|
|
| |
Пост N: 48
Зарегистрирован: 25.07.08
|
|
Отправлено: 21.09.08 21:07. Заголовок: Те, кто говорил, что..
Те, кто говорил, что Сириус не изменился после Азкабана, или кривили душой, или никогда его не знали. Разумеется, он изменился – двенадцать лет тюрьмы сказались на всем – на его внешности, на речи, на образе жизни. Перемены были не разительными, а Сириус старательно скрывал свои страхи и переживания, потому о том, насколько сильно он истощен и морально, и физически, по-настоящему знал только Ремус Люпин.
Он называл это «пенитенциарным синдромом».
Ремус переехал в дом на Гриммо сразу после своего позорного изгнания из Хогвартса. Несмотря на все произошедшее, он был искренне рад тому, что его друг вернулся. Рядом с Сириусом все его лишения и обиды становились незначительными – Ремус же жил нормальной жизнью, насколько она может быть нормальной у оборотня, пока его друг проводил год за годом в окружении дементоров. Чувство вины было бы естественным для любого в подобной ситуации, и именно потому все случилось так, как случилось. Возможно, если бы Люпин был более сильным или его самооценка оказалась хоть немного выше, то история жизни последнего из Блэков закончилась бы не столь печально.
Они сидели у камина и обменивались общими фразами. Блэк пил бренди, Ремус – чай из своей мещанской чашки с розочками и трещиной на боку, и отчуждение понемногу проходило. Они были очень близкими когда-то, но двенадцать лет разлуки будто воздвигли между ними невидимую стену. Ремус боялся сказать что-то глупое, боялся обидеть Сириуса, потому большую часть времени молчал. А Сириус радостно – только он умел с улыбкой говорить об ужасных вещах – рассказывал о своих приключениях после побега.
– На что мы будем жить, Луни? – спросил он вдруг, резко став серьезным.
Ремус удивленно посмотрел на него и отставил чашку.
– Ты хочешь, чтобы я жил с тобой? Я думал, что…
– …Ну конечно, со мной! – хлопнул его по плечу Сириус. – Только я не смогу добраться до фамильного сейфа. Наверное, придется что-то продать. Как думаешь, кто-то захочет купить коллекцию из голов домашних эльфов?
Ремус грустно улыбнулся и встал.
– Давай поговорим об этом завтра? У меня есть немного денег, на первое время хватит.
Он подал руку Сириусу, и тот тоже поднялся и, положив руки на пояс, потянулся.
– Старость не в радость, да, Луни?
– Да.
Ремус думал о том, что положено говорить сбежавшим из тюрьмы друзьям, когда отправляешься спать в их же доме.
А Сириус обнял его, прижал к себе крепко, так, что в шее что-то хрустнуло, и выдохнул в ухо:
– Я тебя люблю.
– Я тоже тебя люблю, – сказал Люпин.
Он имел в виду другую любовь, любовь к другу, почти брату, но Сириус понял это так, как хотел понять.
И поцеловал Ремуса. В губы.
Это было неправильно. Друзья не целуются, друзья не могут хотеть друг друга, руки друзей не должны сжимать бедра с такой отчаянной страстью.
Ремус опешил.
Он не мог оттолкнуть Блэка– все это чертово чувство вины – и не знал, что делать.
Удивило то, что отвращения он не почувствовал. Губы были жесткими, пахли бренди и сигаретами, а язык настойчиво прорывался в рот Ремуса. Ни одна девушка не могла целовать так, но секса не было так давно, поцелуев – того дольше, да еще эта растерянность, которая не давала сосредоточиться. Ремус открыл рот и впустил язык Сириуса внутрь.
Мысль о том, что они совершают нечто недопустимое, мешала, но Люпин поймал себя на том, что ему нравится происходящее. Вопреки общественному мнению, стереотипам и его абсолютной гетеросексуальности – нравится.
Он несмело обнял Сириуса в ответ, и тот воспринял это, как разрешение. Руки заскользили по спине, опустились на ягодицы и сжали.
Ремус дернулся и прервал поцелуй.
Сириус улыбался.
– Все нормально?
Хотелось сказать, что нет, ненормально, но это могло бы обидеть друга. И Ремус струсил.
– Да, – кивнул он. – Все хорошо.
Они разошлись по комнатам, а наутро все было, как обычно: Сириус сварил жутко крепкий кофе, поджарил яичницу, рассказал о разговоре с Гарри, и Ремус с облегчением решил, что о вчерашнем можно забыть.
