|
|
| В поисках ОТР
|
Пост N: 448
Зарегистрирован: 08.07.06
|
|
Отправлено: 26.03.08 23:03. Заголовок: Его ногти – обломанн..
Его ногти – обломанные, обгрызенные, грязные – царапнули по оконному стеклу. Звук, даже несмотря на завывания ветра, вышел пронзительным и удивительно отчётливым. Всматриваясь из темноты в круг оранжевого света, отбрасываемого свечой, он увидел, как Ремус вздрогнул и оторвался от книги. Его светло-карие, цвета полированного дуба глаза казались темнее, чем обычно, на бледном лице, а от жеста, которым он отбросил волосы, у Сириуса сжалось сердце.
Он прислонился к стене небольшого дома, ожидая, пока сердце прекратит отчаянно биться. Это от голода у него головокружение и слабость, сказал он себе, только от голода и усталости. Двух крыс за три дня было явно маловато, но он не мог тратить время на охоту.
Тем временем Ремус поднялся в своей комнате, залитой теплым светом, и аккуратно отложил книгу. Сириус заметил, что его пальцы немного дрожат, будто он хотел вытащить палочку. Однако Ремус этого не сделал и просто прошёл к двери.
– Кто там? – Тихий, слегка взволнованный голос был так знаком Сириусу, что какое-то время он не мог говорить, у него перехватило дыхание. Он чувствовал, что Ремус ждёт, что он замер за дверью, и заставил себя ответить хриплым, дрожащим голосом:
– Это я.
На миг ему подумалось, что Ремус его не узнаёт, и Сириуса охватило отчаяние. Но дверь, скрипнув, открылась, и на замёрзшую землю упала полоска света. Блэк шагнул в свет. Огромные глаза Ремуса лихорадочно блестели, но их выражения Сириус понять не мог, как ни пытался.
Он безуспешно попытался улыбнуться – губы онемели, и Сириус решил, что только напугает Ремуса. Он знал, как выглядит: небритый, волосы спутались, одежда порвалась и воняет; знал, какой дикий у него взгляд, но не мог ничего изменить.
– Сириус, – прошептал Ремус.
Теплый воздух, исходивший от дома, почти причинял боль, и Сириус вдруг понял, как ему холодно; ледяной ветер проникал в дырки на его мантии, которая ещё совсем недавно была новой. Он задрожал. Ремус сделал шаг в сторону, освобождая дверной проём, и Сириус сначала не знал, означает ли это то, что он подумал; он машинально шагнул вперед раньше, чем смог остановиться, и вошёл в теплую, уютную, приятно пахнущую комнату. Ремус всегда пах тепло и приятно, будто фруктовый чай и домашнее печенье. В его доме пахло точно так же.
– Ремус, – выдохнул Сириус и не смог больше произнести ни слова.
Он знал, что ему нельзя приходить сюда, нельзя ставить Ремуса в такое положение, подвергать его опасности. Он отлично понимал, что его могли даже не пустить на порог – Ремус был вправе не говорить с ним, плюнуть ему в лицо.
Но Сириус все-таки пришёл. Дни были наполнены беспорядочной смесью боли и раскаяния, бегства и преследования, и он внезапно почувствовал, что больше ни секунды не в состоянии выносить это. Не мог выносить это, не имея возможности еще раз увидеть, как мерцающий свет отражается в глазах Ремуса, делая их почти золотыми. Ему нужно было сделать что-нибудь – по крайней мере, это, – чтобы преодолеть остальное.
Он не хотел пугать Ремуса. Не хотел причинять ему боль. Но почти наверняка сделал и то, и другое.
– Прости.
Глаза Ремуса слегка расширились. Сириус знал, что извинения недостаточно; крошечная разумная часть его мозга убеждала его развернуться и уйти, не создавать Ремусу ещё больше проблем. Но тепло дома овладевало им, проникало в измученное тело Сириуса, и он задрожал. Он столько времени провёл в напряжении, что сейчас в нем что-то сломалось.
