Астрономическая башня

Туманы другого лета

Тысяча драклов и один гигантский кальмар.
Набрасываю серый шарф.
Тысяча драклов и один гигантский кальмар.
Ругаюсь, глупо, по-детски и по-книжному, но уж как умею.
Тысяча драклов и я сбегаю с лестницы, опаздывая на край света.
В холле я болтаюсь несколько минут перед большим зеркалом, поправляю длинный шарф и завязываю шнурки на розовых кедах. Бросаю быстрый взгляд на часы и кричу: "Все, я ушла". Громко хлопаю массивной входной дверью. Честно, я даже не знаю, слышал ли меня кто-нибудь, и где все. Но, кажется, Хью был в саду, а мама должна разбирать бумаги у себя в кабинете, так что пожимаю плечами и торопливо иду по аккуратной садовой дорожке, в который раз ворча на умника, который наложил анти-аппарационные чары не только на наш дом и сад, но и на весь квартал. Как прокомментировал это отец: "Чтобы враг не подкрался незаметно". После таких слов как "враг", "незаметно" и особенно "бдительность", мама вспоминиет Хмури, которого я знаю только по рассказам, и думаю - пусть и нехорошо так говорить - мне повезло.
Аппарирую. Как же замечательно, что мне уже 17. Еще прошлым летом, чтобы попасть в Лондон, мне надо было бы вызывать Ночной Рыцарь, ждать, мокнуть под дождем, а потом еще трястись в сумашедшем автобусе, слушая плоские шутки надоедливого водителя. Теперь же просто: место назначение, сознание, непоропливость, и я оказываюсь на шумной улице в самом сердце Лондона. Мысленно поздравляю себя с идеальным аппарированием - десять балов мисс Уизли - и сильнее кутаюсь в пушистый шарф.
В этом году странный август, даже для северной Англии. В этом августе мы просто не вылезаем из туманов. Туманы, туманы, туманы. Тягучие, серые, мрачные. Густые как сладкий кисель. Бесконечные, весь месяц. Да, что там, все лето. Джеймс теперь любит шутить: "Лето в этом году было жарким, знойным, душным, и пришлось на пятницу". Первую пятница июля. Потом были только туманы, плюс сорок семь по фаренгейту, и запотевшие по утрам окна. Я терпеть не могу такую погоду: сразу становится неуютно и нервно, а сердце колотится так быстро, что почти выпрыгивает из груди и отбивает французскую шамаду. В такую погоду мне хочется курить: сначала картинно затягиваться сигатерой, а потом резко раздавливать ее в дешевой фарфоровой пепельнице. Но я не курю, потому что - как говорит Андромеда - курение вышло из моды в 2003 году, вместе с жевательными резинками и высокими платформами на ботинках. А потом добавляет, что может быть это произошло еще раньше, в 1998, когда с Тем-Кого-Лучше-Не-Называть ушла давящая на душу серость. Будто с тех пор в Англии только солнечные дни, лазурное небо и вообще филиал Карибского моря. В любом случае, я не курю, поэтому просто медленно переживаю свинцовое небо, серые мостовые и темную гладь бурной Темзы. И безграничные туманы.
Спускаюсь по узенькой и крутой лестнице в магловскую забегаловку. Здесь бывают в основном студенты университета, поэтому по стенам развешаны гербы и ленты различных факультетов, золотые кубки за спортивные победы и пожелтевшие страницы студенческих песен. Здесь всегда полумрак, и только пляшущие огоньки свечей танцуют по деревянной обивке. В тоже время, здесь шумно и весело от задорных разговоров и тихих бесед, здесь смеются и пьют от всей души, здесь на двоих берут одну порцию пюре и баварских сосисок, а потом расплачиваются пригорошнью медных монет. Нам с Альбусом все здесь напоминает Хогсмит, кажется родным и близким, но в тоже время здесь почти невозможно встретить знакомых: маги по-прежнему сторонятся маглов с их машинами, поездами и сотовыми телефонами. Здесь мы с Алом секретничаем и строим планы, здесь мы просто мечтаем и говорим ни о чем, здесь мы знаем каждый камень и каждый изгиб стола, потому что это наша тайна.
Ал сидит у высокого столика и листает сегодняшную газету. Потом он небрежно бросает ее на соседний стул, взъерошивает и без того торчащие во все стороны непослушные черные волосы и смотрит на старинные часы с потертым ремешком. Еще секунда и он замечает меня, машет рукой и широко улыбается. Я ухмыляюсь и иду к нему через весь зал, почти не обращая внимания на бархатные взгляды парней.
- Привет, Старый Моряк
- Здравствуй, Дикая Роза.
