ДОРОГИЕ ДРУЗЬЯ! ФОРУМ ОТКРЫТ ТОЛЬКО ДЛЯ СОВЕРШЕННОЛЕТНИХ ЗАРЕГИСТРИРОВАННЫХ ПОЛЬЗОВАТЕЛЕЙ.
Чтобы зарегистрироваться, внимательно прочтите инструкцию в этой теме.
Если вы уже зарегистрированы, то получить доступ к закрытым разделам можно в этой теме.
Отправлено: 22.10.07 03:49. Заголовок: После Седьмой. NC-17, много УПСов, боевик/романс, новое от 24.11
Название: После Седьмой. Автор: http Рейтинг: NC-17 Пейринг: АД/ЛМ, НМП/ЛМ, ЛМ/СС, АД/ИК, МФ/ДМ, РМ/ПП, РЛ/НЖП, и наверное я еще что-то упустил по ходу. Жанр: камуфляжная история про любовь ((с) menthol_blond и мой) Размер: нехилый Статус: вчерне написан, будет выкладываться по главе-другой в пару дней по мере редактирования. Саммари: Долохов собирает оставшихся в живых боевиков и открывает собственную охоту на Дары Смерти в надежде вернуть Повелителя к жизни. Люциус Малфой скрывает у себя тяжело раненного Снейпа, не зная, кто сделал ему этот "подарочек" и с какой целью. Появится ли новый Лорд, и кто им станет? И где Реликвии Смерти? Дисклеймер: помимо понятно чьего понятно какого произведения, полноценным каноном здесь считаются "Casus Bellae" Rakugan и "База" Menthol_Blond. Другие тексты этих писателей автор тоже нежно любит, но ответственности за них не несет. И - без щедрой и бескорыстной помощи Menthol_blond, без ее отыгрышей, стихов, и просто дружеской поддержки среди ночи тут ничего бы особенного не вышло. Не вышло бы и без тебя, моя радость, но ты, кажется, не желаешь славы.
Долохов ненавидел то состояние неопределенности, которое наступает, когда, отдохнув после важной операции, ждешь приказа из Ставки. И видишь, как события теряют разгон, разгон, достигнутый долгой подготовкой, планированием, чужой, а то и своей кровью. Как будто сделанное норовит кануть куда-то в глубь времен, раствориться напрасно… «Так начинания, вознесшиеся мощно, сворачивая в сторону свой ход, теряют имя действия», - иронически цитировал Игорь, обожавший старую маггловскую поэзию, и тащил «развеяться». Игорь на Ставку никогда не досадовал, к застою на фронтах гражданской смуты относился как к желанной передышке, набрасывался на книги, а вспышки нетерпеливого долоховского темперамента гасил с полоборота. Было у него такое свойство. Монопольное право выводить Антонина из себя принадлежало только Игорю Каркарову, и конкуренции тот не терпел даже в лице самого Темного Лорда. - То-ни, - Долохов почти услышал бархатный голос над ухом, намеренно ленивый, замедленно растягивающий слова; ночной голос Игоря, который даже хорошо знающие болгарского мага люди вряд ли узнали бы днем, - Стаавка свое дело знааает… из наших кирпичиков Лорд сложит неплохую такую… тюрьму. То есть, что я говорю. Цитадель. Ци-та-дель. Чистоты и величия. А нам надо ждааать… ты умеешь ждать, Тони? - и глаза, умевшие быть такими же бархатными, как и голос, уже оказывались совсем рядом, и возражать становилось невозможно, да и не нужно низачем. - Ставка…, - чуть не буркнул Тони вслух, невидящим взглядом пялясь в огонь камина, и в очередной раз похолодел от мысли, что никакой Ставки над ним нет. Что он, собственно, и есть сейчас – Ставка. Для всех этих людей, которых собрал в лесу, и для многих, уже находившихся на связи с Лагерем и в Министерстве, и просто в цивильной жизни, и в концентрационных лагерях Ливерпуля и Хогсмида. А еще страшнее было осознавать, что и для сотен других волшебников, не имеющих с ними никакой связи, но следящих – кто бы сомневался в этом после отчаянных аврорских зачисток последних недель – следящих, затаив дыхание, за успехами таинственного Темного подполья, и для них тоже то, что они считают своей единственной надеждой, то самое Подполье, это на самом деле – он. Тони Долохов, даже в Ближнем кругу Темного Лорда считавшийся туповатым исполнителем. Он, ну, может, в какой-то степени еще ученые умники, бессильные без своих картотек, досье, библиотек, лабораторий и святилищ – Клод, Руди, Чарити. Еще Марк с пацанами – лучшая пока боевая единица. Держащийся чуть особняком Фернир, несколько его волков. Толпа мальчишек и девчонок, упоенно играющих в войну, хлебнувших ее пока лишь краешком. Кучка потерянных городских мужчин, пусть даже и прошедших когда-то подготовку, но сейчас с трудом приспосабливающихся к жизни лесного лагеря, где 22-летний Дик Монтегю и даже юная Пэнс чувствовали себя приспособленнее и значительнее уволенных со службы чиновников и экс-авроров. Бабы, многие из них с детьми – одни апатичные, другие хлопотливо-хозяйственные, взявшиеся налаживать в Лагере быт для «ребяток»; третьи – с ними Тони предвидел больше всего хлопот – отчаявшиеся, потерявшие близких и горящие местью, но ни хрена не умеющие. Несколько профессионалов из старших. Десяток стариков, лучший из них – Вилли Трэверс, уже неспособный держать оружие, но ставший в Лагере непререкаемым моральным авторитетом. Весь этот Ноев ковчег ухитрялся пока что выполнять две главных задачи – скрывать свое местонахождение и раз-другой в неделю отмечаться громкой акцией, поддерживая истерию среди властей. И казался внешнему наблюдателю – обывателю, министерскому записному трусу, дрожащему в ожидании репрессий лишенцу – мощной организованной силой, всепроникающей сетью, возглавляемой могущественными и таинственными лидерами. Собственно, этой цели Тони добивался двумя простыми средствами – сугубой адресностью террора и бережным отношением к кадрам. Первый же провал, первые же пленные означали бы катастрофу. Поэтому он не уставал повторять своим: неважно, сколько операций мы сорвем, лишь бы это не стало известно противнику. Малейшее подозрение на провал – свернулись, и в Лес. Бить только наверняка. И – били только по известным целям. Никаких погромов. Врагов среди мирного населения у Подполья вполне хватало и так. Цели бывали большими и маленькими – после МакГоннагалл пошел мелкий какой-то аврор, известный своим рвением в пределах собственного околотка. После аврора – заместитель Кингсли, неосторожно отправившийся с семьей на отдых в уединенный коттедж у моря. Потом был разрушен детектор запрещенной магии в окрестностях Эдинбурга. Без всякой магии – гранаты и один маггловский огнемет. Но эта адресность давала понять: Подполье знает все. На самом деле, не знали они почти ничего – разведка Марка, интуиция и энциклопедическая память Руди, сплетни, передаваемые старшим Малфоем и другими цивилами, колдорадио. Неважно, сколько раз ты попадешь. Главное – не бить мимо. Пока что реальные размеры Подполья позволяли работать аккуратно. Понятно было, что долго так не протянуть. От подполья ждали чуда. И, в отсутствие сил для настоящего восстания, в отсутствие лидера, который мог бы выступить с открытым забралом, возможность явить чудо оставалась только одна. Азкабан. На эту мысль Тони навел один разговор с Марком, да и многие профи, кто особенно пригодился бы, оказались там. Смотавшись с ребятами Марка в Ливерпуль на разведку, Долохов убедился, что с магической защитой там все осталось тип-топ, а вот с организацией охраны со времен второго побега ничуть лучше не стало. В вертухаи по-прежнему шли отбросы. Только что стали еще более дерганные – много новых, да и слухи о Сопротивлении, видимо, покоя не дают. Порешили защиту, в отсутствие сильных некромантов – магия там была смертная, уровня на два поглубже обычной непростиловки – даже не пытаться трогать, а положиться на человеческий фактор. Другими словами – Баржу брать. Причем, в пути брать, когда внешние барьеры с разиллюзионными заклятиями будут уже пройдены. Марк с ребятами остался отслеживать график завоза заключенных, Руди засел за анализ полученных данных, а Тони, свалив текущую жизнь Лагеря на активную не в меру Чарити и ее хозяйственных теток, с ушами закопался в подготовку потенциальных бойцов. Дик Монтегю тренировал «лягушатник», как в Лагере называли юных слизеринцев с небольшим добавлением Рэйвенкло, а Тони с Яксли в две смены до пота гоняли взрослых. Клод занимался с любым, кто демонстрировал хоть малейшие способности к легилеменции, и ею и окклюменцией. И со всеми молодыми заодно, так, на всякий случай. Даже Фернир, хотя и без особой охоты, снисходительно натаскивал «лохов» в искусстве скрытного хождения и рукопашного боя. Операций не прекращали, лишь снизили уровень – в окрестности официальных учреждений без группы Марка было соваться пока что рискованно. Шмаляли по активистам чисток вроде приснопамятного Арчи Уизли (тот, правда, уцелел – загремел в Мунго с контузией головного мозга; кто бы подумал, что у Артура таковой имеется). Возвращение разведчиков, когда Руди, наконец, заявил, что данных ему достаточно, в Лагере праздновали. Цель их отлучки не была известна почти никому, но то, что готовится большая операция, скрыть от живущих в Запретном Лесу было невозможно; и ребят встречали «понимающими» взглядами и многозначительными похлопываниями по плечам. В глазах людей, ничего толком не знавших, блестела надежда. Долохов, махнув рукой на дисциплину, разрешил выкатить небольшой бочонок огневиски – все лучше так, чем будут по углам трансформировать в спиртное что попало. В караулы отправил молодых: детишки, еще не наигравшиеся в бойцов, были на такой случай куда надежнее взрослых штатских охламонов. На всякий случай, обошел Лагерь по периметру сам; вроде бы, все было тихо. И, уже подходя к большому костру, грамотно накрытому сверху защитным пузырем – чтобы дым и огонь не выдали местонахождения случайно пролетающему вдали патрулю, или загулявшему семикласснику Хога – издали услышал звон гитары. Зажигал Дик Монтегю.
По ночам спускается туман К окнам камеры все ближе-ближе Я кричу на весь на Азкабан, Только ты, малышка, не услышишь... Я давно уже курю взатяг, Я давлюсь чужим случайным планом... Я во сне увижу не тебяА отца, сестренку или маму...
По ночам приходит к нам конвой, Вместо сов летучие здесь мыши.. Бьется в стены камеры прибой, Только ты, малышка, не услышишь... Вдоль стены -- четырнадцать шагов, Двадцать лет страшней, чем просто вышка. Я вернусь к тебе совсем седой, Только ты дождись меня, малышка... ______ стихи Menthol_blond
- Ага, сейчас, - сердитый голос принадлежал Пэнс, - он, значит, героически загремит в Азкабан, и даже во сне ее не увидит. А она его жди. Двадцать лет. Он, видите ли седой вернется. А она? За двадцать лет, что с ней станет? - Не станешь, значит, ждать, - Дик шутливо обнял блондинку и попытался укутать своей мантией. Пэнси сердито оттолкнула его. - Не-а…, - она смотрела не на смазливую рожицу Дика, а в огонь, - Ни за что. Заработать двадцать лет, так свои собственные. За чужие подвиги страдать – ищите себе дурочек-цивилок. - Пэнси…, - Драко примирительно кивнул, протягивая ей гитару, - спой лучше, а? Пожалуйста, – он привалился к плечу Марка, и было что-то незаметно, чтобы Пэнс подобное поведение официального жениха хоть немножко задевало, - ты же хорошо пела в Хоге. Спой, Пэнс. Долохов не спеша подошел к костру. Кто-то подвинулся, освобождая место, и Тони опустился на холодную и твердую зимнюю землю, взмахнул палочкой, призывая кружку. Драко Малфой сердито поморщился. - Вам нельзя, сэр. Он махнул собственной палочкой, преобразуя тонкую подстилку из сухих листьев в многослойную кучу волчьих шкур – Долохов опасливо покосился на Фернира, но тот улыбался в стороне отрешенно, покуривая свою какую-то специальную заразу и глядя вверх, на звездное небо. Малфой между тем своевольно потянулся палочкой к кружке начальника, но Тони отвел сосуд с огневиски подальше, потянулся, не вставая, и похлопал юношу по плечу. - Я немножко, Целитель. За возвращение наших ребят. За удачу. За упех нашего дела. Тони поднял кружку, и вокруг костра возникло движение и шорох – наполняли, согласно кивали, салютовали героям дня. Он перевел взгляд с Драко, расцветшего от того, что его при всех поименовали самым желанным для него титулом, на нетерпеливо ерзавшую с гитарой в руках Пэнси, отсалютовал ей кружкой тоже, и – прозвище, которое раньше принадлежало только Бэлл Лестранж, первой и самой талантливой ученице, как-то само соскользнуло с его губ. - Будете петь, валькирия наша? Паркинсон взяла гитару, примерилась, дерзко взглянула на Малфоя, почти утонувшего в мощных руках Флинта, на Дика, улыбавшегося насмешливо, и запела неожиданно серебристым голоском, вовсе непохожим на ее обычную хрипловатую скороговорку.
--- Когда ты шагнул на родимый порог, Я не сразу узнала тебя... Скажи, что привез ты с далекой земли, Может, длинную нить янтаря? --- Прости, красотка, мой путь был тяжел, От волн прогибались борта. Привез бы я бусы, но нам по пути Встречалась только руда.
--- Когда ты толкнул дубовую дверь, Я решила, что ты -- это сон. Скажи, любимый, что в сумке твоей, Быть может -- резной медальон? --- Ты знаешь, красотка, я видел резьбу На стенах темницы моей. Тебе жемчуга и опалы к лицу, Но это -- остатки цепей.
--- Когда ты начал меня целовать, Я услышала дождь за окном. Что вынешь ты из кармана сейчас, Обещал ведь --- кольцо с серебром? --- На острове нашем шумела метель, А я слышал, как голос твой пел. Я кольца носил из хрустального льда И грелся любовью к тебе.
---Когда ты выхлебал кружку до дна, Заплакало в спальне дитя. Иди, бродяга, откуда пришел, Я к ужину жду не тебя. ______ стихи Menthol_blond
Драко Малфой одобрительно засмеялся. Дик потянулся за инструментом, но Пэнс протянула гитару налево, к Трейси Эйвери, матери двоих детей, потерявшей в Последней битве мужа и брата. Гитара пошла вокруг костра. Не умевшие передавали ее дальше, умевшие хоть что-то пытались изображать. Клод Мальсибер неожиданно поставленным баритоном выдал арию из старой французской оперетки. Руди оказался знатоком песен ирландского сопротивления. К тому моменту, как гитара дошла по кругу обратно, и твердый гриф уперся в плечо Долохову, тот уже приканчивал третью кружку – наладившийся было следить за его поведением целитель благополучно испарился вместе с главным героем дня куда-то во тьму. Долохов хотел было передать гитару Дику или Пэнс, но провел пальцами по струнам, почти бессознательно извлек первые такты никому здесь неизвестной «Цыганочки», и обвел взглядом сидевший у костра разномастный люд. - А в наше время…, - он усмехнулся, сам уже наполовину в воспоминаниях, - хотя, тем, кто может похвалиться идеальным слухом, от души советую пойти прогуляться. У меня, знаете… В общем… В наше время было такое… Один… хороший парень сочинил. У него уже внуки были бы, у этого парня, если бы не писал эти песни. Перебрал лады еще раз – забытое почти напрочь ощущение – и запел негромко, неверным от только что прошедшей болезни голосом:
Война закончена, забудь, Прощаться поздно Над нами тучи, Млечный путь, Луна и звезды
Быть может, что-то не успел, И до свиданья, Тебе останутся в удел Воспоминанья
Раненья, письма, ордена, Чужие беды, А им достанется страна Твоей победы
Ребят погибших имена Уходят в Лету Тестралов черных дотемна Мы видим где-то
Ты недоволен, милый друг, Ты неспокоен. Войди же, друг, в наш тесный круг, Ты тоже воин
Забыть ли молодость, мечту, Надежду, силу, Мы вновь уходим в пустоту За то, что было
Мы пробираемся во тьме Во мгле колючей Луна на нашей стороне - Уходит в тучи
Мы проскользим, как ваша боль, Мы выйдем к месту Поселим страх, рассыплем соль Покоя вместо
Не остановим времена, Не спустим знамя За нас весна, на нас страна, Луна над нами
Не поддавайся, не проси И не сдавайся, От оборота по оси Не зарекайся
Мы всё пройдем, не подведем Отцов и дедов, За нашу кровь, за отчий дом И за победу.
Кто-то отвернулся, скрывая улыбку. Кто-то зааплодировал. Тони сунул гитару в руки Пэнси. - Теперь вы, Валькирия. - Еще!, - крикнул какой-то явный подхалим, Долохов хотел засечь, кто, но обломался. Пэнс легко продолжила, будто бы готовилась:
- Королева Британии тяжко больна, Дни и ночи ее сочтены… И позвать исповедника просит она Из родной французской страны
Но пока из Парижа попов привезешь, Королеве настанет конец И король посылает двенадцать вельмож Лорда-Маршала звать во дворец...
Он верхом прискакал К своему королю И колени склонить поспешил…
Древняя баллада была хороша, и голос девушки тоже отнюдь недурен. Но Тони вечно настороженным слухом все же уловил: что-то происходит далеко в лесу. И отправился на звук.
