Астрономическая башня

 Отправлено: 06.02.08 20:36. Заголовок: "Игрок", Том Риддл и УпСы "первого призыва", PG-13, главы 38-44

Название: "Игрок".
Автор: rakugan.
Бета: ddodo.
Рейтинг: PG-13.
Герои: Том Риддл и УпСы "первого призыва".
Дисклеймер: все права принадлежат Дж. К. Роулинг.
Аннотация: формирование "первого призыва" УпСов - кто они и почему пришли к Тому Риддлу. Действие происходит в 1938-1946 годах. POV Рэйналф Лестрейндж.
Предупреждения: фик содержит описание азартных игр, возможна сильная лексика.
Комментарии: огромная благодарность автора принадлежит Ассиди - за идею, ddodo - за то, что превратила сырой текст в литературное произведение, а также chergarka, d_tonks, menthol_blond, miss_dippet, polina_dear и risteyana — за вдохновение и поддержку при написании фика.
Отношение к критике: приветствуется.

Главы 1-13 - http://hp-fiction.fastbb.ru/?1-20-540-00000742-000-10001-0-1171205426
Главы 14-28 - http://hp-fiction.fastbb.ru/?1-10-0-00000226-000-0-0-1190839431
Главы 29-37 - http://hp-fiction.borda.ru/?1-20-1410-00001662-000-10001-0-1202314361

Продолжение (с главы 45) - http://hp-fiction.fastbb.ru/?1-3-0-00000849-000-0-0-1214762166

 Отправлено: 11.03.08 03:33. Заголовок: *** Примерно через н..

***
Примерно через неделю после этого разговора мне пришло письмо от Тома. Тем летом он писал редкие и короткие письма — не хотел слишком распространяться о своих делах. В Хогвартсе ему было скучно. Чтобы он не терял даром времени, директор приставил его помощником к Принглу, и Том теперь целыми днями подсчитывал, сколько банок краски требуется для ремонта школы и сколько парт, поломанных так, что не помогало никакое Reparo, нуждаются в замене. В конце июля он куда-то уезжал на неделю, не сказав, зачем, — должно быть, выполнял задание от Пикеринга. Я не стал спрашивать, в чем оно состояло.
Однако нынешнее письмо было оптимистичное и даже возбужденное.

...Из родственников Минни пока никто не появлялся — наверное, она запретила им лезть в наши дела. Ну, это только к лучшему. Дамблдор, к счастью, тоже давно убрался из школы и перестал мозолить глаза.
А у меня к тебе просьба. Ты же знаешь много народу в Лондоне — можешь найти кого-нибудь, кому можно продать старинные редкие вещи? У меня есть несколько. Двадцать процентов от суммы — твои...

Я, естественно, сразу вспомнил о Борджине и на следующую ночь в клубе осторожно завел с ним разговор. Борджин не проявил особого желания принимать на комиссию вещи неизвестно от кого, но все же согласился и назначил встречу — через три дня, в обеденный перерыв, в одной из забегаловок в Ночном переулке.
Я отправил Тому сову, и он явился в назначенное время. За лето он похудел, зато отоспался — тени под глазами пропали, и вообще он выглядел куда веселее, чем недавно. Я познакомил его с Борджином, и мы ушли в отдельный кабинет при ресторанчике. Обстановка здесь была такая же убогая, как в общем зале, зато нас не тревожили посторонние.
Заказав пиво и еду на троих, Борджин установил заглушку и сразу перешел к делу:
— Показывай, что там у тебя.
Том вынул из кармана что-то похожее на блокнот и увеличил его. Это оказалась тетрадка — такая старая, что чуть ли не рассыпалась на отдельные листочки. Страницы пестрели нотными знаками. Борджин бережно полистал их, присмотрелся к почерку, потер бумагу.
— Записям лет триста, как я посмотрю…
— Судя по тому, с какими книгами они лежали вместе, — триста пятьдесят, — уточнил Том. — Это магические музыкальные партитуры, которые исполняют во время Великого делания, чтобы ускорить получение философского камня.
— Хм-м, — Борджин посмотрел на него с сомнением. — Не думаю, что это реально работает... Я, конечно, могу взять тетрадь для изучения и найти эксперта, который подтвердит ее подлинность. Но боюсь, что покупателей отыскать не получится. В наши дни никто не увлекается алхимией — слишком неблагодарное занятие. Разве что какой-нибудь чокнутый коллекционер старинных рукописей... А еще что-нибудь есть?
Том, казалось, был слегка разочарован, но все же принялся рыться по карманам. Выложил на стол перо, гребенку и еще что-то круглое, завернутое в носовой платок... Потом, наконец, достал полотняный мешочек. Внутри оказались тяжелые золотые серьги в виде переплетенных змей.
— Ого, — сказал Борджин. Достал лупу и стал внимательно их рассматривать. — Это уже интересно... Гоблинская работа, примерно вторая половина одиннадцатого века.
Том подвинул к нему кольцо. Рукавом он задел свой сверток, платок соскользнул - внутри оказалось большое красное яблоко. Оно покатилось по столу и остановилось рядом с Борджином.
— Откуда они у тебя? — спросил Борджин, внимательно глядя на Тома.
— От родственников. По материнской линии я происхожу от Гонтов.
— Понятно... Распродаешь, значит, фамильное наследство. Что ж, это я тоже могу взять на комиссию, но должен тебя разочаровать — на антикварную ювелирку сейчас спроса нет. Разве что на вес продавать, как лом.
— Да ну? — спокойно спросил Том. — Нет спроса на украшения норманнской эпохи? Вдобавок на них обережные заклятия. До сих пор действуют, кстати.
— Не нравятся условия — проваливай, — усмехнулся Борджин. — Ищи другой магазин, где их примут. Только будь готов, что тебя тут же загребут в аврорат. Документов-то на золото нет... Дуракам будешь рассказывать сказки о семейном имуществе. Я-то вижу, что ты их просто стащил.
Я сидел, как на иголках и не мог понять, почему Борджин так себя ведет, — обычно он был вежлив и спокоен. А Эндрю тем временем заводился все сильнее, впрямую обвиняя Тома в воровстве и угрожая прямо сейчас вызвать министерских.
— Ты мне подсовываешь краденое?! Да за кого ты меня принимаешь, щенок? У нас приличная фирма!
— Мы, пожалуй, пойдем, — вмешался я. Мне было стыдно перед Томом, и я страшно жалел, что привел его к Борджину.
— Сидеть! — рявкнул Эндрю. — Ты тоже та еще дрянь! С кем ты меня свел? С ворюгой?
— Довольно! — я вскочил. Нужно было срочно уходить, пока никто не схватился за палочку.
— Стоп, — вдруг очень спокойно сказал Том. Он протянул руку, взял свое яблоко, все еще валявшееся на столе, и аккуратно завернул его в платок. — Давайте-ка пять минут посидим молча.
Он поднял голову и посмотрел Борджину в глаза. Тот растерянно заморгал, сделал глубокий вдох и откинулся на спинку стула. Я медленно подтащил к себе стул и тоже сел, не сводя глаз с них обоих. Том, как ни в чем не бывало, пододвинул к себе тарелку и принялся за еду.
Ровно через пять минут Борджин встряхнулся, будто просыпаясь, и провел рукой по лбу, стирая пот.
— Что это было? Что за чертовщина?!
— Именно, — ответил Том, улыбаясь и откладывая вилку с ножом. — Именно что чертовщина, в смысле, артефакт. Так называемое "яблоко раздора".
— Интересно, — протянул Борджин. Он залпом выпил полстакана пива, потом взял у Тома яблоко, завернутое в платок, и коснулся его палочкой. Но ничего не произошло.
— На нем нет никаких заклятий, — пояснил Том. — В этом и прелесть — магическая проверка ничего не обнаружит. Все дело в каких-то веществах, выделяемых самим яблоком. Если вам надо поссорить кого-нибудь, просто принесите яблоко к ним в дом и подложите в вазу с фруктами. Или можете бросить на пол, сунуть куда-нибудь в шкаф — неважно, лишь бы был доступ воздуха. И готово — через полчаса в этой комнате будет скандал, а еще часа за три все, кто живет в доме, возненавидят друг друга. Если принести много яблок, то дело может дойти и до смертоубийства. Одна проблема — на воздухе аромат быстро выдыхается и действует всего пару суток. Но и этого бывает достаточно.
— А если его съесть, например? — Борджин рассматривал яблоко, держа его через платок.
— Ничего не случится, — ответил Том, пожав плечами. — Самое большее — пронесет. Оно же не отравленное, просто сорт такой. Но вы при всем желании не сможете его съесть, потому что эти яблоки страшно кислые. Попробуйте, если хотите убедиться.
— Да нет, спасибо, — Борджин аккуратно завернул яблоко в платок и завязал узлом. — И где же ты такое взял?
— Вот этого я вам не скажу, извините, — ответил Том с улыбкой.
— А там еще есть?
— Есть.
— И сколько ты хочешь за эти яблочки?
— Пятьдесят галлеонов.
— За фунт? — уточнил Борджин.
— За штуку.
Эндрю откинулся на спинку стула и фыркнул.
— Нет, послушай, так дело не пойдет. Это же просто смешно! Да любой встречный может пойти в лавку зеленщика, купить два фунта яблок на галлеон, накачать их ядом и...
— И если он попытается использовать их, а потом начнется расследование, то аврорат быстренько его сцапает. Я же вам объясняю — главное достоинство этих яблок в том, что их действие нельзя обнаружить магическими методами. Тот, кто подбросит их своему врагу, останется чистеньким. Противники сами успешно прикончат друг друга. Кто же заподозрит, что в этом замешан невинный фрукт?
— Хорошо, — задумчиво ответил Борджин. — Ладно, так и быть. Даю за этот экземпляр двадцать галлеонов.
— Ф-ф, — сказал Том. — За такие деньги я лучше из него варенье сварю.
Он протянул руку и забрал яблоко.
— Как хочешь, — сказал Борджин. — Была бы честь предложена. Попробуй найди на него покупателя сам, раз такой умный.
Том пожал плечами и поднялся. Сгреб со стола тетрадь с нотами и золотые серьги.
— Спасибо за беседу. Рад был познакомиться.
— Ладно, — сказал Борджин и усмехнулся. — Тридцать.
— Сорок, и ни кнатом меньше.
— Тридцать пять, и это последняя цена.
— Идет, — Том вернул ему яблоко и получил в обмен пригоршню галлеонов.
— Еще что-нибудь в таком духе есть?
— Есть, — Том порылся в карманах и вынул громоздкую окаменевшую раковину. — Это "труба Эола". Но с ней посложнее, потому что нужно суметь пробраться в чужой дом и установить ее на крыше с наветренной стороны. Когда дует ветер, «труба Эола» порождает особый звук, недоступный человеческому уху, который вызывает тоску и беспричинные приступы паники. За месяц можно довести жителей дома до сумасшествия или самоубийства. Тоже никаких заклятий, все дело во внутреннем устройстве самой раковины.
— Действие проверено?
— Нет. На себе я его, естественно, не проверял, — Том слегка усмехнулся. — Но у меня есть основания полагать, что это чистая правда.
— Много я за нее не дам, — Борджин рассмотрел раковину, потом приложил ее к уху. — Сам понимаешь, покупать кота в мешке... Двадцать.
— Полторы сотни.
— За непроверенный артефакт?
— Кто вас заставляет говорить покупателям, что он непроверенный?
— А если покупатель потом придет с рекламациями?
— Да ну! — Том расхохотался. — Может, он еще в "Ежедневный пророк" напишет? "Я хотел свести с ума своего соседа и с этой целью приобрел темномагическое устройство в "Борджин и Беркс". Однако мне продали некачественное изделие, и сосед до сих пор жив-здоров, так что я требую возврата денег"...
Борджин тоже улыбнулся.
— Ты же понимаешь. У серьезных людей свои методы выбивания средств... Ладно, тридцать галлеонов.
— Сто тридцать, и то только потому, что я не могу дать гарантий.
В итоге они сошлись на восьмидесяти. Отсчитав деньги, Борджин с интересом посмотрел на Тома:
— А ты, я смотрю, та еще птица... Ладно, посмотрим, как пойдет твой товар. И украшения давай на комиссию. Будем сотрудничать.
— Договорились, — ответил Том. Потом они с Эндрю подписали договор комиссии и обменялись рукопожатиями. Борджин подозвал официанта-эльфа, мы расплатились, разделив счет на троих, и покинули забегаловку.