Правый глаз чуть-чуть щипет от сизого сигаретного дыма, и я откидываю рукой упавшие на лицо волосы. Мы пьем пиво из стеклянных кружек, причем у Альбуса она пустеет раза в три быстрее. Я смотрю на него из-под опущенных ресниц: мой двоюродный брат, мой лучший друг, мой верный товарищ Альбус Северус Поттер, которому глубоко наплевать и на Дамблдора, и на Снейпа, и на Английскую Королеву, лишь бы только в его жизни были Приключения. С большой буквы П. Он готов искать клад, разыскивать опасных преступников, расшифровывать карты сокровищ, спасать мир, палить из пистолета и драться на дуэли ради прекрасной дамы, только бы подвергать свою драгоценную жизнь опасности. Просто чтобы жизнь походила на пропахший ромом и солью, мокрый от свинцовых брызг корабль, несущийся за горизонт на всех парусах, с лихой пиратской песнью на губах, звоном шпаг и сабель на верхней мачте и влюбленными взглядами вместе со страстными прикосновеньями. И ветер, вольный ветер, рвущий холст парусов и треплющий волосы. Свобода! Ирония нашего поколения: нам не с кем бороться, поэтому мы воюем сами с собой. В нашей жизни нет опасностей, поэтому мы сами ищем риск. Судьба благосклона к нам, а мы, не задумываясь, проклинаем фортуну и сами отворачиваемся от нее.
- Роуз, ты меня совсем не слушаешь!
Альбус смешно надувает щеки, а потом лукаво усмехается. Нет, мой милый Аль, я очень хорошо тебя слушаю. Больше того, я даже знаю, что ты хочешь сказать: твои зеленые глаза просто искрятся безумной радостью, видно тебе все-таки удалось достать средневековую карту с зарытыми в Тихом Океане сокровищами, мы ведь только о ней и говорим целое лето. Лето, я фыркаю, вспоминая солнечные туманы.
- Роуз, мне не удалось достать ту карту, но зато! Посмотри, что у меня есть! Сокровище Кортеса, Полуостров Юкатан в Средней Америке.
Я не верю своим ушам. Я удивленно смотрю на настоящую карту затерянного клада. Могу поспорить с кем угодно, что сейчас и мои карие глаза утопают в безумстве.
- И знаешь, где я ее достал? Никогда не поверишь! У Стетича - ты была права. С твоими мозгами! считай все золото Кортеса у нас в кармане! Я даже уже составил план.
Я грустно вздыхаю, потому что составлять план это отличительная черта Поттера. Он придумывает все сразу и находу, ни на минуту не задумываясь и не сомневаясь. Для него нет других вариантов, только тот, что пришел к нему в голову в первую минуту его раздумий. В его планах мало логики, зато полно приключений, опасностей и просто сумашедших вещей. Сейчас Аль выскажет гениальную идею, потом дня два будет мне доказывать, что его план идеален, что он считается с каждой мелочью. Поттера невозможно переубедить, поэтому мы начнем действовать по его указаниям. Только потом обязательно обнаружиться, что все не так, что Альбус забыл одно, не учел другого, упустил из виду третье, и в результате все будут благодарны Роуз Уизли, которая заранее подготовила реальный план и не растерялась в нужный момент, потому что у нее мозги.
- Значит так: мы тайком собираем вещи, берем все только самое необходимое, главное не забыть карту и палатку, да еще может магловские деньги – никогда не знаешь, когда они могут пригодиться. Бежим ночью, пока все будут спать. Записок оставлять не будем, лучше потом пошлем сову. В Америку мы аппарируем, а там, считай сокровища у нас в кармане. Может нам вообще повезет, и мы встретимся с местными туземцами, ввяжимся в драку, победим их и станем героями. А еще лучше освободим первобытное племя и войдем в историю как борцы за права человечества. Это ведь сейчас модно.
Аль мечтательно улыбается, смотрит на часы и тут же спрыгивает со стула.
- Все, мне пора, надо предупредить Голдштейна и Морган, пусть скорее собирают вещи.
Альбус застегивает кожанную куртку, ерошит волосы и подмигивает мне.
- Бывай.
Я киваю в ответ и допиваю свое пиво. Теплое, горькое и соленое. Как только Альбус его пьет? Альбус – веселый парень, мечтающий перестать быть тенью знаменитого отца. Ему даже не хочется быть известным и любимым, просто для него важно, чтобы в нем видели Альбуса Северуса, а не сына героя Волшебного Мира Гарри Поттера. Он всю жизнь пытается всем доказать, что несмотря на то, что он внешне очень похож на знаменитого отца, характеры у них разные. Нет, Альбус действительно совершенно серьезно готов спасать мир , но если говорить честно, то больше всего ему хочется путешествий. В душе он авантюрист и искатель приключений. Впрочем, наверное как и мы все: все наше поколение после-войны. Наши родители воевали и боролись, желая тихой и спокойной жизни: чтобы пироги с вареньем, сад с яблонями и дюжина родственников за столом. А мы... Мы сами на знаем что нам надо. Мы ищем черную кошку в темной комнате, и наша жизнь раскрашена в сиреневый цвет – цвет толи сумерек, толи рассвета. Мы все не может понять, в какое время мы живем: начало нового века, или же наоборот под занавес прошлого. У нас нет цели: нет великой борьбы. У Альбус Поттера нет ни Армии Дамблдора ни Ордена Феникса, может поэтому он и придумал Великую Английскую Кампанию, или просто ВАК. Это он сам, я, Голдштейн и Морган. Вместе мы пытаемся что-то сделать из нашей жизни, раскрасить ее в яркий цвет. ВАК появился в первый год Хогвартса, на пушистом ковре у чуть тлеющего под утро камина. У нас есть своя клятва, написанная кровью на старинном пергаменте. Конечно, кровь была из Удивительных Ультрафокусов Уизли и состояла в основном из красных чернил, но вот пергамент был настоящий, вырванный тайком из потертого фолианта пыльной библиотеки Старинного и Благородного Рода Блэков в доме на прощади Гриммо 12, а проще говоря у Альбуса дома. Клятва тоже была настоящей – мы в нее верили, и наверное верим до сир пор, несмотря на туман, иронию и воображаемые сигареты.