Громкие голоса звучали из-за плотных зарослей глуховато, как какая-то потусторонняя перебранка – так когда-то кричали друг на друга одной зимней ночью в хогвартском Большом Зале Почти-безголовый-Ник и Серая Дама Рэйвенкло, а у первокурсника, на спор пробиравшегося к преподавательскому столу с пакетом «прыгучек-вонючек» от Зонко, предательски замирало сердце. Тони не разобрал тогда, наверное, и половины английских слов – дома тогда еще, до появления отчима, говорили только по-русски – но без туда догадался, что ссора эта – между близкими, между родственниками или любовниками. Самых разнообразных семейных ссор за свои первые одиннадцать лет Тони насмотрелся столько, что хватило на всю оставшуюся жизнь. То, что происходило сейчас за деревьями, явно относилось к разряду ссор аристократически-сдержанных: голоса спорщиков, хоть и срывались почти на крик, однако же звучали скорее надменно, чем истерически. За кустами блеснул тусклый свет, и Долохов, двинувшийся было на него, беззвучно чертыхнулся себе под нос. Второй раз кряду наблюдать из-за кустов картины личной жизни Люциуса Малфоя было уже как минимум безвкусным перебором. Впрочем, на этот раз главный герой разворачивавшегося действа был, по крайней мере, полностью одет, и даже застегнут на все пуговицы. Люциус в бешенстве надвигался на Драко, сидевшего на смятой меховой подстилке в распахнутой, несмотря на редкостную холодину, рубашке и весьма недвусмысленно задранной мантии; стеклянный шар, заполненный живыми светлячками, бросал на всю мизансцену неверный, мерцающий свет, более подходящий для интимной сцены, нежели для отцовской выволочки. - …Твоя мать с ума сходит, не имея от тебя вестей вторую неделю, - чеканил Люциус, не слишком заботясь о том, чтобы хотя бы понизить голос, - и когда я появляюсь, чтобы забрать тебя домой, я застаю тебя пьяным, раздетым, в обществе какого-то…, - он на секунду умолк, подбирая, видимо, эпитет пообиднее, - какого-то грязного солдафона, которому ты позволяешь…, - Люциус, без всякого стеснения перечислил в недвусмысленных выражениях, что конкретно позволил наследник рода Малфоев своему партнеру, можно сказать, прямо на глазах у родного отца. Долохов с трудом удержал смешок – список получился внушительным, мальчики явно времени даром не теряли. Однако, снова оказаться в роли соглядатая ему вовсе не улыбалось. - Почему крик ночью за периметром? – приглушенно рявкнул он, выбираясь из кустов, - по аврорской облаве соскучились, господа партизаны? Люциус шагнул назад, а Драко Малфой вскочил, как был, расхристанный, и демонстративно вытянулся в струнку, чего, заметим, в обычное время от него днем с огнем было не допроситься – даже стоя в строю, на командирские внушения юный паршивец норовил ответить что-нибудь вроде: «ага, я понял… в другой раз учту, обязательно, не волнуйтесь, мистер Долохов». - Виноват, шеф, - молодцевато отчеканил он, - получаю отцовское внушение по поводу своих интимных привычек. Господину Малфою-старшему, изволите видеть, неприятно иметь сына-извращенца. - Драко…, - Малфой непроизвольно положил руку на рукоятку палочки, - Что ты себе позволяешь при посторонних, сын? Мало того, что ты проводишь досуги, если можно так выразиться, в столь неподходящем обществе… Не обращая больше на Долохова никакого внимания, младший блондин рванулся, и мгновенно, отработанным на тренировках скользящим движением, оказался к отцу вплотную. - Неподходящем? Возможно, у нас разные представления о неподходящем обществе. С твоего разрешения, Маркус Флинт, отец, потомок одного из древнейших темных родов. Он не полукровка, не двойной агент и не предатель, если тебе угодно знать. Он не виновник гибели моих друзей. Он не истерик и не любитель изводить окружающих. Он не мотает мне нервы и не бросается на моих близких. Он ни разу в жизни не намекнул на наши отношения в присутствии посторонних. Ни разу не устроил мне плохо замаскированную под дружеский обмен остротами сцену ревности. И он ни разу – ты слышишь, ни разу – не позволил себе хотя бы малейшей некорректности в отношении Пэнси. Не говоря уже о том, чтобы довести ее до слез. Что заставляет тебя считать, что твое суждение о неподходящем обществе все еще имеет для меня хоть какой-то вес, отец? Малфои уставились друг на друга с уморительно одинаковым выражением надменного бешенства на и без того донельзя похожих лицах. - Я не понимаю твоих намеков, сын…, - медленно начал Люциус, но Тони уже слышал более, чем достаточно. - Палочку в чехол, Целитель, - тихо, но веско скомандовал он, - и немедленно возвращайтесь в лагерь, - Драко помедлил, сердито переводя дух, и Долохов чуть повысил голос, - Быстро. Это приказ. - Так точно, сэр, - юный Малфой развернулся, убирая палочку, вызывающе взглянул прямо в лицо отцу и, не удостоив того больше ни словом, зашагал в сторону большого костра. - Где Флинт? – поинтересовался Долохов у Люциуса, как если бы это было сейчас самым насущным вопросом. - Рванулся в кусты, как был, без штанов, как только я аппарировал сюда, - голос Люциуса звучал насмешливо, но досаду скрыть ему все же не удалось. - Залег, значит, - свои кадры Долохов знал. Он свистнул негромко условным свистом, и с удовольствием заметил, что ни одна ветка не шелохнулась. Маркус вырос за спиной у Малфоя совершенно бесшумно. - Подойдите, Флинт, - скомандовал он раньше, чем Люциус успел открыть рот, - За демаскировку лагеря вам три наряда вне очереди. Здесь орали так, что я из-за периметра услышал. Вы должны были вмешаться, как только первый из них повысил голос. Стесняться в другой раз с девочками в борделе будете. Все, живо в лагерь, - и уже вслед крикнул, - Можете заночевать в лазарете, хрен с вами, а то опять за периметр полезете, как первокурсник в самоволку. Тони сердито повернулся к Маркусу спиной, и не менее сердито воззрился на Малфоя. - Надеюсь, что вы аппарировали сюда не прямо из Мэнора, Люций. Такой след ни к чему ни вам, ни мне. - Вы поощряете эти отношения, Долохов, - не отвечая на вопрос, Малфой пронзил его ледяным взглядом; голос, впрочем, сильно понизил, - это назло мне, или вы надеетесь таким образом удержать Драко у себя? - Я не понимаю, что вас смущает, Люций, - Долохов не опустил глаз, - ваш сын взрослый мужчина, боец. Не хотите же вы сказать, что впервые слышите о подобных отношениях между мужчинами? – он позволил себе весьма невежливую усмешку. - Ему семнадцать лет, - тихо отчеканил Люциус, - и он не взрослый. - А сколько лет было вам? – ляпнул Тони и прикусил язык, вдруг увидев, как Малфой ощутимо вздрогнул. Боггартовы яйца… Долохов припомнил весьма неприятные слухи, ходившие по Организации в те времена, когда Метку принимали нынешние сорокалетние. Поблагодарил луну за неверный свет, скрывший краску на лице одного и – почти наверняка – бледность другого, и поспешно сменил тему. - Вы же слизеринец, Люций. Полно вам, многие ли из нас выходили из Хога девственниками? – заметил он успокаивающе, - Флинт совсем ненамного старше. Он хороший парень, Марк, и он… если я хоть что-нибудь понимаю в этих делах, он по уши влюблен в вашего сына. Не представляю себе, с какой стати я стал бы вмешиваться в их дела. - Влюблен, - лицо Люциуса исказилось гримасой отвращения, - моего сына трахает какой-то… орангутанг-переросток. Как шлюху, в лесу, на четвереньках… Вам нравится об этом думать, да, Антонин? Что да, то да. Долохову нравились и Марк, и Драко, и их отчаянная юношеская страсть. Да, впрочем, ему нравились практически все влюбленные молодые пары. Отчасти напоминали свое, давно ушедшее, отчасти – помогали верить в то, что жизнь на земле не прекратится, когда сам он, Антонин Долохов, уйдет, наконец в Валгаллу, не оставив этому миру после себя ничего, кроме нескольких десятков могил врагов и друзей. И именно потому, что Малфой в каком-то смысле попал в точку, Тони начал терять терпение. - Ах вот оно что, - он протянул эти слова, прищурясь, с нарочным прицелом разозлить, - вас не устраивает, какую роль занял ваш сын в этих отношениях. Вы не можете представить в таком положении… ни себя, разумеется… ни кого-либо из тех, кого вы любите. - На что вы намекаете, Долохов? – Малфой сделал движение – почти схватился за палочку – и остановился лишь усилием воли. - На то, что, стало быть, вы всю жизнь имеете дело либо с теми, кого презираете, либо с теми, кого ненавидите. Ведь третьего в таком раскладе не дано, не так ли? – Долохов усмехнулся, - не смею строить предположения о том, чего в вашей жизни больше. И о том, к какой категории относится ваш нынешний… друг. Ваш сын, кажется, считает, что ко второй. Малфой все же не удержался – бросился с палочкой вперед. Долохов легко поднырнул под руку, уворачиваясь от лобового круциатуса, перехватил кисть Люциуса и, чуть повернув, уронил того на землю. Палочка Малфоя отлетела в сторону, запястье оказалось пригвождено к земле, волосы рассыпались, светясь в лунном свете. - Никогда так больше не делайте, Люций, - Долохов выпустил противника почти сразу и отстранился, - я мог испугаться и ответить сразу авадой, а вы бы даже уклониться не успели. Вы ни черта не умеете и ни к чему не готовы. Помните, что я вам сказал перед рейдом в Министерстве? Что нужно зайти вдвоем под разиллюзионкой и тихо взять одного Поттера? И что вы мне ответили? Я вам напомню. Что не стоит осторожничать, дети нам ничего не сделают и так. Вы витаете в облаках, Люций. Вы не ждете удара даже тогда, когда нападаете сами. У вас с рождения сидит в печенках уверенность, что уж вас-то, такого прекрасного, тронуть никто не посмеет. И даже когда вас уже бьют, эта уверенность никуда не девается. Малфой, между тем, отряхнулся, поднимаясь, подобрал палочку, поправил волосы… и когда Тони выплюнул последние слова, вдруг резко запустил тому прямо в грудь ступефаем. На этот раз Долохов не отстранился – шагнул навстречу заклятию и снова маггловским рукопашным приемом крепко прижал оппонента к земле. Улыбнулся, глядя прямо в глаза. Удержал обе руки блондина одной своей – не пошевельнешься. Полез за ворот мантии и достал небольшой сероватый медальон. - Стандартный аврорский оберег, - продемонстрировал он, - от авады не спасет, но простые и не очень сильные заклятия поглощает неплохо, - Долохов неловко стянул тонкую полоску, на которой висел артефакт, через голову и, чуть ослабив хватку, вложил медальон в холодные пальцы блондина, - Держите. Берите-берите, у меня еще есть. Вам в таком состоянии… непременно пригодится. Долохов сел и отвернулся, больше не заботясь о том, чтобы противник был перед глазами. Люциус задумчиво подкинул несколько раз на ладони странный подарок. - Что вы творите, Долохов? – чуть задыхаясь, спросил он, сжимая игрушку в кулаке, и, видимо, борясь с желанием запустить ее в кусты подальше. - Хотите вы или нет, Люций, - Долохов проговорил это, не оборачиваясь, глядя в сторону, - вы сейчас один из моих людей. Я забочусь о вас, как заботился бы о любом из них. Мне не нравится ваше состояние. Вы ведете себя, как человек, жизнь которого не стоит ломаного гроша. Орете в Запретном Лесу ночью, бросаетесь с палочкой на заведомо более сильного противника, настраиваете против себя сына, позволяете… впрочем, это уже не мое дело. Малфой промолчал. - Я никогда не понимал, почему Абракас не готовил вас к войне. Он лучше всех нас знал, что она будет долгой. - Отец не хотел, чтобы я стал пушечным мясом, - почти против силы ответил Люциус, - Было очевидно, что, так или иначе, я окажусь у Лорда. Он считал, что если я попаду в боевики, пути обратно не будет. Долохов пожал плечами. - Войну не обманешь… тот, кто не хочет быть на ней бойцом, почти неизбежно становится жертвой. Вам понравилось участвовать в Финальной битве без палочки, Люций? – Долохов обернулся и неожиданно запустил с кончика своей палочки в Малфоя маленьким светящимся шариком, который лопнул, не причинив вреда, но оставил на безупречной мантии мага светящийся ярко-зеленый след. Люциус вздрогнул, но уклониться не успел. - Снова думаете о своей осанке и прическе, а не о том, что может сделать противник. Почему вы были так уверены, что я не швырнул в вас чем-нибудь по-настоящему неприятным? Потому, что вы мне нравитесь? Потому, что я друг вашего отца? - Долохов кидал цветные шарики все в более быстром темпе и Малфой, вскочивший на ноги, встрепанный и возмущенный, вынужен был отбивать, уворачиваться, и все равно пропускать – пропущенные заряды то добавляли клоунских цветов к его наряду, то прожигали уродливые дырки. - Вы, ненормальный, Долохов, - бросил он сквозь зубы между заклятиями, - вы неотесанный хам и чертов извращенец. Не думайте, что я не понимаю, чего вам надо от меня. - Разумеется, я ненормальный, - Долохов удвоил темп и сделал шарики обжигающе горячими, искрящими, - профессиональный убийца и фанатик. К тому же я иностранец, а значит, по определению не джентльмен. И разумеется, я без ума от ваших прекрасных глаз. И от волос тоже, - он послал несколько зарядов прицельно в знаменитую малфоевскую шевелюру. А теперь попробуйте сосредоточиться не на собственных совершенствах, а на том, что угрожает им прямо сейчас. Раскаленные заряды полетели Люциусу прямо в лицо и тот забыл об оскорблениях, пытаясь увернуться, отбить, не потерять из виду. Как только Тони заметил, что Малфой целиком сконцентрировался на задаче, он незаметно снизил темп, позволяя тому успешно отражать все атаки. Люциус победно улыбнулся, вскинул голову – и тут же навернулся об выступающий корень под ногами и снова оказался на земле. - Вы очень быстро учитесь, Люций, - заметил Долохов, подходя, и протягивая руку. Малфой оскорбленно вздернул подбородок, вскочил сам, но покачнулся, и Тони поддержал его, - многие молодые мальчишки не могут понять и за десять занятий. Идея-то простая – надо перестать получать удовольствие от своей способности уязвить противника. Перестать на него обижаться. Перестать думать о своем достоинстве, о том, как выглядишь со стороны, о том, что о тебе думают. И сконцентрироваться на том, что реально происходит. Вам хватило тридцати минут, чтобы начать действовать так, как должен действовать боец. Он взмахнул палочкой, уничтожая следы своих заклятий, и добавил: - Прошу прощения, что был груб. Вряд ли мне удалось бы убедить вас пройти более стандартную подготовку под руководством Маркуса Флинта. Именно он у нас натаскивает новичков на концентрацию. Долохов направился к подстилке, оставленной упомянутым Флинтом и его молодым любовником, и тяжело опустился на мех. Не так уж легко ему теперь давались подобные упражнения, как он хотел представить. Встряхнул валявшуюся рядом фляжку. Не спеша, отвинтил крышку, принюхался, отхлебнул глоток огневиски, и продолжил: - И меня действительно чертовски обеспокоило ваше состояние. Еще раз приношу свои извинения. Малфой стоял, по-дурацки возвышаясь над полулежащим Долоховым, прямой, нереально красивый, весь какой-то серебряный в свете луны, слегка, кажется, растерянный, и куда менее злой, чем Антонин ожидал бы. - Хотите? – Долохов покрутил фляжкой, чтобы сказать хоть что-нибудь. Малфой надменно покосился на малогигиеничную посудину с непонятным пойлом, сморщил прямой острый нос, и вдруг, как будто скидывая что-то с плеч, согласился. - Давайте. Долохов протянул сосуд, не приподнимаясь, и Люций как бы вынужденно присел рядом. Повертел в руках флягу, глотнул неловко – явно нечасто ему приходилось пить из горла. - Глупо делать вид, что вы ничего не видели, Антонин, - тихо проговорил он, - но Север… ему это нужно. Нужно быть жертвой. Нужно, чтобы его заставляли, почти насиловали. И потом обвинять в этом весь мир, и себя, и…, - он осекся, и продолжил твердо, - разумеется, меня тоже. И мстить потом, и себе и всем. Но мысль о том, что на нечто подобное идет мой сын… Только ради того, чтобы почувствовать, что его хоть кто-то, хоть немного, как вы говорите, любит…, - Малфой снова неумело глотнул из горлышка, и закашлялся, - В конце концов, это не только унизительно, но и чертовски болезненно. Насколько я могу судить, - добавил он зачем-то. Долохов подумал, что, кажется, мог бы показать кое-что этому до предела вымотанному беловолосому гордецу, столь мужественно несущему не свою ношу. Мог бы, наверное, если бы Лорд именно четверть века назад не увлекся магическими инициациями в попытке выжать из своих соратников больше магии, чем было дано им изначально. И, подумав – ответил на подразумевавшееся. - Я, конечно, фонаря ребятам не держал, - Тони кашлянул смущенно, - но одно могу сказать вам точно, поверьте опыту. В Марке Флинте нет ни на кнат садизма. В боевых условиях этого, знаете, не скроешь. Он слишком хороший боец, чтобы любить боль и унижение. Понимаете, с болью – это как с властью. Тот, кому слишком нравится такая работа, рано или поздно ее завалит. Любить чужую боль в нашем деле – последнее дело. - Вы боитесь причинять боль, Антонин? – в голосе Люциуса проскользнула насмешка, - кто бы мог подумать. - Я умею причинять боль, уверяю вас, - Долохов прищурился, - но каждый раз, когда я это делаю, я знаю, что выбрал самый дешевый из возможных путей добиться своего. И самый неверный к тому же. А настоящие садисты на войне долго не живут, знаете. Эта зараза погубила даже такую валькирию, как Бэлл Лестранж. Если бы она не хотела непременно уесть ту рыжую лахудру, вместо того, чтобы просто убить ее, сейчас пила бы с нами огневиски. - Бэлл…, - Люциус задумался, и Долохов мягко забрал фляжку у него из рук, - знаете, я никогда не мог понять, откуда в одной семье три таких разных дочери. Мужеподобная магглолюбка Энди, фанатичка Бэлла и Нарси… Нарси с ее... несгибаемой мягкостью и самоотверженной волей к жизни. Я сказал сыну, что мать умирает от страха, а знаете, что она на самом деле мне заявила? Что мальчику будет лучше у вас, чем в школе, и чтобы я оставил его в покое и решал свои проблемы. Долохов в уме поблагодарил Нарси за доверие. С обеими сестрами Блэк его еще с их детства связывала нежная, пусть и сугубо платоническая, дружба. - Значит, от страха… значит, беспокоитесь, на самом деле, вы, - Долохов приложился к огневиски и поморщился, подумав о том, что скажет ему с утра целитель; на остатки вредных веществ в организме нюх у Драко был просто феноменальный, - Люций, я не стану уверять вас, что у нас тут безопасно. Но вашего сына держит здесь не любовь к Марку Флинту и не верность нашему делу, как я погляжу. Он чувствует себя на месте. Знаете, это очень ощутимо, когда человек на своем месте. И… я не хочу лезть еще глубже, чем мне уже случилось, в ваши дела… но вы ведь сами видите, что дома ему сейчас… неуютно. - На что вы рассчитываете, Антонин? – Малфой вдруг резко сменил тему, - что заставляет вас верить, что у вас есть хоть какой-то шанс на победу? В прошлый раз Лорд отсутствовал четырнадцать лет. Вы собираетесь все это время прожить в лесу колонией отщепенцев? Или стать темным лордом сами? Долохов опустил голову. - Я рассказал бы вам всю правду, Люций, - сказал он почти искренне, - если бы вам не предстояло вернуться в Мэнор и беседовать там с… разными людьми. Поверьте по крайней мере, что я не собираюсь делать ни того, ни другого. У меня есть… намерения. Планы. Информация. Мы об этом еще поговорим, обещаю. А пока, - он поднялся первым и протянул руку, - мне нужно возвращаться. Ваш сын завтра за выпитое с меня голову снимет, и прав будет. Люциус встал тоже. Почти машинально взмахнул палочкой, уничтожая следы людского присутствия на поляне. Долохов удовлетворенно кивнул: Малфой и правда начинал возвращаться в реальность. - Что ж, - в голосе аристократа скользнул холодок, - подождем, пока вы сочтете меня достойным столь высокого доверия. Честь имею. - Не меньше пяти аппараций, пожалуйста, Люций, - Тони оглядел поляну при свете люмоса, убеждаясь, что они ничего не забыли, - Я понимаю, что сюда вы прибыли на координаты родового кольца, или чего-то вроде, но на обратном пути, уж будьте добры, не рискуйте. Малфой кивнул и растворился в ночной изморози, а Долохов влил в себя еще один добрый глоток Огдена из марковой фляги и ножками потопал домой, спать. Проходя мимо остатков костра, с удовольствием заметил, что кто-то уже без команды уничтожил большую часть мусора, разогнал дым… Пэнси и Дик сидели под одним плащом у очага, обычно используемого для приготовления пищи. Дик тихо перебирал струны раздолбанной гитары, а Пэнс уткнулась носом ему в плечо. Тони вдохнул морозный воздух, бесшумно проскользнул в тени, незамеченный этими двоими, и подумал, что на носу Рождество – их, разумеется, Рождество, местное, то, что идет перед Новым Годом – и следует отпраздновать его здесь, в Лесу, как не снилось ни Хогвартсу, ни Лондону. И омелы побольше. Омелы. Чтобы никому не было обидно.
