Астрономическая башня

[align:center]Глава 9. Радости и разочарования учебного года[/align]

Начало нового учебного года, вопреки всем плохим предчувствиям Северуса, было безоблачным, и все, казалось, обещало идти легко и без эксцессов (единственным темным облачком на горизонте был ловец гриффиндорской сборной по квиддичу). Возможно, это ощущение беззаботной легкости было вызвано тем, что, в отличие от первых лет своей хогвартской карьеры, он больше не испытывал тяжести нагрузки от обязанностей учителя, декана и штатного зельевара. А может, это было связано с тем, что ученики, помнившие его за партой, успели окончить школу. Ну… или это было оттого, что он сумел добиться репутации строгого и придирчивого учителя, которого бессмысленно пытаться запугать или подкупить и с которым тем более бессмысленно заигрывать и кокетничать — как студенткам, так и их мамашам.

Его опасения насчет Гарри и того, как он приживется, были развеяны почти сразу же. Дом Слизерин принял мальчишку. Все студенты с седьмого курса по второй играли роль старших братьев и сестер. Кто-то — снисходительно, кто-то — с небрежной доброжелательностью, кто-то — с холодной расчетливостью, но все они приглядывали за приемным сыном своего декана. Сам же Гарри выглядел немного забавно, пытаясь оказывать покровительство первоклассникам Дома. Северуса забавляло то, как быстро старшие студенты сообразили, что обычные вопросы первоклашек (где и что находится, как найти аудиторию или правила поведения в библиотеке) и введение их в жизнь факультета можно переложить на малыша. Первогодки присматривали за мальчиком, он же был абсолютно уверен в своей важности и необходимости.

Старосты сумели организовать дела на факультете настолько хорошо, что у их декана оставалось достаточно времени для проведения серии экспериментов, договоренность о которых ему этим летом навязал Малфой в госпитале им. св. Жанны. Как оказалось, в Парижской высшей школе (это гордое название носил маленький, но широко известный в кругах зельеваров исследовательский центр) и на отделении высшей алхимии в Нанте, основанном еще Жилем де Рэ, занимались аналогичными исследованиями. Их подход к проблематике иногда казался Северусу излишне грубым и прямолинейным, а иногда вызывал недоумение своей изощренной тонкостью и извилистостью. Переписка профессора Снейпа с месье Жильбером Ленорманом была активной, обширной и иногда излишне эмоциональной, но оба уважали профессионализм и эрудицию оппонента.

Даже проклятый оборотень не слишком раздражал Северуса, стараясь вести себя максимально вежливо и доброжелательно. Он зависел от Снейпа: от его молчания, от его зелий и разрешения общаться с Гарри. Это примирило Северуса с присутствием в его жизни старого врага — но лишь в какой-то степени. Ведь перевёртыш для него был одним из тех, кто превратил Хогвартс из волшебной сказки в страшный кошмар...

У Северуса Снейпа было несколько качеств, которые изрядно отравляли ему жизнь. Сколько себя помнил, он не умел прощать — ни других, ни себя. За каждую ошибку Северус ел себя поедом, постоянно вспоминая о своих промахах: «А если бы я сделал это и учел то...» Успех он воспринимал гораздо более спокойно, как заслуженный результат упорного труда и правильного планирования. Но неудачи помнил и переживал очень долго. Он иногда размышлял, что было причиной его мизантропии. Возможно, обладай он легким характером и умением смеяться над собой, то имел бы много друзей и беззаботное детство, — но он был самим собой и не мог понять, что же было первопричиной его тяжелого мстительного характера и язвительного сарказма — природа или постоянные унижения окружающих… Кто знает. А ещё сказывались его пылкий темперамент — наследие от легендарного прадедушки итальянца, и бесстрашие берсерка — наследие семьи матери. С детства он пытался взять эти качества под контроль. Держал свой характер в узде, стремился все просчитать и избежать опасных ситуаций заблаговременно, но… раз за разом срывался. В начальной маггловской школе, не сдержавшись, высказал ненавистной учительнице всё, что думает о её методах воспитания и познаниях в преподаваемом предмете; вместо того, чтобы молча признать силу и авторитет банды старших мальчишек и откупиться от них — зло высмеивал умственные способности и внешние данные малолетних рэкетиров...

Северус сумел убедить себя, что Люпин смирился с положением вещей. Оборотень принял все условия, выдвинутые Мастером зелий, был неизменно спокоен, доброжелателен и уравновешен. Однако к середине октября в его ровном голосе начали проскальзывать тревожные ноты. Северус, глупец эдакий, приписал это приближающемуся полнолунию, а также тому, что Люпину предстояло принять зелье, изготовленное по новой формуле.

