ДОРОГИЕ ДРУЗЬЯ! ФОРУМ ОТКРЫТ ТОЛЬКО ДЛЯ СОВЕРШЕННОЛЕТНИХ ЗАРЕГИСТРИРОВАННЫХ ПОЛЬЗОВАТЕЛЕЙ.
Чтобы зарегистрироваться, внимательно прочтите инструкцию в этой теме.
Если вы уже зарегистрированы, то получить доступ к закрытым разделам можно в этой теме.
Отправлено: 03.06.09 20:11. Заголовок: "Стержень", АСП/ДМ, СГМ/РУ, NC-17, слэш/гет на втором плане, драма, мини
Название: "Стержень" Автор: Пухоспинка Бета: Алисия Гамма: Doc Rebecca Пейринг: АСП/ДМ, на втором плане СГМ/РУ Рейтинг: NC-17 Жанр: драма Категория: слэш/на втором плане гет Содержание: от чего нужно отказаться, чтобы выбраться из вырытой собственными руками ямы Размер: мини Отказ: Все права на персонажей и сюжет "Гарри Поттера" принадлежат Дж.К. Роулинг. Автор материальной прибыли не извлекает Примечание: фик написан для майского Generation Next Fest
[align:right]Твоих лучей небесной силою Вся жизнь моя озарена Умру ли я - ты над могилою Гори, гори, моя звезда Романс "Гори, гори, моя звезда"[/align]
Когда клубы дыма рассеялись, все посмотрели на высокую, худую фигуру. И я посмотрел. Тогда-то я его увидел первый раз. Он кивнул папе и отвернулся. Вид был такой… В общем, сразу видно – Слизерин. Нельзя даже представить его рядом с дядей Роном: сидящим нога за ногу и шумно отхлебывающим пиво. И мне почему-то захотелось стать похожим на него – загадочным, с прямой спиной. И вообще. Тогда я решил, что тоже хочу в Слизерин. Главное, чтобы родители были не против. Даже не родители, а папа. Он самый главный. Хорошо, что Джеймс меня доставал всю дорогу – пусть все думают, будто я боюсь там оказаться. Папа меня, конечно, успокоил – он всегда такой рассудительный, с ним можно посоветоваться. Оказывается, меня назвали в честь двух директоров Хогвартса. Причем один из них был как раз выпускником Слизерина и очень храбрым человеком. И вообще, если я попаду в Слизерин, то факультет приобретет отличного ученика. А еще папа сказал, что со шляпой можно договориться и выбрать, куда хочешь пойти.
Но дурацкая шляпа не раздумывала ни секунды – выкрикнула «Слизерин», не успел я нормально усесться на табуретке. Хотя ее понять можно – я все решил, пока ехал в поезде. Там я просто подошел к Скорпиусу. То есть это сейчас он Скорпиус, а тогда был мальчиком-который-стоял-с-ним. Ну, я и решил познакомиться – расспросить.
Скорп говорит, что характером пошел в маму – отец обычно замкнутый и чувств никогда не показывает. Я сразу решил быть таким же. Как его отец, в смысле, а не как Скорпиус. Странная штука получается. Живешь себе потихоньку, но при этом твердо знаешь, что существует какая-то постоянная, которая никогда не изменится. Она не мешает играть в квиддич, драться за шоколадных лягушек, ссориться с Джеймсом из-за маминых писем – ну, и заниматься всякими другими, не менее важными вещами. Она просто у тебя есть и все тут. Папа как-то сказал, что у каждого человека должен быть стержень. Вот я думаю, что мой стержень – это он. Каждый день приносит что-то новое и интересное. Но стоит вспомнить о нем – и спина сразу выпрямляется. И силы откуда-то берутся.
Скорпиуса после первого курса оказалось раз плюнуть уговорить на то, чтобы попросил отца встречать нас. Он даже думает, будто это его идея. А для меня предстоящая встреча была очень важной. Я не просто его увижу. Скорпи обещал нас познакомить. И когда Хогвартс-экспресс подходил к платформе Девять и три четверти, я высматривал совсем не папу с мамой и Лили, а его. Впервые в жизни я так нервничал.
Кстати, папа спрашивал, волновался ли я перед распределением и не расстроен ли выбором Шляпы. Понял одну вещь – если ты в себе уверен на сто процентов, старая клюшка выдает результат моментально. А если тебя рвет на части, сам не знаешь, кто ты и где твое место – вот тогда она «зависает», как говорит Джеймс, и начинает предлагать варианты.
Пока я нервно подпрыгивал в купе вагона, подходящего к станции, Скорпиус степенно собирал книжки и медленно переодевался. Оказывается, его отец никогда никуда не торопится. Вряд ли он будет встречать сына у самых рельсов – скорее всего, дождется, когда основной поток схлынет, и только тогда подойдет. Скорпиус иногда такой серьезный. Думаю, он лукавит, говоря, что характером совсем не похож на отца. Чтобы не терять время, предложил поздороваться сначала со своими. После этого никто никто не удивится, что я хочу в ответ познакомиться с его родителями. Мама расцеловала меня, а папа взъерошил волосы. Когда я представил Скорпиуса, они только переглянулись. Но отец пожал ему руку, а мама чмокнула в щеку, и я понял, что смогу пригласить Скорпа к нам в гости. Как говорит тетя Гермиона, Джинни, то есть моей маме, неизвестно слово «политкорректность», и если бы она что-то имела против Скорпиуса – то послала бы его сразу, далеко и надолго.
