ДОРОГИЕ ДРУЗЬЯ! ФОРУМ ОТКРЫТ ТОЛЬКО ДЛЯ СОВЕРШЕННОЛЕТНИХ ЗАРЕГИСТРИРОВАННЫХ ПОЛЬЗОВАТЕЛЕЙ.
Чтобы зарегистрироваться, внимательно прочтите инструкцию в этой теме.
Если вы уже зарегистрированы, то получить доступ к закрытым разделам можно в этой теме.
Отправлено: 27.03.07 13:50. Заголовок: "Предатели", PG-13, драма, СБ, РБ (9 и 10 главы от 27.11)
Автор: Estella Название: Предатели Жанр: Драма Рейтинг: PG-13 Персонажи: Сириус Блэк, Регулус Блэк Дисклеймер: никаких прав на персонажей у меня нет Саммари: Один умирает от скуки, другой – от безнадежности. Один хочет получить желанную свободу, другой – исправить свою ошибку. Выход есть… Но что, если для этого придется предать всех, кто тебя окружает? Примечание: ООС. POV Сириуса и Регулуса через главу
В столовой царит полумрак, слабо рассеиваемый одиноко горящей свечой в подсвечнике из почерневшего серебра, из самого лучшего серебра, разумеется. За окном темно, и стекла дребезжат от сильных порывов ветра. Меня лихорадит, и я плотнее запахиваю мантию. Пальцы дрожат, и вилка в левой руке все не может подхватить кусок ростбифа. Наконец, я бросаю это дело и делаю большой глоток вина. Потом вытираю губы белоснежной салфеткой.
- Спасибо за ужин, матушка…
Она не дает мне подняться, перехватывая руку у запястья костлявыми пальцами. Смотрит на меня своими огромными, готовыми вылезти из орбит глазами. В них отражается дрожащий от сквозняков огонек свечи, и от этого они кажутся просто обезумевшими. Хотя в последнее время они всегда такие.
- Мы ведь еще не все решили, Регулус.
Я вырываю свою руку, но все же остаюсь. Тишину нарушает лишь мое шумное от бронхита дыхание и барабанная дробь пальцев по столешнице ради того, чтобы скрыть их дрожь. Я жду…
Пару дней назад до маменьки дошли слухи, что Сириус куда-то пропал. Исчез, испарился. Никто не знает, где он, даже этот его Поттер. И вот уже два дня, как мать решила, что он умер. Убили его в очередной драке, или же он попросту свалился со своего обожаемого мотоцикла… – это было не важно. Весь ужин она твердит о том, какого цвета должно быть погребальное покрывало.
Да, она твердо решила его хоронить. Вчера она уже назначила дату погребения и поминальный ужин. Мерлин, она ведь даже не знает наверняка, мертв ли он! Но все равно в диком исступлении цепляется за эту догадку и даже отвалила кучу галеонов на поиски его трупа. Трупа!
Я прерываю ее разглагольствования шумным хриплым кашлем. Я задыхаюсь, хватаюсь за грудь, пытаясь унять боль, на глаза наворачиваются слезы.
Мать замолкает и бесстрастно смотрит на меня, согнувшегося под столом в приступе кашля. Ждет, когда это прекратится, чтобы можно было продолжить обсуждение важной темы. Ну, конечно! Нет никого важнее Сириуса, моего отвратительного брата, отринувшего все семейные традиции, возможно, уже подохшего. А я здесь, покорный, живой, но меня игнорируют.
Впрочем, так было всегда. Сначала ведь все в нем души не чаяли. Потом он попал в Гриффиндор… "Гадкий мальчишка", но и тогда все разговоры были лишь о нем. Он со скандалом ушел из дома – отвратительный поступок, так почему бы не обсуждать его до окончания жизни? Весь дом просто провонял им!
Повсюду его следы. Вмятина в дубовой столешнице, которая появилась во время очередной его вспышки ярости, разбитое окно в библиотеке, пятна его крови на ковре в гостиной, когда он пришел раненный после какой-то стачки, а в холле все не может выветриться запах машинного масла от его мотоцикла. Уверен, от этого всего можно избавиться, но мать коллекционирует все, что связано с ее старшим сыном, от которого она "как бы" отказалась.
Ненавижу его! Если он все же мертв, я жалею только лишь о том, что не приложил к этому руку.
- А почему бы не сделать погребальный саван голубым? – отец хихикает, прикрыв рот ладонью – уродливые искусанные пальцы с потрескавшейся и кровоточащей кожей.
Мой бедный безумный папа. Его красивое лицо исхудало, бледная кожа с такой силой обтягивает кости, что кажется, передо мной сидит скелет. Черные волосы поседели и сильно поредели.
Не знаю, что он принимает сейчас. Неделю назад нашел у него в комнате склянки с зельем для практикующих прорицателей, помогающим очистить "третье око", или как там это у них называется. Понятия не имею, как оно действует на простых волшебников, но отец все время лежал на полу в гостиной и, глядя в потолок, говорил на неизвестном языке. Месяц назад он пил умиротворяющий бальзам, а еще раньше – обезболивающее зелье, настойку валерианы, всевозможные противоядия, снотворные и успокоительные зелья.
- Это похороны, Орион! – мать рычит и оскаливается. А я рывком поднимаюсь на ноги, кидая на стол салфетку. Подхожу к матери и провожу ладонью по ее поседевшим волосам.
- Все должно быть черным, мама, - я целую ее в макушку и выхожу из столовой. И только в холле закатываю рукав мантии и смотрю на угольно-черную метку. Мне пора…
Глава 2
Передо мной выцветшие вздутые обои непонятно-грязного цвета, на которых ржавые потеки труб оставили замысловатый орнамент. Кровать, застеленная вонючими серыми простынями, большой осколок зеркала, приставленный к стене, и треногий табурет вместо стола – вот все, что есть в моих "апартаментах".
А еще важной частью "интерьера" является запах. Затхлый смрад плесени едва можно унюхать в этой рыбьей вони, насквозь пропитавшей воздух. Рыба и море… вот что несет мне трещина в оконном стекле. Наверняка, если я встану с кровати, то увижу причал с чайками, лодками и кучей рыбы на брезенте.
Краска на оконной раме потрескалась и осыпалась в некоторых местах. Ее засохшие белые хлопья усыпали пол того незабываемого цвета утренней овсянки, что будет всплывать в моих воспоминаниях еще очень и очень долго.
Каждое утро, каждое гребаное утро в родительском доме начиналось с чуть ли не насильственного принятия овсяной каши. Вязкая, противная на вкус, нисколечко не подслащенная гадость. Ложечка за папу, ложечка за маму… Просто отвратительно.
Меня всегда интересовало, почему это все мои предки помирали в таком раннем возрасте. И вот теперь я точно знаю ответ.
Даже крысы дохнут оттого, что едят одно и то же. Что говорить о людях, чей век куда уж дольше, и есть больше времени на то, чтобы впихивать в себя разную дрянь? Все говорят, что Блэки мрут от семейного проклятия, но это всего лишь образ жизни.
В детстве я много болел, и мой братец тоже. Недостаток солнца, витаминов и затхлый воздух нашего родного дома сделали свое дело: мы были маленькими тощими стручками, чихающими от малейшего сквозняка, коих в нашем доме было предостаточно. К восьми годам я подхватил воспаление легких, переболел всеми возможными простудными заболеваниями, а Регулус вдобавок ко всему этому еще и рахитом от все того же гребаного недостатка солнечного света. Уродливо искривленная спина, подгибающиеся ноги… Это был единственный раз, когда мать обратилась к целителям, и то по настоянию дяди Альфарда.
Моя дражайшая матушка души в нас не чаяла, все хотела, чтобы мы передохли такими хорошенькими маленькими мальчиками, не успев разбить ее чуткое материнское сердце.
Вот так всегда, пытаешься вспомнить вчерашний день, а наружу лезут воспоминания детства. Это как защитный пласт боли в придачу к головной. Я и так стараюсь не двигаться, чтобы не тревожить мои нервные окончания, или как там это называется. Хвала Мерлину, солнца сегодня не видать. Тот маленький кусочек неба, что я вижу отсюда из окна, окрашен в густой серый цвет. А то бы ко всему добавилась еще и резь в глазах. Еще один подарочек, оставшийся с детства…
Но главная проблема на этот момент, помимо жуткой головной боли – это то, как я здесь оказался. Помню эдинбургскую пивнушку, а дальше белые пятна. Такие вот пятна были на географических картах в давние времена, и магглы снаряжали отряды, для того, чтобы исследовать их. Мой отряд – это одна единственная фляжка с говенным виски, не известно, каким образом оказавшаяся в моей куртке, валяющейся на полу рядом. Там же лежат мои брюки и футболка, но я даже не помню, как снял их. Или как кто-то снял их с меня…
Чувство, что я не один был этой ночью, не покидает меня с самого моего пробуждения здесь. Но мне абсолютно плевать, сейчас ведь здесь никого. И я мелкими глотками пью отвратительное пойло в надежде, что оно прочистит мне память. Но вновь малейшая попытка вспомнить превращается в мозговую пытку. Интересно, так же себя чувствуешь после заклинания Обливэйт?
Вместо желаемой ясности в голове на меня находит дремота, глаза слипаются, но бороться с этим не хочется.
* * *
Когда я просыпаюсь, в комнате уже темно. Неясные тени на потолке, пьяные крики рыбаков за окном… а еще здесь кто-то есть. Я слышу шумное дыхание и шорох слева от себя, там, где лежит моя одежда. Воришки есть везде.
Я стремительно спрыгиваю с кровати, чувствуя лишь чудовищную боль в голове, и налетаю на ночного гостя. Сдавленный крик молотком бьет по перепонкам, и я с силой сжимаю рукой тощую шею, чтобы заставить заткнуться.
- Убери руки, ублюдок. Ты не заплатил мне за ночь.
Во мраке комнаты я едва могу разглядеть ее лицо, только слышу приглушенный хриплый голос. Она брыкается и пытается спихнуть меня с себя, издавая звук, похожий на рычание. И меня все это несказанно веселит. Но вскоре игра мне надоедает, и я поднимаюсь с пола и вновь ложусь на кровать.
