ДОРОГИЕ ДРУЗЬЯ! ФОРУМ ОТКРЫТ ТОЛЬКО ДЛЯ СОВЕРШЕННОЛЕТНИХ ЗАРЕГИСТРИРОВАННЫХ ПОЛЬЗОВАТЕЛЕЙ.
Чтобы зарегистрироваться, внимательно прочтите инструкцию в этой теме.
Если вы уже зарегистрированы, то получить доступ к закрытым разделам можно в этой теме.
Отправлено: 23.06.09 14:33. Заголовок: "Друзья и стая", автор Toma, СБ/ДжП, РЛ
Название: Друзья и стая Автор: Toma Бета: logastr Жанр: ангст Персонажи: СБ/ДжП, РЛ. Категория: слэш Рейтинг: R Размер: Мини Дисклеймер: Ни на что не претендую. Самарри: История одной дружбы, которая не повторится
[align:right]«Мои друзья, вы были вместе все годы, и вместе отняли покой Рукою лжи, рукой внезапного ухода и недоверия рукой. Какой смешной итог! Я б оценил его, когда бы смог Не видеть подписи твоей, мой друг, меж обвинительных строк.» Лора Бочарова «Узник Азкабана»[/align]
– Пойми, Бродяга, Гарри не Джеймс, – Ремус осторожно дотрагивается до запястья товарища.
Они сидят друг напротив друга, в гостиной фамильного особняка Блэков – мрачной, продолговатой комнате с высокими потолками и старыми серо-зелеными гобеленами – разделяемые лишь краем массивного, не покрытого скатертью дубового стола. Люпин обнаружил здесь Сириуса несколько минут назад, после бурной сцены, которую тот устроил орденцам, когда на очередном собрании речь зашла о судьбе его крестника.
Блэк резко убирает руку, словно кожи его коснулось что-то скользкое. Люпин вздыхает. Без малого три месяца он живет на Гримолд - плейс, 12 и успел убедиться в том, что и прежде взрывной характер школьного приятеля предсказуемо не смягчился после двенадцати лет, проведенных в магической тюрьме.
Сириус время от времени (да что там, почти всегда) напоминает кипящий, готовый в любой момент взорваться котел. Краткие моменты лихорадочного, иногда необъяснимого для окружающих веселья, сменяются долгими периодами мрачной погруженности в себя, когда любое неосторожно сказанное кем-то слово способно спровоцировать приступ неконтролируемого гнева.
– Ты считаешь, что в Азкабане я стал законченным психом? Вы все так считаете? – Никто так не думает, Сириус, – терпеливо говорит Ремус. – Тогда почему вы постоянно намекаете на то, что я не делаю различий между собой и пятнадцатилетним ребенком, которому гожусь в отцы? – Сириус, – Ремус тщательно подбирает слова, – Никто не считает тебя безумцем. Тут другое. Пойми, что двенадцать лет просто выпали из твоей жизни. Это не может не сказаться на твоих нынешних взглядах, привычках. На способности оценивать окружающий мир. Вот и с Гарри... Ты обращаешься с ним, как со взрослым, ты полагаешь, что знаешь, в чем он нуждается, но это не так. – И кто же знает? Может быть, ваш Дамблдор? – Альбус следит за жизнью Гарри много лет... – Иногда у меня складывается ощущение, что ваш Альбус готовит из моего крестника оружие, которое намеревается использовать в нужный для себя момент. – Ты несправедлив к Дамблдору. Он искренне заботится о Гарри. Я преподавал в Хогвартсе год и могу сказать точно. – Ну, конечно! – во взгляде Блэка злая насмешка. – Дамблдор просто замечательно заботился о Гарри все эти годы! Поместил его к родственникам, ненавидевшим Лили и Джеймса еще при их жизни, ни разу за десять лет не поинтересовался его судьбой. Да и сейчас отправляет его к этим тупым магглам каждое лето, плевать, что парню там плохо. Ни одного года в Хогвартсе не обходилось без того, чтобы мой крестник не был втянут в события, угрожавшие ему смертельной опасностью. И это ты называешь заботой?!
Он встает, принимается расхаживать взад-вперед по комнате, словно стараясь бессмысленными передвижениями унять владеющее им раздражение. Ремус качает головой. Блэк и в юности не был особенно восприимчив к разумным доводам, что уж говорить об этом изломанном тюремным заключением человеке с нервами, напоминающими натянутые струны.
– Что же можешь предложить Гарри ты, Сириус? – спрашивает он ровно. – Жизнь с беглым преступником, которого разыскивает министерство? – Я официальный опекун Гарри! – орет Сириус. – И, по крайней мере, я сумею защитить его от опасности лучше вашего Дамблдора! – Сириус, место Гарри в Хогвартсе! Не может же он бросить учебу и остаться здесь с тобой. – По крайней мере, со мной он будет в большей безопасности, чем в этой чертовой школе!
Он подходит к окну, отводит в сторону бархатную болотного цвета портьеру. Бледные пальцы с каким-то остервенением теребят бахрому шторы, худая спина под темной мантией напряжена, сквозь легкую ткань выдаются острые лопатки. Ремус вдруг думает о том, что раньше, до Азкабана, Блэк никогда не сутулился…
– Знаешь, Сириус, мне кажется, ваше совместное проживание, в любом случае – не лучшая идея, – осторожно замечает Люпин. – Уверен, Дамблдор тоже так считает.
Блэк резко оборачивается. Руки скрещены на груди, синие глаза смотрят с вызовом. Складывается впечатление, что он заранее знает ответ на вопрос, который задает: – Что ты имеешь в виду?
Ремус вздыхает. Значит, ему все-таки придется сказать то, что неминуемо ранит друга, даже если он в этом никогда не признается. – У вас с Джеймсом были своеобразные отношения, – поясняет он. – А Гарри очень на него похож.
Блэк проносится по гостиной, словно вихрь, чуть не сбивая по пути старомодную напольную вазу. Пальцы вцепляются в край стола, лицо склоняется к лицу Люпина, оказываясь так близко, что расплывается перед глазами в бесформенное белое пятно. – Так ты обвиняешь меня в намерении совратить собственного крестника? Пятнадцатилетнего ребенка? Спасибо тебе, друг!
Ремус чуть заметным движением отворачивает лицо. Он не любит, когда кто-то, даже лучшие друзья, оказываются настолько близко. – Сириус, – говорит он, подбирая слова, – я уверен, что ты даже не допускаешь подобной возможности. Но жизнь есть жизнь. У тебя слишком долго никого не было, а Гарри безоговорочно примет все, на что ты просто намекнешь. Если вы окажетесь вместе, вдвоем… Все может случиться.
