ДОРОГИЕ ДРУЗЬЯ! ФОРУМ ОТКРЫТ ТОЛЬКО ДЛЯ СОВЕРШЕННОЛЕТНИХ ЗАРЕГИСТРИРОВАННЫХ ПОЛЬЗОВАТЕЛЕЙ.
Чтобы зарегистрироваться, внимательно прочтите инструкцию в этой теме.
Если вы уже зарегистрированы, то получить доступ к закрытым разделам можно в этой теме.
Название: Тринадцать способов (Thirteen Ways) Автор: Sinope (eponis@livejournal.com) Переводчик: Мильва (kovrova@narod.ru) Бета: Daria Ссылка на оригинал: (http://sinope.hackmode.org/stories/thirteen.html) Разрешение на перевод: получено. Рейтинг: R Пейринг: РЛ/СС, упоминается РЛ/СБ Краткое содержание: Грани непростых взаимоотношений. Слишком мало дается, слишком многого хочется, но у Люпина и Снейпа нет возможности начать все сначала. Действие происходит после пятой книги. Дисклеймер: Персонажи принадлежат Дж. К. Роулинг. (Я - не я, и лошадь не моя)
Примечание переводчика: В тексте используется стихотворение Уоллеса Стивенса "Тринадцать способов видеть чёрного дрозда" в переводе В. Британишского.
Среди двадцати огромных снежных гор Единственное, что двигалось, Это был глаз чёрного дрозда.
Месяц сменялся месяцем, а пресыщение не наступало. Каждую ночь, лежа в постели после секса, Люпин хотел накрыть руку Снейпа своей, но никогда не делал этого, и их руки не соприкасались, точно так же как и сами они никогда не обменивались поцелуями. Не потому, что их отношения были поверхностными или исключительно плотскими – просто Снейпу, похоже, не нравились эти "телячьи нежности".
Нет, их связывали не те чисто физические отношения, которые мог бы понять Сириус. Снейп никогда не говорил этого вслух, но будь это так, он просто не позволил бы им начаться. Уважение друг к другу проявлялось на педсоветах, в аудиториях, в библиотеке после ухода студентов; Люпин чувствовал его в сдержанном, негромком голосе Снейпа, так не похожем на обычный великолепно-злой саркастический тон. Вслух ничего не говорилось – никогда, но одного воспоминания о безмолвном одобрении хватало на целый день, а потом на следующий и на следующий.
Они обсуждали многие темы: чары, зельеделие, теорию темных искусств; подобными интеллектуальными беседами Люпин наслаждался только на семинарах у Рейвенкло. Обычно они только и делали что разговаривали, а если переходили к сексу, то он становился как бы продолжением разговора. Молчали они только во время томительно-уютных пауз, когда Снейп занимался своими зельями, а Люпин делал вид, будто читает книги по черной магии, и в ночи полнолуния.
В первые два месяца в ночь изменения Снейп приносил Люпину волчье зелье и сразу же уходил. На третий месяц Люпин тихо спросил Снейпа, не может ли тот остаться. Снейп взглянул на него и ничего не сказал, обошелся даже без своих обычных саркастических замечаний.
В ту ночь Люпин обнаружил бокал с волчьим зельем у себя в спальне; никакой записки не прилагалось.
II.
У меня было тройственное сознание, Я был, как дерево, на котором Три чёрных дрозда.
Началось с того, что все в Хогвартсе узнали о сексуальной ориентации Люпина. После завещания Сириуса и его сопроводительного письма, в котором он оставлял дом "Рему, моему другу, спутнику и возлюбленному", каждому сотруднику (а следовательно, и студентам, родителям и газетным репортерам) стало ясно, что двое мужчин в течение года жили вместе во всех смыслах этого слова.
Результатом огласки стало то, что Люпин, предвкушавший два тихих, пустых, и мучительно одиноких месяца перед утверждением в должности преподавателя ЗОТИ, стал в Хогвартсе центром всеобщего внимания: "доброжелатели" бесчисленное множество раз просили его рассказать историю отношений с Сириусом и разглядывали его со смесью жалости, страха, сочувствия и отвращения. При других обстоятельствах Люпин угостил бы любого из них чаем и решительно распрощался, но после первой дюжины посетителей обнаружил, что проще в очередной раз все рассказать, чем отнекиваться.