***
Когда мы вышли на улицу, Эндрю, извинившись, сразу ушел, потому что опасался насторожить отца долгим отсутствием. Мы остались — Том хотел посмотреть на Ночной переулок, где до того ни разу не был. Я показал ему лавки, где продавались яды, паб со входом в игорный клуб и прочие местные достопримечательности. Потом мы поднялись вверх по улице, почти до пересечения с Косым переулком, и там сели передохнуть на тротуаре. Я курил, а Том ел купленное с тележки мороженое.
— Откуда ты взял все это добро? — спросил я. — Серьги, яблоко, раковину...
— О-о, — протянул Том, смеясь, — я нашел у нас в Хогвартсе пещеру Аладдина. Она прячется за неприметной дверью на восьмом этаже — не найдешь, если не знаешь, как. Я наткнулся на нее случайно. Внутри — огромный зал, и все от пола до потолка забито разным барахлом. Думаю, это место, где столетиями собиралось все забытое, ненужное и потерянное в Хогвартсе. Я там успел осмотреться совсем чуть-чуть, но, как видишь, уже кое-что полезное откопал.
— Но ведь все эти вещи — чьи-то...
— Брось. Их хозяева давно умерли, так что вещи принадлежат нашедшему.
— И яблоко тоже оттуда?
— Почти. Я нашел похожее в одном из шкафов. Оно было старое и сморщенное, но при этом так старательно завернуто и упаковано, что я решил — здесь дело нечисто. Взял его с собой, чтобы разобраться, и в тот же вечер насмерть рассорился с Принглом. Он чуть ли не с кулаками на меня бросился. Потом я брал яблоко в "Три метлы", положил незаметно рядом с одним из столов — там вспыхнула драка. Тогда я выковырял семечки, отнес их в Запретный лес и посадил в укромном месте. Одно проросло. Пришлось немало поколдовать, чтобы яблоня быстро вытянулась, зацвела и принесла плоды. Вот уж никогда бы не подумал, что стану заниматься садоводством... Зато теперь у меня целый ящик таких яблок. Я пока держу их в спальне под кроватью. Ящик, естественно, накрыт крышкой, а каждое яблоко завернуто в пергамент, иначе я бы с ума сошел.
Он выбросил обертку от мороженого и довольно потянулся. Потом осмотрелся:
— А интересно здесь... Оказывается, и в Ночном люди живут.
— Еще как живут, — ответил я.
Жизнь вокруг и вправду била ключом. Над головами у нас женщина, стоя на балконе, вытряхивала половики. Во дворе соседнего дома маленькая девочка пыталась надеть кукольное платье и чепчик на толстого черного кота. Кот вырывался и орал. На противоположной стороне улицы играл маленький бродячий оркестр, а рядом какой-то оборванец предлагал всем желающим купить у него обезьянку. Мартышка сидела у него на плече, стреляя во все стороны блестящими черными глазками. Улучив момент, она стащила у хозяина из кармана папиросу и жадно принялась ее жевать. Перед лавкой мясника кто-то разбил бутылку, и большая флегматичная свинья, которая, видимо, пока не успела разделить судьбу своих товарок, пила вино из лужи, довольно похрюкивая.
На стене дома рядом с нами трепетали на ветру пожелтевшие объявления. Угрожающего вида бланк с шапкой Министерства магии требовал от всех незарегистрированных привидений в трехночный срок явиться для регистрации в Управление по контролю за магическими существами. Рядом болталась написанная от руки просьба: "Утеряна мужская тень, рост примерно 5 футов 6 дюймов, в пальто и цилиндре. Нашедшего просят вернуть за вознаграждение". Маленький белый листок сообщал о том, что сдается в аренду хорошо выдрессированный великан для строительных работ — обращаться по такому-то адресу, спросить Джека. Чуть ниже большая яркая афиша извещала о дате и времени начала соревнований по плаванию в супе.
— Что за плавание в супе? — спросил Том, не глядя туда — видимо, услышал мои мысли.
— Народная забава. Участники уменьшают себя до высоты в два дюйма, после чего должны переплыть большой котел с овощным супом. Я никогда не пробовал, но, говорят, это нелегко — мешают капуста и морковка. Хотя настоящие мастера, конечно, соревнуются в лапше. Это самый сложный этап.
— Забавно...
Стоявшая возле нас бочка шевельнулась, и из нее вылез заспанный бородатый тип в мантии лохмотьями. Потянувшись и сладко зевнув, он пнул бочку, и та с грохотом покатилась вниз по переулку. Музыканты на другой стороне заиграли громче, чтобы перекрыть шум. Какая-то красивая девушка с длинными черными волосами, проходя мимо, остановилась послушать их, а потом стала пританцовывать под музыку. Постепенно она разошлась — каблуки отбивали быстрый ритм по брусчатке, пышная юбка вздувалась колоколом. Потом из соседнего дома вышла растрепанная тетка и принялась кричать на танцорку:
— Я тебя за чем послала? Бездельница!..
Девушка остановилась, как вкопанная, — а жаль, мне нравилось на нее смотреть, — потом вздохнула и, кивнув музыкантам на прощанье, отправилась к мяснику. Через пару минут она вышла из его лавки, неся на подносе голову ягненка.
Мимо нас прошаркали две старые ведьмы. Одна, склонив голову к другой, говорила ей громким шепотом:
— И главное, проследи, чтобы она с утра не съела ни кусочка и не выпила ни глоточка...
— Вот с этим у меня вечно загвоздка, — отвечала вторая басом.
Вслед за ведьмами вдоль тротуара катилась большая деревянная шарманка, покрытая облупившейся позолотой. Хозяина нигде не было видно. Остановившись перед нами, шарманка спросила скрипучим голосом:
— Молодые люди, не хотите ответить на три вопроса? Всего за десять сиклей!
— Нет, спасибо, — отозвался я.
Но Том сказал, что хочет, встал и бросил в прорезь шарманки две монетки по пять сиклей. Шарманка хрипло сказала:
— Покрути ручку. Вот так, молодец. Хм-м... ага... Ну, давай для затравки такой вопросик: два человека пришли к развилке дорог. Одна дорога была узкая и каменистая, вторая — широкая и гладкая. Один выбрал одну, другой — другую. Кто из них более прав?
— Тот, кто пошел через поле напрямик, — мгновенно ответил Том.
— Этого не было в вопросе! — возмущенно сказала шарманка.
— Зато есть в ответе.
— Тоже мне, умник нашелся... Ладно, пойдем дальше. Кто из людей наиболее свободен?
Том немного подумал.
— Ребенок, который еще не зачат.
— Почему? — подозрительно спросила шарманка.
— Потому что его судьба не определена никакой случайностью.
— Ладно, пусть будет... Третий вопрос — кто всегда видит вещи такими, какими они есть?
— Ну, это же совсем просто, — ответил Том, пожав плечами. — Свет.
Шарманка закряхтела и затрещала, потом спросила обиженно:
— Слушай, а хочешь сыграть на приз? Брось еще десять сиклей, и если ответишь правильно, получишь пакетик орешков.
— Давай.
Зазвенели монеты, проваливаясь в щель. Шарманка откашлялась.
— Как ты думаешь, почему люди готовы платить деньги за три дурацких вопроса?
— Потому что одновременно боятся и надеются услышать тот вопрос, который задают сами себе. Верно?
Шарманка не ответила. Вместо этого откуда-то из ее чрева вылетел маленький бумажный пакетик и шлепнулся в подставленные ладони Тома.
Вернувшись, он сел рядом со мной на тротуар и отсыпал мне половину орехов — их было ровно шесть штук.
— Как-то нелогично, — сказал он, разгрызая орех. — Ни на один из этих вопросов нет однозначного ответа. Получается, можно говорить, что угодно, и все равно получишь приз?
Я от смеха чуть не подавился:
— Том, дело же не в этом! А в том, что ты сейчас купил за двадцать сиклей пакетик орехов, который в любой лавке стоит пять.
— Мудрость бесценна, — возмущенно квакнула шарманка.
— Тогда бы орехи всем раздавали бесплатно, — ответил я. — Пошли перейдем на ту сторону, здесь солнце припекает.
Мы перешли на другую сторону и сели в тени, оставив шарманку жариться на солнце и ждать новых простаков. Мимо сновали люди, музыканты продолжали играть, а девушка, которая недавно несла на подносе голову ягненка, теперь кормила требухой кота, избавившегося от платья и чепчика. Что до нас, то мы сидели на тротуаре и глазели по сторонам, а мостовая Ночного переулка лежала перед нами, как сверкающая под солнцем река.


_________________________________

* ""And now that's done," said the blind man", — цитата из романа Р.Л. Стивенсона "Остров сокровищ". Эту фразу произносит слепой Пью после того, как вручил Билли Бонсу черную метку.

 Отправлено: 11.03.08 17:40. Заголовок: Нет слов... Огромно..

Нет слов... Огромное спасибо вам, Автор

 Отправлено: 12.03.08 01:10. Заголовок: rakugan Зачиталась, ..

rakugan Зачиталась, спасибо.

 Отправлено: 12.03.08 19:06. Заголовок: Фаина Black Adder ..

Фаина
Black Adder
Вам спасибо :)
Я очень рада, что понравилось.

 Отправлено: 19.03.08 15:23. Заголовок: rakugan браво! опис..

rakugan
браво! описание жизни Ночного переулка в конце просто изумительное - полнейшее впечатление, что падала в волшебную сказку)) Все эти чудесные маленькие детали) Мне кажется, Том был так же очарован.

 Отправлено: 24.03.08 04:00. Заголовок: Galadriel Спасибо! ..

Galadriel
Спасибо!
Да, мне как раз хотелось сделать это сказочным.

 Отправлено: 24.03.08 04:00. Заголовок: Глава 42. Лето оказ..

Глава 42.

Лето оказалось полно событиями. В конце июля пришли результаты СОВ, которые оказались вовсе не так плохи, как я ожидал. За трансфигурацию мне поставили "удовлетворительно" — наверное, из жалости, — астрономию я провалил, а по гербологии и вовсе схватил жирного "тролля". Зато в графе "История магии" красовалось "отлично", а по чарам, арифмантике и ЗОТИ — "выше ожидаемого". Самое поразительное, что "выше ожидаемого" я получил и по зельеварению — стало быть, от уроков Слагхорна что-то в голове да осталось...
К началу августа в войне наступил перелом, и новости, публикуемые "Пророком", день ото дня становились все оптимистичнее. Союзнические войска заняли Сицилию. На востоке русские с боями вернули себе несколько крупных городов и теперь медленно, но верно теснили немцев на запад. А через пару дней мне пришло письмо от Розье, начинавшееся со слов: "Ты ЭТО видел?!". В письме была вырезка из "Пророка", где сообщалось, что Министерство магии ограничивает призыв в Силы самообороны — отныне ему подлежат только выпускники Хогвартса, прошедшие полный курс обучения. "Это нечестно! — писал Колин. — Это попросту несправедливо! А если война уже закончится к тому времени, как мы сдадим ТРИТОНы?". Я написал в ответ, что он круглый дурак — радоваться надо, если война закончится. Колин неохотно признал, что я прав, но, кажется, в глубине души все равно не смирился
Помимо Розье, я каждую неделю отправлял сову Джейн. В ответ приходили короткие письма без особых подробностей — была с родителями в Торки, ездила к подруге в Солсбери... Мне казалось, что она что-то недоговаривает, но я старался об этом не думать и убеждал себя, что все в порядке.
Однако первого сентября оказалось, что интуиция меня не подвела. Когда я увидел Джейн на платформе 9 и 3/4 перед отправлением Хогвартс-экспресса, она стояла со своими родителями и каким-то неизвестным мне молодым человеком. Не знаю, почему, но с первого взгляда он показался мне отвратительным. Напыщенный, самоуверенный, улыбается, как идиот... А вот Джейн была потрясающе красива в светлом летнем пальто и берете. И вообще какая-то другая, непривычная. Взрослая...
Я вернулся в свой вагон и мрачно уставился в окно, убеждая себе, что это какой-нибудь ее кузен. В конце концов, могут ведь у Джейн быть двоюродные братья? Да запросто! Промучившись так часа полтора, я отправился поговорить с ней. Выяснилось, что она видела меня на платформе.
— Почему ты к нам не подошел? Я же знаю, что ты меня заметил.
— Да как-то неудобно было. Там твои родители...
— Ну и что? — она засмеялась. — Думаешь, мои папа и мама кусаются?
— А что за молодой человек с вами был?
— Просто знакомый. Его зовут Адальберт Боббин.
Мне показалось, что я где-то слышал эту фамилию.
— Хороший знакомый?
— И да, и нет... Мои родители дружат с его семьей, и Берти я знаю с детства — но при этом мы почти не общались. Он на девять лет старше, так что всегда считал меня несмышленой малявкой. Сегодня мы разговаривали, можно сказать, второй раз в жизни.
— Чем он занимается?
— Работает в фирме своего отца. У них большая зельеварная лаборатория, а еще собственная сеть аптек — ну, ты наверняка слышал.
Теперь, когда она сказала, я понял, почему фамилия показалась такой знакомой. Конечно же — "Бальзамы Боббина"! Аптеки под такой вывеской встречались в Лондоне, Манчестере, Шеффилде, Хогсмиде и вообще, кажется, в любом населенном пункте, где жили волшебники.
— Берти говорит, они сейчас выполняют большой заказ для Сил самообороны, так что он почти не выходит из лаборатории. Только сегодня урвал часок, чтобы прогуляться.
Понятно… Платформа 9 и 3/4 — конечно, идеальное место, чтобы подышать свежим воздухом.
Джейн уже заговорила о чем-то другом, я машинально отвечал, но, как ни старался, не мог выкинуть Боббина из головы.

***
В Хогвартс-экспрессе на этот раз было больше народу, чем обычно. В предыдущие годы по меньшей мере половина семикурсников уходила на фронт сразу после совершеннолетия. На этот раз министерское распоряжение застало всех врасплох — немногие успели записаться добровольцами до того, как оно вышло. С нашего факультета в армию ушел Тео Нотт, с Гриффиндора — Аластор Моуди и Джордж МакГонагалл.
Минерву Робертсон я в поезде тоже не увидел. Расспросил ее однокурсниц и узнал, что Минни еще в июле завербовалась в женские вспомогательные части Сил самообороны, а теперь служит где-то в Лондоне. Не знаю, почему она это сделала, — вроде бы раньше не собиралась. Может быть, не хотела возвращаться в Хогвартс и видеть Тома, а может, просто решила, что будет неправильно продолжать учебу, когда ее друзья на войне…
На следующий день после приезда Слагхорн подошел к нам в Большом зале, чтобы раздать расписание. Выяснилось, что среда — свободный день, зато понедельник и четверг полностью посвящались ЗОТИ. Слагхорн спросил меня, буду ли я по-прежнему изучать зельеварение. Я ответил, что да, но на лице декана никакого энтузиазма не заметил. Наоборот, Слагхорн скривился так, словно съел неспелый крыжовник, — однако отговаривать меня не стал.
Почему на ЗОТИ теперь отводится целый день, мы узнали в ближайший понедельник. Собрав мальчиков с шестого курса, Меррифот вручила нам самую обычную деревянную швабру — как выяснилось, это был портключ. Ровно в девять утра швабра доставила нас на лужайку, поросшую жухлой травой, у приземистого кирпичного барака с маленькими окнами. За бараком расстилалось поле, изрытое какими-то канавами, и лесок. Как выяснилось, это была одна из учебных баз Сил самообороны.
Наш новый преподаватель по имени Кокрэйн — волшебник средних лет, костлявый и хмурый — носил военную мантию и, как сам сообщил, был недавно комиссован по ранению. Построив нас у барака, он минут сорок распространялся о новой программе. Оказалось, что в Силах самообороны недовольны уровнем подготовки добровольцев из числа студентов Хогвартса. Поэтому набор из школы было решено приостановить, а программу по ЗОТИ расширить и углубить с учетом требований военного времени.
Что означало "расширение" и "углубление", мы быстро почувствовали на собственной шкуре. Закончив речь и переписав наши фамилии в блокнот, Кокрэйн махнул рукой в сторону гравийной дорожки, тянувшейся от барака, и сказал:
— Ну, для начала снимайте-ка мантии, чтобы не мешали, — и одну милю легким бегом... Постарайтесь уложиться в семь минут. Со следующего занятия перейдем к двухмильным кроссам, в том числе по пересеченной местности, так что позаботьтесь о подходящей обуви.
Мы изумленно переглянулись.
— А к чему это? — растерянно спросил Эйвери. — То есть, в смысле, вы не подумайте, что... Но зачем волшебнику бегать? Есть же метлы, аппарация...
— Представь, что перед тобой два десятка противников, и они поставили антиаппарационный купол, чтобы спокойненько заавадить тебя в упор, — любезно пояснил Кокрэйн. — Уверяю тебя — пока не выскочишь за пределы купола, будешь стрелой нестись, еще и петлять, как заяц. Если жить захочешь, конечно.
— А как это — нестись стрелой, но при этом петлять? — поинтересовался Розье. — Это же невозможно...
— На войне все возможно, — ответил Кокрэйн. — Минус двадцать баллов Слизерину за дурацкие вопросы. Все, время пошло!
Так мы познакомились с тем, что такое армия. Начиная с этого дня, два года подряд все занятия по ЗОТИ проходили одинаково. Сначала кросс, потом полигон — те самые поле и лесочек, нашпигованные под завязку магическими ловушками, имитациями взрывных заклятий и прочими прелестями. Позже нас начали учить защищаться еще и от магловского оружия. Кокрэйн даже добыл где-то настоящий танк, который заколдовали, чтобы он ездил и стрелял сам по себе. Если на танк нападали, он взлетал и обрушивался на противника сверху, так что приходилось спешно нырять в окоп. Я был совсем не уверен, что магловские танки в нормальных условиях летают, но держал сомнения при себе — споры с Кокрэйном не приводили ни к чему, кроме снятия баллов или дополнительной мили пробежки.
После каждого дождя на полигоне стояла непролазная грязь, так что мы приходили оттуда перемазанные, как тролли. Потом следовала двухчасовая нудятина под названием "Теоретическая подготовка" — на ней мы конспектировали лекции о том, как правильно ставить щитовые заклятия и что делать при магловском артобстреле. Далее следовал час спарринга в тренировочном зале — и можно было, наконец, возвращаться в школу, где мы кое-как доползали до факультета и падали в спальне пластом.
Впрочем, Маркус Флинт нам, кажется, даже завидовал. Ему, как и Эрвину Либгуту, приходилось ходить на уроки к Меррифот вместе с девочками. Формально оба все еще считались гражданами Германии, и к занятиям их не допускали, чтобы они не выведали наши военные секреты.
Отоспавшись после полигона, по вечерам мы отправлялись в "Исчезающую комнату" — ту самую, где Том еще летом обнаружил склад ненужных вещей. Вход в нее находился на восьмом этаже, в одном из коридоров южного крыла, и появлялся, если пройти несколько раз туда и обратно, старательно думая о том, что именно хочешь увидеть.
Впрочем, называть это комнатой было не совсем верно. На самом деле это был огромный зал, потолок которого терялся в полумраке и в котором громоздились настоящие горы всякого хлама. Мы обследовали их методично и тщательно, начиная с дальних углов — там были самые старые залежи, покрытые толстым слоем пыли. Перед началом работы приходилось надевать перчатки, очки и защитную маску. Касаться подозрительных предметов запрещалось — следовало звать Тома, и он сам разбирался с ними, слой за слоем снимая проклятия и порчу, с помощью которых бывшие владельцы пытались защититься от воров.
Все мало-мальски ценное, что удавалось откопать, мы отбирали на продажу, и Розье аккуратно заносил находки в тетрадь. В мои обязанности входил разбор найденных пергаментов, написанных по латыни, чтобы определить, что это такое и можно ли что-то получить за них у Борджина. Но в основном это были просто школьные конспекты. Попадались также свитки и целые рукописные книги на греческом, арабском, иврите и еще каких-то неизвестных языках. Их мы складывали в особый ящик, чтобы когда-нибудь нанять переводчиков и хотя бы в общих чертах выяснить, что же там написано.
Хлама в "Исчезающей комнате" было так много, что за первых два месяца работы мы расчистили площадь всего-навсего в триста квадратных футов. Том был занят поисками металлических предметов. За каникулы он вызубрил учебник по лозоходству и теперь с раздвоенным ивовым прутом в руках обследовал лабиринты комнаты. Прут вращался то быстрее, то медленнее, а временами совсем замирал и лишь слегка подрагивал, указывая на какой-нибудь из шкафов. В девятнадцати случаях из двадцати там обнаруживалось ничего не стоящее барахло — закопченный чайник или прохудившийся котел. Но несколько раз удавалось найти золотые и серебряные монеты, а однажды — старинное бронзовое зеркало для ворожбы.
Каждый раз перед началом работы мы в огромных количествах распыляли в комнате обеззараживающее зелье, которое долго не оседало. В воздухе словно висела дымка, а мы в своих масках и длинных мантиях передвигались в этом тумане, напоминая средневековых целителей с гравюр про эпидемию чумы. Впрочем, ни дезинфекция, ни защитные перчатки особо не помогали — избежать заразы не удавалось. Эйвери однажды проходил неделю с рукой на перевязи, после того, как его укусила невинная с виду чернильница. Розье мучил постоянный надрывный кашель, а у меня ни с того ни с сего начали вылезать прядями волосы, так что пришлось идти в лазарет и врать, будто я отравился неправильно сваренным зельем. У Тома и до Исчезающей комнаты была склонность к аллергии, а теперь она достигла ужасающих размеров. Даже от небольших количеств пыли или шерсти в воздухе он начинал задыхаться и был вынужден глотать антиаллергенное снадобье целыми флаконами — как в свое время делал с зельем, ослабляющим легилименцию.
К ноябрю мы поняли, что так дальше не пойдет и поиски нужно притормозить. Решили ограничиться одним вечером в неделю, тем более что денег и без того хватало. "Яблоки раздора" у Борджина расходились отлично, и Том продал ему почти весь ящик. Яблоню в Запретном лесу он окопал и укрыл на зиму соломой, а весной надеялся получить новый урожай. Почти все остальные находки тоже удалось продать.
Часть вырученных денег шла в награду нашедшему, часть мы отсылали Нотту и Долохову на фронт, а из остального понемногу набралось пятьсот галлеонов чистой прибыли. Было ясно, что ее нужно куда-то вкладывать — деньги не должны лежать без движения. Но о том, как и куда инвестировать, никто из нас не имел понятия. Мы были в экономическом смысле почти совершенно неграмотны, так что пока все ограничивалось бесплодными дискуссиями. Ясно было только, что деньги сначала нужно как-то "отмыть", узаконить. В том же Гринготтсе с нас потребовали бы справку о происхождении капитала, которой, естественно, не было и быть не могло.
В те дни Том был рядом почти постоянно, но при этом общались мы мало — не хватало времени. Мы виделись либо в Исчезающей комнате, где было не до болтовни, либо на полигоне, где Кокрэйн не давал нам вздохнуть спокойно, либо на занятиях, где приходилось разговаривать шепотом. На факультете Том бывал редко, а ночевал в своей подсобке. Все свободное время у него уходило на подготовку к собственным урокам. Он теперь подменял Меррифот у первого и второго курсов и с удивлением обнаружил, что куда проще вести уроки, чем отчетность по ним. Нужно было заполнять множество бумаг — всякие планы лекций, опорные схемы и прочее, — от которых не было никакой пользы, но которые очень любил проверять Совет попечителей. До того я даже не подозревал, что в жизни учителя столько времени уходит на писанину.
Вдобавок Том, как и Меррифот, все свои уроки начинал с контрольных. Если он и появлялся на факультете, то приносил с собой стопку пергаментов и правил их, устроившись в кресле, — а вокруг толпились студенты с младших курсов, с нетерпением ожидая, пока очередь дойдет до их работ. Старостой был теперь Касси Малфой, и уже он по заведенной традиции еженедельно принимал отчеты у лидеров курсов. Факультет продолжал функционировать, как хорошо отлаженная машина...