Днем они подсчитали денежные запасы и решили, что на месяц относительно скромного существования им хватит. Сириус притащил из библиотеки несколько старинных книг, и, сколько Люпин его не уговаривал, настоял на том, что их нужно продать.
Во «Флориш и Блоттс» долго торговались, но Ремус умел быть настойчивым, и вернулся к ужину с пакетом новой одежды для Сириуса, тортом (тяга к сладкому была одной из его многочисленных слабостей) и кошельком, полным галеонов.
Жизнь уже не казалась такой беспросветно унылой, как в день отъезда из Хогвартса.
А вечером, когда он с влажными после душа волосами зашел в свою комнату, Сириус лежал в его постели.
Ремус снова растерялся и моментально покраснел.
– Мне скучно самому, – сказал Блэк. – Помнишь, как мы на четвертом курсе залезали друг к другу под одеяла и рассказывали страшные истории?
– Помню, – сказал он, пытаясь убедить себя в том, что Сириус имеет в виду именно то, что говорит.
– Ты не против, если я переночую тут? Кошмары замучили.
Разве Ремус мог отказать другу в такой малости?
Они лежали бок о бок, под одним одеялом, и Люпину казалось, что он в самом деле вернулся на много лет назад в Гриффиндорскую гостиную, что ему снова четырнадцать, что они в безопасности, что все будет хорошо.
Когда глаза уже начали слипаться, а Сириус продолжал шутить про темного волшебника, который варит зелья из девственников, Ремус повернулся и хмыкнул:
– Знаешь, а ведь это Снейп!
– Точно! – рассмеялся Блэк. – Темный зельевар, ууу, – он приблизил свое лицо и скорчил рожу, удачно спародировав профессора.
Ремус смотрел в глаза, которые поблескивали в лунном свете, и радовался тому, что его друг рядом.
А потом Сириус наклонился и снова его поцеловал. А Ремус снова ответил на поцелуй.
Теплые, чуть влажные губы грубо терзали его собственные, язык настойчиво шарил внутри его рта, и Люпин с ужасом понял, что возбуждается.
Блэк навалился на него всем телом и принялся водить горячими шершавыми руками по его телу, потом сдернул одеяло и сжал через ткань трусов уже почти полностью эрегированный член, не прекращая поцелуй.
Собственное тело предавало Ремуса.
Физиология, думал он, это всего лишь физиология. У него давно никого не было, а члену все равно, кто его сжимает – он сам или Сириус, только вот почему-то у Сириуса это получается гораздо лучше.
Расслабиться не получалось, но Сириус ничего не ждал – он просто ласкал его, грубо, по-мужски: сжимал соски, прикусывал кожу на шее, гладил его ноги, и это было не так, как с женщиной, но все равно чертовски приятно.
Ремус сам стянул трусы, а осмелившись проявить заинтересованность в происходящем – погладил спину Сириуса, когда тот довольно облизнулся и оседлал его бедра.
Легкие прикосновения к мошонке и грубые, резкие движения рукой по члену привели Ремуса к разрядке в считанные минуты.
Он издал сдавленный стон и закрыл глаза, а Сириус хмыкнул и стер сперму углом простыни.
– А ты? – спросил он, когда смог говорить. Вежливость была неотъемлемой чертой Ремуса.
– Я в порядке, – улыбнулся Сириус, – спи, – легко вскочил с кровати и ушел в ванную.
……………….
Жизнь разделилась на «до» и «после», на «дни» и «ночи», на «я» и «мы».
Днем они вели себя, как обычно, никогда не разговаривая о том, что происходит после ужина, а ночами Сириус приходил к нему в комнату и после шуток или разговоров, иногда – молча и без предисловий, откидывал одеяло и ласкал Ремуса.
Это всегда происходило почти одинаково: быстрое возбуждение и разрядка.
Самое большее, что позволял себе Ремус – поцеловать его первым, но никогда не трогал Сириуса ниже пояса и судорожно сжимал ноги, когда Сириус пытался подобраться к его ягодицам. Это была запретная территория и один из множества барьеров.
Блэк не возражал.
Ремус ни разу не смог по-настоящему расслабиться. Ему было хорошо, ему нравилось то, что происходит, но это было не то.
Толчком к более глубоким отношениям послужило то самое дурацкое чувство вины, только к комплексам по поводу его прекрасной жизни относительно азкабанского опыта прибавился еще один – про неравенство в постели.
