ДОРОГИЕ ДРУЗЬЯ! ФОРУМ ОТКРЫТ ТОЛЬКО ДЛЯ СОВЕРШЕННОЛЕТНИХ ЗАРЕГИСТРИРОВАННЫХ ПОЛЬЗОВАТЕЛЕЙ.
Чтобы зарегистрироваться, внимательно прочтите инструкцию в этой теме.
Если вы уже зарегистрированы, то получить доступ к закрытым разделам можно в этой теме.
Отправлено: 06.08.07 22:48. Заголовок: HP-Ficathon07: Les revenents de Bretagne, DM/SB NC-17 для Black Mamba
Название: "Les revenants de Bretagne" Автор: лиса_Ахули Бета: нет Герои: основные ДМ/СБ Категория: слэш Рейтинг: NC-17 Жанр: мистика, ангст Дисклеймер:основные герои принадлежат Дж. Роулинг, второстепенные - мне, фольклорные персонажи суть порождение фантазии кельтских народов. Предупреждение: учитываются 6 книг, возможно АУ, в любом случае слишком мое видение проблемы, возможна реакция отторжения для Black Mamba, которая хотела "фик , авторский или перевод, не важно. Снейп/Невилл, Драко/Сириус (уж как-то вытащите Блэка из Арки =) или Гарри/Блейз (второй, естественно, не девушка). Рейтинг от R. Жанр: драма, романс, агнст, но хэппи-энд обязателен. Без флаффа. Можно мпрег"
Август здесь дождлив и сумрачен. Мягкая влага рассеяна в воздухе. От этой влаги хорошеют девичьи лица и пышнее разрастаются цветы. А цветы здесь – под каждым окном. Флюгера серого каменного городка ловят тучи и рвут их в клочки. Рев Атлантики не слышан в этом городке, только вольное ее дыхание долетает. Нездешний молодой господин смотрит на небо, сжимая перчаткой высокий стакан. Молодой господин оставил за спиною свирепый ветер в парусах, острые камни сильно изрезанного побережья, шато и виллы – самые гордые шато, самые идиллические виллы во Франции, а может, во всей Европе. Он, вообще, много чего оставил за спиною. Он подозревает, что многое, слишком многое – навсегда. Навсегда… Он пробует это словечко на вкус, как янтарный сидр в высоком стакане. Сидр солнечен и сладок на вкус, он наводит на мысль о каком-то ином, более жарком августе. Словечко – горчит, отдает удушливой пылью нищенских дорог, брошенных домов… Оно в паре с «никогда» воплощает все грани бытия, кои молодой господин, вчерашний enfant terrible, пока что не знает, да и знать не хочет. Но все в этом мире бывает в первый раз… - Повторить? – хозяин солнечного сидра появляется в темном дверном проеме. - Пожалуй… - Будут еще пожелания? - Нет, пока что нет. Хозяин говорит по-французски – будто пьет скверное вино. Может, в иных местах бретонцы и стесняются своего бретонского наследства – да только не этом самолюбивом городке. Нездешний молодой господин слишком, отчаянно молод. Тощ, гибок, увертлив, как ящерица. В светлых выпуклых глазах таится вызов, прячущий неистребимые сомнения, несчетные поражения. Подросток… Да, в том, как светлый локон падает на высокий чистый лоб, есть нечто от юного аристократа, погубившего Уайльда. Но все же красота для нашего молодого господина – покуда дело будущего. Несоразмерность и диссонанс – как следствие незрелости. Он несомненный, типичный англосакс – чертами, мастью, выражением лица. Но высокие крылья темных бровей, придающие неожиданную силу и глубину неглубокому его взгляду – словно метка, поставленная совсем иной породой, до поры редко себя проявляющей. Рука в кремовой перчатке мягко охватывает стакан, плечи – мягко охватывает твидовый пиджак. Трость с серебряным набалдашником отдыхает, прислонившись к плетеному стулу. Он франт, наш юный джентльмен. И, что тревожнее всего, он какой-то беспокойный, несытый франт. Будто все, на что падает взор, - красивые вещи и красивые люди, благородные старые дома, флюгера, хлещущие ветви, - все, все порождает некую болезненную страсть обладания – получить немедленно, купить, отнять, - все равно. И расфокусированный серый взгляд жаждет охватить весь городок, - нет! – всю Атлантику, все небо… Мимо идут две хорошенькие девушки. Может, в иных местах бретонки и вытаскивают из сундуков длинные платья и твердокаменные чепчики раз год, в день карнавала, да только не в этом городке. Барышни с достоинством несут на себе черные платья, расшитые золотыми шнурами. Причудливые кельтские спирали дарят крупицу солнечного света хмурой улице. От снежно-голубоватых нижних юбок веет речной свежестью. Железно накрахмаленные кружевные воротники прекрасных дам стоят горделиво и несгибаемо. А в широких рукавах прячутся тонкие пятнадцатидюймовые палочки. Барышни, похоже, сестры, обе темноволосые, с зелеными как крыжовник глазами. Они, походя, удостаивают молодого господина взгляда, в коем читается насмешливый интерес. Девицы явно старше этого английского птенца, и он видит мягкую улыбку превосходства. И жадным, горячим взором отвечает поначалу на это немое заигрывание. Но нет, он тоже не лыком шит – жадный интерес гаснет, губы вытягиваются в трубочку, будто юноша собрался свистеть. Его нарочито скучающий взор обращен на ближайшую жардиньерку. Пышные соцветья на каменной стене. Нежно-розовое на сером. Любимое матерью сочетание… Его будто ударили по лицу. Воспоминание делает его беззащитным. Юноша поспешно отворачивается от цветочного ящика, чтобы натолкнуться взором на старуху. Когда успела она материализоваться? Одетая в залоснившееся на рукавах черное платье безо всяких украшений, простоволосая, дурно пахнущая, сидит она напротив. Неприятно удивленный юный джентльмен ожидает, что хозяин прикажет ей убираться вон, но хозяин посматривает на старую женщину с почтительной опаской, предпочитая не встречаться с ней взглядом. Нелепое положение! А старуха, вдруг оторвавшись от созерцания ненастного неба, резко поворачивается к юноше и говорит не на французском и не на бретонском, на знакомом с детства тягучем валлийском: - Ты голоден, сынок? Молодой господин вздрагивает от дикости вопроса, а женщина продолжает: - Тебя преследуют, сынок? - Откуда ты взяла?.. – юноша взвизгивает от возмущения, обнаруживая, в некотором смысле, правоту собеседницы. - А чего же ты ищешь на Арменлост? – хихикает она.- Насытиться да спрятаться. Ты не думай, сынок, что это легко. Если жаждешь – лучше откажись. Если преследуем – обратись лицом к опасности. Так тебе будет проще, верь Кателлег. - Мадам, - нарочито спокойно говорит юноша. – Вспомните о правилах хорошего тона. Я желаю побыть в одиночестве. Когда мне понадобится Ваш совет, я его спрошу сам. - Какие такие правила? У меня только одно правило и оно очень древнее: сердце за глаз, голову за руку, жеребца за кобылицу! Что-то в ее тоне заставляет юношу вздрогнуть. Он встает. Рука в кремовой перчатке ощутимо дрожит, бросая на стол несколько сиклей…
1. Каникулы …предполагается, что бретонец дик, суров, мятежен, серьезен, трудолюбив, эмоционален, обладает хорошей интуицией и т.д. Ронан ле Коадик
«Пусть это будут распоследние в моей жизни каникулы» - сказал он себе. Он все хорошо просчитал и действовал четко по плану. Он действовал, задыхаясь от распиравшего его разрушительного восторга, словно в сладостном опьянении. Избавиться от родственной мерзостной опеки было делом сравнительно простым – раз! Отвязаться от бывшего декана – намного, намного сложнее! – два! Но все же он это сделал!! Найти убежище – три! Он нашел его в неожиданном для потенциальных преследователей месте. С Бретанью у его семьи никаких видимых связей нет. За исключением