ДОРОГИЕ ДРУЗЬЯ! ФОРУМ ОТКРЫТ ТОЛЬКО ДЛЯ СОВЕРШЕННОЛЕТНИХ ЗАРЕГИСТРИРОВАННЫХ ПОЛЬЗОВАТЕЛЕЙ.
Чтобы зарегистрироваться, внимательно прочтите инструкцию в этой теме.
Если вы уже зарегистрированы, то получить доступ к закрытым разделам можно в этой теме.
Название: Взгляд сверху Автор: Tasha 911 Бета: Jenny Жанр: драма/романс Пейринг: Роланда Хуч/Ирма Пинс Категория: фэмслэш Рейтинг: R (с натяжкой) Дисклеймер: Кому деньги – знает Бог и ее хорошие юристы. Предупреждение: Почти канонично, а потому особого юмора не вышло. Жаль, если заказчика разочарует. Меня, разумеется, не извинит в таком случае ни тот факт, что фик писался на замену, ни то, что это первый в моей практике фэм. Я старалась хоть как-то попасть в заявку и надеюсь, что фик вышел хотя бы сюжетным. По количеству восклицательных знаков именно за этим словом )))
Написано на HP-Ficathon 2008 по заявке Паранойи Либестуд: фемслеш с мадам Хуч (тренер по полетам на метле), СЮЖЕТНЫЙ!!!, авторский или перевод – не важно, желателен добрый юмор, никаких драм и смертей.
Отправлено: 31.08.08 12:09. Заголовок: Она резко провела по..
Она резко провела по коротким волосам рукой, защищенной перчаткой, отчего на пол полетели мелкие, как бисер, капли воды.
– Роланда! – прозвучало крайне раздраженно.
– Не ворчи. Я знаю, что опоздала, но погода чудесная.
– При чем тут твое опоздание? Хочешь уважения к себе – прекрати превращать мою библиотеку в болото! И я не вижу ничего прекрасного в дожде, слякоти и осенней сырости, – Ирма поплотнее завернулась в шерстяную шаль, стараясь отгородиться от ненастья ее теплом, словно надежные стены замка были недостаточной защитой. – Сегодня я не уследила, и кто-то из учеников открыл окно. Там такая лужа набежала… Неужели им не понятно, как книгами вредит сырость?
Роланда Хуч почти пожалела, что согласилась на затею с этим «особенным вечером». Тренировка была отличной. Нет ничего более эффективного, чтобы отогнать начинающую наступать тебе на пятки брюзжащую старость, чем очередное испытание себя на прочность. Полеты давали ей ощущение силы и молодости. Разве такие мелочи, как стена проливного дождя и танцующие вокруг тебя молнии, способны как-то уменьшить удовольствие от бескрайнего неба и чувства свободы? Наоборот! Это вызов, еще одно преодоление, азарт, способный соперничать по вкусу разве что с амброзией. Пусть губы дрожат от холода, а щеки алеют из-за пощечин, что щедро надавал ветер, зато тебя переполняет жизнь. Она бурлит внутри и вырывается на волю при очередном вираже, и хочется орать от восторга, срывая голос.
– Не будь занудой, – она сняла мокрую мантию и перебросила ее через руку. – Я жду обещанный сюрприз.
Увы, Ирма, похоже, еще не выплеснула на нее весь запас своего раздражения.
– В таком виде ты ничего не получишь. Иди прими горячую ванну, я не хочу иметь дело с твоим насморком.
Она никогда не болела. Собственная выносливость всегда вызывала у Роланды восхищение. Если бы она умела писать стихи, то непременно посвятила бы целую оду своему безупречному здоровью.
– Это будет первый случай, дорогуша, когда тебе придется иметь с ним дело.
– Я сказала, позже, – Ирма нахмурилась. – Мне надо закончить некоторые дела. Встретимся через час у меня. Могу я надеяться, что ты не опоздаешь?
– Надеяться? Можешь.
Она развернулась на каблуках и пошла к двери. Эхо ее шагов нарушило тишину огромной библиотеки. Настроение все же было испорчено. Ирма была почти единственным человеком в мире, способным так быстро вывести ее из себя, поставить все с ног на голову. Когда-то Роланда считала это ее качество интригующим. Но в последнее время оно практически не доставляло ей удовольствия.
Отправлено: 31.08.08 12:09. Заголовок: *** – Эта наглая, ..
***
– Эта наглая, пронырливая злючка...
Минерва Макгонагалл улыбнулась, предлагая ей чашку чая, в который было добавлено щедрое количество виски. Почти мирные посиделки двух леди... Если бы это была уже не пятая волшебная чашка. Впрочем, ввиду скорого приезда студентов они позволили себе немного расслабиться. Нужен был определенный запас сил на будущий год, и все преподаватели холили напоследок свои маленькие слабости.
– Звучит так, словно она тебе нравится.
– Она? Мне? – Роланда возмущенно фыркнула, поудобнее устраиваясь в кресле. – В этом году Пинс вполовину сократила список книг о квиддиче, который я составила для пополнения библиотеки. Где Альбус ее только нашел?
Макгонагалл была настроена философски.
– А где вообще всех нас находят? Она как-то обосновала свой отказ?
Минерва присела на краешек ее кресла и, сделав глоток из чашки, блаженно зажмурилась, едва не замурлыкав от удовольствия. Роланда подавила желание провести рукой по ее роскошным каштановым волосам. Не собранные сейчас в тугой пучок, они казались удивительно мягкими, волнами скользящими по худым плечам. В свете свечей в них иногда вспыхивали алые искорки, и тогда глаза Минервы за прозрачными стекляшками очков больше не казались строгими. В них появлялась какая-то грустная тайна, которую Роланде очень хотелось узнать, но увы… Несмотря на большое количество общих интересов и то, как быстро они нашли общий язык, когда Хуч после окончания ее карьеры в спорте пригласили преподавать в школе полеты, Макгонагалл все еще хранила свои секреты. Всегда есть вещи, которые нельзя узнать даже о лучшей подруге. Вроде того: нравится ли ей, когда кто-то двумя руками запутается в шелке ее волос и проложит дорожку из легких поцелуев к упрямо сжатым губам, а потом несколько секунд станет согревать их своим дыханием, пока они не сложатся в улыбку, подаваясь навстречу. Роланда была бы совсем не против получить очень много ответов на вопросы такого рода, но никогда их не задавала, прекрасно понимая, что Минерва просто не способна именно ей предложить подобные откровения. Не то чтобы она сильно расстраивалась по этому поводу, просто иногда, чувствуя исходящее от подруги тепло и видя ее такой расслабленной и довольной, Роланда испытывала легкую тоску. Минерва была из тех женщин, в присутствии которых на нее порою «находило».
