|
|
| …А еще скромная
|
Пост N: 1997
Зарегистрирован: 29.09.05
|
|
Отправлено: 13.12.07 11:04. Заголовок: *** Ты чувствовал ..
***
Ты чувствовал его взгляд кожей. Он не подходил к тебе, не пытался заговорить при гостях, но неотрывно за тобой следил. Жадность этого наблюдения раздражала.
- Что это за тип? – спросила Дженни, присаживаясь рядом на диван.
Ты не стал заигрываться и спрашивать: «Какой?».
- Так. Ничего стоящего.
Она пожала плечами.
- По-моему, ты лукавишь. Он смотрит на тебя взглядом верной побитой собаки.
Ты хмыкнул.
- Неверной. Этот пес женат и, похоже, совершенно запутался между тягой к свободе и уютом своей будки, – что спровоцировало тебя на такую откровенность? Наверно, усталость, и Дженни ее заметила.
- Думаю, нам всем самое время расходиться. Я организую всеобщий исход из твоего дома.
Ты кивнул.
- Спасибо.
Она ласково прикоснулась к твоей щеке. Ты еще не привык к такому проявлению теплых чувств и невольно отпрянул. Дженни терпеливо дождалась, пока уляжется твоя непроизвольная паника, и повторила свой жест.
- Знаешь, а у тебя глаза блестят. Такие яркие… Мне жаль. Посмотри ты так хоть раз на Стива, я бы пошла к черту со всеми своими советами.
Ты нахмурился. Ее домыслы отчего-то стали неприятны. Ты смотрел на Стива намного лучше, ты смотрел на него, отдавая себе отчет в том, что делаешь.
- Ну вот и иди, - резкость этой фразы ты попытался смягчить извинением. – Прости, Дженни. Я, наверное, просто очень устал. Я не привык к таким сборищам в собственном доме и, похоже, заказал слишком много спиртного.
Она кивнула.
- Знаешь, я скажу еще только одну вещь и больше не стану лезть в твои дела, – она задумчиво улыбнулась. – Люди не всегда совершают ошибки, когда следуют зову своего сердца. Иногда это больно. Порою настолько плохо, что напоминает ломку, и мы нечасто способны реально оценить толщину той цепи, на которую посажены. Но знаешь… На самом деле, любые оковы имеют свойство ломаться. Это сложно, но в мире очень мало по-настоящему невозможных вещей.
Ты смотрел на нее и думал, что в чем-то она, несомненно, права. Мерлин с незатейливым именем Гарри, наверное, был не так уж виноват в том, что ты пережил по его вине. Ты ведь почти сразу понял его значимость в своей судьбе, но совершенно ничего не сделал по этому поводу. Ты не боролся, не спрашивал «почему?», просто отрекся от него, позволив связать себя ласковым шелковистым жгутом по имени Стив. В его плену было так приятно оставаться… За тебя все сделали. Не нужно было ни ломать, ни строить, хватило просто желания принять. Может, та собственная сила, о которой тебе так нравилось вспоминать, не существовала вовсе? Не ты выбрал Майкла, а он тебя? Он все решил, а ты просто шел, ведомый его волей? Ну и что, что дальше Рубикона.
***
- Вы тут часто гуляете, - ты невольно зажмурился. У молодого человека в сером пальто поверх пижамы были дивные волосы. Короткие, прозрачные, как пушок одуванчика, они, казалось, впитывали в себя и последние соки желтеющей по краям листвы, и редкие солнечные зайчики, бродившие по подернутой тиной воде. В нем все было приятным. Он словно весь светился, как китайский фонарик со спрятанной внутри слабенькой свечкой. Сколько раз ты проходил мимо, глядя, как он кормит жирных уток, до последнего тянувших с оформлением визы в более теплые края. У тебя тогда вся память строилась на каких-то странных словах и терминах. Ты учился жить по неведомым законам не самого приветливого из миров, в котором для того чтобы стать человеком, тебе нужна была куча бумажек со всевозможными штампами. – Я Майкл из онкологического отделения.
Он сказал это так грустно, словно называл свой последний адрес, но тут же улыбнулся со странной, бесконечной надеждой. Тебе вдруг стало неловко чувствовать себя самым больным и неприкаянным человеком в мире. Самым одиноким и брошенным. Самым голым и незащищенным.
- Я Алекс, - имя было выдумано доктором еще в первой больнице, пациентом которой ты был. Без каких-либо личностных причин. Ему просто нужно было хоть как-то тебя называть, и он, открыв справочник имен, ткнул пальцем. Не ты… Тебе тогда было плевать на все, кроме собственного беспричинного страха, стерильного до белизны савана.
