|
|
| |
Пост N: 146
Зарегистрирован: 16.08.07
|
|
Отправлено: 15.10.08 18:24. Заголовок: – Сириус… Я сижу на..
– Сириус…
Я сижу на парапете Астрономической Башни, свесив ноги в пустоту. Ветер кружит вокруг меня, треплет волосы и забирается под мантию. Здесь, на такой высоте, всегда ветер, даже если внизу тихо. Я давно привык к тому, что ветер не всегда рад моему соседству. Он то ласково обдувает меня со всех сторон, то яростно пытается прогнать с Башни, дабы я не смел посягать на его одиночество. Однажды я застал его в совершенно отвратительном настроении, и он даже попытался сбросить меня вниз. Но не сегодня. Сейчас он приветлив и игрив и ничего не имеет против моего присутствия. Чтобы отблагодарить его как-то за гостеприимство, я вытягиваю вперед руку, он тут же касается моих пальцев, оплетает их, струится вдоль руки и щекочет легким дыханием шею. Я улыбаюсь ему, как доброму другу, но взгляд мой прикован к небу. Там, высоко-высоко, в центре созвездия Большого Пса, сияет звезда.
– Сириус…
Ветер подхватывает звук моего голоса и уносит ввысь, словно пытается мне помочь дозваться. Услышь меня сейчас Рон, он бы, уже не таясь, покрутил пальцем у виска. Мой друг уверен, что у меня поехала крыша. Гермиона одергивает его, сыплет умными терминами и настаивает на том, что у меня какой-то там синдром. Но если убрать из этого словесного потока все лишнее, то и она считает меня психом. Одноклассники косятся на меня, как на душевнобольного, а учителя стараются не загружать домашними заданиями, опасаясь за мое «хрупкое» душевное равновесие. Только слизеринцы во главе со своим деканом не изменили своего отношения ко мне. Вся эта история лишь дала им повод для новых издевок. Но мне плевать. Я давно привык к тому, что меня считают чокнутым. Пусть. Я-то знаю правду, знаю точно, что Сириус меня не только слышит, но и ответит на мой зов.
Правда, мне немного жаль, что я рассказал об этом друзьям. Рон ведь еще на втором курсе говорил мне, что слышать голоса – даже в волшебном мире явление ненормальное. Друзья, обеспокоенные моим состоянием, решили обратиться за помощью к старшим. Таким образом о том, что я разговариваю с покойным крестным, узнал сначала Дамблдор, потом МакГонагалл, за ней Помфри, и вскоре о моей очередной «ненормальности» уже говорила вся школа… Плевать. Может быть, хоть это научит меня держать язык за зубами. Пусть думают, что хотят, потому что у них своя правда, а у меня своя. И заключается в том, что Сириус жив.
Нет, я знаю, что он умер. Почти два года назад он упал в ту Арку в Министерстве и, по словам директора, умер. Но я так яростно отказывался в это верить, так настойчиво звал его обратно, что он вернулся. Вернулся ко мне. Не удивительно, что больше никто его ни разу не видел, ведь они с такой легкостью отказались от него, похоронили пустой гроб, бросили каждый по горсти земли на его могилу и забыли. А я нет, и поэтому он пришел ко мне.
– Сириус, – шепчу я в темноту и улыбаюсь. Мой голос больше не дрожит и не срывается, ведь мне больше незачем бояться, что он не придет. Крестный всегда приходит, просто иногда его что-то задерживает, как сейчас, например.
Сириус… Иногда мне тоже начинает казаться, что я свихнулся и на самом деле общаюсь лишь с плодом моего больного воображения. Стоит мне задуматься над тем, как получилось, что его кроме меня никто не видит, как я начинаю верить в то, что опасения друзей не безосновательны. И все же… Пусть даже так, пусть я болен… Он нужен мне. Только ему я могу рассказать, что со мной происходит, только с ним я могу поделиться сомнениями или радостью, разделить боль или счастье. Только он один может выслушать и понять, успокоить и посоветовать что-нибудь дельное. Только с ним я не чувствую себя одиноким. У всех есть кто-то, а у меня есть Сириус. И мне не важно, привидение он или моя фантазия, главное – он есть.
– Давно ждешь?
Я вздрагиваю, оборачиваюсь и вижу его. Внутри все привычно замирает, а потом обрывается, меня захватывает восторг и безграничное счастье. Он пришел! Я быстро перебрасываю ноги обратно на крышу и вскакиваю. Ветер подталкивает меня в спину, взвивает полы моей мантии, будто радуется вместе со мной. В два шага я оказываюсь рядом с крестным и замираю. Мне так хочется обнять его, такого живого, такого настоящего, но я боюсь прикоснуться к нему – вдруг он исчезнет. Тогда Сириус сам делает последний, разделяющий нас, шаг и притягивает меня к себе, крепко обнимая за плечи.
– Ну привет, крестник, – шепчет он мне в макушку, – не замерз тут еще?