В результате, когда Снейп принес июльскую порцию волчьего зелья и ничего не сказал о "безрассудной блохастой шавке", как он называл Сириуса на заседаниях Ордена, Люпин воспринял его молчание и единственный комментарий со странным облегчением.
– Дамблдор говорит, что ты еще не начал работу над учебным планом на следующий семестр. Кончай хандрить, волк, видит Мерлин, дети за прошлый год совершенно ничему не научились. – Снейп умолк и самодовольно улыбнулся Люпину. – Иначе твои уроки придется вести мне, а мы ведь оба знаем, как я этого не люблю.
Первой реакцией Люпина было детское желание броситься вслед за Снейпом и швырнуть в него проклятием. Вторым был хриплый тихий смешок, потому что так приятно было почувствовать себя по-настоящему разозленным.
Третьим был прилив благодарности к Снейпу за то, что он все-таки это сказал.
Чёрный дрозд закружился в осеннем вихре. Это была маленькая деталь пантомимы.
Наступает и заканчивается октябрь. В первую неделю после каждого полнолуния заниматься сексом больно, и Люпин знает, что Снейпу это известно, но они оба молчат. Молчание стало частью их соглашения: Люпин издает лишь тихий, сдержанный вздох, когда Снейп входит в него, а потом закусывает губу, и обычно ему удается не морщиться.
За пределами Хогвартса Вольдеморт уже не прячется по кладбищам и подземельям. Каждый месяц Темная Метка поднимается над все новыми и новыми домами, и в Хогвартсе появляется столько сирот, что Дамблдор нанимает школьного консультанта, молодую хорошенькую хаффлпафку, которая успокаивает детей, когда деканы слишком устают от их слез. Люпин больше не рассказывает на уроках о темных тварях; он учит защищаться и каждый раз напоминает себе, что эти контр-заклинания могут оказаться для его учеников единственным спасением.
Хотя в подземелье у Снейпа всегда царит полумрак, Люпин вынужден прятаться, когда кто-нибудь стучит в дверь, потому что Драко в эти дни приходит все чаще и чаще. Иногда Люпин успевает наложить на себя только чары невидимости, и ему приходится стоять неподвижно, пока Драко выставляет напоказ, испытывает и утверждает свою власть над Снейпом, чтобы заставить его согнуться (но не сломаться). В конце концов, он уходит, и глаза Снейпа кажутся беззащитными и усталыми, пока Люпин не произносит finite incantatem и не подходит к Снейпу, чтобы погладить его по плечу.
Снейп не благодарит его, и это тоже часть их соглашения. Потребность в признании - это признак неуверенности, а Люпин не собирается строить их отношения на неуверенности. Быть неуверенным, быть уязвимым - это ловить во взгляде Снейпа намек на одобрение или удовольствие, постоянно пытаться угодить Снейпу, вместо того чтобы думать о Сириусе, переживать за безопасность Снейпа вместо того, чтобы переживать за себя - о, да, уязвимым быть просто.
Мужчина и женщина Это одна плоть. Мужчина, и женщина, и чёрный дрозд Это одна плоть.
У Снейпа костлявые ступни и пальцы ног, покрытые бледной кожей, тощие, жесткие и соблазнительные. У него узкие щиколотки и высокий подъем стопы. Голени так же бледны, худы настолько, что кажутся вытянутыми на каком-то орудии пытки, и усеяны черными волосками. На коленях Снейпа жесткая и шершавая кожа, загрубевшая от работы на покрытой дерном земле, но чувствительная и нежная внутренняя сторона его коленей – секрет, о котором знают только руки Люпина. Углубления между мышцами худых бедер так четко выражены, что по ним хочется провести пальцем.
У Снейпа выступающие кости таза, оставляющие синяки на теле Люпина, когда тот прижимается к ним слишком долго, но его ягодицы и живот кажутся мягкими, словно шляпка старого гриба или перезревший персик. В центре живота - пупок, бесформенный, резко пахнущий и обычно скрытый от глаз. Две впадины между бедрами и животом указывают вниз, на член, и кожа там такая белая и нежная, что даже легчайшее прикосновение вызывает вздох. Основание члена скрыто в массе жестких курчавых волос, резко контрастирующих с оплетенным венами членом, кожа которого напоминает Люпину гладкую и твердую поверхность тающего льда.