В один из вечеров, когда Люпин был уже на грани оргазма, его рука сама потянулась к пижамным брюкам Сириуса.
Тот дернулся от прикосновения, но подвинулся ближе, так, чтобы партнеру было удобнее, и ощущение чужого члена под пальцами, запретное и необычное, довело Ремуса до грани почти сразу.
Выплескиваясь, он сжал руку, и Сириус тут же выгнулся, застонал, а на его брюках расплылось мокрое пятно.
– Все нормально, – сказал Блэк, и Ремус смущенно улыбнулся.
Говорить не хотелось.
Теперь каждый вечер они занимались взаимной мастурбацией. Люпин привыкал к новым впечатлениям, учился, старался замечать, что Сириусу нравится, а что – нет, осмелел и даже изредка проявлял инициативу: переворачивал Сириуса на спину и целовал его поросшую темными волосками грудь.
И, хотя все это было приятно, неправильность никуда не делась. Сириус был твердым и жестким везде. Его кожа была грубой, на нем было слишком много волос, он рычал в момент оргазма, и все это отличало его от женщин. И дело было вовсе не в отсутствии груди – как раз на это Ремусу было плевать – просто все его женщины вели себя иначе, прикасались нежнее, их кожа была гладкой, они пахли по-другому, потели не так, и даже следы их ногтей на спине были не такими болезненными, как укусы Сириуса.
……………….
А на первом собрании Ордена в доме Сириуса, в их доме, Дамблдор познакомил Ремуса с Тонкс. Он и раньше слышал об этой девушке (метаморфы были любимой темой для обсуждения в мужских компаниях), но Тонкс оказалась совсем не такой, какой Люпин ее представлял. Улыбчивая, неловкая и непосредственная, как ребенок – никто не смог бы сказать, что она – один из лучших авроров Министерства. И она так мило улыбалась, когда Ремус высказывался по поводу планов Дамблдора, так старалась понравиться, что он посмел надеяться на то, что у них может что-то получиться.
Сириус бы заметил, что Ремус ведет себя неестественно, если бы тратил меньше времени на препирательства со Снейпом.
После первого собрания и встречи со слизеринским деканом он был в таком приподнятом настроении, что впервые не пришел к Ремусу в постель. Это было, на удивление, обидно: Люпин успел привыкнуть к их ежевечерним играм, и следующим вечером, не дожидаясь продолжения, потянулся к Сириусу, когда тот встал из-за стола после ужина.
– Постой, – Ремус протянул руку и провел ладонью по его лицу, ощущая, как щетина легко царапает пальцы. – Давай… тут.
Сириус улыбнулся, сгреб его в объятия и начал покрывать лицо поцелуями: жадными, мокрыми, но удивительно возбуждающими.
Ремус осмелел и погладил бедро Блэка, прижимаясь животом к его животу.
Пуговицы расстегивались раздражающе медленно, пальцы застревали в петлях, и, когда Сириус оказался на кухонном столе, горячий, развратный, с горящими глазами и подставляющий тело под ласки, Ремус первым взял его член в руку и сжал у основания.
– Да, – выдохнул Блэк сквозь сжатые зубы, – сильнее.
Ремусу нравилось видеть происходящее при свете. Теперь он мог рассмотреть и родинку около пупка, и напрягающиеся под его пальцами мышцы, и цвет спермы Сириуса, которая оказалась жемчужно – белой, куда более густой, чем его собственная.
А потом Ремус сам сидел на столе, и Сириус – то ли в порыве благодарности, то ли в посторгазменном помутнении рассудка – наклонился и лизнул головку его уже твердого члена.
– Нет, – прохрипел Ремус, – не нужно…
Сириус отмахнулся и заглотнул его целиком.
Ощущения были давно забытыми и удивительно приятными: и мягкость языка, и трение о влажное твердое нёбо, и легкие поцелуи, которые оттягивали оргазм. Это было мучительно приятно, а осознание того, что минет делает не шлюха из Лютного, а Сириус, приятно разнообразило процесс.
Ремус кончил, сжимая голову Сириуса и не давая ему отстраниться.
Блэк все проглотил, встал, вытер рот тыльной стороной ладони и улыбнулся.
– Спасибо.
Люпин смутился. Раньше они никогда не разговаривали об этом, и он не знал, что сказать.
– Все хорошо, – Сириус потянулся к его губам, чтобы поцеловать, но Ремус резко отвернулся. – Не хочешь? Понимаю.
