Астрономическая башня

ДОРОГИЕ ДРУЗЬЯ!
ФОРУМ ОТКРЫТ ТОЛЬКО ДЛЯ СОВЕРШЕННОЛЕТНИХ ЗАРЕГИСТРИРОВАННЫХ ПОЛЬЗОВАТЕЛЕЙ.
Чтобы зарегистрироваться, внимательно прочтите инструкцию в этой теме.
Если вы уже зарегистрированы, то получить доступ к закрытым разделам можно в этой теме.

В её доме мало магических фотографий, всё больше обычные – муж делал, да и печатать такие в маггловском районе сподручнее.

Она рассматривает их – когда ничем не занята, а такое случается редко: мало ли дел у домохозяйки, особенно если почти и не использовать магию...
Но перерыв между готовкой и стиркой – она тут как тут, вспоминает... Сейчас даже чаще обычного замирает вот так – Тэд даже беспокоиться стал, спрашивать, да разве ему объяснишь?

Нельзя объяснить, почему вдруг вернулось то чувство, так хорошо знакомое в прошлом – что жизнь может закончиться каждый день. И не потому, что она в свои тридцать девять выглядит на шесьдесят, нет – а потому, что попросту могут убить.

Глупо? Глупо, конечно. Поэтому и не говорит никому, но с собой-то что сделаешь?
Только и остаётся – смотреть на фотографии, да вспоминать – как и почему...

Жизнь кажется такой же вот последовательностью фотографий. Может быть, последней будет снимок с места преступления. Радио и газеты кричат о другом, но она не привыкла им верить.

Но почему-то сразу поверила Дамблдору. Потому что чувствует эту правду, наверное, и как опасно вдруг стало выходит из дома – тоже. В конце-концов, она ведь волшебница, и чистокровная – хоть фотографий, напоминающих об этом, и нет на стенах, а как избавишься от собственной памяти?

ТОТ вернулся. И эти, кто шли за ним, тоже вернутся, если не вернулись уже. А защититься от них домохозяйке никак, и вопросов даже и нет – она привыкшая. За те годы, что как по лезию ножа ходила, а надо было и за хозяйством следить, и дочь воспитывать – тоже... И сейчас потихоньку втянется. Дочка же уже предлагала...

Вот она и стоит, и смотрит. На всю свою жизнь, о которой жалеть ей незачем. Может быть, и надо бы даже – а незачем. Бесполезно и глупо, а жизнь – она только одна. И смерти она не боится. Вся их семья не боится, пускай она больше не её часть.

А потом – словно очнётся, и тихо пройдёт в спальню, пока муж на работе.
К единственному ящику комода, запертому сложным заклинанием – не каждый раз и захочется открывать даже ей, да и не всякий откроет.

А в нём – фотография. Та самая, с которой когда-то всё началось.

Достаёт, смотрит – замирает, как и перед теми, что у всех на виду – и заморгает вдруг часто-часто, и сквозь капельки на ресницах покажется, что фотография снова в движении.

Мёртвая, неумело скленная на разрывах – не сразу приноровилась – маггловским скточем. И три девочки в школьной форме на фотографии – очень похожие.
Только на двух слизеринские шарфы, а на одной – той, что в центре – шарф рэйвенкловский.

А девочки держатся за руки, и линия разрыва проходит как раз по ладоням.