ДОРОГИЕ ДРУЗЬЯ! ФОРУМ ОТКРЫТ ТОЛЬКО ДЛЯ СОВЕРШЕННОЛЕТНИХ ЗАРЕГИСТРИРОВАННЫХ ПОЛЬЗОВАТЕЛЕЙ.
Чтобы зарегистрироваться, внимательно прочтите инструкцию в этой теме.
Если вы уже зарегистрированы, то получить доступ к закрытым разделам можно в этой теме.
Отправлено: 01.06.06 20:42. Заголовок: ГП, Там, где мой дом, ДМ/ГП, G, в процессе, новое от 06.07.
Автор: Zirael aka Swallow Название: Там, где мой дом Пары: ДМ/ГП Рейтинг: вроде как уже R... Примечания: это все тоже послесловие к "Судьбе" Дисклеймер: герои не мои, слова мои.
Теперь. Дождь шел уже второй день: капал, шуршал и тяжело всхлипывал за окном; сквозь сон Драко все это слышал, и, кажется, даже в его сне тоже шел дождь. Когда шелест и шорох за окном усиливались, Малфой почти просыпался и плотней укутывался – от шума дождя за окном под теплым одеялом становилось только еще уютней и приятней. И еще лучше становилось на душе, когда за окном ощутимо светлело, дождь не унимался, и Драко в полусне понимал, что никуда идти не надо – вообще не надо вылезать из-под одеяла. Это были любимые моменты – яркие, теплые и спокойные, умиротворенные моменты, когда в доме нет ни единого звука, кроме приглушенного голоса дождя. Позже, когда эти секунды начнут выдыхаться, как чересчур долго открытый флакон с духами, можно было встать; можно было сварить себе кофе или сделать чай, бездумно походить с теплой чашкой по дому, наслаждаясь контрастом: тоскливый серый, мокрый и промозглый день снаружи и пусть пасмурный, но теплый, родной и знакомый до последнего кирпичика дом. Свой дом Драко любил. Он сам выбирал его, долго присматривался – ему казалось, что и старинный темный особняк в эту пару месяцев тоже его изучал, настороженно и вроде как исподлобья. В конце концов, обе стороны остались довольны, на плотной серой бумаге появилась витиеватая подпись, достоверно разобрать в которой можно было только буквы «М» и «Ф», – и союз состоялся. И ни разу за три года, которые Малфой провел в этих стенах, он не пожалел о своем выборе. Дом был нелюдимым – ну так Драко тоже не слишком любил гостей; прямо скажем, среди немногочисленных посетителей не было людей, которых можно было бы с полным на то правом назвать гостями. Люди приходили сюда исключительно по делу, ненадолго – чаще всего на час или два, иногда оставались на обед, и очень редко – на ночь. Люди чувствовали себя в этих стенах неуютно – и дом, и Малфой наблюдали за этим с каким-то мрачным удовлетворением. Дом был строгим и самолюбивым – и тут они с хозяином были похожи. Перед Драко тут жила пожилая дама, обожавшая статуэтки, подушечки и кудрявые белокурые занавески; все это испарилось из суровых стен в течение недели, и новый хозяин даже не помнил, что он выбрасывал сам, а что исчезло будто бы само собой. На книжных полках появились книги в темных переплетах с золотыми проблесками букв, окна закрылись тяжелыми густо-зелеными портьерами, будто дом устало опустил веки, а со стен теперь надменно смотрели едва различимые в сумерках портреты. Ни один из изображенных там прекрасных аристократов не был знаком Драко – уж чего он делать не собирался, так это тащить сюда за собой весь свой бесчисленный род на дорогих холстах. На высокомерные бледные черты он вдоволь мог наглядеться в зеркале, и от этого деться было уже никуда нельзя. Но зато можно было спустить чуть ли не четверть состояния на портреты неизвестных дам и юношей, авторства всемирно известных кистей; эти навеки безымянные и неподвижные люди и делили с Драко его дом. Дом был не против. Дом был для молодого Малфоя и укрытием, и близким другом; дом искренне радовался, когда Драко возвращался после своих недолгих отлучек, и обиженно молчал, когда тот собирал вещи перед отъездом. Дом простил появление в своей гостиной, в которой никогда не бывало гостей, черного пианино с крутыми завитушками на резных ногах, и терпеливо пережидал те вечера, когда на Драко находили приступы музыкальности, и он часами сидел, перебирая гладкие клавиши. Драко купил для огромного закопченного камина дрова и старинные чугунные щипцы, и иногда, зимними трескучими вечерами, этот камин оживал и переливался мягким бледно-золотистым огнем; дом тогда удовлетворенно вздыхал, как заядлый курильщик, долго не видевший табака, и тихонько посапывал от удовольствия весь долгий вечер. А Драко кутался в клетчатый огромный плед и старался не смотреть на пляшущие языки пламени в довольном зеве камина; с некоторых пор камины вызывали у него слишком неприятные ассоциации. Наверное, в этом доме водились свои привидения; но то ли дом слишком хорошо относился к своему хозяину, чтобы пугать его таким банальным образом, то ли Драко не слишком походил на человека, способного испугаться привидений, – в любом случае, дальше скрипа половиц и тяжких вздохов в пустом коридоре дело так и не пошло. После того, как он и дом наконец нашли общий язык, Малфой успокоился. Он распихивал по дому вещи, стараясь для каждой найти свое место; подолгу спал по утрам и радовался как ребенок, всякий раз, когда открывал глаза и видел высокий потолок над кроватью. Он читал те самые книги с золотыми тиснеными буквами на переплете; и просто ходил по дому, слушая звук своих шагов. Он никогда раньше не понимал, как это, черт возьми, много – слышать звук своих шагов в своем доме и как много это значит. Это значит, что у тебя есть дом, что ты в этом доме один; да в конце концов, это значит, что ты можешь ходить и слышать! Он думал, что успокоился. И солидный надтреснутый звонок в дверь с утра застал его врасплох. Сначала Драко долго не мог сообразить, откуда идет звук; когда он наконец спустился к входной двери, он был уверен, что неизвестный посетитель уже ушел. Однако молоденький парнишка в синей жесткой форме терпеливо ждал перед дверью. Он попросту ошибся домом; Малфой – с трудом, надо признать – припомнил свой адрес и убедил парнишку, что ну совершенно никто не мог прислать ему посылку в кокетливых сердечках и бантиках. Парень-почтальон искренне извинился перед встрепанным блондином, которого он, судя по всему, поднял с постели; блондин в ответ уверил его, что все в порядке – и тоже не покривил сердцем. Закрывая высокую тяжелую дверь, Драко вдруг понял, что эти несколько фраз, которыми он обменялся с неопытным почтальоном, были первыми почти за четыре месяца.
Тогда. …Лестница была слишком короткой. Лестница была слишком холодной и чересчур крутой, чтобы на ней можно было остановиться и подумать; а потом, перед испытующим взглядом излишне говорливой толстухи в излишне светлом платье, – Поттер всегда нервничал и просил говорить с ней повежливей, - думать было уже невозможно. И уж конечно, любые размышления в теплой гостиной, да еще рядом с Поттером, были просто немыслимы; одно его присутствие надежно лишало Драко душевного равновесия все пять лет, на протяжении которых они были знакомы. Вместо холодного равнодушия, которым он по праву гордился, приходил или гнев, или удушающая ярость, или – в последние несколько месяцев – такая же безграничная и перехватывающая дух нежность. Толстуха сегодня была в теплой шали поверх обычного светлого платья – от всех этих кудряшечек и рюшечек Драко всегда коробило, как от неправильных ударений или красного галстука на синей мантии. Он пробормотал пароль, старательно не глядя на портрет; дама неспешно оторвалась от чтения и смерила его недоверчивым взглядом от белокурой макушки до черных ботинок. На плоском значке с серебристой змеей ее взгляд замер, будто приклеенный; Драко самоотверженно не двигался с места и молчал. Наконец ритуал осматривания закончился, дама, как и десять предыдущих раз, с сомнением покачала кудрявой, как у болонки, головой и открыла путь. Драко переступил порог; его передергивало от злости, как все прошлые десять раз. Всякий раз испытующий взгляд этой толстой клуши приводил его в бешенство и заставлял бояться, – и ненавидеть себя за этот противный скользкий страх. Но за этой дверью, – за этим страхом, – его всегда ждал Поттер с его зелеными глазами, со светлой улыбкой, будто впитавшей однажды и навсегда все тепло в мире; от этой улыбки каждый раз Драко отчего-то вспоминались оранжевые отблески камина и полуденное солнце. И уже спустя миг под этой улыбкой таяли и бессильная ненависть, и страх, и высыхали сами собой, будто и впрямь под солнечными лучиками, холодные злые струйки пота на шее. Он еще фыркал, и вздергивал подбородок, и щурил глаза; Поттер вставал ему навстречу – даже вскакивал, но не подходил близко, будто испугавшись прищуренных глаз. Драко ронял сквозь зубы какое-нибудь едкое замечание про Портрет; к этому моменту злость уже отпускала совсем, так что гадость Малфой говорил скорей для порядка. Гарри в ответ хмурился – тоже для порядка, - и подходил чуть ближе. -Толстая безвкусная клуша, а не портрет, - фыркал Драко. – Честное слово, Поттер, эта толстуха портит всю репутацию факультету! Если там, правда, еще есть что портить… В этом месте Поттер хмурился и морщил нос, будто запихивая внутрь рвущуюся улыбку, и откликался таким же сомнительным комплиментом. Хотя что значит «таким же», Поттеру еще к малфоевским высотам стремиться и стремиться… - Портить, Малфой, всегда есть что. Например, ты сейчас свой нос испортишь, если будешь его так высоко задирать… Тут уже никакой наморщенный нос, никакие гримасы не могли скрыть сияющую улыбку в неповторимом авторском исполнении Поттера; и Драко чувствовал, как его собственные губы начинают жить своей самовольной жизнью, и уже никакие усилия с его стороны не могли их остановить, будто бы его рот был магическим образом связан с ртом Поттера. -Поправка, Поттер, - я не задираю нос, я высказываю свое недовольство по поводу этой жуткой пародии на картину, которая…. Договаривал он, уже уткнувшись носом в знакомый до последней рыжей ниточки свитер – такой безвкусный и вульгарный, такой уютный и любимый. И ради этого Малфой прошел бы через сотню толстых женщин, и миллион толстых мужчин; он был готов вытерпеть даже с десяток толстых детей, лишь бы потом был целый бесконечный вечер с Поттером. …Он толкнул дверь, входя в святая святых Гриффиндора – таинственную гостиную, пароль в которую безуспешно выведывали поколения и поколения студентов в зелеными змейками на мантии. Это тоже было излюбленной шуткой, разыгранной за эти десять дней как по нотам: Драко грозился все рассказать и про пароль, и про портрет, и про грязные поттеровские носки посреди гостиной; Гарри криво и многообещающе ухмылялся, безуспешно копируя обычную улыбку своего светловолосого собеседника, и обещал рассказать все то же, исключая грязные носки и добавляя пушистую пижаму, своим однокурсникам. Как только они