ДОРОГИЕ ДРУЗЬЯ! ФОРУМ ОТКРЫТ ТОЛЬКО ДЛЯ СОВЕРШЕННОЛЕТНИХ ЗАРЕГИСТРИРОВАННЫХ ПОЛЬЗОВАТЕЛЕЙ.
Чтобы зарегистрироваться, внимательно прочтите инструкцию в этой теме.
Если вы уже зарегистрированы, то получить доступ к закрытым разделам можно в этой теме.
Отправлено: 06.02.08 20:36. Заголовок: "Игрок", Том Риддл и УпСы "первого призыва", PG-13, главы 38-44
Название: "Игрок". Автор: rakugan. Бета: ddodo. Рейтинг: PG-13. Герои: Том Риддл и УпСы "первого призыва". Дисклеймер: все права принадлежат Дж. К. Роулинг. Аннотация: формирование "первого призыва" УпСов - кто они и почему пришли к Тому Риддлу. Действие происходит в 1938-1946 годах. POV Рэйналф Лестрейндж. Предупреждения: фик содержит описание азартных игр, возможна сильная лексика. Комментарии: огромная благодарность автора принадлежит Ассиди - за идею, ddodo - за то, что превратила сырой текст в литературное произведение, а также chergarka, d_tonks, menthol_blond, miss_dippet, polina_dear и risteyana — за вдохновение и поддержку при написании фика. Отношение к критике: приветствуется.
Отправлено: 06.02.08 20:36. Заголовок: Глава 38. Том дейст..
Глава 38.
Том действительно вернулся к полуночи — где-то без пяти двенадцать, когда мы уже устали его ждать и окончательно решили, что все плохо. Он пришел очень уставший, не стал с нами разговаривать, даже шепотом — впрочем, правильно, потому что в пустой гостиной прослушка могла среагировать и на шепот. Так что Том просто нацарапал на клочке пергамента: "Все в порядке", потом ушел в спальню, кое-как переоделся в пижаму и улегся спать. У меня будто камень с души свалился, хоть я и понимал, что радоваться рано. "Все в порядке" могло означать что угодно. Но делать было нечего — все равно узнать подробности прямо сейчас было невозможно. Ничего не оставалось, как тоже укладываться. Завтра, все завтра... Наутро я еле смог открыть глаза и обнаружил, что будильник надрывается уже целую вечность. Он так орал: "Пора вставать, лентяи!", что даже охрип и временами останавливался, чтобы откашляться. Эйвери и Розье еще сонно ворочались, один только Блэк уже поднялся и теперь ходил по комнате, расталкивая остальных. Том, как ни странно, все еще спал, хотя обычно поднимался раньше всех — он ведь и во сне продолжал слышать наши мысли, так что достаточно было кому-то открыть глаза, чтобы Том подскочил, как от удара хлыстом. Но сейчас он лежал, словно мертвый, только глаза под веками быстро-быстро двигались и ресницы вздрагивали — должно быть, ему что-то снилось. На завтрак мы не собирались — понятно, что с факультета не выпустят, — и даже неясно было, идти ли нам на экзамен. Но тут явился Нотт и спросил: "А что вы сидите? Аврорский пост сняли, путь свободен". Это был такой хороший знак, что мы не сразу поверили; Флинт даже отказывался выходить, будто за сутки вынужденного заточения прикипел к спальне и боялся высунуть нос наружу. Но наконец один за другим все потянулись к выходу. Я с ними не пошел — остался будить Тома. Сделать это мне никак не удавалось. Я тряс его за плечи и щипал за нос, а он даже не морщился. Я уже стал паниковать — была половина девятого, до экзамена оставалось всего ничего. А вдруг он на самом деле без сознания, а не спит?! Но глазные яблоки-то двигаются... Мне не приходилось слышать, чтобы люди в обмороке могли видеть сны. Тут он вдруг широко открыл глаза и мгновенно сел на кровати, нацелив на меня палочку. — Тихо, тихо, — сказал я, стараясь не делать резких движений. — Все хорошо. Ты меня узнаешь? — Да, — он со вздохом откинулся на подушку. — Конечно, узнаю, не задавай дурацких вопросов! Уф-ф, как здорово, что ты меня разбудил... Мне снился настоящий кошмар. Это было заметно — пижама на нем вся промокла, и от него сильно и остро пахло потом. — Что тебе снилось? — Как будто я живу в очень дорогом отеле, вроде "Ритца". Я там никогда не был, но видел такие в кино. Шикарный номер, везде бархат, зеркала, позолота... Но только нигде нет дверей. Не в том смысле, что их нет вообще, — дверные проемы-то есть, а вот дверей нет, так что люди, которые ходят по коридору, видят все, что ты делаешь. Мне это показалось очень странным, тем более в такой гостинице, но я решил, что потом все как-нибудь разъяснится... — Почему ты просто не наколдовал дверь? Он задумался. — Знаешь, а я никогда не колдую во сне. Там я забываю, что я волшебник... Ну, так вот, еще в этом номере были огромные шкафы от пола до потолка, и все забиты книгами. Я взял одну наугад. В ней были рисунки на каждой странице, как в детских книжках. Один я помню — святой Георгий убивает копьем дракона. Я сел в кресло и стал читать, и мне было так хорошо... Потом я вышел на балкон, а снаружи — Лондон. Не такой, как сейчас, весь в развалинах, со светомаскировкой и цеппелинами, — а красивый, довоенный. И небо такое ясное, синее-синее... На улице под балконом почему-то много маленьких детей в панамках. Все они несут в руках вареные картофелины и складывают их горкой. Не знаю, зачем они это делали. А рядом со мной на балконе стоит какой-то человек. Я не вижу его лица, но знаю, что это мужчина, притом старше меня, потому что у него взрослый голос. Еще мне почему-то кажется, что у него были светлые волосы... Наверное, мы о чем-то говорили, но я не помню, о чем. Потом в небе появился маленький самолет. Он летел так высоко, что даже не слышно было звука моторов. Человек, который стоял со мной, говорит: "Это самолет-разведчик". Тут мне стало не по себе — я-то знаю, чем заканчивается появление разведчика. Я сказал: "Надо идти в бомбоубежище". Он ответил: "Нет, не надо". А тут уже и бомбардировщики появились. Знаешь, такой низкий гул, и бомбы падают... Но почему-то никто из людей на улице с места не двинулся. Стоят и смотрят, будто в кино. Дети побросали свою картошку и тоже глазеют. Я хочу им крикнуть: "Идиоты, что ж вы делаете, бегите!", но голос меня не слушается, и я сам словно окаменел, не могу сделать и шага. А взрывы все ближе, ближе... Его передернуло. — Перескажи этот сон Розье, — посоветовал я, бросая учебники в сумку. — Он изучал прорицания, так что живо тебе все растолкует. — Ай, брось, — Том отмахнулся и откинул одеяло. — Сомневаюсь, чтобы в наших сонниках было что-нибудь о самолетах и бомбежке. Он с отвращением принюхался к своей пижаме, призвал из шкафа чистую рубашку и стал одеваться. — Что вчера было? — спросил я. — Потом расскажу, — покачал он головой, взял свою сумку, и мы ушли сдавать астрономию.
*** Экзамен прошел, как в тумане. Половину вопросов я вообще не понял, а в ответ на остальные накорябал какую-то чепуху. Все мои мысли были заняты вчерашними событиями. Ясно было, что Том как-то выкрутился, раз охрану с нашего факультета сняли, и Маркуса не вызывали к следователю. Но как это ему удалось? Что такого он сказал директору или аврорам? Из-за того, что он не желал говорить, получилось, что мы — самые заинтересованные лица — узнали обо всем последними. Перешептываться на экзамене было запрещено, но едва он закончился, как наших однокурсников с Гриффиндора окружила толпа. — Так это правда? Это ваш Хагрид во всем виноват? — слышался высокий тонкий голос Эрвина Либгута. — Откуда знаю? Мы сами ничего не понимаем, — отбивался от него гриффиндорец Родни Коуэлл, запихивая в портфель чернильницу. — А что, что это была за тварь? Она правда сбежала? А вдруг вернется и нас всех переубивает? — наседали на гриффиндорцев остальные. Мы с Розье молча переглянулись. Хагрид... Ну и дела. Эйвери пялился на нас, разинув рот. Маркус стоял, словно громом оглушенный. — Не задерживайтесь! Аудитория нужна для следующего экзамена! — прикрикнула на галдящую толпу Брэдли, проходившая мимо с охапкой свитков в руках. Под глазами у нее были темные круги, словно она всю ночь не спала и была чем-то расстроена. Хотя если обвинение в убийстве действительно предъявили студенту с ее факультета, то все понятно... Том снизошел до объяснений, только когда мы оказались на лужайке перед школой, вдали от посторонних ушей. — Следствие решило, что девчонку убил гигантский паук, которого Хагрид тайком держал в школе. Паук, должно быть, проголодался и сбежал из каморки, где Рубеус его прятал. Забрался в женский туалет, а там ему подвернулась Миртл. Паук укусил ее, но впрыснуть желудочный сок и переварить не успел — появился Прингл и спугнул его. Вот и все. Он рассказывал так равнодушно, словно прочел об этой истории в газете. — А у Хагрида правда был паук? — растерянно спросил Эйвери. Том пожал плечами. — Был. — И ты... знал об этом? — Возможно, — ответил он и улегся на траву, закинув руки за голову. — Значит, ты рассказал директору, а тот... — Я похож на идиота? — спросил Том, прикрывая глаза ладонью от яркого солнца. — Хорош бы я был, если бы явился доносить на Хагрида! При том, что я тоже подследственный, и рыльце, стало быть, в пушку. Даже самый тупой аврор что-нибудь заподозрил бы, тебе не кажется? — Тогда как узнали, что... — Я убедил Хагрида пойти признаться, — сказал Том и посмотрел на остальных из-под руки. Видно было, что он ждет от нас какой-то реакции. — И авроры ему поверили? — спросил Розье после долгого молчания. — Как видишь, — ответил Том, пожав плечами. — Хагрид, правда, не арестован — с него просто взяли подписку о невыезде. Он где-то в школе, но на глаза не показывается. Кстати, сегодня должны приехать родители Миртл, чтобы забрать тело. Я вот думаю — почему бы, собственно говоря, директору Диппету не свести их? "Мистер и миссис Фиппс, познакомьтесь, это убийца вашей дочери". "Здравствуйте, мистер Хагрид, как дела? Жаркая нынче погодка, правда?"... Он рассмеялся. — Слушай, — спросил Розье, наморщив лоб, — а если Хагрид откажется от показаний? — Не откажется. Он сам верит, что виновен. Я же сказал, что убедил его. — Мне казалось, он твой друг, — тихо заметил Маркус. — Нет, — пожал плечами Том. — Я к нему хорошо отношусь, это правда. Он добрый, хотя и глуповат, и мне жаль его. Постараюсь в будущем как-нибудь ему помочь. Но сейчас у меня не оставалось другого выхода, так что... — Это... — Флинт запнулся. — Это как-то непорядочно. Его ведь теперь посадят в Азкабан, хотя он ни в чем не... — А ты бы предпочел пойти в тюрьму сам? — сладким голосом спросил Том. — Так еще не поздно все исправить. Маркус промолчал, опустив голову. Никто больше ничего не говорил. Том внезапно поднялся на ноги. — Что ж, замечательно. Теперь вы все словно воды в рот набрали. Я нашел для вас этого василиска. Я дал вам возможность заработать на нем денег — не ахти как много, конечно, но все-таки больше, чем любой из вас получил бы, если бы месяц мыл пробирки в аптеке или паковал посылки на почте. А когда мы попали в переплет, я вытащил вас из неприятностей. Да, я пошел на подлость. Я нарушил свои обещания, я сдал аврорам того, кто был мне предан, но я сделал это ради вас. И вот теперь я не слышу даже простого "спасибо". Что, язык не поворачивается? Тогда я скажу сам. Он низко поклонился. — Спасибо, друзья мои. Я благодарен за то, что вы были со мной. Спасибо большое за поддержку! Он подхватил свою сумку и быстро пошел в сторону школы. — Да погоди ты! — мы с Розье вскочили на ноги, но Том даже не обернулся. У ворот Хогвартса он столкнулся с Минервой. Они остановились на минуту, а потом уже вдвоем пошли в сторону Запретного леса.
*** Перед Томом мне было ужасно неловко, хотя, если подумать серьезно, никаких причин стыдиться не было. Я и не мог ему ничего сказать, потому что о некоторых вещах стоило говорить лишь с глазу на глаз. Вдобавок в его обличительной речи были явные логические неувязки — скажем, Хагрида он "подставил" не столько ради нас, сколько ради себя. Но все равно было почему-то стыдно. Остальные, видимо, чувствовали то же самое, особенно Маркус. Впрочем, момент для извинений был упущен. Прерывать разговор Тома с невестой было бы совсем неудобно, да и Минни незачем было знать подоплеку событий. До самого вечера Том где-то пропадал и явился только на практическую часть экзамена по астрономии, за час до полуночи. Розье успел перехватить его перед экзаменом и принялся что-то сбивчиво, торопливо объяснять. Но Том, видно, уже отошел и только рукой махнул — мол, хватит об этом. Я не успел ему ничего сказать — экзаменаторы уже торопили нас к телескопам, установленным на парапете Астрономической башни. Я оказался рядом с Томом, но не смог с ним поговорить — к нему подошел профессор Тофти со свитком в руках. — Я прочел вашу работу... — Спасибо, сэр, — Том почтительно склонил голову. — Не благодарите, не благодарите, — профессор Тофти замахал руками. — C'est a moi de remercier, как говорится. Признаюсь честно, — он засмеялся своим кудахчущим смехом, — после каждого экзамена вся комиссия ждет ваших ответов, как нового выпуска интересного романа. У вас потрясающая эрудиция для студента... Однако свиток по астрономии, признаться, поставил нас перед некоторым затруднением. Он пожевал губами. — Да, сэр? — вежливо отозвался Том. — Нет, вы не подумайте, работа, как всегда, на высшую оценку. Однако некоторые моменты... Например, вы пишете, — он сверился со свитком, — о каком-то "радиоизлучении". Помилуйте, друг мой, неужели вы всерьез верите, что среди звезд и планет может работать радио, и есть какой-то неизвестный науке способ использовать его для изучения дальних миров? Он с любопытством склонил голову набок, ожидая, что Том ответит. — Речь идет не о таком радио, как у нас, сэр. Мы используем заклятия, чтобы обеспечить работу радиоприемника, тогда как маглы делают это с помощью невидимых... м-м... волн определенного типа. Соответственно, можно построить специальный телескоп... — Ну-ну, мой мальчик, — профессор Тофти снисходительно засмеялся, — вижу, вы прочли немало фантастических романов. Взять хотя бы вот это... где же оно... ах да, нашел. Вот здесь вы пишете о неких "черных дырах", которые якобы так массивны, что поглощают собственный свет без остатка. Скажите, друг мой, неужели вы можете представить себе, как звезда поглощает собственные лучи? В природе такое невозможно. Хотя как игра ума, как художественная метафора, как философская идея, наконец, это, безусловно, имеет право на существование. — Но маглы уже близки к их обнаружению, — ответил Том. — Я читал, что... Я не мог разглядеть в полутьме выражение его лица, но знал, что он сейчас очень раздражен. Том не выносил, когда его перебивают — И как же маглы намерены их обнаружить, позвольте спросить? Если эти звезды поглощают собственный свет, — спросил профессор Тофти и торжествующе склонил голову набок, довольный, что "поймал" собеседника. — С помощью все того же радиоизлучения, которое... — Томас, Томас, — экзаменатор улыбнулся и укоризненно покачал головой. — Вы еще так молоды, так романтичны... Конечно, с помощью какого-нибудь сверхъестественного излучения можно сделать любое "открытие" — например, что Луна сделана из сыра. Но не спешите принимать на веру все, что пишут маглы. Их наука находится пока в зачаточном состоянии, отсюда и такие... кхм-кхм... теории. Молодости свойственно увлекаться, но ученому необходим здравый смысл и строгость мышления. Безусловно, со временем вы научитесь отличать подлинные достижения от шарлатанства, но здесь требуется опыт. Проверяй, проверяй и еще раз проверяй, — вот чему учит нас наука, — он наставительно поднял палец. — Думаю, вы правы, сэр, — согласился Том. — Я знал, что в вас есть задатки настоящего исследователя, — профессор Тофти поощрительно похлопал его по плечу. — Вас ждет блестящее будущее, юноша, поверьте мне. А увлечение красивыми теориями, полет фантазии... Что ж, это тоже неплохо, но во всем надо знать меру, — строго добавил он. — Разумеется, — кивнул Том. Профессор Тофти довольно подвигал плечами, поправляя на себе теплую мантию. — Интересная у нас с вами получилась дискуссия. Ладно, простите, что отвлекаю от работы. Не буду больше мешать, ухожу, ухожу, ухожу... Раскланявшись с Томом, он засеменил прочь. — Так, значит, ты читаешь магловскую фантастику? — услышал я с другой стороны тихий голос Альфарда. Склонившись над своей картой звездного неба, он даже не смотрел на Тома, но, судя по всему, слышал весь разговор. — Нет, — ответил Том, настраивая свой телескоп. — Научные журналы. И, что бы ни говорил профессор Тофти, я не считаю, что маглы слишком глупы, чтобы делать открытия. — Я думал, ты недолюбливаешь маглов, — сказал Альфард, не поворачивая головы. — Ты бы их тоже не любил, если бы столько прожил с ними, — Том негромко рассмеялся. — Но я не хочу их недооценивать. Умный противник всегда более опасен. — Чем же они опасны? — Альфард, судя по голосу, усмехнулся. — А ты разве не замечаешь, — Том склонился над своей картой, — как они уже сумели поставить нас себе на службу? Втянули в войну, заставили умирать... Неужели ты думаешь, что когда война закончится, маглы оставят нас в покое? — Пускай попытаются использовать. В случае чего достаточно стереть память Черчиллю и прочим, чтобы они напрочь забыли о нашем существовании. — Это верно. Но если заглянуть в будущее еще на шаг вперед? Существа, способные найти во Вселенной невидимые звезды, способны найти и волшебников. Тем более что мы, в отличие от звезд, находимся от маглов не в сотнях световых лет. А если они еще и изобретут оружие, способное нас уничтожить, у нас не останется выхода, кроме как исполнять их приказы. — Ты утрируешь, — Альфард покачал головой. — Пускай даже о нас узнает не десять и не двадцать, а сто или тысяча маглов. Все это легко пресечь в зародыше. Заставить забыть. Убедить, если ты понимаешь, что я имею в виду. Мне показалось, что это намек. Значит, Альфард знает и настоящую историю признания Хагрида? Но Том пропустил намек мимо ушей. — Ты совершенно прав. Но кто возьмет это на себя? Министр Фосетт, который заглядывает в рот Черчиллю? Министерство, где всех интересует только порядок во входящих и исходящих письмах? Визенгамот, состоящий из столетних старцев, которые спят на заседаниях? — А что ты предлагаешь? — Альфард, присвечивая себе люмосом, вертел винт настройки телескопа. — Должна появиться новая политическая сила. По голосу Блэка было слышно, что тот улыбается. — Том, уж не себя ли, прости, ты имеешь в виду? Значит, верны слухи, которые уже давно ходят по школе, — о появлении некоего «наследника Слизерина»… Том во второй раз сделал вид, что не заметил намека. — Мне очень жаль, если единственный в этой стране, кого волнует судьба волшебников, — шестнадцатилетний мальчишка из Хогвартса. — Том, политика делается не так просто, как тебе кажется... — Да! — Том резко повернулся к Альфарду. — Я понимаю! У меня нет опыта, нет умения, нет связей. Но ведь твоя семья, например, отлично знает, как она делается. Твоя семья, которая была здесь еще до прихода римлян, твоя семья, без которой нет Британии, — почему она в стороне? Почему ты в стороне? Только не делай вид, что ты не видишь всех тех проблем, которые вижу я. Ты знаешь все это лучше меня, вот поэтому я и спрашиваю — почему тебе все равно? — Не все равно, — ответил Альфард после паузы. — Но исправлять жизнь других — не моя забота. — Отличное оправдание! Я слыхал об этом знаменитом принципе: "Блэки-выше-политики"... — Ты, я смотрю, немало знаешь о Блэках. — Не меньше, чем ты обо мне. Просто я предпочитаю не говорить обиняками. — Да? — Альфард негромко рассмеялся. — Том, я знаком с тобой пять лет. Каждый раз, когда ты кажешься искренним, — это твоя самая лучшая и самая красивая уловка. — Я польщен, — ответил Том, склоняя голову и разом прекратив игру. Теперь он уже не пытался говорить проникновенно, а вернулся к обычному насмешливому тону. — Похвала от Блэка — высокая честь для меня. — Не думаю, чтобы тебе так уж важно было мое мнение. — Мнение — нет. Позиция — да. Ты видишь мои штучки насквозь, и я это знаю. Но разве то, что я говорю, теряет смысл от того, что я лукавлю? — Не теряет, — признал Блэк. — Благодарю. Это уже что-то. — Мальчики! — профессор Тофти возник за их спинами, словно из воздуха. — Ну, как же вам не стыдно? Прекратите разговоры на экзамене! Том и Альфард сделали вид, что сосредоточены на своих картах. — Я подумаю над тем, что ты говоришь, — шепотом сказал Альфард, когда Тофти отошел. — Еще раз спасибо, — коротко ответил Том, глядя в окуляр.
Отправлено: 06.02.08 20:37. Заголовок: *** После экзамена Т..
*** После экзамена Том исчез так быстро, что я даже не успел с ним поговорить. Я думал, что он уйдет ночевать в свою подсобку, но в кабинете ЗОТИ было темно и тихо. Вернувшись на факультет, я обнаружил сумку Тома брошенной на кровать. Подождал минут двадцать и пошел его разыскивать. Том был в умывальной — когда он ночевал у нас в спальне, то ходил в общую душевую, а не в ванную старост. Действительно, глупо было бы брать полотенце и тащиться из подземелий на пятый этаж, чтобы почистить зубы. В умывальной было жарко, зеркала запотели от пара. Том, с мокрыми волосами, прилипшими к щекам, натягивал пижаму; от него пахло цветочным мылом и зубным порошком. Я сказал, что хотел извиниться за утреннюю историю. Том махнул рукой: — Я и так знал, что вы с Розье на моей стороне. На таких случаях проверяется, кто чего стоит. Как раствор — его нагревают, и вода испаряется. Остается соль. — Блэк — тоже соль? — Что? — он даже перестал вытирать волосы полотенцем, недоуменно уставившись на меня. Потом рассмеялся: — А, ты об этом... Я кивнул. — Неужели ты ревнуешь? — Том разглядывал меня, улыбаясь. — Не волнуйся. Я не меняю старых друзей на новых. Альфард никогда не будет значить для меня так же много, как ты, или Колин, или Тед Нотт. Это совсем другое. За Блэком — семья, связи в высших кругах, огромное влияние. Мне нужна его поддержка. Правда, я пока сам не знаю, что могу предложить ему взамен. Но, по крайней мере, мне удалось заинтересовать его настолько, чтобы он стал ждать моих предложений. — Альфард? По-моему, он не собирается играть в политику. — Он сам — нет. Но его семья может быть другого мнения. Том накинул себе на плечи рубашку от пижамы, но застегивать не стал — жарко. Я наколдовал себе табурет и сел. — Расскажи мне, что было вчера. — А, да, — он огляделся. — Ты прав. Наверное, здесь безопаснее говорить, чем в спальне. Подожди минутку... Он взмахнул палочкой, открывая все краны разом. Вода хлынула с оглушительным шумом, так что я теперь еле слышал его голос. Том подошел ко мне ближе и провел палочкой черту по воздуху, устанавливая заглушку. Теперь мы были отделены от чужих ушей и заклятием, и плеском льющейся воды. — Ты знал о том, что у Хагрида есть паук? — спросил я. — Да. Он держал его в наших подземельях. Я когда-то сам подыскал каморку, где можно было его спрятать. — Откуда этот паук вообще взялся? — Да я когда-то расщедрился и дал Хагриду денег, из тех, что мы заработали на волосе единорога. А он купил в Лондоне кладку акромантулы. Естественно, где-то на черном рынке, из-под полы — ими ведь запрещено торговать. Большая часть кладки погибла, но из одного яйца вывелся детеныш. Задумчиво глядя на меня сверху вниз, Том провел ладонью по моим волосам. Пижама на нем была влажная от пара, по твердому плоскому животу сбегали капли воды. Я смахнул их — Том дернулся и засмеялся: — Перестань, щекотно! — Хорошо, хорошо... А ты сам видел этого паука? — Да, — Том рассеянно перебирал мои волосы. — Жутковатая тварь. Мохнатый весь, глаз много... Бр-р! Хагриду его даже не пришлось особенно кормить — паук сам добывал себе пищу. Сплел в своей каморке сеть, ловил сначала тараканов, потом уже мышей и крыс. Я однажды случайно влез локтем в его паутину, а она оказалась такая прочная, что я чуть не оторвал рукав мантии, пока выпутывался. Очень неприятное чувство — паутина вздрагивает, а паук беспокоится; то подбежит к тебе, то отскочит. Он большой, размером со спаниеля. Страшновато... Хотя Хагрид говорил, что на человека он не набросится — слишком крупная добыча. Но это только пока. Акромантулы в природе вырастают до гигантских размеров. Попадешься взрослому пауку — высосет, как муху, только шкурка останется. — И что, — спросил я, — Хагрид собирался эту пакость держать в школе, пока она не вырастет? — Он хотел перед началом каникул выпустить Арагога в Запретный лес... — Выпустить кого? — Ты не знал, что акромантулы очень умные? "Арагог" — это имя, которое Хагрид придумал пауку. Тот откликался, даже научился немного разговаривать. Ничего интересного, впрочем, не говорил. С пауками вообще скучно. У змей, например, куда более сложное мышление, объемное, что ли. А у этих — плоское. Не могу лучше объяснить, извини. Вдобавок животных я не очень хорошо "слышу". Это же не люди, которые своими мыслями орут тебе прямо в ухо... — Не отвлекайся, — я подергал его за рукав пижамы. — Так что, Хагрид и вправду хотел его унести в лес? Милое дело! Чтоб эта тварь там охотилась... — Я бы не позволил, — Том сморщил нос. — Но мне не хватило времени. Я хотел изучить паука, а потом как-нибудь незаметно прикончить. Пускай бы Хагрид думал, что тот умер естественной смертью. Жвалы я собирался срезать и продать — яд акромантул очень ценится, — а тело Хагрид мог бы похоронить. Кстати, ты не представляешь себе, как он хоронит своих издохших зверюшек. Рэй, это надо видеть! Укладывает их в какую-нибудь коробку, кладет им туда одеяльце с подушечкой, потом делает красивый холмик и садит цветы... Ой, не могу! Том наклонился и расхохотался, уткнувшись мне в шею. Потом поднял голову и вытер слезы, выступившие от смеха. — Жаль, что ты ни разу при этом не присутствовал... Мне каждый раз хочется кататься по земле от хохота, а нельзя — Хагрид ведь зовет меня для моральной поддержки. Так что приходится делать скорбное лицо и надевать черный галстук. Нет, все-таки в Рубеусе есть что-то трогательное, скажи? Если честно, я очень долго не хотел его подставлять. Все сидел, думал, искал другие варианты. Но пришлось... Он умолк, склонив голову набок, потом взорвался: — Рэй, ну вот о чем ты сейчас думаешь?! О Мерлин, я не переношу, когда ты в таком настроении! Твои мысли тогда звучат, как зубная боль или виолончель на низких нотах. — Какие еще мысли? — я изобразил удивление, но, кажется, неудачно. — "Интересно, если я умру, ему тоже будет смешно?"... Прекрати! Ты знаешь, что мне не будет смешно. Да, во мне нет сентиментальности, и я не стану рыдать над котенком, которого переехала машина, но это не значит, что я лишен нормальных человеческих чувств. Он потянул меня за волосы, запрокидывая голову назад, чтобы я смотрел ему в лицо. — Если бы ты умер, я бы... Наверное, сидел и думал. Долго, несколько часов. Просто смотрел в одну точку и... Но потом все равно справился бы. Перешагнул. Он посмотрел мне в глаза. — Ты же понимаешь, что я не могу позволить себе бесконечно страдать и впадать в отчаяние. Я хочу жить, я хочу радоваться. И черта с два я был бы тебе нужен, если бы вел себя иначе! Мне стало смешно. — Ну да. Хандрить я и сам могу за двоих... — Вот именно, — весело заключил Том. — Так что вернемся к нашим делам. Что касается Хагрида, я только вчера вечером окончательно решил его сдать. Может быть, оставь мне Дамблдор возможность действовать, я бы придумал что-нибудь другое. Но вышло так, что у меня оставался только этот ход. Поэтому я напросился на беседу с Диппетом... — О чем? — Да обо всяких глупостях. Мол, мне негде жить, и можно ли на лето остаться в школе? Просто нужен был законный повод покинуть факультет, вот и все. Потом я подождал, пока Хагрид отправится навестить Арагога в подземелье — он всегда делает это по вечерам. Там я поговорил с ним и убедил, что это именно паук убил девочку. Рубеус, должно быть, и сам что-то такое подозревал, потому что в конце концов поверил. Паука я хотел убить, но Хагрид не дал, так что тварь сбежала. Это неудачно, разумеется, ну да что ж теперь делать... — А что сам Хагрид? — Уговорить его пойти признаться было нелегко, но, когда имеешь дело с гриффиндорцами, всегда можно надавить на совесть и чувство справедливости, — Том хмыкнул. — В общей сложности на все про все ушло около часа. Тягостное, надо сказать, было зрелище. Хагрид разревелся, потом стал просить, чтобы я пошел с ним, чтобы был рядом... Я ужасно устал. В конце концов пришлось на него прикрикнуть. Это подействовало — разозлить меня он боится больше, чем признаваться в убийстве. Потом, когда он отправился к Диппету, я не стал возвращаться на факультет, а ждал под разиллюзионным в пустом коридоре третьего этажа. Очень скоро там началось движение: явились авроры, потом Брэдли, Дамблдор... Я сидел, как на иголках, — я ведь даже не мог подслушать, что творится в кабинете директора. Где-то часа через полтора все наконец вышли. К счастью, Хагрида не забрали в следственный изолятор, а оставили в школе, и даже на факультет отпустили без конвоя. Так что я смог остановить его и посмотреть воспоминания. — И что? Гладко там все прошло? Том едва заметно покачал головой. Вода вокруг нас шумела оглушительно, от пара было тяжело дышать, а рубашка на мне совсем промокла от влаги, так что я снял ее и бросил на пол. — Риск был очень высокий, — сказал Том. — Я это знал с самого начала. Когда Хагрид пришел и, рыдая, выложил свою историю, Диппет подумал минут десять и решил ему поверить. Я, собственно, и предполагал, что так будет, потому что это в интересах директора. Конечно, его все равно ждет неприятный разговор с советом попечителей, но акромантула в школе — это все же не так серьезно, как подпольная шпионская организация. Так что Диппет быстренько пригласил к себе авроров, и Хагрид повторил свою историю уже для них. Авроры — это я тоже предполагал — в отличие от директора, совсем не обрадовались. За ловлю пауков медалей, сам понимаешь, не дают. Они заявили, что нельзя верить слабоумному полувеликану — ну, на деле, конечно, повежливее выразились, — и что если бы девочку убил укус паука, их экспертиза бы это показала. Но к тому времени явились и преподаватели. Слагхорн тут же выступил в поддержку Диппета: мол, он не видит в этом ничего невероятного, и смерть Миртл вполне могла быть вызвана парализующим действием паучьего яда. Слагхорн признанный специалист в этой области, так что его мнение многое значит... Том отошел к умывальникам, открыл на одном холодный кран и, скинув пижамную рубашку, стал плескать на себя холодную воду. — О Мерлин, как хорошо! Теперь хоть не так жарко... Так вот, Дамблдор и Брэдли, естественно, принялись защищать своего студента. Задавали ему разные вопросы, пытались найти нестыковки. Я очень этого боялся. Я, конечно, поработал с Хагридом, чтобы он не проболтался, кто именно надоумил его пойти признаться. Но поработал совсем чуть-чуть, слегка, чтобы следы вторжения в сознание были незаметны. Так что Хагрид мог и проговориться... К счастью, тут все прошло гладко. В итоге все зависело от того, на чью сторону встанет тип из Службы внешней разведки, который сидел у нас на допросе. Знаешь, это был, наверное, самый страшный момент... Вдобавок я ведь видел это в чужих воспоминаниях, так что даже не мог понять, кто из присутствующих о чем думает. Все то время, что шел разговор, разведчик сидел молча и слушал других. Вообще не двигался, словно истукан, даже как будто дышать перестал. А когда он наконец пошевелился на стуле — значит, принял решение, — у меня чуть сердце не остановилось. Но в конце концов он тоже сказал, что верит Хагриду, так что аврорам и Дамблдору ничего не оставалось, как согласиться. Потом они еще ходили осматривать каморку, где жил Арагог, а наутро Хагрида допрашивал легилимент, но это уже мелочи. Мне очень хотелось курить. Я вытащил из кармана пачку сигарет, но оказалось, что они влажные. Я уже хотел было спрятать их обратно, как Том наклонился и взял одну. — Ты же не куришь... — Мне просто нравится запах этого табака. Он принялся разминать сигарету. — Пока вроде бы все в порядке. Почему ты нервничаешь? — Не знаю, — Том рассеянно водил незажженной сигаретой по губам. — Мне очень не нравится этот разведчик. Я не могу понять, почему он так поступил. — Не желал связываться, — я пожал плечами. — Ты же сам говорил, что он не верит ни в какую шпионскую сеть и не хочет, чтобы на разведку свалили ответственность за следствие. — Так-то оно так, но мне почему-то кажется, что он решил еще покопаться в этом деле. А с их возможностями, сам понимаешь... Ладно, будем надеяться, что пронесет. — Закрывай воду, — посоветовал я. — А то кто-нибудь проснется и подумает, что мы решили затопить факультет. — Глупости. Сейчас четыре утра, все спят, как убитые. Еще минимум два часа здесь никого не будет. Том сел передо мной на корточки и, подперев подбородок сплетенными пальцами, посмотрел мне в лицо. — В общем, все хорошо, но мне отчего-то кажется, что дело еще не закончено. — Что будет с Хагридом? — Не знаю. В Азкабан его вряд ли отправят. Дамблдор сказал, что найдет ему защитника и постарается добиться минимального наказания. — Кстати, о Дамблдоре, — я отобрал у Тома сигарету и все-таки закурил. — Почему он не настоял на дополнительном расследовании? Почему не пробовал навязать прочим свое мнение? Он ведь знает, что случилось на самом деле. Том сморщил нос. — Не знаю в точности. Рэй, перестань курить! И так нечем дышать… Из того, что я успел понять о Дамблдоре, он в плохих отношениях со Службой внешней разведки. Это раз. Он не мог открыто оспорить мнение коллеги, то бишь Слагхорна. Это два. Так что оказался заблокирован с двух сторон. А еще мы с ним вчера вечером… побеседовали немного. Еще до того, как я отправился к Хагриду. Это было самое важное и сложное во всем плане. Я, конечно, не смог совсем вывести его из игры, но по крайней мере заставил потерять равновесие. Во всяком случае, считывать меня он больше не рискнет, это точно. — Почему? Что у вас там вышло? — Сейчас покажу воспоминание, — Том потер глаза. — Да ничего особенного. Обменялись парой слов в коридоре, вот и все. Это если смотреть со стороны... Он встряхнул головой и посмотрел на меня. — Дамблдор — трус. Вчера я это понял. Нет, он не дезертирует с фронта или что-то в таком роде. Он боится тьмы внутри себя. Глупо, конечно. В каждом человеке есть темная сторона, и нужно просто научиться с ней жить. Чем сильнее стараешься забыть о ней, тем больше сил уходит на войну с самим собой. А потом все равно оказывается, что ты вернулся к той самой двери, от которой пытался убежать, и ничего не остается, кроме как открыть ее. Именно это я сделал для Дамблдора — а он испугался. Не того, что увидел во мне, а того, что увидел в самом себе. Том еще пару мгновений посидел, кусая губы, потом взял меня за руку и потянул к себе. — Открой глаза пошире. Смотри.
