Астрономическая башня

 Отправлено: 22.11.07 13:23. Заголовок: Наваждение. АД, ГГ. PG. Мини. Автор Black Tiger

Название: Наваждение
Автор: Black Tiger
Персонажи: Альбус Дамблдор, Геллерт Гриндельвальд
Жанр: драма
Рейтинг: PG
Дисклеймер: все права JKR
Причечание: выкладываю этот фик с разрешения и по просьбе автора, у которой, к сожалению, не загружается Башня

 Отправлено: 22.11.07 13:24. Заголовок: 1 - Эльфи… я никуда..

1

- Эльфи… я никуда не еду. Я должен вернуться домой.
- Да… Да. Я понимаю.

Ничего ты не понимаешь!!!
Хорошая мина при плохой игре – с Эльфом это было не трудно. Эльф действительно понимал – по крайней мере, то, что на поверхности. Чувство долга было ему вполне доступно. А если не понимал – позволял объяснить.
Трудно было дома.
С Берти, которому объяснения не требовались. Берти объяснял сам. Все и за всех. Как Кендра, которая семь лет назад растолковала их отцу и своему мужу, в чем состоит благо семьи Дамлдор. Благо Персиваля Дамблдора при этом во внимание не принималось.
Впрочем, ни семье, ни самой Кендре ее выбор ничего хорошего не принес.

У Аберфорта, как и у Кендры, тоже всегда было свое мнение.
Мнение об Альбусе сложилось у него еще в те годы, когда старший брат зарабатывал призы и репутацию в Хогвартсе, а младший имел возможность гордиться разве что школьными достижениями Альбуса и своим семейным положением. Как-никак – единственный мужчина в доме, почти глава, способный накормить и успокоить сестру – что и матери-то не всегда удавалось…
Свое мнение Берти высказал Элу в козлятнике; они разговаривали там, так как у Берти не было лишнего времени на пустые разговоры.
– Ты – глава семьи? Ха! Ты, Мистер Великолепие, ты будешь простой сиделкой?! Ха-ха-ха! Ты ничего не знаешь о собственной сестре, ты ни разу не подошел к ней на каникулах, тебе на нее наплевать! За это не наградят, об этом даже не узнают. Об этом нельзя будет написать в научный журнал или твоим… светилам. Я сам присмотрю за ней. Мне не нужна школа…
Альбус слушал Берти, а слышал – Кендру Дамблдор. Несмотря на то, что Кендра говорила о нем с гордостью, а Берти – с презрением. Безапелляционность уничтожила разницу в знаках.
Все его призы и достижения ничего не значили в Годриковой Лощине.
Можно было коллекционировать школьные награды, переписываться со знаменитыми волшебниками, публиковаться в серьезных научных изданиях, дебютировать на международной конференции – и выслушивать о себе язвительное:
“За уход за безумной сестрой премий не дают!”
Ариана, помогавшая брату кормить коз, жалась в углу, даже не пытаясь заговорить. Ее мнением в доме Дамблдоров никто никогда не интересовался.

Ари – Ана – Риа …
Они хотели сестре только добра – но как же по-разному они его хотели!

Берти и мысли не допускал о том, что Ариане можно помочь иначе, чем просто спрятав ее от мира.
А Геллерт сразу сказал:
- Чушь! Откуда вы знаете, что ее нельзя вылечить? Вы показывали ее специалистам?
- Нет. Мама…
- Сейчас решаешь ты, а не мама. Может быть, еще не поздно…

2

Кто такой Геллерт? – Вызов Англии и ее ханжеской морали. Он тоже многого не понимал. Но он не понимал как-то по-особому. Разрушительно. Он рушил все, что в течение восемнадцати лет возводило в Альбусе воспитание. Он и сам обрушился неожиданно… как снег на голову. Как июльский дождь.

Сова прилетела после завтрака. Аберфорт мыл посуду. Альбус убирал со стола. Ариана поливала герани. Герани – это то, что осталось неизменным в их доме после переезда. Альбус ненавидел их резкий и тяжелый запах, вызывающе яркий цвет и то, что они не давали забыть прошлое. Вероятно, не только ему.
С магловской лейкой в руках Ариана методично передвигалась вдоль широких подоконников, наклоняя над очередным горшком длинный жестяной носик. Альбус подошел к сестре и выглянул в окно: не просохло ли; он собирался вывести сестру на прогулку. В это время в оконный переплет стукнулась сова.
Ариана не отреагировала. Аберфорт крикнул:
- Кого еще принесло?
Альбус впустил птицу. Спустя несколько минут он растерянно вертел в руках свиток пергамента:
- Берти, миссис Бэгшот приглашает нас завтра к обеду. Пишет, что все будет скромно, по-семейному…
- Не нас, а тебя.
- Приглашение адресовано нам обоим.
- А кто, по-твоему, останется с Арианой? – ехидный тон сменился подозрительным: – Интересно, зачем мы ей понадобились?
- Ничего интересного. Просто к ней приехал внучатый племянник. И ей хотелось бы познакомить его с достойными молодыми людьми в нашем местечке.
- Ну, точно. Тебе больше нянчиться не с кем.
- Она справедливо пишет, что у нас тут совсем нет друзей.
- О, так она еще и благотворительностью занялась!
- Ему шестнадцать, Берти. Он почти твой ровесник. Я староват для него.
- А я простоват. И не образован. И невоспитанный, – отрезал Аберфорт. – Нечего мне там делать.
- Берти… это неприлично. Мама велела бы нам пойти. Миссис Бэгшот – друг семьи. Не так уж много у нас тут друзей, мы не можем ими разбрасываться. И она так нас выручила… ты же знаешь. Ариану могли бы забрать, если бы не она. Мы не можем отказать.
- Ну и иди… безотказный! Я-то уж точно не тот достойный молодой человек, который годится в компанию ее племяннику.
Альбус плюнул и пошел.

