ДОРОГИЕ ДРУЗЬЯ! ФОРУМ ОТКРЫТ ТОЛЬКО ДЛЯ СОВЕРШЕННОЛЕТНИХ ЗАРЕГИСТРИРОВАННЫХ ПОЛЬЗОВАТЕЛЕЙ.
Чтобы зарегистрироваться, внимательно прочтите инструкцию в этой теме.
Если вы уже зарегистрированы, то получить доступ к закрытым разделам можно в этой теме.
... Едва ли я когда-нибудь задавался вопросом, почему по ночам наша парадная дверь из замка не охраняется. Но сейчас, шагая по коридору, абсолютно пустому и темному, я понимаю почему. Нет еще на свете таких идиотов (в стенах Дурмстранга точно), кто бы решил выбраться ночью за порог замка. И вот, представьте себе, один такой все-таки нашелся. И по иронии судьбы, этот идиот, – я. Итак, я высунулся за дверь, и едва не захлопнул её обратно. Ледяная лапа сжала мне горло, и я перестал дышать. Я признаюсь, что в душе промелькнуло малодушное решение оставить Алхимика на произвол судьбы. И удрать под защитные стены спальни. И хотя я всегда считал себя способным на всё, мне потребовалось несколько минут, чтобы справиться с этим малодушием, и сделать шаг вперед, на заметенные ступени крыльца. Дверь за мной тут же захлопнулась, отрезав все пути к отступлению. Теперь отступать было поздно и некуда. До утра никто больше двери не откроет, и моё решение, правильное или нет, придется воплощать в жизнь. Я поплотнее запахнулся в плащ, но ледяной ветер все ровно превратил меня в сосульку в считанные секунды. Он рвал на мне одежду, засовывал пальцы под полы и за шиворот, изгоняя из моего тела последние остатки тепла. Глупо было стоять на крыльце и ждать, пока я замерзну здесь. Вы представляете себе, какое это было бы зрелище? Утром, на ступенях школы, находят окоченевший труп Капитана Макнеера. А потом вся школа, до скончания веков, ломает себе голову, чего ради маг Макнеер, за полгода до получения адепта, потащился ночью на улицу на верную смерть. Я представил себе эту картину, и, поверьте, мне стало смешно. Вот ведь странная штука человеческая душа. Снег лепил мне в лицо. Едва я сделал шаг с лестницы, как тут же по пояс провалился в сугроб. Хорошо еще, что у меня хватило ума переложить волшебную палочку в нагрудный карман. Честно говоря, мне показалось, что едва я выполз за стены, как волшебство перестало действовать. Конечно, это было бредом, но когда ты со всех сторон облеплен снегом, а дышать приходится сквозь ледяную корку, поневоле мерещится всякая чушь. И тогда я вспомнил Алхимика в тонкой рубашке, что уже пару часов находится в этом ледяном аду. И больше не медлил. Пробиваясь сквозь снежные заносы, я понял, что мой план был, конечно, очень хорош, если бы не одно «но». Я довольно смутно представлял себе, где именно Стражи оставляют наших, без пяти минут, покойников. Волк что-то говорил о том, что этот Столб Наказания, неподалеку от волчарни. Но понятие «недалеко», на улице приобретает совсем другой смысл. Посему мне оставалось только надеяться на интуицию. До волчарни было около пяти минут пути (днем конечно), но я преодолевал это расстояние бесконечно медленно. На мне было надето два меховых плаща, и эта тяжесть еще больше затрудняла мое передвижение. Видеть что-либо впереди себя я не мог, но, по счастью, волки Сандерсона выли так громко, что я побрел на этот вой, как на свет маяка. Вытянув вперед руку, я наконец-то нащупал впереди ледяную стену волчарни, и привалился к ней, чтобы перевести дух. Ничего. Пусто. Одно сплошное белое поле. Я мучительно размышлял, что делать дальше, но тут, на какую-то долю секунды, снег перестал кружить перед глазами и весь мир замер. И я смог увидеть кусок черного неба и гладкий зуб Столба. Если бы не эта перемена ветра, я прошел бы мимо него несколько шагов назад. И тогда я пошел, разрывая снег перед собой. Я спешил и понимал это. Шел туда, где в то мгновение рассмотрел острый осколок столба. А если бы мог, я бы побежал. Просто бежать в таких условиях было делом совершенно немыслимым. Пару раз я даже растянулся, вот так я спешил. Выныривал из снега, в который уходил с головой, и снова вставал на свою тропинку. Боялся только одного, - как бы, при очередном падении, мне не сбиться с пути на какой-нибудь очень значимый шаг. А последний раз я упал, потому что обо что-то споткнулся. Сначала я подумал, что это камень. А потом вытер снег с лица, и увидел, что стою около Столба Наказания. Все-таки на пару шагов я видимо сбивался, потому что вместо того, чтобы подойти к гранитному осколку сбоку, уперся в него лицом. Алхимик был полностью скрыт под снегом, и у Столба ничего не было видно. Только две белоснежно фарфоровые руки, скованные обледеневшими наручниками, торчали из сугроба.