А потом я увидел его. Совсем не изменился. Так же стоял на ветру, то же черное пальто – хотя на улице тепло, ведь совсем лето. Наверное, мерзнет. Тетя Гермиона говорит – астеники вечно мерзнут. И строгий взгляд. Он смотрел на Скорпиуса, как будто тот совершил что-то ну совершенно непростительное – вы меня понимаете. Хотя, учитывая историю отношений родителей, которую я вытянул из Скорпи, это неудивительно. Мама говорит – «порода». И я согласен с ней. Посмотрел холодными глазами, приподнял уголки губ в улыбке и протянул руку. Узкая, холодная твердая ладонь. Совсем непохожая на папину. Я крепко пожал ее, и под моими пальцами кожа налилась теплом.
Этот год я определенно мог записать себе в актив. А за лето я собирался еще что-нибудь придумать. Но тогда у меня ничего не получилось – Скорпиуса забрали во Францию, потом они укатили в Америку, а оттуда – в Индию. Он, правда, предупреждал, что так будет – родители обещали ему кучу приключений после первого учебного года. Никаких сов, Скорпи слал электронные письма, в которых описывал свою жизнь, а я выискивал в них все, что относилось к его отцу. Очень хотелось колдографию мистера Малфоя, но я так и не попросил. Мне казалось, в этом есть что-то ненормальное, и ужасно стеснялся. В третий раз мы увиделись снова на платформе. Я подошел на правах старого знакомого и первым протянул руку. Он кивнул, пожимая ее. А потом Скорпиус потащил меня в вагон, я успел только улыбнуться на прощанье.
Определенно, две встречи в год – это не то, что нужно нормальному человеку. Ну, я тогда еще считал себя нормальным. Но пока сидишь в Хогвартсе, нет никакой возможности что-то изменить – разве попробовать настроить отца на дружбу с Малфоями. Во время следующих каникул я долго мялся, пока, наконец, не решился спросить, почему мы не общаемся семьями. Хорошо, что я завел этот разговор при маме – с папой неизвестно, сколько продолжалась бы эта волынка. Но мама взяла дело в свои руки и заявила Тем Самым Особым Тоном - когда сразу становится ясно, что лучше не спорить - мол, пора забыть все детские обиды и действительно начать теснее общаться. - Все обиды, - припечатала она в ответ на папин открытый рот. Вот за что люблю папу – умеет промолчать, когда надо. Мне еще учиться и учиться. Жаль только, сближение семьями происходит без меня – в самом деле, не напрашиваться же с отцом на их встречи с Малфоем-старшим. Интересно, что имел в виду дядя Рон, когда говорил, что Хорек сильно изменился? Мне нравятся хорьки, кстати. Скорп говорит, отец до сих пор комплексует. Не могу себе такого представить.
На третьем курсе я почти забыл про него, честно. Столько всего навалилось – не передать. В основном, мы заметили существование девочек. Ну и Лили надо было опекать. С этим, правда, Джеймс неплохо справлялся, но как упустить такой повод наведаться в женскую гриффиндорскую спальню? Старшие курсы нас со Скорпиусом, конечно, гоняли. Но не сильно. С нами вообще старались дружить – во-первых, мы могли изрядно напакостить, во-вторых, мы могли изрядно напакостить, в третьих, мы нравились девочкам и они были, на самом деле, не против. А потом я снова увидел его. И стало ясно - ничегошеньки не изменилось. Ни на палец. Стало даже как-то тоскливо. И что с этим делать - я не знал. А когда на четвертый курс Скорпиуса пришел провожать дедушка, тогда я все понял. Скорпиус был гордый, дедушка у него что надо – тоже Слизерин. Но не то. И это оказалось так больно, так обидно, аж хотелось выть. Не было даже сил притворяться, что все хорошо – хотя обычно это у меня получается здорово. Не было и все. Только желание забиться в уголок, подтянуть колени к груди и пытаться унять боль внутри. Она засела тугим комком у сердца, время от времени подкатывала к горлу и душила. Мне ведь немного надо, правда? Каково обнаружить, что то, чего ждал два месяца, откладывается еще на долгих девять? А потом мне попался Пророк с его колдографией. С какого-то торжественного приема в Министерстве. Там было два снимка – он вместе с мамой Скорпиуса и один. Последнюю я аккуратно вырезал и носил с собой. Идиотизм, но стало легче.
Когда я увидел его в следующий раз, рядом стояли родители и дядя Рон. Они весело болтали, а мистер Малфой улыбался. И я почувствовал гордость – все это благодаря мне. Улыбка у него красивая. Вообще он при этом весь как будто светится. Скорпи сказал, когда его родители начали общаться с моими, то у отца дела в гору пошли. Рукопожатие у меня получилось таким уверенным, будто я каждый день провожу на деловых встречах в Министерстве.
Потом я отвернулся и сделал вид, что почесал нос. Ладонь пахла его кожей, я вдыхал едва заметный аромат теплых пальцев, оставшийся у меня на руке, и не мог остановиться. Кажется, я говорил, что все-все про себя понял? Понял еще раз, когда пришлось прикрываться мантией и с удвоенными усилиями толкать перед собой тележку. Гульфик Гриффиндора! В последний раз я так возбуждался, когда залез в трусики к Венди Вессон. Она там была горячая и мокрая, а я тоже долго нюхал ладонь и кончил дважды подряд. Не с ней, конечно, с ней всего лишь один раз, а потом.