Он все понимал, и это злило.
– Просто…
– Не объясняй, – сказал Сириус и отступил на шаг. – Займемся уборкой?
Бытовой вопрос разрядил повисшее напряжение, и весь вечер они самозабвенно подметали, мыли и проветривали.
……………….
– Гарри будет здесь! – Сириус раскраснелся и сиял от радости. – Представляешь, завтра он приедет!
Ремус улыбнулся в ответ, и вдруг Блэк схватил его и поцеловал.
– Перестань, – прошипел он, отталкиваясь, – тут же люди! Нас могут увидеть!
– Плевать, – Сириус снова потянулся к нему, но Ремус выставил руки в защитном жесте.
– Нет! Мне не плевать!
Вечером Сириус не пришел, а Ремус ворочался до рассвета, размышляя о том, как он оказался в такой идиотской ситуации, и как из нее выбраться.
Выходило, что никак. Прекратив секс, он потерял бы не только любовника, но и друга. Блэк был слишком импульсивным, зачастую принимал решения под влиянием момента, и обиделся бы в любом случае, как бы Ремус ни сформулировал причины их расставания.
– Бродяга, ты не спишь? – спросил он шепотом, открыв двери и подсвечивая себе «Люмосом» палочки.
– Теперь уже нет, – он открыл глаза и зевнул.
– Нам нужно поговорить.
– Не нужно. Я спать хочу, – Сириус накрылся одеялом с головой и демонстративно громко засопел.
– Прости, – Ремус сел рядом и просунул руку под одеяло. Волосы Сириуса были жесткими и пружинили под пальцами. Не к месту вспомнилось о кудряшках Тонкс, которые казались очень мягкими. Люпину временами очень хотелось до нее дотронуться.
– Спать, – повторил тот.
– Подвинься, – Ремус сбросил одежду и лег рядом.
– Чего тебе нужно? – пробурчал Сириус.
– Ты.
– Хм?
Сириус развернул его на бок, прижался и потерся начинающим твердеть членом.
– Это не то, что я имел в виду, – сдавленно пробормотал Ремус.
– Тшшш, тебе понравится.
Возражать смысла не было, да и не особо хотелось. Люпин знал, что рано или поздно они переспят по-настоящему, еще с первого поцелуя, хотя и представлял себя в другой роли.
Сириус ловко стянул с Ремуса пижаму, разделся сам и снова прижался к нему всем телом.
– Замерз?
– Угу, кивнул он, и ноги Сириуса обернулись вокруг его ног, согревая.
Волосы на затылке шевелились от дыхания мужчины за спиной, и было в этом что-то глубоко интимное.
– Согрелся?
Он кивнул.
Сириус просунул руку под руку Люпина и ущипнул его за сосок, который сразу же затвердел. Какое-то время он беспорядочно шарил по груди, целуя его шею, а потом обхватил рукой член Ремуса и начал легко двигать вверх-вниз, не так резко и отрывисто, как бывало обычно.
Потом, когда Ремус был уже возбужден, и ощущение упершегося ему в копчик твердого органа этому немало поспособствовало, Сириус скользнул рукой к бедру.
– Расслабься, – шепнул он и лизнул мочку уха Ремуса.
Сириус начал поглаживать ягодицы, сначала мягко, а, когда Люпин немного успокоился и согнул одну ногу в колене – сильнее и настойчивее.
Ремус не знал, откуда взялась смазка, и не мог не сжаться, когда палец Сириуса прикоснулся к его отверстию.
– Это не больно, – сказал Блэк, и не обманул.
Больно в самом деле не было. Небольшой дискомфорт с лихвой компенсировался возбуждением и новыми ощущениями. Когда в него проник скользкий от смазки палец, мышцы сжались, и Ремус сделал глубокий вдох, ожидая резкой боли, но так ее и не почувствовал. Он даже не заметил, когда один палец сменился двумя, и в какой-то момент начал двигать бедрами, насаживаясь на руку Сириуса и постанывая от удовольствия. Да, это было очень приятно, и неважно, что сзади лежал именно Сириус, просто друг, что за стенкой спит Молли Уизли, а завтра здесь будет Гарри – все это потеряло всякое значение.
Он сжал мышцы, когда пенис Сириуса резко, не давая времени привыкнуть, вошел до самого основания.