И тогда остатки рассудительности и разума меня покинули. Хорошо еще, что не было никого, кто бы мог увидеть мой позор. А снег и ветер это не свидетели. Они никому не расскажут. Потому что в ту минуту, я вдруг подумал, что готов умереть вместо него. Я нырнул за ним с головой. Даже не чувствовал, что мои руки в один миг покрылись инеем. Рыл снег как собака, а он все ровно мел обратно, словно не хотел, чтобы я добрался до цели. В какую-то секунду, я подумал, что мои усилия пошли прахом. Что кто-то злобно посмеялся над моими усилиями. Подсунул мне куклу вместо человека. Статую. Неживое. Что угодно, только не Алхимика, который пару часов назад оглянулся, и посмотрел на меня в поисках защиты. И от которого я тогда отвернулся. Его ресницы и брови были покрыты инеем. А глаза закрыты. Я закутал его в меховой плащ. Вырвал из-под снежного одеяла. А потом снял свой плащ, и тоже надел на него. И верите, мне даже холодно не было. Или я просто об этом не думал. Сел на снег, обхватил его, и посильнее прижал к себе, чтобы отдать все те крупинки тепла, которые еще сумел сберечь в своем теле. Хотя и оставалось их совсем немного. Растирал снегом его лицо и плечи. Старался ни на что больше не обращать внимания, чтобы не пропустить его вздох, движение ресниц или руки. Какой-нибудь знак, что мои усилия не пропадают даром. Была минута, когда я отчаялся. Когда мне показалось, что все напрасно. Когда руки заныли болью, а снег начал плавиться на моем лице. Тогда я наклонился над ним, и прижался щекой к его груди, чтобы услышать бьется ли сердце. Странно, но я услышал. Ветер по-прежнему выл громче, чем волки Сандерсона. Это было похоже на самообман, но я вдруг каким-то неведомым чутьем, даже не слухом, уловил, как под холодной кожей бьется его сердце. Только очень-очень медленно. Тук. Пауза, длинная, как вечность. Тук. Снова пауза. Тук. А я вслушивался в это слабое, едва различимое биение, так, словно от этого зависела МОЯ жизнь. Снег заносил нас с головой, наметал с боков сугробы, словно строил стены и крышу. Мы с Алхимиком, как бездомные, вдруг обретали новый дом. Я вытащил забытую волшебную палочку и попытался хотя бы ненадолго вызвать тепло. Ха, все-таки кое-какие силы у меня ещё остались. А потом я забыл и про палочку, и про все вокруг. Потому что ладонь Алхимика, еще секунду назад безжизненная, шевельнулась. И пальцы сжали мою руку. Сначала дрогнули ресницы. Мимолетно. Быстро, как порыв ветра. А потом он открыл глаза и застонал. Тихо и жалобно, как ребенок. Ветер уже не мог нас достать, снег надежно защищал со всех сторон. Я наклонился прямо к его уху, и прошептал: - Ты как? - Хо…холодно…. Голос у него был хриплый и едва слышный, но для меня он звучал, как музыка. - Ничего. Утро скоро. Не замерзнем. Молчание. Вздох, похожий на всхлип. - Только не спи. Слышишь, Дракон? Не засыпай. - Что? - Не засыпай. Не смей закрывать глаза. - Мне холодно…. - Я тебя согрею. Дотянем как-нибудь. - Капитан…. - Что? - Зачем ты за мной пришел? Что я должен был ему сказать? Я не знал ответа на этот вопрос. Нет. С одной стороны знал. Я пришел потому, что ректор Каркаров приказал мне всегда быть с ним рядом, чтобы привязать к себе. Потому что он не просто Алхимик. И даже не потому, что он сын Люциуса Малфоя. А потому что Алхимика, как такового, нет. Есть отмычка. Ключ. Ходящий и говорящий ключ к моей мести, к делу всей моей жизни. Не больше того. Потому что если бы не Исток, он бы замерз насмерть в этом снегу и вьюге, и наутро от Столба отнесли бы его труп. Школа поговорила бы об этом, и забыла. В какой-то