- Вали отсюда, - я киваю в сторону двери, хотя понимаю, что она вряд ли это видит.
- Ты должен мне денег.
- Я ничего никому не должен, тем более тебе, - я сплевываю на пол и брезгливо морщусь. Неясный силуэт передо мной слегка шатается и отходит к двери, посыпая меня всевозможными проклятиями. Последнее, что я слышу, это угрозы, и точно знаю, что позже она придет со своими дружками. Такие слов на ветер не бросают.
Я хотел приключений? Я их получил, но вместо хотя бы мелкого ощущения опасности, я чувствую одну лишь усталость. Все это не ново, не интересно…
Я тянусь к своим вещам и неторопливо одеваюсь. Потом делаю спасительный глоток виски из почти пустой фляжки, проверяю, на месте ли палочка, и выхожу из комнаты.
Глава 3
От накатившейся слабости меня тошнит. Колени подгибаются, и я вынужден опереться спиной о стену, оклеенную отвратительными желтыми обоями. Даже слабый розоватый закатный свет из окна бьет по глазам, и я зажмуриваюсь.
Вовремя, поскольку эти жуткие вопли замолкают, и я отлично знаю, почему. Чувствую стыд оттого, что хотел этой наступившей тишины. Чувствую так остро, будто это в новинку. Будто это чувство не въелось в меня так же, как эта жуткая боль в груди, нарастающая с каждым мгновением.
Хриплый, утробный кашель срывается с моего рта. Я задыхаюсь, боль в груди настолько сильна, что мне кажется, легкие прямо сейчас разорвет в мелкие кровавые лоскуты.
А моя любезнейшая кузина Беллатрикс рычит. Я знаю, просто уверен, что заставил ее вздрогнуть от неожиданности. После получаса бесконечного крика и стонов секундная тишина была такой, что мой долбанный кашель взорвал напряженные перепонки. Да, моя бесстрашная кузина вздрогнула и теперь в ярости на меня от этого.
- Прекрати, сейчас же! Мы должны вести себя тихо.
На дом наложены заглушающие чары, сестричка. И тебе доподлинно это известно, не-то ты бы не позволила ему так орать. Простое заклинание немоты… и никакого удовольствия, не так ли?
- Ты закончила, мы можем уже идти? – говорю я и вновь захлебываюсь кашлем. Как это уже надоело.
- Он ничего не знает, - со злостью говорит Белла и откидывает с раскрасневшегося лица угольно-черную прядь волос. Глаза горят от удовольствия, губы обкусаны, кровоточат.
Мерлин, сестричка, да ты после объятий муженька, наверное, так не выглядишь. Посоветовать ему молить о Круцио, что ли?
- Может, ты просто не расслышала, пока была увлечена пыткой? – не удержавшись, произношу я. Она кривится, кончиком языка слизывает кровь с нижней губы, и с насмешкой смотрит на меня.
- Убери этот тон, Регулус. Ты все больше становишься похожим на своего дрянного братца.
Я недовольно нахмуриваюсь. Не хватало еще Белле сравнивать меня с ним.
- Между прочим, это была твоя работа… - она кивком голову указывает на лежащего на истертом ковре мертвого волшебника в коричневой мантии. – Темный Лорд будет недоволен тобой.
- Мне плохо! Мне чертовски плохо, мать твою! И мне плевать, что он сделает со мной, - я кричу, и от этого раскалывается голова. И вновь я захожусь в приступе кашля. Подохнуть бы сейчас – станет намного легче.
- Прекрати эти истерики, ты действительно стал как Сириус, - она морщится и сплевывает прямо на ковер. Определенно, ее манеры желают знать лучшего. – Пошли. Он ни черта не знал про Орден.
Или не сказал, Белла… Когда ты поймешь, что пытки не всегда доводят людей до правды?
Очередной ответ кузине произнесен лишь в моих мыслях, и я иду вслед за ней, нервно поглаживая палочку вспотевшими пальцами. Зажмуриваю глаза, прежде чем перешагнуть через труп женщины у порога, и вновь чувствую отвращение к самому себе. Не я ее убил, но зато спокойно смотрел, как это делает моя кузина.
К горлу опять подкатывает удушающая волна тошноты, и я роняю палочку из ослабших пальцев. Наклоняюсь, чтобы поднять, и неожиданно явственно слышу всхлип. Под столом слева сидит, вжимаясь в стену, мальчик. Маленький совсем, лет семь, худой и голова большая. А глаза просто огромные, заплаканные, и нос распух, похож на большую картофелину. Представляю, как он давился в рыданиях, пока Беллатрикс мучила его отца.
Худое тельце в простой майке дрожит, а в блестящих от слез глазах застыл ужас. Он боится меня!
- Как любопытно…
Ехидный голос моей кузины раздается совсем близко, и только теперь я замечаю, что она присела на корточки рядом со мной и тоже глядит на мальчишку. Наверняка решила узнать, почему я задержался.
- Убей его, - бесстрастным голосом говорит она и выпрямляется, поправляя мантию. – Или я сама его убью.
- Белла, он всего лишь ребенок.
Мой голос дрожит, я смотрю на нее почти что с мольбой, хотя понимаю, что все это бесполезно. Беллатрикс ненавидит всех детей на свете и все потому, что ее собственный сын родился мертвым.
Я собственными глазами видел, как она баюкает окровавленное тельце своего ребенка, никого к себе не подпуская. Она пела ему колыбельные, закрыв глаза и не прекращая укачивать его. Ее белая сорочка была вся в крови, но она будто не понимала этого.
Тогда мне было ее жаль, сейчас же от этого чувства не осталось и следа. Я смотрю на ее лицо, надеясь найти там хоть каплю понимания, но оно ничего не выражает, словно маска.
- Мы убили его родителей. Это маленькое ничтожество вырастет и захочет отомстить, - она злобно прищуривает глаза. – К тому же он видел наши лица, слышал наши имена. Думаешь, твои отец и мать выдержат новый скандал, связанный с нашей фамилией?
Она настойчиво глядит на меня, хочет, чтобы я понял. И я понимаю… что в этой войне нет другого выхода.
Встаю и иду прямо к входной двери. Не сказав ни слова, не взглянув ни на Беллу, ни на мальчишку. Молча выхожу на улицу и только там позволяю себе вздохнуть. Тонкая розовая полоска на горизонте – единственное, что несет свет, но и она скоро исчезнет. Все безнадежно…
Глава 4
Криво приколотая вывеска на столбе извещает о том, что речной рейс из Гринока в Эдинбург отправляется ровно в девять утра. Это определенно заставляет задуматься над тем, какого черта я здесь оказался. Гринок - это такой небольшой портовый городок, где рыбалка ведется круглый год. И даже сейчас, в середине ноября, куча рыбы валяется на брезенте, источая свой мерзкий "аромат".
Я ненавижу рыбу. Сырую, варенную, жаренную - любую. Лучше уж буду жрать крыс
Но здесь только рыба, только шум моря и бесконечная череда лодок. Если бы сейчас со мной был Луни, он бы назвал каждую. Это флигель, это челнок, это такой-то катер. Пару лет назад он серьезно увлекался всей этой чепухой, собирал модели. Я даже как-то купил ему парочку. Наверняка они сейчас валяются в какой-нибудь коробочке, которую он таскает за собой в каждое его новое пристанище. Сначала он мирно жил в доме своих родителей, но у него с ними не очень хорошие отношения, и это, пожалуй, единственное, что у нас с ним общего. Потом он решил завести свое собственное жилье, но с тех пор так нигде и не устроился. И с каждым разом его угол все хуже и хуже. Он ведь совсем не может найти работу. Идиот! Зачем только надо при первой же встрече вставлять, что ты оборотень? Но нет же, он, видите ли, не хочет обманывать людей, говорит, они не заслужили подобного неведения. Кретин.
Мне всегда смешно наблюдать, как люди, на которых жизнь попросту наплевала, пытаются не обращать на это внимания. Луни старается делать всем добро, теша себя мыслью, что из-за этого все станут к нему хорошо относиться. Может, чего-нибудь он и добился, но все равно в душе у многих остается недоверие к оборотню.
Я иногда задумывался над тем, что было бы, если бы я оказался на месте Луни. Уверен, что так, как он жить бы не смог. Стал бы как Грейбек? Не знаю, все может быть.
Я иду вдоль череды разбитых фонарей, и только где-то впереди тускло светит один целый. С каждым шагом в шумный гул прибоя добавляется чей-то смех, ругань и протяжный вой. Эти звуки становятся все громче, и вот как раз возле работающего фонаря я вижу группу магглов. Всколоченные волосы, небритые, расплывшиеся от постоянных пьянок лица, грязная одежда. Они гогочут, кричат, избивая кусок окровавленной плоти, покрытой черной шерстью. Да именно так, поскольку на пса это уже мало похоже. Но тот еще жив, я слышу его слабое рычание, постепенно переходящее в один сплошной скулеж. Рыхлый мужик со всколоченной рыжей бородой пытается спасти его. Он в исступлении рвется в эту кучу, желая прогнать их всех, но двое крепких парней удерживают его. А пес все цепляется за свою жизнь, еще пытается укусить своих обидчиков, но все без толку. Не понимаю, как он еще не сдох.
И именно тогда, когда я, присев на одну из бочек, лежащих здесь, наблюдаю за всем этим, Джеймс решает воспользоваться сквозным зеркалом.
- Сириус Блэк!
Я слышу его приглушенный голос, доносящийся из кармана моей куртки. Сколько раз я уже слышал его и каждый раз не обращал никакого внимания, но сейчас я все же лезу в карман и дотрагиваюсь кончиками пальцев до холодной поверхности зеркала. Легкое касание, и теперь Джейми может меня хотя бы слышать. Не видеть, для этого нужно будет достать зеркало из кармана, а я не хочу лицезреть его физиономию.
- Черт тебя дери, Сириус, где ты?
О, и это все, что он скажет мне? Значит рядом стоит Лили.
Тут раздается протяжный вой пса, он скулит от боли и замолкает. Все магглы, смеясь и громко переговариваясь, уходят, остается лишь тот, с рыжей бородой. Он бросается к псу, без движения лежащему на земле, и начинает рыдать. И его слезливые стоны смахивают на вой его пса. Мерлин, я стал частью большой трагедии.