Грудь Снейпа исчерчена выступающими ребрами и старыми шрамами, но когда Люпин, зажмурившись, проводит по ней губами, все что он чувствует, это редкую поросль волос между твердыми сморщенными сосками. Тайные впадины подмышек покрыты густыми влажными волосами; они кажутся Люпину кисловато-солеными на вкус, когда он лижет их, чтобы услышать стон Снейпа. Руки Снейпа, неожиданно жилистые и мускулистые, сужаются к сильным локтям. Предплечья: Люпин не может воспринимать предплечья Снейпа как обычные части тела, скорее как произведения искусства; он не способен долго смотреть на Метку с черепом и извивающейся змеей на левой руке и невольно опускает взгляд к узким запястьям. Кисти рук Снейпа, как и его ступни, изящны, соблазнительны и полны безмолвных обещаний.
Ключицы Снейпа резко выступают вперед, образуя круглую впадину у основания его горла. У него сильная и прямая шея с большим торчащим кадыком, и Люпин иногда забывает о том, что Снейп вздрагивает, когда к его кадыку прикасаются. Затылок всегда прикрыт тонкими, прямыми, слишком жирными волосами. Линия роста волос над землисто-бледным лбом не прямая, а образует угол, направленный к большому крючковатому носу, в сравнении с которым узкогубый бледный рот кажется совсем маленьким. У Снейпа высокие скулы и впалые щеки, покрытые щетиной, которую он иногда не сбривает по несколько дней. Над внешним краем левой брови у него родинка. Его брови тонкие, резко очерченные и черные.
Снейп любит глядеть на Люпина черными-черными, агатово-черными глазами, полными высокомерия, даже когда он голый, но сам Снейп не любит, когда на него смотрят.
V.
Я не знаю, что предпочесть: Красоту модуляций Или красоту подразумеваний, Пение чёрного дрозда Или тишину после этого.
Снейп никогда не говорил, что любит Люпина, и говорил это тысячу раз.
Он говорит это блеском своих глаз, когда снимает баллы со слизеринских старшекурсников за неуважение к "оборотню". Он говорит это, заваривая каждый вечер цейлонский чай или Эрл Грей, любимые сорта Люпина, хотя сам предпочитает Дарджилинг. Он говорит это морщинами на лбу, когда советует Люпину быть осторожнее во время операций Ордена. Он говорит это в те вечера, когда Люпин устает от вопилок, угроз и писем к Дамблдору, и тогда Снейп берет Люпина за руку, а потом, когда тот закрывает глаза и прижимается к нему, крепко обнимает его за плечи.
Снейп говорит это, когда видит Люпина голым, и его глаза темнеют, а губы сжимаются до белизны, и дыхание становится хриплым, и Люпин не может не прошептать: "Я люблю тебя, Северус".
Люпин тысячу раз признавался Снейпу в любви и обычно не обижается, что Снейп никогда ему не отвечает. Иногда Люпину кажется, что если Снейп когда-нибудь скажет "Я люблю тебя", то он просто утратит дар речи, потому что ему никаких слов не хватит на равноценный ответ.
Сосульки заполнили всё окно Варварскими стекляшками. За окном мелькала туда-сюда Тень чёрного дрозда. Настроенье Следовало за этой тенью, Как за таинственной причиной.
Рождественское утро.
Дверь снейповского подземелья открывается, и Люпин входит в холодный, сырой кабинет, освещенный лишь пламенем камина. На каминной полке лежит серебристо-зеленый венок, который Люпин принес еще на прошлой неделе, и это единственное украшение в комнате. Люпину еще хотелось повесить над дверью омелу, но он вовремя передумал.
– С Рождеством, Северус, – говорит он.
– Люпин, – коротко приветствует его Снейп. Он одет в свою обычную черную мантию и сидит в зеленом кресле лицом к огню, но когда поворачивается к Люпину, в его черных глазах появляется возбужденный блеск.
– Я принес тебе подарок, – улыбается Люпин и протягивает сверток, аккуратно упакованный в ало-золотую бумагу.
Снейп берет подарок со сдержанной улыбкой, а затем достает что-то тяжелое в серебристо-зеленой фольге.
– С Рождеством, – тихо добавляет он.
Тихо шелестят ленточки, шуршит оберточная бумага. В руках у Люпина книга... нет, не просто книга, а безупречное первое издание "Старинных свидетельств о тэнгу и демонах" Муджу в переводе Мэттьюса. Люпин сразу же ее открывает, проводит пальцем по пожелтевшей бумаге, рассматривает причудливые иллюстрации.