Перед пятым курсом мы встречались несколько раз – когда я гостил в Мэноре. Он был всегда в разъездах и почти не показывался дома. В тот учебный год меня спасла Роза. Все-таки у меня очень умная кузина. И внимательная. Чтоб ей провалиться. Вечно сует нос не в свое дело. Поймала меня тепленьким, как любит говорить папа. Скорпи потянуло на откровения и он, подначиваемый мной, рассказывал о своей семье. Весь вечер. Я слушал как ненормальный о семейной жизни его родителей, заводил его время от времени фразами типа «а у нас все совсем не так» или «мама папу утром целует», а он все говорил и говорил. И как они с мамой любят разговаривать, и какие он подарки делает, и как он ее на руках через порог переносит. Чем больше он говорил, тем больше я спрашивал. И проваливался в какой-то черный колодец отчаяния. А Роза смотрела. А потом поперлась за мной. Думал, она в туалет мальчиков за мной постесняется идти – да куда там. Вы нашу Розу не знаете. Притопала как миленькая, залезла со мной в кабинку, наложила Заглушающие…
И тут меня прорвало. Я выл, бился об эти чертовы каменные стены, рыдал, кричал какую-то чушь. А она стояла и смотрела. Потом просто обняла и укачивала как маленького. Чего я тогда Розе только не наговорил. И что как жить не знаю, как схожу с ума, как мне больно, плохо, как я измучился. Что в Слизерин чертов только из-за него пошел, кучу сил угробил на то, чтобы помирить наших родителей – но что мне с того? Если бы не Роза, я бы тогда прыгнул с Астрономической башни, сейчас я это осознаю совершенно отчетливо. А так… отревелся, мантию ей намочил, герой-любовник. И стало полегче. Не в смысле, меня отпустило или еще какая глупость, но появились силы для нового плана. Я ведь тогда почти помешался, все время представлял его руки, пальцы, мечтал о его ладонях, которые меня обхватывают, гладят - воображением Мерлин не обидел, вот я и отрывался на полную катушку. Будь у меня доступ к зеркалу Еиналеж – сдох бы у него и ничуть об этом не жалел.
Роза, конечно, попыталась тогда мне мозги вправить, но скорее для очистки совести. Я ведь говорил, что она умная и наблюдательная? Вот и не стала сильно наседать. Спросила, правда, не чувствую ли я ничего такого к Скорпиусу – ведь они с отцом так похожи. Я тогда возмутился страшно – хотеть Скорпиуса все равно, что хотеть ее. Еще и по шее за это получил. Правду, между прочим, сказал. Скорпи – мой друг. Самый лучший. И не имеет значения, что я с ним общаться начал из корыстных побуждений. Роза тогда смеялась сильно, спрашивала, где я таких слов набрался. А то она не знает, где. Кто с тетей Гермионой знаком, тот в цирке не хохочет.
В общем, выползли мы из туалетной кабинки и попали прямо в объятья Скорпиуса. И вид у него был такой… такой… Короче, это был день признаний. Но я решил, что лучше он будет в курсе моей влюбленности в его отца, чем продолжит думать, будто у нас с Розой что-то есть. И вообще я против близкородственных браков. Сказать, что Скорпи был в шоке – ничего не сказать. Он сначала решил, мы его разыгрываем, а я колдографию достал. Ну, ту самую. Обычно он на ней не смотрит на меня, все вполоборота да мимо. А тут развернулся, кивнул сыну. Глупость, да, но я опять чуть в слезы ни кинулся. Тут-то Скорпи-то и поверил во все.
А я тогда мог думать только о том, что мой план, который забрезжил во время разговора с Розой, реализовать будет намного труднее. Скорпиус в курсе моих маневров, да и не могу я после такого ему врать. А вообще Скорп долго в себя приходил – поначалу общался как с душевнобольным, про которого неизвестно, когда у него приступ. А потом ничего, привык. Даже подкалывать меня начал. А план я все-таки придумал. И даже подготовился к нему. Было сложно, но не одна же Роза у нас умная и наблюдательная. Труднее всего оказалось чистосердечно признаться Скорпу, что хочу в Мэнор. Не то, чтобы я там не гостил – гостил, и не раз – но я-то хотел видеть мистера Малфоя. Я просто хотел его видеть – очень-очень – ничего такого, правда. До слез, до ужаса, как я скучал. Когда Скорпи совсем было собрался отказаться потакать моей дурацкой влюбленности, я пообещал уговорить родителей отпустить Розу со мной. Ха, видели бы вы Скорпиуса! Он и правда думал, что его влюбленность в Роз Уизли незаметна? Впрочем, будем честны – держался он хорошо, наверное, только я и знал. Ну, так я не зря лучший друг.
Когда мы подъезжали к Кингс-кросс, Роза и Скорпи держали меня, навалившись с двух сторон, так меня трясло. Но я-то знал, что смогу взять себя в руки – а перед этим почему бы не расслабиться? Но потряхивало здорово, чего уж там. Но это все ерунда. Главное лежало у меня в кармане. Папа как в воду глядел, давая второе имя – по зельеварению у меня всегда было Превосходно. Иногда думаю, что знаю мистера Малфоя лучше него самого – рост, вес, группа крови. Мне известно, что у него здоровое сердце, но беспокойный сон. Частые перепады настроения и колебания давления. Он быстро устает, а еще у него учащенное сердцебиение.
