ДОРОГИЕ ДРУЗЬЯ! ФОРУМ ОТКРЫТ ТОЛЬКО ДЛЯ СОВЕРШЕННОЛЕТНИХ ЗАРЕГИСТРИРОВАННЫХ ПОЛЬЗОВАТЕЛЕЙ.
Чтобы зарегистрироваться, внимательно прочтите инструкцию в этой теме.
Если вы уже зарегистрированы, то получить доступ к закрытым разделам можно в этой теме.
Отправлено: 12.12.06 19:55. Заголовок: "Злая таблетка", СС/ГГ, POV Снейпа, R
Название: "Злая таблетка" Автор: Матвей Пейринг: СС/ГГ Рейтинг: R Дисклеймер: низкий поклон госпоже Роулинг Предупреждения: поговорим о сексе? История, конечно, не детская, но не пугаться, чувственности тут немного, порнухи нет. Читабельно. Правда, написано весьма откровенно, без особенных эфемизмов.
Вот так, без «спасибо», или «с добрым утром, милая» или «вот, я принес тебе кофе».
Очередная, совсем в малфоевском вкусе.
У Алисии, или Амелии, или, черт подери, Ангелины длинные, старательно накрученные на плойку выжженные волосы и отвратительно глупое выражение лица. Отчего-то люди не верят в то, что взгляд человека может что-то сказать: мол, глаза они и есть глаза. Я за все годы преподавательской практики насмотрелся на девические очи: опухшие от предэкзаменационной зубрежки – «Профессор, клянусь вам, ночь не спала…» - испуганные, распахнутые – «Честное слово, я все сделала, но эта безмозглая кошка…» - густо обведенные черным карандашом – «Эл, ты видела последний альбом «Поющих Троллей»…?» - покрасневшие, слипающиеся, - «Эй, клево мы вчера посидели…», - наконец, светящиеся от возбуждения, секса. Распространенный тип.
А в этих – пусто. То есть совсем. Мысли нет, ни одной мысли.
- Можно… Я приду потом? После занятий?
- Нет.
Она пожала плечами и, поежившись от утреннего холодка подземелий, на цыпочках побежала в ванную. Делает вид, что все нормально. Мое воспитание. Пока она будет плескаться, у меня есть пятнадцать минут, потом надо будет отправить ее на завтрак. Я сажусь на кровати, набросив на колени смятое одеяло, и закуриваю первую за день сигарету.
Покалывающий ментоловый дымок пробирает до нутра, и комната, покачиваясь, тает в предрассветной дымке: там, наверху, есть небольшое окно.
Из ванной слышится шлепанье голых ног по кафельной плитке и едва уловимое «ох-хх, черт», когда она возится со смесителем – ледяная, холодная, потом кипяток. Альбус обещал выделить деньги на починку, но так и не выполнил обещанное, а напоминать мне неудобно. «Да что ж за напасть такая!..»
Мне надо докурить, пока она не выйдет. Ну, поторчи там ещё. Ещё две затяжки… И я поспешно тушу сигарету в зачерненной мензурке, взмахиваю палочкой, разгоняя дым обонятельными чарами. Потом я подхожу к столу и молча распихиваю по ящикам все бумаги: прежде всего пухлую папку «Грейнджер. Г., Гриффиндор».
Вчерашним вечером, когда мы пили коньяк и эта пустоглазая мурлыкала какую-то муть в стиле эр-энд-би, пытаясь изобразить стриптиз – честно говоря, я предпочел бы увидеть подобную самодеятельность под Пинк Флойд или, на худой конец, Дип Форест… Впрочем, в том-то и дело, что я отвлекся и не убрал папку. Старею, я определенно старею, теряю хватку. Мне не хватает этой войны, вот тогда-то попробовал бы разбрасывать за любовными утехами бумажки по столу – не протянул бы и недели.
Вот-вот, и недели не протянул бы. Оглядываясь на дверь ванной, я быстро провожу рукой по спутанным волосам – грязным, как обычно – и глотаю свои таблетки. Сердце прекращает так бешено стучать, уже лучше. Перед тем, как сунуть злополучную папку обратно в ящик, не удержавшись, открываю ее и пролистываю первые несколько страниц.
…Я помню ее ещё по дошкольным фотографиям, подшитым в это личное дело – пухлая малышка с какими-то невозможно теплыми бархатными глазами, ресницы густые-прегустые, на голове, как положено, здоровенный бант.
Грязнокровка Грейнджер. Я могу точно перечислить все, что она делала до того, как поступила в Хогвартс. А ничего она не делала. Походы по супермаркетам, Мак Дональдс по выходным с папой, какой-нибудь среднестатистический «Фольскваген Гольф» с разбитым правым поворотником. Совершенно нормальный магглский ребенок, такой же, как все остальные, если не считать подожженный курятник на бабушкиной даче, таинственные исчезновения мягких игрушек и преобразованные в какую-то бурую жижу парадные фарфоровые чашки, дорогостоящие, немецкие, привезенные папой из-за границы ещё в восьмидесятом году.