За столом, представив молодых людей друг другу, говорила одна Батильда.
О племяннике было сказано только то, что он – студент Дурмштранга. Блестящий студент. Геллерт Гриндельвальд. Впрочем, облик племянника говорил сам за себя: подтянутый, холодно-отстраненный и такой ухоженный, что Берти – спорим? – первым делом запустил бы в него козьим дерьмом… При этой мысли Альбус фыркнул и притворился, что откашливается.
Хорошо еще, что в нынешних обстоятельствах можно не оправдываться за скромность собственного наряда.
Батильда, желая сгладить видимые различия, расписывала заслуги гостя:
- Еще учась в Хогвартсе, Альбус выступил на международной конференции по зельеварению в Каире и победил в номинации «Лучший дебют», печатался в «Сложнейших чарах» и в «Вестнике зельевара». Я была восхищена его статьей о межвидовых превращениях в «Трансфигурации сегодня» (племянник на этом месте машинально кивнул головой; Альбус удивился: неужели прочел?) и написала ему об этом… Да-да, восхищена, не скромничайте, молодой человек: в столь нежном возрасте – и такие зрелые мысли. И я думаю, что мое отношение к вам разделяли Николя Фламель и Адальберт Уоффлинг, с которыми вы также переписывались.
От ее слов чувство неловкости только усилилось. Альбус ощущал себя не то местечковой достопримечательностью, не то залежалым товаром в лавке средней руки, стараясь не обращать внимание на покровительственный тон. Батильда же упоенно перечисляла:
- Отличник, обладатель премии Барнабуса Финкли за выдающиеся способности к заклинаниям, староста, префект… – тут она приостановилась, вспоминая, не упустила ли чего, и Геллерт виртуозно вписался в паузу:
- А меня выгнали с шестого курса.
- О! Геллерт!.. – не ожидавшая признания, Батильда схватилась за еще не тронутый кубок племянника, залпом опрокинула в себя содержимое и подавилась шампанским.
“О, Геллерт!” – карие глаза под темными бровями и светлая челка. Точь-в-точь фарфоровая кукла в витрине магазина игрушек, что на центральной улице поселка. А взгляд – далеко не кукольный. Жесткий. Оценивающий. Почти препарирующий. Племянник похлопал тетушку между лопаток и обаятельно улыбнулся Альбусу. Батильда ждала ответа почти испуганно, Геллерт наблюдал за реакцией вызывающе-откровенно.
- Миссис Бэгшот, мой брат с первого курса напрашивается на то же самое…
Батильда облегченно вздохнула и с энтузиазмом поддержала попытку Альбуса увести разговор подальше от опасной темы:
- Если бы не ваша семейная трагедия, где бы вы были сейчас? В Греции?
Альбус качнул головой.
- Если не ошибаюсь, последний раз Дож написал мне из Египта.
…Египет, да. Там сфинксы. Такие же загадочные, как его визави, юный дурмштранговец. То есть получается, что уже не дурмштранговец? Интересно…
Последовавший затем обмен ни к чему не обязывающими репликами не оставил следа в сознании. Светская беседа еще повисела в гостиной, словно туман, а потом ее сдуло вместе с миссис Бэгшот, и Альбус поймал на себе оживившийся взгляд Геллерта.
- А почему ты не спрашиваешь, за что меня исключили из Дурмштранга?
И снова – вызов. Не в вопросе, так в обращении.
“Потому что твоей тете неприятно это слышать”. – “Моей тети, как ты мог бы заметить, здесь уже нет”.
Альбус улыбнулся в ответ и подобрал воображаемую перчатку. А может, это вовсе и не перчатка? Может, ему просто не с кем об этом поговорить?
- За что тебя исключили из Дурмштранга?
- За взгляды, – не отводя глаз. Честных, цвета меда или янтаря, гипнотических, почти парализующих, в них вязнешь, как муха… в них “Империо!”, “Круцио!” и “Авада..!” разом. Да за такие взгляды, как за любое Непростительное, надо не из школы исключать, надо…
- И какие же у тебя взгляды? – почему-то с усилием, не узнавая собственный голос.
- Ты хочешь об этом – здесь?
- А где же еще?
- Ты куришь?
- Нет.
- Жаль.
- Почему?
- Мы могли бы выйти… покурить.
- Почему бы нам просто не выйти? Подышать свежим воздухом, спуститься в сад. У миссис Бэгшот замечательный сад.
- О да, она мне показывала.
Оба вышли в темно-синий вечер. Геллерт сбежал с крыльца на дорожку, выложенную плитками, между которых нахально пробивались сорняки.
Альбус остановился на нижней ступеньке. Небо – звездное, высокое и бесконечное – распростерлось над головой. И под ногами тоже было небо. Опрокинутое в росистую траву со звездами маргариток и светляков и в кусты одуряюще пахнущей белой сирени.
В кадке с водой для полива полоскалась отраженная луна.
Геллерт стоял спиной к крыльцу, в полосе падавшего из окна теплого света. Волосы золотящимися ручейками стекали на воротник черной мантии.
- Так что надо сделать, чтобы это оказалось чересчур для Дурмштранга?
Геллерт обернулся – от улыбки света будто прибавилось.
- Ну… просто быть мной, наверное.
- Чем ты их напугал?
- “Теория, мой друг, суха, но зеленеет жизни древо…” (1) – он оборвал цитату, словно почувствовав неуместность Гете в запущенном английском садике. – В общем, я полагал, что знание теории должно сопровождаться выработкой практических навыков… Проще говоря, я попробовал “Круцио!” на одноклассниках, – по-прежнему теплая улыбка – и холодный вызывающий прищур. – Ты меня не боишься?
- Ты меня не достал бы.
- Уверен? Хочешь, попробуем?
- Может быть. Потом. Как-нибудь. Слушай… а ты ту мою статью читал? О которой миссис Бэгшот говорила?
- Ага.
- И что думаешь?
- Честно? Здорово написано.
- Да нет, это я сам знаю. Что ты думаешь по сути?