– Обосновала, – она решила, что раздражение – хороший повод отвлечься. – По ее мнению, в спорте, видите ли, практика имеет большее значение, чем теория.
– А это не так?
– Так. Просто нужно вдохновение и техника. Книги о судьбах великих игроков вызывают интерес к квиддичу, а написанные ими самими труды учат думать об игре и постигать ее законы. Практика – это замечательно, талант – еще лучше, но одаренность, не подкрепленная знаниями, никогда не позволит достичь совершенства. Ты и так знаешь, сколько времени я трачу на наши команды, учитывая, что по школьной программе достаточно просто научить детей не сваливаться с метел. А потом они еще удивляются, что сборная Англии играет так жалко!
– И ты, разумеется, высказала все это новой библиотекарше? – улыбнулась Минерва.
– На самом деле, нет, не высказала. Все мои силы ушли в тот момент на то, чтобы не дать этой выскочке хорошего пинка.
– По-моему, ты напрасно на нее злишься, Роланда. Она новый человек в нашем коллективе и, наверное, сильно нервничает, стараясь ко всему привыкнуть. А тут ты со своими претензиями. Начала возмущаться, едва переступив порог?
Она вынуждена была признать:
– Ну, почти. Как будто ты ведешь себя иначе, когда ущемляют твои интересы?
Теперь уже Минерва не нашла себе оправданий.
– И все же попытайся с ней просто поговорить.
Роланда вспомнила об этих словах, когда, направляясь к себе в комнаты, заметила свет, выбивающийся из-под двери библиотеки. Было уже очень поздно, но решимость ей никогда не изменяла, да и тактичность не была сильной чертой ее характера. Она коротко постучала костяшками пальцев по двери, предупредив о вторжении, и вошла.
Ирма Пинс обернулась, поспешно стирая слезы со щек и старясь хоть на миг спрятать за ладонью покрасневшие глаза.
– Что вам угодно? – прозвучало бы очень официально, но все впечатление испортил судорожный всхлип. Библиотекарь смутилась из-за возникшей неловкости, и Роланда подумала, что она внешне совсем не соответствует тому, что рассказывал о ней Альбус. Принимая кого-то на работу, Дамблдор всегда стремился остановить свой выбор на самом лучшем претенденте. Всех преподавателей объединяло то, что они были зрелыми людьми, каждый из которых многое успел повидать в жизни, которую предпочел оставить за стенами замка. Эта Пинс, может, и была в свое время блестящей ученицей, и у нее имелся опыт работы в архиве министерства, но все же ее появление в школе казалось Роланде каким-то святотатством. Для того чтобы надежно похоронить себя в этом замке, Ирма была слишком молода. Вся ее заносчивость и показная серьезность лишь подчеркивали этот факт.
– Я не вовремя? – вопреки тому, что ее слова предполагали в случае положительного ответа немедленный уход, Роланда подошла к столу библиотекаря и села на его край.
– У вас что-то срочное?
Девушка поспешно закрыла рукой какое-то письмо. Но ее маленькая худая ладонь не заслонила его полностью, этот порывистый жест наоборот привлек к пергаменту лишнее внимание. Роланде без труда удалось разобрать несколько строк:
«…Не желаю выслушивать твои упреки. Ты скучна и нелепа. Ты не способна любить никого и ничего, кроме своих книг. Не беспокой меня больше. Я предпочитаю женщин, которые в состоянии таковыми хотя бы казаться».
– Урод, – коротко констатировала она. – Глупый жестокий урод, которому проще жить в мире больших грудей и куриных мозгов. И измышления такого человека – повод для слез?
– Да как вы смеете! – Ирма Пинс поспешно убрала письмо в стол. – Да что вы понимаете! Кто дал вам право лезть не в свое дело?
Гнев ее очень красил. Роланда даже засмотрелась. Черты молодой библиотекарши на самом деле не производили особенно яркого впечатления. Девушка, каких тысячи. Чуть курносый нос, немного веснушек на скулах, карие глаза под правильными дугами бровей и небольшой аккуратный рот. Волосы того оттенка, что заставляет задуматься, к кому отнести их обладательницу. Она уже вроде не блондинка, но еще не брюнетка. Последним штрихом была челюсть, из-за обладания которой каждая истинная англичанка собственноручно готова истребить целые поколения своих предков. Но все это становилось совершенно неважным, когда эта маленькая женщина вспыхивала от ярости, словно спичка. Ее глаза злость расцвечивала, как кусочек янтаря накаляет огонь, если его бросить на жаровню. Влажные губы расступались, подрагивая от раздражения и позволяя оценить жемчуг зубов. Даже веснушки становились золотистыми, дивно воинственными, напоминая о боевой раскраске туземцев. В гневе Ирма Пинс становилась не просто хорошенькой, она была прекрасна. Это зрелище доставило Роланде столько удовольствия, что она невольно улыбнулась.
– Вы беситесь, а не плачете, так что мое вмешательство было не напрасным.
Ирма на секунду задумалась, оценив сказанное, а потом попыталась взять себя в руки.
– Ладно, только прошу вас впредь не возвращаться к этому вопросу и вести себя…
Она блекла, примеряя привычную маску. Роланде это очень не понравилось.
– Не любите обсуждать свои проблемы?
– Это не ваше…
– Да ладно, мы тут все как одна большая семья. Какие могут быть секреты от тетушки Роланды? Неужели вы решили запереть себя в нашем уютном мавзолее только из-за того, что вас отверг какой-то придурок? Или дело в том, что он оказался в чем-то прав и книжки вам по душе куда больше мужчин? Тогда поздравляю: книг тут на самом деле много.
Она своего добилась. Маленькая фурия снова засверкала.
– Почему вы так со мной разговариваете? Возможно, я новый человек, но это не дает вам права так бесцеремонно вторгаться в мою личную жизнь!
– А у вас есть личная жизнь? Я пока вижу только ее развалины.