Встаю, наматываю шарф, дарю улыбку загорелому гарсону и выхожу на шумную улицу. Красные двухэтажные автобусы, серебристые машины, темные лондонские такси, откуда-то взявшиеся велосипедисты в красных и желтых ветровках – Лондон приветствует меня легким ветерком, перебирающим мои русые волосы, и влажным асфальтом. Иду по улицам, теряясь в толпе прохожих и разглядывая стеклянные витрины магазинов. Я люблю этот город, люблю за этот непринужденный вид и за чувство праздника, за длинные шарфы и за серые пальто, за полутемные бары и за яркие афиши с картинными мальчика и девочками со взрослыми взглядами и несерьезными лицами. Я люблю именно магловский Лондон, где все непредсказуемо и необыкновенно мило, где чудеса ожидают тебя за каждым поворотом широких улиц, и где под гулкие удары Биг Бена можно стоять, перегнувшись через перила моста, загадывать желания и пускать цветные мыльные пузыри над темной Темзой.
Читаю новую рекламу какого-то известного магазина, но почему-то я постоянно путаю и забываю названия модных марок, впрочем наверное это и не столько важно. «Black is more than a colour», - мерлинова борода, я с ними абсолютно согласна. Блэк это намного больше чем просто черный цвет. Улыбаюсь и думаю, что надо будет обязательно рассказать об этой рекламе Андромеде. Можно еще и привести ее сюда: пусть полюбуется на черноволосого юношу в аккуратном черном пиджаке и русоволосую девушку с мягкими чертами лица, в черной плиссированной юбке. Прищуриваюсь и понимаю, что они чем-то похожи на Сириуса и Андромеду полвека назад, когда все были молоды и живы. А теперь единственный наследник Старинного и Благородного дома Блэков это бесшабашный и невозможно взрослый Тедди Люпин, да и то седьмая вода на киселе. Интересно, от рыжих Уизли тоже когда-нибудь останутся только легенды и пара перекошенных домов?
Но пока нам это не грозит, и от этой мысли мне становится теплее. Когда мы все собираемся в большой гостиной у бабушки Молли и дедушки Артура, от непоседливых рыжих макушек начинает рябить в глазах и кажется, что в Нору ворвался осенний листопад. Бабушка пытается соблюдать порядок, а дедушка просто смеется, возясь с близнецами на разноцветном ковре.
- Девушка, - я оборачиваюсь, - девушка, вы бы не хотели помочь детям-сиротам из Стран Третьего мира? - румяный парень в форменном зеленом свитере смущается, - Простите, я забыл представиться. Я Джон, доброволец из Оксфама, безприбыльной огранизации, которая помогает... Но может вы о нас уже слышали?
Я утвердительно киваю. Конечно слышала, и не один раз.
- Замечательно, - парень вздыхает и широко улыбается. Я улыбаюсь в ответ и лезу в карман за мелочью.
- Пять фунтов? – я протягиваю ему три блестящих монетки, от всей души и от всего сердца. Папа всегда подшучивает над моим желанием помочь обездоленным и бесправным. Он говорит, что это наследственно от мамы. Может это и так, но мне кажется, что это другое: я ведь не бегу освобождать домашних эльфов и бороться за их права. Я помогаю сиротам, потому что я знаю Тедди и Гарри, и Глена из моего класса. Я слышала и видела, что значит рости без родителей, и я уверена, что даже забота совершенно посторонних людей согревают им сердце и дарят пусть небольшую, но радость. А еще мне просто нравится название «Страны Третьего Мира» - будто маглы знают, что существует наш Волшебный мир: второй, и еще один совсем дальний называют третьем. Смешные. Будто миры можно пронумеровать и склассировать в толстые папки с цифрами на широких переплетах.
Захожу в булочную-кондитерскую на углу, покупаю пирожок с вишневым вареньем, мой любимый вкус. Внутри пахнет свежим хлебом и воздушным зефиром, за столиками сидят лондонцы: в белых рубашках и пиджаках, в цветных юбках и вязанных кофтах, в синих джинсах и белых полуверах – такие непохожие и такие интересные. У каждого из них есть своя жизнь, свой мир, свои привычки. Они ходят на работу, ездят в метро и на машине, любят, кто свиную ногу, кто жаренный картофель. Все люди разные, и поэтому так удивительно жить.