И когда мы все получили приглашение погостить на две недели в Малфой-Мэноре, я чувствовал себя победителем. Потому что в письме говорилось, что мистер Малфой предоставляет в наше распоряжение конюшни и предлагает лично давать уроки. Мне смешно. Розу учить собирался Скорпиус и он, кажется, не готов подпускать к ней отца – на всякий случай. Лили и Хьюго не поехали, а Джеймс лошадьми никогда не интересовался. А это значит… это значит… Хорошо, что у меня такая внимательная кузина. Кажется, я это уже говорил, но все равно. В общем, она меня так треснула между ушей, что угроза стихийного всплеска магии немедленно миновала, зато появилось вполне реальное желание поймать Розу и отлупить. Потом я вспомнил, сколько она для меня сделала, и раскаялся. Только у Розы хватило бы ума и наглости выпросить у родителей книгу о гей-воспитании, мотивируя тем, что ищет материал для написания работы о влиянии разных социальных групп на вероятные всплески стихийной магии у детей до четырех лет. На мой вопрос – как это ей вообще пришло в голову, она спокойно сообщила, что все так и есть, да и вообще исследование интересное, так что она совмещает полезное с полезным. И вручила мне толстый том с картинками. Если его покупал дядя Рон, то только под Обороткой. А потом сунула в руку записку. Я прочитал – обалдел. Список гей-клубов. Магловских. Устроил ей головомойку – нечего девочке про такие места узнавать, обещал Скорпиусу рассказать. Роза разобиделась, ответила, что завела себе виртуала – о, Мерлин - и выяснила у знакомых геев. Мы с ней чуть не поругались. Наговорил ей… в общем, всякого. Не сказал одного – ну не встает у меня на других мужиков, пробовал. И список этот мне без надобности.
Отправлено: 03.06.09 20:13. Заголовок: Миссис Малфой очень ..
Миссис Малфой очень красивая. Она вся такая воздушная, светлая – кажется, что сейчас полетит. Когда она встает из-за стола, мистер Малфой целует ей руку и провожает к двери. Миссис Малфой улыбается нам и говорит, что будет в своей комнате – почитает на ночь и ляжет спать. Когда это произошло в первый раз, Скорпиус, кажется, смутился – он длинно объяснял мне, что в чистокровных семьях принято спать порознь после рождения ребенка. А я глупо улыбался и чувствовал, как по всему телу разбегаются горячие змейки. Интересно, какая у него кровать?
Конные прогулки отменились. Внеплановая прививка. Совсем недолгая изоляция лошадей – всего на десять дней. Мистер Малфой очень извинялся и предлагал остаться еще на две недели. Только вот его уже в особняке не будет – деловая командировка. Роза согласилась, конечно. И Джеймс, не вылезавший из библиотеки - тоже. А я промолчал. Сделал вид, что ничего страшного не произошло. Только Роза и Скорпиус поглядывали на меня, как-то смешно и очень похоже покусывая губы. И все, что мне оставалось – следить за хозяином дома, стараясь не выпускать из виду. Ловить каждую секунду, проведенную в его обществе. За ту неделю, что мы жили в Малфой-мэноре, я изучил его привычки до секунды, до жеста. Утром и днем он обычно занят делами и совсем не показывается из кабинета. Можно прислониться к толстой дубовой двери и послушать – иногда кажется, что доносится шелест бумаги, хотя это, конечно, невозможно. А иногда из-за двери доносится его голос – и вот это самая настоящая реальность. Мистер Малфой что-то диктует, отдает приказания эльфам или говорит с кем-то по телефону – и тогда у меня болезненно сжимается желудок от тоски, хочется стать тем неизвестным собеседником, чтобы на правах равного вырвать скупую улыбку или зажечь свет в непроницаемых серых глазах.
Вечером он появляется к ужину, всегда в парадной мантии, хотя Скорпиус говорит, что она вовсе не парадная, а просто для домашних дружеских визитов, но нам с Розой немножко стыдно сидеть за красиво сервированным столом, искрящимся блеском хрусталя, в джинсах и футболках. Джеймса такие мелочи не смущают, он у нас в Поттеров – умение вести себя в обществе врожденное. Садится мистер Малфой всегда на одно и то же место, задает супруге один и тот же вопрос - как прошел день, дорогая? С легкой улыбкой выслушивает подробный ответ и принимается за еду. Вино пьет всегда одинаково, хотя я заметил, что сорта разные. Правда, еще не понял, от чего зависит выбор. Он медленно смакует рубиновую или солнечную жидкость, долго держит вино во рту, потом глотает, облегченно откидываясь на спинку кресла и мечтательно прикрывая глаза. Мне кажется, что в такие моменты я не дышу – настолько он красив. Так больно видеть его совсем близко. Я стараюсь касаться его всегда, когда есть такая возможность. Однажды мы столкнулись. Я хотел подкараулить и увидеться с ним, но малость не рассчитал. Дуракам везет. Я тогда понял смысл выражения «Стоял, как громом пораженный». Не знаю, поразит ли меня когда-нибудь гром, но столбняк, гулкое буханье крови в ушах и цветные пятна перед глазами – это оно. Мистер Малфой еще решил, что ударил меня, раз я так замер, схватил меня за плечи и повел к окну – посмотреть все ли в порядке. Еле удалось отговорить вызывать колдомедика. Руки у него были очень горячие. Еще долго ощущал следы прикосновений – на лопатке, на лице. А живот попросту горел. После того, как я убедил мистера Малфоя, что со мной ничего не случилось, пришлось срочно бежать в ванную и устранять проблему. Даже задумался, не поселиться мне прямо там – все равно ночи провожу в душе.
Я тогда уже решил, куда подолью снотворное – в вино. Надо было только внимательно проследить, сколько он выпьет. Хотя есть надежда, что он не изменит своим привычкам и последнюю четверть бокала осушит одним глотком. Это даст мне больше всего времени. В худшем… вот если он сделает маленький глоточек, то у меня будет минут двадцать, не больше. Я, кстати, именно из такого варианта и исходил – двадцать минут. Всего лишь двадцать минут. Целых двадцать минут.