***
Ноябрь в том году выдался сухим и бесснежным, и только в начале декабря замерзшую землю припорошило снегом. По утрам стоял такой густой туман, что ничего нельзя было рассмотреть в двух шагах. Когда немного прояснялось, я выходил на улицу и пытался найти среди множества хогвартсских окон окна Исчезающей комнаты, но мне это ни разу не удалось.
К тому времени мы уже полностью расчистили левый дальний угол комнаты и собирались взяться за правый. Один из вечеров декабря оказался особенно плодотворным. За пару часов мы нашли тяжелую и довольно-таки уродливую серебряную чашу гоблинской работы, а еще гребень для волос с инкрустацией, на котором, по словам Тома, лежало заклятье забвения, и оправленный в золото рог единорога. Рог был старый, поцарапанный и пожелтевший, но магические способности сохранились — когда его опустили для пробы в чашу с ядом, зелье зашипело и запенилось, превращаясь в безобидную воду.
Когда все находки были очищены от пыли, упакованы и записаны в тетрадку, мы уже собрались уходить и ждали только Тома — он решил напоследок пройти с лозой еще один участок, но застрял возле массивного дубового сундука. Ивовый прут бешено вращался, указывая, что там есть металл, однако сундук был забит наполовину истлевшими гардинами и скатертями, от которых при малейшем прикосновении поднимались клубы пыли. Я отогнал Тома и принялся разбирать сундук самостоятельно, сваливая шторы и гобелены в кучу рядом. Том, отойдя в сторону и приподняв посеревшую от пыли маску, глотал противоаллергенное зелье. Тем временем показалось дно сундука, и я уже решил, что или лоза соврала, или Том от усталости ошибся, — как вдруг в уголке под горой выцветших полотенец нашелся небольшой сверток, перевязанный бечевкой.
Я вынул его, положил на пол и стал было развязывать веревку, но она сама разлезлась под пальцами. Остальные подошли ближе. Том стоял рядом с палочкой наготове — никогда ведь не знаешь, какая гадость обнаружится в безвредной с виду вещи. Развернув несколько слоев холста, я, наконец, добрался до того, что пряталось в свертке. Это был небольшой — дюймов десять в длину вместе с рукояткой — нож с потемневшим и изъеденным ржавчиной лезвием, вдоль которого вился серебряный орнамент.
Я осторожно протянул к нему руку, но нож внезапно шевельнулся, как живой, и полоснул меня по пальцам. От времени он затупился, так что не сумел причинить вреда, даже перчатку не поцарапал, но я мгновенно отодвинулся, дернув за собой Тома. Со старинным оружием шутки плохи — если ты ему не понравишься, может и в горло вонзиться.
— Может, ну его? — спросил Колин. Его голос из-под маски звучал глухо и искаженно. — Положим обратно, в другой раз выясним, что это за штука. А то горгулья знает сколько провозимся...
— Подожди, — Том шагнул вперед и присел на корточки. — Вдруг он к кому-нибудь из нас сам пойдет.
Он медленно протянул руку и застыл, не шевелясь. Нож слегка подрагивал, словно привыкая к запаху человека. Потом приподнялся, качнулся — и лег в подставленную ладонь так уверенно, словно Том всегда был его хозяином.
Том поднялся и тыльной стороной перчатки протер запорошенные пылью очки. Поднес нож к глазам, рассматривая знаки на деревянной рукоятке.
— Здесь руны... Колин, иди посмотри.
Розье подошел ближе. Из нас всех только он и Том изучали руны и хотя бы немного в них разбирались.
— Черт его знает, что здесь написано… Надо в словаре посмотреть. Какой это век, интересно?
Том пожал плечами:
— В любом случае нож намного старше сундука и тряпок. Похоже, интересная штука, раз так старательно прятали...
— Так я его записываю? — Колин вытащил из кармана карандаш и тетрадь.
— Подожди, — Том повертел нож в руках. — Я хотел бы взять его себе, если никто не возражает.
Он обвел нас взглядом. Я пожал плечами, Эйвери кивнул. Розье остановил карандаш, рвавшийся что-нибудь написать.
— Конечно. Мы же договаривались, что любой из нас может выкупить находку.
Том склонил голову набок, рассматривая нож.
— Я думаю, Борджин дал бы за него примерно сотню... Ладно, будем считать, что две — для ровного счета. Никто не против?
— По-моему, ты его здорово переоценил, — сказал Розье.
— Неважно. Спиши, пожалуйста, с моего счета двести галлеонов в общую кассу. Да, и Рэю отсчитай из них одну четвертую как нашедшему.
— Это же ты нашел! — запротестовал я.
— Ты разобрал сундук, — возразил Том. — Я бы умер над ним от пыли.
Он опять взглянул на нож:
— Я дал за тебя хорошую цену. Пойдешь ко мне?
Нож не ответил, но не сделал и попытки вырваться из руки.
— Значит, договорились, — подытожил Том и быстро коснулся ножа губами через маску. Потом наколдовал ножны и вложил его туда. — Все, пошли, а то время уже позднее. Тимоти, ты завтра с утра почистишь серебро, потом я прикину примерную стоимость и отправлю его Борджину.
Все двинулись к выходу. Я задержался, чтобы сложить шторы и скатерти обратно в сундук. Уже у двери снял перчатки и маску и спрятал их в ближайший шкаф. Выходя, обернулся на пороге.
Лампы в Исчезающей комнате гасли одна за другой, но все еще было очень светло — в окно с решетчатым переплетом светила полная луна.

 Отправлено: 24.03.08 04:00. Заголовок: *** На следующий ден..

***
На следующий день, в субботу, у нас был выходной в Хогсмиде, и я проснулся, полный самых радужных надежд. За окном был неяркий зимний день; кусты и деревья вокруг школы покрывал иней. В школе царило праздничное, предрождественское настроение. После завтрака я нашел Джейн и позвал ее с собой в Хогсмид. Но она как-то странно замялась, а потом ответила, что вынуждена отказаться.
— Рэй, понимаешь, я уже договорилась с Боббином. Он зачем-то хочет меня повидать и приедет сегодня в Хогсмид...
У меня как будто что-то оборвалось внутри. Я машинально сказал, что, конечно, все в порядке, повернулся и ушел.
Было совершенно ясно, что это означает. Вряд ли "Берти" собирался к Джейн с деловым визитом — иначе мое присутствие ей бы не помешало. Выходит, тут что-то более серьезное...
Что ж, это должно было случиться. В конце концов, я сам был виноват. Мне следовало давным-давно сделать ей предложение. Никакая девушка не станет ждать бесконечно... С другой стороны, я не мог сейчас жениться — с такими долгами я был не в состоянии содержать семью. А значит, не было и смысла признаваться Джейн в любви. Все равно ее родители не дадут согласия и только с позором выставят меня за порог. Этот Боббин, наверное, неплохой человек, и вдобавок не бедный. Она будет с ним счастлива, так что все хорошо...
Но как бы я себя ни уговаривал, на душе все равно было тоскливо. Я все-таки отправился в Хогсмид вместе с нашей компанией, но первым человеком, кого я увидел в «Трех метлах», была Джейн. Она сидела рядом с Боббином, который что-то оживленно ей рассказывал, и улыбалась. Я вжался в угол за рождественской елкой, а потом незаметно выскользнул на улицу. Отправился в "Кабанью голову" и там нагло, средь бела дня, потребовал у бармена огневиски — и, как ни странно, он мне его даже продал.
В два часа дня в "Кабанью голову" должна была прийти Милки. К ее появлению я был уже изрядно пьян, хотя на ногах все еще держался. Милки явилась сияющая, гордая своей новой синей шляпкой и пальто с блестящими пуговицами. У меня был для нее подарок — теплые замшевые перчатки, — и Милки нежно поцеловала меня в щеку. От запаха ее духов, сладких до приторности, кружилась голова. Я спросил Милки, не хочет ли она на часок подняться наверх. Немножко поломавшись, она согласилась, и бармен, хмуро поглядывая на нас, взял деньги и передал нам ключи от одного из номеров.
Комната оказалась не менее убогой, чем все остальное в баре. Обои отставали от стен, постельное белье посерело от бесчисленных стирок, а ковер на полу протерся до дыр. Милки это, правда, не смущало, меня тоже, и мы начали целоваться, еще не успев запереть дверь. Но когда дошло до дела, я впервые за недолгую историю своего общения с женщинами потерпел постыдное и абсолютное фиаско. Милки, надо отдать ей должное, проявила деликатность и очень старалась помочь, но, что бы она ни делала, ничего не выходило. Может, потому, что я был пьян, может, по другой причине.
Сейчас я бы отнесся к этому с философским спокойствием — не вышло один раз, значит, выйдет в другой, жизнь есть жизнь. Но в шестнадцать лет неудачи такого рода воспринимаются как катастрофа, и кажется, что остался лишь один выход — палочку к горлу, и авада...
Что было дальше, я помню смутно. Вроде бы меня тошнило. А потом я, кажется, рыдал, уткнувшись лицом в мягкую, уютную грудь Милки. Я рассказывал ей о своей несчастной любви, а она гладила меня по голове и жалела. Потом кто-то постучал в дверь и напомнил, что час уже прошел. Пришлось одеваться и спускаться, причем Милки поддерживала меня, чтобы я не упал.
В баре уже были Колин и Тимоти. Кто-то из них с усмешкой хлопнул меня по плечу: мол, надо же, везде поспел... Я не помню, что я ответил. Не помню, как добрался из "Кабаньей головы" до Хогвартса. А уж то, что я умудрился дойти до факультета и не попасться на глаза преподавателям, было просто чудом — иначе я протрезвел бы уже в карцере. Тем не менее, я как-то оказался в спальне, свалился на кровать и уснул мертвым сном.
Проснулся я около пяти. За окном уже смеркалось — в декабре дни короткие... У меня жутко болела голова, и страшно хотелось пить. Умывшись, я побродил по общей гостиной, но поговорить там было не с кем, и я решил пойти к Тому, чтобы поплакаться о своих страданиях.
Дверь в подсобку мне открыли мгновенно. Том, видно, сегодня устраивал уборку, потому что пол все еще был влажным после мытья, клетки почищены, подоконник и шкафы отдраены до блеска, и нигде ни пылинки. На столе, рядом с найденной накануне чашей, лежали увеличительное стекло и толстый каталог «Личные клейма гоблинских серебряных дел мастеров».
— Я его нашел, — с порога радостно сообщил мне Том. — В смысле, изготовителя чаши. Нагнок Седьмой по прозвищу Репоглот, середина пятнадцатого века. Ничего выдающегося, художественная ценность сомнительная, но на сотню галлеонов, думаю, мы можем рассчитывать.
Он убрал чашу и каталог в шкаф и запер его.
— Кстати, хорошо, что ты пришел. Мне нужно на четверть часа уйти, а я жду одного человека. Посиди тут пока, ладно? На вот, почитай, чтоб не скучать, — он пододвинул ко мне гору каких-то свитков.
— Что это?
— Шедевры первокурсников. Над некоторыми я плакал. Посмотри, не пожалеешь...
Он сунул в карман связку ключей и ушел.
Я поставил чайник на железную печку подогреваться, уселся за стол и, чтобы убить время, развернул верхний свиток. Это оказался написанный крупным, совсем еще детским почерком реферат какого-то студента с Хаффлпаффа, под многообещающим названием "Роль дубины в жизни тролля". Том был прав — через пять минут я забыл обо всех своих неприятностях и рыдал от смеха, роняя слезы на пергамент. Особенно хороши были корявые картинки в самом конце, наглядно изображавшие, как именно тролли пользуются дубиной.
Насладившись иллюстрациями, я вернул свиток на место и взял другой опус, выполненный аккуратным девичьим почерком: "Действительно ли тролли едят людей? Мифы и правда о тролличьей кухне". Но не успел я прочесть и двух строк, как в подсобку постучались. Я поднялся и открыл дверь.
На пороге стоял белобрысый растрепанный мальчишка с гербом Гриффиндора на мантии. Увидев меня, он растерялся:
— А где профессор Риддл?
"Профессор"... Ой, ну надо же! Хотя, с другой стороны, как детишкам еще его называть?
— Скоро придет. А что ты хотел?
— Мне на отработку, — буркнул мальчишка.
Ага. Том, значит, зверствует. Не успел стать преподавателем, как уже забыл, каково быть студентом...
— Заходи. Чаю хочешь?
— Нет, спасибо, — мой гость был явно не в настроении поболтать.
— А за что тебе назначили отработку?
Я думаю, мальчишке очень хотелось огрызнуться — мол, какое ваше дело? Но я был старше и вдобавок приятель "профессора Риддла", так что он неохотно ответил:
— Урок прогулял.
— Плохо, — сказал я таким наставительным тоном, словно сам в жизни не пропустил ни одного занятия. Но ведь воспитывать молодое поколение — наш долг, разве нет?
Том влетел в подсобку чем-то очень довольный. Просто-таки светился от радости.
— Добрый вечер, Боунз, — приветствовал он посетителя.
Тот уныло поднялся.
— Здрасте...
— Посиди пока, — махнул рукой Том, — а я тем временем обеспечу тебе рабочее место.
Он критически осмотрел вымытый дочиста большой стол, наколдовал разделочную доску и нож, потом полез в ледник — оттуда потянуло морозным воздухом, — и вытащил большой кусок жилистого синеватого мяса с полосками жира и желтоватыми ниточками хрящей. Плюхнул его в миску и протянул Боунзу.
— Вымой, а потом нарежь тонкими полосками. Будем кормить нечисть.
При виде мяса Боунза передернуло, но он все же взял миску и поплелся к рукомойнику. С нарезкой он возился, наверное, полчаса — пыхтел над непослушными хрящами и со зверским скрипом двигал доску по столу. Результатом стала полная миска ошметков, словно корм для нечисти не нарезали, а разрывали руками.
Все это время Том правил рефераты, скользя взглядом по строчкам и одновременно раскачиваясь на стуле. Я поведал ему о Джейн — в комнате стояла заглушка, так что Боунз нас не слышал, — но Том только посмеялся:
— Рэй, она просто старается вызвать в тебе ревность! И я ее прекрасно понимаю. Сколько можно ждать, пока ты хоть на что-нибудь решишься? Твоя медлительность иной раз и меня убивает. Ни туда, ни сюда, будто заклинило... Ты нравишься Джейн, так что никакой Боббин тебе не соперник. Но если собираешься еще десять лет тянуть, лучше ей и вправду выйти за другого…
Он меня немного успокоил, так что я вернулся к рефератам. Система, по которой Том проставлял оценки, показалась мне в высшей степени странной. Например, тот самый шедевр о дубине получил восемь баллов, а длиннейший и очень подробный реферат о внутриплеменной иерархии горных троллей — всего три.
— Ты спятил? — поинтересовался я.
— Ничуть, — ответил Том, не отрываясь от очередного свитка. — Все очень логично. Смотри: Питер Хаммерсли, который написал о роли дубины, умом не блещет, но действительно старался. Мы с ним даже ходили в Запретный лес наблюдать троллей в естественной среде. Поэтому восемь баллов. До Мэдди Лоули кухню троллей никто не изучал, даже не смотрел на их жизнь с такой стороны. У нее короткий и бестолковый реферат, зато полностью оригинальная идея — я ей ничего не подсказывал. Поэтому десять баллов. А вот Дорис Пембертон, которая сдала реферат об иерархии троллей, прочла много умных книг, но даже не пыталась сделать самостоятельные выводы. Хотя она на это способна, и я ей об этом говорил. Но она боится думать своей головой — значит, будет получать тройки, пока не преодолеет страх. Надо ее предупредить, что в следующий раз я такое вообще не приму. Надергать чужих цитат я и сам сумею.
— Эта Дорис, наверное, лучшая ученица на курсе? — поинтересовался я.
Том кивнул.
— Признайся честно, ты просто не любишь круглых отличников, потому что сам такой.
Том подумал, потом засмеялся:
— Да, ты прав. Не люблю. Слишком хорошо знаю, чего стоит этот дешевый блеск.
— Или ревнуешь… А тебе не кажется, что твоя система... э-э... слишком неординарна для Хогвартса? Совету попечителей она может не понравиться.
— Знаю. Меррифот меня уже предупреждала. Но я здесь все равно на два, самое большее три года, так что могу вытворять все, что хочу.
— Как это? Ты не собираешься оставаться преподавать после выпускного?
Том выразительно постучал себя пальцем по лбу.
— Рэй, ну подумай сам! Через пару лет война закончится, вернется Дамблдор — ты считаешь, он станет меня терпеть в школе? Да вышвырнет коленкой под зад! Наш заместитель директора имеет большое влияние на Совет попечителей, так что никто мне не поможет. Вот потому и развлекаюсь, пока время есть. Моя задача — чтобы к концу года детишки знали учебный материал лучше меня самого. А уж какими средствами этого добиваться — мое дело.
Я хотел еще что-то сказать, но Тома окликнул Боунз, показывая, что работа окончена.