Отправлено: 03.11.07 17:16. Заголовок: Рождество Лагерь пра..
Рождество Лагерь праздновал в какой-то лихорадке. Все уже понимали, что готовится нечто серьезное, что тщательно подготовленные налеты и акции, в которых на одного новичка приходилось по двое испытанных бойцов, сменятся на какое-то массовое дело, где никто не останется в стороне. Пока что Тони очень тщательно следил за тем, чтобы первое дело оказывалось успешным для новичков – задачи им ставились не бей лежачего, и в прикрытие давались самые опытные напарники. Опыт первого успеха – это важно. Ребята, особенно совсем молодые, возвращались в Лагерь гордые, хвост трубой, да и у старших распрямлялись спины и наконец-то появлялся блеск в глазах. Страшно бывало потом, во втором деле или в третьем, когда новоявленным бойцам предстояло впервые самостоятельно пустить кровь оппоненту. А вот сейчас – сейчас все как-то напряглись и собрались, в ожидании приказа. Тони понимал, что по Лагерю сейчас должны ходить самые безумные слухи – о скором возвращении Лорда, о том, что они уходят на материк, или собираются атаковать штаб Аврората, или освобождать концентрационный лагерь в Хогсмиде, где у многих были свои – там было куда больше своих, собственно, чем в неприступной твердыне Азкабана. О последнем Долохов думал и сам, но переубедил его Руди. - Обтянуть кусок земли следящими заклятиями и выстроить десяток бараков – дело пары дней, - заметил Лестранж небрежно во время очередного совещания, - мы посадим себе на шею еще сотню полупричастных к делу охламонов, напуганных и истощенных, а они тут же загребут две сотни новых заложников. Логика государственного террора: неважно, кого брать, лишь бы остальные дрожали. В этой гонке нам за ними не угнаться. Нам нужны те, кого они действительно боятся, Тони. Те, кого они не поленились довезти до Острова. Клод закивал согласно, и Долохов, подумав, оставил все как есть. Когда у Кингсли за спиной не будет Азкабана, тот станет куда более уязвимым. И вот тогда – тогда Поттер непременно полезет на рожон, спасать мир самостоятельно. И к нему станет возможно подобраться, о чем пока что, покуда герои-второгодники заканчивали образование за стенами Хогвартса, не могло быть и речи. В последние дни Тони гонял своих людей совсем уже безжалостно – по три тренировки в день, с длинными разборами полетов вдогонку. Боялся того, что предстояло. Пытался не оставить время на раздумья. Им… и себе, наверное, тоже. Может быть, себе в первую очередь. Но Рождество по определению не могло не стать передышкой. Финальной точкой в их почти еще мирной лесной жизни. Концом притирки и подготовки. Началом того, о чем трудно было подумать без холодка, пробегающего по спине – прямого противостояния. И омела – учитывая разношерстный и разновозрастный характер сборища, которое Долохов пытался спаять в боеспособную организацию – омела тут была более, чем кстати. Хуже нет идти в бой, зная, что там, за спиной, ты никому особенно не нужен. Разумеется, никаких занятий в этот день не было. Чарити с многочисленными энтузиастами за утро превратила территорию лагеря в некое подобие сказочного леса. Нетающий белый иней на ветвях деревьев переливался под лучами пляшущих фонарей. Согревающие заклятия были наложены так хитроумно, что снег как ни в чем ни бывало хрустел под ногами буквально в шаге от теплых участков, где зеленела трава и дул теплый ветерок. Столы отнюдь не ломились – есть наколдованную пищу перед тем, что, как знали в Лагере лишь немногие, предстояло наутро, решительно не следовало. Зато над костром сами крутились на вертелах две оленьих туши – оборотни не подвели соратников. В тазах, на такой случай переколдованных в блестящие серебряные вазы и наполовину утопленных в снегу, искрился самый настоящий пунш. Другие левитировали над жаровнями, в них исходил ароматным парком глинтвейн. Живые елки и сосны, увитые серебристыми нитями, увешанные красными бантами, смотрелись не хуже, чем в Большом Зале Хогвартса. Парящие венки омелы, плавающие в воздухе свечи, слизеринские ленты и ярко-зеленые змейки – у каждого были свои воспоминания о рождестве, и почему-то для большинства из принимавших участие в изготовлении декораций, рождество в первую очередь обозначало – Школу. Традиционный хогвартский бал. У молодых веселье началось, едва только стемнело. Многократно усиленное сонорусами колдорадио, которое Клод пристроил на еловой ветке рядом с игрушками, заиграло рождественские песенки, мальчишки и девчонки почти сразу разделились на две группы по интересам – пока одни увлеченно швырялись снежками, другие пустились в пляс. Никто особо никого не стеснялся – с теми же самыми девчонками перебрасывались таранталлеграми, традиционно заменявшими круциатусы на спаррингах, порой спали вповалку в наскоро натянутых палатках во время тренировочных выходов в поле, играли в «гляделки» - кто кого первый пробьет – на уроках легилеменции, по очереди страховали друг другу спину в деле. Пока ребята развлекались, Чарити с парой помощниц колдовала над очагом, мелюзга с визгом каталась с разнообразных горок, в изобилии насыпанных подальше от костров, а доброхоты все добавляли новых и новых чудес в убранство лагеря, Долохов со штабом и со старшими пятерок все еще возился с картами и схемами. Пересматривали сводки из Лондона и Ливерпуля, сверяли время, наперебой переколдовывали светящиеся макеты, что-то прикидывая. - Все, - Долохов решительно уничтожил последние фантомы и поднялся, - хватит. Перед смертью не надышишься. Руди с деланной беспечностью потянулся. - Ага, хватит, - заметил он, зевая, - по пятому кругу идем. А Тони, как всегда, уже не терпится выпить и с девочками юными поплясать. Фернир откровенно хмыкнул. - Девочки мне ваши больше всех нужны…, - Долохов не особо обиделся за подначку, огрызнулся для порядку; лет двадцать назад молодой языкатый Лестранж целую устную сагу сочинил о гусарских похождениях руководителя боевки, якобы безнадежно ухлестывавшего за каждой молодой девицей из тогдашней компании Блэков-Лестранжей. Руди до сих пор совершенно безосновательно думал, что до ушей старшего товарища его анекдоты из жизни «гусского гусара Антона Долохова», над коими смеялась вся аристократическая молодежь семидесятых, так и не дошли. Сейчас Руди был уже едва ли не старше, чем Антонин тогда, и Долохов не без ехидства наблюдал, как замирает начальник его штаба под взглядом голубых наивных глазок всеобщей любимицы Пэнс, или светло-карих с поволокой, принадлежащих двадцатипятилетней Трейси Эйвери, в два месяца превратившейся из примерной матери семейства в отчаянную стриженную боевичку, командиршу чисто дамской пятерки. От красоток Трейси Долохов ожидал многого – все они потеряли своих мужиков на последней войне, а на что способна хрупкая дамочка из хорошей семьи, когда мстит за разбитое сердце... Этого лучше бы никому никогда не знать. Флинт, как всегда подпиравший стену, нетерпеливо переминался с ноги на ногу. Вот этому больше всех хотелось бежать к кострам, к пуншу а, главное дело – к Драко Малфою, чей звонкий голос доносился с улицы в штабную землянку: Малфой, не иначе, возглавлял снежную атаку на танцпол. Во всяком случае, орал целитель больше всех и громче всех. Руди оглядел собравшихся вокруг стола. - Значит, так. Многозначительное выражение с физиономий убираем, - врастяжечку скомандовал он, как будто был тут самым главным, - танцуем, веселимся, пьем пунш, ухлестываем за дамами. Ну, - он покосился на Трейси, взиравшую на его выпендреж с откровенной иронией, - или за кавалерами. Просьба по углам не законопачиваться, руководство в сей ответственный миг должно быть с народом. Приятного рождества. Лестранж сделал что-то вроде танцевального па, и первым направился к двери. Клод молча последовал за ним, потянулись и остальные. Долохов вышел к свету факелов, костров, фонариков и бенгальских огней, прищурился, наблюдая веселое буйство, прошел к столам, раздвигая плечами веселящуюся толпу. Остановился, наблюдая. Клод церемонно поклонился Чарити, походя взмахнул палочкой, возводя защитный пузырь по периметру танцпола – команда Малфоя со снежками возмущенно взвыла, но Мальсибер даже не оглянулся в их сторону, закружил свою весьма корпулентную даму в вальсе. Руди нахально отобрал Пэнси у младшего по званию – Дик фыркнул, но спорить не стал, только изобразил за спиной начальника штаба небольшую пантомиму на тему «старый козел, преследующий юную нимфу». - Целитель! - Долохов махнул рукой, подзывая, и сам направился к перемазанному снегом юноше, положил руку на плечо, отвел в сторону от шума, и, уже направляясь в сторону лазарета, тихо спросил: - Похмельное готово? - Разлито, на всех хватит. - Аптечки проверил? Раненых принимать готов, если что? Малфой кивнул молча. Помолчал, и вдруг заглянул в глаза, спросил совсем по-детски: - Шеф, что завтра будет? - Завтра, как ты уже, наверное, догадался, Целитель, будет дело, - спокойно и все так же тихо ответил Долохов, - Большое дело, и думаю, что кровавое. Так что проверь все еще раз, и – не позднее двух часов пополуночи ты в лазарете. Можешь спать, но… - Долохов помедлил, подбирая необидное слово, - в полной боевой готовности. И пока что никому ни слова, разумеется. Как только начнется – ты уменьшаешь все свои причиндалы, и больше ни на шаг от меня не отходишь. Понадобишься и как целитель, и как легилемент. - Я тогда и правда еще раз…, - юноша озабоченно нахмурил лоб, перебирая что-то в уме, - разрешите идти? - Домой заглянуть не хочешь? – Долохов чуть придержал молодого Малфоя за плечо. Тот замотал головой – ребенок ребенком. - Как знаешь. Время есть. Тони выпустил плечо парня и тот поспешно затопал к своим владениям, утопая в снегу – с рождественским снегопадом Чарити, обладательница редчайшего таланта вызвать дождь и снег в любое время, явно перестаралась. Долохов вернулся к пуншу, шуму, музыке и снежкам. Вынул палочку, пошарил по небу, проверяя защитные чары. Усилил купол собственным родовым заклятием – теперь под ним можно было не то, что ракетами, авадами швыряться в полную силу. И первый запустил в небо многоцветный рождественский фейерверк. Серебряные, синие и зеленые искры рассыпались змейками, ударились в купол и рухнули – как будто рухнуло все разноцветное небо – прямо на центральную поляну Лагеря. - Урррааа! – крикнул кто-то из молодых, и выпустил из палочки целый букет сияющих фестонов. Через минуту фейерверки пускали уже все, кроме малых детей. - Кто купол пробьет, до скончания века у меня на каждых маневрах аврора изображать будет, - гаркнул Тони, перекрывая сонорусом крики и грохот, - А кто приволочет огневиски, тому всю бутылку лично в глотку волью под империо. Всю остальную дисциплину сегодня побоку и субординацию туда же. Счастливого Рождества, господа партизаны! Следущее на Трафальгарской площади праздновать будем. Собственной вот этой самой палочкой маггла на столбе вместо елки в цвета Слизерина наряжу. Посчитав на том торжественную часть праздника полностью исчерпанной, Долохов снял сонорус, плюхнулся за первый попавшийся стол и с удовольствием принял из рук кстати подошедшего Мальсибера кружку огненного глинтвейна. - Руди плетет козни, - Клод насмешливо кивнул в сторону Лестранжа, окруженного хихикающими девицами в самых немыслимых костюмах, и что-то им втолковывающему, глядя в их с Тони сторону. Одна из них взмахнула палочкой в сторону колдорадио, заменив веселую рождественскую песенку на что-то грохочущее, громкое, не в меру ритмичное. И весь этот букет разноцветных красоток рассыпался в стороны, вытаскивая из-за столов старших – совсем уж древнего прадедушку Трэверса, главу разветвленного клана Розье… две, разумеется, подбежали к из столу. Долохов хмыкнул, вставая. - Ну, и как? – воззрился он на юную нимфу в голубом платье, в которой лишь со второго взгляда узнал Абигайль Розье, выглядевшую как правило неприлично тощей и до предела вымотанной в мужском маггловском камуфляже и вдовьем платке на растрепанных серых волосах. Сейчас волосы были подвиты и подсвечены рыжиной, длинные руки и ноги смотрелись в открытом платье вполне изящно, синие пятна под глазами скрыты какой-то иллюзией, а сами глаза горели не мрачным отчаянием, а нормальным женским лукавством. Абигайль засмеялась и сделала несколько па, больше похожих на элементы каких-то неизвестных природе восточных единоборств, чем на то, что Долохов, чьи музыкальные пристрастия с трудом мирились даже с лондонской модой шестидесятых годов, привык считать танцем. Он хотел уже было отказаться, и с позором ретироваться на глазах у подчиненных, но краем глаза уловил движение Клода – тот, не обращая никакого внимания на беснующихся вокруг танцоров, будто бы выполняющих какой-то темный ритуал, рванул партнершу на себя и уже наступал на нее в сокрушительном ритме танго. Так – может быть, не так элегантно, но все же – Тони когда-то умел тоже. Он крутанул молодую партнершу вокруг себя, почти уронил назад, склонился над ней, рассмеялся, поднимая. И повел, без особого выпендрежа, заставляя трясущиеся на полуметровом расстоянии друг от друга парочки расступаться и уступать дорогу. Абигайль пару раз сбилась с непривычного шага, едва не споткнулась, уловила правила игры и стала тем, чем должна быть правильная партнерша в этом танце – воском в руках кавалера. Тони вел свою даму по кругу, фейерверков в небе никак не становилось меньше, рядом разошедшийся Клод уже выделывал с Ленни Эйвери, младшей сестрой Трейси, рискованные штуки, заставляя ее вращаться волчком и взлетать в воздух над головами. Долохов к палочке не прикасался, просто танцевал, как умел. Абигайль засмеялась, и что-то сказала. - Что? – прокричал он сквозь грохот музыки и разрывы фейерверков. - Я говорю, в наше время так не ведут! – прокричала она в ответ, прогибаясь и выпрямляясь снова, послушная его руке. - А в наше время так не скакали, - парировал Долохов, кивая на беснующуюся молодежь, - вытащили старика из-за стола, терпите теперь, дорогая моя. Музыка стихла, раздались аплодисменты. Клод невозмутимо раскланивался во все стороны, его партнершу, кажется, слегка мутило. Тони поцеловал даме руку и церемонно подвел ее к Руди. - Интриган хренов, - буркнул он, передавая ему партнершу, - Спасибо за танец, моя дорогая. А вот этого молодчика, - он ткнул Лестранжа пальцем в подтянутый живот, - заставьте уж попрыгать по-вашему. Он заслужил. Руди расхохотался и защелкал каналами колдорадио, выискивая что-нибудь более «компромиссное». Приближалась полночь, на столах появились закуски, шутки становились все более рискованными, дети, которых никто не загонял спать, визжали и ныряли под столы – что-то у них было вроде пряток. Долохов слонялся взад-вперед между столов, прислушивался к болтовне, чокался глинтвейном, отпускал комплименты неожиданно массово похорошевшим дамам, подсаживался к загрустившим, кого-то хлопал по плечу, над кем-то подшучивал или отбивался от несерьезных наездов. Недалеко от большой елки спиной к веселящейся толпе стояла Миранда, жена, то есть, вдова Уолли Макнейра. Миранду с детьми Долохов притащил в Лагерь сам – учитывая профессию мужа, ей следовало опасаться не столько аврората, сколько какого-нибудь мстителя-одиночки. - Ну что, Миранда…, - начал он было какую-то ерундовую фразу, и осекся. Глаза женщины были полны слез, - Так. Что случилось? – в мозгу пронеслось – неужели уже и бабы, которые в Лагере остаются, знают? Вот ведь конспирация, мерлиновы яйца... - Ничего, Тони, - полноватая, слегка неуклюжая миссис Макнейр опустила голову, - я… так, расстроилась. Дом вспомнила, рождество. А тут еще… Уолли-младший, - она кивнула в сторону семилетнего бутуза, упорно карабкавшегося на большую «взрослую» горку, - спросил, будет ли подарок от папы… В Санта-Клауса уже не верит, а в папу…, - она всхлипнула, - а в папу верит. Долохов хлопнул себя ладонью по лбу. Боггарта лысого тебе в задницу, сто лет назад уже надо было… - А запросто, - Тони осклабился, похлопал Миранду по руке, и свистнул, - Марк! – гаркнул он, и Флинт почти мгновенно оказался рядом, - Слушай, Марк, помнишь, у меня на стенке в штабе две палочки висят? Притащи, будь другом. Флинт развернулся и растворился в толпе. - У меня, понимаешь, его палочка, такое дело. Так… так вышло, в общем. Сколько твоему, семь? Для чистокровного самое время. - С ума сошел, дурак старый, - без всякого почтения отреагировала на