*** Я стоял в сумеречном и прохладном коридоре третьего этажа. Это было западное крыло; туалет Плаксы Миртл, запертый и опечатанный, скрывался за поворотом. Было совсем тихо и пусто. Потом тяжелая каменная горгулья на входе в директорский кабинет со скрежетом повернулась, и вышел Том. Пройдя несколько шагов по коридору, он остановился у открытого окна. Солнце уже садилось; снаружи быстро темнело, и под потолком с негромким шипением зажглись лампы. От этого стало уютнее, зато сумерки словно придвинулись, стали плотными и густыми, как морская вода. Сморщенный волшебник на портрете, недовольно косясь на Тома, зевнул и стал натягивать ночной колпак. Глубоко вдыхая ночной воздух, Том расстегнул мантию, словно ему было жарко, и ослабил галстук. Потом прислонился виском к окну и постоял немного с закрытыми глазами. Наконец он двинулся дальше, касаясь пальцами стены и стараясь идти точно по невидимой линии, как будто ступал по канату. Кто-то шел ему навстречу — слышался стук шагов по каменным плитам пола и шелест мантии. Это был Дамблдор. Заметив Тома, он остановился, поднял голову и внимательно посмотрел на него сквозь очки в тонкой оправе. — Добрый вечер. Том тоже остановился. Глаза у него были сейчас такие темные, что радужка сливалась со зрачком. Он молчал так долго, что я явственно различил тоненький звон мошкары, бившейся о стекло. — Добрый вечер, профессор. Том отнял руку от стены и чуть-чуть сдвинулся вправо, словно дуэлянт, занимающий позицию для атаки. — Что ты делаешь здесь так поздно? — спросил Дамблдор после долгой-долгой паузы. Том молчал. Они оба смотрели друг на друга, не отводя глаз. Иногда ресницы Тома чуть вздрагивали, но тут же замирали. Тишина стала теперь вязкой и тягучей, как патока, и мне казалось, что я слышу отдаленное постукивание барабанов — в отсутствие звуков у человека часто начинаются такие галлюцинации. Голос Тома прозвучал тихо, но так неожиданно, что я даже вздрогнул. — Я был у директора, сэр. — Что ж, тебе пора в постель, — ответил Дамблдор. Сама по себе совершенно невинная, эта фраза, учитывая, что мы знали о Дамблдоре, прозвучала на редкость двусмысленно. Том улыбнулся, глядя профессору в глаза; тот молчал, а Том все улыбался, и мне казалось, что он сейчас рассмеется Дамблдору в лицо. Потом он сделал шаг вперед — Дамблдор чуть отступил, но оба по-прежнему не сводили друг с друга глаз, словно противники, застывшие с поднятыми наизготовку палочками, или две марионетки, связанные невидимой нитью. Взгляд Дамблдора стал пристальным, резким, пронизывающим... — Лучше сейчас не ходить по коридорам, — сказал он после долгого молчания. Последовала еще одна бесконечная пауза. Барабаны теперь били совсем рядом, все быстрее и быстрее, и мне казалось странным, как никто из этих двоих не слышит их тяжелого рокота. — Вы правы, профессор, — ответил Том и наконец рассмеялся, ясно и чисто. Он сделал еще шаг, повернулся и стоял теперь спиной к свету, так что лицо его тонуло в тени. А Дамблдор, наоборот, оказался под яркой лампой, вокруг которой, трепеща крыльями, вились ночные бабочки. Он казался внезапно постаревшим и очень уставшим. Несколько раз он делал движение, словно собирался уйти — и не мог. Казалось, стоящий напротив подросток удерживает его, притягивает, как ночной огонь манит мотыльков. У меня в голове крутились слова Минервы: "Том, ты всегда был таким солнечным...". Сейчас это было солнце в затмении, надир, поменявшийся местами с зенитом. Барабаны гремели оглушительно, но и сквозь них были слышны гул и потрескивание темного пламени. Было страшно, но безумно хотелось протянуть руку и коснуться огня, даже зная, что мгновенно превратишься в горстку пепла. Наверное, так фанатики-индусы бросаются под колесницу Джаганнатха, чтобы умереть счастливыми... Но Дамблдор не двинулся с места. Он опустил голову, и я не мог разглядеть его глаз. — Спокойной ночи, Том, — сказал он наконец очень тихо. Рокот барабанов уже замирал и слышался отдаленными всплесками. — Спокойной ночи, — ответил Том. У него уже не было в голосе ни насмешки, ни злости. Потом он развернулся и пошел по коридору легким, летящим шагом. Дамблдор, стоя на месте, молча смотрел ему вслед.
А знаешь, за твоего Тома Риддла очень хочется выйти замуж. Я серьезно
Это ты зря... Сейчас я тебе расскажу, что бы тебя ждало :)) Том в качестве мужа хорош тем, что он четко выполнял бы свои обязательства - семья никогда бы не нуждалась в деньгах, в случае чего ей обеспечили бы безопасность и т.д. Но при этом он не стал бы посвящать жену в свои дела, которые могут быть очень... кхм... сомнительными, и мог бы исчезать без предупреждения на N лет. Примерно так: "Я завтра уезжаю по делам в Албанию, вернусь в понедельник" - не уточняя, какого года и какого числа будет этот понедельник. Но вернется в понедельник, это точно - лет так через пять... Разумеется, позаботившись, чтобы все это время семья была при деньгах и в безопасности. Семья, если бы она была, была бы для Тома очень важна. Любовницы (любовники) - любовницами, а семья - это семья. Так что развод его жене не грозит. Сам он не особенно ревнив. Хочешь развлекаться - пожалуйста, только чтобы никто не знал, и не с моими политическими противниками (равно как и не с соратниками, и вообще "согласуй со мной его кандидатуру заранее, мы проверим его по досье, и тогда я приму решение"). В деловом отношении от жены требуется, естественно, абсолютная преданность. Муж прав, что бы он ни делал. Жена должна быть ему предана и следовать за ним, на какую дорожку он бы ни ступил (ubi tu, Gaius, ibi ego, Gaia - и в прямом, и в переносном смысле). Политические взгляды - такие, какие он скажет. Оппозиционные взгляды - по согласованию с ним. Профессия и хобби - тоже. При этом жена должна помнить, что он Лорд. Для всех, в том числе и для нее. Некоторые его просьбы (точнее, большинство) равносильны приказу, а уж прямые приказы подавно не обсуждаются. Не говоря уж о том, что сколько иметь детей, когда их иметь, как их воспитывать и прочее, решает тоже он. И т.д., и т.п. В общем, не самая легкая семейная ситуация. Неудивительно, что Минни в итоге ушла от него (в следующих главах "Игрока" будет про это).
Отправлено: 10.02.08 14:01. Заголовок: rakugan Зато это че..
rakugan Зато это человек, за которым ты как за каменной стеной)) Я в принципе считаю, что поддерживать близкого человека в любой ситуации, вне зависимости от того, прав он объективно или нет, - это и есть любовь. В смысле, в отношениях с посторонними поддерживать, а что там будет сказано наедине - не суть важно. Чем особо привлекает твой Риддл как мужчина: он всегда управляет ситуацией. Берет на себя отвественность, а не сидит сложа лапки и ждет у моря погоды. Это очень редкое качество в людях в принципе. Да, властность - оборотная сторона, но мне лично очень хочется периодически, чтобы что-то взяли и решили за меня, а не ждали от меня инициативы. Насчет Албании - это, конечно, сильно, да... я еще подумаю, короче
Отправлено: 10.02.08 14:12. Заголовок: Galadriel Все имеет..
Galadriel Все имеет свои оборотные стороны, и за каменную стену тоже приходится платить :) Хотя ты права - очень хочется жить с человеком, который является мужчиной не только по первичным и прочим половым признакам. Очень. Наверное, это сказалось, когда я писала :)
Отправлено: 10.02.08 14:17. Заголовок: rakugan Может быть)..
rakugan Может быть)) Хотя я подозреваю, что такие люди как раз как спутники жизни многим не понравились бы - слишком серьезные, слишком опасные. Многие предпочитают управлять сами, но в один прекрасный день устаешь от этого бесконечного "позови меня куда-нибудь" и "расскажи мне что-нибудь"))
Отправлено: 10.02.08 17:43. Заголовок: rakugan да всем пра..
rakugan да всем практически)) Затрудняюсь даже определить, просто это категория людей и персонажей, которые меня ужасно привлекают. Хотя многие и считают такие решительные характеры creepy.
Ну да, ее. Но вместо этого я буду читать Игрока, вот...
Отправлено: 12.02.08 11:41. Заголовок: Глава 39. В среду, ..
Глава 39.
В среду, сдав гербологию, мы отправились на Астрономическую башню — погулять по парапету, чтобы расслабиться, а заодно обсудить вопрос наличных денег. На каменной площадке было солнечно, жарко и пусто. Экзамены по астрономии закончились, и теперь на башне появлялся разве что Кровавый Барон, чтобы власть повыть и погреметь цепями. Но и он выбирался на свое излюбленное место прогулок только по ночам — привидения не очень любят солнечный свет. Я уселся на расстеленной мантии в тени ограждения и, сверяясь с записями, раскладывал столбиками золотые монеты. Результат был не то чтобы очень утешительный. Маркус, который после истории с Миртл заявил, что не хочет больше участвовать в нашем бизнесе, отдал свою долю в нашу пользу, так что теперь на каждого приходилось по семьдесят-восемьдесят галлеонов, не считая мелочи. Плюс еще около пятидесяти галлеонов в общем фонде. Это было довольно много — не каждый взрослый волшебник столько зарабатывал за месяц, — но зато других доходов в ближайшее время не предвиделось. У нашей "фирмы" к тому времени была пускай и маленькая, но вполне приличная клиентская база. Загвоздка в том, что поставлять клиентам было нечего. Вместе с Хагридом мы потеряли стабильный и привычный источник дохода в виде волоса единорога. Туалет, где умерла Миртл, оставался опечатанным, так что когда опять удастся открыть Тайную комнату и "подоить" Сьюзи, тоже было непонятно. Оставался, конечно, гигантский паук, но идти ловить его в лесу как-то не очень хотелось. Да и сколько бы мы выручили за его яд? Десять галлеонов? Двадцать? Конечно, была еще общая факультетская касса, но запускать в нее руку слишком уж глубоко было как-то неудобно. Только скандалов на этой почве нам не хватало... Не то чтобы мы так уж нуждались в деньгах. Из всей компании только мне и Тому приходилось зарабатывать на жизнь. Семья Нотта не бедствовала, Эйвери тоже не сказать чтоб перебивались с хлеба на воду. У Розье были сбережения, вдобавок мать Колина получала пенсию за пропавшего без вести мужа. Но все уже так привыкли иметь деньги на маленькие удовольствия вроде шоколада, сигарет и огневиски, что теперь не могли представить себе, как прожить на карманные средства от родителей. Раз в месяц выбираться в Хогсмид и считать каждый сикль, чтобы хватило на сахарное перо и бутылку сливочного пива? Бр-р... — Негусто, — резюмировал я, закончив подсчеты. — Если учесть расходы на фасовку и отправку, да еще дань Слагхорну, то у нас всего около двухсот галлеонов прибыли. — И это за полгода каторжного труда, — уточнил Розье, спрыгивая с парапета. — То-то я смотрю, ты перетрудился, — фыркнул Эйвери, развалившийся на солнышке. — Да уж побольше, чем некоторые, — отрезал Колин. — Ты сам боялся даже подойти к змее! Том тоже слез с парапета и подошел к нам. — Двести галлеонов, — задумчиво сказал он, разглядывая записи. — А к ним в придачу один труп, орда авроров в школе и куча неприятностей. Мне что-то не нравится такой расклад. — Есть другие идеи? — спросил Нотт. — Пока нет. — Нам нужно придумать что-то посерьезнее, — сказал я, глядя на Тома. — Знаешь, в покере, когда играешь по ставке в один кнат и в десять галлеонов, то сил и времени тратишь примерно поровну. А выигрыш сильно отличается. — Я это сам понимаю... Но пока не представляю, на чем заработать больше. Он опустил голову и потер виски руками. — Чем ты будешь расплачиваться за Минни? — спросил Нотт. — В кредит, — Том усмехнулся. — Я уже говорил с ней об этом. Честно сказал, что у меня мало денег. Она ответила, что выкуп невесты — это варварский средневековый обычай, и что она не вещь, и все такое прочее. Так что ее семья с меня ничего не возьмет. Свадьба тоже за их счет. — А потом? — Потом у меня будет работа... Я вам еще не говорил — Меррифот с сентября отдает мне ЗОТИ у младших курсов. Шесть часов в неделю. Это немного, всего около тридцати галлеонов в месяц, потому что у меня пока нет квалификации. Но на то, чтобы снять квартиру в Хогсмиде, хватит, и семью я как-нибудь сумею прокормить. — А если появится ребенок? — спросил Розье. — Ну, дети появляются вообще-то не на следующий день, — Том хмыкнул, — а только через девять месяцев. Иди почитай в энциклопедии, если ты пока не в курсе. К тому же... Не появится. Когда-нибудь потом — да, а сейчас я не могу позволить себе такие расходы. — Говорят, бывают всякие зелья. Минни могла бы пить такое, чтобы не забеременеть... — Говорят, — коротко ответил Том. Он терпеть не мог обсуждать с кем-то свою личную жизнь, так что Розье предпочел сменить тему. — Я вот тоже, наверное, женюсь, — сказал он, сладко потянувшись. — Только после Хогвартса. Правда, Эвелин уже сейчас хочет познакомить меня со своими родителями, но мне почему-то страшно. И потом, может, меня еще убьют на фронте. — Думай, что говоришь! — Эйвери суеверно сплюнул через левое плечо. — Ты точно решил в следующем году пойти добровольцем? — Конечно. А ты нет, что ли? — Ну-у, — протянул Тимоти, — наверное... Он вовсе не горел желанием попасть на войну, но не хотел говорить об этом вслух. Колин и мысли не допускал, что кто-то может не хотеть на фронт. Для него было так естественно, что сразу после семнадцатилетия мы все завербуемся в армию, что оспаривать это мнение было все равно что публично расписаться в трусости. Мне, наверное, тоже стоило бы подумать, что делать дальше... Силы самообороны — это, конечно, неплохо. По крайней мере, по закону я получу отсрочку по выплате долга перед Гринготтс на все время войны и на три года после демобилизации. Но я пока серьезно не думал об этом. В конце концов, оставалось еще целых полгода... Том поднял голову и посмотрел на меня. — Рэй, ты будешь играть этим летом? Я хотел было ответить: "Нет", потому что еще недавно клялся себе, что вот выплачу долг — и после этого сяду за карточный стол только под угрозой авады. Но тут же почувствовал знакомое покалывание в кончиках пальцев, особый, ни с чем не сравнимый азарт... — Хотел бы. Но у меня слишком мало стартового капитала. Том подвинул ко мне несколько столбиков монет. — Возьми пятьдесят из нашей выручки. В сумме не так много, но ты выкрутишься. Потом вернешь в общий фонд. И двадцать процентов с каждого выигрыша — туда же. Идет? — Идет. — Все остальные, — Том обвел взглядом компанию, — точно так же сдают двадцать процентов от летних заработков или от карманных денег. Плюс взносы в факультетскую кассу, не забывайте. — Ты нас грабишь, — вздохнул Эйвери. — Неправда. Это еще по-божески. А деньги нам понадобятся на расширение дела. И не советую пытаться мухлевать. — Да я ничего такого не имел в виду... — Вот и чудесно, — отрезал Том. Он сегодня был явно не в настроении — должно быть, голова болела. — Если у кого-то есть идеи, как нам заработать, я слушаю. — Большие деньги, — сказал Нотт, поправляя очки, — можно сделать на политике. — То-то твой дядя пока на ней только теряет... — Ну и что?! Вот он пройдет на выборах в Визенгамот, и все станет иначе. — Он уже десять лет пытается пройти. — Зря ты так, — Нотт закурил еще сигарету. — Тебе бы, кстати, тоже не мешало попробовать. Серьезно, Том. У тебя же хорошо получается ладить с людьми. — Я ничего не понимаю в политике. — Мой дядя мог бы тебя устроить на лето помощником к какому-нибудь члену Визенгамота. Ты бы присмотрелся, набрался опыта... — Спасибо. Я был бы рад. Но пока не знаю в точности, что буду делать, так что подумаю. По лицу Тома было видно, что мысль ему не слишком понравилась. А ведь еще недавно он убеждал Блэка, что хочет начать политическую карьеру. Интересно, почему сейчас так выпустил колючки? Не хочет быть у кого-то на побегушках? Том поднялся. — Ладно, раз мы все обсудили, то я ухожу. Меня еще зачем-то хотел видеть Слагхорн. — Какой-то он злой сегодня, — сказал Эйвери, когда шаги Тома затихли на лестнице. — Дерганый. — Будешь тут дерганым, — Розье зевнул и развалился на расстеленной мантии. — Не экзамены, а сумасшедший дом какой-то. — Ага. Еще эта дура Миртл... — И Маркус теперь от нас сбежал... — В чем-то я его понимаю... — А я вообще не думал, что переживу эти две недели... — Осталось сдать историю магии. Тогда и будешь говорить, что пережил. — Не напоминайте про историю магии! — у меня внезапно заболели зубы. Для меня это был самый главный экзамен, и мысль о нем пугала, как видение гильотины. Чтобы отогнать его хоть на минуту, я стал собирать монеты в замшевый мешочек. Галлеоны всегда поднимали мне настроение. — Все равно самое плохое уже позади, — убежденно сказал Эйвери. Снизу, от лужайки перед школой, доносились вопли и смех. Солнце припекало все сильнее и сильнее.
*** Экзамен по истории магии я все-таки сдал, и даже неплохо — не зря столько зубрил. До каникул оставалось всего-ничего, и теперь, казалось, можно было расслабиться. Но меня настораживало, что Дамблдор, похоже, вовсе не собирался покидать школу. Две недели его отпуска давно истекли, а он все еще болтался по Хогвартсу. Сталкиваясь с Томом в коридорах, он, как ни в чем не бывало, вежливо с ним раскланивался. Не знаю, что он при этом думал. Должно быть, как любой так называемый порядочный человек, допустивший неприглядные мысли, постарался как можно скорее обо всем забыть. Том, казалось, относился к нему совершенно равнодушно. Учитывая, сколько Дамблдор попортил ему крови, я бы на его месте, наверное, возненавидел заместителя директора и мечтал только об одном — как бы отправить его на три фута под землю. Но Том лишь пожимал плечами и говорил: "Игра есть игра. Я поставил ему шах — так на что злиться?". Впрочем, последняя разыгранная им против Дамблдора провокация тоже даром не прошла. Следующие несколько дней Том не вылезал из душевой — отмывался, чуть ли не до крови натирая кожу мочалкой. Но при случайных встречах с Дамблдором никак не показывал своего омерзения. Девятнадцатого июня вечером — это была суббота, выходной после экзаменов — мы отправились отпраздновать окончание СОВ в лес возле Хогсмида, на давно облюбованную полянку. Как обычно, купили в деревне сливочного пива и картошки, чтобы печь ее в золе. Разговор шел лениво — все так устали за последние две недели, что не хотелось даже с места двигаться, не то что открывать рот. Я почти не слушал, что говорят остальные, потому что Джейн как раз рассказывала мне о Саффолке, откуда была родом. Я пытался следить за ее историей и одновременно думал, не слишком ли рискованно себя с ней веду. Мы постоянно бывали где-то вместе, и правила приличия давно требовали от меня сделать предложение — а я никак не мог решиться. Сам не знал, чего больше боюсь, — то ли того, что она ответит отказом, то ли что согласится. Возможностей содержать семью у меня было еще меньше, чем у Тома, я был практически нищий — куда уж тут принимать на себя серьезные обязательства? Но и дальше так продолжаться не могло, мое поведение начинало выглядеть неприлично. Конечно, я ее ничем не скомпрометировал, мы даже ни разу не целовались. Об этом и речи быть не могло — Джейн все-таки порядочная девушка, не чета какой-нибудь Милки. Но все-таки своим подчеркнутым вниманием я давал ей и всем вокруг повод думать, что... Предаваясь в который раз этим размышлениям, я почувствовал, что опять захожу в тупик. Одновременно невпопад отвечал: "Да, конечно... неужели... потрясающе..." на реплики Джейн. С другой стороны костра что-то говорили о Дамблдоре — его имя звучало все чаще и чаще, в основном, от Минни. "Профессор Дамблдор считает... профессор Дамблдор рассказывал...". Том слушал это молча, но наконец взорвался, перебив Минерву посреди фразы: — И когда же, позволь узнать, он это рассказывал? — Вчера. Он заходил к нам на факультет, принес смородиновой наливки. Так вот, он говорит, что когда шли бои под Тобруком... — Как интересно, — протянул Том. — С каких это пор в Хогвартсе учителя спаивают студентов? — Пол-бокала на человека ты называешь "спаивать"? — засмеялась Минерва. — И что тут такого? В конце концов, Слагхорн тоже разрешает вам пить вино на своих вечеринках. К тому же там были одни старшекурсники. — Что еще ты пила с Дамблдором? — Том оперся спиной о дерево и, склонив голову, испытующе смотрел на нее. — Чай? Огневиски? А может, вы и танцы устраиваете? Он хорошо вальсирует, а, Минни? — Я понятия не имею, как он вальсирует... Она запнулась. — Том! Ты что, намекаешь, что Дамблдор флиртует со мной? — Понимай, как знаешь, — сухо ответил он. — О Мерлин! — Минерва явно не знала, то ли ей смеяться, то ли сердиться. — Но это же нелепость! Дамблдор уделяет мне ровно столько внимания, сколько всем остальным. Да и вообще... Это глупо! Он старше меня на сорок лет! — Не вижу, почему это мешает ему за тобой приударить. Кажется, назревала сцена ревности. Мне стало очень неловко. Остальным, видимо, тоже, потому что Эвелин Трогмортон попыталась исправить положение, переведя все в шутку: — Минни, и ты собралась замуж за этого ужасного типа? Он же будет ревновать тебя ко всем подряд — к продавцу в аптеке, к молочнику, с которым ты поговорила дольше трех минут... — А потом запрет в гареме и заставит носить чадру, — подхватил Колин, обнимая Эвелин за плечи. — Минни, главное, не вздумай дарить Дамблдору носовых платков, а то всё! Он выразительно черкнул себя ребром ладони по горлу. — Обязательно подарю, — Минерва даже не смотрела на Колина. Она не сводила глаз с Тома, подавшись вперед, словно пантера перед прыжком. — С завтрашнего дня начну носить с собой десяток, как раз на такой случай. — Очень смешно, — ровным голосом сказал Том и поднялся на ноги. — Делай, что хочешь. Мне это безразлично. Он развернулся и исчез в темноте между деревьями. — Да что с ним такое? — Минни растерянно смотрела ему вслед. — Не обращай внимания, — посоветовал Колин. — Позлится и успокоится. Он какой-то нервный последнее время. Хочешь еще картошки? Но Минерва отрицательно качнула головой, потом быстро встала и пошла вслед за Томом. — Кошмар! — Эвелин поежилась. — Как она с ним ладит? Я бы с Риддлом и дня не прожила. Колин, ты тоже будешь так себя вести? — Конечно! Между прочим, я уже приготовил большой кинжал. Сначала зарежу им твоих воздыхателей, потом тебя, потом себя. Только сначала прочту трагические стихи над твоим телом. Иначе зрители будут думать, что зря платили за билет. — Дурак! — Эвелин шлепнула его по руке. — А что? — Колин хищно посмотрел на нее. — Ты будешь лежать вся такая красивая, в белом платье, обагренном кровью. Умри, несчастная!.. Ну как, я похож на Отелло? — На чучело ты похож... Джейн наклонилась ко мне и шепотом сказала: — Очень странно. — Что именно? — пробурчал я. Выходка Тома меня разозлила. Он что, специально портит всем настроение в такой хороший вечер? — Том не производит впечатления ревнивого человека, — прошептала Джейн, дергая себя за косу. — Он просто изображает вспышку гнева, причем переигрывает. Ты не знаешь, зачем ему это нужно? — Понятия не имею. Почему ты думаешь, что это актерство? Ты стала легилиментом? — огрызнулся я. — Раз ты злишься, значит, я права, — невозмутимо ответила она. У костра мы просидели еще около часа. Солнце село, но было еще совсем светло — в Шотландии в это время ночь короткая. Над верхушками сосен висела круглая белесая луна, но небо на западе было ясно-синее, чистое. Так что мы не замечали времени, и только потом кто-то спохватился, что часы в Хогсмиде, кажется, пробили десять. — Черт! — Колин вскочил на ноги. — Ворота в школе уже заперли! Сейчас придется платить Принглу, чтобы впустил нас. Это если повезет не нарваться на учителей... Тушите костер, быстрее!