приедут. Как только приедут... Черт возьми. В этот день все пошло не так, как обычно. Начать с того, что Гарри не двинулся с места, когда портрет привычно отъехал в сторону; да начать даже с того, что в обычно светлой гостиной горел всего один подсвечник – Драко едва не споткнулся, не потому, что совсем не видел дороги, скорей от неожиданности. Он коротко ругнулся, почти автоматически зажег круглый золотистый огонек и оглянулся. Портрет уже встал на свое место; значит, все в порядке, и можно говорить. Хотя это и была явная поттеровская прихоть – можно подумать, что у Портрета ни разу не мелькнула в пустой нарисованной голове мысль, какого черта поганый слизеринец буквально каждый вечер делает в гостиной Гриффиндора и уходит только утром, если время около полудня еще так называется. И можно подумать, что зловредный Портрет не поделится своими размышлениями с законными обитателями этой гостиной, едва они переступят высокий порог. То есть уже завтра. Даже при свете магического огонька Поттер обнаружился далеко не сразу. Драко пришлось покрутить головой, прежде чем он засек темный бесформенный силуэт на подоконнике. Малфой еще немного поозирался по сторонам, выхватил глазами распластанный по столу, как шкура добытого зверя, пергамент и чернильницу с ободранным пером рядом; пергамент был практически чист, если не считать одну – две темных строчки на самом верху листа. Силуэт на окне не шевелился. Драко кашлянул пару раз – скорее, дань приличиям, потому что не заметить спотыкающегося, ругающегося и нагло светящего огнями в полутемной гостиной посетителя мог разве что…. Мысль была короткой, быстрой и горячей, будто шаровая молния; от нее Драко моментально облился горячим обжигающим потом и заставил круглый светящийся шарик подлететь почти к самому окну. Обитатель подоконника наконец-то отреагировал: высвободил руку из–под одеяла – ну конечно, романтика романтикой, а холод у окна все равно собачий, мелькнуло у Драко в голове – и вяло отмахнулся от назойливого шарика. Испуганный жар сменился сначала облегчением, потом ледяной злостью: на надоевший Портрет, на Гарри, не соизволившего даже встать навстречу…и на себя – за односложную страшную мысль, как-то пробирающуюся, просачивающуюся в его, Драко, голову, несмотря на все его усилия. Гарри на окне завозился сильнее, что-то выудил из складок одеяла, – магический шарик погас, подчиняясь чужой волшебной палочке, - и махнул рукой Драко, так и стоящему столбом почти у самого входа. Наверное, это было приглашением присоединиться; наверное, по-хорошему в ответ следовало подойти и сесть рядом. Разделить, так сказать, уединение и сентиментальное молчание; снизошел-таки, едко подумал Драко. Да, по-хорошему точно надо было бы сесть рядом; беда была в том, что понятия «Малфой» и «по-хорошему» чертовски плохо сочетались – Драко бы даже сказал, что они были вовсе несовместимы. И эти десять дней, больше похожие на сон или горячий бред, никому не давали права думать, что что-то изменилось. Даже Поттеру. Драко глубоко вздохнул. Наверное, всему виной был слишком сильный страх, все еще до конца не испарившийся; или ярость и злость, - а единственный, кто мог бы унять эту ярость, изображал статую скорби на подоконнике; или просто тот неоспоримый факт, что завтра им вдвоем уже не сидеть в этой гостиной.… А может, все это вместе; но водоворот чувств внутри потихоньку переплавлялся в жгучий вихрь куража. Это состояние с ним случалось достаточно редко – и те, кому выпадало несчастье находиться рядом с разошедшимся Малфоем, были несказанно рады тому, что эти приступы случались нечасто. Справляться с этим умел один только декан слизеринского факультета; он относился к этим приступам скверного настроения, и, как следствие, очень скверного поведения философски. Драко в такие моменты чертовски напоминал чешуйчатый символ своего факультета; во всяком случае, его однокурсники единогласно сходились на том, что язык у него становился таким же ядовитым и вроде как даже раздвоенным – такую прорву гадостей он успевал наговорить всем окружающим, пока не появлялся Снейп и не приводил белокурого змея в чувство. Снейп всегда безошибочно знал, что нужно сделать: или ответить такой же шипящей колкостью, или просто снять ледяным голосом чертову кучу баллов с родного факультета и с надменного подростка перед собой в частности, или назначить взыскание, или…. Или просто назвать по имени и осторожно взять за локоть.
Теперь. Лестница была короткой – с первого этажа на второй, всего-то двенадцать ступенек. Но подниматься по ним можно было сколько хочешь – и думать при этом тоже вдоволь. Потому что эта была лестница в его доме, пахнущая теплым деревом, чуть поскрипывающая каждой ступенькой, словно вздыхающая. Драко медленно скользил пальцами по неровному дереву перил. Четвертая…пятая… Его дом, да. Это не просто его собственность; этот дом стал его Домом еще до того, как на гербовой бумаге появилась строчка чернил с буквами «м» и «ф».
Это был очередной осмотр недвижимости – несчастный измотанный агент терпеливо сидел внизу, ему, в общем-то, уже пожилому и полноватому, было не угнаться за девятнадцатилетним стройным юношей; к тому же он искренне не понимал, почему покупатель тянет кота за хвост. Если дом нравится, можно посмотреть его раз или два и купить; если нет – начать присматривать другое жилье. А чтобы вот так… не то пятый, не то седьмой раз за полтора месяца ездить в один и тот же особняк и рыскать по нему, как охотничий пес… этого агент не понимал. Впрочем, этого парня он вообще не мог понять и мечтал только, чтобы странный блондин со странной фамилией или купил уже хоть что-нибудь, или обратился в другое агентство. На худой конец, к другому агенту; покупатель ему нравился, чем дальше, тем меньше. Неразговорчивый, мрачный, высокомерный, как десяток английских королев … один взгляд чего стоит. Риелтор гордился своей способностью устанавливать контакт с людьми, – практически с любым он уже через пятнадцать минут запросто болтал, будто они были хорошими знакомыми; теперь же он мучился от вынужденного молчания. Наверху скрипнула половица. Агент поморщился – в первые два раза он честно следовал за светловолосым покупателем по пятам, и примерно представлял себе, чем тот сейчас занят наверху. Нормальные люди проверяют проводку и окна, заходят в ванную и стучат по перекрытиям; этот же даже не заглянул в ванную, а о проводке, судя по всему, имел самое отдаленное представление. Он гладил тонкими пальцами стены и подоконники, медленно бродил по дому, а иногда даже просто неожиданно замирал посреди комнаты, закрыв глаза – будто прислушивался. И сейчас, видимо, тоже шастает без дела по спальням, что-то бормочет, - ну точно сумасшедший. И ведь не сказать, что у него денег нет, – вон какая одежда дорогая, явно на заказ шили…
Малфой осторожно тронул ладонью стену. Там внизу мается и тоскует этот забавный человек – Малфой отнюдь не был слепым, чтобы не видеть, как его общество уже осточертело пожилому толстячку; несчастный агент в строгом костюме его уже почти боится. Наверное, Малфой что-то делает не так, как надо; с другой стороны, откуда чистокровному магу в десятках поколений знать, как в маггловском мире положено покупать дома?! Наверное, пора сворачиваться и идти вниз: по опыту Драко уже знал, что через несколько минут агент преодолеет неприязнь перед ним, природную неповоротливость и старческую одышку и поднимется, чтобы напомнить надоедливому покупателю о времени. Драко недовольно поморщился и напоследок небрежно провел рукой по дубовой резной оправе мутного старинного зеркала – в нем Драко выглядел, как собственный призрак. Оправа сохранилась плохо – судя по всему, она была ровесницей самого дома, и от некогда роскошной дубовой резьбы уже то тут, то там откалывались щепки; и в одну из таких ловушек Малфой и угодил пальцем. Он зашипел сквозь зубы, – боль была не сколько сильной, сколько неожиданной, – и отдернул руку; кусочек дерева, влезший под кожу, явно был чересчур солидным, чтобы называться занозой. -Надо же, - процедил он, рассматривая палец с темным треугольником под кожей; у основания треугольника стремительно набухала алая капля. Упорно лезшее на язык ругательство Драко загнал внутрь: он еще не терял надежды договориться с этим домом, поэтому от сильных выражений в его адрес пока воздерживался. – Надо же…было так вляпаться… Он стряхнул с пальца каплю, уже успевшую превратиться в яркую полоску, и попытался подцепить деревянный обломок ногтем. Ему пришлось стирать кровь, заливавшую ранку, не раз и не два, прежде чем обломок поддался выковыриванию, – царапина оказалась неожиданно глубокой, и кровь только пошла сильнее. От невнятного шипения Драко все же не удержался, сунул палец в рот и полез здоровой рукой в карман – за носовым платком. И что-то случилось…случилось именно тогда, когда он нащупал гладкий безупречно чистый шелк в карманных недрах. Боль будто угасла, и ушел соленый привкус изо рта; волной накатил запах чего-то умопомрачительно вкусного, будто где-то в подвале сотнями пекли булочки с корицей. Драко поспешно втянул воздух, сам себе не веря; но в комнате уже не пахло затхлым нежилым домом и пылью – вернее, пылью пахло тоже, совсем чуть-чуть. Домашней, теплой пылью, прогретой солнцем, пропитанной лимоном – Драко чуть вздрогнул, поймав отголосок своего любимого запаха. Тепло; спокойно; уютно; солнечно; безмятежно; как…как... Как дома. В дверях стоял агент по недвижимости, наконец-то вскарабкавшийся по лестнице, и тяжело дышал. Ненормальный клиент торчал посреди комнаты, сжимая в руке белый платок, и улыбался своему отражению в старом зеркале; если учесть, что во рту он держал собственный палец, улыбка получалась, мягко говоря, необычной. Впрочем, странного покупателя это не смущало; он обернулся, видимо поймав движение в зеркале, и одарил сомнительной улыбкой еще и пожилого риелтора. -Кровь, - светловолосый юноша вытащил, наконец, палец изо рта и счастливо усмехнулся. – Кровь!!! Как же я мог быть таким идиотом… У агента имелось по этому поводу свое мнение, и он, как минимум, поостерегся бы использовать в таком утверждении прошедшее время. -Я беру этот дом, - решительно заявил блондин, обматывая палец платком. – Немедленно.
Драко улыбнулся: у него всегда поднималось настроение, когда он об этом вспоминал. Все равно тогда прошла почти неделя, прежде чем договор с кровяной каплей подписи на дубовом трюмо подтвердила толстая гербовая бумажка – витиеватая роспись под печатным текстом была всего лишь формальностью. К этому времени старинный особняк уже признал его своим единственным хозяином. А Драко признал его своим единственным Домом.
