Астрономическая башня

Интересно, рассказывал ли тебе твой Северус о наших ночах – постепенном осторожном сближении, долгих беседах и коротких, но бурных спорах, взаимных обидах – разумеется, без них не обходилось, и молчаливых – а чуть позже тоже весьма бурных – примирениях? О том, что сны со временем стали казаться мне подлинной реальностью, а дневные часы – дурными снами, в которых ты почти не властен над сюжетом и лишь беспомощно наблюдаешь за расцветающим кошмаром?.. Как и положено ночным кошмарам, они были удручающе однообразны и лишь изредка расцвечивались новыми оттенками – чуть печальнее, чуть трагичнее, чуть безумнее. Чуть больше стонущих после Круцио в больничном крыле. Чуть меньше детских голов, склоненных над тарелками в Большом зале, после очередных каникул. Чуть отчетливее недоумение на лицах Кэрроу после каждого смехотворного взыскания – «вы… того… чересчур добры к этим поганцам, Северус». Чуть ярче презрение на других лицах.

И с каждым днем все острее понимание – ты ведь именно этого когда-то хотел. Именно таким стал бы Хогвартс, если бы в первой войне Темный лорд успел взять власть до того, как превратился в бестелесную тень. Предложи он тебе тогда директорство – ты принял бы должность с восторгом, и наслаждался бы властью, и упивался покорностью… и служил бы ему, служил верно, как ты это умеешь. Если вспомнить, сколько смертей тогда было – слыша о них, ты морщился и пожимал плечами: глупцы, подчинились, были бы живы… Потребовалось совсем немного, всего одна смерть, чтобы ты наконец осознал, кому служишь. И всего каких-нибудь полтора десятка лет, чтобы наконец понять, что выбор, который ты когда-то сделал, потому что выбора не было, оказался единственно правильным.

И вот тебе отвратительно то, чем когда-то восхищался, а там, где было пожимающее плечами безразличие – теперь боль и ярость от собственного бессилия, но что это меняет?.. Что меняет пришедшее наконец понимание, что безграничная власть, к которой когда-то так стремился, – не гордая вершина, а голая безводная пустыня, где воздух горчит от ненависти?.. Ничего. Ничего уже не изменить и не исправить – только принимать льстивые и ненавидящие взгляды, изображая безразличие, щуриться и выше поднимать голову, спасать кого можешь и жертвовать остальными. И ждать – сначала не признаваясь себе в этом ожидании, потом уже не таясь – ждать последнего ночного взмаха палочки, который перенесет в ненавистный когда-то дом, а теперь единственное место, где можно дышать и ты вроде бы жив, и этому кто-то радуется – иногда по-мальчишески бесцеремонно, и ты морщишься, иногда по-взрослому сдержанно, и ты язвишь в пику этой сдержанности… Живешь.

… – Что-то вы сегодня поздно… Хотя я все равно не успел. Решил вот сварить… не скажу что, вдруг не получится. Хотите пока чего-нибудь – может, чаю?

Он хлопочет у плиты, что-то взбалтывая, переливая и помешивая, почти уткнувшись при этом носом в свои посудины – лопатки торчат, волосы свесились на глаза… Все-таки мальчишка, ничуть не старше хогвартских молодых идиотов. И, будь на их месте, действовал бы, наверное, точно так же – нерасчетливо, непродуманно… Интересно, чему он учил их в своей Армии Дамблдора? Должно быть, как раз этому – делай что должно, наплевав на здравый смысл, и будь что будет… Ну и немного его сверхъестественного везения этой троице все же перепало – застал их я, а не Кэрроу или сам Темный лорд, зачастивший последнее время в замок.

– Нет, – ворчу я, взмахом палочки собирая его патлы в короткий смешной хвост. – Чаю не хочу, сюрпризов тоже – уже устроили сегодня один. И без расспросов бы обошелся.

– Без расспросов так без расспросов… – Он наконец прекращает свои манипуляции и оборачивается, оставив на плите что-то булькающее и распространяющее густой аромат пряностей. – Сам попробую догадаться. Только, может, вы сначала сядете?.. Вид уставший, и потом, когда вы вот так наблюдаете, пока я готовлю, я словно опять на зельеварении, даже руки трясутся…

– И это, конечно, беспокоит тебя гораздо больше, чем мой уставший вид. С руками у тебя и остальных все было в порядке, а вот с мозгами – гораздо хуже… И если думаешь, что за полгода твои однокурсники поумнели, очень ошибаешься.

