ДОРОГИЕ ДРУЗЬЯ! ФОРУМ ОТКРЫТ ТОЛЬКО ДЛЯ СОВЕРШЕННОЛЕТНИХ ЗАРЕГИСТРИРОВАННЫХ ПОЛЬЗОВАТЕЛЕЙ.
Чтобы зарегистрироваться, внимательно прочтите инструкцию в этой теме.
Если вы уже зарегистрированы, то получить доступ к закрытым разделам можно в этой теме.
Отправлено: 30.08.07 21:57. Заголовок: "Другая реальность", НЦ - 21, СС/???, ГП, ТР, РЛ, ЛМ... глава 10-12. Новое от 26.10.07
Название: Другая реальность. Автор: Lixsurr, aka Lix, aka Ликс, aka Ликсар... уф, вроде все вариации перечислила. E-mail: Lixsurr@bk.ru Бета: 1-10 главы плюющаяся от отвращения Талина, далее - Анкалагон Гамма: 1-10 глав Анкалагон Категории: Слеш (а так же присутствует фемслеш и даже немного гета), Romance, Angst, Grapefruit (короче – кому что досталось, кому романс, кому и ангст… а кому и нон-кон), AU. Персонажи: СС, ГП, ТР, ЛМ, РЛ, Нарцисса, Беллатрикс, Долохов. Рейтинг: NC-21 Предупреждения: инцест, насилие, иногда наблюдается лёгкое (и не очень) ООС в поведении некоторых персонажей (но это – параллельный мир и за действия героев я не отвечаю, я просто честно рассказываю вам то, что увидела), AU – фактически игнорируется 6-ая книга. Повествование начинается с лета перед 7-мым курсом Гарри, он ничего не знает о хоркруксах и не сталкивался с книгой принца-полукровки; Дамблдор жив, Снейп – преподаватель зельеделия в Хогвартсе, Драко не предлагали стать упивающимся, а посаженые в конце 5-ой части упивающиеся были освобождены своим Господином. Присутствует насилие. Содержание: сюжет запутанный, паринг обширный, Сева сверху. Статус: в работе От автора: Ногами не бить, только тапочками обкидывать, желательно мягкими. Пожелания по сюжету высказать можно, а критику по его поводу, и по поводу поведения героев – бесполезно. Почему? См. название фика, этим всё сказано. Спасибо MARG за несчастного Люциуса и жестокую Нарси.
Подарок для дорогой Lizych. Ты просила NC – 21, так что теперь не жалуйся ;) *коварный смех*
«Подышал свежим воздухом, называется, – раздражённо думал Северус, – и что Поттеру в замке не сиделось? На улице так много свободного места… И никакого такта. Надо было Obliviate на него наложить, пока спал, но в моём нынешнем состоянии можно было сделать из «героя магического мира» полного идиота. Впрочем, он и так идиот, возможно, никто не заметил бы перемены… Ах, Северус, Северус, ну ты и сволочь: перепугал ребёнка до смерти, а теперь ещё недоволен тем, что он тебе помог и сидит рядом… если бы он молча сидел... И надо же было ему оказаться возле кабинета директора в тот момент. Кошмар». Северус тихо вздохнул, Поттер всё ещё обдумывал его слова. – Вы хотите, чтобы я ушёл? – Я хочу, чтобы вы прекратили донимать меня глупыми вопросами, но, – Северус на долю секунды засомневался в том, стоит ли продолжать, и всё же сказал, – раз уж зашёл разговор, то да, я был бы рад, если бы вы ушли из-под этого дерева и из школы – тоже. И чем быстрее это произойдёт, тем лучше. – Вы меня так ненавидите? – Нет. Вы обычный надоедливый студент, я таких немало повидал за время работы. Если я буду ненавидеть каждого ученика, который мне не нравится, я с ума сойду. Ненавижу…– Северус хмыкнул. – Честное слово, вы о себе слишком высокого мнения, привыкли, наверное. – Нет, не привык, – процедил Гарри. Столько обиды в голосе… Северус невольно улыбнулся: не нужно никакой легилименции, что бы понять, о чём он сейчас думает: о тех паршивых магглах, его родственниках. Северусу на ум невольно пришли воспоминания мальчишки, да и его собственные. Пожалуй, последнее заявление было несколько несправедливым, но какая, в сущности, разница? Никакой, если бы не то проклятое пророчество, оставившее Поттера сиротой. Северус много чего не очень хорошего и откровенно плохого делал в жизни, но ситуация в данном случае усугублялась тем, что пострадавший в результате этих поступков мозолил глаза уже шесть лет. И собирался мозолить ещё год. Кальмар выплыл на мелководье и размеренно шевелил щупальцами. Хотелось искупаться в тёплой, пронизанной яркими солнечными лучами воде, смыть с себя всю грязь, и слово «грязь» почему-то воспринималось не как грязь материальная, а как душевная. Смыть с себя все свои грехи и грешки и начать жизнь с чистого лица. Увы, подумать об этом проще, чем сделать. И сделать пришлось бы больше, чем просто залезть в воду… Почему в жизни всё так непросто? – Добрый день. От мрачного взгляда или ещё по какой причине, но Ремус немного смутился. Сердце предательски зачастило от одного его присутствия; Северус выругался про себя, недобрым словом поминая и собственную болтливость, хотя на момент болтливости совершенно за себя не отвечал, даже не помнил, с чего вдруг рассказал об ЭТОМ Поттеру. Теперь было поздно что-то менять, разве Obliviate… или поверить мальчишке на слово. – Добрый день, – поздоровался Поттер. – Добрый день, – мрачно, не глядя на Ремуса и продолжая мысленно ругать себя, поздоровался Северус. Видеть ни того, ни другого ему сейчас не хотелось, но им возле этой берёзы словно мёдом намазано. – Я не помешал? – вежливо осведомился Ремус, переводя взгляд с Северуса на Гарри и обратно. – Чему? – поинтересовался Северус, а сердце по-прежнему не желало униматься. Ремус пожал плечами: – Может, вы разговаривали… – Разумеется, вышли на лужайку для светской беседы, – ответил Северус и недовольно покосился на Поттера. Тот раздражённо отвернулся, Ремус недоумевающее посмотрел на него, на Северуса и обратно, словно это могло помочь понять смысл их переглядываний и совместного пребывания здесь. Оставалось надеяться, что Поттер не посвятит его в причины столь необычного явления. – Гарри, может, прогуляемся вдоль берега? – Конечно, – Поттер последовал за ним. «Расскажет? Не расскажет? Расскажет? Не расскажет?» – с тревогой размышлял Северус, провожая их взглядом. Поттер оглянулся и продолжил путь. Северус провёл рукой по волосам и тоскливо посмотрел на кубок. Выпитое зелье было отменной дрянью на вкус, зато самочувствие улучшилось. Северус задумался. Спокойной жизни оставалось немного: скоро вернутся студенты, и школа вновь превратится в сумасшедший дом: опять эти несносные гриффиндорцы, надоедливые когтевранцы, тупые пуффендуйцы и, естественно, родной факультет с вечными проблемами. Каким же идиотом он был, когда соглашался стать преподавателем и деканом. С другой стороны, это, безусловно, лучше, чем Азкабан или безработица, в конце концов, человек ко всему привыкает, и это недовольство началом учебного года было скорее привычным ритуалом, нежели действительной неприязнью к студентам. С ними Хогвартс словно оживал: могильное безмолвие лета уже тысячу лет перерастало в гудение голосов, топот ног, движение людей, постоянно сменяющих друг друга, но на какой-то срок пополняющих этот бесконечный поток под названием «студенты». Есть с кого снимать баллы, и можно за привычной суетой на время скрыться от возникших проблем и не замирать в ожидании очередного вызова к Лорду, который вполне может закончиться смертью. Северус нахмурился: ему не нравилось в такие славные, солнечные дни думать о неприятностях, в такие дни ему хотелось хоть ненадолго стать совершенно другим человеком, с иным прошлым, настоящим и будущим. Он жаждал пожить иначе, попробовать чего-нибудь нового, в зависимости от настроения, щекочущего нервы или сладостно-умиротворяющего. Щекочущего нервы – вот этого сейчас было достаточно, даже сверх меры и до тошноты. Северус запустил пальцы в волосы, вороша жирные на ощупь пряди. Иногда он подумывал о том, чтобы привести голову в порядок хотя бы ради эксперимента. Тот факт, что этого опять захотелось, только подтверждал – пора отдохнуть. Северус посмотрел на небо: летная, яркая синева до рези в глазах, хотя солнце прячется за кроной берёзы. И тишина. Накатила пронзительная тишина, словно ничего нет, и даже ветер замер. Северус почувствовал себя частью картины – не волшебной, а обычной, маггловской, на которой всё застывшее, и боялся пошевелиться, чтобы не нарушить одуряющее ощущение остановившегося мира. А потом налетел ветер, затеребил тонкие стебельки травы, зашуршал листьями деревьев, прошёлся сверкающей рябью по водной глади, остановился… и с новой силой принялся за свои шалости. Северус прикрыл глаза, слушая его бесконечный бег. Хотелось тёплых, тугих прикосновений ветра к коже, но та онемела, и оставалось только слушать, слушать, слушать… Поверх этого умиротворения красной, тревожащей полосой прошла мысль: вот сейчас кто-нибудь подойдёт… Северус тяжело вздохнул, глянул на озеро: кальмар уплыл на глубину. В остальном всё было по-прежнему. Северус нехотя поднялся, подождал, пока головокружение прекратится, и отправился к себе. План был таков: запереться, наложить заглушающее заклятие на дверь и камин и выспаться. И не думать о том, что Поттер может рассказать Ремусу. Не думать!
В это время на другом конце Англии другой человек, если его можно таковым назвать, тоже старался не думать, только не о Люпине, а о Северусе Снейпе. Воландеморт сидел на троне, перекинув ногу через подлокотник и лениво покачивая ею. В руках Тёмный Лорд держал кубок с глинтвейном, плоская голова Нагайны лежала у него на груди, в то время как тело змеи обвило талию, а хвост её свисал на пол. Полумрак и тепло. Не будь мрачных, раздражающих мыслей, Воландеморт задремал бы. Но от мыслей избавиться не удавалось. Впервые Тёмный Лорд столкнулся с тем, что его Avada Kedavra не подействовала без каких либо причин вроде странных защитных заклинаний. Убивать Северуса не хотелось – это факт. А это означало слабость, и уже немаленькую. В критической ситуации это может иметь роковые последствия, ведь даже бессмертие не так радует, когда болтаешься по миру бестелесным духом. Воландеморт хмыкнул и отпил немного вина. Нагайна приподняла голову, посмотрела словно с укоризной. – Хозяин грустит? – Нет, – прошипел в ответ Воландеморт и провёл кончиком пальца по её морде. Нагайна подалась навстречу его руке, потёрлась и вновь улеглась. Тёмный Лорд прижался щекой к спинке кресла, нехотя зевнул. Делать было нечего. Впереди ожидала бесконечная жизнь, и вполне можно подождать, пока Дамблдор и Поттер сами умрут от старости. Тёмному Лорду некуда торопиться и незачем спешить. Воландеморт едва заметно улыбнулся: его заветная мечта осуществилась, и хотя он был ещё отчасти уязвим, всё равно Смерть, эта, как её представляют магглы, вредная старушка с косой обломала об него и свои зубы, и свою косу. Несмотря ни на что, он сидел сейчас здесь, на этом троне, и наслаждался жизнью. Воландеморт теперь уже откровенно улыбался – обмануть Смерть не удалось даже великому Салазару Слизерину! Тёмный Лорд с полным на то правом гордился собой: всё, чего он достиг, он достиг сам, собственными усилиями, и это возвышало его над остальными, даже над проклятым Дамблдором, у которого изначально было более выгодное положение. И время ещё покажет, кто из них двоих более великий волшебник. – За время, которое всех рассудит, – отсалютовал потолку Воландеморт и пригубил ещё немного глинтвейна. Мысли Тёмного Лорда, сделав ещё один виток в сторону грандиозных достижений, с роковой неумолимостью вернулись к мрачному, сальноволосому типу с отвратительно-притягательным непокорным характером.
Обладатель немытых волос и вызывающего столь противоречивые эмоции характера в это время спокойно спал в своём родном подземелье, даже не подозревая о том, как много людей думают о нём.