К Рождеству Снейп клял себя на чем свет стоит. Ведь если подумать, то почти всего случившегося можно было легко избежать! Если бы он запретил Гарри летать без взрослых, если бы он догадался более подробно проинструктировать Плютти, если бы не поехал на встречу с Ленорманом, если бы обратил внимание на поведение Люпина… В итоге, к сочельнику Северус чуть было снова не оказался в больничном крыле под присмотром мадам Помфри — у него открылась язва.

Он, кажется, бесповоротно испортил отношения с Минервой МакГонагалл и директором. Он нагрубил портрету Брейгеля и призраку Кровавого барона, нахамил Почти Безголовому Нику и так посмотрел на Серую Даму, что она буквально растаяла в воздухе. Он проклял Пивза, и только чувство самосохранения уберегло его от того, чтобы сцепиться с полувеликаном Рубеусом Хагридом. А случилось вот что.

Новый, осенний виток слизерино-гриффиндорской войны раскрутился не из старых распрей, а из новой вражды первоклашек. Кто-то кого-то толкнул в коридоре, опаздывая на лекцию. В ответ получил убийственную по своей точности характеристику манер, воспитания, покроя и качества одежды, а также социального положения и перспектив в будущем трудоустройстве. Не имея мозгов ни чтобы ответить, ни чтобы сделать вид, что не расслышал, гриффиндорец вместе с дружками устроил драку. Слизеринец ответил… Правда, к чести гриффиндорца надо сказать, что он-то сорвался первый и последний раз, но у него были старшие братья. Особенно один — юная звезда квиддича. Чарли Уизли, казалось, делал всё возможное, чтобы привести дело к катастрофе. И в результате ему это удалось.

Когда однажды утром слизеринский стол в Большом зале оказался заминирован навозными бомбами, Северус сумел охладить горячие головы своих студентов, сняв в итоге 150 баллов с Гриффиндора и вдрызг разругавшись с МакГонагалл — старая кошка требовала доказательств причастности к происшествию своих студентов, как будто не видела ликования в их глазах и победных ухмылок. Директор попытался «успокоить» его гнев нелепым доводом: «Северус, это просто детские шалости, не воспринимай все так близко к сердцу, — а потом добавил, — или к желудку». Снейп скрипел зубами и мечтал наложить на старого лицемера Crucio: примерно так директор успокаивал его самого с первого по шестой курсы. Кажется, впервые эти слова не прозвучали после той историей с Визжащей хижиной...

Северус был уверен, что бомбы пронес в замок Хагрид. На всех потайных ходах и туннелях стояли сигнальные заклинания, а наивные старшеклассники, полагающиеся себя самыми ловкими, очень быстро обнаруживали, что артефакты, зачарованные профессорами Хогвартса, им не по зубам. Поэтому было очевидно, что доставке контрабанды в замок кто-то помог. Кто-то взрослый, а Снейп знал лишь одного взрослого, обладающего таким чреватым неприятностями сочетанием, как недостаток мозгов и сентиментальность — Хагрида.

Потом был инцидент на уроке трансфигурации у третьего курса Слизерина и Гриффиндора. Северус в гневе и бессильной ярости обвинил МакГонагалл в потакании опасным шалостям своих воспитанников. Она... она весьма болезненно ткнула его носом в воспоминания детства, о которых он предпочел бы забыть. Люпин, который накануне полнолуния и так чувствовал себя больным, был встречен самыми резкими выражениями и выставлен за порог, да еще и Драго, то ли ощущая вторую природу оборотня, то ли уловив настроение Северуса, почти всерьез угрожал настырной твари. Гарри, видя гнев Снейпа, весь вечер вел себя тихо, занимаясь уроками, и только укладываясь спать, попросил посидеть рядом с ним. Северус молча сидел на краю кровати, чувствуя жар от тела мальчика и слушая его тихое размеренное сопение. Как ни странно, это помогло ему успокоиться.

В конце сентября, вскоре после драки, устроенной первокурсниками, Северус вернулся со сдвоенной пары четвертого курса Слизерин-Гриффиндор злой, как разъяренный тестрал. Один из этих… недоумков бросил хлопушку в котел с почти готовым зельем Виго Клэймора. Виго не был одаренным по части зелий студентом, но работал всегда тщательно, занимаясь старательно и аккуратно. Мальчишка происходил из небогатой (чтобы не сказать нищей) семьи и знал, что в будущем может рассчитывать только на свои силы и знания. Мать мальчика — маггла — изо всех сил старалась помочь семье. Она была прекрасной рукодельницей: шила, вязала крючком и спицами и даже плела кружева. А Руперт, её муж накладывал разные чары: для сохранности, от повреждений и загрязнений. Мать Виго сама обшивала всё семейство, и, поскольку ее рукоделие выглядело дорогостоящим, то многие считали парня избалованным богатым бездельником. Очевидно, именно этой точки зрения придерживалась мисс Тонкс.