мере, прежде всего, он будет обязан жизнью не мне, а своей невесте. Но об этом я не мог ему сказать. Потому что, это только с одной стороны. А с другой стороны…. Поэтому я сделал единственно возможное, - соврал ему первое, что пришло в голову: - Разве мы не друзья? Хотя, какие мы, к Мерлину, были друзья? - Друзья…. - Мы в одной команде. Я бы так помог любому своему. Вот уж тут откровенное вранье. Никому бы я не помог. Даже Лестрейнджу. Потому что своя жизнь дорога. Потому что они не действовали на меня так, как Алхимик. Он на всех нас действовал. И это было тем удивительнее, что ничего особенного в нем не было. Но за те полгода, что он пробыл среди нас, Алхимик умудрился никого не оставить равнодушным. - Я спал? - Почти. - Я не помню. Просто закрыл глаза. - Это от холода. - Что? - От холода. Сначала все тело сводит судорогой, а потом клонит в сон. И тогда человек умирает. - Я промерз насквозь.
Удивил! Странно было, что он вообще выжил. Может потому, что ему еще рано было умирать. - Сейчас теплее? - Да. - Зачем ты это сделал, дурачок? - Чт… что? Он так сильно стучал зубами от холода, что я едва мог разобрать слова. - Зачем ты снял шлем? - Я должен…. Чтобы он увидел… - Полегчало? – Со злостью бросил я, хотя уж мне-то, как никому другому, было хорошо известно, что такое месть. - Ты не понимае… Он всегда… впереди меня… с перво…курса…. Все вокруг… великий Поттер,… а я… хотел его… хоть в чем-то… лучше, но он…. Ненавижу… спасать меня, чтобы все потом… какой благородный… победить его… важнее, всего… чтобы, он увидел, что это я. Что я… лучше его… могу быть… Он мог этого и не объяснять. Я и так прекрасно понимал, что значила для Алхимика эта победа. Наверное, когда мои враги будут повергнуты раз и навсегда, я пойму, какую необъяснимую эйфорию он испытал, смотря в глаза своего врага. - Это стоило твоей жизни? - Наверно…. Он все ровно засыпал. Я не видел его лица, но чувствовал, как голова все ниже и ниже склоняется на грудь. Я тряхнул его изо всех сил: - А ну, открой глаза! Он дернулся испугано. Разлепил веки и попытался взглянуть на меня. - Я что тебе говорил про сон?! Хочешь тут околеть? - Я не могу… - Можешь! Не думаешь о себе, подумай о своем отце, о ней подумай! Решил, что им станет легче, если ты тут сыграл в ящик?! Мне было необходимо нажать на самое больное его место. Лицо его сморщилось, исказилось, словно я его ударил. На какую то секунду, он сжался, а потом снова обмяк, как тряпичная кукла. Да, а это заразная болезнь, - быть слабым. Разъедает тебя, как ржавчина. Эта скверная привычка загребать жар чужими руками. И прятаться за чужие спины. - Не будь размазней! Не смей таким быть! - Тебе…. что…. этого….. - Что ты сказал? - До этого….. Я ударил его по лицу. Потом еще раз и ещё. - Ты, поганый папенькин сынок! Чем ты заслужил быть его сыном? Тебе надо было родиться в семейке грязнокровок, чтобы самому вырывать место под солнцем! А ты и сейчас решил сделать самое легкое, – лечь и умереть, вместо того, чтобы бороться! Слабак! Пять минут назад, я готов был умереть за него, а теперь мне хотелось сжать эту тощую шейку и переломить. Ну, и как это понимать? Что со мной происходит, люди? Я ждал, что он примется яростно, до слез, оправдываться. А он все еще яростно, до слез, жалел себя. - Что ты знаешь! – Промямлил мой вынужденный друг. - А чего тут знать? Все об этом знают! - Значит, - его было очень плохо слышно, он словно не со мной говорил, а с собой. – вы все… так думаете…. - Кто это «вы»? - Все здесь… - Какая тебе разница, что мы думаем? Он меня почти не слышал. Или не хотел