Серебряный гребень в россыпи изумрудов в очередной раз рассёк на несколько мелких дорожек шелковистые светлые волосы, выскочил из них, сверкнув богатым убранством, и, увлекаемый изящной рукой, взметнулся вверх, чтобы вновь продолжить своё дело. Беллатрикс никогда не могла налюбоваться этим ритуалом, насытиться им вдоволь, только смотрела и смотрела, как Нарцисса расчёсывает свои прекрасные волосы, и каждый раз, когда сестра останавливалась, испытывала разочарование. В очередной раз расчёсывание подходило к концу. Беллатрикс, подперев подбородок сцеплёнными пальцами рук, жадно ловила каждое движение Нарциссы. Та же, давно привыкнув к этому маленькому увлечению старшей сестры, совершенно не обращала на неё внимания, предпочитая любоваться своим отражением. Кожа – гладкая, аристократически бледная, волосы – словно вода скользят в пальцах; губы – нежнейшие, натурального розового цвета и всегда чуть влажные, глаза – стоит прищуриться, немного склонить голову, и в них грозовое небо, а вскинешь голову, глянешь открыто – они светлые, словно весеннее небо в лёгкий дождик с задорным солнцем. Нарцисса кокетливо улыбнулась себе, собрала волосы и приподняла их вверх, придерживая разъезжающиеся под собственной тяжестью пряди. Она повернула голову в сторону, в другую, и, вполне довольная собой, отпустила волосы, сияющим каскадом рассыпавшиеся по обнажённым плечам. Беллатрикс тяжело вздохнула, почесала за ухом и призналась: – В последнее время я просто умираю от скуки. На лице Нарциссы ничего не отразилось, но на самом деле Беллатрикс несколько раздражала её своим неумением наслаждаться жизнью и слишком деятельной натурой: ей всегда надо что-то делать, и сейчас, непременно, она придумает какое-нибудь идиотское занятие вроде поиска неверных Тёмному Лорду. – Как думаешь, Снейп действительно верен Господину? Если бы не планы Нарциссы на развратного мастера зелий, она непременно ответила бы «нет», только чтобы получить возможность спокойно заниматься своими делами, пока сестра строит планы разоблачения. – Думаю, Снейп слишком порочен для служения Дамблдору, – Нарцисса, накручивая прядь на палец, закусила губу и игриво посмотрела на своё отражение. – Снейп может притворяться. – О, представляю, что бы с ним Дамблдор сделал, узнай он о наших развлечениях. Ты слишком подозрительна, Белла, – Нарцисса капризно надула губки. – И что бы с ним такого сделал старичок Дамблдор? – поинтересовалась Беллатрикс. – Отшлёпал бы? – Это было бы весьма забавно, – Нарцисса прищурилась, высокомерно вскинула голову. – Но дело в том, что Снейпу нравятся наши развлечения, а их ему может обеспечить только Тёмный Лорд, ведь наш господин не против издевательств над магглами и полукровками. – Снейп тоже полукровка, – напомнила Беллатрикс. – Или тебя это нисколько не беспокоит… когда ты спишь с ним? – Моя дорогая Белла, – Нарцисса полуобернулась к ней и немного пренебрежительно ответила: – Ты так и не поняла одной важной вещи: чистокровен мужчина или нет, не имеет никакого значения, главное – может ли он доставить тебе удовольствие в постели. Беллатрикс презрительно скривилась: – Глупость. Нарцисса, неотрывно смотря в зеркало, приподняла плечо, коснулась его щекой. – Нет, моя дорогая Белла, не глупость, – возразила она и заговорила томно, делая паузу после каждого слова: – Просто тебя ещё никто как следует не трахнул. – И не надо, – раздражённо ответила Беллатрикс. – Неужели тебе не противно оттого, что какой-то полукровка прикасается к тебе? – Ты же позволяла прикасаться ему, – напомнила Нарцисса, кивнув на лежащее в углу тело пленника. – Ну и что, он же мёртв. Нарцисса усмехнулась, подпёрла подбородок кулачком и стала разглядывать свои глаза. Беллатрикс поняла, что говорить сейчас бессмысленно, всё равно сестра слишком увлечена собой. Перебравшись к спинке кровати, Беллатрикс прислонилась к ней и задумалась. Ей очень хотелось сделать какую-нибудь пакость Снейпу, но подходящих идей не было: мерзкий зельевар жил в Хогвартсе, а у школы очень надёжная защита от проклятий и напасть открыто нельзя, иначе Господин накажет. Беллатрикс нахмурилась, перевела взгляд с неподвижного затылка Нарциссы на труп и почувствовала некоторое улучшение настроения. Беллатрикс Лейстранж испытывала много разнообразных удовольствий, но более всего любила властвовать над жизнью и смертью. Смотреть в глаза своей жертве и знать, что её судьба зависит только от тебя – вот высшее наслаждение. Ничком лежащее в углу тело напоминало о тех безумно приятных мгновениях, когда мальчишка дрожал от страха, плакал и умолял, а она знала, что убьёт его, и чуть не задыхалась от нахлынувшей эйфории. Беллатрикс давно мечтала о том, чтобы Снейп стоял перед ней на коленях: униженный, раздавленный, без своей привычной спесивости и умолял пощадить его, ползал бы перед ней, целовал ноги и смотрел на неё с ужасом как ничтожный раб на разгневанную хозяйку. Она была уверена в том, что этот момент непременно настанет и что она обязательно убьёт Снейпа. Беллатрикс улыбнулась представленной с особой реалистичностью сцене, потянулась и щелчком пальцев вызвала домовика.
Антонин прогуливался по старому заброшенному саду. В дальнюю его часть, что примыкала к каменной ограде, никто обычно не ходил. Антонин остановился возле цветущего прудика, обрамлённого почти полностью покрытым мохом бордюром из булыжников. Напротив плакучая ива с искорёженным стволом склонила свои ветви к воде, из зарослей осоки громко квакали лягушки, трелями вторили своеобразному концерту птицы, а шелест ветра почти незаметно вплетался в природную мелодию. Дикость этого места умиляла Антонина, ему нравилось смотреть на неприглядное дерево, он видел себя в нём: вечный поклон, одиночество и подступающая старость. Вокруг всё ещё в ярко-зелёном цвету, всё живое, а ива пожухла, узловатые ветви едва колышутся, и с них задорный ветерок иногда обрывает листочки, которыми уже усеяна трава вокруг, а некоторые, словно лодочки, лежат на воде. Антонин неторопливо обошёл пруд по краю; трава подминалась под ботинками, но стоило ему сделать шаг, как она выпрямлялась вновь своей молодой, гибкой силой. Лягушачий концерт притих на мгновение, чтобы возобновиться ещё громче, а несколько жёлтых листочков оторвались с веток и, описав полукруг, приземлились на воде. Бабочка вспорхнула с цветка ромашки, сверкнула пёстрыми крылышками и унеслась, понукаемая ветром. Антонин остановился, проводил её печальным взглядом и присел под деревом, прислонившись к нему плечом и щекой. Шероховатая, тёплая кора колола кожу, Антонин обхватил ствол и закрыл глаза. На самом деле он почти не чувствовал прикосновений после вчерашних развлечений, просто знал, что кора шероховатая, колется и сейчас тёплая. Ветви заколыхались, сквозь них пробились солнечные лучи; Антонин поморщился, отвернулся от надоедливого лучика, прижался к дереву лбом и закусил губу. Тоска на душе была такая, что впору выть. Антонин впился ногтями в кору, невольно обдирая их, раня кожу, плечи его поникли, дрогнули от напряжения, а дыхание стало тяжёлым и прерывистым. Он не желал находиться здесь, не желал быть один; больше всего на свете он хотел оказаться сейчас с Северусом. Раньше, в молодости, быть Вальпургиевым рыцарем, а позже Упивающимся Смертью казалось интересным, захватывающимся, важным. Тогда Антонин думал, что вся жизнь впереди, что всегда будет весело, а уныние и старость для других. Любовники приходили и уходили, никто из них не задерживался надолго, но это не тревожило, это радовало, потому что можно было без оглядки жить, наслаждаться, развлекаться. Неумолимый бег лет прошёл незамеченным в безумных и подчас жестоких забавах. Всё воспринималось бесконечной, увлекательной игрой, порой усложняющейся столкновениями с аврорами. Многие погибали, но это тоже было незначительно, ведь главное – сам жив. Незначительной показалась и встреча с молодым Упивающимся с пронзительно-чёрными глазами. Антонин думал, что Северус такой же, как все – развлечение на пару месяцев, скорее даже на пару ночей: уж больно неопрятным и увлечённым своими книгами он казался. И только через год, проснувшись утром с ним в одной постели, Антонин понял, как сильно ошибался. Впервые ему не хотелось отпускать, а при мысли, что всё может закончиться, что с Северусом может что-то случиться, становилось страшно, впервые по-настоящему страшно. Антонину не раз приходилось участвовать в стычках с аврорами или с защищающими свой дом волшебниками, которые порой не брезговали непростительными, всякое бывало, включая Cruciatus до головокружения, но страх, противный, липкий, отупляющий, Антонин впервые испытал именно тогда: проснувшись утром с человеком, которого не хотел потерять. А Северус спал и ни о чём не подозревал. Дальше была пытка и наслаждение каждый день: даже минута, проведённая вместе, становилась драгоценной. Антонин сходил с ума от беспокойства за Северуса и от страха стать ненужным ему, ведь время не стояло на месте, а Северус годился ему в сыновья. Но черноглазое сладостное проклятие не спешило покидать своего умудрённого годами любовника. Иногда, расчёсывая волосы перед сном, Антонин смотрел на своё отражение и размышлял над тем, что держало Северуса рядом. Ответить на этот вопрос не помогла даже легилименция: Северус довольно легко открывал ему свой разум, но в лабиринте образов Антонин не находил про отношение к себе ничего определённого. Возможно, Северус слишком скрытный и сложный человек, а может быть уже тогда он предавал Лорда и прекрасно умел обманывать. В любом случае, Антонин не знал чего ожидать, и когда всё закончится. Но в Азкабан он шёл легко, с презрительной усмешкой, и веря, что Тёмный Лорд не оставит их в беде. Вот только никто из Упивающихся не мог предположить, что помощь задержится на четырнадцать лет. Дементоры сразу почувствовали, в чём главная радость Антонина, и стали вытягивать воспоминания о Северусе, а в кошмарах он приходил и говорил, что всё кончено. Кому-то виделись призраки убитых, кто-то замыкался на смертях близких, кто-то на собственных неудачах, а Антонин переживал только из-за того, что его любовник найдёт себе другого. Антонин сильнее впился ногтями в кору, закусывая губу до крови: как плохо было в тюрьме – не выразить словами. Могильный холод, исходящий от дементоров, страхи, тревожные сновидения, постоянные приступы лихорадки, когда камера плыла перед глазами, а звуки становились глухими, словно потусторонними. Сумасшествие воспринималось благом, но оно не наступало, в возрождение Лорда Антонин уже не верил. Но это произошло. А самой лучшей наградой стало то, что Северус встретил его так, словно они не расставались. Антонин тяжело сглотнул, стискивая ствол, вдавливаясь лбом в шершавую кору, чтобы почувствовать боль и отвлечься от чувств, терзающих его неспокойную душу. Почему Северус такой? Почему он так нужен? Почему всё ещё рядом? Почему не бросил? Любит или просто приходит за утешением? Чего хочет? Что испытывает к нему? Как долго останется рядом? Антонин задышал чаще, заморгал, стряхивая с ресниц навернувшиеся слёзы. Он хотел обнять Северуса, прижаться к нему и никогда не отпускать. Пусть будут и другие, сколько угодно, только бы Северус не оставлял его одного. Антонин с остервенением расцарапывал кору, уже ничего не видя сквозь мутную пелену. Настоящей боли не было, лишь слабый отголосок, неспособный затмить испуганный трепет сердца и ощущение разверзающейся пустоты в груди при мысли о том, что Северус может уйти навсегда. Антонин глубоко вдохнул, задержал дыхание и выдохнул: ему не нравилось быть таким ноющим истериком. Он свернулся калачиком на земле и уткнулся лицом в ладони. «Вот немного полежу так и успокоюсь, – пообещал себе Антонин. – Обязательно успокоюсь».
