|
|
| |
Пост N: 245
Зарегистрирован: 12.01.06
|
|
Отправлено: 16.08.08 03:03. Заголовок: Черное небо, белая з..
Черное небо, белая земля, ветер за шиворотом.
Очертания замка набросаны скупыми штрихами, горящие окна немигающее смотрят на двух юных идиотов, ошивающихся по кустам со стащенной у дядюшки Альфарда толстой сигарой – похожей на сардину и неожиданно вонючей, как жженые носки.
Джеймс затягивается с видом искушенного, повидавшего жизнь знатока, который обычно только и делает, что курит такие вот сигары, и дует старое вино, и кадрит красоток в ритме жеманного вальса.
Разумеется, этот придурок кашляет, потому что сигарами – пресвятая Богородица, Мерлин великий, славные его штаны и все-все-все – сигарами не затягивается никто.
Сириус смеется, как лает, и Джеймс смотрит обиженно, тут же, немедленно и сразу теряя всю свою мнимую искушенность, превращаясь в глупого двенадцатилетнего мальчишку с торчащими во все стороны света волосами, с огненным прыщем на подбородке, с неуклюжими, птичьими жестами, скучными круглыми очками, со снежной перхотью на темной мантии, скрывающей костлявые плечи.
- Эх, ты, светский вертопрах, смотри, как надо, - издевается Сириус.
Зажатая в тонких длинных пальцах сигара смотрится безупречно изящно, он подносит её к губам и облизывает языком, словно дразня, и неожиданно это становится смешно, так смешно, даже смешнее неумелости Джеймса.
Ветер разносит их хохот по пустому двору, заметенному снегом, а замок смотрит на них тяжело, осуждающе старческим взглядом горящих окон, а им нет дела, как никогда нет дела ни до чего на свете.
- Возможно, будет бал, - важно говорит Сириус.
- Возможно, - подтверждает Джеймс, поправляющий невидимый галстук-бабочку.
- Но нас все равно на него не пустят, потому что мы ещё сопляки, - серьёзно продолжает Сириус.
- Сопляки, - говорит Джеймс и утирает невидимые сопли.
- Кем бы ты нарядился на бал? – спрашивает Сириус, словно проводит опрос, а мнение Джеймса крайне важно в решении вопроса подачи петиции о правах домовых эльфов.
- О! – восклицает Джеймс и погружается в задумчивое молчание.
Через несколько мгновений Сириус постукивает пальцем по невидимым часам, демонстрируя нетерпение.
- Вынужден повторить свой вопрос, мистер Поттер, - говорит он и вскидывает подбородок с кожей ровной и гладкой, без беспокойного присутствия прыщей. – Итак, какой костюм вы бы выбрали для маскарада? Отвечайте, не раздумывая! Сельская барышня или драконья какашка? Что, вы считаете, вам больше к лицу?
- Разумеется, сельская барышня, - отвечает Джеймс тоном парламентского заседателя. – Кто-то же должен оттенять вас, мистер Блэк.
Ветер скрипит и кидает им за шиворот ещё снега, но, по сути, они знают, что он просто смеется вместе с ними.
***
Озеро дробится миллионами мутных зеркальных осколков. Лето бьет в лицо яркостью красок – изумруд, аквамарин, тягучее, медовое, сонное золото солнца. Лень, лень, лень…
На берегу собралось то, что можно назвать – общество.
Из стайки девчонок доносятся радостные визги. Рыжие волосы Лили Эванс блестят, как лакированный паркет, притягивают к себе все взгляды, летят по ветру, как осенние листья. Какая она волшебная, эта Лили, какая…
У Джеймса чуть приоткрыт рот, будто он готовился произнести речь, да так и забыл, что собирался сказать. Рука прикрывает глаза от света, пальцы костлявые, ещё совсем мальчишеские.
Сириус откидывает со лба длинную черную прядь, отливающую синевой в лучах полуденного света, лицо искажено раздражением.
Ремус, видя это, отворачивается, словно заметил что-то почти непристойное. Питер видит только то, что хочет видеть, но поводит плечами немного нервно, потому что чувствует всегда лучше, чем понимает.
- Я пройдусь, - говорит Сириус неприязненно и резко.
Он поднимается, и из стайки девочек в его сторону несутся ждущие, почти жадные взгляды. Но он не смотрит ни на кого и идет по кромке берега, глядя прямо перед собой или, может быть, внутрь себя.
Джеймс таращится ему вслед удивленно, а затем улыбается – неуверенно и неловко.
- Бродяга, - говорит он.
Это звучит, как приговор, Рем и Питер понимающе кивают, а затем переглядываются.
Озеро отражает небо, или небо отражает озеро, лето, сонная одурь, лень, лень, сполохи света на теплой, медленной воде…
Вечером нужно собрать чемоданы, но Джеймс заявляется совсем поздно, хмельной – от молодости, поцелуев, обещаний.
- Глупо, - говорит Сириус.
Его голос холоден, волосы лежат на плечах гладкими, послушными волнами, в глазах тоска, прячущаяся за недовольством.
- Что? – рассеянно улыбается Джеймс.
- Завтра уезжать, а ты еще не собрал вещи. Глупо шляться вот так…
- Как? – Джеймс смотрит на него непонимающе.
- Ложись спать.
В комнате тихо так, что слышно, как зудит где-то комар.
- Что ты? – Джеймс подходит и шепчет ему прямо в лицо. – Что?