Тогда Пергамент был девственно чист. "Трудно придумать большую банальность" - ожесточенно подумал Драко. Первые две строчки говорили о том, что хозяин этого пергамента самоотверженно пытался делать домашнее задание по зельям; но что-то - видимо, ночной вид за окном - отвлекло его от этого доблестного занятия. Драко плюхнулся на стул. Для того чтобы ругаться самому с собой, нужно дойти до вполне определенной стадии либо раздражения, либо опьянения. Для того чтобы ругаться самому с собой, надо не иметь рядом никого, с кем можно было поссориться; а кандидат на возможную ссору преспокойно пялился в окно. Перо было ободранным и старым; его владелец явно обладал невыносимой, с точки зрения чистокровного Малфоя, привычкой - он грыз перо. Привычка эта находилась где-то между красным галстуком и манерой ковырять в зубах вилкой; если бы у Драко спросили, что он бы сделал, став директором школы, то запрет на обгрызенные перья был бы на втором месте. Сразу после торжественного изгнания из школы всех гриффиндорцев. Зачем он вытащил перо из чернильницы, Драко и сам не знал. Может быть, он хотел написать какую-нибудь гадость - просто чтобы насолить хоть чем-нибудь вредному Поттеру. Самым изощренным вариантом мести, конечно, было бы встать и уйти, вдрызг разругавшись с Портретом - сперва с гриффиндорской Толстой Дамой, а потом и со всеми остальными, сколько их еще не спит в Хогвартсе. Запереться у себя в спальне… а от кого, собственно, запереться-то: единственный в школе человек, от кого Малфой мог бы запираться, сидел сейчас на подоконнике в двух шагах и даже попытки не делал пообщаться, даже просто "здравствуйте" не сказал. Напиться до поросячьего визга, так, чтобы голова наутро была похожа на хрупкий воздушный шарик и грозила бы лопнуть не то, что от звука неосторожного - даже просто от чересчур глубокого вздоха. Ребячество, одним словом, и мальчишество. С пера сорвалась непослушная черная капля; на желтоватом пергаменте расцвела живописная клякса. Драко подумал, покрутил головой, глядя на нее то справа, то слева, и, наконец, прикоснулся к жирной чернильной лужице заточенным кончиком. Под острием пера клякса похудела и вытянулась, потом выгнулась; на пустом свитке зажегся черный элегантный месяц. Драко призадумался; перо снова со стуком ткнулось в чернильницу, и по соседству с месяцем появились угольные встопорщенные звезды. Фигура на подоконнике завозилась; Малфой сделал вид, что не заметил, увлеченно вырисовывая под звездным небом стройную башню. Фигура слезла с подоконника, выпуталась из одеяла и направилась к столу; при мысли, что наивный Поттер, может быть, решил, что Драко пишет за него контрольную по зельям, на малфоевском лице мелькнула счастливая улыбка. В башенке засветилось одинокое узкое окно. При виде того, во что превратилась предполагаемая контрольная по зельеделию, Поттер подавил тяжкий вздох; Драко еще ниже опустил голову, почти подметая непослушной челкой стол, и подавил радостную усмешку. Вопреки ожиданиям, на прямой скандал упрямый гриффиндорец не пошел. Вместо этого еще раз тихонько вздохнул, подволок поближе второй стул и уселся где-то сзади, так, что Малфой его не видел. Зато прекрасно чувствовал; теплое сдерживаемое дыхание щекотало шею, удивительным образом унимало все еще ворочающуюся внутри злость и…и отвлекало. Над легкой ажурной башней взвился флаг; как ни бился художник над гербом на узкой ленточке, ничего вразумительного у него так и не вышло - все-таки из школьных чернил много не выжмешь. На миг Драко забыл, что разрисовывает многострадальный пергамент исключительно назло, представил, как бы нетерпеливо развевался этот флаг, нарисованный настоящей волшебной акварелью, и опять улыбнулся. За спиной скрипнул стул - Поттер придвинулся еще ближе, так, что теперь щеку задевали еще и черные волосы. Драко нетерпеливо дернул плечом - Гарри самую малость отодвинулся, - и в несколько вдохновленных штрихов набросал угловатое напряженное лицо в круглых очках. От слишком энергичного восхищенного сопения разлетелась светлая челка; протестовать Драко не стал, а дорисовал взъерошенные волосы - черные, как и все остальное на картинке, и на этот раз не погрешил против истины. К голове прибавилось туловище в рыцарских латах и тонкий длинный меч в руке, почти шпага. На левом плече Малфоя устроилась горячая осторожная рука. Следующая клякса легла на пергаментный лист и совместными усилиями художника и ободранного пера превратилась в дракона. Такого, какие всегда пленяли Драко: поджарого, длинного, невыносимо изящного и смертельно опасного. С сильными крыльями и умными злыми глазами; дракон парил над башней, явно примериваясь к рыцарю на равнине. Еще один придирчивый взгляд, и ощипанное перо с легким стуком вернулось в свой фарфоровый дом. - Ты испортил мою контрольную, - с легким укором произнес из-за спины Гарри. - Это называлось контрольной? - удивился Драко, глядя на две одинокие строчки, теперь больше похожих на хитрое сплетение рун. - И твои чернила, кстати, тоже испортились… то есть кончились… Теперь рука легла уже и на правое плечо, и снова Малфой не стал возмущаться; наоборот, откинул голову на сидящего позади парня, чтобы было удобней любоваться рисунком. - Ты хорошо рисуешь, - мягко произнес Поттер под самым ухом. Драко вскинул подбородок и немного прищурил глаза - по привычке, все раздражение и злость стерло осторожное касание ладонью. -Если ты до сих пор не заметил, Поттер, - я все делаю хорошо… -Я имею в виду - действительно хорошо рисуешь, - уточнил Гарри. Драко опять собрался возмутиться, но почти сразу же забыл, что хотел сказать. Поттер снял руку с его плеча, дотянулся до опустевшей чернильницы и вынул перо. Пара капель для Вечно-Удачливого-Мальчика, конечно же, нашлась; ошеломленный Малфой смотрел, как под неумелой рукой тонкий меч превращается в несоразмерно большой цветок. Розу. - Ты нарушил все пропорции, - голос у Драко вдруг охрип. - Это аллегория, Малфой, если ты не понял, - смуглая рука возвратила перо на место, и обняла светловолосого юношу за шею. - Просто аллегория… Правильней было бы перевести все в шутку. Спросить, например, откуда Поттер знает такие умные слова; вместо этого Драко глубоко вдохнул, будто бросаясь в холодную воду фамильного пруда Малфоев, и приник щекой к исцарапанной руке - где он, интересно, даже зимой умудряется пораниться… - Ты действительно в это веришь? - негромко спросил он у сосредоточенного рыцаря с розой в руке. Рыцарь смолчал, не отводя взгляда от гибкого дракона в небе; Поттер за спиной вздохнул и зарылся лицом в белокурый затылок.
Теперь Ступеньки кончились. Если перефразировать выражение из понравившейся Драко книги, одной из первых прочитанных весной: "…идти опять вниз - бессмысленно. Вбок - исключено. Значит, остается сесть на верху лестницы и подумать".
…Это было в первый месяц после переезда. Драко уже разобрался с тягомотиной риелторского бюро, подписал все бумаги и договорился с поставщиком продуктов. Дом еще примеривался к новому хозяину и как раз тогда, будто на пробу, демонстрировал Драко скрипы и стоны в коридоре посреди ночи; наверное, поэтому Малфой заподозрил неладное не сразу. Если бы не случайность, - Драко зачитался до полуночи, - то это могло бы продолжаться довольно долго; на ушастого перепуганного эльфа посреди гостиной он попросту чуть не наступил. Тот тоже заметил опасность только тогда, когда вспыхнул свет - домовик присел от страха, но бежать было поздно. Молчание было долгим, - тут вряд ли были нужны слова: Драко сверлил эльфа глазами, эльф ежился под светлым ледяным взглядом и пытался спрятаться под грязную тряпку, которой полировал, только вчера купленное, антикварное пианино. - И что ты тут смеешь делать? - взять верный тон ему сразу не удалось, да и сама фраза вышла у Драко какой-то корявой; он мысленно поморщился и сдвинул брови. Домовик заерзал на месте, нервно комкая в руках тряпку и пытаясь улыбнуться - Драко поморщился уже открыто и шагнул вперед. - Не надо! - взвизгнул эльф и попятился; Драко улыбнулся краем рта - вышло. Значит, все-таки в его глазах что-то осталось от прежнего Малфоя. - Не надо что? - равнодушно спросил Драко и сунул руку в карман халата. Эльф зажмурился. - Добрый хозяин… хороший хозяин…. - Прекрати скулить и мямлить, - мягко, но так же безразлично уронил Драко и прищурился. - Я жду….жду внятного ответа на вопрос. Домовик открыл один глаз и снова вцепился в тряпку, как в щит. - Я пришел….пришел за добрым хозяином… Мое место рядом с хозяином…. Драко усмехнулся краем рта - и эльф тоже робко заулыбался. - Хозяин позволит мне остаться? - Остаться? Тут?! - изумился Драко. - Я считаю до пяти… и на счете пять тебя тут уже не будет. Опять неправильно; как же быстро, оказывается, это все забывается. - Но куда… куда добрый хозяин прикажет деться несчастному…. - В Поместье! - рявкнул Драко так, что клавиши старого пианино отозвались негромким стоном. - И чтобы я не видел тебя тут… никогда! Домовик разразился длинной тирадой; львиную долю в этом мало внятном высказывании занимали стоны и всхлипывания, однако сквозь всю эту лавину эмоций прорывался и смысл: как хозяин может так поступать, он даже не заметит его, эльфа, присутствие, а в Поместье никого нет, - то есть там нет хозяина, а есть одни злые люди…. - Кто-кто там есть? - перебил существо Драко. - Злые….о, там такие злые люди! Они ходят там, едят и даже спят…. Малфой снова сунул руки в карманы, почти позабыв про эльфа. Снейп предупреждал его, что так будет. Да и сам он разве не этого ждал? Он на миг представил себе все ледяное спокойствие и величие Поместья. Поместья, в котором вырос, - и ни одной секунды не был счастлив. Поместья, в котором жили сотни людей со светлыми холодными глазами и чистой кровью Малфоев в жилах. Поместья, где погибли его родители. Поместья, куда он не зайдет по своей воле никогда в жизни… - Убирайся, - почти ласково приказал он эльфу; эльф, однако, нимало не обманулся мягкостью малфоевского голоса, и на этот раз ослушаться не посмел. Ушастый домовик растворился в тени, утащив с собой тряпку; Драко так и стоял посреди гостиной, все сильнее сжимая кулаки в карманах. Снейп предупреждал. И ведь у него есть деньги - а разве это не половина свободы? есть жизнь; есть… Пианино снова еле слышно вздохнуло. Драко вздрогнул, и, будто в ответ, чуть-чуть скрипнула половица в коридоре. У него есть его дом.
На перила лег шаловливый солнечный луч, - юноша улыбнулся и поймал теплое пятно света ладонью. У него есть его дом… но перспектива закончить жизнь, так ни с кем и не поговорив после домового эльфа Драко ни капли не вдохновляла. Он дал волю воображению: вот он поседевший и одряхлевший, - перед глазами встала статная фигура прадеда, - бродящий по дому и беседующий с пианино и осмелевшими привидениями. Если, конечно, к этому времени он не разучится разговаривать; а редких посетителей, - почтальонов или просто людей, перепутавших дом, - он будет встречать цветами и фейерверками и устраивать в их честь клавишные концерты. Даже солнечный зайчик, казалось, испуганно дернулся от заливистого хохота; отсмеявшись, Драко вскочил и стремительно сбежал по лестнице вниз. Ну уж нет.
Как сказали бы мои поляки, - "пане Боже!" Цири, вы сами-то понимаете, что проходите, вместе со своими текстами, ПОЛНУЮ ЭВОЛЮЦИЮ польской прозы?! Вы - абсолютно в фэндоме, но при этом - совершенно ВНЕ ФЭННОНА. Иной стиль, иной почерк. Не лучше, не хуже, - ИНОЙ. Мне это становится дико интересно уже с чисто критической, профессиональной точки зрения... Слушайте, а Ольгу Токарчук вы тоже не читали?!
