|
|
| |
Пост N: 9
Зарегистрирован: 14.07.08
|
|
Отправлено: 30.09.08 08:05. Заголовок: Это был лучший ден..
Это был лучший день рождения в жизни Гарри. Под ровный, убаюкивающий стук колес мальчик снова и снова вспоминал разговор с Хагридом, Гринготтс, чудеса Косого переулка. Нащупывал в кармане волшебную палочку, с трудом удерживаясь, чтобы не достать и не начать размахивать прямо здесь, на глазах ничего не подозревающих пассажиров. Кто знает, будет ли палочка слушаться его теперь, когда вокруг – не волшебный переулок, полный чудес, а самый обычный вагон самого обычного поезда, полный самых обычных людей? Пожалуй, если бы не спящая в клетке полярная сова, Гарри решил бы, что все это сон. Но сова была самая настоящая, и мальчик то и дело просовывал руку сквозь прутья клетки, чтобы погладить ее упругие белые перья.
Только подъезжая к Литтл-Уиннингу, именинник спохватился: а как же Дурсли? Так и сидят на том островке, в хижине на скале посреди моря? Ведь лодку, в которой они туда приплыли, взял Хагрид. А там так холодно, и совсем нечего есть… И потом, куда ему-то деваться, если в доме тетки никого? Не к Хагриду же? Нет, на самом деле как раз к Хагриду было бы здорово. Он замечательный, куда лучше Дурслей! Но… в общем, хватит и того, что первого сентября он не пойдет в школу, выбранную для него дядей и тетей, а поедет в Хогвартс. Разве можно мечтать о большем?
Поэтому, увидев на пустой платформе огромную фигуру дяди Вернона, Гарри вздохнул с облегчением. Дядя молча глядел, как племянник, пыхтя, выволакивает из купе вещи, и делал вид, что вообще впервые видит этого худого растрепанного очкарика. Правда, клетка с совой заставила его шарахнуться.
– Этой гадости нечего делать в моем доме!
– Но…
Гарри еще только подбирал слова, которые могли бы заставить дядю смилостивиться, но тот вдруг сдулся, как проколотый воздушный шар, и буркнул:
– Впрочем, тебе там тоже нечего делать. Пошли.
Толкая тяжело нагруженную тележку следом за дядей, Гарри думал о двух вещах. Как Дурсли выбрались с островка и добрались до дома раньше него, и откуда дядя Вернон знал, что нужно будет встретить Гарри с поезда. По сравнению с этими двумя загадками странно быстрое согласие на сову казалось мелочью. Гарри подмывало спросить дядю прямо, но он достаточно знал Вернона Дурсля, чтобы смирить любопытство и помалкивать.
Слава Богу, паршивец молчит, думал между тем мистер Дурсль. Месяц… месяц потерпеть можно. Шантажисты проклятые. Мало того, что в его доме живет ненормальный мальчишка, мало всех этих странностей, с которыми они вот уж десять лет пытаются бороться, так вот, получите! Все усилия сделать из племянника приличного человека идут псу под хвост, а он должен молчать! Соглашаться на эту их уродскую школу, после которой мальчишке одна дорога – в психушку! Мог бы стать нормальным членом общества, а теперь? Жаль сопляка, какой ни есть, а все ж родня. Бедная Петунья!
Вернон вспомнил волосатого громилу и содрогнулся. Уголовник, как есть уголовник! При Гарри еще сдерживался, небось не хотел пугать мальчишку, но потом… Право слово, Вернон Дурсль предпочел бы так и сидеть в хижине на скале, лишь бы не встречаться снова с посланцем мира психов, называющих себя волшебниками. И, что хуже, действительно умеющих творить всякие ненормальности – называть такие гадости чудесами Вернон отказывался категорически.
Громила явился незадолго до полудня. На этот раз не стал вышибать дверь, а просто возник из воздуха. Хлоп – и вот он, добрый день, давно не виделись. Вернон к тому времени охрип, пытаясь докричаться до лодочника, а Петунья устала плакать. Что касается Дадли, поросячий хвост выбил ребенка из колеи настолько, что бедняга даже не жаловался на голод. Сидел в углу, скорчившись, и тихо поскуливал.
«Ну что, пустые головы, насиделись? Домой-то хотите?»
Вернон молча глядел на незваного гостя, сжимая и разжимая кулаки. Не будь этот волосатик таким огромным и не умей… Вернон запнулся, боясь даже мысленно выговорить верное слово – «колдовать»…
«Сейчас я вас к вашей машине доставлю, только вот скажу кое-что еще. Ежели не хотите, чтоб ваш поросеночек так с хвостиком и ходил, сделаете, как я велю. Как мы с Гарри все нужное-то купим, я его на поезд посажу, а вы, значит, с поезда встретите. А первого сентября отвезете до вокзала Кингс-Кросс, со всеми, значит, вещами. Проводите Гарри, потом привезете своего поросеночка вот сюда, – громила сунул в руки Дурслю визитку из странного плотного материала – все у этих психов не как у людей, даже визитки! – там ему хвостик-то уберут».
Шантажисты проклятые!