Она рыдала в кабинете директора, утирая нос рукавом старого, растянутого мальчишеского свитера. Волосы её, в начале урока изображавшие платиновую блондинку (Северусу почему-то вспомнилась Нарцисса Малфой), стали какого-то невнятно-грязного цвета, а лицо приобрело оттенок зеленого яблока. Видит Салазар, если бы девчонка просто споткнулась и упала, он бы простил её, но она нарочно кинула хлопушку в котел! По ее словам: «Чтобы попортить кружавчики этому задаваке». Один Мерлин знает, какая счастливая случайность спасла глаза Виго. Он две недели пролежал в больничном крыле, с ожогами второй степени тяжести на руках, груди и на том, что недавно было его лицом.

Гарри несколько раз навещал Виго в больнице. Ранее тот неоднократно помогал Северусу в лаборатории, и мальчик успел с ним подружиться. Мальчишка навещал старшего друга со Снейпом, который приносил зелья для своего студента и помощника. Потом был визит с одноклассниками Виго, и даже Люпина Гарри умудрился затащить «на минуточку»: «Я только оставлю ему шоколадушку и сразу уйду».

[align:center]~oOo~[/align]

Учебный год в Хогвартсе начался для Гарри с радостной встречи со «старыми знакомыми» слизеринцами и с представления новичкам. Митчеллы под завистливыми взглядами передали Гарри приветы от Малфоев. Первые три дня в гостиной было шумно и людно: все обсуждали, как и где провели лето, планы на учебный год и перспективы Дома в борьбе за кубок школы. Мальчик ощущал себя тепло и уютно в общей комнате факультета. Он был своим. «Старожилом» — в отличие от пребывающих в состоянии постоянного удивленного недоумения первогодок. Что с того, что он был младше их? Он был сыном декана и знал о замке больше, чем первоклашки. Ну почти… Было приятно ощущать себя знающим и опытным рядом с более старшими ребятами. Гарри смотрел на них и думал: «Неужели и я в прошлом году ходил по Хогвартсу с такими же большими глазами?»

К октябрю мальчик воспринимал школу волшебства и волшебную деревню как нечто само собой разумеющееся, а вот летние каникулы на яхте вспоминались как сказка. К концу сентября Гарри уже принимал участие в половине проказ и шалостей, затеянных слизеринцами, учился играть в шахматы, был принят в команду по игре в плюй-камни (на счастье — запасным игроком) и обладал внушительной коллекцией карточек от шоколадушек, выигранных в подрывного дурака. Ни одной редкой или ценной карточки в коллекции не было, но ведь главным был тот факт, что он вообще смог их выиграть!

Частые в первое время посещения Астрономической башни, теплиц и загонов магических животных стали все более редкими — ведь мальчику было нужно сделать так много, что на все просто не хватало времени. Совершенно ужасна ситуация, когда тебя приглашают играть и в шахматы, и в плюй-камни, и в подрывного дурака, а еще ты видишь, что квиддичная команда собирается идти тренироваться, профессор Спраут сегодня собирается пересаживать тигровую лилию, а профессор Люпин приглашал в гости на чай. А еще ты знаешь, что ни прочитал ни строчки из заданного отцом материала, а завтра он будет спрашивать тебя о прочитанном...

Самым неприятным во всем было то, что и Северус, и Люпин прямо-таки помешались на нелепой идее, что Гарри ленив и плохо учится. Северус постоянно критиковал его «каракули», а все дело в том, что Гарри мог писать или красиво, или быстро, чтобы успеть записать мысли. А Люпин… Люпин постоянно притаскивал какие-то новые книжки (иногда очень увлекательные) по истории магического мира вообще и магической Британии в частности. Особенно интересными были книги о древних магах-полубогах Эллады, а также о волшебниках и друидах «Оловянных островов».

Вечера, когда два профессора начинали проверять его домашнюю работу, были ужасными. Северус шипел и плевался ядом. Он громогласно заявлял, что у Гарри самый толстый череп во всей магической Британии, потому что мозгов в нём нет ни грамма, только кость. А на обиженные слова:

— Вот и неправда, у меня есть мозг, — неизменно следовала язвительная реплика:

— Спинной, хватает на то, чтобы есть, спать и произносить членораздельные звуки, выдаваемые за разумную речь.

Гарри неизменно обижался и на день-два зарывался в книжки, но… яркий солнечный день и огромное количество возможностей для развлечений снова и снова отвлекали от книг и учебников.