Глиняный колокольчик задорно звенит, когда я закрываю за собой дверь и выхожу на улицу. В двух шагах от меня, на противоположной стороне, между магазином спортивной одежды и детских игрушек стоит уличный музыкант: рыжеватый парень с гиратой. Я радуюсь ему как старому знакомому. Я почти знаю его: он всегда здесь, с гитарой и душевными песнями. Чуть крикливыми, но безумно романтичными и захватывающими. Их невозможно слушать без улыбки: порой забавной, порой грустной, но всегда искренней как его голос. Вот и сейчас он ударяет по струнам, и я замираю. Мерлин, как же это прекрасно! Как я ему завидую, не его таланту, а его счастью. Тому, что он просто может стоять здесь с гитарой и петь для прохожих, петь о том, что хочется рассказать и находит отклик в сердцах толпы. Он заставляет нас смеяться и плакать, думать о чем-то и мечтать, он дарит нам частичку себя.
Я присаживаюсь на корточки и слушаю его, подперев кулачком щеку. Концы серого шарфа касаются земли. Мне хочется подпевать, но я не знаю слов, поэтому я чуть покачиваю головой в ритм музыки. Может быть когда-нибудь я решусь и подойду к этому рыжему парню, скажу: «Привет! Знаешь, ты чем-то похож на моего дядю Чарли. Только он не поет так.» Потом я предложу ему дружить, он пожмет мою руку, и мы будем вместе бродить по Лондону, болтая о пустяках, и он будет страшно неуклюж с большой гитарой в зеленом чехле. Но пока я встаю, бросаю мелочь в открытый футляр и замечаю уже лежащий там и сверкающий предательским золотым блеском золотой галлеон. Вот так? Значит не я одна гуляю по Лондону туманным августовским днем и пленяюсь песнями бродячего музыканта? Что ж, пусть этот галлеон принесет удачу.
Мимо меня побегают трое мальчишек, лет десяти на вид. Взлохмаченные, с развязавшимися красными шарфами и счастливыми лицами. Последний, в серой куртке, догоняет первого и звонко кричит: «Готча!». Тот смешно передергивает плечами и начинает считать: «Раз, два, три...» в то время, как двое других прячутся за газетным киоском, стараясь передвигаться как можно тише. В детстве мы тоже любили играть в разные игры, додумывая и усложняя их. И, судя по всему, продолжаем придумывать сейчас. Мы выросли на рассказах родителей о приключениях в Хогвартсе, и нам казалось, что жизнь просто не может быть другой. Что всегда должны быть пещерные троли, побеждать которых так интересно и приятно. Что можно выигрывать партии у огромных волшебных шахмат, и устраивать волшебные дуэли. Что можно просиживать дни в библиотеке в поисках рецепта для нового зелья. Что можно просто не возвращаться в школу после шестого курса.
Идея сбежать пришла к Альбусу недавно. Просто как-то вдруг оказалось, что лето почти прошло, и через две недели надо снова садиться в Хогвартс Экспресс и ехать в школу с домашними заданиями, правилами и экзаменами. Скучно и неинтересно. Куда же интереснее искать сокровища в Средней Америке! Не только Джеймсу, но и мне тоже, только... я не знаю, правильно ли все это. Правильно ли бежать от самих себя, а ведь именно это мы и делаем. Все равно придется возвращаться и как-то учится жить без вечных друзей, карт, приключенческих романов, сокровищ и отработок у Филча. А я совершенно не представляю как. Я привыкла всегда быть с ними, моими мальчишками, с планами, шутками и сливочным пивом. Привыкла проверять их домашнии задания, следить за прямотой их галстуков и пятнами от тыквенного сока на белых рубашках. Привыкла играть с ними в квидичч и перепираться часами по поводу кто-же-сегодня-вымоет-всю-посуду. Привыкла в последний, почти фоловый момент вскакивать и, прыгая на одной ножке, кричать: «Придумала!», слыша в ответ: «Конечно, Роуз, с твоими-то мозгами!»
Мозги Роуз Уизли. Главное достояние семьи. А может быть и всего Хогвартса. Да что там, всего волшебного мира. Отец говорит, что они затмили даже мозги Гермионы Грейнджер. Мне кажется, что без них меня просто нет. То есть для большинства не существует просто Роуз Уизли, а есть только Роуз-Уизли-с-потрясающими-мозгами. О них всегда шутять за обеденным столом, когда собирается вся наша большая семья. Про них говорят за завтраком в Большом Зале. Ими гордятся профессора , приветствуя первоклашек на своих уроках. Их ненавидит Филч, в очередной раз упуская провинившихся Гриффиндорцев. Пожалуй больше говорят только о Роуз-Уизли-и-Скорпиусе-Малфое. Все почему-то убеждены, что я должна в него влюбиться, и постоянно предостерегают, а то и поощряют меня. А мне до него нет никакого дела. Да, мы учимся вместе. Да, он сероглазый блондин. Да, он парень. Ну и что? Я просто пожимаю плечами. Со мной в школе учится очень много светловолосых и сероглазых мальчиков, и ни один из них не вызвал у меня желания пойти за ним на край света. А любовь, это когда готов идти вместе и дальше. Джеймс считает, что я просто должна сбежать с Малфоем «вопреки всему». А я говорю, что любят не вопреки, просто потому что любят.