Это было непривычно, необычно, но не вызывало никакого неприятия – только легкий дискомфорт. Когда Сириус начал двигать тазом, медленно, растягивая удовольствие, оказалось, что подобный вид секса может быть куда более острым, чем с женщиной.
Ремус двигал рукой по своему члену в такт движениям партнера, голова немного кружилась, но весь мир сосредоточился в паху, и спустя несколько секунд он кончил, вздрагивая всем телом и хватая ртом воздух. Сириус сделал еще несколько резких толчков, потом прижался к Ремусу и издал рычащий звериный звук, изливаясь внутрь его тела.
……………….
Казалось, что после их полноценного полового акта у Сириуса совершенно пропало чувство самосохранения и здравый смысл.
Он мог во время собрания Ордена опустить руку под стол и погладить бедро Ремуса, мешая сосредоточиться на разговоре, мог утром открыть двери ванной и присоединиться, невзирая на протесты, мог зажать где-нибудь в углу, хотя в любой момент по коридору пробегал кто-то из многочисленных Уизли.
Это злило. На просьбы и мягкие увещевания Сириус не реагировал, только улыбался и заставлял Ремуса забыть о возможных проблемах самым простым способом. После чего Люпин злился еще сильнее – и на свою слабость, и на отсутствие благоразумия у лучшего друга.
Все окружающие думали о войне и жили войной, и только Сириус, казалось, наслаждается жизнью в самых ее плотских проявлениях.
Ремус не знал, как втолковать ему о том, что будет неприятно, если их застукают, и что он хочет прекратить эти отношения.
Самым простым выходом после отъезда Гарри, младших Уизли и Гермионы в школу оказалось сбежать.
Мать Ремуса жила в обычной маггловской квартире и была не особо рада сыну– оборотню, но возражать против переезда не решилась.
Сириус, как и ожидалось, смертельно обиделся и отказывался отвечать на письма, потому спустя неделю Ремус стоял у дверей дома на площади и настойчиво стучал кулаком, решив, что добьется своего, даже если стучать придется долго.
– Что? – Сириус был слегка пьян и сжимал тлеющую сигарету между большим и указательным пальцами.
– Ты ведешь себя, как ребенок!
– Это все?
– Впусти меня. Пожалуйста, – он славился тем, что редко выходил из себя. В данный момент это умение было очень своевременным.
– Заходи, – Сириус махнул и отошел.
Они пришли на кухню, и Ремус сел на стул около плиты. Его чашка с трещиной стояла на столе, весело дисгармонируя с окружающей мрачной обстановкой.
– Чего ты хотел? – снова спросил Сириус, облокачиваясь о стол.
– Мне не нравится, что ты на меня обижаешься. Мне бы не хотелось, чтобы ты злился.
– А и правда, отчего мне злиться? – Сириус сжал окурок и метко запустил им в камин. – Ты ведь решил, что тебе будет лучше жить отдельно. А я – такой идиот, что не понял, почему.
– Бродяга… – Ремус выглядел виновато и прекрасно это сознавал.
– Ты меня не хочешь.
– Хочу! – это было правдой. Ремус привык к их странной связи и получал от секса удовольствие, но ему не хотелось всего, что сопровождало любые подобные отношения.
Постель – постелью, а дружба – дружбой его устраивали куда больше.
– Да? – Сириус подошел к нему и поднял за отвороты пиджака, ткань треснула от напряжения.
– Ты порвал мою последнюю приличную вещь, – сказал Люпин.
– Я куплю тебе новую, – Сириус подвинулся и прижался к нему, целуя.
В его прикосновениях не было нежности – только страсть и похоть.
Ремус не успел отреагировать, когда оказался прижатым к столу в самой унизительной из поз со спущенными к лодыжкам брюками.
– Хочешь? – голос Сириуса выдавал его злость, а не страсть.
И тут же Ремусу в зад ткнулось что-то большое и слишком знакомое. Ни смазки, ни подготовки – он был к этому не готов и попытался вывернуться, но Сириус тут же схватил его руку и прижал к спине, больно выкрутив запястье.
– Прекрати! – крикнул Люпин, пытаясь выдернуть кисть и выгибая спину.
– Конечно-конечно, закончу и прекращу, – и Сириус вошел в него полностью, одним движением.
На этот раз было больно. Очень больно. Зад жгло, будто огнем, и внутри, но в области сфинктера – намного сильнее, а с каждым движением становилось еще хуже. Блэк двигался в одном ритме, прижавшись к нему грудью и зафиксировав руку, а Ремус орал от боли и унижения и не мог поверить, что то, что происходит – реально.
