон. Он обхватывает мой член пальцами, как будто вопросительно, и уже уверенно, когда в ответ я подаюсь бедрами вперед. Я пропал.
Это безумие. Этого не может быть, потому что не может быть никогда. Мы были друзьями, мы убивали вместе, мы любили и ненавидели друг друга, но мы никогда не пересекали эту черту. Я никогда не мечтал мечтать об этом, и вот оно, наяву, самое реальное из всего, что со мной было за долгие годы. Я отказываюсь отказываться.
Он всегда знал, как сорвать с меня маску. В мох венах бурлит огонь, который подбирается к сердцу и подогревает мою отчаянную нужду – в его руках. Я выдыхаю ему «больше и быстрей», вжимаясь в подушку. Это осада, но не поражение, я и никогда не был сильней и безумней, чем сейчас.
Люциус откликается мгновенно и сжимает пальцы крепче, и в его прикосновениях магия. Он слегка удерживает меня у основания и ласкает головку, и что-то во мне вырывается на свободу. Его щеки вспыхивают жаром, а губы приоткрыты; он смотрит, как я выгибаюсь и вцепляюсь в простыни. - Ты прекрасен, – он выдыхает, и это еще одна из тех вещей, не произносимых вслух. Когда-то такие слова сразили бы меня наповал. Сейчас я, кажется, почти улыбаюсь, – в моих мышцах подрагивает жизнь, жизнь хрипит и в моих яростных «больше», «сильней» и «пожалуйста».
Отправлено: 16.01.08 22:53. Заголовок: * * * Это ощущение ..
* * *
Это ощущение начинается с тупой боли в груди и разливается по мне, и я уже уверен, что сейчас заплачу. Мой член пульсирует в его кулаке, я стонаю от наслаждения и агонии, сжимая простыни дрожащими пальцами. В сравнении с этим все ничто; облегчение украдкой под одеялом; жалкие пара часов с безликими и безымянными в пыльных комнатах грязных пабов, за которыми неизбежно подступает тошнота. Это – абсолютное облегчение; его руки воссоединяют меня, разорванного на части, с теплом и светом. В какой-то момент мне кажется, будто я снова парализован и наливаюсь ядом – но он здесь. Так близко ко мне, и я закрываю глаза навстречу поцелую, который не наступает.
- Ты… Отдохни. - Люциус.
Он уже поднялся, когда я открыл глаза. Я произношу его имя и внезапно звучу несчастным. Он не отвечает – лишь бормочет очищающее заклинание и в конце концов убирает руки в карманы, оставляя меня в растерянности. Он, никогда меня не покидавший.
– Возможно, тебе следует уйти.
У меня нет сил вытравить горечь из голоса. Я снова одинок и очень устал; пусть он еще здесь, застывший у моей постели, я поворачиваюсь на другой бок и закрываю глаза. Его тихий возглас, будто он собирается заговорить со мной, остается ему – он моча выходит из комнаты, закрыв за собой дверь.
Наконец ко мне приходит сон. На этот раз, мой сон о нем.
* * *
Мне снова больно. Я не знаю, почему стало таким невыносимым проснуться и обнаружить кресло у кровати пустым… Я не знаю. На улице темно. Даже Луна не освещает сад под окном. Кроме потухающих углей в камине мне не остается ничего – вот оно, единственное доказательство: он был здесь. Люциус, который никогда не оставлял между нами недомолвок… А сейчас я один и без ответов. В комнате прохладно – я подтягиваю одеяло к подбородку. Тени над кроватью подрагивают вместе с последними порывами потухающего пламени в камине, и я испускаю вздох.
Странно. В первый раз за почти двадцать лет я не подумал о ней тотчас же, проснувшись, – это ли не предательство… Я открываю глаза и осознаю, что ее лицо не появляется передо мной мгновенно, как еще совсем недавно. Неясный свет зеленых глаз и огненные волосы рисуют в моем воображении абстрактный портрет – портрет женщины, для защиты чьего сына я пожертвовал всем. Кадр меняется. Вот я оказываюсь в классной комнате подземелий, уставившись на мальчика, который буравит меня взглядом в ответ, а в этих глазах его матери – ненависть. Чертов Поттер. Оба.