***
— Чудесно, — Том поднялся. — Давай теперь будем кормить кикимору. Бери кусочки мяса и просовывай ей через прутья клетки.
— А она мне пальцы не откусит? — Боунз с сомнением поглядел на кикимору.
— Если будешь аккуратен, то нет, — Том смотрел на него, посмеиваясь. — Или ты боишься? Ладно, тогда я сам.
— Ничего я не боюсь, — буркнул Боунз.
— В таком случае прошу, — Том кивнул на клетку.
Мальчик подступил к кикиморе осторожно, с опаской разглядывая острые зубы. Потом с отвращением взял из миски один из ошметков и попытался просунуть сквозь решетку. Кусочек не пролезал, и Боунз подтолкнул его пальцем, после чего едва успел отдернуть руку.
— Я же тебя потому и просил: тоненькими полосками, — сказал Том, но не двинулся с места. — Давай дальше.
Постепенно с кикиморой дело пошло легче. Потом наступила очередь красношапочника. Боунз уже осмелел и справлялся куда ловчее, за что Том его похвалил:
— У тебя все прекрасно получается. Теперь нарезаешь вот этот огурец... Да, примерно так. Кладешь на блюдце, подходишь к каппе, кланяешься и просишь разрешения поставить еду в клетку. Если все сделаешь правильно, то сможешь открыть дверцу, и он на тебя не бросится... Да, отлично. Спасибо большое, ты мне очень помог. Пять баллов Гриффиндору.
Боунз покосился на Тома с удивлением — обычно учителя не награждали баллами за отработку.
— А что там тарахтит в столе? — поинтересовался он.
— Боггарт. Его тоже можно покормить, если хочешь.
— Они едят?! — брови Боунза полезли вверх.
— Конечно. Они питаются нашими страхами. Ты ведь из волшебной семьи? Когда-нибудь видел боггарта?
— Не-ет, — протянул Боунз. — У нас был один на чердаке, но мама его прогнала. Я даже посмотреть не успел.
— Тогда сейчас увидишь, — Том навел палочку на ящик стола.
— Э-эй, — я попытался остановить его. Вообще-то боггарта не полагалось показывать студентам до третьего курса... Но Том уже взмахнул палочкой, и ящик с негромким стуком выдвинулся вперед.
Перед застывшим от неожиданности Боунзом появился широкоплечий темноволосый парень с чуть оттопыренными ушами. Это был Батлер, новый капитан квиддичной команды Гриффиндора, пришедший на смену Моуди.
— Ага, вот ты где! — напустился он на Боунза. — Ты забыл, что в шесть часов общий сбор команды? Что мы обсуждаем тактику следующей игры? Почему все явились, а тебя не было?! Не хочу слушать никаких оправданий! Что значит — тебе назначили отработку? Ты мог договориться на другое время! Как это — "не хотел унижаться перед чертовым слизеринцем"? Да он даже не настоящий учитель, а так, не пришей кобыле хвост! Такой же студент, как и мы. Пошел бы к Брэдли, она бы живо поставила его на место! Но тебе было лень, так? Ты постоянно все пропускаешь! Вечно опаздываешь на тренировки, а теперь вот не удосужился явиться на общий сбор. Знаешь что? Мне это надоело! Нам не нужен ловец-разгильдяй! Можешь считать, что ты больше не в команде, и чтоб духу твоего не было на поле!..
Боунз стоял, красный, как рак, и только хлопал глазами. Том наклонился к нему и сказал тихо:
— Не нервничай. Это всего лишь твой страх, ничего больше. Попробуй представить себе что-нибудь смешное на месте капитана. Что-нибудь совсем-совсем глупое... А теперь наведи на него палочку и скажи: "Riddikulus".
— Riddikulus! — выкрикнул Боунз, и Батлер мгновенно замолчал — рот у него оказался забит огромным мандарином. Он заметался, пытаясь его выплюнуть или проглотить, но не сумел ни того, ни другого и стал растворяться в воздухе. Остался только легкий дымок, который втянулся обратно в ящик стола.
— Отлично! — сказал Том. — Еще пять баллов Гриффиндору. Как видишь, с боггартами все очень просто.
Боунз нервно засмеялся.
— У тебя и вправду был общий сбор? — спросил Том.
Мальчишка мгновенно умолк и отвернулся.
— А почему ты мне не сказал? Хотя, впрочем, я и так знаю. Твой боггарт поведал.
— Извините, — буркнул Боунз, глядя в пол.
— Ничего. Бывает. Подожди минутку...
Том отошел к столу, взял чистый лист и принялся быстро писать на нем наискосок зелеными чернилами:

Уважаемый мистер Батлер,
настоящим сообщаю Вам, что студент II курса Эдгар Боунз сегодня не присутствовал на собрании команды, потому что на это время ему была назначена отработка в кабинете ЗОТИ. Боунз сообщил мне о собрании и просил перенести отработку на другое время, но я отказал. Сейчас, обдумав ситуацию, я вижу, что был неправ. Мне очень жаль, если отсутствие ловца не позволило нормально провести общий сбор. Прошу Вас принять мои искренние извинения...

Свернув лист в трубку, он протянул его Боунзу.
— На, отдашь капитану. Надеюсь, этого будет достаточно. В будущем, пожалуйста, предупреждай меня, если возникнут такие сложности. В этом нет ничего унизительного, — Том слегка улыбнулся. — Я могу согласиться, могу отказать, но, по крайней мере, не будет недоговоренностей, правда?
Боунз кивнул. Щеки у него пылали.
— Ты понимаешь, — спросил Том, склонив голову набок, — что боггарт сейчас показал тебе самый простой, лежащий на поверхности страх? А хочешь посмотреть, чего ты боишься на самом деле?
Подумав, Эдгар кивнул.
— Тогда давай еще разок. Расслабься и ни о чем не думай.
Том встал у него за спиной и взмахнул палочкой.
Ящик стола опять заскрипел, но ничего не произошло. Зато в следующее мгновение взвыла сигнализация, и с грохотом распахнулась дверь в подсобку. Я вскочил на ноги, выхватывая палочку, но было поздно — комната уже была полна людей в черных плащах и белых масках, и все они грубо и отрывисто кричали что-то по-немецки.
Мысли у меня метались, как безумные. Нападение Гриндельвальда?! Как это могло случиться так быстро? Почему никто ничего не заметил?!
На меня было нацелено несколько палочек, так что сопротивляться было бессмысленно. Я медленно опустил руку. Эдгар Боунз весь побелел и прижался к Тому. Его трясло.
Том подмигнул мне из-за спины Боунза, потом щелкнул пальцами, и люди в масках застыли и умолкли.
— Это все тот же боггарт, — сказал он, касаясь плеча мальчишки. — Просто теперь он показывает тебе твой настоящий страх. Давай попробуем применить тот же способ. Нужно просто посмеяться над ним. Подумай — что тебя пугает больше всего?
Боунз не ответил — он все еще вздрагивал и, казалось, не мог выговорить ни слова.
— Ага, — сказал Том, словно к чему-то прислушиваясь. — Маски… Ты совершенно прав. Именно безликое пугает сильнее всего. Кусок тряпки — а какой эффект... Но ты должен помнить, что под ними такие же люди, из плоти и крови. Давай попробуем сорвать маску... с которого?
Эдгар неуверенно указал рукой на ближайшего противника. Том повел палочкой — маска слетела, и под ней обнаружились пухлые щеки, нос, похожий на свиной пятачок, и растерянно моргавшие маленькие глазки. Боунз неуверенно улыбнулся.
Еще один "враг", еще один... Под масками оказывались такие дурацкие физиономии, что я сам стал смеяться, хотя руки все еще дрожали. Эдгар приподнялся на цыпочках и что-то шепнул Тому, показывая на последнего "немца". Том кивнул:
— Да, прекрасная мысль. Девочек здесь нет, так что мы вполне можем... Раз!
Маска у последнего боггарта осталась на месте, зато слетели штаны. Под ними оказались тощие белые ноги и крохотный член, похожий скорее на розового червячка. Эдгар расхохотался. Боггарт дернулся, попытался прикрыться, а потом, жалобно взвизгнув, растаял в воздухе, и с ним все остальные фигуры в плащах.
— Десять баллов Гриффиндору, — сказал Том очень серьезно. — Эдгар, ты молодец. Но я вижу, ты хочешь что-то спросить. Давай, не бойся.
— А я и не боюсь, — решительно сказал Боунз. — Я хотел узнать — какой боггарт у вас?
Я замер и медленно перевел дыхание. Опасная игра... Но Том мгновенно ответил:
— Прекрасный вопрос. Вот сейчас и выясним. Отойди-ка в сторону.
Ящик стола в очередной раз громыхнул. Я напрягся, потому что понятия не имел, что увижу, — но такого точно не ожидал... На полу перед Томом оказался мой собственный спаниель, Майк. Он бестолково озирался по сторонам, тряс головой, потом поднял ногу и с наслаждением стал чесаться. В воздух взлетело облачко шерсти.
Том несколько секунд смотрел на него, потом судорожно зашарил по карманам в поисках носового платка. Зажав лицо платком, он оглушительно чихнул несколько раз и, не глядя, замахал палочкой, пытаясь нацелиться на спаниеля. Наконец это ему удалось, и с Майка с негромким хлопком исчезла вся шерсть, так что он остался совсем голым — зато в красных трусах в горошек, из которых торчал хвост. Жалобно заскулив, пес бросился обратно к столу и исчез в ящике.
— У меня аллергия на шерсть, — пояснил Том глухо. Из глаз у него текли слезы.
— Извините, — опять сказал Боунз.
— Да что ты извиняешься? Кто ж знал, что чертов... что боггарт превратится в собаку? Ладно, Эдгар, ступай. Я не могу при тебе сморкаться, иначе уроню свой авторитет.
Боунз хмыкнул и тут же спрятал улыбку.
— Ну, я тогда пошел... Спасибо.
— Не за что, — Том махнул рукой. — Еще придешь?
— Д-да, — удивленно ответил Боунз.
— Тогда, скажем, в следующий четверг в шесть вечера. Жду. Все, пока.