Мотаю головой и отстраняюсь. Вместе мы снова усаживаемся на парапет лицом друг к другу и какое-то время молчим, просто разглядывая друг друга.
Мне самому трудно в это поверить, но сейчас я уже могу шутить на тему его смерти. Так вот, смерть ему точно пошла на пользу. С тех пор, как впервые пришел ко мне еще в конце прошлого года, я все пытаюсь привыкнуть к тому, что он снова молод, красив и обаятелен, сейчас ему не больше двадцати. Сам Сириус объясняет свой внешний облик тем, что таким он нравится себе больше, а раз уж у него есть возможность выбирать, то почему нет. Кто я такой, чтобы с ним спорить?
* * * *
– Сегодня у нас были зелья, – говорю я, отстраненно разглядывая выщербинку в камне у моей ноги. Ночь сегодня лунная, на небе ни облачка, так светло, что даже магией не пришлось пользоваться.
– Он тебе опять что-то сделал? – вскидывается Сириус. Смешно, но он до сих пор готов защищать меня от Снейпа. Кажется, он все также его ненавидит, а я почему-то думал, что после смерти человек становится… ну, не знаю, терпимее? Впрочем, у меня не так много знакомых, таких как крестный, чтобы можно было делать какие-то выводы.
– Нет, – успокаиваю я его. – Но что-то действительно произошло.
– Что?
– Не знаю… что-то.
– А точнее? – все еще настороженно спрашивает крестный.
– Я не знаю, как объяснить, просто… иногда он на меня так смотрит… у него взгляд такой… такой…
– Похотливый? – смеется Сириус.
– Сам ты похотливый, дурак! – обиженно соплю я.
– Ладно, извини, – идет на попятную он. – Так что там у Снейпа за проблемы со взглядом?
Вздыхаю. Все же Сириус редко бывает серьезен. А уж если дело касается Снейпа, то и вовсе.
– Он какой-то… больной…
– На голову? – фыркает мой собеседник.
– Сириус!
– Ладно, прости-прости. Ну и?
– Понимаешь, он иногда на меня так смотрит, словно ему… ну, не знаю… больно, обидно, горько и… черт, да не знаю я! – я не умею складно выражать свои мысли, и всегда начинаю злиться, когда не получается объяснить толком.
– Тише, тише, – успокаивает Сириус, – я понял.
– Правда?
– Ага. Но тебе-то что с того? Пусть смотрит.
Нет, все же я поторопился с выводами. Если бы раньше крестный узнал, что Снейп на меня как-то не так смотрит, он был бы в ярости, а сейчас…
– Да мне как-то не по себе, – признаюсь я. – Знаешь, у меня иногда возникает желание подойти к нему и обнять, – Сириус давится воздухом и начинает кашлять. – Да, обнять! – повышаю я голос. – И спросить, что случилось! Потому что никто не должен оставаться один, когда ему так плохо. У меня есть ты, а у него?..
Крестный перестает кашлять, прочищает горло и хмуро смотрит на меня.
– В том, что Снейп один, твоей вины нет, – сухо говорит он.
На какое-то время мы оба умолкаем. Я пришел сюда сегодня, чтобы кое-что узнать. Что-то конкретное, что внезапно пришло мне в голову сегодня на уроке, когда я подошел к учительскому столу, сдать готовое зелье, а Снейп в это время поднял голову и так на меня глянул, что меня будто током прошило. Ненависть? Да не питает он ко мне ненависти. Если честно, ко мне он вообще не питает никаких чувств. Он меня просто не видит. Точнее, видит он не меня…
– Снейп любил мою маму? – спрашиваю я так внезапно, что Сириус вздрагивает.
– С чего ты взял?
– Ну, Дамблдор как-то говорил…
– Что Снейп был влюблен в Лили? – Сириус вскидывает брови, выражая полное удивление.
– Что Снейп любил Лили, – поправляю я его.
– Любил? – крестный усмехается и отворачивается, вглядываясь в звездное небо. – Ну… можно и так сказать.
– Значит, нет? – допытываюсь я.
– Они были друзьями, – коротко отвечает он, все еще не глядя на меня.
– Но ведь он кого-то любил? – нет, я не оставлю его в покое, пусть даже не надеется. Я, кажется, уже знаю правду, только хочу, чтобы Сириус ее подтвердил.
Крестный вздыхает.
– Уже поздно, Гарри, шел бы ты спать.
Э нет, дорогой мой крестный. Я умею быть настойчивым. Подвигаюсь к нему ближе и касаюсь его запястья, заставляя снова повернуться ко мне.
– Это был отец, да? – тихо спрашиваю.
Сириус молчит. Значит, я прав.
– Но почему он тогда так его ненавидит?
– Гарри…
– Потому что тот любил Лили, да? – не даю крестному себя перебить. – Потому что любовь его была безответной? И за это он теперь ненавидит меня, да?