Ремус рассматривал окрестности Хогвартса с высоты Астрономической башни. Старая мантия трепетала и хлопала на ветру, волосы послушно извивались в потоках воздуха, но он не замечал этого. Ремуса Люпина захватили в свои крепкие объятия воспоминания о весёлой, бесшабашной юности, когда всё казалось проще, когда хоть ненадолго можно было позволить себе расслабиться и ни о чём не думать. Он смотрел то вдаль, то скользил взглядом по двору, кромке запретного леса и густым кронам деревьев: вон там они с друзьями пробегали осенней пасмурной ночью, и хлопья тумана оседали на шкуре мелкими капельками, а в хижине Хагрида призывно горел свет… Свободно разгуливающий оборотень так близко от школы – чистой воды безумие, но Ремус понимал, что в глубине души рад тому, что всё это было в его жизни. Он запахнул мантию, усилием воли отрываясь от приятных мыслей, и направился в подземелье, чтобы договорится с Северусом о приготовлении ликантропного зелья. На сей раз Дамблдор решил не заниматься этим сам, мотивировав отказ необходимостью старым недругам налаживать отношения. Ремус был не против налаживания отношений, но сильно сомневался в том, что появление с просьбой готовить себе сложное зелье каждый месяц подействует на Северуса благотворно. В прошлый раз всё было довольно мирно, если не считать привычных колких реплик, но тогда просьба исходила от Дамблдора, которого, судя по всему, Северус всё же уважает, а тут… Ремус вздохнул. На самом деле идея директора ему совсем не нравилась: он не желал утруждать кого-либо своими личными проблемами, а делать это приходилось ради безопасности детей, и то, что дети подвергаются опасности, не нравилось ему ещё больше. Всё же Дамблдор умел уговаривать, именно поэтому Ремус спускался в подземелья. Через пару минут он постучался в кабинет Северуса, не дождавшись ответа, – к нему в комнаты, но и там зельевара, похоже, не было.
Гарри читал нудную статью по трансфигурации, подперев подбородок кулаком и постукивая пером по столу. С кончика пера на потёртую поверхность стола сорвалась капля чернил и размазалась по запястью. Юноша оторвался от чтения, недовольно глянул на запачканную руку и стал искать палочку среди вороха свитков и учебников. Отложив один из томов в сторону, Гарри наткнулся на карту мародёров. Двигающихся точек было всего две: Пивз и Ремус Люпин, который… шёл от комнаты Снейпа, где тот, судя по положению, находился на кровати. Гарри так и застыл, позабыв о необходимости найти палочку и очиститься: неужели Снейп и Люпин?.. Эта мысль не желала укладываться в голове. Снейп не мог переспать с Люпином, даже если влюблён в него. НЕ МОГ. И, тем не менее, Люпин шёл из спальни Снейпа, а тот находился в кровати. Воображение тут же разыгралось, вместо Антонина подставив в объятия зельевара Люпина. Гарри гневно нахмурился и с силой опустил том на карту. Чернильница подскочила, завалилась на бок, и по столу начало расползаться чёрное пятно. Гарри в раздражении поставил её на место, схватил лист с испорченной домашней по трансфигурации и опять принялся искать палочку. Невзирая на факты, он не мог поверить в то, что Снейп… что профессор только что переспал с Люпином. Это казалось слишком невероятным, и всё же… – Этого не может быть, – твёрдо сказал Гарри, выдернул внезапно обнаруживающуюся палочку из свёртка пергаментов и стремительно взмахнул ей. Работа по трансфигурации вспыхнула ярким синим пламенем.
Воландеморт смотрел на себя в зеркало: с точки зрения стиля новая внешность вполне устраивала его, но если судить с точки зрения привлекательности… Тёмный Лорд улыбнулся и засмеялся: такой улыбкой только пугать. Но лучше быть чудовищем, чем покойником. Воландеморт снова улыбнулся, склонил голову на бок и пришёл к утешающему выводу, что вид после возрождения мог быть и более страшным, а так – гладкая кожа, вполне человеческий вид, если не считать нескольких нюансов. Но если у Северуса действительно выпадают волосы от переизбытка любовного зелья, то надо прекратить его им поить. Вот только под действием любовного напитка он такой нежный, такой… Воландеморт с мечтательным видом провёл ладонью по лысине и почти сразу нахмурился: Северус как-то сумел обойти действие Obliviate, обо всём помнил и даже рассказал Антонину. Воландеморт закатал рукав и, приложив палочку к метке, вызвал Долохова. Ожидая его, Тёмный Лорд продолжал смотреть в зеркало и размышлять о Северусе и о том, как поступить с ним дальше: предатель, которого даже нельзя заставить забыть… и любовник, лучше которого ещё не было. И убивать которого не хотелось до такой степени, что Avada Kedavra не подействовала. Опасная слабость и в то же время – удовольствие, от которого нет никакого желания отказываться. Но ведь Тёмный Лорд на то и Тёмный Лорд, чтобы не отказывать себе в удовольствиях. – Себя уговариваешь, да? – сказал Воландеморт своему отражению. – Нельзя так. Игра не стоит свеч. Или стоит? Тёмный Лорд усмехнулся, проследовал к трону, зачаровал дверь и стал ждать. Антонин задерживался, что случалось с ним крайне редко. Воландеморт подпёр подбородок кулаком и уставился на то место, где обычно стоял кубок с любовным зельем. Очень хотелось вызвать к себе Северуса, но надо дать ему отдохнуть, ведь он не бессмертный. Тихо звякнуло заклинание, оповещая о приходе вызванного, Воландеморт взмахнул палочкой, убрал её в рукав, и дверь распахнулась. Антонин склонил голову: – Мой Лорд, вы звали меня. Дверь бесшумно закрылась. – Подойди. Антонин приблизился к центру залы и опустился на колени. Воландеморт некоторое время созерцал макушку одного из своих первых сообщников и слуг. И его убивать не хотелось, хотя Антонин знал то, о чём ему знать не положено. Тёмный Лорд не спеша подошел к нему. – Посмотри на меня. Антонин поднял голову, их глаза встретились. – Я знаю, что тебе всё известно, и не сержусь. Legilimens, – прошептал Воландеморт. Увиденное поразило Лорда: Антонин понимал его в этой странной привязанности. Мысли Долохова были честны и прямолинейны: Северус странно очарователен, ему хочется потакать, он особенный, он – слабость, от которой нет сил избавиться, потому что тогда сила потеряет смысл, ведь Северус и наказание и награда одновременно. А ещё Воландеморт увидел старую иву и поток чувств, такой необузданный и яркий, что отскочил назад, разрывая связь. Антонин дрожал, тщетно пытаясь успокоиться. Его тревога ощущалась на расстоянии даже без применения заклинания. Воландеморт не мог поверить своим глазам: и это самый стойкий и циничный из его слуг? Это тот самый Антонин Долохов, разбивший сердце не одному волшебнику, менявший любовников чаще, чем перчатки, и всегда бесшабашно отчаянный, когда дело касалось столкновений с аврорами? Это тот самый Антонин? Это и есть действие любви? Воландеморт отступил ещё дальше, словно боялся заразиться. Теперь он с большей серьёзностью относился к словам Дамблдора о всепобеждающей любви. Если любовь способна сотворить такое с сильным и уверенным в себе человеком, то её действительно стоит опасаться. – Уйди, – приказал Воландеморт. Он в самом деле был потрясён, а игры с Северусом теперь выглядели ещё более опасными, чем прежде. Очень долго Тёмный Лорд смотрел на закрывшуюся за Антонином дверь. Мысли, бродившие в лысом черепе, принимали всё более параноидальный характер. В тот момент, когда отношения с Северусом превратились в хитроумный план Дамблдора, Воландеморт пришёл к выводу, что пора развеяться. Как бы странно это не казалось, но в таких случаях Тёмный Лорд предпочитал прогулки по маггловскому Лондону. Естественно, приходилось пить гадкое оборотное зелье, особенно теперь. Воландеморт извлёк из шкафчика фляжку, бросил в неё один из недавно принесённых для этой цели волос и сделал пару глотков. Практически сразу начались изменения во внешности: на голове стали виться кудри, кожа приобретала более естественный оттенок, радужка глаз посинела, губы слегка припухли, да и тело немного пополнело. Воландеморт взмахом палочки трансфигурировал мантию на себе в джинсы с рубашкой, тапочки в кроссовки, накинул мантию-невидимку и бесшумно покинул свои апартаменты.
Тяжёлые пыльные шторы плотно закрывали окно, и тьму в небольшом кабинете рассеивал только медный канделябр с пятью свечами, тихо потрескивал воск; за столом неподвижно сидел Люциус Малфой. Даже в полумраке было заметно, что лицо его неестественно бледно, а на лбу проступили мелкие бисеринки пота. Люциус сжимал в руках перо, с которого на лист пергамента периодически капали чернила, и пытался заставить себя написать хоть слово, но в голове, подчиняя себе всё его существо, звучал приказ: никому не рассказывать! Люциусу стоило немалых усилий положить перед собой бумагу и взять перо, зная, что именно он собирается сделать, но, похоже, на обмакивание пера в чернила он потратил все свои силы. Нужно было собраться с духом и написать обо всём Северусу или хотя бы намекнуть: Северус тот ещё пройдоха, он догадается и обязательно найдёт способ помочь. Он обязательно поможет. Другой надежды не было. Люциус с огромным трудом поднёс дрожащую руку к пергаменту, уткнул в него кончик пера и, закусив губу, стал медленно выводить: «Мне нужна… твоя…» Каждая буква появлялась медленно, с натугой, корявая и едва читаемая, но Люциус старался. Внезапно его лицо скривилось в гримасе ярости и страдания, он, словно нехотя, сгрёб лист и стал разрывать его на части. Покончив с этим занятием, Люциус обессиленно опустил голову на скрещённые руки и заплакал.
Спасибо! Я ведь такая наглая поэтому перед бурными восторгами я скажу сразу ЕЩЕ! Мне в вашем фике особено нравится Воландеморт, дело в том, что тут у него такая интересная завязка, такие чувства, здесь мне он видится, более реальным нежели у тети РО. Так боюсь за Севушку не дай бог эта тварюжка в приступе шизофрении убьет его, я же не переживу Да нет Гарька не расскажет о том что знает но это ведь будет подогревать в нем интерес к профессору? Ах столько вопросов и столько вариантов в общем жду еще.
В рабочем составе произошли изменения. Теперь бета Анкалагон. Так же отгаммены первые десять глав.
Глава 11. Гнев.