***
Едва за мальчишкой закрылась дверь, Том схватил с подоконника склянку с антиаллергенным зельем.
— Надо же, как прихватило, — сказал он, шмыгая носом. — Вот это самовнушение...
— Здорово, — сказал я. — Молодец, отлично сыграл роль. Накрутил себя, поверил, что действительно боишься собак.
— А я и боюсь, — ответил Том, капая антиаллергенное зелье в чайную ложку. — Сам бы попробовал вот так... Тоже любого пса обходил бы за милю.
— Кстати, ты совсем обалдел — показывать боггарта первокурсникам?
— Боунз на втором. Кроме того, он гриффиндорец, а этих ничем не прошибешь. Естественно, я ему слегка помог, усиливая его Riddikulus, иначе он не справился бы.
— Зачем тебе нужно, чтобы он пришел еще раз?
— Я учу всех, кто хочет учиться, — ответил Том, сморкаясь в платок.
— Чего ты на самом деле боишься? — спросил я, наливая себе еще чаю. — Когда один на один с боггартом…
— Сейчас покажу, — ответил Том. Потом подтащил стул и уселся, все еще с платком в руках.
— Ты с комфортом, как я погляжу...
— Я иногда боггарта по полчаса кормлю. Что же мне, навытяжку перед ним стоять?
Гриндилоу подплыл к стеклу аквариума, глядя на Тома немигающими круглыми глазами.
— Чего уставился? — обиженно спросил Том. Нос у него распух, по щекам текли слезы.
Гриндилоу развернулся и исчез среди водорослей. Том потер покрасневшие глаза и ткнул палочкой в сторону стола.
Послышался негромкий стук. Я весь подобрался, но в столе сначала было тихо. А дальше ящик с легким скрипом выдвинулся, над ним заклубился легкий дымок, и из ящика показался… Том.
Я не сразу его узнал. Нет, он был похож на себя настоящего, да вот только лет на шестьдесят старше. Комната была освещена только светом от лампы, но даже в тени я разглядел морщины, седую неряшливую бороду и жуткие мешки под глазами. Том-боггарт был глубоким стариком и, судя по виду, спал где-нибудь под мостом, да вдобавок пил без просыпу. И пахло от него мерзко.
— Чего уставился? — спросил боггарт и захихикал.
— Хочу и смотрю, — ответил Том и опять чихнул.
— Ну, полюбуйся, полюбуйся, — радостно ответил боггарт. — Не нравится? А ведь таким же будешь.
— Не дождешься... Апчхи!
— Ну, так прогони меня. Попробуй. Ты же у нас у-умный, — с непередаваемым презрением протянул боггарт. — Все пыжишься, мнишь о себе. Нафантазировал бог знает чего... А на самом деле ты никто, и звать тебя никак. Наследничек Слизерина... Все великие дела мечтал творить... А тебя раз — и поставят на место. Из грязи, да не в князи, а обратно в грязь!
Он зашатался и ухватился за аквариум с гриндилоу, чтобы не упасть. Водяной никак не отреагировал. Интересно, каким боггарт представляется для нечисти? Они видят его в истинном облике? Или просто не замечают?
— Ну, давай, попробуй, — паясничал тем временем Том-из-шкафа. — Посмейся надо мной. Сделай вид, что не боишься. А, не получается? Да потому, что в глубине души ты знаешь, что я прав. Ты же неудачник. Приютское отребье. Выше головы пытался прыгнуть... Что б ты ни делал, все равно в итоге ничего не выйдет. Из школы тебя вытурят, это уже ясно. И тот же Пикеринг — как он тебя ловко на поводок-то, а? "Я сумею его переиграть"... Да-да, наша песня хороша, начинай сначала. Используют тебя и вышвырнут. Как презерватив сам понимаешь с чем.
— Ты говори, говори, — ответил Том, вытирая нос.
— А ты от меня за платком не прячься! Или правда глаза колет? А взять того же Дамблдора... Думаешь, ты его победил в этот раз? Да он просто мараться не захотел! А захотел бы — мигом бы раздавил и пошел дальше. Тебе с ним никогда не справиться, что б ты из себя ни строил. Вот станешь ты Пикерингу не нужен или Дамблдор не побрезгует в твоих делишках покопаться — и в момент окажешься в Азкабане. А там на цепь, и привет. Хоть об стену бейся головой, ничего не поможет. Войдешь красавчиком и умницей, а выйдешь старым беззубым психом. Хотя, может, повезет, и тебя дементор раньше поцелует. Уж лучше так, чем в канаве валяться и объедки по помойкам собирать.
— Давай уже быстрее, — сказал Том.
Боггарт рассмеялся дребезжащим смехом.
— Что, сил больше нет? А ты послушай меня, послушай. Может, возьмешься за ум, станешь поскромнее, вспомнишь, где твое место. Было б тебе на роду написано творить великие дела — ты бы не в приюте родился и не от папаши-магла. И не утешай себя, что у тебя друзья, мол, есть, что ты сумел компанию себе собрать. Друзья хороши, пока удача с тобой. А случись что, прояви ты слабость, сделай одну-единственную ошибку — и все от тебя отвернутся. Скажи спасибо, если глотку не перегрызут. Минни тебя уже предала — и остальные так же сделают...
— Ладно, сгинь, — ответил Том устало. — Поел — и ступай себе. Спокойной ночи.
Боггарт зевнул и сказал уже совершенно другим тоном:
— Спасибо. Ну, пока.
Его очертания вздрагивали и быстро таяли в воздухе. Ящик со стуком вернулся на место. Том потянулся и спросил меня:
— Ну как, понравилось?
— Он всегда такой?
— По-разному, — Том поднялся и взял зубную щетку и полотенце. — Иногда это опять-таки я сам, но потерявший рассудок. Хожу, слюни пускаю. Иногда боггарт перекидывается Дамблдором и читает мне нотации. Я обычно кормлю его утром, так что выпускаю и сплю дальше, пока он что-то бормочет себе под нос… Но, кстати, однажды ему удалось-таки напугать меня до дрожи в коленках. Я тогда всего два месяца проработал у Меррифот. Открываю как-то ящик — а боггарта нет. Вот была паника! Я подумал, что он сбежал, что мне сейчас надо искать его по всей школе, ловить, потом еще объясняться с Меррифот, как это получилось... Удачная была страшилка, жаль, что одноразовая. Хочешь посмотреть на своего боггарта?
Я задумался.
— Нет, спасибо. В другой раз... Слушай, а смерти ты боишься?
— Не знаю. Да, наверное. Как все.
— А боггарт тебя этим пугал?
— Нет. То есть, он иногда показывает мне мертвыми других людей. Обычно тебя или Минни. А мою собственную смерть... Как он это сделает, по-твоему? Как можно изобразить небытие?
— Зачем так буквально? Можно просто труп. Твой собственный.
— И что? Наличие трупа не означает смерть. Тело — это всего лишь тело.
Он опять расчихался, закрыв лицо полотенцем.
— Ладно, это неинтересно. Зато я отчистил нож. Хочешь посмотреть? В столе сверху слева.
Я выдвинул другой ящик — не тот, в котором жил боггарт, — и нож действительно лежал там. Металл по-прежнему остался темным, но лезвие было остро заточено, а орнамент в виде переплетенных драконов сверкал серебром.
— Я установил его возраст, — сообщил Том. — Пришлось полдня торчать в библиотеке, но оно того стоило. Это норвежская работа, примерно времен основания Хогвартса. Наверное, нож передавался из поколения в поколение, поэтому так хорошо сохранился. Ну, и на нем заклятья, естественно. Думаю, его спрятали во время какого-нибудь обыска, когда в школе искали темномагические артефакты. А потом хозяин не сумел или побоялся его забрать.
— Ты прочел, что здесь написано? — спросил я, разглядывая вырезанные на рукоятке руны.
— Да. Это имя ножа. Пафосное, естественно, как и все у викингов.
— И как оно звучит? — спросил я.
— Salskerandi, — ответил Том, стоя на пороге. — Это означает "разрезающий душу".

 Отправлено: 24.03.08 16:16. Заголовок: Замечательная глава...

Замечательная глава.
Очень понравился подход Тома к образованию =) Потрясающий преподаватель. Я бы хотела у такого учиться.
И боггарт Тома очень понравился. Я, сама думала, какой боггарт может быть у юного Вольдеморта и никаких идей не появилось. А теперь – да, уверена, именно таким он и должен быть (я имею в виду второго боггарта, а не пёсика =)

Спасибо за новую порцию кайфа =)

 Отправлено: 25.03.08 14:54. Заголовок: Мышь Тебе спасибо!..

Мышь
Тебе спасибо! очень рада, что нравится.
У Тома на самом деле много страхов, он вообще трус :) Но страх смерти, что бы ни говорила Роулинг, имхо, не главное. Гораздо больше он боится стать неудачником. Проиграть.

 Отправлено: 26.03.08 13:12. Заголовок: А почему он трус?..

А почему он трус?

 Отправлено: 27.03.08 00:10. Заголовок: Гарпия Не знаю. Так..

Гарпия
Не знаю. Таким уродился :)
Если серьезно - у Тома действительно множество страхов. С другой стороны, у кого их нет? Весь вопрос в том, как с ними справляться.

 Отправлено: 27.03.08 08:27. Заголовок: rakugan не, не уро..

rakugan

не, не уродился. Просто в детстве был невыносимо для себя зависим от других, которые настоящих его потребностей не понимали. Вот и выходит, что он как фокусник, который заставляет зрителей поверить, что чудо было настоящим, и эта вера превращает чудо в рельность. Но Том то знает, что внутри, в ядре, в начале, была пустота, иллюзия.

 Отправлено: 28.03.08 02:56. Заголовок: sculd Да, очень пох..

sculd
Да, очень похоже на правду.

 Отправлено: 28.03.08 02:56. Заголовок: Глава 43. Предпосле..

Глава 43.

Предпоследняя неделя декабря никаких радостных вестей не принесла. На рождественскую вечеринку Джейн пошла с Боббином — тот, как выяснилось, тоже был членом "Слаг-клуба", когда еще учился в Хогвартсе. Несколько часов, которые Джейн провела у нашего декана, превратились для меня в пытку. Я не мог найти себе места и большую часть времени слонялся в холле, делая вид, что кого-то поджидаю. К десяти вечера мое терпение было вознаграждено — школу покидала толпа гостей Слагхорна, оживленных и слегка навеселе, и среди них я заметил "Берти". Чтобы он меня не увидел, я спрятался за песочные часы Хаффлпаффа. Конечно, смысла в этом не было — Боббин не знал меня в лицо и, скорее всего, понятия не имел, кто я такой.
Зато я из своего укрытия жадно его рассматривал. Никто не вызывает такого интереса, как удачливый соперник. Каждая черточка его лица врезалась мне в память чуть ли не навечно. Меня со страшной силой тянуло подойти к нему. Я сам не понимал, чего хочу, — то ли просто поговорить, то ли с ходу влепить "Берти" пощечину и вызвать на дуэль... Лишь последние жалкие крохи рациональности удержали меня от подобного идиотского поведения. В конце концов, кто я такой? Он надо мной только посмеется, и правильно сделает.
До самого отъезда из Хогвартса я промучился сомнениями. Наверное, нормальный человек на моем месте прямо спросил бы Джейн, в каких она отношениях с Боббином. Но я не мог этого сделать. Если она скажет: "Я с ним обручилась", — что тогда? Стоять, как громом пришибленному, и мямлить: "Ну, желаю счастья..."? Да лучше сквозь землю провалиться!
А если она скажет, что не помолвлена, — тут и низлу ясно, что после такого от меня требуются решительные шаги. Иначе вопрос будет выглядеть совсем уж неприлично и нагло. Я лежал по ночам без сна и пялился на полог над кроватью, убеждая себя: вот завтра же утром пойду и скажу, что...
Но дальше возникали сложности. Наверняка мне откажут, и я буду выглядеть дурак дураком. Вдобавок я после такого не смогу с ней общаться — это означало бы, что я навязываюсь. А я уже так привык к Джейн... Я раньше сам не замечал, до чего к ней привязан. Если мне хотелось поболтать, она терпеливо слушала чепуху, которую я нес. Иронизировала, конечно, но мягко и не зло. Если говорить не хотелось, она тоже молчала и не дергала почем зря. Она мне совсем не мешала. Не знаю, каким шестым чувством я уже тогда понимал, насколько это важное качество в женщине.
И что же теперь, потерять это все, потому что я не вовремя решился сделать признание?!
Однако мысль, что Джейн согласится, пугала еще больше. Нужно будет знакомиться с ее родителями и отвечать на сотню неизбежных вопросов, из которых главный — деньги, деньги, деньги... Тогда, на платформе, ее отец не показался мне особенно страшным, но стоило представить, что он спросит: "И на что же вы, юноша, собираетесь содержать семью?", — как я чувствовал, что теряю почву под ногами. Жену надо кормить. Чем? Вареной картошкой? А долги, что делать с долгами?! Я был совсем не уверен, что даже через пять лет расплачусь с Гринготтсом. "Исчезающая комната" ведь тоже не бесконечна...
Накануне отъезда я упросил Прингла, чтобы он выпустил меня из школы на час, и рванул в Хогсмид. Я понятия не имел, что подарить Джейн на Рождество. Все обычные в таких случаях подарки — от книг до духов, — казались мне слишком скучными, некрасивыми и вообще неподходящими. Так что я проболтался по магазинам не час, а все три, пока вдруг не увидел что-то, что мне действительно понравилось. Это были шпильки для волос, их было много-много разных в витрине — посеребренные, с рисунками эмалью, с какими-то камушками... Были еще такие, которые светились в темноте, переливались, как вода, или звенели колокольчиками. Я попросил у продавщицы отобрать всех по одной и упаковать в красивую коробку. Она очень странно на меня посмотрела, но спорить не стала.
По дороге в школу я стал вспоминать, как укладывает волосы мама, и у меня появилось смутное подозрение, что шпильки для волос должны быть все одинаковые... Кажется, несколько разнокалиберных шпилек одновременно никто не носит. Но исправлять что-то было уже поздно, и утром перед отправлением Хогвартс-экспресса я забежал к Джейн. Пробормотал что-то невразумительное, ткнул ей в руки коробку и сбежал.
На обратном пути заглянул в кабинет ЗОТИ. Я позвал Тома к себе в гости на Рождество, но он все не мог решить, ехать или нет. Через приоткрытую дверь я услышал, что он разговаривает с Меррифот, и заходить не стал. Разговор, кажется, был для Тома не самый приятный.
— Ты делаешь все типичные ошибки молодого учителя! — слышался громкий голос Меррифот. — Тебе кажется, что твои методы уникальны и неповторимы, а на самом деле все, когда начинают преподавать, наступают на эти грабли. Своей системой ты раскалываешь курс и создаешь себе любимчиков. Ни к чему хорошему это не приведет, поверь мне. Вдобавок это неэффективно! Тебе кажется, что ты заставляешь учеников думать, но на самом деле они просто хватают по верхам, а прочных знаний там нет и не будет! Знаешь, когда я только начала преподавать в Хогвартсе, то тоже мечтала перевернуть небо и землю. И мне ведь было не шестнадцать лет... Я успела поработать аврором и считала, что если уж там справилась, то в школе будет раз плюнуть. Но педагогика — это совсем не так просто, как кажется. Когда ты наберешься опыта, то поймешь, что классические методы придуманы не просто так, что за ними опыт поколений... Твоя задача — не вырастить одну-две звезды, а научить всех. Кого лучше, кого хуже — это уж не от тебя зависит. Ты как учитель обязан быть справедлив и одинаково относиться ко всем.
— Да, профессор, — отвечал Том, но по голосу было слышно, что он соглашается только из нежелания спорить.
Меррифот засмеялась.
— Не злись! Просто не хочется, чтобы ты повторял мои ошибки... Ладно, хватит об этом. Лучше расскажи, что у вас с Минни. Ты так ей и не написал? Может, хватит выдерживать характер?!
Я ушел — разговор становился слишком личным. А Том, видимо, беседовал с Меррифот еще долго, потому что догнал нас уже по дороге на станцию, взъерошенный и раздосадованный. Впрочем, в поезде он отошел, повеселел и сказал, что Меррифот, возможно, права.
— А еще она мне шарф связала, вот, — сказал он, демонстрируя длинный серый шарф грубой вязки.
Это так смешно и по-детски прозвучало, что я чуть не закашлялся и выскочил в коридор, чтобы скрыть смех. В отдалении я увидел Джейн, которая что-то покупала на тележке со сладостями, и тут же спрятался обратно в купе. Но все-таки успел заметить, что в волосах у нее были новые шпильки: одна в виде крохотной золотой птицы, а другая — та самая, переливчатая, как водопад. Настроение у меня сразу улучшилось, и я решил, что, может, еще не все так плохо.