Люпин же, когда видел, как Гарри закатывает глаза, стараясь придумать десятый подвиг Геракла или вспоминая, какими деяниями были прославлены маги Карфагена, сопровождавшие Ганнибала, только печально смотрел на мальчика и качал головой. Первое время он пытался пристыдить Гарри, говоря, что Джеймс Поттер стыдился бы того, какой у него необразованный сын. Однако отец быстро положил этому конец язвительными замечаниями о том, что Джеймс Поттер был широко известен своим безобразным поведением и успехами в квиддиче, а не обширностью образования и тягой к знаниям.

— В отличие от Лили, — неизменно добавлял он.

Люпин неизменно кидался защищать своего покойного друга. Говорил, каким тот был умным, как хорошо учился. Северус только хмыкал и вспоминал какие-то случаи из школьной жизни: взорванные котлы, перепутанные чары... Ремус в ответ вспоминал что-то свое. И это было замечательно — ведь если они начинали ссориться, то могли и забыть о невыученных уроках Гарри.

Рассказы профессора Люпина об успехах Джеймса Поттера в квиддиче подогревали страсть Гарри к полетам. Профессору нравилось сопровождать мальчика на поле, хотя отец предпочитал, чтобы Гарри ходил туда с ребятами из факультетской команды. Он ни слова об этом не говорил, но Гарри ведь не глупый, что бы там Северус не утверждал! Мальчику казалось, что Люпин ревнует его к отцу. Он постоянно старался прийти в гости, или пригласить Гарри к себе. Угощал всякими вкусностями. И вообще старался проводить в их компании как можно больше времени.

А еще у Гарри появился новый друг. Портрет Художника. Так он звал его долгое время, даже узнав его имя. Художника звали Питер Брей-гель, и был он сквибом. Портрет висел в галерее одной из башен, месте довольно отдаленном и малопосещаемым. Зато вид из окна был потрясающим. Гарри оказался там совершенно случайно. Он убегал от парочки гриффиндорских первокурсников. Глупые мальчишки почти совсем не ориентировались в замке, и удрать от них оказалось просто. Правда, и сам Гарри, как выяснилось, знал замок плохо и поэтому заблудился. Убедившись, что погони больше не слышно, и немного отдышавшись, он забрался на подоконник, решив для верности выждать некоторое время, прежде чем звать на помощь Плютти. А чтобы не скучать, вытащил из кармана кусок пергамента и карандаш и стал карябать рисунок. Художник посмотрел на его мазню и начал критиковать в удивительно знакомой ядовито-язвительной манере. Гарри даже почувствовал себя как дома... И теперь Гарри приходил к Художнику со своими рисунками. Тот ни разу ни один из них не похвалил, но давал советы. Оказалось, что главным было научиться смотреть и видеть.

А еще у Гарри появились враги. Их было много, и все они были разные. Некоторые не любили его просто потому, что он сын главы Дома Слизерин, а некоторые как сына строгого и нелюбимого профессора. Некоторые стали врагами потому, что он сам объявил им войну. Все началось с того, что однажды утром под столом их Дома оказалось несколько бомб-вонючек. И хотя под взрыв попало всего несколько человек, завтрак для всех оказался испорчен. Северус ходил весь день злой. Гарри видел, какими взглядами он обменивался с МакГонагалл: отец сверкал на нее глазами, полными бешенства, а та отвечала ледяными взглядами, полными высокомерного презрения.

Потом… Потом был взрыв в классе у Северуса, отправивший Виго Клэймора в лазарет. Северус рычал, шипел и ругался с Люпином, который пытался оправдать идиотку, устроившую взрыв. Он называл ее «хорошей девочкой»! Ха! Хорошие девочки – это Лизи Строун и Алиса Митчелл. Те всегда готовы помочь, веселые и красивые. И никогда не кинут хлопушку в котел с зельем!

На общем собрании в факультетской гостиной было решено, что достойным ответом будет война. И в этой войне маленький, юркий, ловкий и не связанный школьным расписанием ребенок был незаменим. Под маскирующими чарами он мог проникнуть даже в логово врагов — общую комнату Дома Гриффиндор. Честно говоря, Гарри там не понравилось. Вместо приглушенных зеленых тонов и серебра все было оформлено в ало-золотой гамме. Слишком пестро и аляповато. Как выразилась бы мама Драко: «плебейская безвкусица»... Мелкие пакости были эффективны. Все попытки МакГонагалл обвинить в чем-то студентов Дома Слизерин проваливались: все они имели твердое и неоспоримое алиби. И, оскорбленные необоснованными подозрениями, горели желанием доказать свою невиновность хоть под Веритасерумом. Гарри казалось, что Северус подозрительно косится на него после каждого инцидента, но тот молчал. Он не спросил ни о чем ни когда Гриффиндор чуть не проиграл матч Рэйвенкло из-за внезапно напавшей на всех икоты, ни когда половина гриффов покрылась прыщами всех цветов радуги (причем прыщи вызывали страшный зуд). Боевые действия с участием Гарри приостановились только тогда, когда после очередного «несчастного случая» на мальчике задержался задумчивый взгляд Альбуса Дамблдора. Слишком задумчивый взгляд.