Ну и ладно, решил в конце концов мистер Дурсль. Раз хотят сделать из паршивца такого же ненормального, как они сами, он мешать не станет.
Для Гарри последний день июля обернулся сказкой, для Дурслей – кошмаром, что же касается Хагрида, то он смертельно устал. Отбивать Гарри Поттера от родичей-маглов, объяснять ему про волшебный мир, рассказывать о Вы-Знаете-Ком и смерти родителей, водить ошарашенного новостями и чудесами именинника по Косому переулку, попутно успеть припугнуть хорошенько Дурслей – а то ведь с них бы сталось сорвать мальчику первую поездку на Хогвартс-экспрессе и, чего доброго, распределение! Да еще Гринготтс с бешеными гоблинскими вагонетками! Короче говоря, ничего не было удивительного в том, что к вечеру Хагриду хотелось только одного – отдышаться. Посидеть спокойно, опрокинуть стаканчик-другой огневиски и наконец-то расслабиться.
Некоторое время Хагрид раздумывал, куда податься – в «Дырявый котел» или «Кабанью голову». Он предпочел бы второе, но… Хотя вечер вторника – не то время, когда в Хогсмиде очень уж шумно, однако появление в окрестностях школы подразумевает, что поручение выполнено. А значит, сначала надо явиться с отчетом к директору. Дамблдор наверняка ему посочувствует, но сотни-другой вопросов это не отменит, да и чай с лимонными дольками – не совсем то, что нужно сейчас для восстановления душевного покоя.
По счастью, «Дырявый котел» был пуст. Том принес позднему посетителю огневиски, спросил что-то о юном Поттере. Хагрид ответил невпопад, и бармен, сочувственно вздохнув, пошаркал обратно за стойку. Он тоже устал за этот день, так что вполне понимал хогвартского лесничего.
Первый глоток пробежал огнем по жилам. Хагрид выдохнул, качнул стакан – в нем осталось меньше половины. По столу разбежались огненные блики. Напомнил себе: не засиживаться, директор ждет. Ждет рассказа о Гарри, а главное, отчета о другом поручении.
Подумал: надо же, как время-то летит. Сын Джеймса и Лили – в Хогвартсе. И такой славный мальчишка, вылитый отец. Хотя, судя по первому знакомству, от Лили у него не только глаза…
Второй глоток принес долгожданное расслабление – и нежданные воспоминания. Лили, Джеймс… Сириус… Гарри, слабо хнычущий среди развалин… Хагрид тряхнул кудлатой головой, поспешно наполнил стакан. Пробормотал:
– Ваш сын совсем уже большой… жаль, что вы не дожили. Джейми, Лили… вечная вам память.
Выпил, не отрывая стакана от губ, утер навернувшиеся слезы. Встряхнул бутылку – жидкости в ней осталось на донышке.
– Еще, Хагрид? – спросил от стойки Том.
– Э-э-э… Нет, спасибо. – Остатки огневиски наполнили стакан едва на треть. – Мне пора, Том. Я не должен был задерживаться, да вот… Грустно что-то стало, понимаешь…
Вздохнул, допил, встал, опираясь огромными ладонями об стол.
– Подумать только, десять лет…
Шагнул к камину. И остановился, услыхав тонкое жалобное поскуливание с заднего двора.
– Опять, – Том, обреченно вздохнув, вышел из-за стойки.
– Кто там у тебя?
– Да кто угодно! – с откровенной злостью ответил бармен. – То кошечку подкинут, то щеночка, то жабу рогатую! Им девать некуда, а я вроде крайнего. Однажды даже младенца на крыльце нашел! Маггловского причем.
– И куда дел? – невольно заинтересовался Хагрид.
– Ох, не напоминай! Беготни было…
Том распахнул дверь и замер. Скулеж стал громче, но ненадолго, потому что через какие-то пару мгновений его заглушила ругань Тома. Выслушав длинную тираду, в коей весьма художественно упоминались соседские детишки, Ноев ковчег и Мерлинова задница, Хагрид из-за плеча Тома выглянул во двор.
Рядом с мусорными баками лежал Щенок. Да, именно Щенок, с Большой Буквы. В точности такой, о каком мечтал маленький Рубеус годика эдак в три или в четыре, разглядывая картинки в отцовской энциклопедии чудовищ. Три лобастых головы, три пары по-щенячьи светлых глаз, несоразмерно толстые лапы – верный признак, что зверь вырастет далеко не мелким. Узкий змеехвост покрыт младенчески мягкой кожицей с едва наметившейся чешуей. Насколько Рубеус помнил, ядовитым он станет, когда повзрослевшему псу настанет пора биться за самку; пока же хвост, похоже, мерз и все пытался зарыться в пушистую тонкую шерстку.
Щенок ненадолго смолк, попытался подняться. Лапы разъезжались, и тогда он снова заскулил. Совсем жалобно, словно брошенный ребенок. Да он ведь такой и есть, подумал Хагрид.