А потом наступает одиннадцатый день рожденья, вот она здесь. С первого вздоха, с первой минуты – вся из себя. Скажете, тяга к знаниям? Я скажу – черта-с-два. То есть, конечно, имеет место быть неуемное любопытство и страшное желание учиться, но они редко существуют сами по себе, ничем не подкрепленные и не подпитываемые. Она бы превратилась в меня со временем, наша умница и красавица. Вот вам пример – книжный червь, лабораторная крыса. Профессор Северус Снейп, непопулярный среди сверстников, скрытный, никому ничего не нужный и не…
- Я тебе ничем не обязан, - вот она, любимая фраза. Коронная! Ничем я никому не обязан, - жениться не обещал. Думаю, тебе лучше прямо сейчас подняться в факультетскую спальню, пока тебя не хватились.
- Но… я…
В пустых глазах появляется… нет, ничего похожего на мысль. Скорее – тупой испуг. И зарождающаяся тревога. Только зарождающаяся. Прошляпила.
- Я надеюсь, ты знаешь о грядущих выпускных экзаменах и будешь вести себя хорошо.
Кстати, о тяге к знаниям. Я беру только семикурсниц. Во-первых, никакой педофилии, девчонкам всем должно быть достаточно лет, а, во-вторых, это безопасно. Существует волшебное слово «экзамены».
Я не какой-нибудь маньяк, и не охочусь за бедными девушками под покровом тьмы. Все куда менее романтично – все очень логично и весьма неприятно. Началось это на второй год моей работы в Хогвартсе, когда училось у нас эдакое порхающее создание с картинно растрепанными волосами. Знаете, здесь всегда ведь было много красивых девушек, но очень редко случалось, когда малолетняя красотка была ещё и очаровательно милой.
В ней, как мне, наивному, казалось тогда, не было пошлости. Она просто была очень хорошенькой и без этих обрезанных юбок, и без накрашенных глаз и без всяких прочих женских уловок. Чудное, доброжелательное создание.
На седьмом курсе эта хризантема с треском провалилась на «Основах ядов». Как ни пытался я ее вытянуть, это оказалось совершенно невозможно. Плюнул и отпустил.
Вечером она пришла ко мне и без всяких обиняков предложила себя в обмен на оценку. И все – на этом моя вера в женский пол закончилась. И – да, у нее была гладкая кожа, совсем юная, нежная, и в постели она стонала, как заправская бордельная маман, и я сделал это с горя, даже не обманывая себя, и не уверяя, что это плохо и что меня замучит совесть.
Следующим утром я стоял в кабинете Дамблдора и невидящим взглядом смотрел куда-то сквозь крышку стола, пока директор изучал мое заявление об уходе.
- Ну, ну, Северус, - мягко улыбнулся он, - все не так страшно, ты просто себя накрутил. Садись, мой мальчик, садись, поговорим.
Все доброжелательные разговоры подаются в его меню с чаем и лимонными дольками. Альбус повздыхал, похихикал: мол, правда, что у них теперь вместо длинных подштанников времен его молодости такие… смешные…
Правда, Альбус, правда. Такие вот и смешные.
Разговор был коротким, мое заявление было скомкано и точным броском отправлено в мусорную корзину, а директор… посоветовал мне быть осторожным.
Мол, все, конечно, хорошо, Северус, но лучше бы ты их того, «Обливиате»…
И, кажется, это было все. Если взрослый человек, разменяв четвертый десяток, может лишиться ещё каких-то иллюзий, то это был мой случай. Странно и страшно, когда жизнь продолжает тебя удивлять. Я ожидал чего угодно: увольнения, ярости, наконец, магической дуэли по всем законам средневековья. Но не этого. Не этого. Глаза Дамблдора, младенчески-голубые, обманчиво-близорукие, глядели жестко и насмешливо.
Я так и не понял, был это вызов или проверка на вшивость. Невозмутимо допив свой чай, я поклонился:
- Видите ли, стирать память малолетним дурочкам ещё более небезопасно. Их могут упечь куда-нибудь на ночь, к примеру, за травку, и на всякий случай проверить магическое поле – а там, представляете, что вылезает на поверхность? Память подправляли, нехорошо. Могут поднять дело.
- Совершенно согласен, мальчик мой, - Альбус с довольным видом захрустел печеньем, - совершенно согласен. Но все же, осторожнее. Лучше бы, конечно, чтобы они ничего не помнили… А то молодые ведь – не удержишь…
Он и не удерживал. Нет, нет, это вовсе не девственницу невинную обесчестить. Мерлин всемогущий, кто в этой школе видел нормальную половозрелую девственницу? Ходят накрашенные и надушенные лохудры со своими блядскими, извиняюсь, улыбочками, юбки – вдумайтесь! – школьные юбки себе Режущим Заклинанием укорачивают.
Ученицы. Им это кажется сексуальным – но это есть и было всегда, и иногда мне кажется, что и пухлые долговязые девицы в подштанниках с начесом времен дамблдоровой юности вот так же вышагивали по коридорам, упиваясь собственной неземной красотой и проч. и проч.
Такой была и Грейнджер. Конечно, была. Она же не стала отрешенным от всего мира библиотечным обитателем. Для чего это юная мадам прочитала перед началом учебы все учебники, только лишь потому, что ей – уникальнейшей особи – двухтомный талмуд «Истории Хогвартса» показался интересным? Или для того, чтобы похвастаться своими первыми успехами первым же встреченным незнакомцам, не успев и чемоданы по полкам купе распихать, а?
А жаба?
Она бросилась искать жабу Лонгботтома, сама мне рассказывала. Да ещё с эдаким видом, руки в бока – «мальчик по имени Невилл потерял свою жабу!». Тоже мне, одиннадцатилетняя командирша.