– Нет! – резко обрывает меня Сириус. – Гарри, зачем тебе это, м? Все давно в прошлом, все забылось…
– Кем? – с нажимом спрашиваю я. – Тобой? Другими? Или самим Снейпом? Не думаю. Расскажи мне…
– Зачем? – повторяет он.
– Затем. Затем, что ненавидеть, это больно. Затем, что ненависть сжигает душу, оставляя там пустоту и одиночество. Затем, что это неправильно – ненавидеть кого-то непонятно за что…
– Так ты решил его спасти? – зло усмехается крестный. Я даже теряюсь от направленной на меня злости и вжимаю голову в плечи, но он этого не замечает. – А ты спрашивал, нужна ли ему твоя помощь?
– Не ему, – шепотом отвечаю я. – Мне. Я о себе говорил.
Теперь настала очередь Сириуса растеряться, он пристыжено отводит взгляд и касается моего плеча, словно прося прощения за эту вспышку гнева.
– Извини…
– Все в порядке, – успокаиваю я его, пытаясь унять непонятно откуда взявшуюся дрожь. Это явно ветер шалит, что-то он стал намного холоднее с момента моего появления на крыше. Наверное, действительно пора возвращаться к себе, лечь спать и забыть об этом так и не состоявшемся разговоре. И жить дальше, как живется. В конце концов, еще несколько месяцев, и я закончу школу и исчезну отсюда, оставив Снейпа одного. Вряд ли наши дороги еще пересекутся, со временем я забуду о нем, а если и вспомню когда-нибудь, то только с жалостью, ведь он так и останется один на один со своей памятью. Да просто останется один, в то время как я, возможно, обзаведусь семьей, буду счастлив и…
– Ладно, – прерывает мои размышления голос Сириуса. Крестный глубоко вздыхает, словно перед нырком и повторяет: – Ладно. Если уж ты вбил себе в голову, что тебе станет легче, то… Только давай уйдем отсюда, здесь холодно, да и Филч скоро с проверкой явится.
Я и не знал, что призракам тоже бывает холодно. Впрочем, какой же он призрак, если я запросто могу взять его за руку и почувствовать ее тепло и биение пульса под моим пальцем. Странно все же, почему он никогда не появляется при посторонних? Кем он стал после смерти? Куда уходит после наших вечерних бесед? Чем занимается там? Ни на один из этих вопросов он мне так и не ответил. Ну и ладно, главное, что он есть.
Мы уходим с Башни, я на прощание ловлю пальцами ветер, мысленно желая ему всего хорошего, а Сириус уже тихо спускается по лестнице, держась ближе к стене. В этой школе мы оба знаем только одно место, где никто нам не помешает – Комната-По-Требованию – туда мы и направляемся.
* * * *
– Только ты не перебивай, договорились?
– Не буду, – прилежно соглашаюсь я. Только бы он не передумал.
– И… знаешь, история не самая приятная… обещай, что не станешь никого судить.
– Обещаю, – киваю я, морально готовясь к самому худшему, хотя и представить не могу, какое оно будет – это худшее.
– И еще я должен сначала объяснить тебе, каким был Джеймс…
– Хорошо, – снова киваю и под его сердитым взглядом послушно затыкаюсь.
– В общем, Джеймс… Джеймса любили все…
– И ты? – рискую спросить я.
– И я, – вздыхает он и грозно смотрит на меня. – Ты обещал молчать.
– Я и молчу, – возражаю я.
– Заметно, – бурчит Сириус. – Ладно. В общем…
* * * *
– Джеймса любили все. Не понятно, что в нем такого было, но люди слетались к нему, как мотыльки на огонь. Он не был красавцем, не был гением, паинькой тоже не был. Можно было бы смело сказать, что он посредственность, если бы не эта его загадочная способность нравиться людям. Естественно, что недостатка внимания он не ощущал. И чем взрослее мы становились, тем сильнее менялся характер этого внимания.
– Если память меня не подводит, а она никогда меня не подводит, то Джеймс лишился девственности в конце третьего курса с какой-то старшеклассницей. Вернулся в спальню под утро, разбудил меня и до самого подъема в красках описывал свои ощущения.
– А потом понеслось. Я не помню никого, с кем бы он провел больше трех ночей. Я бесился, ревновал, но с какой-то мазохистской жадностью слушал рассказы о его похождениях. Не знаю, понимал ли он, что я, как и все, хотел его больше жизни. Но мне кажется, что понимал. Думаю, что он получал удовольствие, наблюдая за моей реакцией. Но… в этом был весь Джеймс – избалованный, непостоянный, свободолюбивый. Со временем я привык, успокоился, и мы даже устроили нечто вроде негласного соревнования, кто кого скорее трахнет. Друг с другом мы ни разу не переспали. Если я скажу, что не хотел его, это будет ложью. Хотел, да еще как! Но я хотел не просто секса с ним. Мне нужно было все или ничего, а зная характер твоего отца, я понимал, что «все» мне не светит, поэтому довольствовался тем, что мне осталось – его дружбой, доверием, постоянной компанией. В общем, я смирился. И все было бы нормально, если бы не Снейп.
