Астрономическая башня

«Как в сказке о Джеке и волшебном горошке. Вскарабкаешься выше крон влажного леса, а там воздух такой чистый, что можно рассмотреть крошечные фигурки людей, молотящих зерно и раскладывающих полосы кабаньего мяса вялиться на протянувшейся на тысячи миль и раскаленной августовским солнцем пустой восьмирядной скоростной автострады.» Ч. Паланик, «Бойцовский клуб»

«Лишь утратив все до конца, мы обретаем свободу» к/ф «Бойцовский клуб»

Мне приснилось небо Лондона.

Однажды мне приснился полет… На метле, конечно. Я до сих пор помню тот сон. Это было не похоже ни на один квиддичный матч, ни на один перелет, ни на что вообще! Не было холода, от которого начинает противно тянуть в ушах, не было красных трещинок на руках от обветривания, не было заглушающего наши счастливые крики гудения потоков воздуха. Было прохладно, но как-то приятно, было морозно, но мороз был как будто лишь для создания обстановки, а ветер поддувал в спину – в каком направлении ни лететь – и от этого все казалось еще прекраснее. Город внизу и его фантастические здания, архитектурой напоминающие Хогвартс, возвышались где-то под нами, а наверху светило заходящее солнце, и закат был красным. Красный, нежно желтеющий к краю неба закат – и мы с тобой, летящие на своих суперскоростных метлах во всем этом великолепии. Мы казались частичками природы, являлись самой природой. Я был счастлив тому, что мы волшебники: маглы со своей цивилизацией давно отделились от истоков мира. Магов же, знай они о нашем существовании, простецы наверняка посчитали бы самыми отсталыми. Но это не так. Древний Лондон принадлежал в моем сне лишь нам с тобой и мы могли дойти до конца – раствориться в мире волшебства, природы и полета.

В нём приснился долгий поцелуй.

Потом, каким-то образом, в моем сне мы летели уже на мотоцикле. Ты обнимал меня сзади за талию и смеялся. Но не в мое ухо, а куда-то назад, в лицо ветру, а может, обращаясь к выхлопной трубе. Несмотря на то, что мы сидели на гудящем и фыркающем магловском устройстве, чувство связи с природой не исчезло, и безграничность свободы все так же заполняла наши мысли.
Тогда я немного затормозил и сказал тебе:
- Если ты хочешь дойти до конца, почему бы тебе не поцеловать меня?
Точно не помню, да и не смогу больше воспроизвести ту фразу, но интонация «почему бы…» присутствовала точно. Мы больше не летели (вроде бы), и ветер закружился вокруг нас вихрями, неся гудение движка мотоцикла ввысь, к уходящему вверх желтым цветом закату. Ветер метнул мне в лицо волосы, а потом ты поцеловал меня. Или я тебя поцеловал (не суть), но я помню лишь настроение момента: твои невыносимо отдаляющиеся и также невыносимо приближающиеся губы, мои волосы, лезущие куда попало и то, как мне приходилось выворачивать шею, чтобы не потерять контакт с тобой. Было немного мокро, ха-ха. И мне так все нравилось… но я стал чувствовать не сильно радующее меня томление, которое порой приходит во сне, и шея вывернулась просто под немыслимым углом(наверное, подушка была виновата). Тогда я дернулся, и мотор мотоцикла заглох. Мы полетели вниз вместе с тяжеленной грудой метала и своими поцелуями свободы.

Мы летели, вовсе не держась.

Естественно, ты смеялся, пока летел. Естественно, летели мы долго. Это ведь сон, правда? И я совсем не боялся упасть. Я, похоже, даже торопился упасть первым – это называется "догонялки в небе". Вот что такое - дойти до конца, стать частью природы. Природы магии.

Кто же из нас первым упадёт
Вдребезги на Тауэрский мост?

Потом в полете раздался грохот. Я посмотрел вниз и увидел на мосту через реку – так мы над ней развлекались! – разлетающиеся осколки мотоцикла, и под ними ясно различил щепки наших покинутых до этого метел.
А мы все летели и летели, и мне казалось, что мы никогда уже не упадем. С тебя даже очки сорвались – я видел одну линзу рядом с рукояткой своей метлы на мосту.

Утром, я узнаю утром.
Ты узнаешь позже.

Мы не упали. Точнее, упали, наверное, но кто кого обогнал – я не выяснил. Нам надо было бы взвеситься и узнать, кто тяжелее. Когда мост был совсем близко (я видел блеск лысины одного из магловских водителей, тормознувших перед моим разломанным мотоциклом), я проснулся. Ну, еще бы.

Этих снов дороже ничего и нет.

Мы дошли до конца в моем сне – стали частью природы и, по-моему – частью друг друга. Мы сделали это вместе. Мне, в отличие от тебя, нечего было терять, слышишь? Поэтому наяву я постоянно ждал, когда ты вместе со мной отправишься в путь к последней черте человеческой природы. Я ждал, когда ты потеряешь все. Но не смел тебя лишать этого.

Без таких вот звоночков
Я же зверь одиночка
Промахнусь, вернусь ночью
Не заметит никто.