Задумываюсь и натыкаюсь на разноцветый полукруг магловский туристов. С умным видом слушаю смуглолицего экскурсовода, ничего не понимая в игривом южном языке. Наблюдаю, как путешественники лениво садятся в красный автобус, то и дело щелкая вспышками фотоаппаратов. Автобус рычит, почти как подвыпивший Ночной Рыцарь, и тут я замечаю, что хрупкая девушка в третьем окне машет мне рукой. К ней присоединяется симпатичный паренек на сиденье дальше. Я улыбаюсь и машу в ответ, двумя руками сразу. Со стороны это выглядит смешно и забавно, но мне весело, и я смеюсь от всего сердца. Туристы уезжают, а я поворачиваюсь к каменной статуе Ричарда Львинное Сердце и подмигиваю ему. На всякий случай.
Назначение, сознание и неторопливость. Как же замечательно, что теперь я могу аппарировать. Всего несколько секунд и я в гостях у Андромеды, здорово, правда? За полвека сад разросся и превратился в настоящий английский парк, со спокойными кленами, величественными платанами и зелеными елочками. В этом саду нет аккуратных дорожек и изящных клумб, здесь распоряжается сама природа. Я медленно бреду по светлой аллее к дому – тоже светлому, с множеством окон и открытых веранд. Андромеда поджидает меня в дверях, укутавшись в сиреневую шаль. Я ускоряю шаг и машу ей рукой.
- Я видела тебя через кухонное окно. Прекрасная аппарация, мисс Уизли.
- Десять баллов Гриффиндору? – я смеюсь и чуть наклоняю голову.
- Да, я тоже очень рада тебя видеть.
Я люблю бывать у Андромеды. Люблю смотреть, как она спокойно и уверенно ставит на невысокий круглый столик еще одну кружку, как она левитирует заварник и большой чайник со смешным носиком, как умело разливает чай, никогда не переливая чашку. У Андромеды всегда тепло и уютно: в жаркий день нараспашку открыты широкие двери в сад, а в сырую погоду обязательно потрескивает камин. Красные язычки пламени отражаются в прозрачных стеклах, отбрасывая переливающиеся блики. В этом доме много гостей. Говорят, дедушка Артур прячется здесь от бушующей бабушки Молли, когда та начинает отчитывать очередных провинившихся внуков – чтобы случайно не попасть под горячую руку. Джорж любит посидеть тут с книжкой в руках, отдыхая от проказливых детей и шумного магазина. Но чаще всего в гостях у миссис Тонкс можно увидеть самого Министра Магии. Вот и сейчас серьезный Кингсли сидит в большом льняном кресле, пьет ароматный чай и о чем-то неторопливо беседует с хозяйкой. Он говорит, что приходит просто повидать старую знакомую, коллегу по Ордену и вдову хорошего друга, но огромные букеты белых лилий и красных роз выдают его с головой. Андромеда всегда ставит его цветы в большую напольную вазу из китайского фарфора, которая никогда не бывает пуста, будто была куплена двадцать лет назад именно для лилий Шеклболта Кингсли.
Я с ногами забираюсь в мягкое кресло-качалку и отчаянно раскачиваюсь, рассматривая серое небо за окном. Мне нравится мир, в котором Министр Магии похож на преданного рыцаря прекрасной дамы, верный и благородный, никогда не позволяющий себе вольностей. Даже сейчас его идеально выглаженная мантий застегнута на все до единой пуговицы. Андромеда поправляет каштановые волосы, а Кингсли серебряной ложечкой размешивает белый сахар в и так уже сладком чае. Они напоминают иллюстрацию к старинному рыцарскому роману о далеких средних веках.
Из высокой плетеной корзины выглядывают яркие обложки магловских журналов о кино. Я выбираю один, самый толстый и начинаю листать. С гладких страниц на меня смотрят улыбающиеся люди из разных городов и стран, из разных столетий. Это ведь так просто в кино: попасть в прошлое и изменить его. Для это не надо ни времяворотов, ни черном магии. Просто камера, талант и немного фантазии. Конечно, ход истории не переменится, и все останется как было, но ведь можно мечтать? Можно вспоминать и дарить людям радость. Немного улыбок, пусть даже сквозь слезы.
Я люблю кинематограф. Люблю за его пронзительность и красоту. За красное пальто на серой улице и за лучи солнца сквозь зеленые листья деревьев. За то, что там оживают люди, мысли и чувства. За весеннюю легкость бытия и осеннюю глубину идей. Наверное, я могла бы часами бродить по Лондону с камерой и снимать, подмечать, захватывать приятные мелочи, которые не успевают рассмотреть спешащие и широко шагающие по жизни серьезные люди.