Кажется, впервые в жизни кто-то рассказывает мне такие подробности об отце. И, боюсь, я начинаю понимать своего профессора, похоже, что Джеймс Поттер действительно был именно тем сукиным сыном, каким его всегда рисовал Снейп. Мне хочется задать сразу тысячу вопросов Сириусу, но я боюсь рта раскрыть, потому что он просил не перебивать. Вдруг и правда перестанет рассказывать. Поэтому я молчу и исподволь наблюдаю за крестным. Тот непривычно спокоен и задумчив, на губах какая-то горькая усмешка, а взгляд устремлен куда-то… куда-то в прошлое. Похоже, что он и не помнит, что рассказывает все это мне.
– До сих пор не понимаю толком, что именно его заинтересовало в этом заморыше. Возможно, что он был единственным, кто не стремился забраться Джеймсу в штаны. Во всяком случае, не демонстрировал своего желания так явно, как остальные. Как бы там ни было, но в один прекрасный момент к концу четвертого курса Джим вдруг переключился на Снейпа. Представь себе мое состояние, когда Джеймс начал ухаживать за Сопливусом, – школьную кличку Снейпа он выплевывает с такой неприязнью, что меня передергивает. Насколько же сильно он его ненавидит, это даже пугает. – Натурально ухаживать, – продолжает Сириус. – Ну, цветы он ему не дарил, конечно, но старательно вызнавал у всех, чем Снейп интересуется, и посылал ему то какие-нибудь редкие книги из семейной библиотеки, то еще что-нибудь дорогое и нужное. Отец его как узнал, что сын покусился на святое, то есть на книги, такую трепку ему задал. Но для Джеймса это было не важно. Он хотел Снейпа, он его и получил. Правда, на это у него ушло немало времени и сил. Месяца четыре, если считать летние каникулы.
– Когда, наконец, свершилось… В общем, когда он, наконец, осуществил эту свою навязчивую идею и трахнул Снейпа, я немного расслабился, надеясь, что теперь-то Джеймс успокоится и забудет. Но я не угадал, – Сириус издает сухой смешок и откидывает со лба прядь волос, словно вместе с ней пытается избавиться от воспоминаний, – он все так же продолжал встречаться со Снейпом. Это, правда, не мешало ему трахаться с другими, но и Сопливуса он не бросал. Вот тогда-то я по-настоящему возненавидел Снейпа. Наши с ним стычки и драки становились все яростнее, а твой отец только смеялся, глядя на мой разбитый нос или на отросшие ослиные уши – чувство юмора у Снейпа всегда было странным.
Сириус на время умолкает и чему-то усмехается. Я тоже неожиданно начинаю улыбаться. Ничего странного в чувстве юмора Снейпа нет, просто черное оно. Могу себе представить, через что пришлось пройти крестному в этих так называемых стычках. И как-то совсем не хочу представлять, что пришлось пережить Снейпу во время них же.
– Я уже всерьез начал планировать убийство этого гаденыша… – внезапно продолжает Сириус, выдергивая меня из размышлений. – Ну, чем это закончилось, ты знаешь… – киваю, но он даже не замечает этого. – И вдруг все изменилось. Так внезапно, что даже я оказался к этому не готов. Джеймс увлекся Лили, серьезно так увлекся. Как говорится, влип по уши.
– Ты наверняка знаешь, что Лили и Снейп были друзьями, – на мое утвердительное мычание Сириус поворачивает ко мне голову, и меня внезапно охватывает озноб от его взгляда. Пока я пытаюсь что-то сообразить, он уже снова отворачивается. – У них были почти такие же, как у нас с Джимом отношения. Понимаешь, он доверял твоей матери, рассказывал ей все. Вполне естественно, что Джеймса они тоже часто обсуждали. Дурак, он за своей влюбленностью даже не заметил, что его подруга тоже влюблена в твоего отца. А так как девушкой она была умной, то понимала, что если хочет получить больше, чем одну ночь с ним, то ей необходимо чем-то его заинтересовать. Из разговоров со Снейпом она узнавала о Джеймсе все, что ей было необходимо, а когда решила, что пора действовать, то пошла по уже проверенному пути – демонстративное игнорирование.
– Это было даже смешно, потому что для незаинтересованной особы она слишком часто появлялась там, где находилась наша компания. Лили всегда была рядом, куда бы мы ни пошли. И она всегда выражала свое неудовольствие поведением Джеймса, что было несложно. Джим, как я уже говорил, не был ангелом, и всегда находилась причина, по которой с ним можно было сцепиться. Однажды она даже влепила ему пощечину якобы из-за очередной брошенной им девицы. Я-то понимал, что она делает, а вот Джеймс всякий раз покупался.