Маггловский Лондон – суета, толпа, мельтешение сотен тысяч незнакомых лиц, гудки машин и привычный для обывателей гул моторов, вздымающиеся к небесам здания из стекла и металла, зелень парков и благородная солидность старинных зданий. Всё это так обыденно для магглов, но для волшебника, привыкшего к уединению своего замкнутого мирка, огромный город может показаться странным, опасным и неуютным местом. Каждый раз, погружаясь в суету маггловского мира, Воландеморт почти с удивлением осознавал, что отвык от него. В узком проходе между зданиями было относительно тихо, но всего в паре метров от аппарировавшего сюда мага носились машины, проезжали велосипедисты, проходили люди – с шумом, гамом, занятые своими делами, спешащие и просто прогуливающиеся, молодые и старые, грустные и весёлые, добродушные и злые – бесконечный поток, мелькающий в просвете между стенами. Никто из них не смотрел в сторону закоулка и потому не заметил, как прямо из воздуха появился молодой человек, свернул серебристую воздушную ткань и запихнул в карман. Только сидящая на мусорном бачке пушистая чёрная кошка в ошейнике с металлическим номерком оказалась свидетельницей маленького чуда, но она никому не могла об этом рассказать. Воландеморт мгновенно смешался с толпой, следуя направляющему его потоку. Думать не хотелось и можно было себе подобное позволить – идти без цели, поглядывая на витрины, здания, окна, людей; главное не забыть вовремя принять оборотное зелье. Воландеморт неторопливо шагал по тротуару, иногда останавливаясь, чтобы почитать рекламные плакаты или афиши. Маггловский мир как всегда поражал разнообразием красок, взглядов и предлагаемых зрелищ. Бурлящий жизнью муравейник, не подозревающий о том, что по нему идёт, лениво переставляя ноги, царь и бог, способный уничтожить, сравнять с землёй город и всех его жителей. Осознание этого незабываемо приятно, и Воландеморт наслаждался им, глядя на людей, всецело зависящих от его воли. Вот маленькая девочка рыдает, тыкая пальчиком в витрину с роскошными куклами, а молодая женщина в аккуратной, но явно старой одежде, пытается отвести её в сторону. Их жизни принадлежат мужчине, отстёгивающему с пояса флягу всего в паре метров от них. Им, мелким и ничтожным, не дано знать, что сейчас за ними наблюдает величайший тёмный волшебник. Воландеморт, отпив зелья, поморщился и пошёл дальше. Не всегда нужно применять силу, иногда достаточно знать, что ты можешь это сделать. Сейчас Тёмный Лорд был в добром расположении духа и следовал данному умозаключению. Он шёл дальше по прямым и извилистым улицам, по переходам, мчался в поездах подземки и совершенно не задумывался о своём маршруте. Воландеморт любил иногда забываться и бродить, бродить по Лондону, по его паркам и старинным улочкам, по мостам через Темзу, подолгу замирать перед витринами магазинчиков и разглядывать разнообразную чепуху. Необычное развлечение для волшебника, пообещавшего своим слугам порабощение магглов, но время от времени Воландеморту нравилось становиться частью этого суетливого мира, помня всё же, что палочка при нём. Но отвлечься до конца не получилось: внезапно Тёмный Лорд понял, что во встречных лицах ищет одну до боли знакомую болезненного вида физиономию, обрамлённую сальными чёрными волосами. Осознание столь тревожащего факта не лучшим образом сказалось на настроении Воландеморта, он нахмурился и тут же вынужден был удивиться ещё больше: незаметно для себя он свернул с оживлённых улиц и оказался возле старого приюта. Приюта, в котором вырос. Воландеморт воровато оглянулся, словно кто-то мог застукать его «на месте преступления». Это было глупо, от чего он разозлился ещё больше. Воландеморт в гневе развернулся, но, не сделав и шага, вновь посмотрел на железные ворота. Что-то словно тянуло его внутрь, бередило воспоминания, и даже сердце забилось чаще. Неуверенно, Воландеморт последовал туда, в квадратный внутренний двор, окружённый высокой оградой. Здесь, как и раньше, было мрачно, и передняя дверь, судя по всему, та же самая, только перекрашена. Воспоминания стали ярче, словно обретали материальность от близости здания, в котором прошли долгие одиннадцать лет и ещё пять летних каникул. Очень долго Тёмный Лорд не двигался, прежде чем открыть дверь и войти. В прихожей по-прежнему царило чередование чёрных и белых плиток, только у порога они не были истёрты, и всё равно Воландеморту почудилось, что вот сейчас из-за угла появится мисс Коул… Он захотел убежать, скрыться, но не мог и пошевелиться, не мог аппарировать, достать палочку, ничего не мог, просто стоял и смотрел на прихожую, и ощущал себя маленьким ребёнком, маленьким и никому не нужн… Тёмный Лорд горделиво выпрямился, изгоняя непрошенные мысли. Теперь он стал другим, ему не страшен этот отвратительный приют, величайший тёмный волшебник не может страшиться старого здания, нелепых воспоминаний и своих детский слабостей. И всё же Воландеморт вздрогнул, услышав торопливые шаги. Не сразу он понял, что они слишком легки и быстры для поступи мисс Коул, которой, скорее всего, уже и в живых нет. В прихожую, прижимая к груди потрёпанную тетрадку, вбежал мальчик лет семи, остановился, пристально оглядывая незнакомца. Воландеморт тоже смотрел на него. – Вы к кому-то пришли? – тихо спросил мальчик. – Нет, – Тёмный Лорд отрицательно качнул головой и неожиданно для себя пояснил. – Меня привели воспоминания, я вырос здесь. Мальчик моргнул, крепче прижал к груди тетрадь. Воландеморт не знал, что сказать, и уходить почему-то не решался. Мальчик изучал его огромными серыми глазами в обрамлении длинных, тёмных ресниц, и Тёмный Лорд почувствовал себя странно под детским, открытым взглядом, словно те части души, которые он давно отсёк, внезапно подали признаки жизни. Воландеморт слышал однажды, что люди могут ощущать ампутированные конечности, будто те всё ещё на месте, вот и сейчас с ним происходило нечто подобное. Мальчик приложил палец к губам, закусил ноготь, не сводя пронзительного взгляда со странного взрослого, и, торопливо убрав руку ото рта, робко попросил: – Дяденька, будьте моим папой. Воландеморт судорожно попятился, хотя от мальчика не исходило никакой ощутимой угрозы. Тёмный Лорд почти дрожал, не понимая причин охватившего его волнения. Не задумываясь о конспирации, он поспешно аппарировал.
Гарри выронил перо и коснулся полыхнувшего болью шрама. На лбу и спине выступил холодный пот, а сердце неистово колотилось в груди. Гарри откинулся на спинку кресла и перевёл дыхание. Внезапно всё вокруг исказилось, и вместо привычной обстановки проступил как сквозь мутное стекло фасад старинного, запущенного особняка. Гарри зажмурился, а когда вновь открыл глаза – видение исчезло. Но боль в шраме не утихла, лишь слегка притупилась. Усилием воли Гарри заставил себя вернуться к выполнению домашней работы.
Воландеморт неся к себе в комнаты, не заботясь о том, что мантия-невидимка при столь быстром шаге развевается, открывая его ноги. Он жаждал действий, внутри всё клокотало от злости на себя и свою смехотворную впечатлительность. И если бы на пути попался кто-нибудь из упивающихся, ему бы пришлось не сладко. Но никто не выглянул в тот момент в коридор, и Тёмный Лорд, немного разочарованный этим фактом, захлопнул за собой дверь. Переведя дыхание, Воландеморт пошёл за зельем, которое вернёт ему прежний облик.
Гарри ощутил горьковатый привкус во рту, задумчиво коснулся пальцами губ и нахмурился. Шрам пульсировал, сердце учащённо билось, а кончики пальцев задрожали. Гарри посмотрел на свои неестественно бледные руки, в которых на мгновение возник золотой кубок. Юноша в гневе оскалился, смахнул со стола письменные принадлежности и книги и принялся их топтать, пинать, швырять. Через пару мгновений он осознал, что делает, отскочил в сторону и схватился за голову. – Я спокоен, я спокоен, я спокоен… – дрожащими губами шептал Гарри. – Я не позволю ему управлять собой, не позволю. Мысленно считая про себя, он постарался дышать ровнее. Боль в шраме стала тише, накатившее было головокружение прекратилось, и ярость отступила, не загораживала теперь всё красноватой пеленой. Кажется, занятия окклюменцией возымели, наконец, некоторый эффект. Утомлённый поединком за чистоту своего разума Гарри обессилено повалился в близстоящее кресло.
Воландеморт раздражённо посмотрел на разгромленный им стол в осколках колб. Едкий дым поднимался к потолку и щипал глаза. Тёмный Лорд болезненно скривился и взмахом палочки убрал сотворённый им беспорядок. Невозможность управлять своими эмоциями раздражала Воландеморта, и всё же сейчас он позволил им увлечь себя. Кончик палочки коснулся уродливой метки на руке, и несколько упивающихся почувствовали, что Господин желает их видеть.
Гарри безразлично смотрел на потолок; сердце билось то ровно, ту пускалось вскачь, щёки то наливались пурпурным румянцем, то мёртвенно бледнели; по телу волнами пробегали мурашки, иногда проступал пот. У Гарри не было сил даже пальцем шевельнуть, а воля, которой, казалось, удалось сломить чужое влияние, словно испарилась. Медленно текли минуты, но юноша почти не ощущал бега времени, поглощённый возникающими перед ним как наяву видениями.
Дикий кураж безнаказанного, жестокого веселья пьянил Тёмного Лорда как во времена молодости. – Cruciatus, – с наслаждением прошептал Воландеморт, и умолкнувший было маггл вновь заверещал от боли. Упивающиеся полукругом стояли возле своего господина, наблюдая за развлечением. Палочка Беллы дрожала и выбрасывала мелкие искорки, чувствуя радостное возбуждение своей хозяйки. Заметив это, Воландеморт усмехнулся и наложил проклятие на второго пленника, валяющегося в луже собственной мочи. Уолден, Алекто и Амикус, как и Белла, с нетерпением ждали момента, когда можно будет развлечься самим. Тёмный Лорд ощущал их неприкрытое, алчное желание поскорее взяться за магглов, и всё равно ждал, наслаждаясь игрой с беззащитными игрушками и жестокими слугами.
Гарри, лихорадочно подрагивая, обхватил себя руками. Словно издалека доносились истошные крики и мольбы о помощи, а по телу, вместе с мурашками, прокатывали волны возбуждения; это же самое возбуждение надёжно угнездилось в паху, всё более охватывая тело. Гарри сильнее развёл ноги и слегка выгнулся, в полубреду сопя и закусывая губу. Дикая, тёмная страсть не давала покоя, гася даже головную боль.
Эйфория затмевала разум, вдоль позвоночника пробегали мурашки, и Воландеморт с кривой усмешкой смотрел на то, как очередной выловленный ими маггл ползает у его ног, дрожа, пуская сопли и слюни, невнятно бормоча. – Я не понимаю тебя, ничтожество, – презрительно сказал Тёмный Лорд. – Да и не должен понимать такое бесполезное животное. Белла хихикнула: – Мой Лорд, вы как всегда правы, у этих выродков не должно быть собственной речи. Они не достойны этого. Воландеморт снисходительно улыбнулся этой ненасытной в своих садистских желаниях женщине и повелительно махнул палочкой. Маггл взвизгнул напоследок и стал плеваться кровью. Тёмный Лорд наблюдал за тем, как человечишка хватается за горло и вытаращенными от ужаса глазами смотрит на свой язык, вывалившийся на припорошенную мусором землю закоулка. Вот маггл с безумным видом схватил язык и поднёс к себе, словно надеялся прицепить обратно. Упивающиеся смертью дружно расхохотались, а громче всех смеялась Белла. Воландеморт продолжал улыбаться. Он чувствовал себя Богом.
Гарри закрыл рот рукой, давясь подступившей тошнотой. Он надеялся, что увиденное только что не является правдой, но неизвестный маггл упрямо стоял перед его глазами, негнущимися пальцами сжимая скользкий кусок кровоточащей плоти. И хотя это было отвратительно, Гарри продолжал чувствовать возбуждение.
Экстаз – так определил своё состояние Воландеморт. Давно он не получал такого наслаждения, смешанного с почти сексуальным возбуждением. Власть охмеляла Тёмного Лорда, как многих до него и, непременно, будет после него. Улыбка, такое редкое явление для Воландеморта, не покидала его белёсого лица, затуманенный взор следил то за мучимыми пленниками, то скользил по маскам слуг. Не надо было видеть их лиц: их восторг, упоение происходящим чувствовалось в каждом жесте и в интонациях голосов, произносящих заклинания и злые насмешки над обречёнными.
Гарри не мог больше выносить чужой жгучей радости, охватившей его, но всё, чему учил Снейп, сейчас не помогало; успокоиться и сконцентрироваться никак не получалось, а без этого остановить вторжение Воландеморта невозможно. Гарри с трудом подался вперёд и свалился на колени; очередной крик боли потряс сознание и потёк по нервам противным, одуряющим возбуждением. – Нет, – пробормотал Гарри. – Нет, мне это не нравится, не нравится… не нравится! Но тело продолжало изнывать от удовольствия, невзирая на сопротивление юноши и боль в шраме. Покачиваясь, припадая к полу, Гарри подполз к столу и едва смог подняться, цепляясь за полированную крышку. Под увесистой книгой, показавшейся сейчас и вовсе неподъёмной, лежала карта мародёров. Гарри старательно вглядывался, пытаясь отыскать точечки с именами. Сквозь реальный мир вновь чётче проступили ужасающие картины. Гарри ухватился за волшебный пергамент, сощурился: он в гриффиндорской гостиной, Снейп всё ещё в своей спальне, Трелони у себя в башне, Пивз в большом зале, а Люпина нигде нет. Никого больше нет. Пот застилал глаза, но Гарри с надеждой пытался отыскать на карте обозначение «Ремус Люпин». Безрезультатно. Гарри опустился на пол, зажимая пульсирующий шрам. Видимо, придётся идти за помощью к Снейпу. Больше не к кому, ведь до Трелони он всё равно в таком состоянии не доберётся, да и проку от неё никакого не будет.