Земля ушла из-под ног, и он начал падать вперед, ожидая сильного удара о пол. Но худые длинные руки подхватили его, удерживая; он почувствовал, что упирается в твёрдую грудную клетку Ремуса, что тонкие светло-каштановые волосы легко касаются его лица, ощутил запах и тепло тела Ремуса.
И несмотря на то, через что ему пришлось пройти за последние несколько дней, Сириус подумал, что именно этого он уже не выдержит.
– Лунатик, – с трудом прошептал он, говорить было больно. Дрожь сотрясала его тело, и объятия становились всё крепче, убаюкивая и поддерживая. – Пожалуйста, не прогоняй меня. Лунатик, пожалуйста. Я совсем ненадолго.
Он ощутил, как мягкая, нежная рука скользит по его спине, поглаживая лопатки.
– Конечно, Бродяга, – жарко выдохнул Ремус в ухо Сириусу, и тот почувствовал, что струна, натянутая в его сердце с самого Хэллоуина, вот-вот порвётся. Он не знал, что сделает – заплачет или засмеётся, несколько дней он не был способен ни на то, ни на другое – но знал, что если начнёт, не сможет остановиться.
– Тебе не нужно никуда уходить. Оставайся.
Ладонь продолжала поглаживать его спину. Возможно, было бы неплохо поплакать в объятиях Ремуса.
Натянутая струна немного ослабла, но Сириус не хотел, чтобы Ремус перестал обнимать его. Он смущённо уткнулся лицом в плечо Ремуса – пока у него не заурчало в животе, очень громко. Ремус выпустил его из объятий, слегка оттолкнув.
– Приготовлю тебе поесть. Ты, наверное, голодный.
– Да, – прошептал Сириус. – Хорошо. Но сначала – в душ.
* * *
Он сидел в ванне, скрестив ноги, и так сильно вцепился в лодыжки, что на коже остались следы от пальцев, а костяшки побелели. Сириус едва понимал это. Сваленная в кучу одежда, валявшаяся рядом с ванной, была похожа на мёртвое зловонное животное, и его затошнило от этой мысли.
Сильная струя горячей воды текла по его плечам. Сириус знал, что этого недостаточно, что надо начинать мыться, чтобы оттереть всю грязь, въевшуюся в кожу. Но он просто не мог заставить себя пошевелиться. Все равно бессмысленно – сколько ни отмывайся, грязь никуда не денется. Серая вода струилась по телу.
Зияющая пустота в груди стала распространяться, поглощая его целиком. Сириус ссутулился, сжал зубы, пытаясь подавить что-то – но он сам не знал что. Вой? Рыдание? Глаза под закрытыми веками жгло, и образ обломков на полу дома в Годриковой Лощине намертво въелся в сетчатку.
Почувствовав сзади дуновение воздуха, Сириус дёрнулся, рывком обернулся. В дверном проеме стоял покрасневший Ремус.
Сириус лихорадочно прикрыл пах рукой – хотя ничего нового Ремус там увидеть не мог, в Хогвартсе они много раз видели друг друга в душе.
– Полотенца, – сказал Ремус, положив стопку белой мягкой ткани на край ванны.
Какой он худой и уставший, подумал Сириус. Его грудь внезапно пронзила острая боль, инстинктивно заставив съёжиться. Когда они виделись в последний раз, у Ремуса не было теней под глазами. Но это было так давно – целую жизнь назад.
Сириус смотрел, как потоки воды кружатся вокруг его ступней, и у него опять пропал голос, став очень сиплым и почти неслышным. Он набрал полный рот горячей воды и торопливо проглотил её, боясь, что когда голос к нему вернется, то говорить будет уже не с кем.
Но Ремус не ушёл; он стоял, прислонившись к дверному косяку. Сириус видел его краем глаза, но прямо взглянуть не осмеливался.
– Я не… – произнес он. – Я не предавал их.
Ремус как-то полузадушенно вздохнул. Сириус не мог заставить себя поднять взгляд, боясь увидеть на лице Ремуса признаки сомнения или гнева. Его слова всё равно не смогли бы ничего изменить; он виноват и будет винить себя всегда.