Майкл снова улыбнулся и вдруг, замахав руками, закричал на уток:
- Кыш! Ну, пошли вон, вам давно пора лететь! – и обернулся к тебе. – Я эгоист, мне никогда не хватает уверенности. Они ни в чем не повинные птицы, а я все равно стремлюсь их к себе привязать. Это плохо с моей стороны. Следующим летом, когда они вернутся, их, наверное, уже некому будет кормить. Это глупо - брать невыполнимые обязательства.
Ты был тем, кто сказал главное. Был тем, кто изрек истину, которую сам же потом потерял.
- Нет. Час счастья стоит того, чтобы быть прожитым. Стоит попытки. Даже если это эгоизм и перекормленные утки.
Он тебе поверил. Поверил настолько, что счел себя вправе назвать частью своей жизни то пустое нечто, которым ты являлся. Кто из вас первым решил, что расставание невозможно? Что дружба - это не то, что вас связывает? Тебе всегда нравилось думать, что это был ты. Нравилось, но были ли подобные предположения правдой?
- Я не знаю, куда мне идти, - признался ты, получив выписку и документы, обеспечивающие пособие. – Не понимаю, зачем мне вообще…
Майкл, только что перенесший серию своих болезненных процедур, которые непонятно было, продляли ему жизнь или заменяли ее каким-то тяжелым свинцовым бредом, с трудом сел на постели, сжав твою ладонь.
- Там много хорошего. Я так хочу все тебе показать, – он упрямо сам себе кивнул. - Я буду стараться. Я, наверное, ради тебя смогу.
Ты поцеловал его, потому что не мог иначе. Твои чувства, твое сладостное обретенное неодиночество само подтолкнуло к этой странной форме выражения признательности. Ты влажно ласкал языком его губы, пытаясь смягчить сухие потрескавшиеся корочки. Ласкал волосы, остающиеся на пальцах тонкими налипшими паутинками, и думал о том, что никого совершеннее в этом мире нет. Глаза Майкла смотрели на тебя - огромные, принимающие, разделяющие все это. Ты был счастлив. Ты мог свернуть горы. Неужели для того чтобы чувствовать себя таким, тебе требовалось всего лишь клеймо взаимности?
***
- С Рождеством!
Ты покорно махал рукой и натянуто улыбался.
- Хорошенько повеселитесь.
- Не вопрос, - хмыкнула Дженни, рыбкой проскальзывая на переполненное заднее сидение такси, хотя, судя по воплю, она все же отдавила каблуком ногу Нэнси. – Алекс, ты уверен, что не хочешь поехать с нами в клуб?
Ты кивнул.
- Целиком и полностью.
- Ммм… Все нас бросили, - заметила Элен вслед отъезжающей машине. – Знаете, мальчики, я слишком благородна, чтобы оставить вас в одиночестве разгребать гору этой грязной посуды. Цените. На вас - сбор тарелок и стаканов, которые я перемою, – она сделала глоток виски. – Как тебе план, Гарри?
Ты даже не сразу сообразил, кого она спрашивает. Вернее, тебе очень понравилось себе лгать, что Элли взывает к неведомому духу. Тому самому, от теплого дыхания которого чуть поднимались волоски на шее. Этот демон все же подобрался слишком близко. Очень хотелось его оттолкнуть и потребовать покинуть твое жилище, но ты же дал обещание. Теперь можно было только тянуть время.
- Я с удовольствием помогу.
- Ну, вот и отлично, - Элли умчалась на кухню. А ты думал о том, существует ли хоть крохотная вероятность, что разговор, который не предвещал ничего хорошего, не состоится вовсе.
- Алекс… - тот, кого ты все еще в подсознании силился переименовать из Мерлина в Гарри, положил руку на твое плечо. Он явно не собирался оправдывать ни одну из возложенных на него надежд. Изображать истерика, сбрасывая его горячую ладонь, в план не входило.
- Позже, сначала уборка.
Пусть от его визита будет хоть какая-то польза твоему новому миру. Не все же ему привносить собою хаос, пусть внесет немного упорядоченности.
***
- Твою мать…
Придурок, какой до странности славный придурок. Ты смотрел на Мерлина, с растерянным лицом посасывающего глубокий порез на ребре ладони. Кто-то из гостей отбил краешек бокала и не решился признаться в этом, просто поставил его к остальным, а этот дурачок оказался слишком рассеянным, чтобы присматриваться, к чему тянет руки. Или, может, дело было в том, что его взгляд был постоянно сосредоточен на тебе? Ты его чувствовал, сортируя тарелки, не мог не ощущать, но предпочитал не комментировать и не замечать. Это был повод если не счесть себя виновным в произошедшем, то хотя бы что-то сказать.