Где-то рядом раздается звон стекла. Я открываю глаза навстречу ветерку, который сдувает мои волосы с подушки. Он не приходит, и я один с моей гребаной памятью.
* * *
Я, наверное, мог бы проигнорировать его так же, как он проигнорировал меня. Я лжец. У меня нет сил игнорировать кончики его пальцев, рисующие на моем бедре. И у меня нет воли отрицать их крайнюю необходимость при моей нетерпящей эрекции. Его другая рука устраивается на моем плече. Я обреченно вздыхаю, зная, что он уйдет, когда мы закончим. Но Мерлин, как же стоят того те мгновения, когда он остается здесь, со мной – надо мной и во мне.
Люциус уже разделся, и на нем сотни шрамов, как и на мне. Мой герой детства, в конце концов, лишь человек. Он проскользнул в постель рядом со мной, и мы не разговариваем. Зачем нам слова. Он берет меня за руку, и вот он, наш приговор, – выжжен черными линиями на коже. Я всегда воображал, что соприкоснуться Метками будет нестерпимо жечь, но Темного Лорда нет – я ощущаю это так же явственно, как и губы Люциуса на моей шее. Что метки – лишь память о нашем времени, растраченном впустую.
- Северус.
Это не вопрос и не ответ – всего лишь мое имя на его губах, три слога в его выдохе. Я не хочу ничего, кроме него. Я хочу вжаться в него, чувствовать на себе его вес, хочу его язык, его руки, его член; я вдруг ничто, кроме желания, и я не способен больше на мысли.
Ноги не двигаются. Он что-то шепчет, успокаивая меня, когда я чертыхаюсь от раздражения, и оказывается на мне – наши тела вместе, плечом к плечу, бедро к бедру и шрам к шраму. Я нахожу губами его губы, чувствую его руки в моих волосах, и это то, чего просит мое бродячее сердце.
Он приподнимается, а в его взгляде застыл вопрос. Я хочу ответить нет, сказать, что обратного пути уже не будет, но устремляюсь вверх и прижимаюсь к нему губами.
Он покачивается на мне, оставляя дрожь на каждом сантиметре моей кожи своим прикосновением. Я растворяюсь в стонах, пронзающих мое тело, и они гаснут в его поцелуях. Люциус Малфой, так же отчаянно нежный, как и безжалостный и жестокий, – вот мой секрет, который я охраняю ревностно и не выдам никогда.
Непостижимым образом, именно сейчас, кода я – под ним, а он обвивает меня руками, мы равны – впервые за все годы, что знали друг друга.
- Это не жалость.
Я знаю.
В бешеном ритме моего сердца я пульсирую в нем, и я никогда бы не мог представить, что в этом ледяном доме мне будет так тепло. – Пожалуйста.
Я открываю глаза и вижу, как он смотрит на меня, и узнаю в нем Люциуса Малфоя из моего детства – светлые волосы, взъерошенные ветром, щеки, порозовевшие от мороза; он вздрагивает надо мной. Я подаюсь бедрами вверх – я исчез бы в нем, если бы мог, я бы растворился где-то у его сердца, в тепле и безопасности от прошлого и от воспоминаний. Его губы принимают мои вздохи в поцелуе, и моя боль почти утолена.
Люциус сейчас прекраснее, чем когда бы то ни было, с его хрупкостью, шрамами и тенями под глазами, когда его глаза закрыты, а щеки румяны, и я не могу устоять от поцелуев. Я не могу остановиться и вдруг представляю себе, что он чувствует то же самое.
- Прикоснись ко мне. Пожалуйста. – Он шепчет, и опять это слово. Я не знаю, произносил ли он его кому-либо в своей жизни – но никогда мне.