А на уроках? Я когда-нибудь забуду, как она подпрыгивала на своей тощей заднице с вытянутой рукой – «ну можно, можно!!»… Существует общий стимул для студенческой активности на занятиях – баллы. Но уже в юном возрасте мисс Грейнджер могла трезво оценить своих замечательных друзей, которые с криком «Йо-хо-хо!..» весело просаживали гриффиндорские очки сотнями - каждую ночь. Понимала же, что с такими сокурсниками ей ничего не светит, даже если она за всех в группе сдаст все контрольные и сочинения.
Личные табели – ерунда. Для этого необязательно из штанов выпрыгивать. Так что остается? Тяга к знаниям? Вот и нет. Она всего лишь пытается первой дать ответ на вопрос, предельно ей понятный, из этого она ничего нового не получает.
А вот тут-то мы и приходим к самому главному. Так что же движет лучшей ученицей Хогвартса, тогда ещё лохматой, перепачканной чернилами девчонки с огромными передними зубами?
Желание показать себя.
И пусть заткнутся все эти старые маразматичные лошади, Мак Гонагал и Вектор. Меня тянет блевать, когда я вижу их на встречах выпускников, со слезами умиления восторгающимися «тем поразительным юношеским любопытством, стремлением учиться и узнавать что-то новое!».
Все это брехня.
Потому что таких девочек крайне мало, и именно они и остаются в конечном итоге последними девственницами в трусах с начесом. А эта с детства было лидершей. И я точно знал, куда это приведет. Я знал это абсолютно точно – и, черт подери, я не говорю, плохо это или хорошо. Я просто насмотрелся на таких, как она, я знаю их, знаю. Нет и не было в этой Грейнджер ничего особенного. Она ничем, по сути, не отличалась от какой-нибудь Розамунды Смит, или как её там, которая в купе того же Хогвартс Экспресса хвасталась перед подружками новым лаком для ногтей.
Товар-то один по сути. У кого знания, у кого лак – цена разная, а товар один. Популярность.
- У меня урок через минуту. Если ты немедленно не уйдешь, мне придется выставить тебя силой. Уверяю тебе, в этот раз мои объятия тебе не понравятся.
Всхлип.
Скучаю.
Ещё один всхлип. Взгляд из-под кудрявой челки. Мокрые глаза… даже красивые, когда без косметики. Хотя бы честные.
- Я… Я вас… ненавижу!
Яростно одергивает юбку и вылетает из комнаты. Сегодня определенно День Больших Слухов. Это такой день, когда все старое, накопившееся, резко поднимается на поверхность, и, кажется, мне лучше не появляться за завтраком в большом зале, или на меня будет пялиться весь Хаффлпаф.
Слухи. Слухи – это ерунда. Слухами живет школа, они приходят и уходят, эти школьные легенды, и мне это даже нравится. Я не приемлю дешевую романтику – этакую массовую усладу, все эти знакомые напевы, древнее стен замка: тра-ля-ля, она так изменилась за лето – но нахожу определенную прелесть в более подлых и циничных вещах.
Как-то раз в особенно унылый дождливый сентябрь я услышал новую хогвартсовскую присказку: мол, кто ещё не полировал профессорский стол, тот, считай, не учился в Хогвартсе – позабавился. На следующий день Забини, автор, получил пять баллов. А ещё поговаривали, что я грешу и по части мужского пола.
Это неправда. Гомосексуальный опыт мог бы быть забавным, но не в моем случае. Мне больше нравится из толпы щебечущих идиоток вылавливать одну, особенно нелепую, всю завитую да нарумяненную, или какую-нибудь из самых популярных, тех, что пользуются спросом. Устроить ей небольшую подставу и банально трахнуть.
И чтоб никакой романтики. Чтоб так, мерзко, грубо. Романтика – это я лучше им оставлю, потом будут пускать байки о том, что я вампир, или рассказывать, что в подземельях у меня простыни из зеленого шелка да бронзовые канделябры. А, между тем, им так хочется показать себя, и они ходят все наряженные, расфуфыренные, в своих обрезанных юбках, а я беру их, как есть, со своими грязными волосами и отвратительным тощим телом, и носом размером с Эверест, черт его подери. Это цинично и, по сути, подло, это все равно, что растоптать чью-то чудесную мечту, но это своего рода месть за мои мечты и иллюзии.
С тем же жаром, с которым они верят в супер-укрепляющий лак для ногтей или бюстгальтеры с эффектом объема, я верил в одного человека с доброй улыбкой, обманчиво-беззащитными глазами и сантаклаусовской бородой. Я. В. Него. Верил.
Больше я не верю в него. Со мной поступили грубо и подло, и, дорогая мисс Амелия, или Алисия, или черт-вас-подери-Ангелина, это куда больнее, чем просто всунуть вам без всяких там предварительных ласк. У вас мозгов нет, вам сотрясать нечего. Какого черта я должен заботиться о вас?
…День, когда Грейнжер стала одной из них, был днем моего триумфа.
Она могла бы удивить меня, потому что, что ни говори, у нее был потенциал. История с ГАВНЭ, когда наша деточка, бросив все и наплевав на всеобщее мнение, бросилась отстаивать то, что считала справедливым. Например… Я был готов удивиться и хотел удивиться – но вот, настал Святочный Бал.