- Сходи на кухню к Элли, промой и продезинфицируй ранку. Там есть аптечка.
Он улыбнулся, словно ты сделал что-то невероятное. Сломал печать молчания, что сам же впечатал в сургуч этого вечера.
- Алекс, это такая ерунда, правда…
Он помахал рукой, показывая, что царапина пустяковая, но добился обратного эффекта. На ковер упала пара рубиновых капель. Ты нахмурился.
- Ничего не ерунда. Я сказал, иди, - он шагнул к тебе, словно повинуясь приказу, вот только повинуясь так, будто слова не имели того значения, что ты в них вкладывал. Это давило, сковывало грудь тисками непонимания. Кто же из вас прав в оценке сути всего происходящего? Он или все же ты? У кого меньше сомнений? В ком больше уверенности в своих стремлениях? Кто станет серым завтра? - Послушай…
Ты должен был что-то сказать, и ты сказал. Кто при этом решил, что он обязан тебе отвечать? Законы благоразумия? Похоже, Мерлин их не знал, а ты… Ты начинал думать, что это ваша общая черта. Тарелки полетели на пол, когда он прижал к твоей щеке свою влажную от крови ладонь. Легкий толчок в грудь опрокинул тебя на диван. Тяжелое тело накрыло тебя собой, кончики пальцев скользили по лицу с удивительной нежностью.
- Мне нужно столько всего сказать, а я не могу, – Мерлин смотрел на тебя совершенно безумными глазами. Этот взгляд умолял о понимании. – Слов много, я могу говорить до утра, в надежде, что ты меня простишь, поймешь, поверишь… Я буду говорить, правда, буду. Как хорошо, что ты - это просто ты. Что мы встретились именно так, а не когда-то иначе. Мне нужно все это объяснять? Нет, наверное, это нужно тебе. Мой Алекс достоин того, чтобы все знать, но я боюсь. Боюсь, что все, что я наговорю, лишь убедит тебя в том, что такой запутавшийся трус тебе не нужен, и ты меня прогонишь. А я так хочу быть необходимым тебе…
Ты погладил его по голове, жест был неосознанным и, наверное, нелепым, но отчего-то очень захотелось поступить именно так. Успокоить, утешить, не злиться. Злость означала бы, что тебе есть о чем сожалеть. А тебе ведь было не о чем. Появление Мерлина в твоей жизни сломало какой-то шлюз извечного недоверия, и воды хлынули… Ты научился многому, и одним из твоих умений, наверное, стало – не страдать. Как бы ни было больно, как бы ни пугало, что потом будет сложно… Мир становится черен только тогда, когда мы сами его упрямо в этот цвет раскрашиваем.
- Ты мне нужен, – пальцы зарылись в волосы, ключицу согрел чужой вздох облегчения. - Я не знаю, в каком качестве, но нужен. Ты мне нравишься.
- Правда?
Ты кивнул, целуя его в лоб.
- Правда. Я не злюсь на тебя. Не хочу злиться.
Мерлин приподнялся на локтях и взглянул с такой болью, словно ты, пообещав рай, просто отвлек его внимание, чтобы столкнуть в бездну.
- Нет, ты хочешь! Скажи, что ты ненавидишь меня, скажи, что я причинил тебе боль, и ты нуждаешься в моих оправданиях.
- Зачем? – ты был удивлен. – К чему тебе…
Он вместо ответа впился в твои губы поцелуем, и ты его понял. Раздражение и злость нахлынули, внезапно путаясь с лихорадочной волной возбуждения. Его руки шарили по твоему телу, он тяжело дышал, ты сопротивлялся, вспоминая бесконечное: «Новых сообщений нет». Отбивался, потом притягивал его ближе. Твои чувства кипели, выплескиваясь через край, ты не заметил, когда борьба с ними перешла в войну с собой. Со дна души снова поднималось странное темное нечто, нуждавшееся не в смирении, а скорее в еде. Оно хотело испепелить Мерлина, унизить, растоптать, насытиться его раскаяньем и покорностью. Жрать… Жрать… Жрать… Пока не поглотит полностью, пока не завладеет его последней клеткой, и только тогда, может быть, оно свернется клубком и сыто замурлычет.