Я беру в руку его член и провожу по нему у основания, и он испускает стон. Я не делал так никому – но он выгибается, и я улыбаюсь. Доставить ему удовольствие, в той или иной форме… дело чести.
- Северус. - Люциус, – я выдыхаю, просто чтобы почувствовать его имя на губах. Я сжимаю его плотнее, и он напрягается, глаза – широко открыты, а зубы – стиснуты; когда я чувствую, как он пульсирует в моей руке, надо мной, вокруг меня, я кричу.
В моих угловатых бедрах нет красоты, когда я пронзаю его в последний раз; нет красоты в крике, разрывающем мне горло, и нет утонченности в моих пальцах, обхвативших его бедра. Несдержанно, неистово, грубо и несовершенно – и слишком человечно.
Люциус распластался на мне, и его объятья поглощают мою дрожь. Его пальцы зарываются в моих волосах, дыхание согревает мою шею, и я держу его за руку. Я обессмертил бы этот момент навсегда, если бы мог, – запечатлел бы на каждом осколке своего сердца.
Когда он отодвигается от меня, я знаю, что он уйдет. Покинет меня и вернется в свою прежнюю Усадьбу, к жене, к сыну… Сейчас же я слышу его вздох, и мне тепло от его рук.
Мне следовало помнить, что Малфои не бегут из битвы. Они проклянут вас своей собственной кровью, оставшись до самого конца, – но не бегут.
Он мягко шепчет мне, что я должен поспать, и сбрасывает одеяло на пол, зарываясь лицом в моей шее. Я легко целую его в голову и чувствую его улыбку – и как бы мне хотелось поверить, что он будет здесь, когда я проснусь.
* * *
Когда я просыпаюсь, Люциус здесь, но уже встал. - Поттер здесь, – он быстро шепчет, – они пошли за твоим телом в Хижину, а когда не нашли… – Он мог не продолжать. Кто еще пришел бы туда за мной. - Только сейчас?
В моем вопросе отвращение.
Я ожидал увидеть Люциуса полностью одетым и причесанным, но его волосы все еще растрепаны после сна, а на тело наброшен халат. От вероятности, что он провел ночь здесь, со мной, мне хочется смеяться, – а Люциус смотрит на меня, как будто я сошел с ума. Быть может, он прав.
- Скажи ему, что скормил меня волкам. - Северус, он плачет. - Это не в моей компетенции. Я сообщаю ему об этом и осознаю, что выполнил долги, оставил прошлое за барьером, когда боль Метки отпустила меня три недели назад. Темного Лорда нет, и сын Лили в безопасности. Может быть, – и я не признаюсь ему в этому, – я просто не хочу видеть слезы мальчишки в ее глазах. Гарри Поттер, раздражающий меня ребенок, не заслуживает этого сравнения.
- Тогда я выгоню его. - Скажи ему, что ты похоронил меня в саду, – я шепчу, ворочаясь на боку.
Я слышу, как дверь в спальню открывается, и его шаги – он направляется в холл. И как перед тем, как закрыть за собой дверь, он отвечает, что похоронил бы меня в семейном склепе.
* * *
Люциус возвращается в ярости. Он швыряет вазы и разбивает и о стены, крушит мебель, пока осколки и обломки всего, что было поблизости, не оказываются разбросаны по всему полу. В конце концов, он заканчивает и молча стоит у окна, скрестив руки – только тогда я подаю знак о своем присутствии.
- Люциус. – И с моих губ слетает вздох. - Какое право он имеет? – Люциус вопрошает, – какое гребаное право они все имеют называть тебя героем?!
Я не отвечаю ему – что мне сказать. – «Герой». О да, герой. И что же ты нашел в конце пути, Северус? Где твоя геройская награда?