известие мать семейства, - у меня их четверо, старший у тебя в отряде на тренировках кувыркается, вторая туда же рвется, маленький стихийную магию осваивает, и еще этот сейчас будет в лесу палкой махать. А смотреть за всеми кто будет, ты? Так тебе некогда, ты как играл в свои бирюльки, так и играешь, не навоевался еще… - Миранда, - Долохов сверкнул глазом, выпрямляясь, - Лес или не лес, а чистокровный волшебник из темного рода должен в семь лет получить палочку. Ты что, маггла растить собираешься? Во сколько Уолли твоим старшим палочки вручил? Флинт возник рядом с палочками в руке. Долохов повертел в руках вишневую. - Не возьмешь – сам пацану отдам, - буркнул он, суя палочку в руки женщине. Та улыбнулась сквозь слезы. - Спасииибо, - протянула она, - Паршивец счастлив будет. Потом мне не жалуйся, если у твоих боевичков сопливых зеленые уши отрастут. - На здоровье, - Долохов улыбнулся в ответ, - не пожалуюсь. Сам уши надеру до того же колера. - А с этой что? – поинтересовался Флинт, кивая на палочку Бэлл. - А эту Трейси отдай. Ее девке тоже семь уже в Лагере стукнуло. - Ага…, - Флинт покивал, замялся, и приглушенным голосом невнятно поинтересовался. - Шеф, а можно я… это… - Что – «это»? – сердито, еще отходя после перебранки с глупой теткой, поинтересовался Долохов. - Ну… отвалю… потихоньку. Незаметно. Ну ее, эту полночь. - Нельзя, - отрезал Тони. Посмотрел на разочарованную физиономию ближайшего помощника, и чуть смягчился, - Флинт, - уже без всякой начальственной строгости поинтересовался он, - тебе не приходит в голову, что целителю твоему драгоценному перед операцией тоже есть, чем заняться, а не только нам с тобой? Доделает – сам придет. Мне еще только бардака в лазарете завтра не хватало по твоей милости. - Так Драко в курсе? - В курсе, - Тони поморщился, - сам лично предупредил. Все, ты успокоился, Флинт? От вашей парочки мне больше геморроя, чем от всех остальных в лагере вместе взятых. То они за периметром семейный скандал устраивают, то мне нервного папашу убалтывать приходится, как няньке в детском саду, то…, - Долохов вспомнил, как разнимал давеча безобразную драку между Флинтом и Грегом Гойлом, все преступление которого состояло в неприятной привычке лезть при каждой встрече к старому школьному другу с вполне целомудренными объятиями, - В общем, увижу тебя сегодня возле лазарета – буду недоволен. Очень. Флинт молча ретировался. Долохов проводил его задумчивым взглядом, и почувствовал легкий укол зависти. Чужое рождество, рассыпавшееся фейерверками вокруг, пахшее горячим вином, запеченным на костре мясом, еловыми ветками и хрустким снегом, показалось ему вдвойне, втройне чужим. Никто не ждет его за столами сегодня, никто не будет ждать из боя и завтра. С этой мыслью Тони призвал очередную кружку глинтвейна и пошел сквозь праздничную толпу к своему месту. Кто-то уступил дорогу, кто-то звякнул стаканом об его кружку, какая-то дамочка чмокнула в щеку, засмеялась, указала на зависшую над головой омелу, и скрылась в толпе. - Вас ждут, - за плечом почти неслышно вырос Чарли, которому не повезло сегодня оказаться дежурным; Долохов вздрогнул, чуть не разлив вино, - у северного поста. За периметр я не пустил. Берти сторожит пока. - Кто? – ностальгическое настроение резко сменилось привычной собранностью. - Не представляется. Назвал условную фразу, сегодняшнего пароля не знает, требует вас. - Пошли. Долохов направился за дежурным в темноту леса. Это могло быть что-то очень плохое – условная фраза существовала на крайний случай, для самых доверенных информаторов и для тех, кто занимался эвакуацией находящихся под угрозой лишенцев. Приход такого человека за час до Рождества, и за восемь – до начала операции мог означать, в сущности, лишь одно из двух: или новую массовую зачистку в столь необычное время, в надежде как можно больше подозреваемых застать дома, или то, что азкабанская операция засвечена, еще не начавшись. А это значило бы – агент в Лагере. Мерлиновы яйца. Посвечивая себе люмосом, Долохов подошел к посту и чуть не присвистнул. Высокая прямая фигура, закутанная в темный плащ с капюшоном, выглядела бы скорее внушительно, чем нелепо, если бы лицо пришельца не украшал давно забытый аксессуар – маска Вальпургиева рыцаря. Как при Лорде, мать твою. Тони поднял палочку, чтобы осветить лицо – вернее маску – и услышал невозможно знакомый холодный голос. - Я хочу увидеть сына. Следовало бы ответить что-то уничижительное, но, сквозь привычную уверенность в том, что его «хочу» должно неизбежно обрушить облака на воды и изменить направление движения земли, сквозь привычный аристократический ледок в голосе Малфоя прозвенела такая напряженность, такая до предела натянутая струна, что Долохов не решился на колкость. - Идемте, - он развернулся и, не оглядываясь больше на фигуру в плаще, направился в Лагерь. Только бросил Чаку и Берти, - все в порядке, ребята, это свой. Долохов и не подумал обогнуть центральную поляну. Никому ничего не объясняя, он провел закутанного в плащ таинственного незнакомца в маске сквозь танцующую и пьющую массу людей, недоуменно оглядывавшихся на них. Тони с усмешкой прикинул, что если для подъема завтрашнего духа чего-то не хватало – так это неизвестно откуда свалившегося в Лагерь перед операцией Вальпургиева рыцаря с царственной осанкой. Каприз мистера Малфоя мог оказаться весьма полезным. Пусть теперь строят догадки, кто же это явился к ним на помощь – сам Лорд, или кто-то из тайных Адептов. Он провел Малфоя к лазарету, и гостеприимно распахнул дверь, - Недолго, Люций, - заметил он. В полночь ваш сын должен быть у костра, со всеми. Я, разумеется, тоже. Если вы хотите успеть аппарировать домой к Рождеству, то у вас совсем немного времени. Он присел на какие-то доски, неизвестно зачем сваленные у входа, пожалел, что не прихватил с собой глинтвейна, и запрокинул голову к звездам. Долго ждать и не пришлось. Малфой, без маски, с искаженным от ярости лицом, выскочил наружу буквально через пять минут. Драко спокойно вышел следом, остановился в дверях. - У меня действительно очень много дел, отец. Так много, что я сейчас не нахожусь за столом с друзьями, Пэнси и любимым человеком. Прошу меня извинить. Счастливого рождества. Молодой целитель помедлил, как будто убеждаясь, что его слова достигли цели, и обернулся к Долохову. - Прошу прощения за доставленное беспокойство, шеф. Представляю себе, как всполошилась охрана. Отец просто хотел пожелать мне счастливого рождества. Он не представляет себе, как устроена жизнь военного лагеря. Обещаю, что больше это не повторится. Малфой открыл рот, чтобы ответить, но Долохов нашелся первым. - С твоим отцом, юноша, мы разберемся без твоей помощи. Он занимает в этой организации место поважнее твоего. Свободен, - Долохов даже подпихнул дверь заклинанием, закрывая ее перед носом целителя. Люциуса в буквальном смысле трясло. Он взял себя в руки только чтобы задать единственно важный вопрос: - Мой сын говорил о делах просто чтобы задеть меня, или… - Или, - Долохов кивнул, - завтра ожидаем большого притока раненных. Больше ничего сказать не могу. - Завтра…, - Люциус задохнулся, прислоняясь к стенке. Что бы ни произошло за эти пять минут между отцом и сыном, одно это не могло привести аристократа в подобное состояние. В этом Антонин был уверен полностью. - Люций, - он вгляделся при свете люмоса в лицо Малфоя, и ему стало не по себе – смертельная бледность сочеталась там с крайней нервозностью, а круги под глазами выглядели так, как будто тот не спал как минимум неделю, - Люций, вы уверены, что способны выдержать несколько аппараций в таком состоянии духа? Я бы определенно не рискнул. Малфой молчал – не то пытался привести расстроенные чувства в порядок, не то боялся не совладать с голосом. Долохов секунду подумал, и твердо взял его под руку. - Идемте. Оказаться в лазарете на попечении младшего мистера Малфоя вы сейчас определенно не жаждете. Он провел Малфоя в пустую и темную штабную землянку, снял охранные заклинания, движением палочки разжег огонь в камине и вытащил из потайного шкафчика бутылку вина. - Там у костров глинтвейн куда вкуснее, но выпить хоть чего-то горячего вам просто необходимо, - он разлил по кубкам сразу половину бутылки и подогрел вино магией. Сунул бокал Малфою. Кивнул на плащ и маску, выпавшую из пальцев Люциуса, как только тот опустился на стул и теперь валявшуюся на столе, - Что за маскарад? - Ничего другого мне не пришло в голову, - Малфой глотал горячее вино как лекарство, явно не чувствуя вкуса, - быть узнанным в вашем лагере… - Разумно, - кивнул Долохов, - хотя простое оборотное зелье было бы куда менее…, - он помедлил, подбирая слово, - вычурным решением. - Зелье…, - Люциус потер рукой лоб, - представьте себе, что у меня были причины не пользоваться зельем. Долохов кивнул. - Вас могут хватиться? Кто-нибудь в Мэноре? Как скоро вам нужно появиться дома? - Нет…, - Люциус все еще казался немного не в себе, - там… только Северус и Нарцисса. Они знают, что я отправился… повидать сына. Я им сказал это, отправляясь. Мерлиновы яйца… двойной агент и предатель в курсе существования Лагеря. Впрочем, на что он надеялся, втягивая Малфоя? У этих двоих, кажется, никогда не было друг от друга секретов. Чужих секретов, по крайней мере. И еще. Пустой Малфой-мэнор в Сочельник. Этого Тони, встречавший там свое пятнадцатое Рождество и много, много еще после, не мог себе представить. Блеск, толпы, смех, непременный малфоевский карнавал, изысканное общество, танцы, фанты, реки шампанского и лучшего вина… Что бы там ни происходило между этими троими, время Рождества в пустом Мэноре должно было даться Люциусу нелегко. И все же, Тони, которому доводилось встречать Рождество и в камере, и в засаде, и в полном одиночестве наедине с бутылкой водки, непросто было понять, что могла значить гулкая пустота Мэнора для сына лучшего друга. Не следовало бы ничего спрашивать, но на носу была операция, и прояснить ситуацию было необходимо. - Почему за час до полуночи? Я был бы рад принять вас без всякой спешки в лагере раньше, днем. И устроил бы, чтобы Драко вышел в лес к вам навстречу, без плащей и масок, не привлекая лишнего внимания. - Это было спонтанное решение, - бесцветным голосом ответил Люциус, забыв даже возмутиться бестактным допросом, - мы… сидели за столом, беседовали… и я решил отправиться налаживать отношения с сыном. Северусу… удалось привести доводы, которые меня убедили. Как выглядели обычно доводы профессора Снейпа, Долохов неплохо себе представлял по совещаниям у Лорда. Картина примерно прояснялась. Тягостная атмосфера пустого дома. Двусмысленная ситуация, оскорбительная, в сущности, для всех троих. Обмен колкостями, или претензиями, или… что там еще имеется в арсенале у оскорбленных аристократических дам и закомплексованных едких неудачников? Люциус встает… вероятно, эффектно швыряет салфетку. Заявляет, что претензии любимой жены, или, там, дорогого друга, к его отцовским качествам его полностью убедили… возвращаться за зельем уже невозможно. Маска, плащ. И надменная отповедь от сына, гордого тайным знанием и своей значительной ролью в предстоящей операции… Эх, Люци. Интересно, Абракасу так же от тебя доставалось в последние годы его жизни, или поменьше все-таки? По крайней мере, в период, сопутствовавший окончательному взрослению отпрыска, Малфой-дед был чрезвычайно мрачен и раздражителен. Тони побарабанил по столу пальцами, в задумчивости. Подставы не прорисовывалось. Оставалось понять, что делать с Малфоем. - Люций, - медленно и задумчиво произнес он, вдруг решившись, - вы не хотели бы… мне сейчас необходимо идти к ребятам, пока все не хватились, и не выдумали мне смертельной болезни, или, на крайний случай, роковой любви. Вы можете остаться здесь, или пойти со мной. Оборотка для вас найдется, а сюда без моего разрешения никто не войдет. - Я побуду здесь, - Люциус вскинул голову. Долохов про себя усмехнулся – гордость, разумеется, не позволяла Малфою участвовать в чужом празднике, без приглашения, под личиной. - Как угодно. Я прикажу доставить сюда еду и выпивку. Поднос оставят за дверью. И… вот, чтобы вы не скучали, - Долохов отодвинул магическую завесу, за которой скрывалось фальшивое окно. Магический экран показывал все, происходящее на центральной поляне. Сейчас Драко, наконец примкнувший к празднующим, взасос целовался под омелой с Пэнси а потом, нисколько не смущенный, как ни в чем ни бывало повис на плече смеющегося Марка. Люциус резко отвернулся. Долохов вышел. - Тони, - Рудольф схватил его за руку, стоило лишь войти в круг света, - куда ты пропал, боггартовы яйца? Полночь пробьет через десять минут. Ты что-нибудь говорить собираешься? - Да что там говорить, - Тони выискивал глазами Чарити, а отыскав, рванул к ней, отстраняя Руди, и на ухо произнес несколько слов. Глаза старой ведьмы вспыхнули любопытством, но она лишь деловито кивнула, и хотела было отойти. - Омела, омела, - Руди расхохотался, привлекая всеобщее внимание. Долохов поднял голову, чертыхнулся в уме, но вокруг смеялись, показывали пальцами, чуть ли не аплодировали, и Тони тоже улыбнулся, приобнял старуху – да какого черта старуху, ровесницу, на самом-то деле – и к всеобщему удовольствию смачно расцеловал ее в обе щеки. Чарити засмеялась, шутливо хлопнула его по макушке и помолодела лет на двадцать – была она не то, чтобы полным метаморфом, но внешность в определенных пределах умела менять без оборотки, чем пользовалась в годы своей более чем бурной молодости на всю катушку. Тони расценил этот жест как комплимент, и молодецки, на публику, подкрутил ус. - Тони… пять минут, - напомнил Рудольф. - Ну…, - Долохов поднес палочку к горлу и откашлялся, - что тут говорить, собственно. Нас в этом году очень хотели перебить, но мы не передохли. Мы собрались здесь, и видим это рождество, и еще много других увидим, куда более роскошных, но вряд ли более веселых. Потому, что мы выжили, потому, что мы не сдались, потому, что мы собрались в один кулак, и потому, что мы наступаем, а нас боятся, и будут бояться еще больше. И ни одна скотина, которая заавадила или посадила кого-то из наших, сейчас не спит спокойно, и не пьет спокойно, с опаской глядит в завтрашний день. А наши родные, у кого они есть, там, за периметром, или близкие, или друзья – у них появилась надежда, потому, что мы не сдаемся и хрен сдадимся. Сегодня будем пить и танцы танцевать, и… вот, под омелой целоваться. Даже такие старые хрычи, как мы с Чарити, о большинстве молодых и прекрасных уж и не говорю. Потому, что мы живы, и мы сила, и завтра утром мы проснемся и будем сильнее, чем вчера вечером. Вот увидите, ребята. Созданные кем-то неизвестно из чего магические часы сделали БУМММ… Руди хлопнул Антонина по плечу, и шепнул на ухо: - Хорошо сказал. Все прониклись. - Главное, чтобы начштаба был доволен, - буркнул Антонин. На самом деле, заботу Руди о моральном состоянии личного состава он ценил, хотя лестранжевские штучки считал дешевыми и маловажными, на фоне таких существенных компонентов оного состояния, как наличие мяса на обед и уверенность в том, что старшим не позволено шпынять новичков. Под бой часов чокались глинтвейном, обнимались все со всеми, загадывали желания, пускали в черное зимнее небо замысловатые фейерверки, жмурились от летящих в лицо неестественно крупных снежинок. Долохов подошел к каждому столу, пожал несчетное количество рук, и ответил на несчетное количество тостов, желая каждому счастья и удачи, и рождество стало вдруг своим. Это было его Рождество, как же иначе – Рождество для людей, которых он здесь собрал, объединил, за которых отвечал. А потом тихо сообщил Клоду, что ночевать сегодня будет в штабе и просит до подъема не беспокоить, и направился прочь из освещенного пространства, в снежную черноту. Еще предстояло как-то разобраться с Малфоем.
Отправлено: 05.11.07 14:26. Заголовок: Я далеко не фанат уп..
Я далеко не фанат упсов, но фанфик зацепил)) единственное, не мешало бы бету призвать. Фразы типа "Клод обернулся и заглянул Антонину прямо в глаза прохладными серыми глазами." несколько портят общую картину.
и ещё по поводу слова "боевик") взывает аналогии с коммандос;)
Ну вот, напросился на комплименты... LudowigNimfaИЖДУBastinda , спасибо большое за теплые слова. Дальше кусок, который надо бы подправить посильнее, так что - некоторый затык.