- Что происходит, Сириус? – Джеймс больше не рычит от злости, я слышу беспокойство в его голосе. – Мерлин, Бродяга, скажи хоть что-нибудь.
- Фините Инкантатем, - шепчу я и направляю кончик палочки в карман, где лежит зеркало. Теперь никаких очкариков на его поверхности быть не должно, и я даже не удосуживаюсь проверить. Вместо этого подхожу к рыдающему на земле магглу. Как же это все отвратительно. Презираю таких вот, распускающих сопли людей. Сдох твой дружок, и нечего по нему горевать.
Я приседаю возле пса и теперь вижу, что это тощий волкодав, правда теперь мало похожий на то, чем он являлся раньше. Сломанные ребра торчат из грудины, он истекает кровью. И все же я ошибся, потому что он еще дышит. Отрывисто, хрипло, и каждый раз из его пасти вздувается кровавый пузырь. Живучая тварь.
Сейчас самым правильным было бы добить пса, а не заставлять мучиться от боли, но у меня есть на его счет кое-какие соображения. И я поднимаю с земли искалеченное животное, нисколько не заботясь о том, что запачкаю одежду. Самое смешное, что его хозяин не обращает на это ровно никакого внимания, предпочитая тешить себя, оплакивая лохматого любимца. Вернее, оплакивая не его, а себя, вынужденного теперь терзаться от одиночества. Я достаю из кармана монеты и бросаю на землю возле него все, что было. Акт милосердия, ведь я добряк. Пусть ему придется потрудиться, чтобы купить что-нибудь на галлеоны, но это ведь все то же золото. И услышав тихий звон монет, упавших на утрамбованную тысячами ног землю, маггл жадно подбирает их, тут же забыв о своем горе. А я аппарирую с подыхающим псом в руках.
Estella уважаемый автор, Начало довольно интересное, хотя, чисто на мой читательский взгляд, вы слишком злоупотребляете всякими "ужасностями". Это не усиливает впечатление, а смазывает его, потому что драма сваливается в гротеск и черный юмор.
Но одно модераторское замечание: вам просто необходимо найти бету. Потому что когда встречаешь такие ошибки, даже не опечатки, в текстах подобного рода, это веселит безумно. Думаю, это не тот эффект, корого вы хотели добиться, правда?
Estella пишет:
цитата:
Определенно, ее манеры желают знать лучшего.
Это называется "моя твоя не понимай"
Estella пишет:
цитата:
бесконечная череда лодок. Если бы сейчас со мной был Луни, он бы назвал каждую. Это флигель, это челнок, это такой-то катер.
Волны ударялись о мол и падали стремительным домкратом.
Против гротеска ничего не имею, но юмором тут, думаю, и не пахнет.
цитата:
вы слишком злоупотребляете всякими "ужасностями"
Приму к сведению и бету постараюсь найти как можно скорее. Ошибки действительно всегда портят любое впечатление от текста. А вообще, спасибо за критику
Galadriel Продолжение в ближайшие дни. У меня сейчас небольшой напряг в учебе
Ася А разве не бывает рейтингового джена ? Но если рейтинг совсем не подходит, могу и снизить. Я просто не совсем во всем этом разбираюсь. А вот насчет намеков вы бы поподробнее. Я вроде ни на что в этом фике не намекала, хотя может просто несознательно вышло...
Ася а почему бы не быть рейтинговому джену, правда? Рейтинг повышают не только за сексуальные сцены, но и любые взрослые. В частности, графическое описание насилия, которого в тексте хватает - в том числе.
Рада встретить здесь этот текст! Мои яркие впечатления от новой главы лежат на хогвартснэте))) Редкий случай, когда даже предположить не могу, в каком русле будут развиваться события. Остается только ждать...
Firestarter Рада, что предсказать дальнейшие события не так просто. Постараюсь в дальнейшем продолжать в том же духе И спасибо тебе за тот отзыв. Все-таки жутко приятно, когда твою писанину оценивает человек, чье творчество очень нравится. Ася
цитата:
Ничего против вашего фика не имею, читается легко, но не по мне
Это ничего, фик на любителя. Но мне все-таки интересно, какие такие пейринги вы здесь увидели.
Нарастает с каждой секундой, становится все громче и громче, но звучит лишь в моей голове. И это значит, что я в очередной раз не засну этой ночью. Заливаться слезами, моля о тишине… - это все так привычно. Это часть моей жизни… моего существования.
Жизнь…
Это что-то такое, чего я так и не понял. Ее ценят и презирают, прожигают и берегут… Но никто не может сказать хороша она или нет, потому что никому не дано сравнить ее с чем-нибудь другим. Всем дана лишь одна жизнь, и какой бы паршивой она ни была, мы так и не узнаем, могла ли она быть лучше. Я не могу вернуться назад и исправить свои ошибки, я не могу узнать, было бы лучше, если бы я выбрал другую сторону. Я могу быть только здесь и все так же всматриваться в это чертово ночное небо в надежде, что оно сможет дать мне ответ.
Ночь…
Теперь единственное честное время суток. Не прячется за свет негреющего солнца, не задыхается в тяжелом облаке тумана. Ясна и правдива. Я любил ночь… раньше. Сейчас же боюсь, что когда-нибудь все так и останется, погруженным во тьму. Или это уже случилось?
- Запусти метку, - Белла подходит ко мне сзади и шепчет на ухо, положив ледяные ладони мне на плечи. Она дышит часто и прерывисто, и все же ее голос невероятно спокоен, до отвращения спокоен, а ведь она только что уничтожила целую семью, настоящую и счастливую. Я видел все эти веселые фотографии, детские рисунки, нелепые поделки, все то, чего никогда не было у меня.
Семья…
Мою разрушил мой собственный брат. Разрушил так же, как разрушает он все, к чему прикасается. Легко и без угрызений совести, без малейшего чувства раскаяния.
- Запусти метку, - вновь повторяет она, слегка дотрагиваясь губами до мочки уха. Отвратительно липкими губами с налетом запекшейся крови.
- Зачем?
- Так надо.
Даже у Пожирателей есть свои традиции. У нас есть.
- Ты по-настоящему жалок, Регулус.
Белла продолжает шептать мне на ухо, стиснув пальцы на моих плечах, вонзая остро заточенные ногти в плотную черную ткань. Ее голос колюч и сух, словно кошка проводит языком по барабанной перепонке.
- Чего ты добиваешься своим отчуждением? Думаешь, такой чистенький, что боишься замарать ручки? Но на тебе столько же крови, сколько на всех нас. Ведь ты один из нас, мы повязаны, понимаешь?
Отрицательный ответ.
Я не хочу ничего понимать.
Она говорит что-то еще, но ее шепот сливается с криком в моей голове – сплошная какофония звуков.
И все же я отвечаю ей… качая головой из стороны в сторону, что бы она ни говорила.
Отталкиваю ее, иду прочь от этого дома и все качаю головой, отрицая каждое ее слово.
И так хочется верить, что это может помочь, но это всего лишь дешевый трюк.
Моя чертова кузина права.
* * *
Когда я захожу в столовую, родители уже сидят на своих местах. Матушка молча поправляет столовые приборы, выстраивая вилку и нож в строгой перпендикулярности с краем стола, в идеальной параллельности друг к другу. Тонкая белая ладонь быстро проводит по темно-зеленой скатерти, разглаживая несуществующие складки. Длинные пальцы дотрагиваются до жемчужин бус, надетых поверх платья с высоким воротом.
Высокий ворот нужен для того, чтобы скрыть дряблую морщинистую кожу шеи. Матушка не может смириться с тем, что стареет…
- Прекрати, Орион! – ее ладонь тяжело опускается на стол, идеальный порядок столовых приборов слегка нарушается, и маменька начинает его восстанавливать. А отец продолжает беззвучно шевелить губами, глядя на расписанный потолок. – Прекрати немедленно!
Я сжимаюсь от ее крика, мне страшно слышать, когда ее властный голос срывается в визг.
- Не надо так, матушка, будь терпимее.
Бесполезно… Она будто не видит, что отец сошел с ума. Всегда, когда он часами бормочет, когда он шатается по дому, точно в пьяном угаре, когда кусает пальцы и тихо стонет от неизвестной мне боли, она бьет его тростью и кричит. Каждый раз она требует, чтобы он прекратил, словно все это назло ей, словно все это его бесконечная шутка. Но ведь она и сама безумна в своей зацикленности на Сириусе!
- Ты заставил нас ждать, Регулус.
Она меня будто бы послушала, поскольку смиренно скрещивает руки на груди и больше не бросает яростных взглядов в сторону отца.
- Этого больше не повторится, - заверяю я и, привычно поцеловав ее в седеющий висок, сажусь на свое место.
- Ты не переоделся.
- Не успел...
- Ты в уличной одежде. Это недопустимо.
- Извини.
Я поднимаюсь со стула, но она как всегда меня останавливает, хватая меня за запястье. Это уже входит в ее привычку.
- Мы не будем начинать без тебя.
- Не стоит, я не голоден…
Это правда. После того, что произошло, меньше всего я думаю о том, чтобы набить свой желудок. Но вряд ли если я скажу об этом матери, она сочтет это достаточно веской причиной. Для нее нет войны, нет ничего за пределами этого дома. Сейчас ее спокойный мирок нарушают лишь сумасшедшие выходки отца, мой неподобающий облик и плохо сервированные приборы.
- А когда будешь возвращаться, - она меня будто и не слышала, – будь любезен, принеси из погреба бутылку "Монтраше".
Я не хочу ее расстраивать и поэтому осторожно высвобождаю свое запястье от хватки ее пальцев, мягко пожимаю ее ладонь и согласно киваю. Потом бросаю взгляд на глупо улыбающегося отца и выхожу из столовой. Мне надо поторопиться, ведь я не хочу, чтобы им пришлось ждать слишком долго, я не могу огорчить их, как это постоянно делал мой брат.