- Люблю тебя… Хочу, чтобы тебе было больно, когда меня нет рядом, как больно без тебя мне. Хочу ненавидеть себя за это чувство, хочу, чтобы без него было не прожить. Чтобы ненависть к себе за свои поступки и стыд взглянуть тебе в глаза падали на колени перед необходимостью с тобою быть. Хочу боли, хочу радости, хочу тебя… Быть живым рядом с тобой. Послать весь мир на хрен и никогда ни в чем не сомневаться. Мечтаю злиться, сталкиваясь с пониманием, что ты не одинок. Выкипать до остатка от того, что кто-то касается тебя. Ревновать, не смея назвать это ревностью. Алекс, я безумен, а ты предлагаешь мне исцеление... - шепча все это тебе на ухо, Мерлин с силой сжал твои запястья, наконец, одержав победу в борьбе, которая вдруг с самого начала показалась тебе неравной. – Не надо. Я не желаю лечиться. Ты мой… Пожалуйста, не спорь с этим. Мой… Не борись, это бессмысленно. Я знаю, я пробовал. Ты тот, кто ты есть. Никакого прошлого. Ты мой новый мир.
Чего он ждал от тебя, так пристально глядя в глаза? Лежа в таком неразрывном контакте, что еще секунда - и вы бы начали срастаться кожей? Того, что ты его поймешь? Так ты это сделал. Принял, сам того не желая. Постиг один раз, а значит, не сумеешь отвернуться от всего этого больше. И смотреть можно. Путаться в своих ощущениях можно. Постигать, что это, наверное, и есть ТВОЯ любовь. Та самая, которую ты почему-то с несвойственным упрямством для себя выбирал. Та, что не лечит, а калечит. Растирает пальцами мир до состояния пепла, а то, что потом из него порождает… Это всегда вопрос без тени предсказуемого ответа. Ты не знаешь, что в итоге выйдет, можешь только испепелить себя из простой надежды увидеть результат. А оно тебе надо? Нет, вопрос неправильный. А иначе ты можешь?
- Ненавижу…
Вот теперь все честно. Это твое истинное чувство. Ты ненавидишь себя, распластанного на стареньком диване, принимающего эту свою странную судьбу. Ненавидишь за то, насколько она на самом деле твоя. Ненавидишь за понимание, что именно этого ты на самом деле хочешь. Сгореть, обуглиться и, наконец, воскреснув, свободно задышать. С Мерлином или без него - не так уж важно. Получается, что без него невозможно? Пусть так… Пусть. Но ты, а не он - сердце творимого разрушения. Неважно, кто произносит нужные слова, главенствует тот, кто их в этот мир вытянул - с самого дна выгребной ямы несбывшихся надежд. Это ты. Твоя огромная потребность быть любимым, твое неумение экономно себя расходовать и огромная радость от того, что хоть кого-то в этом мире ты не просто принял, но взял сам, собою отравил, и этот твой совершенно волшебный Мерлин… Не он это начал - ты! Ты сам, с того момента, как его увидел. Как захотел думать о том, какая именно трава растет в его глазах.
- Спасибо.
От этой его странной, но самой нужной реакции сердце впервые забилось так, как надо. Оно словно качало уже не кровь, а перемалывало твердую непокорную душу. Ты любил, любил так, что предпочитал прятаться от этого понимания. Любил паскудно и предательски, без оглядки. Словно в твоем мире никогда не было никого, кроме Мерлина. Ни добра, ни зла, а только он - его истинная безусловная составляющая. Ты сам - тот, кто так решил, кто нашел свой источник нескончаемого, ослепительного до боли изумрудного света. С ним сейчас никто в твоей душе не мог соперничать, ни понятный Стив, ни потерянный на пути к его познанию Майкл. Они были невероятными и отличными, ты мог бы примерять к ним слово «любовь», ты так и поступал, но они не были необходимостью. Тебя выбрали, а ты повиновался. Что до собственных чувств… Знал ли ты, как много их может быть? Какие они всеобъемлющие и яркие? Что ради них можно предавать, потому что ты не хочешь быть порядочным и честным? Ты просто жаждешь быть и проклинать этого выбранного тобою человека самим фактом своего желания. Потому что сейчас ты не способен на компромиссы. Зубы скрипят в попытке удержать слова: «Не отдам! Мой. Мое». Похоже, вы одинаковы в своей нагноившейся необходимости быть вместе. Но сейчас впервые ведом не ты, а значит, ты несешь на себе всю тяжесть решения, что может быть принято лишь однажды.
- Люблю тебя…
Он, наконец, отпустил твои руки и стал тем, кем хотел быть. Ты это понимал с самого начала. Мерлин слабый. Он нуждается в защите и покровительстве, в ласке, в той самой выдуманной им идеальной любви, почти невозможной в этом мире всеобщих компромиссов, а ты - единственный человек, которому он позволил это понять. Наверное, это стечение всех немыслимых обстоятельств, что ты именно в ней нуждаешься тоже.