– Да, – ответил Ремус мягким и тихим голосом, и Сириусу показалось, что у него сейчас разорвётся сердце. – Знаю. Не предавал…
Ему показалось, что он ослышался. Он и не смел ждать этих слов. Он не ожидал, что ему поверят, даже Ремус – особенно Ремус, происшествие в Визжащей Хижине всё ещё стояло между ними. И сколько бы он ни говорил себе, что сможет обойтись без доверия Ремуса, его радость была огромна. Она была сильнее, чем он мог вынести, – точно так же как горечь и чувство вины.
– Но я…Я всё равно убил их, – прошептал он. – Это то же, что убить их.
Ремус переступил с ноги на ногу, и Сириус закрыл лицо одной рукой, другой по-прежнему прикрывая пах. Несмотря на чувство вины, несмотря на отчаяние – что же он за животное…что-то в нём всё ещё реагировало на близость Ремуса. Ремус не должен узнать; Сириус не простил бы себя, если бы это выяснилось.
– Я не смог даже пойти на похороны, – едва слышно прошептал он.
– Я там был, – ответил Ремус. Сириус хотел узнать подробности, но не мог заставить себя спросить.
– И малыш Гарри… – слова, словно шипы, оцарапали горло.
– Он в безопасности, Сириус, – сказал Ремус, приближаясь. – Он в безопасности.
Сириус почувствовал, как Ремус походит ближе – это ощущалось, будто приближение сильного источника жара и света. С одной стороны, ему хотелось отшатнуться, не позволяя Ремусу дотронуться до такого грязного человека, как он; с другой – Сириус так отчаянно желал прикосновения Ремуса, что не мог допустить и мысли о том, чтобы его избежать.
– Давай я, – мягко сказал Ремус, становясь на колени около ванной. – Не очень-то старательно ты моешься!
Ремус вытянул над ним худую, обтянутую застиранным свитером руку, чтобы взять мыло, и Сириус задрожал, застучав зубами. Жар в паху стал таким сильным, что рукой было уже ничего не скрыть, но Ремус, казалось, не обращает внимания. Тонкие пальцы коснулись спины, скользнули по плечам, намыливая их.
Сириус не мог поверить, что всё это с ним происходит на самом деле, это же почти счастье…такое восхитительное ощущение. Ремус скользил руками – теплыми и нежными – по его лопаткам, сжимал плечи, массируя их, разминая напряжённые мышцы.
«Пожалуйста. Пожалуйста, – думал Сириус, – разве ты не понимаешь, что творишь со мной? Становясь на колени вот так. Так близко. Когда я голый».
Но Ремус не уходил.
Сириус даже не предполагал, что настолько устал, что его тело охватила ноющая боль, и только теперь начал это осознавать, а от прикосновений Ремуса всё это стало исчезать. Сириус хотел выгнуться навстречу его прикосновениям, застонать от боли и удовольствия, но он не смел, ведь тогда будет видно, что он возбуждён.
Он не мог позволить Ремусу узнать. Сириус скрывал свои чувства, когда они учились в Хогвартсе, и потом – все последующие годы. И сейчас это не должно выясниться, Ремус не заслужил этого, да и время было неподходящим – Сириус в бегах, его считают предателем, их друзья мертвы… нет, сейчас ещё не время.
Но он знал, что у него может и не быть другого шанса, и точно так же он знал, что прямо сейчас не может думать об этом.
Флакон шампуня, розовая, пахнущая персиками жидкость – и мягкая пена покрыла его волосы; Ремус тонкими пальцами осторожно втирал шампунь в кожу головы Сириуса.
– Закрой глаза, а то будет щипать, – сказал Ремус.
Сириус закрыл глаза, отдавшись прикосновениям пальцев, которые скользили сквозь его волосы, распутывая и промывая их. Не будь в мире ничего, кроме этих пальцев, он так и просидел бы вечно – и был бы счастлив. Ему не хотелось, чтобы это всё кончилось. И не было бы ни чувства вины, ни горечи, ни жгучего сожаления о неправильном выборе и неправильных поступках, и Сириус не был бы – и не чувствовал бы – себя преступником.