Гарри снова начал уделять больше времени обычным своим увлечениям. Он помогал отцу в лаборатории (хотя, по словам Северуса, счастьем было то, что он хотя бы не мешает), мадам Спраут в теплицах или профессору Люпину. У Гарри снова проснулся интерес к астрономии. После лета они с отцом и профессором Люпином еще несколько раз поднимались ночью на Астрономическую башню и рассматривали в телескопы лунные моря и кратеры, Юпитер с его лунами и Сатурн с кольцами. Гарри вспомнил, что он так ни разу и не посмотрел в телескоп на полную Луну, и загорелся желанием восполнить этот пробел. Поскольку Северус давно ругался на «ночные похождения, которые не дают никому возможности выспаться», мальчик решил обойти его с флангов.

Вчера он видел над верхушками деревьев Запретного леса большой оранжевый шар. Почти как апельсин. Это было так красиво… Луна над лесом и лунная дорожка в неподвижных водах Черного озера. И Гарри в тот же вечер попытался издалека навести разговор на интересующую его тему. Он как раз недавно читал в одной из своих книг легенды о луне и знаках зодиака. Однако Северус, уставший после проверки контрольных и злой после очередной стычки в учительской, был непреклонен. Отложив письмо, которое читал в кресле у камина, постоянно хмыкая про себя, он сразу же отмел все попытки непринужденной беседы и заявил, что сегодня слишком устал, а в ближайшие дни будет слишком занят – очередная серия экспериментов близится к завершению. И Гарри нанес свой коварный удар:

— А я и не собирался просить тебя об этом. Мы пойдем с профессором Люпином. Правда? — мальчик, улыбаясь, посмотрел на гостя и почувствовал неладное. Профессор, и до этого плохо выглядевший, побледнел совсем и, растерянно улыбаясь, быстро переглянулся с отцом. Такие взгляды были Гарри хорошо знакомы по жизни в семье тёти и дяди. Обычно взрослые переглядывались так, когда были уверенны в том, что Гарри сказал или сделал что-то не то, но не хотели объяснять, что же он сделал не так.

— Э-э, Гарри, я последние дни не очень хорошо себя чувствую и стараюсь ложиться пораньше. — Профессор Люпин виновато улыбнулся.

Гарри недоуменно перевел взгляд с одного взрослого на другого и, стараясь выглядеть как можно более вежливым, попросил:

— Ну мы же не пойдем не очень поздно, она только встанет над лесом… — И, не выдержав, зачастил умоляющим тоном: — Я так хочу посмотреть на полную луну, ну профессор, ну пожалуйста!

— Гарри! — рявкнул Северус. — Я запрещаю!

Посмотрев на слезы, навернувшиеся на глаза мальчика, он уже более спокойно, но по-прежнему твердо продолжил:

— Ночи сейчас холодные, профессору Люпину ночная прогулка вредна, да и твоему здоровью пользы от неё не будет, а смотреть на луну нужно, когда она находится в восхождении или убыли. Тогда на границе видны кратеры. Ты же помнишь?

Гарри угрюмо кивнул, бросив украдкой взгляд на Люпина. Тот благодарно смотрел на отца. Это было плохо. Очень. Значит, не удастся уговорить ни одного из них.

...Октябрь радовал теплой погодой, под теплыми солнечными лучами казалось, что на дворе стоит начало сентября, вокруг Хогварса одуряющее пахло цветущими розами. Гарри проводил немало времени в своем любимом дворике, то читая, то рисуя цветы, старательно припоминая полные язвительной иронии советы Художника. А чаще всего — предаваясь постыдному, с точки зрения Северуса, безделью. Было здорово просто так валяться на пледе, расстеленном в цветнике, и смотреть на плывущие облака. И знать, что тебя не погонят возделывать этот цветник. Не менее здорово было представлять, как он, оседлав новую спортивную модель метлы, мчится наперегонки с ветром среди облаков. Быстрее и свободнее ветра. От уроков, от придурков гриффиндорцев, от противной МакГонаггал, от пугающего директора, от надменных и неприязненных взглядов некоторых учеников.

Гарри вздохнул и посмотрел на солнечные часы — скоро кончатся занятия и можно будет пойти на тренировку квиддичной команды Слизерина.

[align:center]~oOo~[/align]

В последние несколько недель хорошей погоды Гарри пытался успеть налетаться. Он каждую свободную минуту упрашивал Северуса, Люпина, мадам Хуч или старшеклассников отправиться полетать. Северус всё так же не одобрял метлу, подаренную маленькому мальчику, считая, что она обязательно доведет ребенка до беды. И, конечно же, он был прав.