Вспомнилось вдруг: десять лет назад, услыхав, как плачет в развалинах родительского дома Гарри, Хагрид подумал – «словно брошенный щенок». Сердце защемило, захотелось выпить еще, много, чтоб уж точно отшибло всю память хотя бы до утра. Нельзя. Он на работе. И Дамблдор такого лечения не одобряет.
– Вот что делать, а?! – простонал Том. – И в министерстве, как назло, никого уже, время к ночи.
– Зачем, – удивился Хагрид, – министерство?
– А куда эту пакость девать? В отдел опасных существ заявлять надо, пусть приедут, заберут. А это ж теперь до завтрева, да пока они раскачаются, да пока пришлют кого… всех посетителей мне распугает…
Бармен чуть не плакал. Тоже, видать, тяжелый день сказывался.
– Я его заберу, – Хагрид решительно отодвинул Тома в сторонку, в два шага преодолел расстояние до Щенка, присел с ним рядом на корточки и погладил среднюю голову. Щенок в ответ тяпнул его за пальцы – всеми тремя пастями сразу. Пожевал немного, выплюнул и заскулил совсем уж душераздирающе. – Мамку ищет, – вздохнул Хагрид, усаживая Щенка за пазуху. Вернулся мимо все еще стоящего столбом Тома к камину, набрал пригоршню летучего пороха, и вдруг спохватился: – Том, ведь ты не против? Ну, чтобы я его забрал?
– Против?! Я?! – простой вопрос, требующий столь же простого ответа, отчего-то привел бармена в крайнее возбуждение. – Благодетель! Спаситель! Да я… мне ж тут… только не хватало! Вот! – сунул Хагриду в карман непочатую бутыль огневиски, подтолкнул к камину. – Заходи еще, Хагрид! Почаще заходи! Всегда буду рад тебя видеть!
Один. Холодно. Есть хочется. Где свои? Вокруг чужое, страшное. Как здесь, почему? Вместо теплого, молочного запаха родного логова – резкое, незнакомое.
Паника.
Паника.
Кто-то берет в теплое. Большой. Пахнет чужим, но хорошим. Правильный. Хозяин?
Хозяин.
Больше не один. Навсегда.
Щенок за пазухой угрелся, заснул. Хагрид рассказывал Дамблдору о Дурслях, Гарри, Гринготтсе, отвечал на бесчисленные директорские вопросы – а сам прикидывал, дадут ли кухонные эльфы прямо сейчас молока и мясного сока в должном количестве, будет ли Пушок – имя родилось само, как оно обычно и бывает, – спать на кровати или с Клыком, на какой размер и как срочно делать шлейку… Дамблдор списывал невнятность ответов на усталость, сочувствовал и подливал чаю. Наконец отпустил, сказав:
– Нас всех ждет сложный год, Хагрид. Надеюсь, ты присмотришь за Гарри.
– Дык это, – лесничий даже растерялся, – неужто ж нет, господин директор! Гарри, он ведь… это ведь Гарри!
– Вот и хорошо, – улыбнулся Дамблдор. – Спокойной ночи, Хагрид.
Эльфы не подвели. Средняя голова – ведущая – уже лакала сама, двум другим пришлось вливать подогретое молоко в пастишки. Клык вертелся рядом, заглядывал через локоть, норовил облизать малыша. А тот, наевшись, снова уснул. На кровати, доверчиво положив все три головы на Хагридову руку.
Директор все-таки увидел щенка – придя на следующий день расспросить лесничего о посещении лавки Олливандера. Мастер, оказывается, написал Дамблдору что-то о палочке младшего Поттера… Пушок подковылял на разъезжающихся лапах, средняя голова тоненько тявкнула. Хагрид, запинаясь, рассказал, откуда взялся новый питомец. Перспектива отдать малыша на милость отдела опасных существ красноречия не прибавляла. Однако, вопреки опасениям, директор лишь улыбнулся и покачал головой.
Оставшийся до учебного года месяц пролетел как один день. Пушок рос быстро – по правде говоря, куда быстрее, чем ожидал Хагрид. Уже через две недели вымахал ростом с Клыка, а к концу месяца лесничий мог почесать новому любимцу холку, даже самую малость не наклоняясь. Если не считать изгрызенных в лохмотья башмаков, щенок оказался смышленым: охотно шел на оклик, приносил палку, давал лапу, по команде «обед» тащил к Хагриду все три своих миски. Встречая на прогулке Дамблдора, дружелюбно ворчал, на Макгонагалл и пропахшего кошкой Филча азартно лаял, и, к немалому веселью директора, моментально засыпал под звуки грубой самодельной флейты. Наевшись, клал среднюю голову хозяину на колено, и тот почесывал белое пятнышко на лбу, а Пушок блаженно прикрывал глаза и пускал слюни, пока еще не ядовитые. Змеехвост обрастал чешуей, лапы перестали казаться несоразмерно большими, глаза из младенческих дымчато-голубых стали желтоватыми, взгляд – острым и умным. По Запретному лесу он бегал хозяином, и даже Арагога нахально облаял, приведя Хагрида в нешуточное умиление. Впрочем, умиление – это было именно то чувство, которым окрасился для лесничего весь август.