И что бы вы думали? Мисс Грейнджер была самой красивой девочкой из всех? Да что вы, красавицей-то она никогда не была. Вот, по парадной лестнице, сияя от собственной непередаваемой крутости, торжественно плывет расфуфыренное нечто в оборочках и рюшах.
Крам тихий и счастливый, принимает ЭТО в свои объятья. Поттер в трансе. Уизли теряет дар речи. «Мы-то думали, это не девчонка, а свой парень, а, оказывается, это такое же розовое и гламурное чмо, как все остальные, и его вполне можно любить на публике, и над тобой никто не будет смеяться». После этого Рон Уизли начинает активно любить Гермиону на публике в течение последующих нескольких лет.
На самом деле, единственный в этой истории, кого я по-настоящему уважаю – собственно, Виктор Крам, сумевший разглядеть в тощей лохматой зубрилке потенциальную «киско-подружку», проследивший и проконтролировавший с начала и до конца дивную метаморфозу.
А, может, меня заносит в моем воображении. Может, Виктору, на самом деле, все было пофигу, и ему просто понравилась девчонка такая, какая она была, и он был готов забрать товар таким, какой он есть. Влюбился. Бывает.
Факт в том, что товаром-то он так и не воспользовался, хотя момент Святочного Бала в биографии Грейнджер был явно поворотным.
А Джинни? Лучшая подружка, кажется, Джинни Уизли? Вот уж первосортная дрянь. И живет ведь, заметим, все по гермиониным советам…
- Донжуан хренов, - шипит на меня Мак Гонагал, вжимаясь в нишу галереи, когда я прохожу мимо. Ее аж трясет от ярости, и есть за что – одна из ее гриффиндорских подопечных попала в весьма неприятную ситуацию с СОВой. Подружки, что ли, науськали? Шестнадцатилетнее создание ищет, с кем переспать.
Но не со мной, это точно.
- Это все из-за тебя, ты, грязный…
- Минерва. Вы прекрасно знаете, что я не трону эту дурынду и уж точно ничем помочь ей не могу.
Мак Гонагал трясет костлявым кулаком мне в спину, цедит сквозь зубы что-то про «падение нравов» и про то, что, дескать, я положил этому начало и, стало быть, я «во всем виноват».
Помилуйте! Да это старо как мир, в какой, ну, в какой школе этого не было? Между прочим, я никого не развращаю. Проблема этих девушек и Мак Гонагал, и всех женщин в целом в том, что они считают, что секс – это романтично.
Это и есть падение нравов – не когда тебе сделают хорошо ещё один раз, а когда ты сама этого захочешь, когда тебе это покажется привлекательным. Я не романтизирую секс.
Я никого не совращаю и не соблазняю. Да вы видели вообще этого соблазнителя? Вы на меня ещё раз посмотрите, да повнимательнее. Да от таких Дон-Жуанов Байрон бы удавился. Я – внимание – не делаю так, чтобы им понравился секс со мной. Я даже не пытаюсь стать им ближе. Ни одна из моих добровольных жертв не проникалась ко мне нежными чувствами и не приходила ещё. Я даже не раздеваюсь. Я всегда делаю это со спины и стараюсь, чтобы прикосновений было как можно меньше. Я не забочусь о том, чтобы девушка получила удовольствие – мне на это плевать.
Ни одна из них фактически не видела меня обнаженным. Секс для меня – физическая разрядка, для них – работа, плата за избавление от проблемы.
Секс может быть прекрасен и романтичен, когда он с любимым человеком (если любовь вообще существует), когда это действительно близость. Секс со мной близостью быть не может.
Они шипят на меня в коридорах и пускают грязные сплетни в женских спальнях – любимая детская шуточка – картинно зажать пальцами нос и прогундосить: «Фуууу, Сопливус, да от тебя воняяяяеееет…». Я изучил детскую психологию, я знаю историю неудачников наизусть, как грамматику. Дети смеются над а) «вонючками» и б) «толстяками» или же «пончиками». При этом они всегда почему-то прощают прыщи и неумение одеваться. Отчего-то именно запах и лишний вес – корень зла, основная причина всех детских комплексов. И постоянно, из года в год я наблюдаю эту удивительную метаморфозу: вот каждый пухлощекий малыш женского пола с этих самых папок «Личное дело», поступив в Хогвартс и оказавшись в окружении сверстников, начинает расти и мутироваться, процесс этот необратим. Ровно через семь лет эти стены покидает конечный продукт, плод своего воспитания. Как правило, типажи схожи в поколениях, определены на много лет вперед. Это а) пустоглазая псевдосексуальная стервозина в обрезанной выше колена мантией, б) разжиревшая на школьных ужинах псевдоинтеллектуальная клуша, привыкшая смотреть на мир с презрительной ухмылкой – единственный способ выживания этого типа, и в) некая зашуганная серость в вычищенных ботинках, жмущаяся к компании таких же немногословных посредственностей.
А потом они, всласть отведя душу на оскорблениях за глаза, судорожно копаются в ящиках перед встречей со мной, выбирая самое лучшее нижнее белье. А я просто наклоняю их через стол и… думаю, в общем и целом я донес до вас эту идею.