***
Я был твердо намерен провести эти каникулы в безделье, так что, вернувшись домой, целыми днями читал или спал. Том был куда активнее — в Хогвартсе он привык к бурной деятельности, так что и здесь ему не сиделось спокойно. Он помогал моей маме по хозяйству, чинил в доме все, что требовало починки, а в свободное время отправлялся в соседнюю магловскую деревню или просто побродить по лесу. Вечера мы обычно проводили в кухне — там было теплее, — а ужинали рождественскими пирогами, которых мама, увлекшись, напекла целую дюжину.
Мама была рада, что Том приехал. Она считала его положительным и была уверена, что он хорошо на меня влияет. В первый же вечер я постарался улизнуть, чтобы не слушать, как мама будет на меня жаловаться:
— Такой безалаберный, просто ужас! Достаточно посмотреть, как он сдал СОВы. И ведь неглупый мальчик, мог бы учиться гораздо лучше, если бы не ленился. Я не представляю себе, что будет дальше... И я так боюсь, что он свяжется с плохой компанией! Он отмалчивается, ничего не говорит — я не знаю, чем он занят и где пропадает целыми днями. А спросишь — злится... Я так надеюсь, что ты за ним присмотришь! Ты уверен, что он не ввязался ни во что дурное?
— Совершенно уверен, мэм.
— Нет, конечно, Рэй никогда не ступил бы на плохую дорожку сознательно. Но он еще такой наивный, совсем не знает жизни... Хотя при этом, конечно, считает себя умнее всех. Представляешь, недавно он заявил, да еще так безапелляционно, что нашему отцу не следовало делать "рискованные вложения"! Да что он может в этом понимать?! Какое он имеет право так говорить о собственном отце и рассуждать о том, в чем не разбирается? Я была просто потрясена, я не ожидала от Рэя такого. Он стал ужасно грубый, нетерпимый, никого не уважает...
Тот разговор я, кстати, помнил. Мама тогда, как обычно, привела мне в пример Тома: "Бедный мальчик, ему не повезло в жизни! Но будь у него родители — разве он позволил бы себе отзываться о них в таком тоне?!".
Я ответил, что, конечно, нет.
Поднявшись в свою комнату на цыпочках — чтобы меня не поймали и не заставили присутствовать при разговоре, — я зажег свечу и развернул чистый пергамент. Все последние дни я обдумывал, что делать с деньгами после Хогвартса, и сейчас, кажется, нашел выход. Когда Том минут через сорок постучал в дверь, пергамент был весь изрисован фантастическими животными — мне всегда было легче думать, когда я рисовал.
— Уф-ф, — Том плюхнулся на стул. — Никогда бы не подумал, что у тебя столько недостатков... Но твоя мама открыла мне глаза.
— Ну да. Это же ты у нас пай-мальчик. Я не умею производить такого впечатления.
— Ты сам виноват. Зачем ты ее провоцируешь?
— Иногда очень хочется объяснить...
— Ну и зря. Только вызываешь лишние подозрения... Радуйся, что твоя мама о многом не знает. Господи, как она вообще тебя терпит? Интересно, что бы ты делал, если бы твои дети так себя вели?
Я рассмеялся.
— Да запер бы этих паршивцев в доме и не выпускал ни под каким предлогом! Попробовали бы они мне скормить сказочку, что работают ночными сторожами на фабрике и получают по тысяче галлеонов за лето...
— Вот видишь, как хорошо, когда у родителей меньше жизненного опыта, чем у их отпрысков. О чем взрослые не догадываются, то их не беспокоит. Зато когда ты сам обзаведешься семьей, то станешь параноиком и будешь подозревать своих детей во всех грехах. Как начнешь вспоминать себя в этом возрасте...
— Мои дети будут послушными и хорошо воспитанными. Уж я об этом позабочусь.
— Ага, — насмешливо сказал Том. — А еще они никогда не станут врать, связываться с малолетними уголовниками из приюта, играть в покер на деньги и торговать темномагическими артефактами.
— Вот именно. Во всяком случае, я очень на это надеюсь. Кстати, об азартных играх на деньги...
Я открыл окно и закурил.
— Что ты думаешь о букмекерских конторах? Ну, знаешь, которые принимают ставки на гонки гиппогрифов или результаты квиддичных матчей...
— Ничего, — ответил он, отодвигая свечу подальше, чтобы ее не задуло сквозняком. — Никогда не имел с ними дела.
— А между тем вот тебе ответ, как объяснить происхождение капитала, когда мы соберемся пустить его в дело. Нужно найти подходящего букмекера в Ночном переулке и договориться с ним о нескольких крупных "выигрышах". За процент, естественно...
— Стой, не спеши. К концу Хогвартса, если так дальше пойдет, у нас будет около тысячи или даже полутора тысяч галлеонов. Мы не сможем провести их все через букмекера. Это будет слишком подозрительно. Налоговая служба точно заинтересуется таким везением.
— Я уже об этом подумал.
На самом деле этой частью плана я гордился больше всего.
— Вот смотри. Предположим, мы легализуем таким образом около пятисот галлеонов или даже меньше. Их нужно вложить в какой-нибудь бизнес, где сложно контролировать приток средств...
Том слушал меня очень внимательно, но молчал.
— Скажем, — объяснял я, размахивая в воздухе сигаретой, — у производителя зелий всегда можно выяснить, откуда к нему приходят деньги. Он продает свою продукцию аптекам, при этом заполняются всякие бумаги — не знаю, как они правильно называются. Но смысл в том, что он не может заявить, будто аптеки заплатили ему сто галлеонов, если на самом деле они заплатили пятьдесят. Потому что это легко проверить в самих аптеках. Понимаешь, к чему я клоню?
— Предположим, — задумчиво ответил Том.
— А теперь представь себе, что ты открываешь паб...
— Там тоже стоит кассовый аппарат.
— И что? Никто ведь не следит за тем, сколько на самом деле платят покупатели. Пускай ты покупаешь для паба огневиски за галлеон. А продавать его будешь уже за десять. Понятно?
— Нет, — честно сказал он. — Никто не заплатит десять галлеонов за бутылку огневиски.
— Тебе не обязательно продавать ее вообще, — терпеливо объяснял я. — Ты ее как бы продал некоему неизвестному покупателю за десять галлеонов. Налоговая служба ведь не будет бегать за каждым клиентом и проверять, почем он купил огневиски и покупал ли вообще. А на самом деле...
— Это наши собственные деньги, просто внесенные в кассу от имени клиента и таким образом ставшие легальными, — кивнул он. — Вдобавок паб и сам по себе приносит доход, а уж потом прибыль можно вкладывать во что угодно. Да, до меня дошло. Но все равно придется платить какие-то налоги...
— Чем-то надо жертвовать. А как ты хотел?
Том задумчиво покусывал кончик пера.
— Нужно как следует с этим разобраться. Идея неплохая, но когда дойдет до воплощения, могут появиться всякие подводные камни. Надо выяснить в точности, как это все делается. Ты сможешь разобраться?
— Думаю, что да. Не слишком быстро, потому что это сложные вещи. Но, наверное, смогу. У нас еще полтора года впереди — есть время, чтобы подыскать надежного букмекера, который поможет нам провернуть дело.
— Слышала бы нас твоя мама...
Он повертел перо в руках.
— Но, Рэй, я не хочу, чтобы ты сам этим занимался. Я имею в виду переговоры с букмекерами, открытие паба и так далее.
— Почему?!
— Во-первых, — Том поставил черточку на пергаменте, — ты, кажется, собирался поступить в школу права и стать адвокатом.
— Это еще неизвестно...
— Ты же этого хочешь? Значит, нужно к этому стремиться. Но, раз так, у тебя должно быть безупречное прошлое. А такие вещи, как отмывание незаконных доходов, обычно всплывают в самый неподходящий момент. Ты и без того достаточно рисковал со своей игрой в покер. О репутации нужно заботиться заранее.
— Ой, перестань! — я закрыл окно. — Рассуждаешь, как столетний старец... "Береги честь смолоду", да?
— Я рассуждаю, как разумный человек. Где бы я сейчас был, если бы не думал, как выгляжу в глазах других людей? Я умею производить впечатление пай-мальчика, ты же сам сказал. Только это и выручает... Во-вторых, — он провел еще одну черточку, — ты из хорошей семьи, а это очень важно. Тебе нельзя открыто связываться с торговлей алкоголем и подобными вещами. Опять же вопрос репутации.
— Да кого это волнует в наши дни?!
— Меня. Не спорь, ладно?
— Хорошо, как знаешь. А кто возьмет все на себя? Ты?
— Не знаю. Если я останусь в школе, то не смогу этим заниматься. Если выгонят... Собственно, меня звал к себе Борджин, и я, наверное, соглашусь. Их магазин открывает много возможностей... Но на личный бизнес времени все равно не хватит.
— Ладно, об этом можно подумать позже. Еще школу надо закончить.
— Подумать никогда не лишнее. Я вот и пытаюсь прикинуть... Розье?.. Нет, нельзя. Он собирается в школу разведки, и ему нужно заботиться о репутации не меньше, чем тебе. Хватит того, что он общается со мной.
— Можно подумать, ты прокаженный.
— Есть люди, которые именно так и считают... Впрочем, неважно. Пойдем дальше. Эйвери?.. Не потянет. Малсибер?.. Слишком книжный человек, не справится. Предположим, война к тому времени закончится, и те, кто сейчас на фронте, вернутся... Долохов? Хм-м... Пожалуй, нет.
— Почему?
— Тони слишком рисковый, ему будет скучно. И он нам понадобится для другого. Понимаешь, едва мы начнем раскручиваться, тут же найдутся желающие нас "защищать"…
Я кивнул.
— Вот Тони и поможет с ними разобраться.
— Хорошо. А Нотт?
— Нотт собирается в политику. Так что его тем более нельзя впутывать...
— И кто остается?
— Я вот думаю, — Том отодвинул исчерканный свиток пергамента и задумчиво посмотрел на пламя свечи. — Да, конечно! Касси Малфой... Что ты о нем скажешь?
Я пожал плечами.
— Он из семьи нуворишей, — сказал Том, — так что не должен бояться замарать руки. Деловая хватка имеется, это наследственное... Голова на плечах тоже есть, справится... Ну, как?
— А он захочет? Малфои и так богаты, насколько я понимаю. Чего ради он будет связываться с такой сомнительной затеей?
— Люди, которые привыкли делать деньги, — наставительно сказал Том, — не отказываются от лишней прибыли. К тому же Касси не захочет оказаться в своей семье на вторых ролях. Посмотри на Борджина. Нет ничего хуже, чем быть младшим в бизнесе... Хотя ты прав. Касси и вправду недостаточно "повязан".
— В каком смысле?
Том принялся рассеянно грызть кончик пера.
— Видишь ли, что у меня, что у тебя, Колина или Тимоти, по большому счету, нет выхода. Мы все связаны круговой порукой. Мы торговали волосом единорога и ядом василиска, причем совершенно незаконно — налогов-то никто не платил... Это уж не говоря о том, что мы все виноваты в смерти Миртл. Ну, косвенно, конечно, — но ведь виноваты? То есть, пути назад нет ни у кого. Мы в одной лодке. Правильно?
— И что?
— А Касси пока что не в этой лодке... Его не за что "зацепить". Это плохо.
— К чему ты клонишь? — я насторожился. Никак не мог уловить ход мыслей Тома, но почувствовал смутное опасение.
— Я думаю, — медленно произнес он, — что Касси тоже надо бы "повязать". Сделать должным. Так, для гарантии. Например, аккуратно подставить, а потом самому же вытащить из ловушки... Когда человек тебе обязан, с ним легче вести дела. Это не слишком сложно...
— Э-эй! — я отобрал у Тома перо и заглянул ему в глаза. — Мне не нравится эта мысль.
— Я слышу, — ответил он раздраженно. — Твое неодобрение врезается мне в мозги, как штопор. Давай, объясняй, что, по-твоему, не так.
Я задумался, подбирая слова. Поймал себя на том, что теперь уже сам грызу многострадальное перо, и с досадой отшвырнул его на стол.
— Мне кажется, ты слишком... э-э... усваиваешь стиль противника. Я имею в виду, что тебя подставляют и используют...
— Скажи еще, что это моя вина!
— Я не то имел в виду. Конечно, не твоя — но ты сам не замечаешь, что ведешь себя так же. А это неправильно.
— Теперь ты начнешь читать мне мораль... С чего вдруг? Когда я прикончил своего папашу, ты так не привередничал.
— При чем здесь это? То, что допустимо по отношению к врагу или чужому, недопустимо со своими. Понимаешь? С друзьями нужно действовать на доверии. Вот ты сдал аврорам Хагрида...
— Браво, Рэй! — Том похлопал в ладоши. — Давай, припомни мне все!
— Не заводись, ладно?! Я имею в виду, что Хагрид был тебе искренне предан, и ты сам это признаешь. Но если ты, пускай даже вынужденно, один раз подставляешь кого-то, кто тебе доверял, потом второй раз, третий... Это становится нехорошей привычкой, тебе не кажется? Помимо того, что это неправильно, люди перестанут вести с тобой дела, ясно?
Том приподнял бровь и спросил холодно:
— Ах, вот какие ты сделал выводы из истории с Хагридом? Что мне нельзя верить?
— Да причем тут это?! — я опять закурил, чтобы сдержать волнение. — Я-то не сделал. Но вот другие могут. И вообще... Нельзя так.
— Я пока никого не подставил! Это было только предположение!
— Мне не нравится, что у тебя вообще появляются такие мысли.
Том зло фыркнул:
— Кого ни послушай, я все делаю неправильно! Сделайте лучше, раз такие умные...
— Том, — я попытался его урезонить, — ты и вправду берешь на себя самый большой груз. Никто этого не отрицает, и лично я тебе очень благодарен, и... Я просто хотел сказать, что когда ты устаешь и торопишься, то начинаешь делать ошибки и сам этого не замечаешь. Вот сейчас ты неправ. Малфой ведь нужен нам не на день и не на два. А значит, его нельзя использовать втемную.
— Одно другому не противоречит.
— Противоречит, еще как... Своих не подставляют.
— Я подумаю, — он поднялся. — Ладно, спокойной ночи.
Я не слишком расстроился. Такое мы уже проходили... Сейчас Том позлится, потом остынет, начнет соображать здраво и признает свою ошибку.
И действительно — когда я уже собирался ложиться спать, он пришел и без лишних предисловий заявил с порога:
— Знаешь, мне кажется, что ты прав. И насчет Малфоя, и в принципе. Все верно — своих не подставляют.
Сел на край моей кровати и вздохнул:
— Вот уж не думал, что из-за Хагрида вы начнете меня подозревать...
— Да брось. Я ведь не говорю, что ты можешь подставить своих. Хагрид, как ни крути, был все-таки чужой. Просто... иногда граница между своими и чужими у тебя начинает размываться. А это опасно, в первую очередь для тебя самого.
Он кивнул:
— Спасибо. Да, я поторопился. Не беспокойся, я сделал выводы.
В тот момент я был готов поверить, что так оно и есть.

 Отправлено: 28.03.08 04:02. Заголовок: Ура! Еще кусочек!..

Ура! Еще кусочек!

 Отправлено: 28.03.08 16:00. Заголовок: ему подходит быть тр..

ему подходит быть трусом - внутри )))
спасибо за главу.

 Отправлено: 29.03.08 18:56. Заголовок: Глава 44. Вторую но..

Глава 44.