Дом. Кровать прогибается под лапами, но Хозяин не гонит. Еда вкусная и много. Игрушки – можно грызть. Теплое – можно греться. Греться можно, нос совать нельзя – жжется.
Вожак. Странный, голова только одна, и хвост не такой, и понимает плохо. Зато сильный. Драться не любит, играть хорошо.
Ветер. Луг. Лес. Пахнет. Пахнет много, незнакомо. Вожак учит запахам. Хозяин учит носить палку. Чешет, гладит. Хорошо. Счастье. Счастье. Счастье.
Вечером тридцатого августа, как всегда в этот день, нагрянул гость. Кивнул в ответ на растерянно-бессвязные приветствия, увернулся от облизываний кинувшегося встречать Клыка, дал Пушку внимательно себя обнюхать и сел за стол. Спросил, пригладив бороду:
– Завтра последний день каникул. Ждешь уже первоклассников, Хагрид? Думаю, наш Гарри рад будет тебя видеть.
– Дык это… конечно, господин директор! То есть…
– Мальчику нужен близкий взрослый, Хагрид. Не учитель, а друг. Ему так не хватает родителей. Ты же видел этих… Дурслей, – Дамблдор глянул значительно, очки-половинки блеснули в неверном свете камина. Великий человек, подумал Хагрид. Ему не надо объяс-нять. Сам все понимает.
– Еще одно, Хагрид. Насчет… камня, – директор чуть запнулся, лесничий кивнул: понял, мол. – Мы установили охрану, неплохо получилось, но, я думаю, не хватает последнего штриха. Туда слишком легко попасть, не приведи господи, сунутся любопытные детишки – и сразу в дьяволовы силки. Я бы хотел дополнительно защитить вход.
– Э-э-э… да, и верно, – Хагрид почесал затылок. – Верно, господин директор, это надо. А то вон взять хоть близнецов Уизли – только дай влезть куда не надо.
– Именно, – энергично кивнул Дамблдор. – Стоит мне объявить, что в некий коридор соваться запрещено, как можно быть уверенными – они тут же окажутся как раз в оном коридоре. Разумеется, совершенно случайно. Потому я и пришел к тебе.
– Я… могу помочь?
– Твой кербер уже годится для охраны?
– Дык это… – навряд ли, хотел сказать Хагрид, все ж таки еще не взрослый пес. Почти уже сказал. Но… возникла вдруг словно ниоткуда картинка – Гарри, барахтающийся в дьяволовых силках, задыхающийся, затихающий… Подумалось – Пушок такой умный, куда умней любой обычной собаки. Конечно, он сможет! – Пойдешь охранять, Пушок?
Кербер, услыхав свое имя, подошел к хозяину, бухнул ему на колени все три головы и задышал часто.
– Хороший мой, – Харгид погладил любимца, почесал белое пятнышко на крутом лбу. – В школе живешь, значит, с первого сентября пойдешь работать. Как все. Верно, Пушок?
На следующий день лесничий отвел Пушка в коридор на третьем этаже, за спешно укрепленную и снабженную запорами дверь. Поставил у стены все три миски, вздохнул:
– Тут тебя эльфы кормить будут. Если я начну с мясом по коридорам бегать, так детишки, это… слишком много поймут. Ну… не скучай, что ли?
Вернулся в хижину – там без Пушка стало пусто и просторно. Подвесил над огнем чайник. Вытряхнул кротовую шубу – хотя вечера еще стояли теплые, первого сентября Хагрид всегда надевал ее, просто на всякий случай. Мало ли, вдруг какой любопытный первоклашка в озеро свалится. Клык скулил, обнюхивая свесившееся до пола одеяло.
– Что, – вздохнул Хагрид, – и ты по Пушку скучаешь?
Выглянул в окно, пробормотал:
– Пора.
Еще через час тосковать стало некогда: первоклашки – такой народ, что пригляда требует больше, чем какие-нибудь опасные существа. К тому же Гарри… Сын Джеймса и Лили сиял, как начищенный кнат, увидав Хагрида, радостно ему замахал, и вообще казался совершенно счастливым. А уж когда вышли к озеру и за спиной раздался общий восхищенный вздох… нет, думал Хагрид, следя, как малыши рассаживаются по лодкам, все-таки работать в Хогвартсе – это счастье.
В хижине сиротливо скулил Клык и выкипал забытый над огнем чайник.
– Назад, Клык, назад! – Дверь приоткрылась, и сердце Гарри радостно екнуло при виде знакомого заросшего лица. Как же здорово, что Хагрид не забыл о нем! Первая неделя в школе выдалась нелегкой, и так хочется обсудить ее с кем-нибудь, кто знает здешние порядки и не будет смеяться над трудностями новичков! – Заходите. Назад, Клык!
– Ого, – Рон уважительно оглядел огромную фигуру лесничего, мощную ладонь, сжимающую ошейник здоровенной черной собаки. – Что за порода?
– Э-э-э, честно сказать, не знаю, – признался Хагрид. – Не силен я в названиях, да. С такими на кабанов охотятся, но вы его не бойтесь. Он смирный, мухи не обидит.