Вода окатила плечи, смывая шампунь. Он почувствовал, как Ремус снова прикоснулся к нему намыленными пальцами, но теперь уже к груди.
А вот это уже было опасно – слишком близко к руке, которой он заслонял свой возбуждённый член. Сириус резко отпрянул, прикрываясь, и распахнул глаза. Бледное лицо Ремуса было спокойным, глаз не было видно из-под опущенных ресниц. У него были самые длинные ресницы из всех, что Сириус когда-либо видел…
«Я хочу поцеловать тебя».
От этой мысли было больно, как от удара ножом, но он не смог избавиться от неё, как ни пытался. Ремус поднял на Сириуса медово-карие глаза, когда тот отвернулся, освобождаясь от намыленных рук Ремуса.
– Я сам закончу.
Это прозвучало сердито и неловко, совсем не так, как хотелось Сириусу, но Ремус лишь кивнул и встал. Рукава свитера и брюки потемнели от воды.
– А я пока приготовлю тебе что-нибудь поесть, – сказал он и пошёл к двери. Сириус хотел окликнуть его, заставить остаться – совсем ненадолго, просто чтобы ещё раз посмотреть ему в лицо. Но он знал, что Ремусу лучше уйти.
Дверь закрылась, и Сириус повернул кран, включая ледяную воду. Он заскрежетал зубами: холод был почти невыносимым, но Сириус всё равно оставался возбуждённым. Наконец Сириус сдался, закончил мыться и вылез из ванны.
Под полотенцами лежал халат, но Сириус не осмелился надеть его и снова наложил на свою одежду очищающее заклинание. Не то чтобы оно помогло – грязи было слишком много, а ткань становилась всё тоньше. Если он будет злоупотреблять заклинаниями, она просто расползётся у него в руках.
По крайней мере, под одеждой было не заметно, что он возбуждён. Он решил не обращать на это внимания – ничего тут не поделаешь.
Ремус, наливавший ему суп, развернулся и взглянул на него с мягкой укоризной слегка расширившимися глазами.
– Ты опять надел эти тряпки.
– Прости, – Сириус слегка истерично хихикнул. – Надеюсь, они не слишком воняют.
В глазах Ремуса мелькнуло нечто похожее на горечь, и Сириус не мог точно сказать, вызвана она его неуместным смешком или чем-то ещё.
Суп пах восхитительно вкусно; Сириус почувствовал, что у него снова кружится голова, что он снова едва держится на ногах, но на сей раз Ремус не будет его подхватывать. На столе лежали большие сандвичи; белый хлеб и куриная грудка, огурцы… и какао – Сириус ощутил его запах – в большой кружке рядом с тарелкой. Какое-то время он мог думать только о еде. Кажется, Ремус это заметил.
– Пожалуйста, садись.
Он скользнул на стул и схватил сандвич. Пустой желудок свело от голода, и Сириус едва сдержался, чтобы не наброситься на еду как голодный пёс. Суп был божественным. Ремус отбросил с лица прядь мягких волос, усаживаясь напротив Сириуса.
– А ты есть не будешь? – спросил Сириус, глотая. Соленый суп и сладкое какао смешались у него во рту, и это было чудесно, постыдно замечательно – он не заслуживал этого.
– Я поужинал. – Ответ прозвучал мягко, почти виновато. – Уже довольно поздно.
Да, было поздно. Сириус перестал различать дни и ночи – он лишь знал, что днём ему надо скрываться, а ночью можно продолжать погоню.
Худые пальцы Ремуса болезненно, беспокойно сжимались, переплетаясь друг с другом. У него такие красивые руки, подумал Сириус, такие тонкие и длинные пальцы. Руки Ремуса – вероятно, первое, что Сириус заметил в Большом Зале Хогвартса Сириуса только что отправили в Гриффиндор, и новые сокурсники с опаской смотрели на него: Блэк – кукушонок в их гнезде. Тогда первокурсник, которого распределили следующим, подошёл к гриффиндорскому столу, сел рядом с ним и протянул для рукопожатия маленькую тонкую руку.
