|
|
| |
Пост N: 194
Зарегистрирован: 12.01.06
|
|
Отправлено: 27.01.08 00:34. Заголовок: Снег идет, не перест..
Снег идет, не переставая, вот уже несколько дней, окна совсем ослепли снаружи, и в замке становится все тише, будто нас окутывает ватой, и мы скоро станем жуками в коробочке.
Все разбрелись по спальням, остались только мы с тобой.
Камин трещит и сыплет искрами.
Ты сидишь совсем близко к огню, но никак не можешь согреться. Я вижу, как мелко дрожат твои плечи, словно от плача.
- Чаю хочешь?
Ты молчишь, смотришь в огонь, подрагиваешь в такт своему внутреннему Паркинсону.
- Не простыл? Давай сгоняю за Перцовым зельем?
Это я.
Выступаю в роли няньки, очень мне свойственно, ага.
- Что? Не надо, я в порядке.
Лицо отстраненное, глаза за заляпанными стеклами очков припухшие, нос покраснел. Какой ты некрасивый сейчас.
- Ну и пошел к черту тогда.
Вот это уже больше на меня похоже.
Я поднимаюсь из кресла, потягиваюсь и агрессивно зеваю в твою сторону.
- Сириус, да ты что? - на твоей помятой физиономии удивление. – Ты чего взъелся?
Я – обвинение.
Складываю руки на груди, нависая гибким тяжелым упреком над твоей подавленной отстраненностью.
- А того, что ты весь вечер молчишь и сидишь, тупо пялясь в камин. Может, объяснишь, в чем дело? Или хотя бы опиши что-нибудь интересное из жизни дров, - излагаю я претензию.
Ты пожимаешь плечами.
- Просто нет настроения.
Просто нет настроения.
Последнее время это кодовая фраза для “Лили Эванс не обращает на меня внимания, никто меня не понимает, рассудок мой изнемогает, контрольную по Трансфигурации я таки завалил, бла-бла-бла”.
Поэтому следующие полчаса я выступаю в собирательной роли жилетки, аналитика, священника и комедийного актера радио-шоу, то есть – лучшего друга, выслушивающего признания, сомнения, сетования, горести, сожаления и надежды.
В конце ты слегка приободряешься, и это уже хорошо. Хорошо и славно, правда, было бы лучше, если бы ты вообще не морочил себе голову этой ерундой, и не трепал мне нервы, но как вышло, так уж вышло, жизнь норовистая кобылка, и в плане тебя она меня сбросила.
“Норовистая кобылка” – отвратительная пошлость.
Однако мы все же едем вместе и по одной дороге, так чего же ещё желать?
- Просто зима, ок? Зимой всегда так…
- Серо-бело? Тихо-низко? Влажно-неважно?
- Ну да.
Мы сговариваемся завтра отправиться в Хогсмид, и эта идея как бы сплачивает нас, сплющивая вместе в единое безумно-подростковое целое.
И вот мы уже шутим, и смеемся, и чавкаем сластями, и болтаем, и ты случайно дотрагиваешься до моего обнаженного запястья, и я одергиваю руку, словно ты прижег меня раскаленным металлом, который поплыл по венам, вытесняя из них кровь, оставляя только твое присутствие, запах, звуки, смех, тепло.
Какой ты красивый сейчас.
- Сириус, проснись. Сириус!
Я разлепляю глаза с таким трудом, словно ресницы приклеены к нижнему веку.
- Что? – неразборчиво мычу я смутному пятну, маячащему на горизонте моего восприятия.
- Что, что, - фыркает пятно, - свадьба у меня сегодня, вот что.
А.
Точно.
Пробую поднять голову, но какой-то гребаный весельчак напялил на неё железный шлем и плевать, что невидимый, зато очень даже чувствительный, и весит до хрена, и мал мне по размеру.
Ангел похмелья запечатал мои глаза седьмой печатью, поднимите мне...
Поднимите…
- Сириус! Да вставай же, говорю!
О. Го-спо-ди.
- Слушай, чего ты пристал?
- Ты мой шафер. Если через три минуты не будешь готов, то я за себя не отвечаю.
Ты кидаешь в меня костюмом.
- Ладно, ладно… Одеваюсь. Уйди, я голый.
- Напугал.
Пока я пытаюсь принять вертикальное положение, ты творишь кофе, интересуешься у меня насчет бутерброда, и умолкаешь, верно растолковав выражение моего лица, многообещающее тошноту и другие приятные вещи.
В кофе что-то добавлено, поэтому мне заметно легчает.
Тут я замечаю, что ты нервничаешь и дергаешься, как перед экзаменом, и меня почему-то разбирает дурацкий, неряшливый смех, я давлюсь кофе и кашлю себе на правую манжету. Это просто глупо.
Ты отбиваешь ногой неритмичную мелодию – нечто среднее между “Одой к радости” и “Во всех борделях знали про его быстрый нож”, а у меня странное чувство, будто только что было что-то давнее, ещё из школьной жизни.