Гарри с восторгом оглядывал комнату: свисающие с потолка окорока и тушки фазанов, медный чайник над открытым огнем, накрытую пестрым лоскутным одеялом массивную кровать. Клык вывернулся из рук Хагрида и облизывал Рона, Хагрид накрывал стол к чаю и что-то говорил о Фреде с Джорджем. Здесь было замечательно! Уж точно куда лучше холодных подземелий…
И чаепитие, несмотря на каменные кексы, вышло замечательным. С Хагридом можно было, не особо стесняясь, обсуждать учителей – Филча он так и вовсе назвал старым мерзавцем! – у него было интересно, и потом, эта вырезка про «Гринготтс»… Раньше Гарри не замечал за собой наклонностей сыщика, но, с другой стороны, мало ли чего не было раньше? Он и волшебником себя не считал.
Кусочек неразгаданной загадки угнездился в укромном уголке мозга и замер, ожидая. Гарри не думал о ней, но однажды испытанный терпкий запах тайны навсегда отложился в его сознании как нечто очень и очень завлекательное.
Следующая деталь паззла появилась неожиданно быстро. Как ни странно, благодарить за это приходилось личностей весьма несимпатичных – Малфоя, Филча и Пивза. Вызов на дуэль – придуманный, как задним умом понял Гарри, исключительно ради того, чтобы подставить врага под взыскание; сумасшедший бег по ночной школе, вопли злобного полтергейста… и в довершение всего – кошмарный трехголовый монстр. Огромный, клыкастый мутант-переросток! Таким зверушкам самое место у Дадли в компьютере, в игрушках, где на подобную тварь нужно магазина три-четыре разрывных патронов и с десяток запасных жиз-ней. Но в Хогвартсе?!
Эхом собственных мыслей Гарри услышал сердитый голос Рона:
– Что они себе думают, держать такое в школе?! Уж кому-кому, а этой собачище явно нужно поразмяться…
Потому он нас сразу и не порвал, хотел сказать Гарри, что от сидения взаперти… но тут встряла Гермиона, и Гарри замер, ошарашенный новой мыслью. Какую же ценность должно иметь то, что охраняет этот пес, если Дамблдор ради сохранности этого чего-то рискует жизнями учеников?!
Такую же, как то что-то, ради чего неизвестные похитители рисковали жизнями, пытаясь ограбить «Гринготтс»?
Похоже, теперь Гарри знал, где сейчас сверток из сейфа семьсот тринадцать.
Взаперти. Долго. Зачем? Хозяин приходит редко, редко. Выводит тайком, в темноту. Темнота пахнет интересно. Звуки другие. Летают. Пищат. Хочется догнать. Хозяин дергает, уводит обратно. Недоволен. Оставляет, уходит.
Заходили детеныши – как Хозяин, только мелкие. Пахли страхом. Неприятно. Играть не стали.
Скучно.
Скоро домой?
Хозяин? Хозяин…
Ждать…
Несколько дней трехголовый монстр и таинственный сверток занимали все мысли Гарри – даже больше, чем желание отомстить Малфою. Но вскоре загадку вытеснили новые события. Начался квиддич. Летать – вот счастье, знал теперь Гарри. Самое настоящее счастье, когда от восторга захватывает дух и кажется, что сейчас ты можешь все. Три тренировки в неделю – этого было до обидного мало.
Жизнь новичков в Хогвартсе мчалась разогнавшимся экспрессом, незаметно складываясь в недели и месяцы. Хэллоуин подкрался внезапно и прошел шумно, оставив на память дружбу с Гермионой. Настал наконец и день, которого Гарри ждал и боялся – день первого матча. И уж конечно, только посторонних приключений не хватало самому молодому за последние сто лет ловцу перед тем, как выйти на поле на глазах всей школы! Но тайна не спрашивает, когда приходить, и не ждет, когда наступает ее время.
Третий кусочек паззла проявил врага и принес смертельную опасность. Без шуток смертельную. Гарри знал, что однажды его уже пытались убить. Но одно дело знать о давнем и прочно забытом, и совсем другое – вот прямо сейчас чудом избежать гибели! Шоу «почувствуй себя нежелательным свидетелем», в главной роли – Поттер, спешите видеть! Спасибо, Гермиона не растерялась, а то б и косточек не собрали. Осталось бы от Поттера мокрое место, то-то Малфой бы порадовался! Даже пойманный снитч не смог затмить ощущения острого лезвия под ногами и бездны рядом.
Сразу после матча ребята пошли к Хагриду. С кем еще они могли бы посоветоваться? Но лесничий их попросту высмеял. Чушь, понимаете ли, и чепуха! Снейп никогда такого не сделает! Не сделает, ага, как же! Только потому, видите ли, что он – преподаватель Хогвартса! Гарри весь кипел от возмущения, но Хагрид тоже изрядно завелся, и убедить его оказалось совершенно невозможно. Ясное дело, у взрослых всегда так! Настоящая круговая порука.
Зато, разгорячившись, Хагрид добавил в картину загадки сразу две детали. Пушок и Николя Фламель.
Было над чем подумать.