- Я больше никогда тебя не оставлю и не предам, - Мерлин смотрел искренне и заискивающе. Ты знал название тому, что он ищет, - одобрение и поддержка. Он старше или младше? Смотря по какой шкале оценивать. А может, тут дело в ваших темпераментах. Они близки, как сросшиеся сиамские близнецы, но все же, приглядевшись, можно отыскать различие. Просто их разделение оставило разные шрамы. Ты все еще не умеешь и вряд ли когда-нибудь научишься быть преданным. Может, поэтому ты так осторожен в поступках, которые способен расценить как измену. А он простит любую обиду, но и нанесет ее с большей легкостью. Может быть, вы срастетесь, как того требуют ваши чувства, и тогда станете целыми. При таком невероятном стечении обстоятельств, возможно, все будет легко и просто. Но вероятнее всего, что и ты, и он так и останетесь носителями шрамов, завязнув в паутине причин и следствий, обретая это свое невозможное чувство, лишь соприкоснувшись ими. Ты это понимал, а он мечтал. - Мы всегда будем вместе. – Мальчишка... Мерлин, наверное, сам все понимал, а потому дрожал не от холода, а от несбыточности своих желаний, запустив под твою водолазку из тонкой шерсти свою холодную ладонь, которая все еще кровоточила. – Я все для этого сделаю, я…
Ты извлек его руку из-под одежды и поднес к губам, сам не зная, почему говоришь те слова, что срываются с губ.
- Я, похоже, уже и так твоя территория, мой волшебник. Меня уже не надо лишний раз метить, – ты осторожно лизнул его рану. Кровь была предсказуемо соленой, а Мерлин покраснел, смущенный не столько лаской, сколько сказанным.
- Я не… - жизнь на его щеках сменилась чем-то сероватым, похожим на тот самый пепел, путем которого, как ты чувствовал, придется идти. Он отпрянул. – Что ты такое говоришь?
Ты усмехнулся, память услужливо предложила тебе объяснение.
- Ты читал мало фантастики. Кому ставить кровавую метку, как не колдуну Мерлину? Ты меня всего испачкал.
Он с облегчением улыбнулся, возвращая ладонь на уже выбранное место.
- Ты прав, я читал мало фантастики, может, потому, что я ею жил. Но я буду всегда пачкать тебя собою. Кем ты захочешь - тем и стану. Могу оставаться Мерлином, пока ты не разглядишь во мне Гарри.
Ты его обнял, сжимая с силой, которая, наверное, не вмещала и сотую долю твоих истинных стремлений.
- А мне надо?
Он смешно затряс своей неухоженной головой.
- Может, и нет, но сделай мне одолжение - попробуй. Вдруг понравится?
Ты чувствовал себя до одури счастливым… Предателем, истериком, самым неверным из лжецов, но все же счастливым.
- Эй, вы! - из кухни раздался голос Элли. – Вы там что, деретесь?
- Нет, - выкрикнул ты. – Бьем тарелки.
Мерлин резко вскочил на ноги.
- Я помогу ей с мытьем посуды, а потом давай выпроводим эту дамочку и останемся, наконец, одни.
- Ты уверен? Сегодня все же Рождество и, может быть…
Он заткнул твой источник благоразумия поцелуем.
- Именно. Я там, где хочу быть, и с тем, с кем хочу. Мое решение ничего не изменит.
Странно. В тот раз ты ему на самом деле поверил.
Продолжение следует
|
, но "оно" - не тонет 
. Не только Тори, но и Дженни его не любит, и тоже скорее всего интуитивно, а интуиции мудрых женщин и преданных собак я склонна доверять, в отличии от впечатления, которое Стив производит на прочих окружающих (у него богатый опыт в этой области, разве нет?). Алекс ему поверил? А кто раньше Алеска (и Снейпа) пытался так грамотно окучивать? К тому же, Стив очень сильно запустил корни в его жизнь, причем в рекордно короткие сроки (три недели, или я ошибаюсь?): квартиру продал и уже переехал, уговорил уйти с работы и втянул в общий бизнес (читай - лишил финансовой независимости), вобщем, куда ни плюнь - везде он. Судя по его реакции, когда Мерлин во второй в магазин к Алеску с цветами пришел, сейчас мало никому не покажется. Погибнет он, ага, как же - разбежался! 
Может еще и завещание оставит? 
- участник сейчас на форуме