Sidemoon мне становится уже страшно...Дело в том, что я почти все так пишу, и никогда не замечала (вернее, мне на это никто не показывал пальцем, хотя народ вокруг все сплошь "ведьмачный"). Ольгу Токарчук - нет, во всяком случае ничего не всплывает в памяти...
Тогда Чернила на рисунке высохли; свеча в подсвечнике почти погасла - и ни один из двоих будущих магов, сидящих в комнате, не удосужился зажечь огонек снова. Если бы кто-нибудь не спал в эту снежную ночь, да вдобавок еще и знал пароль в гостиную Гриффиндора, и ни с того ни с сего решил заглянуть туда, он бы подумал, что юные волшебники слишком внимательно писали домашнее задание, да так и заснули от усталости. - Завтра они приедут, - сказал Драко, когда светильник мигнул еще раз, - явно в предсмертной агонии. Рука, перебирающая светлые прямые пряди, чуть-чуть дрогнула, - и только. – Они…завтра каникулы заканчиваются. - Я знаю, - рассеянно отозвался из-за спины Гарри. - Ты из-за этого так нервничал? Драко на миг замер, потом нахмурился и отодвинулся; вернее, сделал попытку отодвинуться, потому что Поттер не был намерен отпускать его. - Что значит - нервничал?… Это я - нервничал?! Это я, что ли, сидел там, как чучело и… - И контрольную испортил мне тоже не ты, - успокаивающе продолжил Поттер, все так же рассеянно пропуская сквозь пальцы легкие светлые волосы. - И сейчас ты тоже ни капли не нервничаешь, да? - Я не…. Да оставь ты мои волосы в покое! Я не нервничаю! - Драко гневно выцарапался из обнимающих рук и отодвинулся, раздраженно визгнув ножками стула по полу. Свет вспыхнул ярче, будто от испуга; Драко против воли прикрыл ладонью глаза. Нет, определенно это был не самый удачный вечер. Было бы куда лучше, если бы именно сегодня Толстая Дама не пустила его; или он бы по дороге сюда сломал ногу. Лежал бы сейчас в пустой полутемной палате, а рядом сидел бы встревоженный Поттер и держал его за руку, и разговаривал бы, и успокаивал, и шутил… От внезапной и необъятной, как пропасть, пустоты в душе Драко даже тихонько всхлипнул. Вот же оно: и сумеречная комната, и хмурый Поттер тоже рядом. Неужели для того, чтобы нормально поговорить, обязательно надо ломать ногу?! В комнате повисла тишина - Малфою казалось даже, что он ее вот-вот увидит. Густая, сплошная и удушливая, как ватное одеяло или грозовая неумолимая туча. Мертвая тишина или гробовая, сказал бы он, если бы теперь так не боялся этих слов. Свет опять потихоньку угасал, будто успокаиваясь; Драко отнял ладонь от лица. Поттер, вопреки ожиданиям, не хмурился и не злился. Он даже не сдвинулся с места и теперь рассматривал рисунок на столе, упираясь подбородком в сложенные ладони. - Они приедут завтра, - задумчиво подтвердил он, едва Драко собрался что-то сказать. - Они приедут завтра… и ты злишься на меня, да? Ты хочешь, чтобы я сказал, что завтра все будет, как раньше? Как всегда? Драко молчал. - Все равно это скоро кончится, так? - продолжал Гарри. Он выпрямился и теперь чертил пальцем по столу. - Приедут мои друзья… и твои друзья…. Драко молчал. - И у нас будут неприятности. Много неприятностей. Что подумают твои друзья… или мои друзья… все равно. Поэтому лучше всего.. - он замолк и потер лицо ладонью. - Лучше будет все это бросить, так? Драко молчал. Больше всего на свете он сейчас боялся, что Поттер поднимет на него глаза. Потому что тогда надо будет что-то отвечать… а дыхание застряло где-то в груди окаменевшим комком и никак не желает двигаться, - ни туда, ни сюда. - Бросить - это значит вот прямо сейчас расстаться, - безжалостно уточнил Поттер, по-прежнему глядя на гладкую столешницу. - Это все было хорошо… но все заканчивается. Как каникулы. И кто вообще решил, что слизеринец и гриффиндорец могут.. - он запнулся, -…могут проводить вместе время? Этот вечер не был ошибкой, безнадежно подумал Драко. Гораздо хуже; этот вечер был фатальной ошибкой. Может, если бы он промолчал, придержал свой клятый малфоевский язык, ничего бы не случилось? Или случилось бы, но потом, когда-нибудь, а сейчас бы бесконечно усталый, будто потухший Поттер не ронял бы эти правильные и тяжелые, как камни, слова? Может, в конце концов, еще не поздно сломать ногу?!… Лучше б он вечером напился... Мерлин, как же много хорошего и полезного он мог сделать этим вечером, а вместо этого отправился к Поттеру - отправился заведомо скандалить. - Это правильно, - еле слышно пробормотал Поттер - словно сам с собой разговаривал. Драко хотел встать. Встать и уйти; вместо этого он положил ладонь на стол, совсем рядом с расслабленной рукой Гарри. Тот даже не повернул головы, - но его ладонь сдвинулась. Совсем чуть-чуть. И теперь касалась тонких пальцев Драко. - Это правильно, - повторил Поттер, будто заколдованный. Словно протестуя против этих слов, Драко развернул руку ладонью вверх, и смуглая рука откликнулась на приглашение. - Это правильно, - эхом подтвердил Драко; горячая ладошка почему-то пьянила хуже вина, и у Малфоя невыносимо кружилась голова. - Вот только я… я же никогда не делаю то, что правильно… Остатки свечи скатились по подсвечнику мутными слезами; ватная тишина растворилась, исчезла без следа, - взамен пришло молчание, тоже горячее и как будто золотое; во всяком случае, Драко казалось, что невысказанные слова летают по темной комнате жаркими желтыми шариками, бегучими и стремительными, как ртуть. - Уже поздно, - шепотом произнес Поттер. И даже не пошевелился, не сделал ни единой попытки убрать руку. Драко молча кивнул в темноте, не открывая глаз. А все-таки хорошо, что он не сломал ногу этим вечером….
Теперь Девушка на портрете улыбалась и чуть щурила темные глаза. Девушка на портрете была молода и беспечна - так, как только может быть беспечна девушка в шестнадцать лет; и Малфой прошел бы мимо этого олицетворения юношеского счастья, не раздумывая. Собственно, он почти и прошел, и если бы не досадная случайность, упавший платок, эта девушка никогда бы не украсила собой стены дома Драко.
Она была беспечна - вот только беспечные шестнадцатилетние девушки не держат в руках распятия. А если и держат, то не вцепляются в него побелевшими от напряжения пальцами - будто в соломинку над бездонной пропастью.
Драко еще раз заглянул в счастливые темные глаза. Посмотрел на судорожно сжатые руки - и без слов выложил за портрет Незнакомки все, что за него просили хозяева аукциона...
Когда перед дождем еще ныли незажившие шрамы, и, что намного хуже, сердце, молодой Малфой иногда садился в кресло перед загадочной девушкой, с которой уже никому не удастся познакомиться. Алое вино прокатывалось по языку терпкой волной и немного унимало разошедшееся сердце; незнакомка все так же улыбалась со стены, ни разу не сняв своей маски безоблачного счастья, и по-прежнему отчаянно сжимала крест с драгоценными инкрустациями.
И именно ей он доверил всю свою прошлую жизнь. Портрет незнакомки был весь окутан защитными заклятиями, как густой паутиной; боевая магия, способная разорвать на части - и это было отнюдь не фигуральное выражение - любого незнакомца, лишь слегка кольнула Малфою кончики пальцев. - Привет, - негромко уронил он. Девушка, разумеется, не ответила, и в этом вечном молчании тоже была своя прелесть - после всех разговорчивых неугомонных картин. Воспоминание коснулось его легкой невесомой печалью - будто озорной котенок бархатной лапкой; Драко улыбнулся портрету и сдвинул его в сторону.
Узкая длинная ниша - может быть, прежние хозяева хранили там золото или драгоценности. Нынешний же хозяин держал там странные вещи без единой толики золота. Но, наверное, они тоже были для него дороги - слишком часто он приходил просто посмотреть на черную палочку из полированного дерева и кожаный футляр с вытисненной змеей. Иногда хозяин, всегда необычно сосредоточенный и как будто печальный, даже доставал палочку и крутил ее в руках - вот как сегодня.
Драко взял в руку палочку. Двадцать дюймов черного дерева и рог единорога; и это прикосновение гладкого дерева знакомо как голод, как сон, как восход солнца. Одно движение - и это послушное дерево откроет запертую дверь, зажжет во тьме огонек, собьет с ног противника, разразится умопомрачительным салютом…. Эта черная палочка почти всемогуща в его руках - она может даже убить или сломить чью-нибудь непокорную волю так же легко, как тоненькую веточку. Почти всесильна. Почти - потому что успокоить серое зыбкое чудовище тоски в его душе никому не под силу. И корить за это смиренное и послушное дерево несправедливо…
Он прикрыл глаза и представил себе, как же это легко: всего один взмах. Это так же легко и естественно, как дышать; всего один взмах, и... Одиночества тогда не будет, это точно. Один взмах - будто подпись на чистом листе. "Тут был Драко Малфой".
Палочка отправилась в свою узкую темницу. Интересно, а этот кусок дерева может грустить и скучать, может злиться, лежа там без работы, без магии, которая вдыхает в него душу, рядом с бесполезным дипломом? Или ей все равно, где лежать и кто будет держать ее в пальцах, лишь бы этот кто-то мог дать ей часть своего волшебства?.. Может быть, эта темница - предательство; и неповинная палочка, будто благородный брат узурпатора, проклинает тот день, когда она из тысяч покупателей выбрала и доверилась Драко? И самого Драко проклинает тоже..
Думать об этом было неприятно - куда сквернее, чем держать в руке палочку и понимать, что никогда, - ни завтра, ни послезавтра, ни через месяц,- он не захочет пойти до конца: зажечь свет или выдворить обнаглевшее привидение, если такое появится в его доме.
Драко снова зажмурился - чтобы исчезли, испарились, как туман, эти неприятные мысли. Может быть, если он взмахнет палочкой, все станет проще… может быть, кто-то скучает и по нему? Тем хуже. Для всех.
Со стены на Малфоя снова смотрела незнакомая девушка и прятала за улыбкой какую-то свою невыносимую боль. Драко хотелось думать, что эта хрупкая девочка все выдержала. Она сделала, что должна была сделать, что бы это ни было; заплатила за это отчаянием и тоской - и вынесла это все на слабых плечах, как несут неподъемный груз в пыльных мешках. И при этом даже однажды подарила безвестному бедному художнику радостную улыбку. А если смогла она, сможет и Драко.