Эта девица снова попыталась взять себя в руки.
– Это бессмысленный разговор, и если у вас нет ко мне никакого вопроса по работе, я бы попросила вас оставить…
Глупая. Совершенно очаровательная. Может, дело было в том, что они с Минервой слишком много выпили, но на нее уже не «нашло» а просто «накатило» сметающей все на своем пути волной шальное желание. Нет, не проникнуть в тайны Ирмы Пинс... Роланда почувствовала, что тут не будет никаких секретов. Разочаровывало ли это ощущение? Скорее, наоборот, покоряло. Как игра, когда воедино сливаются и азарт, и разум. Сердце подсказывает нужный маневр, технические навыки включаются в процесс, а логика предсказывает результат.
Она встала со стола и обошла его. Весело… Все тело вибрировало от смеха, когда взгляд замолчавшей на середине фразы Ирмы наполнился смятением. Но его было мало для полного ощущения триумфа. Роланда резко наклонилась, поймав пальцами подбородок девушки, и поцеловала ее в губы. Приятно… Это было чертовски приятно – и прикосновение к мягкому рту, и тот шок, что заставил жертву ее атаки замереть. Приятно, но не совершенно, и она с наслаждением до боли сжала пальцы, прорываясь языком сквозь преграду еще секунду назад сведенных зубов. Да, восхитительно… Наслаждаться преступлением зачастую приятнее, чем творить добрые дела. А вступив на путь греха, стоит уже дойти до конца, сделав падение полным.
Она наслаждалась этим юным неискушенным ртом. Пьянела сильнее, чем от виски, вовлекая в свои грязные игры чужой непослушный язык. Свободная ладонь скользнула по шее Ирмы, впитывая шелковую прохладу ее кожи, потом пальцы обнаглели достаточно, чтобы опуститься ниже, слегка сжав маленькую упругую грудь. Жертва ожила и сотворила, казалось, уже невозможное – она удивила. Превратила игру, фарс, попытку вызвать очередной приступ такой симпатичной злости во что-то иное, не поддающееся объяснению. Ирма застонала, хрипло, взволнованно, но не попыталась вырваться, может, потому, что не сумела сразу вернуть себе контроль. Вцепившиеся в подлокотники пальцы побелели в попытке удержать здравомыслие, не дать воли безумию, выраженному в звуке, сорвавшемся с губ, но тело уже подалось навстречу ласкающим его рукам.
Это отрезвило Роланду. Она была той, кто проиграла эту партию. Резко отстранившись, мадам Хуч почти бегом бросилась к выходу из библиотеки. Чувство собственного достоинства заставило ее как-то оправдаться, и она обернулась, едва смогла придать голосу насмешливое звучание.
– Можешь написать своему бывшему любовнику, что он полный идиот и совершенно не состоятелен как мужчина, тогда как тебе Мерлин даже с перебором отмерил и чувственности, и женственности.
Она захлопнула за собой дверь и прислонилась к ней спиной, чтобы перевести дыхание. Через секунду раздался звук, очень похожий на то, что кто-то метнул ей вслед весьма тяжелую книгу. Неожиданно для себя Роланда счастливо улыбнулась, в душе надеясь, что это был какой-то особенно бесценный древний экземпляр.
Горячая ванна оказалась все же отличной идеей. Уставшие мышцы приятно ныли, пока она нежилась в воде, разглядывая себя в прикрепленном к потолку зеркале. Ирма называла его извращением, признаком нарциссизма, но Роланда только смеялась над ее занудством и отвечала, что любит зеркала, потому что с собственным телом у нее самый длительный в этой жизни роман, которого она совершенно не стыдится. Разве могли эти мышцы, не утратившая форму высокая грудь и смуглая, покрытая ровным загаром кожа принадлежать старухе?
***
– Бывает, – только и сказал однажды ее отцу колдомедик, разглядывая необычные желтые глаза и серебристые волосы маленькой девочки. – В нашей практике встречались такие случаи. Ребенок рождается метаморфом, что само по себе необычно, а потом, пережив определенный стресс или какое-то сильное волнение, он словно замирает, фиксируется в определенном облике. Возможно, у вашей дочери это со временем пройдет.
Отец тогда только усмехнулся, потому что понимал, что не было в жизни его маленькой Роланды никаких особых потрясений. Просто она отличалась чертовским упрямством. Если ей что-то нравилось, она умела получить нужную вещь, а своим обликом его крошка была довольна. После частой смены лиц она, наконец, нашла себя, почувствовала гармонично и решительно заявила, что именно такой она теперь будет всегда.
О своем детстве Роланда всегда вспоминала с огромной нежностью. Отцу было трудно растить ее без матери, но он старался, как мог. Отсутствие женской руки в своем воспитании она почувствовала, только поступив в школу. Все девочки вокруг были маленькими леди, и только она – сорванцом, драчливым торнадо с мальчишескими замашками и страстью к полетам. Вторым ее хобби оказались магические дуэли. Роланда ввязывалась во все конфликты и драки, совершенно не понимая, почему она должна вести себя скромнее, и только фыркая в ответ на замечания учителей. Как следствие, подруг у нее почти не было, зато она прекрасно чувствовала себя в компании самых отпетых нарушителей школьного спокойствия. Когда по мере взросления ее приятели вдруг стали краснеть и шепотом говорить о девочках, Роланда несколько озадачилась. Впрочем, все было нормально, пока это не отражалось на их отношении к ней. Увы, сколько ни бегай от перемен, рано или поздно они тебя нагонят. Роланда могла не замечать, как меняется мир, пока самый близкий из ее друзей, Чарльз Поттер, вместо того чтобы планировать совместные проказы, стал все чаще грустно вздыхать, глядя вслед маленькой моднице Дори Блэк. Нет, Роланда искренне пыталась понять, за что можно зацепиться взглядом, пристально изучая это недоразумение в оборочках, вместо того чтобы бежать на поле и немного полетать. На свою беду, весельчак и балагур Чарли слыл в школе красавцем, а положение семьи превращало его в крайне завидного жениха. Дори Блэк недолго притворялась равнодушной, однако подбирать надежные ключики к сердцу своего избранника она начала со свойственной слизеринкам осторожностью и решила узнать о нем побольше подробностей, выбрав для своих расспросов единственную девушку в его окружении. Сначала Роланду раздражал интерес Дори и ее попытки подружиться. Потом она решила, что эта девочка забавная и не такая нелепая, как ей показалось с самого начала. Блэк была очень хорошенькая и говорила о тех вещах, которые Хуч никогда не обсуждала с мальчишками. Во времена их юности затрагивать в разговоре очень многие вопросы считалось неприличным, и найти себе далекую от условностей собеседницу оказалось настоящим подарком. У Дори был старший брат с сестрой и куча кузенов и кузин. В их обществе она обзавелась такими подробными знаниями о взаимоотношениях полов, о каких могли только мечтать юные выпускницы школы чародейства и волшебства. Роланду эти разговоры до странности волновали. Она с интересом рассматривала привезенные Дори с каникул книги не самого пристойного содержания, некоторые из которых украшали откровенные гравюры.