Толкнув дверь штабной землянки, Долохов на секунду лишился дара речи. Малфой сидел в кресле, плотно закрыв лицо руками, и, Мерлин прокляни его, если его плечи не тряслись в самой настоящей истерике. Тони левитировал поднос с несколькими блюдами, о который чуть не споткнулся у входа, в комнату, плотно захлопнул дверь, и подошел. Положил обе руки на плечи. - Люций… Блондин медленно поднялся. Глаза его были сухи, и горели, искрились таким яростным отчаянием, что Долохов на секунду испугался удара стихийной магии. И, только чтобы погасить этот безнадежный ледяной огонь, и еще чтобы не услышать ненароком то, что могло вырваться из сжатых до белизны уст, Тони вдруг сделал то, что еще минуту назад не пришло бы ему в голову – обнял, и прижал к себе. Так крепко, что, если бы Люциус вздумал вырываться, ему бы это не удалось. Но тот и не думал. Замер, прижавшись подбородком к плечу Антонина, как будто в трансе, или под наркозом. Текли минуты в странном молчании. И в голове была совершенная пустота – ни одной мысли, только какие-то скачки, как перепады давления, когда ныряешь вверх и вниз на метле. Антонин медленно провел ладонью вдоль напряженного позвоночника застывшего в его объятиях мужчины, с изумлением чувствуя его неожиданную худобу, почти хрупкость. И тихо спросил, не разжимая рук. - Мне совершенно не обязательно знать, что именно у вас случилось. Я могу что-нибудь сделать? Люциус с трудом разлепил губы. - Я могу остаться? – хрипло спросил он. - Вы уже остались, - Долохов очень старался, чтобы это прозвучало по-дружески, спокойно и уверенно. Медленно разомкнул объятия, не двигаясь прочь, позволяя Люциусу самому отстраниться. Тот вздрогнул, как будто лишившись источника тепла, и неуверенно шагнул назад. Тони кивнул на самодельную койку у стены. - Можете ложиться здесь, - он подошел к камину, поворошил угли, добавил огня… Прямо сейчас, или когда вам заблагорассудится, - почувствовал, как трудно оторвать взгляд от пляшущих языков пламени… не поднимая головы, добавил, - Хотя моя слабость к вам, к сожалению, не является для вас секретом, мне, тем не менее, придется тоже остаться здесь. Я уже сказал своим, что ночую в штабе. Если я кому-нибудь понадоблюсь, сюда будут ломиться. Долохов опустился на шкуры, не отрывая глаз от огня. Подтянул колени, опустил голову. Подумав, призвал кубок с глинтвейном, и обхватил руками, грея пальцы. Почему-то ему вдруг стало очень холодно. Малфой за спиной, кажется, даже не пошевелился. Наконец, раздался шаг. Другой. Теперь Люциус, вероятно, сидел на постели. - Так у вас есть слабости, Антонин? – голос Малфоя вдруг стал совсем другим, тягучим, глубоким. Хочет сравнять счет – подумал Тони. И хрен с ним, пускай сравняет. - Сколько угодно, - заметил он почти беспечно, - у кого их нет? Хотел бы я, чтобы слабость к эффектным блондинам была моим самым уязвимым местом. - И что же…, - Малфой помедлил, - что же вы представляете себе? Я имею в виду, когда фантазируете. Вы ведь фантазируете, Антонин? - Вам не понравятся мои фантазии, - Долохов все еще был спокоен. И смотрел только в огонь, даже не пытаясь представить себе, что он может увидеть, если обернется. Серебристая тень скользнула, перекрывая вид на огонь. Серебряные глаза горели едва ли не ярче очага. - Это? – губы Люциуса вдруг оказались совсем близко, дыхание коснулось лица, нежа и обжигая, - Или это? – рука скользнула к собственному вороту, расстегивая, обнажая белую кожу. Долохов поддержал блондина, не давая оказаться слишком близко к языкам пламени, рвавшимся из нескладного самодельного камина. - Чего вы хотите, Люций? - спросил он, не отстраняясь, - Не нужно меня соблазнять, просто скажите, чего вы хотите на самом деле. Люциус прикрыл глаза, чуть склонил голову. Кажется, он и в самом деле задумался над ответом. Долохов ждал, созерцая вблизи четкий малфоевский профиль, подсвеченный сбоку оранжевым, почти от этого прозрачный. Наконец тот вскинул глаза почти вызывающе, зябко повел плечами, скользнул пальцами по рукаву долоховской мантии. - Разве это не очевидно? Тони покачал головой. - Я не забыл наш последний разговор. То, на что вы пытаетесь меня раскрутить, с вашей точки зрения унизительно и к тому же чертовски болезненно, мистер Малфой. А в моей жизни вполне хватает насилия, чтобы тащить его за собой еще и в койку. Люциус молчал. Снова надменно вздернул подбородок, но его глазах плавилась боль и, кажется, что-то вроде растерянности. Тони вдруг почувствовал, что не выдерживает этого напряженного молчания. Он отставил кубок, сменил позу, привалился спиной к массивной ножке стола, и снова привлек Малфоя к себе – без особой нежности, как мог бы обнять за плечи одного из своих парней, получившего дрянные вести из дому, или отходящего после провального рейда, - Люци…, - тихо проговорил он, - Если ты хочешь просто… побыть здесь, рядом, то не обязательно… платить за это такую цену. У всех бывают паршивые дни. Малфой резко дернулся, отстраняясь, но Долохов не выпустил. Обхватил еще крепче, от души надеясь, что тот не рванется сейчас в сторону еще раз, не процедит что-нибудь невозможное, не вскинет надменно голову, не хлопнет дверью. - Подожди. Так? – Тони снова с силой сжал в руках гибкое и тонкое, но все-таки сильное тело, - Так тебе… спокойнее? Нормально? Тот не пошевелился. Полулежал, как будто впитывая чужое тепло, дышал в плечо, молчал. Тони помедлил… потом осторожно потянул кончики бархатной ленты, высвобождая, и зарылся губами в серебряные волосы, оказавшиеся именно такими нежными и шелковистыми, какими представлялись. Малфой, кажется, постепенно согревался, но нисколько не расслабился; напротив, его снова забила дрожь. - Слушай…, - Долохов одной рукой потянулся к палочке, другой не переставая придерживать плечи Малфоя, как будто стоило лишь разорвать контакт, и все прекратится, просыплется в тартарары. Люциус закинул голову, взглядывая в глаза. Эта почти-покорность пугала больше, чем самые отчаянные крики или оскорбления. Тони призвал поднос с рождественскими закусками поближе к очагу, скинул защитные чары, не дававшие блюдам остыть. - Давай с тобой выпьем, вот что. Рождество же. До выступления оставалось несколько часов. Времени уже не хватало ни на что, и он просто вливал в Люциуса бокал за бокалом горячего и крепкого напитка, ни на секунду не отпуская его от себя, придерживая, поддерживая, закрывая от всего мира, отчаянно пытаясь дать опору и убежище. Давно позабытая нежность тянула и выкручивала наизнанку сердце. Долохов сам пил, как ему казалось, не пьянея – давали себя знать предусмотрительно выпитые перед началом праздника зелья. Они почти не разговаривали. Тони уже раз десять поблагодарил и Мерлина, и Велеса за то, что ему не двадцать лет, что он еще не вспыхнул как спичка и не расплавился как воск от этой близости, не потерял голову. Слегка болезненное ощущение от судорожно вцепившихся в плечи пальцев – когда Люциус успел обнять его тоже? - отрезвляло, напоминая, что речь здесь идет не о сексе. Или, по крайней мере, далеко не только о нем. Грел ладонями напряженные плечи, растирал ледяные кисти, ворошил волосы. И видел, как на снежно-белые щеки возвращается румянец, как загораются жизнью глаза и согреваются руки. Как его отпускает потихоньку. - Тони…, - такого Малфоя Долохов никогда еще не видел. Обычно, когда на попойках в Ставке – в отсутствие Повелителя, в особенности если рулила Бэлла или Ивэн Розье – приходилось выпивать помногу, Люциус лишь бледнел и уходил в себя. Закрывался от происходящего вокруг неприличия. Сейчас он разметался на шкурах, разгоряченный, с багровыми пятнами на скулах, с трогательным розовым пятнышком на кончике носа, и с блуждающей нежной улыбкой на устах. И все держался за руку Антонина, переплетал пальцы, поглаживал кисть. - Да? – Тони склонился близко, так, что дыхание двоих смешалось, так, что чувствовал тепло и легкий аромат вина и мужских духов, исходящий от раскинутого перед ним красавца, так, что можно было балдеть от того, что тот тоже наверняка ощущает долоховский запах – запах выпитого глинтвейна, костра, на котором часами жарилось на вертелах мясо, запах снега, пороха от фейерверков, мороженных зимних листьев, озоновый дух очищающих заклятий, чуть горелый остаточный след штабных иллюзий, и тяжелый аромат желания… наверняка и желания тоже. - Ты почему не трахнул меня, когда я предлагал? – Люциус обвил рукой его шею, и пристально всматривался в самые зрачки. - Побоялся нарушить такую красоту, - неуклюже отшутился Тони, а может, и не соврал вовсе. Малфой вдруг рывком обнял его – так же крепко – и проговорил сдавленным голосом: - Какого дьявола… Тони… я хочу… черт его знает, чего я хочу. Вот этого. Рук. Твоих. Да, - он слегка задохнулся, - И я просто не могу этого хотеть, потому, что не могу представить себе дальнейшее. - Дальнейшее? Какое дальнейшее? – теперь Тони медленно гладил спину блондина, чуть разминал плечи, забирался под мантию, всем своим существом ощущая, как нежна там кожа в сравнении с его жесткими пальцами, - То, как мы посмотрим друг другу в глаза завтра утром? Да я вообще на тебя смотреть не буду, если не хочешь, друг дорогой. У меня подъем по тревоге и ответственная операция. - Не глупи, - Малфой как-то по-кошачьи фыркнул ему в плечо, и тут же прижался всем лицом. И следом всем телом, - ты знаешь, о чем я. - Ну, не представляешь и не представляй, - Долохов отстранился, - много ты вообще себе представляешь… герой-любовник. Девственник сорокалетний. Нужен ты кому. Мне, если хочешь знать, с тобой тут на шкурах валяться в сто раз интереснее, чем…, - он хотел сказать что-то по-настоящему грубое, но это было уже неважно, потому, что Малфой потянулся к его губам, и на этот раз все было как надо, хоть и по пьяни, и он сам накрыл изогнутые бледные губы своими, горячими и твердыми. Они целовались, вцепившись друг в друга, перекатываясь, укрывая друг друга телами, чувствуя по очереди тяжесть и жар друг друга, сжимаясь в одно. Их накрывал пьяный кураж безнаказанности, одиночества, Рождества, кануна битвы. Их окутывало звенящее тепло очага, в котором Тони в десятый уже, наверное, раз добавлял огоньку. Они целовались взасос, блуждая языками друг у друга во рту, задыхаясь, отталкивая друг друга, чтобы вдохнуть, и снова притягивая рывком, чтобы не расставаться. Тони уже вовсю сжимал и массировал жадными пальцами плечи-лопатки-шею – одной рукой, талию-ягодицы-бедра – другой. И чувствовал скольжение нежных согревшихся ладоней по своей спине. И целовал-целовал-целовал, не отрываясь, не отпуская. - Мерлин…, - Люциус откинулся назад, выгибаясь, уронил бессильно руки и выдохнул, - Все. Давай спать. - Спать..., - Тони вдруг нахмурился, трезвея, соображая, который час, - слушай, Люци. Тебе через час, не позже, надо оказаться в Мэноре, а часам к десяти утра – где-нибудь на людях. Обязательно, понимаешь? - Что же вы затеяли? – все еще расслабленно пробормотал Люциус, но вот он уже собрался с мыслями и смотрел настороженно, требовательно. - Если я скажу, то тебе придется остаться здесь, - Тони зашарил по полкам, в поисках протрезвляющего зелья, - а тебе, учитывая твои ночные прогулки, было бы очень не лишне засветиться на людях пока мы там будем… концерт давать. Кажется, мистера Малфоя еще никогда не выставляли вот так поутру из койки. И кажется, его это всерьез задело. - Я иду с вами, - Люциус одним движением оказался рядом, взглянул в глаза твердо и прямо, - если мой сын идет в бой, я не собираюсь… - Люци… послушай…, - Тони лихорадочно подбирал слова, - мы отрабатывали операцию полтора месяца. Каждую деталь. Тебе там просто нет места, я не успеваю ввести тебя в курс. Неподготовленный человек в таких делах мешает. Мне охрану к тебе приставлять придется, если ты пойдешь с нами. Малфой, снова бледный как стена, процедил: - Лорд запросто отправлял в бой неподготовленных. Это была правда – кому, как не Долохову, знать, - и как всякая неприятная правда, раздражала она неимоверно. - Если я возомню о себе и начну действовать, как будто я Лорд, - Тони наконец-то нашел флакончик и теперь пытался отмерить нужную дозу, - мы тут двух недель не продержимся. Я воюю как умею. Люциус, пожалуйста, поверь мне на слово, ты там сейчас ничем не поможешь. - Я ни черта не умею, и ни к чему не готов, - процитировал Люциус сквозь зубы, - что ж, спасибо за заботу. Долохов резко обернулся, расплескивая зелье. - Ты не готовился с нами к этой конкретной операции, - отчеканил он, - Если тебе хочется в следующий раз быть в деле – я найду тебе место, можешь не сомневаться. Здоровых взрослых мужиков у нас наперечет. Он опрокинул в рот трезвящее зелье, вдохнул судорожно – в голове стремительно помутнело и так же резко прояснилось. Протянул вторую кружку Малфою. - Аппарировать лучше совершенно трезвым. В дверь заколотили. Рано. До побудки еще было не меньше часа. Раздались голоса. Марк. И Драко. Как нельзя более кстати. - Шеф, вы здесь? Вы слышите? У нас ЧП. Раньше, чем Тони успел сообразить, как выходить из положения, Люциус зачем-то выхватил палочку и одним движением разблокировал дверь. Драко влетел в полумрак землянки первый, затормозил, оглядывая всю мизансцену – сбитые в комки шкуры у камина, валяющиеся на боку кубки, нетронутые блюда с едой, отца в наполовину расстегнутой рубашке, с припухшими губами и лихорадочно блестящего глазами взъерошенного Долохова. Кажется, мальчик онемел. Флинт – выучка все же сказывалась – нашелся куда быстрее. - Чепок по полной программе, шеф. Блетчли заявился. Из наших, с Первой Базы. Тот, что не явился на вызов тогда, спец по зельям. У него еще невеста была, помните? Прибыл по сигналу. С квадратными глазами и с беременной женой. Жена рожает. Блетчли аврорат на воздух поднял. - Где? – Долохов почему-то уже знал, какой ответ услышит. - В лазарете у нас… Чарити говорит, двойня. - Аврорат где? – рявкнул Тони, холодея. - В Ливерпуле. Город на ушах. Надо думать, рейды баржи отменят. - Так. Флинт, тащи ко мне счастливого отца, Руди сюда, и Клода, и сам тоже. Отправишь кого-нибудь тихо пройти по лагерю – всем, кто в курсе, сообщить, что побудка отменяется. Операцию переносим. Маркус кивнул и исчез. - Вы что…, - Люциус вдруг вмешался в разговор; зелье он уже выпил и вид имел ошарашенный, - собирались штурмовать Азкабан? Долохов выдохнул. И повернулся к Драко. - А ты какого боггарта стоишь столбом у меня на пороге, когда у тебя в лазарете роды, целитель? Что ты вообще тут забыл? Флинту решил компанию составить? Юный Малфой покраснел. - Чарити… миссис Кеттлберн всех выставила. Она считает, что это женское дело. - Кто у нас начальник лазарета – ты или миссис Кеттлберн, твою мать? – Долохов, наконец, нашел, на ком сорваться, - Брысь в лазарет и быть на подхвате, - Драко еще раз обвел взглядом комнату, хотел было сдерзить, но под тяжелым взглядом командира развернулся и почти бегом направился к лазарету. Тони взмахнул палочкой раз, другой, устраняя беспорядок. - Люци…, - он с трудом заставил себя взглянуть Малфою в лицо, - тебе… Мерлин… Вам, к сожалению, придется остаться у нас, мистер Малфой. Надолго, дней на десять по крайней мере, а то и больше. - Не доверяешь, - Люциус яростно прищурился. - Тебе может и доверяю. Но у тебя дома легилемент, и ему доверять ... сам, в общем, понимаешь. И ты ему после ваших размолвок, - на обиняки времени не было, - доверять не можешь тоже, по правде уж говоря. Я пошлю Нарси сову. Извини, Люци. Извини меня. Долохов ссутулился, засунул руки в карманы. Оглядел исподлобья комнату снова, выискивая признаки прошедшего дебоша. И, не глядя на Люциуса, добавил. - Ты еще можешь… принять оборотку. С Флинтом я разберусь. Люциус вскинул голову. Рука его шарила по груди, застегивая пуговицы. Нервные пальцы подолгу возились с каждым из крохотных перламутровых шариков, просовывая их в ажурные прорези, отороченные кружевом. - Нет, - отрезал он. Долохов молча сел за стол. Малфой опустился на табурет у стенки. Молчали оба. Руди и Клод нырнули в дверь без стука. Флинт в обществе флегматичного стриженного парня, ростом на полголовы повыше немаленького Тони, появился через минуту. Блетчли этого Долохов видел, конечно, и раньше – ребятишки Тима Эйвери, хоть и действовали по большей части автономно, время от времени придавались на подхват основной боевке – но на улице не узнал бы. Бывают такие лица – на дюжину двенадцать. Обманчиво пустые мутно-серые глаза, сутулые плечи, перекатывающиеся под рубашкой мускулы. Опасный тип. Не боец должен быть, а золото. - В общем, вот этот красавец – из мальчуганов Эйвери. Взорвал в одно рыло аврорат в Ливерпуле. Звать его Майлз Блетчли, - представил Долохов визитера, - Люциуса Малфоя, - кивок в сторону застывшей ледяной фигуры в стороне, - надеюсь, никому представлять не надо, - Руди обернулся, чтобы пожать руку родственнику; Клод заметно напрягся. Так что мы с пополнением сегодня. Давай, юноша. Рассказывай, как тебя угораздило. История оказалась примитивной до ужаса. В портовом Ливерпуле, где даже в замкнутом магическом мирке новый человек не представлял из себя ничего выдающегося, Блетчли не привлек особого внимания. Интересующимся говорил, что несколько лет после Хога провел, путешествуя по Востоку и изучая магические травы; опыта, полученного в боевых условиях, вполне хватало, чтобы сходить за начинающего зельевара с уклоном в целительство. Физическая подготовка прекрасно вписывалась в легенду: восточная школа, как знали даже те, кто не знал о ней больше ничего, использовала физические упражнения для контроля за низшими уровнями магии, традиционно недооцененными в западной традиции. Он нашел себе самую обычную работу – помощника в лавке местного зельедела; снял артефакт, отвечающий за связь с боевкой – в его случае это было не кольцо, а серебряный родовой браслет. Женился на своей Мэгги и зажил мирной жизнью. И никто никогда не заподозрил в нем одного из наиболее разыскиваемых штурмовиков Темного Лорда. Вот только Мэгги – Мэгги была местной. Ее отец славился острым языком, ее мать когда-то в молодости хвалилась причастностью к Тайным искусствам, ее сестра погибла в лаборатории при попытке создать двусторонний портал на Изнанку, ее кузен участвовал в рейде в Министерстве. И когда у аврората началась паранойя, пришли сначала за родными Мэгги, а потом и за ней самой. Судьба отца неизвестна. Маму свела с ума конвейерная легилеменция. И, когда увели брюхатую Мэгги, Майлз решил действовать. Понадеялся на рождественское везение, а вернее – на то, что смена в аврорате будет если не пьяна в дым, то, по крайней мере, не слишком внимательна. От магии после полуночи в магическом центре города трясся воздух – на фоне замысловатых массовых фейерверков пара-другая боевых заклятий на раз проходили незамеченными. Оглушить пару охранников. Ослепить внешний детектор вспышкой «фейерверка». Раскидать закладки. Смесь пластита с желчью мантикоры оказалась идеальным решением – она не поддавалась магическим детекторам, не переставала – в силу полного отсутствия электроники – действовать в присутствии мага, и взрывалась от простого проклятия. Здание аврората взлетело на воздух. Целиком. Все четыре наземных этажа. Блетчли рванул сквозь пламя в подвалы, подхватил любимую женщину, больше похожую на поставленную на ребро тыкву, чуть охладил проход для остальных, бросил «бегите!», и, прежде чем активировать связной браслет, сильно перестарался с количеством промежуточных аппараций. Воды у Мэгги отошли на второй, но он в панике не сообразил отступить от намеченного плана, все же отработал все шесть, а потом свалился в Лагерь прямо на голову Марку и Драко, вышедших… ммм… тут паршивец замялся…, ну, вероятно, подышать воздухом. - Все примерно правильно, - подал голос Клод, штатный легилемент, - помимо маленьких деталей, вроде того, куда он в результате спикировал… - Понял, - Долохов наградил Флинта выразительным взглядом, но ничего не добавил. - Что ты делал в промежутке между первым и двенадцатым…, - начал было допрос по всей форме Руди, но Антонин его перебил. - То есть, если у нас имеются каменные стены с магической защитой, то ты можешь подобрать комбинацию, которая взорвет и то и другое одновременно? И не затормозит от высокой концентрации магии? - И даже подорвать будет доступно любому сквибу, если надо, - добавил Майлз. - Нормально, - Тони даже присвистнул, - добро пожаловать в команду, юноша. Твоя героическая самодеятельность сорвала нам здоровенную операцию, к твоему сведению. И будь уверен, я об этом вспомню при малейшей оплошности. А теперь вали, ты там, похоже, у жены в лазарете пригодиться можешь. Оставшись среди своих, Долохов обвел участников неурочного совещания взглядом, и произнес вопросительно: - Похоже, что Остров мы больше не штурмуем, а попросту рвем, господа хорошие? - При нормальной организации риск почти нулевой, - согласился Руди. - Н-да… сегодня отдыхаем, короче, - Долохов поежился – промозглый январский холод снова начинал добивать до жилья, - Мистера Малфоя пока оставляем тут, в штабе. Я тебя опять потесню, Клод. - На здоровье, - Мальсибер пожал плечами, - я все равно иду в лазарет, может быть, пригожусь. - Флинт, ты дежурный по штабу, - Долохов ухмыльнулся. Может быть, хоть так в лазарете удастся создать рабочую обстановку. Да и с Люцем поганцу пообщаться без Драко будет нелишним. Он повернулся к двери, стараясь не думать о том, что остается за спиной. Ни о чем никогда не жалеть – всплыла в мозгу старая мантра. Не жалеть-не жалеть-не жалеть…
Отправлено: 13.11.07 00:03. Заголовок: Жизнь лагеря вертела..