*** Через несколько минут мы покинули полянку и цепочкой двинулись по тропинке через лес. Под деревьями было гораздо темнее, и ничего не стоило разбить себе нос или подвернуть ногу, ухнув в какую-нибудь яму. Я вел Джейн под руку, помогая ей перепрыгивать через толстые корни деревьев. Впереди Колин звенел по карманам мелочью, пытаясь на ощупь подсчитать, хватит ли ее, чтобы умилостивить Прингла. На одном из поворотов тропинки, возле зарослей шиповника, виднелись две смутно различимые тени. До нас донесся голос Минервы: — ...Да, меня оскорбляет, когда ты мне не доверяешь! Удивлен? И какое ты имеешь право меня ограничивать?! Если ты уже сейчас себя так ведешь — что будет, когда мы поженимся? Мне придется каждый раз спрашивать разрешения, чтобы повидаться с друзьями? Носить чадру, как говорит Розье? Видимо, все это время они ссорились, да так, что даже забыли поставить заглушку. Колин пнул камушек — тот со стуком покатился по тропинке, — а я нарочито громко заговорил с Джейн. Но эти двое, кажется, ничего вокруг не замечали. — Минни, да причем тут чадра! Что ты повторяешь всякий вздор?!.. Ладно, хватит. Прости, я знаю, что я дурак. Я сам понимаю, что неправильно себя веду, но ничего не могу с этим поделать. Я с ума схожу... — Что-то раньше с тобой такого не было. Тебя ведь не смущало, что я вижусь с Джорджем МакГонагаллом каждый день на уроках и в общей гостиной! — Минни, ну зачем ты меня дразнишь?! Вот к чему ты сейчас упомянула Джорджа?! — Эй! — окликнул их Колин, но ни Том, ни Минни не услышали. Теперь Минерва обнимала Тома, шепча извинения. — Да ладно, ничего страшного, — быстро ответил он. — Просто я так боюсь тебя потерять, что... Не думай, что я недооцениваю Дамблдора. Наоборот, я потому так и злюсь, что все время сравниваю себя с ним. Кто я такой? Мальчишка, ничего из себя не представляю. А он взрослый, умный... герой войны... Откуда мне знать — вдруг ты всерьез им увлечешься? — То-ом... Минерва негромко засмеялась. — Какой ты у меня все-таки глупый... Колин громко и немелодично засвистел какую-то мелодию, Эйвери закашлялся. Тут двое на тропинке наконец спохватились — оба вздрогнули так, будто рядом ударила молния. Том молча потянул Минерву за руку в сторону, уступая дорогу. Мы поторопились поскорее уйти. Чуть позже, обернувшись, я увидел, что они идут за нами в некотором отдалении, то и дело останавливаясь. В ворота Хогвартса нам пришлось стучать с полчаса, прежде чем, ругаясь вполголоса, явился смотритель. Прингл был очень зол и даже заранее прихватил с собой трость, чтобы наглядно разъяснить нарушителям, когда следует возвращаться в школу. Но золотой галлеон настроил его на куда более благодушный лад, и он все-таки позволил нам войти, ворча себе под нос, что в следующий раз точно спустит с нас шкуру. — Не закрывайте, — попросил Колин. — Там сейчас еще придут. — Ходют и ходют, покоя от них нет! Вот как возьму и оставлю ночевать на улице, будете знать! — буркнул Прингл, но все же остался ждать у ворот в надежде получить еще чаевые. Хогвартс лежал впереди темной громадой — все еще шла война, и действовало затемнение. Зато внутри все сверкало огнями, по коридорам носились ученики, и спать никто не собирался. Я пошел проводить Джейн до башни Рэйвенкло, потом вернулся на факультет. Тома не было — должно быть, они с Минни все еще выясняли отношения. Было, в общем, ясно, зачем Тому понадобился этот неубедительный спектакль. Он, разумеется, не думал всерьез, что Дамблдор ухаживает за его невестой, — хотя бы потому, что отлично знал, каковы на самом деле пристрастия профессора. Но Тому совсем не нравилось, что Минни так много общается с его врагом. Она очень доверяла Дамблдору, который был ее любимым учителем с первого курса, и прислушивалась к его мнению. Так что при желании Дамблдор вполне мог настроить ее против Тома и, не исключено, именно этим и занимался. Том вернулся на факультет ближе к полуночи, очень злой. Настолько, что, переодеваясь, комом швырнул свою рубашку на стул, вместо того чтобы аккуратно сложить — это был верный признак того, что он близок к точке кипения. Как выяснилось, ему так и не удалось уговорить Минерву. Она была возмущена его недоверием, оскорблена подозрениями в адрес учителя, которого уважала, раздражена тем, что Том пытается "посадить ее в клетку", и разговор так ничем и не закончился. Впрочем, видимо, она все же переживала размолвку, потому что на следующий день вечером пришла на Слизерин и, поймав меня в общей гостиной, потребовала, чтобы я сыграл с ней в шахматы. Это прозвучало скорее как приказ, чем как просьба, так что я вздохнул и подчинился. Тома она демонстративно игнорировала, но все же бросила, когда он оказался рядом: — Ну вот, Дамблдор там, а я ушла. Доволен?! — Пожалуйста, прекрати, — попросил Том. — Я вовсе не имел в виду, что... — А мне можно с ним здороваться в коридоре? — спросила Минерва, все еще не глядя на него, и с такой силой передвинула свою пешку, что та жалобно пискнула. — Или я должна прятаться за колонну, если Дамблдор будет идти навстречу? — Ну, конечно, ты можешь... — Могу. И все, хватит об этом! — Не нервничай. — Я абсолютно спокойна! В подтверждение своих слов она схватила коня и попыталась заставить его ходить, как ладью. Конь возмущенно забил копытами о доску, отказываясь сдвинуться с места. Я покосился на Тома. Он стоял у Минни за спиной и улыбался.
Отправлено: 13.02.08 10:44. Заголовок: Слу, можно немного н..
Слу, можно немного не в тему вопрос - а в какой момент планируется закончить фик? Мне просто интересно, что же ты считаешь окончательным превращением Тома Риддла в Лорда Волдеморта)
Galadriel М-м... ладно, пусть будет спойлер. Фик заканчивается летом 1946 года. Точнее дату назвать не могу, хотя она у меня где-то вычислена (не помню сейчас просто). И в каком-то смысле события, описанные в финальном эпизоде, безусловно... э-э... маркируют момент окончательного превращения Тома в Лорда Волдеморта. Нет, это не смерть Хепсибы Смит (про это вообще не будет) и не какой-то эпизод, известный нам из канона. Это будет очень бытовой, обыденный, проходной такой эпизод, который тем не менее... в общем, понятно. Все, больше ничего не скажу :) Но сразу хочу предупредить, что (следуя канону) само имя "Лорд Волдеморт" появится на сцене гораздо раньше. А именно в 40-й главе, так сказать, сразу после рекламной паузы. Так что оставайтесь с нами :))
Отправлено: 13.02.08 22:44. Заголовок: rakugan да уж все, ..
rakugan да уж все, никуда отсюда не уйду)) И вообще я прямо сейчас начну страдать и требовать продолжения, потому что 39 глава закончилась как раз к концу очереди в консульство сегодня)) Так что теперь мне вроде как нечего читать, потому что книжек видеть не хочу - слишком уж захватывающий мир
Отправлено: 20.02.08 22:20. Заголовок: Глава 40. В понедел..
Глава 40.
В понедельник утром возле входа в Большой зал появилось объявление — отъезд Хогвартс-экпресса назначен на среду, 23 июня. В школе воцарилось суматошное, предканикульное настроение. Мне нужно было сдать книги, так что после обеда я сунулся было в библиотеку, но там оказалась огромная очередь. В самом хвосте я увидел Альфарда и Маркуса, договорился, чтобы они заняли для меня место, и ушел на факультет. По дороге выглянул в окно: по лужайке перед школой носились, радуясь свободе, первокурсники, а над квиддичным полем кружили игроки — команды пользовались случаем для тренировок, чтобы не растерять навыки за лето. Возвращаясь в подземелья, я был твердо настроен привести свои пожитки в порядок — выкинуть из чемодана ненужный хлам, сложить одежду, упаковать конспекты (я все еще верил, что летом буду повторять пройденное). Но едва я вошел в нашу гостиную, как тут же почувствовал, до чего лень даже пальцем шевельнуть. Последние две недели вымотали меня окончательно, и теперь хотелось только спать или просто валяться на кровати, наслаждаясь бездельем. Розье, судя по всему, был в таком же настроении. Он сидел в спальне, уныло глядя на распахнутый чемодан, рядом с которым высилась гора вещей. На дне чемодана сиротливо лежал измятый школьный галстук. Я хотел позвать Колина покурить, чтобы взбодриться, но тут вернулся Том, который пропадал где-то с самого завтрака, — вроде бы его вызывал к себе декан. Оглядев разгромленную спальню, где на всех свободных поверхностях в беспорядке громоздились одежда и книги, Том бесцеремонно выставил Эйвери — мол, ему надо с нами поговорить. — А мне, стало быть, не доверяешь? — обиделся Тимоти. — Меньше знаешь, — многозначительно сказал Том, — крепче спишь. Эйвери решил не настаивать и ушел в общую гостиную, буркнув: "Не больно-то и хотелось. От ваших секретов одни неприятности"... — Чайник поставь! — крикнул Том ему вслед. Потом запер дверь и быстро обернулся вокруг своей оси, рассылая во все стороны синие вспышки из палочки. — Ты что делаешь? — спросил я. — Проверяю на подслушивающие заклятия... Вроде бы ничего нет. Но я сейчас все равно поставлю защитный купол. — Все так серьезно? Что случилось? — спросил Колин, вытаскивая из кучи скрученную жгутом рубашку. — Разговор у меня был интересный, — Том остановился перед иллюзорным окном и побарабанил пальцами по стеклу. — И собеседник милый... Вот и спешу поделиться радостью. Мне стало неуютно; Колин поднял голову от чемодана. — Что за разговор? — Сегодня утром меня вызвал Слагхорн, — Том рассказывал, не поворачивая головы, — и говорит: "Томми, тут один джентльмен хочет с тобой побеседовать", — а у самого руки трясутся. Многообещающе, правда? Я пошел к нему в кабинет — чувствую, что-то не то. На входе такая заглушка, что меня даже тряхнуло. А внутри сидит — кто бы вы думали? — тот самый тип из контрразведки, который был у нас на допросе. Колин присвистнул. Я молчал, крепко сжав руки, чтобы не выдать потрясения. — Вот-вот. И я так же подумал: какая приятная встреча, да еще с утра пораньше... Том обернулся, поискал глазами свободный стул, но все было завалено вещами, так что он уселся прямо на столе. — Пожал мне руку, дал визитку. Оказывается, его зовут Леонард Пикеринг... Тогда это имя нам ничего не говорило. До того, как Пикеринг станет главой Службы внешней разведки и контрразведки, оставалось добрых двадцать лет. — А работает он официально в отделе статистики и учета почтового ведомства. Вот так-то... Интересная, говорю, у вас работа, сэр. "Да ну, — отвечает, — скучная. Сидим, ведомости проверяем, вычисляем средний вес посылок, которые носят совы, и все такое прочее. Но я здесь не по работе. Просто сам бывший слизеринец, соскучился по факультету, а тут выдалась оказия побывать в Хогвартсе, вот и подумал — дай зайду, поболтаю». Ну, отчего же не поболтать... Посидели мы с ним, чаю выпили, он всякие истории из своих школьных лет рассказывал. Ничего даже, смешные. У этого Пикеринга лицо такое простецкое, фермерское, а глаза добрые-добрые... Он мне, знаете, чем-то напомнил Долохова. Тоже любитель прикинуться пареньком из народа... Розье, слушая его, лихорадочно грыз ногти. — Ты ведь в школу разведки собираешься после выпуска? — спросил его Том. — Интересные у тебя будут коллеги, ничего не скажешь... Ну, так вот, сидели мы, разговаривали, потом мне надоело. Спросил напрямую: мол, я, конечно, не очень в этом разбираюсь, но что все-таки сотрудник почтового ведомства делал на следствии? Он посмеялся и говорит: "Том, не прикидывайся дурачком. Ты же прекрасно понял, кто я такой. И мы знаем, кто ты такой, так что давай без экивоков". "И кто же я?" — спрашиваю. Он говорит: "Ну, как же? Наследник Салазара Слизерина, понятное дело. Большая шишка, разве нет?". У меня вырвалось крепкое словцо. Надо же, пронюхали... — Ага, — кивнул Том. — Вот именно. Я ему говорю: не пойму, мол, о чем вы. Какие в наши дни наследники Слизерина? Средневековье какое-то, даже смешно. Тем более я вырос в магловском приюте. Если каждого считать наследником, то у нас весь факультет можно в потомки Мерлина записать. А он веселится, чтоб его... "Не скромничай, — говорит, — у нас точные сведения". "Откуда?" — спрашиваю. "А с миру по нитке, — отвечает. — Сидим, понимаешь, день-деньской в своем отделе, бумажки перебираем, скучища... Вот и начинаем со скуки кроссворды разгадывать — заняться-то нечем". "И какие же, — спрашиваю, — вопросы в этих кроссвордах?". "Да когда как, — отвечает. — Смотря, на какую тему... Последний вот интересный был — про одного умного мальчика, который весь факультет под себя подмял, и чуть не пол-Англии снабжал волосом единорога, да еще и ядом василиска торговал. А еще на преподавателей имел влияние, и врагов успел нажить очень серьезных для своего возраста, и неосторожные политические амбиции проявлял... По отдельности-то поначалу непонятно, но потом одно слово разгадаешь, другое — и смотришь, а кроссворд-то у тебя, как на ладони". — Черт, черт, черт! — Колин встал и принялся ходить по спальне, пиная валявшиеся на полу ботинки. — До всего докопались! — Ну, не так уж до всего, — поправил его Том. — Могло быть и хуже... — Что именно? — Колин обернулся. — Неважно. После когда-нибудь расскажу... Меня и так до сих пор трясет, когда вспоминаю этот разговорчик. Смотрю тупо на Пикеринга, не знаю, что ответить, а он мне: "Неосторожно работаете, сударь мой Томас, неаккуратно... Следы плохо заметаете. Но, к счастью, нас это не касается. Мы люди маленькие, сидим себе, стоимость марок подсчитываем. А уж какие там зеленые юнцы держат василисков в Хогвартсе и мечтают при этом о большой политике — не наше дело". Я сидел ни жив, ни мертв, вцепившись в край покрывала. — Что дальше? — резко спросил Розье. — Рассказывай, не тяни! — Я и рассказываю, — Том закрыл глаза и встряхнул головой. — Дай мне самому отойти, а? Даже холодно стало... В общем, я его спрашиваю: "А что тогда ваше дело?". Он говорит: "Ну, это-то как раз просто — безопасность Британии. На мелочи мы не размениваемся". "Чудесно, — говорю, — а я тут при чем?". "Да ни при чем, — отвечает, — просто хотел познакомиться. Глядишь, и подружимся". "Нет, — говорю, — спасибо. Знаете поговорку? Подружился волк с кобылой — оставил хвост да гриву...". Розье сел и безнадежно обхватил голову руками. — Ты с ним так разговаривал?! Идиот... — Да все в порядке, брось, — Том фыркнул. — Пикеринг только посмеялся. Оценил шутку. "Ну что ты, — говорит, — у нас, хвала Мерлину, не гестапо. И я ведь тебе сказал, что никаких претензий нет. Но нам, возможно, понадобится твоя помощь". "Какая? — спрашиваю — Работать у вас сорокой, которая новости на хвосте приносит? Извините, так мы не договоримся". Он в ответ: "Не глупи. Все новости, какие нам нужны, мы и сами узнаем. А для тебя никаких определенных дел пока нет, но могут быть. Например, ты имеешь большое влияние в Хогвартсе, так что можешь других студентов... скажем так, удержать от ненужной активности. Да и вне Хогвартса — попутешествовать, побывать в разных местах, пообщаться с людьми... Не думай, в темную мы тебя использовать не станем. Если найдется дело, я тебе обязательно расскажу, почему и зачем это нужно. Просто, видишь ли, — говорит, — у нашего противника в Англии немаленькая сеть. Мы, конечно, делаем все, чтобы ее ликвидировать, но с той стороны тоже не дураки. Поэтому если я, скажем, появлюсь в определенных местах, даже под обороткой, или начну с определенными людьми разговаривать, меня могут вычислить и уберут. Не то плохо, что прикончат, а то, что я дело не сделаю, еще и противника заставлю насторожиться. А ты — подросток, тебе проще, легче, к тебе вопросов меньше". Я молчу. Он спрашивает: "Ты боишься? Мы тебе, конечно, ничего по-настоящему опасного поручать не будем и всегда подстрахуем...". "Нет, — говорю, — не в этом соль. Мне просто кажется, что у меня и выбора-то по большому счету нет, правда?". Он опять посмеялся и сказал: "Если честно, то выбора действительно нет. Но, когда дойдет до задания, я думаю, ты сам захочешь. Поймешь, что тебе это нужно. И не только тебе, но и всему обществу". "Не слишком ли, — спрашиваю, — громкие слова?". А он отвечает: "Нет. Главное, чтоб они с делом не расходились, правда? Ты пойми, мы ведь не на себя работаем, и не на какого-нибудь пузатого дядю... Мы работаем на Англию. Думаешь, мы служим министру магии? Нет, дорогой, мы ему подчиняемся. А служим мы своей стране, и это разные вещи. Министры, знаешь ли, приходят и уходят. Англия остается". — Что ты на это ответил? — глухо спросил Колин. — А что тут можно ответить? — Том пожал плечами. — Особенно когда тебе выбора не оставляют... — Ты его считывал? — спросил я и бросил быстрый взгляд на Розье, но тот ничуть не удивился — значит, уже знал, что Том хороший легилимент. — Да. Считывал. Похоже, он мне не врал. У них есть на меня какие-то планы, но они не касаются Хогвартса... или не совсем касаются. Неясно. В любом случае, — он поднял голову, — я это рассказываю только вам двоим. Подписку о неразглашении я не давал, но... Сами понимаете. Однако от вас я это скрывать не могу и не имею права. Всем остальным знать ничего не надо, но вы должны быть в курсе, что я под колпаком. Мне это совсем не нравится, но уж вышло, как вышло... Сам вляпался, самому придется выкручиваться. — Мы тебе поможем, если что, — сказал я почти шепотом. — Это уж по обстоятельствам, — Том потер виски руками. — Пока лучше вести себя тише воды, ниже травы. Кстати, Сьюзи больше выпускать не получится. Пикеринг намекнул, что за этим наблюдают. — Они? — Нет... Он же сказал, что им плевать на василисков. Но у меня что, мало доброжелателей? Черт побери, — Том ударил кулаком по столу, — я чувствую себя, как кукла, к которой все подряд пытаются привязать ниточки и заставить плясать под свою дудку! Не успеешь обрезать один поводок — тут же кто-то накидывает другой... — А Слагхорн знает о вашем разговоре? — спросил Розье, наморщив лоб. — Нет. Он, конечно, пытался выяснить, о чем шла речь. Но я ему ничего не ответил, просто посмотрел — так он сразу отскочил чуть ли не на фут и сказал: "Ну, ладно, ладно"... Том рассмеялся, но как-то совсем невесело. Я хотел еще о чем-то спросить, но тут в дверь постучали, и заглянул Эйвери. — Вы долго? — жалобно спросил он. — А то мне вещи собирать надо... — Входи, — Том махнул рукой. Видимо, он считал, что все, что нужно, уже было сказано. Эйвери бочком пробрался в спальню, глядя на нас испуганно. Должно быть, лица у нас были слишком мрачные. Но, памятуя томовское "Меньше знаешь — крепче спишь", он почел за лучшее ни о чем не допытываться. Том слез со стола и, как ни в чем не бывало, принялся разбирать свои книги, откладывая в отдельную стопку те, которые следовало вернуть в библиотеку. В это время в дверь опять постучали, и к нам ввалился Касси Малфой.
*** Касси был весь потный, разгоряченный, в грязной и видавшей виды квиддичной форме. Должно быть, явился прямо с тренировки. Бросив на стол тяжелые кожаные нарукавники, он сладко потянулся. — Слушайте, у вас нет пива? Или хоть чего-нибудь... — Пусто, — ответил Розье. — Сами вчера все допили. — Может, удастся выбраться в Хогсмид? Если бы Прингл как-нибудь незаметно нас выпустил... — Разве что вечером. Днем он побоится. — И где мы в такое время купим пива? — В "Кабаньей голове". Там из-под прилавка продадут, что хочешь, в любое время суток — были бы деньги. — До вечера долго. Ску-учно... — Ага. Зато нам тут очень весело, — сказал Колин негромко, чтобы Малфой не услышал. Том, раскладывавший книги стопками, поднял голову и задумчиво посмотрел на Касси. — Кстати, раз уж ты зашел... Могу тебя поздравить. Слагхорн намекнул мне по секрету, что в следующем году ты будешь старостой. — Правда? — Касси смущенно почесал в затылке. — Ну... спасибо... — Мне-то за что? Кстати, держи. Начинай заранее готовиться, — Том бросил ему потрепанную, довольно толстую книжку, на обложке которой вилась надпись золотыми буквами: "How to Be a Perfect Prefect". — Это что? — Пособие для старост. Я купил его прошлым летом на распродаже в Косом переулке. В основном тоска, но встречаются познавательные вещи. Усевшись на кровать Флинта, Касси принялся листать книгу. На нудных разделах вроде "Нравственные качества старосты" и "Как правильно организовать подготовку к экзаменам" он не задержался, но, добравшись до конца, притормозил. — Список того, что запрещено делать в Хогвартсе... Ого! Тридцать страниц мелким шрифтом! Морща лоб, Касси принялся за чтение, потом вдруг расхохотался. — Ты чего? — спросил Розье, удивленно посмотрев на него. — Да это, оказывается, замечательная штука! В жизни не видел таких дурацких правил. Вот послушайте, я вам зачитаю... За следующие десять минут мы узнали, что в Хогвартсе, в числе прочего, строжайше воспрещается: — въезжать в Большой зал верхом на лошади; — передвигаться по коридорам на ходулях; — являться на занятия босиком и без одежды; — плеваться с метлы; — пугать привидения; — раскладывать на Астрономической башне приманки для драконов; — есть перед уроками лук и чеснок; — носить мантию задом наперед; — использовать сов для колки орехов... Не сказать, чтоб это было чудо как смешно, но у нас, видно, была истерика от нервного напряжения, так что хохотали мы до слез. — Ой, не могу! — Касси остановился, чтобы отдышаться. — Вот тут еще: "Запрещается держать в спальне корову"! То-то я думаю, почему у Доббса такой подозрительный вид? Наверняка собрался протащить корову на факультет. Идем дальше... "Смазывать чужую ночную вазу клеем"... Неплохая мысль, но где в наши дни взять ночную вазу? "Поить русалок спиртными напитками"... Еще чего! Самим не хватает! "Убивать гоблинов в воскресенье"... Бр-р, какое варварство! Известно же, что приличные люди делают это строго по понедельникам. — Что там еще? — спросил Эйвери, заглядывая ему через плечо. — "Запрещается с помощью чар увеличивать грудь у портретов женского пола"... Ну, это старо и уже давно никому не интересно. "Ковырять в носу волшебной палочкой"... Видел я одного такого умника — до сих пор нос на сторону... О! Вот это здорово! "Запрещается кататься с крыши на коньках"... Он посмотрел вверх, будто надеялся разглядеть крышу Хогвартса через потолок и перекрытия. — Неплохая мысль, — сказал Розье. — Может, пошли попробуем? Надо же как-то развеяться. И то верно, а то мы сейчас тут свихнемся... — Коньки придется наколдовывать, — сказал Малфой. — Да мы так просто, без них. И никто не скажет, что мы нарушаем школьные правила. Том тоже решил пойти с нами, чтобы расслабиться. По дороге он забежал на Гриффиндор и вернулся обеспокоенный. — Не могу найти Минерву. Ее нет на факультете, нет в библиотеке, и вообще ее никто не видел с раннего утра. — Успокойся, — Розье похлопал его по плечу. — Что с ней может случиться в школе? — Я уже ничего не знаю. — Да прекрати ты! — свирепо прошипел Колин. — Самое большее, что могло произойти, — Дамблдор пригласил ее на романтическую прогулку... — Нет, — Том покачал головой. — Дамблдор убрался куда-то сразу после завтрака. Я видел, как он шел к воротам, а потом аппарировал. Ладно, неважно. Найдется... Для катания мы выбрали укромное место во внутреннем дворе, где нас нельзя было увидеть из окон учительской — ее заслоняла башня Рэйвенкло. На двух тихоходных школьных метлах, позаимствованных по дороге, мы поднялись на покатую крышу западного крыла. Лазурно-синяя снизу, вблизи она оказалась грязной и покрытой белесыми потеками; черепицы покоробились от времени. Вдоль крыши тянулся узкий карниз, по которому можно было ходить. — Высоко как, — сказал Эйвери, садясь на карниз и с опаской глядя на каменные плиты двора далеко внизу. — Грохнешься — так костей не соберешь. — Сделаем магический барьер, делов-то, — отмахнулся Розье. — По Астрономической башне ходили — и ничего. — То ходили, а здесь будешь нестись, как ненормальный, и затормозить негде... Барьер, примерно на уровне третьего этажа, поначалу вышел не очень — слишком плотный, так что для страховки не годился. Чтобы это проверить, мы бросали на него с крыши наколдованные на скорую руку стеклянные бокалы. Ударившись о барьер, они разлетались вдребезги; сам он был прозрачный, так что осколки, казалось, висели в воздухе. После получаса проб и ошибок удалось, наконец, сделать барьер упругим, чтобы он подбрасывал предметы вверх, как батут. К этому времени мы чуть не изжарились — солнце палило немилосердно, раскаленная крыша обжигала даже через подошвы ботинок. Ни ветерка, ни облачка, словно Хогвартс целиком засунули в духовку. — Наверное, будет гроза, — сказал Эйвери, разглядывая темную дымку, затягивавшую небо на востоке. Наконец, когда приготовления были закончены, Том превратил часть крыши в ледяную горку, которая сверкала так, что глазам было больно. Кататься с нее и вправду оказалось здорово — скорость сумасшедшая, так что затормозить на карнизе не удавалось почти никому, и, сорвавшись с крыши, ты сначала по инерции летел вперед, а потом падал, словно с обрыва. Эти несколько секунд свободного падения были самым захватывающим во всей затее — сердце билось где-то у горла, земля стремительно неслась навстречу, но когда уже казалось, что вот-вот разобьешься, тебя подхватывал барьер, мягкий и пружинистый, как натянутое полотно. Это было фантастически прекрасно, и, наверное, именно то, что нам было нужно. Пускай на один короткий миг, но ты забывал все проблемы и невзгоды, все на свете. Несколько рэйвенкловцев с интересом наблюдали за нами из своей башни, потом решились и, вылетев на метлах через распахнутое окно, приземлились на гребне крыши. Немного позже к ним присоединилась гриффиндорская команда по квиддичу, возвращавшаяся с тренировки; появилось и несколько студентов с Хаффлпаффа. Теперь на импровизированной горке было не протолкнуться. Над двором парили, медленно кружась в воздухе, метлы, которые то и дело кто-нибудь подзывал, чтобы подняться на крышу. Девочки, собравшись группкой на карнизе и хихикая, заколдовывали друг другу юбки, чтобы они не вздувались колоколом в полете. Кто-то из гриффиндорцев, поднимаясь снизу на метле, слишком усердно пялил на это глаза — ответом ему был град вспышек из палочек, так что он потерял равновесие и рухнул обратно на барьер. Все вместе напоминало не то рождественское гулянье, не то карнавал. Младшие курсы с завистью смотрели на нас из окон — на горку их не пускали. Лед на крыше быстро таял, и его приходилось все время подновлять, с карниза текли ручейки. Рыжий Аластор с Гриффиндора слетал на свой факультет и вернулся с бутылью тыквенного сока, который разливал всем желающим. Присев рядом с ним на карниз, Том спросил о Минни. Аластор наморщил лоб и ответил, перекрикивая гвалт и смех на крыше: — Наверное, она с Хагридом. С утра они о чем-то разговаривали, а потом я видел, как они шли в сторону Запретного леса. Том нахмурился. — А что, Хагрид еще здесь? — спросил Эйвери, бочком подходя к ним по карнизу и протягивая наколдованный стакан для сока. — А куда ему деваться? — ответил Моуди. — Жить-то негде, вот он и остается пока в школе... До суда. Теперь уже и он помрачнел. Хотел еще что-то сказать, но в это время кто-то пронесся мимо с криком "Поберегись!", и Аластор едва успел спасти драгоценную бутыль. Внизу открылась дверь, и во двор вышла маленькая фигурка — профессор Меррифот. Откинув голову и прикрыв глаза ладонью от солнца, она долго рассматривала, что мы делаем, потом сурово погрозила нам пальцем, но прогонять не стала. Только проверила магический барьер на прочность, поставила на всякий случай второй и ушла.
Отправлено: 20.02.08 22:21. Заголовок: *** Где-то через час..
*** Где-то через час, когда веселье было в самом разгаре, небо на востоке заметно потемнело. Духота немного спала; послышались отдаленные раскаты грома, едва различимые за шумом голосов. Потом повеял слабый ветерок. Перед входом в школу закружилась пыль, а где-то за Запретным лесом засверкали тонкие ниточки молний. В воздухе сильно запахло озоном. Вскоре по крыше застучали первые редкие капли дождя, расплываясь на черепице темными пятнами. Пора было сворачиваться. Я поднялся к Тому — он стоял на гребне крыши, глядя на дорогу, которая вела от Хогсмида к школьным воротам. По ней спешил какой-то человек в ярко-красной мантии. Дамблдор... Вот он остановился и наколдовал себе большой зонт, больше похожий на пляжный, в красную и белую клетку. — А вот и Минни, — сказал Том и потянул меня за рукав. Он уже смотрел в другую сторону — туда, где вдоль стены Хогвартса шла девушка в светлом летнем платье. Несколько раз она поднимала голову и смотрела на небо, но нас на крыше, видимо, не замечала. Капли дождя застучали чаще, и она заторопилась к главному входу. А потом, должно быть, увидела Дамблдора, потому что помахала ему рукой и закричала: — Профессор Дамблдор! Подождите, постойте! Она побежала и исчезла, завернув за угол. Теперь мы ее уже не видели. Том резко выругался и, бросившись к полурастаявшему ледяному склону, заскользил вниз. На карнизе он с трудом притормозил, взмахнув руками, и рванул к слуховому окну. Окно не поддавалось алохоморе, так что Том просто высадил его взрывным заклятьем — только щепки полетели во все стороны, — и, ухватившись за края, скользнул внутрь. Я тупо смотрел ему вслед. Ветер усиливался, так что стоять на гребне крыши уже было опасно. Наша горка почти растаяла, только местами остались маленькие ледники, из-под которых вниз по черепице бежали струйки воды. — Давайте в школу! — заорал Розье. — Эй, там, наверху! Все по метлам! Я сейчас снимаю барьер! Рэйвенкловцы и команда Гриффиндора, взмыв с крыши, разлетелись по своим башням. Моуди махнул нам рукой на прощанье и крикнул: "Спасибо, классная была игра!". Хаффлпаффцы, усевшись паровозиком все на одну метлу, неторопливо пролетели вдоль южного крыла, перевалили через стену и исчезли. Я забрался на метлу Малфоя. Колин, оседлав вместе с Эйвери другую, подобрал с крыши брошенные мантии и пустую бутыль из-под сока, осмотрелся и круто нырнул вниз. Сразу же вслед за ним Малфой без предупреждения пошел в пике, да так, что у меня уши заложило. Я зажмурился и вцепился в него изо всех сил, про себя проклиная квиддичистов и их дурацкие привычки. Мы затормозили в двух дюймах над барьером. А он теперь, как назло, не желал сниматься, сколько Розье ни размахивал палочкой. Дождь лил уже по-настоящему; молния ударила где-то совсем рядом, так что ее вспышку я увидел даже с закрытыми глазами. — Колин, хватит возиться! — крикнул я. — Там впереди второй щит, все равно не справимся. Давайте в окно! Одно из окон в западном крыле было открыто, и мы влетели туда, едва не сломав раму. В коридоре было пусто, пахло пылью и побелкой. Соскочив с метлы, Касси Малфой обернулся: — Смотрите, вода набирается поверх барьера! Прикольно... Прямо в воздухе над магическим щитом и вправду стало собираться озерцо воды. На его поверхности плавали большие пузыри — значит, дождь зарядил надолго. — Надо попросить Меррифот снять барьер, — озабоченно сказал Розье. — А то если воды будет слишком много, она польется в окна третьего этажа, и мы останемся виноваты. — Интересно, — спросил Эйвери, пока мы, прихватив метлы, бежали к кабинету ЗОТИ, — а почему над всей школой не поставят магический купол? Ну, чтобы дождя не было... — Да потому что мы тогда задохнемся, идиот! — бросил Розье на бегу. — Он ведь и воздух тоже не пропускает. Меррифот, услышав, чего мы хотим, поначалу возмутилась и сказала, что студентам, которые сдали СОВы, стыдно не справиться с барьером. Но потом смилостивилась и отправилась во внутренний двор. Мы не стали дожидаться, чем все кончится, и поспешили на факультет. За окнами молнии вспыхивали чуть ли не каждую секунду, гром гремел так, что впору было оглохнуть, а от ветра дребезжали стекла. Сильно похолодало — даже не верилось, что еще час назад мы изнывали от жары. Зато в общей гостиной ярко пылал огонь в камине, а над ним посвистывал подвешенный на крюке чайник. Я налил себе чашку чая и ушел в спальню. Там снял промокшую рубашку и брюки, разложил их на стуле для просушки, а сам улегся в кровать, укутавшись в одеяло, и стал смотреть в иллюзорное окно. Дождь лил стеной, так что даже озера не было видно; ветер раскачивал деревья, срывал с них листья и ломал ветки. Я смотрел на это и чувствовал, как глаза закрываются. Потом сдался, укрылся одеялом с головой и заснул.