Соблазн постоять над душой, чтобы он еще пару раз недовольно фыркнул, очень велик, но я действительно устал до дрожи в коленях и опускаюсь в дряхлое, но удобное кресло – мы левитировали пару кресел из гостиной сюда, к кухонному камину. Уже не помню, в какую из первых ночей мы, не сговариваясь, решили, что кухня – самое подходящее в доме место для бесед: в комнате Блэка мне без особой надобности подолгу оставаться не хотелось, подозреваю, что и Поттеру тоже. А здесь неожиданно оказалось… довольно уютно – почти как в моих подземельях, только теплее. Пару раз я, правда, замечал, как он печально поглядывает на пустые стулья – наверное, вспоминает обеды и прочие посиделки, на которые я никогда не оставался. Но в гулкой пустоте огромного дома ему, должно быть, еще тоскливее.

– Что, ребята опять что-то устроили? – вытерев руки, он садится рядом. – Попробую угадать с трех раз… Заперли обоих Кэрроу в туалете Плаксы Миртл? Нарисовали на стене феникса? Украли Распределяющую шляпу из кабинета директора?..

– Почти угадал – это было так же впечатляюще, как возрождающийся Фоукс, и столь же бессмысленно, как кража шляпы, – хмуро улыбаюсь я, и он с готовностью улыбается в ответ. Но глаза серьезны – конечно, переживает. И я несказанно благодарен, что переживает именно так – со сдержанной усмешкой, без трагичного излома бровей и желваков на скулах. Застывшей, словно лед на замковом озере, скорби в глазах мне хватает и в замке, а ирония, всю жизнь служившая верной броней, теперь стала надежным щитом от хогвартского театра абсурда, жуткого в своей обыденности. Возможно, Поттер тоже это понимает – во всяком случае, предложенный тон он принял охотно. Мальчик способен учиться быстрее, чем я думал, жаль только, что у нас мало времени – судя по мрачнеющему с каждой неделей Лорду, его все меньше и меньше.

– Хотите, чтобы я сам попробовал?..

Я киваю, и он, пристально глядя в глаза, сосредоточенно проговаривает про себя заклинание. Сегодня получается почти сразу – он старается изо всех сил, но сейчас и у меня нет ни сил, ни желания ставить барьеры. Хотя обычно я гоняю его до изнеможения и уступаю, лишь когда вижу, что он готов вспылить и отбросить палочку, – уступаю, испытывая новое, незнакомое удовольствие от того, что с каждым разом он продвигается чуть дальше. Наверное, это очень глупо – пытаться научить чему-то собственное сновидение, но… глупостью больше, глупостью меньше – какая, в сущности, разница, раз уж этот Поттер заменил мне настоящего. Утешает, правда, что ночной Поттер – не выдуманная мной подделка, что его дневной двойник воспринимал бы происходящее точно так же – впрочем, иногда это страшно раздражает, вот как сейчас. Реакция на увиденное точно та, что я и ожидал – ни капли здравой оценки ситуации, сплошной гриффиндорский восторг.

– Ух ты!.. – выдыхает он, едва ментальная связь разрывается. – Потрясающе! Выкрасть меч Гриффиндора – это… это настоящий подвиг! Ну, от Джинни я другого и не ждал, – сияющий взгляд светится гордостью, – но Невилл – вот молодчина! Нет, он еще в Министерстве показал, на что способен, но тут… вы же знаете, вас он всегда боялся… А Луна-то, Луна – спорим, это была ее идея!..

Я перебиваю его, не дожидаясь, пока восторженные излияния прервутся.

– Уволь, спорить не буду хотя градус безумия высоковат даже для мисс Лавгуд. – Вышло еще холоднее, чем я рассчитывал, и он даже встряхивается, словно от ледяного душа. – Интересно, что они собирались сделать с мечом – проткнуть Темного лорда? Зарыть под Гремучей ивой, дабы гриффиндорскую реликвию не осквернял мой нечестивый взор? Или передать Избранному, о местонахождении которого они, конечно же, прекрасно осведомлены – может, стоит расспросить их, а не профессора Блэка?..