Тогда -Ну, как? Драко оторвался от учебника по трансфигурации и посмотрел. Только врожденное хладнокровие помогло ему удержаться от крика ужаса; любой другой, не прошедший школу эмоций Малфоев, получил бы душевную травму на всю жизнь при виде этого узкого лица со злыми глазами и искривленным ртом. Это мнение Драко и изложил своему собеседнику. -Ты придираешься, - недовольно пробормотал Гарри. – А, по-моему, похоже… Малфой ужаснулся уже всерьез. Какое-то мгновение он смотрел на хищно щурящийся прилизанный портрет и пытался сравнить его с тем, что каждое утро видел в зеркале; потом наваждение схлынуло, и он поднял шокированный взгляд. -Ты хочешь сказать, что Я похож вот на ЭТО? Поттер, видимо, тоже смотрел на кусок бумаги перед ним и украдкой косился на возмущенный оригинал. Судя по сосредоточенному сопению, увиденное его тоже не вдохновило, подумал Драко, понемногу успокаиваясь. -Ну, может быть, не очень…но ведь в общих чертах…. Голос у Поттера был убитым и расстроенным; но когда дело касалось внешности Драко, никакому благородству и снисхождению в душе истинного Малфоя не было места. Поэтому Драко безжалостно задавил в себе все великодушные поползновения и заявил, что если бы он, Драко, хоть чуть-чуть был похож вот на ЭТО, то непременно бы повесился сразу, как это осознал. Поттер не нашелся, что возразить; Драко подцепил двумя пальцами пергамент и посмотрел внимательнее. Все-таки, – если, конечно, не принимать во внимание, с кого Поттер рисовал это безобразие, – вышло чуточку лучше, чем в прошлый раз. Во всяком случае, глаза более или менее одинаковые, и голова уже не напоминает яйцо феникса… -А вообще-то, лучше бы ты готовился к экзаменам…- задумчиво протянул Малфой. -Ты похож на Гермиону, - фыркнул его собеседник; Драко сузил глаза – точь-в-точь как на портрете, – и одарил пустоту перед собой надменным взглядом. -Еще парочка таких замечаний, и ты будешь похож на Ника. -В смысле – ты меня прибьешь, и я буду призраком? – уточнил веселый голос. -В смысле – ты будешь безголовым Поттером, - немедленно парировал Драко и демонстративно уткнулся в книгу. – Хотя для этого особенно и стараться не придется… -Уже сам с собой разговариваешь, Малфой? – голос раздался совсем рядом, и от неожиданности Драко выпустил пергамент. – От тебя даже твои телохранители сбежали? Один. Отвечать Драко, разумеется, пока не собирался, хотя сказать этому рыжему хаму было что. -А это что? – Уизли точно так же, как до этого Драко, подхватил злосчастный рисунок двумя пальцами и уставился на него. – О, автопортрет!! Два. Драко задумчиво подпер руками щеки и снова опустил глаза в книгу. Буквы в слова складываться упорно не желали. -Ты себе все-таки безбожно льстишь, Малфой, - продолжал Рон, крутя в руках уже порядком потрепанное произведение искусства. – По сравнению с тобой вот это можно посылать на конкурс красоты… Три. Драко отложил книгу и лениво вскинул взгляд на Рона. -Знаешь, в чем между нами разница? Если, конечно, не считать денег – у тебя их считай - не считай, все равно нет? – Малфой выдержал короткую паузу. – Даже мой портрет можно посылать на конкурс красоты, а тебя – только на маггловскую выставку овощей. В отдельных номинациях – нос, уши, глаза…Уверен, ты без труда победишь любую морковку, какой бы рыжей она ни была. Уизли тоже выронил рисунок, поймал ртом воздух, – как рыба на берегу, подумал Драко без капли сочувствия, – и покраснел волной, явно готовясь что-то ответить. Беда была в том, что острым на язык он не был никогда, и чаще всего на колкости Малфоя отвечал тем, что у него получалось лучше всего – кулаками; Драко подобрался и на ощупь нашел под книжным переплетом свою палочку. Но из другого конца библиотеки уже вовсю спешила Грэйнджер; Рон покосился через плечо на ее встревоженное лицо и отошел сам, не дожидаясь, пока умница и отличница оттащит его за локоть. -Зачем ты опять к нему полез? – донеслось до Драко. – Мы же пришли сюда за Гарри…а ты его, кстати, так и не видел? -Кстати, ты не видел Гарри? – задумчиво вопросил Драко пустой стул напротив. Пустой стул сам собой скрипнул и не ответил. -Не надо так на меня смотреть, - Драко подобрал с пола рисунок и вложил его в учебник. – Я только защищался. -Откуда ты знаешь, как я на тебя смотрю, - скорбно отозвался стул; толстенный фолиант на столе перед стулом вполне самостоятельно зашуршал страницами. – Мог бы вообще промолчать. Драко машинально перевернул пару страниц и книгу захлопнул. -А чего ты тогда вообще тут сидишь?! – едко бросил он в пустоту. – Если этот твой рыжий такой замечательный, то какого лешего ты тут сидишь и рисуешь на меня карикатуры?! Отправляйся к…к…. Придумать, куда и к кому именно должен отправляться невидимый Поттер, Драко не смог и снова уткнулся в многострадальную книгу. Этот разговор – в разных вариациях – повторялся уже, наверное, сотый раз.
Придумать что-нибудь или хотя бы просто договориться до конца каникул они, конечно, не успели; да и особо не пытались, как-то заметил Драко. И полностью закономерно, что очень скоро их однокурсники стали задаваться вопросом: где это целыми вечерами пропадают гордости и надежды их факультетов? Ситуацию для Гарри и Драко немного упростило то обстоятельство, что поделиться информацией и наблюдениями обоим факультетам, разумеется, и в голову не пришло. Первым не выдержал Гриффиндор. Для того чтобы доподлинно выяснить, что Поттер вечерами не был замечен ни в библиотеке, ни в ванной, ни в классах на отработке, ни на поле для квиддича, понадобилась неделя. По истечении этой недели Гарри устроили душевную беседу, судя по всему, сильно напоминающую допрос с пристрастием; после этого сердечного разговора Поттер явился к Малфою растрепанным, пятнисто-красным и чрезвычайно злым. На расспросы Драко он упорно отвечать не желал; в ответ на предположение Драко, что Поттер применил в общении с однокурсниками излюбленную тактику дарения цветов почему-то обиделся и полез драться. Тогда Драко еще подумал, – в который уже раз, – что ему все-таки повезло с факультетом. Думал он так ровно четыре дня. До тех пор, пока слизеринцы, – те самые, с которыми ему повезло, – не устроили похожий допрос своему старосте. Малфою снова удалось вывернуться; в ответ на расспросы Поттера он по обыкновению вскинул подбородок – Поттер обычно крайне неуважительно называл это «задрать нос»– и гордо заявил, что попросту соврал. Кроме того, высказывания вроде «за кого вы меня принимаете» и «не ваше дело» всегда Драко удавались бесподобно; в ходе беседы заодно выяснилось, что и Поттер, отбиваясь от чересчур активных однокурсников, тоже прибегнул к банальному обману… Результаты это имело самые неожиданные. Гриффиндорцы, свято уверенные, что их долг – это защищать Поттера; а чтобы защищать, надо знать от чего, устроили за своим кумиром настоящую, правда, крайне бездарно организованную слежку. Слизеринцы, по опыту зная, что Малфоя в спокойном и благожелательном настроении лучше лишний раз не трогать, занялись примерно тем же самым – но на порядок лучше, как хвастливо заявил Драко Поттеру.
Стул напротив скрипнул еще раз; книга рассеянно взмахнула страницами и захлопнулась с обреченным стуком. Драко демонстративно и ухом не повел, в сотый раз читая одну и ту же фразу. Своевольная книга покрутилась на скользком библиотечном столе волчком, словно ее крутили чьи-то нетерпеливые руки; Драко опустил голову еще ниже и прочитал фразу про неполные превращения в сто первый раз. -Малфой, прекращай дуться, - не выдержал стул; разговорчивая нынче мебель пошла, мрачно подумал Драко и глаз не поднял. Стул явственно вздохнул. – Если я скажу, что он был не прав и полез первым, ты перестанешь молчать? -Я, может, и перестану, - хмуро ответил Драко, все так же не поднимая глаз. –А вот тебе бы помолчать точно не помешало. На нас и так скоро глазеть начнут, если ты будешь вопить на всю библиотеку… Учебник по Зельям еще раз восторженно крутанулся на столе. -Слушай, мы уже позанимались, да? –громким шепотом осведомился стул. –Пошли полетаем? Драко печально обозрел раскрытый учебник; особо горестным взглядом скользнул по фразе, на которой и закончилось его чтение. До полудня он планировал прочитать хотя бы две главы; от начала третьей главы злополучную фразу отделял добрый десяток страниц. Но если Малфой попробует сейчас об этом сказать, невидимый Поттер опять сравнит его с Грэйнджер… С другой стороны, экзамены, как обычно, налетят не хуже урагана, а трансфигурация…. А и пусть. -Пошли, - легко согласился Драко.
Zirael Очень нравится стиль. Я бы назвала - осязаемость текста. Действительно здорово написано. К гарридракам, правда, отношусь скептически - но здесь всё же обоснуюсь. Повторюсь - очень красивый текст. Особенно "Теперь" - с первых строчек уводит... Спасибо.
Белокурый хозяин старинного особняка потерял покой. Все его умиротворение и спокойствие сняло, как рукой, он поздно ложился и поздно вставал, уставший и нервный; глубокие тени прочно обосновались под утомленными серыми глазами. Что может быть легче – посмеяться над своим отшельничеством в пустом доме? Драко клал пальцы на гладкие клавиши и замирал; что может быть легче – сказать нет самому себе? Он заглядывал в темные глаза своей верной и единственной собеседницы – девушка молчала, и впервые за несколько месяцев он перестал ее понимать. Он надолго застывал у окна и смотрел в узкий просвет между зелеными портьерами. Мир снаружи суетился и двигался, мир снаружи был занят собой, и ему не было никакого дела до бледного юноши, выглядывающего из-за зеленых занавесей, будто из причудливой клетки. Малфой промучился три дня; наверное, в числе три и впрямь было что-то чудесное, потому что на четвертый день Драко внезапно все надоело. Он устал просыпаться от муторных и неприятных снов, больше похожих на чей-то болезненный бред, устал переживать, колебаться и бояться чего-то неизвестного и оттого еще более ужасного. И даже дом, с которым он уже почти сросся, стал вдруг похож на банальную темницу, – Малфой невольно вспомнил о черной палочке, смирно обитающей в пыльной темноте за портретом. ..Последний раз окно открывали, наверное, года два назад – ссохшееся дерево всячески сопротивлялось рывкам и толчкам; Драко снова до крови ссадил палец об неподатливую раму и рассердился всерьез. Злость, как обычно, придала силы, окну волей-неволей пришлось сдаться, и зеленую ткань взметнул теплый ветер. Как–то сразу стало понятно, что от старых рам пахнет пылью и плесенью; сквозь рой золотистых пылинок проскальзывали струйки свежего теплого воздуха. Летнего воздуха. Драко отвел в сторону радостно вьющиеся занавески, с которых в одну минуту слетели все их надменное величие, тяжесть и строгость; они так и льнули к лицу и рукам, как соскучившийся ласковый щенок. Лето настало; да что там настало – оно уже перевалило за середину. Весна пришла и ушла; для кого-то весна была праздником, кому-то она принесла радость – но для Драко весна промелькнула, как один дурной сон, похожий на те, что мучили его в последнее время. Лето настало…Драко торопливо, кое-как захлопнул старенькую раму, безжалостно всаживая копья заноз в ладони – знакомая и близкая комната показалась вдруг темной и тесной.