Лили давится слезами где-то в коридоре, отнимая у меня возможность созерцать ее муки. А Джеймс стоит на коленях перед сдохшей псиной и дрожащими руками ощупывает черную шерсть с таким видом, будто это может вернуть ей жизнь. Он шевелит губами, но мне ни черта отсюда не слышно. Он бледен и трясется над окровавленной шкурой, думая, что это я. Потому что так проще.
Кто позвонил в дверь, его не волнует.
Он видит черного волкодава и думает, что это я.
Давай, друг, оплакивай меня! Ты ведь огорчен, или только делаешь вид? Может ты, как и все вокруг, хочешь, чтоб я сдох? Так радуйся подарку, что я тебе сделал! Радуйся, черт тебя дери!
Я бью кулаком в широкий ствол дерева. Грубая морщинистая кора – ободранные костяшки пальцев. Опять смотрю на Джеймса.
Он потерян, а я никогда не видел его таким. Еще немного и на его глазах появятся слезы. Джеймс готов разреветься, и это самое паршивое из того, что я мог предположить.
Ведь это была шутка! Почему никто, кроме меня не хочет над ней смеяться?
- Я тронут, Джейми. Сколько скорби, сколько отчаяния... Не потеряй запал, когда придется хоронить меня на самом деле.
Я выхожу из тени и неторопливо подхожу ближе. Ночь темна и удушлива, тонкая дымка облаков не дает звездам светить в полную силу, но свет от раскрытой двери льется на крыльцо и на протоптанную дорожку на газоне, освещая меня. Спектакль окончен, я вышел на поклон. Где чертовы аплодисменты?
Джеймс замирает, не поднимая на меня взгляда, предпочитая мне труп черной псины. Он медленно вытирает окровавленные руки о грязно-зеленую футболку, медленно встает на ноги, медленно поворачивается ко мне спиной. Собирается зайти обратно в дом.
- Огорчен, что я все-таки жив? – мой голос полон язвительности, и я знаю, что теперь Джеймс так просто не уйдет. И он действительно замирает в дверном проеме. – Ты так легко поверил в мою шутку…
После подобных слов Джеймс Поттер просто будет не в силах стерпеть. Уж я-то его знаю.
- Шутка?! – он резко поворачивается и сбегает по светлым ступеням крыльца. Чистенький и новенький дом, спокойствие и уют, рутина и однообразие. Я пришел, чтобы спасти тебя, мой друг!
Пафос в моих мыслях, виски в моих венах, друг перед глазами очень-очень нервный…
- Ты конченный псих, Сириус! – он орет на меня, и его лицо краснеет от гнева. – Сраный ублюдок! Иди ты на хрен со своими "шуточками"…
Я не ожидал подобной реакции, когда подбирал с земли умирающего пса. Когда решил осуществить эффектное возвращение… Мой "гениальный" план состоял в том, чтобы немного напугать Джеймса, или рассмешить, или поставить в замешательство. Я не думал, что Лили будет плакать, а Джеймс вдруг исполнится такой злостью. Вот в чем их проблема – они все воспринимают слишком серьезно. Жизнь – серьезная штука, надо ее ценить. Смерть – это так серьезно, надо ее бояться. Даже меня они воспринимают всерьез, и это самая большая их ошибка.
- Я сказал, вали отсюда! – он весь дрожит от ярости, и все это уже начинает раздражать. Подумаешь, дохлая шавка, похожая на мою анимагическую форму. Мог бы сейчас уже расслабиться. Все ведь оказалось обманкой.
– Вали! – повторяет он, но тут из дома раздается слабый голос Лили:
- Не надо, Джеймс.
Она стоит на крыльце, заплаканная и в дурацком фланелевом халате. Милая приторно домашняя Лили с запутанными волосами цвета ржавой проволоки и покрасневшими от слез глазами цвета бутылочного стекла. Добрая и заботливая, но сияет только тогда, когда светит солнце. Как поддельный самоцвет. Но все, кроме меня, видят медь и изумруды… Потому что они не видели, как сияют настоящие драгоценности, они не видели рубиновых капель и пятен аметиста на белой коже Трикси.
И все-таки именно Лили пытается сделать так, чтобы я остался.
- Он ведь вернулся, цел и невредим. Не надо теперь его прогонять…
- А ты не вмешивайся, поняла?! - Джеймс все не может остановиться, поэтому кричит и на нее. Я довел его до того, что он кричит на свою дражайшую Лили.
Пара секунд проходят в абсолютной тишине. Они смотрят друг на друга, совершенно забыв обо мне. А потом Лили уходит в дом, оставляя меня и Джеймса наедине. Я вижу, что он испуган и удивлен, потому что в первый раз в жизни повысил голос на свою жену. Когда твоя жизнь превращается в нечто упорядоченное, что-то подобное жутко пугает.
- Иди в дом, Сириус.
Но я остаюсь на месте, покачиваюсь на пятках и смотрю ему прямо в глаза, и это выводит его из себя.
- Да сделай же ты хоть раз в жизни, что тебя просят!
* * *
Кружка, широкая и большая, наполнена крепким горячим чаем. Лили налила мне его, потому что ей надо было себя хоть чем-нибудь занять. Она суетится и бегает вокруг меня, точно я незваный и значительный гость, точно я не сидел за этим столом сотни раз до этого. Я чувствую ее неловкость и скованность. Видимо, она попросту отвыкла от моего присутствия.
- Твоя одежда…
- Это от пса.
- Понятно.
Разговор не строится, и это приводит ее в еще большее волнение. Расслабься, дорогая, не видишь разве, что мне плевать, говоришь ты со мной или нет.
- Может, ты голоден? От ужина осталось немного запеканки.
- Нет, спасибо.
Она замирает с приоткрытым ртом, будто хочет еще что-то сказать, но вместо этого хватает тряпку и начинает вытирать стеклянную дверцу шкафчика. Ну конечно, полночь – самое время для уборки.
Лили стоит ко мне спиной, но то и дело оглядывается, потому что не доверяет. Уверен, она надеется, что ее муж появится как можно скорее, чтобы нарушить наше "уединение".
- Джеймс места себе не находил все время, пока ты отсутствовал.
Поэтому она захотела, чтобы я остался. Лили терпеть меня не может, но только когда я рядом, Джеймс спокоен. Для него она и закатила весь этот цирк со слезами и другими эффективными способами показать свое горе. Но на самом деле она была бы только счастлива, окажись та псина мной.
И я говорю ей все это, наблюдая, как замирает ее рука, протирающая очередную полку. Лили поворачивается и смотрит на меня холодно и отчужденно. Я жду, когда она, наконец, выдаст себя, покажет свою настоящую сущность, но она лишь опускает голову и качает из стороны в сторону. Так же, как Луни, когда тот мнил себя воспитателем зарвавшихся детишек - меня и Джейми. Это был его акт снисхождения, он спускал нам все грехи и говорил, что мы ведем себя как дети. И при этом так понимающе улыбался, хотя ни черта не понимал.
Но на ее губах нет улыбки.
- Мне жаль, что ты так считаешь, потому что ты ошибаешься, Сириус.
Это все. Она вновь возвращается к уборке, хотя вряд ли кто-то сможет найти хотя бы одну пылинку на полке.
А воздух в комнате пропитан обидой и отчужденностью...
Когда является Джеймс, я пытаюсь разглядеть чаинки на дне кружки. Я пытаюсь выловить их ложкой, когда он тихо просит у Лили прощения. Я пытаюсь сделать хотя бы один глоток приторно-сладкого чая, когда он просит ее пойти спать. И она уходит, потому что напоследок он сказал ей именно то, что она хотела услышать. Некоторым людям необходимо повторять это вновь и вновь, чтобы они чувствовали себя уверенно.
- Тебя не было целый месяц, - Джеймс садится за стол напротив меня и устало опирается головой о согнутые в локтях руки. – Никто понятия не имел, жив ты или нет. Даже Дамблдор не знал, как тебя найти.
- Поверь мне, если бы старик хотел меня найти, он бы сделал это в одно мгновение.
- В любом случае, поиск твоей неблагодарной задницы волновал всех меньше всего. Ты знаешь, что убита Марлин и вся ее семья?
Теперь знаю.
- А в недавней операции убили Бенджи.
- Фенвика? – я уточняю просто для того, чтобы показать, что внимательно слушаю. Что мне, черт подери, не все равно, хотя на самом деле мне абсолютно плевать, кто умер на этот раз. Это все так привычно и банально, что не вызывает ровно никаких эмоций, никакого "душевного терзания", ни-че-го.
- А час назад появилась метка над домом Боунсов, - Джеймс морщится и закрывает глаза ладонями. – И сейчас даже не мое дежурство, чтобы попытаться поймать ублюдков, сделавших это. А тут являешься ты со своими… шуточками. Как же это все надоело!
Я делаю глоток переслащенного чая и с громким стуком ставлю тяжелую чашку обратно на стол. Наклоняюсь вперед, ближе к Джеймсу.
- Так давай уедем…
Он отнимает ладони от лица и смотрит с непониманием. Но его глаза уже слегка прищурены, как если бы он вдруг начал злиться. Но ведь причин нет. Я всего лишь предлагаю лучший выход из ситуации.
- У меня есть деньги, хренова куча денег. Махнем куда-нибудь, где нет этой гребаной войны. Все снова будет, как раньше…
- Замолчи, - Джеймс говорит тихо, почти шепчет.
- Тебя же все это достало, как и меня. Ты тоже хочешь вернуть назад то время, когда мы делали все, что хотели, когда мы были свободны.
- Заткни рот, Сириус! - Джеймс резко вскакивает со стула, и тот с грохотом падает на паркет. Но мой лохматый друг не замечает этого и подходит ко мне. Претензия на внушительность и яростно горящие глаза.
Неужели тебе не нравится, что я говорю? Не хочешь меня слушать, потому что каждое мое слово – правда?
- Цепляешься за этот спокойный правильный дом, за свою размеренную семейную жизнь, за эти чертовы ленты на шторах… Думаешь, от этого все станет намного лучше? Нет, все будет только хуже, потому что потом ты уже не сможешь вырваться. Ты либо подохнешь в этой войне, либо сгниешь в семейной рутине. Посмотри на себя! Да ты уже жить не можешь без чистой постели и плотного завтрака, без своей дорогой женушки и расписания дежурств, благодаря которым можно с периодичностью строить из себя героя, делать вид, что тебе не по фигу эта война. Тебе нечего терять, кроме своей привычной жизни. Так брось все!
