Астрономическая башня

Гарри резким движением отворачивается от камеры, выдерживая тяжесть серого, словно камень, взгляда. Он знает, что задержанный наблюдает за ним; чувствует это – спиной, каждым её позвонком, каждым ударом сердца. Каждый шаг по направлению к цели – ровный вдох и выдох, с точностью метронома, как твёрдое и размеренное тиканье часов, с каждым вопросом, который он задаёт.

– Где вы были, – произносит он хорошо поставленным голосом, – тридцатого июля?

Задержанный – Драко Малфой, и у него нет ответа, так что Гарри планомерно движется вперёд по ступеням допроса. Их столько, что и не счесть; широкие и низкие сначала, они закручиваются спиралью по мере подъема вверх, к цели, и заканчиваются в узкой, как булавка, и глухой, как могила, комнате, где есть место только для человека и парящего в воздухе дементора. Гарри движется по пути быстрым, отработанным годами подготовки и практики шагом. Он спрашивает, и спрашивает, и никогда не промахивается, а его голос никогда не выражает больше, чем предписано; его глаза никогда не горят (от ярости) и не тускнеют (от усталости).

– Где вы были тридцатого июля? – спрашивает он.

Задержанному не нравится звук наливаемой сыворотки. Гарри замечает это краем глаза, дёргаясь в тот момент, когда жидкость вытекает в ложку, поскольку, хоть легилименция и прописана четко по процедуре, до этого пункта он еще не дошел. Он будет следовать инструкциям.

– Где вы были, – Гарри подносит сыворотку к бледному рту, – тридцатого июля?

Ложка новая и блестит, проскальзывая между сухих губ. Задержанный глотает, пусть нехотя, но без Империуса. Для этого срок тоже еще не настал.

Гарри спрашивает еще раз, и теперь задержанный обязан отвечать. Его ответ должен быть честен и ясен, как божий день. И Гарри придётся играть роль бога до конца этого дня из-за ответа, который он получил ( «Я не имею права говорить»).

«У тебя вообще нет никакого права», мог бы заметить Гарри. Это факт, и, несмотря на то, что Гарри здесь для того, чтобы (уговорами ли, ложью или силой) давать определения фактам, этого пункта в последовательности шагов нет; такого звена в цепи не существует. Задержанный закован в цепи, но это не навсегда, потому что они приблизились к середине пути, к середине ночи первых бесконечных суток, и Гарри предписано убрать их взмахом палочки. Он делает это. За окружающим его прозрачным экраном на задержанном не остается ничего, кроме тюремной робы. Гарри замечает темно-лиловые полосы, отпечатавшиеся на коже задержанного, но никак не комментирует.

– Где вы были? – спрашивает он.

И задержанный просто отвечает:
– Я не имею права говорить.

Он произносит это мягко, его ответ быстр, но на данной стадии Гарри вполне может расценивать сказанное как нежелание сотрудничать со следствием. Он втягивает воздух носом, выдыхает через рот и, полный решимости, достаёт палочку и прицеливается.

– Круцио.

Министерское руководство по ведению допросов гласит, что начинать нужно с коротких импульсов, при необходимости увеличивая время воздействия. Ограничивающие принадлежности (например, поясные и ножные кандалы) должны быть сняты с тела заключенного до наложения строго определенных заклинаний высокой степени риска. Гарри наблюдает за конвульсиями задержанного, глядя в его блестящие глаза. Пульс Гарри учащается, становится слабым, и все внутри напрягается, но, в отличие от задержанного, он может воздержаться от открытого выражения своих ощущений. Задержанный перестаёт трястись и удерживается на стуле. Гарри применил малую дозу, как и предписано. Теперь он должен предоставить возможность передышки.

– Тридцатого июля, – спрашивает он. – Где вы были?

Задержанный пытается сесть ровнее; кожа под глазами вспухла темными мешками, но боль от заклинания вызвала румянец, который кажется признаком здоровья и жизненной силы. Наверное, задержанный знает об этом и тоже понимает иронию ситуации – он кривит рот, отвечая на вопрос. Ответ дает Гарри право вновь поднять палочку.

Ночь переходит в день – как две капли воды похожий на вчерашний; ни Гарри, ни его задержанному не будет отдыха, пока они не закончат. Теперь они гораздо ближе к дементору, хотя всегда, всегда есть шанс для отступления. Правила оговаривают это совершенно недвусмысленно, и Гарри соблюдает правила с превеликим тщанием, выбирая чисто-серый, когда нет ни черного, ни белого, на которые можно опереться, ведь он действует всецело в пределах законодательства. Задержанный уже совершенно никакой, чего и требовалось добиться. Он привалился к стене, опершись спиной о цемент и вывернув ноги под визуально интересными углами. Волосы прилипли к коже, кожа прилипла к костям, и он уже больше не мягок и не спокоен, однако всё еще сопротивляется. Гарри стоит над ним, по другую сторону щита, стараясь скрыть гнев и разочарование, от которых туманится взор и пот пропитывает рубашку.