Когда в коридоре раздался грохот и свист, он только приподнял бровь. Мерлин, как же хорошо я его знал. Я попросил Джеймса глянуть, что произошло, и когда брат распахнул дверь, даже мистер Малфой был впечатлен. Вы пробовали взорвать в одном месте с десяток Проказливых фейерверков из серии Ультрафокусов Умников Уизли? Хо-хо. Не советую этого делать. Домовики три дня порядок наводили. Он отставил бокал в сторону и подошел полюбоваться зрелищем – фейерверки носились как сумасшедшие, оставляя на стенах мелкие болотца, полные крякающих котят, бегемотиков, ржавых гвоздей, перекосившихся омел с сюрпризом – дядя Джордж говорил, что ему всегда хотелось вложить в них кирпич, но деловой партнер, папа, в смысле, не позволил. В общем, снотворное я вылил. А он его выпил. Всю порцию. Руки вспотели страшно, когда он пошел к себе. Два часа ожидания – отсроченное действие зелья. Больше всего боялся, что меня увидят у его дверей и отправят восвояси. Или еще чего. Заняться было нечем. Ну, в душ сходил. А в оставшееся время по комнате круги нарезал. Вазу разбил – даже Репаро не взяло. Потихоньку выкинул осколки. Когда шел, радовался, что не дома – у нас скрипели полы ужасно, мама немедленно просыпалась. Я уверен, она их нарочно зачаровывала, но мы с Джеймсом так ничего и не нашли. Комната понравилась. Настоящая мужская спальня, без всяких зеркал, подушечек, вазочек и барельефов. Все очень строго и красиво. Когда я соберусь обставлять свою комнату, она будет такой же. Заклятье тишины накладывал без опаски. Запирающее тоже – особняк густо пропитан собственной магией, и ни один Комитет по незаконному использованию волшебства не заметит простеньких заклятий. Мы с Джеймсом проверили сразу, как приехали. Не то, чтобы я не доверял Скорпу, рассказавшему об этом, но самим попробовать показалось надежнее. Знаете, сколько сил мне понадобилось, чтобы перевести взгляд на постель? Я обходил комнату, а сам слушал его дыхание. Легкое, сонное дыхание, которое хотелось глотать, прижавшись к спящему телу.
Я хотел посмотреть. Просто посмотреть. Не коситься украдкой – а насмотреться вдоволь. Ведь от этого никому не будет плохо. А зелье совсем безвредное, это я знал совершенно точно. И мистер Малфой не узнает, что я здесь был.
Подумалось тогда, это слишком много для одного человека – осознание того, что он здесь, совсем рядом. Что увижу его таким, какой есть, без брони парадных или каких-там-еще мантий. Он спал на спине, повернув голову набок. С голым торсом. Я тогда совсем сошел с ума – стоял перед кроватью и гладил, гладил его грудь, водил пальцами по лицу – у него к вечеру, оказывается, появляется щетина – очень светлая, совсем не видно. Из-за этого подбородок становится мягко-колючим, хотя у меня не такие уж гладкие руки. От нежности рвет на части. У него всегда на лице складки. Между светлых бровей – три вертикальные морщинки. Три. Я считал. А сейчас – нет. Лицо разгладилось, только веки подрагивали – как будто он видел сон. Когда я первый раз поцеловал его в закрытые глаза, я, кажется, потерял сознание. Потому что не знаю, куда делся бесценный час. Да и неважно, на самом деле, вместо двадцати минут – пять часов счастья. Мне хотелось трогать и гладить его, сжимать в своей ладони узкие длинные пальцы. Я тогда поцеловал каждый из них. И Метка. Ее не видно. Но если провести по внутренней стороне руки – вверх от запястья, то под подушечками пальцев чувствуется ее рельеф. В такой момент, знаете, не думаешь, что будет потом. Азкабан? Разговор с отцом? Я не знаю, что хуже. Только здесь и сейчас. И он. Дыхание прерывается, пальцы в моей руке чуть подрагивают. И я снова не сдержался и поцеловал их кончики. Я даже не могу сказать, что был возбужден. Это неправильное слово. Когда маглы молятся богу, вряд ли они возбуждаются. Голова кружилась от собственной смелости, когда я протянул руки, чтобы раздеть. Кожа у него на бедрах мягкая. Как у девочки. Я даже не ожидал. А на пижамных штанах – ни застежки, ни резинки. Потом догадался просто потянуть их вниз.
Увидел, какой он там, и нелепо кончил. Только от одного вида. Слезы текут, в штанах мокро – а у меня никакого стыда. Как будто все так и надо. Он весь белый. Блондин то есть. Натуральный. И волос на теле мало. Ну, по сравнению со мной. Хотя, наверное, это потому, что у меня они черные, а у него светлые. Внизу они чуть-чуть темнее, чем на груди. А на ногах если не трогать, то кажется, будто волосков нет. Хотя у него задняя половина бедер – почти пушистая. Так приятно гладить. И белая кожа. У меня тоже, кстати, белая. Но у него по-другому. Полупрозрачная такая. Похожая на фарфор, из которого в особняке кофе пьют. Все время кажется – возьмешь его за руку, а с другой стороны пальцы будут просвечивать. Не просвечивают, конечно, это у меня просто крыша ехала. Вообще у него нормальные мужские руки. Большие ладони, хотя и узкие. И мышцы красивые. Вообще он мускулистый и подтянутый. И гладкий. Когда проводишь пальцем по груди, тонкие волоски дыбом встают, а кожа мурашками покрывается.