Дома Альбуса поджидал еще один сюрприз: Берти безразличным голосом поинтересовался, как там племянничек?
- Племянник как племянник.
В подробности, вроде цитирования Гете, Альбус вдаваться не стал, уверенный, что Аберфорт этого не оценит.

3

- У тебя странное имя…
- Ничего странного. Просто венгерское. Я – наполовину венгр. Моя мама – венгерка. Ты знаешь, что значит мое имя?
Альбус мотнул головой.
- А твое?
- Конечно. Альбус – “светлый”. На латыни.
- А Герхард (по-немецки я – Герхард) значит “копье”. “Крепкое копье”. Боевое…
Ну, надо же, как точно… точнее некуда: копье, брошенное наугад и зацепившее мишень-Альбуса. Да чего уж там – зацепившее! Угодившее в самый центр мишени!
- …У фризов я – Геррит, у нидерландцев – Герадус, у итальянцев – Джальдо… По-вашему было бы – Гаррет.
“Гаррет”… ну ведь смешно! Он был – “Геллерт”, и никак иначе.
- А фамилия у тебя немецкая, – слегка ошарашенно констатировал Альбус.
- А тетка – английская! – фыркнул Геллерт. – Представляешь, сколько во мне понамешано… А еще я – наполовину магл.
Одно слово всколыхнуло в Альбусе весь его личный ад:
- Маглы – это зло!
- Не-а.
Тогда он рассказал об Ариане.
Он ждал формального согласия… или такого же формального сочувствия. Но Геллерт пренебрег формальностями. Он спросил:
- А как они ее увидели? Разве дом не был защищен антимагловскими чарами?
- Был. Нет… Не знаю. Это было не здесь. Я… не помню. Мы переехали сюда после того, как отца забрали в Азкабан.
- За что?
- За тех маглов. Отец ничего не сказал про Ариану: мама хотела дать ей шанс.
- На что?
- На спокойное будущее. – “Помогать кормить коз, да…”
- А оно ей нужно – такое? – эхом собственных мыслей Альбуса. – Вы ее спрашивали?
- Мама посвятила Ариане всю свою жизнь
- И ваши.
- Что?
- И ваши, – повторил Геллерт.
Альбус припомнил свои статьи, которые пригодились только старой Батильде, послужив ей пропуском в их семью… сорвавшееся кругосветное путешествие… Аберфорта…
Берти…
Детство оказалось изуродованным не у одной Арианы.
Три года – с восьми до одиннадцати – Берти помогал матери управляться по хозяйству и с травмированной сестрой. А ведь он тоже был ребенком, и ему не хватало материнской любви, свободы, игр и друзей. А брат был виноват в том, что у него это было. Альбус – успел. До своих одиннадцати он жил с отцом. Со здоровой, веселой и беззаботной сестричкой. Это было непоправимо. И ничем не компенсировалось.
Альбус только сейчас понял, что готовить Берти к школе было попросту некому. Кендра не могла уделять младшему сыну столько же времени и внимания, сколько старшему, чьи успехи были у Берти на слуху… и надоели тому хуже горькой редьки.
Аберфорт – кем бы ни считали его в семье и в деревне – никогда не был дураком. Он знал, что никогда не обойдет брата в учебе и нашел другой способ выделиться. Репутация “маглоненавистника”-отца преследовала братьев дома и в школе. Они боролись с ней по-разному. Альбус – заставлял забыть о ней. Аберфорт – напоминал об отце каждой дуэлью и прослыл сорвиголовой, дикарем и опасным психом… В те три года в Годриковой он научился обороняться и нападать, своим умом дойдя до того, что лучший способ обороны – атака.
У него не было друзей в Лощине – как и у Альбуса. Репутация отца и семейная тайна сделали свое дело. Но у него всегда была Ариана. Его личная – единственная – награда. Его оправдание.
Вынужденный ухаживать за сестрой, он убедил себя, что никто не сделает это лучше него и не даст ей больше, чем он. Даже мать. Неудивительно, что он лучше других умел договориться с девчушкой, хотя особых заслуг в этом не было: Ариана шарахалась от старших и незнакомых мальчишек, а с Аберфортом они были погодки. Четырехлетняя разница между ней и Альбусом обернулась пропастью.
Летом Альбус запирался у себя не столько из-за учебы, сколько потому что чувствовал себя лишним. И – терзаясь виной – свободным. Мать и брат, который был ближе к сестре по возрасту и всегда находился рядом, не оставляли места для Альбуса. Между старшим братом и сестрой стоял Хогвартс. И Аберфорт – привычный, домашний, уютно пахнущий козами. А от Альбуса пахло библиотекой. И это его устраивало…