того, что предки матери давно, очень давно, как гласит легенда, переселились именно из Бретани. Правду говорит легенда или же врет, мы, скорее всего не узнаем никогда. Но здесь, в Финистере, беглецу дышится легче, чем дома. Добравшись до населенного магами городка Кэр-Лонн, Драко Малфой быстро сориентировавшись в обстановке, арендовал маленькую заброшенную ферму Арменлост. Как это название переводится с бретонского, он решительно не знал, но слово ему почему-то понравилось. Может, разумнее было бы затеряться среди магглов, но юный джентльмен банально робел этой столь незнакомой и враждебной ему среды, а приземистый каменный домик был добросовестно защищен и огражден. Хозяйский же хутор стоял совсем рядом, отделенный пастбищем от Арменлост, а молчаливость бретонцев и свойственная им незаинтересованность в чужих делах и вовсе привели беглеца в восторг. Первые часы на бретонской земле он провел в эйфории из-за чудесного своего избавления от доброго старого учителя (проклятье на Вашу голову, маменька, за то, что привязали меня к этому нетопырю!). Вырванная матерью клятва оскорбляла, словно позорное клеймо. А как она, поди, унижалась ради этого! Он хорошо знал, какое дурацкое овечье выражения лица у нее бывает, когда она думает, что ему грозит Смертельная Опасность. Когда высокая женщина, обладающая хищной грацией движений, женщина со светлой косой, с темными бровями и выразительным взглядом, теряла разом и стать свою, и гордость, и блеск, и вся обращалась в мольбу о помощи. Неизвестно даже, что хуже – отцовский холодный террор или эта животная слюнявая нежность. Отцовский террор… М-р Малфой-младший распахивает дверь и весьма непочтительно зашвыривает в угол трость м-ра Малфоя-старшего. Ах, ублюдок-папенька, проклятие и на Вашу голову тоже, за то, что втравили-таки меня в свои игры. О нет, террор был не физическим, скорее, моральным. Вот на маменьку папенька поднимал руку, и не единожды. Но отпрыска ни разу и пальцем не тронул. Драко уверен: не великодушие, не родительская любовь тому виной. Гордыня. А, может, брезгливость? Иной человек до того брезгует тараканом, что и раздавить его не в силах. В чем причина? А зачем, собственно, папеньке нужна причина? Кто, его, папеньку, гоблин его задери, разберет? Сэр Люциус умел взглядом одним отграничить себя от жены и ребенка, указать им место. Малыш Драко сделал вывод, что на них с матерью лежит какая-то вина перед папенькой. Что за вина – не так важно. Он уже в те годы постиг, что вина твоя суть забота обвинителя, а обвиняет тот, кто сильнее. Он тогда же и решил стать сильным и свободным, любой ценой. Ну, или хотя бы свободным. Но вся беда в том, что он рожден был слабым… Драко падает в кресло, вытягивает расслабленно длинные стройные ноги в щегольских сапожках. Твидовый пиджак, скомканный, летит на ближайший стул. В маленькой комнате нет уже ни одной горизонтальной плоскости не занятой вещами Драко. Распотрошенный чемодан валяется в углу. Enfant terrible и ранее не отличался любовью к порядку, а теперь и подавно. Он ведь на каникулах! Драко закрывает глаза, впитывая покой этого маленького защищенного мирка. Однажды защита не выдержит, крепостная стена покоя содрогнется и рухнет. Возможно, очень скоро. Но покуда каникулы длятся… Юноша вскакивает возбужденно. О, Бретань! Земля, пронизанная пульсирующими жилами силы. Помнящая древних владык. Как норовистый конь, не желающий везти вора, встает она на дыбы перед маггловским всепроникающим укладом. Моя, моя земля. Драко бьет себя в грудь худым кулаком. Прадеды матери гнездились тут. Кто скажет, что я не