- Прекрати! Все вокруг погибают ради этой самой войны, а мой лучший друг призывает бросить все и жить ради себя одного. Ты не думаешь о том, что есть люди, которых я люблю, которым я хочу помочь? Ты хочешь, чтобы я и Лили бросил? А она ждет ребенка, черт тебя подери. Я отцом буду, Сириус. А ты говоришь, все бросить.
Джеймс вновь садится за стол, но теперь сбоку от меня, и принимается изучать клетчатую скатерть. Мы молчим, потому что он не хочет ничего говорить, а я не знаю, что сказать.
Ребенок? Этого я никак не ожидал. И от этого хочется безумно хохотать и кричать во все горло.
- А ты будешь крестным, - вдруг говорит Джеймс и смотрит мне прямо в глаза. И улыбается…
Серебристый лик луны не кажется чем-то осязаемым. Сегодня она больше походит на дыру в темном полотне неба.
А я смотрю на нее и пытаюсь вспомнить, что такого романтичного и притягательного в ней находил. Но воспоминания лишь тусклой неясной искрой вспыхивают в сознании, а потом исчезают… навсегда.
Исчезают, как хрустящий лист пергамента, дотлевающий в серебряном блюде. Мой взгляд ловит последние слова, написанные аккуратным каллиграфическим почерком, прежде чем их пожирает огонь, оставляя лишь невесомые темные крупицы пепла. Но мне не жаль, ведь так нужно.
Еще секунда, и в комнате вновь становится почти темно, только луна за окном бросает свет, похожий на блеск навеки почерневшего фамильного серебра. Запах дыма почти не чувствуется из-за цветущей герани, аромат которой уже начинает разъедает слизистую. Мамины любимые цветы…
Сириус срезал пышные соцветия ржавыми садовыми ножницами и обдирал листья, оставляя лишь кривые столбики стеблей. А потом уже сгнившими цветами устилал постель матери. Высохшие листья заменяли ковер в ее комнате. Он ненавидел эти цветы, ненавидел все, что любила мать. Или просто хотел ненавидеть…
А сейчас? Иногда мне кажется, что мама выращивает их только для того, чтобы вновь увидеть лишь искривленные зеленые стебли, торчащие из темной от влаги земли. Она смотрит на расставленные всюду горшки в тайной надежде, что ее старший сын вновь не выдержит и обдерет все то, чем вправе гордиться герань.
И поэтому моя рука тянется к пышному пурпурному цветку и сминает терпко пахнущие лепестки. Я ведь могу порадовать мою маму. Сделать то, что она хочет…
Но ведь ей нужен Сириус, а не повторение его выходок. Я могу закатывать истерики, разбивать фамильный фарфор, пригнать сюда источающий машинную вонь мотоцикл, и все равно это останется незамеченным, или просто подействует ей на нервы. Ведь я – это всего лишь я.
Почему многие не ценят тех, кто рядом, а тянутся к тому, кто даже недостоин этого?
Сириус не вправе целовать материнские ноги, которые он перед этим оплевал своим равнодушием. Хотя я уверен, она бы приняла его, если бы он вдруг пожелал вернуться.
А пока… Он ведь умер, да? Хотя для меня он не жилец уже давно, с тех самых пор, когда ушел из дома, не думая о том, что станет с нашими родителями.
Я отпускаю руку, а на влажной ладони остаются мелкие пурпурные лепестки.
Пурпурная герань – это утешение.
Но чувствую ли я это, глядя на пятна, будто бы крови, на бледной ладони?
Белла права, она как всегда чертовски права. Я погряз по горло, запутался в паутине собственных ошибок, и мне уже не выбраться… никак. Нельзя так просто свернуть с выбранного пути.
А самое простое сейчас – это заснуть, но это и самое трудное. В голове множество голосов, криков, бессвязных звуков. Будто целый мир живет там, где должно находиться сознание.
Интересно, Бэлла тоже это чувствует или хотя бы чувствовала когда-то?
Протяжный скрип двери заставляет меня обернуться и всмотреться в темнеющие впереди очертания предметов. Дверь вновь прикрыта, и я едва различаю фигуру отца. А он стоит, совершенно не двигаясь, и я слышу его шумное дыхание.
Наверняка он думал, что я уже сплю, а теперь не знает что делать.
И поэтому я подхожу к кровати и ложусь на пахнущую ночью и все той же цветущей геранью постель. Тяжелым покрывалом накрываюсь до подбородка и затихаю. Проходит бесконечно долгая минута, прежде чем папа решается сделать шаг вглубь комнаты.
- Я знаю, что ты не спишь, Регулус, - произносит он совсем спокойным голосом и вдруг пронзительно хихикает. Меня передергивает от этого смеха, хочу, чтобы он прекратился… навсегда.
Тут до меня доходит, что подобное желание имеет двойной смысл. А может так будет проще? Разве смерть не избавит его от всех страданий?
Нет! Мерлин, о чем я думаю?! Хочу, чтобы папа вновь был здоров. Как раньше, в детстве, когда он работал в министерстве, устраивал приемы для людей нашего круга, а вечерами сидел с трубкой у камина и размышлял обо все на свете.
Почему время нельзя повернуть вспять? Может, и я бы не сделал тех своих ошибок.
Или все равно бы пришлось? Хотя бы ради родителей…
- Ты не спишь, Регулус. Ты ведь теперь никогда не спишь, - будто бы сам себе говорит папа. Его голова, покрытая редкими серебристыми прядями волос, запрокинулась назад, и глаза исследуют потолок. Возникает такое чувство, что он там что-то читает, и я сажусь в кровати и тоже гляжу наверх. Только темный потолок.
Я устремляю взгляд на отца. Истощенное тело покрывает не по размеру огромная пижама, халат висит на плечах, словно гигантское покрывало. А ведь это его старые вещи. Он все смотрит на потолок, и его губы двигаются, будто проговаривая какие-то слова. Но он безмолвен, лишь шумное дыхание наполняет плотную тишину комнаты. Мое и его дыхание.
Вдруг отец резко опускает голову и устремляет свой взгляд на меня. Его глаза горят безумным огнем во мраке комнаты, и мне становится страшно. Я боюсь того, кому всегда доверял.
- Что тебе нужно?
Мой голос дрожит, произнося это, но уже в следующее мгновение я чувствую невероятную злость на себя. Как я мог? Это так грубо прозвучало, несмотря на дребезжащий и хриплый от бронхита голос, а мне надо быть снисходительным к нему.
Снисхождение… Это ведь именно то, чего я все никак не могу добиться от матери, и выходит, я начинаю сам себе противоречить. Отец ведь не виноват, что он стал таким. Мы должны проявить терпение.
- Ты что-то хотел, папа? – спрашиваю я с намеренной мягкостью, а он все продолжает смотреть на меня, совсем не моргая.
Проходит с полминуты, прежде чем он резко передергивает плечами и его мертвенно бледная рука исчезает в складках халата. Он достает наполненную темной жидкостью склянку и ставит ее на тумбочку рядом с кроватью. Хочу спросить, что это, но тут его рука вновь ныряет в карман и извлекает оттуда еще один бутылек - черное стекло скрывает содержимое. Отец также ставит его на тумбу и будто в сомнении замирает. Рука, похожая на громадного паука, пробегает по дряблой морщинистой шее, поднимается выше и замирает у рта. Пальцы с обгрызенными ногтями выбивают чечетку по бледным губам, а глаза осматривают всю комнату в поисках неизвестно чего. И, похоже, папа находит то, что ему нужно, поскольку стремительно подходит к окну и поднимает с пола брошенный мною стеклянный флакон, где было снадобье от кашля. Мизерная попытка матери как-то облегчить мои страдания, но я ей благодарен. Стараюсь думать, что это проявление заботы, а не способ избавиться от надоевших ей приступов моего кашля.
Отец тем временем вновь возвращается к кровати и ставит практически пустой флакон на тумбу. На дне еще блестит белесоватая жидкость, но он будто не замечает этого, наполовину заполняя эту склянку содержимым одного из принесенных им бутыльков. Его рука дрожит, и жидкость стекает по гладкому стеклу на деревянную поверхность тумбы, образуя небольшую лужицу. Тогда папа приподнимает склянку и, наклонившись, всасывает губами расплескавшуюся жидкость. Еще год назад я бы был в смятении от подобной выходки, но теперь я привык, и поэтому лишь жду, когда он закончит и сможет мне объяснить, зачем все это нужно.
Бутылек из черного стекла также наклоняется над флаконом и вязкое как клей содержимое заполняет его до конца. Отец затыкает большим пальцем отверстие в горлышке и начинает трясти прозрачный флакон. Я вижу, как темная жидкость смешивается со светлой массой, и в отсветах луны это кажется мне чем-то волшебным. А потом папа протягивает эту склянку мне.
- Это чтобы ты мог спать, - поясняет он и смачно облизывает большой палец, на котором блестят капли нового зелья. – Чтобы ты был спокоен.
Я беру из его рук липкий от пролитой жидкости флакон и в сомнении разглядываю его мутное содержимое. С одной стороны отец со своей страстью к непонятным составам и неизвестным эффектам зелий, а с другой – моя безграничная к нему любовь и нежелание его хоть чем-то обидеть.
Но ведь он никогда не причинял мне вреда, и я полностью доверяю ему... даже в теперешнем состоянии.
Поэтому почти что уверенно прикладываюсь губами к горлышку и делаю несколько глотков зелья. Вкуса совсем не чувствуется, но в следующее мгновение я понимаю, что не чувствую вообще ничего. Ни пробирающего до костей холода, ни боли в груди… Все так странно отдалено и не имеет больше никакого значения. Только глаза отца в дюйме от моего лица и его руки, вынуждающие меня лечь.
Тонкая пленка кожи не может спасти глаза от нахального солнечного света, и поэтому вместо желаемой черноты я вижу красные вспышки. Открыв глаза, вдруг понимаю, что сейчас даже не полдень. Солнце светит как раз напротив окна, а не где-то высоко в небе. На вскидку могу дать часа четыре.