Он не жалеет о своих словах. В конце концов, лучше он, чем кто-то чужой. Сириус со стороны не видит многого. Того, как порой его собственная ладонь чуть дольше необходимого задерживается на встрепанном затылке крестника, как, словно жаждущий ласки котенок, замирает при этом Гарри, как восторженно он смотрит на опекуна. Лучше сказать все сейчас, пока еще не случилось беды, пока эти двое, не приведи Мерлин, не перешли черту.
Сириус выпрямляется, несколько секунд внимательно вглядывается в лицо Ремуса, а потом начинает смеяться отчаянно, неудержимо, хлопая себя ладонями по бокам. – Вот как ты думаешь обо мне, – выговаривает он сквозь хохот. – Как о грязной скотине! Или ты обо всех так думаешь, Лунатик? – Я ни чем не обвиняю тебя, - говорит Ремус терпеливо. Обижаться на Сириуса – то же, что обижаться на ребенка, злящегося на весь мир за сломанную игрушку. – Ремус, – приступ смеха прекращается внезапно, так же, как начался. – Почему ты тогда, четырнадцать лет назад никому не сказал, что не я был Хранителем Фиделиус? Ты ведь единственный, кроме Хвоста, знал?
В гостиной повисает гнетущая тишина, только поленья трещат в камине, да где-то наверху, в бывшей комнате Вальбурги скребется гиппогриф. [align:center]***[/align] Одноэтажный, довольно старый на вид дом с прилегающим к нему крошечным садиком, летом утопающим в зелени, сейчас, в середине октября, выглядит довольно уныло. Голые ветви с кое-где сохранившимися желтыми или почерневшими листьями не скрывают давно требующих покраски оконных рам, облупившейся штукатурки на стенах, оторвавшегося от края черепичной крыши водостока, который громко и звеняще гудит при особенно сильных порывах осеннего ветра.
Потемневшая трава плотным слоем лежит на давно не стриженой лужайке, образуя вместе с опавшей листвой своеобразную подушку. Сквозь буйно разросшуюся вдоль ограды сирень открывается вид на обычно безлюдную узкую улочку, по которой лишь изредка проезжают автомобили немногочисленных соседей.
Хозяйка дома на самой окраине тихого пригорода весьма довольна тем, что удается сэкономить на услугах садовника: жилец, который снимает половину дома, выходящую в сад, неприхотлив. Что и понятно: молодой парень, по всему из «нынешних».
Темные патлы ниже плеч, кожаная косуха, здоровенный мотоцикл. Обычные атрибуты современных бездельников, воображающих, что могут плевать с высокого холма на весь мир. Ничего не знают, ничего еще не нажили самостоятельно, только и есть, что родительские денежки, да непомерный гонор.
Другая постоялица – жена молчаливого заводского рабочего, снимающего вторую часть дома, рассказала как-то, что пару раз видела парня в странной хламиде, похожей на сутану священника. Беспокоилась, не с сатанистом ли вынуждена жить под одной крышей. Хозяйка только равнодушно покачала головой в ответ на опасения набожной провинциалки: кого сейчас удивишь странными тряпками, что цепляет на себя молодежь!
Главное, деньги у парня, по-видимому, водятся, платит исправно, ремонта, новой мебели и бытовой техники, в отличие от семьи рабочего, не требует, как и регулярного ухода за садом. Подобных ему редко волнует что-то, кроме их ужасной музыки, виски (а часто и травки), да таких же безалаберных, живущих одним днем девчонок, чьи юбки едва прикрывают их крохотные трусики, девчонок, по части выпивки не уступающих своим кавалерам. Впрочем, этот, по словам соседей, девочек не водит, зато нередко его навещают приятели. Один, светленький, временами остается ночевать. То ли пьют до утра, то ли курят или нюхают что-то, то ли еще чем занимаются. Но опять же, кого этим в наше время удивишь?
Вот и сегодня жилец привел сразу троих, отметила хозяйка, огибая ограду принадлежащего ей дома. Рабочего, к которому она приходила, на месте не оказалось, лишь записка, аккуратно приколотая к дверям, извещала, что у них с супругой нашлись неотложные дела в городе. Разумеется, как раз в день внесения арендной платы. «Хорошо, хоть этот платит вперед», – подумала немолодая женщина, без особого интереса разглядывая веселую компанию молодых оболтусов.
В этот ясный осенний вечер четверо школьных друзей расположились с выпивкой в самом центре лужайки, вокруг небольшого аккуратного костра, разложенного на очищенном от сухой травы участке земли.
Легкий ветерок ласкает растрепанные волосы сидящего по-турецки Джеймса, на расстоянии вытянутой руки от него Сириус, лежа на боку, лениво жует длинный стебелек лугового мятлика. Ремус обнял руками колени, время от времени он мечтательно улыбается чему-то своему, теряя нить общей беседы. Питер, развалившись на животе, сосредоточенно уставился на стакан с остатками алкоголя, который крутит в полных коротеньких пальцах.
Они выпивают уже часа два и достигли той особенной стадии опьянения, когда окружающий мир становится необычайно зыбким, многомерным, когда каждое, случайно брошенное кем-то слово, способно обрести новый глубокий и неведомый ранее смысл. Когда оставшиеся дома проблемы начинают казаться легко и просто разрешаемыми, люди, сидящие рядом, самыми близкими и дорогими, теми, с кем можно без опаски поделиться самым сокровенным, а грусть, если таковая имеет место, становится пронзительной и светлой
– Бродяга, по-моему, у нас закончилось горючее, – Джеймс помахивает на уровне глаз пустой бутылкой, прицеливается и бросает ее точно под куст жимолости, где на расстеленном куске картона уже скопилась горка стеклянной тары.
– Обижаешь, – Сириус, потягиваясь, лениво приподнимается на локте, достает из заднего кармана кожаных штанов волшебную палочку. – Чтобы я не подготовился достойно к визиту старых друзей! Акцио виски!
Из приоткрытого окна вылетает бутылка, Блэк ловит ее левой рукой, правой запихивая палочку обратно в карман. – Бродяга, ты что! А если магглы увидят? – Люпин неодобрительно качает головой. – Здесь никого нет, – легкомысленно машет рукой Сириус, – соседи на своей идиотской тачке свалили куда-то с самого утра. – Они чувствовали, что придем мы! – хохочет Джеймс и забирает у друга бутылку, при этом, словно невзначай, касаясь его пальцев своими. Откручивает горлышко. – Ну, продолжим!