Рассказ Гарри изрядно встревожил Хагрида. Лесничий надеялся, что ему удалось успокоить возбужденных первоклашек – или хотя бы не показать, насколько все на самом деле серьезно.
Проводив Гарри, Рона и Гермиону, Хагрид выждал немного и пошел к директору.
Предполагаемый злодей-убивец уже был там. В директорском кабинете уютно пахло чаем и лимонными дольками, однако уют пропадал втуне. Снейп был сердит, Дамблдор озабочен.
– А, Хагрид, – кивнул директор, – присаживайся. Вот Северус говорит, твой пес стал агрессивен.
Так, значит, по крайней мере укус дети не выдумали…
– Э-э-э… – Хагрид запнулся, не зная, как сказать ту дичь, которую сказать, несомненно, придется. – Гарри думает, что… ну, на матче…
– Представляю, – едко ухмыльнулся Снейп. – Небось вбил себе в башку, что выведал Страшную Тайну Страшного Злодея Снейпа, и теперь я непременно должен его убить. Причем количество и уровень свидетелей предполагаемого убиения в расчет не берутся. Альбус, я вам уже говорил, что у мальчишки мания величия?
– Да, но… это… – Хагрид почесал в затылке. – Ребята знают о Пушке, а соображалка у Гарри работает, да и Гермиона…
– О, да, – Снейп нервно поправил мантию. – Наша весьма продвинутая мисс Грейнджер, несомненно, в состоянии пользоваться не только спинным, но и головным мозгом. Возможно, и Поттера научит, за семь лет. Если раньше этот недоумок не свернет себе шею.
– Ну-ну, Северус, – директор укоризненно покачал головой. – Сейчас проблема в другом.
Снейп снова кивнул:
– К одному объекту охраны, по счастью, спокойно лежащему себе в подземельях, добавился второй, очень даже шустрый. Альбус, вам не кажется, что…
– Не кажется, – оборвал зельевара директор. – Все идет по плану, Северус. Незначительные отклонения мы сможем скорректировать. Кстати, Хагрид, что именно ты сказал детям про кербера?
– Ну, это… – Хагрид попытался припомнить разговор. – Кажись, ерунду какую-то. Ничего важного, это точно. Я вот думаю, как мне его гулять теперича? Мало того, что дети кругом, так еще и…
– Ничего не поделаешь, – вроде бы мягко, однако непререкаемо заявил Дамблдор. – В конце концов, разве в том же «Гринготтсе» керберов прогуливают?
Разговор продолжался еще долго, и Хагрид, как бы ни был он расстроен, слушал внимательно и запоминал. В конце концов, речь шла о жизни Гарри – и, может, многих других жизнях.
Чем провинился? Хозяин запер, не гуляем. Тесно, темно, тоскливо. Приходит, пахнет волей. Гладит, чешет, говорит ласково. Не выпускает. Уходит. Тесно, темно, тоскливо. Не придет больше? Не любит? Не нужен ему?
Плохо. Плохо. Плохо.
– Я заходила в библиотеку, – Гермиона уронила на стол толстенную книжищу.
– Да уж видим, – со вздохом протянул Рон. – Что это?
– Энциклопедия служебных животных.
В этот час гостиная Гриффиндора была почти пуста: самое время посидеть спокойно над книгами или посекретничать. Гермиона водила пальцем по иллюстрированному оглавлению, мальчишки заглядывали ей через плечо.
– Вот, нашла! Кербер… хм, можно было догадаться… Так, – Гермиона отыскала нужную страницу, взгляд заскользил по строчкам, – ага, вот это интересно! Три головы и змеехвост составляют объединенный общей нервной системой дискретный мозг, в результате чего кербер почти неуязвим и стоит на грани разумности.
– Чего? – Рон почесал в затылке.
– И что это означает? – хмыкнул Гарри. – Что его мозги не дотягивают до твоих, но получше, чем у Крэбба с Гойлом?
– Что нужно сначала дослушать, а потом уж задавать вопросы! – Гермиона уткнулась в книгу. – Читаю. Кербер исключительно умен, легко поддается дрессировке, для выработки нужного рефлекса достаточно двух-трех подкреплений, а у самых умных особей и единственного.
– Гермиона, – взмолился Рон, – неужели ты хоть что-то здесь понимаешь?
– А что тут непонятного?
– Да всё!
– Тебе неясно, что такое дрессировка?!
Рон закатил глаза:
– Что такое дрессировать, я знаю. А вот дальше…
– Рефлексы, – кивнул Гарри, – подкрепления. Я тоже не понял. Знаешь, Гермиона, до сих пор я думал, что слово «подкрепление» относится к войне, а не к дрессировке. Ну или к перекусу Дадли между первым завтраком и полуторным.
– Гарри, – Гермиона демонстративно вздохнула. – Представь себе, что ты решил научить свою собаку приносить тебе палку. Ты кидаешь палку, твой пес ее подбирает, и что ты делаешь дальше?
– Отбираю у нее палку и кидаю снова?
– И как он поймет, что должен отдать тебе эту палку?
– Гермиона, – зевнул Рон, – мы и так знаем, что ты самая умная. Просто объясни, хорошо?