бретонец? Смелость? А разве я не доказал ее? Гордость, упрямство? О, вы еще об этом услышите! Интуиция? Пустяки, дело наживное. Языка не знаю? А кто вам сказал, что язык – это главное! Все события, могущие потенциально свершиться, все непроигранные битвы, вся невстреченная любовь, все призраки и демоны Бретани – в одном слове. Каникулы, les vacances. Сколько бы они не длились, это – целая жизнь. Это будет настоящая жизнь, из солнца и вина, спермы и крови! Драко лупит кулаком в стену. Сыпется известка. Кровь капает с костяшек пальцев. Немного крови у нас уже есть. Входная дверь немилосердно скрипит на сквозняке. Досадливый взмах палочкой – дверь захлопывается мягко и бесшумно. Юноша сбрасывает сапоги, расстегивает рубашку. Родня по матери. Половина души. Любой маг вырастает из двух корней, пьет из двух источников, равно почитает род отца и матери. Потому и не понять магглов, лезущих в магию. Что есть Хогвартс? Хранилище мудрости, оберегаемое недостойными последователями четырех Великих. Настоящий маг не выходит из стен колледжа, он рождается от двух магов. Подлинная мудрость не передается учителем, а вливается в жилы с кровью. Так рассуждали все, кто окружал Драко. Но, коль скоро так, почему он пьет от одного источника, как последний грязнокровка? Почему никогда он не был в доме отца матери? Да, сэр Люциус не водил дружбу с кланом Черного пса, из коего привел жену. Хотя, кто мог бы похвастаться дружбой с ними? Знать, «черные» рода – сильнейшие, лучшие. Не мы поставили знак равенства меж силой и темной стороной мудрости, не нам разрушать то, что создано. Именно силу и мудрость – не земли и галеоны – имеет своей основой власть наша. Чтобы сила не ушла – храни в чистоте свою кровь и не доверяй никому свои мысли. Все это Драко также слышал с детства. И знал, почему дружба для знатного – опасная слабость, а брак по любви – и вовсе недоступная роскошь. Но обособленность и гордыня дома Блэк переходила все разумные границы. Драко не удивился бы, если б узнал, что и его родителей те, другие дед и бабка считают париями. Угрюмые князья, под мрачным черно-звездным своим гербом, удалившиеся в пыльный сумрак древних владений. Половину тех сплетен, что о них рассказывали, Драко не хотелось вспоминать в здешних одиноких сумерках. Говоря по чести, потомок черных магов был трусоват. Своих блэковских родичей Драко видел лишь на колдографиях. Юноша зажигает свет, вытягивает со дна чемодана отцовский Le Dragon Noire. Ожесточенно листает, безжалостно сминая ветхие страницы. Благородный древний фолиант протестует против такого обращения, вырываясь из пальцев. Папенька, бывало, водружал его на свою черную инкрустированную перламутром конторку, перелистывал страницы заклятием, стоя с палочкой наготове, как вышколенный лакей. Думая об этом, Драко ржет в голос. А теперь сумасшедший юнец, недостойный наследник, сидя босиком на грязном полу курочит тебя при свете сальной свечки. Успокойся, гримуар, мне нужна от тебя только колдография, которую ты хранишь. Драко пристально вглядывается в снимок. Четыре юных аристократа. Четыре пары волчьих сумрачных очей. Светлый пронзительный взор из-под высоких крыльев темных бровей. Два рыцаря, две дамы. Две достойные пары. Блэки столько веков женились друг на друге… Может, в виде исключения, то были браки по любви? Юная маменька сидит рядом мальчиком лет двенадцати. Старшие нависают над ними – четырнадцати лет юноша и дева – по-иному не скажешь! – не девчонка, не девка. Таким мог быть Мордред, такой могла быть Изольда. Печальный крик ночной птицы прорезает воздух. Драко поднимает голову. Только