– Я, конечно, не собираюсь позволять своему жениху ничего лишнего до свадьбы, но было бы неплохо все же поставить пару опытов и убедиться, что он в этом смысле меня не разочарует. Так что на некоторое количество поцелуев в период ухаживаний он вполне может рассчитывать.
Конечно, все это говорилось с намеками, но Роланда пропускала их мимо ушей. Надежды Дори она не очень оправдывала, потому что не стремилась сообщать Чарльзу о том, насколько либеральная девушка объект его воздыханий. Ее вообще раздражал тот факт, что эта пара может состояться. Начитавшись запрещенных книг, она даже начала спрашивать себя: из-за чего так происходит? Уж не влюблена ли она случайно в Чарли?
– А как понять, будешь ли ты разочарована? Ну, в смысле, наверное, это становится ясно, если есть с чем сравнивать? Целуясь с одним, ты ничего не чувствуешь, а с другим тебе это нравится? Ты со многими уже целовалась?
Вопрос заставил Дори покраснеть.
– Ну, не то чтобы… В смысле, не с мальчиками. Мне никто раньше так сильно не нравился, как… – многозначительная пауза.
Роланда снова проигнорировала намек, удивленно нахмурившись.
– А с кем тогда?
Дори смутилась.
– Ну, мы с девочками пробовали. Просто интересно было.
– И как?
– Это приятно.
Любопытство гриффиндорца – страшная вещь.
– Ты обязана мне показать!
Желание слизеринца продемонстрировать свое превосходство способно преодолеть любую неловкость.
– Почему нет.
Первый поцелуй оставил недостаточное впечатление. Робкое прикосновение губ Дори к ее губам Роланду совершенно не удовлетворило. Она огляделась по сторонам и, убедившись, что в трофейном зале, в котором они болтали, действительно никого больше нет, она решительно обняла приятельницу за талию и сделала все, как в книжках. Ей, конечно, удалось успеть не слишком многое, пока Дори не опомнилась, но и испробованного с лихвой хватило, чтобы понять: кажется, у нее появилось новое любимое занятие, не менее увлекательное, чем полеты.
Разумеется, слизеринка не признала, что немного шокирована, и умело скрыла, что произошедшее ее чем-то удивило.
– Примерно так и целуются, – сказала она отстранившись.
– Примерно? Значит, есть и иные способы?
– Много, – Дори упрямо не желала терять позиции более опытной девушки.
– Тогда я хочу попробовать их все, – категорично сказала Роланда, еще не отдавая себе отчета в том, что любопытство сыграло с ней злую шутку.
Позже она спрашивала себя: как сложилась бы жизнь, принадлежи ее первый поцелуй симпатичному парню? Может, тогда она еще очень нескоро поняла бы, насколько многим в действительности отличается от других девушек, и это прозрение настигло бы ее в менее импульсивном и ранимом возрасте. Например, она уже вышла бы замуж и родила ребенка. Тогда в силу ответственности и рассудочности ей удалось бы задушить в себе эти странные желания. Сделало бы ее это счастливее? Нет. Просто, подводя итоги своего жизненного пути, она озвучила бы иной перечень разочарований. Так к чему жалеть?
Все шло так, как должно было идти: она проживала скоротечные месяцы своего первого бурного романа. Нет, никто не называл это любовью, просто они с Дори зашли в своих экспериментах как-то слишком далеко. Практически не разлучаясь после занятий, они находили укромный уголок и приступали к очередному уроку, который не имел ничего общего с преподаваемыми в школе предметами. И если вначале все ограничивалось лишь долгими поцелуями, то постепенно ласки становились все откровение. Напряжение нарастало, границы стирались с удивительной легкостью, и Роланда как-то упустила момент, когда переступила через последний из барьеров, но что хуже всего – она не поняла, что сделала это в одиночку. Сначала ее не смущало то, как много Дори говорила про Чарли. Потом начало все больше раздражать, если она упоминала о нем в неподходящий, по ее мнению, момент. Как-то ночью, проникнув в ванную старост, от которой ее слизеринская подруга раздобыла пароль, и позволив по этому поводу своим рукам небывалую свободу, они довольно нежились в объятьях друг друга, утомленные взаимными ласками.
– Интересно, Чарли уже пробовал что-то подобное? – Дори хихикнула. – Наверное, не одни мы такие умные, что догадались, не теряя времени, научиться всему, чему сможем. Кто знает, чем занимаются в своих спальнях мальчишки?
Роланда отчего-то почувствовала, что ей стало плохо. Вроде, никогда не болела, но в тот момент у нее что-то закололо в груди.
– Помолчи, – она прижалась губами к черному мокрому локону, смотревшемуся росчерком чернил на белой, как снег, коже ее драгоценной подруги. Не хотелось лишних слов. Еще не покинувшая тело сладкая истома требовала покоя.
– Да ладно тебе… Как будто ты никогда не думаешь о том, как это будет с мужчиной, – Дори понизила голос. – Мне часто снятся такие неприличные сны… Или я просто фантазирую, ложась вечером в постель. Знаешь, не всегда получается представить Чарльза. Иногда это какой-нибудь герой из моих любимых книг, а порой просто человек, лицо которого я увидела в газете. Случается, картинки перед глазами настолько реальны, что если другие девочки уже спят, я начинаю себя ласкать. А ты?
– Что я?
– О ком ты думаешь, занимаясь этим? Ведь ты занимаешься?
– Бывает. Нам же не всегда удается побыть наедине.