Когда я раздвигал ему ноги и сгибал их в коленях, то ни о чем таком не думал. Хотелось узнать его всего – как можно глубже. Я читал про всяких маньяков, которые своих любимых вскрывали от большого чувства. Не верил, как такое возможно вообще. Нет, я не собирался делать глупости, но сейчас их понял - можно сойти с ума так, что никакая другая близость не устроит, кроме полного и безоговорочного погружения в любимого человека.
Я хотел почувствовать его всем телом. Разделся и прижимался к нему. А когда я лег сверху, он только тихонько выдохнул во сне - и все. Когда я мечтал о нем, я не доходил до, ну, подробностей. Просто потому что мой член не выдерживал намного раньше. И вот передо мной лежат, раскинувшись, эти самые подробности – и я второй раз кончил ему на… на… туда. Светлые волоски ручейком сбегают между ягодиц. А я их спермой залил. Мне тогда показалось очень важным очистить его. Слизать все. С живота, яичек, мягкого, горячего члена. А когда закончил, то понял, что у него стоит. Вот тогда-то мне и сорвало крышу. Если бы в спальню ворвались миссис Малфой и все мои родственники, вместе взятые, я бы не заметил.
Я честно не собирался ничего такого делать. Уж такого – точно. Только не это. Пришел в себя, только когда просунул пальцы туда. Но остановиться уже не смог. А в голове только одна мысль - хорошо, что уже дважды кончил. Внутри у него было очень горячо и тесно. Колечко – как живое. Оно словно хватает за палец, а потом медленно отпускает. Белые простыни, светлые волосы, белые ягодицы – и розовые края отверстия вокруг моего пальца. Когда я убрал руку, оно медленно сжалось. Спасибо Розе за ее книжку. Я его растягивал, наверное, час. Член у него как каменный был. Гладил его, целовал, массировал. А когда я вошел, то начал плакать. Двигался и понимал, что все это в последний раз. Хотел сберечь каждую минутку, каждый вдох, потому что – да, в последний раз. Я старался не причинять ему боли, но он стонал – тихонько, жалобно, сквозь едва приоткрытые губы, когда я бился в него. И было жалко до слез, но я совсем, честное слово, не мог остановиться – а, кончая, я окончательно сошел с ума, кажется, я кричал, потому что потом горло ужасно болело. А после еще полчаса лежал на нем, прислушивался к его слабому дыханию. Когда вытащил член, из покрасневшего отверстия вытекло несколько капель почти прозрачной жидкости. Я смотрел, как она прокладывает дорожку по промежности, и думал - это конец. Всему. Ему было больно. Мне было больно. И опустошение – одуряющее, просто нечеловеческое – никогда такого не испытывал и, наверное, не испытаю. Я, если честно, раньше тихо надеялся, что если я, ну, мы с ним вдруг займемся сексом, то у меня это пройдет – преклонение и все такое. Трудно ведь считать богом того, у кого из открытой задницы течет твоя сперма, а из уголков глаз скатываются слезинки. Но я опять просчитался. Все мои планы – дело заведомо провальное, давно пора было понять. И когда я обнимал его – уже потом, после всего – я прижимался к обычному человеку и думал, что лучше бы он оставался недосягаемой звездой – потому что сейчас без него будет совсем никак. И если раньше был крошечный шанс выкорчевать это чувство – да хотя бы Обливиэйтом – то сейчас мне поможет только Авада. Я раньше даже не думал, что можно так любить.
Я тогда вытер его как смог, очистил от всего этого. Уложил поудобнее, укрыл. Стоял как дурак, с его пижамными штанами, и не знал, что делать. Потому просто сложил. И сидел на полу, прислонившись к кровати, перебирал пряди его волос. Пялился на часы, ожидая, когда действие зелья закончится и… Ну и без «и», в общем. Просто сидел. Надо было по-честному, чтобы первым, кого он увидел, был я – ну и понял все. А я струсил. До сих пор стыдно. Сбежал к себе. Роза утром вцепилась – что случилось. Она была уверена, я ему в любви признался - ну и получил. Можно и так сказать. Три дня его не было. И комната от магии тряслась.
Я тогда раскололся на множество частей. Одна говорит с Рози, вторая болтает со Скорпиусом, третья смеется над идиотскими шутками Джеймса. А все остальные думают о нем. Ждут его. Он появился, когда Роза уже собралась меня брать в крутой оборот. Ничего особенного. Повел себя как обычно. Одет в парадную, тьфу, домашнюю мантию для ужина. Прямой, невозмутимый. А у меня при виде его все зашлось так, что кричать захотелось. Посмотрел мне в глаза – и тут у меня желудок к ногам упал. Он знал. И, наверное, знал почему.
А потом позвал поговорить. Когда я пришел, он сидел в кресле. На лице никакого выражения…. А потом он на меня взглянул. Молча. А потом спросил - зачем? Сидел, ждал ответа, а меня ломало от боли, ужаса и осознания того, что я натворил. А знаете, что самое плохое? Оно того стоило. Каждая секунда. Раньше я жил надеждой, а теперь буду воспоминаниями. При этом я понимал - такое не прощают. Каково было ему очнуться? Что случилось тогда, утром? Как он все пережил? О чем думал? Вот о том, что я ушел – жалею. Я тогда просто валялся у него в ногах. Целовал ботинки, обнимал худые костлявые колени, рыдал в них, пока не иссяк. А мне все, что хотелось спросить, это как он? Не болит ли? И тогда он просто встал и ушел, оставив меня трястись на полу кабинета. Возле двери задержался и сказал – выметайся.