– Я – Ремус Люпин. Похоже, теперь мы однокурсники.
Он помнил, как эти руки стискивали больничные простыни, когда Ремус узнал о шутке Сириуса со Снейпом и Визжащей Хижиной. Обычно доброе лицо Ремуса было искажено гневом.
– Как ты мог, Бродяга?
Осознание того, какой опасности он подверг Ремуса, обрушилось на него, и, запинаясь, он беспомощно пробормотал:
– Прости, я не подумал, прости…
Он никогда не хотел причинить Ремусу боль. Всё, что он хотел, – сделать его счастливым, чтобы он улыбался, чтобы в его глаза отражался свет, когда он смеется. Сириус хотел быть таким же богатым, как его семья, чтобы дать Ремусу всё, что он заслужил.
Всё это теперь невозможно. Всё это. Ремус не должен узнать…
Эта мысль, внезапно пришедшая ему в голову, был невыносима. Сириус не смог больше проглотить ни ложки, кусок застрял у него в горле. Ремус беспокойно взглянул на него, будто почувствовал: что-то не так. Голос Сириуса был таким хриплым, что он едва узнал себя:
– Если бы ты мог сделать одну вещь, Ремус… только одну, прежде чем всё покатится к черту… Что бы ты сделал?
На спокойное лицо набежала тень.
– Конечно, спас Джеймса и Лили.
Сириус почувствовал, что краснеет от стыда. Он был так занят собственными чувствами, что и не подумал об этом. Но он говорил не о том, что уже поздно исправлять, а о том, что ещё можно сделать.
– Я просто…
Он совершил в жизни столько неправильных поступков, о которых сожалел. Он не знал, добавлять ли к ним ещё один.
– Ремус…
Он поднялся и вышел из-за стола – и, надо же, Ремус словно знал, чего хочет Сириус, и тоже встал, и когда они оба шагнули в сторону, стола между ними больше не было. Сириус потянулся к Ремусу, и тот не отшатнулся.
Тело в кольце его рук было худым и твёрдым, даже через шерсть свитера чувствовалось, что кожа пылает, и Ремус не отталкивал его. И только об этом Сириус мог думать, только это имело сейчас значение.
Он накрыл губы Ремуса своими, Ремус разомкнул рот, и язык Сириус свободно скользнул внутрь. Сириус чувствовал тепло рта и приятный, пряный вкус чая, и обнимал Ремуса – как всегда мечтал, Ремуса, тонкого и худого, с пушистыми волосами. Золотистые ресницы поднялись и медленно опустились, прикрывая глаза с расширившимися зрачками.
И ему было наплевать на время. Сириус хотел, чтобы это длилось вечно – Ремус в его объятиях, они целуют друг друга; даже если бы после этого Сириус умер от стыда, он всё равно не мог упустить этот момент. Потом Ремус поднял руки – не для того, чтобы оттолкнуть его, а чтобы привлечь к себе и обнять.
Сириус больше не мог сопротивляться, в животе разгорался невыносимый жар. Он двинул бёдрами. Так тереться о Ремуса было вопиюще непристойно. Сириус хотел, чтобы всё было по-другому – медленно и нежно; хотел продемонстрировать Ремусу лучшее, на что он способен, показать, как хорошо с ним может быть. Но он был не в силах терпеть. Сириус так крепко вцепился в предплечья Ремуса, что оставил синяки – и толкался и толкался вперед, хотя уже со стыдом понял, что Ремус не был, не мог быть возбуждён.
Но Ремус продолжал обнимать его, мягко поглаживая ладонями бока Сириуса, будто знал, будто понял, что остановить его всё равно нельзя. Потом рука Ремуса скользнула вниз, грубо и неуклюже забралась под два слоя одежды и всего лишь раз провела по напряжённому члену.
Сириус застыл, судорога почти болезненного удовольствия пробежала по телу – и влажное пятно расплылось по его брюкам.
То, что произошло, было позорным и неправильным, но он ничего не мог с этим поделать. Он тяжело осел в кольце рук Ремуса и почувствовал, что тот продолжает гладить его спину, баюкая, словно он маленький плачущий мальчик. Сириус не плакал – но, возможно, сейчас он был ближе к этому, чем когда-либо прежде.