слышать. - Конечно, чего меня жалеть… отец учил вас…. А теперь можно…. - Дрянь! Я снова его ударил. Странное это, наверное, было зрелище: одной рукой я прижимал его к себе, чтобы согреть своим теплом, а другой бил его по лицу. Мои пощечины трещали на морозе, как сухие ветки под ногой. - Хватит! Похоже, я достиг своей цели: Алхимик зашевелился, попытался вывернуться, но теперь я не был этому рад. Это жалкое существо смело упрекать меня в том, что его отец проявил к нам участие. Он, ничего в жизни не видавший! Ничего не сделавший! - Перестань! Мне больно! Не бей меня! - Не тебе нас упрекать! Не тебе! Зачем я вообще сюда пришел? Зачем едва не замерз сам, чтобы его спасти? - Я… - Нужно было бросить тебя здесь! - Капитан! Он боялся остаться один. Потому что, когда я сделал попытку освободиться от него и встать, он вцепился в меня с такой силой, что я едва не закричал. - Не бросай меня! Вы будете смеяться надо мной. Но вся моя злость прошла так быстро, что я даже не верил, что минуту назад был готов его удавить. Он хватался за меня, как утопающий за соломинку. Конечно, ничего удивительного в этом не было: ему нужно было за кого-то зацепиться, а я, как никто другой, для этого подходил. Я понимал, что он сейчас был готов привязаться к кому угодно. Но меня распирало от радости, что рядом с ним был именно я.
- Не бойся, не брошу. Я не затем за тобой пришел. Он шмыгнул носом, как ребенок. И я, забыв про ректора и грандиозные планы, прижал его к себе и поплотнее запахнул полы плаща. - Мы ведь не умрем здесь? Я усмехнулся, - он, наверное, это почувствовал. - А ты боишься смерти? - Боюсь. А ты разве нет? Его рука, тонкая и прозрачная, нырнула в рукав плаща. Я почувствовал, как он старается сильнее прижаться ко мне. Ему было спокойнее, рядом со мной. - Нет. - Почему? - Потому что я уже видел смерть. Когда мои родители погибли. Когда авроры пришли за моей матерью, она спрятала меня в шкаф. Мне было всего три года, но я все помню. Они только махнули палочками. И я навсегда остался один. Она упала около шкафа. Я хотел броситься к ней, но словно прирос к месту. Даже закричать не мог. Просто смотрел, как её глаза стекленеют. - А твой отец? - К тому времени, его уже не было. Он погиб одним из первых слуг Лорда…. - Его предали, да? - Их всех предали. И только твоему отцу удалось выжить. - Ты так говоришь, будто это плохо…. - О чем ты? Он не ответил. Мне почему-то показалось, что ему было стыдно. - А я не помню свою мать… - Совсем? - Совсем. – Слишком поспешно он ответил. Словно хотел что-то скрыть, но я не собирался лезть с любопытством. - Отец всегда был рядом. Даже если он был далеко, я его чувствовал. - Он все для тебя сделал. - Да. А я ничего. Знаешь, когда я первый раз сказал, что люблю его? Тогда, на перроне, когда он… его…. Я только сильнее сжал руки. Он даже сказать об этом не мог. - Успокойся… - Блейкли права, я даже не смог его спасти. - Ты бы его не спас. Они бы просто тебя убили. И тебя, и твою девушку. Он вдруг засмеялся, - тихий, еле слышный, шелест с его губ все-таки был смехом. - Мори? Ты совсем её не знаешь. Это она могла бы убить всех на этом перроне. Но отец ей не позволил. Я не знаю, почему. - Может, он не так был в этом уверен? - Ты не знаешь Мори. А он знает, на что она способна, когда разозлится. «Вот так, Макнеер, сиди и слушай, как он рассказывает о предмете твоего главного интереса. Сейчас все тебе выложит про Исток, преподнесет на блюдце с голубой каемкой. Только запоминай. И не надо налагать Империо, поить Сывороткой Правды. Тогда почему тебе хочется заткнуть уши, и заставить его замолчать»? - Не надо, не рассказывай. - Почему? «Правда, почему»? - Не разговаривай много. Береги силы. - Мне это надо… - Тебе нужно выжить! - Я и так не умру. Теперь точно. «Ещё скажи, что все это оттого, что я к тебе пришел». - Ты слишком долго просидел здесь. Его губы тронула усмешка. - Долго… - Вот видишь…