Каждый Упивающийся старался продемонстрировать своему Господину умение причинять боль и убивать. Воландеморта забавляло это, но ничуть не портило удовольствия. На этот раз попалась девушка, довольно симпатичная, из-за чего ей досталось и от мужчин, и от женщин. Сейчас её лицо походило на сморщенное, изъеденное гнилью яблоко. Нарцисса картинно любовалась действием своего последнего заклинания. Амикус, напротив, потерял теперь к жертве всяческий интерес, лениво ожидая разрешения поймать ещё кого-нибудь. – Амикус, Белла, ведите ещё, – великодушно позволил Воландеморт. – Спасибо, мой Господин, – склонившись, поблагодарила Белла и поспешила из оккупированного ими цветочного магазинчика на улицу. Тёмный Лорд вытащил из вазы роскошную алую розу, вдохнул её сладковатый, терпкий запах, перебивший на мгновение даже царящие в скромном помещении ароматы прочих цветов. Снова звякнул колокольчик над входной дверью, пропуская внутрь молоденького юношу с чёрными вихрами. Мальчишка удивлённо воззрился на Тёмного Лорда, повернулся на жалобный стон изуродованной девушки, и радостная улыбка медленно сползла с его мгновенно побледневшего лица. Не успел юноша сделать и шага назад, как безмолвное заклинание Воландеморта протащило его внутрь и швырнуло в круг Упивающихся смертью. Дзинь! В магазинчик влетела Белла, а за ней, покорный заклинанию подвластия, следовал мальчик лет пяти и молодая беременная женщина, лицом схожая с ним. Её волосы были пронзительно рыжего цвета, и хотя глаза не светились изумрудным блеском отчаяния, Воландеморту она напомнила Лили Поттер, которую он хотел отпустить только потому, что Северус попросил об этом. Безудержный гнев охватил Воландеморта. Презрительно скривившись точно в хищном оскале, страшным, потусторонним голосом он приказал: – Сравняйте этот городишко с землёй! Упивающиеся смертью замерли на мгновение, словно боясь поверить своим ушам, и торопливо, предвкушая наркотическое опьянение тотального разрушения, пятью чёрными тенями выскользнули на залитую солнцем улицу. Тут же послышались отчаянные крики и треск взбунтовавшегося волшебного пламени. Воландеморт медленно приблизился к безразлично замершей у порога рыжеволосой, потянул яркие пряди, шёлком лежащие в руке, заглянул в глаза – серые, с тонкими карими ободками вокруг зрачков. Тёмный Лорд вглядывался в беспорядочные пятнышки весёлых веснушек, светлые кончики пушистых ресниц, изящный изгиб тонких бровей, чуть вздрагивающие при каждом вздохе ноздри, губы с маленьким, свежим шрамиком. Воландеморт коснулся их кончиком пальца, провёл от уголка к уголку, чуть приоткрывая, скользя ногтём по ровному ряду зубов. Палец влажно заблестел от её слюны. Воландеморт, мелко дрожа от возбуждения, запечатал вход в магазин, наложил на женщину своё Imperio, вновь ухватил её за волосы, на этот раз за затылком, и потянул на себя; проник языком в покорный рот, а через секунду девушка сама обняла его, впилась зубами в нижнюю губу волшебника и до крови прокусила её. Воландеморт чуть не задохнулся. Женщина сильно толкнула его в грудь, ударила по лицу. Тёмный Лорд шипел, яростно смотрел на неё и отступал к стене под градом ударов, под крики и вопли, несущиеся снаружи. Маггла с прекрасным в гневе лицом, с оттопыренной вверх окровавленной губкой прижала Воландеморта к стене, вдавливаясь в него округлым животом, и тоже зашипела, вонзаясь ногтями ему в шею. – О-о-о, – в экстазе простонал Тёмный Лорд, едва держась на задрожавших ногах; в паху словно огонь горел, дышать было невозможно и не только от смыкающихся на горле рук – Р-р-ры… ш-ш-ш… р-р-ры, – скалилась женщина, остервенело раскачивая бёдрами, снова и снова ударяясь о него животом, будто совершая фрикции. Воландеморт закатил глаза, засопел, краснея, и кончил. Приятная истома пришла на смену томительному возбуждению, колени подогнулись, и Тёмный Лорд, не удерживаемый более пленницей, сполз по стене. Женщина, как послушная марионетка, стояла рядом и равнодушно смотрела на довольного волшебника. На улице истошно вопили перепуганные магглы.
Гарри невольно закричал; его лихорадило, уши заложило, а боль, казалось, взламывала череп в том самом месте, где красовался шрам в виде молнии. И опять никого не было рядом, чтобы помочь, и всё же он позвал – невнятно, пытаясь совладать с немеющим языком: – Помогите… кто-нибудь… помогите… Боль саданула с новой силой, и перед глазами заплясали разноцветные искры, а мир вокруг стал стремительно темнеть. Обессиленный, Гарри повалился на пол и потерял сознание.
Северус уже около получаса лежал в постели и ни о чём не думал, просто уныло созерцал потолок. Бездействие в такой форме удручало, но профессор не знал, чем заняться. Дела у него всё же были, но скучные, однообразные и привычные до такой степени, что он мог сделать их с закрытыми глазами и потому не спешил. Внезапно Северус понял, чего сейчас хочет: компании. Просто посидеть с кем-нибудь, желательно без обязательства поддерживать разговор. Северус принялся одеваться, намереваясь отправиться к Антонину, и в очередной раз сожалея о том, что его нельзя учить общению с помощью патронусов, так что приходится идти наугад, рискуя оказаться у запертой двери. Северус отбросил мрачные мысли, расчесал волосы подаренным Антонином серебряным гребнем со слизеринским гербом, застегнул мелкие пуговицы сюртука и уже потянулся за мантией, когда с громким хлопком появился маленький домовик. – Г-га-арри П-поттер… – пролепетал Добби, заливаясь слезами подстать лесничему. – П-помогите емуу-у-у… Домовик захлебнулся рыданиями. Северус похолодел: – Что с ним? – Н-незнаю, он… он упал, без сознания, – пискнул Добби и жалобно воззрился на зельевара огромными глазищами. – Где? – В коридоре на третьем этаже. – Показывай, – велел Северус и последовал за причитающим домовиком: – П-профессор, п-помогите ему… ми-мистер Гарри Поттер такой х-хороший, т-такой д-добрый, не дайте ему умереть… Северуса, едва поспевающего за волшебным существом, нервировали эти жалобные вопли, но он не приказывал Добби замолчать, догадываясь, что это не поможет. – Мистер Г-гарри П-поттер такой хороший… – Да уж, – скептически промолвил встревоженный профессор и в следующее мгновение увидел лежащего на полу подростка. Северус бросился к Гарри, перевернул его на спину, встревожено посмотрел на бледное, покрытое испариной лицо, дрожащие влажные ресницы. Юноша измученно застонал, потянулся к шраму и стал расцарапывать ногтями кожу, словно намереваясь содрать его. Северус ухватил Гарри за запястья и с силой развёл руки в сторону. – Мистер Поттер… мистер Поттер, вы меня слышите. Домовик взвыл и стал биться головой о стену: – М-мистер Г-гарри П-поттер, у-у-у, м-мистер Г-гарри П-поттер… не уберегли-и-и… Северус мотнул головой: – Замолчи, ты мне мешаешь! – У-у-у… – пищал домовик. Северус отпустил стонущего Гарри, выхватил из рукава палочку и отправил Дамблдору патронуса. – Мадам Помфри ещё не приехала? – без особой надежды поинтересовался зельевар. – Не-е-ет, – провыл Добби. Северус грозно посмотрел на него, и домовик притих, закрыв рот маленькой ручкой. Северус похлопал Гарри по щекам, и вновь перехватил тянущиеся к шраму руки, судорожно соображая, что делать. – Ты сможешь открыть больничное крыло? – Да, – пискнул Добби и вновь прикрыл рот. – Тогда открывай, – велел Северус, наколдовал носилки и взмахом палочки погрузил на них мечущегося в беспамятстве Гарри. «Вечно с этими Поттерами проблемы, – с привычным раздражением подумал Северус. – Не мог он со своим приступом свалиться завтра, когда Помфри вернётся из отпуска». Профессор искоса посмотрел на вскрикнувшего студента и нахмурился.
Гарри не успокаивался, так и дрожал, вскрикивал, боролся с кем-то в бреду, а Дамблдор не появлялся; от непрестанного нытья домовика и беспокойства разболелась голова. Северус тяжело вздохнул и нехотя сам вскрыл хранилище лекарств мадам Помфри, отыскал среди множества зелий флакончик с длинной надписью на латыни, добавил несколько капель в наколдованный стакан с водой и выпил. Отвратительная пульсация в висках и затылке прекратилась. Поттер снова закричал, и Северус вернулся в палату, не особо спеша при этом. Мальчишка катался по постели, снова царапая шрам. Профессор вздохнул и заклинанием привязал его руки к краям кровати. Поттер заверещал, забился, мотая головой и выгибаясь в тщетной попытке освободиться. Испуганный Северус поспешно отменил заклинание, но юноша лишь сильнее закрутился и с грохотом свалился с кровати. Снейп подбежал к нему, оглядел искажённое болью лицо в царапинах и с набухающим кровоподтёком. – Мистер Поттер, вы меня слышите? Гарри вцепился в ворот профессорского сюртука и внезапно открыл глаза. Они были чёрными из-за ненормально расширившихся зрачков. Северус сглотнул, чувствуя неизъяснимый ужас от этого взгляда, и содрогнулся, уловив смутный образ разрушаемого города, в панике мечущихся магглов и восторг безграничной власти над жизнью людей. Северус отпрянул, пытаясь разжать с невероятной силой ухватившие его руки. – Давно он без сознания? – Дамблдор возник прямо за спиной дернувшегося от неожиданности зельевара. По телу Поттера пробежала судорога, и он рухнул на колени профессору. Северус полуобернулся и неожиданно спокойно произнёс: – Точно не знаю. Сделайте что-нибудь. Взволнованный Дамблдор левитировал Гарри на постель и склонился над ним. Северус отступил в сторону, потирая висок и неприязненно кривясь при воспоминании об увиденном в сознании Поттера. Добби благоговейно застыл, с надеждой взирая на директора. От этого Северусу, слишком хорошо знакомому со старым интриганом, стало противно. Зельевар направился к выходу, намереваясь немедля пойти к Антонину, но властный окрик Дамблдора остановил его: – Подожди. Мне понадобиться твоя помощь. Северус резко развернулся: – Я тороплюсь. – Твои дела подождут. Северус приподнял бровь: – Вы полагаете? – Не забывайся, Северус, у тебя не то положение. Снейп сощурился, сверля ненавидящим взглядом спину директора. – У мадам Помфри должен быть настой асмодеуса и лунной полыни, его нужно давать каждые два часа, ты позаботишься об этом, и присмотришь за Гарри до завтра, поможешь ему. От такой наглости Северус на мгновение онемел. – Я не собираюсь присматривать за Поттером. – Собираешься, – спокойно возразил Дамблдор. – Мне не на кого оставить мальчика. – Пусть домовик за ним присмотрит, – Северус кивнул на Добби. – Я позабочусь о мистере Гарри Потере! – Тут нужен сильный окклюмент, Гарри мучают видения и кто-то должен быть рядом, на случай, если он окончательно потеряет контроль. У меня слишком много дел сейчас, а ты, Северус, всё равно свободен. – Меня в любой момент может вызвать Тёмный Лорд, – напомнил Северус. – Упивающиеся устроили разрушительный рейд по городам, а министерство пытается их остановить. Это открытое столкновение, так что Воландеморт сейчас занят. Не спорь. – Я не хочу присматривать за Поттером… и помогать ему тем более, – процедил Северус и решительно развернулся к двери. – Помнишь, как пришёл ко мне и почему? – громогласно спросил Дамблдор. Северус, скрипя зубами, опустил голову; Гарри в очередной раз вскрикнул; Добби запричитал. – Добби, уйди. Домовик всхлипнул и послушно исчез. – Помнишь? – переспросил директор у остановившегося зельевара. Северус сосредоточенно смотрел на прямоугольник солнечного света, распластавшийся в полушаге от носиков его ботинок. – Да, – сухо прозвучал ответ. – Я помню. – Тебе не кажется, что ты в долгу перед мальчиком? – продолжал давить Дамблдор. – Нет, – тихо сказал Северус. – То есть ты считаешь, что, лишив его родителей, не должен помочь ему в трудную минуту, как он помог тебе, когда ты нуждался в помощи? Северус молчал, затылком чувствуя направленный на него взгляд и не желая повернуться, встретиться с ним. – С самого его появления в школе, ты был несправедлив, ты всячески старался унизить его… – Я выполнял все ваши приказы, – перебил директора Северус. – Все. Даже те, которые мне противны, я перед вами разве только как домовик об стену головой не бился. Но всему есть предел. Я не хочу присматривать за Поттером. Это не входит в мои обязанности. В школе есть целительница, пусть она за ним и присматривает. – Поппи не окклюмент, и у неё отпуск. – У меня тоже отпуск, – мрачно заметил Северус. – У тебя не будет отпуска до тех пор, пока ты не искупишь то, что натворил: пока Гарри не окажется в безопасности. – Господин директор, – подчёркнуто вежливо обратился Северус, – не могли бы вы не называть при мне Тёмного Лорда по имени. – Нет, не мог бы. Принеси мне настойку из хранилища. – У вас есть палочка, призовите, – посоветовал Северус. – Я хочу, чтобы её принёс ты. – Это глупо. Ваша просьба нелепа. Или вы хотите проверить, насколько я вам подчиняюсь? – Северус повернул голову, презрительно глянул на стоящего возле Гарри директора. – Если для вас так важно здоровье мальчишки, лучше бы позаботились о нём, чем заниматься бессмысленными спорами со мной. – Этот спор не бессмыслен, – возразил Дамблдор, присаживаясь на кровать и беря Поттера за руку, от этого прикосновения Гарри успокоился. Северус не двигался с места. – Как я могу доверять тебе, если ты даже в малом не желаешь помочь? Какая уверенность может быть в том, что ты не бросишь Гарри в беде, если ты и настойку принести не можешь? Неужели ты так ненавидишь его? – вкрадчиво спросил директор. – Ведь Гарри не сделал тебе ничего плохого кроме того, что родился от Джеймса Поттера. И оба они не бросили тебя в беде, когда тебе потребовалась помощь: Джеймс увёл тебя от оборотня, а Гарри позаботился о тебе и всю ночь не отходил от твоей постели. – Я не просил их об этом. – И тем не менее они помогли; без просьбы, не прося ничего в замен. Так почему же ты не хочешь помочь? Лили бы это не понравилось, она до последнего считала тебя своим другом, а ты… – с укоризной произнёс Дамблдор. Северус, уже менее восприимчивый к подобным беседам, чем во времена молодости, сделал шаг к выходу. Дверь резко захлопнулась. Северус обречённо вздохнул. – Лили… – Хорошо, директор, я согласен, – поспешно сказал Северус и отправился в хранилище за настойкой.