Он смотрит на меня так, будто я его оскорбил или ударил, и я с трудом заставляю себя остановиться. Но перед глазами все еще стоит сегодняшняя героическая троица – стиснутые кулачки Уизли и ее темный ненавидящий взгляд, спокойная полуулыбка Лавгуд, раскрасневшийся Лонгботтом, решительно шагнувший вперед, прикрывая девушек, – и собственное, мельком отразившееся в зеркале, искаженное гневом лицо. Чтобы изобразить ярость, особых усилий не потребовалось – достаточно оказалось представить, как троицу замечают Кэрроу или кто-то из слизеринцев – а это случилось бы, не на лестнице, так в холле или перед замком, и тогда прогулкой в Запретный лес не обошлось бы…

Черт бы побрал Дамблдора, взявшего с меня заведомо невыполнимое обещание, черт бы побрал всех малолетних героев, черт бы побрал то, что я вынужден возмущаться глупыми, так некстати выросшими детьми, – когда хотелось бы гордиться, гордиться и завидовать!.. А разве я не завидую? И Поттер это наконец понимает – теперь он слишком быстро все обо мне понимает.

– Конечно, сэр, – тихо выговаривает он, – вы правы. Но… понимаете… они просто не могли… Они должны были хоть что-нибудь сделать… даже что-то совсем глупое – просто чтобы доказать себе, что еще на что-то способны… что не боятся. Вам ведь тоже тяжело все время оставаться таким… благоразумным, делать все, как говорит Дамблдор?..

Благоразумным?.. О да, когда я метнул заклятие в Упивающегося, собиравшегося убить Люпина, это было верхом благоразумия и продуманности – и я вспоминаю ту ночь, сдирающий кожу с лица ветер – и безумный порыв, чуть не содравший с меня личину, казалось, приросшую к коже. Чего было больше в том порыве – осознанного желания спасти бывшего врага или вот именно стремления сделать что-нибудь нерасчетливое, неправильное… настоящее?

– Понимаю, – говорю я так же тихо. – Хорошо бы и твои друзья поняли, что им рвутся подражать младшие, не владеющие элементарными защитными заклятиями. А я физически не в состоянии оказываться одновременно во всех местах, где им вздумается совершить очередной подвиг. Впрочем, этого они понимать не обязаны, и слава богу. Пока что все в замке видят в моих действиях именно то, чего ждут… и не только в замке. Да, – я киваю, и он, недоверчиво распахнув глаза, придвигается ближе, – сегодня другая троица наконец вспомнила о портрете. Насколько Блэк смог расслышать – увидеть ему ничего не удалось, хотя бы мисс Грейнджер умеет просчитывать последствия своих поступков – все трое в порядке. Нет, пока неизвестно, где они, но, по крайней мере, все целы, здоровы и держатся – я хотел сказать, держатся вместе, в свое душевное состояние они профессора не посвящали… Что ты так смотришь?

Он шумно сглатывает – и вдруг быстрым гибким движением поворачивается в жалобно скрипнувшем кресле и, потянувшись ко мне, обнимает – резко, крепко, уткнувшись горячим лбом в подбородок.

Я не успеваю ни остановить его жестом, ни сказать, что это мое личное пространство, и много лет – никогда! – в него не допускались посторонние. Он единственный всегда оказывался так непозволительно близко, что оставалось только оттолкнуть, отталкивать снова и снова – потому что иначе пришлось бы впустить. Впустить его улыбку, его свет, его силу и слабость, до краев наполнить себя его жизнью. Обнять, как сейчас, прижать к себе, принимая его тепло и отдавая свое – до этого объятия, которое нет сил разомкнуть, я не думал, что найдется что отдавать.

Я отдам ему все, что есть. Пусть не тому Поттеру, что мерзнет сейчас в палатке, пусть всего лишь собственному сновидению – но разве у меня есть выбор?