- Знаешь, мне ведь никогда ничего не угрожало. – Ему нужно было выговориться, и я обреченно вздохнул. – Ну, почти никогда. Один раз я едва не выпал из окна дома. А еще в позапрошлом году, когда меня похитили… - Я знаю. - Ах, да, вы же все видите. Мне было очень страшно. Я никогда так не боялся, как тогда. Я плохо думал об отце. Я думал, что он не отдаст тот амулет. Знаешь, чего боятся Малфои? Бедности. Я не представляю, как это, – быть бедным. У меня всегда было все. Они все готовы были мне весь мир преподнести на блюде… - Кто это, – они? - Отец, Мори, ребята с факультета. Думаешь, это все потому, что они так меня любят? Ну, не Мори, а все остальные? Нет. Потому что я, – Малфой. Потому что, в их семьях с детства внушали уважение к моему отцу. Я всегда так считал. Пока они не бросились мне на помощь. Они ведь могли погибнуть. Никакое уважение не стоит собственной жизни. Значит, они пошли не из-за отца, а ради меня. - А ты теперь считаешь, что этого не заслужил? - Я заслужил. - Чем? Он не ответил мне, потому что не знал ответа на этот вопрос. Мы оба замолчали. Сидели и слушали, как над нами воет ветер. Он первым нарушил молчание: - Ну а ты? - Что? - Зачем ты пошел за мной? Из-за отца, да? - Чего ты заладил! - Мне это нужно знать, понимаешь? - Зачем? - Потому что здесь все по-другому. И вы все другие. Сейчас мне кажется, что вы мне ближе, чем все мои друзья. - Эй!- Я несильно стукнул ему по макушке. Его волосы были мокрыми, от тающего снега, и по цвету напоминали сталь. - Ты чего? - Не говори так о людях, которые жизнью ради тебя рисковали. - Но ты тоже рискуешь! «Резонное замечание. И очень верное, если не вспоминать, ради чего я сюда притащился». - Я не рискую, не строй иллюзий. Просто бросить тебя здесь, было бы подлостью по отношению к человеку, который столько для меня сделал. - Значит, ты тоже помогаешь мне из-за моего отца? – Голос у него был такой разочарованный, словно он сейчас заплачет. - А ты думал потому, что я влюбился в тебя без памяти?! Он буркнул себе под нос что-то неразборчивое. Я толкнул его, чтобы спросить, чего он там пробубнил, но тут нашему везению пришел конец. Я это понял сразу. На минуту стихло сонное бормотание вьюги. В наступившей тишине, я услышал, как волки Сандерсона не воют, а повизгивают как щенята. - Дело дрянь, Алхимик. – Сказал я ему. - Что случилось? - Банши. Медлить было нельзя. Я постарался как можно скорее выкарабкаться из снега. Один плащ я накинул на себя. Старался как можно скорее достигнуть стен школы, найти хоть какую-то защиту. Если бы я не знал точно, что волки Сандерсона разорвут нас в клочья, я бы даже спрятался в волчарне. Времени было совсем мало. Небо над нами было черное и пустое, как сатанинский глаз, но на горизонте уже рождалось алое зарево, и, словно паутина, расползался багровый туман. - Быстрее! Я схватил Алхимика, и толкнул его в сторону замка. Алхимик тут же зарылся носом в снег. Ноги его не держали, к тому же я совсем забыл про наручники. Даже всех моих умений было недостаточно, чтобы освободить его от них. И тут я услышал ИХ. Мы называли это явление банши, из-за сходства пронзительного звука с криком этих созданий. Того самого, от которого сверлит и сводит судорогой мозг, и