На душе у меня становится как-то паскудно. Сириус опять умолкает, прочищает горло, взмахом руки наколдовывает себе стакан и делает из него несколько глотков. Мне кажется, что я должен что-то понять, какая-то мысль назойливо маячит где-то на окраине сознания и ускользает всякий раз, когда я пытаюсь поймать ее.
– Когда я вернулся с рождественских каникул, то вдруг обнаружил, что у нас в школе новая пара. Угадаешь, кто? – он поворачивается ко мне, словно ему действительно интересно, догадался я или нет, и я киваю, сглатывая ком в горле. – Точно, Джеймс и Лили.
– Ты был не рад? – решаюсь я осторожно спросить.
– Нет, почему, сначала я обрадовался, когда понял, что Снейп – пройденный этап. Но потом до меня дошло, что мы все – пройденный этап, понимаешь? Лили круто взяла его в оборот. Ей, как и мне, тоже нужно было все, только вот «или ничего» было не для нее. Она хотела все, она и получила. Я ее даже уважал за то, что хватило смелости пойти до конца. Правда, это позже я проникся уважением, а тогда был очень зол на нее. За то, что она украла Джима не только у Снейпа, но и у меня. Если раньше он всегда мне обо всем рассказывал… ну, ты понимаешь, делился со мной всякими подробностями, выспрашивал у меня, – Сириус неопределенно помахал в воздухе руками, – то теперь перестал. И в то же время он говорил о ней постоянно. Лили такая умная, такая красивая, Лили – то, Лили – сё. Лили, Лили, Лили…
– А Снейп что? – перебил я разошедшегося крестного.
– А что Снейп? Ему приходилось хуже всего. У Джима крышу сорвало полностью. Кажется, он впервые в жизни был по-настоящему влюблен, и теперь делал все возможное, чтобы доказать своей любимой, что кроме нее для него никого не существует. Теперь Снейпу доставалось от нас постоянно. Джеймс словно с цепи сорвался, при каждой удобной возможности стараясь унизить его, только чтобы Лили увидела, что тот для него ничего не значит. В какой-то момент мне даже стало его жаль, и я начал останавливать Джима. Однажды…
Сириус снова делает глоток из стакана, и я замечаю, как дрожит у него рука. Неужели ему так больно вспоминать о злоключениях Снейпа? Нет, мне тоже очень неприятно осознавать, что все это правда, я не хотел знать такую правду о своих родителях, но Сириус-то чего так переживает? Или ему стыдно?
– Однажды, – продолжает крестный, – мы шли с экзамена и увидели на улице Снейпа. Он сидел под деревом и что-то читал…
Кажется, я уже знаю, что сейчас услышу. И совершенно точно знаю, что не хочу этого слышать. Но перебить Сириуса сейчас у меня язык не повернется. Почему-то для него важно выговориться, я это чувствую. И поэтому, вместо того, чтобы вслушиваться в слова, я начинаю разглядывать самого крестного. Наверное, первый раз с начала этого разговора я смотрю не в стену, не в пол и не на обивку дивана, а на Сириуса. Нет, определенно с ним что-то не так. Никогда не думал, что он настолько чувствительный человек, что он может так искренне сочувствовать и сопереживать кому-то, кто ему по определению неприятен. Теперь я совершенно точно могу сказать, что ошибся – Сириус изменился. Изменился практически до неузнаваемости. Почему я раньше не замечал этого? Взгляд стал тяжелее, голос – глубже, движения стали скупыми, ничего лишнего. И тоска, такая тоска в глазах, и боль, и горечь. Только ли смерть виной таким изменениям в нем? Смотрю на него и кажется, что передо мной чужой человек. Чужой, но в то же время хорошо знакомый и узнаваемый. Кто тут псих?
– … и Лили его послала, – Сириус чуть повышает голос, и я вздрагиваю от неожиданности и снова начинаю прислушиваться. – Снейп еще несколько раз ходил к ней просить прощения. Наверное, не верил, что она вот так просто от него откажется. Но после того, чего ему самому стоило ее простить, она захлопнула дверь перед его носом, сказав, что не хочет иметь ничего общего с таким, как он.
Голос у крестного дрожит, словно от еле сдерживаемого гнева или от обиды. Я же пытаюсь собрать мысли в кучку и осознать… осознать что-то… что не дает мне покоя. А уже потом я, наконец, осмыслю все услышанное и, наверное, ужаснусь открывшейся мне правде.
– … как-то вечером. Джим на свидании был, Рем тоже куда-то исчез, а мне делать было нечего, вот я и шлялся по школе, искал себе занятие. Иду, вижу, в боковом коридоре практически в полной темноте кто-то сидит. Прямо на полу, подтянув колени к груди. Я почему-то сразу понял, кто это. Подошел ближе, так и есть – Снейп. Сидит и пялится в стену. Так хреново стало, и так жалко его. Я присел рядом, он чуть повернул голову, глянул на меня и снова молча отвернулся. Так и сидели в тишине не знаю сколько времени. У меня уже задница начала замерзать, – Сириус усмехается, и я тоже не могу сдержаться. – В общем, глупо было так сидеть до скончания времен, а что сделать, я не знал. Поэтому я взял, да и ляпнул: «Да пройдет это у него. Что я, Джима не знаю?».