– Где вы были? – спрашивает Гарри, поднимая твердой рукой палочку, хотя его слова… он с трудом может произнести их, не дрогнув. – Тридцатое июля. Где вы были?

Легкие колебания ожидаемы; колебания допустимы для аврора. Даже самые лучшие из них – всего лишь люди, в конце концов. Министерские постановления допускают это за счет процедуры, помогающей проводящему допрос, малоизвестной и редко используемой процедуры. Гарри совершенно точно не прибегнет к ней сегодня, не тогда, когда он так близок к концу – концу пути, концу списка, концу последовательности шагов, которые приведут задержанного к поцелую.

Задержанный отвергает возможность повернуть назад; он молчит, едва уловимо тряся головой, не в силах вымолвить ни слова для своего спасения. В случае с данным задержанным спасение того не стоит, особенно после всего, что Гарри должен сейчас предпринять. Гарри собирается с духом, не закрывая глаз, тем самым давая возможность охранникам видеть всё и сделать ошибочные выводы. Они наблюдают гораздо пристальнее, чем раньше, готовые в мгновение ока ввести нового аврора.

Гарри делает яростный выдох и шагает сквозь защитный экран, который расступается перед ним, как будто перо отделяется от крыла, чтобы тотчас сомкнуться опять. Его взгляд прикован к лицу задержанного. Это лицо, в причудливых переплетениях черно-белых пятен, опущено низко над полом, но это не останавливает Гарри, это не останавливает Гарри, не останавливает от того, чтобы ткнуть палочкой, или упасть на колени, или обхватить голую шею чуть ниже распухшего подбородка, поскольку его задача – вырвать замок, запирающий правду, и неважно, Фиделиус ли это, Нерушимая Клятва или нечто столь же изысканное и в то же время неуместное для человека, у которого отняли магию.

Гарри прижимает пальцы и размыкает замок, исчезая. Вместе с Драко.

– Прости меня, – говорит он.
Нет, не говорит, у него нет сил для этого. Он выстанывает, выдыхает, выбивает эти слова ритмом своего пульса; запястья болят, когда он обхватывает ладонями голову Драко. Он всхлипывает, в голове звенит; его влажное от слез лицо касается израненного лица Драко, и он перестает сдерживаться, сжимая Драко изо всех оставшихся сил.

Драко в объятиях Гарри выглядит маленьким и грязным, но ему хватает изящества улыбнуться, совсем чуть-чуть.

– Извинения приняты.

Эти хриплые звуки разрывают Гарри сердце.
– Ты должен был сказать… Ты мог это всё прекратить…

Слипшиеся от грязи волосы Драко колышутся, когда ему удается издать волшебный кашляющий смех.
– Нет, кх! – Его передёргивает. – Нет. – Глаза начинают закрываться от усталости, но он смотрит на Гарри с любовью. – Это было бы фиговое алиби. А где мы сейчас?

Они далеко от Азкабана. Они далеко от дома. Гарри ни единому человеку не мог сказать, что уезжает или что они никогда больше не увидятся.

– Здесь безопасно, – шепчет он. – Тебе придется привыкнуть к магглам, – добавляет с такой же, как у Драко, косой усмешкой. Драко этого уже не видит, потому что здесь сознание покидает его, но когда он проснется, Гарри будет рядом, и когда проснется Гарри, они будут удивлены, даже шокированы тем, что им так легко удалось улизнуть. Они вместе зевнут и лениво потянутся, и потом встанут, чтобы чего-нибудь поесть, а могут опять заснуть, ведь они вольны теперь делать всё, что угодно, что им нравится на этом свете, и при этом им больше не понадобятся алиби. Никогда больше не понадобятся.

The end

		ДОРОГИЕ ДРУЗЬЯ! ФОРУМ ОТКРЫТ ТОЛЬКО ДЛЯ СОВЕРШЕННОЛЕТНИХ ЗАРЕГИСТРИРОВАННЫХ ПОЛЬЗОВАТЕЛЕЙ. Чтобы зарегистрироваться, внимательно прочтите инструкцию в этой теме. Если вы уже зарегистрированы, то получить доступ к закрытым разделам можно в этой теме.