– И о ком ты думаешь? – было очевидно что Дори не отстанет, пока не получит ответ на свой вопрос.
– О тебе, – не задумываясь, сказала Роланда, еще не осознавая, какая правда таится в этом ответе.
Слизеринка насмешливо наморщила свой красивый носик.
– Вот глупая. Обо мне-то зачем фантазировать? Я ведь и так у тебя есть. – Этот ответ стал бы украшением ночи, если бы ее подруга легкомысленно не добавила: – Мечтать нужно либо о чем-то совсем несбыточном, либо о по-настоящему важном.
Когда они простились и разошлись, Роланда, вернувшись в свою спальню, так и не смогла сомкнуть глаз. Она пыталась понять, что же происходит между ней и Дори, если это уже сбывшееся, но совсем не важное? Ответы всегда находятся, если задавать себе вопросы достаточно часто.
– Маленькая ведьма решила поиграть в леди? – она подняла голову, оторвавшись от чтения учебника. Почему-то шутка Чарльза впервые не показалась ей смешной.
– О чем ты?
Чарли смутился.
– Нет, я ничего плохого не имел в виду, просто ты стала много времени проводить с Дори Блэк.
– Тебе это не нравится?
– Нет, я рад, что вы подруги. Просто будет странно, если ты вдруг начнешь вместо метел говорить о глупостях вроде садоводства, мод и любовных чар.
– Ты считаешь Дори дурочкой, рассуждающей только о таких вещах?
Поттер смутился.
– Нет, не считаю, – он сел рядом и стал изучать свои руки с пристальным вниманием. – Как-то у нас сегодня странно складывается разговор. Роланда, я не хочу тебя обидеть или задеть твою подругу. Наоборот, я считаю, что она просто замечательная девушка. – Теперь его щеки стали цветом под стать алым полоскам на галстуке. – В общем, я хотел спросить: ты не попросишь ее позаниматься со мной зельями? Она в них отлично разбирается, как я слышал.
– Ты тоже.
Чарльз отрицательно покачал головой.
– В последнее время не очень. Я так неудачно приготовил зелье на последнем занятии…
– Это то, за которое ты получил "выше ожидаемого"?
– Ну что ты со мной делаешь, Роланда! Все же и так понятно... – он отвернулся. – Просто передай ей мою просьбу, хорошо?
Она кивнула. А что ей еще, собственно, оставалось делать? Правда, в последующие три дня у нее так и не нашлось времени ничего сказать Дори… Даже непонятно, почему, они ведь продолжали видеться. Но Чарли не отступился, он постоянно напоминал ей об обещании, и Роланда сдалась.
– Боже мой… Конечно, я ему помогу. У меня свободный вечер завтра. Спроси, он сможет?
Она старалась себя убедить, что ей просто претит роль поверенной в таких делах, как организация чужих свиданий, и тот факт, что ее подруга так просто пожертвовала временем, которое обычно они проводили вдвоем. Впрочем, долго себя обманывать Роланде не пришлось. Необходимость в ее услугах скоро отпала, потому что Чарли и Дори удивительно быстро нашли общий язык и сами обо всем договаривались, а ее раздражение никуда не делось. Встречи с подругой превратились в кошмар. Та только и делала, что говорила о Поттере, вместо того чтобы, как прежде, заниматься разными приятными вещами. Она терпела долго… Пока совершенно счастливая Дори не поведала ей, что Чарльз целуется божественно.
– Лучше, чем я?
– Да это даже сравнивать нельзя. У нас же все было понарошку, а в него я, кажется, влюблена.
Название чувствам Дори к ней было найдено – понарошку. Жаль, что оно не прозвучало до того, как Роланда начала осознавать, что все ее переживания – самая банальная ревность влюбленной девушки. Вот только, к сожалению, отнюдь не своего друга Чарли ей не хотелось ни с кем в этом мире делить.
Мучения? Сомнения? Переживания? Ей казалось, что она прошла в одиночку семь кругов ада, пытаясь убедить себя, что просто заигралась и, возможно, такие странные мысли пройдут, когда у нее появится первый поклонник. Вот только помощь Дори, пытавшейся устроить ее счастье, вызывала новую волну гнева, и Роланда решила уладить этот вопрос самостоятельно. Оглядевшись по сторонам и, наконец, обратив внимание на своих сверстников, она поняла, что ее необычная внешность наравне с увлеченностью спортом и не самым покладистым для девушки характером пугают большинство юношей, но у некоторых, наоборот, вызывают неподдельный интерес. Романтического влечения никто из готовых поухаживать за ней молодых волшебников у Роланды не вызвал, но она со свойственным ей упрямством решила, что попробовать все же стоит. Успех любого игрока на квиддичном поле зависит не только от его умения и таланта, важную роль часто играет то, насколько превосходную метлу он сумел приобрести. Почему в любви это правило не должно работать? У нее нет никакого опыта с мужчинами, она явно не наделена врожденным даром обольщения, но если удастся заполучить самого лучшего из поклонников, это может стать третью успеха.
– Ты с ума сошла, – всплеснула руками Дори, когда Роланда заявила ей, на ком остановила свой выбор. – Это совершенно невозможно.
Она только пожала плечами.
– Посмотрим.
В каждой школе есть свой некоронованный король, непременно окруженный многочисленной свитой поклонников. Он может быть невероятно красив, баснословно богат, знатен, зарекомендовать себя как блестящий спортсмен или одаренный ученик. Не всегда для восхождения на Олимп требуется совокупность всех этих качеств. Не каждому набору студентов везет настолько, чтобы среди них нашелся обладатель даже большинства признаков королевской власти. Чаще всего юные сердца, чтобы начать преклоняться перед кем-то, довольствуются совокупностью двух-трех показателей успеха, но случаются и исключения.
Джулиан Флинт был удивительно хорош собой, происходил из семьи, состоявшей в родстве с самыми знатными фамилиями магического мира, являлся капитаном команды Слизерина и как-то ухитрялся совмещать это с обязанностями старосты школы. Многие его родственники занимали высокие должности в министерстве, а отцу Джулиана принадлежали, к тому же, целых три квиддичные команды. Много лет спустя, обучая в школе его потомков, Роланда недоумевала: куда все это ушло спустя всего одно-два поколения? Объяснение могло быть только одно: на сыне Флинта и его внуках, скорее всего, сказалось то отвращение, с которым этот блистательный человек участвовал в зачатии собственного наследника. Но в момент выбора его в качестве своего поклонника она как-то не рассуждала о подобных вещах и не планировала процесс деторождения.