Просто ради эксперимента пытаюсь найти в этой гостиной хоть один источник точного времени, но полки заставлены лишь идиотскими статуэтками и рамками для фотографий. С одной из них мне даже улыбается собственная физиономия.
Я поднимаюсь с дивана, что мне так любезно предоставил Джеймс, и подхожу ближе. Недвижимая, каменная ухмылка – Лили сделала снимок своим фотоаппаратом. А я не нахожу в этом ничего хорошего, потому что не могу смотреть на свое вдруг застывшее лицо. Что-то липкое и неприятное пробежало по спине, когда я только увидел фотографию, и поэтому теперь беру рамку в руки и разбиваю стекло об угол деревянной полки.
Глупо?
Возможно, но я не собираюсь сейчас разбираться, как вытаскивать фото из рамок нормальным способом. К тому же так быстрее.
Осколки царапают кожу, мелкие брызги стекла впиваются в подушечки пальцев, когда я пытаюсь вытащить снимок. Наконец, бросаю на пол уже пустую деревянную рамку и рву в клочья свое же лицо, которое даже не думает возмутиться, как случилось бы на нормальной колдографии. Разрываю череп напополам – никакой реакции, лишь все та же застывшая улыбка, раскроенная на две части.
Кусочки летят в еще незажженный камин, и я для уверенности присыпаю сверху пеплом. Снимок ведь легко восстановить малейшим взмахом волшебной палочки и простейшим заклинанием, а мне этого совсем не хочется.
- Что ты делаешь?
Это Джеймс. Я узнаю его голос, слегка веселый, слегка настороженный. Последнее убивает желание побыть в этом доме еще немного. Тут столько же свободы, как в тюрьме. А вот и надзиратель: волосы почти не торчат, на ногах – тапочки. Уверен, утром он щеголял в эдаком хозяйском халате. Будущий папаша, мать его.
Он все еще ждет моего ответа, смотрит на мои запачканные золой руки, смотрит на разбитую рамку. Я вижу, как его лицо хмурится, и все же он ничего не говорит, предлагая мне высказаться первым.
А я вытираю руку прямо о бежевую обивку дивана, оставляя на нем темно-серые полосы, и ложусь обратно.
- Это вам на память, - с насмешкой говорю я, - хотя, уверен, Лили быстро с этим справится. – Джеймс молчит, и я продолжаю. – Знаешь, я всегда думал, откуда у нее эта страсть к порядку, и теперь до меня дошло, что это просто ее философская концепция. Если мир вокруг сходит с ума, наведи порядок в собственном доме и семье, создай видимость покоя и обрети спокойствие в своей душе.
Джеймс стоит, засунув руки в карманы спортивных брюк. Плечи опущены, голова тоже хочет склониться чуть вниз, но он не сводит с меня глаз.
- Ты есть будешь?
- Нет, ты только посмотри на эту комнату, и как я только раньше не замечал? Тут все такое чертовски уютное, домашнее, прямо тошно становится. И как ты только здесь живешь?
- Лили оставила тебе тарелку лукового супа.
Мне определенно нравится наш разговор.
- Кого там убили вчера, Боунсов? О, шикарный у них был дом, копия этого, помнишь? Они тоже старались показать видимость нормальной жизни. Детские праздники, вечера в кругу семьи и друзей. Меня же это каждый раз вымораживало. Вы превращаете войну в трагедию, которую надо избежать. А она наоборот заставляет нас по-настоящему жить, ценить то, что мы имеем.
- Заткни рот, Сириус, - какое счастье, он прекратил строить из себя глухого. - Вечно ты говоришь, о чем не имеешь ни малейшего понятия. Ты-то что знаешь о войне? Она для тебя будто проходит мимо, не касается совсем. Так, аттракцион, на который можно при желании сходить.
- Это все? – говорю с насмешкой и принимаюсь одеваться.
- Черт, Сириус, ты ведь даже не желаешь меня не слушать! – он садится на диван рядом и, опершись согнутыми локтями о колени, закрывает ладонями лицо. – Куда ты собираешься? – вдруг спрашивает он, не поднимая на меня глаз, его голос стал таким уставшим. Для меня наступает самое время чувствовать угрызения совести, но вместо этого я, игнорируя его вопрос, продолжаю натягивать на себя футболку. На размер меньше, нежели я привык, абсолютно чистая…
- О да, я просто мечтал, чтобы мою одежду постирали, - с долей иронии говорю я, и Джеймс, наконец, отнимает лицо от ладоней. Смотрит на меня бесконечное множество секунд, и тут его губы растягиваются в ухмылке.
- Я говорил Лили, чтобы она ничего не трогала. Ты слишком неблагодарная свинья, чтобы тебе помогать, - опять молчит, все глядя, как я пытаюсь влезть в штанину джинсов. - Оставайся, Сириус.
Никакой просьбы – Джеймс не умеет упрашивать. Чистый приказ. По идее я должен послушаться, жить в этом премиленьком доме и радоваться горячему супу в тарелке, вместо какой-нибудь гадости, приготовленной в захолустном пабе, или же траты денег на дорогие изысканные обеды, но никакого желания остаться здесь я не испытываю.
К тому же я отлично знаю, чего он добивается. Хочет привязать меня к себе, чтобы потом уже не кричать зазря в зеркало, ища меня неизвестно где.
- Знаешь, Джейми, есть замечательное поверье о том, что ангелы никогда не пересекут порог дома, в котором живет собака.
- Я не верю в ангелов.
- Зато Лили верит, - это намек, и он должен его понять.
Я накидываю куртку и поднимаюсь с дивана. Делаю несколько шагов к дверям в холл, и тут Джеймс хватает меня за руку, оборачивая к себе лицом.
- А куда ты пойдешь? Или ты решил опять исчезнуть, забив на всех? Показался не денек, и вновь машешь ручкой. Да, Сириус, это в твоем духе.
Он не отпускает мою руку, крепко стиснув ее у запястья.
- Отвали, Джейми, никуда я не денусь, - я улыбаюсь, но это лишь еще больше выводит его из себя.
- Сириус, тебя не было месяц, понимаешь? Я боялся самого худшего, думал, тебя убили. И тут ты являешься с этой дохлой псиной. Хороша шуточка, ничего не скажешь. Ты не думал о том, что я тогда мог чувствовать?
Ну конечно, он опять вспоминает мою вчерашнюю "выходку". Может, теперь до конца моей жизни будет ставить мне ее в укор? И мне определенно не нравится, что он так серьезен, поэтому я пытаюсь отшутиться:
- Ммм, - делаю вид, что действительно задумался над вопросом. – Облегчение?..
Он так резко отпускает мою руку, будто я вдруг ударил его током. Помню, как мы еще на первом курсе в Хогвартсе шаркали ногами о ковер, а потом дотрагивались друг до друга, вздрагивая от разрядов статического электричества, как нам по-умному объяснил Луни. Но тогда Джеймс смеялся, теперь же на его лице маска неприязни.
Он поворачивает ко мне спиной и отходит к окну. Пальцы цепляются за подоконник с такой силой, что костяшки белеют.
- Я могу остаться, если ты хочешь…
Смотри-ка, Джейми, я способен быть послушным мальчиком, если понадобится. Но ты, похоже, не собираешься принимать мой подарок.
- Уходи, Сириус. Все равно, ты не слышишь ни одного моего слова. Поговорим потом, когда ты, наконец, повзрослеешь.
Отлично, теперь он меня прогоняет. Поговорим, когда повзрослеешь… Что за чушь? И где он только таких фразочек набрался? Ах, да, Лили, еще будучи Эванс, говорила ему что-то очень похожее.
Я смотрю на сгорбленную спину своего друга и понимаю, что если и теперь начну перечить ему, утверждая, что хочу остаться, сделаю только хуже. И поэтому я ухожу.
* * *
Ни звонка, ни глазка, только проржавевший проем для ключа. Едва держащаяся на петлях ободранная дверь из-за сквозняков бьется о косяк, предлагая моему слуху ненавязчивую симфонию упадка. От стен по обе стороны двери осыпалась штукатурка, представив взору темный отсыревший кирпич, который, уверен, в скором времени начнет крошиться.
А когда-то Луни жил в нормальном доме, пусть не собственном, а своих родителей. Помню, я даже как-то заходил к нему на летних каникулах после третьего курса. Экскурсия в другую жизнь, где не было дорогого чайного сервиза, изысканной закуски и антикварной мебели. Они не одевали к ужину парадных мантий, не следили за правилами этикета. Его отец вгрызался в сочное куриное мясо, а потом со смаком облизывал пальцы. Я говорил, что у них очень мило… В обществе, в котором я вырос, было принято лгать из вежливости. Они приглашали меня еще и еще, и я всегда приходил, просто чтобы посмотреть. Мои родители ходили в выходные на светские приемы, а я сбегал на другой спектакль.
Но, только окончив школу, Ремус ушел из родительского дома и стал жить самостоятельно. Для такого, как он, это грубейшая ошибка.
Интересно, это то самое дно, куда он только мог опуститься, или еще не предел? Может, через годик я приду к нему в гости уже под какой-нибудь мост?
Я стучусь, но уверен, что он примет это за все тот же стук двери об косяк. Поэтому пару раз пинаю ногой.
Жду, но дверь передо мной все так же заперта. А вдруг он съехал в мое отсутствие? Проклятье! Надо было спросить Джеймса.
Опускаюсь на корточки возле двери и опираюсь спиной о стену, но тут же вскакиваю на ноги. Еще испорчу в этом отстойнике куртку.
Меня злит, что я зря сюда пришел. Злит, что теперь мне даже идти некуда. Джеймса я решил на день-другой оставить в покое, а Ремус теперь неизвестно где. Мое место та старуха наверняка уже сдала кому-нибудь другому. Какой-нибудь маггл-студент, появляющийся куда чаще, чем я, и наверняка еще и согласный периодически выслушивать нытье про ее здоровье. Есть еще дом, но я не появлялся там уже три года. Наверно теперь там еще хуже, чем здесь.