*** Когда я проснулся, дождь уже закончился. Небо за окном опять посветлело, с веток деревьев капала вода. В спальне никого не было, кроме Колина, который валялся на кровати с детективом в руках. — А где все? — спросил я, зевая. — Альфард ушел в гости на Рэйвенкло. Флинт пытается договориться с мадам Локсли — он потерял какую-то школьную книжку, и теперь ему грозит десять лет каторжных работ в библиотеке. Малфой, кажется, уломал Прингла и потихоньку ушел в Хогсмид, и Эйвери с ним. Ты, кстати, проспал ужин. Там, правда, опять давали овсянку, так что ты немного потерял. Но я прихватил тебе два яблока. — Спасибо, — я сел в постели, протирая глаза. — А где Том? — Бродит с Минервой кругами вокруг озера, — мрачно ответил Розье. — Кажется, все плохо, потому что они выясняют отношения уже часа два. — Опять из-за Дамблдора?! — Не знаю, из-за чего, и какая муха их укусила. Лично я не пойду это выяснять. — Я тоже. Интересно, когда им надоест? — Думаю, часам к десяти. Сделаем ставки? Я поставил на половину одиннадцатого, но проиграл — Том явился в девять. Он выглядел спокойным, но каким-то рассеянным, и словно не мог понять, что ему делать, — перекладывал с места на место свои книги, потом взял мою чашку с остывшим чаем, подержал в руках и поставил обратно... Когда Колин пошевелился на кровати, и ее пружины заскрипели, Том резко обернулся, глядя на дверь. — Что-то случилось? — спросил Розье, опустив книгу. — Ничего. — Совсем ничего? Ты какой-то странный... — Все в полном порядке. Минерва разорвала помолвку, а в остальном — ничего нового. — Что она сделала?! — я даже подскочил на кровати. — Сказала, что не выйдет за меня замуж, — любезно пояснил Том. — Разругались? — спросил Розье. — С чего ты взял? Ничего подобного. Мы очень мило побеседовали. Минни рассказала, как сегодня утром прогулялась с Хагридом в лес, чтобы нанести визит Арагогу. Не знаю, сама ли она до этого додумалась, или наш общий друг профессор Дамблдор посоветовал. — Он решил подкормить паука студентами? — Нет. Скорее, беспокоится, что этой твари не хватает общения. Паук-то говорящий... Том старался отвечать небрежно, но у него заметно дрожали руки. — Арагог рассказал Минни, что, пока жил в школе, ничего не видел, кроме своего ящика. И уж тем более не кусал Плаксу Миртл. Минни стала расспрашивать Хагрида, зачем же тот пошел признаваться, и тут выяснилось, что Хагрид прекрасно помнит, кто именно надоумил его это сделать. Видимо, Дамблдор сумел снять с него мысленный блок, который я поставил... В итоге Минни не придумала ничего умнее, как обратиться к Дамблдору же за разъяснениями. Здорово, правда? — Да что за день такой?! — Колин отшвырнул книгу. — Сплошные новости, одна другой лучше! И что Дамблдор? Рассказал ей все, как было? — Что ты! Разве можно? — Том улыбнулся. Он снял свою мантию и принялся ее складывать. — Ведь тогда ему пришлось бы объяснять, почему он знал о василиске, но не вмешался. Нет, он просто подтвердил то, до чего Минни сама додумалась... Рэй, не надо на меня так смотреть, будто я сейчас побегу вешаться. Люди каждый день разрывают помолвки, в этом нет ничего страшного. — Дай сюда. Ты сейчас ее порвешь! — Розье встал и отобрал у Тома мантию, которую тот машинально пытался завязать в узел. — Что? — Том посмотрел на него недоуменно. — А, да... Я возьму яблоко, можно? — Конечно, — я подтолкнул к нему яблоко. — Слушай, может, тебе лучше огневиски? Малфой как раз пошел за... Том меня словно не услышал. — Минни неглупая девочка, — сказал он, вгрызаясь в яблоко, — а пока она возвращалась из Запретного леса, у нее было время подумать. Целое море времени. Так что она сумела найти ответ, который показался ей логичным. В самом деле, если паук все время сидел в ящике, он не мог оказаться рядом с Миртл и укусить ее. Разве что... Том подумал немного, потом заговорил так, словно читал лекцию: — Кстати, это интересная мысль. Предположим, существует некое множество параллельных вселенных X, в котором есть пауки, и некое множество Y, где имеются Плаксы Миртл. Тогда на пересечении множеств X и Y вполне может существовать такой элемент, где они оказываются в одной точке пространства. Или даже элемент, в котором паук и Плакса Миртл являются по сути одним и тем же существом... Колин, стоявший у него за спиной, выразительно покрутил пальцем у виска. Мне тоже казалось, что Тома не мешало бы сейчас оглушить заклятием, чтобы уложить спать. Но не успел я об этом подумать, как Том посмотрел на меня и, не меняя тона, сказал: — Не надо этого делать. Со мной все нормально, просто вы же знаете, что у меня специфическое чувство юмора... Он принялся расхаживать по комнате и рассуждать, жестикулируя яблоком: — Итак, мысль о параллельных вселенных хороша, но Минни, боюсь, слишком консервативна, чтобы ее принять. Поэтому она предпочла воспользоваться принципом Оккама и считать доказанным, что паук не мог убить Плаксу Миртл. А поскольку Хагрид не мог не знать об этом и, тем не менее, утверждал обратное, ergo, он солгал. Либо же кто-то убедил его в обратном, и у Минервы были основания считать, что это был я. А так как я тоже знал, что паук невиновен, значит, мое утверждение было заведомо ложным... Это напоминает логическую задачку, вам не кажется? Здесь возможны несколько вариантов решения. Так, Минерва могла предположить, что я патологический лжец, — что неверно, поскольку часть моих утверждений все же истинны. Или она могла предположить, что я вру только по средам и пятницам, что также неверно, поскольку тогда было воскресенье. Поэтому она пришла к выводу, что для лжи у меня были некие основания, — и действительно, на тот момент мне грозило следствие по подозрению в шпионаже. Если бы я был невиновен, то мне не было бы необходимости избегать следствия; однако я солгал — пускай и посредством Хагрида, — следовательно, был виновен. Quod erat demonstrandum*. Я должен признать, что на основе имевшихся у Минервы данных эту задачу невозможно решить иначе. Браво! Пятьдесят баллов Гриффиндору. Он вздохнул и сел на стул со скромным видом ученого, только что доказавшего сложную теорему. — Э-э... — только и смог сказать Розье. — А дальше все просто, — продолжил Том обычным голосом. — Она пришла в ужас и решила поделиться своими подозрениями с Дамблдором, чтобы спросить у него совета. Дамблдор сказал ей, что давно все знал, но не стал выдавать меня, потому что хотел дать мне второй шанс, — ведь я очень умный и талантливый мальчик, просто, к сожалению, немного запутался и перестал понимать, что хорошо, а что плохо. Но меня еще можно спасти, и именно Минни силой своей любви должна это сделать... И так далее, и тому подобное, очень в его духе. Потом Минни пошла ко мне и все это выложила. — А ты? — я несколько раз моргнул. Все это отдавало абсурдом, и мне казалось, что я до сих пор сплю. — А я ее разочаровал. Вместо того, чтобы со слезами на глазах раскаяться и немедленно начать новую жизнь, я стал на нее орать. Да, я был неправ, я сорвался, потому что был взвинчен после разговора с Пикерингом. Но меня взбесило, что она пошла с вопросами не ко мне, а к моему врагу, хотя я просил ее с ним не общаться. Неужели это было до того трудно? Розье облегченно выдохнул. — Значит, все пока не так страшно? А я-то уже подумал... Значит, о василиске Дамблдор не торопится никому рассказывать. Уже хорошо. А какую версию ты придумал для Минни? — Никакую, — совершенно спокойно сказал Том, бросил на стол огрызок яблока и потянулся за холодным чаем. — Хотя мог бы, и не одну. Минни, конечно, ждала, что я буду ее переубеждать, что все объясню… А я не стал. Он посмотрел на нас и улыбнулся. — Я сказал ей, что действительно подставил Хагрида, и у меня были на это свои причины, а какие — ей знать не надо. И что если она хочет со мной жить, то пускай привыкает доверять мне, не задавая лишних вопросов, — или проваливает ко всем чертям. — Что, прямо так и сказал? — спросил я ошеломленно. — Ну, не так грубо. Но смысл примерно такой. — Послушай, ты серьезно думаешь, что она на это согласится? Это же женщины! Им везде надо совать свой нос! — Я же не заставляю ее меняться, — Том отпил глоток чая. — Если она хочет и дальше сомневаться и бегать за советами к моим врагам, то пожалуйста. Только без меня. — Слушай, но так нельзя! — вмешался Розье. — Да, она зря пошла к Дамблдору, но, в конце концов, история с василиском ведь не вышла наружу. А насчет шпионажа — так у женщин семь пятниц на неделе, сегодня она считает тебя предателем, а завтра ей же станет стыдно... Они все одинаковы. Ты бы видел, какие скандалы мама закатывала отцу! Отчего это он опоздал на пятнадцать минут к ужину, и где был, и почему от него якобы пахнет чужими духами... А на следующий день опять все тихо-спокойно. Я подумал, что это не лучший аргумент. Тома он мог задеть — ведь ему лишний раз напомнили, что у него не было ни матери, ни нормальной семьи. Но Том пропустил слова Колина мимо ушей. — Возможно, — ответил он, пожав плечами. — Так или иначе, я сказал, что даю ей право выбора. Или-или. Может, это слишком резко прозвучало, не знаю. Она тоже вспылила и сказала, что разрывает помолвку. Что ж, это опять-таки ее право. Если захочет вернуться — я приму ее извинения, и мы все забудем. Нет — так нет. — Слушай, но нельзя же так все обрубать одним махом… — Вы не понимаете, — Том уже начал злиться. — У вас обоих были нормальные семьи, был дом… Ага, значит, реплика Колина его все-таки «зацепила». — А у меня — нет. И я всегда очень хотел, чтобы у меня появилось что-то свое. Место, куда ты придешь, и никто не будет тебя дергать, и можно хотя бы полчаса ни о чем не думать. Но если теперь выясняется, что и в собственном доме мою жизнь станут изучать, как под увеличительным стеклом, следить за тем, где я был и что делал, да еще потом выдавать сведения обо мне людям, которым этого знать не полагается, — так чего ради мне это надо?! — Все верно, — возразил я, — но, послушай, ты сам виноват. Если бы ты честно объяснил Минерве, что Дамблдор — твой враг, а не устраивал дурацкие сцены ревности, она бы не стала с ним советоваться… — Ты думаешь, я не пытался? Но все, что я слышал в ответ: «Ты к нему несправедлив, а вот он к тебе прекрасно относится». Еще бы! Дамблдор не дурак, он ни разу не сказал Минни ничего плохого обо мне. Всегда только хвалил — бочка меда, в которую подмешана ма-аленькая ложка дегтя… — А если рассказать Минни, почему он так себя ведет? — Да? Заодно и про василиска, и про смерть Плаксы Миртл?! Ты не знаешь Минерву. У нее прин-ци-пы, — Том зло сплюнул. — Выдавать меня аврорам она, конечно, не стала бы, но и о совместной жизни после такого говорить смешно. Да ладно, какая теперь разница? Как вышло, так вышло. Очень может быть, что все к лучшему. — Скажи честно, — Колин перестал расхаживать по комнате и остановился напротив Тома, — она тебе надоела? — Почему ты так думаешь? — спросил Том. — Уж очень на то похоже. — Не знаю, — Том пожал плечами. — Нет, не надоела. Мне с ней хорошо, я люблю ее. Но всему есть предел. Минни большая умница, что да, то да, и я это очень ценю. Но женщины существуют в мире не только ради ума. А все остальное, ради чего они существуют, я могу получить, не затрачивая таких сил и времени. — Это так, но… Прости, что лезу не в свое дело, — Колин понизил голос. — У вас что-то было? Том сплел пальцы под подбородком и посмотрел на него снизу вверх. — Предположим. — Если так, то представь, что подумают ее родственники, когда узнают. Мол, ты добился своего еще до свадьбы, а потом передумал жениться... Это плохо, очень плохо. Я не знаю, как принято у маглов, но у волшебников так нельзя. У Минни есть отец, брат, куча кузенов, и тебе придется иметь дело с ними... — Колин, я же ясно сказал: она сама разорвала помолвку. Я не собирался от нее отказываться. Я помню свои обещания. — Не уверен, что ты сможешь объяснить это ее семье. — С семьей я как-нибудь разберусь. И вообще не вижу здесь проблемы. Хочешь сказать, на ней теперь никто не женится? Но если одним движением палочки можно сращивать кости, то для восстановления девственности наверняка есть какое-нибудь простенькое заклятие. У Минни «отлично» по чарам, уж как-нибудь справится… — Прекрати! Том резко обернулся в мою сторону. — В чем дело? — А ты сам соображаешь, что сейчас несешь? — И что, позволь спросить?! — Хватит, хватит, — вмешался Розье. — Том, это и вправду было слишком. Знаешь, если бы я был братом Минни, я бы сейчас врезал тебе по физиономии. Извини, но порядочные люди не говорят таких вещей. — Очень может быть, — холодно сказал Том и поднялся. — Но я не отношусь к порядочным людям. Я не джентльмен. Я вырос в приюте. Если ты забыл об этом, то зря. Он вытащил из-под подушки свою пижаму и обернулся к нам: — Благодарю за советы. Мне было важно услышать ваше мнение. А теперь простите, я пойду спать. У меня был тяжелый день. — Да подожди же ты… — начал было я, но Колин меня перебил: — Правильно. Ступай, поспи. Утром на свежую голову еще раз поговоришь с Минервой. А то слишком глупо все получается... Ничего не ответив, Том прихватил какую-то книгу и ушел — наверх, ночевать в своей подсобке. Розье проводил его взглядом. — До чего дурацкая история… Зря он так. Наплел бы Минни с три короба, он же умеет. И все было бы в порядке. А вместо этого… Нашла коса на камень, что называется. — Да ладно, — ответил я. — Пошли покурим, что ли... Не беспокойся, позлится и успокоится. Не в первый раз... Вот с контрразведчиком — это да, это серьезно. А с Минни... Помирятся, куда они денутся. — Посмотрим, — буркнул Розье и полез в свой шкафчик в поисках сигарет. — Кстати, по-моему, Дамблдор на что-то такое и рассчитывал. Как ты думаешь? Том обошел его с Хагридом, а Дамблдор в ответ поссорил его с невестой. Отличный ход, ничего не скажешь. Счет один-один, ничья... Я сказал, что прикончу его, если он еще раз произнесет при мне имя "Дамблдор". На сегодня я был сыт интригами по горло. На факультете было слишком душно, и мы ушли курить на улицу перед главным входом, пользуясь тем, что учителей нигде не было видно. Правда, там нас застукал Прингл, но, вспомнив про чаевые, сделал вид, что не замечает сигарет. Ситуация была в высшей степени неловкая — и курить как-то неудобно, и потушить жалко. Наконец Прингл сам нас выручил. Он долго мялся, потом спросил: — А еще одной не найдется? Денек трудный выдался... Розье мгновенно протянул ему сигарету. — Спасибо, — Прингл аккуратно взял ее большими корявыми пальцами. — Вы это, парни... пойдемте-ка за угол, а то, неровен час, увидит кто... Я подумал, что безумный день и заканчивается безумно. Школьный смотритель, который нещадно лупил учеников тростью, поймав на курении, теперь, как ни в чем не бывало, затягивался с нами сигареткой. Но думать еще и об этом сил не было. Уже близились сумерки; заходящее солнце слепило глаза, и от наших ног тянулись по траве длинные тени. После дождя под стеной образовались лужи, по которым временами пробегала легкая рябь. От леса пахло свежестью и мокрой травой. С наслаждением вдыхая дым, Прингл вдруг вздохнул и сказал задумчиво: — Дождь в июне, оно для овса хорошо... Наверное, в нем проснулись детские воспоминания, из тех времен, когда он еще совсем маленьким жил на ферме своего деда где-то в средних графствах. Я ничего не понимал в сельском хозяйстве, но молчать было невежливо. Так что я посмотрел на тонкую синюю струйку дыма, на потемневший от влаги гравий и примятую дождем траву, потом поежился от вечернего холодка и ответил: — Да. Овес в этом году будет, что надо.
Отправлено: 11.03.08 03:33. Заголовок: Глава 41. На следую..
Глава 41.
На следующий день Том выглядел невыспавшимся и хмурым. Видимо, он все-таки надеялся, что Минерва придет извиняться, так что прождал ее в своей подсобке весь вечер и всю ночь — вдруг она будет стучать, а он не услышит? Но Минни не появилась. Собственно, ее весь день не было видно — должно быть, не хотела встречаться с Томом. Ее однокурсницы, видимо, знали о случившемся, потому что бросали на Тома странные взгляды. В обед к нему подошел Аластор Моуди и попытался "поговорить по душам" — мол, не знаю, что у вас там произошло, но Минни плачет и... Том ответил ему резко и грубо. В переводе на литературный английский его фраза означала, что случившееся — личное их с Минервой дело, и никому другому он не советует в него лезть. Я думаю, что Минерва все-таки не рискнула назвать кому-либо истинную причину разрыва, чтобы не выдать Тома. Но очевидно было, что мирить их бесполезно. Том был в таком настроении, когда попытки увещевания закончились бы дуэлью и ничем иным. В конце концов, по сути он был прав — Минни не просто заподозрила его в шпионаже, но еще и раскрыла его тайну врагу, так что вина была полностью на ее стороне, и извиняться следовало ей. Могли быть и какие-то другие подводные камни, о которых я не знал. Оставалось только надеяться, что к вечеру что-нибудь изменится. Но ничего не изменилось. На праздничном ужине по случаю окончания учебного года Минервы тоже не было. Зато присутствовал Дамблдор. Когда все расселись, он объявил, что профессор Диппет попросил его сказать несколько слов, и вышел из-за преподавательского стола. — Как вы все знаете, в последнее время наша школа переживала трудные времена. Я хотел бы, чтобы мы сейчас вспомнили Миртл Фиппс. Возможно, Миртл не слишком хорошо училась и не слыла душой компании, но это была добрая и безобидная девочка, вся вина которой состояла в том, что она оказалась на пути чудовища. Смерть Миртл была несчастным случаем. Я прошу вас запомнить это слово — "случай"... Такова природа чудовищ, и не следует обманываться на их счет — они не знают жалости, сострадания, пощады. Бесполезно ждать от них человеческих чувств. Если вы попадетесь чудовищу на пути к цели, оно уничтожит вас и не испытает никаких эмоций. Это просто досадная помеха. Просто случайность... Студенты слушали Дамблдора внимательно; в Большом зале стояла тишина. Том сидел спиной к нему и смотрел в стол. Он казался очень спокойным, но вблизи было видно, как он бледен и изо всех сил стискивает зубы, чтобы не слышать, не реагировать, не отзываться никак на эту речь, о которой лишь несколько человек знали, к кому она на самом деле обращена. Наверное, если я испытывал в жизни ненависть к кому-либо, то это был Дамблдор — с той самой минуты и навсегда. Глухая, слепая, ошеломляющая ярость накрыла меня с головой. Лишь много позже я понял, какую услугу оказал нам Дамблдор в тот день. Это была своего рода прививка, раз и навсегда излечившая от надежды честно выиграть у такого противника, от желания вообще играть с ним в игры. С людьми, подобными Дамблдору, может быть лишь одна тактика — терпеливо ждать, пока у тебя не наберется достаточно сил, чтобы их уничтожить. А потом сбрасывать шахматы с доски, наплевав на незаконченную партию. Может быть, авада в упор — не самый изящный способ завершения турнира, но уж точно самый эффективный. Потом всем пришлось встать и поднять бокалы в память Миртл Фиппс. Однако на этом выступление Дамблдора не закончилось. Теперь он перешел к награждению и, взяв с преподавательского стола огромный кубок факультетов, объявил, что в этом году его выиграл Слизерин. С легким шорохом под потолком развернулись зеленые с серебром слизеринские флаги. Тому как старосте пришлось выйти на возвышение и принять кубок из рук Дамблдора. Я не представлял тогда — но представляю сейчас, — каких сил ему стоило идти под гром аплодисментов, держа спину прямо и улыбаясь, а потом еще пожимать Дамблдору руку, хотя легче было бы, наверное, выдержать испытание раскаленным железом. Однако и это было еще не все — заместитель директора объявил, что Тому лично вручается награда за "особые заслуги перед школой", не уточняя, что это за заслуги. Я посмотрел в сторону возвышения. На какой-то миг взгляды Тома и Дамблдора встретились, и по привычке художника я запомнил выражение их лиц, так что мог бы нарисовать его годы спустя. "Я сломаю тебя", — предупреждал спокойный взгляд Дамблдора. "Сдохни", — отвечал взгляд Тома. Вернувшись на свое место, Том отдал кубок факультетской квиддичной команде, а золотую медаль за заслуги просто швырнул на стол. Розье посмотрел на него обеспокоенно, но Том лишь пожал плечами: — "Дело сделано", — сказал слепой"*... — Что это значит? — Ничего. Отрывок из магловской книжки. Не обращай внимания. Позже вечером я спросил его, что это за книжка и что означала цитата. Том недоуменно посмотрел на меня и сказал, что не помнит такой. На следующий день поезд увез нас в Лондон. Том с нами не поехал, он договорился с Диппетом, что останется на лето в школе. Перед отправлением экспресса я видел Минерву — она стояла у вагона, вглядываясь в дорожку через лес, ведущую к Хогвартсу, словно еще надеялась, что Том придет. Волосы у нее были уложены небрежно, глаза покраснели и опухли. Мне очень хотелось подойти к ней, но я не решился. Наверное, я был тогда слишком молод. Будь мне лет на двадцать больше, я бы не просто подошел, а насильно заставил ее вернуться в школу — пока еще можно было примириться и все исправить. Но, к сожалению, на тот момент рядом с Минни и Томом не оказалось взрослого, который сумел бы подтолкнуть их друг к другу. А какие были, те либо ничего не знали, либо оказались слишком равнодушны, либо намеренно старались развести их в стороны. Я думаю, что взрослые, как правило, вообще не в состоянии оценить юношескую любовь, потому что история собственных разочарований порождает в них цинизм и опустошенность. "Не привязывайся, — гласит их принцип, — не люби, не рискуй собственным душевным спокойствием ради чувств, потому что взамен получишь только прах и тлен". Подростки же, в свою очередь, не умеют ценить любовь. Жизнь кажется им бесконечной, будущее — прекрасным, хотя и туманным, и поэтому они с легкостью сжигают мосты и рвут отношения при первой же ссоре — потому что еще не знают, что такое настоящие потери и как бессмысленны все обиды перед лицом вечной разлуки.
*** В тот день я попал домой совсем поздно, потому что к общественному камину на платформе 9 и 3/4 стояла длинная очередь. Торнхолл встретил меня запахом пирога и свежей мастики для полов — мама постаралась к моему возвращению. Отоспавшись и отъевшись, следующим вечером я отправился в игорный клуб, сказав маме, что, как и прежде, буду работать ночным сторожем на фабрике метел. К тому времени она уже не очень верила в эту сказку, но на все расспросы я отшучивался или уходил от ответа, так что мама так ничего от меня и не добилась. В клубе ничего не изменилось — все те же лампы под зелеными абажурами, столы, покрытые сукном, постукивание шарика рулетки. А вот игроки были почти все новые и незнакомые. Мне было страшновато туда возвращаться, хотя я твердо знал, что Бобби Крэйна больше не увижу. Однако прошла одна ночь, вторая — никто мною не интересовался. Лишь через неделю ко мне подошел высокий мускулистый волшебник — как выяснилось, его звали Пол Родс, и он был новым "покровителем" клуба. Мы с ним легко поладили, сговорились на двадцати галлеонах в месяц за защиту и возможность беспрепятственно появляться в Ночном переулке, и в дальнейшем я встречал Родса только раз в месяц, в дни выплат. Игра тем летом шла довольно ровно, хотя и не слишком прибыльно — мой капитал ни разу не опускался ниже мною самим установленного предела в пятьдесят галлеонов. Но и повышался он медленно. Если удавалось выиграть две-три сотни за ночь, они уходили на следующей игре. К середине июля у меня было отложено всего около пятидесяти галлеонов чистой прибыли, да и те могли понадобиться в любой момент, если бы я проигрался. Среди новых игроков один привлек мое внимание. Иногда мы оказывались за общим столом, иногда за разными. Как и многие в клубе, он не снимал капюшон мантии, чтобы лицо оставалось в тени. Но если судить по голосу, это был человек молодой, лет на пять-десять старше меня. Заметная хромота и поношенная военная мантия говорили о том, что он служил в Силах самообороны и, должно быть, не так давно был комиссован по ранению. Играл он слабо, неумело, быстро впадал в азарт и зачастую уходил без гроша — в том числе временами и с моей помощью. Но через день или два всегда возвращался, так что, видимо, имел постоянный источник дохода. Незнакомец, которого я из-за хромоты мысленно окрестил "Тамерланом", курил дорогие крепкие папиросы. Несколько раз я одалживал их у него, когда было нечего курить, и в свою очередь приобщил его к своим любимым сигаретам с ароматом вишни. Этим наше поверхностное общение и ограничивалось. Но однажды Тамерлан проигрался особенно сильно — за вечер спустил около пятисот галлеонов. Попытался занять у соседей по столу, но никто, естественно, не стал ему помогать — человек он был в клубе новый, а доверчивых там не водилось. Сам не зная почему — наверное, внутренний демон подтолкнул, — я вдруг сказал, что могу его выручить, и подвинул к нему столбик пятигаллеоновых фишек. — Спасибо, — слегка удивленно ответил он. — Какие условия? — Стандартные. Пять процентов в сутки. И знаете, я бы на вашем месте пересел за другой стол. Этот для вас сегодня "холодный". Хромой внял моему совету, и больше мы с ним в ту ночь не виделись. На следующий день он не пришел, и еще через день — тоже. Я не особенно расстроился. Пятьдесят галлеонов, конечно, жалко было потерять, но красивый жест стоил того. Для профессионального игрока неплохо прослыть щедрым. Тамерлан появился только через неделю, когда я уже и думать о нем забыл. В перерыве между раздачами подошел ко мне и вернул семьдесят галлеонов — долг с процентами. — Мне очень неловко перед вами. У меня были некоторые проблемы, так что я не мог появиться в клубе, иначе давно бы расплатился. Боялся, что вы подумаете, будто я нечестный человек... Я ответил неопределенной вежливой фразой — не было настроения тратить время на разговоры. Но поиграть толком не удалось, потому что через полчаса сработал сигнал тревоги. Облава... Торопливо собрав деньги и фишки, игроки стали покидать клуб через черный ход. Тамерлан опять оказался поблизости и, заметив меня, встревоженно спросил: — Что это значит?! — Да ничего особенного. Министерские проверяют паб наверху. Это ненадолго, так что, если хотите, я покажу вам место, где можно переждать. Я отвел его в свое излюбленное укрытие — на железную лестницу, которая вела на крышу одного из домов в переулке. Мы забрались повыше и уселись на ступеньках. Мой новый приятель поставил защитный барьер, чтобы нас не было видно снизу и можно было курить. Когда он прикуривал от палочки, я заметил, как у него дрожат руки. Он, видимо, тоже понял, куда я смотрю, потому что смущенно сказал: — Не могу слышать вой сигнального заклятия. Это у меня с войны. Сразу мерещится, что сейчас начнется атака. — Понятно. Давно демобилизовались? — Да месяца три уже. — Тяжело привыкнуть после фронта? — Есть немного, — он быстро, жадно курил. — Неприятно чувствовать себя калекой и сидеть в тылу, пока другие воюют. — А ногу никак нельзя вылечить? — спросил я, кивая на его колено. — Нет. Там было темномагическое заклятие... Его так и не сумели обезвредить полностью, так что нога понемногу сохнет, зараза. Через годик придется носить протез. — Сочувствую... — Да ладно, это все глупости. Бывает и хуже... Нас тут не засекут министерские? — Нет. Никто и пытаться не будет. Все эти облавы — чистая формальность. Поищут для порядка вход в подпольный клуб, ничего не найдут, возьмут дань с владельца паба и уберутся восвояси. Уже много раз такое было. Он посмотрел на меня, повернув голову, — огонек сигареты освещал капюшон мантии, лицо оставалось в полутьме. — Простите, что спрашиваю, но... Вы намного младше меня. Учитесь в Хогвартсе? Это уже был слишком личный вопрос, против всех правил, но я решил рискнуть. — Да. — А факультет какой? — Слизерин. — О! — обрадовался он. — Я ведь тоже со Слизерина. Как там старина Слагги? Студенты его еще не доконали? — Живехонек, что ему сделается... Мой новый приятель, подумав, протянул мне руку: — Эндрю. — Рад познакомиться. Рэй. — А полное имя? Рэймонд? — Да, — уклончиво ответил я, — где-то так. — Необычное имя. А у меня самое простецкое... Он рассмеялся — Знаете, я сейчас вспомнил — у нас был один знакомый, так в их семье было принято называть всех сыновей на "Р". Из поколения в поколение. Как они только ни изощрялись, придумывая имена, — на эту букву их ведь не так много. Ромул, Руперт, Рубен... Каких только диковинных имен не было! Лично у меня бы фантазии не хватило. Я прикурил от палочки, медленно-медленно выдохнул дым. — Да, всякое бывает в жизни... А как этот знакомый назвал собственных детей? — У него, кажется, всего один ребенок. Или двое, я уже не помню, — мой собеседник пожал плечами. — Это не то чтобы очень близкий друг — так, деловой партнер нашей семьи. Он умер не так давно. Я промолчал. На душе было тоскливо. Эндрю-"Тамерлан" явно завел этот разговор не просто так. Эх, предупреждал меня Саймондс, что рано или поздно в клубе кто-то меня узнает, и я наживу неприятностей себе на... Но Эндрю уже заговорил о другом. Незаметно мы перешли на тему фронта, и он принялся рассказывать, как воевал в Африке. Примерно через час я спохватился, спустился на несколько ступенек и посмотрел на едва видимый в темноте силуэт здания, в котором находился клуб. Там временами мелькал золотой огонек — три вспышки, длинная пауза, еще три... Значит, все в порядке. Министерские ушли, путь свободен. Вернувшись к Эндрю, я сказал ему об этом, и он осторожно принялся спускаться, держась за ржавые поручни. Когда мы оказались внизу, я не выдержал и спросил: — А как была фамилия вашего знакомого? Ну, у которого всех мужчин в роду звали на "Р"... — Что? — он рассеянно посмотрел на меня. — А, этот... Не помню, честно говоря. Если он не лукавил и не пытался поймать меня в ловушку, то понятно было, отчего он ответил так неохотно, — человека всегда можно вычислить по списку его знакомых. — Случайно, не Лестрейндж? — я пошел ва-банк. Эндрю заметно напрягся. — Не знаю... Не могу точно вспомнить. — Я его сын. — Не понимаю, о чем вы, — холодно ответил Эндрю. Я сунул руку за пазуху, где носил на цепочке фамильное кольцо, и, вынув его, продемонстрировал "Тамерлану" герб в виде двух идущих львов. Он долго смотрел на него, потом перевел взгляд на меня и вдруг рассмеялся. — Да-а, тесен мир. Давайте тогда знакомиться по-настоящему, что ли... Борджин. Андреас Борджин. Слыхали о таких? Естественно, я слышал. Фирма "Борджин и Беркс" была одним из партнеров моего отца. В наши дни она скатилась до уровня сомнительной лавчонки в Ночном переулке, но тогда, в сороковые, "Борджин и Беркс" были солидным антикварным магазином в самом что ни на есть приличном районе, почти рядом с Гринготтс. — Отец говорил мне, что Лестрейнджи разорились, — задумчиво сказал Эндрю. — Теперь понятно, что вы... что ты делаешь в игорном клубе. Слушай, пойдем выпьем, а? В ту ночь мы в клуб не вернулись. Нашли какой-то сомнительный и не слишком чистый, зато работавший круглосуточно кабак неподалеку и там проболтали до утра, глотая дрянной огневиски и отгородившись заглушающими заклятиями от остальных посетителей. Пару раз к нам подсаживались девицы не первой свежести, интересовавшиеся, не скучно ли нам и не хотим ли мы развлечься, но Борджин, не глядя, отшивал их. Видно, он давно не общался ни с кем, кроме как по службе, и ему хотелось выговориться. Вдобавок и алкоголь брал свое. — Ты не представляешь себе, что такое — работать в семейной фирме, — говорил Эндрю, глядя на тонкий дымок от папиросы. — Я взрослый человек, прошел войну, а мной помыкают, как мальчиком на побегушках... Я, собственно, и не собирался этим заниматься. После Хогвартса уехал в Париж, на курсы антикваров. Там студенческая жизнь, посиделки, вино, девочки, ночные прогулки по Латинскому кварталу... Красота! Думал, сначала закончу курсы, попутешествую, а там и решу, чему себя посвятить. Но тут началась война. С учебой, естественно, пришлось завязывать. Я завербовался добровольцем, поучаствовал в боях с немецким десантом, а в прошлом году нас перебросили в Африку — там-то меня и ранило... После госпиталя демобилизовался, вернулся в Лондон, и тут уж волей-неволей пришлось идти на работу в магазин. Денег-то не было ни кната, а дожидаться милостей от папаши я мог бы еще сто лет. Он и так платит мне меньше, чем любому клерку, — мол, какие расчеты могут быть между родственниками? Вот, говорит, я умру — тебе и так все достанется. Так это еще когда будет... Нет, дай ему Мерлин здоровья, конечно, — ты не подумай, что я желаю смерти родному отцу. Просто иногда сил не хватает терпеть... — А прибыль-то хоть нормальная? — спросил я, морщась от сивушного запаха огневиски. — Какая там прибыль, — отмахнулся Борджин. — Твоя семья ведь тоже была в нашем бизнесе, так что сам все понимаешь. С одной стороны, время такое, что людям нужны деньги, и они готовы за бесценок продавать украшения, картины и все такое прочее. Но, с другой стороны, — покупателей-то тоже низл наплакал! У кого в кубышке запасена пара тысяч галлеонов, те придерживают их на черный день. Сегодня каждый думает сначала о хлебе насущном, а уж потом об антикварной мебели. Вот потому мы и сидим на бобах. Куча денег вложена в товар, а отдачи нет. Отец, конечно, твердит, что это до поры до времени, а там, мол, война закончится, к нам валом повалят богатые американцы и сметут все подряд. Но где он, этот конец войны? И где эти американцы? Пока что, если раз в неделю зайдет жена какого-нибудь нувориша, разбогатевшего на военных поставках, и купит фарфоровую статуэтку, — уже счастье. Так ведь она тебе за эту статуэтку будет три часа нервы трепать, требовать все сертификаты, и клейма, и чуть ли не родословную мастера... Сама еще вчера ела из глиняной миски, в фарфоре не смыслит ни уха ни рыла, а туда же! — Трудно вам приходится... — Еще бы! Вдобавок что отец, что его партнер, Карактакус Беркс, привыкли торговать по старинке, вот в чем сложность. В наши дни нужно быть гибче, расширять ассортимент. Торговать не только антиквариатом, но и магическими артефактами — не то чтобы совсем запрещенными, конечно, но... На них реально есть спрос. Я уже давно это предлагаю, но старым пням хоть кол на голове теши... Он залпом проглотил свой огневиски, посмотрел на меня и улыбнулся: — Вот и приходится ходить играть. А что поделаешь — надо же как-то взбодриться при такой жизни. — Я понимаю, — сказал я.