Флинт считался самым лучшим, а значит, именно в нем она нуждалась. Проблема была в том, что короля всегда очень сложно заполучить самому обычному, не наделенному никакими особыми достоинствами человеку. Но она же ими обладала! У них была, по крайней мере, одна общая страсть – полеты. С этого и стоило начать. Вспоминая, сколько раз ночью она тайком выбиралась из замка, чтобы полетать без помех на пустом поле, и возвращалась ни с чем, огорченная и раздосадованная из-за того, что этот одержимый Флинт его уже занял, Роланда подумала о том, что, кажется, в такие моменты не замечала слоняющуюся по округе толпу его обожателей. Поэтому когда спустя несколько дней после принятия важного решения судьба снова столкнула их на поле после полуночи, менять свои планы она не стала, даже рискуя лишиться нескольких баллов. Как ни странно, решение оказалось не только верным, но и принесло куда более быстрый результат, чем тот, на который она рассчитывала. Почти до рассвета они носились, как сумасшедшие, стараясь превзойти друг друга в исполнении всевозможных маневров. Закончив тренировку, дошли, шагая рядом, до замка, не обменявшись и парой слов, а уже за завтраком Дори, глядя на нее так, будто у Роланды отросла вторая голова, торжественно заявила, что Джулиан Флинт просит ее помочь ему с подготовкой эссе по трансфигурации. У него возникло несколько вопросов, а он слышал, что она хорошо разбирается в этом предмете. В Хогвартсе времен ее юности это означало почти официальное заявление о намереньях ухаживать за девушкой.
– Я помогу.
И жизнь круто изменилась. Если раньше у Роланды иногда складывалось впечатление, что Дори немного стесняется их дружбы из-за постоянных шуточек слизеринок о неотесанной Хуч, которая, дай ей волю, начнет носить брюки, произносимых, правда, шепотом, потому что смеяться над собой открыто Роланда всех довольно быстро отучила, то теперь слизеринка их близостью откровенно гордилась.
– Вот увидишь, все девушки кинутся покупать метлы, если это шанс понравиться такому юноше, как Джулиан.
Она только пожимала плечами, но ее подруга оказалась права. Своим успехом в любви Хуч внесла весомый вклад в популяризацию полетов в школе.
Правда, успех успехом, а вот с самой любовью все как-то не складывалось. Они с Флинтом хорошо проводили время, о многом говорили, и Роланда все ждала, что в ней вот-вот что-то вспыхнет и появится желание не просто на него смотреть, а любоваться, но оно никак не приходило. Наоборот, чем больше времени она проводила с Джулианом, чем реже видела Дори, тем сильнее терзала ее грусть, тем ярче становились самые короткие встречи и острее тоска, что появлялась, стоило им проститься. Моменты короткого прикосновения губами к гладкой щеке напоминали о безумных до одури сладких ночах и бесконечных поцелуях. Пусть это было понарошку. Пусть потерянное называется как угодно, лишь бы оставался шанс, что оно снова будет найдено. Как пело ее сердце, когда у Дори и Чарльза случались ссоры. Как она не спала ночами, проклиная все на свете, стоило им примириться.
– Скоро самая важная ночь в нашей жизни. Ты уже решила, в чем пойдешь на бал?
– Чем же она такая важная? Если ты хорошо училась, то примерно можешь представить, какие оценки получишь по ТРИТОНам.
– Да при чем тут экзамены? – возмутилась Дори. – Самое главное – бал! Знаешь, мама говорит, что если молодой человек не сделал тебе предложение на выпускном, то потом тебе придется еще два года ждать, пока он сделает карьеру. А я не хочу потерять Чарльза. Когда он начнет работать, мы не сможем каждый день видеться. Вдруг он полюбит другую?
– Не говори глупости. Что тебе даст кольцо на пальце? Вы все равно не сможете сразу пожениться.
– Это ничего, главное – что все будет решено. Ты не могла бы как-нибудь потактичнее спросить, не писал ли он родителям? Если писал, то все, наверное, хорошо. Господи, я с ума сойду от волнения, хотя это ты должна больше всех переживать.
– Я?
– Ну да. Джулиан – тоже завидная партия.
– Он не так долго за мной ухаживает. Я не жду никаких особых сюрпризов.
Дори пожала плечами.
– Ну, кто знает. В любом случае, в твоих интересах подтолкнуть его к какому-то решению особенно красивым платьем.
– Если молодой человек попросил родителей прислать кольцо, он вручит его, что бы на тебе ни было одето.
Эти разговоры ее выматывали. Она уже ненавидела предстоящий бал и испытывала огромное искушение притвориться больной, но из больничного крыла ее выставили вместе с еще десятком заплаканных дурочек, которым не с кем было пойти, но очень не хотелось это признавать. Роланда с радостью уступила бы каждой из них своего поклонника в обмен на какую-нибудь заразную болезнь, надежно приковывающую к постели, но увы… В итоге от злости вместо купленного еще на пасхальных каникулах вполне приличного светло-серого платья, к которому подходили подаренные отцом к окончанию школы серьги, она натянула мрачное черное одеяние, которое до этого Роланда одевала только один раз – на похороны двоюродной тетки. К нему сережки тоже подошли, правда, похожа она была во всем этом на только что поднявшуюся из гроба невесту вампира.
Полностью проигнорировав насмешливый шепоток, возникший при ее появлении, Роланда вручила свою руку Джулиану и, получив поцелуй куда-то в район запястья, решила, что он, похоже, одевался по тому же принципу, что и она сама. Вот только было не совсем понятно, что его так злило.
– Мы кого-то хороним?
Он пожал плечами и проводил ее в зал, уставленный небольшими столиками. Играл оркестр, под потолком парили свечи, движущиеся по какой-то особенно причудливой траектории над площадкой для танцев. Больше Роланда ничего не запомнила. Все время она смотрела на Дори. Счастливая и очень красивая, смеющаяся, хлопающая в ладоши во время официальной части, она была восхитительна, но по-настоящему ее глаза засверкали, когда Чарльз с первыми аккордами музыки повел ее танцевать. Пары, сидящие за их столом, присоединились к остальным танцующим. Джулиан коснулся ее руки, но Роланда только покачала головой. У нее просто физических сил не было, чтобы шагнуть туда, к черноволосой девушке, во взгляде которой было очень много любви, вот только предназначалась она кому-то другому.