– А Снейп что? – живо интересуюсь я, даже забыв на время о своих сомнениях.
– «А я», говорит, «знаю Лили. Так что это у него надолго. И шел бы ты, Блэк, со своей жалостью, без тебя тошно». Мне обидно стало. «Это не жалость», говорю, «а мужская солидарность… Он и меня бросил». Молчит. «Слушай», говорю, «а может она его приворожила?» Нет, я и сам знал, что это не так, просто хотелось его как-то поддержать. А он вдруг начал смеяться. Смотрю я на него, как на психа, а он смеется, никак остановиться не может, уже за живот хвататься начал. Ну, думаю, у парня совсем крыша поехала. Я его за плечо к себе развернул, а он руками лицо закрывает и как-то подозрительно всхлипывает.
– Обычная истерика, – вздыхаю я, до странного ярко представляя себе эту картину. Буквально вижу тот полутемный коридор, и молодых Снейпа с Сириусом, сидящих на полу. Вижу, как Сириус в растерянности смотрит на бывшего соперника, явно не зная, что предпринять, а потом притягивает его к себе, обнимает и неумело пытается его успокоить.
– Кажется, в себя мы оба пришли, только перейдя к поцелуям, – тем временем рассказывает Сириус. – Одновременно шарахнулись друг от друга, смешно вспомнить…
Теперь крестный выглядит более оживленно. Горечь как-то стерлась, на худых скулах появился румянец. Я с улыбкой смотрю на него и понимаю, что он был очень красивым парнем, гораздо привлекательнее Джеймса Поттера. Почему Снейп не выбрал его?
– А потом вы с ним… – я замолкаю, подбирая слова, но Сириус уже понял и отрицательно качает головой.
– Нет, после этого мы почти не общались. Правда, и драться перестали. Но я думаю, мы просто вышли, наконец, из того возраста, когда любые проблемы легче решить кулаками.
– Ну, а родители? – рискую спросить я, памятуя, что крестному эта тема не очень-то приятна. Но мне нужно знать.
– У них в конечном итоге все получилось, ты – прямое тому доказательство, – насмешливо отвечает он.
– Но все же, они были счастливы?
– Никто из нас не был счастлив в полном понимании значения этого слова. Джим – это Джим, и мало что было способно его изменить, – вздыхает Сириус. – Я оказался прав, говоря Снейпу, что это у него пройдет. Лили откусила чуть больше, чем могла прожевать, и ей постоянно приходилось быть на высоте, чтобы Джеймс смотрел только на нее. Хоть и с трудом, но это у нее получалось, однако для нее самой приятного было мало. Возможно, они бы вообще разбежались в конце концов, но тут у Джеймса погибли родители. Это событие и помогло ему измениться полностью. Мы тогда все были рядом, даже Снейп смотрел на него с сочувствием. Лили тогда психовала страшно, видимо, боялась, что Джим может снова вспомнить о былом увлечении. А где-то через полгода после школы она забеременела, и они быстро назначили дату свадьбы.
– Но ведь я… – судорожно начинаю подсчитывать время, и что-то не то у меня получается.
– Да, до тебя у них должен был быть ребенок, но не сложилось. Лили очень тяжело переживала, Джеймс все время был рядом, а как только врачи разрешили, они сделали еще одну попытку. И родился ты. Тебя они очень любили, – Сириус протягивает руку и ерошит мои волосы. Но, несмотря на ласковый, почти отеческий жест, есть в его взгляде что-то такое, что заставляет меня отодвинуться. Он тут же перестает улыбаться и поднимается на ноги. – Поздно уже. Тебе действительно давно пора спать.
– Завтра отосплюсь, выходной же, – протестую для порядка, но на самом деле не так уж я и против. Тоже поднимаюсь на ноги, разминаю затекшие конечности и, пожелав ему спокойной ночи, направляюсь к двери. Уже у самого порога оборачиваюсь, снова поймав его взгляд. Очень знакомый, слишком уж часто я на себе его ощущаю в последнее время. Крестный тут же отводит глаза, стоило мне повернуться, и начинает расправлять складки на мантии.
– А можно вопрос?
Он с тяжелым вздохом поднимает голову.
– Ты ведь не отстанешь от меня так быстро, да? – состроив мученическую гримасу, спрашивает он. – Ладно, давай.
– Как думаешь, он их простил? – в ответ на недоуменно приподнятые брови я уточняю. – Снейп. Моих родителей.
– Думаю, да, – отвечает он, пожав плечами. – Ведь приходил же предупредить об опасности.
– А, как думаешь, он его все еще любит?