Альбус всегда подшучивает надо мной, его кино интересует только если в нем есть приключения. Гарри считает, что это просто увлечение магловской жизнью и перешло ко мне от Гермионы. Но мама уже давно принадлежит только волшебному миру и порой даже забывает, как можно поставить чай без палочки. Отец говорит, что все это от дедушки Артура, но ведь мне нет дела до магловской техники, меня волнует только искусство. Черные шуршащие пластинки, блестящие серебряные диски, маленькие белые наушники, темно-синие катушки, большой белый экран, книги в цветных дешевых обложках и картины в светлой галерее. Я думаю, что у магов есть такой ген, маленький и незаметный, отвечающий за любовь и интерес к магловской культуре. Обычно он спит и никто его не замечает, но иногда, в особенности у чистокровных волшебников, он дает о себе знать. И тогда в платяном шкафу наравне с мантиями появляются кеды и короткие юбки, на книжных полках вместе стоят «История Хогвартса» и «Три товарища», а галлеоны уходят на магловские кинотеатры и картофель фри. Как-то я рассказала об этой теории Андромеде, и она ее поддержала. А кому как не ей не знать лучше, почему иногда хочется бросить болеть за Сборную Англии по квидиччу и, сидя на крыше Букингемского дворца, пить пшеничное пиво из запотевшей бутылки.
За окном начинает темнеть. Кингсли смотрит на часы, встает, поправляет полы мантии и прощается с гостеприимной хозяйкой. Андромеда пожимает ему руку и провожает до входной двери. В прихожей зажигается свет. Я остаюсь одна в сумерках. Спрыгиваю с кресла как с качелей, потягиваюсь и подхожу к раскрытому роялю. Перебираю ноты, пробую что-то сыграть, но играю я плохо, поэтому мелодия хромает и спотыкается. Когда-то в детстве, еще до Хогвартса, мне давали уроки музыки, потому что как «каждая воспитанная девочка» я должна была уметь играть на пианино. К нам домой приходила строгая особа в очках с роговой оправой и учила меня гаммам, этюдам и занудным сонатинам. В Хогвартсе мне стало не до музыкальных аккордов, поэтому моя игра так и осталась на уровне скучных прелюдий и забавных детских пьес.
- Хочешь, сыграю? – я и не заметила, как Андромеда вернулась и зажгла белые свечи.
Я киваю, потому что Андромеда играет как живет - с чувством. Я стою у нее за спиной и пытаюсь следить за нотами, чтобы вовремя перевернуть страницу. В результате я почти попадаю в такт и, довольная, опускаюсь на пушистый ковер.
Грустная осенняя музыка, с поющей мелодией и дождливым сопровождением. Легкая как улыбка сквозь слезы. И, в тоже время, в ней есть что-то доброе, что-то детское и забавное.
- Здорово, - вот и все, что я могу сказать, - это про осень?
Андромеда читает название: comptine d’un autre été: l’apres Midi, но я никогда не была сильна во французском.
- Это про лето. Считалка другого лета: после обеда.
Я пожимаю плечами: если у них было такое же лето как у нас в этом году, то...
Андромеда улыбается:
- Это музыка из французкого фильма Амели. Первый фильм, который я посмотрела в кино с маленьким Тедди. Не скажу, чтобы он мне очень понравился, но музыка... Согласись, в ней что-то есть.
Это смешно и глупо, но я почти всегда соглашаюсь с Андромедой. Иногда мне кажется, что мы с ней слишком похожи, чтобы не быть родственницами. Или все дело в том самом гене?
Андромеда собирает ноты и на мгновение замирает перед вазой с цветами, улыбаясь.
- Останешься ужинать?
- Нет, - я по-прежнему сижу на белом ковре, - а что, Тедди снова пропал?
Андромеда кивает:
- Он или у Блэков, или у Лестранжей, или где-то еще. Зарабатывает миллион.
Это интересно. Тедди Люпин, не совсем чистокровный потомок Блэков и Розье, унаследовавший еще и все замки Лестранжей. Самый богатый жених Англии и Шотландии, которому непременно и как можно скорее нужно заработать миллион галлеонов. Мой дальний родственник, близкий друг и товарищ. В гостях у Уизли его волосы принимают ярко-рыжий оттенок, и я привыкла считать его почти братом. Мне нравится стоять рядом с ним и показывать язык нашему отражению в зеркале: два загадочных прищура, два пары хитрых глаз и растянувшиеся в усмешке губы. Тедди можно легко увлечь заманчивой идеей, поэтому он часто принимал участие в наших шалостях, несмотря на то, что был невыносимо старше нас всех. Тедди Люпин с ангельским взглядом, головокружительными рассказами о Хогвартсе и чуть уловимым сладким запахом любимых духов Виктуар.