Мерцающее.
Такое настоящее, что можно было окунуть в него пальцы и мысли.
- Мне снилась зима, Хогвартс. Мы сидим у камина, разговариваем. Ты расстроен, что Лили не хочет с тобой встречаться. Потом мы договариваемся идти в Хогсмид, а потом ты… Все так ясно, так наяву, я даже удивился, что ты меня разбудил, и…
- Мне не по себе, Сириус, - говоришь ты звенящим истерикой голосом. – Жутко не по себе.
Да, конечно.
Я просто эгоистичный придурок.
- Все нормально, - говорю я. – Пять минут церемонии, а потом клевая такая вечеринка, делов-то. Оторвемся, друг. Нашел, чего бояться. Будь спок.
Твои губы кривит нервическая усмешка, ты делаешь глоток остывшего кофе из моей чашки, но рука так дрожит, что грозит разлить напиток на франтоватый костюмчик. Я забираю у тебя чашку и ободряюще похлопываю по плечу.
- Просто зима…
- Что? Какая там зима…
В доме становится все более шумно, в этом котле варится жизнь, много-много жизни.
Ты сидишь напротив меня побелевший, а я чувствую себя одиноким, как никогда.
- Давай сбежим? – вдруг говорю я.
Тихо-тихо.
Так, что почти не слышу сам себя.
Ты смотришь на меня, в твоих глазах застыло изумление, непонимание, сонная одурь, адреналиновая пляска. Ты похож на паническую атаку.
Но я все равно понимаю, что ты врешь, делая вид, что меня не расслышал.
- Пошли уже, наверное, - говоришь ты голосом естественным, как треск битого стекла под ногами.
А повторять я не буду, потому что такие вещи произносят только один раз.
- Ты иди, я догоню.
Чувствую необходимость поблевать в одиночестве.
На пороге ты останавливаешься, оборачиваешься и пялишься на меня секунды три.
За все время нашего с тобой знакомства это были единственные три секунды, когда я не понимал, о чем ты думаешь.
- Приду, - обещаю я.
Зачем?
Просто я всегда иду вслед за тобой.
- Блэк. Блэк, просыпайтесь! Вы меня слышите?
Что…
Что это?
Я открываю глаза, непонимающе озираясь по сторонам.
Серое, глухое, узкое пространство. Окон нет, сыро, белесый кисель тумана, вытеснивший воздух. Холодная, звенящая, пустая тишина с отголосками чьего-то дребезжащего эха.
- Вы слышите меня, Блэк? Можете говорить?
- Могу?
Передо мной стоит круглый человечек попугайской расцветки. Этакий живчик с манерами выбившегося в люди маленького буржуа.
- Где Джеймс?
Он смотрит на меня подозрительно и немного встревожено.
- Здесь нет никакого Джеймса, - отвечает он. – Вы понимаете, где находитесь?
Я мотаю головой, разгоняя сонную, тягучую хмарь.
За высеченной из черного отчаяния дверью скользят тени. Они слушают, они дышат. Слушают-дышат, дышат-слушают…
Они ждут.
Ждут.
Не дождутся.
- Понимаете? – повторяет он.
- Разумеется, понимаю, - отвечаю я высокомерно. – Спа курорт “Азкабан”, номер люкс 2 746, пятиразовое питание, все включено. Вас-то как занесло сюда? И кто вы вообще такой, черт побери?
Его пухлое лицо бледно, он переминается с ноги на ногу, чувствует себя неуютно.
Но он, по крайней мере, чист и опрятен. Его добротная, скучная мантия тщательно отглажена, розоватые пальцы, мнущие свежую газету, благополучны.
Только сейчас в его присутствии я сполна ощущаю собственную затхлость. С отвращением бросаю взгляд на свои грязные ногти.
Я ненавижу это, просто ненавижу.
- Корнелиус Фадж, министр магии, - чуть склоняет он голову в пародии на вежливость. – Ежегодная правительственная ревизия. На что-нибудь жалуетесь, Блэк?
- Да. Мой фуа-гра всегда безбожно пересолен.
Он кривится.
- Перестаньте паясничать.
- Чем ещё тут прикажете заниматься?
- Ну, э…
Ему неудобно.
Всему миру неудобно перед теми, кого заперли в этих номерах люкс.
Тени за дверью притаились, они чувствуют мой постепенно закипающий гнев, розовые пальцы моего нелепого посетителя белеют в такт их ожиданию.
- Спокойно, Сириус, спокойно.
Я тихонечко усмехаюсь.
- Слушайте, Фадж, оставьте, что ли, газетку почитать.
Он опасливо приближается ко мне, словно боится, что я на него наброшусь.
Если вспомнить мою репутацию, то и правильно.
- Прошу.
Я благодарю его великосветским кивком, тряся свалявшимися волосами. Пугало.