О эти рыцарские легенды. Да, я читал истории и романы – я знаю, что героя, вернувшегося с битвы, ожидают фанфары и вечная слава. Я хочу сказать ему, что моего умирающего взгляда в глаза Лили было достаточно – ее сын был жив. Если бы он мог понять, что в этом – мое прощение, мой покой и моя награда: в конце концов, я не предал ее. И умри я там, я мог бы быть героем – но я не умер, и не стал им. Я потрепанный ветеран, раздавший все долги.
- Ты заслуживаешь большего, – Люциус хрипло шепчет мне. – Большего, чем валяться там, забытым, пока они не соизволят прийти за тобой! - Нет. - Нет?! - Я чужой в их мире, Люциус. В их великой победе мне места нет. Я помог им достичь ее, но на этом моя роль в игре заканчивается.
Стоило мне произнести эти слова, чтобы наконец поверить в них со всей душой – Лили мертва, Гарри жив, Лорда больше нет, а я – свободен.
- Я жив. Но тот, кем я был, погиб на полу Хижины.
Люциус вглядывается в меня и присаживается на край кровати, где я лежу, и не проходи и секунды, как я касаюсь его губами. - Я думал, будущее уберегло нам место. – Он признается, вытягиваясь рядом со мной и положив голову мне на плечо. - Убережет. Я обещаю.
* * *
Странно созерцать мое имя, выгравированное на белом мраморе рядом с его именем среди имен тех, кто дал ему жизнь. Я все провожу пальцами по камню и задумываюсь, были ли мы когда-нибудь мужчинами, чьи имена здесь запечатлены. - Думаешь, это обманет их? - Нет. – Я отвечаю, отмечая с удовольствием возвращение моего исконного голоса. – Они скажут, что видели нас. Возможно, им поверят – а возможно, они действительно нас увидят. - Мальчик уже ищет тебя, – он говорит мне тихо. - Мальчик всегда будет искать меня.
Теплый ветер обдувает сад, играя с нашими волосами и сплетая их вместе – мы живы, мы дышим и стоим плечом к плечу, встречая рассвет.
- Нарцисса и Драко? – спрашиваю, беря его за руку и прижимая к себе крепче. - Мы попрощались.
Я не могу не улыбнуться. Все же, мы будем с ними видеться. Мы не одни, кому предстоит начать новую жизнь.
- Ты готов? Готов ли я? О да. Двадцать лет я боялся мечтать об этом моменте, зная, что он не наступит, – и я притягиваю Люциуса еще ближе к себе. Мы не берем с собой ничего, кроме мантий, что сейчас на нас, и палочек. Мое сердце вздрагивает, когда я думаю о его жертве.
- Ты герой. – Он вдруг говорит мне. – Если не их, то мой.
Я смотрю на него в ответ, и его взгляд устремлен вдаль – но на губах играет улыбка. Морщины вокруг его глаз никогда уже не исчезнут, и волосы не обретут снова тот золотистый цвет. Когда-нибудь, время оставит впадины на его щеках – но Люциус Малфой прекрасен, всегда был и всегда будет – даже тогда, когда зрение покинет нас обоих.
- Люциус, посмотри на меня.
Я слышу дыханье в тишине и вижу его серые глаза.
- Always, я обещаю.
Сжимая его в объятьях и прижавшись к нему лбом, я закрываю глаза и улыбаюсь. Неважно, что за ложь позади, – награда героя здесь, в моих руках.
Мы исчезаем с хлопком дизаппарации, и сердца наши бьются, как одно на двоих.
Отправлено: 17.01.08 11:58. Заголовок: Лучшие вещи всегда п..
Лучшие вещи всегда появляются под конец ))) Очень понравился язык, не понравилась история, но это проблемы неприятия пары как таковой... Текст замечательный, спасибо за выбор и работу )))
Все даты в формате GMT
3 час. Хитов сегодня: 45
Права: смайлы да, картинки да, шрифты да, голосования нет
аватары да, автозамена ссылок вкл, премодерация откл, правка нет
- участник сейчас на форуме