Впрочем, тот Тедди уже давно вырос, и теперь это красивый, высокий мужчина с чуть заметной грустью в глазах. Нет, он по-прежнему смеется и творит глупости, но во всех его поступках чувствуется ответственность. Я порой удивляюсь, как в его цветной голове уживаются вместе мудрая рассудительность и бесшабашный ветер. Он верит в невозможное и, наверное именно поэтому, ему удается почти все.
Обычно Тедди живет у Андромеды. У него наверху есть свои комнаты, заваленные всякими полезными мелочами, которые строгая хозяйка грозится выбросить, но которые остаются нетронутыми уже который год. Они прекрасно соседствуют, живя свой жизнью, и то же время не упуская друг друга из виду. Тедди говорит, что никогда не променяет чай с Андромедой на пиво в пабе с друзьями, и всегда возвращается. Поэтому Андромеда привыкает к его зигзагам, девушкам и каждые полугода новым лабораториям, посмеиваясь в воротник сиреневой шали.
Девушек у Тедди множество, и они давно стали семейной легендой. С того самого дня, как миссис Билл Уизли выставила молодого и влюбленного Люпина из своей гостиной, заявив, что он слишком несерьезен, чтобы стать мужем ее дочери. Что он должен доказать всем, чего он стоит и заработать миллион. Именно заработать, а не достать из фамильного хранилища Гринготса. А пока она запрещает ему видеться с ее дочерью. С тех пор, Тедди меняет девушек чаще лабораторий, и у всех у них совершенно разная, но очень яркая и заметная внешность. Впрочем, у этих красавиц есть одна общая черта: они все любят носить темные очки в пол-лица и говорят с чуть заметным французский акцентом. Только боюсь, что план Вик и Теда скоро раскроется, потому что подозрения слышатся уже на кухне в Норе, а оттуда и до Коттеджа у моря недалеко. Представляю Флер с громом и молнией, мы даже с Альбусом поспорили на коробку конфет, будет ли она страшнее бабушки Молли в гневе.
Андромеда стоит у большого окна в сад:
- Думаешь, ему повезет в этот раз?
Я не знаю. Я правда не знаю. Мне очень хочется верить, потому что тогда сбудется и моя мечта. Мне хотелось бы снимать колдофильмы. Как у маглов: фильмы о войне, о любви, об известных людях, воспоминания о детстве, просто истории, простые и сложные. Заставляющие людей думать, улыбаться, прощать, понимать себя и никогда не забывать прошлое. Помогающие жить и дающие вопросы на многие ответы. А еще мне бы хотелось подарить красоту. Чтобы люди раскрыли глаза и распахнули крылья. Колдографии это замечательно, но сравнивать их с кино... Это как пытаться доказать, что Чистомет лучше Нимбуса.
Еще весной это были пустые мечты, но вернувшись домой на каникулы, я проболталась Тедди. Мы сидели в саду в Норе, ели поджаренный на костре хлеб, пересчитывая звезды. И меня потянуло на разговоры. Тедди загорелся смелой идеей, заверив меня, что с моими могзами, его рвением и общей удачей мы обязательно свернем горы. Мне хочется надеятся, что нам повезет, но я видела Теда две недели назад, передавая новые расчеты, и, увы, до победы было очень далеко.
За окном уже совсем темно. В туманные дни всегда рано темнеет. Я обнимаю Андромеду, желаю ей всего самого-самого хорошего и убегаю в королевство уличных фонарей. У поворота я оборачиваюсь и вижу темный силуэт в сверкающем от тысячи свечей доме. Андромеда любит свечи, и жжет их в огромном количестве. Поэтому ее адрес легко найти: просто выбрать оазис света.
По пути домой я специально заглядываю в Лондон. Во-первых, это две прекрасные аппарации, а потренироваться полезно всегда, во-вторых, это шанс еще раз прокатиться в магловском метро. Я люблю его: шумное, суматошное, с большими красивыми вагонами и ярко-оранжевыми сидениями. Люблю рассматривать лица людей, и придумавать их жизнь: куда они едут и зачем. Люблю длинные запутанные переходы и смешно выпрыгивающие из автоматов цветные билеты. Поэтому я еду в скользящем вагоне с улыбкой на губах, прислонившись щекой к холодному стеклу и насвистывая глупую магловкую песню о королях и пиратах.
Дверь мне открывает взволнованная мама, с нежным румянцем на щеках и в своем любимом цветном переднике. Она надевает его каждый раз, когда начинает готовить или же заниматься другой домашней работой. Это для нее как четкое разделение семьи и министерства: разноцветные фартуки и строгие темные мантии.
- Роуз, как хорошо, что ты уже дома! Ужин как раз готов. Так что мой руки и за стол, - мама немного суетится, а потом радостно шепчет, - Хьюго теперь тоже староста!
Я замираю перед большим зеркалом и удивленно смотрю на наши отражения. Хьюго, мой маленький братец, который уже давно выше меня ростом, стал старостой! Здорово! Размытываю пушистый шарф, ерошу длинные волосы, совсем как Альбус, и бегу в гостиную.