Он не услышал вопроса, и Геллерту пришлось повторить:
- Сколько вам было лет тогда?
- Ари – шесть, Берти – семь, а мне десять. Я старший.
- И поэтому ты чувствуешь себя виноватым. И твой брат так считает. А в чем твоя вина? Твоя мать – маглорожденная, так ведь?
- Да.
- Она не ждала опасности с той стороны. Нельзя осуждать ее за это. Но и ты – не виноват. Что ты мог сделать?
- Что я мог сделать? – переспросил Альбус. Не Геллерта – себя. Но Геллерт ответил:
- Тогда – ничего. Но еще не поздно. Многое можно сделать и сейчас. Мы живем как крысы. А могли бы – как драконы!
- Драконы живут в заповедниках.
- В резервациях. И не всегда. И не все. Даже сейчас.
Геллерта точно в резервацию не загонишь. А они, Дамблдоры, – загнали. Сами себя, он прав…
- И ты еще говоришь, что маглы – не зло. Если бы не маглы – то ничего не случилось бы. Не пошатнулось бы здоровье Арианы, отец не попал бы в Азкабан, и семья, спасаясь от сплетен, не переехала бы…
- …И мы бы не встретились, – закончил его мысль Геллерт.
Альбуса словно огрели “Круциатусом”.
- И ты бы уехал в кругосветное путешествие…
- Откуда ты знаешь?
- Все говорят о твоей великой жертве.
- Никакая это была не жертва!
- Уехал бы с этим твоим… однокашником… – как его? – Эльфиасом Дожем.
- Дож? – недоумение совершенно искреннее. – Какой Дож?
- Альбус! – Геллерта пополам согнуло от хохота. – Честное слово, ты – чудо!

4

- Твоя история – подтверждение моих мыслей. Ты видишь зло в этих маглах. Но зла можно было не допустить. Твоя мать недооценила их, она – будем честны – не контролировала ситуацию. Будучи маглорожденной, она не ждала от своих сородичей удара в спину… – скальпель хирурга не мог быть острее мысли и беспощаднее языка Геллерта. – Но если эти маглы были бы под контролем, они не причинили бы зла, – он заметил исказившееся лицо друга и быстро добавил:
- Прости.
- Не за что.
- Подумай, чем был вызван к жизни Статус о секретности? Страхом. И ненавистью. Они боятся нас, а мы – их. Но это не приведет ни к чему хорошему. Вообще ни к чему. Это – политика страуса. (“Кого?” – переспросил Альбус, Геллерт не обратил внимания на вопрос). Можно спрятаться от проблем – но проблемы-то никуда не денутся! И как долго можно прятаться друг от друга? Мы в одном мире. В одной лодке.
- Но…
- И единственный выход – жить вместе. Но – в лодке… тьфу! На корабле! – может быть только один капитан. Так вот, в нашей общей лодке и капитан, и команда должны быть магами. Мы обязаны взять на себя эту неблагодарную роль. Для общего блага.
- И для блага маглов тоже? – попытался съязвить Альбус. Геллерт сохранял серьезность.
- Естественно. Ведь они полезны. Магия энергоемка. Попробуй-ка в течение целого вечера освещать парадную залу “Люмосом”! Я бы предпочел канделябр и сказал спасибо маглам за то, что они придумали свечи. А еще магия расхолаживает. Если я могу аппарировать или летать на метле, я не буду особенно напрягаться, чтобы создать другое транспортное средство. Так что пусть маглы изобретают велосипед – а я при необходимости им воспользуюсь. Или без необходимости – тем паче что аппарация опасна, а летать на метле не особенно приятно в ненастье… не говоря уже о том, что некоторые маги боятся высоты (Альбус почему-то подумал, что его приятель говорит о себе). Да мы ведь и так перенимаем у них многое: радио, газовые фонари, ваш Хогвартс-Экспресс, наш Корабль-Призрак… ты только представь себе, что получится, если соединить магические и магловские технологии!
- Да ты романтик!
- От романтика слышу. И вот ради этого – ведь ты представляешь, что это будет, да? – ради этого стоит пойти на многое… и на жертвы. Потому что будут несогласные. Те, кто испугается, не поверит, просто не захочет ничего менять…
- Маглы точно будут против.
- Естественно. Твой брат тоже не согласен, чтобы ты им руководил и его воспитывал, хотя ты – совершеннолетний, а он – нет, и ты несешь за него ответственность. Для его же блага, между прочим.
Альбус поморщился: сравнение с Берти оказалось даже чересчур убедительным. Геллерт продолжал:
- В мире хватает нечисти и помимо маглов, и куда более опасной, вроде драконов и мантикор, но мы же их контролируем.
- Сравнил! Маглов с драконами!
Геллерт пожал плечами.
- И те, и другие не позволяют расслабляться.
- Драконы хотя бы красивые! – запротестовал Альбус.
- А вы их на практикуме по Уходу изучали? – заинтересовался Геллерт.
- Нет.
- Вот и мы – нет.