Вторую ночь после Рождества я запомнил надолго. Накануне почти весь день провел в лесу, добыл пару зайцев на ужин, но так промерз, что весь вечер просидел у камина, стуча зубами.
После ужина Том вызвался заварить чай и делал это долго и сосредоточенно, по всем правилам. Ошпарил заварной чайник кипятком, долил воду один раз, второй... От тепла или чего-то другого меня стало неудержимо клонить в сон, так что, едва допив чай, я почувствовал, что засыпаю прямо за столом. Мама тоже клевала носом и наконец ушла наверх, оставив на кресле неоконченное вязание. Я побрел следом. Том остался помыть посуду и прибраться в кухне.
Добравшись до своей спальни, я уснул, как только коснулся головой подушки. Мне снилась платформа 9 и 3/4. Уже сообщили об отправлении, но состав никак не мог отправиться — он дергался, проезжал несколько футов и останавливался с душераздирающим скрежетом. Машинист, похоже, сам не знал, что с этим делать, и лишь без толку выпускал пар через свисток. Звук получался странный, неровный, пронзительный — от него-то я и проснулся.
Голова была словно ватой набита, и я еще несколько минут лежал, не двигаясь и пытаясь сообразить, что происходит. Вокруг было темно, хоть глаз выколи, и я даже не мог понять, где дверь, а где окно. Если это моя собственная спальня, значит, палочка должна быть на прикроватном столике... Я поднял правую руку, удивляясь тому, какая она тяжелая и с каким трудом дается каждое движение. Костяшками пальцев больно ударился о край стола, пошарил по его поверхности, прошептал: "Lumos" — и тут же зажмурился, таким резким и ярким мне показался свет.
Если верить будильнику, дремавшему на столе, было уже четыре утра. Комната выглядела привычной и спокойной — никаких теней по углам, никаких призраков у изголовья. И тем не менее в доме творилось что-то странное. Мерзкий звук из сна никуда не исчез — наоборот, теперь я слышал его куда отчетливее. Он становился то громче, то тише, то поднимался до свиста, то переходил в протяжный низкий гул, а все вместе напоминало завывание водосточных труб или...
Плач банши? От этой мысли мне сразу стало не до сна. Банши в наших местах никогда не водились, но мало ли — вдруг забрела. Только этой твари здесь не хватало... Интересно, Том ее слышит? Если пойдет ее выгонять, мое участие не потребуется — уж в чем в чем, а в нечисти он разбирается куда лучше...
Очень хотелось опять закрыть глаза, но я отругал себя за лень и все же вылез из-под одеяла. Тут же закружилась голова, да так, что пришлось ухватиться за спинку кровати. Руки и ноги были, как ватные. Я пошел к двери, шатаясь, как пьяный, и поздоровался со всеми стульями, стоявшими на пути. Да что же это такое?!
За спиной послышалось жалобное скуление. Обернувшись, я увидел Майка. Обычно он спал на коврике рядом с кроватью или у меня в ногах, поверх одеяла. Но сейчас пес забился в угол и весь дрожал. Шерсть на нем встала дыбом.
— Сиди тихо, — сказал я. — Сейчас разберусь, что там случилось, и вернусь.
Дверь поддалась с трудом, будто примерзла к косяку. Снаружи меня встретил такой холод, что зуб на зуб не попадал. Звук доносился откуда-то справа. Теперь он уже совсем не напоминал голос банши — скорее, что-то механическое, неживое. Почему-то в голове упорно вертелось слово "манок", хотя я не мог представить себе, каких птиц можно приманивать таким образом.
Вдобавок огонек люмоса вел себя странно — то вспыхивал, то гас, будто кто-то набрасывал на него мокрую тряпку. Тогда меня со всех сторон обступала непроглядная тьма. Дышать было трудно, словно рот и нос забили железной стружкой — я отчетливо слышал ее сухой, неприятный запах. Сердце колотилось, как безумное.
Впервые в жизни мне было страшно в собственном доме.
Звук внезапно затих, словно его обрубили. Еще шаг... еще...
Я водил палочкой во все стороны, но мечущийся огонек не выхватывал из тьмы ни единого существа, будь то человек или нечисть. Казалось, что, кроме меня, здесь вообще никто и ничто не движется. К тому же меня обманывали собственные глаза. Я видел ровный деревянный пол — но в то же время чувствовал, что иду вниз по склону, будто спускаюсь в огромную воронку. Ощущение было такое сильное, что я стал хвататься руками за стены, лишь бы не упасть и не покатиться вниз — точнее, вперед. Дышать стало почти невозможно. Я хватал ртом воздух, но его не было. Еще шаг — и мне разорвет легкие...
Потом я уткнулся в какую-то дверь, и она открылась сама собой, без малейшего усилия с моей стороны.
Я даже не сразу понял, где оказался. Лишь через пару секунд до меня дошло, что это спальня Тома — угловая комната с окном в виде фонаря. На столе горела одна-единственная свеча. Ее пламя заметалось от сквозняка, когда я открыл дверь.
Том сидел прямо на полу, спиной ко мне, внутри ровного белого круга, часть которого скрывалась под непонятным темным пятном. В комнате стояла прямо-таки ледяная стужа, а воздуха, казалось, не осталось вовсе. Перед глазами у меня уже плыли цветные круги, и я бы, наверное, потерял сознание еще на пороге — но в чудовищно искаженном пространстве, где я сейчас передвигался, вместо пола под ногами был самый центр воронки. Так что я по инерции соскользнул "вниз", оказался у границы круга — и каким-то чудом сумел стереть часть белой линии.
Тут же под зажмуренными веками будто взорвалась сотня фейерверков. Воздух хлынул со всех сторон. Оказывается, все это время его было невозможно много, он обжигал нос и гортань, как морская вода. Я успел подумать, как глупо было бы захлебнуться при попытке дышать... Голова раскалывалась от боли. А вокруг тем временем творилось что-то несусветное. Все падало, даже то, что никак не могло упасть, — слетел со стола таз для умывания, с лязгом покатился по полу серебряный кувшин, с окон сорвались занавески, упала и погасла свеча...
Я навел палочку на потолок, ни на что особо не надеясь. Но, оказывается, что-то в этом безумном мире еще работало нормально — лампы зажглись с легким шипением, осветив царивший в комнате разгром. Том все так же сидел на полу, не обращая на меня никакого внимания. Я схватил его за плечи, разворачивая лицом к себе, и чуть не вскрикнул от ужаса — глаза у него были полуоткрыты, но смотрели в никуда, а лицо было белым, как бумага. Темное пятно на полу оказалось лужей крови. Рубашка и брюки Тома тоже были в крови, а круг, который я поначалу принял за меловой, был на самом деле насыпан крупной солью. Его разделял на четыре части такой же соляной крест.
Как ни странно, в тот момент я не испытывал ничего, кроме злости. Что Том здесь затеял? По какому праву? В моем доме! Злость придала мне сил. Я перетащил его на кровать и стал искать рану. Впрочем, она обнаружилась сразу — вдоль левой руки, ниже закатанного рукава рубашки, тянулся длинный надрез, из которого крупными каплями сочилась кровь. Рядом было несколько свежих розовых шрамов. Видно, срабатывала стихийная магия и порезы затягивались, так что Тому пришлось вскрывать себе вены пять или шесть раз подряд
Я попробовал залечить рану заклятием, но ничего не получилось. Тогда я отодрал у себя кусок пижамы, перетянул Тому запястье, чтобы остановить кровь, и стал вспоминать, где хранится и как выглядит настойка ясенца. Призывающее заклятие сработало почти мгновенно — в моей ладони появилась бутылочка из темного стекла. Я капнул две капли на порез. Пошел зеленоватый дымок, и края раны мгновенно затянулись. Но нужно было срочно решить, что делать дальше, — Том потерял много крови, а кроветворного зелья у нас в доме не было...
Я кинулся к пустому холодному камину и ударил по нему палочкой. Вспыхнуло зеленое пламя. Хвала Мерлину, что мама не забыла заплатить за подключение к каминной сети! Ждать ответа из клиники святого Мунго пришлось, как мне показалось, целую вечность. Наконец раздалась высокая трель, и я торопливо сунул голову в пламя. Молодая ведьма, дремавшая за столом в кругу света от лампы, зевнула и посмотрела на меня неприветливо:
— Прием больных с семи утра.
— Мне нужен целитель на дом, прямо сейчас! Пожалуйста!
— По ночам мы аппарируем только на срочные вызовы. Что у вас там? Роды?
— Нет. Ранение... Сильная кровопотеря...
— Ладно, диктуйте адрес. Дежурная бригада будет через пять минут.
Времени у меня оставалось совсем мало, и я метался по комнате, как сумасшедший, — даже холод перестал чувствовать. Соляной круг на полу надо было срочно убрать. Я понятия не имел, зачем он нужен, но если Том решил поэкспериментировать с темной магией, целителям этого знать не обязательно...
Палочка Тома валялась посреди круга. Рядом обнаружился тот самый нож с серебряными драконами на лезвии. Я с опаской протянул к нему руку, но нож был довольный, напившийся крови, так что спокойно позволил взять себя и спрятать в шкаф. Туда же я бросил палочку.
Поблизости я заметил что-то размокшее, похожее на тряпку. Это оказался дневник Тома, настолько пропитавшийся кровью, что страницы расползались под пальцами. Я швырнул и его на полку рядом с палочкой и ножом, а потом принялся заклятием убирать кашу из крови и соли на полу. Закончив, бросился к Тому, проверил пульс — он был слабый, но безумно частый, будто под кожей запястья билось, пытаясь вырваться, какое-то насекомое.
В это самое время я услышал снизу трель сигнализации и громкий стук во входную дверь.

***
Наверное, вид у меня был тот еще. В одной пижаме, весь перемазанный кровью, с диким выражением на лице... Но целители, должно быть, и не такого насмотрелись. Вслед за мной они взбежали по лестнице на второй этаж. Я открыл перед ними дверь спальни и попытался было войти следом, но меня решительно отодвинули и закрыли дверь перед носом.
Я остался стоять в темном коридоре, прислонившись к стене и обхватив себя за плечи, чтобы не дрожать. Откуда-то явился Расти, уселся рядом и, запрокинув голову, стал протяжно выть, как по покойнику. Я отпихнул его ногой:
— Замолчи!
Пес обиженно тявкнул и затих. Я сел рядом с ним на пол, обнял и уткнулся лицом в жесткую короткую шерсть. Расти тяжело дышал, жался ко мне и все время принюхивался — наверное, чуял кровь, а может, что-то еще.
Время тянулось мучительно медленно. Из-за тяжелой двери не доносилось ни звука. Мне показалось, что уже близится утро, хотя в реальности прошло, должно быть, с полчаса. Наконец дверь приоткрылась. На пороге стоял старший из двоих целителей.
— Входи.
Я перешагнул порог, чувствуя, как у меня подгибаются колени. В комнате остро пахло зельями. Том все так же лежал с закрытыми глазами, но щеки у него уже порозовели — жив... Его одежда, вся в бурых пятнах подсохшей крови, валялась на полу. Младший целитель — круглощекий, в очках — сворачивал в кольцо какую-то резиновую трубку.
Стол был заставлен пустыми пузырьками из-под лекарств. Отодвинув их в сторону, старший целитель призвал из саквояжа перо и пергамент, уселся поудобнее и спросил, кивнув на Тома:
— Кто он тебе? Брат?
— В общем, да. В смысле, сводный, — соврал я, чтобы не усложнять ситуацию.
— И что здесь было? Попытка самоубийства?
Я торопливо закивал.
— Понимаете, его недавно бросила невеста, и...
— Ясно, — целитель махнул рукой. — Решил, значит, отомстить ей, а заодно всему миру. Ну что ж, ему практически удалось... Еще минут двадцать — и мы бы его не вытащили. Ладно, диктуй: имя, дата рождения...
Перо забегало по пергаменту.
— Вы оба несовершеннолетние? А где родители?
— Мама спит...
Я только сейчас сообразил, что мама за все это время не услышала шума, хотя обычно спала очень чутко.
— Молодец твой брат, ничего не скажешь, — раздраженно сказал второй целитель. — Сделал матери подарочек на Рождество!
Старший целитель поднялся, устало разогнув спину.
— Вот флакон с кроветворным зельем, до утра его хватит, а там уже аптеки откроются... Держи рецепт.
Колдомедики ушли; я запер за ними входную дверь. На обратном пути забежал посмотреть, как мама. Второпях мне показалось, что кто-то решил украсить дверь ее спальни орнаментом — вдоль косяка и порога тянулась сплошная вязь из каких-то знаков. Присмотревшись, я понял, что это выписанные мелом обережные руны. Я постоял рядом с кроватью, послушал, как мама дышит, зачем-то погладил ее по голове — а потом вернулся в угловую спальню.
Том по-прежнему был бледен, но дышал ровно и спокойно. Я не мог оставить его в этой комнате, где пахло кровью, как на бойне. Немного подумав, сунул в карман его палочку, а самого Тома укутал одеялом, отлевитировал в одну из гостевых спален и уложил в постель. Он не проснулся, даже веки ни разу не дрогнули. Я растопил камин, выгнал из комнаты собак и отправился к себе.
Было уже почти шесть утра. Я завел будильник на семь, потому что кроветворное зелье следовало давать каждый час. Потом лег — и мгновенно провалился в сон.

 Отправлено: 29.03.08 18:57. Заголовок: *** Разумеется, я пр..