Питер протягивает стакан первым, Сириус толкает его в плечо, и тот почти теряет равновесие. – Ай, ты чего! – взвизгивает Петтигрю. – Ни-се-го, – похоже передразнивает его Блэк, – какой же ты жадина, Хвостик! Вон, с прошлого захода еще осталось, а уже за новой порцией тянешься! – Тебе жалко? – Питер вновь подставляет стакан, но Джеймс прячет бутылку за спину. – И правда, Бродяга, – он подмигивает Сириусу, – складчины от нашего Хвостика не дождешься, зато выпивать он всегда первый. – Ах, так! – обиженно надувает губы Питер и пытается встать, но теряет равновесие, потому что Ремус, смеясь, обхватывает его за ноги. – Сидеть!
Питер падает, практически, на Люпина, оба заваливаются в траву. Сириус подползает к ним, начинает щекотать визжащего Петтигрю, Рем, хохоча, старается оттолкнуть Блэка ногой. – Вот ты как?! - вопит Сириус и, оставив Питера в покое, переключается на Ремуса. Но тот, в отличие от Петтигрю, не боится щекотки, он хватает Блэка за запястья, Питер подбирается сзади и виснет у Сириуса на шее. Пока тот отбивается, Люпин вытаскивает у него из кармана волшебную палочку. – Ты разоружен! – Лунатик, хитрюга, горгулья тебя раздери! – орет Блэк. Джеймс, глядя на товарищей, от души смеется. – Я сделал тебе доброе дело! – безуспешно пытаясь придать лицу серьезное выражение, увещевает Сириуса Ремус. – По словам старины Хмури ты рисковал остаться без ягодицы. – То-то Хмури знает, о чем говорит! – вставляет Джеймс. – Ему точно подпалило зад, теперь он и секунды не может усидеть на месте, все ищет врагов в собственном сортире. Так вы будете пить, идиоты? Он разливает виски по стаканам.
– Знаете, давайте за любовь! – говорит раскрасневшийся от возни Ремус. – Вот Джеймс уже нашел свое счастье, я ему, сказать честно, завидую! – За это не чокаясь, – говорит Сириус. – Почему? – удивляется Питер. – Как на похоронах, – Блэк одним залпом опрокидывает стакан, вытирает рот, обводит глазами удивленные лица друзей и прыскает в кулак. – Да шучу я!
Питер и Ремус улыбаются, Джеймс бросает на друга быстрый взгляд. – За любовь! – говорит он, приобнимая Блэка за плечи. – Глупые у тебя шутки, Бродяга. – Ага, – кивает Сириус и кладет голову Поттеру на плечо. – Полянка кружится... – Напился! – смеется Хвост. – Сам ты напился! – обижается Сириус. – Это она от счастья кружится... – А я бы хотел встретить свою любовь, – говорит Ремус чуть заплетающимся языком, взгляд его мечтательно пьян. – Надоело быть одному. Вот смотрю, Сохатый, на вас с Лили... – Правая рука стала уставать? – интересуется Блэк. – Ну тебя! – краснеет Рем. – Вечно ты со своими, – он запинается, подбирая слово, после выпитого это удается далеко не сразу, – пошлостями. – Я пошляк, – соглашается Сириус, теснее прижимаясь к Джеймсу. – Рем такой классный, когда пьяный, – шепчет Поттер ему на ухо, – свободный, смешной немножко. – И сексуальный, – вставляет Блэк. – Смотри, как ему румянец идет... – Я тебе покажу: сексуальный! – Джеймс легонько шлепает его по спине, Сириус расслабленно улыбается.
Он знает, что сегодня у них будет все. Об этом не надо договариваться, такие вещи всегда очевидны без слов. По легким прикосновениям на протяжении всего вечера, по мимолетным улыбкам, по особому дрожанию ресниц Джеймса, по пересекающимся, словно ножи, быстрым взглядам. Сегодня случится то, чего уже долгое время не было между ними, то, без чего успели мучительно истосковаться тело и душа. И пусть неизвестно, когда в следующий раз они смогут быть вместе, потому что завтра Джеймс и Лили с маленьким Гарри отправятся в Годрикову Лощину, откуда им и носа нельзя будет высунуть. Важно, что есть сегодняшняя ночь, которая принадлежит только им, а Сириус Блэк привык жить одним мгновением.
– О чем вы там шепчетесь? – завистливо интересуется Питер. – О тебе, конечно, – отзывается Сириус грубовато. – О Ремусе, – улыбается Джеймс. – О том, что пьяный он способен закадрить любую девчонку. – Почему пьяный? – уши Люпина розовеют. – Потому что трезвый ты постесняешься к ней подойти. – Глупости, – смущается Рем. – Скажи, тебе нравится кто-нибудь? – Сириус с интересом смотрит на друга.
Луни, такой вдоль и поперек знакомый и при этом все равно «вещь в себе». В любое время дня и ночи готовый терпеливо выслушать тебя, но почти ничего не рассказывающий о своих мыслях и чувствах. Именно поэтому, с некоторых пор, Сириус не откровенничает с Люпином – стало напрягать ощущение игры в одни ворота.
– Не важно, – щеки Рема уже пунцовые. – Нравится, нравится! – алкоголь и близость Джеймса приятно затуманивают разум, словно пузырьки шампанского играют в крови. – Кто она? Или это он? – Ты совсем, Бродяга! – хмурится Ремус. – Да ладно тебе, – Блэк легонько сжимает пальцы Джеймса, встает, пересаживается ближе к Люпину, кладет руку ему на плечо, лбом касаясь его лба. – Скажи мне по секрету, кто? Неужели, правда, парень? Не стесняйся, здесь нет ничего такого... – Рем, как ты думаешь, он не клеится к тебе? – хитро подмигивает Люпину Джеймс. – Смотри, он может... Собака, одно слово. – А вдруг ты прав? И я та самая любовь, которую ждет Лунатик? – Сириус крепче обнимает Рема, дотрагивается указательным пальцем до его подбородка, при этом глядя не на него, а перед собой, в улыбающиеся карие глаза за стеклами очков. Идет игра на одного зрителя, и оба: Блэк и Поттер это понимают. – Отстань ты! – Ремус отталкивает хохочущего Блэка, поправляет завернувшийся сзади ворот вязаного свитера. – Мне девушки нравятся, чтобы вы, придурки, знали.
– А вот Нюнчик, действительно, педик! – с готовностью вставляет Питер, маленькие глазки его светятся лихорадочным желанием поделиться с приятелями сенсацией. – Я точно знаю! – Все-то ты, Хвостик, у нас знаешь, – с неприязнью говорит Джеймс. – Откуда только? – Да кто ж ему дает? – искренне удивляется Блэк. – Это же Снейп. – Думаю, не ему, а он. Ты описаешься от удивления, Блэк. Люциус Малфой. – На хрена ему Нюнчик? – поражается Сириус. – Я слышал, у Малфоя недавно родился сын, – качает головой Ремус. – Так что вряд ли. Глупые слухи, Питер. – Ничего не глупые! – обижается Петтигрю. – Ой, Рем, святая наивность! – смеется Блэк. – Кому когда мешали дети и жены?