…И все-таки в рассуждениях о высшем благе Альбусу мерещилось нечто неправильное.
Кендра Дамблдор – разве не принесла она в жертву на благо семье судьбы детей и мужа? Но, наверное, семья – это просто не тот масштаб?
Или просто благо было ею неверно понято?
И вот еще что… пожалуй, Геллерт недооценивает ответственность. Права не существуют без обязанностей. Во всяком случае, в Британии…
Альбус окунул в полупустую чернильницу перо и придвинул к себе свиток пергамента.
“Геллерт,
как ты утверждаешь, превосходство волшебников пойдет на пользу магглам, и это, я считаю, самый важный момент…”

1. Гете. “Фауст”. В переводе Б. Пастернака.

 Отправлено: 22.11.07 13:24. Заголовок: 5. Спальня для гост..

5.

Спальня для гостей еле-еле вмещала кровать под пологом, комод для белья, шкаф для верхней одежды и умывальник возле дверей. Единственное кресло у окна на правах гостя занимал Альбус. Между креслом и комодом втиснулась роскошная финиковая пальма. Листья лезли в лицо и напоминали о фараонах.
Геллерт по-хозяйски устроился на подоконнике, откуда, во-первых, просматривались подступы к дому, а во-вторых, взгляд на сидящего в кресле сверху вниз давал психологическое преимущество.
- А где мисссис Бэгшот? – осведомился Альбус не столько ради приличий, сколько на всякий случай.
- Моя тетка отправилась навестить вашу сестру, – проинформировал его Геллерт, сбивая заклятьем залетевшую в комнату осу. – Так что пусть о ней у твоего брата голова болит.
-Ты странно держишь палочку
- Да, мне говорили. Как шпагу. До Дурмштранга я учился в закрытой военной школе.
- Я никогда не ходил в одну школу с маглами… Как это?
- Полезный опыт. Хотя я не сказал бы, что приятный… А знаешь, как они обучают иностранным языкам? Запрещают говорить на родном.
- Это жестоко!
- Зато эффективно.
- Вам тоже запрещали?
Геллерт не ответил. Он что-то напряженно обдумывал… и вдруг задал встречный вопрос:
- Слушай… а если человека лишить возможности говорить – он научится понимать мысли?
- Человек – не знаю, а маг – наверное.
- Попробуем?
- Что – прямо сейчас?
- А почему бы и нет?

“Потому что сюда может войти кто угодно. А мы выглядим, как пара идиотов. Нет, в самом деле: вдруг сейчас сюда кто-нибудь войдет? Миссис Бэгшот, например. Что она увидит? Сидят двое и тупо глазеют друг на друга. Молча. Точно поссорились, обиделись и теперь каждый ждет, когда другой заговорит первым”.
“Но мы не могли бы поссориться! Никогда. Что значит “поссориться”? Накричать друг на друга? Подраться? Ударить заклятьем? Это Геллерта-то, которого, напротив, хочется защищать. Он такой светлый и хрупкий. Вот интересно, откуда это впечатление хрупкости? Оттого что он красив? Или из-за разницы в возрасте? Берти, худощавый, жилистый подросток, тоже младший, но назвать его “хрупким” не поворачивается язык, и желания защищать его почему-то не возникает. Наверное, потому что он сам кого хочешь обидит… Впрочем, хрупкость Геллерта обманчива. Судя по его проговоркам о себе… по Дурмштрангу, даже незаконченному… Тем более – незаконченному! Интересно, а светлый он тоже – обманчиво?..” – Альбус не рискует додумывать эту мысль. Там – чересчур глубоко. И неприятно – чтобы не сказать: страшновато. Куда комфортнее скользить по поверхности.
“Геллерт – ожившая картинка из Арианиных сказок про принцев и принцесс. Только у принцев на картинках прическа всегда идеальная – волосок к волоску – хоть в дождь, хоть в зной, хоть после битвы с чудовищами. А у Геллерта белокурая челка намокла от пота и налипла на лоб потемневшими прядями… И на бледной коже выступила мелкими капельками испарина – не то от жары, не то от мысленных усилий… Точно роса. Но для росы эти капельки слишком соленые… Слишком соленые… слишком…”
И на этом, разбрызгивая поток сознания на отдельные сырые, недодуманные мысли, в голову, готовую расколоться от напряжения, врывается знакомый насмешливый и беззвучный вызов:
“Попробуем?”

- Получилось! Геллерт, у нас получилось! - Альбус возликовал, несмотря на то, что сам так и не пробился, и на мысли, на которых его поймали – а он не хотел быть на них пойманным. Или – хотел?
- Не получилось, – Геллерт недовольно кусал губы. – Не так, как надо. Это чувства, а не мысли. Картинки. Слишком легко!
- Начинают всегда с малого… – Альбус подавился нравоучением, напоровшись на жадный взгляд друга:
- Я хочу многого!
Вообще-то, если не врать самому себе, то…
- Я тоже.