Думосбор я честно купил, перед тем как поехать в Мэнор. Первый раз я шагнул в эти воспоминания… не знаю, как в детский рождественский праздник. Я кружился в собственной памяти, смотрел, как другой я касается его. Примечал каждую бледную веснушку на плечах, каждую родинку. У него, знаете, они только на руках – небольшие совсем, разбросаны там и тут. Всегда считал, что он совершенство. Скорпиус однажды, распсиховавшись, сказал, что я идиот, а его отец – обычный человек. В туалет, между прочим, ходит. И далеко не ромашками. Не знаю насчет ромашек. А тогда его подмышки едва заметно пахли потом, а промежность – мускусом. И веснушки на плечах лишь добавили очарования. От них невозможно отказаться. Вот тогда у меня мелькнула мысль, что действительно невозможно. Я весь учебный год ходил как опущенный в воду. Скорпиус и Роза бились вокруг меня, а я в это время боролся. Стыдно так, но…К лету сломался. Самый серьезный противник – ты сам. В тот вечер я запаковал трясущимися руками записку и тонкую склянку с пятью драгоценными секундами воспоминаний. Надо бы побольше. Но я пожалел. А ну как откажется? Что мне будет за шантаж, я посмотрел. Насильственные действия сексуального характера, произведенные при помощи зелий и сходных с ними препаратов – до восьми лет Азкабана. Понуждение к действиям сексуального характера путем шантажа – штраф от двух до двадцати тысяч галеонов. Только вот не пойдет он в Аврорат с моими воспоминаниями и заявлением о шантаже. И к отцу не пойдет. Я говорил, что знаю его лучше него самого? Имя Малфоев - оно все еще… грязное. И неважно, что больше двадцати лет глава семейства ведет добропорядочную семейную жизнь. Новый скандал – и тогда Малфою припомнят все. И подвалы мэнора времен Вольдеморта, и издевательства над маглами, и пытки, и оргии, и убийства, и… еще кучу всего, к чему они не имели отношения, но что вот уже много лет ассоциируется с Пожирателями смерти. Его мать, леди Нарцисса, давно и тяжело болеет. Может и не пережить такого скандала. А к папе… никогда и ни за что он не сможет рассказать бывшему недругу о том, что позволил его сыну трахнуть себя в задницу. Слишком унизительно. Я за последние годы вытянул из отца почти все детали их отношений с Драко Малфоем. Нет, Азкабан и штраф мне точно не грозили. Мерлин, каким же я скотом себя чувствовал, когда получил портключ и согласие на встречу. Тогда стало ясно, что я продолжу. Чего бы мне это ни стоило.
Он всегда, когда я появлялся, лежал с книгой. В черных пижамных брюках. В наш первый совместный раз при виде меня отшвырнул чтение, стащил штаны и лег на живот. Просто лежал и смотрел вбок, на стену. И ноги развел хорошенько. Я проклинал его, кричал, а сам уже толкался членом между ягодиц. А потом был еще раз. И еще. Когда я сорвался? На пятый или шестой, кажется. Я тогда пытался терпеть. Мой рекорд – два месяца. Два месяца сходил с ума. А потом ворвался к нему, содрал штаны и трахнул прямо без смазки, как был, даже не дав ему выпустить книгу из рук. Порвал и его, и себя. Он тогда вывернулся, схватил за руку и вышиб мною дверь – таким, какой я был – со спущенными штанами. Тогда, в Хогвартсе, я считал, что мне было плохо? Наивный идиот. Но я не мог уйти, он держал меня крепче якорной цепи. Как только я кончал, он стаскивал меня с себя и отправлял восвояси. В какой-то момент я пытался поклясться Нерушимой клятвой, что больше не прикоснусь к нему, но не смог. Тряпка. Я не могу ему признаться, после всего, что мой член знает каждую складочку, что я могу с точностью до секунды рассчитать, сколько его надо растягивать в зависимости от того, как долго меня в нем не было. Он ни разу не возбудился, как это случилось тогда, в первый раз. Член был всегда вялый, а глаза – равнодушные.
А потом я закончил Хогвартс и уехал. Спасибо Скорпиусу. И Розе. И за то, что закончил, и за помощь в отъезде. Я тогда поймал их обоих за шиворот и быстро рассказал главное. Быстро – это чтобы не передумать. Челюсть потом три дня болела. Не от разговоров, конечно. У Скорпиуса удар с правой что надо. За отца он бил сильно и страшно. А я не сопротивлялся. Самое тяжелое было – отдать ему память о встречах с ним. Когда скидываешь мысли в думосбор – то у тебя в голове остается как будто тень или оттиск. Слабые бледные отголоски. И все равно словно дыра в душе. Не понимаю я людей, которые свои воспоминания в думосборе хранят.
Роза договаривалась с нашим представителем в Китае – там у них было неспокойно, и стажер не помешал бы. А с моим дипломом по зельеварению – тем более. А потом они вдвоем держали меня, пока я дожидался срабатывания портключа до Ланчьжоу. Потому что я, конечно же, передумал. И казалось уже совсем неважным, что надо строить собственную жизнь, собирая ее из осколков. И, самое главное, прекратить мучить его. Родного. Любимого.
Память души – как цветущие лепестки яблони, облетает, оставляя после себя плод. И каким он окажется, зависит от человека. В следующий раз мы увиделись через один год, семь месяцев и двенадцать дней. И эта встреча была чудовищной ошибкой. Там, далеко, я чувствовал себя почти счастливым. Но не мог не приехать. Скорпиус и Роза не простили бы. Все же он уговорил ее выйти замуж. Человек-кремень. И я поддался обстоятельствам, помноженным на внутренний зов, что снедал меня все это время. Единственная настоящая ошибка - не исправлять своих прошлых ошибок1. Я решил попросить у него прощения. Не у Скорпиуса. У него. У Драко.