И замолкает, словно на острый бутылочный осколок, наталкиваясь на изменившийся взгляд Джеймса. – Мерлин с ним, со Снейпом, – говорит Поттер. – Давайте выпьем, ребята.
Он вновь разливает виски по стаканам, все подтягиваются к догорающему костру. – За нас, Мародеры, – говорит он тихо, – за то, чтобы нам повезло, и на тот свет отправились не мы, а наши враги. За нашу дружбу!
Все молча чокаются, выпивают и какое-то время после сидят молча, размышляя каждый о своем в опустившихся на сад сумерках.
В ясном, без единого облачка, небе, проявляются первые яркие звезды, уже холодноватые и далекие, такие, какими они бывают лишь в середине осени. Дымок от искрящего желто-алым костра мешается с терпким запахом опавших листьев, где-то вдали ухает сова, из соседнего дома доносятся звуки работающего радиоприемника, ветерок холодит спины. Джеймс вновь притягивает к себе Сириуса за плечи, и тот прикрывает глаза. Отчего-то приходит в голову, что нужно, просто необходимо, запечатлеть в памяти этот момент.
Сириус стоит, скрестив руки на груди, смотрит на друга сверху вниз пытливо и холодно, и эта поза обвинителя впервые за весь вечер выводит Люпина из равновесия.
– Откуда я знал, что ты тогда не лгал мне! – нервно передергивает он плечами. – Свидетели видели, как ты убил Питера и уничтожил ни в чем неповинных магглов. Ты мог специально солгать тогда, чтобы отвести от себя подозрения… – Хорошо, но почему ты просто не сказал? Дамблдору, например. Неужели у тебя не возникло хоть капли сомнения? – Я тогда был далеко, как ты помнишь, – Люпин вдруг понимает, что неуютно чувствует себя рядом с возвышающимся над ним Блэком и встает, подходит к каминной полке, машинально дотрагивается до инкрустированной серебром коробочки с дымолетным порошком. Если нажать на кнопку сбоку, откроется крышка, зазвучит какая-то старая, до боли знакомая мелодия. Что-то из детства…
Он работал в порту, в Глазго, когда пришли известия о гибели Поттеров и предательстве Блэка. Сейчас Ремус уже смутно вспоминает, что тогда первым порывом его было – отправиться в Годрикову Лощину, но потом он передумал. Изменить что-либо уже не представлялось возможным, он только нарвался бы на неприятные расспросы и бессмысленные сетования старых знакомых. [align:center]***[/align]– Да, так, пожалуйста! – Подожди, иди сюда… – Ммм… вот ты как? – А ты думал? – тихий смех Джеймса.
Скрипят на ветру несмазанные петли открытой форточки, рассекает тишину октябрьской ночи гудок далекого поезда. Звук поцелуев, долгих и глубоких, словно извиняющихся за нетерпеливое, почти животное вожделение, сдерживаемые стоны и громкие вздохи, тихий смех и нечленораздельные междометия. Мелодия любви, в которую, как скрежет железа по стеклу, грубо вторгается скрип старых паркетных досок под чужими шагами.
– Ребята, вы где? – голос Ремуса. – А Хвостика совсем развезло, сам бы он ни за что не аппарировал, Сохатый был прав. Вы что, уже спать завалились?
Дверь в спальню распахивается настежь, в комнату врывается свет из гостиной, отвратительно режущий глаза и абсолютно лишний для застывших в недвусмысленных позах обнаженных молодых людей на разложенном полутороспальном диване. Ремус замирает на пороге, переводя ошеломленный взгляд с Поттера на Блэка.
Джеймс устроился меж согнутых в коленях ног Сириуса, левая рука с выделяющимся в отблеске электрического света обручальным кольцом лежит на загорелом бедре любовника, пальцы правой застыли на его члене. Вьющиеся волосы Блэка разметались по светлому покрывалу, которое никто не удосужился откинуть, нижняя губа прикушена, под ягодицами бесстыдно белеет смятая подушка, ладони машинально поглаживают блестящие от пота плечи партнера.
Пару секунд все трое молча смотрят друг на друга, потом Блэк хрипит: – Люпин, чтоб тебя.., – сопровождая обращение маггловским забористым ругательством. – Лунатик, сгинь! – требует Джеймс коротко, и в его близоруком взгляде столько холодной ярости, что Рем, чуть не спотыкаясь на пороге, пятится назад, захлопывая за собой дверь.
Он не видит, как Поттер, прежде чем возобновить движения, мягко дотрагивается до пылающей щеки возлюбленного, как Сириус перехватывает его руку, целуя влажные пальцы. – Он не скажет, – шепчет Блэк и не сдерживает стона в ответ на долгожданный, глубокий толчок, с готовностью подаваясь навстречу.
Спустя полчаса они лежат рядом, по-прежнему голые, касаясь друг друга локтями. Отчего-то им не даются привычные для большинства людей нежности после секса. Возможно, из-за простительного двум парням смущения, или потому, что они до сих пор больше друзья, чем любовники.
Не то, чтобы Блэку не хотелось уютно устроить голову на плече Джеймса, потереться носом о его щеку, поцеловать беззащитную впадинку под мочкой уха. Однако, он не решается перейти какую-то невидимую, последнюю грань в их отношениях. Хотя, смешно. О каких границах может идти речь после того, что происходило между ними несколько минут назад?
И все же оба инстинктивно понимают, что существуют действия и слова, после которых неминуемо наступит безжалостная ясность, расставляющая все по своим местам, диктующая железную точность определений. Исчезнут отчаянные друзья-мародеры Сохатый и Бродяга с их чересчур вдохновенной дружбой, появится женатый Джеймс Поттер, время от времени изменяющий супруге со своим бывшим однокашником, по совместительству другом семьи и крестным единственного пока наследника. История слишком обычная, даже вульгарная и немного забавная, из тех, о которых, посмеиваясь, полушепотом толкуют не гнушающиеся сплетнями приятели, чьи брезгливо изогнутые рты странно контрастируют с сальным, лихорадочно - голодным блеском их же глаз. История, на взгляд Сириуса, недостойная их с Поттером дружбы.