Жизнь лагеря вертелась вокруг близнецов Блетчли почти в той же степени, что вокруг предстоявшего штурма. Два слабеньких, сморщенных существа, появившихся на свет в лазарете Лагеря на исходе рождества, вдруг придали происходящему какой-то новый смысл. Их выживание оказалось общим делом – более, может быть, важным, чем месть или победа. Вернее, их выживание и стало лучшей местью врагу и смыслом будущей победы. Долохов, не поморщившись, снимал людей с тренировки и отправлял с Блетчли в лес искать какие-то срочно понадобившиеся подснежные травки; почти полную изоляцию Лагеря, изготовившегося к атаке, пришлось нарушить, чтобы отправить людей под обороткой в Лютный за недостающими ингредиентами укрепляющих зелий. Женщины в очередь дежурили с Мэгги в лазарете; детишек нужно было пасти круглосуточно, а молодая мать сама находилась если не на грани жизни и смерти, то по крайней мере в состоянии весьма тяжелом; Клод и Драко оттуда просто не вылезали. Сам Антонин в лазарете не показывался, считая, что от доброхотов, то и дело забегавших туда взглянуть на мелких, занести Мэгги «вкусненького», пожелать удачи целителям, никакого толку, кроме вреда, не проистекает. Сам Блетчли, шатающийся от недосыпа, мрачный и счастливый, вылезал от своих только для того, чтобы принять участие в разработке операции. Объемная схема Азкабана, сложенная легилементами из картинок, извлеченных из мозгов всех, кто так или иначе посещал темницу, светилась посреди штабной землянки круглосуточно, и Долохов, сам недурно разбиравшийся во взрывном деле, часами просиживал с Блетчли и Марком, прикидывая варианты. По счастью, в Лагере были не только заключенные – кое-кому из нынешних обитателей Лагеря приходилось навещать на острове родных, таскаться с ходатайствами по коридорам, обращаться к начальнику тюрьмы. Яксли даже довелось как-то побывать на Острове с инспекцией от министерства. К тому же, имелся кое-кто из тех ребят, что выводили арестантов в девяносто шестом. Так что картина оказалась довольно полной. Одним из знатоков внутренних переходов Азкабана оказался Малфой. Сам вызвался, когда искали добровольцев, прищурился вызывающе в сторону Долохова, невозмутимо позволил Клоду снять все необходимые данные, вышел из штаба, ни на кого не глядя, и долго еще потом сидел на каком-то случайном бревне снаружи, тупо уставившись в землю, не обращая внимания на снующих туда-сюда людей. Долохов мрачно пронаблюдал, как Клод добавляет к макету все новые коридоры и переходы – из тех, по которым заключенным ходить вряд ли когда-нибудь приходилось – засунул руки в карманы, и, ссутулившись, прошел мимо забывшего, кажется, о существовании всего мира Малфоя – дальше, по своим делам, не оглядываясь. Ради кого в свое время Люциус наматывал круги по коридорам Азкабана, от кабинета к кабинету, он Клода не спросил. Да и так понятно было. Вообще, в присутствии Люциуса ему хотелось стать незаметным. Сгорбиться, сжаться в комок, раствориться в темноте, пропасть. Это не было чувством вины – Тони точно знал, что при существующем раскладе выпустить Малфоя из лагеря было все равно, что в полном составе явиться в Аврорат с повинной. Сбивчивые рассказцы Поттера, в каждом интервью на колдорадио пытавшегося обелить профессора Снейпа, произвели на боевика вполне определенное впечатление. Он прекрасно представлял себе, какого рода лояльность может сподвигнуть замкнутого, боящегося любых привязанностей парня, какого он помнил еще с учебки 70-х годов, на подобное самоотвержение. И понимал, что такая лояльность не прекращается ни с окончанием противостояния, ни с гибелью хозяина, не перевешивается ни старой дружбой, ни самой неземной любовью, ни нуждой в сохранении собственного инкогнито. Снейп мог помалкивать о связи, тем более, о в значительной степени вынужденной связи, Люциуса с подпольем; но представив себе картину толпы Пожирателей, штурмующей Азкабан, он, безусловно помчался бы к Кингсли, невзирая на последствия. Так что… да, кажется, Люциус и сам понимал, что вариантов не было. По крайней мере, не сделал ни малейшей попытки опротестовать решение Долохова. Даже, кажется, ценил, что находится в Лагере на положении высокопоставленного соратника, а не арестанта. Но только вся эта ситуация – то, что Малфой остался с ними не по своей воле, и то, что причиной этого был его возможный контакт со Снейпом, и то, как он старался продемонстрировать полное отсутствие отношений, чуть ли не незнакомство с самим Долоховым, будто бы молодого Драко можно было задним числом убедить, что он не видел того, что на самом деле наблюдал своими глазами… Все это давило, и Тони предпочел бы стать в самом деле невидимым, чем наблюдать, как прозрачные малфоевские глаза с отсутствующим видом смотрят мимо. День «ноль» наступил пятого января. Каждый шаг был отработан, на каждую нештатную ситуацию придуман запасной план. На рассвете, в неверных утренних сумерках, трое маггловских морпехов в полной выкладке протопали в толпе пассажиров на территорию ливерпульского порта. Присутствие стриженных ребят из четвертой Ее Величества дивизии особых военно-морских сил, расквартированной в Ливерпуле, никого особенно не удивило. Ребята взяли ферри до двенадцатого причала, протопали поближе к воде, привалились к ограде… Небрежно оглянувшись, как будто высматривая в толпе компанию подходящих красоток. Марк Флинт скомандовал: - Время. Троица шагнула прямо за парапет, и оказалась на причале 12 и 5/8. Камуфляж на них магически преобразился, заиграл синим, черным, серым и желтым, сливаясь с окружающей средой: море, небо, асфальт, фонари. Баржа покачивалась на воде. Трое нырнули в ледяную зимнюю воду. Через пару минут над городом взвился эффектный фейерверк – Британия все еще праздновала новогодье, и «зимние праздники» всех подряд религий и народов – еврейская Ханука, что-то мусульманское, новоизобретенный негритянский зимний карнавал – приходились на самые неожиданные ночи. Впрочем, в данном случае фейерверк городского масштаба был оплачен международной компанией «Финикс Инкорпорейтед», якобы отмечавшей свое двадцатилетие. Под этим, не без остроумия выбранным, именем, еще с давних пор крутил свои дела на маггловской бирже Люциус Малфой. Той минуты, на которую все трое охранников отвлеклись от работы, разглядывая разноцветные маггловские чудеса в небе, вполне хватило трем черным теням, чтобы закинуть кошки, бесшумно перевалиться через борта и нырнуть вниз, в темные провалы трапов. Через некоторое время на Барже раздались голоса. Стандартный обход – авроры из спецотряда простукивали стены, заглядывали в каждую дверь, проверяли пломбы за запечатанных хранилищах с оружием и боеприпасами. Дрессированные книззлы мягко переваливались на толстых пушистых лапах. Один такой дернулся, присел, навострил нос, замяукал под дверью медпункта. Охранник распахнул дверь. Принюхался к густому запаху валерианового настоя, перед которым не может устоять ни один, даже и полуразумный, кот, скользнул взглядом по темно-коричневой лужице на полу – флакон соскользнул с полупустой стеклянной полки от качки, не иначе, и разлетелся вдребезги – досадливо вздохнул и оттащил животное за ошейник от запрещенного лакомства. Дверь медпункта захлопнулась с треском. Три боевика, каким-то чудом уместившиеся со всем барахлом за узкой ширмой, скрывавшей койку для осмотра пациентов, перевели дух. Шума стало больше – осужденных загоняли в трюм, свежая смена азкабанского караула заняла места в кают-компании, команда отдавала швартовы. Марк осторожно приоткрыл дверь. Баржа уже двадцать минут шла от берега – разиллюзионные барьеры были пройдены, но детекторы непростительных на ней вполне могли быть свои. Три темных тени заскользили по коридорам, одними ножами – никакой магии – снимая часовых. Дик тихо зашел в рулевую рубку, одним движением из-за спины вырубил рулевого, занял его место. Майлз почти в ту же секунду прокатил гранату с усыпляющим газом в дверь кают-компании. Марк лихорадочно уничтожал детекторы магии. Майлз улыбнулся едва ли не впервые с тех пор, как спикировал в Лагерь с женой, мучимой схватками, и достал магическое нестираемое клеймо, изготовленное потомствненным некромантом Вильфредом Треверсом. Эта идея принадлежала Клоду. «Такая профессия – клеймо на всю жизнь,» - высокомерно процедил он, когда обсуждали, что делать с охранниками, и высокое собрание согласилось, что два десятка недоумков с клеймом «внутренняя охрана Азкабана» на лбах будет куда более полезной рекламой их делу, чем лишние двадцать трупов. И старый Вилли с удовольствием помог «мальчикам» осуществить их маленькую шутку. Баржа забрала вправо, от Острова, и ближе к земле, вырулила за охранную зону и причалила к берегу, до самой кромки поросшему еловым лесом. Долохов шагнул из зарослей прибрежных кустов первым. - Нормально прошло, - Марк скатился по трапу, козырнул лихо. - Выгружайте, - Долохов свистнул своим, и ребята – пятерка Яксли, пятерка Мальсибера, пятерка Трейси, Чарли с лягушатником, Берти со стариками, держащийся на отшибе Руди – появились из кустов. За ними последовали Треверс, Люциус Малфой и Ариана Лекуврер, помощница Чарити. Им предстояло помогать с эвакуацией пленных. Малфой спешно увеличивал компактно упакованные метлы. Блетчли выскочил из трюма, растерянный и слегка пьяный от куража. - Шеф, - он потащил Долохова в сторону, но тот нетерпеливо отмахнулся, говори, мол, при всех, - Проблемы. Они под зельями все. Сонными, или седатив какой-то примитивный. На метлу ни один не сядет. - Сколько? – Долохов сначала спрашивал, а соображал уже потом. - Не меньше двадцати. Поразумевалось, что все относительно здоровые пойдут на метлах с Люцем, а пару-тройку больных аппарируют Вилли с Арианой. Массовая аппарация выдавала их с головой, а нападение на незащищенный лагерь… - Сгружайте вертухаев, - скомандовал Долохов, - Вилли, вы возвращаетесь в лагерь все трое, готовьте нам прием, - на Малфоя он взглянул лишь мельком, - Чарити скажите, что у нас будут одурманенные. Много. - Как вы собираетесь уходить? – сквозь зубы поинтересовался Малфой. - По плану «Б». Там не останемся, Люций, не надо волноваться, - в курсе плана «Б» - на случай если число небоеспособных окажется таково, что высадка на берег после операции окажется невозможна – были только непосредственные исполнители. Люциус помедлил. Долохов подошел вплотную и тихо сказал: - Пожалуйста… Люци. Я знаю, что делаю. - Удачи, - Малфой церемонно кивнул и оседлал метлу. И, уже взмывая в воздух, помахал затянутой в тонкую кожаную перчатку рукой. На удачу. Грузились в молчании. Ситуация с пленными – двадцать обессиленных арестантов под наркозом в трюме – все осложнила, и это понимал каждый. Баржа медленно скользила к Острову. Народ в кают-компании травил байки. Клод подошел, положил Долохову руку на плечо и тихо проговорил. - Антуан… я хотел… Долохов молча поднял голову, вглядываясь в глаза товарища. - Хуже нет вот так лезть в драку, не выяснив отношения, - произнес Клод с запинкой, - Но, ты знаешь… я читал Малфоя. Он… - Клод, - Тони дернулся, - Заткнись, а? Заткнись, я прошу тебя. Он отчаянно вертел в голове заранее просчитанные варианты действий. И не хотел ничего слышать сейчас про Малфоя. Не хотел. Мальсибер опустил голову. - Прости. Мне почему-то показалось, что не будет другого шанса сказать. - Будет, - Долохов глянул остро, настойчиво, - будет, Клод. Потом поговорим. После драки. Баржа подрулила к Острову. Высаживались тихо – кому следовало, зарезали встречающих вертухаев, кто был назначен на роль смены, выпил оборотку и пошел внутрь, Блетчли с Марком заскользили вдоль боковой стены. Остальные залегли и изготовились. Закладка зарядов заняла не более пятнадцати минут. Когда внешняя стена взлетела на воздух, и почти сразу в провале нарисовалась охрана – не вертухаи, настоящие авроры, из спеца – Тони первый послал аваду. Все, теперь шло не на хитрость, а на скорость. Долохов прорубался сквозь огонь и вспышки боевых заклятий, наотмашь рассыпал круциатусы – авада это просто чья-то смерть, а корчащийся под пыточным проклятием товарищ тормозит и подставляет под огонь целое подразделение. Время от времени хватался за плечо Драко Малфоя – тот дрожал как в лихорадке, но не отставал ни на шаг, и выкрикивал в ухо все, что ему удавалось считать в глазах оппонентов, сквозь дрожь запретной магии и лихорадку сражения. Девочки Трейси уже зашли врагу в тыл, и били только на поражение. Лягушатник рассыпался по коридорам, вскрывая камеры – где усовершенствованной аллохоморой, а где и пластитом. Марк со своими растворился в дыму битвы, как и было запланировано. Прозвучал усиленный сонорусом голос Руди. - Долорес Амбридж. Среди заключенных должна быть женщина по имени Долорес Амбридж. Сорок семь лет, рост ниже среднего, избыточный вес, голубые глаза. Кто найдет ее – срочно к командиру. - Правое крыло свободно, - Яксли вырисовался из дыма, встал с правого боку, отбил чей-то ступефай, - лекарь нужен, у нас обгоревшие. - Малфой, - Долохов кивнул. Драко скользнул вперед, исчезая. Трейси выскочила навстречу, неосторожно, в лоб, чуть не напоровшись на собственную долоховскую аваду. - Левое – порядок, - выдохнула она. Ее форма была покрыта копотью, на щеке красовался ожог, левая рука висела, - Амбридж у нас. Там… шеф, там дети. Лет по четырнадцать. В количествах. - На баржу, в трюм, - Долохов даже не стал думать, что это и откуда, - успокоительного им влить сумеешь? Целители все при деле. - Сама не сумею, девки… - молодая миссис Эйвери не договорила, уже неслась исполнять приказ. Амбридж, в обществе конвоирующей ее Абигайль, нарисовалась через минуту. - Пошли, - Долохов подхватил увесистую даму под локоть, и стал пробираться назад, к берегу, - Отходим, - бросил он через плечо, форсируя сонорус, - Старшим групп должить готовность. Раненных не оставляем. На баржу грузились быстро. Заключенные – кто-то собранный и уже готовый включиться в дело, кто-то тупо, подчиняясь приказам, кто-то в прострации – всходили на борт, спускались в трюм. Клод стонал – правая сторона его лица превратилась в кровавое давленное месиво. Левый глаз смотрел с мукой, то закатывался, то впивался в лицо целителя. Драко сосредоточенно шептал над ним заклинания. Девочки Трейси осматривали друг друга, лихорадочно смеялись, уничтожали ссадины на лицах подруг, стирали, послюнив платочек, копоть и пыль. Сама Трейси сидела, привалившись к борту и терпеливо ждала, пока кто-нибудь обратит внимание на ее поврежденную руку. Яксли со своими – все целые, слава Мерлину, - деловито шли по палубе сплоченной группкой, глядя, не нужна ли кому их помощь. Баржа болталась в сотне футов от берега. На Остров уже начало сыпаться подкрепление – как и ожидалось, кто-то успел объявить тревогу. Авроры на метлах, несколько десятков. Надо думать и по каминной связи валило не меньше Марк с Блетчли все не объявлялись. Долохов, не переставая коситься на берег, где прибывшие втягивались в здание тюрьмы – ну, правильно, не кидаться же на Баржу не получив ориентировки – обернулся к Амбридж. - Вы общаетесь с дементорами, - не спросил, а констатировал он. - О, вы знаете…, - дама была грязна и взлохмачена, как всякий, кто пережил Азкабан, но голосок ее был сладким и заискивающим, как будто разговор происходил в коридорах министерства. - Ни хрена не знаю, - отрезал Тони, - сейчас вызвать их можете? И кстати, уточните – это правда, что они считают Азкабан своей территорией? - Вы чудесно осведомлены…, - запела эта самая Долорес, но Долохов снова ее оборвал. - Вызвать сейчас можете? Действуйте. Разговор к ним есть. Долорес прикрыла глаза и поднесла ладони к вискам. Долохов ждал. Люди, способные вступать в беседу с дементорами, и у министерства и у Лорда были наперечет, нормальный человек от такого контакта просто сходил с ума. Так что считать эту дамочку за идиотку явно не стоило – нервы у нее, по крайней мере, должны были быть железные. В небесах появилось несколько темных теней. Антонин инстинктивно вскинул палочку, но Амбридж жеманно придержала его руку: - Не пугайте их…, - она на секунду осеклась, подбирая собеседнику достаточно почетный титул, - командор. Их