Портключ, который прислал Скорп, оказался бракованным. Пришлось лететь на самолете. Так волновался, что меня все время тошнило – стыдно. В Китае жуткие ограничения на портключи и аппарацию, поэтому за полтора года я привык к самолетам. Но за этот рейс измучился – не передать. Ну и опоздал, конечно – едва хватило времени переодеться. Как там говорится? С корабля на бал? Это про меня. Пить хотелось страшно, а повисшая на мне Рози в обмен на свадебный подарок сразу вручила кусок торта. Я его, чтобы не обидеть сестру, куда-то тихонько пристроил. Ничего, домовики уберут.
А потом увидел его. С миссис Малфой, да. Я почти забыл. Я ведь действительно почти забыл его высокую фигуру. Узкое лицо. Длинные пальцы. Воспоминания нахлынули со страшной силой, как будто Скорпиус с размаху швырнул в лицо чашу с моими собственными воспоминаниями. Я смотрел ему в лицо. Не отрываясь. Он посветлел, с губ исчезла горькая складка –неизменная спутница моих посещений. Серые глаза казались темными. Но я знал, что это игра теней, на самом деле они меняют цвет – от ртутного до грозового. Я глотал их блеск и не дышал. Тянулся к нему, впитывая каждую секунду, и рвался в клочья, застигнутый врасплох потоком любви и нежности, сладкой боли и горькой тоски по тому, чего у нас никогда не будет. И все, что я понял - мне надо его отпустить. Только вот насмотреться, перед тем как уйти – словно надышаться – невозможно. Хорошо, что он есть. Что жив. Что здесь. Отпускаю тебя, Драко Малфой.
Надо было подойти, сказать то, что давно собирался и о чем сожалел. Но словно из позвоночника выдернули стержень, который позволял мне все эти годы держаться прямо, подбадривал и задавал курс – начиная с момента, когда я впервые увидел его на платформе Девять и три четверти. На миг я даже просел под тяжестью собственного одиночества. Насухо перехватило горло, задрожали руки. Бутылка колючей минеральной воды принесла лишь короткое облегчение, неприятно забулькав в пустом желудке. Навалилась тяжелая, сумрачная усталость. И я решил уйти. Скорп и Роза поймут. И простят. Не последний день видимся. А прощение у него я попрошу завтра. Когда потянула под ложечкой начальная отдача аппарации, почувствовал, как чьи-то руки обхватили меня за плечи.
Меня разбудило противное ощущение качки. Открыл и сразу же закрыл глаза – где-то высоко надо мной монотонно кружился залитый солнечными лучами белый потолок. Я подумал о неудачной аппарации и расщеплении. Но после расщепления мир вокруг не кажется оранжево-желтым, а внутренности не горят так, будто в желудок опрокинули пинту драконьей крови. И рот не забит скользким липким пластиком, дрожащим и чуть гудящим, противно распирающим нутро. Хотя откуда мне знать? Никогда раньше не расщеплялся. Когда я открыл глаза во второй раз, в комнате был полумрак. Тошнило, все так же болело горло и желудок. Во рту – мерзкий привкус железа. И резало глаза. Так хреново мне никогда не было. А у постели сидел он. Усталое лицо, усталые глаза. Вспомнил руки на своих плечах перед аппарацией. Сил хватило на один вопрос. А он смотрел на меня усталыми больными глазами и молчал. Заговорил, когда я решил, что ответа не будет. Сказал, что в том состоянии, в каком был я, убивают – либо других, либо себя. А еще я, оказывается, вместо воды выпил литр огневиски. Не залпом. Медленно. Но за один прием. А еще меня действительно расщепило. Часть легкого – долой. Восстановлению не подлежит. Остальное собирали по кускам. И все это – на фоне смертельной дозы алкоголя. Над головой кружились фиалы с разноцветными зельями, от которых шли тонкие пульсирующие трубки к моим венам. Я трогал простынь липкими пальцами и не знал, что сказать. Когда учился в школе, мечтал, что он вот так вот возьмет и спасет меня от какой-нибудь страшной участи – и даже подумывал, нельзя ли организовать что-то подобное. Вот и организовал. Стыдно. Перед ним. И перед Скорпиусом и Розой. Перед ними я ведь так и не извинился.
Потом он возьми да и скажи: «Останься». Первая мысль - ослышался. Он повторил. И… вот опять. Много лет мечтал, как он вдруг признается в любви. Или говорит, что я нужен ему. И мы вдвоем живем долго и счастливо. Вот так всегда – пара слов, и меня уже занесло. Мне кажется, если я позволю себе грезить дальше, то меня разорвет на кусочки. Поэтому я только кивнул.
Отец, как всегда, оказался прав. У каждого человека должен быть стержень. И я все три дня, что лежал в постели, держался за этот стержень. И понимал, что пальцы в руке - это так немного. Но оно мое. Не украдкой, не подлостью, не страхом - подаренное от души. Данное открыто.
Мы начинаем знакомиться заново. Медленно. Мучительно. Привыкая друг к другу во время редких и коротких встреч. Так страшно все это потерять. До боли в кончиках ногтей.
Не знаю, что чувствует он. И никогда не спрошу. Потому что я не готов услышать ответ. Надеюсь, когда-нибудь он меня простит. Я себя не могу.
Все даты в формате GMT
3 час. Хитов сегодня: 3
Права: смайлы да, картинки да, шрифты да, голосования нет
аватары да, автозамена ссылок вкл, премодерация откл, правка нет
спасибо. 
- участник сейчас на форуме