– Потрясающе, – бормочет он себе под нос и расплывается в широченной улыбке. – Огромное спасибо, Северус. Это прекрасная книга, и она очень мне пригодится, когда я буду читать старшекурсникам черную магию востока.
Снейп тем временем рассматривает свой подарок – маленькую деревянную шкатулку с узорами на каждой стороне, переливающимися словно ртуть.
– Это шкатулка для перевозки, – поясняет Люпин. – Чтобы класть в нее собранные или купленные нестойкие ингредиенты. В ней поддерживаются стабильные условия, и как только ты запечатаешь шкатулку своей кровью, больше никто не сможет ее открыть.
– Спасибо, – отвечает Снейп, но Люпин видит по блеску его глаз, что он очень доволен.
Люпин присаживается на подлокотник снейповского кресла, откладывает книгу и улыбается раздраженному фырканью Снейпа.
– Ты бы предпочел, чтобы я уселся к тебе на колени? – легкомысленно интересуется он и получает в ответ еще одно фырканье.
– Вчера я видел столько парочек, целующихся под омелой, что опасался гораздо худшего, – сухо говорит Снейп, и Люпин решает, что в его устах эта фраза вполне сойдет за приглашение.
– Я не позволю, чтобы наши студенты обгоняли профессоров, – деловито отвечает он, разворачивается, перекинув ногу через ноги Снейпа, склоняется над Снейпом и, прежде чем тот успевает отреагировать, целует его в губы.
Люпин не знает, считать ли вырвавшийся у Снейпа рычащий звук смехом или угрозой, но это не важно, потому что Снейп целует его в ответ, проводит языком по его зубам и обнимает его, и целоваться с Северусом Снейпом все равно что плыть по штормовому морю в безлунную ночь. В комнате слишком холодно, и у Люпина уже ноги устали, да и Снейп, наверное, любит целоваться не больше чем раньше, но сейчас Рождество, и Люпин счастлив.
VII.
О, худосочные мудрецы Хаддама, Зачем вам воображаемые золотые птицы? Разве вы не видите, как чёрный дрозд Прыгает около самых ног Женщин вашего города?
Иногда по утрам, незадолго до полнолуния, Люпин просыпается от безотчетной тоски и обнаруживает, что Снейп, одетый, читает у себя в кабинете. Когда Люпин подходит к креслу и трогает Снейпа за плечо, тот только морщится и ничего не говорит. Такие дни нередко повторяются в течение четырех месяцев, и Люпин принимает душ и одевается в холодном молчании, пока не решается наконец спросить Снейпа, что же произошло ночью.
Снейп отвечает не сразу и не смотрит Люпину в глаза.
– Ничего особенного. Тебе что-то приснилось.
Люпин роется в памяти и не находит ничего, кроме пустоты утраченных воспоминаний.
– Я не помню, что видел во сне.
Снейп окидывает Люпина пристальным взглядом, а затем снова утыкается в книгу.
– Ты звал Блэка. Не в первый раз.
Люпин невольно сжимает руку в кулак, так резко, что Снейп наверняка это чувствует.
– Прости, Северус, – шепчет он и надеется, что Снейп не станет спрашивать, за что он просит прощения.
Я знаю звучные размеры И звонкие неотвратимые рифмы; Но знаю также, Что чёрный дрозд неизбежно участвует В том, что я знаю.
Каждый раз, когда рот Люпина наполняется едкой горечью волчьего зелья, в этой горечи чувствуется странный сладковатый оттенок, напоминающий привкус мандаринов и сосновой смолы. В это краткое мгновение Люпин невольно думает о том, что возможно на этот раз вкус у зелья будет приятным. Его надежды, конечно же, не сбываются, и поэтому Люпин не может есть мандарины, не морщась от неприятного предчувствия.
Обычно, принося волчье зелье, Снейп ждет, пока Люпин его выпьет, и по сочувственному выражению его глаз Люпин понимает, что вкус и в самом деле невозможно улучшить. В третий вечер январского цикла Люпин уже измучен зовом Луны, когда Снейп приносит кубок. Как только он чувствует на языке мандариново-сладкий привкус, его тошнит, и все содержимое кубка вместе с непереваренными остатками ужина выплескивается на пол. В мгновение ока Снейп оказывается рядом с Люпином и поддерживает его.