Северус задумчиво смотрел на остывающую в руке чашку чая. Тишину время от времени нарушал болезненное сопение Поттера. Это длилось уже давно, и Северус несказанно устал, хотя не делал ничего особенного, и по большей части сидел в уютном кресле. Искрящийся песок в часах торопливо ссыпался в нижнюю колбу, неумолимо напоминая о том, что вскоре надо будет налить настойку в стакан, подойти к постели, обхватить Поттера за плечи, приподнять и напоить лекарством, после чего осторожно уложить обратно. Песок сыпался, время шло, а Северус задумчиво смотрел на остывающую в руке чашку чая.
Уолден МакНейр торопливо шёл по улице стиснутой с обеих сторон аккуратненькими светлыми домиками. Его тошнило от приторной уютности этого места, от гномиков на идеальных лужайках, от фигурных почтовых ящиков и начищенных до блеска автомобилей. Уолден спешил: он знал цену времени при подобных развлечениях, но сегодня, уже вдоволь наигравшись убийствами в предыдущих городках, тщательнее выбирал жертвы. Тот дом сразу привлёк его – увитым гирляндами цветов балконом, безупречной живой изгородью, пёстрой каруселью возле дома и маленькой, округлой машинкой пронзительно-жёлтого цвета. Волшебник свернул к крыльцу, больше напоминающему садовую беседку, взмахом палочки отшвырнул коврик с весёлой надписью «Добро пожаловать!» и вынес белоснежную дверь с рисованной в нижней части цветочной виньеткой. Прихожая, отделанная буком, пёстрый коврик на лестнице, ведущей на второй этаж, множество фотографий на стенах. Уолден осклабился, а в следующее мгновение стены, пол, полка, подставка для зонтиков и вешалка с несколькими ветровками покрылись чёрной, несмываемой маггловским способом жижей. – Есть кто дома? – воскликнул Уолден, хлюпая по наколдованной им грязи. В дверном проёме появилась хрупкая старушка лет восьмидесяти с многократно увеличенными толстыми линзами очков глазами. – Кто вы, что вам здесь надо? – обеспокоенно пролепетала она, пугливо отступая назад. Уолден хмыкнул, замысловатым движением направляя палочку на неё. Старушка вскрикнула и поднялась в воздух. Волшебник вращал руку с оружием всё быстрее, и пленница вращалась с том же темпе, медленно перемещаясь по стенке и сшибая развешанные и тут фотографии. На крик прибежал мужчина, сжимающий в руках биту. Старушка повалилась на пол, мужчина, спутанный магическими верёвками, повис на балках потолка. Уолден откровенно расхохотался. – Лори! Беги! – крикнул маггл. Уолден резко развернулся: на середине лестницы, изумлённо вытаращив глаза, стояла девочка лет десяти и, казалось, не могла пошевелиться от страха. – Беги! Лори! Бе… – маггл замолчал, лишённый голоса, но продолжал бессильно открывать рот и дёргаться в коконе верёвок. – Иди сюда, – позвал Уолден. Девочка отрицательно помотала головой. Волшебник расплылся в хищной улыбке, ощущая приятное томление в паху при виде тоненьких ножек, выглядывающих из-под оборочек розовой юбки. – Иди же сюда, я дам тебе конфетку, – пообещал Уолден, наслаждаясь затеянной игрой. Слабо застонала старушка, и тоже умолкла от взмаха палочки. – Ты такая милая, симпатичная девочка. Если ты будешь умницей, то я отпущу твоего папу и бабушку. Обещаю. С непередаваемым наслаждением Уолден наблюдал за тем, как девочка делает первый шаг по ступени, а за ним ещё, и ещё, ещё, – приближаясь к нему. – Вот так, умница, – похвалил её волшебник и провёл рукой по худенькой ножке, пробираясь под юбку, в трусики. Девочка моргнула, а маггл задёргался ещё сильнее. – Хочешь посмотреть? – злорадно полюбопытствовал Уолден. Он торопливо, изнывая от желания, выстроил в ряд два кресла, привязал к ним магглов и заклинанием заставил их держать глаза открытыми: – Смотрите и наслаждайтесь. Беззвучно шевелили губами беспомощные пленники, вынужденные смотреть на то, как незнакомец укладывает их девочку на журнальный столик и разводит ей ноги. – Какие красивые трусики, – прокомментировал увиденное Уолден, крепко держа за бёдра уже начавшую тревожно оглядываться, и пока ещё слабо вырываться Лори. Он придавил её живот рукой, а другой распахнул мантию и расстегнул ширинку, высвобождая огромный, покрытый смегмой член. Уолден чуть развернулся к магглам, демонстрируя его: – А вот этим я буду трахать вашу грязную девку. Волшебник поспешно рванул трусики с худенькой попки, и с силой навалился на девочку. Лори закричала, заливаясь слезами, задёргалась под ним, колотя маленькими кулачками по широкой груди нависшего над ней мужчины. Уолден презрительно усмехнулся и глубже вдавился в неё.
Кристиан Джойс не так давно закончил школу Авроров, и поступил на работу в министерство. Ещё до того, как пришло письмо из Хогвартса, Кристиан мечтал стать полицейским: он хотел защищать людей, дарить им потрясающее чувство безопасности, исчезнувшее из их семьи, когда отца убили во время перестрелки, а ему с матерью пришлось переехать в самый «злачный» район родного Торби. Впервые столкнувшись с магией, Кристиан наивно подумал, что в мире волшебников не бывает преступлений, ведь они могут наколдовать себе что угодно, а значит, у них нет причин воровать, обманывать, убивать. Зачем идти на преступления, если у тебя всё есть? Так рассуждал маленький Кристиан Джойс, попавший из нищеты убогой однокомнатной квартирки в прекрасный сказочный замок. Но оказалось, что и в магическом мире бывают преступления, поэтому к пятому курсу Джойс был твёрдо уверен в том, что хочет стать аврором. И готовился к этому, по полночи сидя за уроками, кропотливо выискивая нужную информацию в книгах, заучивая путаные рецепты сложных зелий только чтобы получить проходные баллы по СОВ, и ЖАБА – для поступления в аврорат. И вот теперь, после стольких титанических усилий, Кристиан Джойс получил возможность защитить людей. Он не боялся за себя ни секунды, а вот за попавшихся упивающимся смертью искренне переживал и нетерпеливо стискивал буковую палочку, переминался с ноги на ногу в ожидании направления на аппарацию. Его коллеги, по большей части уже видавшие виды авроры, вели себя спокойнее. Корье сосредоточенно смотрел на потёртую фотографию дочки и жены, убитых четыре месяца назад; Лонгстафф протирал платком палочку; Тонкс беззвучно шевелила губами, словно молилась или повторяла заклинания, волосы у неё меняли оттенок от розового до пурпурного, и изредка становились неприметного сероватого цвета; Сильверс и Редлок о чём-то тихо переговаривались, и последний даже слегка улыбался. Но вот появился Форелли, сказал сипло: – Дармут, это на юге. Сердце Кристиана ёкнуло при упоминании знакомого названия. Авроры все как один шагнули к Форелли, встали ровным строем и, ухватившись друг за друга, аппарировали вслед за ведущим. Тишина сменилась шумом; работники министерства оказались на берегу Дирта, у пологого склона, переходящего в небольшую пристань с покачивающимися на воде лодками. – Сюда, скорее, – махнул рукой Форелли и потрусил к мрачноватым зданиям за высоким забором, из-за которого вылетел в небо столп искр, чем-то напоминающий маггловский фейерверк. В нарастающем гуле авроры бежали вперёд, чтобы через пару мгновений оказаться у упавших наземь железных ворот. На внутреннем дворе стояли двое в чёрных балахонах и осыпали строения беспорядочным волшебным огнём, отчего металл начал оплавляться, а шифер с треском взрывался. – Petrificus Totalus! Парализующее проклятие пролетело перед носом Джойса и сбило Тонкс. Кристиан отпрянул назад, за ненадёжное укрытие забора, ещё четверо успели последовать его примеру, а Лонгстафф вдобавок проклял одного из находящихся в засаде упивающихся. – Мерлин их побери, – прошипел Редлок, быстро заглянул во двор и взмахнул палочкой; что-то с грохотом обвалилось, с той стороны послышалась ругань, забор завибрировал, и с треском развалился на части. Лишившись укрытия, свободные авроры аппарировали.
Воландеморт взирал на раскинувшийся у ног городок, прорезанный оловянно поблёскивающей рекой. В нескольких местах полотно крыш Дармута вспороли пожары, алчно пожирающие аккуратные здания, а к мутнеющему небу взвивались столбы чёрного дыма; его едкий запах доносился и до вершины расположенной на холме колокольни, ставшей штабом Тёмного Лорда. – Мой господин, – почти задыхаясь от возбуждения обратилась к Воландеморту только что появившаяся Белла. – Прибыл ещё один отряд авроров. – Вы их поймали? – Пятеро ушли, – почти испуганно отчиталась Белла и тут же фанатично заверила: – Но мы их непременно поймаем, мой Лорд. Клянусь. – Оставь пустые клятвы, лучше делом займись, – лениво посоветовал Воландеморт, наблюдая за новым пожарищем. – Слушаюсь, мой Господин!
Северус приподнял Поттера, и, придерживая его за затылок, стал осторожно вливать настойку. Гарри приоткрыл глаза, посмотрел на зельевара отсутствующим взглядом. – Пейте, Поттер, – велел Северус, наклоняя стакан. Гарри сделал несколько глотков и закашлялся, отталкивая посудину с лекарством. Северус ждал, остро чувствуя каждое движение прижавшегося к нему юноши, каждый его судорожный вздох в попытке избавиться от забившейся в дыхательные пути влаги. – Мама… папа… – уже в третий раз за сегодня позвал Гарри, – помогите… Северуса передёрнуло. Он отставил стакан с остатками настойки, уложил Поттера и дрожащими руками перевернул песочные часы. Теперь Северус точно знал: Дамблдора он ненавидит.