- Премного обязан.
Когда ты выглядишь, как последнее дерьмо, демонстрировать манеры особенно круто.
Тени за дверью чувствуют мою нарастающую злую радость.
- Спокойно, Сириус!
Министр осторожно пятится к выходу обширным задом.
- Что ж, если у вас все нормально, то…
Мою гортань режет изнутри нервным смешком, тень за дверью, хрипя, делает жадный вдох.
“Если у вас все нормально…”
- Благодарю за заботу. Привет супруге, министр.
Когда дверь захлопывается, я падаю на кровать, хрюкая от смеха.
- “Если у вас все нормально…” Подумать только!
Мне не было так смешно последние двенадцать лет.
- Слушай, ну что ты, в самом деле! Успокойся.
На твоем лице выражение живейшего неодобрения.
Хихикая, я утираю ветхим рукавом выступившие слезы.
- Нет, ты его слышал?! “Если у вас все нормально…”
Ты усмехаешься против воли.
- Слышал, слышал. Только… Не надо давать им повод, - ты слегка киваешь в сторону теней за дверью. – Не веселись слишком сильно.
- Ладно, - вздыхаю я. – Не буду.
Я прикрываю глаза, позволяя нежданному истерическому веселью легко выскользнуть и раствориться в том небытие, куда я отправляю все свои чувства вот уже столько лет.
Мне спокойно.
Мне … никак.
Сердце, мой маленький марширующий солдат, снова бьется ровно.
- Знаешь, - говорю я, - а ведь пока он не пришел, мне казалось, что сегодня день твоей свадьбы. Так странно.
Ты пожимаешь плечами этим своим характерным жестом “нет настроения”.
- Мало ли, что приснится.
- Мне не казалось, что это сон.
- Мало ли, что кажется.
- Просто зима?
- Зима.
- Ты не уйдешь, когда я проснусь?
- Я никогда не уйду.
Ты кладешь ладонь мне на лоб, мои глаза снова слипаются, становится хорошо и покойно, серо-бело, тихо-низко, влажно-неважно…
Да, теперь ты никогда не уйдешь.
Стены смыкаются надо мной.
Я стою в центре бескрайней равнины, покрытой снегом.
Мое лицо обдувает ветер.
Я стою в самом центре бесконечности, чувствуя себя непривычно свободным.
Впереди бледный край чахоточного горизонта, назад пути нет.
Тишина.
Абсолютная, беспредельная, тишина, которой заканчивается все, начатое словом.
Я стою в ореховой скорлупке вечности и чувствую себя королем Вселенной.
Вдыхаю полной грудью воздух, пахнущий пустотой и пожухлыми травами.
Наклоняюсь и беру в ладонь горсть снега, растираю его между пальцев, чувствую упругий, скрипящий холод.
Я стою на краю мироздания и чувствую себя непривычно цельным.
Улыбаюсь, и падаю на холодную землю, и делаю “снежного ангела”, а низкое, лишенное солнца акварельное небо оглашается моим смехом, счастливым лаем сумасшедшего бродячего пса.
Прошлое - единое полотно, воображаемое или выстраданное, пережитое в трех измерениях или просто отложившееся в том маленьком театре разума, который ярко горит всю ночь. *
Небо опускается ниже, в белопенном рисунке его туманного озера загорается единая звезда, похожая на белый слепой глаз.
Она смотрит на меня и зовет по имени или просто называет свое.
Я начинаю говорить и говорю долго-долго, так долго, что на земле создаются и рушатся империи, обращаются в прах города, сменяют друг друга эпохи, а, может быть, там проходит меньше четверти часа, я не знаю теперь этого больше.
Я говорю, пока не выплескиваю все, пока со дна души не выскребается последняя капля, но все равно не устаю, потому что, кажется, здесь невозможно устать.
- Не наговорился ещё? – слышу я твой притворно сердитый голос.
Ты протягиваешь мне руку, помогаешь подняться и отряхиваешь одежду на спине.
Мне стыдно смотреть тебе в глаза.
- Я не смог помочь твоему сыну.
Все вокруг застывает зыбким морозным узором на оконном стекле.
- История закончится так, как должна закончиться, - произносишь ты.
Твой голос мог бы показаться пустым, но я знаю, что это не так.
Затем ты озираешься вокруг.
Тишина замирает в ожидании.
- Я так и знал, что тут будет зима, - усмехаешься ты.
На сей раз уже я пожимаю плечами.
- Почему бы и нет?
Ты качаешь головой.
- Потому что.
Затем протягиваешь раскрытую ладонь, и я вижу лист – зеленый и клейкий, как гусеница.
Абсолют цвета.
Здесь в это просто невозможно поверить.
- А ты поверь.
Тогда я беру его, подношу к лицу и вдыхаю запах.
И, наконец, просыпаюсь.
Fin
* цитата Р. Л. Стивенсона
|
- участник сейчас на форуме