6

- После переезда я провел тут в общей сложности год – если считать каникулы за все время учебы. Но летом мне чаще всего было не до окрестностей… так что гид из меня никакой. Я эти окрестности, можно сказать, впервые вижу.
Геллерт понял, наконец, что Альбус оправдывается, и усмехнулся:
- Ты и сейчас их не видишь. Можешь ты мне объяснить, зачем мы полезли на этот холм?
- Не “зачем”, а “почему” По тропинке. Разве это не ты на нее свернул?
Они добрались до вершины, и Геллерт рухнул в траву у подножия старого вяза, привалился спиной к шершавому стволу, обхватил руками колени.
- А хорошо…
Альбус не откликнулся. Он все еще стоял, глядя на рассыпанные внизу домики, садики, улочки… Потом медленно повернулся. Теперь он смотрел сверху вниз на Геллерта.
- Слушай, зачем тебе все-таки понадобились те “Круциатусы” на одноклассниках?
- Альбус, не прикидывайся глупее, чем ты есть. Вы в заклинаниях тренируетесь? В том числе, и друг на друге, верно?
- Ну…
- Не “ну”, а вот именно! А теперь скажи мне: можно сопротивляться “Империусу”?
- Откуда я знаю?
- А я – знаю. Можно! Даже множественному можно… – он слегка погрустнел. – До известного предела. – Похоже, что предел был ему известен из практики.
- А “Круциатусу”?
Геллерт рассердился:
- Я же не успел с ним разобраться!
Альбус опустился рядом с другом на колени.
- Ты и его на себе пробовал?
- А ты как думаешь? Что другие расскажут все в мельчайших деталях?
Если честно, то Альбус уже не знал, что и думать об этом… этом…
- Но уж Аваде-то точно противостоять невозможно!
- Говорят…
- Кто говорит?
- Ты, например. Только что. И другие… специалисты по Защите, – тон выразительнее слов говорил о том, что именно Геллерт думает об этих специалистах. Альбус обиделся, растянулся на траве во весь свой немалый рост и сделал вид, что заинтересовался четырехлистным клевером. Геллерт сменил тему.
- Значит, у вас – Защита от Темных Искусств – констатировал он, прикусив травинку. – А у нас – Темные Искусства.
- В теории, – поддел его не сменивший еще гнев на милость Альбус.
- Угу. Ладно. Интересно, а что еще у вас по-другому?
- Я думаю, что существенно ничего не меняется. Разве что краеведческий компонент.
- То есть?
- То есть больше внимания уделяется местному… колориту.
- Гм! Что-то я не заметил у нас лапландских заклинаний. Или особого внимания растениям субарктической зоны.
- А они там есть, растения-то?
- Мхи. Грибы. Водоросли. И весьма эффективные, кстати. Я уже не говорю о зельях на их основе.
- Нет, вот об этом продолжай, пожалуйста. И подробнее!
- Я тебе лучше потом рецепты напишу, – пообещал Геллерт.
Альбус перевернулся на спину.
- Астрономия вряд ли разная. Небо-то одно и тоже.
- Небо – одно. А вот рисунок и расположение созвездий зависит от широты. Правда, вряд ли мы намного севернее вас…
- А где вы находитесь? – Альбусу и в голову не пришло, что со стороны можно подумать, будто он пытается выведать самый охраняемый секрет Дурмштранга.
- Самому бы кто сказал, – раздраженно фыркнул Геллерт. – Ты думаешь, нас просто так привозят в школу на подводном корабле? Из любви к магической технике? Впрочем, спорим, что и ты не знаешь точных координат Хогвартса?
А что тут спорить? Действительно… Восемь часов, или около того, на поезде к северу от Лондона – это Шотландия… но Шотландия велика. И подумать только, что за семь лет Альбусу ни разу не пришло в голову проследить маршрут по карте – в поезде каждый год по разным причинам было не до того. Альбус вдруг понял, что поезд не только не делал остановок в дороге, но даже не проезжал мимо станций. Или пассажиры не обращали внимания? Может быть, это такая защитная магия?
Геллерт жевал травинку и кивал, следя за мыслью приятеля.

Альбус выкинул из головы Хогвартс, повертел головой, дотянулся до попавшейся первому взгляду ромашки и принялся обрывать лепестки, подозрительно шевеля губами. Геллерт бестактно осведомился:
- У тебя есть девушка?
- Нет. Я… не могу. Вспоминаю Ариану и тех, напавших… и таким подонком себя чувствую…
- Брось! – и ободряюще сжал руку друга, сминая в ладони полуоборванный цветок. – Ну, какой из тебя подонок?

7

Геллерт распахнул застекленную дверцу очередного книжного шкафа. Солнечный зайчик сорвался со стекла, прянул в сторону, не разбирая дороги, заставив Альбуса зажмуриться и пропустить начало ответной реплики.
- …не “бояться”, Альбус. “Остерегаться”. Быть осмотрительными. Их в любом случае больше, чем нас. Их очень много. Но их продолжительность их жизни не сравнима с нашей. И результат?
- И результат?
- Они не ценят жизнь. Ни свою, ни чужую. Ты слышал эту их идиотскую присказку: «Ты что, собираешься жить вечно?”
Альбус уже собрался высказаться в том смысле, что, мол, разве это не так, когда Геллерт ответил себе – сам, сразу на оба вопроса:
- Я – да!
- А разве это возможно?
Ну, разве нужны еще какие-то слова при таком торжествующем взгляде?
- Представь себе, возможно! …Да где же она?!
Геллерт, перебиравший книги вначале спокойно и методично, занервничал.
- Что ты ищешь?
- Сказки.
- Сказки? У миссис Бэгшот? У нее, конечно, замечательная библиотека, и она любезно позволяла мне пользоваться ее собранием, но сказки?
- У историка магии Батильды Бэгшот, к твоему сведению. Любой уважающий себя историк магии знает, что детские сказки… О, вот она! “Сказки барда Бидля”.
- Я это читал.
- А легенду о трех братьях ты хорошо помнишь?
- Пом… Что ты хочешь сказать? Геллерт! Это же просто сказ-ки! Дет-ски-е.
- Все так думают. И пусть думают. Это нам на руку…