Я вновь с силой пинаю дверь и неожиданно для себя слышу, как по ту сторону поворачивается ключ. Еще секунда и дверь отворяется. На пороге стоит заспанный Ремус в блеклого цвета пижамных штанах. На лице многодневная щетина, глаза красные, опухшие. Похож на заправского алкоголика.
- Как ночка? – спрашиваю, вспомнив, что вчера было полнолуние.
- Паршиво, как всегда, - голос у него хриплый со сна. – Заходи.
Он пропускает меня внутрь, а сам долго мучается с замком.
Здесь стало еще хуже, или мне только кажется? Выцветшие обои в некоторых местах вздулись, в некоторых – уже отстали от стен. Из мебели только сломанная софа, стол и стул. Коробка с его вещами, что кочует со своим хозяином из одного жилища в другое, стоит, раскрытая, в углу, и я вижу неровную кипу книг.
- Ничего, что ты зашел, - он будто прощает мне мой приход, хотя я и не думал извиняться за то, что разбудил его. - Все равно мне пора было уже вставать. Кофе будешь?
Я отказываюсь и правильно делаю. То, что он называют кофе, обычно напоминает лишь коричневую болотную жижу.
Я бросаю куртку на спинку стула и сажусь на диван, пока он машет палочкой над чашкой, заставляя воду в ней вскипеть, кидает туда ложку маггловского кофейного порошка и долго мешает, позвякивая алюминиевой ложкой по стенкам чашки.
- Сотри с лица свою брезгливость, Сириус. Может, такой кофе и не подают в высшем обществе, но это единственное, что я могу тебе предложить, и ты это отлично знаешь.
Он не пьет, а пока лишь только греет пальцы, обхватив ими горячую чашку. Садится на стул и с наслаждением вдыхает запах кофе. А по мне, так настоящая гадость.
- Ты нашел работу? – спрашиваю его, чувствуя как на меня накатывает жуткая скука. Здесь даже не за что зацепить взгляд, чтобы развлечься. Остается только трепать языками.
- Две недели работал курьером в одной пиццерии. Неплохо было, кормили пиццей бесплатно, за скорость давали чаевые. Но пришлось уйти.
Ну, разумеется, и наверняка этому нашлось здравое, как считает Луни, объяснение.
- Почему? Уж магглы точно не догадаются, что ты оборотень.
Ремус улыбается и отхлебывает темно-коричневый кофе, жидкий, как подогретая маггловская кола.
- Вот именно. Волшебники хотя бы сознают, какую угрозу я могу представлять в определенные дни. И уже их право решать, держать такого работника или нет. Магглам же я сказать ничего не мог, вот и пришлось уйти, чтобы не обманывать.
Какая прелесть!.. Меня сейчас стошнит.
Мы молчим, слышен лишь танец двери в проеме. Тут я решаю задать вопрос, который мучает меня с того момента, как Ремус открыл дверь.
- Ты нисколько не удивился, когда увидел меня, будто виделись только вчера.
Он делает еще один глоток из своей чашки и с такой снисходительной улыбкой глядит на меня, словно предоставляет мне шанс самому догадаться.
- Ты бы все равно рано или поздно вернулся, я был уверен. Ты ведь только хочешь казаться не зависимым ни от кого, и все равно каждый раз возвращаешься к тому же Джеймсу. Ты ведь не можешь быть один.
Да что он несет?
- Каждый раз ты хочешь сжечь все мосты, но ничего не выходит. Сколько раз ты исчезал? Максимум две недели, и ты возвращаешься. Признаюсь, в этот раз ты заставил нас поволноваться. Но в итоге ты снова здесь, сидишь передо мной, желая видеть то, что ожидал. Может, мне и вправду стоило показать удивление, шок, облегчение или что-то еще подобное, но ты отлично знаешь, я не люблю лгать.
- Да ты, я вижу, тонкий психолог, - не выдержав, говорю я с куда большей степенью едкости, нежели мне хотелось. Сейчас он решит, что все его мысли на мой счет оказались верны. От этого чувствую одно лишь раздражение. Сколько раз мне приходилось разрушать чужие представления о себе, меньше всего желая походить на того, кого все хотят видеть? И что в итоге? Ремус Люпин считает, что раскусил меня.
Встаю с дивана и подхожу к сидящему на стуле Луни. Наклоняюсь к нему, и он слегка хмурится, но я всего лишь хочу забрать свою куртку.
- Без обид, друг, - говорит он с чувством вины в голосе. Уж я-то его знаю. Сожалеет, что высказался слишком резко, на его взгляд. Но мне абсолютно плевать, что бы он обо мне ни думал.
- Какие обиды, Луни, - говорю с милейшей улыбкой. - Но не думай, что видишь меня насквозь.
Я не спеша натягиваю куртку и иду к дверям. И Ремус не говорит ни слова, продолжая все так же сидеть на своем стуле. Поворачиваю ключ и выхожу в замызганный коридор. Бросаю напоследок взгляд на Луни – он улыбается. Врезать бы ему, но возвращаться я не собираюсь. Даже не заботясь о том, чтобы прикрыть за собой дверь, трансгрессирую из этого гадюшника.
Отправлено: 27.11.07 08:53. Заголовок: Глава 9 Я не знаю, ..
Глава 9
Я не знаю, что за зелье дал мне отец, но на следующий день чувствую себя более чем странно.
Меня обволакивает густая пелена тумана. Уши словно заложены, все звуки доносятся будто бы издалека. А лица похожи на идентичные маски и только… До ближайшего ко мне волшебника вряд ли даже один шаг, но мне кажется, что нас разделяют мили.
- Ты чего, Блэк?
Голос глухой, словно его рот набит ватой, затрудняющий произношение. Гласные растянуты бесконечно долго. Я опускаю неожиданно отяжелевшие веки, прежде чем делаю попытку ответить. Чернильной темноты не наступает – вижу лишь густые серые хлопья все того же чертового тумана. Открыть глаза – настоящая пытка. К векам прикреплены гири, я уверен.
- Ты в порядке?
Это время течет так медленно, или пожиратель намерено закрывает рот дольше? Я вижу тонкую струнку слюны между двумя рядами зубов, вижу покрытые желтым налетом зубы и чувствую от этого удушающее чувство тошноты.
Воздух непрозрачен и вязок. Я отворачиваюсь и на ватных ногах вышагиваю к другой, надеюсь, пустой комнате. Но моим желаниям не суждено сбыться…
Яркая вспышка серебристого света медленно исчезает в дыре распахнутого окна, а Испуганно распахнутые глаза цвета весеннего неба меня нисколько не волнуют. Заплетающимся языком я говорю:
- Мы ведь не пользуемся патронусами.
Я, например, просто не в силах его сделать. Счастливое воспоминание… Есть ли такое?
А Доркас находится в смятении. Не знает, что ответить, но мне и не интересно. Хочу лишь найти в этом доме пустую комнату.
- Стой, Блэк! – окликает Морган и подходит ближе. Его левая рука взметается к вороту мантии. Светлая тонкая полоска на безымянном пальце ясно выделяется на загорелой коже. – Я просто тренировался.
Я пожимаю плечами. Мне действительно не интересно. Собираюсь уйти, но он вновь меня останавливает.
- Не отлучайся никуда. Ты поведешь группу новичков. ОН так приказал, - добавляет Доркас, и это значит, что я не смогу отказаться. Не смогу в очередной раз остаться в стороне.
- Какая у нас задача? – я пытаюсь собраться с мыслями, пусть это не так просто. Какая будет цель операции на этот раз? О том, что кого-то придется убить, я стараюсь не думать.
А Доркас смотрит поверх моего плеча, не желая встречаться со мной взглядом. Он прикладывает ладонь ко лбу и устало прикрывает глаза.
- Что нужно будет делать? – спрашиваю я, надеясь хоть в этот раз услышать ответ.
- Ничего, - мне кажется, что он произносит это со злостью, но я ошибаюсь - в его голосе сквозит лишь отвращение. – Никакой цели. Пусть развлекаются.
Что-то вроде посвящения для тех, кто вступил в ряды Пожирателей. Что-то вроде обряда инициации для последователей Темного Лорда. И именно я их поведу.
* * *
Я не получаю приказов от самого Лорда, мне их всегда передает Беллатрикс или, как в этот раз, Доркас.
Пока он объясняет мне, куда идти, его глаза блуждает по комнате, не желая пересекаться с моими.
- Семья - четверо человек. Двое магглов, грязнокровка и дура-ведьма, вышедшая за него. Ничего себе наборчик, да? – улыбка превращает его лицо в маску злорадства. Напускного злорадства, если быть точнее. Мне на мгновение чудится, что он ненавидит себя за свои слова...
Не может принять окружающую нас действительность, как и я? Разочарован в своем выборе?
Вряд ли. Это ведь Доркас Мэдоуз, один из приближенных Лорда.
- Они ждут тебя внизу в холле. Удачи, Блэк.
Удача сейчас больше нужна той семье, к которой мы вскоре отправимся. Шанс того, что этот вечер они решили провести вне дома ничтожно мал, но все же я надеюсь…
* * *
Из лица скрыты масками. Головы покрыты капюшонами длинных черных мантий.
Не все пожиратели, точнее не все мы так маскируемся.
Беллатрикс уже давно выходит на задания без маски. Может, это потому, что еще никто не выжил после встречи с ней…
Я тоже не скрываю свое лицо, но лишь потому, что мне уже все равно. Пусть меня поймают и посадят в Азкабан. Пусть.
Но тут перед моим мутным взором всплывают родители. Я не могу стать причиной их страданий. Не хочу, чтобы они пережили очередной удар.
Поэтому достаю из кармана маску с изображенной на ней злобной гримасой. На секунду мне показалось, что она меняется. Что отвратительная улыбка появляется на ней, но в следующую секунду все вновь становится, как обычно.
А они все смотрят на меня, новички. Их глаза в прорезях маски возбужденно блестят в предвкушении и страхе. Влажные пальцы теребят палочки. Это помогает успокоиться, уж я-то знаю.
- Одного нет, - грубым и резким голосом, похожим на скрип старой половицы, говорит Рудольфус. – Их должно быть девять.