кровь течёт из ушей. Они приходят из тишины и кровавого тумана на горизонте. Блейкли учила, что средство от банши только одно, – наложить на себя заклятие Глухоты. А если такой возможности нет, то найти укрытие. Так что можете представить, насколько не вовремя Алхимика подкосила слабость. - Шевелись! – Взвыл я, таща его за шиворот. - Я не могу идти! Иди один! Как благородно! Меня едва не стошнило от возмущения. Вместо того чтобы шевелить ногами, Алхимик свалился в снег, и предпочел отказаться от спасения. Ненавижу, когда люди пасуют перед лицом опасности! Но с Алхимиком по-другому просто не происходило. Даже когда скрежет Голоса начал долетать до наших ушей. И мне ничего не оставалось делать, как взвалить его себе на спину и потащить. Он вдруг показался мне невероятно тяжелым. Словно мне предстояло волочь на себе не худосочного Малфоя, а Сандерсона. Но у меня не было другого выхода. Я даже попробовал бежать. Посмотреть бы на себя со стороны! У Капитана Макнеера подкашиваются ноги, и спотыкается он так часто, будто перевалил лет за двести.
Они настигли нас в полусотне футов от тёмной громады замка. Алхимик услышал их первым, - я был слишком занят стремлением добежать до спасительных стен. Поэтому сначала я услышал, как он закричал у меня над ухом. И тогда я понял, что бегство бессмысленно. И что я все ровно не успею наложить заклятие Глухоты. Поэтому я сделал первое, что пришло мне на ум, - свалился в снег, подмял Алхимика под себя, и заткнул его уши руками. А потом я потерял сознание…. … Когда я пришел в себя, на нас неудержимо накатывал рассвет. Я с трудом разлепил глаза, и прямо перед собой увидел его волосы, все в алой, запекающейся крови. В тот первый миг я даже не понял, что мир вокруг меня утратил все звуки, превратившись в душный, пустой вакуум. Все, что меня интересовало, это голова Алхимика, который лежал подо мной неподвижно, как труп. Мои руки тряслись (я это видел), когда пальцы сами заплясали по этим волосам, ища рану. И только когда я убедился, что его голова невредима, до меня дошло, что это моя кровь. Утром все по-другому. На улице по-прежнему дикий холод, но когда солнце всходит над горизонтом, тебе он уже не кажется убийственным. И даже кровь на руках уже не так пугает. Я попытался встать. Я ничего не слышал, и тело было чужим от слабости, но я был жив. И Алхимик тоже. Мне нужно было сделать сущую безделицу, - подняться на ноги и преодолеть пару десятков шагов, что отделяли меня от замка. Я перевернул Алхимика на спину, сидел рядом на снегу, мучительно вглядываясь в его лицо. Он весь был в моей крови. И мне даже не верилось, что я сделал это. Наверное, сознание того, что мы чудесным образом спаслись, вернуло мне силы. Сначала удалось встать на четвереньки. Потом на колени. Потом вздернуть себя на ноги. Я потряс Алхимика за плечо, но он снова не отзывался мне. Чертов Алхимик! Проклятие на мою голову. - Вставай! Мы почти добрались! Мы у замка, слышишь? Я не могу тащить тебя, я сам едва стою! Слышишь меня?! Я взял его на руки, и сделал шаг по направлению к парадной лестнице. Клянусь, я не знаю, как у меня это получилось. Я ничего не видел перед собой, кроме кованого прямоугольника двери, за которой меня ждало спасение. Я добрел до неё в каком-то непонятном припадке отчаяния. И когда дошел, ударился в дверь всем телом, внезапно почувствовав, как там, за дверью, кто-то рванулся мне навстречу. - Откройте! – Орал я, не слыша себя. – Откройте, будьте вы все прокляты! Я ударился в дверь боком, со всей силы, на которую был способен. Потом еще раз, и