Хотя по сравнению с первыми годами преподавания, когда профессор Снейп выматывался настолько, что почти без сознания падал в кровать в конце дня, работа почти не отнимала сил, времени она все равно требовала немало. А еще зелья для госпиталя и эксперименты, и попытки заниматься исследованием природы чар… Времени не хватало катастрофически. Поэтому Северус разрешил Гарри присутствовать на тренировках квиддичной команды факультета и, если после оных у ребят будут время и силы, чтобы присмотреть за ним, то летать под их присмотром.

В тот день стояла прекрасная теплая погода, занятия у шестого курса закончились рано, и Гарри уговорил Отто Вульфа, вратаря команды, пойти на квиддичное поле пораньше. Подходя к сараю для метел, Гарри заметил, как за угол, блеснув на солнце яркими рыжими вихрами, свернула фигура студента. Мадам Хуч была на занятиях первоклашек, и мальчики оказались предоставленными сами себе. Детская метла Гарри не могла взлететь выше двух метров от земли, но он сумел уговорить Отто прокатить его на «всамделишней» взрослой метле. Вульф был прекрасным летуном, да и метла у него была весьма неплохая.

Отто посадил Гарри перед собой на метлу и, подумав, привязал его заклинанием к себе. Он был уверен в том, что иначе мальчик упадет, а так сын декана будет в полной безопасности. Позже Северус был вынужден признать, что ни Гарри, ни Отто ни в чем не виноваты и нигде не ошиблись. Они просто не смогли учесть непредвиденного фактора: через три дня должен был состояться матч Слизерин-Рэйвенкло, и кто-то из болевших против его факультета подстроил диверсию с метлами команды. И кстати, Уизли оказался ни при чем, он только прогуливал уроки.

[align:center]~oOo~[/align]

Стремительно взлетев на 15 метров над землей, Отто заложил крутой вираж и сделал круг над полем. Потом устроил слалом, пролетев в кольца ворот. Гарри только пищал от восторга и выкрикивал: «Выше! Круче! Быстрее!». Отто, одобрительно подумав, что из мальца выйдет прекрасный квиддичный игрок, решил показать ему финт и вывел метлу в пике, Гарри радостно засмеялся, и в этот момент Вульф ощутил первый тревожный признак — его новая, послушная метла с трудом вышла из пике. А в следующую минуту буквально взбесилась. Она то пыталась войти в «штопор», то сделать «бочку» или «мертвую петлю», а то и все это одновременно. Древко тряслось и дрожало, и вообще Отто казалось, что он пытается усмирить дикую лошадь со злым и склочным характером. И все же, он бы справился с метлой, если бы не Гарри. Дополнительная масса сильно изменила её летные характеристики. Оказавшись на высоте около 4-х метров, Отто решил прыгать вниз. Он всё рассчитал верно: использовал чары левитации для смягчения посадки, падал с расчетом на то, чтобы не пострадал ребенок... Выданный испуганным Гарри всплеск спонтанной магии, повлиявший на его заклинание и в результате швырнувший их обоих в сторону, и притаившийся в густой траве небольшой, но острый булыжник оказались для него весьма неприятной неожиданностью. Булыжник стал причиной сломанного позвоночника, а вес Гарри, пришедшийся на грудную клетку, добавил к этому сломанные ребра. Им очень повезло, что Роланда Хуч заглянула на стадион проверить, как у них дела.

[align:center]~oOo~[/align]

Это происшествие имело для Северуса двоякие последствия. Во-первых, межфакультетская война вышла за границы разумного, и теперь ему приходилось с удвоенным вниманием следить и за своими студентами, и за воспитанниками Минервы, чтобы не допустить смертоубийства. Во-вторых, Гарри снова стал видеть кошмары. Северус несколько раз просыпался от его криков и успокаивал мальчика уверениями в том, что его вины нет, что к Хэллоуину Отто будет здоров. Внимательное наблюдение за ребенком показало, что он начал бояться высоты — да и к метле больше не подходил. Так и бросил ее на трибунах стадиона. Метлу вечером принесли третьеклассники из Рэйвенкло. Пришлось принять срочные меры. Северус повел Гарри на стадион, и они с Люпином вместе катали его на своих метлах несколько часов. Вначале Гарри молчал, вцепившись белыми от напряжения пальцами в древко, но потом расслабился, спокойно воспринял несколько весьма рискованных кульбитов и даже согласился полетать в одиночестве на своей метле, играя в салочки. Возможно, идея была и неплохая, но, приземлившись, они увидели ошеломленные лица игроков команды Хаффлпаффа.