Он видит на лице Сириуса что-то, что почти пугает его, и медленно отстраняется.
- Я что-то сделал не так? – спрашивает он.
Отблески недавнего счастья в его глазах сменяет тревога.
Сириус пожимает плечами, откидывает с лица темную влажную прядь.
Он так красив, что от этого почему-то становится неспокойно на душе.
- Кем бы ты оделся на бал-маскарад? – спрашивает Сириус, и лунный свет в его глазах окрашивается весельем. – Шлюхой или пастором? Отвечайте, не раздумывая, мистер Поттер!
Джеймс с облегчением выдыхает и тихонечко хихикает, чтобы никого не разбудить.
- Конечно, пастором, мистер Блэк, - он кусает губы, чтобы не рассмеяться в голос. – Кто-то же должен вас оттенять.
Небо переворачивается и роняет луну, а звезды пляшут, как бывает всегда в молодости и в покое.
***
Дождь барабанит по стеклу с четким, размеренным ритмом опытного музыканта. Серые тучи тяжело плывут по низкому, свинцово-влажному небу. Остовы обнаженных деревьев, похожие на эскизы Гойи, тянут свои голые руки-ветки как в немой молитве. На глаза опускается сонливость.
- Извини, - говорит Джеймс, зевая. – Всегда хочу спать в такую погоду.
Сириус греет руки о стакан с глинтвейном. На его губах коричневатые следы корицы, на стуле висит черная кожаная куртка – пижонская и вызывающая здесь, в этом пабе, как стриптиз на похоронах.
- Ничего, - говорит он, - главное, что выбрался.
- Хотя и не следовало бы, - усмехается Джеймс.
Сириус корчит забавную гримасу. “Когда это нас останавливало?”
Внезапно кто-то роняет поднос. Тарелки, чашки, ножи, вилки… Грохот ужасающий.
Джеймс фыркает, словно в жизни не видел ничего смешнее. Затем усмехается Сириус, и вот они уже хохочут вместе, как тогда, сто лет назад, когда Джеймс на уроке трансфигурации умудрился превратить старый деревянный стул в ночной горшок.
На минуту все становится так, как прежде, а потом Сириус видит у Джеймса на лбу складку между бровей, которая старит его лет на десять.
- Как Лили? - вежливо спрашивает он.
- В порядке, все в порядке, - говорит Джеймс и проводит пальцем по ободку своей кружки с элем. – Затеяла генеральную уборку. Меняет гардины в спальне. В саду собирается весной сажать лобелии. А в доме повсюду горшки с петуньями. Это в честь её сестры, что ли? Не знаю, право, подарила нам на свадьбу чертовски уродливую вазу. Осваивает новую кулинарную книгу. На днях приготовила рисовый пудинг, клянусь тебе, большей дряни я не пробовал никогда в жизни. Теперь собирается браться за йоркширский. Не уверен, что я это вынесу. Пытается соорудить форму для пудинга из сковородки, но ты знаешь, ей никогда особенно не давались эти заклинания домашней кулинарии. Так что, если я умру, в моей смерти будет повинен не сколько Вольдеморт, сколько моя собственная…
- Джейми, - говорит Сириус.
Затем кладет свою ладонь на руку Джеймса, выводящего круги по краям кружки с элем с сумасшедшей скоростью.
- Все будет нормально, - медленно говорит Сириус, глядя в красные, уставшие, больные глаза Джеймса. – Нормально.
- Обещаешь? - усмехается Джеймс, словно говорит о чем-то совсем несерьёзном, но в его взгляде надежда.
Сириус кивает, черные пряди рассыпаются по плечам, он откидывает их со лба бледной рукой. Немолодая ведьма за соседним столиком бросает на него заинтересованный взгляд.
Джеймс замечает это, и в его глазах появляется насмешливый блеск.
- Гляди-ка, очередная поклонница твоей невозможной красоты, - язвительно произносит он. – Сколько их у тебя?
- Перестань, - раздраженно говорит Сириус.
Он поднимается из-за стола и бросает на него пару монет.
- Счастливого Хэллоуина, - говорит он, забирает куртку и уходит, не оборачиваясь.
На улице дождь, слякоть, осень, невроз.
Джеймс появляется следом за ним.
- Я что-то сделал не так? – шепчет он Сириусу в ухо.
- Все, - говорит Сириус, но его слова смывает дождь
Затем улыбается, дружески хлопает Джеймса по спине и аппарирует, поднеся руку к губам, словно посылает воздушный поцелуй.
Конец
|
А счастье было так возможно... 
Очень понравилось. 
Считаю, что Сириусу надо было хотя бы попытаться. А уж если Джеймс не захочет и прямым текстом об этом скажет, тогда и будем утверждать, что для Сириуса и Джеймса (вместе) счастье невозможно. Да и невысказанные слова и неопробованные возможности, ИМХО, обычно придавливают человека сильнее, чем неудачные, но совершенные попытки. Кроме того, часто даже неудачная попытка открывает новые возможности и\или смещает приоритеты: либо, то, что казалось еще вчера исключительно важным уходит на второй план, либо открываются обходные пути к достижению цели и, соответственно, новые развилки возможностей. Вотъ. Такова моя политическая программа. 
Поэтому такая деталь не могла пройти мимо. Может, это какой-то тайный символ? Уродливые вазы в подарок? 
- участник сейчас на форуме