Снаружи воздух оказался далеко не таким свежим. В вечерней прохладе хватало и дыма, и пыли, и чего-то горьковатого и приторного; да и сама прохлада очень скоро тоже магическим образом стала менее прохладной, если можно так выразиться. Очень скоро стала понятна и причина: низкие и тяжелые, будто металлические, тучи, притаившиеся над самыми деревьями… Снаружи мир оказался таким же суетливым и торопящимся, как и из окна. Люди шли, кто-то даже бежал, кого-то звал, махал рукой; медленно идущий Драко никак не мог поймать ритм улицы. На него налетел молодой парень при костюме и с тяжелым портфелем под мышкой; Драко отшатнулся – парень пробормотал что-то невнятное и пустился дальше. Следующей была женщина, тоже одетая по-деловому, от нее Малфой ухитрился почти увернуться. Когда Драко чуть не толкнули в третий раз, он решил, что пора уходить. Лондон он немного знал, несмотря на свою репутацию чистокровного мага, ненавидящего все маггловское; как ни странно, в первый раз по незнакомому и непривычному, чужому городу удивленного мальчика провел именно отец. Человек, чье имя было неразрывно связано с противниками грязнокровок и магглов задолго до рождения Драко, показывал своему сыну парки и памятники, магазины и даже некоторые клубы. В парке, куда забрел Драко, никуда не торопящийся человек в глаза не бросался и ничьего внимания не привлекал. Тут было все, как запомнил Драко – даже, казалось, хлопотливые женщины были теми же, что и тогда, и выгуливали все тех же говорливых и непослушных детей. Малфой опустился на легкую, будто кружевную, лавочку. В последний раз Драко был тут с отцом почти десять лет назад; на следующий день после их прогулки степенная коричневая сова принесла в их Поместье свиток – приглашение с печатью Хогвартса. Может быть, и сейчас над Лондоном летят такие же серьезные совы с жесткими свитками в когтях, и уже другие счастливцы будут скакать от радости, узрев долгожданную птицу с продолговатым свертком… Громыхнуло; Драко поднял голову. Тяжеловесная грузная туча подкралась еще ближе и теперь вполголоса предупреждала о своем приближении. Шумная стайка детей истаяла за несколько минут – мамаши моментально расхватали своих протестующих отпрысков, и в парке наконец-то воцарилась тишина – то особенное замершее безмолвие, которое окутывает мир перед грозой. И даже солнце рядом с серой, будто насупленной тучей будто поблекло и светило как-то робко… Мелькнула мысль, что пора домой; но размышление вышло тоже блеклым и каким-то смазанным – в самом деле, стоило ли вообще выходить из дома, чтобы через час прятаться от дождя? Тем более что летний дождь всегда нравился Драко… Сквозь пухлое тело тучи пробежала яркая коленчатая судорога, и гром на этот раз вышел куда более грозным, да и раздался ближе, чем раньше: игры кончились; кто не спрятался, я не виноват. Туча сердилась на упрямца, не желавшего играть по правилам, и предостерегала уже всерьез. Порыв по-настоящему холодного, будто осеннего ветра взъерошил на деревьях листья и бросил Драко в лицо какие-то веточки и соринки; стоило Малфою поднять руку, чтобы вытряхнуть из волос весь этот мусор, на ладонь бухнулась тяжелая и тоже показавшаяся Драко ледяной капля, и серое чудище, распластанное по небу, снова недовольно заурчало. После третьей капли – а падали они на Драко как на подбор крупные и студеные – Драко решил, что пора уходить; но стоило ему подняться со скамейки, как дождь припустил уже не на шутку, решив, видимо, что наглеца стоит поторопить. К тому времени, как Малфой добрался до выхода из парка, ливень стоял серой непроницаемой стеной. Драко любил летний дождь. С одной поправкой – он любил теплый летний дождь; те же потоки воды, которые обрушивали разгневанные небеса, назвать теплыми язык не поворачивался. Да и вряд ли Малфою получилось назвать их даже холодными или ледяными – спустя несколько минут у него уже зуб не попадал на зуб. Таким образом, во всем, что случилось потом, Драко мог с полным на то правом обвинять дождь. В конце концов, именно из-за холодной летней грозы продрогший и насквозь мокрый представитель рода Малфоев заскочил в первую попавшуюся открытую дверь.
*от таких слов автор краснеет и смущенно прячется за веер*
Тогда Несчастья приносят баньши, – так говорила полубезумная Трелони, блестя глазами. Буревестники, козодои и черные вороны; в зависимости от того, куда именно надо было принести несчастья: на сушу, на море или в чистое поле. Кроме самых разнообразных птиц и воющих привидений, были еще разбитые зеркала, рассыпанная соль и черные коты; как с таким количеством дурных примет мир еще не погряз в несчастьях и стихийных бедствиях, открыто клюющий на занятиях носом Драко не понимал. А ведь беды и горести случались еще и просто так, без всяких вестников… Но в этот год над школой наверняка пронеслась не одна стая козодоев, а буревестники вместе с баньши надолго обосновались на высоких башнях и свили там теплые прочные гнезда, потому что таких напастей не случалось, наверное, ни разу за всю историю Хогвартса. На лице декана Рэйвенкло надолго поселились изумление и растерянность – его подопечные уверенно лидировали в соревновании факультетов, ненамного опередив Халлфпаф. А два вечных лидера и соперника с переменным успехом делили третье и четвертое место; их деканы до хрипоты сорвали голос, пытаясь вразумить своих воспитанников то угрозами и криками, то увещеваниями и просьбами; воспитанники угрюмо отмалчивались и теряли баллы. Все имеет свой конец – и игра в прятки с мантией-невидимкой и ночными отсутствиями тоже. Кто и когда догадался первым – ни Гарри, ни Драко так и не узнали; да это и не имело большого значения. Значение имели только последствия; жуткие и ужасные, мрачно пошутил тогда Драко. И грянула буря. Короткий бойкот очень быстро закончился, потому что игнорирование постоянно прерывалось вопросами и укорами: возмущенными, недоуменными или откровенно презрительными; переносили это оба изменника тоже по-разному – Поттер мучился и маялся, особенно если за него принимались любящие и понимающие друзья; Малфой молчал и время от времени огрызался, если на него наседали особенно рьяно. Не добившись толку от самих виновников, факультеты обратили гневные взгляды друг на друга. Начал все Гриффиндор, если точнее – Рон Уизли, после одного из совместных уроков. Два заклятых врага столкнулись в дверях, и уступать оба не пожелали, даже если бы заметили друг друга раньше: Малфой в этот момент украдкой смотрел на молчаливого, будто пришибленного Поттера, Рон же выискивал в толпе студентов свою подругу со встрепанными волосами и на Гарри подчеркнуто не обращал внимания. Драко– удивительное дело! – на ссору настроен не был, поэтому просто воспользовался преимуществом в росте, хоть и небольшим, и одарил Рона взглядом сверху вниз. Рон не нашел ничего лучше, чем попробовать толкнуть соперника в плечо – Малфой высокомерно отступил, – и выдать шпильку про символ слизеринского факультета. Шутка была старой и давно заезженной даже самими слизеринцами; и Малфой не опустился бы до ответа, даже если бы холодной зимней ночью не решил не ругаться лишний раз с другом Поттера. Но – не иначе, тут постаралась пресловутая баньши, – слова Уизли услышал Забини и ответил. В отличие от Рона, Блейз за словом в карман не лез никогда; от сказанного им даже Драко удивленно приоткрыл рот, хотя ничего нового Забини не придумал: это была все та же тема про деньги и многочисленность семейства Уизли. Однако тот, в чей адрес с убийственной вежливостью, явно позаимствованной у Малфоев, и были произнесены эти слова, сначала покраснел, потом побледнел и кинулся на обидчика с кулаками. Финал стычки в двух шагах от класса Трансфигурации был вполне предсказуем, оттого особого удивления и даже возмущения снятие баллов с участников драки не вызвало. Да и сама драка на первый взгляд не представляла собой ничего особенного – если б не тот клятая баньши. Видимо, привидение призвало себе на помощь еще и стаю козодоев; иначе как объяснить то, что подобные столкновения стали происходить едва ли не каждый день? Баллы с факультетов утекали, будто песок сквозь пальцы; треть студентов щеголяли с синяками и ссадинами, которые наотрез отказалась залечивать мадам Помфри, а деканы практически не разговаривали друг с другом. Снейп попытался воздействовать на первопричину волнений, то есть на Драко; вызванный в пропахший сушеной травой кабинет Малфой угрюмо изучал черный от трав и пролитых настоев стол и молчал. Едва ли не впервые в жизни сухой голос крестного, декана и опекуна вызывал у него ярость и протест; впрочем, Драко справедливости ради признавал, что в последнюю неделю его злило все: от тыквенного сока в столовой до облаков на небе. Сок был чересчур сладким, ветер – слишком холодным, а облака были совершенно дурацкой формы. Уроки были или слишком легкими, или невыносимо нудными и непонятными; иногда Драко вспоминал, что через три месяца будут экзамены, и это его тоже выводило из равновесия – потому что не было сил сидеть над раскрытой книгой и потому что через три месяца заканчивалось обучение, а дальше…дальше зияла черная дыра. Драко всегда считал, что душа – это вещь условная; за эту неделю условная и несуществующая вещь ухитрилась измучить Малфоя до бессонницы. Оказывается, даже воображаемые вещи могут ныть, как больной зуб и трепетать, как листья на осенних деревьях… Драко стискивал зубы и, уже не таясь ни от кого, вытаскивал Поттера на публичные полеты сквозь возмущенное шипение. Поттер не отказался ни разу – он охотно шел с Драко, летал рядом с ним, говорил, даже шутил и смеялся, нанизанный непривычно прямой спиной на острия гневных взглядов снизу; Драко улыбался в ответ и до крови кусал вечером губы. Если бы он только мог потушить эти злые глаза – навсегда, вогнать змеиное шипение в породившее его горло, закрыть, защитить, уберечь; Драко казалось, что внутри него безжалостные руки натягивают полотно, силясь порвать – Драко казалось, что он чувствует, как дрожат и не хотят рваться упрямые нитки, как перекашивается прочная ткань. Он вспоминал последний вечер зимних каникул и тот разговор под угасающими свечами; может, стоило тогда все оборвать, быстро и милосердно? Ему казалось, что под эти взгляды, под шепоток за спиной и откровенные шутки в лицо тает и испаряется он сам; от таких мыслей Драко пугался – однако в зеркале день за днем отражалось его лицо, усталое и похудевшее, но его собственное. Спустя неделю метаний он решил, что во всем, несомненно, виноват Поттер; от этой простой мысли его вдруг охватило чувство свободы – наверное, так себя чувствует вылетевшая из клетки птица. Целый день он прожил с этим окрыляющим ощущением, и однокурсники косились на небывало оживленного и разговорчивого Драко сперва с неверием, затем с растущей надеждой и радостью. За весь день Малфой ни разу не взглянул в сторону гриффиндорского стола, не попытался найти глазами своего черноволосого друга – зато без умолку болтал с соседями по скамье и столу, и с его языка падали такие же ядовитые слова, как и раньше. День лихорадочно прогорел беспомощным бумажным листком, так же ярко и так же быстро; к вечеру злое возбуждение Драко тоже обернулось бессмысленным пеплом. К концу ужина Малфой почти не участвовал в разговоре, изредка кивая или добавляя пару слов, и не отрывал хмурого взгляда от нетронутой тарелки. В гостиную он отправился вместе с шумной компанией – впервые за много дней. И сразу же, едва перешагнув порог столовой, натолкнулся на внимательный зеленый взгляд; Драко даже показалось, что Поттер специально ждал его здесь. Ну и пусть, какая ему теперь разница, он ведь свободен? Какого черта этот идиот тут делает, ведь его же сейчас побьют? Гарри шагнул вперед – под круглыми от изумления глазами Крэбба и уже гневно суженными глазами Гойла; улыбнулся и положил Малфою руку на плечо. И все стало на свои места, – как раньше.