Той ночью Гарри в последний раз приснился кошмар. Северус услышал сквозь сон, как дыхание мальчика изменилось, как он простонал несколько раз: «Нет, не надо!». Проснуться никак не получалось, но это и не понадобилось. Заскрипела кровать, раздалось шарканье тапок, и он ощутил, как Гарри залезает под одеяло, прижимаясь к нему. Мужчина обнял худенькие плечи и почувствовал, как они расслабляются, и вскоре в комнате слышалось только спокойное равномерное дыхание двух спящих людей.

Утром Северус проспал. И пробуждение его было неприятным. Из камина в гостиной сперва раздался шум, а затем вывалился Ремус Люпин собственной персоной. Ничего этого зельевар, конечно, не услышал — он крепко спал, прижимая к себе вместо плюшевого мишки Гарри и уткнувшись носом в его затылок. Гарри, который спал беспокойно, скинул во сне одеяло, и время от времени бормотал: «Не надо», слабо дрыгая рукой, но стоило Северусу прижать его крепче, как он расслаблялся и успокаивался.

Люпин при виде этого зрелища изменился в лице. Он громко откашлялся и постучал в полуоткрытую дверь спальни. Собираясь на урок в утренней суматохе, Северус не обратил внимания на выражение лица оборотня. Однако его изменившееся отношение к себе вполне почувствовал. Люпин как с цепи сорвался. Он старался не отпускать Гарри никуда с Северусом. Он засиживался в их квартире допоздна. Он таскал мальчишку ночью на астрономическую башню под предлогом того, что «сегодня ночью ожидается необычайно редкое и интересное небесное явление»...

Через несколько дней Северус поднимался в кабинет директора и услышал, как Люпин кричит на Альбуса. Это была настолько невероятно, что он замер на несколько минут. Услышанное за этот промежуток времени потрясло его и повергло в ярость. Люпин обвинял его… в том, что он любит детей! Нет, не в том смысле, как… а в смысле как извращенец! Этого профессор вынести не смог; он взорвался от бешенства, влетев в кабинет директора, прошипел в лицо ошеломленному его вторжением гриффиндорцу: «Отравлю!» и, развернувшись на каблуках, унесся к себе в кабинет подобно урагану. Вечером Минерва и Альбус пытались его успокоить. Они уверяли, что обвинения Люпина смехотворны, что его нужно простить, посмеявшись над этой ошибкой, что Люпин просто очень любит Гарри и беспокоится о нем. В ответ Северус, пытаясь сдерживаться, сообщил им, что Люпин приставал к его сыну с расспросами вроде: «не трогал ли его Северус» и что мальчик спрашивал у него, что такое «петофил»? И язвительно поинтересовался, как над этим смеяться?

Гарри же явно охладел к Люпину. В разговорах он цедил слова сквозь зубы, вел себя с оборотнем вызывающе, а Драго при приближении старого школьного недруга Северуса несколько раз пытался его атаковать. Игрушка-оберег вновь, как и несколько месяцев назад, шипела на оборотня и плевалась огнем, сверкая глазками. Люпин выглядел странно. Возможно, на него угнетающе подействовала необходимость снова встречаться с луной без поддержки зелья — Северус категорически отказался продолжать его варить, и оборотень вновь был вынужден проводить полнолуния в Визжащей хижине (Северус в это время старался наложить как можно больше охранных заклинаний, с содроганием представляя повторение кошмара из своей юности), — возможно, хотя это и сомнительно, ему было стыдно за свои гнусные подозрения. Потухший взгляд и виновато-затравленное выражение физиономии странно сочетались с каким-то нервным, истерично-оживленным ожиданием.

На Хэллоуин Снейпа и Гарри пригласили в гости к Малфоям. Открытки с приглашением, написанным красными чернилами, изображали традиционные для Хэллоуина сюжеты: шабаш на поляне сменялся видом костра с горящей на нем красавицей ведьмой. В последние выходные перед праздником Северус отпустил Гарри в Хогсмит со старшими студентами. Мальчик решил купить подарки. Однако в последний момент Альбус в категорической форме потребовал, чтобы Северус присутствовал на балу. Самого Альбуса не будет несколько дней по делам, связанным с Уизенгомотом, Люпину также необходимо в Лондон по личным и срочным обстоятельствам… «Одним словом, мальчик мой, вся надежда на тебя», — заявил старый интриган, лукаво поблескивая глазами.

А бал окончился скандалом и катастрофой. Да он и не начинался толком.

Стоило начаться праздничному пиру, как со стороны стола Дома Годрика раздался оглушительный взрыв, визг, стол окутали клубы дыма и эээ… амбре. А говоря проще, невыносимого зловония. Минеры-любители затратили на это мероприятие немало сил, фантазии и таланта, не говоря уже о внушительных суммах денег. Минерва не шипела и не била хвостом только в силу отсутствия такового в своей естественной форме, но Северусу все равно казалось, что глаза у старой ведьмы полыхают зеленым огнем, а пальцы кончаются острыми и внушительными когтями.