ещё. Стоял и колотился в дверь родной школы, ничего не ощущая, кроме этих ударов. С таким же успехом, я мог биться головой. Не знаю, сколько прошло времени. Дверь двинулась на меня, как великан, как гора, решившая растереть меня в порошок. Я инстинктивно сделал шаг назад. Узкая полоска света, очень яркая, ударила мне в лицо. А потом дверь распахнулась во всю ширину, и мне в лицо ударило тепло. И я потянулся в это тепло, как блудный сын на порог родного дома. Там, за дверью толпились люди. А когда я вошел, таща на руках Алхимика, они расступились в разные стороны, словно я был заразным больным. Я чувствовал чьи-то руки. Кто-то хотел помочь мне, забрав с рук мою ношу, но я оттолкнул эти руки плечом. Не знаю, почему. Мне была невыносима мысль, что Алхимика у меня заберут. Я вцепился в него с видом собственника, как в драгоценную добычу, с которой ни с кем не хотел делиться. - Лазарет! – Хрипел я, не осознавая, что все ровно не услышу ответа. – Ему надо в лазарет! В лазарет, прежде всего, нужно было мне. Светлые пятна фигур шарахались от меня, страшного, в крови, едва передвигающего ногами, но не желающего поделиться Алхимиком. Завоевал свою прекрасную принцессу! Ха! Герой-победитель… Слушать меня больше не стали. Я почувствовал, как четыре руки вцепились в меня с двух сторон, и аппарировали в лазарет. Но я еще смог растолкать их плечами, и положить Алхимика на кровать. А потом свалиться рядом.
Пятна моих помощников сфокусировались наконец-то в лица, и я увидел, что доставили меня сюда Волк и Тьма. Я сидел на полу, рядом кроватью Алхимика, и смотрел, как госпожа Омела, наверняка ругаясь, на чем свет стоит, скидывала с Дракона мой теплый плащ и рубашку. Они суетились рядом, надевали на него сухие теплые вещи. Госпожа Омела собственноручно укрывала его одеялом. Приподняв беловолосую голову, поила каким-то дымящимся настоем. Смотрел, как варево стекает по его острому подбородку. Мне даже стало обидно. Я притащил его сюда, а на меня никто и внимания не обращает. А потом я почувствовал, что чьи-то руки тянут меня вверх, и я, как в тумане, следовал за этими теплыми маленькими руками. Лестрейндж, собственной персоной. И лицо у него было такое несчастное, сморщенное. Он смотрел на меня своими косящими глазами, что-то говорил, и я видел, как шевелятся его губы, но не понимал ни слова. Вот тут-то за меня взялись по настоящему. Я чувствовал жесткие руки нашей госпожи Омелы. Она бесцеремонно вертела мою голову. Мои однокурсники теперь толпились на безопасном расстоянии, потому как госпожу Омелу лучше не злить. Я сидел, чувствовал, как она пытается исправить в моем организме урон, нанесенный стужей и банши, и смотрел через её плечо на Алхимика. Теперь он будет спать долго, очень долго. А я буду сидеть здесь, и смотреть, как сливаются его волосы с цветом подушки. И как ресницы отбрасывают тень на скулы. Я буду смотреть на него, буду любить, и ненавидеть его. Желать его смерти, и быть готовым умереть за него. И в который раз не понимать себя. - Ты знал, что он пойдет? Это были первые слова, которые я услышал после вынужденной глухоты. Мне вдруг захотелось, не знаю почему, использовать эту благоприятную возможность, чтобы узнать, что думают обо мне друзья. Те, кто сейчас считал, что я ничего не слышу. Поэтому я изобразил на лице непроницаемое выражение, и, стараясь не отрывать взгляда от госпожи Омелы, весь превратился в слух. - Нет. – Голос Тьмы. Первым был голос Сандерсона. - Что это с нашим Капитаном случилось? То он из Алхимика последний дух вышибает, а то вдруг кинулся его спасать! – Опять