Я помню, случай был. Что-то вроде первого раза. Когда одна пьяная вдрабадан дуреха, единственная, кого я в свои сопливые девятнадцать смог заарканить, спросила, глядя меня прямо в глаза: что, мол, как в первый раз, что ли? И засмеялась. В жизни не забуду ее лицо. Никакого первого раза не было, я ударил ее, и она отключилась. Озверел. А потом содрал с нее ее идиотскую одежду и долго смотрел в полумраке гостевой спальни на Малфой-Менор на ее тело, гладкое и молодое, отсвечивающее в полумраке молочной белизной. Дура – и шлюха.
А лицо ее все равно помню. Не забыть. И смех ее – помню.
Если есть что-то, что я боюсь… Разоткровенничался. Я боюсь смеха. Я ненавижу женских смех, я… В девяносто пятом году, на Тремудрый Турнир явилась репортерша. В последние поствоенные годы писать стало не о чем; это известно всем. Где-то просторы волшебной журналистики бороздят, взмахивая блестящими крылышками, всякие там Риты Скитер в шелковых юбках и провокационных декольте, да только горизонты этого мира сужаются, во все щели затекает вода, и животрепещущие репортажи мало кого интересуют. Война прошла. Прошла война…
Тогда, в девяносто пятом все было по-другому. В школе одуряющее пахло черемухой и акациями, и Скитер ломилась ко мне с утра, то ли с расспросами о Поттере, то ли пронюхала что про мою репутацию среди студенток. И когда я, с похмелья, в халате отказался открывать ей дверь – голова раскалывалась, отчаянно хотелось курить – она начала говорить мне мерзости.
Известный прием. Мол, бывший пожиратель… Правда, ли, что в детстве вас обижали сверстники? Правда ли, что вы уже много лет безуспешно пытаетесь занять должность… Черт, я бы проклял ее, но она чертова журналистка.
Я молчал, а потом… потом она начала смеяться. И мне показалось, что я это не вынесу. Мало мне этой чертовой весны, и солнца, лезущего во все щели, и одуряющих цветочных запахов…Она смеялась надо мной, эта сучка надо мной смеялась.
И этого я вынести не мог. Я не знал, что мне хотелось больше… Ещё в юности я выучил, что никаких пыточные заклятия, никакие «Круцио» не приносят настоящего, истинного удовлетворения, чувства победы… Больше всего мне хотелось схватить эту Скитер за ее пергидрольные космы, втащить в комнату и трахнуть ее, рыча от злости, да, сделать это зло, и жестко, и больно – вот это победа. Да, это то, что надо…
Я скучно и скомкано зачитал ей через дверь правила поведения визитеров в Хогвартсе. Тра-ля-ля, никакого шума во время учебного процесса…. Тра-ля-ля, ни у кого нельзя взять интервью против его воли…
Я не помню, как она огрызалась в ответ, но помню, что он быстро ушла. Запомнилось только одно:
- Проклятый женоненавистник! Скользкий, грязный… - ну, дальше мы все уже слышали.
А про женоненавистника понравилось. Да, это действительно я. На полном серьезе – я глубоко и искренне ненавижу женщин. Я вообще не особенно люблю людей, но насчет женщин у меня отдельный пунктик. Я злой человек, «чудовище и монстр», по трогательным заверением одной моей хаффлпафки. Самой-то не смешно?
Я сижу и курю. Завтрак пропущен. Я, видно, действительно старею – увлекся воспоминаниями. Тяну одну за другой, слегка мутит от голода, девчонки простыл и след.
Мой рассказ – это рассказ о сексе. Но его можно рассказывать и маленьким детям, потому что я искренне не считаю эту тему зазорной. Тут нет пошлости, потому что чувственности – ни на грамм. Секс – это ещё одна сторона наших отношений, своего рода сублимация, это продукт максимальной близости.
Я помню тот день, когда в моей постели оказалась Гермиона Грейнджер. Я его помню.
Вернее, сначала было то, с чего все это у нас начиналось. Ха-ха-ха.
Это классика жанра. Любая романтика, приедаясь, становится дешевой. Бла-бла-бла, он укрыл ее теплым пледом, они лежали у камина на ковре… Бла-бла-бла, в блеске свечей он налил ей отличного «Кьянти»…
Школьная романтика – это другое. Меня возбуждает контраст внешнего приличия и юности с темным, волнующим чувством, зарождающимся внутри. Дни Больших Слухов были в прошлом – на ее седьмом курсе, в девяносто седьмом, кажется, году, все было по-другому.
И была одуряющая весна с запахами цветов и талого снега, и мне не спалось. Мрачной долговязой тенью я ночами патрулировал коридоры, неизменно останавливаясь у входа в гриффиндорскую башню. И были эти их занятия по уходу за магическими существами под теплым весенним дождем, и она возвращалась с них на зелья в мокрой блузке, которая липла к коже, и она вся дышала свежестью и красотой, хотя, повторюсь, никогда не была красавицей.
Может быть, то и правда что-то иное. Может быть, она действительно не такая, как они все, раз первая сумела дать мне отпор? Правда, она хоть и отшила меня по полной программе, но не стала принимать никаких мер. Может быть, она ринулась бы к Дамблдору… если бы я не прикончил его до этого. Думаю, она, подумав, успокоилась.
То, что я – отвратительный грязный ублюдок – это традиция. Традиции мы чтим…
Это смешно и нелепо, но она была единственной, кого я не мог получить. Даже по причине не-проваленных «ПАУКов». Девчонка чего-то да стоила, это правда, черт подери! Она прекрасно знала, как я отношусь а) к девушкам и б) к гриффиндоркам, и выполнила первый уровень по зельям так, что не придерешься.