Потягиваясь, Джеймс поднимается, молча нащупывает волшебную палочку. – Люмос! Акцио очки! Осматривается, стягивает с заваленного одеждой кресла смятую мантию Сириуса, набрасывает прямо на голое тело, направляется к двери. То ли в туалет, то ли в душ, то ли за водой. Вот она сейчас точно не будет лишней. – Принеси попить, – просит его Блэк. – Ага, – Джеймс запускает пятерню в растрепанную шевелюру, – и посмотрю, как там Луни. – Спорим, до сих пор так и не сообразил, что это здесь было, – смеется Сириус. Ему отвечают мягкой улыбкой, дверь за другом закрывается.
С минуту Блэк лежит неподвижно. Из открытой форточки ощутимо тянет сквозняком, становится зябко. Ночи в последнюю неделю сделались заметно холоднее – одна из примет окончательно вступающей в свои права осени, которая в этих широтах особенно отвратительна и, кажется, бесконечна. Совсем скоро начнутся затяжные дожди, размокнут дорожки в саду, придется упаковываться в теплую куртку, чтобы до смерти не закоченеть на мотоцикле.
Надо бы расстелить постель, забраться под одеяло, но Сириусу, несмотря на озноб, совсем не хочется двигаться. Он прикрывает глаза, а в следующую секунду стройный темноволосый парень оборачивается крупным лохматым псом, уютно укладывающимся на середину дивана. Шутка, которая раздражает и одновременно смешит Джеймса, и которую Сириус проделывает с завидной регулярностью.
Вот и сейчас вернувшийся Поттер укоризненно качает головой при виде анимагической формы своего друга: – Опять ты за свое, Бродяга, – говорит он и ставит пластиковую бутылку с «Колой», за неимением прикроватной тумбочки, прямо на пол, – я каждый раз себя чувствую каким - то зоофилом, честное слово. Он опускает ладонь на крупный лоб пса. – И что мне, «Колу» в миску тебе наливать, псина? – спрашивает он, заглядывая в круглые блестящие глаза.
В ответ пес прикусывает зубами край наброшенной на плечи Джеймса мантии, тянет к себе. – Ах, ты! – улыбается Поттер и сбрасывает одежду, вновь оставаясь полностью обнаженным. – А ну, подвинься, животное.
Он тащит к себе покрывало, заставляя пса спрыгнуть на пол. Откидывает шерстяное одеяло, немедленно забирается под него. - Что-то здесь прохладно, - говорит он, обнимая себя руками за плечи, на которых, в самом деле, выступили мелкие мурашки. - Тебе-то хорошо, в такой шкуре.
Сириус прыгает к нему на постель, подсовывает большую голову под его локоть, устраивается поверх одеяла. – Дурак ты, Блэк, хоть и здоровый, – говорит Поттер, щекоча пса за ухом. Тот благодарно тычется мокрым носом в его ладонь.
Сириус любит свою анимагическую форму, и такие моменты не исключение. Собаке позволено многое. Можно, например, лизнуть Джеймса в нос или ухо, можно подышать ему в шею, легонько прикусить палец или уложить голову на его голое бедро. Можно прикрыть глаза и блаженно помахивать хвостом, на краткие мгновения растворяясь в нехитрой ласке, пока пальцы Джеймса зарываются в густую шерсть.
– Рем, кажется, обосновался на кухне, – говорит Поттер. – Там горел свет, но я не стал заходить. Сириус одобрительно рычит. Люпину, абсолютно точно, требуется время, чтобы переварить свалившиеся на него тайны из жизни друзей. – Я вот собирался поговорить с тобой, а ты со своими вечными выкрутасами, –вздыхает Джеймс, продолжая рассеяно гладить пса по лохматой голове. – Не хочешь обернуться человеком для разнообразия? Не хочешь... Может, и правильно. В собачьем обличье ты как-то спокойнее. – Знаешь, мне тревожно, Бродяга, – продолжает Джеймс после паузы. – Как-то нехорошо на сердце. На днях переезжаем в Годрикову лощину, Дамблдор хочет, чтобы мы сидели там, не высовывая носа на улицу. Он не сказал прямо, но я почти уверен, что именно с этой целью он забрал у меня мантию-невидимку. Чтобы не шлялся лишний раз... Уж не говоря о том, что я сдохну там от тоски, я с ума сойду, зная, что вы воюете, а я, как последний трус, прячусь в какой-то дыре.
Сириус недовольно мотает головой. К чему эти разговоры? Джеймс прекрасно понимает, что именно его годовалый сын является в данный момент основной мишенью Волдеморта, уже сто раз говорено про то, что главная цель Поттера сейчас – защитить Гарри. – Знаю, знаю, Бродяга, не сердись, – Джеймс успокаивающе похлопывает пса по спине. – Я должен, так будет лучше, и тому подобное. Я понимаю, но все равно тошно. Честно говоря, я уже сомневаюсь, не перемудрили ли мы с Хранителем. Может быть, надо было довериться Альбусу, как он предлагал? Не то, чтобы я сомневался в Хвостике, но вдруг Волдеморт доберется и до него? Что Питер сможет против Империуса или Веритасерума? Да и вообще... Сидеть там, не видеть никого, узнавать новости по случаю, ждать, пока Дамблдор соизволит сообщить о том, как решил распорядиться нашей судьбой. И без тебя буду скучать, Бродяга.
Джеймс ласково щелкает Сириуса по носу, пес в ответ лижет его пальцы. – Из-за тебя тоже душа не на месте. Я вот сейчас лежал после... ну, всего, и думал. Только что о нас узнал Рем. Хорошо, он никому не скажет, можно не сомневаться. Но сегодня он, завтра кто-нибудь еще. Шила в мешке не утаишь, особенно теперь, когда наша жизнь на виду. И что будет тогда? Скандал с Лили? Ладно, ей я, как-нибудь, постараюсь объяснить, хотя не уверен, что она тут же не заберет Гарри и не уйдет, куда глаза глядят. Но, если я хочу сохранить семью, мне придется выбирать. И я знаю, что выберу. Потому что я люблю их, по-настоящему люблю, это не просто долг. Но и лучшего друга я потерять не могу, Бродяга. Что ты так сопишь, псина ты безмозглая? – спрашивает он почти жалобно, пытаясь заглянуть в собачьи глаза. Но пес отвернулся, зарылся мордой в основательно застиранный белый пододеяльник.
Сириус – человек, пожалуй, не выдержал бы, сказал, что их связь, вообще-то, началась задолго до того, как Джеймс решился сделать предложение рыжеволосой красавице Эванс. И уже тогда, два года назад, во время лихорадочной подготовки к свадебным торжествам имело смысл хоть как-то принять его, Сириуса, в расчет, подумать о необходимости выбора. Но собака, к счастью, говорить не может. Зато человек, глупое создание, только этим и занимается, и Поттер не исключение.