– П-прости, – запинаясь, проговорил он.
– Всё в порядке, – шепнул Ремус ему в ухо, его теплые губы почти касались кожи Сириуса. – Всё в порядке. Я понимаю.
Сириус задрожал. Нет, Ремус не понял. Он, наверное, подумал: из-за того, что Сириус был в бегах, он слишком долго был один и жаждал человеческого прикосновения. Ремус не знал…
Сириус слегка высвободился из объятий и посмотрел в бледное серьёзное лицо Ремуса.
– Это не так, Ремус, я… – Ремус кивнул, будто знал, что Сириус хочет сказать – но он не знал, не знал правды. Он все ещё обнимал Сириуса, не позволяя ему уйти. – Я л-люблю т…
Взмахнув палочкой, Ремус начал очищать брюки Сириуса, не дав ему договорить.
– Пойду сделаю тебе ещё какао.
Сириус не был уверен, что сможет ещё что-то проглотить, но Ремус оставил его и направился в кухню, и Сириус не сумел его остановить. Он рухнул на стул, вцепившись в спутанные пряди волос. Его губы всё ещё горели от тепла губ Ремуса, а тело было слабым и невесомым от удовольствия. Даже стыд не мог заставить удовольствие исчезнуть.
Он надеялся, что Ремус не возненавидит его за подобную настойчивость. Он никогда не знал, как Ремус относится к близости с мужчиной. Сириус знал, что у того было несколько свиданий, и это знание заставляло его сходить с ума от ревности, но он запретил себе говорить на эту тему; даже уточнять, с кем были свидания – с женщинами или мужчинами.
Худая фигура снова возникла в дверном проеме. В руке Ремуса была кружка. Он подошёл и поставил её перед Сириусом. Какао пахло великолепно. Он посмотрел на Ремуса – на бледное, тонкое лицо и неопрятные пряди каштановых волос. Что-то щёлкнуло у него в голове – что-то, чему он не мог сопротивляться.
Он поднялся – и Ремус вновь обнял его. Он так обрадовался, что почти застонал. Нежная рука Ремуса коснулась его волос, убирая с лица тяжёлые пряди. Возможно… возможно Ремус не ненавидел его.
– Лунатик, – прошептал он; оранжевый свет, вспыхнувший в глазах Ремуса, ослепил его. Ремус, не говоря ни слова, опустил веки, ресницы закрыли глаза. Сириус не мог больше молчать, и у него вырвалось:
– Я так долго этого хотел, я так долго хотел тебя. Разве ты не знал? Я хотел многого… Не знаю, есть ли у нас для этого время, но если ты мне позволишь…я хочу поцеловать твою шею, впадинку между ключицами. Я хочу поцеловать твои волосы, почувствовать, как они пахнут, когда становятся мокрыми после секса. Я хочу поцеловать твою грудь, узнать, какой вкус у твоих сосков, когда они твердеют под моими губами…Я хочу, чтобы твой член был у меня во рту, хочу провести языком вниз по твоему животу…
Он по-прежнему немного боялся, что несёт чушь, что напугает и шокирует Ремуса. Но не мог остановиться. По лицу Ремуса нельзя было сказать, что слова Сириуса вызвали шок или отторжение – и Сириус боялся поверить в это, поверить в то, что Ремус ответил согласием. Именно сейчас, когда он в бегах, заклеймён как предатель, когда Джеймс и Лили совсем недавно умерли.
Но Ремус продолжал неловко поглаживать его, будто пытался что-то сделать, но сам точно не понимал что. Они стояли очень близко друг к другу, пах Ремуса был прижат к его, и Сириус узнал то, что так его интересовало – Ремус был возбуждён.
– Ремус, можно? – прошептал он, не зная толком, о чем просит. – Можно?
Ремус кивнул, и с его губ слетело только:
– Да. Да.