Конечно же, он с негодованием отверг все безосновательные обвинения в адрес своих студентов. Вернул МакГонагалл несколько ее высказываний. Как-то: «Минерва, это всего лишь детские шалости, не принимайте так близко к сердцу», «Дети есть дети, надо уметь посмеяться над их шутками, где ваше чувство юмора», «Нет никаких доказательств того, что именно студенты моего дома связаны с этим… дурно пахнущим происшествием». Последнее замечание было не абсолютно верным. Все, от первого до седьмого курса, имели алиби, которое могли засвидетельствовать ученики других Домов. Конечно же, это было в высшей степени подозрительным. Особенно если учесть, что Гарри внезапно передумал идти на бал вместе с Севрусом, заявив, что сперва сходит в совятню отправить поздравления и подарки для Драко и его родителей.

Он устроил выволочку своим подопечным, заявив, что такие шутки слишком дурно пахнут и что он был лучшего мнения об их вкусе и стиле. Ребята хихикали и рассуждали о праздничном салюте в честь факультета смелых. Северус вздыхал, понимая, что завтра эта шутка будет на устах у всей школы, и виток конфронтации выйдет на новый уровень. Чуть позже в своей гостиной он вызвал Плютти и велел ей передать мистеру Генриху Снейпу, что он ждет его в своем кабинете для разговора. Мальчишка пытался хитрить, смотрел прямо в глаза, пытаясь сделать взгляд честным, но получалось плохо. Через 15 минут Северус сорвался и наорал на него. Они были в ссоре всю следующую неделю: на публике — предельная вежливость, наедине — полное игнорирование друг друга. Наверняка они бы так и не помирились, если бы не визит Люциуса.

Выглядел Малфой как обычно, но слегка покрасневшие глаза и некоторая небрежность в одежде и прическе выдавали его волнение. Он завел разговор ни о чем, небрежно вспомнил несколько забавных историй школьной поры, спросил о нуждах Дома, поинтересовался делами в школе, осведомился, часто ли отсутствует директор. Если его внешний вид вызвал у Северуса легкое недоумение, то весь нарочито небрежный разговор — сильнейшую тревогу. Все инстинкты кричали наперебой, что случилось что-то серьезное, причем к неприятностям Люциуса имеет непосредственное отношение Альбус.

— Люциус, что ты натворил?

— Я? Ничего. — Лицо Малфоя выражало настолько искреннее удивление, что Северус поверил. — Я ничего не «натворил», а вот ваш сумасшедший директор и наш председатель Уизенгамота, кажется, собирается «натворить»… — Люциус почти нерешительно помолчал, а затем с несвойственной ему робостью спросил: — Как ты думаешь, они могут пересмотреть дела по старым приговорам?

В ушах Северуса застучало, противно заныло то ли сердце, то ли желудок. Во рту появился отвратительный кислый привкус. Пересмотр старых дел ставил под угрозу и его тоже. Мог ли Альбус пойти на этот шаг? Мог, честно ответил себе Северус. «Директор был против того, чтобы я воспитывал Гарри, а если еще вспомнить грязные намеки, распространяемые Люпином…»

Наконец, сквозь панику пробился взволнованный голос Малфоя:

— …и он несколько раз навещал Азкабан. Понимаешь, все эти допросы по делу гибели Поттеров и его визиты в тюрьму... Насколько мне известно, он беседовал с несколькими членами Уизенгамота. — Малфой помолчал и глухо добавил: — Нарцисса в панике. Для нее нет разницы, кого из них выпустят. Сириус ли, Белла ли, для нас это будет катастрофой. Правда, Блэка мы можем не пустить на порог, он успел расплеваться и порвать с семьей, но Белла — старшая.

Северус начал судорожно вспоминать все недавние странности, поведение Люпина. «Интересно, что же его тревожит? То, что я педофил, то, что я хороший отец, или он вспоминает Блэка?!» Блэк — крестный отец Гарри и может потребовать права опеки.

Он посмотрел на Малфоя и заверил его в том, что ожидать на своем пороге скорого поя

		ДОРОГИЕ ДРУЗЬЯ! ФОРУМ ОТКРЫТ ТОЛЬКО ДЛЯ СОВЕРШЕННОЛЕТНИХ ЗАРЕГИСТРИРОВАННЫХ ПОЛЬЗОВАТЕЛЕЙ. Чтобы зарегистрироваться, внимательно прочтите инструкцию в этой теме. Если вы уже зарегистрированы, то получить доступ к закрытым разделам можно в этой теме.