Уолден уселся на диван; девочка, всхлипывая, всё ещё лежала на столе и зажимала руками промежность. Волшебник утомлённо наблюдал за текущим по её ногам струйкам крови; кровь была и на его руках. Старушка не шевелилась, свесив голову на грудь, в какой-то момент развлечения она засипела и потеряла сознание, возможно даже умерла. Красный, трясущийся, залитый слезами маггл безумным взглядом вперился в искажённое болью лицо дочери. – Ну, как, понравилось представление? – осведомился Уолден, потирая опавший член. – Ещё хочешь? Мужчина не ответил, только в ноздре, выползая пузырём наружу, заклокотала сопля. Уолден презрительно скривился от этого зрелища и решил закончить здесь. Волшебник поднялся, очистился от крови, застегнул штаны и по мановению палочки из воздуха соткался топор. Лори не шевелилась, зато маггл вновь стал дёргаться, силясь высвободиться из волшебных верёвок. Уолдену нравилось это, он нарочито неторопливо приблизился к девочке, примерил смертоносное лезвие к тонкой шее, замахнулся раз, медленно опустил, занёс ещё раз и только на третий с силой ударил. Едва уловимый треск и стук топора о полированную поверхность стола, мгновенно окрасившуюся в красный цвет. Маггл застыл с открытым ртом, по мокрым щекам скатилось ещё несколько крупных слезинок. Уолден Макнейр с удовольствием разглядывал результат своего труда. «Работу» упивающегося смертью он любил больше, чем должностные обязанности палача Министерства магии.
Около тридцати авроров прикрывали эвакуируемых магглов. Неподалёку от них Джойс вместе с другими добровольно вызвавшимися идти в город слушал торопливые инструкции Грозного Глаза. В небо взвился ещё один столб дыма, цепочкой прозвучало несколько взрывов. Кто-то в задних рядах смачно выругался; Джойс был с ним абсолютно согласен. Внезапно с той стороны вереницы людей наметилось оживление, послышались радостные крики, привлёкшие всеобщее внимание. Невысокий Кристиан приподнялся на цыпочки и даже подпрыгнул, пытаясь увидеть причину ажиотажа. В толпе промелькнула фигура седобородого старца, и Джойс невольно улыбнулся: это был Дамблдор, который тоже шёл в город.
Люциус ввалился в маленький аккуратный класс маггловской школы, опрокинул несколько детских парт, стульев и привалившись к стене, стянул маску, мгновенно выпавшую из задрожавших рук. В окна смотрело зарево разгорающегося пожара, блики плясали на стенах с детскими рисунками и разнообразными плакатами, на грифельной доске, на стекле аквариума с пёстрыми рыбками, на побледневшем от напряжении лице волшебника, на полу и на резной поверхности роскошной маски. Люциус запрокинул голову и выронил палочку, с гулким перестуком откатившуюся в сторону. – Я смогу, – просипел он и сжал виски; с улицы послышался усилившийся треск пламени, стремительно поглощающего здание напротив школы; Люциус засопел, стискивая зубы, впиваясь пальцами в волосы, и повторил уже более уверенно: – Я смогу… Занятый борьбой, он не заметил, как в класс беззвучно зашёл Джойс. Кристиан крепко держал палочку в вытянутой руке, готовый в любой момент отразить нападение; тёмные глаза, расцвеченные оранжевыми искрами огня, настороженно следили за Малфоем. Молодой аврор готов был не жалея себя сражаться с упивающимися, но он не дошёл ещё до того состояния души и совести, чтобы палить заклинаниями во всех без разбора. И, зная, кто сейчас перед ним, остановился, надеясь понять причину столь странного поведения беглого преступника, который вместо убийств и разрушений сейчас забился в класс и дрожит, бормоча что-то себе под нос. Именно гуманность и любопытство погубили Кристиана Джойса: прежде, чем он сумел разобрать невнятные слова Малфоя, в спину ему ударил зелёный луч Avada Kedavra. Чёрной изящной тенью скользнула в класс Нарцисса Малфой и откинула капюшон. Она поморщилась, переступая через бездыханное тело. – Что с тобой, Люциус? – мягко, с томной нежностью прошептала Нарцисса и шагнула к мужу, загораживая его от красноватого света пожарища. Люциус устало посмотрел в подобные грозовому небу глаза Нарциссы, чей силуэт был окутан красно-оранжевым ореолом.
Гарри брёл по нескончаемому, тёмному коридору. Света не было, и всё же юноша видел, хотя не вполне понимал как именно. С утонувшего во мраке потолка свисали длинные липкие лоскутья паутины, которые он старательно обходил или подныривал под них; что-то непонятное отбивало прерывистую дробь, от неё слабо вибрировал пол и гладкие как стекло стены. Гарри не знал, имеет ли смысл движение вперёд, но останавливаться не мог: слишком жуткое, неуютное и пугающее место. Так же Гарри по прежнему не мог понять, как оказался здесь, сон это или реальность, сколько времени прошло. Иногда он с робкой надеждой звал маму и папу, иногда надолго останавливался, прижимаясь к холодной стене, – тогда вибрация становилась сильнее, и от неё противно дрожали поджилки.
Питер забился в угол рядом с алтарём, сжимая в руках палочку. Неподалёку спеленатые различными заклинаниями лежали пойманные авроры. Нескольких из них Хвост знал лично, но судьба пленников нисколько не интересовала его, он настороженно следил за прохаживающимся между неподвижных тел Фенриром. – Ну что, волшебнички, – глумливо проскрежетал Сивый, – как вам такое положение вещей? Не нравится? Оборотень наклонился к одному из авроров: – Вам ведь всегда нравилось охотиться за нами, запирать, наказывать только за то, что мы подчиняемся природным инстинктам, – Фенрир развёл руками. – Но ведь и вы все подчиняетесь инстинктам. Вы тоже едите, пьёте, вы тоже убиваете ради своей жизни. Так чем же мы хуже вас? Аврор не мог ни ответить, ни пошевелиться, но Сивого, похоже, это ничуть не смущало. Он провёл острым ногтём по щеке пленника и, склонившись, слизал кровь. – Я тебя пугаю, да? Да-а, – с наслаждением протянул Фенрир. – Я чувствую, как тебе страшно. А сейчас станет ещё страшнее… Питер зажмурился и заткнул уши.
Гарри устал и уже задыхался, а коридор и не думал завершиться. Создавалось впечатление, что это бесконечно повторяющийся небольшой кусок пространства, нечто вроде хождения по кругу только по прямой. Внезапно ноги свело судорогой, и Гарри рухнул на колени, а болезненное ощущение покатилось по мышцам выше и сдавило грудь, горло, виски как тисками. На руки потоком хлынула кровь, глаза застила красная дымка. Сипя и хрипя, Гарри против воли растянулся на полу. Вибрация усилилась, противный гул нарастал, вытесняя все мысли и чувства. Гарри скорчился, закричал, забился, взывая о помощи, моля родителей, Дамблдора, друзей, учителей хоть что-то сделать, хоть кого-то отозваться. Горло обожгло, и боль словно смыла коридор. Теперь это была пещера и тонкий, ненадёжный изгиб моста. Гарри старался надышаться после тошнотворного удушья, и, чуть придя в себя, осторожно заглянул через край: дна пропасти было не видать. «Бам-бам-бам», – неслось отовсюду; слегка подрагивал каменистый мост под необъятным сводом пещеры. Это что-то напоминало Гарри, но он не понимал, что именно, да и не до этого сейчас было. «Бам-бам-бам… Бам-бам-бам… Бам-бам-бам…» Непонятный нарастающий звук пробирал до костей, по спине бежали струйки холодного пола. Гарри хотел попятиться, отодвинуться от надвигающейся опасности, но не знал, откуда она исходит, и глупо торчал на середине моста. Воздух вспорол пронзительный свист, рык, треск и рокот рассыпающихся камней. Гарри дёрнулся и испуганно охнул: совсем рядом спиной к нему стоял человек в серой хламиде, в руках у него сверкал посох. – Ты не пройдёшь! – громогласно возвестил незнакомец. Гарри замотал головой, ошарашено глядя на Гендальфа. В том, что это был именно Гендальф, юноша почти не сомневался. – А вы что здесь делаете? – изумлённо пробормотал он. – Мистер Поттер, возьмите себя в руки и прекратите этот идиотизм, – до боли знакомым голосом потребовал «Гендальф». В следующую секунду Гарри подхватили сильные руки Супермена, и сверхчеловек устремился ввысь, пробил купол пещеры кулаком, помчался в звёздное небо. Гарри намертво вцепился в Супермена. – Прекратите немедленно! – возмущённо потребовал супергерой. – Вы же меня задушите… Прекратите! Иначе я сниму с гриффиндора все баллы! – Не-м-м, – промычал Гарри. Лёгкий удар, и Супермен стал нервно отдирать юношу от себя. – Поттер! Поттер! Прекратите немедленно! Отстаньте от меня! – Я упаду! – воскликнул Гарри, крепче прижимаясь к такой надёжной груди. – Мы на земле, то есть на Луне. Поттер! – истерично рявкнул Супермен. Гарри опасливо приоткрыл глаза и с удивлением обнаружил Землю в полнеба. – Но на Луне нет воздуха, – потерянно пробормотал юноша. – На настоящей нет, а здесь есть, – мрачно ответил Супермен. Гарри пристально посмотрел на него и, разжав ноги и руки, поспешно отскочил в сторону: рядом стоял Снейп. – У вас совершенно ненормальные фантазии, – констатировал профессор. – И баллы я с вас сниму, когда учебный год начнётся. – Где мы? – спросил Гарри. Снейп нахмурился и ехидно ответил: – На Луне… А если серьёзно, мистер Поттер, то вам пора бы самому взять себя в руки. Успокойтесь, отдышитесь. Вы находитесь у себя в подсознании, и в принципе всё здесь зависит исключительно от вас, если вы, конечно, не вздумаете уступить кому-нибудь главенство в своей голове. Но пока, насколько я вижу, вы вполне можете справиться с происходящим, так что прекратите психовать попусту, и всё пройдёт. Снейп стал медленно растворяться в воздухе. – Не уходите, – почти жалобно попросил измотанный Гарри. – Это ваша голова, вам в ней и разбираться, – ответил Снейп и всё же, почти исчезнув, добавил: – Я… помогу, если что… Гарри смотрел на оставшиеся на лунной поверхности отпечатки профессорских ботинок. Почему-то они имели форму копыт.
Антонин задумчиво наблюдал за эвакуацией магглов. Сам он притаился на мансарде одного из домов, жители которого только что ушли вместе с аврорами. Наблюдательный пункт, избранный Антонином, имел массу достоинств, начиная с великолепного обзора, одностороннего окна, и заканчивая холодильником, наполненным разнообразной снедью и шипучими напитками в алюминиевых банках. Одну из них, приятно холодящую, с надписью «Пепси» мужчина держал в руках, другой – периодически выуживал из пакетика чипсы. «Старею, – печально подумал Антонин, – раньше я ни за что не пропустил бы развлечение, а сейчас сижу здесь как… крыса». Он тяжело вздохнул и отхлебнул бодрящего напитка. Авроры продолжали уводить магглов в безопасное место. Можно подумать, что сейчас в Англии для магглов есть безопасные места. Антонин с тоской размышлял о Северусе и о том, что теперь Тёмный Лорд всё знает, а это может привести к непредсказуемым последствиям. Хрустнули на зубах чипсы, зашипела газировка, Антонин прижался лбом к стеклу, устало всматриваясь в фигурки людей. Внезапно в одной из них он узнал Дамблдора, встрепенулся, отбросил еду и приник к стеклу: ошибки быть не могло – это директор Хогвартса. Антонин должен был немедленно аппарировать к Тёмному Лорду и доложить об этом, но медлил. Дамблдор уходил всё дальше по улице в сторону холма, на котором стояла церковь с самой высокой в городе колокольней. Вскоре директор скрылся из виду. Антонин коснулся покрывшегося испариной лба, закусил губу. Прошло около двух минут, прежде чем он достал из холодильника ещё одну банку, на этот раз с пивом, поднял початый пакетик с чипсами и уселся на спинку стоящего у окна кресла.