Его кожа под свитером, который Сириус торопливо стянул, была гладкой и очень горячей; под ней чётко выделялись рёбра, её покрывали тонкие шрамы, белые и длинные. Сириус осторожно коснулся их кончиками пальцев, потом губами и почувствовал, как у Ремуса перехватило дыхание. Сириус подумал, что никогда не был так счастлив. Это было всё – почти всё, о чём он когда-либо мечтал.
Ремус был с ним. Его Ремус.
На улице раздался негромкий звук – будто ветка сломалась под порывом ветра. Ремус вдруг сильно задрожал, и Сириус привлёк его к себе, обнимая, пытаясь утешить, заставить почувствовать себя в безопасности. Ремус немного дико озирался, словно пытаясь увидеть что-то в непроглядной тьме за окном. Он встретился взглядом с Сириусом, и в его глазах что-то мелькнуло – Сириус не мог сначала понять что.
– Ремус… – Сириус успокаивающе погладил его по щеке. Тёмные омуты зрачков Ремуса стали ещё огромнее, и внезапно словно пелена упала с глаз Сириуса – он всё понял.
Он понял это так ясно, будто слова громко произнесли или написали для него огненными буквами. Ремус смотрел на него виновато. Виновато и испуганно.
Сириус отшатнулся. Ремус выглядел жалким. Он вытянул руку. Сириус взял её – тонкое запястье всегда казалось ему таким хрупким, будто его можно было, сжав, сломать.
Кончики пальцев Ремуса были в серой пыли дымолётного порошка.
«Пойду сделаю тебе ещё какао», – вспомнил Сириус.
Он по-прежнему мог чувствовать ладонями горячую гладкую кожу Ремуса.
– Кого ты вызвал? – мягко спросил он.
На миг Ремус непонимающе нахмурился, а затем отшатнулся как от удара.
– Кого…? Как ты можешь… Авроров. Авроров, конечно. Это для твоего же блага, Сириус, неужели ты не понимаешь?
Голос был умоляющим – голос, который был для него почти всем; голос, который он хотел бы слышать, умирая. Возможно, так и получится, подумал Сириус. Он почувствовал, что у него вот-вот вырвется смех, и тогда, подумал Сириус, он не сможет остановиться. Он по-прежнему сжимал запястье Ремуса, и тот не пытался вырваться.
– Почему именно сейчас? – спросил он, говоря себе, что хочет услышать ответ; ему была невыносима мысль о том, что он сам подтолкнул к этому Ремуса своими прикосновениями, которые были тому неприятны, своей настойчивостью. – Почему ты не сделал это… когда я был в ванной?
– Я хотел, чтобы ты… – Ремус говорил так тихо, что слова едва было можно разобрать. – Ты так устал. Я хотел, чтобы ты поел.
Было почти невозможно удержаться от смеха – Сириус и сам не понял, как ему это удалось. Он осмотрелся: шум больше не раздавался. Так, может быть, ещё не слишком поздно.
Он отпустил руку Ремуса, и она бессильно упала. Сириус направился к двери и распахнул её. Заклятия не полетели ему в грудь. У авроров было мало времени, чтобы собрать силы против такого опасного преступника, как он.
Он спустился с крыльца и ступил на мёрзлую, покрытую инеем землю.
– Сириус! – в голосе Ремуса звучало отчаяние. – Подожди! Ты не понимаешь, ты не можешь постоянно прятаться…
Он обернулся из темноты к худому человеку с растрепанными волосами, стоявшему в полоске света. Ремус вцепился в перила, его свитер задрался, и над поясом брюк виднелась полоска бледной кожи.
Сириус смотрел на него несколько мгновений, которые, казалось, длились вечно, пытаясь запомнить как можно больше. Это останется со мной на всю оставшуюся жизнь, подумал он, чувствуя, как судорожная ухмылка кривит губы.
– Возвращайся в дом, – сказал он. – Здесь слишком холодно.
Через секунду авроры с хлопками начали появляться вокруг дома. Он шагнул дальше в темноту, перекидываясь; чёрная собака невидима во тьме ночи. Сириус бежал, оставляя позади дом и Ремуса.
Конец
|
- участник сейчас на форуме