– Думаю, нет, – уверенно говорит крестный, и даже уточнять не приходится. – Иди уже спать, Гарри. Ты меня утомил, – грозно сведя брови, выпроваживает он меня в коридор.
Я снова наскоро прощаюсь с ним, выскальзываю за дверь, почти бегом достигаю угла, и уже там, достав из кармана мантию-невидимку, замираю, прижавшись к стене. Если я прав, то это же… это просто с ума сойти можно! Наверное, за километр слышно, как мое сердце лихорадочно стучит о ребра, а в голове мысли бьются о черепную коробку. И их так много, этих мыслей, что мне начинает казаться, что голова вот-вот лопнет. Мне становится нечем дышать, в ушах шумит, а перед глазами вспыхивают пятна света. Но, возможно, это просто потому, что я стараюсь дышать неглубоко, чтобы меня не услышали, и слишком напряженно прислушиваюсь к звукам в коридоре. Если только я прав, если мои подозрения – правда…
* * * *
Дверь, тихо скрипнув, открывается, и в коридор выглядывает Сириус. Воровато оглядевшись по сторонам, он быстрым шагом направляется в мою сторону. Мне приходится совсем задержать дыхание до тех пор, пока он не проходит мимо. Пропустив его немного вперед, я бросаюсь за ним, радуясь, что мои заклинания обычно держатся так долго. Еще вечером, поднимаясь на Башню, я применил к себе чары, скрывающие звук моих шагов, и эффект до сих пор сохранился. Мы стремительно мчимся по школьным коридорам, а мне так и вовсе приходится почти бежать, чтобы поспевать за его быстрым шагом. В скудном ночном освещении я не очень четко вижу его фигуру, но даже моего зрения хватает, чтобы заметить, как мой «крестный» прямо на ходу прибавляет несколько дюймов в росте, как плечи его становятся шире, а волосы – короче.
Никогда, наверное, мне не удастся понять смысл поступков этого человека. Но кто сказал, что я не должен пытаться? Мысли настоящей метелью носятся в голове, хаотично подбрасывая мне воспоминания и образы. Он. Все это время, все эти месяцы был только он. Как я сразу не догадался? Почему мне ни разу не пришла в голову такая возможность? Мертвые не возвращаются, это кто угодно скажет. Но нет, я же особенный, ко мне могут вернуться и с того света! Хочется побиться головой о стену, но для этого нужно остановиться, а Снейп тем временем исчезнет. А этого я не могу допустить. Мне нужно, мне жизненно необходимо узнать, понять, зачем это нужно ему. Мы быстро приближаемся к подземельям, и я уже морально готовлюсь к тому, как, оказавшись у себя, Снейп рассмеется над моей доверчивостью, граничащей с глупостью. Или же спокойно пройдет в комнату, разденется, умоется и ляжет спать со знанием выполненного долга. Или начнет крушить собственную мебель. Понятия не имею, чего от него ждать.
Зачем он мне все это рассказал? Сколько было правды в его словах? Но что-то, возможно пресловутое шестое чувство, подсказывает мне, что он не врал. Не соврал от первого и до последнего слова. И то, что ему пришлось пережить – ужасно. Но мне некогда сейчас его жалеть, некогда даже посочувствовать, потому что все, что меня волнует – это стараться дышать тихо и носом, чтобы он меня не услышал, и вовремя затормозить, когда мы доберемся до его комнат, чтобы не взрезаться в него слету.
Мы еще в нескольких метрах от его дома, а дверь сама собой распахивается перед своим хозяином. Я прибавляю шагу, чтобы она не захлопнулась у меня перед носом, и успеваю проскочить до того, как она все же предпринимает попытку это сделать. Я резко торможу, не зная, чего ждать, а Снейп тем временем проносится через гостиную в какой-то коридор, до меня доносится громкий хлопок двери, а затем характерный звук… кажется, мой профессор едва успел добежать до дома, чтобы облевать родной унитаз, а не пол в коридоре. Меня и самого мутит, и трясет порядком, словно только что пережил сильный стресс. Да я его и пережил, вернее, все еще переживаю. Пока Снейп занят, я прислоняюсь к стене и пытаюсь выровнять дыхание.
Становится стыдно, это же я его довел до такого состояния своими расспросами. Но ведь он мог и не рассказывать, он же понимал, что я не стану заставлять его силой, правда?! Конечно, правда, и все равно на душе муторно. Почему я такой дурак, а? Ладно, что было, то было. Мне-то теперь что делать? Как мне теперь вести себя с ним? И, кстати, он вообще собирался рассказать мне, что играет для меня роль Сириуса?
В туалете шумит вода, потом снова скрипит дверь, и Снейп возвращается в гостиную. Лицо мокрое, с волос течет, словно он не стал заморачиваться умыванием, а просто сунул голову под кран. Скорее всего, так и было. Я снова задерживаю дыхание и замираю, прижавшись к стене. Нет, я действительно дурак. Потому что до сих пор меня занимал вопрос, как бы попасть домой к Снейпу, и только сейчас мне стало интересно, как я буду отсюда выбираться? Вот сейчас Снейп немного успокоится, придет в себя и поймет, что не один в комнате. Он же меня за милю чует, как хорошо натасканная адская гончая, и это уже даже не смешно.