Теперь Что делает в первую очередь человек, заскочивший из-под проливного ливня под крышу? Первые несколько секунд Драко переводил дух, неизвестно зачем стряхивая капли с промокшей насквозь рубашки; еще пара секунд ушла на попытки привести в порядок мокрые и наверняка похожие на сосульки волосы. Когда мокрые пряди уже были откинуты со лба назад, и с рубашки уже стекло все, что могло стечь за один прием, Драко, наконец, обратил внимание на помещение, куда заскочил. И почти сразу же столкнулся взглядом с совой. Коричневая аккуратная птица сидела на толстой книге и светила желтыми глазами из-под полуприкрытых пленочных век. На какое-то мгновение Драко показалось, что перед ним оказалась гостиная Слизерина – и из-за тяжелых столов ему сейчас кивнет кто-нибудь из тех, с кем он провел семь долгих лет. Сердце ударило раз, и второй; за столами сидели и переговаривались совершенно незнакомые люди, а сова так и не шелохнулась, и Драко вдруг увидел, что на книге сидит не живая птица, а игрушка. Подделка. -Вы зашли в клуб по интересам «Авалон», - поначалу Драко даже не понял, что обращаются к нему; заговоривший с ним человек был мало похож на официанта и изучал мокрого Малфоя с вежливым любопытством. – Вам чем-то помочь? -Нет…- слова «клуб по интересам» были знакомы Драко еще по прошлой жизни, и обычно означали, что чужаки должны убираться, и чем скорее, тем лучше. На самом деле, вымокнуть сильнее, чем уже есть, было затруднительно, так что вполне можно было и не искать дальнейшего убежища. Юноша повернулся к двери и снова столкнулся с загадочными, будто сонными, совиными глазами. -Там дождь, - вежливо произнес человек в спину Драко. -Я заметил, - Драко обернулся и неторопливо поправил мокрые волосы. – Ужасная погода для середины лета, не так ли? -Вон там свободный столик, - человек не пожелал продолжить столь благодатную тему и кивком указал в угол небольшого зала. – Сейчас вам принесут чего-нибудь выпить…чай или кофе? Драко уже успел открыть тяжелую непрозрачную дверь; дождь снаружи показался еще более холодным и сильным, чем был пять минут назад. Рубашка неприятно липла к телу; гостеприимный незнакомец за спиной терпеливо ждал. -Чай, - Драко аккуратно прикрыл дверь, спрятав за массивной створкой мокрую улицу с пузырящимися лужами, и обернулся. – Вы очень любезны.
Странное это было заведение… Малфой пристроился у края, стараясь не касаться мокрой спиной спинки стула. Густой коричневый чай был слишком горячим, чашка дымилась плотными струйками серебристого пара и грела холодные ладони; только сейчас Драко почувствовал, что замерз и отчего-то смертельно устал. Из-за струек ароматного пара рассматривать зал было удобно и даже забавно: будто через туман. В этом тумане сидели самые разнообразные люди: кто-то читал, кто-то разговаривал, отпивая из чашек; кто-то играл в шахматы – Драко против воли глубоко вздохнул. Люди не обращали на незнакомца почти никакого внимания, – вероятно, в этом клубе мокрые чужаки были явлением обычным и привычным, – и лишь немногие оборачивались взглянуть на сидящего в уголке Малфоя. Драко решил, что чай уже достаточно остыл и склонился к чашке. Отпить он не успел, но поперхнуться – все же поперхнулся; из-за чайного тумана на него обернулся парень, сидящий неподалеку, и обычный воздух с привкусом дорогого чая вдруг отказался проникать в перехваченное горло. Наверное, свою роль сыграла привратница-сова – Драко показалось, что на него смотрит Поттер сквозь сдвинутые на кончик носа очки; ему даже привиделся зеленый блеск в немного удивленных глазах. Теперь, спустя несколько длинных секунд, Драко уже видел, что это не Поттер; да и сходства-то было – одни очки. Но чай уже потерял свой вкус, и усталость накатила с новой силой, будто требуя платы за бешено забившееся сердце; парень отвернулся. Скверно. И больно – так больно было, когда он по забывчивости тревожил едва затянувшуюся рану. Но все раны заживают. Рано или поздно. Дождь шумел снаружи так же ровно; Малфой откинулся на спинку стула и почти не ощутил холода от сырой рубашки, – видимо, сыграл свою роль горячий чай. Странный клуб с совой совсем перестал нравиться Драко, и если бы не ливень, он ушел бы сразу же. И он уйдет. Вот только перестанет шуметь в ушах этот нескончаемый дождь…
Zirael Ну вот, а Вы переживали из-за отсутствия откликов... Читаю с неослабевающим интересом. И хотя в этом фанфике и попадаются некоторые стилистические неточности, но их мало и они незначительны, так что удовольствия не портят. Спасибо! Очень здорово! А скажите, Вы жанр "ориджинал" ещё не пробовали? Должно получиться здорово...
Sanya а кто не переживает? Все переживают, столько я фикрайтеров знаю.. Но люди тут и правда понимающие и мои первые вещи тапками не закидали Sanya пишет:
цитата:
И хотя в этом фанфике и попадаются некоторые стилистические неточности,
-я была бы оченнь благодарна, если бы вы на них мне указывали. Хоть тут, хоть в привате - все равно. Sanya пишет:
цитата:
А скажите, Вы жанр "ориджинал" ещё не пробовали?
- пробовала, как же без этого. Arv мне приятно это слышать
Zirael я была бы оченнь благодарна, если бы вы на них мне указывали Вы меня извините, если это произойдёт не сразу? Просто я 16 числа в отпуск уезжаю, на две недели. Вернусь в первых числах июля. Может, тогда и спишемся? И было бы гораздо удобнее видеть Ваш текст целиком. В смысле, не разделённым на посты и реплики читателей (а не то что я напрашиваюсь прочитать весь фик до конца). *шёпотом* Хотя и не отказалась бы, конечно.
Но вот пока - так, для примера:
Все его умиротворение и спокойствие сняло, как рукой, Мне кажется неправомерным использование здесь этого фразеологического оборота. Не могу чётко объяснить, в чём проблема - это на уровне ощущений, наверное. "Снимает как рукой" обычно что-то негативное, что ли, так скажем... Допустим, "Его уныние как рукой сняло". У Вас же - герой приходит в состояние беспокойства. Тут бы подошло что-то более экспрессивное - ну там, "слетели, будто шелуха", хотя это не фонтан, конечно, надо подумать просто - а Вы умеете, я знаю!
треть студентов щеголяли с синяками и ссадинами Не "с", а просто - "щеголяли синяками и ссадинами"...
вероятно, в этом клубе мокрые чужаки были явлением обычным и привычным Либо "обычным", либо "привычным" - применение двух близких по смыслу синонимов неправомерно и не даёт никакой дополнительной информации и окраски.
из-за чайного тумана на него обернулся парень Неверно составленная фраза. Было бы правильнее сказать "из-за чайного тумана на него смотрел парень...". Потому что получается "обернулся из-за чего, по какой причине?" - "из-за чайного тумана", понимаете? А ещё лучше - перестроить фразу вообще.
Ну и подобное... Надеюсь, Вы не обидитесь за придирчивость? Я же говорю - в принципе, они не мешают, неточности эти, будь они неладны...
- пробовала, как же без этого. Это здорово. А Вы не будете против, если я у Вас попрошу почитать? Тоже после приезда, разумеется...
Sanya за подобную придирчивость я никогда не обижаюсь, только благодарю - потому что у самой глаз замыливается на такие вещи. Буду править А после приезда тогда спишемся, ага?
Тогда …Тогда Драко вернулся домой на каникулы после второго курса, и сказать, что молодой Малфой был зол – значит, ничего не сказать. Домовые эльфы долго с дрожью вспоминали день возвращения молодого хозяина; зеленовато-бледный от глухой злости Драко ушел к себе, едва поздоровавшись с матерью, и неделю не выходил из полутемной комнаты. Семь дней тянулись, как приторный сироп – рисование очень скоро Драко приелось, читать тринадцатилетнему мальчишке, только–только вырвавшемуся из школы, не особенно хотелось, а зловещие планы по изгнанию из школы ненавистного Поттера, которые и занимали большую часть времени, стали, в конце концов, смешны даже для их автора. Для взбалмошного подростка, каким был тогда Драко, трудно отыскать вещь страшнее скуки; на восьмой день альбом с рисованием полетел в угол, и в душной опустевшей комнате хлопнула дверь. То лето выдалось жарким и сухим; после получасовой прогулки в парке Поместья светловолосый и светлокожий Драко понял, что коварное солнце ухитрилось-таки достать его даже через густые листья. Идти обратно в дом ему ни за что не хотелось, обожженное лицо, однако, от жаркого ветра болело и горело еще сильнее; в конце концов, ноги будто сами собой привели юного Малфоя к каморке с метлами. Домовым эльфам туда вход был строго-настрого воспрещен; так что дорогая и быстрая, как сам неукротимый ветер, метла Драко лежала там же, куда неделю назад ее швырнул позорно проигравший слизеринский ловец. Тогда ему казалось, что в его проигрыше виновата именно эта бессловесная деревяшка – сейчас, при одном взгляде на валяющуюся на полу метлу, Драко стало не по себе, словно он ни за что обидел какого-то маленького беспомощного зверька. Зачем он протянул руку над безжизненной метлой, Драко и сам не знал; метла ткнулась прохладным деревянным древком в раскрытую ладонь так охотно, будто и в самом деле была живым и тоскующим без хозяина созданием. На редкость незлопамятным созданием, невесело подумал Драко. Мир вдруг показался ему несправедливым и серым; ну как, КАК он мог проиграть с такой метлой?!! Он ведь начал летать едва ли не раньше, чем научился ходить, он умел вытворять на метле такие штуки, что даже его отец довольно улыбался – а для того, чтобы заставить старшего Малфоя даже просто улыбнуться, нужно было лезть из кожи вон. А разве Драко не лез?!! Разве не торчал день и ночь на клятом поле, в снег и в дождь? Из-за этого поля он трижды за зиму схватывал жестокую простуду – и что толку?.. Взгляд сам собой наткнулся на другую метлу, аккуратно стоящую в своем гнезде, как и положено хорошей метле у добропорядочного хозяина. Метла была чересчур высокой и слишком тяжелой для подростка; ее отец купил специально для того, чтобы тренировать Драко. И все зря. Когда спустя час обеспокоенная Нарцисса отыскала Драко, ее сын с горящими щеками сидел на полу в каморке и сосредоточенно, неторопливо полировал свою метлу, что-то шепча и ласково поглаживая деревянное блестящее древко.