не стоит нервировать. - Переводите, - буркнул Долохов. Долорес кивнула, сосредотачиваясь. - Я временно командую Упивающимимся Смертью, в период отлучки Лорда. И я дарю им этот остров, - отчеканил он, - от имени Темного Лорда в благодарность за союзничество. Без всяких условий. Это просто подарок, знак уважения. Я знаю, что это их земля. Прошу заметить, что мои оппоненты этого не знают. Я только прошу их понять, что если они снова позволят себе принять пищу из рук людей, то рано или поздно их снова изгонят. Времена изменились. Существования тюрьмы с дементорами люди долго не вытерпят. Пусть будут свободными, но и независимыми тоже. А сейчас мы на прощание их угостим как следует. Пусть только немного подождут. Долорес, бледнея, передавала. Марк и Блетчли перемахнули через борт. - Готово, - жестом показал Марк. - Отходим, - рявкнул Тони. И, не успели они отойти и на сто узлов, как Азкабан взлетел на воздух. Рассыпался грудой камней. Стая дементоров спикировала, выискивая выживших, всасывая их боль. Взмыли в воздух несколько патронусов – кто-то на Острове остался жив. С десяток авроров на метлах все еще парили в небе, уворачиваясь от преследователей. Со стороны берега уже вставала, переливаясь в воздухе пастелевыми цветами, защитная сфера – береговая охрана готовила оцепление. Долохов чертыхнулся. Клод стонал в беспамятстве. Дик – другой специалист по наведению сложных заклятий – разметался на палубе, его оглушило нехилым ступефаем. - Руди, - Антонин схватил за рукав единственного оставшегося спеца, - один попробуешь? - Помогай, Тони, - Лестранж сквозь зубы бормотал левитационные заклинания. Долохов попытался подстроиться. Трейси вгляделась, вдруг подошла, здоровой рукой обняла Рудольфа сзади, сосредоточилась, входя в резонанс, подпитывая собой. За ней подошла Абигайль. Ленни. Ариадна. Окружили их двоих, закачались в трансе, отдавая силы. Баржа начала медленно отрываться от воды. Левитационное заклятие подейстовало. Долохов вывернулся из круга, ударил палочкой резко вниз, выбрасывая огненную стену, отрезая преследователей. - Марк, метлы… Руди уже рассыпал иллюзии – после того, как Азкабан был разрушен, в охранной зоне можно было нормально колдовать. Полтора десятка призрачных Барж закачалось на волнах. Авроры на метлах спикировали вниз. А настоящая Баржа поднималась выше… Флинт приволок охапку метел – штук семь сразу. - Упражнения на ступах, - бросил Тони, - помните, черти? Думаете, только для баланса игрались? Когда семья свалила в Британию, бабке уже было под шестьдесят. «Уже»… Вотан… меньше, чем Тони сейчас. Она никогда так и не освоила ни метлы, ни разрешенные еще тогда ковры, ни становившуюся нормальным средством передвижения уже по тем временам аппарацию. Так и гребла помелом, перемещаясь в допотопной ступе. А ездила Настасья Долохова много и охотно. Подруги-смолянки – из магического Смольного института, дамского аналога чисто мужского Дурмштранга – растеклись по всему миру, и как-то все стали больше, чем просто домохозяйками. Погодные ведьмы, поэтессы, маггловские кутюрье, адепты Тайных искусств, гадалки, к которым ходят посоветоваться главы правительств. Из этой компании вышли и Вырубова, и Коллонтай, и Наталья Ларионова. Было кого навещать на четырех континентах. Брала она с собой по преимуществу старшего внука. По собственным словам – чтобы не видел вечных родительских ссор. По мнению матери – чтобы не помереть прямо там, в небесах, в одиночестве. В любом случае, рулить ступой – левитированной в воздух деревянной лоханкой, управляемой чем-то вроде удлиненного и ослабленного аналога гоночной метлы – Тони по милости бабки умел неплохо. И учил своих пацанов – больше для отработки координации в трехмерном пространстве, а в виду последней операции и для того тоже, чтобы в случае чего отогнать баржу на базу. Тони сжал в руках рукоятку гоночной метлы, упер конец к себе в грудь, молясь, чтобы выдержали ребра и мускулы. Направил хвост прочь против хода. Уперся ногами, сталкивая баржу с места. Рядом встал Марк… Яксли… Блетчли… сделал попытку юный Малфой, но опрокинулся на спину и благоразумно решил не продолжать – отошел к своим раненным. Руди, отчаянно стиснув зубы, поднял метлу тоже. Подошел кто-то из только что освобожденных, кажется, полувеликан, повел глазом, посоображал, поднял метлу, положенную на палубу Драко. И сумасшедшая Трейси – что же ты делаешь, девочка, тебе же рожать еще – подхватила еще метлу, уперлась, взвизгнула, устояла на ногах. Подошел кто-то из старших. - Держим, - прохрипел Долохов, - рулю я, вы толкайте, - Баржа, ненадежно покачиваясь, поскрипывая, парила к берегу, к лесу. Руди оценил обстановку, и передал метлу кому-то подбежавшему сбоку. Он швырнул еще десяток иллюзий вниз, затем сосредоточился и замахал палочкой, накладывая разиллюзионки. Баржа стала почти прозрачной. Тони направил рукоятку метлы вверх, отталкиваясь от воздуха, заставил неуклюжую посудину подняться выше, напрягся, всем телом ощущая предел своих сил. Баржа перескочила барьер и медленно почапала в сторону Эдинбурга. Над лесом – к Лагерю. Руди начал оседать вбок – перенапрягся. Долохов рявкнул - Малфоя ко мне, - и, даже не поведя глазом, когда целитель оказался рядом, процедил, - направление говори. Перед глазами ходили черно-желтые пятна. Почему-то чертовски болела спина – под лопаткой, слева. Драко, подготовленный к такому развитию ситуации – он, помимо прочего, был запасным навигатором - начал диктовать: - десять градусов вбок, теперь прямо… теперь расслабьтесь, все полетит по инерции… теперь…, - он прижал пальцы к напряженному запястью Антонина, но тот нетерпеливо махнул головой: - Не отвлекайся. - Теперь мы снижаемся, - Драко без команды прижал к его губам фляжку с укрепляющим зельем, и Долохов, глотнув, смог различить внизу очертания Лагеря. Сманеврировал метлой, придержал ее еще… скомандовал людям ослабить тягу. Без особого изящества посадил всю халабуду. Перевалился через борт, опираясь на чью-то предупредительную руку. Присел под сосной. Опустил голову. И позволил разноцветным кругам перед глазами всосать себя. Вобрать. Втянуть. И боли в спине, под лопаткой – позволил быть. Только еще вскинул голову, и, ни хрена не различая вокруг, пробормотал: - Руди… поменяй защиту по периметру. Баржу испепеляем. Детей и больных в лазарет. Цивилам сову – пусть уходят. Бардак в городе будет тот еще…, - он уронил голову между колен и доверил ребятам самим разгребать дальнейшее. Они могут… его ребята…
Bastinda Я сам по нему печалюсь, но... достал. После Седьмой не могу к этому персонажу относиться даже с минимальным снисхождением. Люца-то он предал в Седьмой.
- Отойди! – первое, что вывело Тони из прострации, был резкий юношеский голос. Целитель. Драко Малфой. Потом кого-то оттолкнули, и под носом у Долохова оказался флакон с настоем, резко пахнувшим чем-то вроде мяты, - Пейте, Шеф, давайте, - молодой Малфой ловко влил Тони в рот пахучую пакость, помог откинуться назад, прижал пальцы к запястью, считая пульс, - Марк, там еще такая зеленая большая фиговина с укрепляющим в сумке, притащи, а. - Что это значит, сын? - раздался медленный, какой-то замороженный голос Люциуса. Откуда-то сбоку и сверху. Тони мотнул головой, прогоняя шум в ушах. - Это значит, - тихо и яростно процедил Драко, - что твой эннервейт мог элементарно убить командира. Тебе известно, что такое сердечный приступ, отец? Ты мог в буквальном смысле разорвать ему сердце. В буквальном, а не так, как ты привык. Отойди в сторону и не мешай мне. Долохов резко вдохнул и открыл глаза. Зелье помогало – ощущение ножа под лопаткой рассасывалось, уходило, сменялось тупой тянущей болью. Круги перед глазами развеивались, как дым. Драко Малфой склонился над ним, прошептал какое-то диагностическое заклятие. Поблизости переминался с ноги на ногу Маркус, и еще несколько человек непонятно зачем глазели. Он попытался сесть прямо. - Лежите смирно, шеф, - Драко придержал его за плечо, - глотка три выпейте, вот этого, - он протянул кружку с темно-зеленым укрепляющим зельем, - и постарайтесь резко не двигаться. Еще хотя бы час, - юный Малфой обвел глазами свидетелей сцены, и сердито бросил, - Да нормально с ним все будет. Обычный сердечный приступ. Шли бы вы все отсюда, а? – он по-мальчишески сморщил нос и добавил, - Нечего тут… любопытствовать. - Целитель, что у нас… с раненными? – тихо поинтересовался Долохов, - и где Руди? - Руди с Чарити размещает новичков, - ответил вместо Драко Маркус. Драко продолжил. - Много истощенных, есть пара контуженных. Мальсибер не очень хорош, с ним Блетчли сейчас. Все остальное ерунда, руки, ноги, ожоги, лишь бы костероста хватило. Да мы справляемся…, - он обхватил запястье Долохова, прислушался к пульсу, покосился куда-то вбок, на большую белую палатку, вокруг которой шла деловая суета, и оборвал себя, - Шеф, мне в лазарет надо. Вас сейчас лучше не таскать, вы отлежитесь тут, хорошо? Марк… ты тут… Укрепляющим пои его потихоньку и не давай встать раньше времени. Зови, если что. Наложи согревающее и никого не подпускай. Вообще. Ему волноваться нельзя и шевелиться тоже нежелательно. Драко повел в сторону отца нехорошим взглядом. Люциус шагнул ближе. - Маркус, полагаю, у вас есть в Лагере дела, в которых я вряд ли смогу заменить вас, - хладнокровно заметил он, - но я вполне могу побыть здесь с командиром и развязать вам руки. Драко вскинул голову. - Уйди. Совсем. - Что ты себе позволяешь, сын…, - начал Люциус. Молодой целитель так и не выпустил запястья Тони. Но смотрел он теперь только на отца. - Я на пушечный выстрел не подпущу тебя ни к одному из своих пациентов, - отчеканил он, - для этого ты слишком самовлюблен и слишком..., - он, кажется, заменил непристойное ругательство эвфемизмом, - ненадежен. Рука Люциуса потянулась к палочке. - Мальчишка, - в ярости Малфой сверкнул глазами, как в старые времена, - ты думаешь, что можешь указывать мне? - Я отвечаю за всех больных в этом лагере, - Драко, кажется, разрывался между желанием свести счеты с отцом и необходимостью немедленно оказаться в лазарете, где ждали его помощи, - и да, я именно что могу указывать… случайно оказавшимся здесь цивилам, что им делать и, главное, чего не делать. Мы на войне, если ты еще не заметил. Марк! – выкрикнул он отчаянно, - убери его отсюда, ну же! Ты что, не понимаешь, шефу нельзя волноваться? Совсем. А этот! Марк нерешительно подошел к Люциусу, почти коснулся его плеча. - Мистер Малфой, - проговорил он неуверенно, - вы бы, действительно, шли отсюда, раз целитель требует. Люциус надменно вскинул голову. - Так, - Долохов, наконец, нашел свой нормальный голос, - Марк, хорош тут распоряжаться, медбрат еще тоже нашелся на мою голову. Помоги мне лучше встать и дойти до штаба. Целитель, тебя в лазарете ждут. Я с тобой вечером поговорю, отдельно. - Не смейте геройствовать, - Драко, кажется был на грани истерики, - вам нельзя, вам… вам пора уже вспомнить, сколько вам лет, шеф. Вы ведете себя, как будто вы Марк или Блетчли. Тяжести, спарринги, пьянки, бессонные ночи…, - кажется, он собирался добавить к этому списку еще что-то, - Будете так развлекаться – через год превратитесь в развалину. - Я запрещаю тебе разговаривать со старшими в таком тоне, - окончательно вспылил, наконец, Люциус, которого уже придерживал за плечо Флинт. Долохов покивал, глядя на младшего Малфоя в упор. - Все сказал? – тяжело уронил он, - Сказал – иди делом занимайся. У тебя работы невпроворот. Переговорим позже. Вечером ко мне с докладом, или я сам к тебе зайду, как оклемаюсь. - Есть, - еле слышно проговорил Драко и припустил к лазарету. - Люций, а вот к вам у меня разговор прямо сейчас, - Долохов перевел взгляд на старшего Малфоя, - Марк, да оставь ты его в покое, твою мать. – досадливо поморщился он, и Флинт послушно отступил в сторону, - А если у кого-нибудь дел мало, то подойдите к Чарити, там вас озадачат. Любопытные зрители под мрачным взглядом Антонина тихо расходились. Тони сделал жест рукой, приглашая Люциуса присесть рядом. - В общем, вы, наверное, хотели узнать, можете ли теперь покинуть лагерь, - проговорил Тони без выражения, - так вот, ответ – да, можете. Ножками до Хогсмида, дальше аппарации из людного места в людное место, ну… в общем, что я вас учить буду. Я вас больше не держу. Спасибо, что согласились задержаться у нас. Он глотнул еще укрепляющего. Ничего, - подумалось, - я не нервный. Нельзя волноваться, ишь ты. - Значит, я могу идти, - Малфой побледнел еще больше, - Ну, а остаться? Могу я остаться? - Зачем? – Тони повел глазом. Флинт с отсутствующим видом сидел на корточках в стороне, остальные, слава Велесу, рассосались, - Доказать что-нибудь сыну? Ваши… сложные отношения дестабилизируют мне лагерь. Я предпочел бы вас разлучить. - Например, затем, что я здесь нужен, - яростно отчеканил Люциус, опасно понижая голос, - или нет? - Кому? Серые алмазные глаза вдруг оказались совсем близко. Они искрились гневом, решимостью, и чем-то еще, трудно определимым. - Тебе, например, - блондин выдохнул это Долохову прямо в губы. Долохов покосился на Флинта – тот демонстративно смотрел в противоположную сторону, жевал какую-то мороженую травинку, насвистывал себе под нос. Мог бы еще табличку себе на лоб прицепить с надписью «я не слушаю». - Вот как раз нет, - Тони прищурился, глядя прямо в магнетические серые глаза; он говорил тихо, но очень внятно, - Нет, Люций. Не так. Ты мне чертовски нравишься, это правда. Ночами снишься, если хочешь знать. Но здесь, в лагере – здесь ты мне совершенно не нужен. У меня мозги набекрень, когда ты здесь; я плохо соображаю и отвлекаюсь от дела. Ты не посещаешь тренировки, слоняешься по лагерю с отсутствующим видом, один твой облик расслабляет моих людей. Из трех моих целителей один тяжело ранен, другой занят с новорожденными, а третий теряет голову от злости, как только видит тебя рядом, - Долохов уже и сам задохнулся от ярости, - И, знаешь, Люций, для той игры, которую ты со мной затеял, у тебя есть отличный напарник в Малфой-Мэноре; и он, я думаю, ждет - не дождется твоего возвращения, чтобы продолжить. Счастливого пути. Боль в спине снова стала ощутимой, как будто нож под лопаткой постепенно обретал материальность, сгущался из крови и плоти в настоящее железо. Долохов почувствовал, что разговор пора заканчивать. Люциус вскинулся. - Ты мобилизовал меня на войну, - медленно процедил он, - и я собираюсь остаться и воевать. - Вот как? – Тони вгляделся в лицо Малфоя. Тот глядел решительно и прямо. - Так, - подтвердил, твердо встретив взгляд боевика. - Тогда слушай приказ, - в ушах опять уже шумело, стучало даже. Но показать сейчас слабость при Малфое было бы совсем уж…жалко, - Ты помнишь, что ты наша связь с волей, и укрытие на крайний случай? Так вот, постарайся разработать себе правдоподобное алиби; думаю, твой друг-легилемент тебе в этом поможет. Попробуй осторожно прощупать свои старые контакты в верхах. И жди совы или курьера. Нам с Руди нужно хорошенько осмотреться после сегодняшнего шухера, прежде, чем мы сможем внятно поставить задачи тем, кто за периметром, - Марк, - Долохов повысил голос. Флинт тут же оказался рядом, - проводи мистера Малфоя к северному посту. Он уходит. Люциус молча смотрел на него. - Шеф, а как же…, - Флинт нерешительно покосился на Малфоя, - ну, Драко сказал… - А никак, - Тони ухватился за кстати свисавшую рядом ветку, и с усилием поднялся на ноги. Переждал пляску пятен перед глазами, - Я все равно сейчас в лазарет, пожалуй, посмотрю, что там с пострадавшими. Что я, по-твоему, Флинт, двести футов без твоей помощи не пройду? Выполняй давай. Удачи вам, мистер Малфой. Я очень на вас рассчитываю. Он повернулся спиной, не оглянувшись проверить, исполняется ли его распоряжение, и двинулся по натоптанной тропинке к центру Лагеря, изо всех сил стараясь ступать прямо и равномерно. Лагерь напоминал филиал Святого Мунго. В обоих смыслах. Для спасенных были подготовлены палатки, и Чарити догадалась, разумеется, выделить самую вместительную из них под раненных – их лазарета, наскоро сбитого барака на пять коек, было бы явно недостаточно. Но помощь, похоже, требовалась