– Да чем же я, по-твоему, занимаюсь?! – вспыхнула Гермиона.
– Задаешь вопросы.
Пришла очередь Гермионы закатывать глаза.
– Хорошо, объясню совсем просто. Ты отбираешь у собаки палку, хвалишь ее и угощаешь вкусненьким. То есть собака должна понять, что за отданную палку получит награду. Это называется «положительное подкрепление». И повторять его, чтобы образовался нужный рефлекс, обычно приходится намного больше, чем два-три раза!
– Гермиона!..
– Рефлекс, Гарри, это когда собака запоминает, что на вот эту твою команду или действие она должна сделать вот это. Отдать полку, или сесть, или подбежать к своей миске, если ты вошел с косточкой в руках. Понятно?
– Значит, «на грани разумного» – это хорошо дрессируется, только и всего?
Гермиона нахмурилась.
– Нет, это было бы слишком простым объяснением. Для обычной дрессировки разум не нужен, рефлексов хватает. Тут все намного сложнее, наверняка! Но искать нужно в книгах посерьезнее этой. Надо порыться в библиотеке.
– Ладно, решим потом. Что еще полезного можно взять отсюда?
Гермиона перелистнула страницу.
– Породы. Так, кербер пелопонесский, исходная форма, распространен в Греции и странах Средиземноморья. Исключительно злобен, агрессивен, используется для охраны…
– Это, наверное, он и есть. Помнишь, Хагрид сказал, что купил его у какого-то грека?
– Да уж, – передернулся Рон, – злобности песику не занимать.
– Кербер кавказский, – продолжала читать Гермиона, – отличается тонким нюхом, уравновешенным характером и исключительной верностью. Хозяина выбирает себе сам и на всю жизнь, обычно в возрасте полутора – двух месяцев, в случае раннего отъема и раньше. Это обусловливает его применение в патрульной службе, службе охраны порядка, аврорскими отрядами, в качестве собаки-поисковика и спасателя. Кербер московский сторожевой…
– Гермиона, – Гарри затряс головой, – мне кажется, такие экзотические породы ничем нам не помогут. Есть там что-нибудь о его слабых местах?
– Нет…
Рон поднял на друзей помутневший взгляд:
– Тогда давайте пойдем на ужин?
Да уж, думал Гарри, сбегая вслед за друзьями по лестнице, одно хорошо – если верить этой книге, Снейп вряд ли спокойно пройдет мимо, как там его, кербера пелопонесского, исключительно злобного, агрессивного и почти неуязвимого. В конце концов, раз он уже попробовал, и что? Или профессору зельеварения так уж хочется охрометь на вторую ногу?
– Завтра, – Гермиона заинтересованно обернулась на его голос, – поищем, кто такой Николя Фламель, ладно?
– Конечно, Гарри! Я и сама хотела предложить.
Это даже хорошо, думал Гарри, что Гермиона уехала на рождественские каникулы. Слишком много всего навалилось, и присутствие рядом чересчур правильной подруги вряд ли помогло бы Гарри. Уж если она так возмущалась, узнав задним числом о его ночных вылазках…
После разговора с Дамблдором Гарри честно попытался выкинуть из головы отражения родителей в зеркале Еиналеж. С зеркалом – получилось. С родителями – нет. Мама и папа возвращались в ночных кошмарах, чтобы снова и снова погибнуть на его глазах. До того дошло – шарахнулся, когда через витраж зеленый луч в глаза брызнул! Хорошо, не видел никто.
Тайна потеряла свою привлекательность, и Гарри искал Николя Фламеля только потому, что не хотел нарываться на объяснения с друзьями. Пусть считают, что у него все в порядке. В полном порядке.
На самом деле в порядке он себя чувствовал, лишь садясь на метлу и взмывая над стадионом. Охота на снитч не оставляла места для посторонних мыслей, страхов и прочей ерунды. В небе играют трое – мячик и два ловца.
Трое – но бывает, что появляется четвертый, и ловец становится дичью.
Рассказывая друзьям о внезапном и зловещем желании Снейпа судить матч, Гарри ощущал себя не просто дичью, а дичью уже пойманной, выпотрошенной и готовой к запеканию под каким-нибудь сырным соусом. Отказаться от игры нельзя – он подведет команду, факультет. Оставалось надеяться на бдительность друзей и собственное везение. Вот ведь незадача – оказывается, если тебе становится наплевать на тайну, это вовсе не значит, что теперь и тайне наплевать на тебя! В этот вечер Гарри понял: единожды вляпавшись в чужие игры, из них не выйдешь по собственному желанию. Нет, он не жалел. Наоборот: былой азарт вернулся, приправленный упрямым нежеланием сдаться на милость врага. Терпкий запах тайны не стал хуже, когда к нему прибавился острый вкус опасности.
И, словно в награду, в тот же вечер они нашли Фламеля. Смех сказать – столько книг зря перерыть, когда всего-то и стоило перебрать коллекцию карточек от шоколадных лягушек! Гермиона читала им о философском камне, а Гарри думал: оказывается, у тайны есть характер. И довольно-таки странное чувство юмора.