Отправлено: 11.03.08 03:33. Заголовок: *** Примерно через н..
*** Примерно через неделю после этого разговора мне пришло письмо от Тома. Тем летом он писал редкие и короткие письма — не хотел слишком распространяться о своих делах. В Хогвартсе ему было скучно. Чтобы он не терял даром времени, директор приставил его помощником к Принглу, и Том теперь целыми днями подсчитывал, сколько банок краски требуется для ремонта школы и сколько парт, поломанных так, что не помогало никакое Reparo, нуждаются в замене. В конце июля он куда-то уезжал на неделю, не сказав, зачем, — должно быть, выполнял задание от Пикеринга. Я не стал спрашивать, в чем оно состояло. Однако нынешнее письмо было оптимистичное и даже возбужденное.
...Из родственников Минни пока никто не появлялся — наверное, она запретила им лезть в наши дела. Ну, это только к лучшему. Дамблдор, к счастью, тоже давно убрался из школы и перестал мозолить глаза. А у меня к тебе просьба. Ты же знаешь много народу в Лондоне — можешь найти кого-нибудь, кому можно продать старинные редкие вещи? У меня есть несколько. Двадцать процентов от суммы — твои...
Я, естественно, сразу вспомнил о Борджине и на следующую ночь в клубе осторожно завел с ним разговор. Борджин не проявил особого желания принимать на комиссию вещи неизвестно от кого, но все же согласился и назначил встречу — через три дня, в обеденный перерыв, в одной из забегаловок в Ночном переулке. Я отправил Тому сову, и он явился в назначенное время. За лето он похудел, зато отоспался — тени под глазами пропали, и вообще он выглядел куда веселее, чем недавно. Я познакомил его с Борджином, и мы ушли в отдельный кабинет при ресторанчике. Обстановка здесь была такая же убогая, как в общем зале, зато нас не тревожили посторонние. Заказав пиво и еду на троих, Борджин установил заглушку и сразу перешел к делу: — Показывай, что там у тебя. Том вынул из кармана что-то похожее на блокнот и увеличил его. Это оказалась тетрадка — такая старая, что чуть ли не рассыпалась на отдельные листочки. Страницы пестрели нотными знаками. Борджин бережно полистал их, присмотрелся к почерку, потер бумагу. — Записям лет триста, как я посмотрю… — Судя по тому, с какими книгами они лежали вместе, — триста пятьдесят, — уточнил Том. — Это магические музыкальные партитуры, которые исполняют во время Великого делания, чтобы ускорить получение философского камня. — Хм-м, — Борджин посмотрел на него с сомнением. — Не думаю, что это реально работает... Я, конечно, могу взять тетрадь для изучения и найти эксперта, который подтвердит ее подлинность. Но боюсь, что покупателей отыскать не получится. В наши дни никто не увлекается алхимией — слишком неблагодарное занятие. Разве что какой-нибудь чокнутый коллекционер старинных рукописей... А еще что-нибудь есть? Том, казалось, был слегка разочарован, но все же принялся рыться по карманам. Выложил на стол перо, гребенку и еще что-то круглое, завернутое в носовой платок... Потом, наконец, достал полотняный мешочек. Внутри оказались тяжелые золотые серьги в виде переплетенных змей. — Ого, — сказал Борджин. Достал лупу и стал внимательно их рассматривать. — Это уже интересно... Гоблинская работа, примерно вторая половина одиннадцатого века. Том подвинул к нему кольцо. Рукавом он задел свой сверток, платок соскользнул - внутри оказалось большое красное яблоко. Оно покатилось по столу и остановилось рядом с Борджином. — Откуда они у тебя? — спросил Борджин, внимательно глядя на Тома. — От родственников. По материнской линии я происхожу от Гонтов. — Понятно... Распродаешь, значит, фамильное наследство. Что ж, это я тоже могу взять на комиссию, но должен тебя разочаровать — на антикварную ювелирку сейчас спроса нет. Разве что на вес продавать, как лом. — Да ну? — спокойно спросил Том. — Нет спроса на украшения норманнской эпохи? Вдобавок на них обережные заклятия. До сих пор действуют, кстати. — Не нравятся условия — проваливай, — усмехнулся Борджин. — Ищи другой магазин, где их примут. Только будь готов, что тебя тут же загребут в аврорат. Документов-то на золото нет... Дуракам будешь рассказывать сказки о семейном имуществе. Я-то вижу, что ты их просто стащил. Я сидел, как на иголках и не мог понять, почему Борджин так себя ведет, — обычно он был вежлив и спокоен. А Эндрю тем временем заводился все сильнее, впрямую обвиняя Тома в воровстве и угрожая прямо сейчас вызвать министерских. — Ты мне подсовываешь краденое?! Да за кого ты меня принимаешь, щенок? У нас приличная фирма! — Мы, пожалуй, пойдем, — вмешался я. Мне было стыдно перед Томом, и я страшно жалел, что привел его к Борджину. — Сидеть! — рявкнул Эндрю. — Ты тоже та еще дрянь! С кем ты меня свел? С ворюгой? — Довольно! — я вскочил. Нужно было срочно уходить, пока никто не схватился за палочку. — Стоп, — вдруг очень спокойно сказал Том. Он протянул руку, взял свое яблоко, все еще валявшееся на столе, и аккуратно завернул его в платок. — Давайте-ка пять минут посидим молча. Он поднял голову и посмотрел Борджину в глаза. Тот растерянно заморгал, сделал глубокий вдох и откинулся на спинку стула. Я медленно подтащил к себе стул и тоже сел, не сводя глаз с них обоих. Том, как ни в чем не бывало, пододвинул к себе тарелку и принялся за еду. Ровно через пять минут Борджин встряхнулся, будто просыпаясь, и провел рукой по лбу, стирая пот. — Что это было? Что за чертовщина?! — Именно, — ответил Том, улыбаясь и откладывая вилку с ножом. — Именно что чертовщина, в смысле, артефакт. Так называемое "яблоко раздора". — Интересно, — протянул Борджин. Он залпом выпил полстакана пива, потом взял у Тома яблоко, завернутое в платок, и коснулся его палочкой. Но ничего не произошло. — На нем нет никаких заклятий, — пояснил Том. — В этом и прелесть — магическая проверка ничего не обнаружит. Все дело в каких-то веществах, выделяемых самим яблоком. Если вам надо поссорить кого-нибудь, просто принесите яблоко к ним в дом и подложите в вазу с фруктами. Или можете бросить на пол, сунуть куда-нибудь в шкаф — неважно, лишь бы был доступ воздуха. И готово — через полчаса в этой комнате будет скандал, а еще часа за три все, кто живет в доме, возненавидят друг друга. Если принести много яблок, то дело может дойти и до смертоубийства. Одна проблема — на воздухе аромат быстро выдыхается и действует всего пару суток. Но и этого бывает достаточно. — А если его съесть, например? — Борджин рассматривал яблоко, держа его через платок. — Ничего не случится, — ответил Том, пожав плечами. — Самое большее — пронесет. Оно же не отравленное, просто сорт такой. Но вы при всем желании не сможете его съесть, потому что эти яблоки страшно кислые. Попробуйте, если хотите убедиться. — Да нет, спасибо, — Борджин аккуратно завернул яблоко в платок и завязал узлом. — И где же ты такое взял? — Вот этого я вам не скажу, извините, — ответил Том с улыбкой. — А там еще есть? — Есть. — И сколько ты хочешь за эти яблочки? — Пятьдесят галлеонов. — За фунт? — уточнил Борджин. — За штуку. Эндрю откинулся на спинку стула и фыркнул. — Нет, послушай, так дело не пойдет. Это же просто смешно! Да любой встречный может пойти в лавку зеленщика, купить два фунта яблок на галлеон, накачать их ядом и... — И если он попытается использовать их, а потом начнется расследование, то аврорат быстренько его сцапает. Я же вам объясняю — главное достоинство этих яблок в том, что их действие нельзя обнаружить магическими методами. Тот, кто подбросит их своему врагу, останется чистеньким. Противники сами успешно прикончат друг друга. Кто же заподозрит, что в этом замешан невинный фрукт? — Хорошо, — задумчиво ответил Борджин. — Ладно, так и быть. Даю за этот экземпляр двадцать галлеонов. — Ф-ф, — сказал Том. — За такие деньги я лучше из него варенье сварю. Он протянул руку и забрал яблоко. — Как хочешь, — сказал Борджин. — Была бы честь предложена. Попробуй найди на него покупателя сам, раз такой умный. Том пожал плечами и поднялся. Сгреб со стола тетрадь с нотами и золотые серьги. — Спасибо за беседу. Рад был познакомиться. — Ладно, — сказал Борджин и усмехнулся. — Тридцать. — Сорок, и ни кнатом меньше. — Тридцать пять, и это последняя цена. — Идет, — Том вернул ему яблоко и получил в обмен пригоршню галлеонов. — Еще что-нибудь в таком духе есть? — Есть, — Том порылся в карманах и вынул громоздкую окаменевшую раковину. — Это "труба Эола". Но с ней посложнее, потому что нужно суметь пробраться в чужой дом и установить ее на крыше с наветренной стороны. Когда дует ветер, «труба Эола» порождает особый звук, недоступный человеческому уху, который вызывает тоску и беспричинные приступы паники. За месяц можно довести жителей дома до сумасшествия или самоубийства. Тоже никаких заклятий, все дело во внутреннем устройстве самой раковины. — Действие проверено? — Нет. На себе я его, естественно, не проверял, — Том слегка усмехнулся. — Но у меня есть основания полагать, что это чистая правда. — Много я за нее не дам, — Борджин рассмотрел раковину, потом приложил ее к уху. — Сам понимаешь, покупать кота в мешке... Двадцать. — Полторы сотни. — За непроверенный артефакт? — Кто вас заставляет говорить покупателям, что он непроверенный? — А если покупатель потом придет с рекламациями? — Да ну! — Том расхохотался. — Может, он еще в "Ежедневный пророк" напишет? "Я хотел свести с ума своего соседа и с этой целью приобрел темномагическое устройство в "Борджин и Беркс". Однако мне продали некачественное изделие, и сосед до сих пор жив-здоров, так что я требую возврата денег"... Борджин тоже улыбнулся. — Ты же понимаешь. У серьезных людей свои методы выбивания средств... Ладно, тридцать галлеонов. — Сто тридцать, и то только потому, что я не могу дать гарантий. В итоге они сошлись на восьмидесяти. Отсчитав деньги, Борджин с интересом посмотрел на Тома: — А ты, я смотрю, та еще птица... Ладно, посмотрим, как пойдет твой товар. И украшения давай на комиссию. Будем сотрудничать. — Договорились, — ответил Том. Потом они с Эндрю подписали договор комиссии и обменялись рукопожатиями. Борджин подозвал официанта-эльфа, мы расплатились, разделив счет на троих, и покинули забегаловку.
*** Когда мы вышли на улицу, Эндрю, извинившись, сразу ушел, потому что опасался насторожить отца долгим отсутствием. Мы остались — Том хотел посмотреть на Ночной переулок, где до того ни разу не был. Я показал ему лавки, где продавались яды, паб со входом в игорный клуб и прочие местные достопримечательности. Потом мы поднялись вверх по улице, почти до пересечения с Косым переулком, и там сели передохнуть на тротуаре. Я курил, а Том ел купленное с тележки мороженое. — Откуда ты взял все это добро? — спросил я. — Серьги, яблоко, раковину... — О-о, — протянул Том, смеясь, — я нашел у нас в Хогвартсе пещеру Аладдина. Она прячется за неприметной дверью на восьмом этаже — не найдешь, если не знаешь, как. Я наткнулся на нее случайно. Внутри — огромный зал, и все от пола до потолка забито разным барахлом. Думаю, это место, где столетиями собиралось все забытое, ненужное и потерянное в Хогвартсе. Я там успел осмотреться совсем чуть-чуть, но, как видишь, уже кое-что полезное откопал. — Но ведь все эти вещи — чьи-то... — Брось. Их хозяева давно умерли, так что вещи принадлежат нашедшему. — И яблоко тоже оттуда? — Почти. Я нашел похожее в одном из шкафов. Оно было старое и сморщенное, но при этом так старательно завернуто и упаковано, что я решил — здесь дело нечисто. Взял его с собой, чтобы разобраться, и в тот же вечер насмерть рассорился с Принглом. Он чуть ли не с кулаками на меня бросился. Потом я брал яблоко в "Три метлы", положил незаметно рядом с одним из столов — там вспыхнула драка. Тогда я выковырял семечки, отнес их в Запретный лес и посадил в укромном месте. Одно проросло. Пришлось немало поколдовать, чтобы яблоня быстро вытянулась, зацвела и принесла плоды. Вот уж никогда бы не подумал, что стану заниматься садоводством... Зато теперь у меня целый ящик таких яблок. Я пока держу их в спальне под кроватью. Ящик, естественно, накрыт крышкой, а каждое яблоко завернуто в пергамент, иначе я бы с ума сошел. Он выбросил обертку от мороженого и довольно потянулся. Потом осмотрелся: — А интересно здесь... Оказывается, и в Ночном люди живут. — Еще как живут, — ответил я. Жизнь вокруг и вправду била ключом. Над головами у нас женщина, стоя на балконе, вытряхивала половики. Во дворе соседнего дома маленькая девочка пыталась надеть кукольное платье и чепчик на толстого черного кота. Кот вырывался и орал. На противоположной стороне улицы играл маленький бродячий оркестр, а рядом какой-то оборванец предлагал всем желающим купить у него обезьянку. Мартышка сидела у него на плече, стреляя во все стороны блестящими черными глазками. Улучив момент, она стащила у хозяина из кармана папиросу и жадно принялась ее жевать. Перед лавкой мясника кто-то разбил бутылку, и большая флегматичная свинья, которая, видимо, пока не успела разделить судьбу своих товарок, пила вино из лужи, довольно похрюкивая. На стене дома рядом с нами трепетали на ветру пожелтевшие объявления. Угрожающего вида бланк с шапкой Министерства магии требовал от всех незарегистрированных привидений в трехночный срок явиться для регистрации в Управление по контролю за магическими существами. Рядом болталась написанная от руки просьба: "Утеряна мужская тень, рост примерно 5 футов 6 дюймов, в пальто и цилиндре. Нашедшего просят вернуть за вознаграждение". Маленький белый листок сообщал о том, что сдается в аренду хорошо выдрессированный великан для строительных работ — обращаться по такому-то адресу, спросить Джека. Чуть ниже большая яркая афиша извещала о дате и времени начала соревнований по плаванию в супе. — Что за плавание в супе? — спросил Том, не глядя туда — видимо, услышал мои мысли. — Народная забава. Участники уменьшают себя до высоты в два дюйма, после чего должны переплыть большой котел с овощным супом. Я никогда не пробовал, но, говорят, это нелегко — мешают капуста и морковка. Хотя настоящие мастера, конечно, соревнуются в лапше. Это самый сложный этап. — Забавно... Стоявшая возле нас бочка шевельнулась, и из нее вылез заспанный бородатый тип в мантии лохмотьями. Потянувшись и сладко зевнув, он пнул бочку, и та с грохотом покатилась вниз по переулку. Музыканты на другой стороне заиграли громче, чтобы перекрыть шум. Какая-то красивая девушка с длинными черными волосами, проходя мимо, остановилась послушать их, а потом стала пританцовывать под музыку. Постепенно она разошлась — каблуки отбивали быстрый ритм по брусчатке, пышная юбка вздувалась колоколом. Потом из соседнего дома вышла растрепанная тетка и принялась кричать на танцорку: — Я тебя за чем послала? Бездельница!.. Девушка остановилась, как вкопанная, — а жаль, мне нравилось на нее смотреть, — потом вздохнула и, кивнув музыкантам на прощанье, отправилась к мяснику. Через пару минут она вышла из его лавки, неся на подносе голову ягненка. Мимо нас прошаркали две старые ведьмы. Одна, склонив голову к другой, говорила ей громким шепотом: — И главное, проследи, чтобы она с утра не съела ни кусочка и не выпила ни глоточка... — Вот с этим у меня вечно загвоздка, — отвечала вторая басом. Вслед за ведьмами вдоль тротуара катилась большая деревянная шарманка, покрытая облупившейся позолотой. Хозяина нигде не было видно. Остановившись перед нами, шарманка спросила скрипучим голосом: — Молодые люди, не хотите ответить на три вопроса? Всего за десять сиклей! — Нет, спасибо, — отозвался я. Но Том сказал, что хочет, встал и бросил в прорезь шарманки две монетки по пять сиклей. Шарманка хрипло сказала: — Покрути ручку. Вот так, молодец. Хм-м... ага... Ну, давай для затравки такой вопросик: два человека пришли к развилке дорог. Одна дорога была узкая и каменистая, вторая — широкая и гладкая. Один выбрал одну, другой — другую. Кто из них более прав? — Тот, кто пошел через поле напрямик, — мгновенно ответил Том. — Этого не было в вопросе! — возмущенно сказала шарманка. — Зато есть в ответе. — Тоже мне, умник нашелся... Ладно, пойдем дальше. Кто из людей наиболее свободен? Том немного подумал. — Ребенок, который еще не зачат. — Почему? — подозрительно спросила шарманка. — Потому что его судьба не определена никакой случайностью. — Ладно, пусть будет... Третий вопрос — кто всегда видит вещи такими, какими они есть? — Ну, это же совсем просто, — ответил Том, пожав плечами. — Свет. Шарманка закряхтела и затрещала, потом спросила обиженно: — Слушай, а хочешь сыграть на приз? Брось еще десять сиклей, и если ответишь правильно, получишь пакетик орешков. — Давай. Зазвенели монеты, проваливаясь в щель. Шарманка откашлялась. — Как ты думаешь, почему люди готовы платить деньги за три дурацких вопроса? — Потому что одновременно боятся и надеются услышать тот вопрос, который задают сами себе. Верно? Шарманка не ответила. Вместо этого откуда-то из ее чрева вылетел маленький бумажный пакетик и шлепнулся в подставленные ладони Тома. Вернувшись, он сел рядом со мной на тротуар и отсыпал мне половину орехов — их было ровно шесть штук. — Как-то нелогично, — сказал он, разгрызая орех. — Ни на один из этих вопросов нет однозначного ответа. Получается, можно говорить, что угодно, и все равно получишь приз? Я от смеха чуть не подавился: — Том, дело же не в этом! А в том, что ты сейчас купил за двадцать сиклей пакетик орехов, который в любой лавке стоит пять. — Мудрость бесценна, — возмущенно квакнула шарманка. — Тогда бы орехи всем раздавали бесплатно, — ответил я. — Пошли перейдем на ту сторону, здесь солнце припекает. Мы перешли на другую сторону и сели в тени, оставив шарманку жариться на солнце и ждать новых простаков. Мимо сновали люди, музыканты продолжали играть, а девушка, которая недавно несла на подносе голову ягненка, теперь кормила требухой кота, избавившегося от платья и чепчика. Что до нас, то мы сидели на тротуаре и глазели по сторонам, а мостовая Ночного переулка лежала перед нами, как сверкающая под солнцем река.
_________________________________
* ""And now that's done," said the blind man", — цитата из романа Р.Л. Стивенсона "Остров сокровищ". Эту фразу произносит слепой Пью после того, как вручил Билли Бонсу черную метку.
rakugan браво! описание жизни Ночного переулка в конце просто изумительное - полнейшее впечатление, что падала в волшебную сказку)) Все эти чудесные маленькие детали) Мне кажется, Том был так же очарован.
Отправлено: 24.03.08 04:00. Заголовок: Глава 42. Лето оказ..
Глава 42.
Лето оказалось полно событиями. В конце июля пришли результаты СОВ, которые оказались вовсе не так плохи, как я ожидал. За трансфигурацию мне поставили "удовлетворительно" — наверное, из жалости, — астрономию я провалил, а по гербологии и вовсе схватил жирного "тролля". Зато в графе "История магии" красовалось "отлично", а по чарам, арифмантике и ЗОТИ — "выше ожидаемого". Самое поразительное, что "выше ожидаемого" я получил и по зельеварению — стало быть, от уроков Слагхорна что-то в голове да осталось... К началу августа в войне наступил перелом, и новости, публикуемые "Пророком", день ото дня становились все оптимистичнее. Союзнические войска заняли Сицилию. На востоке русские с боями вернули себе несколько крупных городов и теперь медленно, но верно теснили немцев на запад. А через пару дней мне пришло письмо от Розье, начинавшееся со слов: "Ты ЭТО видел?!". В письме была вырезка из "Пророка", где сообщалось, что Министерство магии ограничивает призыв в Силы самообороны — отныне ему подлежат только выпускники Хогвартса, прошедшие полный курс обучения. "Это нечестно! — писал Колин. — Это попросту несправедливо! А если война уже закончится к тому времени, как мы сдадим ТРИТОНы?". Я написал в ответ, что он круглый дурак — радоваться надо, если война закончится. Колин неохотно признал, что я прав, но, кажется, в глубине души все равно не смирился Помимо Розье, я каждую неделю отправлял сову Джейн. В ответ приходили короткие письма без особых подробностей — была с родителями в Торки, ездила к подруге в Солсбери... Мне казалось, что она что-то недоговаривает, но я старался об этом не думать и убеждал себя, что все в порядке. Однако первого сентября оказалось, что интуиция меня не подвела. Когда я увидел Джейн на платформе 9 и 3/4 перед отправлением Хогвартс-экспресса, она стояла со своими родителями и каким-то неизвестным мне молодым человеком. Не знаю, почему, но с первого взгляда он показался мне отвратительным. Напыщенный, самоуверенный, улыбается, как идиот... А вот Джейн была потрясающе красива в светлом летнем пальто и берете. И вообще какая-то другая, непривычная. Взрослая... Я вернулся в свой вагон и мрачно уставился в окно, убеждая себе, что это какой-нибудь ее кузен. В конце концов, могут ведь у Джейн быть двоюродные братья? Да запросто! Промучившись так часа полтора, я отправился поговорить с ней. Выяснилось, что она видела меня на платформе. — Почему ты к нам не подошел? Я же знаю, что ты меня заметил. — Да как-то неудобно было. Там твои родители... — Ну и что? — она засмеялась. — Думаешь, мои папа и мама кусаются? — А что за молодой человек с вами был? — Просто знакомый. Его зовут Адальберт Боббин. Мне показалось, что я где-то слышал эту фамилию. — Хороший знакомый? — И да, и нет... Мои родители дружат с его семьей, и Берти я знаю с детства — но при этом мы почти не общались. Он на девять лет старше, так что всегда считал меня несмышленой малявкой. Сегодня мы разговаривали, можно сказать, второй раз в жизни. — Чем он занимается? — Работает в фирме своего отца. У них большая зельеварная лаборатория, а еще собственная сеть аптек — ну, ты наверняка слышал. Теперь, когда она сказала, я понял, почему фамилия показалась такой знакомой. Конечно же — "Бальзамы Боббина"! Аптеки под такой вывеской встречались в Лондоне, Манчестере, Шеффилде, Хогсмиде и вообще, кажется, в любом населенном пункте, где жили волшебники. — Берти говорит, они сейчас выполняют большой заказ для Сил самообороны, так что он почти не выходит из лаборатории. Только сегодня урвал часок, чтобы прогуляться. Понятно… Платформа 9 и 3/4 — конечно, идеальное место, чтобы подышать свежим воздухом. Джейн уже заговорила о чем-то другом, я машинально отвечал, но, как ни старался, не мог выкинуть Боббина из головы.