Никакого удовольствия не было, только боль в заднице и на животе, который ударялся об стол каждый раз, когда Сириус совершал возвратно-поступательные движения.
К счастью, Сириус довольно быстро кончил, и, когда вытащил свой пенис из Ремуса, у того подогнулись ноги, и он упал на пол.
– Прости, – стенал Блэк несколько минут спустя, размазывая пьяные слезы по лицу. – Я не знаю, что на меня нашло, прости!
– Уйди, – сказал Ремус, согнулся и натянул штаны.
Зад пекло огнем, но крови не было. Он осмотрелся и встал, опираясь на стул.
– Рем! – всхлипнул Сириус и обхватил его ноги руками, стоя возле него на коленях. – Я не хотел!
– Хотел, – сказал Ремус и сел.
Сидеть было также неприятно, как и стоять, но, что радовало, больнее не стало.
– Прости.
В этот момент Ремус и придумал термин «пенитенциарный синдром».
Он не мог обвинять Сириуса, потому что сам Сириус никогда бы так не поступил, во всем был виноват Азкабан, и, если Сириусу стало легче от того, что он с ним сделал – значит, так было нужно.
Сириус рыдал, уткнувшись лицом в его колени, а Ремус рассеянно поглаживал его жесткие черные кудри.
Он немного сжался, когда Блэк поднял голову и потянулся рукой к его ширинке, но все закончилось обычным минетом, в который Сириус вложил все свое раскаянье.
Ремус ушел домой с тяжестью на душе, но удовлетворенный физически.
……………….
В какой момент все испортилось, Ремус сказать не мог.
Он приходил к Сириусу раз или два в неделю, не считая собраний Ордена, и они занимались сексом во всех возможных позах. Сам он никогда не целовал Сириуса ниже пояса и был по-прежнему пассивен, а Сириус отказывался быть снизу, но в остальном все получалось вполне неплохо.
Возможно, перелом произошел, когда Сириус впервые схватил его за волосы, вколачивая в диван, и начал шептать непристойности, или когда засунул Ремусу в рот свои пальцы, измазанные спермой, от чего его чуть не вывернуло, но чем дальше, тем хуже становилось оборотню от мысли, что это нужно будет повторять снова и снова.
Раньше, вспоминая своего друга, он помнил квиддич, уютные беседы за чашкой чая, обсуждение политики Министерства и борьбы с Тем-Кого-Нельзя-Называть, но сейчас при мысли о Блэке в памяти возникал кухонный стол, неприятный вкус во рту и почему-то Тонкс.
С ней все было сложно. Девушка не скрывала, что Ремус ей нравится, но в силу своей природной наивности не могла заподозрить, что между Сириусом и Ремусом существует не только дружба. Она приходила в дом на Гриммо и сидела допоздна, пока Блэк не начинал рычать и не выставлял ее за порог, а она каждый раз смотрела на Ремуса на прощанье странным взглядом, будто ожидала какого-то намека или приглашения.
Он не мог себе позволить начать новые отношения, не закончив старые, и чувства к Тонкс сыграли не последнюю роль, когда Ремус принимал решение насчет Сириуса.
Он долго репетировал объяснительную речь, но все пошло наперекосяк в самом начале.
Март был холодный, но Сириус сидел в своей комнате, одетый в легкую рубашку и летние брюки, а окна были раскрыты настежь, поскольку он, хоть и курил, запах дыма не любил.
– Привет, – он привычным жестом потянулся к губам Ремуса, но тот отстранился.
– Нам нужно поговорить.
– Снова? – хмыкнул Блэк. – К черту разговоры.
– Нет, – покачал головой Ремус, – прекрати, я серьезно.
– Перестань бормотать, – Сириус снова приблизился и хозяйским жестом положил руку на ширинку Люпина. – Ты же за этим пришел.
– Хватит! – прикрикнул Ремус и оттолкнул руку. – Я не хочу! Я пришел именно для того, чтобы об этом сказать!
– А, – Сириус засунул руки в карманы джинсов и привстал на носочках, пристально рассматривая своих туфли. – Ясно. Ну и хер с тобой.
– Бродяга, прости, но я больше не могу, я…
– Ты даже не замечаешь, что твое любимое местоимение – именно «я»! – он кричал и, судя по тону, был очень зол. – Постоянно только «ты»! Твое чертово эго заслоняет солнце, ты даже не замечаешь, что думают и чего хотят другие!