Натурально – не придерешься. Это было единственное, что она могла себе позволить. Иначе она проиграла бы сразу. Но я был зол, и, кажется, впервые в жизни – да, да, я помню это точно – впервые в жизни поступил банально НЕЧЕСТНО.
Раньше я занижал оценки, пользуясь двойными стандартами, пакостничал по-всякому, весьма изощренно. А тут я совершенно осознанно грубо – нарушил – правила.
И она, конечно, знает, что всего две капли желчи дракона могут совершенно незаметно имитировать ошибку при изготовлении «Глотка живой смерти». Я сам испортил зелье. Сам.
И потом… Да, потом я помню, как ухмылялся ей в лицо, зная, что у нее нет никаких доказательств… Мерзко и подло. А разве я когда-нибудь выдавал себя за хорошего человека?
- Я знаю, для чего вы это сделали!! – вопит она, стуча ногами, - я знаю, знаю, чего вы хотите! Что вы потребуете – господи, да это все – ВСЕ знают…
Визжит, как мартовская кошка! Не-на-ви-жу… Ненавижу женщин.
- И что же вы знаете? – хладнокровие, Снейп, твоя визитная карточка.
Тц-тц-тц. Прищелкиваю языком, с укором качаю головой. Она в слезах, смотрит на меня, чулок съехал до коленки, волосы растрепаны.
- Это насколько же испорченной надо быть, мисс Грейнджер, чтобы вот так все знать? А вы уверены?
Стоит и смотрит. Уже без слез. В карих глазах – как у той славной девочки с фотографии – одна лишь ярость. А мне плевать. А мне смешно. Это наша лучшая ученица? Она меня просто забавляет.
- Так вы считаете меня… - задыхается от злости.
Мне хочется немедленно закурить и с наслаждением выпустить ей дым прямо в перекошенное лицо. Сердитая малышка.
Ну конечно же, я готов это закричать, конечно же, да! А тебя что же, унижает? Ха-ха-ха!! Тоже мне, добродетельная невинность! Ты на себя-то посмотри, девочка. Я знаю, знаю всю твою историю наизусть. Она ничем не отличается от историй многих, многих таких же девочек.
Ты можешь быть умнее и красивее многих. Можешь быть храбрее и хитрее. Стоимость разная, а товар один. Ты, почти кричу я, ты, всю жизнь потратившая на то, ЧТОБ НРАВИТЬСЯ!!! Как это по-женски!
Как это глупо, и пошло, и мерзко. Да ты – никто иная, как банальная заправская шлюха. Да, телом, может, ты пока не торгуешь, но это придет позже, а пока ты пустила под раздачу свою смелость, и красоту, и остроумие. Гермиона Грейнджер…
Худшая.
Всего лишь потому, что остальные не делают хорошей мины при плохой игре. Та Ванесса, или Кэти, или, черт ее подери, утренняя Ангелина, хоть не притворяются. Они – честные шлюхи. А ты пытаешься напялить очки и сказать, что ты, мол, не при чем, ты просто шла в библиотеку…
И поэтому ты, деточка, больше не представляешь для меня интерес.
А потом она сделала… что-то. Потом она сделала это. Сначала она выбежала из комнаты, ничего не ответив, сцепив пальцы в кулаки. И я впервые в жизни испытал что-то похожее на… сожаление. Да, это был триумф. По такому случаю следовало бы докурить всю пачку и открыть ещё коньяка. Да-да-да, я в тысячный раз оказался прав.
А сейчас она заберет свои документы и уйдет из школы. Или, допустим, попробует как-нибудь мне отомстить. А никак она мне не отомстит, какой бы умничкой она ни была. Не получится, у меня банально больше опыта, вот и все. И я, знаете, не ожидал, что она там, согласится или что-нибудь вроде этого.
Я писал, что мало заинтересован в сексе, как… не знаю, как самец? На животном уровне? Я не маньяк. Я воспринимаю секс как способ сломить людей, как способ с ними поиграться. А здесь и до постели не дошли – она сломалась раньше. Она не нашлась, что мне ответить. Я ведь следил за ней. Я хорошо знаю историю ее обучения в Хогвартсе и почти знаю все, что с ней было до этого – от разбитых чашек до Макдональдса и разбитого правого поворотника. Я знаю.
И все. С этого момента она перестала для меня существовать. В тот вечер я долго курил, глядя на шпиль гриффиндорской башни, представляя, как она там рыдает на шее у Поттера или Уизли – представляете, этот старый козел…
Как это все мне знакомо.
Я пил, и тянул одну сигарету за другой, и мне не хотелось выходить из подземелий. С позорной, недостойной гриффиндорки истерикой Гермионы Грейнджер из моей жизни что-то ушло… и я почти начал по этому чему-то… скучать.
Забавно. Забавно, когда жизнь ещё может удивлять тебя.
А потом случилось это. Что-то, перевернувшее вверх дном всю мою жизнь. В эту ночь я был один, и дверь тихонечко заскрипела, и полоса тусклого света выхватила из темноты ее силуэт, и были тихие шаги, и внезапное тепло, и невозможность пошевелиться. Я не знаю, куда делся мой голос. Я не знаю, что случилось с моим языком.
Должно быть, в этом были виноваты ее маленькие кружевные…
Или теплая, пушистая копна волос, накрывших мое лицо. И руки… и ее аромат.