теперь он замечает, что совсем стемнело. В глубокой задумчивости он стелет постель, разоблачается, раскидывая вещи по всей комнатке. Из полураскрытого окна тянет сырой прохладой. Небо очистилось. Зеленоватая, очень яркая и спокойная звезда смотрит в узкий оконный проем. Обнимая себя на плечи, Драко усаживается на подоконник, вглядывается в мрачные дали с редкими огоньками. Так широк простор новой жизни, так вольно здесь дышится, что он гибко вспрыгивает на подоконник, и, обнаженный, на холодном ветру, вопит во тьму: - Ау, папенька! Каково Вам сидится под замком? А Ваш недостойный сын, представьте себе, свободен! СВОБОДЕН! Набрав в грудь воздуха, он продолжает орать: - А вы, Ваше-преподобие-бывший-декан-Снейп? Где Вы там шаритесь, почему еще не нашли и не вернули на место сопливого мальчишку?! Где вы, Ваша многоученость? Любимый грязнокровка старого дохлого осла Дамби! Двойной жополиз!.. Драко еще хочет добавить кое-что про другого грязнокровку, но столь далеко смелость его не простирается, и он, поперхнувшись, скатывается с подоконника, смеясь истеричным лающим смехом. Состояние аффекта, в коем совершен был дерзкий побег, еще не прошло. Оно еще долго не пройдет. Отсмеявшись, юный Малфой забирается в кровать. Чистое белье, выданное заботливой хозяйкой, ласкает нагое тело. Простыни пахнут свежестью реки, как нижние юбки юных бретонок… Эта мысль отзывается сладким трепетом в сердце. Возбуждение заставляет блаженно потянуться всем телом. Пальцы неизбежно тянутся к некоей части тела, сулящей утоление. Юноша, подцепив свободной рукой с прикроватной тумбочки колдографию, продолжает ее разглядывать, занимаясь между тем своим делом. Они на снимке все слишком напряжены, не шелохнутся. Только мать время от времени сжимает руку брата, да тетка поправляет черный локон. Тетка! – Драко усмехается. Трудно поверить, что эта Изольда, эта принцесса кельтских саг превратилась в огрубевшую погрузневшую бабу, подлинное бедствие Малфой-мэнор. Ее пальцы желты от табака, а глаза обведены темными полукружьями, она много пьет, она истерично, совершенно по-бабьи льнет к своему нечистокровному мессии. А колдография все хранит облик Прекрасной дамы. Рука продолжает медленное, мучительно медленное поглаживание-пощипывание. Он должен довести себя до неприятных ощущений, до настоящего страдания, иначе финал той силы, которая необходима, не наступит. Мать скромно выглядит на фоне сестры. Но ее пронзительные ясные глаза, слишком умудренные для юного лица, смотрят прямо в душу. Ворот белой блузки расстегнут, под ним угадываются очертания высокой молодой груди… Драко заливается смехом при мысли о том, что мастурбирует на колдографию матери. Но тут ему некстати вспоминается встреча с Нарциссой в день побега. Был ясный ветреный полдень. Нарцисса Блэк-Малфой стояла перед мольбертом в саду, у лестницы на террасу. Она иногда писала, чтобы успокоить нервы. В последнее время она писала все чаще, и у нее уже очень неплохо получалось, прямо как у профессионального живописца. Он стоял перед матерью навытяжку, как солдат перед офицером. Выслушивал ничего не значащие, набившие оскомину слова. Внимательно разглядывал желтые цветы на холсте. Лепестки стлались по ветру, казались встрепанными волосами или шлейфом кометы. Она писала в энергичной, экспрессивной манере, широко, острыми, резкими мазками. Он перевел взгляд на желтые цветы на клумбе. Те казались менее живыми, чем их собратья на холсте. Мать стояла, растерянная, в коротком черном платье с подвернутыми рукавами, с вымазанными желтой краской руками и выбившимися из косы прядями. Она теребила