– Я? – опешил Люпин. – Но я же… – его в самом деле считали очень социальным типом, добрым, внимательным, и не раз об этом говорили.
– Ты, снова ты! Я ни разу тебя не принуждал, и когда единственный раз сорвался, мне было настолько стыдно, что я чуть не сдох! И все – только для того, чтобы увидеть от тебя хоть какие-то чувства!
– Я чувствую! – вспыхнул Ремус. – И тогда мне было очень больно!
– А мне больно всю мою жизнь, потому что даже в момент оргазма ты выглядишь так, будто тебя мутит! Будто тебе очень противно находиться рядом со мной! Будто ты делаешь это из жалости и чувства вины!
– Да, я виноват.
– Ты не виноват, придурок! Ты не понимаешь, насколько неприятно, когда все вокруг тебя жалеют!
– Понимаю.
– Нет! Рем, уходи, – Сириус отошел к окну и достал сигарету из пачки. – Уйди. Мне нужно побыть одному.
– Прости. Я не хотел.
– Нет, черт тебя подери, ты хотел уйти – уходи!
– Я хотел, чтобы мы остались друзьями, – пошлая по своей банальности фраза зависла в воздухе.
Сириус курил, глядя в окно.
Ремус потоптался на месте и вышел.
……………….
Тонкс была отзывчивой и мягкой, как Ремус и думал. У нее была грудь, не было избытка волос на теле и щетины на подбородке. Она восхищала всем, и Ремус без труда затащил ее в постель в тот же вечер.
Молли Уизли прислала ему открытку с лебедями на следующий день, и он неприятно удивился тому, как быстро распространяются слухи.
На следующем собрании Ремус сидел рядом с Тонкс и старался не смотреть в сторону Сириуса.
Дамблдор похлопал его по плечу и пожелал личного счастья, Молли Уизли счастливо всплескивала руками каждые три минуты и умилительно щурилась, а Сириус молчал с отсутствующим видом.
Ремусу было плохо от мысли, что он обидел, что бросил Блэка, для которого был единственным близким человеком, и его снова затопило препротивное чувство вины.
После собрания он попросил Тонкс его не ждать и поднялся в комнату Сириуса.
– Так больше не может продолжаться, – сказал он. – Я не гей, но ты – мой друг, и я не хочу тебя потерять.
– Снова это «я хочу», – хмыкнул тот.
– Сириус, пожалуйста! – он не знал, что и как сказать, чтобы объяснить свои чувства, потому выдал первое, что пришло в голову: – Я тебя люблю!
– Любишь? Наверное, не так, как я люблю тебя.
Сириус часто говорил о любви, но только сейчас стало понятно, что он имеет в виду. В груди потеплело, а потом на плечи камнем навалилось осознание того, что он снова должен, на этот раз за любовь, которой не просил.
– Не так, – кивнул Ремус. – Но я хочу быть с тобой, если ты мне позволишь.
– Не сейчас… Мне нужно время, чтобы привыкнуть.
– Хорошо, – выходя, он аккуратно закрыл двери.
Тонкс этим вечером была ненасытной и страстной, и Ремус смог заснуть, впервые за много месяцев думая не о Сириусе.
……………….
Когда казалось, что жизнь стала нормальной, что у него, наконец, есть девушка, с которой у них может получиться то самое, Сириус прислал записку с просьбой его навестить.
Ремус сказал Тонкс, что постарается не задерживаться (к этому времени они уже жили в ее маленькой квартире, что обрадовало мать Ремуса) и немедленно аппарировал на площадь.
Сириус был растрепан, в помятой одежде, и сжимал в руках бутылку огневиски.
– Пьешь? – спросил Ремус, проходя следом по привычному маршруту прихожая – гостиная – кухня.
– Только собираюсь, – Сириус поставил бутылку на стол и подвинул к Ремусу его щербатую чашку с розочками. – Будешь?
– Нет. Что произошло?
– Я соскучился, – он сел напротив и взмахом палочки зажег конфорку под старым, потемневшим от времени, чайником. – Хотел тебя увидеть.
– Я здесь, – Ремус злился, что его оторвали от прекрасного времяпрепровождения с Тонкс ради подобной мелочи.
– Меня Снейп достал, – Сириус откинулся на стуле, забросил ноги на стол и сложил руки под головой. – Он действует мне на нервы.
– Последние двадцать лет, – напомнил Люпин.