Музыка стихла. Чарльз взял Дори за руку, но не проводил обратно к столу, вместо этого Поттер что-то взволнованно сказал и полез в нагрудный карман. «Не смотри», – умоляла себя Роланда, но глаза не повиновались. Она видела темно-вишневую бархатную коробочку. Видела, как Чарльз, по-мальчишески улыбнувшись, смущенно заглянул Дори в глаза, а та, покраснев, вытерла предательскую слезинку и с не свойственной ей обычно робостью кивнула. Вокруг них грянули овации. После того как кольцо было надето, друзья и подруги принялись произносить, а порою даже выкрикивать радостные поздравления. Роланда так и осталась сидеть. Внутри нее что-то хрустело осколками. Может, разбитое сердце?
– … устроить повышение для твоего отца, – только сейчас она поняла, что Джулиан уже некоторое время ей что-то говорит. – Мой дядя в этом году уходит в отставку и на его место, конечно, много претендентов, но министр предоставил ему полную свободу в выборе преемника. Руководитель международного отдела – это очень почетная и хорошо оплачиваемая должность. Мы не хотели, чтобы она уходила из семьи. Учитывая это, у моего отца не осталось никаких вопросов по поводу принятого мною решения. Думаю, ты в состоянии оценить все возможности связать судьбу с человеком, который не будет тебя ни в чем ограничивать, учитывая твое страстное желание начать спортивную карьеру. Не все маги в моем положении снисходительно относятся к стремлению своих жен работать. Сначала ты можешь начать с позиции загонщика в "Осмингтонских Осах", а через год-другой мы обсудим вакансию капитана.
До нее, наконец, дошло, о чем он говорит.
– Ты делаешь мне предложение?
Джулиан кивнул. Особенного смущения, когда он достал темно-зеленую коробочку с кольцом, Роланда не заметила. Щелкнула крышка. Перстень старинной работы выглядел массивным и дорогим. Ей никогда не шли изумруды, но она, не колеблясь, протянула руку. Когда так плохо складывается с любовью, зачем отказываться от славы и богатства? Кольцо было немного велико, и Флинт уменьшил его взмахом палочки. Потом он ее поцеловал. Впервые… Сдержанность этого поцелуя трудно было списать на то, что он происходил на публике. Кто-то зааплодировал. Овации были шумными. Джулиан, отстраняясь, улыбнулся ей, она изобразила в ответ такую же скупую улыбку.
– Я так рада, – Дори подбежала к ней через весь зал. Роланда кивнула. Прикосновения губ подруги к щеке, запах ее духов, руки, что обвились вокруг ее шеи… Это был яд. Она поняла, что никогда не избавится от наваждения, сколько бы дорогих колец ни надевала на свои пальцы. Никогда не сможет она так вспыхивать от одного прикосновения к Джулиану. И дело даже не в том, что ему, похоже, не нужны ее чувства. Просто она другая. Она любит женщину.
Роланда, закутавшись в махровое полотенце, перебирала свои немногочисленные платья: все, как одно, они были черными и немного отличались лишь фасоном. Если бы Ирма потрудилась намекнуть, чего ей ожидать от ужина и сюрприза, она могла бы подобрать что-то соответствующее случаю. Не то чтобы вопрос с нарядом был принципиальным… В ее случае было сложнее подобрать что-то недостойное, чем сильно ошибиться в выборе, просто слова «особый случай» предполагали маленькую интригу. Это казалось интересным, ведь из их отношений давно исчез даже намек на что-то необычное. Они полностью утратили способность удивлять друг друга. Ее это порою огорчало, с каким-то особым волнением вспоминались бурные ссоры и словесные баталии. Не их жалкое подобие в виде взаимных упреков, а по-настоящему страстные споры до рассвета, гремучая смесь их непохожих характеров, коктейль, обжигающий горло до хрипоты. Интересно, они выпили его до дна или он просто выветрился?
Как бы то ни было, то, что именно Ирме принадлежала идея как-то разнообразить их отношения, Роланду удивило. Рассматривая платья, она наткнулась на задвинутый в самый конец шкафа наряд, который хранился, несмотря на то, что уже много десятилетий назад вышел из моды. Платье, которое она надевала в день своей единственной помолвки, поверх на платяные плечики на манер причудливого ожерелья был надет кожаный шнурок, пропущенный через дорогой перстень. Ее всегда мучил вопрос, почему Джулиан тогда отказался забрать его назад, ведь это было фамильное украшение. Использовал в качестве последней взятки или это было своеобразным проявлением дружеских чувств с его стороны? Жаль, что она так и не нашла времени его об этом спросить.
Отправлено: 31.08.08 12:12. Заголовок: *** Свою продолжите..
***
Свою продолжительную помолвку она всегда вспоминала как водоворот, который ее подхватил и нес неведомо куда, погружая в пучину странных, не до конца понятных событий. Отца ее выбор порадовал. Он был здравомыслящим и амбициозным человеком, а Джулиан умел быть очаровательным, если стремился произвести на кого-то впечатление.
– Отличный выбор, Роланда.
– Хороший.
Семья Флинтов тоже, как ни странно, приняла ее очень радушно. Роланда думала о том, что могут возникнуть проблемы. Она была достойной, но отнюдь не блестящей партией, однако все ее опасения оказались совершенно напрасны. Высокородные богачи Флинты были рады ей как неожиданно наступившему Рождеству. Матушка Джулиана окружила ее заботой и осыпала дорогими подарками, а его отец так расхваливал ее способности, что она чувствовала себя так, словно уже получила кубок лучшего игрока столетия. Все шло замечательно, кроме одного: их с женихом взаимный интерес ограничивался отношениями, которые сложно было назвать иначе, чем приятельскими.