Сандерсон. - Не знаю, Волк. - Что-то подозрительно это всё. - Почему? - Капитан ничего не делает просто так. Меня с самого начала удивило, что он взял Дракона под свое крыло. Но чтобы до такой степени! - Перестаньте! – Голосок Лестрейнджа. – Как вы можете такое говорить! Никто бы из нас так не смог! Он просто отличный, прекрасный человек! - Заткнись, Лестрейндж! – Тьма повысил голос. – У тебя все хорошие и прекрасные! «Ого! Так они, оказывается, тоже наблюдали за мной все это время»! - Стелла хотела пойти. – Голос Тьмы. – Он её в коридоре едва не задушил. У неё синяки на горле. - И что она говорит? - Ничего. Она больше про Капитана слышать не хочет. - Да, задачка для ума. Ты как думаешь, Тьма? - Не знаю. Но что у Капитана что-то на уме, не сомневаюсь. - Может, расспросишь Айсберг? - Она не скажет. - Как вам не стыдно! – Опять Лестрейндж. - Если я еще от тебя хоть слово услышу, Тиль, ляжешь к ним третьим!
Что ответил Тиль, я не услышал. Во-первых, потому что госпожа Омела занялась моим боком, который оказался весь в синяках. Ничего удивительного, если учесть, с каким остервенением я долбился в дверь! Она мазала меня отваром, который раздирал мою кожу, словно раскаленные щипцы. Я скрипел зубами. - Прекратите дергаться, молодой человек! И не претворяйтесь глухим! Вы прекрасно все слышите. У двери её слова услышали, и, как и следовало ожидать, спешно ретировались за дверь. Я едва не взвыл от досады. - В их сомнениях нет ничего удивительного. – Я ушам своим не верил, что все это услышал от госпожи Омелы. – Вы совершенно бессердечный человек, Макнеер, и поэтому вам не верят самые близкие друзья. О, дьявол, я это слышал?! Что-то ускользнуло от меня за все эти семь лет? Если даже школьная медичка высказывает такие мысли! Из уст Блейкли, утверждение о моей бессердечности звучало бы как комплимент. Пару дней назад, я бы радовался, что обо мне так думают. Я и раньше догадывался, что они все опасаются меня, и это знание грело мне сердце. Но сейчас я, как никогда остро, ощутил чувство одиночества. Блейкли говорила, что абсолютная власть навсегда лишает тебя друзей. И меня это не пугало. А теперь оказывалось, что никто в школе, кроме сердобольного Лестрейнджа, не любил меня. Боялись, уважали, но не любили. И мне вдруг стало до смерти обидно за себя. Сильные руки медсестры уложили меня на постель, и она покинула лазарет. Несколько минут я лежал, и бесцельно таращился в потолок. Мне было плохо. Мне хотелось, чтобы сейчас кто-нибудь подошел ко мне, положил руку на мой лоб, и посмотрел на меня. Увидел, что мне очень важно чувствовать, что я кому-то нужен. Лежа на этой постели, один на один со своими мыслями, я вдруг отчаянно, до боли, позавидовал Алхимику. Он-то в любви купался. Я никогда этого не испытаю. Никогда больше ко мне не прикоснуться руки матери. И отец не потреплет меня по плечу. И не скажет, что гордится мною. Никогда ради меня никто не бросится навстречу смерти. Ни для кого я не стану смыслом жизни. Никто не будет смотреть на меня с непередаваемой нежностью. Не будет ненавидеть тех, кто меня обидит. Не скажет мне, что любит меня больше жизни. Все это достанется ему. А я буду ходить по берегу той любви, что согревает его. Но даже это свое приобретение я никому не отдам. Поэтому я встал, запечатал дверь в лазарет заклятием Непроникновения, и сел на кровати Алхимика……
Все даты в формате GMT
3 час. Хитов сегодня: 11
Права: смайлы да, картинки да, шрифты да, голосования нет
аватары да, автозамена ссылок вкл, премодерация откл, правка нет
- участник сейчас на форуме