*** В Хогвартс-экспрессе на этот раз было больше народу, чем обычно. В предыдущие годы по меньшей мере половина семикурсников уходила на фронт сразу после совершеннолетия. На этот раз министерское распоряжение застало всех врасплох — немногие успели записаться добровольцами до того, как оно вышло. С нашего факультета в армию ушел Тео Нотт, с Гриффиндора — Аластор Моуди и Джордж МакГонагалл. Минерву Робертсон я в поезде тоже не увидел. Расспросил ее однокурсниц и узнал, что Минни еще в июле завербовалась в женские вспомогательные части Сил самообороны, а теперь служит где-то в Лондоне. Не знаю, почему она это сделала, — вроде бы раньше не собиралась. Может быть, не хотела возвращаться в Хогвартс и видеть Тома, а может, просто решила, что будет неправильно продолжать учебу, когда ее друзья на войне… На следующий день после приезда Слагхорн подошел к нам в Большом зале, чтобы раздать расписание. Выяснилось, что среда — свободный день, зато понедельник и четверг полностью посвящались ЗОТИ. Слагхорн спросил меня, буду ли я по-прежнему изучать зельеварение. Я ответил, что да, но на лице декана никакого энтузиазма не заметил. Наоборот, Слагхорн скривился так, словно съел неспелый крыжовник, — однако отговаривать меня не стал. Почему на ЗОТИ теперь отводится целый день, мы узнали в ближайший понедельник. Собрав мальчиков с шестого курса, Меррифот вручила нам самую обычную деревянную швабру — как выяснилось, это был портключ. Ровно в девять утра швабра доставила нас на лужайку, поросшую жухлой травой, у приземистого кирпичного барака с маленькими окнами. За бараком расстилалось поле, изрытое какими-то канавами, и лесок. Как выяснилось, это была одна из учебных баз Сил самообороны. Наш новый преподаватель по имени Кокрэйн — волшебник средних лет, костлявый и хмурый — носил военную мантию и, как сам сообщил, был недавно комиссован по ранению. Построив нас у барака, он минут сорок распространялся о новой программе. Оказалось, что в Силах самообороны недовольны уровнем подготовки добровольцев из числа студентов Хогвартса. Поэтому набор из школы было решено приостановить, а программу по ЗОТИ расширить и углубить с учетом требований военного времени. Что означало "расширение" и "углубление", мы быстро почувствовали на собственной шкуре. Закончив речь и переписав наши фамилии в блокнот, Кокрэйн махнул рукой в сторону гравийной дорожки, тянувшейся от барака, и сказал: — Ну, для начала снимайте-ка мантии, чтобы не мешали, — и одну милю легким бегом... Постарайтесь уложиться в семь минут. Со следующего занятия перейдем к двухмильным кроссам, в том числе по пересеченной местности, так что позаботьтесь о подходящей обуви. Мы изумленно переглянулись. — А к чему это? — растерянно спросил Эйвери. — То есть, в смысле, вы не подумайте, что... Но зачем волшебнику бегать? Есть же метлы, аппарация... — Представь, что перед тобой два десятка противников, и они поставили антиаппарационный купол, чтобы спокойненько заавадить тебя в упор, — любезно пояснил Кокрэйн. — Уверяю тебя — пока не выскочишь за пределы купола, будешь стрелой нестись, еще и петлять, как заяц. Если жить захочешь, конечно. — А как это — нестись стрелой, но при этом петлять? — поинтересовался Розье. — Это же невозможно... — На войне все возможно, — ответил Кокрэйн. — Минус двадцать баллов Слизерину за дурацкие вопросы. Все, время пошло! Так мы познакомились с тем, что такое армия. Начиная с этого дня, два года подряд все занятия по ЗОТИ проходили одинаково. Сначала кросс, потом полигон — те самые поле и лесочек, нашпигованные под завязку магическими ловушками, имитациями взрывных заклятий и прочими прелестями. Позже нас начали учить защищаться еще и от магловского оружия. Кокрэйн даже добыл где-то настоящий танк, который заколдовали, чтобы он ездил и стрелял сам по себе. Если на танк нападали, он взлетал и обрушивался на противника сверху, так что приходилось спешно нырять в окоп. Я был совсем не уверен, что магловские танки в нормальных условиях летают, но держал сомнения при себе — споры с Кокрэйном не приводили ни к чему, кроме снятия баллов или дополнительной мили пробежки. После каждого дождя на полигоне стояла непролазная грязь, так что мы приходили оттуда перемазанные, как тролли. Потом следовала двухчасовая нудятина под названием "Теоретическая подготовка" — на ней мы конспектировали лекции о том, как правильно ставить щитовые заклятия и что делать при магловском артобстреле. Далее следовал час спарринга в тренировочном зале — и можно было, наконец, возвращаться в школу, где мы кое-как доползали до факультета и падали в спальне пластом. Впрочем, Маркус Флинт нам, кажется, даже завидовал. Ему, как и Эрвину Либгуту, приходилось ходить на уроки к Меррифот вместе с девочками. Формально оба все еще считались гражданами Германии, и к занятиям их не допускали, чтобы они не выведали наши военные секреты. Отоспавшись после полигона, по вечерам мы отправлялись в "Исчезающую комнату" — ту самую, где Том еще летом обнаружил склад ненужных вещей. Вход в нее находился на восьмом этаже, в одном из коридоров южного крыла, и появлялся, если пройти несколько раз туда и обратно, старательно думая о том, что именно хочешь увидеть. Впрочем, называть это комнатой было не совсем верно. На самом деле это был огромный зал, потолок которого терялся в полумраке и в котором громоздились настоящие горы всякого хлама. Мы обследовали их методично и тщательно, начиная с дальних углов — там были самые старые залежи, покрытые толстым слоем пыли. Перед началом работы приходилось надевать перчатки, очки и защитную маску. Касаться подозрительных предметов запрещалось — следовало звать Тома, и он сам разбирался с ними, слой за слоем снимая проклятия и порчу, с помощью которых бывшие владельцы пытались защититься от воров. Все мало-мальски ценное, что удавалось откопать, мы отбирали на продажу, и Розье аккуратно заносил находки в тетрадь. В мои обязанности входил разбор найденных пергаментов, написанных по латыни, чтобы определить, что это такое и можно ли что-то получить за них у Борджина. Но в основном это были просто школьные конспекты. Попадались также свитки и целые рукописные книги на греческом, арабском, иврите и еще каких-то неизвестных языках. Их мы складывали в особый ящик, чтобы когда-нибудь нанять переводчиков и хотя бы в общих чертах выяснить, что же там написано. Хлама в "Исчезающей комнате" было так много, что за первых два месяца работы мы расчистили площадь всего-навсего в триста квадратных футов. Том был занят поисками металлических предметов. За каникулы он вызубрил учебник по лозоходству и теперь с раздвоенным ивовым прутом в руках обследовал лабиринты комнаты. Прут вращался то быстрее, то медленнее, а временами совсем замирал и лишь слегка подрагивал, указывая на какой-нибудь из шкафов. В девятнадцати случаях из двадцати там обнаруживалось ничего не стоящее барахло — закопченный чайник или прохудившийся котел. Но несколько раз удавалось найти золотые и серебряные монеты, а однажды — старинное бронзовое зеркало для ворожбы. Каждый раз перед началом работы мы в огромных количествах распыляли в комнате обеззараживающее зелье, которое долго не оседало. В воздухе словно висела дымка, а мы в своих масках и длинных мантиях передвигались в этом тумане, напоминая средневековых целителей с гравюр про эпидемию чумы. Впрочем, ни дезинфекция, ни защитные перчатки особо не помогали — избежать заразы не удавалось. Эйвери однажды проходил неделю с рукой на перевязи, после того, как его укусила невинная с виду чернильница. Розье мучил постоянный надрывный кашель, а у меня ни с того ни с сего начали вылезать прядями волосы, так что пришлось идти в лазарет и врать, будто я отравился неправильно сваренным зельем. У Тома и до Исчезающей комнаты была склонность к аллергии, а теперь она достигла ужасающих размеров. Даже от небольших количеств пыли или шерсти в воздухе он начинал задыхаться и был вынужден глотать антиаллергенное снадобье целыми флаконами — как в свое время делал с зельем, ослабляющим легилименцию. К ноябрю мы поняли, что так дальше не пойдет и поиски нужно притормозить. Решили ограничиться одним вечером в неделю, тем более что денег и без того хватало. "Яблоки раздора" у Борджина расходились отлично, и Том продал ему почти весь ящик. Яблоню в Запретном лесу он окопал и укрыл на зиму соломой, а весной надеялся получить новый урожай. Почти все остальные находки тоже удалось продать. Часть вырученных денег шла в награду нашедшему, часть мы отсылали Нотту и Долохову на фронт, а из остального понемногу набралось пятьсот галлеонов чистой прибыли. Было ясно, что ее нужно куда-то вкладывать — деньги не должны лежать без движения. Но о том, как и куда инвестировать, никто из нас не имел понятия. Мы были в экономическом смысле почти совершенно неграмотны, так что пока все ограничивалось бесплодными дискуссиями. Ясно было только, что деньги сначала нужно как-то "отмыть", узаконить. В том же Гринготтсе с нас потребовали бы справку о происхождении капитала, которой, естественно, не было и быть не могло. В те дни Том был рядом почти постоянно, но при этом общались мы мало — не хватало времени. Мы виделись либо в Исчезающей комнате, где было не до болтовни, либо на полигоне, где Кокрэйн не давал нам вздохнуть спокойно, либо на занятиях, где приходилось разговаривать шепотом. На факультете Том бывал редко, а ночевал в своей подсобке. Все свободное время у него уходило на подготовку к собственным урокам. Он теперь подменял Меррифот у первого и второго курсов и с удивлением обнаружил, что куда проще вести уроки, чем отчетность по ним. Нужно было заполнять множество бумаг — всякие планы лекций, опорные схемы и прочее, — от которых не было никакой пользы, но которые очень любил проверять Совет попечителей. До того я даже не подозревал, что в жизни учителя столько времени уходит на писанину. Вдобавок Том, как и Меррифот, все свои уроки начинал с контрольных. Если он и появлялся на факультете, то приносил с собой стопку пергаментов и правил их, устроившись в кресле, — а вокруг толпились студенты с младших курсов, с нетерпением ожидая, пока очередь дойдет до их работ. Старостой был теперь Касси Малфой, и уже он по заведенной традиции еженедельно принимал отчеты у лидеров курсов. Факультет продолжал функционировать, как хорошо отлаженная машина...
*** Ноябрь в том году выдался сухим и бесснежным, и только в начале декабря замерзшую землю припорошило снегом. По утрам стоял такой густой туман, что ничего нельзя было рассмотреть в двух шагах. Когда немного прояснялось, я выходил на улицу и пытался найти среди множества хогвартсских окон окна Исчезающей комнаты, но мне это ни разу не удалось. К тому времени мы уже полностью расчистили левый дальний угол комнаты и собирались взяться за правый. Один из вечеров декабря оказался особенно плодотворным. За пару часов мы нашли тяжелую и довольно-таки уродливую серебряную чашу гоблинской работы, а еще гребень для волос с инкрустацией, на котором, по словам Тома, лежало заклятье забвения, и оправленный в золото рог единорога. Рог был старый, поцарапанный и пожелтевший, но магические способности сохранились — когда его опустили для пробы в чашу с ядом, зелье зашипело и запенилось, превращаясь в безобидную воду. Когда все находки были очищены от пыли, упакованы и записаны в тетрадку, мы уже собрались уходить и ждали только Тома — он решил напоследок пройти с лозой еще один участок, но застрял возле массивного дубового сундука. Ивовый прут бешено вращался, указывая, что там есть металл, однако сундук был забит наполовину истлевшими гардинами и скатертями, от которых при малейшем прикосновении поднимались клубы пыли. Я отогнал Тома и принялся разбирать сундук самостоятельно, сваливая шторы и гобелены в кучу рядом. Том, отойдя в сторону и приподняв посеревшую от пыли маску, глотал противоаллергенное зелье. Тем временем показалось дно сундука, и я уже решил, что или лоза соврала, или Том от усталости ошибся, — как вдруг в уголке под горой выцветших полотенец нашелся небольшой сверток, перевязанный бечевкой. Я вынул его, положил на пол и стал было развязывать веревку, но она сама разлезлась под пальцами. Остальные подошли ближе. Том стоял рядом с палочкой наготове — никогда ведь не знаешь, какая гадость обнаружится в безвредной с виду вещи. Развернув несколько слоев холста, я, наконец, добрался до того, что пряталось в свертке. Это был небольшой — дюймов десять в длину вместе с рукояткой — нож с потемневшим и изъеденным ржавчиной лезвием, вдоль которого вился серебряный орнамент. Я осторожно протянул к нему руку, но нож внезапно шевельнулся, как живой, и полоснул меня по пальцам. От времени он затупился, так что не сумел причинить вреда, даже перчатку не поцарапал, но я мгновенно отодвинулся, дернув за собой Тома. Со старинным оружием шутки плохи — если ты ему не понравишься, может и в горло вонзиться. — Может, ну его? — спросил Колин. Его голос из-под маски звучал глухо и искаженно. — Положим обратно, в другой раз выясним, что это за штука. А то горгулья знает сколько провозимся... — Подожди, — Том шагнул вперед и присел на корточки. — Вдруг он к кому-нибудь из нас сам пойдет. Он медленно протянул руку и застыл, не шевелясь. Нож слегка подрагивал, словно привыкая к запаху человека. Потом приподнялся, качнулся — и лег в подставленную ладонь так уверенно, словно Том всегда был его хозяином. Том поднялся и тыльной стороной перчатки протер запорошенные пылью очки. Поднес нож к глазам, рассматривая знаки на деревянной рукоятке. — Здесь руны... Колин, иди посмотри. Розье подошел ближе. Из нас всех только он и Том изучали руны и хотя бы немного в них разбирались. — Черт его знает, что здесь написано… Надо в словаре посмотреть. Какой это век, интересно? Том пожал плечами: — В любом случае нож намного старше сундука и тряпок. Похоже, интересная штука, раз так старательно прятали... — Так я его записываю? — Колин вытащил из кармана карандаш и тетрадь. — Подожди, — Том повертел нож в руках. — Я хотел бы взять его себе, если никто не возражает. Он обвел нас взглядом. Я пожал плечами, Эйвери кивнул. Розье остановил карандаш, рвавшийся что-нибудь написать. — Конечно. Мы же договаривались, что любой из нас может выкупить находку. Том склонил голову набок, рассматривая нож. — Я думаю, Борджин дал бы за него примерно сотню... Ладно, будем считать, что две — для ровного счета. Никто не против? — По-моему, ты его здорово переоценил, — сказал Розье. — Неважно. Спиши, пожалуйста, с моего счета двести галлеонов в общую кассу. Да, и Рэю отсчитай из них одну четвертую как нашедшему. — Это же ты нашел! — запротестовал я. — Ты разобрал сундук, — возразил Том. — Я бы умер над ним от пыли. Он опять взглянул на нож: — Я дал за тебя хорошую цену. Пойдешь ко мне? Нож не ответил, но не сделал и попытки вырваться из руки. — Значит, договорились, — подытожил Том и быстро коснулся ножа губами через маску. Потом наколдовал ножны и вложил его туда. — Все, пошли, а то время уже позднее. Тимоти, ты завтра с утра почистишь серебро, потом я прикину примерную стоимость и отправлю его Борджину. Все двинулись к выходу. Я задержался, чтобы сложить шторы и скатерти обратно в сундук. Уже у двери снял перчатки и маску и спрятал их в ближайший шкаф. Выходя, обернулся на пороге. Лампы в Исчезающей комнате гасли одна за другой, но все еще было очень светло — в окно с решетчатым переплетом светила полная луна.
Отправлено: 24.03.08 04:00. Заголовок: *** На следующий ден..
*** На следующий день, в субботу, у нас был выходной в Хогсмиде, и я проснулся, полный самых радужных надежд. За окном был неяркий зимний день; кусты и деревья вокруг школы покрывал иней. В школе царило праздничное, предрождественское настроение. После завтрака я нашел Джейн и позвал ее с собой в Хогсмид. Но она как-то странно замялась, а потом ответила, что вынуждена отказаться. — Рэй, понимаешь, я уже договорилась с Боббином. Он зачем-то хочет меня повидать и приедет сегодня в Хогсмид... У меня как будто что-то оборвалось внутри. Я машинально сказал, что, конечно, все в порядке, повернулся и ушел. Было совершенно ясно, что это означает. Вряд ли "Берти" собирался к Джейн с деловым визитом — иначе мое присутствие ей бы не помешало. Выходит, тут что-то более серьезное... Что ж, это должно было случиться. В конце концов, я сам был виноват. Мне следовало давным-давно сделать ей предложение. Никакая девушка не станет ждать бесконечно... С другой стороны, я не мог сейчас жениться — с такими долгами я был не в состоянии содержать семью. А значит, не было и смысла признаваться Джейн в любви. Все равно ее родители не дадут согласия и только с позором выставят меня за порог. Этот Боббин, наверное, неплохой человек, и вдобавок не бедный. Она будет с ним счастлива, так что все хорошо... Но как бы я себя ни уговаривал, на душе все равно было тоскливо. Я все-таки отправился в Хогсмид вместе с нашей компанией, но первым человеком, кого я увидел в «Трех метлах», была Джейн. Она сидела рядом с Боббином, который что-то оживленно ей рассказывал, и улыбалась. Я вжался в угол за рождественской елкой, а потом незаметно выскользнул на улицу. Отправился в "Кабанью голову" и там нагло, средь бела дня, потребовал у бармена огневиски — и, как ни странно, он мне его даже продал. В два часа дня в "Кабанью голову" должна была прийти Милки. К ее появлению я был уже изрядно пьян, хотя на ногах все еще держался. Милки явилась сияющая, гордая своей новой синей шляпкой и пальто с блестящими пуговицами. У меня был для нее подарок — теплые замшевые перчатки, — и Милки нежно поцеловала меня в щеку. От запаха ее духов, сладких до приторности, кружилась голова. Я спросил Милки, не хочет ли она на часок подняться наверх. Немножко поломавшись, она согласилась, и бармен, хмуро поглядывая на нас, взял деньги и передал нам ключи от одного из номеров. Комната оказалась не менее убогой, чем все остальное в баре. Обои отставали от стен, постельное белье посерело от бесчисленных стирок, а ковер на полу протерся до дыр. Милки это, правда, не смущало, меня тоже, и мы начали целоваться, еще не успев запереть дверь. Но когда дошло до дела, я впервые за недолгую историю своего общения с женщинами потерпел постыдное и абсолютное фиаско. Милки, надо отдать ей должное, проявила деликатность и очень старалась помочь, но, что бы она ни делала, ничего не выходило. Может, потому, что я был пьян, может, по другой причине. Сейчас я бы отнесся к этому с философским спокойствием — не вышло один раз, значит, выйдет в другой, жизнь есть жизнь. Но в шестнадцать лет неудачи такого рода воспринимаются как катастрофа, и кажется, что остался лишь один выход — палочку к горлу, и авада... Что было дальше, я помню смутно. Вроде бы меня тошнило. А потом я, кажется, рыдал, уткнувшись лицом в мягкую, уютную грудь Милки. Я рассказывал ей о своей несчастной любви, а она гладила меня по голове и жалела. Потом кто-то постучал в дверь и напомнил, что час уже прошел. Пришлось одеваться и спускаться, причем Милки поддерживала меня, чтобы я не упал. В баре уже были Колин и Тимоти. Кто-то из них с усмешкой хлопнул меня по плечу: мол, надо же, везде поспел... Я не помню, что я ответил. Не помню, как добрался из "Кабаньей головы" до Хогвартса. А уж то, что я умудрился дойти до факультета и не попасться на глаза преподавателям, было просто чудом — иначе я протрезвел бы уже в карцере. Тем не менее, я как-то оказался в спальне, свалился на кровать и уснул мертвым сном. Проснулся я около пяти. За окном уже смеркалось — в декабре дни короткие... У меня жутко болела голова, и страшно хотелось пить. Умывшись, я побродил по общей гостиной, но поговорить там было не с кем, и я решил пойти к Тому, чтобы поплакаться о своих страданиях. Дверь в подсобку мне открыли мгновенно. Том, видно, сегодня устраивал уборку, потому что пол все еще был влажным после мытья, клетки почищены, подоконник и шкафы отдраены до блеска, и нигде ни пылинки. На столе, рядом с найденной накануне чашей, лежали увеличительное стекло и толстый каталог «Личные клейма гоблинских серебряных дел мастеров». — Я его нашел, — с порога радостно сообщил мне Том. — В смысле, изготовителя чаши. Нагнок Седьмой по прозвищу Репоглот, середина пятнадцатого века. Ничего выдающегося, художественная ценность сомнительная, но на сотню галлеонов, думаю, мы можем рассчитывать. Он убрал чашу и каталог в шкаф и запер его. — Кстати, хорошо, что ты пришел. Мне нужно на четверть часа уйти, а я жду одного человека. Посиди тут пока, ладно? На вот, почитай, чтоб не скучать, — он пододвинул ко мне гору каких-то свитков. — Что это? — Шедевры первокурсников. Над некоторыми я плакал. Посмотри, не пожалеешь... Он сунул в карман связку ключей и ушел. Я поставил чайник на железную печку подогреваться, уселся за стол и, чтобы убить время, развернул верхний свиток. Это оказался написанный крупным, совсем еще детским почерком реферат какого-то студента с Хаффлпаффа, под многообещающим названием "Роль дубины в жизни тролля". Том был прав — через пять минут я забыл обо всех своих неприятностях и рыдал от смеха, роняя слезы на пергамент. Особенно хороши были корявые картинки в самом конце, наглядно изображавшие, как именно тролли пользуются дубиной. Насладившись иллюстрациями, я вернул свиток на место и взял другой опус, выполненный аккуратным девичьим почерком: "Действительно ли тролли едят людей? Мифы и правда о тролличьей кухне". Но не успел я прочесть и двух строк, как в подсобку постучались. Я поднялся и открыл дверь. На пороге стоял белобрысый растрепанный мальчишка с гербом Гриффиндора на мантии. Увидев меня, он растерялся: — А где профессор Риддл? "Профессор"... Ой, ну надо же! Хотя, с другой стороны, как детишкам еще его называть? — Скоро придет. А что ты хотел? — Мне на отработку, — буркнул мальчишка. Ага. Том, значит, зверствует. Не успел стать преподавателем, как уже забыл, каково быть студентом... — Заходи. Чаю хочешь? — Нет, спасибо, — мой гость был явно не в настроении поболтать. — А за что тебе назначили отработку? Я думаю, мальчишке очень хотелось огрызнуться — мол, какое ваше дело? Но я был старше и вдобавок приятель "профессора Риддла", так что он неохотно ответил: — Урок прогулял. — Плохо, — сказал я таким наставительным тоном, словно сам в жизни не пропустил ни одного занятия. Но ведь воспитывать молодое поколение — наш долг, разве нет? Том влетел в подсобку чем-то очень довольный. Просто-таки светился от радости. — Добрый вечер, Боунз, — приветствовал он посетителя. Тот уныло поднялся. — Здрасте... — Посиди пока, — махнул рукой Том, — а я тем временем обеспечу тебе рабочее место. Он критически осмотрел вымытый дочиста большой стол, наколдовал разделочную доску и нож, потом полез в ледник — оттуда потянуло морозным воздухом, — и вытащил большой кусок жилистого синеватого мяса с полосками жира и желтоватыми ниточками хрящей. Плюхнул его в миску и протянул Боунзу. — Вымой, а потом нарежь тонкими полосками. Будем кормить нечисть. При виде мяса Боунза передернуло, но он все же взял миску и поплелся к рукомойнику. С нарезкой он возился, наверное, полчаса — пыхтел над непослушными хрящами и со зверским скрипом двигал доску по столу. Результатом стала полная миска ошметков, словно корм для нечисти не нарезали, а разрывали руками. Все это время Том правил рефераты, скользя взглядом по строчкам и одновременно раскачиваясь на стуле. Я поведал ему о Джейн — в комнате стояла заглушка, так что Боунз нас не слышал, — но Том только посмеялся: — Рэй, она просто старается вызвать в тебе ревность! И я ее прекрасно понимаю. Сколько можно ждать, пока ты хоть на что-нибудь решишься? Твоя медлительность иной раз и меня убивает. Ни туда, ни сюда, будто заклинило... Ты нравишься Джейн, так что никакой Боббин тебе не соперник. Но если собираешься еще десять лет тянуть, лучше ей и вправду выйти за другого… Он меня немного успокоил, так что я вернулся к рефератам. Система, по которой Том проставлял оценки, показалась мне в высшей степени странной. Например, тот самый шедевр о дубине получил восемь баллов, а длиннейший и очень подробный реферат о внутриплеменной иерархии горных троллей — всего три. — Ты спятил? — поинтересовался я. — Ничуть, — ответил Том, не отрываясь от очередного свитка. — Все очень логично. Смотри: Питер Хаммерсли, который написал о роли дубины, умом не блещет, но действительно старался. Мы с ним даже ходили в Запретный лес наблюдать троллей в естественной среде. Поэтому восемь баллов. До Мэдди Лоули кухню троллей никто не изучал, даже не смотрел на их жизнь с такой стороны. У нее короткий и бестолковый реферат, зато полностью оригинальная идея — я ей ничего не подсказывал. Поэтому десять баллов. А вот Дорис Пембертон, которая сдала реферат об иерархии троллей, прочла много умных книг, но даже не пыталась сделать самостоятельные выводы. Хотя она на это способна, и я ей об этом говорил. Но она боится думать своей головой — значит, будет получать тройки, пока не преодолеет страх. Надо ее предупредить, что в следующий раз я такое вообще не приму. Надергать чужих цитат я и сам сумею. — Эта Дорис, наверное, лучшая ученица на курсе? — поинтересовался я. Том кивнул. — Признайся честно, ты просто не любишь круглых отличников, потому что сам такой. Том подумал, потом засмеялся: — Да, ты прав. Не люблю. Слишком хорошо знаю, чего стоит этот дешевый блеск. — Или ревнуешь… А тебе не кажется, что твоя система... э-э... слишком неординарна для Хогвартса? Совету попечителей она может не понравиться. — Знаю. Меррифот меня уже предупреждала. Но я здесь все равно на два, самое большее три года, так что могу вытворять все, что хочу. — Как это? Ты не собираешься оставаться преподавать после выпускного? Том выразительно постучал себя пальцем по лбу. — Рэй, ну подумай сам! Через пару лет война закончится, вернется Дамблдор — ты считаешь, он станет меня терпеть в школе? Да вышвырнет коленкой под зад! Наш заместитель директора имеет большое влияние на Совет попечителей, так что никто мне не поможет. Вот потому и развлекаюсь, пока время есть. Моя задача — чтобы к концу года детишки знали учебный материал лучше меня самого. А уж какими средствами этого добиваться — мое дело. Я хотел еще что-то сказать, но Тома окликнул Боунз, показывая, что работа окончена.
*** — Чудесно, — Том поднялся. — Давай теперь будем кормить кикимору. Бери кусочки мяса и просовывай ей через прутья клетки. — А она мне пальцы не откусит? — Боунз с сомнением поглядел на кикимору. — Если будешь аккуратен, то нет, — Том смотрел на него, посмеиваясь. — Или ты боишься? Ладно, тогда я сам. — Ничего я не боюсь, — буркнул Боунз. — В таком случае прошу, — Том кивнул на клетку. Мальчик подступил к кикиморе осторожно, с опаской разглядывая острые зубы. Потом с отвращением взял из миски один из ошметков и попытался просунуть сквозь решетку. Кусочек не пролезал, и Боунз подтолкнул его пальцем, после чего едва успел отдернуть руку. — Я же тебя потому и просил: тоненькими полосками, — сказал Том, но не двинулся с места. — Давай дальше. Постепенно с кикиморой дело пошло легче. Потом наступила очередь красношапочника. Боунз уже осмелел и справлялся куда ловчее, за что Том его похвалил: — У тебя все прекрасно получается. Теперь нарезаешь вот этот огурец... Да, примерно так. Кладешь на блюдце, подходишь к каппе, кланяешься и просишь разрешения поставить еду в клетку. Если все сделаешь правильно, то сможешь открыть дверцу, и он на тебя не бросится... Да, отлично. Спасибо большое, ты мне очень помог. Пять баллов Гриффиндору. Боунз покосился на Тома с удивлением — обычно учителя не награждали баллами за отработку. — А что там тарахтит в столе? — поинтересовался он. — Боггарт. Его тоже можно покормить, если хочешь. — Они едят?! — брови Боунза полезли вверх. — Конечно. Они питаются нашими страхами. Ты ведь из волшебной семьи? Когда-нибудь видел боггарта? — Не-ет, — протянул Боунз. — У нас был один на чердаке, но мама его прогнала. Я даже посмотреть не успел. — Тогда сейчас увидишь, — Том навел палочку на ящик стола. — Э-эй, — я попытался остановить его. Вообще-то боггарта не полагалось показывать студентам до третьего курса... Но Том уже взмахнул палочкой, и ящик с негромким стуком выдвинулся вперед. Перед застывшим от неожиданности Боунзом появился широкоплечий темноволосый парень с чуть оттопыренными ушами. Это был Батлер, новый капитан квиддичной команды Гриффиндора, пришедший на смену Моуди. — Ага, вот ты где! — напустился он на Боунза. — Ты забыл, что в шесть часов общий сбор команды? Что мы обсуждаем тактику следующей игры? Почему все явились, а тебя не было?! Не хочу слушать никаких оправданий! Что значит — тебе назначили отработку? Ты мог договориться на другое время! Как это — "не хотел унижаться перед чертовым слизеринцем"? Да он даже не настоящий учитель, а так, не пришей кобыле хвост! Такой же студент, как и мы. Пошел бы к Брэдли, она бы живо поставила его на место! Но тебе было лень, так? Ты постоянно все пропускаешь! Вечно опаздываешь на тренировки, а теперь вот не удосужился явиться на общий сбор. Знаешь что? Мне это надоело! Нам не нужен ловец-разгильдяй! Можешь считать, что ты больше не в команде, и чтоб духу твоего не было на поле!.. Боунз стоял, красный, как рак, и только хлопал глазами. Том наклонился к нему и сказал тихо: — Не нервничай. Это всего лишь твой страх, ничего больше. Попробуй представить себе что-нибудь смешное на месте капитана. Что-нибудь совсем-совсем глупое... А теперь наведи на него палочку и скажи: "Riddikulus". — Riddikulus! — выкрикнул Боунз, и Батлер мгновенно замолчал — рот у него оказался забит огромным мандарином. Он заметался, пытаясь его выплюнуть или проглотить, но не сумел ни того, ни другого и стал растворяться в воздухе. Остался только легкий дымок, который втянулся обратно в ящик стола. — Отлично! — сказал Том. — Еще пять баллов Гриффиндору. Как видишь, с боггартами все очень просто. Боунз нервно засмеялся. — У тебя и вправду был общий сбор? — спросил Том. Мальчишка мгновенно умолк и отвернулся. — А почему ты мне не сказал? Хотя, впрочем, я и так знаю. Твой боггарт поведал. — Извините, — буркнул Боунз, глядя в пол. — Ничего. Бывает. Подожди минутку... Том отошел к столу, взял чистый лист и принялся быстро писать на нем наискосок зелеными чернилами:
Уважаемый мистер Батлер, настоящим сообщаю Вам, что студент II курса Эдгар Боунз сегодня не присутствовал на собрании команды, потому что на это время ему была назначена отработка в кабинете ЗОТИ. Боунз сообщил мне о собрании и просил перенести отработку на другое время, но я отказал. Сейчас, обдумав ситуацию, я вижу, что был неправ. Мне очень жаль, если отсутствие ловца не позволило нормально провести общий сбор. Прошу Вас принять мои искренние извинения...
Свернув лист в трубку, он протянул его Боунзу. — На, отдашь капитану. Надеюсь, этого будет достаточно. В будущем, пожалуйста, предупреждай меня, если возникнут такие сложности. В этом нет ничего унизительного, — Том слегка улыбнулся. — Я могу согласиться, могу отказать, но, по крайней мере, не будет недоговоренностей, правда? Боунз кивнул. Щеки у него пылали. — Ты понимаешь, — спросил Том, склонив голову набок, — что боггарт сейчас показал тебе самый простой, лежащий на поверхности страх? А хочешь посмотреть, чего ты боишься на самом деле? Подумав, Эдгар кивнул. — Тогда давай еще разок. Расслабься и ни о чем не думай. Том встал у него за спиной и взмахнул палочкой. Ящик стола опять заскрипел, но ничего не произошло. Зато в следующее мгновение взвыла сигнализация, и с грохотом распахнулась дверь в подсобку. Я вскочил на ноги, выхватывая палочку, но было поздно — комната уже была полна людей в черных плащах и белых масках, и все они грубо и отрывисто кричали что-то по-немецки. Мысли у меня метались, как безумные. Нападение Гриндельвальда?! Как это могло случиться так быстро? Почему никто ничего не заметил?! На меня было нацелено несколько палочек, так что сопротивляться было бессмысленно. Я медленно опустил руку. Эдгар Боунз весь побелел и прижался к Тому. Его трясло. Том подмигнул мне из-за спины Боунза, потом щелкнул пальцами, и люди в масках застыли и умолкли. — Это все тот же боггарт, — сказал он, касаясь плеча мальчишки. — Просто теперь он показывает тебе твой настоящий страх. Давай попробуем применить тот же способ. Нужно просто посмеяться над ним. Подумай — что тебя пугает больше всего? Боунз не ответил — он все еще вздрагивал и, казалось, не мог выговорить ни слова. — Ага, — сказал Том, словно к чему-то прислушиваясь. — Маски… Ты совершенно прав. Именно безликое пугает сильнее всего. Кусок тряпки — а какой эффект... Но ты должен помнить, что под ними такие же люди, из плоти и крови. Давай попробуем сорвать маску... с которого? Эдгар неуверенно указал рукой на ближайшего противника. Том повел палочкой — маска слетела, и под ней обнаружились пухлые щеки, нос, похожий на свиной пятачок, и растерянно моргавшие маленькие глазки. Боунз неуверенно улыбнулся. Еще один "враг", еще один... Под масками оказывались такие дурацкие физиономии, что я сам стал смеяться, хотя руки все еще дрожали. Эдгар приподнялся на цыпочках и что-то шепнул Тому, показывая на последнего "немца". Том кивнул: — Да, прекрасная мысль. Девочек здесь нет, так что мы вполне можем... Раз! Маска у последнего боггарта осталась на месте, зато слетели штаны. Под ними оказались тощие белые ноги и крохотный член, похожий скорее на розового червячка. Эдгар расхохотался. Боггарт дернулся, попытался прикрыться, а потом, жалобно взвизгнув, растаял в воздухе, и с ним все остальные фигуры в плащах. — Десять баллов Гриффиндору, — сказал Том очень серьезно. — Эдгар, ты молодец. Но я вижу, ты хочешь что-то спросить. Давай, не бойся. — А я и не боюсь, — решительно сказал Боунз. — Я хотел узнать — какой боггарт у вас? Я замер и медленно перевел дыхание. Опасная игра... Но Том мгновенно ответил: — Прекрасный вопрос. Вот сейчас и выясним. Отойди-ка в сторону. Ящик стола в очередной раз громыхнул. Я напрягся, потому что понятия не имел, что увижу, — но такого точно не ожидал... На полу перед Томом оказался мой собственный спаниель, Майк. Он бестолково озирался по сторонам, тряс головой, потом поднял ногу и с наслаждением стал чесаться. В воздух взлетело облачко шерсти. Том несколько секунд смотрел на него, потом судорожно зашарил по карманам в поисках носового платка. Зажав лицо платком, он оглушительно чихнул несколько раз и, не глядя, замахал палочкой, пытаясь нацелиться на спаниеля. Наконец это ему удалось, и с Майка с негромким хлопком исчезла вся шерсть, так что он остался совсем голым — зато в красных трусах в горошек, из которых торчал хвост. Жалобно заскулив, пес бросился обратно к столу и исчез в ящике. — У меня аллергия на шерсть, — пояснил Том глухо. Из глаз у него текли слезы. — Извините, — опять сказал Боунз. — Да что ты извиняешься? Кто ж знал, что чертов... что боггарт превратится в собаку? Ладно, Эдгар, ступай. Я не могу при тебе сморкаться, иначе уроню свой авторитет. Боунз хмыкнул и тут же спрятал улыбку. — Ну, я тогда пошел... Спасибо. — Не за что, — Том махнул рукой. — Еще придешь? — Д-да, — удивленно ответил Боунз. — Тогда, скажем, в следующий четверг в шесть вечера. Жду. Все, пока.