«Тук-тук-тук», – мерно барабанили пальцы по подлокотнику, Северус хмуро смотрел на них, пытаясь отвлечься. На самом деле он мог уйти в любой момент, но всё равно как прикованный сидел у постели Поттера. Впору было задуматься о гипнотических способностях Дамблдора. Северус фыркнул, и устало откинул голову назад; взгляд невольно скользнул по песочным часам. До приёма Поттером лекарств оставалось недолго. Северус прекратил перебирать немного онемевшими пальцами, и задумчиво уставился на них. Именно этой рукой он коснулся горячего лба мальчишки, чтобы проникнуть в его разум. Северус тихо, хрипло засмеялся, внезапно поняв, насколько комичными были его превращения в сознании Поттера.
«Никакого изящества и эстетики», – сейчас Беллатрикс просто убивала всякого попадающегося на её пути. Жизни авроров были ценнее, но охотиться за ними становилось всё опаснее, потому что с каждым разом министерские работники действовали грамотнее, собраннее, разумнее. И всё же Беллатрикс не боялась трудностей. Ещё один дом, ещё одна кучка маггловских тел, она даже на лица их не посмотрела, пошла дальше, намереваясь уничтожить как можно больше грязных, недостойных животных, лишённых магии. Снова дом, снова чья-то семья, и палочка вскинутая заученным движением, едва слышный шёпот заклинания, – Белле не надо орать, она и так прекрасно знает, чего хочет, а значит - проклятие сработает без лишнего шума. Нахмурившееся небо прорвали клинки молний, загрохотало, брызнул дождь. Беллатрикс поморщилась и наложила на себя водоотталкивающее заклинание. Она уже сделала шаг к следующему крыльцу, когда на дальнем конце улицы замаячила фигура. Белла сощурилась, вглядываясь в незнакомца и, изумлённо охнув, стремительно аппарировала к Тёмному Лорду.
По щекам Нимфадоры текли слёзы, она умирала от страха, а рычание и чавкающие, отвратительные звуки никак не прекращались. Фенрир наслаждался своей ужасающей трапезой, и запах крови витал в воздухе вперемешку с хрустом разрываемой плоти. Оборотень неумолимо приближался к девушке. Тонкс не могла пошевелиться, даже мысли текли медленно, словно их тоже кто-то связал. Она вспоминала о Ремусе, о её милом, чудесном Ремусе, который никогда не будет таким чудовищем, как этот омерзительный Фенрир! Почему-то в столь страшный момент Тонкс думала именно о любимом: замечательном, добром, заботливом. И Ремус никогда не будет с таким удовольствием убивать людей! НИКОГДА! – Люблю волшебников, – просипел Фенрир. – Просто обожаю, вы даже не представляете, как сильно я люблю вас… есть. Р-р-р. Нимфадора задрожала. – Вкусные, вкусные волшебники, – исступлённо бормотал Фенрир, вгрызаясь в горло лежащего рядом с Тонкс аврора. Она чувствовала падающие на лицо брызги крови и прикосновение колена оборотня, и конвульсивные подёргивания умирающего соратника, судорожно вцепившегося мертвеющими пальцами в рукав её мантии. Фенрир оседлал аврора, и с довольной улыбкой наблюдал за тем, как он, хрипя, медленно умирает от потери крови. Тонкс, не сводящую с чудовища затравленного взгляда, мутило. – Ну что, милочка, вот и твоя очередь настала, – радостно объявил Фенрир и ловко пересел на бёдра Нимфадоры. Девушка почувствовала, как горячей струёй потекла её моча. – У-у-у, – оборотень повёл носом. – Какая пугливая девочка. Нимфадора зажмурилась. – А какой у тебя очаровательный ротик, – просипел Фенрир. – Жаль, ты непременно укусишь, если я кое-что тебе туда засуну. Оборотень хрипло засмеялся и посмотрел в сторону: – Как думаешь, Хвост, она меня укусит? Эй, Хвост, ты меня слышишь?! – Укусит, – пискнул в ответ Питер. Фенрир хмыкнул, ухватил Нимфадору за подбородок и провёл окровавленным пальцем по губам. – Красавица, а согласилась бы ты отсосать мне в обмен на свободу? – осведомился Фенрир. – Ответь. Если «да», моргни два раза, если «нет» – один. Только подумай хорошенько, я дважды предлагать не буду, да и обмануть меня не рассчитывай. Нимфадора не открывала глаз, а мысли неслись галопом: предложенное было омерзительно, невыносимо, немыслимо, но… жить так хочется. Надежда вернуться домой, к маме, папе, Ремусу, выйти за него замуж, нарожать детей… Ей безумно хотелось жить, любить и быть любимой, хотя, попав в плен, она решила для себя, что всё кончено, и ничего уже не будет: не будет маминых печений по воскресеньям, не будет солнечного луча, пробивающегося сквозь щель в занавесках, чтобы разбудить её, не будет свиданий, тихих вечеров на скамейке под акацией, детей, о которых она мечтала, и её самой тоже не будет. Но слова Фенрира при всей их заведомой лживости и гадости слишком задевали, тревожили. Слишком сильно было желание выжить. Холодея от ужаса, проклиная себя и держась за мысли о счастливой жизни с Ремусом как утопающих за спасательный круг, Нимфадора дважды моргнула. Фенрир расхохотался.
Воландеморт скучающе смотрел на приевшийся ему городишко в пятнах пожарищ, обязанных неподвластностью ливню своим магическим происхождением. Тёмному Лорду наскучило сегодняшнее развлечение, ветер похолодел, под крышу забивались капельки дождя, и к тому же хотелось спать. – Мой Господин, Дамблдор здесь, – доложила Беллатрикс. – Прекрасно, – лениво ответил Воландеморт и вскинул палочку. Над городом, почти во всю его площадь, на миг вспыхнул магический знак. – Уходим, – приказал Воландеморт и аппарировал к воротам своего особняка, где тут же вызвал всех задействованных в операции упивающихся. Мгновенно рядом стали возникать люди в чёрных плащах. – Мы неплохо развлеклись, но пока этого достаточно, – сказал Тёмный Лорд и аппарировал, неожиданно для себя – в холод и влажную сырость острова Фэр-Айл.
Грохотнуло сильнее грома и растеклось по небу бирюзовыми разводами снятое проклятие; Дамблдор устало опустил палочку и прислонился к стене ближайшего дома. Усилившийся дождь заливал лицо, пробирался за воротник, холодя тело противной сыростью. Очень медленно Дамблдор сполз вниз, прямо на землю. – Как же много ты успел узнать, Том, – прошептал директор и прижал дрожащую ладонь ко лбу. – Цель не всегда оправдывает средства, не всегда…
Фенрир сидел на Нимфадоре, разукрашивая её лицо кровью убитых авроров и хищно рыча: – А ты так ещё красивее. Тебе идёт, честное слово. Тонкс трясло, она не желала больше открывать глаз. – Ну вот теперь, – сказал Фенрир, измазав ей и волосы, – можно приступить к развлечению. Жаль, что тебя нельзя развязать, ты выглядишь аппетитненько. Сивый пощупал её бёдра. – Просто завидую этому недоноску Люпину… – Лорд приказал всем уходить, – воскликнул Питер и поспешно аппарировал. Фенрир прикидывал, как лучше поступить, скользнул похотливым взглядом по груди Тонкс и разочарованно завыл, не в силах снять сложное антиаппарационное заклятие с пленницы. – Красавица, я к тебе ещё приду, – пообещал Фенрир и грубо поцеловал её, после чего исчез. Нимфадора зарыдала в голос.
Аластор Муди, хрипло дыша и обливаясь потом, ковылял мимо пылающего здания; волшебный глаз, описывая круги, постоянно возвращался в одну и ту же точку. У старого аврора замирало сердце, и не от усталости, не от слишком быстрого шага: Муди уже давно отвык надеяться на лучшее, и всё же он спешил, мечтая о том, чтобы предположение не оказалось правдой. Школа встретила гнетущей тишиной, в которой гулким эхом отдавались шаги. «Тук-шарк-тук-шарк…» – неслось по полутёмным коридорам, а впереди светом пожарища горел дверной проём. Муди пошёл быстрее. «Тук-шарк-тук-шарк…» – давило на нервы противной неизбежной размеренностью, а класс всё ближе, ближе. Аластор остановился на пороге: Джойс лежал на полу, всё ещё стискивая волшебную палочку и устремив пустой взгляд на опрокинутую парту. Муди сипло прошептал заклинание, но Кристиан остался недвижим. – Ну что же ты, мальчик, – впиваясь пальцами в косяк, жалобно простонал аврор. Он так и не научился спокойно относиться к смертям.
Антонин присел перед трюмо, устало посмотрел на своё отражение. Раньше он никогда не предавал Тёмного Лорда, а сегодня… На самом деле это началось давно: неотвратимо менялась жизнь и убеждения под влиянием Северуса, всё стало восприниматься иначе, только раньше это происходило незаметно – тихо прокрадывались в душу новые чувства, отравляли привычный уклад – а сегодня всего лишь стал виден результат. Антонин склонил голову на скрещенные руки. Он не знал, что делать с собой таким – слабым, уязвимым, разбитым – не знал, как поступать дальше. Спасительным показалось ему решение забыть о том, что он предал Тома.
ЗЫ: у аффтара всего этого безобразия возникла проблема, и поэтому работа временно приостанавливается, но как только проблему я решу, так сразу вплотную займусь этим фиком, не отвлекаясь на другие тексты ;)
Боже, как все мрачно. Единственным белым (серым) пятном оказался Снейп в роли Гендальфа. Lixsurr, удачи вам в борьбе с реалом, мы будем ждать вас здесь
Отправлено: 01.03.08 11:44. Заголовок: В общем, так: постол..
В общем, так: постольку поскольку писать я не умею, в особенности фанфики, и в особенности по ГП, то не вижу смысла продолжать. Приношу свои извинения за незаконченный текст.
Отправлено: 04.03.08 01:32. Заголовок: люди... ну бывает та..
люди... ну бывает так, что аффтар прислушивается к мнению критиков. Ну бывает, бывает такое. Я полгода (даже больше) думала, перечитывала то, что мне сказали и поняла - правда. Ну не умею я: ни грамотности, ни таланта, а фантазия... глупость это, сколько бы фантазии ни было, всё равно умения нет, так значит не стоит позорить своим аффтарством форум и фандом. Я честно пыталась уровень свой повысить, но если уж через год творчества меня принимают за начинающего - значит не дано. Есть множество талантливых людей, которые напишут действительно хорошие фанфики, они для вас создадут замечательные, талантливые вещи, так что не надо травить мне душу и напоминать о моём аффтарском убожестве.
Отправлено: 04.03.08 09:54. Заголовок: Lixsurr Вы меня про..
Lixsurr Вы меня просто убили!!!!!!!!!! Я с ОГРОМНЫМ удовольствием читала Ваш фик, и мне очень, очень, очень жаль, что Вы его забросили (и если я правильно поняла, Вы вообще бросили писать).
цитата:
постольку поскольку писать я не умею, в особенности фанфики, и в особенности по ГП, то не вижу смысла продолжать.
Не знаю, кто сказал Вам эту ерунду, лично я (и думаю, не только я) с этим категорически не согласна. Напротив, Вам удалось поддерживать неослабевающий интерес читателей к своей истории, продолжение которой действительно ждали с нетерпением. Надеюсь, когда-нибудь, Вы все-таки передумаете. Очень надеюсь. А за уже написанное спасибо.
Отправлено: 09.03.08 22:18. Заголовок: Ликс, не расстраивай..
Ликс, не расстраивайся! Тут пишут исключительно лауреаты Гонкуровской и Букеровкой премий, литературоведы и кандидаты филологических наук. К такому выводу я пришла, читая комментарии к твоим работам и их собственные шедевры. Здесь выкладываются оригинальные бестселлеры, которые выходят огромными тиражами, их читает многомилионная серьезная аудитория! *улыбается* Выше нос! Я люблю твое творчество и тебя саму за позитивное видение мира. И мне кажется, я не одинока в своих чувствах. В твоем творчестве начался новый этап. Искренне твоя, Мишель)
Все даты в формате GMT
3 час. Хитов сегодня: 87
Права: смайлы да, картинки да, шрифты да, голосования нет
аватары да, автозамена ссылок вкл, премодерация откл, правка нет
Мне в вашем фике особено нравится Воландеморт, дело в том, что тут у него такая интересная завязка, такие чувства, здесь мне он видится, более реальным нежели у тети РО. Так боюсь за Севушку не дай бог эта тварюжка в приступе шизофрении убьет его, я же не переживу 
- участник сейчас на форуме