– Знаешь, мне в последнее время стыдно перед Лили, – продолжает он, знакомым жестом потирая переносицу. Так он всегда делал в Хогвартсе, отвечая на вопрос учителя или размышляя над экзаменационным заданием. Видимо, этот «урок» также дается ему нелегко. – А еще больше перед тобой. Потому что у Лили есть я и Гарри, а у тебя никого. Я же все понимаю, Бродяга, несмотря на твою вечную идиотскую браваду! Как ты ждешь этих встреч, как глядишь иногда, когда думаешь, что я не знаю... Получается, я держу тебя при себе, не даю нормально жить, мешаю найти кого-нибудь. – Что ты мелешь, Джеймс Поттер? – резко обрывает его Сириус, в миг обернувшийся человеком. – Я когда-нибудь вел себя, как истеричная баба? Как ты, книзл тебя раздери, смеешь оскорблять меня?! – Нет, но... – Я когда-нибудь ревновал тебя к Лили?
Он говорит почти правду. Несмотря на то, что Блэка, покидающего вечером гостеприимный дом Поттеров, обычно тошнит от мысли о том, чем после его ухода займутся хозяева в своей супружеской спальне, он, не задумываясь, рискнет жизнью, защищая Гарри и Лили. В этом нет ни капли геройства. Просто они близкие Джеймса, а за все, что дорого Сохатому, Сириус перегрызет глотку любому и в своем человеческом обличии.
– Нет, – отвечает Джеймс, серьезно глядя на него из-за стекол очков, – но это не означает, что ты не испытываешь боли. – Да пошел ты! – сквозь зубы бросает Сириус. Смесь злости с глубокой обидой бурлит в крови, угрожая выплеснуться наружу отвратительным скандалом. Несмотря на то, что Поттер, вообще-то, говорит правду. Но у Блэка своя правда, и другу, хочет он того, или нет, придется ее выслушать.
– Что ты вообще несешь? – спрашивает он возмущенно. Наверное, со стороны они смотрелись бы смешно и жалко: два абсолютно голых мужика, выясняющие отношения в полутемной спальне. – Мы оба уже несколько лет ходим по краю, десятки раз могли погибнуть, даже сейчас сюда способен нагрянуть небольшой слаженно действующий отряд Упивающихся. Мы не знаем, останемся ли завтра в живых, а ты с умным видом рассуждаешь о какой-то ерунде: о стыде, о боли, которую, якобы, причиняешь, о том, как мне, по твоему мнению, надо жить. Так вот, Сохатый, запомни – я живу одной, вот этой, минутой, по-другому жить не умею и не хочу. И мне плевать на все рассуждения, даже твои. Я знаю, чего хочу сегодня, сейчас, а завтра может не наступить вообще!
Джеймс молчит какое-то время, крутит в руках свои глупые очки, сгибая и разгибая дужки. Сириус сидит, прислонясь спиной к стене, подтянув ноги к подбородку, не стесняясь наготы. – И чего же ты хочешь сегодня? – спрашивает, наконец, Джеймс, поднимая глаза. Сириус отмечает, какой усталый, по контрасту с почти юным лицом, у него взгляд. Взгляд человека, на плечи которого тяжелым грузом легла ответственность за близких и друзей, за правильность принимаемых решений. – Тебя, идиот, - говорит Блэк почти ласково. – Полегче, Бродяга! Почему это я идиот? – притворно обижается Джеймс. – Потому что сидишь здесь голый и несешь всякую чушь, вместо того, чтобы трахаться, - говорит Сириус, склоняясь к лицу любовника, так, что длинные пряди щекочут шею Джеймса. – И вообще, сейчас моя очередь быть сверху.
Он хочет сказать что-то еще, но теплые ладони Джеймса ложатся на плечи, его притягивают в глубокий поцелуй, и слова становятся совершенно лишними.
Отправлено: 23.06.09 14:36. Заголовок: – Откуда мне было зн..
– Откуда мне было знать, что не ты выдал Поттеров? – с легкой досадой спрашивает Ремус. Должен же Сириус понять. – Ты спал с Джеймсом. Может быть, ты собирался таким образом избавиться от его жены и ребенка? Заключил с Тем-Кого-Нельзя-Называть сделку...
Он не успевает договорить, потому что на его щеку опускается тяжелая ладонь Блэка. Не проклятие, не заклинание – обычная маггловская пощечина, нелепая в пропитанном магией родовом гнезде чистокровных волшебников. – Не смей так думать обо мне! – склоняясь к его лицу, сквозь зубы выплевывает Блэк, и Люпин невольно отступает назад, пораженный безумным выражением глаз школьного друга. – Ты об этом пожалеешь, Сириус, – говорит он сдержано. Щека ноет от пощечины, а душа от обиды. Но Блэк словно не слышит его. – Голову даю на отсечение, ты так и думал все эти годы! Что я из страсти к Джеймсу решил уничтожить его семью. Да я жизнь готов был отдать за них! Сколько раз в Азкабане я проклинал судьбу, которая позволила погибнуть Джеймсу и Лили и зачем-то оставила меня в живых...
Его рука тянется в карман мантии за палочкой, но Ремус опережает Бродягу, и до Азкабана не отличавшегося точностью реакции. Возможно, из-за чрезмерной импульсивности – слишком много ненужных движений. В школьные годы этот недостаток помешал Сириусу попасть в гриффиндорскую команду по квиддичу.
– Инкарцеро! – невидимые веревки опутывают руки и ноги Блэка, и тот, как подкошенный, падает на пол. Ковер в гостиной мягкий, с длинным ворсом, Люпин уверен, что товарищ не расшибся. – Извини, это вынужденная мера, – говорит он. – Отпусти меня немедленно, ты, чертов оборотень! – выкрикивая многочисленные непечатные ругательства, Сириус отчаянно извивается в своих магических путах, как будто это имеет хоть какой-то смысл.