Что делать и где искать было неизвестно, но Геллерт не сомневался, что он – найдет. Нашел же он фамилию и символ на памятной плите Игнотуса Певерелла! Теперь, когда подлинность сказки была доказана, цель обрела вполне достижимые черты.
Полугрезы сменили статус. Отныне они получили право именоваться полупланами.
Мир вокруг в одночасье упокоился на Трех Дарах: дни рассыпались камешками в пыли – любой из подвернувшихся под ноги мог оказаться Тем Самым; вечера благоухали дикой бузиной в оврагах по окраинам поселения… ночи разворачивали над ними мантию-невидимку, вышитую созвездиями все тех же Трех Даров.
Вера Геллерта была заразительна… вернее сказать – заразна, она проникала, в кровь, в мозг, в душу…
Как и сам Геллерт.
Ливень на высохшую жаждущую землю – вот что он был такое.
Равный – даром что младший. Привлекательный. Энергичный. Интересный. Со свежим взгдядом и иным вектором мысли.
Как у него все было просто! Кристально ясно. Так бывает у людей, которые или переступили через край или пока еще даже не приближались к краю. Альбус дорого дал бы за то, чтобы узнать, что скрывается за беспечной улыбкой друга.
Он не отдавал себе отчета в том, что именно влекло его к Геллерту, не хотел разлагать радугу на “фазанов” и “охотников”: анализ мог оказаться гибельным… Не собрать обратно.
Красота? – но красавчиков Альбус и до него навидался.
Веселость? – но он насмотрелся и на весельчаков.
Ум? – но дураков не водилось и в Хогвартсе.
Язык, о который можно было порезаться? – но разве не то же самое раздражало его в брате?
Нет, все это было, может, и необходимо – но никак не достаточно для Альбуса.
Геллерт… обладал способностью преображать реальность.
Пространство вокруг него сгущалось, ломалось, искривлялось, вскипало вихрями и водоворотами. Рядом с ним ничто не оставалось таким, как прежде. И сонная Годрикова Лощина. И сам Альбус.
Альбус – пришибленный обломками семьи Дамблдор, оглушенный и ослепленный сорвавшимися планами, неприятными обязанностями, гнетущей обстановкой… Однокурсники вряд ли узнали бы в нем блестящего и умного молодого человека, с которым расстались едва ли пару недель назад. Альбус держался только на чувстве долга – и по отношению к Берти тоже. К маленькому придурку, который не понимал, что совершеннолетний старший брат – живой щит для них с Арианой. Единственная альтернатива органам опеки, прятаться от которых было бы посложнее, чем от любопытных соседей. Альбус даже испытывал что-то вроде благодарности младшему брату – одно его язвительное присутствие удерживало старшего от депрессии надежнее любого другого якоря. Гнев и горечь, ожегшие Альбуса в первые мгновения, были проглочены почти сразу же – настолько владеть лицом его научили еще до школы.
А с Геллертом следить за лицом не было необходимости.
…Привыкнув уступать младшему брату, Альбус с удовольствием отдал первую роль человеку, который значил для него куда больше Берти.
Альбус так и не решился спросить об этом Геллерта, но сам не мог отделаться от ощущения, что они – “нашлись”. Сложились, как две соседних детальки в головоломке. И им было наплевать, что прочие детали категорически отказывались складываться.
Альбус ни разу не сказал Геллерту, что чувствует – они говорили о вечности, и этого было довольно.
Ни один из них ни разу не заикнулся о том, как делить Дары – то была шкура неубитого медведя.
Каждый прекрасно понимал, что бессмертие и Три Дара должны быть сосредоточены в одних руках – но ни разу ни у кого с языка не сорвалось, чьи это будут руки. Геллерт говорил: “Мы” – и этого было довольно.
Впрочем, Альбус в то лето уже обрел свой Дар.
Мечты о вечной жизни оставались мечтами… а Альбус держался так, словно вечность была у него в кармане. И Геллерт впридачу.
Они желали изменить мир – и мир изменился. Если бы только они знали заранее – как…

8

В то лето каждый день в Годриковой Лощине был освещен Геллертом.
Альбус не замечал, как сгущались тучи. Не замечал, как пока еще далеко на горизонте предупредительно проблескивает и погромыхивает надвигающееся ненастье. Не замечал растущей раздражительности Берти…
Но, что бы Берти ни думал о своем старшем брате – это был его старший брат.
Семья они или не семья?
А у Альбуса в Хогвартсе – какой-то Дож… такой, что глянуть страшно! А теперь – этот… Берти чувствовал, что приятели Альбуса занимают его, Бертино, законное место. И словно сорвался с цепи. У него был отличный предлог: Ариана.
Тем более что Ариана тоже менялась Неудержимо. Она не была больше маленькой девочкой.
И этот немец…

А он – что?
Он просто сказал, будучи ей представлен:
- Очень приятно с вами познакомиться, фрой… прошу прощения, мисс Дамблдор.
И поцеловал ей руку – пытавшуюся спрятаться в складках юбки, холодную, закаменевшую от прикосновения руку он поднес к губам, будто чашу, полную до краев, которую боялся расплескать.
Берти потом два дня шипел и плевался, и фыркал как индюк, и все время требовал, чтобы ноги этого немца больше не было в их доме. И не слушал увещеваний Альбуса, пытавшегося объяснить, что он всего лишь делает одолжение миссис Бэгшот. Какая, к Мерлину, Бэгшот, если сова, которая в полночь ломится в дом, просто не может быть от почтенной английской леди! Кто пишет письма по ночам?..
Альбус уступил. И не только, чтобы успокоить Берти. Ему и самому стало слегка не по себе при виде зардевшейся девушки, не сводившей глаз с прекрасного и учтивого незнакомца. Альбус не хотел даже думать о том, что этот невинный поцелуй мог пробудить в Ариане. Так что в конце концов он пообещал не водить нового приятеля в дом без крайней необходимости.
Кто же виноват в том, что необходимость возникала все чаще и чаще?
И потом: одно дело не приглашать… Но не выгонять же уже пришедшего? А Геллерт далеко не всегда предупреждал о своих визитах.

