Гермиона сидела на столе пустого класса, а над головой у нее кружила стайка птичек-канареек. Гермионе было слишком тяжело сейчас.
Эти желтые создания – почему именно желтые? – она сотворила почти в порыве ярости, в порыве безысходности. Она не знала, что это до такой степени жестоко - видеть, как того, кого ты любишь, целует кто-то другой. Когда от кончиков пальцев к голове будто пробегает ток, и начинает пульсировать жилка на шее. Когда темнеет в глазах, и хочется осесть на пол в бессилии. Или ударить. Нет, не Рона…
Её…
Гермиона в сотый раз пыталась себя убедить, что это всё глупости, что Рон связался с Лавандой лишь ради того, чтобы доказать ей, Гермионе, Джинни, и, может, даже Гарри, что Рональд Уизли не неудачник вовсе, а настоящий герой, на которого толпами вешаются смазливые блондиночки. Или доказать то же самому себе, поверив, что ты не так жалок в личной жизни.
Ведь так?
Гермиона могла простить ему и это. Она находила тысячу способов оправдать его. Нет, нет, он не виноват, это просто временное увлечение. Просто ему захотелось кого-то поцеловать…
Но Мерлин, откуда столько боли в груди?
Заходит Гарри. Пара неловких фраз, неумелых утешений… Просто слова, которые не дают никакой пользы, а только сильнее бередят раны.
Еще минута, и вбегает он. Раскрасневшийся, смеющийся. Такой родной и любимый, со слегка припухшими от поцелуев губами. И эта… эта тоже с ним. Видимо, искали укромный уголок, так ведь…
Так ведь?
Давящая тишина, его глупые попытки выйти из ситуации хоть сколько-нибудь прилично, и Гермиона не сдерживается. Её тихий голос переходит в крик, а лицо становится безумным.
Боль. Боль. Боль. Боль.
Причинить её ему, чтобы самой не было так плохо…
Растерзать, разорвать слегка шершавую кожу на лице, руках, везде…
А потом – осознание того, о чем Гермиона думает и что творит. И становится еще тяжелей из-за того, что стыдно. Перед Гарри, перед Роном, перед собой, и она убегает, чтобы спрятаться в комнате, не обращая внимания на удивленный взгляд Парвати, спрятаться за полог и беззвучно выть, не слыша никого.
Через несколько минут из класса выйдет Гарри, провожая Рона в лазарет за обеззараживающим зельем для лица и шеи, испещренных мелкими царапинками от коготков.
А еще через некоторое время из своего укрытия за гобеленом выйдет Драко. Он подойдёт к столу, за которым недавно сидела Гермиона, и увидит, что одна из птичек вовсе не собирается никуда улетать, а сидит на книжном шкафу и поглядывает на Драко своими черненькими зоркими глазками. Минута, и Драко поднимает руку с вытянутым вперед пальцем, и птенец, недолго думая, садится на импровизированную жердочку.
- Так как же мы назовем тебя, желтух?
Птица только смотрит, видимо, давая Драко возможность выбрать самому.
- Может, так и будешь Желтухом, м?
Желтух снова чирикает и взмахивает крыльями: Драко встает с парты.
Маленькая птица, конечно, развеется со временем, как и все чары. Но Драко предпочитает об этом не думать, гладя питомца по желтенькой оперенной головке.
- Завтра будет завтра. Завтра Грейнджер помирится со своим Уизелом, и всё будет как обычно. Я всего лишь упустил шанс утешить её, да. Показать то, что я тоже меняюсь, и что мне не легче, чем ей, в этой войне… Не легче, Желтух. А теперь мы пойдем кормить тебя чем-нибудь вкусным, ты как, за?
И юноша уходит, держа в сложенных ладонях маленького птенчика, сотворенного Гермионой Грейнджер.
___________
Жду критики, но только нехорошими словами не ругайтесь - автор впечатлительный)
. Мы - так, играемся 
- участник сейчас на форуме