А у него? Кого он сейчас представляет на моем месте – кого-то из друзей, Люпина, Блэка?.. Я не смогу заменить ни одну из теней, что безмолвно кружат по темным углам пустого дома. Я – это всего лишь я, но это все, что у него осталось, кроме мыслей и воспоминаний. Дневному Поттеру тяжело и страшно, но в его каждодневных мытарствах есть цель и смысл – или, по крайней мере, возможность разгадывать дамблдоровские загадки. Этот тоже пытается искать разгадки, хотя выводами со мной по-прежнему не считает нужным делиться. Но я знаю, что, встречая меня, он рад избавиться от бесплодных неотвязных раздумий, рад почувствовать, что нужен, этим и утешается – единственное утешение, на которое я оказался способен.

– Неважный из меня утешитель, Поттер, – говорю я вполголоса. – Я действительно знаю не больше того, о чем тебе рассказал. Никаких подробностей, и…

– Ну и что. Я же вижу, как вы за них переживаете. Вряд ли Люпин или Сириус – я вздрагиваю от неожиданности, и он крепче сжимает мои плечи, – беспокоились бы больше. А у вас еще и Хогвартс, и с Волдемортом точно не заскучаешь… да еще и меня приходится успокаивать. Давайте уж лучше я попробую.

– Я совершенно не… – Но он уже поднялся, напоследок мимолетно накрыв мою кисть горячей ладонью – и опять склоняется над своим варевом.

Слава Мерлину, хватило ума замолчать, не дожидаясь сочувственной понимающей усмешки – в последние дни Поттеру они прекрасно удаются. Перед кем я притворяюсь? Я прихожу к нему каждую ночь – уже само по себе доказательство, что нуждаюсь, еще как нуждаюсь. И, может быть, больше всего нуждаюсь в том, что только что от него услышал – что он все-таки пытается увидеть во мне – меня. А остальное несущественно. Но пусть пробует, конечно – у него забавно получается… успокаивать.

– Вот, кажется, получилось, – закончив свои манипуляции, он гордо протягивает мне тусклый серебряный кубок с темно-бурой жидкостью, от которой разит всевозможными пряностями, словно от бакалейной лавки. О господи… Догадываюсь, что он пытался сварить. Ладно, мне приходилось пробовать напитки и похуже.

– При таком самоуверенном тоне «кажется» мог бы и не добавлять, – ворчу я, обреченно принимая кубок. Осторожно делаю небольшой глоток – и понимаю, что давно так не ошибался. Пожалуй, я был действительно несправедлив, ставя ему неуды по зельям, если из сухого вина и горстки пряностей он умудрился соорудить варево, по силе воздействия на организм мало чем уступающее моим эффективнейшим ядам, – огненная жижа лишает дара речи и возможности вдохнуть, и я еле успеваю сунуть ему кубок, скорчившись в сильнейшем приступе кашля. Фырканье, звон металла о камень и надсадные лающие звуки, которые удается расслышать сквозь кашель, почему-то совсем не удивляют – чертов экспериментатор, конечно, он немедленно отпил из собственного кубка.

– Очень… очень эффективное успокоительное средство, – выговариваю я, отдышавшись и наблюдая, как он вытирает глаза, обессиленно откинувшись в кресле. – Не будь я сновидением и сделай глоток побольше – не исключено, что избавился бы от проблем навсегда. Ты что, ссыпал в свою посудину все запасы пряностей, какие нашел на кухне?

– Ну да, – бурчит он, виновато уткнувшись взглядом в колени. – Сириус как-то варил при мне, и я запомнил – пряностей нужно разных и побольше… ну я и добавил – корицу там, гвоздику, мускат, черный пе… Ой…

Цветом лица он окончательно уподобляется растекшейся по полу из наших кубков луже, и мне стоит огромных усилий удержать усмешку – вряд ли он сейчас разглядел бы в ней нежность.

– Ладно, – я поднимаюсь и подхожу к плите, тщательно контролируя собственные интонации. – В доме есть еще вино?

… – Вкусно!.. – восторженно выдыхает он через пятнадцать минут, блаженно зажмурившись после первого глотка, и теперь я уже не скрываю улыбку. – Ну, мне, конечно, такое умение не светит, но все-таки – покажете?..

– В следующий раз попробуешь сварить сам – учти, буду контролировать каждое движение.