– Да. Но сейчас он отыгрывается на моем крестнике.
– Не за тебя.
– Все равно… Он меня бесит!
– Успокойся, – улыбнулся Ремус, – пора бы уже.
– Не могу… Чай будешь?
– Буду.
Спустя полчаса чай был выпит, а говорить им, как оказалось, решительно не о чем.
Ремус молчал, ожидая новых излияний Сириуса, но тот молчал тоже и смотрел исподлобья внимательным взглядом.
– Что? – Люпин не выдержал первым. – Почему ты на меня так смотришь?
– Как она?
– Кто?
– Аврорша. Моя племянница… Тебе с ней хорошо?
Ремус снова начал раздражаться.
– Сириус, при всем моем уважении… это тебя не касается.
– А мне кажется, что касается. Она лучше меня? Ты ведь меня ради нее бросил?
– Мерлин, ты ведешь себя, как ревнивая девчонка!
– Как брошенная девчонка, – Сириус встал, перемахнул через стол одним прыжком, и встал за его спиной. – Не хочешь массажик?
– Нет, – он смотрел в свою пустую чашку с чаинками на дне и понимал, что сейчас что-то случится, и необязательно хорошее.
– Я тебя хочу, – Сириус скользнул рукой в вырез свитера, под футболку, нагнулся и обдал шею горячим дыханием: – А ты хочешь меня.
Пальцы привычным движением сжали сосок, и тело снова отказало – член, невзирая на волю хозяина, начал твердеть.
– Я буду нежным, – прошептал Сириус и обхватил губами мочку уха Ремуса, – я буду лучше, чем она.
Люпин, вспомнив о Тонкс, выпрямился и обхватил ладонью руку Сириуса.
– Хватит, – сказал он. – Мы не будем.
– У тебя стоит, я вижу, – он продолжал шептать.
– Это неважно.
– Важно, – Сириус присел, обхватил руками сиденье стула и одним движением развернул Ремуса к себе лицом. – Последний раз, а?
Сопротивляться этим рукам, поглаживающим бедра и пробирающимся под одежду, было невозможно.
Он кивнул.
Его член снова был по рту у Сириуса, язык щекотал головку, а рука сжимала ствол у основания, и это было так приятно, так знакомо, так хорошо, что Ремус даже не сжал колени, когда наглый палец толкнулся в его анус.
Потом Сириус трахал его на кухонном столе, только в этот раз все было иначе – медленно, чувственно, без спешки и боли. Каждый раз, когда Сириус, впиваясь пальцами в его бедра, насаживал Ремуса на свой член, хотелось, чтобы это продолжалось как можно дольше.
……………….
Ремус зря надеялся, что теперь Сириус успокоится. Все стало гораздо хуже – он будто с ума сошел и преследовал оборотня повсюду.
Записки по пять раз на дню, визиты в любое время дня и ночи, которые добрая Тонкс поначалу терпела, а потом начала намекать, что стоит ограничиться дневными часами общения. Предложения вместе пообедать, поужинать, погулять, пошлые намеки на собраниях – Люпин с каждым днем раздражался все сильнее, и чем серьезнее он просил Сириуса прекратить, тем яростнее тот продолжал портить ему жизнь.
Дошло до того, что Люпин всерьез начал подумывать о переезде в квартиру побольше. Официально – чтобы им с Тонкс было просторнее, на самом деле – чтобы скрыться от Блэка, которому он не собирался сообщить новый адрес. Чертов пенитенциарный синдром.
В момент, когда он, доведенный до отчаяния, собирался попросить у Снейпа порцию отворотного зелья, его с Тонкс вызвали в дом на Гриммо.
– Гарри в Министерстве, – сказал Дамблдор. – И Сириус тоже.
Они воспользовались каминной сетью.
Ремус переживал за Тонкс, но постоянно искал глазами Сириуса, зная, что тот постарается выложиться по полной, чтобы доказать всем, в особенности – Снейпу, что он – достойный член Ордена.
Когда Сириуса отбросило заклинанием к Арке, у Люпина перехватило дыхание, и он смотрел, как его друг, изогнувшись, пролетает сквозь завесу.
Гарри вырывался из рук Ремуса, требуя, чтобы Сириус вернулся из Арки, что он не умер, что он не имеет права умереть, а Ремус сжимал его в объятиях и ненавидел себя за то, что одновременно с сожалением он, наконец, чувствует себя свободным.
|
- участник сейчас на форуме