- Вы… - голос срывался.
- Тихо.
Она просто сдернула одеяло и устроилась рядом, и внезапно ее рука скользнула… туда… по резинку моих боксеров, и тут я точно понял, что больше ничего не скажу. Она даже не шевелилась, и рукой не двигала – она просто была здесь, рядом, со мной – поразительная девушка, лучшая ученица Хогвартса, она…
А потом что-то начало происходить, и мысли спутались окончательно. Ее слова звучали в такт плавным, быстрым движением руки –
- Да, - говорила она – и там все напряглось, и стало жарко, - да, вы правы. Вы ведь всегда правы, профессор? Всегда? Вам нравится быть правым…?
Ещё… ниже… сильнее. Я… я возбужден. Внезапно она становится для меня всеми этими женщинами в школе – начиная от девственниц в шерстяных трусах и кончая старой сукой Мак Гонагал.
- Вам нравится быть правым?
В такт. Ещё и ещё. Я не могу двинуться.
- Вы видите, как хорошо я это умею? Вы видите, как ловко у меня получается? Да, вы снова правы, профессор, я ведь не более, чем шлюха…
Когда из ее хорошенького ротика круглой отличницы вылетает слово «шлюха», я чувствую, что не могу…
- Видите, что я умею? Видите? Чувствуете это…? Я – как одна из тех, что спит с вами ради оценки на выпускных экзаменах...
И я не могу…
- Но запомните, - ещё рукой, - запомните, - запах ее волос, - запомните хорошенько, - тепло ее сильного, молодого тела, - таких, как я – очень много…
И я делаю это прямо так....
- Мы можем отдаваться в розовых кустах после святочного бала или целоваться с тупоголовыми спортсменами возле квиддичных раздевалок, но мы никогда – никогда и ни за что, профессор – НЕ ПРОДАЕМСЯ.
Шлюхи – не проститутки, и все оценки, все чертовы баллы или репутация… нет товара. Нет стоимости и цены, все это заведомо не стоит затраченных усилий. Есть правда – только одна – чувственность и драйв молодости.
Жар молодого тела. Игра гормонов. Случайные, мимолетные желания, которых, бывает, стыдишься утром, но никогда – никогда – не жалеешь…
- Вы просто очень несчастный человек, - сказала она, поднимаясь и вытирая о простынь испачканную руку, - мне вас – знаете? – искренне жаль.
Она ушла, как ночное видение, как будто не было этого всего. А мне только и оставалось лежать в мокром белье и судорожно вдыхать ночной воздух. Внезапно я понял, что это такое теплое катилось по моему лицу.
Гермиона Грейнджер уехала из школы на следующий день со своими ПАУЧьими результатами с заниженной оценкой по зельям. А я стоял на краю платформы и долго пялился ей вслед, как она садилась в Хогвартс Экспресс и долго запихивала в купе кота, книги, огромный чемодан.
Самая поразительная женщина на свете. Единственная, секс с которой мне удалось запомнить хорошо.
В деталях.
Как лекарство, как инъекция какой-нибудь дряни для повышения иммунитета. Как пилюля, отрезвляющая таблетка после стольких лет тяжкого похмелья. Есть что-то в этом мире, мне недоступное.
Что-то, что я просрал много лет назад, пока мыкался по школьным сортирам и ел свой завтрак в опустевшей слизеринской душевой. Что-то, что безнадежно и безвозвратно утеряно. Что даже самое лучшее в жизни, любовь, секс, чувственное наслаждение я свел в механическую работу, направленную на сведение старых счетов и избавление от собственных комплексов.
А тут появилась восемнадцатилетняя пигалица, один раз заставила меня кончить – и все это, застарелое, болезненное, вновь всплыло на поверхность. Просто открылись старые раны… Вот и все. И это – лучшая ученица Хогвартса.
Какой циничный текст, однако. Но цепляющий. Я не уверена, что зацепит тех, у кого другое видение персонажей, но то, как это написано, очень сильно. И почему-то после него становится очень грустно, и думается очень много. Спасибо за фик.
а меня зацепило.... очень правдиво звучит, по настоящему и "по человечески"... а еще приятно удивило что снейп до неприличия в каноне.... правда сильно....
СС/ГГ - такой пейринг, в котором сложно придумать что-то, выходящее за пределы сотни раз переписанной схемы. Потому особенно ценишь возможность нестандартного взгляда на взаимоотношений, возможность иной логики встречи героев. Матвей , вам эта нестандартность бесспорно удалась. И то, что вам при том удалось раскрыть мизантропию Снейпа и одновременно его закомплексованность - получилось просто отлично И еще одна точная деталь - случившееся с мисс Грейнджер уже ничего не могло изменить для Снейпа, кроме того, что он стал смотреть на себя немного честнее. Матвей , спасибо.
Уж насколько я не читаю фиков, но это... Это зацепило, протащило и вставило.
Что не понравилось: МакГоннагал, которая превратилась в старую злобную ведьму. Не верю. Дамблдор. Думаю, понятно. Про слухи о голубизне Снейпа было необязательно, немного выпадает. И конец странноват, конкретно последняя фраза. Если профессор ненавидит женщин то он НЕ МОЖЕТ так отозваться о Грейнджер.