То лето было жестоким. Летать днем было невозможно; да что летать - порой было трудно даже выйти из дома. В первый же день мстительное солнце оставило на Драко красные шелушащиеся пятна везде, куда только смогло дотянуться; пока зеленоватое зелье с мятой чуть пощипывало кожу, Драко снова отсиживался в комнатах и, наконец, от нечего делать засел в библиотеке. В фамильном книгохранилище Малфоев порой попадались удивительные вещи – запрещенные книги и редчайшие инкунабулы, –надо было только знать, где и как искать. Зуд и жжение под действием трав понемногу уходили, подросток, увлекшись, потирал лоб, тоже украшенный зелеными липкими пятнами, раздраженно стирал пахучее зелье с испачканных пальцев и снова переворачивал старые потрепанные страницы. Многие заклинания он там же и пробовал, не выходя из библиотеки, и мысль о Министерстве нимало его не взволновала – само его имя служило лучшей защитой, чем все заклинания в мире. Спустя час Драко выскочил из библиотеки, уже не беспокоясь по поводу изумительного сочетания светлых волос, красной кожи и зеленого зелья, и пронесся к каморке для метел, где стояла его «Молния», на этот раз безукоризненно чистая и отполированная. Заклинание он читал, не отрывая глаз от бумажки, куда переписал текст крупными буквами; если сработает, то не нужно будет дожидаться вечера, чтобы летать. Если сработает, он сможет тренироваться весь день напролет, не сходя на землю; чтобы отец, когда вернется, видел, на что способен его сын. Заклинание сработало, и потомок семейства Малфоев целый час пролетал над своими бескрайними владениями, окутанный приятной прохладой. Под вечер он выкинул листок из своего блокнота, на котором были записаны слова, дарящие эту самую прохладу – в нее верилось как-то с трудом, когда воздух даже дрожит от жара, а сверху укоризненно смотрит раскаленный круглый глаз солнца… То лето было беспокойным; Драко как-то ухитрился пережить приезд отца и то выражение, с которым тот глядел на проигравшего сына. Драко полюбил летать вечерами, пока с неба на него не начинали смотреть звезды; отец нескоро, но сменил гнев и презрение на милость, и разыгрывал с сыном длинные упоительные партии в свете заходящего солнца. То лето было так же щедро на грозы, как и на изнуряющую жару – тогда же Драко постепенно перестал бояться молний и грома, и дожди стали ему даже нравиться. Было что-то прекрасное и первобытное в этих ярких угрожающих вспышках, и в скользком дереве под пальцами – подросток прикрывал глаза от раскатов грома, и летел в кромешной темноте под струями воды. В эти моменты он не думал о том, что молния может пронзить его скорчившееся на метле тело, он не думал о том, как будут болеть назавтра мышцы – во мраке под сомкнутыми веками он видел свою победу и ненавистные зеленые глаза. В то лето он почти не чувствовал под ногами земли, Драко казалось, что даже птицы провожают его восхищенными взглядами; вряд ли младший Малфой так радовался, если бы знал, что четыре следующих года его не ждет ни одна победа – будут лишь унижения и потери, одни за другими. Хотя даже если кто-нибудь и сказал ему об этом, едва ли Драко поверил бы ему: кто думает о поражениях и верит в утраты, когда тебе всего месяц назад исполнилось тринадцать лет…
Теперь Потолок украшали две прихотливо изогнутые трещинки. Эти трещинки были знакомы до последнего дюйма – каждое утро, просыпаясь, Драко видел их перед собой, и всякий раз они напоминали ему что-то новое: то цветок, то единорога, наклонившего голову; сегодня они были похожи на пару целующихся – или дерущихся – змей. Странное кафе с книгами и совой припомнилось само собой, потом всплыл выход из дома и дождь …Один кусочек куда-то запропастился; хоть убей, Малфой не мог вспомнить, как он вышел из кафе и шел домой по мокрым сумеречным улицам. Он без труда представил себе и запах мокрой газонной травы в жемчужинах капель, и ледяные капли, срывающиеся с веток от прикосновений ветра и всегда безошибочно попадающие за шиворот, и даже лужи – вот только вспомнить все это он так и не смог. Вдобавок, отвлекал еще и шум дождя. На потолке с трещинками-змеями лежал тот же полумрак, в который была погружена и комната; наверное, был все-таки день, – просто окно было закрыто шторами,– потому что ближе к стене, среди теней вольготно устроился солнечный зайчик. Зайчик был большой, круглый и весьма упитанный – настоящий взрослый матерый заяц, ухитрившийся украдкой проскользнуть между сомкнутых занавесок. Как и кто закрывал шторы, Драко не помнил тоже. Он решил повернуть голову – и это было, как оказалось, ошибкой. Голова будто раскололась изнутри тупой болью, и дождь за окном резко усилился, превратившись в настоящий ураган с градом; с опозданием Малфой понял, что это шумит у него в ушах, – в самом деле, какой может быть дождь, если на потолке его спальни сидит здоровенный солнечный заяц?! -Проснулся? – вопросил оживленный голос откуда-то справа. Разбитой голове Драко голос показался неприлично радостным. – Слушай, ты ведь не буйный? Меньше всего на свете Драко сейчас хотелось буйствовать; если бы он мог, он перестал бы даже дышать – лишь бы унялась эта боль в голове, и шум в ушах… -Вот и здорово, - видимо, обладатель голоса счел молчание согласием и, судя по интонациям, это тоже его весьма обрадовало. – Тогда будем тебя лечить. Слово было неприятным – оно ощутимо отдавало горечью трав и едко пахло; Драко собрался разлепить губы и воспротивиться, однако медлил слишком долго – его ухватили за плечи и посадили. Ко всем прелестям жизни добавилась еще и пелена перед глазами и неповторимое ощущение насыпанного под веки горячего и соленого песка; вопреки ожиданиям, никакого вкуса Малфой не ощутил – просто что-то жидкое и прохладное разлилось во рту и скользнуло в горло будто бы само собой. Сильные руки так же осторожно уложили его обратно. Умудренный печальным опытом юноша повернуть голову уже не пытался, решив просто скосить глаза, чтобы увидеть своего заботливого врача. Вот только пройдет эта боль в глазах… Драко на минутку прикрыл веки и увидел перед собой Кассандру. Он торопливо писал письмо, перо отчего-то не слушалось и брызгало кляксами на белоснежный пергамент. Драко снова и снова очищал письмо заклинанием и от этого спешил еще больше, забывая нужные слова и путаясь. Кассандра сидела рядом, вцепившись когтями в край стола, и по обыкновению дремала, изредка вздрагивая во сне – черный филин Драко всегда любил поспать. Письмо, наконец, было дописано - к этому времени Драко успел уже напрочь забыть, что и кому он писал, –он свернул пергамент в свиток и потянулся привязать его к лапе Кассандры. Сова не протянула привычно пушистую лапу, она даже не двинулась с места, а когда Драко коснулся ее рукой, чтобы разбудить, неловко завалилась на бок. Сквозь мертвенную волну ужаса Драко понял, что Кассандра не спит, не притворяется – вместо живой совы на столе сидит искусно сделанное чучело. Ледяные когти стиснули сердце – как сова свиток с письмом; Драко зачем-то отчаянно тряс неуклюжее и неживое ватное тело, а желтые стеклянные глаза с пуговицей зрачка смотрели куда-то вверх, и от этого равнодушного взгляда у Драко внутри что-то застывало и распадалось на части, как старые и ветхие нитки. На стол падали полосатые бело-черные перья, слишком сухие и мягкие, бумажные, мертвые… -Тихо, тихо… Куда-то отступала, таяла комната с забытым на столе письмом и упавшими аккуратными перьями, и его снова приподнимали в постели чьи-то руки. Губ коснулось холодное и гладкое, и во рту разлился неприятный сладкий вкус – будто с обычным белым сладким сахаром сделали что-то скверное; если бы сахар умел протухать и прокисать, Драко бы сказал, что именно это влили ему в рот. Малфой собрался было закашляться, и наверняка бы так и сделал, если бы не боялся, что от этого его голова снова развалится на куски. Боль утихала, едва голова касалась глубокой подушки, – видимо, злобный маленький зверек, свивший себе в затылке паутинное логово, был к подушкам неравнодушен. Драко упорно всматривался в расплывающиеся трещины на потолке, превозмогая резь в глазах – все, что угодно, лишь бы не думать о Кассандре. Он ведь так и не узнал, что с ней случилось; легче всего было думать, что Снейп взял ее себе… Драко наконец не выдержал и прикрыл глаза – только на секунду, чтобы сморгнуть подступившие слезы. Он смертельно боялся увидеть перед собой чучело черного филина; однако перед ним встали башни Хогвартса. Сверху они всегда казались меньше и ниже, чем были на самом деле. Он облетал башню в поисках площадки, куда можно было бы сесть. Драко знал, что внутри его ждут; во сне он знал, кто его ждет, и это знание захлестывало его легкостью и счастьем куда больше, чем ветер, поднимающий дыбом волосы. Вот и подходящий балкончик с дверью, ведущей вглубь – но прежде чем ноги Драко коснулись каменного пола, башни вдруг качнулись и рассыпались грудой камней. Наверное, грохот должен был быть ужасным; на этот раз Драко очнулся сам – от суматошного биения собственного сердца. Ему снился котел с кипящим маслом. Драко должен был сварить какое-то зелье; Драко впадал в ступор при одном виде эти тяжелых и медлительных золотистых пузырей – ему казалось, что котел непременно опрокинется на него, стоит только Малфою подойти на шаг ближе. Из-за спины скрипел неприятный голос Снейпа, который что-то растолковывал Драко; тот был слишком охвачен страхом, чтобы понять. Ему снилась пустая комната с грязным ковром, на который рассыпали зерно; ему снились подземелья Хогвартса с диковатым эхом между древних темных стен. Время от времени его будили неумолимые сильные руки, и вливали ему в рот лекарства разной степени невкусности –порой граничащие с мерзостью; Драко покорно глотал все, что ему давали, и снова проваливался в водоворот бреда. В какой-то момент Малфой увидел перед собой равнину с руинами башни вдалеке, по равнине к развалинам брел рыцарь в старинных латах, на которых небрежная рука художника оставила белые полоски-штрихи. Рыцарь держал в усталой руке меч, лезвие чертило неровную полоску по пыльной траве и смешно подпрыгивало, если на пути попадался камень. Драко мучительно боялся, что сейчас рыцарь повернет голову с растрепанными черными волосами и увидит его… Что-то прохладное и мягкое прикоснулось к подбородку, стирая щекочущую струйку. -Тихо…Ну что ты, что ты в самом деле… Сон с рыцарем оказался последним – Малфой выпил очередную дозу микстуры, на этот раз горькой, и перед глазами сомкнулась долгожданная глухая чернота. Сколько он проспал, Драко опять же не знал. Он открыл глаза и не почувствовал ни боли, ни рези под веками; какая все-таки прихотливая и непредсказуемая штука – счастье. Вредный злобствующий зверек из головы тоже куда-то переселился, теперь голова просто немного гудела – будто медный пустой котел, по которому сильно стукнули палкой. Трещинки были на месте, и сейчас никак не складывались ни в какую картинку: просто две неаккуратных ниточки на потолке. Тени в комнате сгустились и осмелели, прогнав солнечного зверя; Драко вяло подумал, что настал вечер. Голову он поворачивал куда осторожней, чем в первый раз, однако все обошлось – в ушах, правда, плеснулся шум, но почти сразу же пропал. Пелены перед глазами тоже не было, и силуэт, дремлющий в кресле, Драко разглядел без труда.
Все даты в формате GMT
3 час. Хитов сегодня: 8
Права: смайлы да, картинки да, шрифты да, голосования нет
аватары да, автозамена ссылок вкл, премодерация откл, правка нет
*шёпотом* Хотя и не отказалась бы, конечно. 
- участник сейчас на форуме