- Роуз! – я попадаю в крепкие объятия новоявленного невыносимо рыжего старосты. Веснушки скачут у него на лице, а у кончиков глаз множество мелких лучистых морщинок, - Роуз!
Я показываю ему язык и тут же принимаю серьезный вид:
- Поздравляю! Теперь у нас в семье все старосты, - с акцентом на «все».
Хьюго смеется и кружит меня в импровизированном танце. Мелькают свечи и статуэтки, загадочно улыбающийся отец и спокойный взгляд карих глаз. У меня кружится голова и мне требуется несколько минут, чтобы сообразив, воскликнуть:
- Джим!
Мой двоюродный брат Джеймс Поттер, которого с легкой руки Тедди Люпина все зовут не иначе как Джимом, стоит у большого камина и смотрит на нас как взрослый. Мы успеваем только кивнуть друг другу, когда в гостиной появляется мама и требовательно зовет всех к столу.
Ужины семьи Уизли стали давно известны в магической Англии. Маме всегда удавалось быть лучшей во всем, вот и готовить она научилась отменно. Пожалуй, даже лучше бабушки Молли, хотя под Рождество это кажется невозможным. Мы всегда рады гостям, поэтому дни, когда мы обедали вчетвером, я могу пересчитать по пальцам одной руки. Сегодня своим присутствием нас почтил Джеймс со своей женой и очаровательной дочкой.
Меньше всего от Джима я ожидала ранней женитьбы. Но он оказался копией своего дедушки, и на седьмом курсе вдруг стал рассудительным и серьезным. А в августе сделал предложение белокурой Эйлин с Равенкло. Этим летом у них родилась Джейн, толстощекая и забавная как все малыши.
Мы сидим за огромным круглым столом, и я забываю о туманах, дождях и серой сырости. Я вижу только дорогих моему сердцу людей, слышу их неторопливые разговоры, любуюсь отсветом свечей на рыжих и черных макушках, ловлю каждый момент этого теплого семейного ужина. Белая скатерть, черное серебро, голубые незабудки в плетеной корзине. Хьюго покачивает на руках уснувшую Джейн, Эйлин о чем-то негромко говорит с мамой, отец спорит с Джеймсом о полуфинале Всемирного чемпионата по квидиччу. То ли от потрескивающего камина, то ли от терпкого французского вина я становлюсь сентиментальной и растроганной. Чувствую, что еще немного и я расплачусь. Джеймс подмигивает мне:
- Что красотка, ты уже готова убежать с Малфоем?
Эйлин сердито смотрит на молодого мужа и произносит своим легким как лен голосом:
- Джеймс, ну что ты говоришь? Какой Малфой! С мозгами Роуз!
Я пожимаю плечами, все снова встает на свои места. Наверное, мне просто нельзя пить.
После десерта гости уходят. Родители дружно отправляются на светлую кухню, мыть посуду. Мы с Хьюго остаемся сидеть за растрепанным столом, утопая в полумраке свечей и полусвете своих улыбок. Мы могли бы проторчать так целую вечность, думая каждый о своем, но под бой часов появляется отец и отправляет нас спать. Я лениво поднимаюсь по широкой лестнице, цепляясь за перила, в отличие от Хьюго, который перепрыгивает через ступеньки и летит наверх со скоростью лучшего игрока сборной Англии. У своей комнаты он издает победный клич и кричит: «Один ноль в пользу Хьюго Уизли». Какой же он смешной! Я машу руками, соглашаясь со всем, и желаю спокойной ночи.
Но стоит мне перешагнуть порог своей комнаты, как хмель исчезает из моей головы. Я остаюсь в потемках и пытаюсь рассмотреть свое отражение в серебристом зеркале. Считаю до трех и начинаю собирать вещи. Сажусь за письменный стол и пишу список всего, что нужно взять с собой. Главное ничего не забыть, ничего не пропустить. Я почти уверена, что Альбус будет собираться впопыхах и забудет все, что только можно. Милый и безответственный Аль. Я грустно улыбаюсь и продолжаю сборы.
Одинокий луч холодной луны крадется по деревянному полу. Я замечаю его и выглядываю в окно: удивительно, но туман стал менее вязким и между облаков желтым пятном висит полукруглый месяц. На счастье?
Вещи собраны, транфигурированы и уменьшены. Я стою посреди своей родной комнаты, в который выросла и провела 17 веселых лет, и бросаю на дорогие предметы последний взгляд. Не скучайте, мои книжки без картинок. Не грустите, мои мягкие медведи. Не плачьте, Роуз Уизли.

		ДОРОГИЕ ДРУЗЬЯ! ФОРУМ ОТКРЫТ ТОЛЬКО ДЛЯ СОВЕРШЕННОЛЕТНИХ ЗАРЕГИСТРИРОВАННЫХ ПОЛЬЗОВАТЕЛЕЙ. Чтобы зарегистрироваться, внимательно прочтите инструкцию в этой теме. Если вы уже зарегистрированы, то получить доступ к закрытым разделам можно в этой теме.