Люпин тяжело опускается в кресло, кашляет и ищет взглядом, чем бы перебить мерзкий вкус.
– Прости, – бормочет он.
– Не надо извиняться за непроизвольную реакцию. – Пауза. – Хочешь что-нибудь выпить?
– На нижней полке шкафа, кажется, было сливочное пиво, но меня может снова вырвать, – отвечает Люпин, приподнимаясь с кресла.
Снейп испепеляет его взглядом.
– Не вставай. Только повторения мне не хватало.
Пока Снейп роется в шкафу и достает пиво, Люпин, виновато улыбаясь, снова садится. Снейп открывает бутылку, передает ее Люпину; тот торопливо отхлебывает густую сливочную жидкость и молча смакует ее в течение нескольких минут.
– Теперь гораздо лучше, – улыбается он наконец.
Снейп кивает.
– До конца месяца все равно должно хватить, – замечает он, как будто про себя. – Я принесу снизу еще одну порцию и лекарство от тошноты. – Он снова бросает взгляд на Люпина. – Сиди тут.
Как только стихают его шаги, Люпин откидывается на спинку кресла и думает о мандаринах: о горьковато-сладкой кожице и кислом соке. И все еще верит, что если съест их достаточно много, то сможет избавиться от неприятной ассоциации.
IX.
Когда мой чёрный дрозд исчез из глаз, Была очерчена граница Лишь одного из многих кругозоров.
– Здравствуй, Гарри. Чем могу...
– Вы спите с профессором Снейпом, да?
– ...Да, да, Гарри, так и есть.
– Я думал, вы любили Сириуса.
– Любил. Я... я люблю его, Гарри, мне очень его не хватает, ты же знаешь.
– Ведь это Снейп убил Сириуса! Как вы можете спать с этой уродливой, грязной сволочью, когда все знают, что если бы не его подлость, Сириус был бы жив?
– Профессор Снейп не убивал Сириуса. Сириус сам решил идти туда, и я его отпустил. Снейп – не последний волшебник в Ордене, он твой профессор и заслуживает большего уважения.
– А если бы вы погибли, а Сириус сейчас бы трахался со Снейпом, вам бы это понравилось?
– Гарри, если бы я погиб, меня бы не было на этом свете. Послушай, я любил Сириуса не меньше, чем ты, может, даже больше, но он умер. Его нет. Никто не сможет заменить его, но я могу полюбить другого человека, и я полюбил. Я знаю, что это трудно понять.
– Разве? А мне кажется, я прекрасно все понимаю... сэр. Ну ладно, вы все равно никому не расскажете, так вот, мне нравилась одна девушка. Она встречалась с Седриком перед тем, как Вольдеморт его убил, а в прошлом году начала встречаться со мной, и каждый раз, когда мы разговаривали, она заговаривала о Седрике, а потом начинала плакать. И мне кажется, я наконец-то понял, почему она захотела встречаться со мной: потому что я был Гарри Поттером, я просто оказался рядом и мог заменить Седрика, вот и все.
– Это не честно, Гарри. Только потому, что ты не видишь некоторых качеств Снейпа...
– Ну и что такого вы в нем видите?
– Северус очень заботливый, хотя он не хочет, чтобы его считали таким. Он оберегает тех людей, которые ему не безразличны. У него суховатое, но очень хорошее чувство юмора. Он умен и начитан. Послушай, Гарри, я знаю, что бы я тебе ни сказал, это ничего не изменит. Вы ненавидите друг друга, но я хочу, чтобы ты хотя бы уважал мой выбор. Я... я люблю его.
– Нет, не любите, и я считаю, это нечестно по отношению к Сириусу – что вы просто сменили его на другого, как старую рубашку. Но что бы я вам ни сказал, это ничего не изменит. Прощайте, профессор Люпин.
При виде чёрных дроздов, Летящих в зелёном свете, Даже блудники благозвучия Вскрикнули бы пронзительно.
Люпин не может обойтись без Снейпа, как не может не выть на луну в ночь полнолуния даже под действием волчьего зелья: сила, которая наполняет его вены и заставляет каждый мускул дрожать от напряжения, рвется наружу, словно пар из кипящего чайника, пока Люпин не запрокидывает голову и не начинает выть, признавая свое поражение.