Паззл сложился. И удовольствие от найденной разгадки оказалось не меньшим, чем от пойманного снитча.
Хозяин не приходит. Забыл. Приходят другие.
Один – пропахший какой-то дрянью. То подкинет неправильную еду, то палочкой тычет. Хочет зла. Враг.
Другой только смотрит. Однажды прогнал того, первого. Пахнет сильно, то приятно, то нет. Сердитый. Но приходит. Говорит. Ему нужен?
Все равно. Он не Хозяин. Хозяин забыл.
Паззл сложился, но тайна отпускать не хотела. Невесть почему, но Гарри не мог положиться на умных, все знающих и все умеющих взрослых и забыть о невзрачном свертке, дающем богатство и вечную жизнь. Уж если Хагрид отмахнулся от таких явных фактов, обозвав их чушью и чепухой, Дамблдор тем более поверит своему профессору, а не шалопаю-ученику. Тем более, что все доказательства добыты с нарушением школьных правил!
И, хотя до экзаменов оставалось все меньше времени и Гермиона заставляла друзей все больше просиживать в библиотеке, они находили время подбежать к запертой двери на третьем этаже, послушать рычание Пушка и в очередной раз сказать себе, что мимо этой псины Снейпу не пройти.
А тут еще, будто мало им было забот, Хагрид умудрился завести дракона!
Узнав о новом хагридовом приобретении, Гермиона пришла в ужас.
– Это незаконно, – шептала она друзьям. – Хагрида выгонят из школы, и нас с ним заодно!
– Но, Гермиона, он же наш друг, верно? И ему нужна помощь…
– Что ему действительно нужно, так это, чтобы кто-нибудь его остановил! – чуть не плача, ответила Гермиона. Повысила голос: – Хагрид, ведь ты живешь в деревянной хижине!
– Я позову вас, когда он вылупится! – торжественно пообещал Хагрид.
И ведь позвал. И снова пропустил мимо ушей все разумные доводы. И даже подглядевший в окно проныра-Малфой его не напугал. Впрочем, Малфой что-то не спешил бежать к директору – наверное, не разглядел толком. Иногда Гарри даже жалел об этом. Да, у Хагрида были бы очень большие неприятности, и у них заодно. И все-таки лучше любая выволочка и любое взыскание, чем вполне реальная опасность, что в один прекрасный день подросший дракончик спалит хагридову хижину и решит поразмяться над квиддичным полем.
С этим дракончиком у лесника вообще, выражаясь по-маггловски, крышу сорвало. Ну да, норвежский горбатый, один из самых редких видов драконов, выдыхать огонь начинает с месяца, какая прелесть, мечта всей жизни! Но надо же и головой иногда думать! Ведь эта зоологическая редкость вылупиться не успела, а уже искры пускает и зубами клацает! А дальше что будет? Классификация пять крестов, «не поддаётся дрессировке или приручению»!
– Отпусти его, – говорил Гарри, – пусть живет на воле.
Без толку. Все разумные доводы проскакивали мимо Хагридовых ушей. «Норберт, где твоя мамочка»! Сюсюкающий над опасной тварью Хагрид почему-то напоминал помешанную на своих кошках миссис Фигг. Смешно, однако не до смеха.
– Хагрид, – убеждал Гарри, – через две недели Норберт станет размером с твою хижину! Малфой в любую минуту может донести на тебя Дамблдору!
Наверное, с тем же успехом лесника-драконовода можно было пугать нашествием инопланетян или возвращением Волдеморта. Хагрид соглашался, чуть не плакал, но расставаться с Норбертом отказывался.
– Он рехнулся, – бормотал Рон. И Гарри был с другом полностью согласен.
Спасением стала идея отправить Норберта в Румынию, к Чарли. Правда, согласие из Хагрида пришлось выбивать с боем.
– Ничего, – шептала Гермиона, – еще неделя, и этот кошмар закончится. Или Чарли… или Дамблдор, потому что не слепой же он!
Да, мысленно согласился Гарри, иначе чем кошмар и не назовешь. Кстати, что-то долго Рона нет… время к полуночи, не случилось ли чего? Друзья по очереди бегали к Хагриду, помогали кормить «лапочку» Норберта – тот со здоровым аппетитом растущего организма целыми ящиками пожирал дохлых крыс. Интересно, в который раз подумал Гарри, где Хагрид берет такой экзотический корм? И как объясняет, для кого? Неужели на Пушка списывает?
– Наконец-то! – Гермиона вскочила. – Ох, Рон, что с тобой?
– Он меня укусил! – Рон кривился, его рука была обмотана окровавленным носовым платком. – Я теперь неделю даже пера держать не смогу! Ужасная тварь этот дракон, а Хагрид нянчится с ним, как с маленьким пушистым кроликом! Вы только представьте, лапочка-Норбертик в меня зубами, а Хагрид еще и ругается: я, видите ли, напугал его крошку! Когда я уходил, он начал петь для малютки колыбельную!
– Тебе надо к мадам Помфри, – испуганно сказала Гермиона.
– Надо, – согласился Рон.
|
, меня по-настоящему затронуло. 
- участник сейчас на форуме