кисть, ковыряла землю круглым носком черной туфельки, словно школьница, носком безупречно изящной патрицианской туфельки с пышным черным бантом. Он запомнил все эти мелочи, запомнил запах масляной краски и скипидара. Только не запомнил ее потерянных слов. От воспоминания пропадает весь добытый немалым трудом кайф. Драко отгибает полкарточки с матерью и теткой. Оставляет только юношей. Его внимание приковано к старшему. Одна рука ощупывает самые чувствительные местечки, другая – касается лица на колдографии. Он говорит с юным родственником – хрипловатым от возбуждения голосом: - Привет, красавчик. Если б ты был еще живой, я бы не прочь с тобой познакомиться. У нас столько общего. Знаешь, я, как и ты, сбежал из дому. Наверное, тобой тоже помыкали все кому не лень – бабы, грязнокровки всякие… а твой отец тоже был мудаком… и смотрел на сына, как на постороннюю сову, залетевшую в дом по недосмотру слуг… Палец нежно очерчивает острые скулы, тонкий профиль, поглаживает черную гриву, не менее пышную, чем у сестры. - Ты знаешь, - голос звучит воркующее, доверительно. – Я обязательно стану свободным, как ты. Я, правда убил гораздо меньше людей, чем ты, ну, если честно, ноль целых пять десятых человека. Ну, хорошо, я стоял рядом. Но я еще все наверстаю! А интересно, здесь, на карточке, ты еще девственник? Может, ты как раз собираешься заняться тем же, чем и я, а? Пальцы томно, сильно сжимают орган. Драко шипит сквозь зубы. Это – декларация независимости. Утверждение власти – пока что хотя бы над собой самим. Он засыпает обессиленный и всем довольный, сунув колдографию под подушку. Впрочем, ожидаемых сладостных видений ночь ему не принесла. Снилась какая-то невразумительная мгла, жуткое ощущение ледяной воды по щиколотку, да время от времени лицо матери, произносившее свою заключительную реплику как бы с выключенным звуком…
лиса_Ахули Драко как живой. Бедный пацан. Он здесь похож на Сириуса, как я его представляю, только Сириус сильнее. Невероятно интересно, как они встретятся, и вообще что будет дальше.
Black Mamba Да, пэйринг редкий, и, по моему мнению, таящий в себе интересные возможности. Ищу фанфики с этим пэйрингом давно и упорно, постепенно приходя к выводу, что "если не я, то кто?" Так что, задание меня весьма обрадовало. Как и благосклонный тон вашего отзыва. Постараюсь в самое ближайшее время закруглиться и выложить остальное.
Боггарт
По поводу живописности - хотелось сделать именно таким. В бликах, в оттенках, в тенях. Рада, если это удается.
kos
цитата:
Он здесь похож на Сириуса, как я его представляю, только Сириус сильнее.
Ну, ваше видение совпадает моим. Драко мне представляется потенциально близким по духу Сириусу. Да, он однозначно слабее Сириуса (как, впрочем, и Люциуса), он - именно "больное позднее потомство", думаю, это удастся объяснить логически. Мне хотелось, чтобы главгерой преодолел все же инфантилизм Драко канонического, и хоть раз пустился во все тяжкие, тем самым повторив (отчасти) судьбу родственника. Здесь и будет точка их пересечения. Возможно, блэковская половинка его души тому виной. Мне почему-то пока что представляется, что проснувшиеся гены влекут его по этой дорожке чуть ли не против воли (воли малфоевской преобладающей половины?). "Бабушка, этот жестокий мятеж в сердце моем не от вас ли?"
Все даты в формате GMT
3 час. Хитов сегодня: 23
Права: смайлы да, картинки да, шрифты да, голосования нет
аватары да, автозамена ссылок вкл, премодерация откл, правка нет
Так что, задание меня весьма обрадовало. Как и благосклонный тон вашего отзыва. 
- участник сейчас на форуме