*** Едва за мальчишкой закрылась дверь, Том схватил с подоконника склянку с антиаллергенным зельем. — Надо же, как прихватило, — сказал он, шмыгая носом. — Вот это самовнушение... — Здорово, — сказал я. — Молодец, отлично сыграл роль. Накрутил себя, поверил, что действительно боишься собак. — А я и боюсь, — ответил Том, капая антиаллергенное зелье в чайную ложку. — Сам бы попробовал вот так... Тоже любого пса обходил бы за милю. — Кстати, ты совсем обалдел — показывать боггарта первокурсникам? — Боунз на втором. Кроме того, он гриффиндорец, а этих ничем не прошибешь. Естественно, я ему слегка помог, усиливая его Riddikulus, иначе он не справился бы. — Зачем тебе нужно, чтобы он пришел еще раз? — Я учу всех, кто хочет учиться, — ответил Том, сморкаясь в платок. — Чего ты на самом деле боишься? — спросил я, наливая себе еще чаю. — Когда один на один с боггартом… — Сейчас покажу, — ответил Том. Потом подтащил стул и уселся, все еще с платком в руках. — Ты с комфортом, как я погляжу... — Я иногда боггарта по полчаса кормлю. Что же мне, навытяжку перед ним стоять? Гриндилоу подплыл к стеклу аквариума, глядя на Тома немигающими круглыми глазами. — Чего уставился? — обиженно спросил Том. Нос у него распух, по щекам текли слезы. Гриндилоу развернулся и исчез среди водорослей. Том потер покрасневшие глаза и ткнул палочкой в сторону стола. Послышался негромкий стук. Я весь подобрался, но в столе сначала было тихо. А дальше ящик с легким скрипом выдвинулся, над ним заклубился легкий дымок, и из ящика показался… Том. Я не сразу его узнал. Нет, он был похож на себя настоящего, да вот только лет на шестьдесят старше. Комната была освещена только светом от лампы, но даже в тени я разглядел морщины, седую неряшливую бороду и жуткие мешки под глазами. Том-боггарт был глубоким стариком и, судя по виду, спал где-нибудь под мостом, да вдобавок пил без просыпу. И пахло от него мерзко. — Чего уставился? — спросил боггарт и захихикал. — Хочу и смотрю, — ответил Том и опять чихнул. — Ну, полюбуйся, полюбуйся, — радостно ответил боггарт. — Не нравится? А ведь таким же будешь. — Не дождешься... Апчхи! — Ну, так прогони меня. Попробуй. Ты же у нас у-умный, — с непередаваемым презрением протянул боггарт. — Все пыжишься, мнишь о себе. Нафантазировал бог знает чего... А на самом деле ты никто, и звать тебя никак. Наследничек Слизерина... Все великие дела мечтал творить... А тебя раз — и поставят на место. Из грязи, да не в князи, а обратно в грязь! Он зашатался и ухватился за аквариум с гриндилоу, чтобы не упасть. Водяной никак не отреагировал. Интересно, каким боггарт представляется для нечисти? Они видят его в истинном облике? Или просто не замечают? — Ну, давай, попробуй, — паясничал тем временем Том-из-шкафа. — Посмейся надо мной. Сделай вид, что не боишься. А, не получается? Да потому, что в глубине души ты знаешь, что я прав. Ты же неудачник. Приютское отребье. Выше головы пытался прыгнуть... Что б ты ни делал, все равно в итоге ничего не выйдет. Из школы тебя вытурят, это уже ясно. И тот же Пикеринг — как он тебя ловко на поводок-то, а? "Я сумею его переиграть"... Да-да, наша песня хороша, начинай сначала. Используют тебя и вышвырнут. Как презерватив сам понимаешь с чем. — Ты говори, говори, — ответил Том, вытирая нос. — А ты от меня за платком не прячься! Или правда глаза колет? А взять того же Дамблдора... Думаешь, ты его победил в этот раз? Да он просто мараться не захотел! А захотел бы — мигом бы раздавил и пошел дальше. Тебе с ним никогда не справиться, что б ты из себя ни строил. Вот станешь ты Пикерингу не нужен или Дамблдор не побрезгует в твоих делишках покопаться — и в момент окажешься в Азкабане. А там на цепь, и привет. Хоть об стену бейся головой, ничего не поможет. Войдешь красавчиком и умницей, а выйдешь старым беззубым психом. Хотя, может, повезет, и тебя дементор раньше поцелует. Уж лучше так, чем в канаве валяться и объедки по помойкам собирать. — Давай уже быстрее, — сказал Том. Боггарт рассмеялся дребезжащим смехом. — Что, сил больше нет? А ты послушай меня, послушай. Может, возьмешься за ум, станешь поскромнее, вспомнишь, где твое место. Было б тебе на роду написано творить великие дела — ты бы не в приюте родился и не от папаши-магла. И не утешай себя, что у тебя друзья, мол, есть, что ты сумел компанию себе собрать. Друзья хороши, пока удача с тобой. А случись что, прояви ты слабость, сделай одну-единственную ошибку — и все от тебя отвернутся. Скажи спасибо, если глотку не перегрызут. Минни тебя уже предала — и остальные так же сделают... — Ладно, сгинь, — ответил Том устало. — Поел — и ступай себе. Спокойной ночи. Боггарт зевнул и сказал уже совершенно другим тоном: — Спасибо. Ну, пока. Его очертания вздрагивали и быстро таяли в воздухе. Ящик со стуком вернулся на место. Том потянулся и спросил меня: — Ну как, понравилось? — Он всегда такой? — По-разному, — Том поднялся и взял зубную щетку и полотенце. — Иногда это опять-таки я сам, но потерявший рассудок. Хожу, слюни пускаю. Иногда боггарт перекидывается Дамблдором и читает мне нотации. Я обычно кормлю его утром, так что выпускаю и сплю дальше, пока он что-то бормочет себе под нос… Но, кстати, однажды ему удалось-таки напугать меня до дрожи в коленках. Я тогда всего два месяца проработал у Меррифот. Открываю как-то ящик — а боггарта нет. Вот была паника! Я подумал, что он сбежал, что мне сейчас надо искать его по всей школе, ловить, потом еще объясняться с Меррифот, как это получилось... Удачная была страшилка, жаль, что одноразовая. Хочешь посмотреть на своего боггарта? Я задумался. — Нет, спасибо. В другой раз... Слушай, а смерти ты боишься? — Не знаю. Да, наверное. Как все. — А боггарт тебя этим пугал? — Нет. То есть, он иногда показывает мне мертвыми других людей. Обычно тебя или Минни. А мою собственную смерть... Как он это сделает, по-твоему? Как можно изобразить небытие? — Зачем так буквально? Можно просто труп. Твой собственный. — И что? Наличие трупа не означает смерть. Тело — это всего лишь тело. Он опять расчихался, закрыв лицо полотенцем. — Ладно, это неинтересно. Зато я отчистил нож. Хочешь посмотреть? В столе сверху слева. Я выдвинул другой ящик — не тот, в котором жил боггарт, — и нож действительно лежал там. Металл по-прежнему остался темным, но лезвие было остро заточено, а орнамент в виде переплетенных драконов сверкал серебром. — Я установил его возраст, — сообщил Том. — Пришлось полдня торчать в библиотеке, но оно того стоило. Это норвежская работа, примерно времен основания Хогвартса. Наверное, нож передавался из поколения в поколение, поэтому так хорошо сохранился. Ну, и на нем заклятья, естественно. Думаю, его спрятали во время какого-нибудь обыска, когда в школе искали темномагические артефакты. А потом хозяин не сумел или побоялся его забрать. — Ты прочел, что здесь написано? — спросил я, разглядывая вырезанные на рукоятке руны. — Да. Это имя ножа. Пафосное, естественно, как и все у викингов. — И как оно звучит? — спросил я. — Salskerandi, — ответил Том, стоя на пороге. — Это означает "разрезающий душу".
Замечательная глава. Очень понравился подход Тома к образованию =) Потрясающий преподаватель. Я бы хотела у такого учиться. И боггарт Тома очень понравился. Я, сама думала, какой боггарт может быть у юного Вольдеморта и никаких идей не появилось. А теперь – да, уверена, именно таким он и должен быть (я имею в виду второго боггарта, а не пёсика =)
Мышь Тебе спасибо! очень рада, что нравится. У Тома на самом деле много страхов, он вообще трус :) Но страх смерти, что бы ни говорила Роулинг, имхо, не главное. Гораздо больше он боится стать неудачником. Проиграть.
Отправлено: 27.03.08 00:10. Заголовок: Гарпия Не знаю. Так..
Гарпия Не знаю. Таким уродился :) Если серьезно - у Тома действительно множество страхов. С другой стороны, у кого их нет? Весь вопрос в том, как с ними справляться.
Отправлено: 27.03.08 08:27. Заголовок: rakugan не, не уро..
rakugan
не, не уродился. Просто в детстве был невыносимо для себя зависим от других, которые настоящих его потребностей не понимали. Вот и выходит, что он как фокусник, который заставляет зрителей поверить, что чудо было настоящим, и эта вера превращает чудо в рельность. Но Том то знает, что внутри, в ядре, в начале, была пустота, иллюзия.
Отправлено: 28.03.08 02:56. Заголовок: Глава 43. Предпосле..
Глава 43.
Предпоследняя неделя декабря никаких радостных вестей не принесла. На рождественскую вечеринку Джейн пошла с Боббином — тот, как выяснилось, тоже был членом "Слаг-клуба", когда еще учился в Хогвартсе. Несколько часов, которые Джейн провела у нашего декана, превратились для меня в пытку. Я не мог найти себе места и большую часть времени слонялся в холле, делая вид, что кого-то поджидаю. К десяти вечера мое терпение было вознаграждено — школу покидала толпа гостей Слагхорна, оживленных и слегка навеселе, и среди них я заметил "Берти". Чтобы он меня не увидел, я спрятался за песочные часы Хаффлпаффа. Конечно, смысла в этом не было — Боббин не знал меня в лицо и, скорее всего, понятия не имел, кто я такой. Зато я из своего укрытия жадно его рассматривал. Никто не вызывает такого интереса, как удачливый соперник. Каждая черточка его лица врезалась мне в память чуть ли не навечно. Меня со страшной силой тянуло подойти к нему. Я сам не понимал, чего хочу, — то ли просто поговорить, то ли с ходу влепить "Берти" пощечину и вызвать на дуэль... Лишь последние жалкие крохи рациональности удержали меня от подобного идиотского поведения. В конце концов, кто я такой? Он надо мной только посмеется, и правильно сделает. До самого отъезда из Хогвартса я промучился сомнениями. Наверное, нормальный человек на моем месте прямо спросил бы Джейн, в каких она отношениях с Боббином. Но я не мог этого сделать. Если она скажет: "Я с ним обручилась", — что тогда? Стоять, как громом пришибленному, и мямлить: "Ну, желаю счастья..."? Да лучше сквозь землю провалиться! А если она скажет, что не помолвлена, — тут и низлу ясно, что после такого от меня требуются решительные шаги. Иначе вопрос будет выглядеть совсем уж неприлично и нагло. Я лежал по ночам без сна и пялился на полог над кроватью, убеждая себя: вот завтра же утром пойду и скажу, что... Но дальше возникали сложности. Наверняка мне откажут, и я буду выглядеть дурак дураком. Вдобавок я после такого не смогу с ней общаться — это означало бы, что я навязываюсь. А я уже так привык к Джейн... Я раньше сам не замечал, до чего к ней привязан. Если мне хотелось поболтать, она терпеливо слушала чепуху, которую я нес. Иронизировала, конечно, но мягко и не зло. Если говорить не хотелось, она тоже молчала и не дергала почем зря. Она мне совсем не мешала. Не знаю, каким шестым чувством я уже тогда понимал, насколько это важное качество в женщине. И что же теперь, потерять это все, потому что я не вовремя решился сделать признание?! Однако мысль, что Джейн согласится, пугала еще больше. Нужно будет знакомиться с ее родителями и отвечать на сотню неизбежных вопросов, из которых главный — деньги, деньги, деньги... Тогда, на платформе, ее отец не показался мне особенно страшным, но стоило представить, что он спросит: "И на что же вы, юноша, собираетесь содержать семью?", — как я чувствовал, что теряю почву под ногами. Жену надо кормить. Чем? Вареной картошкой? А долги, что делать с долгами?! Я был совсем не уверен, что даже через пять лет расплачусь с Гринготтсом. "Исчезающая комната" ведь тоже не бесконечна... Накануне отъезда я упросил Прингла, чтобы он выпустил меня из школы на час, и рванул в Хогсмид. Я понятия не имел, что подарить Джейн на Рождество. Все обычные в таких случаях подарки — от книг до духов, — казались мне слишком скучными, некрасивыми и вообще неподходящими. Так что я проболтался по магазинам не час, а все три, пока вдруг не увидел что-то, что мне действительно понравилось. Это были шпильки для волос, их было много-много разных в витрине — посеребренные, с рисунками эмалью, с какими-то камушками... Были еще такие, которые светились в темноте, переливались, как вода, или звенели колокольчиками. Я попросил у продавщицы отобрать всех по одной и упаковать в красивую коробку. Она очень странно на меня посмотрела, но спорить не стала. По дороге в школу я стал вспоминать, как укладывает волосы мама, и у меня появилось смутное подозрение, что шпильки для волос должны быть все одинаковые... Кажется, несколько разнокалиберных шпилек одновременно никто не носит. Но исправлять что-то было уже поздно, и утром перед отправлением Хогвартс-экспресса я забежал к Джейн. Пробормотал что-то невразумительное, ткнул ей в руки коробку и сбежал. На обратном пути заглянул в кабинет ЗОТИ. Я позвал Тома к себе в гости на Рождество, но он все не мог решить, ехать или нет. Через приоткрытую дверь я услышал, что он разговаривает с Меррифот, и заходить не стал. Разговор, кажется, был для Тома не самый приятный. — Ты делаешь все типичные ошибки молодого учителя! — слышался громкий голос Меррифот. — Тебе кажется, что твои методы уникальны и неповторимы, а на самом деле все, когда начинают преподавать, наступают на эти грабли. Своей системой ты раскалываешь курс и создаешь себе любимчиков. Ни к чему хорошему это не приведет, поверь мне. Вдобавок это неэффективно! Тебе кажется, что ты заставляешь учеников думать, но на самом деле они просто хватают по верхам, а прочных знаний там нет и не будет! Знаешь, когда я только начала преподавать в Хогвартсе, то тоже мечтала перевернуть небо и землю. И мне ведь было не шестнадцать лет... Я успела поработать аврором и считала, что если уж там справилась, то в школе будет раз плюнуть. Но педагогика — это совсем не так просто, как кажется. Когда ты наберешься опыта, то поймешь, что классические методы придуманы не просто так, что за ними опыт поколений... Твоя задача — не вырастить одну-две звезды, а научить всех. Кого лучше, кого хуже — это уж не от тебя зависит. Ты как учитель обязан быть справедлив и одинаково относиться ко всем. — Да, профессор, — отвечал Том, но по голосу было слышно, что он соглашается только из нежелания спорить. Меррифот засмеялась. — Не злись! Просто не хочется, чтобы ты повторял мои ошибки... Ладно, хватит об этом. Лучше расскажи, что у вас с Минни. Ты так ей и не написал? Может, хватит выдерживать характер?! Я ушел — разговор становился слишком личным. А Том, видимо, беседовал с Меррифот еще долго, потому что догнал нас уже по дороге на станцию, взъерошенный и раздосадованный. Впрочем, в поезде он отошел, повеселел и сказал, что Меррифот, возможно, права. — А еще она мне шарф связала, вот, — сказал он, демонстрируя длинный серый шарф грубой вязки. Это так смешно и по-детски прозвучало, что я чуть не закашлялся и выскочил в коридор, чтобы скрыть смех. В отдалении я увидел Джейн, которая что-то покупала на тележке со сладостями, и тут же спрятался обратно в купе. Но все-таки успел заметить, что в волосах у нее были новые шпильки: одна в виде крохотной золотой птицы, а другая — та самая, переливчатая, как водопад. Настроение у меня сразу улучшилось, и я решил, что, может, еще не все так плохо.
*** Я был твердо намерен провести эти каникулы в безделье, так что, вернувшись домой, целыми днями читал или спал. Том был куда активнее — в Хогвартсе он привык к бурной деятельности, так что и здесь ему не сиделось спокойно. Он помогал моей маме по хозяйству, чинил в доме все, что требовало починки, а в свободное время отправлялся в соседнюю магловскую деревню или просто побродить по лесу. Вечера мы обычно проводили в кухне — там было теплее, — а ужинали рождественскими пирогами, которых мама, увлекшись, напекла целую дюжину. Мама была рада, что Том приехал. Она считала его положительным и была уверена, что он хорошо на меня влияет. В первый же вечер я постарался улизнуть, чтобы не слушать, как мама будет на меня жаловаться: — Такой безалаберный, просто ужас! Достаточно посмотреть, как он сдал СОВы. И ведь неглупый мальчик, мог бы учиться гораздо лучше, если бы не ленился. Я не представляю себе, что будет дальше... И я так боюсь, что он свяжется с плохой компанией! Он отмалчивается, ничего не говорит — я не знаю, чем он занят и где пропадает целыми днями. А спросишь — злится... Я так надеюсь, что ты за ним присмотришь! Ты уверен, что он не ввязался ни во что дурное? — Совершенно уверен, мэм. — Нет, конечно, Рэй никогда не ступил бы на плохую дорожку сознательно. Но он еще такой наивный, совсем не знает жизни... Хотя при этом, конечно, считает себя умнее всех. Представляешь, недавно он заявил, да еще так безапелляционно, что нашему отцу не следовало делать "рискованные вложения"! Да что он может в этом понимать?! Какое он имеет право так говорить о собственном отце и рассуждать о том, в чем не разбирается? Я была просто потрясена, я не ожидала от Рэя такого. Он стал ужасно грубый, нетерпимый, никого не уважает... Тот разговор я, кстати, помнил. Мама тогда, как обычно, привела мне в пример Тома: "Бедный мальчик, ему не повезло в жизни! Но будь у него родители — разве он позволил бы себе отзываться о них в таком тоне?!". Я ответил, что, конечно, нет. Поднявшись в свою комнату на цыпочках — чтобы меня не поймали и не заставили присутствовать при разговоре, — я зажег свечу и развернул чистый пергамент. Все последние дни я обдумывал, что делать с деньгами после Хогвартса, и сейчас, кажется, нашел выход. Когда Том минут через сорок постучал в дверь, пергамент был весь изрисован фантастическими животными — мне всегда было легче думать, когда я рисовал. — Уф-ф, — Том плюхнулся на стул. — Никогда бы не подумал, что у тебя столько недостатков... Но твоя мама открыла мне глаза. — Ну да. Это же ты у нас пай-мальчик. Я не умею производить такого впечатления. — Ты сам виноват. Зачем ты ее провоцируешь? — Иногда очень хочется объяснить... — Ну и зря. Только вызываешь лишние подозрения... Радуйся, что твоя мама о многом не знает. Господи, как она вообще тебя терпит? Интересно, что бы ты делал, если бы твои дети так себя вели? Я рассмеялся. — Да запер бы этих паршивцев в доме и не выпускал ни под каким предлогом! Попробовали бы они мне скормить сказочку, что работают ночными сторожами на фабрике и получают по тысяче галлеонов за лето... — Вот видишь, как хорошо, когда у родителей меньше жизненного опыта, чем у их отпрысков. О чем взрослые не догадываются, то их не беспокоит. Зато когда ты сам обзаведешься семьей, то станешь параноиком и будешь подозревать своих детей во всех грехах. Как начнешь вспоминать себя в этом возрасте... — Мои дети будут послушными и хорошо воспитанными. Уж я об этом позабочусь. — Ага, — насмешливо сказал Том. — А еще они никогда не станут врать, связываться с малолетними уголовниками из приюта, играть в покер на деньги и торговать темномагическими артефактами. — Вот именно. Во всяком случае, я очень на это надеюсь. Кстати, об азартных играх на деньги... Я открыл окно и закурил. — Что ты думаешь о букмекерских конторах? Ну, знаешь, которые принимают ставки на гонки гиппогрифов или результаты квиддичных матчей... — Ничего, — ответил он, отодвигая свечу подальше, чтобы ее не задуло сквозняком. — Никогда не имел с ними дела. — А между тем вот тебе ответ, как объяснить происхождение капитала, когда мы соберемся пустить его в дело. Нужно найти подходящего букмекера в Ночном переулке и договориться с ним о нескольких крупных "выигрышах". За процент, естественно... — Стой, не спеши. К концу Хогвартса, если так дальше пойдет, у нас будет около тысячи или даже полутора тысяч галлеонов. Мы не сможем провести их все через букмекера. Это будет слишком подозрительно. Налоговая служба точно заинтересуется таким везением. — Я уже об этом подумал. На самом деле этой частью плана я гордился больше всего. — Вот смотри. Предположим, мы легализуем таким образом около пятисот галлеонов или даже меньше. Их нужно вложить в какой-нибудь бизнес, где сложно контролировать приток средств... Том слушал меня очень внимательно, но молчал. — Скажем, — объяснял я, размахивая в воздухе сигаретой, — у производителя зелий всегда можно выяснить, откуда к нему приходят деньги. Он продает свою продукцию аптекам, при этом заполняются всякие бумаги — не знаю, как они правильно называются. Но смысл в том, что он не может заявить, будто аптеки заплатили ему сто галлеонов, если на самом деле они заплатили пятьдесят. Потому что это легко проверить в самих аптеках. Понимаешь, к чему я клоню? — Предположим, — задумчиво ответил Том. — А теперь представь себе, что ты открываешь паб... — Там тоже стоит кассовый аппарат. — И что? Никто ведь не следит за тем, сколько на самом деле платят покупатели. Пускай ты покупаешь для паба огневиски за галлеон. А продавать его будешь уже за десять. Понятно? — Нет, — честно сказал он. — Никто не заплатит десять галлеонов за бутылку огневиски. — Тебе не обязательно продавать ее вообще, — терпеливо объяснял я. — Ты ее как бы продал некоему неизвестному покупателю за десять галлеонов. Налоговая служба ведь не будет бегать за каждым клиентом и проверять, почем он купил огневиски и покупал ли вообще. А на самом деле... — Это наши собственные деньги, просто внесенные в кассу от имени клиента и таким образом ставшие легальными, — кивнул он. — Вдобавок паб и сам по себе приносит доход, а уж потом прибыль можно вкладывать во что угодно. Да, до меня дошло. Но все равно придется платить какие-то налоги... — Чем-то надо жертвовать. А как ты хотел? Том задумчиво покусывал кончик пера. — Нужно как следует с этим разобраться. Идея неплохая, но когда дойдет до воплощения, могут появиться всякие подводные камни. Надо выяснить в точности, как это все делается. Ты сможешь разобраться? — Думаю, что да. Не слишком быстро, потому что это сложные вещи. Но, наверное, смогу. У нас еще полтора года впереди — есть время, чтобы подыскать надежного букмекера, который поможет нам провернуть дело. — Слышала бы нас твоя мама... Он повертел перо в руках. — Но, Рэй, я не хочу, чтобы ты сам этим занимался. Я имею в виду переговоры с букмекерами, открытие паба и так далее. — Почему?! — Во-первых, — Том поставил черточку на пергаменте, — ты, кажется, собирался поступить в школу права и стать адвокатом. — Это еще неизвестно... — Ты же этого хочешь? Значит, нужно к этому стремиться. Но, раз так, у тебя должно быть безупречное прошлое. А такие вещи, как отмывание незаконных доходов, обычно всплывают в самый неподходящий момент. Ты и без того достаточно рисковал со своей игрой в покер. О репутации нужно заботиться заранее. — Ой, перестань! — я закрыл окно. — Рассуждаешь, как столетний старец... "Береги честь смолоду", да? — Я рассуждаю, как разумный человек. Где бы я сейчас был, если бы не думал, как выгляжу в глазах других людей? Я умею производить впечатление пай-мальчика, ты же сам сказал. Только это и выручает... Во-вторых, — он провел еще одну черточку, — ты из хорошей семьи, а это очень важно. Тебе нельзя открыто связываться с торговлей алкоголем и подобными вещами. Опять же вопрос репутации. — Да кого это волнует в наши дни?! — Меня. Не спорь, ладно? — Хорошо, как знаешь. А кто возьмет все на себя? Ты? — Не знаю. Если я останусь в школе, то не смогу этим заниматься. Если выгонят... Собственно, меня звал к себе Борджин, и я, наверное, соглашусь. Их магазин открывает много возможностей... Но на личный бизнес времени все равно не хватит. — Ладно, об этом можно подумать позже. Еще школу надо закончить. — Подумать никогда не лишнее. Я вот и пытаюсь прикинуть... Розье?.. Нет, нельзя. Он собирается в школу разведки, и ему нужно заботиться о репутации не меньше, чем тебе. Хватит того, что он общается со мной. — Можно подумать, ты прокаженный. — Есть люди, которые именно так и считают... Впрочем, неважно. Пойдем дальше. Эйвери?.. Не потянет. Малсибер?.. Слишком книжный человек, не справится. Предположим, война к тому времени закончится, и те, кто сейчас на фронте, вернутся... Долохов? Хм-м... Пожалуй, нет. — Почему? — Тони слишком рисковый, ему будет скучно. И он нам понадобится для другого. Понимаешь, едва мы начнем раскручиваться, тут же найдутся желающие нас "защищать"… Я кивнул. — Вот Тони и поможет с ними разобраться. — Хорошо. А Нотт? — Нотт собирается в политику. Так что его тем более нельзя впутывать... — И кто остается? — Я вот думаю, — Том отодвинул исчерканный свиток пергамента и задумчиво посмотрел на пламя свечи. — Да, конечно! Касси Малфой... Что ты о нем скажешь? Я пожал плечами. — Он из семьи нуворишей, — сказал Том, — так что не должен бояться замарать руки. Деловая хватка имеется, это наследственное... Голова на плечах тоже есть, справится... Ну, как? — А он захочет? Малфои и так богаты, насколько я понимаю. Чего ради он будет связываться с такой сомнительной затеей? — Люди, которые привыкли делать деньги, — наставительно сказал Том, — не отказываются от лишней прибыли. К тому же Касси не захочет оказаться в своей семье на вторых ролях. Посмотри на Борджина. Нет ничего хуже, чем быть младшим в бизнесе... Хотя ты прав. Касси и вправду недостаточно "повязан". — В каком смысле? Том принялся рассеянно грызть кончик пера. — Видишь ли, что у меня, что у тебя, Колина или Тимоти, по большому счету, нет выхода. Мы все связаны круговой порукой. Мы торговали волосом единорога и ядом василиска, причем совершенно незаконно — налогов-то никто не платил... Это уж не говоря о том, что мы все виноваты в смерти Миртл. Ну, косвенно, конечно, — но ведь виноваты? То есть, пути назад нет ни у кого. Мы в одной лодке. Правильно? — И что? — А Касси пока что не в этой лодке... Его не за что "зацепить". Это плохо. — К чему ты клонишь? — я насторожился. Никак не мог уловить ход мыслей Тома, но почувствовал смутное опасение. — Я думаю, — медленно произнес он, — что Касси тоже надо бы "повязать". Сделать должным. Так, для гарантии. Например, аккуратно подставить, а потом самому же вытащить из ловушки... Когда человек тебе обязан, с ним легче вести дела. Это не слишком сложно... — Э-эй! — я отобрал у Тома перо и заглянул ему в глаза. — Мне не нравится эта мысль. — Я слышу, — ответил он раздраженно. — Твое неодобрение врезается мне в мозги, как штопор. Давай, объясняй, что, по-твоему, не так. Я задумался, подбирая слова. Поймал себя на том, что теперь уже сам грызу многострадальное перо, и с досадой отшвырнул его на стол. — Мне кажется, ты слишком... э-э... усваиваешь стиль противника. Я имею в виду, что тебя подставляют и используют... — Скажи еще, что это моя вина! — Я не то имел в виду. Конечно, не твоя — но ты сам не замечаешь, что ведешь себя так же. А это неправильно. — Теперь ты начнешь читать мне мораль... С чего вдруг? Когда я прикончил своего папашу, ты так не привередничал. — При чем здесь это? То, что допустимо по отношению к врагу или чужому, недопустимо со своими. Понимаешь? С друзьями нужно действовать на доверии. Вот ты сдал аврорам Хагрида... — Браво, Рэй! — Том похлопал в ладоши. — Давай, припомни мне все! — Не заводись, ладно?! Я имею в виду, что Хагрид был тебе искренне предан, и ты сам это признаешь. Но если ты, пускай даже вынужденно, один раз подставляешь кого-то, кто тебе доверял, потом второй раз, третий... Это становится нехорошей привычкой, тебе не кажется? Помимо того, что это неправильно, люди перестанут вести с тобой дела, ясно? Том приподнял бровь и спросил холодно: — Ах, вот какие ты сделал выводы из истории с Хагридом? Что мне нельзя верить? — Да причем тут это?! — я опять закурил, чтобы сдержать волнение. — Я-то не сделал. Но вот другие могут. И вообще... Нельзя так. — Я пока никого не подставил! Это было только предположение! — Мне не нравится, что у тебя вообще появляются такие мысли. Том зло фыркнул: — Кого ни послушай, я все делаю неправильно! Сделайте лучше, раз такие умные... — Том, — я попытался его урезонить, — ты и вправду берешь на себя самый большой груз. Никто этого не отрицает, и лично я тебе очень благодарен, и... Я просто хотел сказать, что когда ты устаешь и торопишься, то начинаешь делать ошибки и сам этого не замечаешь. Вот сейчас ты неправ. Малфой ведь нужен нам не на день и не на два. А значит, его нельзя использовать втемную. — Одно другому не противоречит. — Противоречит, еще как... Своих не подставляют. — Я подумаю, — он поднялся. — Ладно, спокойной ночи. Я не слишком расстроился. Такое мы уже проходили... Сейчас Том позлится, потом остынет, начнет соображать здраво и признает свою ошибку. И действительно — когда я уже собирался ложиться спать, он пришел и без лишних предисловий заявил с порога: — Знаешь, мне кажется, что ты прав. И насчет Малфоя, и в принципе. Все верно — своих не подставляют. Сел на край моей кровати и вздохнул: — Вот уж не думал, что из-за Хагрида вы начнете меня подозревать... — Да брось. Я ведь не говорю, что ты можешь подставить своих. Хагрид, как ни крути, был все-таки чужой. Просто... иногда граница между своими и чужими у тебя начинает размываться. А это опасно, в первую очередь для тебя самого. Он кивнул: — Спасибо. Да, я поторопился. Не беспокойся, я сделал выводы. В тот момент я был готов поверить, что так оно и есть.
Отправлено: 29.03.08 18:56. Заголовок: Глава 44. Вторую но..
Глава 44.