Всё остальное - блеск. Уместен даже мат, ибо по другому не скажешь. Я очень впечатлена нестандартным взглядом на Снейджер, тут правда что-то новое написать сложно. Про достоверность характера Снейпа сказать ничего не могу, для меня нет критеориев в этом плане. Но да, я верю, что в таких обстоятельствах Герм поступила бы именно так - устроила истерику, а потом просто пришла ночью и сделала ТАК.
Очень интересная история. Интересно было, как повернется сюжет, и финал получился - супер. Такие неожиданные Снейп и Гермиона. Мак Гонагал, правда, не узнала. Спасибо замечательному автору.
Матвей совершенно изумительный текст! Прекрасный этюд на извечную тему войны полов. Подтверждает давно известную истину, что все мужики - сво Если серьезно - очень точный фик, психологически и фактически. Сильно преувеличенный, ага, но в целом, и такое бывает, и еще не такое. И написано здорово)) Притом, что к канону относится по касательной - все равно шикарный нарратиф))
«Мы-то думали, это не девчонка, а свой парень, а, оказывается, это такое же розовое и гламурное чмо, как все остальные, и его вполне можно любить на публике, и над тобой никто не будет смеяться».
ой-ой-ой, если я до этого момента и готова была поверить в такой образ Снейпа, то после поняла, что это на самом деле не Снейп, а автор в образе Снейпа. Лексика, как водится, соответствующая.
Написано, конечно, очень интересно, но в такого Снейпа-маньяка-млянах-изврращенца да и в такую ситуацию в целом не верится, простите :( дочитала до середины, дальше не пошло :) но, повторюсь, нельзя не признать, что написано талантливо :)
«Мы-то думали, это не девчонка, а свой парень, а, оказывается, это такое же розовое и гламурное чмо, как все остальные, и его вполне можно любить на публике, и над тобой никто не будет смеяться».
ой-ой-ой, если я до этого момента и готова была поверить в такой образ Снейпа, то после поняла, что это на самом деле не Снейп, а автор в образе Снейпа. Лексика, как водится, соответствующая.
мне думается что эта раза вполне подходит, ведь снейп по существу повторяет, то что мог бы услышать от ученичков... ну мне так показалось)
хороший фик. не знаю насколько они все в характере, но вроде ничего не резануло. цинизм мне близок, как единственное восприятие действительности, чтобы не сойти с ума, а значит в эту историю я все-таки верю. интересная вещь, пошла над ней думать...
Странно..необычно...я села, подперла голову рукой и задумалась..и в ночной темноте ко мне пришел призрак Дедушки Фрейда, и была у нас долгая беседа... Но, однако, после всех романтичных и нежных снейджеров хочется подразнить свои чувства горькой таблеточкой...А горькое полезно для пищеварения. Так что спасибо за фик, дорогой автор.
Снейп действительно в каноне!! Хамоват он, конечно, но такому Снейпу я верю. И хоть в каноне такой Гермионы не будет....., она бы могла такое сказать. Так что даже Гермиона в каноне... Спасибо!
Teisha А мне такая Гермиона нравится, так она интересна, а то я изрядно разочаровалась в ней после прочтения анализа в "ГП и компания" с точки зрения астрологии" Friyana=)))))))
|Дюймовочка| Мне она тоже тут нравится, я просто имела ввиду, что в каноне сама ситуация такого рода невозможна. Мне она совершенно не понравилась в 6 книге. Вообще, как я уже где-то писала, у РОулинг женские персонажи проигрывают.... ИМХО
Матвей
цитата:
сть что-то в этом мире, мне недоступное.
Что-то, что я просрал много лет назад, пока мыкался по школьным сортирам и ел свой завтрак в опустевшей слизеринской душевой. Что-то, что безнадежно и безвозвратно утеряно
=)))))))))))))))))) Шекспир, 130й сонет: My mistress` eyes are nothing like the sun; Coral is far more red than her lips` red; If snow be white, why then her breasts are dun; If hairs be wires, black wires grow on her head. I have seen roses damask`d red and white, But no such roses see I in her cheeks; And in some perfumes is there more delight Than in the breath that from my mistress reeks. I love to hear her speak, yet well I know That music hath a far more pleasing sound; I grant I never saw a goddes go; My mistress, when she walks, treads on the ground: And yet, by heaven, I think my love as rare As any she belied with false compare.
Цинично, хотя, может, и правдиво. Равнодушной я не осталась. Текст безупречен, но вот содержание, увы, не понравилось. Не люблю, когда выворачивают наизнанку самое сокровенное.
Вообще: Я не верю Снейпу-гомику Я не верю Снейпу - утонченному аристократу Я не верю Снейпу - извращенцу-чревовредителю Я не верю Снейпу в мантиях от Армани (хотя читать про них приятно.... )
Но вот в меру злобному, циничному и усталому Снейпу я верю.
Матвей Отличный текст. Не в бровь, а в глаз. Очень здорово. Один из лучших снейджеров, что я читала. А не разрешите ли Вы разместить его на моем сайте? http://cherrydusk.narod.ru/
Все даты в формате GMT
3 час. Хитов сегодня: 29
Права: смайлы да, картинки да, шрифты да, голосования нет
аватары да, автозамена ссылок вкл, премодерация откл, правка нет
И еще одна точная деталь - случившееся с мисс Грейнджер уже ничего не могло изменить для Снейпа, кроме того, что он стал смотреть на себя немного честнее. 
Да, такому я верю безоговорочно=)))))))))
- участник сейчас на форуме