***
Разумеется, я проспал. Когда открыл глаза, сквозь шторы уже пробивался серенький утренний свет. Часы показывали девять, а будильник совсем охрип от воплей и теперь молчал — только возмущенно шевелил стрелками. Кое-как продрав глаза, я бросился к Тому, ожидая увидеть его холодным и неподвижным. Но он был вполне себе жив — сонно вздохнул и попытался перевернуться на бок, когда я потряс его за плечи.
Заставив его сесть, я поднес к его губам ложку с кроветворным зельем. Том сначала отворачивался и морщился, но потом все-таки выпил и тут же лег обратно, не открывая глаз. Я укрыл его потеплее и ушел к себе одеваться — дел впереди еще было по горло.
В холле я столкнулся с мамой. Она решительно преградила мне путь.
— Рэй, что все это значит?! Я спала ужасно, мне всю ночь снились кошмары... А с утра нашла у себя на двери руны, а гостиной — вот это письмо из святого Мунго. Чем ты был занят ночью? Что случилось?!
Было ясно, что на этот раз отговорками не отделаешься... Я обнял маму, бормоча что-то вроде: "Не беспокойтесь, все в порядке", — и при этом осторожно вынул палочку из левого рукава. А потом, чувствуя себя полным негодяем, коснулся палочкой маминой спины и прошептал: "Imperio".
Я не ожидал, что это будет так легко… По руке вниз словно прошла теплая волна. Мама вздрогнула и тут же обмякла. Я отодвинул ее от себя, глядя в глаза — пустые, бессмысленные.
— Ничего плохого не случилось, — сказал я так нежно, как только мог. — Не обращайте ни на что внимания. Вы ведь не замечаете ничего странного, правда? Все идет, как обычно.
Мама кивнула. На душе было так тяжело, что хоть плачь.
— Простите меня, — я поцеловал маме руку. — Простите меня, пожалуйста.
— За что ты просишь прощения? — удивленно спросила она. — Что-то натворил?
— Нет, мама, все хорошо. Это я так... Приготовьте, пожалуйста, завтрак. И дайте мне это письмо.
Она послушно кивнула и ушла на кухню, оставив мне свиток пергамента. Это оказался счет на двадцать с лишним галлеонов из клиники святого Мунго. Я отправил им сову, привязав к ее лапе мешочек с деньгами, потом задумался, куда двигаться дальше.
Проще всего было купить зелья в Косом переулке. Но у меня были еще и другие дела, так что я прихватил метлу и вышел из дома. На снегу виднелись крохотные цепочки следов — видно, садовые гномы, испугавшись того, что здесь творилось ночью, решили убраться куда подальше. Я сел на метлу, набросил на себя разиллюзионное заклятие и полетел в Шеффилд.
Магический квартал в Шеффилде был крохотный — всего одна улочка. По случаю рождественских каникул почти все лавки были закрыты, и я уже собирался наведаться в Лондон, как вдруг обнаружил открытую аптеку. Там мне продали все зелья, указанные в рецепте. Возвращаясь обратно, я приземлился на краю холма и дальше пошел пешком. Слева от тропинки, среди каменных глыб и осыпей, росли кусты можжевельника. Я срезал большой пучок веток, перевязал его веревкой и заколдовал, чтобы он плыл за мной по воздуху, — со стороны это напоминало кособокую рождественскую елку. Потом, спустившись вниз, свернул в лес за шиповником и вернулся домой нагруженный ветками, словно хворостом.
Сгрузив свою добычу в холле, я взял у мамы тарелку с овсянкой и поднялся на второй этаж. Том все еще спал, свернувшись калачиком под одеялом. Я вымыл руки в тазу, потом подергал его за плечо, чтобы разбудить, и сунул ему под нос кроветворное зелье. Том покорно выпил, поморщился от горького вкуса и спросил, не открывая глаз:
— Рэй, что случилось сегодня ночью?
— Хороший вопрос! Это я должен спрашивать, что ты здесь вытворял.
— Пытался поставить эксперимент, — ответил он слабым голосом. — Но, кажется, неудачно...
— Миленькое дело — "эксперимент"! С чего тебе вздумалось заняться некромантией? И самое главное — какого черта в моем доме?!
— Извини, — тихо ответил он, не открывая глаз. — Я не хотел причинить вред.
— Да я заметил! Ты все предусмотрел, умница! Напоил нас снотворным, чтоб не мешали...
— Прости. Но, понимаешь…
— Ничего не хочу понимать! Лучше помолчи, ладно?
— Я знаю, что виноват, — Том вздохнул. — Можешь дать мне пощечину.
Именно этого мне и хотелось, однако я сдержался.
— Спасибо за милостивое позволение! Но, знаешь, лежачих не бьют. Вот встанешь на ноги — тогда я тебя отделаю. От всего сердца.
— Хорошо, — очень серьезно ответил Том. — А почему ты думаешь, что это была некромантия?
— Ты меня за полного дурака держишь? — я сунул ему тарелку с овсянкой. — Я, конечно, не разбираюсь в таких вещах, но кое о чем наслышан. Если ты не пытался открыть Врата, то не знаю, что это могло быть... Ешь давай! Я не собираюсь кормить тебя с ложечки.
— Спасибо, — он открыл глаза и рассеянно посмотрел на овсянку. — Да, Врата... Я не думал, что все будет так быстро и так... Был уверен, что сумею удержать контроль.
Я чуть не застонал.
— Какой же ты идиот… Волшебникам постарше и посильнее тебя это не удавалось. Ты хоть понимаешь, чем могло закончиться?! Мы все могли оказаться на том свете!
— Рэй, — сказал он, глядя мне в глаза, — я знаю, что поступил, как последняя сволочь. Но я искренне думал, что с вами ничего не случится…
— Да, конечно! Нарисовал обережные руны и решил, что этого достаточно!
Том прикусил губу — он терпеть не мог, когда его критикуют. Но сейчас был не тот случай, чтобы оправдываться.
— Я плохо представлял, с чем имею дело, — признал он с неохотой. — Я не должен был идти на такой риск. Клянусь, что больше под твоей крышей такое не повторится.
— Причем тут это? Обещай, что вообще не станешь баловаться с этими вещами! Все равно, где.
— Я...
Он запнулся.
— Что молчишь? Думаешь, как ответить, чтобы оставить себе лазейку?
— Рэй, я не могу обещать, а врать не хочу.
— Да зачем тебе это нужно?! Если не терпится на Авалон, так есть способы попроще. Назвать парочку?
— Ты ошибаешься, — он опять посмотрел мне в глаза. Зрачки у него были такие огромные, что закрывали почти всю радужку. — Я не хочу на Авалон. Я туда не собираюсь, поверь мне.
— Тогда не смей больше играть в такие игры! Слышал?
— Да больше и не надо... Кстати, это ты меня нашел?
— Ага. Видел бы ты себя со стороны! Ни дать ни взять поросенок, из которого выпустили кровь на колбасу. Жаль, что у меня нет знакомых вампиров — а то можно было бы открыть для них бесплатную столовую...
Том вздохнул, отодвинул тарелку и закрыл глаза.
— Такая слабость, что даже есть не могу... Рэй, я сам понимаю, что сделал глупость. Существует другой путь, но он показался мне трудоемким, да и занимает куда больше времени. Я думал, что с кровью будет легче.
— Что именно легче? Другой путь для чего?
— Потом расскажу. Честно-честно. Но сейчас не могу. Тем более что, кажется, все равно ничего не вышло... А как тебе удалось меня откачать?
— Это не мне удалось, а целителям.
— Ты вызывал целителей?! — Том мгновенно открыл глаза.
— А что оставалось делать? Да не бойся — соляной круг и все прочее я перед их приходом убрал.
— Спасибо, — он выдохнул и откинулся на подушку. — Не хватало еще, чтобы они донесли в Министерство... Кстати, как им удалось ввести мне кроветворное зелье? Я ведь был без сознания и не мог глотать.
— Понятия не имею. Думаю, что через клизму.
Том не то рассмеялся, не то всхлипнул.
— Какой позор...
— Так тебе и надо, — мстительно сказал я.
— Слушай, — спросил он задумчиво, — а где дневник? Там должен был быть дневник.
— Я спрятал его в шкаф, но не думаю, что от него будет польза. Он весь пропитался кровью, так что проще выбросить.
— Нет, — быстро сказал Том. — Не надо. Дай мою палочку.
Он зажмурился и сосредоточился, но дневник так и не появился.
— Не получается призвать. Хм-м, интересно... Рэй, а ты можешь за ним сходить?
Возвращаться в угловую комнату совсем не хотелось, но мне все равно предстояло там убирать. Пустая спальня встретила все той же гнетущей тоской, и если бы это был чужой дом, я бы с радостью запер дверь и никогда больше туда не возвращался. Перешагивая через разбросанные на полу вещи, я открыл шкаф. Нож с бурыми пятнами на лезвии лежал там же, где я его бросил, дневник валялся рядом. Преодолевая брезгливость, я протянул руку — и замер.
Черная обложка была совершенно сухой и чистой.
Я вытащил дневник и полистал его. Страницы чуть-чуть покоробились, но на них не было ни пятнышка. Словно и не эта тетрадка несколько часов назад мокла в кровавой луже.
Когда я принес дневник, Том заметно оживился. Жадно выхватил его у меня из рук, провел ладонью по корешку, пошуршал страницами.
— Получилось! — казалось, он едва сдерживался, чтобы не рассмеяться. — Рэй, у меня все получилось!
— Да что именно?
Он сделал вид, что не услышал вопроса. Вместо этого призвал со стола перо и чернильницу.
— Ну и черт с тобой, — сказал я. — Не хочешь отвечать — молчи. А я пойду, у меня еще работы непочатый край.
Том рассеянно кивнул. Когда я, выходя из комнаты, обернулся, он уже склонился над дневником и что-то торопливо писал.

***
Я был так зол на Тома, что рвался поработать, лишь бы сбросить раздражение. Так что, вернувшись в угловую спальню, сразу принялся за дело. Навел порядок, расставил все по местам, повесил занавески. Тщательно вымыл пол, воду вынес за пределы сада и там выплеснул на землю, потом уничтожил испачканную кровью одежду. Покончив с этим, наколдовал переносную жаровню и развел в ней костерок, затем надел рукавицы и принялся ломать и бросать в огонь ветки можжевельника. Когда вся спальня наполнилась горьковатым смолистым дымом, я зажмурился и трижды перешагнул через пламя. Потом сунул по колючему прутику шиповника под порог и подоконник, сгреб тлеющие угли из жаровни в совок для угля и двинулся с ним по всему дому, окуривая дымом каждый угол и раскладывая шиповник то там, то здесь. Майк сунулся было ко мне, но тут же сбежал — ему не понравился запах дыма.
Когда я вернулся к Тому, он по-прежнему что-то писал в дневнике. Спаниель лежал рядом на коврике — наверное, решил, что нашел идеальное убежище. Рядом с кроветворным зельем на столике теперь стоял полупустой флакон противоаллергенного снадобья и валялся скомканный носовой платок.
Увидев меня с дымящимся совком в руках, Майк возмущенно залаял и полез под кровать. Я заставил Тома выбраться из-под одеяла и перешагнуть через тлеющие угли. Он попытался было сопротивляться:
— Зачем это?
— Ты был слишком близко к Вратам. А дым можжевельника отгоняет любую нечисть.
— Рэй, — он рассмеялся, — это же суеверие! Неужели ты и вправду думаешь, что какой-то дым способен...
— Как умею, так и поступаю. А ты бы лучше помолчал. И так уже наворотил дел.
— Подожди, — он обернулся. — Мне там, кажется, ответили...
Он схватил дневник. Я заглянул ему через плечо.
По странице бежали строчки, написанные знакомым легким почерком, но почему-то ярко-алыми чернилами:

"Что-то наверняка пошло не так. Я не предполагал такого результата. Но все еще можно исправить. Только не спорь. Мы оба знаем, что это возможно, хотя и очень трудно. Ты лжешь, утверждая, что ничего уже не изменить. Просто тебе нужно, чтобы я был заперт здесь.
А может, я и есть настоящий, а ты всего лишь занял мое место? Создание, вытеснившее своего создателя, фантом, симулякр, чудище Франкенштейна... Естественно, ты никогда не выпустишь меня обратно, — ведь ты не более чем самозванец, захвативший мою оболочку..."

Том с досадой выдохнул и быстро написал ниже: "Бред".
Слово будто утонуло в листе бумаги, и тут же на его месте появились новые строчки:

"Как быстро ты стал отвечать... Значит, задело за живое?
Я знаю, что ты не собираешься меня вытаскивать. Подумать только, я своими руками загнал себя сюда! Какая страшная насмешка…
Ты не представляешь себе, как здесь жутко. Я словно парализован, не могу пошевелить даже пальцем, потому что нет ни рук, ни ног, — но при этом я их помню, мне кажется, что я их чувствую. Уже от одного этого можно свихнуться.
Здесь полная пустота — только мой разум и твой голос. А когда его нет, остается только кричать в пустоту.
Это все равно, как если бы меня похоронили заживо. Но при этом я не могу даже умереть! Ты хоть можешь себе представить, каково это, — бесконечно задыхаться в гробу и не иметь возможности сдохнуть?! Я хотел бы вправду сойти с ума — но должно быть, здесь и это не удастся.
Я не могу так. Сделай что-нибудь! Я хочу жить... Я так хочу жить…"

Все это напоминало кошмарный сон. Один Том сидел рядом со мной на кровати. Второй был в строчках дневника, написанных красными чернилами, и мне казалось, что я почти слышу его голос — далекий, слабый, как у человека, который так долго кричал, что сорвал связки. Я видел их обоих и не мог понять, кто из них настоящий. А вдруг какая-то нечисть пробралась из-за Врат и заняла место Тома? Хотя нет, это чушь, конечно… К нечисти пес бы не подошел. Вдобавок я ни разу не слышал, чтобы у выходцев с того света была аллергия на шерсть.
— Опять истерика, — пробормотал Том, глядя на страницу. — Неужели у меня такой же бабский характер?
"Успокойся, — написал он ниже. — Тебе нужно взять себя в руки, мы потом все спокойно обсудим".

"Что обсудим?! — словно взорвался дневник. — Способ есть, и он тебе известен! Кто-то должен по доброй воле позвать меня обратно. И все! Это же так просто!"

"Да, с маленькими поправками...".
Том отвечал так быстро, что предыдущие строчки едва успевали исчезнуть.
"Есть вероятность, что позвавший заплатит за это жизнью. Ничто не берется из ничего — или ты из-за своей истерики так поглупел, что даже этого не помнишь? Тебе не жаль других людей? Ты готов пожертвовать ими, чтобы обрести плоть? Но заметь, у тебя есть хоть какое-то бытие — а у них не будет никакого".

"Как трогательно, что ты стал заботиться о других… Не замечал раньше за собой такого альтруизма. Или расщепление личности пошло тебе на пользу? Напиши об этом Дамблдору — вот он порадуется...
Конечно, я не жду, что ты пожертвуешь своей драгоценной жизнью — даже ради самого себя. Все-таки не первый год вместе, уж прости за неуклюжую шутку. Но, поверь, не все рассуждают так, как ты. Я знаю как минимум одного человека, а то и двоих, которые могли бы мне помочь, даже сознавая, какой это риск. Хочешь проверить?
Я понимаю, что тебе смешно, — ты ведь никогда ни к кому не был по-настоящему привязан. Ты не представляешь, каково это, — ценить чужую жизнь больше, чем свою. Ты умеешь вызывать любовь к себе, как фокусник вытаскивает кролика из шляпы, но при этом сам не способен полюбить. Ты вор, потому что берешь и не возвращаешь. Ты мошенник, потому что все твои улыбки, взгляды и слова рассчитаны до мелочей — люди отдают тебе самих себя, а ты расплачиваешься с ними фальшивкой..."

"Какой ты знаток любви, оказывается!..".
Том-здешний так спешил, что пропускал буквы в словах.
"Так подтверди свои слова делом. Полюби. Слабо? Рассуждаешь о высоких материях, а сам готов, как утопающий, схватиться за кого угодно, лишь бы выкарабкаться на сушу, — и плевать, что твой спаситель пойдет на дно...".
Я отвернулся и отошел к окну. Мне было мерзко, тоскливо, противно. Я чувствовал себя разменной фигурой, которую мимоходом, случайно подставили под удар, а теперь откровенно и цинично обсуждают, не подставить ли еще разок.
— Рэй…
Я обернулся.
— Ты что, принял это всерьез? — Том упорно пытался поймать мой взгляд. — Нашел, кого слушать! Он сейчас и не такого наговорит. Ему нужна любая зацепка, чтобы выбраться. Ты принимаешь это за чистую монету?
— Что он такое? Или...
Я не знал, как подобрать слова.
— Кто он?
— Как бы тебе объяснить… Мое второе «я». Понимаешь, при определенных условиях можно отделить часть своей личности и перенести ее в некий предмет. В этом был смысл опыта.
— Замечательный опыт… Поздравляю с успешным завершением.
Я бросил взгляд на серенький зимний день за окном. Вспомнил, как стоял ночью в коридоре, судорожно пытаясь сделать хотя бы глоток воздуха; как останавливал кровотечение из вскрытых вен; как накладывал империо на маму...
Я не мог больше тут оставаться и пошел к двери. Том окликнул меня. Я обернулся, уже стоя на пороге. Он пытался что-то сказать, но я остановил его жестом.
— Послушай… Я не знаю, какая часть твоей личности отделилась, а какая осталась. Не знаю, в чем была суть эксперимента и что из себя представляет твой дневник. Не знаю, кто из вас настоящий, а кто нет… Но одно могу сказать точно — я вас обоих видеть не хочу.


Продолжение следует.

 Отправлено: 30.03.08 05:15. Заголовок: Чёрт-чёрт-чёрт! Это ..

Чёрт-чёрт-чёрт! Это аффигительно! Писать нормальный отзыв нет сил, одни эмоции.
Какой Том, боже ж мой, какой Том! rakugan, я просто люблю вашего парня! Обоих! Ну и Рэя тоже за компанию =)) Потому что потрясающе живые. На месте автора канона я бы сдохла от зависти. Ну если б прочитала ваш роман =)
А какая часть Тома ушла в дневник, а? У меня первая мысль была, что хорошая. Но потом я подумала вторую мысль - ведь в "Тайной комнате" он был плохим парнем. С другой стороны, если человек столько времени просидит в нигде он по-любому озвереет. Или тут всё дело в том, что при расщеплении души волшебник теряет какую-то часть себя?
Вот если вдуматься, по Роулинг Вольдеморт сделал себе - сколько там (шесть, семь?) клонов. И каждому он передал свой ум, воспоминания, опыт и т.д. Но всю душу, передать не смог – только часть.
Вот мне, поэтому и интересно, что Роулинг подразумевала под душой – всё хорошее в нас? И если предположить, что это действительно так, то что же, и клон и оригинал после деления автоматически становятся в два раза хуже?

 Отправлено: 01.04.08 22:13. Заголовок: Мышь пишет: Какой ..

Мышь пишет:

цитата:

Какой Том, боже ж мой, какой Том!

ППКС

Зачиталась, спасибо и вдохновения.

 Отправлено: 01.04.08 22:46. Заголовок: Black Adder Пасиб ..

Black Adder
Пасиб :)