- Трусишку ждет смерть, - раздается голос Беллатрикс за спиной, и я оборачиваюсь. Черный шелковый халат на белой коже. Это ведь ее дом. – Он клялся в верности Темному Лорду и заплатит за предательство…
Тяжелый взгляд обводит ряд новичков – кажется, они боятся даже вздохнуть – и останавливается на мне. Улыбка краешком губ – ни капли ободрения. Она значит лишь, что я не должен подвести хоть на этот раз.
Неожиданный хлопок заставляет всех вздрогнуть и схватиться за палочки. Один новообращенный пожиратель даже начинает вопить, но тут же замолкает под презрительным взглядом моей кузины, оставшейся предельно спокойной.
- На нем метка, раз он смог трансгрессировать сюда - холодно произносит Беллатрикс и, не спеша, поднимает палочку на появившуюся посреди комнаты высокую фигуру в плаще. – Ты должно быть наш опоздавший.
Он кивает.
- Было приказано явиться сюда в восемь. Ты ослушался приказа самого Лорда. Кру…
Беллатрикс не успевает произнести заклинание, когда палочка вырывается у нее из рук и уже через секунду оказывается в руке новенького. Он издевательски помахивает ею, вызывая красные искры.
- Верни палочку, ублюдок! – яростно рычит моя кузина. Она в бешенстве, потому что он первый, кто посмел выкинуть такую шутку.
- Акцио, палочка Беллатрикс, - произносит Рудольфус и волшебная палочка из рук новичка плавно перелетает к нему. Белла выхватывает ее и тут же направляет на опоздавшего.
- Ты поплатишься за это!
Мне показалось, или этот парень действительно хохотнул?
- Довольно, Беллатрикс, - останавливает ее муж. – Ты задерживаешь их. Он будет недоволен..
Неужели Рудольфус думает, что она его послушает? Если бы не вялость моей мысли, я бы оценил смехотворность этой ситуации.
- Может, парень и зря так сделал, но это лишь показало его незаурядные способности - он ведь смог избежать твоего наказания. И ты отлично знаешь, что Лорду нужны хорошие волшебники.
Аргумент весомый, поэтому Беллатрикс опускает палочку, не сводя взгляда, полного ненависти с парня, чье лицо скрывает маска. А мне даже любопытно взглянуть на него сейчас. Наверняка он испытывает облегчение от того, что избежал наказания за проступок. Действительно, глупо для новичка.
- Если подобное повторится, я тебя убью.
Моя сестрица не привыкла бросать слова на ветер, но вряд ли страх перед ней прячется в глазах за щелями маски.
Тут Рудольфус постукивает пальцами по своим наручным часам, делая мне знак, что нам пора.
А я думаю лишь о том, что мне определенно необходимо еще хоть немного отцовского зелья. Нет чувств, нет эмоций – это мне сейчас так необходимо.
Отправлено: 27.11.07 08:54. Заголовок: Глава 10 Прошу прощ..
Глава 10
Прошу прощения…
Я дико извиняюсь...
Мне так стыдно…
Что может быть отвратительнее моих жалких попыток поиметь совесть?
Одни хохочут. Другие визжат. Как же этот шум меня раздражает…
Заткните все рты! – хочется крикнуть мне, но я молча наблюдаю за происходящим, чувствуя, что в очередной раз действительность не оправдала ожидания. Мне скучно и только…
* * *
- Сказать тебе один секрет? – премерзко хихикнув, произнес парень едва выговаривая слова - он был чудовищно пьян. – Только ты не должен никому говорить. Иначе тебя ждет смерть от руки самого Лорда. – очередной хрюкающий смешок не вязался с деланной важностью.
* * *
Cветловолосая женщина бьется в конвульсиях на полу. Полы халата распахнулись, обнажая тощие ноги. Ее крик похож на звук сирен, которыми оснащены маггловские полицейские машины. Ее лицо похоже на отвратительную маску, вроде тех, что надевают маггловские дети, пытаясь праздновать Хэллоуин. Она орет, выводит меня из себя.
- Кончи ее, - шепчу своему соседу. Его глаза блестят от возбуждения, он весь трясется, когда наступает его очередь накладывать заклинание. И он подмигивает мне, считая, что я один из них. Впрочем, в данный момент в этом есть доля истины. Наверняка многие, к примеру Джейми и Ремус, посчитали бы этот мой поступок просто отвратительным, но, боюсь, в детстве в меня не вбили в должной степени понятия морали.
Забавно, что моего братца все происходящее волнует в большей степени, нежели меня. Смешно даже – он назначен главным среди всего этого сброда "начинающих" пожирателей. Он, сидящий в дальнем углу комнаты, отрешенный и безразличный. Во всяком случае старающийся быть таким. Ладони прикрывают прорези для глаз. А на указательном пальце – перстень со всей этой гребаной фамильной атрибутикой. Именно по нему я и узнал Регулуса.
Какой парадокс – святого из себя строит не гриффиндорец и отверженный сын темных волшебников, а как раз слизеринец, наследник рода Блэк.
Но что поделаешь, если мне больше нечем заняться?..
* * *
- Ты мне не веришь, - в стельку пьяный парень икает на весь паб. – Но все это правда. Я могу доказать, - он начинает закатывать левый рукав черной мантии, но от предостерегающего толчка едва не падает со стула. – Ты понял, да? – подмигивает и смеется. – А еще у меня есть маска.
* * *
Ее муж и его родители вынуждены наблюдать за всем этим в полном бездействии. Всего одно заклинание – и они не могут двинуть ни одним членом. Только орать и звать на помощь. Поэтому здесь так шумно. Если бы не наложенное на дом заклятие – сейчас бы сюда сбежался весь район.
Перекидываю палочку из одной руки в другую, когда в центр нашего "дружеского" круга толкают этого магглорожденного.
Упс, ошибочка вышла - в подобном обществе говорят "грязнокровка".
Так вот, грязнокровка падает прямо на бездыханное тело своей жены. Его все еще сковывает заклинание, кричать он уже не в силах. Он лишь плачет, уткнувшись в еще наверняка теплую белую кожу своей любимой.
Мне душно. Омерзительно чувствую себя.
Я собирался развлечься, глянуть на войну с другой стороны. А чувствую только отвращение. Пошловатые забавы. Помучить и убить. Ха-ха, как весело…
- Эй ты, твоя очередь, - этого парня рядом со мной все еще лихорадочно трясет. Наверняка это было его первое убийство. Но я не собираюсь уподобляться этим мальчишкам, жадно вгрызающимся в предоставленных им жертв.
Мне это не нужно, и поэтому я качаю в отрицании головой. Никто не думает возмутиться. Все еще помнят мою маленькую шуточку над Беллатрикс. Каждый из них хотел бы выделиться таким образом и страшился подобного еще больше.
Иметь такого врага, как Трикси – это значит не иметь никаких перспектив на будущее… Наверняка именно так считают все они. А я менее всего думаю о том, что меня может ждать. Но уж в чем уверен, так это в том, что вряд ли умру от руки моей любезной кузины.
"Ты уже кончен, Сириус," – сказал мне как-то мой братец.
Да ну?
* * *
Виски вновь запонило стакан, и парень пролил половину на себя, когда попытался его опустошить. Состояние на грани отключки. Мысли на пути к беспамятству. В таком виде он не может явиться – что-то в этом духе пролепетал он едва ли подчиняющимся ему языком. Ну как же ему не помочь?..
* * *
Хаос. Только так можно называть то, что происходит через мгновение.
Звук множества хлопков - и вот в комнате появляются около двадцати волшебников. И все из Ордена…
Мог ли я предвидеть подобное?
Определенно нет!
Ото всей этой ситуации хочется хохотать, лежа на полу и избивая кулаком пол от переизбытка чувств.
Адреналин в крови – давненько подобного не было, и я безумно этому рад.
Осталось решить – на какой я стороне.
Думать не получается. Мимо летят заклятия – приходится заботиться о собственной шкуре. Едва успеваю поставить щитовые чары, прежде чем вспышка брошенного в меня заклинания достигает цели. Гидеон – мразь. Припомню еще ему.
Наклоняюсь к лежащей паре. Этот парень, магглорожденный, все плачет, уткнувшись лицом в свою жену. И я совершаю благородный поступок – снимаю с него заклятье, возвращая ему способность двигаться. Пусть спасается.
Но он игнорирует мой ему подарок, продолжая поскуливать над утратой. Мэрлин, сейчас бы надо пустить слезу, до чего это мило.
Нет, я определенно добряк, поскольку накладываю еще и на них щитовые чары. Искупление грехов – так это кажется называется…
Посылаю заклинание в кретина-пожирателя, который, промахнувшись мимо своей цели, едва не попадает в меня. В очередной раз удивляюсь тому, кого набирает этот так называемый Лорд в свой "штат". Они не то, что попасть во врагов не могут, но еще и намереваются вырубить своих боевых товарищей.
И тут среди всей этой суматохи и бойни я вижу своего братца, который тупо стоит на одном месте, не предпринимая совершенно никаких действий хотя бы для своего спасения. Его шатает из стороны в сторону как если бы он был пьян. И вдодбавок я вижу уже опустошенную склянку в его руке…
Отправлено: 27.11.07 14:28. Заголовок: Спасибо за продолжен..
Спасибо за продолжение! я позволила себе поменять дату в шапке, потому что там было ошибочно написано "27.06". Однако тексту не помешала бы бета - есть опечатки и орфографические ошибки (например, по-русски принято писать "Мерлин", а не "Мэрлин"). Кроме того, насколько я помню, у Роулинг Доркас Медоуз - это девушка ("Доркас" вообще-то женское имя), и она была в Ордене Феникса.
Отправлено: 01.12.07 15:09. Заголовок: rakugan Это вам бол..
rakugan Это вам большое спасибо за комментарий Тексту точно нужна бета. Я уже в поиске) и остальными фактические ошибки буду исправлять по мере возможности) (с Доркас действительно конфуз вышел - в этом виновата моя невнимательность и ужасная память)
Все даты в формате GMT
3 час. Хитов сегодня: 83
Права: смайлы да, картинки да, шрифты да, голосования нет
аватары да, автозамена ссылок вкл, премодерация откл, правка нет
- участник сейчас на форуме