Люпин хочет Снейпа, как хочет шоколада после встречи с дементором, когда ты дрожишь от отчаяния и даже не чувствуешь бархатистый привкус какао, и знаешь только, что лишь шоколадная плитка, проглоченная почти неразжеванной, вернет тебя к жизни.
Люпин обнимает Снейпа, как держит свою палочку: с нежностью и благоговением, хотя, когда злится, его хватка становится сильнее. Он помнит, как четверть века назад Олливандер сказал ему, что палочка сама выбирает волшебника, но ему никогда не нравилось думать о ней так, представлять, что это она по собственной воле признала его своим хозяином; да Люпин и не верил никогда, что смог бы так использовать живое существо.
Люпин любит Снейпа, как любит луну. Снейп видел его боггарта и не верит Люпину, когда тот говорит о своей любви к ночному светилу, но Люпин действительно ее любит. Ничто, кроме молодого, растущего месяца не может сделать его таким беспомощным, и ничто, кроме ущербной луны не может дать ему такое облегчение.
XI.
Он ехал через Коннектикут В стеклянной карете. Внезапно страх пронизал его, Ему показалось, что тень его экипажа – Это стая чёрных дроздов.
Впервые Люпин прикоснулся к Снейпу, по-настоящему прикоснулся, холодным сентябрьским вечером. Они сидели вдвоем в учительской, на столе между ними стояли полупустые чашки с остывшим чаем, и Снейп, плотно сцепив пальцы, рассказывал о кельтской и ацтекской магии крови, а Люпин пытался играть с ним в гляделки.
Потом Снейпа бросило в дрожь, и его лицо побледнело. Люпину не нужно было видеть, как он сжимает правой рукой левую или слышать сдавленное "Мне нужно идти", потому что он видел глаза Снейпа и знал, что точно такая же смесь страха, неприятного предчувствия и отчаяния отражается в его глазах при взгляде на растущую луну.
И поэтому, когда Снейпа произнес: "Мне нужно...", Люпин перегнулся через стол и обнял его так, что губы Снейпа уткнулись Люпину в плечо, обнял так крепко, что, наверное, оставил синяки на худой и костлявой снейповской спине. Люпин чувствовал, как сильно дрожит Снейп, и как остывший чай из опрокинутой чашки пропитывает его мантию. Его губы прижались к гладким волосам Снейпа, и Снейп так же отчаянно обнял его в ответ.
Они молчали, пока левая рука Снейпа не задрожала сильнее, и тогда Люпин прошептал:
– Я буду ждать твоего возвращения.
– Спасибо, – ответил Снейп, но он снова выглядел холодным и собранным, и интимность момента была нарушена. Он отстранился, встал с кресла и убрал разлитый чай высушивающими чарами.
В дверях он неожиданно обернулся:
– Я вернусь.
И не нужно было произносить вслух окончание фразы: "...к тебе".
Только однажды Люпин и Снейп занимались сексом за пределами Хогвартса. Снейп знал, что на вечер пятницы запланирована "зачистка", но Темный Лорд никогда не говорил заранее, над чьим домом поднимется Метка; как всегда, Снейп и дюжина остальных упивающихся попарно наблюдали за несколькими домами, дожидаясь сообщения о том, какая именно семья должна быть уничтожена.
В одиннадцать вечера Люпин обнаружил Снейпа и Крэбба у дома Леонарда Лавгуда; благодаря темноте и заклинанию они были настолько неразличимы, что он нашел их с помощью нюха. Он дождался резкого запаха адреналина, означающего, что они получили сигнал через Метку, затем поднял палочку и ударил оглушающим заклятием, как только они сдвинулись с места.
Глухой стук и туча пыли вокруг упавшего тела. Тот, кто остался на ногах (Люпин еще раз принюхался) – наверняка Снейп.
Они оба знали закон: никаких слов и имен за пределами Хогвартса, потому что слова и имена легче всего извлечь из памяти. Никаких сообщений. Никаких упоминаний о шпионаже. Честно говоря, по инструкциям Ордена, Люпин должен был оглушить Снейпа проклятием и оставить его здесь вместе с напарником.
Он этого не сделал.
Он не сказал: "Ведь ты бы не убил его, правда?", потому что они оба знали правила, и не важно, что они были знакомы с Леонардом еще с тех времен, когда он был тихоней с Рейвенкло и рисовал на пергаментах с домашними заданиями парящих драконов.