Но сегодня мне везет, и, похоже, Снейп даже не собирается успокаиваться. Он пару минут стоит посреди комнаты, глубоко дыша, и как-то беспомощно оглядывается по сторонам. Честное слово, в любой другой ситуации я бы не выдержал и подошел бы сам. Но ведь сейчас он меня убьет, чего доброго, в таком-то состоянии. Ладно, не убьет, но точно выставит за дверь. Вроде бы это именно то, что мне и нужно, разве нет? Нет. Потому что я просто клинический идиот, стою тут, смотрю на него, худого, уставшего, такого бесконечно потерянного, и надеюсь, что у нас с ним будет возможность… стать друзьями? Кем-то большим, чем просто друзьями? Да просто будет возможность, а какая, там увидим. И поэтому я готов расцеловать Снейпа, когда он решительно направляется к застекленному шкафчику и достается оттуда полупустую бутылку чего-то спиртного. Пить в одиночестве вредно, может быть, когда-нибудь я ему об этом скажу, но именно сейчас мне это только на руку. И пока он напивается, глядя в камин, я смотрю на него, а в голове у меня начинает выстраиваться план действий.
Я знаю, что больше никогда не смогу его ненавидеть. Мало того, я хочу… я понятия не имею, чего, но уж точно мне хочется, чтобы мы перестали быть чужими друг другу. А если мне чего-то хочется, то так и будет! Только бы сегодня отсюда выбраться без потерь…
Задумавшись, я пропускаю момент, когда у Снейпа в руках оказывается… щурюсь, силясь рассмотреть, что именно, и понимаю, что это обрывок фотографии. Я даже решаюсь сделать пару шагов вперед, чтобы увидеть, кто на ней. Нет, вопреки моим ожиданиям, на ней не отец. С фотографии ему улыбается Лили, уже ставшая Поттер. Я знаю, откуда у него это фото. У меня в альбоме вторая часть от него, там отец держит меня на руках. Внезапно меня охватывает необъяснимое желание забрать у Снейпа фотографию и… порвать в клочья, возможно. А может быть, просто убрать в альбом, где ей самое место. И уж точно мне не хочется видеть, с какой грустью он смотрит на мою маму. Почему? Вот правда, я не могу понять, как он так может? Ведь, по сути, она предала его, увела любимого человека, а он все еще по ней тоскует. Черт, у меня начинают дрожать руки, и в горле снова собирается ком.
- Прощай, - тихий звук голоса Снейпа становится для меня громом среди ясного неба. Я чуть ли не подпрыгиваю от неожиданности. И стою, раскрыв рот, и смотрю, как он наклоняется вперед и аккуратно кладет фотографию в камин. Ее тут же охватывают языки пламени, лижут с краев и неторопливо пробираются к центру. Фото начинает загибаться, скручиваться в трубочку, а потом резко вспыхивает, и от него остается только ломкий черный кусочек. А мы со Снейпом заворожено наблюдаем за этой метаморфозой. И меня всего наполняет какое-то непонятное удовлетворение, а вместе с ним и знание, что теперь-то у меня точно все получится. Когда же даже этот последний кусочек рассыпается хлопьями пепла, Снейп резко выдыхает и достает из кармана еще что-то.
Осмелев, я делаю еще один осторожный шаг и уже практически заглядываю профессору через плечо. Удивительно, как он до сих пор меня не почувствовал. Мне кажется, что он просто обязан слышать, как громко стучит мое сердце. Да и вообще, еще немного, и я же ему в ухо уже дышать начну! Неужто он так быстро опьянел? Или просто до сих пор мыслями где-то там, в прошлом? Но Снейп меня упорно не замечает, что немного расстраивает и одновременно радует. Вытягивая шею, я таки заглядываю ему через плечо и вижу, что у него в руках небольшой пакетик. С этого расстоянию я четко вижу, что в нем находится тонкая прядка черных волос. Кажется, я знаю, кому они принадлежали раньше, и откуда взялся образ молодого Сириуса. С замиранием сердца я смотрю, как Снейп вертит его в руках, глядя то на него, то на камин, и мне становится страшно оттого, что сейчас он сожжет и это. Почему-то мне кажется, что этим он как бы сожжет и наш шанс стать… кем-нибудь. И когда мне начинает казаться, что он все же это сделает, Снейп убирает пакетик обратно в карман, откидывается на спинку кресла, делает еще один глоток из своего стакана и закрывает глаза.
Не знаю, сколько проходит времени, пока дыхание Снейпа не становится тихим и размеренным. Я уже давно вернулся обратно к стене и так и сто
|
- участник сейчас на форуме