Ремус подходит к распростертому на полу другу, присаживается рядом на корточки. – Я сниму заклинание, если ты пообещаешь вести себя, как разумный человек, – говорит он. – Ну, Сириус, не будь ребенком! – Пошел ты! – выплевывает Блэк. – Обещай поговорить со мной спокойно, – не обращает внимания на его выпад Ремус. – Ну же? – Черт с тобой! – сдается тот. – Фините инкантатем! – он протягивает Сириусу руку, но тот отказывается от помощи, поднимается сам, чуть пошатываясь, потирая затекшие костлявые запястья. – Садись, – предлагает Ремус, и Сириус неожиданно слушается, опускается в глубокое кресло, низко склоняет голову, утыкаясь подбородком в скрещенные пальцы. Спутанные темные пряди падают на лоб, занавешивая лицо, так, что Люпину не удается поймать его взгляд. [align:center]***[/align] Джеймс уходит рано утром – надо забрать Лили от Лонгботтомов, у которых она гостит вместе с Гарри. Они не прощаются – завтра Сириус заедет к Поттерам, нужно помочь с переездом. Блэк не вылезает из постели, чтобы проводить друга, только недовольно ворчит о семейных идиотах, которые вскакивают в несусветную рань и будят нормальных людей. Джеймс лишь посмеивается. От его угнетенного ночного настроения не осталось и следа, сегодня он весел как обычно, шутит, выуживая из груды одежды свои носки. В прошлый раз он натянул один носок Сириуса. Лили не удивилась и ничего не заподозрила – о размахе мародерских попоек в свое время судачил весь Хогвартс.
Блэк просыпается через пару часов после его ухода, обматывая вокруг бедер полотенце, плетется в душ. Голова гудит от последствий вчерашнего. С наслаждением подставляя лицо прохладным струям, он думает, что без утреннего пива не обойтись. Или рюмки виски. Если эти идиоты оставили хоть каплю алкоголя в доме, в чем Сириус откровенно сомневается.
Он наскоро вытирается, набрасывает любимый клетчатый халат с уже истершимися обшлагами и босиком шлепает на кухню. Дверь приоткрыта, Рем за столом, заваленным чашками, банками, и Мерлин знает, чем еще, уже пьет растворимый кофе маленькими глотками. И выглядит, между прочим, в отличие от Сириуса, вполне прилично. Полное отсутствие следов утреннего похмелья, как будто и не пили вчера вместе. А, может быть, Рем, действительно, пил меньше остальных, просто в шумной компании это не слишком заметно.
– Привет, – говорит Блэк, плюхаясь напротив друга. Табуретка с завинчивающимися ножками жалобно трещит под его весом. – Привет, – Рем бросает на него быстрый взгляд и снова утыкается глазами в чашку. – Виски не осталось? Да-да, знаю, похмеляться вредно, – добавляет Сириус, предотвращая обычную тираду Люпина. Но тот лишь неопределенно передергивает плечами.
Сириус оглядывается – никаких признаков алкоголя, только пустые бутылки сложены горкой в углу. Со вздохом он отыскивает в груде кухонной утвари, сваленной на столе, относительно чистую чайную ложку, зачерпывает растворимый кофе, заливает кипятком из чайника, отхлебывает темно-коричневую жидкость и невольно морщится: гадость страшная, но варить кофе из зерен - на это его не хватает. – Голова раскалывается, Лунатик, – жалуется он, потирая лоб. – Меньше бы пили, – говорит Рем без улыбки. – Как будто бы ты не пил! – обижается Сириус. – Думаю, вы еще добавили, когда я ушел провожать Питера. Судя по результатам. – Подумаешь, похмелье. – Я не о похмелье.
Сириус вздыхает. По-видимому, разговор неизбежен. – Луни, – он старается говорить как можно мягче. – Ты знаешь, то, что ты видел, это было... – Скотство, – заканчивает за него Ремус. – Нет, ты не понимаешь... – Да? – он поднимает взгляд, и Блэк с удивлением ловит в светло-карих глазах настоящую, неприкрытую злость. – Всего лишь одна из ваших выходок, Бродяга. Только тебе не кажется, что на этот раз вы зашли чересчур далеко?
Сириус едва удерживается от того, чтобы сказать, что сам отлично знает, как далеко они с Джеймсом зашли. Но слова остаются непроизнесенными. Их отношения с Джеймсом – запретная территория даже для лучших друзей. – Вы не подумали о Лили и Гарри, – распаляется тем временем спокойный обычно Ремус. – О том, что Эванс считает тебя, Бродяга, каменной стеной, человеком, которому легко можно доверить жизнь своей семьи! – А ты считаешь, что это не так? – выплевывает сквозь зубы Блэк. Чего-чего, а подобных упреков он не заслужил. – Ты серьезно? – в голосе Рема не только издевка, но и оттенок боли. – После того, как ты, опрокинув нескольких стаканов виски, затащил в постель ее мужа? Просто потому, что тебе не с кем было потрахаться. – Это не твое дело! – гневно обрывает его Сириус. – Ты ничего не знаешь! И не должен знать!
Во взгляде Люпина мелькает догадка. – Так вы… не в первый раз? – Я сказал, тебя это не касается! – рявкает Сириус. – Разумеется, не касается, – усмехается Рем. – Только знаешь, мой мир вчера перевернулся с ног на голову! И я не представляю, что думать теперь о нашей дружбе. – Причем тут наша дружба? – искренне недоумевает Блэк. – Причем тут вообще ты? – Потому что это грязь, Сириус, неужели ты этого не понимаешь? Это уже не игра, это измена, если до тебя еще не дошло. Или тебе вообще на все плевать? – Послушай, ты в своем уме? – Блэк с силой ударяет по столу кулаком, так, что кофе выплескивается из чашки. – Сидишь на моей кухне и лезешь грязными ботинками в мою жизнь! Кто ты такой, чтобы читать нам мораль?
Люпин ничего не отвечает. Какое-то время оба сидят молча, Сириус тяжело дышит, честно стараясь справится с охватившим его гневом. – Ладно, Бродяга, – говорит уже мягче Ремус. – Я больше не хочу об этом говорить. Просто меня так тряхнуло... ты ведь выбран в Хранители семьи Джеймса. Лили, Гарри. – Насчет этого можешь не беспокоиться, – усмехается Сириус. – Что ты имеешь в виду? – настораживается Люпин, и Блэк понимает, что почти проговорился.
Внутренняя борьба занимает примерно минуту. Джеймс с самого начала ратовал за то, чтобы о тайне Хранителя узнали все мародеры. Все-таки дружба, доверие для Поттера не пустые слова, на этом держатся его представления о мире. Посвящать Люпина в рокировку с заменой Хранителя отговорил его Сириус. Во-первых, чем меньше людей знает, тем меньше вероятность утечки информации, а во-вторых... Что греха таить, когда Дамблдор предупредил Джеймса о том, что один из его друзей перешел на сторону Волдеморта, Блэк в первую очередь подумал о Ремусе. Возможно, потому, что тот, хоть и ночует периодически в доме Сириуса (Люпин не любит возвращаться в комнату, которую делит с двумя другими работягами с доков), как-то отдалился в последнее время.