- Альбус, ты не забыл о Европе? Мир не сошелся клином на Англии.
За столиком у окна с рабочей корзинкой примостилась Ариана. Рукоделие определенно доставляло ей удовольствие. Погруженная в работу, она, казалось, не слышала ни слова из того, о чем говорил брат со своим гостем.
- И есть еще Восток. Ты отказался от кругосветного путешествия – а я бы на твоем месте взял сестру с собой. Перемена обстановки пошла бы ей на пользу.
- Берти будет против.
- Что-то я не пойму, кто из вас старший.
- Он больше бывал с ней и лучше знает, что ей нравится.
- Кормить коз, ага. Это у нее лучше всего получается. А она еще хоть что-нибудь пробовала? На нее напали здесь, в Англии. Простая перемена климата могла бы способствовать исцелению. Новые впечатления. Новые люди. Мерлин, Альбус, она ведь и сама меняется. Она больше не девочка, ей… сколько ей?
- Четырнадцать.
- Альбус! В четырнадцать лет сидеть взаперти – тут и магла свихнется!

9

Она не свихнулась. Она сломалась.
Иллюзия бесконечного лета оборвалась короткой августовской грозой, и обрывки ее развеялись над сломанным стихией побегом.
Ариана…
Зачем только она вмешалась?!
Ариане не были в новинку шумные ссоры между братьями, но они никогда не задевали ее по-настоящему: она не испытывала к Альбусу пылкой привязанности, а тот, отчаявшийся что-то доказать Берти, всегда уступал.
Он ничего не возразил и тогда, когда брат со злобным удовлетворением бросил ему в лицо:
- Это ты виноват в том, что случилось! Ты и твой ручной монстр! – и припечатал слова кулаком… так что хрустнуло.
Наверное, и вправду он.
Разве не он привел в дом того, кто смутил покой больной сестры непрошенной… любовью?
Она не знала, что это такое, но это не помешало ей броситься между двумя небезразличными для нее людьми: одним, которого она знала все свои четырнадцать лет, и другим, на которого Берти поднял палочку…

Хлюпая перебитым носом, Альбус ощущал себя хуже, чем преданным. Он колебался.
Геллерт бежал. Это был факт. В считанные часы после трагедии он исчез из дома Дамблдоров и из Англии. Берти не сомневался, что Геллерт спасал свою шкуру.
Но ведь никто так и не понял, чье заклятье оказалось роковым! Их лица – всех троих! – в тот момент были растерянны и более чем красноречивы.
Зато Геллерт знал, что своим поспешным отъездом – поспешным бегством – навлекает на себя подозрения. Не мог не знать! Неужели таким способом он пытался отвести обвинения от Альбуса? От обоих братьев Дамблдор?
Берти никогда в это не поверит.
А сам Альбус? Ему надо – необходимо – было верить… но во что?!

Альбус отправился бы вслед за другом… если бы знал, куда. Сейчас он с болью осознавал, что, захваченный более важными предметами – в самом деле, более важными, а, Альбус? – не удосужился спросить даже, где его друг родился.
Сова могла бы найти Геллерта, но… зачем?
Что это изменит?
Берти, практически выплюнувший ему в лицо: “Теперь ты свободен!” – что он знал о свободе?
Глагол “любить” не имеет прошедшего времени. В прошедшем времени он просто теряет смысл. Те, кого любишь, не отпускают. Никогда.
Даже если сова не улетит с письмом на поиски адресата.
Даже если Берти больше не перемолвится с братом ни единственным словом.
Даже если не удастся найти камень воскрешения…

10

Аберфорт пил.
У Альбуса не получалось даже начать. Но мысли были – как с перепоя.
Что делать с геранью? – А ничего. Берти скормит ее козам. – А кому он скормит коз?.. На кого он оставит своих коз… и герань? На кого же еще как не на старшего брата!
С которым не разговаривает.
Но Берти же должен доучиться!
Альбус механически взял лейку – на дне плескалась вода – и наклонил над ближайшим цветочным горшком.
Как под Империо…
Любовь… какая жуткая, страшная сила. Но – сила ведь!
Надо запомнить. На будущее. Ради…
Ради общего блага.
5 - 12.11.2007

 Отправлено: 23.11.07 02:19. Заголовок: Хорошо... Такой подр..

Хорошо... Такой подробный текст, что видишь все детали. Потрясающе интересная версия происхождения Геллерта, и их разговоры с Дамблдором, и идея, что он сбежал специально, чтобы навлечь на себя подозрения. Текст неспешный, размеренный, словно стилизован под романы конца XIX века, т.е. примерно времен молодости Дамблдора, - отличная находка.
Спасибо большое за этот фик!

 Отправлено: 23.11.07 11:46. Заголовок: Очень сильно. Нет сл..

Очень сильно.
Нет слов.