– Уже страшно. Снова, как на зельях и окклюменции, ничего не получится.

– Все у тебя теперь получится.

Тень Блэка в правом углу скептически хмыкает, силуэт Люпина в левом недоверчиво улыбается, но я не обращаю на них внимания, мелкими глотками отхлебывая вино и наслаждаясь растекающимся по венам теплом и сонным покоем. Отстали бы вы уже со своими усмешками, сам знаю, что нежелание учиться и учить было обоюдным. Люпин, можешь быть доволен. Если оба выживем, может быть, похвастаюсь новой ступенью педагогического мастерства, на которую я поднялся – пытаться научить чему-то Поттера и получать от этого удовольствие.

– Знаете, я впервые пью эту штуку. – Он смакует новый глоток, раскрасневшись и задумчиво улыбаясь каким-то своим мыслям. – Сириус с Люпином не предлагали – говорили, рано еще. А теперь попробовал… с вами. С вами, – повторяет он, словно удивляясь невероятности этого факта.

Со мной. Я молча наблюдаю, как, отставив кубок, он чуть придвигается к камину – поворошить угли, и в который раз удивляюсь тому, как сплелись в его движениях порывистая мальчишеская непосредственность и спокойная взрослая уверенность. В движениях, словах, поступках… Опыта, который ему волей или неволей пришлось приобрести, хватило бы на десятерых взрослых магов – но жизнь, обычная человеческая жизнь, со всем, что происходит впервые, со всеми открытиями и разочарованиями, ему лишь предстоит…

Предстояла бы.

Вот он впервые попробовал глинтвейн. Возможно, еще успеет научиться варить его по всем правилам. Но миллион других открытий ни он – ни тот, другой, настоящий Поттер – никогда уже не сделает, ни со мной и ни с кем другим. Просто не успеет.

Привычная мысль, но я не успеваю так же привычно отправить ее на задворки сознания – ее горечь внезапно кажется нестерпимой, а сваренный по всем правилам напиток – безвкусным пойлом.

Он умрет – через неделю, месяц, полгода.

А я не смогу этому помешать. Не должен.

Не-дол-жен.

Я поспешно отставляю кубок – слава Мерлину, не стеклянный. Но вмятины от пальцев тускло поблескивают на матовой поверхности, и, удивительно вовремя обернувшись, он, конечно же, все замечает. И тут же пытается истолковать – как обычно, не стесняясь в выборе формулировок:

– Что-то не так, сэр? Вы обиделись, что я сказал «с вами» – как будто хотел, чтобы вместо вас здесь сидел кто-нибудь другой?

О чем он?.. Господи, даже если он действительно чего-то такого хотел, это тысячу раз оправданное желание – последнее, на что я мог бы сейчас обидеться. Но помимо воли все-таки вырывается:

– А ты действительно этого хотел бы?

Он долго не отвечает, рассматривая меня внимательно и серьезно, словно прикидывая, что можно было бы прибавить или убавить, чтобы сидящий напротив стал бы желанным гостем. Немного шального безрассудства – пожалуйте, вот вам и Блэк; толику уступчивой доброжелательности – а вот и Люпин… Не получится, мальчик, я – это только я. А эти двое – вы, двое, что таитесь по углам неосязаемыми тенями, оценивая и взвешивая, достоин ли я составлять Поттеру компанию – вы смогли бы совершить то, что предстоит мне?.. Смогли бы в случае нужды доставить вашего драгоценного мальчика лично – аппарировать с ним, левитировать обездвиженное тело или просто втащить за руку и поставить перед Темным лордом?..

А я – смогу?.. Дамблдор, не прячьтесь, вы ведь тоже здесь обедали – вам не кажется, что вы несколько переоценили мои возможности? Что я не смогу, не захочу платить такую цену – ни за возможность мести, ни за победу? Или вы успокоили свою совесть, увидев тогда патронуса, – и поэтому, подарив мне возможность еженощно видеться с Поттером, не подумали, что эта возможность может стать для меня изощреннейшей пыткой?.. Хотя тени, чьи голоса эхом отдаются в мозгу, были бы рады и таким встречам – неужели ты думаешь, Северус, что они любили его – и любят – меньше?

Кажется, я сказал это «любят» и о себе тоже?..