Потом ты бросил меня впервые. Ты оставил Ремуса, Питера и, главное, ты оставил меня. Как ты мог, Джеймс? Я понимаю, что у тебя появился близкий человек, даже ближе, чем я, но ты не должен был совсем о нас забывать. Зачем тогда нужна дружба, когда любовь способна разрушить ее в считанные дни?
Говорят, Сириус Блэк ушел из дома. Но Сириус Блэк – нежеланный ребенок. Быть может, он был желанным в утробе матери, но в свои глупые шестнадцать лет он, по меньшей мере, нелюбимый ребенок. Сириус Блэк ушел из дома, но кто смеет меня винить? Меня никто и не держал в семье! Я и моя мама, я и мой брат, я и все остальные – мы не оставили друг другу шанса на восстановление отношений. Они – из гордости, я – из-за своих новых идеалов. Я ушел из дома тогда к тебе, Джеймс, и ты действительно был мне хорошим другом, больше того - братом. Но как ты мог бросить меня после всего?
Порой я думал, что мое сердце просто разбито. И тогда возникала идея – может, поцеловать тебя? А то, для чего же нужна дружба, если любовь побеждает ее за недели?
Я остался один, совсем один, лишь изредка получая толику той дружбы, которая раньше была у нас с тобой. Изредка – это по мере того, как Лили встречалась со своими подругами.

Всё тот же зверь одиночка,
Я считаю шажочки
До последней до точки.
Побежали летать!

Я помню, когда в один год умерли твои родители, ты сказал:
- Теперь мне, правда, нечего терять, Сириус.
Теперь ты готов дойти до точки – вот, что ты заявил.
Теперь мы с тобой могли быть самими собой на сто процентов, ведь тебе больше не перед кем было стыдиться. Ведь больше тебя ничего не держало и ты ни за кого не отвечал, так же, как и я. Родители бросили тебя, друг, также, как и меня.
Но когда Лили наконец-то обратила на тебя внимание, ты заявил и еще кое-что:
- С ней я готов дойти до конечной.
До конца, вернее. С ней.
Ты бросил меня, как наши родители нас.

Мне приснилось небо Лондона.
В нём приснился долгий поцелуй.

После того сна, где мы были частью природы и частичками друг друга, я долго думал о поцелуе во сне. Когда я разговаривал с тобой, и ты заканчивал мою фразу, а я начинал твое следующее предложение, я думал о том поцелуе. Однажды я его даже чуть не повторил наяву. Но это было давно и неправда.
Гораздо позже мне приснился еще один сон. Похожий, но другой. Это было уже после того, как ты оставил меня, чтобы отпустить до конца идти в одиночку, а самому за руку вести по дороге Лили.

Мы гуляли там по облакам.
Притворились лондонским дождём.

Во втором сне мы уже не летали на метлах, а ходили по облакам. Ну, знаешь, как в сказках или там на детских картинках.
Рядом не было Лили, и ты был только со мной, но я все равно помнил, что ты бросил меня. Мы держались за руки(!!!) и мелкими шажками мерили эти пушистые белые долины. И мы снова целовались, только я даже не помню этих мгновений. Целовались, знаешь, так, как будто мы давно устоявшаяся парочка и каждые пять минут слюнявим друг друга в знак своей любви. Ну, эм, как вы с Лили. Не в обиду, конечно.

Моросили вместе на асфальт
Утром, я узнаю утром
Ты узнаешь позже.

Ты же сказал, когда стал встречаться с Лили:
- С ней, - заявил ты, - я готов дойти до конечной.
До конца, вернее.
Ха-ха.
До бесконечной.*
Вместе с Лили вы дошли до конца в том смысле, в котором это понимают все нормальные люди.
На следующий день после «облачного» сна вы погибли.
Знаешь, я всегда хотел рассказать тебе: ведь понятно, что я иду до конца, теряя все на своем пути, становясь самим собой, потому что меня ничто не держит, я ни к чему не привязываюсь. Даже родителям я стал чужим. Но только когда вы погибли, я понял, что у меня все же было кое-что дорогое в жизни. То, что держало меня в каких-то моральных рамках, направляло мою энергию саморазрушения в созидательное русло общества.
Когда умер ты, и умерла Лили, я наконец-то обрел свободу, только не сказать, что был ей рад.

Этих снов дороже ничего и нет.

*** *** ***

Сириус Блэк лежал на каменном полу в холодной камере Азкабана и смотрел в потолок, представляя, что там, за толщей темно-серого, влажного камня раскинулось небо. Когда его доставили к тюрьме, Сириус не мог определить, в какой стране находится, и поэтому он представлял себе, что за потолком небо Лондона. А на небе, на круглом пушистом облачке, сидят Джеймс и Лили Поттеры, свесив ноги и болтая босыми пятками над землей и Тауэрским мостом, находящимися далеко под ними. На Поттерах белые одеяния и, наверное, крылышки за спиной - уж у миссис-то точно. Джеймс и Лили слушают мысленный рассказ Сириуса и кивают головами, грустно улыбаясь.

После исповеди, отвернувшись к стене, Сириус думал о том, что его друг со своей возлюбленной дошли до конца вместе, в то время как он сам, Сириус, утратил все полностью. Даже свободу.

Сириус не знал, что, если он отвернулся к стене от сидящих высоко в небе Джеймса и Лили, то это не значит, что Джеймс и Лили ушли со своего облака, перестав смотреть на Бродягу с небес.

____________
*©=спёрто.

		ДОРОГИЕ ДРУЗЬЯ! ФОРУМ ОТКРЫТ ТОЛЬКО ДЛЯ СОВЕРШЕННОЛЕТНИХ ЗАРЕГИСТРИРОВАННЫХ ПОЛЬЗОВАТЕЛЕЙ. Чтобы зарегистрироваться, внимательно прочтите инструкцию в этой теме. Если вы уже зарегистрированы, то получить доступ к закрытым разделам можно в этой теме.