Но сейчас Блэку становится стыдно. За свои подозрения, за явно берущее начало в его замечательном семействе предубеждение против оборотней. Стыдно даже не перед Ремом, на которого, по-прежнему, зол. На себя за невозможность вытравить вот это подленькое слизеринское свойство – подозревать своих, вести игру за спиной у лучших друзей. То, чего в помине нет у Поттера и то, что он от Джеймса сознательно скрывает. – Лунатик, Хранителем Фиделиус назначен не я, а Питер, – говорит он тихо.
Люпин с минуту о чем-то думает, морща лоб, потом понимающе склоняет голову, соломенные пряди падают на глаза: – Чтобы навести Того-Кого-Нельзя-Называть на ложный след? – Вроде этого. Никто не догадается, что Джеймс решил выбрать Хвостика. – А ты? Ты не боишься становиться живой наживкой? – в голосе Рема тревога. В другое время Сириус был бы за нее благодарен, но сейчас забота друга о его безопасности вызывает лишь раздражение. Если бы еще Джеймс не проел все мозги тем же самым!
– За меня не беспокойся, Луни, – улыбается он во все тридцать два зуба, хотя глаза не смеются. – Я к ним в лапы не собираюсь попадать ни живым, ни мертвым. – Джеймс будет под Фиделиус, а кто защитит тебя?
Сириус пожимает плечами. – Моя волшебная палочка. Хотя, может быть, я тоже спрячусь. На последнем настаивает Дамблдор, но для Блэка возможная встреча с Упивающимися куда предпочтительнее тоскливого прозябания в какой-нибудь унылой дыре.
– Кончено, надо спрятаться! – убежденно говорит Ремус, и от его рассудительности у Сириуса сводит скулы, как от слишком кислого смородинового напитка. – Да ну, неохота! – отвечает он с сознательным вызовом в голосе, понимая, что злит этим друга. – Ты говоришь так, как будто речь идет о школьной шалости, – качает головой Люпин.– А ведь на кону стоит твоя жизнь. Пора бы повзрослеть, Бродяга. – Вот еще! – фыркает Сириус и залпом выпивает остывший уже кофе. – Не беспокойся, Луни, со мной ничего не случится! [align:center]***[/align] – Ты что-то хотел сказать? Говори, – глухо требует Блэк. – Сириус, ты даже не представляешь, какое тогда было время, – ровно говорит Ремус, опускаясь на подлокотник кресла напротив. – Обвинения следовали одно за другим, заседания Визенгамота каждый день, в зале суда оказывались представители лучших, уважаемых семейств... – Да, Крауч постарался, – хмыкает Блэк. – Интересно, сколько невинных сгинуло в Азкабане? – Но большинство этих людей все же были виновны, – осторожно замечает Ремус. –- Смотря в чем, и смотря что считать виной. Когда проведешь некоторое время по ту сторону решетки, многое, знаешь ли, видится по-другому. – Но преступники остаются преступниками. – Меня тоже считали преступником, – Блэк поднимает искаженное гневом лицо. – Ты, Дамблдор, МакГонагалл, наши однокашники, соседи по факультетской спальне... Все, кто знал меня много лет, называл другом, моментально поверили в мое предательство. – Питер тоже был нашим другом. Одним из мародеров. – А существовала ли она, мародерская дружба? – задумчиво говорит Сириус, глядя куда-то мимо Люпина. – Ты был с нами, потому что нуждался в стае. Питер примазывался к сильным, а мы с Джеймсом... – Были любовниками, – заканчивает за него Ремус. Блэк резко вскидывает голову: – Больше, чем друзьями. Почти одним целым, – поправляет он Люпина, и тот кивает, соглашаясь. – Мы вчетвером шатались по Хогвартсу, выдумывали безобидные и не очень шалости, сражались с общими врагами. Но хватило первого серьезного испытания, чтобы все полетело к дохлым тестралам…
– Наша дружба существовала, – убежденно говорит Ремус, вставая. – И ты сам прекрасно это знаешь, Бродяга. Просто расстроился из-за грядущего отъезда Гарри. Если бы ты по-настоящему был зол на меня, не протянул бы мне руку тогда, в Визжащей хижине. И не пустил в свой дом сейчас… К тому же, согласись, тебе не за что меня ненавидеть. Никто, кроме Питера, не виноват в произошедшем, а он, уверен, еще получит свое. Так сложилось, Сириус.
Ремус подходит к Блэку, кладет руку ему на плечо, легонько сжимает. Сириус едва заметно вздрагивает, но не противится дружескому жесту.
– Может быть, мне тоже нужна стая, – не оборачиваясь, глухо говорит он. – Двенадцать лет в одиночестве – слишком много, чтобы выбирать себе компанию. Особенно, если выбирать не из кого…
– Рад, что застал вас здесь, – скрип двери и сразу, вслед за тем, – голос Дамблдора заставляет Ремуса обернуться. Облик директора Хогвартса, неизменный, кажется, с сотворения мира странно успокаивает, словно пошатнувшаяся на мгновение вселенная возвращается в свое первоначальное состояние. Фиолетовая, в звездах, мантия, длинные седые волосы… Лишь очень внимательный взгляд остановится на прибавившихся за последний год морщинках вокруг глаз, резко обозначившейся складке меж белых бровей…
– Сириус, – Дамблдор внимательно смотрит на Блэка, чье лицо по-прежнему скрыто завесой спутавшихся волос. – Гарри там, на кухне. Они с друзьями собрались отпраздновать его оправдание, теперь ему позволено вернуться в Хогвартс. Уверен, он будет счастлив, если ты придешь…
Блэк медленно поднимает голову. – Он очень дорожит твоим мнением, Сириус, – мягко говорит Дамблдор. – Да, хорошо, я сейчас спущусь… – зябко ежится Блэк, обхватывая себя руками, словно пытаясь согреться. И добавляет еле слышно. – Вы победили. – Ты все правильно решил, мальчик мой, – тихо говорит Дамблдор после недолгой паузы. – Мы сейчас придем, – отвечает Ремус, его пальцы до сих пор сжимают плечо друга. – Спасибо вам, Альбус.
И ловит на себе странный, то ли изучающий, то ли понимающий взгляд усталых голубых глаз директора.
Отправлено: 23.06.09 20:19. Заголовок: Хорошо. Вроде бы про..
Хорошо. Вроде бы простой текст - а цепляет. Очень понравилось отношение к Блэку хозяйки дома (а я и не сомневалась, что он жил с магглами))) и замечание про сутулость. Ремус отличный.
Все даты в формате GMT
3 час. Хитов сегодня: 3
Права: смайлы да, картинки да, шрифты да, голосования нет
аватары да, автозамена ссылок вкл, премодерация откл, правка нет
- участник сейчас на форуме