Мы любили и любим его, шепчут тихие голоса. Сочувствую, Снейп. Я тебя понимаю, Северус. Прости, мой мальчик. Тебе досталось самое страшное. Но мы тоже побудем с ним немного – перед концом.

Я встряхиваю головой, но хоровод теней не исчезает – только эхо странных пророчеств тает, сливаясь с шорохом рассыпающихся углей – и с негромким поттеровским:

– Нет, сэр.

– Что – нет? – я подаюсь к нему, не сдерживая порыв, и тени, любопытствуя, тоже слетаются ближе.

– Не вместо. Вместе.

Он снова берет кубок, рассеянно покачивает его, рискуя расплескать вино и глядя при этом поверх моего плеча, словно тоже видит моих незримых собеседников, и тихо продолжает:

– Вместе с другими… близкими. Знаете, я часто представляю кого-нибудь из них рядом. Иногда они даже как будто что-то говорят – но всегда то, чего я от них жду. А вы каждый раз удивляете. Вы… не знаю, как объяснить… такой же, каким я знал вас в Хогвартсе – и совсем незнакомый, необычный... А когда не сдерживаете себя, не прячетесь, с вами так интересно, как… как в Запретном лесу – не знаешь, что на тебя выскочит в следующую секунду!.. Ой, простите, это все глинтвейн, наверное... В общем, я хотел сказать, что все остальные, кого я представляю рядом – совсем как живые, но придуманные. А вы – настоящий, и я рядом с вами тоже вроде бы жив… по крайней мере, приношу пользу. Легче ведь, когда хотя бы во сне есть с кем поговорить – даже если это всего лишь я, правда?..

– Истинная – и, будь уверен, тебя мне более чем достаточно. – Я очень надеюсь, что хрипотцу в голосе он принял за последствия кашля. – Что ж, Поттер, выпьем за все живое и настоящее. За новые подвиги и открытия, бессмысленные, но прекрасные.

– В точку, сэр! – улыбнувшись и кивнув кому-то за моим плечом, он наконец переводит взгляд на меня, и – готов поклясться – восхищенное тепло этого взгляда на сей раз предназначено только мне. – Только у меня почти закончилось. Добавите еще?..

– Когда ты успел выхлебать целый кубок? Можешь не смущаться, ты давно совершеннолетний, а твой крестный был бы просто счастлив такому доказательству взросления, – ворчу я, подливая ему вина, и тень Блэка в правом углу гордо приосанивается, а тень Люпина в левом – улыбается нам обоим.

Через неделю, месяц, полгода… Но не сегодня, не завтра. Пусть растаявшее эхо было пророческим, но тени улыбаются – и они, наверное, правы. Я буду предупрежден первым – значит, лучше поберечь душевные силы до того момента, когда мне придется рассказать ему правду, а не тратить их сейчас на бесполезные терзания, как много лет я растрачивал себя на бессмысленную вражду с жизнью – и с ним, бывшим средоточием этой жизни. Лучше просто приходить к нему каждую ночь, наблюдать, как он совершает свои открытия, удивляясь и радуясь тому, что одним из этих открытий оказался ты сам. А еще тому, что время самых неожиданных открытий не заканчивается и к сорока, и мимолетное прикосновение шершавой юношеской ладони может оказаться не менее волнующим откровением, чем первый поцелуй любимой, случившийся только в воображении.

За все живое и настоящее… За новые подвиги и открытия, бессмысленные, но прекрасные… Тогда я еще не знал, насколько этот тост окажется пророческим. Радовался мимолетному прикосновению как доказательству приязни, но и предположить не мог, что в череде новых откровений это окажется наименее ярким и что в твоих новых открытиях ролью наблюдателя я отнюдь не ограничусь.

		ДОРОГИЕ ДРУЗЬЯ! ФОРУМ ОТКРЫТ ТОЛЬКО ДЛЯ СОВЕРШЕННОЛЕТНИХ ЗАРЕГИСТРИРОВАННЫХ ПОЛЬЗОВАТЕЛЕЙ. Чтобы зарегистрироваться, внимательно прочтите инструкцию в этой теме. Если вы уже зарегистрированы, то получить доступ к закрытым разделам можно в этой теме.