Вместо этого Люпин затащил Снейпа обратно в тень, пробормотал заклятье маскировки, добавил заглушающие чары и, задыхаясь, перечислил все подходящие к случаю заклинания, которые сумел вспомнить: не позволяющие обнаружить человека по запаху, движению воздуха, теплу, мыслям. Заклинания окутали их коконом тишины, и Люпин не видел, как разомкнулись губы Снейпа (хотя и помнил их), и не слышал его сдавленного, отчаянного стона (хотя и знал, что этот стон был); а потом они прижались друг другу, связанные лишь прикосновением пальцев к разгоряченной коже и знакомым ритмом толчков и поглаживаний.
– Я ненавижу это, ненавижу, ненавижу, – всхлипывал Люпин, уткнувшись Снейпу в плечо, и знал, что Снейп его понимает.
XIII.
Весь день был вечер. Падал снег И снег собирался падать. Чёрный дрозд Сидел на высоком кедре.
Даже каменные стены Хогвартса не могут защитить Люпина от холодных мартовских ветров. Ледяные узоры на стеклах серебрятся в свете заходящей луны, и волчья шкура Люпина противится возвращению человека. Снейп сидит в противоположном углу комнаты, где и провел всю ночь. Хотя в его позе уже нет страха, Люпин видит, как сильно сжаты его пальцы, и поэтому не решается подойти ближе. Снейп что-то бормочет себе под нос, и Люпин различает в его шепоте фрагменты рецептов, таблиц умножения простых чисел и цепочек проклятий-контрпроклятий.
Мгновение, когда луна касается горизонта, ощущается как удар, как нырок в холодную воду, и Люпин почти не осознает, как раскрывается в крике его пасть, как сам он выгибается дугой и растворяется в агонии, и его кости, волосы и мышцы ломаются и рвутся, а затем срастаются заново, и он мутными, меняющими форму глазами видит, что луна все еще смеется над ним, и боль кажется бесконечной, пока... не наступает тепло.
Тепло.
Сначала Люпин шевелит пальцами: он инстинктивно сжимает их, а лишь затем открывает глаза и видит перед собой что-то темное. Он чувствует, как Снейп обнимает его, прижимается к нему всем телом и опускает голову ему на плечо. Снейп сидит на коленях на полу, баюкая его в своих объятиях.
Люпин неловко поворачивает голову и глядит Снейпу в глаза.
– Спасибо, что остался, – тихо произносит он, но Снейп лишь качает головой.
– Я должен был остаться, дурачок. Я не могу позволить себе и дальше тебя бояться, если хочу сохранить свою любовь к тебе.
И эти слова сказаны таким сухим, тихим и ворчливым голосом, что Люпину даже не верится, каким ошеломляющим потрясением они для него стали.
Читала с удовольствием. Трогательно до слез... И эти скрытые проявления заботы Снейпа и то, что он остался при превращении Люпина... Ничего не могу больше писать, слов нет - одни эмоции. Спасибо, Мильва.
Я давно уже мечтала перевести этот фик, но боялась за него браться. А теперь, благодаря конкурсу переводчиков, появилась веская причина, чтобы его перевести
Пока прочла только первую главу и чуть не разрыдалась. Грустная история. Очень бы хотелась, чтобы она хорошо закончилась. *Уходит читать все остальное, смахивая слезы носовым плактом и сморкаясь в него*
Очень настроение создает. Черный дрозд - авторская находка великолепна. Получились такие японские хойку, описания необычны, нешаблонны. Хоть и не люблю этот пейринг - биг респект за перевод. Читала с огромным интересом
Нежно, хотя ощущение как от мартовского сырого и промозглого ветра, который пробирает до костей. И почему-то все в серых тонах. Грустно, но все равно нежно. Чувствуется эта уставшая, суховатая снаружи и глубокая сама по себе любовь. Но в итоге ощущение почему-то все-таки тоскливое. И не знаю отчего, но в начале каждого отрывка боялась, что в ней кто-то умрет. Может, это все от черных дроздов?) Интересный получился фик. Вроде обыкновенный, но при этом необычный. Ассоциации от него уж больно яркие.
Все даты в формате GMT
3 час. Хитов сегодня: 66
Права: смайлы да, картинки да, шрифты да, голосования нет
аватары да, автозамена ссылок вкл, премодерация откл, правка нет
- участник сейчас на форуме