почти всем арестантам. Воздух дрожал от магии, как на поле боя – количество согревающих заклятий, магии, поддерживающей жизненные силы, заживляющих, обезболивающих и целебных зашкаливало. Миранда, Ариана и сама Чарити расхаживали взад-вперед, поправляя подушки, вливая зелья, проверяя повязки, накладывая анестезирующие и укрепляющие. Драко Малфой, с засученными рукавами, с вспотевшей челкой, которая липла ко лбу, как он ни откидывал ее временами резким движением головы, шептал диагностические заклятия и коротко отдавал приказы ребятам из лягушатника – именно детишек, меньше других загруженных в текущих операциях, Тони еще загодя распорядился натаскивать в основах первой помощи, всех без разбору. Старый Вилли Трэверс невозмутимо колдовал в стороне над небольшой походной жаровней – кривой короткий нож некроманта так и ходил в его левой руке, правая ритмично подсыпала на угли какие-то порошки; на запястье виднелся красноватый разрез с коричневым потеком. На собственной крови старый некромант заклинал духов смерти и болезни убираться прочь от их жилья. Где-то неподалеку что-то такое выделывал с защитным куполом Яксли с тремя помощниками – то ли искал прорехи, то ли укреплял отражающую способность. Долохов осмотрелся, решил не мешать, и присел на длинную, наспех сколоченную скамью рядом с Трейси. Рука миссис Эйвери выглядела вовсе неживой – после ранения было торопливое обезболивание, наложенное кем-то из бойцов, а за ним еще и метла на Барже. Тони толкнул молодую даму плечом, и некстати в первый раз за все время вспомнил, какой впервые увидел ее два года назад – в вечернем длинном платье винного цвета, с чайной розой у декольте, боязливо жмущуюся к плечу мужа. Третье поколение семьи Эйвери принимало свои метки в полном составе, на первом же собрании, на которое были допущены неофиты – два донельзя похожих друг на друга хладнокровных и лощенных аристократа и две молчаливых томных красавицы – блондинка и шатенка. Муж Трейси погиб еще до Финальной битвы. Его брат, если сильно повезло, мог оказаться среди сегодняшних спасенных. Блондинка, по слухам, подала на развод еще раньше, чем был осужден ее супруг, чуть ли не в тот же момент, как его увели, и немедленно вышла замуж за высокопоставленного аврора. Шатенка сидела сейчас рядом с Тони, коротко стриженная, худая, бесстрашная, терпеливо баюкая изуродованную руку и не обращая ни малейшего внимания на пятна копоти, все еще покрывавшие не только ее форму, но и лицо. - Как рука, Трейси? – поинтересовался Долохов. Сидя было легче. Да и деловитая суета вокруг успокаивала. Вроде бы, все шло путем и без него. - Нормально, - Трейси провела по щеке грязной левой ладонью, - костероста попью только… А вы, говорят… - Сердце прихватило, - Тони выговорил это так, как будто признаваться молодой красивой женщине в старческой болячке было для него самым обычным делом, - что ж вы хотите, моя дорогая, возраст… целитель наш вон во внуки мне годится, да и с вашим дедом мы однокашники. Не с вашим – мужа вашего. - Ну, в семье Эйвери просто принято рано рожать, - Трейси обернулась, глянула, и вдруг улыбнулась светлой, девичьей улыбкой, - и, кстати, спасибо за палочку, командир. Вивиана вне себя от восторга, а я… я бы себе не простила, если не смогла бы вручить наследнице рода палочку в семь. Тони хмыкнул. - Мне тоже когда-то в семь… в шесть, на самом деле. Я сентябрьский. Ну, мать пошла покупать на августовскую распродажу, когда школьники в Хогвартс уже уезжают. И купила мне по дешевке… Как сейчас помню – бузина, волос из хвоста тестрала. - Бузина…, - Трейси все улыбалась чему-то своему, - Так вы избранник, шеф? Только что читала Виви про Дары Смерти. Все знают, что Она бузинная, но никто не знает сердцевины. Волос тестрала, это же знак от самого Мерлина. Знак Смерти. Долохов пожал плечами. - Ну, в Старшей-то он точно не из хвоста должен быть, - он усмехнулся, не принял шутку, чувствуя, как его отпускает. Как уходит напряжение и сам собой рассасывается нож в спине. Не такой уж необоримой оказалась эта зараза, как показалась с первого взгляда. - Шеф, - Трейси как будто что-то вспомнила, - а правда, что Повелитель владел Ею? А до него Дамблдор? Ходят такие слухи… - Возможный вариант, - обсуждать большее Тони был не в настроении. - У нас в семье была легенда, - задумчиво заметила миссис Эйвери, - якобы кто-то из наших владел Старшей, но не смог удержать. Избранник должен быть потомком Мерлина, без единой капли крови основателей. Он должен пройти семь испытаний. Через слабость к пониманию, через понимание к твердости, через твердость к силе, через силу к спокойствию, через спокойствие к доверию…, - она запнулась, - не помню, как дальше… а, через доверие к свободе, через свободу к себе. И еще с юных лет знать свое предназначение, но не узнавать его. - Ну, вот вы меня и обломали с первых слов, красавица, - Тони заулыбался, - род Долоховых идет прямиком от Велеса, а уж со Святослава-воина – вы не знаете, это был такой великий маг и правитель в десятом веке на Северо-Востоке – мы всех своих предков знаем досконально. Мерлина вашего там и рядом не лежало. Руди вошел в палатку легкой походкой, огляделся, ища кого-то взглядом, стремительно шагнул к Трейси, присел на корточки рядом. - Болит? – спросил серьезно, без своего обычного фатовства. - Болит, - просто кивнула Трейси, - А зато вместо Азкабана на острове груда камней. Груда камней, ты представляешь? - Я сейчас разыщу кого-нибудь, - Руди подорвался было идти, командовать, разносить все как обычно вдребезги пополам, но Трейси удержала его здоровой рукой за плечо. - Руди, - тихо и как-то чуть снисходительно сказала она, - не мешай ребятам, ладно? Ты что, сам все обезболивающие позабыл? Руди заглянул ей в глаза снизу, чуть улыбнулся. Взял поврежденную опухшую руку в свои, склонился, почти касаясь губами, зашептал какой-то детский заговор, из тех, какими матери успокаивают боль в разбитых коленках. Подошел Драко. Одним движением отстранил начальника штаба, пригляделся к ранению. Сунул под нос Трейси какое-то вонючее зелье, от которого та сразу стала заваливаться назад. - На стол, - коротко скомандовал он. Грег и Пэнси подхватили миссис Эйвери. Глянул на Долохова. - А вы здесь что, шеф? - Не отвлекайтесь, Малфой, - посоветовал Долохов, и Драко отправился к Трейси. По дороге бросил что-то отрывистое Гойлу, и тот резво принес Антонину целую фляжку той же мятной гадости. - Десять капель на стакан воды, когда нехорошо, - пробурчал юноша, отчаянно смущаясь, - не больше восьми раз в день. Драко сказал. Долохов кивнул. И сделал небольшой глоток прямо из горлышка. Стало легче. Резко. Он вышел на воздух, вдохнул… Руди вышел следом. - Как ты, Тони? – поинтересовался, - Ты, если что, ложись, мы тут уже почти со всем разобрались, собственно. - Нормально, - буркнул Долохов, - у тебя как? - Периметр практически установили заново. Кто просто слабый – разместили. Арестантам из трюма нужно контрзелье, но простое, мы с Чарити уже поставили котел, не отвлекая спецов. Там тоже пострадавшие, но их сначала бы разбудить… и то можно подождать с этим. Остальных тюремных рассортировали – плохие у Драко, живые у Чарити. И еще дети. Десятка полтора подростков, третий-четвертый курс. Тебе все равно доложат, так что…, - Руди вздохнул, - там мой племянник. Ему пятнадцать. - Единственный наследник семьи Лестранж, - констатировал Долохов; ситуацию Бэлл, изредка мрачно напивавшейся в его – кажется, только его, и еще старшего Розье – обществе, он помнил прекрасно, - А что это вообще за детский сад, ты уже понял? - Похоже, какое-то детское тайное общество в Хоге, - через силу проговорил Лестранж, - у старших была чистка, а эти… Ну, и нашелся параноик, который сплавил их прямиком на Остров. Думаю, - он снова судорожно вздохнул, - если бы Кингсли знал, то он был бы против. - Это да…, - Долохов задумался. Одно было дело иметь у себя в лагере некоторое количество молодежи от четырнадцати до двадцати, и совсем другое – практически целый в чуть ли не полном составе курс слизеринских пацанов. - Мать… - Тони, - Рудольф замялся. - Ну? – кивнул тот. - Мы же к Трэверсам перемещаемся? - Если разведка от Гойлов вернется ни с чем. Там совсем пустой дом, и в самых горах, но, учитывая репутацию Берты Гойл, хрен знает, что аврорат…, - Долохов отвлекся от беседы, потому что пара синих вспышек ударилась о купол снаружи. Аврорский патруль сканировал Лес. - Всем затаиться, - Антонин взмахнул палочкой, сигнал тревоги коротко взвыл голосом напуганной мантикоры, и в лагере – помимо хирургического блока, - замерло всякое колдовство. Операции в лазарете шли, как шли, только Трэверс и Чарити бросили дела, и, как по команде, встали по сторонам, блокируя выбросы магии, наводя сложный конфундус. Долохов чуть подумал, и подошел третьим, занимая последнюю вершину равностороннего треугольника, включаясь в общий настрой. - Давайте, отцы, - миссис Кеттлберн, счастливая мать шестерых детей и прабабушка сорока трех правнуков, командовала здесь парадом безоговорочно, - Прикрываем. Ставим защиту. Встаем между. Теперь отодвигаем цурес от тех, кого любим. А любим мы по команде их всех, и скопом, - она всхлипнула от напряжения не хуже, чем Тони давеча с метлой, - Всех наших младших. Долохов поднял палочку вертикально вверх, и произнес нужные заклинания без особой надежды. Защитные чары требовали адресности, а ему некого было вспоминать. Может быть, двоюродного племянника любимой ученицы Бэллы, молодого Малфоя? В конце концов, внука старого друга, которому он был по гроб жизни должен? И в этот момент к нему метнулась, прижалась в панике – семилетняя малышка Эйвери. Видимо, пришла проведать маму, но в дыму и запредельной дрожи заклятий рванула к первому же знакомому человеку. И прильнула, как к спасению. Долохов удерживал вибрирующую палочку в вертикальном положении, прикрывая ребенка от враждебных глаз. И весь лазарет. И весь лагерь. Теперь это не было трудно – это было самым естественным из доступных ему движений. Чарити, приглядевшись, умолкла, и всей своей материнской, природной мощью встроилась в унисон, так, что эфир вокруг загудел от ее напора. Трэверс, искусный и хладнокровный, без труда переключился с Чарити на Долохова, пошел следом, усиливая стократ возможности заклятий. Тони раскрывал купол, как огромный зонт. Пользовался без стеснения возможностями помощников. И оглушал, ослеплял нападающих, путал им мозги. И закрывал своих, давал защиту, отгонял беду. Авроры, так и не поняв расклада, умчались прочь. Тони осклабился, выискивая взглядом Лестранжа. - Пара дней есть, - заметил он, - пока они все прочешут и пойдут по второму кругу. Дальше всяко уходим вверх. Руди согласился. - Да, через два дня… не знаю только, как с Клодом. Блетчли от него сейчас не отходит, но там… нехорошо. Глаз наши чудотворцы ему в полевых условиях точно не вернут, а там у него еще, как я понял, и дыхалка задета. И новорожденные с Мэг. - Будем думать, - Долохов оперся спиной на дерево, закинул голову, созерцая стремительно темнеющее небо, - есть у меня пара мыслей. Давай завтра, когда с остальными немощными возникнет хоть какая-то ясность. - Давай, - Руди тоже прищурился на проступающие звезды, - И еще… Малфой. - Который, старший? – легко переспросил Тони, - Так он уже домой топает. Я его отпустил от греха подальше, пока не стало ясно, что мы перебазируемся. - Так…, - Руди мотнул головой, - что-то я не очень понимаю, Антонин… - А что тут понимать? На хрена нам в лагере человек, который воевать и не хочет и не может? – Долохов раздраженно обернулся, - Руди, пойми. Ты привык использовать завербованных. Хорошо быть легилементом, особенно с Лордом за спиной. А здесь у нас – спецвойска. И я не Лорд ни хрена, я, к твоему сведению, обычный штурмовик, не легилемент даже. Чужие мозги контролировать не берусь. Мне здесь бойцы нужны. По духу бойцы, чтобы в драку рвались, понимали приказы, и думали по ходу своей головой, как их исполнить. Кто хочет, но не умеет – я натаскаю, а мотивировать их… ну, я не знаю. Цивилов можно использовать, как цивилов. Малфой тебе понадобился – ну, иди, поставь ему задачу, мать твою. Это твоя епархия, и я в нее не лезу. Мне он тут ни на хрен не сдался. Руди примирительно кивнул. - Не горячись, я понял. Понял. Долохов сплюнул, и глотнул еще противного зелья. - Тони…, - Лестранж пододвинулся ближе, - а то, что у него дома, тебя не… - Клода считал? – Долохов помедлил, и ответил, - нет, не смущает. Снейп мог слить конкретную азкабанскую операцию, но я очень сильно сомневаюсь, чтобы он подвел своего дружка под Поцелуй просто ради того, чтобы дать аврорам абстрактные зацепки на наше существование. Он еще теперь и на нас поработает, профессор наш живучий. Поможет Малфою с легендой. Лестранж задумался. - Да…, - констатировал он после паузы, - прав ты, или не прав, а возможности переиграть я не вижу. Что ж, примем как данность, - он оттолкнулся от ствола, мотнул головой, убирая волосы со лба, - я еще хочу в лазарет заскочить, а потом пройтись по лагерю. Ты со мной? - Доверяю, - буркнул Тони. Рудольф помахал шутливо рукой, и нырнул в палатку, освещенную изнутри люмосами и факелами, светившуюся в густом синем полумраке. Почти в тот же момент наружу вывалился Драко Малфой. Зашарил слепо по карманам, вытащил пачку маггловских сигарет, с третьей попытки поджег от палочки вонючую дрянь, закурил. Повел светловолосой головой, стряхивая усталость. Тони подошел. - Как дела, целитель? - Хотите мне выдать по первое число за нарушение субординации, шеф? – Драко из последних сил задрал нос, глянул вызывающе. Боевик махнул рукой. - Забудь. Можно подумать, ты чего-то там сам не понимаешь. Неважно сейчас это. О раненных думай. Ты у нас самый главный человек сейчас. Драко продолжал жадно всасывать в себя зловонный дым. - Шеф…, - тихо проговорил он, - вы… пожалуйста, поймите. Я не назло. Просто… Он никого не любит, и не может. Он… - А кого он должен любить? – неприятным вежливым голосом поинтересовался Тони, даже не пытаясь вид, что не знает, о ком идет речь, - Меня, что ли? - Шеф, я не…, - Драко замялся. - Или тебя все же? У тебя есть такое право – чтобы тебя любили, да? От природы, просто по праву рождения. Драко молчал. - Слушай, - Тони пододвинулся ближе, - думаешь, я не понимаю? Сам таким не был? Ты зол на отца, потому что он больше не бог в твоем мире. Не может тебе обеспечить крышу. Он проигрывает, лажает, фальшивит… выбирает, может быть, невпопад и не тех. Так ведь это не он сдает – это ты изменился. Твой мир стал большим, ты сам выбираешь себе близких, сам отвечаешь за людей, и твой отец не может растянуть свой зонтик надо всем этим… надо всем, чем ты стал и что ты втянул в свою орбиту. Целитель отбросил окурок. Резко обернулся. Хотел что-то сказать. Тони не дал. - Послушай, Малфой. Ведь вопрос-то для дельного человека прост, как подсолнух. Если бы у твоего отца сейчас был в доме семилетка – чувствовал бы он себя в безопасности? Или злился бы как ты, и боялся бы, как ты? Ну, так тебе не поздно хотеть от своего отца того, что ты получал от него десять лет назад, когда был пацаном? Тони выпрямился, встряхнул фляжкой с пойлом. - Спасибо за зелье, Малфой. Я – спать, а тебя, надо думать, ждет бессонная ночь. Буди, если что. Не стесняйся. Драко кивнул. Бледный – если можно было судить в темноте – но, кажется, чуть расслабленный по сравнению с прошлым. - И еще, - Долохов улыбнулся, хотя вряд ли его улыбку можно было различить во мраке, - ты отлично держался сегодня, парень. И в драке, и, что более важно, тут, в лазарете, где вся ответственность на тебе. - Шеф, - Драко тоже улыбался. Явно, - Пожалуйста, не гневите Мерлина. То есть…, - он помедлил, - этого вашего Велеса. Ложитесь, шеф. Поскорее. Мы все сможем сами, правда. Мы… мы ответственные. И вменяемые. Вами выученные. Долохов усмехнулся. - Завтра проверю. Подорвался и пошел к своему месту в Штабе. Спать. Спаааать…
Все даты в формате GMT
3 час. Хитов сегодня: 60
Права: смайлы да, картинки да, шрифты да, голосования нет
аватары да, автозамена ссылок вкл, премодерация откл, правка нет
- участник сейчас на форуме