Вторую ночь после Рождества я запомнил надолго. Накануне почти весь день провел в лесу, добыл пару зайцев на ужин, но так промерз, что весь вечер просидел у камина, стуча зубами. После ужина Том вызвался заварить чай и делал это долго и сосредоточенно, по всем правилам. Ошпарил заварной чайник кипятком, долил воду один раз, второй... От тепла или чего-то другого меня стало неудержимо клонить в сон, так что, едва допив чай, я почувствовал, что засыпаю прямо за столом. Мама тоже клевала носом и наконец ушла наверх, оставив на кресле неоконченное вязание. Я побрел следом. Том остался помыть посуду и прибраться в кухне. Добравшись до своей спальни, я уснул, как только коснулся головой подушки. Мне снилась платформа 9 и 3/4. Уже сообщили об отправлении, но состав никак не мог отправиться — он дергался, проезжал несколько футов и останавливался с душераздирающим скрежетом. Машинист, похоже, сам не знал, что с этим делать, и лишь без толку выпускал пар через свисток. Звук получался странный, неровный, пронзительный — от него-то я и проснулся. Голова была словно ватой набита, и я еще несколько минут лежал, не двигаясь и пытаясь сообразить, что происходит. Вокруг было темно, хоть глаз выколи, и я даже не мог понять, где дверь, а где окно. Если это моя собственная спальня, значит, палочка должна быть на прикроватном столике... Я поднял правую руку, удивляясь тому, какая она тяжелая и с каким трудом дается каждое движение. Костяшками пальцев больно ударился о край стола, пошарил по его поверхности, прошептал: "Lumos" — и тут же зажмурился, таким резким и ярким мне показался свет. Если верить будильнику, дремавшему на столе, было уже четыре утра. Комната выглядела привычной и спокойной — никаких теней по углам, никаких призраков у изголовья. И тем не менее в доме творилось что-то странное. Мерзкий звук из сна никуда не исчез — наоборот, теперь я слышал его куда отчетливее. Он становился то громче, то тише, то поднимался до свиста, то переходил в протяжный низкий гул, а все вместе напоминало завывание водосточных труб или... Плач банши? От этой мысли мне сразу стало не до сна. Банши в наших местах никогда не водились, но мало ли — вдруг забрела. Только этой твари здесь не хватало... Интересно, Том ее слышит? Если пойдет ее выгонять, мое участие не потребуется — уж в чем в чем, а в нечисти он разбирается куда лучше... Очень хотелось опять закрыть глаза, но я отругал себя за лень и все же вылез из-под одеяла. Тут же закружилась голова, да так, что пришлось ухватиться за спинку кровати. Руки и ноги были, как ватные. Я пошел к двери, шатаясь, как пьяный, и поздоровался со всеми стульями, стоявшими на пути. Да что же это такое?! За спиной послышалось жалобное скуление. Обернувшись, я увидел Майка. Обычно он спал на коврике рядом с кроватью или у меня в ногах, поверх одеяла. Но сейчас пес забился в угол и весь дрожал. Шерсть на нем встала дыбом. — Сиди тихо, — сказал я. — Сейчас разберусь, что там случилось, и вернусь. Дверь поддалась с трудом, будто примерзла к косяку. Снаружи меня встретил такой холод, что зуб на зуб не попадал. Звук доносился откуда-то справа. Теперь он уже совсем не напоминал голос банши — скорее, что-то механическое, неживое. Почему-то в голове упорно вертелось слово "манок", хотя я не мог представить себе, каких птиц можно приманивать таким образом. Вдобавок огонек люмоса вел себя странно — то вспыхивал, то гас, будто кто-то набрасывал на него мокрую тряпку. Тогда меня со всех сторон обступала непроглядная тьма. Дышать было трудно, словно рот и нос забили железной стружкой — я отчетливо слышал ее сухой, неприятный запах. Сердце колотилось, как безумное. Впервые в жизни мне было страшно в собственном доме. Звук внезапно затих, словно его обрубили. Еще шаг... еще... Я водил палочкой во все стороны, но мечущийся огонек не выхватывал из тьмы ни единого существа, будь то человек или нечисть. Казалось, что, кроме меня, здесь вообще никто и ничто не движется. К тому же меня обманывали собственные глаза. Я видел ровный деревянный пол — но в то же время чувствовал, что иду вниз по склону, будто спускаюсь в огромную воронку. Ощущение было такое сильное, что я стал хвататься руками за стены, лишь бы не упасть и не покатиться вниз — точнее, вперед. Дышать стало почти невозможно. Я хватал ртом воздух, но его не было. Еще шаг — и мне разорвет легкие... Потом я уткнулся в какую-то дверь, и она открылась сама собой, без малейшего усилия с моей стороны. Я даже не сразу понял, где оказался. Лишь через пару секунд до меня дошло, что это спальня Тома — угловая комната с окном в виде фонаря. На столе горела одна-единственная свеча. Ее пламя заметалось от сквозняка, когда я открыл дверь. Том сидел прямо на полу, спиной ко мне, внутри ровного белого круга, часть которого скрывалась под непонятным темным пятном. В комнате стояла прямо-таки ледяная стужа, а воздуха, казалось, не осталось вовсе. Перед глазами у меня уже плыли цветные круги, и я бы, наверное, потерял сознание еще на пороге — но в чудовищно искаженном пространстве, где я сейчас передвигался, вместо пола под ногами был самый центр воронки. Так что я по инерции соскользнул "вниз", оказался у границы круга — и каким-то чудом сумел стереть часть белой линии. Тут же под зажмуренными веками будто взорвалась сотня фейерверков. Воздух хлынул со всех сторон. Оказывается, все это время его было невозможно много, он обжигал нос и гортань, как морская вода. Я успел подумать, как глупо было бы захлебнуться при попытке дышать... Голова раскалывалась от боли. А вокруг тем временем творилось что-то несусветное. Все падало, даже то, что никак не могло упасть, — слетел со стола таз для умывания, с лязгом покатился по полу серебряный кувшин, с окон сорвались занавески, упала и погасла свеча... Я навел палочку на потолок, ни на что особо не надеясь. Но, оказывается, что-то в этом безумном мире еще работало нормально — лампы зажглись с легким шипением, осветив царивший в комнате разгром. Том все так же сидел на полу, не обращая на меня никакого внимания. Я схватил его за плечи, разворачивая лицом к себе, и чуть не вскрикнул от ужаса — глаза у него были полуоткрыты, но смотрели в никуда, а лицо было белым, как бумага. Темное пятно на полу оказалось лужей крови. Рубашка и брюки Тома тоже были в крови, а круг, который я поначалу принял за меловой, был на самом деле насыпан крупной солью. Его разделял на четыре части такой же соляной крест. Как ни странно, в тот момент я не испытывал ничего, кроме злости. Что Том здесь затеял? По какому праву? В моем доме! Злость придала мне сил. Я перетащил его на кровать и стал искать рану. Впрочем, она обнаружилась сразу — вдоль левой руки, ниже закатанного рукава рубашки, тянулся длинный надрез, из которого крупными каплями сочилась кровь. Рядом было несколько свежих розовых шрамов. Видно, срабатывала стихийная магия и порезы затягивались, так что Тому пришлось вскрывать себе вены пять или шесть раз подряд Я попробовал залечить рану заклятием, но ничего не получилось. Тогда я отодрал у себя кусок пижамы, перетянул Тому запястье, чтобы остановить кровь, и стал вспоминать, где хранится и как выглядит настойка ясенца. Призывающее заклятие сработало почти мгновенно — в моей ладони появилась бутылочка из темного стекла. Я капнул две капли на порез. Пошел зеленоватый дымок, и края раны мгновенно затянулись. Но нужно было срочно решить, что делать дальше, — Том потерял много крови, а кроветворного зелья у нас в доме не было... Я кинулся к пустому холодному камину и ударил по нему палочкой. Вспыхнуло зеленое пламя. Хвала Мерлину, что мама не забыла заплатить за подключение к каминной сети! Ждать ответа из клиники святого Мунго пришлось, как мне показалось, целую вечность. Наконец раздалась высокая трель, и я торопливо сунул голову в пламя. Молодая ведьма, дремавшая за столом в кругу света от лампы, зевнула и посмотрела на меня неприветливо: — Прием больных с семи утра. — Мне нужен целитель на дом, прямо сейчас! Пожалуйста! — По ночам мы аппарируем только на срочные вызовы. Что у вас там? Роды? — Нет. Ранение... Сильная кровопотеря... — Ладно, диктуйте адрес. Дежурная бригада будет через пять минут. Времени у меня оставалось совсем мало, и я метался по комнате, как сумасшедший, — даже холод перестал чувствовать. Соляной круг на полу надо было срочно убрать. Я понятия не имел, зачем он нужен, но если Том решил поэкспериментировать с темной магией, целителям этого знать не обязательно... Палочка Тома валялась посреди круга. Рядом обнаружился тот самый нож с серебряными драконами на лезвии. Я с опаской протянул к нему руку, но нож был довольный, напившийся крови, так что спокойно позволил взять себя и спрятать в шкаф. Туда же я бросил палочку. Поблизости я заметил что-то размокшее, похожее на тряпку. Это оказался дневник Тома, настолько пропитавшийся кровью, что страницы расползались под пальцами. Я швырнул и его на полку рядом с палочкой и ножом, а потом принялся заклятием убирать кашу из крови и соли на полу. Закончив, бросился к Тому, проверил пульс — он был слабый, но безумно частый, будто под кожей запястья билось, пытаясь вырваться, какое-то насекомое. В это самое время я услышал снизу трель сигнализации и громкий стук во входную дверь.
*** Наверное, вид у меня был тот еще. В одной пижаме, весь перемазанный кровью, с диким выражением на лице... Но целители, должно быть, и не такого насмотрелись. Вслед за мной они взбежали по лестнице на второй этаж. Я открыл перед ними дверь спальни и попытался было войти следом, но меня решительно отодвинули и закрыли дверь перед носом. Я остался стоять в темном коридоре, прислонившись к стене и обхватив себя за плечи, чтобы не дрожать. Откуда-то явился Расти, уселся рядом и, запрокинув голову, стал протяжно выть, как по покойнику. Я отпихнул его ногой: — Замолчи! Пес обиженно тявкнул и затих. Я сел рядом с ним на пол, обнял и уткнулся лицом в жесткую короткую шерсть. Расти тяжело дышал, жался ко мне и все время принюхивался — наверное, чуял кровь, а может, что-то еще. Время тянулось мучительно медленно. Из-за тяжелой двери не доносилось ни звука. Мне показалось, что уже близится утро, хотя в реальности прошло, должно быть, с полчаса. Наконец дверь приоткрылась. На пороге стоял старший из двоих целителей. — Входи. Я перешагнул порог, чувствуя, как у меня подгибаются колени. В комнате остро пахло зельями. Том все так же лежал с закрытыми глазами, но щеки у него уже порозовели — жив... Его одежда, вся в бурых пятнах подсохшей крови, валялась на полу. Младший целитель — круглощекий, в очках — сворачивал в кольцо какую-то резиновую трубку. Стол был заставлен пустыми пузырьками из-под лекарств. Отодвинув их в сторону, старший целитель призвал из саквояжа перо и пергамент, уселся поудобнее и спросил, кивнув на Тома: — Кто он тебе? Брат? — В общем, да. В смысле, сводный, — соврал я, чтобы не усложнять ситуацию. — И что здесь было? Попытка самоубийства? Я торопливо закивал. — Понимаете, его недавно бросила невеста, и... — Ясно, — целитель махнул рукой. — Решил, значит, отомстить ей, а заодно всему миру. Ну что ж, ему практически удалось... Еще минут двадцать — и мы бы его не вытащили. Ладно, диктуй: имя, дата рождения... Перо забегало по пергаменту. — Вы оба несовершеннолетние? А где родители? — Мама спит... Я только сейчас сообразил, что мама за все это время не услышала шума, хотя обычно спала очень чутко. — Молодец твой брат, ничего не скажешь, — раздраженно сказал второй целитель. — Сделал матери подарочек на Рождество! Старший целитель поднялся, устало разогнув спину. — Вот флакон с кроветворным зельем, до утра его хватит, а там уже аптеки откроются... Держи рецепт. Колдомедики ушли; я запер за ними входную дверь. На обратном пути забежал посмотреть, как мама. Второпях мне показалось, что кто-то решил украсить дверь ее спальни орнаментом — вдоль косяка и порога тянулась сплошная вязь из каких-то знаков. Присмотревшись, я понял, что это выписанные мелом обережные руны. Я постоял рядом с кроватью, послушал, как мама дышит, зачем-то погладил ее по голове — а потом вернулся в угловую спальню. Том по-прежнему был бледен, но дышал ровно и спокойно. Я не мог оставить его в этой комнате, где пахло кровью, как на бойне. Немного подумав, сунул в карман его палочку, а самого Тома укутал одеялом, отлевитировал в одну из гостевых спален и уложил в постель. Он не проснулся, даже веки ни разу не дрогнули. Я растопил камин, выгнал из комнаты собак и отправился к себе. Было уже почти шесть утра. Я завел будильник на семь, потому что кроветворное зелье следовало давать каждый час. Потом лег — и мгновенно провалился в сон.
Отправлено: 29.03.08 18:57. Заголовок: *** Разумеется, я пр..
*** Разумеется, я проспал. Когда открыл глаза, сквозь шторы уже пробивался серенький утренний свет. Часы показывали девять, а будильник совсем охрип от воплей и теперь молчал — только возмущенно шевелил стрелками. Кое-как продрав глаза, я бросился к Тому, ожидая увидеть его холодным и неподвижным. Но он был вполне себе жив — сонно вздохнул и попытался перевернуться на бок, когда я потряс его за плечи. Заставив его сесть, я поднес к его губам ложку с кроветворным зельем. Том сначала отворачивался и морщился, но потом все-таки выпил и тут же лег обратно, не открывая глаз. Я укрыл его потеплее и ушел к себе одеваться — дел впереди еще было по горло. В холле я столкнулся с мамой. Она решительно преградила мне путь. — Рэй, что все это значит?! Я спала ужасно, мне всю ночь снились кошмары... А с утра нашла у себя на двери руны, а гостиной — вот это письмо из святого Мунго. Чем ты был занят ночью? Что случилось?! Было ясно, что на этот раз отговорками не отделаешься... Я обнял маму, бормоча что-то вроде: "Не беспокойтесь, все в порядке", — и при этом осторожно вынул палочку из левого рукава. А потом, чувствуя себя полным негодяем, коснулся палочкой маминой спины и прошептал: "Imperio". Я не ожидал, что это будет так легко… По руке вниз словно прошла теплая волна. Мама вздрогнула и тут же обмякла. Я отодвинул ее от себя, глядя в глаза — пустые, бессмысленные. — Ничего плохого не случилось, — сказал я так нежно, как только мог. — Не обращайте ни на что внимания. Вы ведь не замечаете ничего странного, правда? Все идет, как обычно. Мама кивнула. На душе было так тяжело, что хоть плачь. — Простите меня, — я поцеловал маме руку. — Простите меня, пожалуйста. — За что ты просишь прощения? — удивленно спросила она. — Что-то натворил? — Нет, мама, все хорошо. Это я так... Приготовьте, пожалуйста, завтрак. И дайте мне это письмо. Она послушно кивнула и ушла на кухню, оставив мне свиток пергамента. Это оказался счет на двадцать с лишним галлеонов из клиники святого Мунго. Я отправил им сову, привязав к ее лапе мешочек с деньгами, потом задумался, куда двигаться дальше. Проще всего было купить зелья в Косом переулке. Но у меня были еще и другие дела, так что я прихватил метлу и вышел из дома. На снегу виднелись крохотные цепочки следов — видно, садовые гномы, испугавшись того, что здесь творилось ночью, решили убраться куда подальше. Я сел на метлу, набросил на себя разиллюзионное заклятие и полетел в Шеффилд. Магический квартал в Шеффилде был крохотный — всего одна улочка. По случаю рождественских каникул почти все лавки были закрыты, и я уже собирался наведаться в Лондон, как вдруг обнаружил открытую аптеку. Там мне продали все зелья, указанные в рецепте. Возвращаясь обратно, я приземлился на краю холма и дальше пошел пешком. Слева от тропинки, среди каменных глыб и осыпей, росли кусты можжевельника. Я срезал большой пучок веток, перевязал его веревкой и заколдовал, чтобы он плыл за мной по воздуху, — со стороны это напоминало кособокую рождественскую елку. Потом, спустившись вниз, свернул в лес за шиповником и вернулся домой нагруженный ветками, словно хворостом. Сгрузив свою добычу в холле, я взял у мамы тарелку с овсянкой и поднялся на второй этаж. Том все еще спал, свернувшись калачиком под одеялом. Я вымыл руки в тазу, потом подергал его за плечо, чтобы разбудить, и сунул ему под нос кроветворное зелье. Том покорно выпил, поморщился от горького вкуса и спросил, не открывая глаз: — Рэй, что случилось сегодня ночью? — Хороший вопрос! Это я должен спрашивать, что ты здесь вытворял. — Пытался поставить эксперимент, — ответил он слабым голосом. — Но, кажется, неудачно... — Миленькое дело — "эксперимент"! С чего тебе вздумалось заняться некромантией? И самое главное — какого черта в моем доме?! — Извини, — тихо ответил он, не открывая глаз. — Я не хотел причинить вред. — Да я заметил! Ты все предусмотрел, умница! Напоил нас снотворным, чтоб не мешали... — Прости. Но, понимаешь… — Ничего не хочу понимать! Лучше помолчи, ладно? — Я знаю, что виноват, — Том вздохнул. — Можешь дать мне пощечину. Именно этого мне и хотелось, однако я сдержался. — Спасибо за милостивое позволение! Но, знаешь, лежачих не бьют. Вот встанешь на ноги — тогда я тебя отделаю. От всего сердца. — Хорошо, — очень серьезно ответил Том. — А почему ты думаешь, что это была некромантия? — Ты меня за полного дурака держишь? — я сунул ему тарелку с овсянкой. — Я, конечно, не разбираюсь в таких вещах, но кое о чем наслышан. Если ты не пытался открыть Врата, то не знаю, что это могло быть... Ешь давай! Я не собираюсь кормить тебя с ложечки. — Спасибо, — он открыл глаза и рассеянно посмотрел на овсянку. — Да, Врата... Я не думал, что все будет так быстро и так... Был уверен, что сумею удержать контроль. Я чуть не застонал. — Какой же ты идиот… Волшебникам постарше и посильнее тебя это не удавалось. Ты хоть понимаешь, чем могло закончиться?! Мы все могли оказаться на том свете! — Рэй, — сказал он, глядя мне в глаза, — я знаю, что поступил, как последняя сволочь. Но я искренне думал, что с вами ничего не случится… — Да, конечно! Нарисовал обережные руны и решил, что этого достаточно! Том прикусил губу — он терпеть не мог, когда его критикуют. Но сейчас был не тот случай, чтобы оправдываться. — Я плохо представлял, с чем имею дело, — признал он с неохотой. — Я не должен был идти на такой риск. Клянусь, что больше под твоей крышей такое не повторится. — Причем тут это? Обещай, что вообще не станешь баловаться с этими вещами! Все равно, где. — Я... Он запнулся. — Что молчишь? Думаешь, как ответить, чтобы оставить себе лазейку? — Рэй, я не могу обещать, а врать не хочу. — Да зачем тебе это нужно?! Если не терпится на Авалон, так есть способы попроще. Назвать парочку? — Ты ошибаешься, — он опять посмотрел мне в глаза. Зрачки у него были такие огромные, что закрывали почти всю радужку. — Я не хочу на Авалон. Я туда не собираюсь, поверь мне. — Тогда не смей больше играть в такие игры! Слышал? — Да больше и не надо... Кстати, это ты меня нашел? — Ага. Видел бы ты себя со стороны! Ни дать ни взять поросенок, из которого выпустили кровь на колбасу. Жаль, что у меня нет знакомых вампиров — а то можно было бы открыть для них бесплатную столовую... Том вздохнул, отодвинул тарелку и закрыл глаза. — Такая слабость, что даже есть не могу... Рэй, я сам понимаю, что сделал глупость. Существует другой путь, но он показался мне трудоемким, да и занимает куда больше времени. Я думал, что с кровью будет легче. — Что именно легче? Другой путь для чего? — Потом расскажу. Честно-честно. Но сейчас не могу. Тем более что, кажется, все равно ничего не вышло... А как тебе удалось меня откачать? — Это не мне удалось, а целителям. — Ты вызывал целителей?! — Том мгновенно открыл глаза. — А что оставалось делать? Да не бойся — соляной круг и все прочее я перед их приходом убрал. — Спасибо, — он выдохнул и откинулся на подушку. — Не хватало еще, чтобы они донесли в Министерство... Кстати, как им удалось ввести мне кроветворное зелье? Я ведь был без сознания и не мог глотать. — Понятия не имею. Думаю, что через клизму. Том не то рассмеялся, не то всхлипнул. — Какой позор... — Так тебе и надо, — мстительно сказал я. — Слушай, — спросил он задумчиво, — а где дневник? Там должен был быть дневник. — Я спрятал его в шкаф, но не думаю, что от него будет польза. Он весь пропитался кровью, так что проще выбросить. — Нет, — быстро сказал Том. — Не надо. Дай мою палочку. Он зажмурился и сосредоточился, но дневник так и не появился. — Не получается призвать. Хм-м, интересно... Рэй, а ты можешь за ним сходить? Возвращаться в угловую комнату совсем не хотелось, но мне все равно предстояло там убирать. Пустая спальня встретила все той же гнетущей тоской, и если бы это был чужой дом, я бы с радостью запер дверь и никогда больше туда не возвращался. Перешагивая через разбросанные на полу вещи, я открыл шкаф. Нож с бурыми пятнами на лезвии лежал там же, где я его бросил, дневник валялся рядом. Преодолевая брезгливость, я протянул руку — и замер. Черная обложка была совершенно сухой и чистой. Я вытащил дневник и полистал его. Страницы чуть-чуть покоробились, но на них не было ни пятнышка. Словно и не эта тетрадка несколько часов назад мокла в кровавой луже. Когда я принес дневник, Том заметно оживился. Жадно выхватил его у меня из рук, провел ладонью по корешку, пошуршал страницами. — Получилось! — казалось, он едва сдерживался, чтобы не рассмеяться. — Рэй, у меня все получилось! — Да что именно? Он сделал вид, что не услышал вопроса. Вместо этого призвал со стола перо и чернильницу. — Ну и черт с тобой, — сказал я. — Не хочешь отвечать — молчи. А я пойду, у меня еще работы непочатый край. Том рассеянно кивнул. Когда я, выходя из комнаты, обернулся, он уже склонился над дневником и что-то торопливо писал.
*** Я был так зол на Тома, что рвался поработать, лишь бы сбросить раздражение. Так что, вернувшись в угловую спальню, сразу принялся за дело. Навел порядок, расставил все по местам, повесил занавески. Тщательно вымыл пол, воду вынес за пределы сада и там выплеснул на землю, потом уничтожил испачканную кровью одежду. Покончив с этим, наколдовал переносную жаровню и развел в ней костерок, затем надел рукавицы и принялся ломать и бросать в огонь ветки можжевельника. Когда вся спальня наполнилась горьковатым смолистым дымом, я зажмурился и трижды перешагнул через пламя. Потом сунул по колючему прутику шиповника под порог и подоконник, сгреб тлеющие угли из жаровни в совок для угля и двинулся с ним по всему дому, окуривая дымом каждый угол и раскладывая шиповник то там, то здесь. Майк сунулся было ко мне, но тут же сбежал — ему не понравился запах дыма. Когда я вернулся к Тому, он по-прежнему что-то писал в дневнике. Спаниель лежал рядом на коврике — наверное, решил, что нашел идеальное убежище. Рядом с кроветворным зельем на столике теперь стоял полупустой флакон противоаллергенного снадобья и валялся скомканный носовой платок. Увидев меня с дымящимся совком в руках, Майк возмущенно залаял и полез под кровать. Я заставил Тома выбраться из-под одеяла и перешагнуть через тлеющие угли. Он попытался было сопротивляться: — Зачем это? — Ты был слишком близко к Вратам. А дым можжевельника отгоняет любую нечисть. — Рэй, — он рассмеялся, — это же суеверие! Неужели ты и вправду думаешь, что какой-то дым способен... — Как умею, так и поступаю. А ты бы лучше помолчал. И так уже наворотил дел. — Подожди, — он обернулся. — Мне там, кажется, ответили... Он схватил дневник. Я заглянул ему через плечо. По странице бежали строчки, написанные знакомым легким почерком, но почему-то ярко-алыми чернилами:
"Что-то наверняка пошло не так. Я не предполагал такого результата. Но все еще можно исправить. Только не спорь. Мы оба знаем, что это возможно, хотя и очень трудно. Ты лжешь, утверждая, что ничего уже не изменить. Просто тебе нужно, чтобы я был заперт здесь. А может, я и есть настоящий, а ты всего лишь занял мое место? Создание, вытеснившее своего создателя, фантом, симулякр, чудище Франкенштейна... Естественно, ты никогда не выпустишь меня обратно, — ведь ты не более чем самозванец, захвативший мою оболочку..."
Том с досадой выдохнул и быстро написал ниже: "Бред". Слово будто утонуло в листе бумаги, и тут же на его месте появились новые строчки:
"Как быстро ты стал отвечать... Значит, задело за живое? Я знаю, что ты не собираешься меня вытаскивать. Подумать только, я своими руками загнал себя сюда! Какая страшная насмешка… Ты не представляешь себе, как здесь жутко. Я словно парализован, не могу пошевелить даже пальцем, потому что нет ни рук, ни ног, — но при этом я их помню, мне кажется, что я их чувствую. Уже от одного этого можно свихнуться. Здесь полная пустота — только мой разум и твой голос. А когда его нет, остается только кричать в пустоту. Это все равно, как если бы меня похоронили заживо. Но при этом я не могу даже умереть! Ты хоть можешь себе представить, каково это, — бесконечно задыхаться в гробу и не иметь возможности сдохнуть?! Я хотел бы вправду сойти с ума — но должно быть, здесь и это не удастся. Я не могу так. Сделай что-нибудь! Я хочу жить... Я так хочу жить…"
Все это напоминало кошмарный сон. Один Том сидел рядом со мной на кровати. Второй был в строчках дневника, написанных красными чернилами, и мне казалось, что я почти слышу его голос — далекий, слабый, как у человека, который так долго кричал, что сорвал связки. Я видел их обоих и не мог понять, кто из них настоящий. А вдруг какая-то нечисть пробралась из-за Врат и заняла место Тома? Хотя нет, это чушь, конечно… К нечисти пес бы не подошел. Вдобавок я ни разу не слышал, чтобы у выходцев с того света была аллергия на шерсть. — Опять истерика, — пробормотал Том, глядя на страницу. — Неужели у меня такой же бабский характер? "Успокойся, — написал он ниже. — Тебе нужно взять себя в руки, мы потом все спокойно обсудим".
"Что обсудим?! — словно взорвался дневник. — Способ есть, и он тебе известен! Кто-то должен по доброй воле позвать меня обратно. И все! Это же так просто!"
"Да, с маленькими поправками...". Том отвечал так быстро, что предыдущие строчки едва успевали исчезнуть. "Есть вероятность, что позвавший заплатит за это жизнью. Ничто не берется из ничего — или ты из-за своей истерики так поглупел, что даже этого не помнишь? Тебе не жаль других людей? Ты готов пожертвовать ими, чтобы обрести плоть? Но заметь, у тебя есть хоть какое-то бытие — а у них не будет никакого".
"Как трогательно, что ты стал заботиться о других… Не замечал раньше за собой такого альтруизма. Или расщепление личности пошло тебе на пользу? Напиши об этом Дамблдору — вот он порадуется... Конечно, я не жду, что ты пожертвуешь своей драгоценной жизнью — даже ради самого себя. Все-таки не первый год вместе, уж прости за неуклюжую шутку. Но, поверь, не все рассуждают так, как ты. Я знаю как минимум одного человека, а то и двоих, которые могли бы мне помочь, даже сознавая, какой это риск. Хочешь проверить? Я понимаю, что тебе смешно, — ты ведь никогда ни к кому не был по-настоящему привязан. Ты не представляешь, каково это, — ценить чужую жизнь больше, чем свою. Ты умеешь вызывать любовь к себе, как фокусник вытаскивает кролика из шляпы, но при этом сам не способен полюбить. Ты вор, потому что берешь и не возвращаешь. Ты мошенник, потому что все твои улыбки, взгляды и слова рассчитаны до мелочей — люди отдают тебе самих себя, а ты расплачиваешься с ними фальшивкой..."
"Какой ты знаток любви, оказывается!..". Том-здешний так спешил, что пропускал буквы в словах. "Так подтверди свои слова делом. Полюби. Слабо? Рассуждаешь о высоких материях, а сам готов, как утопающий, схватиться за кого угодно, лишь бы выкарабкаться на сушу, — и плевать, что твой спаситель пойдет на дно...". Я отвернулся и отошел к окну. Мне было мерзко, тоскливо, противно. Я чувствовал себя разменной фигурой, которую мимоходом, случайно подставили под удар, а теперь откровенно и цинично обсуждают, не подставить ли еще разок. — Рэй… Я обернулся. — Ты что, принял это всерьез? — Том упорно пытался поймать мой взгляд. — Нашел, кого слушать! Он сейчас и не такого наговорит. Ему нужна любая зацепка, чтобы выбраться. Ты принимаешь это за чистую монету? — Что он такое? Или... Я не знал, как подобрать слова. — Кто он? — Как бы тебе объяснить… Мое второе «я». Понимаешь, при определенных условиях можно отделить часть своей личности и перенести ее в некий предмет. В этом был смысл опыта. — Замечательный опыт… Поздравляю с успешным завершением. Я бросил взгляд на серенький зимний день за окном. Вспомнил, как стоял ночью в коридоре, судорожно пытаясь сделать хотя бы глоток воздуха; как останавливал кровотечение из вскрытых вен; как накладывал империо на маму... Я не мог больше тут оставаться и пошел к двери. Том окликнул меня. Я обернулся, уже стоя на пороге. Он пытался что-то сказать, но я остановил его жестом. — Послушай… Я не знаю, какая часть твоей личности отделилась, а какая осталась. Не знаю, в чем была суть эксперимента и что из себя представляет твой дневник. Не знаю, кто из вас настоящий, а кто нет… Но одно могу сказать точно — я вас обоих видеть не хочу.
Отправлено: 30.03.08 05:15. Заголовок: Чёрт-чёрт-чёрт! Это ..
Чёрт-чёрт-чёрт! Это аффигительно! Писать нормальный отзыв нет сил, одни эмоции. Какой Том, боже ж мой, какой Том! rakugan, я просто люблю вашего парня! Обоих! Ну и Рэя тоже за компанию =)) Потому что потрясающе живые. На месте автора канона я бы сдохла от зависти. Ну если б прочитала ваш роман =) А какая часть Тома ушла в дневник, а? У меня первая мысль была, что хорошая. Но потом я подумала вторую мысль - ведь в "Тайной комнате" он был плохим парнем. С другой стороны, если человек столько времени просидит в нигде он по-любому озвереет. Или тут всё дело в том, что при расщеплении души волшебник теряет какую-то часть себя? Вот если вдуматься, по Роулинг Вольдеморт сделал себе - сколько там (шесть, семь?) клонов. И каждому он передал свой ум, воспоминания, опыт и т.д. Но всю душу, передать не смог – только часть. Вот мне, поэтому и интересно, что Роулинг подразумевала под душой – всё хорошее в нас? И если предположить, что это действительно так, то что же, и клон и оригинал после деления автоматически становятся в два раза хуже?
Все даты в формате GMT
3 час. Хитов сегодня: 35
Права: смайлы да, картинки да, шрифты да, голосования нет
аватары да, автозамена ссылок вкл, премодерация откл, правка нет
- участник сейчас на форуме