Они отлично проводили время вместе. Она посещала с ним приемы, он приходил на все ее матчи. Статус будущей миссис Флинт не помешал ей наладить хорошие отношения с другими игроками, а политикой Роланда никогда не интересовалась, так что Джулиану не приходилось краснеть за какие-то ее неудобные высказывания. Обо всем, что могло входить в сферу его интересов на публике, она предпочитала молчать, хотя между собой они порою обсуждали его работу, но даже в спорах не впадая в крайности и быстро находя компромисс в том, что его взгляды – не ее ума дело. Квиддич занимал мысли Роланды больше, чем будущий супруг. Джулиан с большим азартом предавался делам, чем ухаживаниям. При этом они как-то ухитрились стать чуть ли не самой известной парой влюбленных в магическом мире. Флинт был красив, умен и взлетал по карьерной лестнице со скоростью, которая вызывала у его коллег острые приступы зависти. Роланда была необычной, привлекательной и благодаря сочетанию связей и собственного таланта после первого же сезона вошла в десятку лучших игроков в стране и претендовала на получение места в сборной Англии. Фотографии в «Пророке», успех на светских раутах, толпы поклонников... Все это не могло не радовать, если бы внутри нее не вызревала старая тайна. Дело было не в Дори, вернее, к своему ужасу, Роланда поняла, что не только в ней. Не женщину она любила – женщин.
Ту старую боль ей удалось довольно быстро похоронить. Оказывается, сердце можно склеить. Она старалась избегать мисс Блэк. Скупо отвечала на ее письма и всегда находила повод отказаться от приглашений. Если они пересекались в обществе, Роланда крепко цеплялась за локоть Джулиана и мужественно противостояла любым попыткам увлечь ее в уголок для приватного женского разговора, и вскоре Дори исчезла из ее жизни. До Хуч дошли слухи, что мисс Блэк отзывалась о прекращении их дружбы с печалью, граничащей с досадой: «Не верю, что Роланда зазналась, просто влюбленные женщины порою одержимы. Она никого не замечает, кроме своего Джулиана. Я могу ее понять».
Что ж, все было к лучшему, и она с чистой совестью пропустила свадьбу в семействе Поттеров, порадовавшись, что она пришлась на день ее первой игры в составе сборной. На этом можно было считать, что с чувствами к Дори наконец покончено, но увы… Никуда не делась та жажда гореть и сжигать, что родилась в ее объятьях...
Ее звали Дениза Багсли, она играла за "Святоголовых Гарпий" на позиции ловца и походила на призрака. Магглы называют таких людей альбиносами, маги не стараются классифицировать каждое чудо природы. В их мире загадок слишком много, на каждую определений не хватит.
Мисс Багсли была по натуре борцом. Ее кожа быстро покрывалась на солнце волдырями, и даже в жару она играла не только в форменной зеленой мантии, но и в широкополой шляпе, надежно закрывая лицо платком. У нее было отвратительное зрение, но не очки с выпуклыми линзами, а потрясающая интуиция превращала ее в настоящую ищейку, одного из самых талантливых ловцов своего времени. За место в команде ей, с ее странностями и болезнями, приходилось постоянно сражаться. В спортивных кругах ходили слухи, что хозяйка команды выкинет Денизу после первой же серьезной ошибки и с удовольствием возьмет на ее место кого-то с меньшими проблемами.
В тот день "Гарпии" проиграли "Осам" с поистине разгромным счетом. Роланда, выходя на поле, никогда не думала ни о чем, кроме самой игры.
– Твоя основная цель – сбить Багсли. Она юркая и быстрая, нашему Джону за ней не угнаться. Но если уберешь ее с поля – считай, что мы выиграли, – напутствовал ее капитан. – Только учти: задача не из легких.
Она вынуждена была с ним согласиться, едва судья дал свисток к началу игры. Дениза быстро перемещалась в небе, демонстрируя чудеса ловкости в сочетании с осторожностью. Роланда не бросилась сразу выполнять поставленную задачу. Принимая участие в общей игре, она, тем не менее, постоянно следила за перемещениями ловца соперников.
– Ты что творишь? – спросил капитан, являвшийся еще и нападающим, когда они на мгновение оказались рядом. – Действуй, черти тебя раздери! Наш перевес по очкам не будет ничего значить, если она поймает снитч.
– Жди, – огрызнулась Роланда. – Она на самом деле слишком быстрая, но я, кажется, нашла ее слабое место.
Ошибки не было: стоило мелькнуть золотому мячику – и Багсли летела за ним сломя голову, надеясь, что ее легкий вес и отменная маневренность, вложенные в один молниеносный бросок, дают ей достаточное преимущество над противником, который иногда не успевал даже заметить снитч до того, как он оказывался в ее руке. В такие моменты о защите Дениза не думала. Роланда понимала, что у нее есть только один шанс, и если она его упустит, то игра будет проиграна. Рассчитать самую короткую траекторию, по которой ловец бросится за своей целью, было легко, главное – чтобы в нужный момент рядом оказался бладжер. План содержал слишком большое количество оговорок, но другого у Хуч не было. Насторожить неглупую, талантливую противницу хаотичными атаками? Лишить самоуверенности, заставить обратить внимание на единственную брешь в ее тактике? Нет, это показалось Роланде еще меньшим залогом успеха. Одной из них должно было в тот день просто повезти. Так случилось, что удача решила сыграть на ее стороне.
Бросок Багсли, стремительно сокращающееся расстояние между ней и яркой золотой вспышкой. Так своевременно летящий мимо черный мяч и сложный маневр… Она едва не сорвалась с метлы, удерживая ее лишь ногами на входе в крутой разворот, который понадобился, чтобы, сжав двумя руками биту, послать бладжер именно туда, куда нужно. Сила удара была такова, что Роланда почти услышала, несмотря на шум трибун, как хрустнуло древко метлы Денизы, в последний момент все же попытавшейся уйти от столкновения. Потеряв управление, отброшенная ударом с прямого курса, Багсли врезалась в кольца собственной команды и без сознания рухнула на землю. Джон Смит, ловец "Ос", почти лениво поймал снитч. Трибуны ликовали или содрогались от проклятий. Судья дал свисток.
Временно организованный стадион не отличался особыми удобствами. Для каждой команды предназначалась одна раздевалка с душем. Роланда была единственной девушкой в составе "Ос", и если перед матчем приличия позволили ей, скрывшись в душевой, быстро надеть форму, то смыть с себя пот не представлялось возможным. Мужчины, раздав автографы фанатам, не спешили расходиться, празднуя победу. Министерство, как обычно, позаботилось об антиаппарационном барьере вокруг стадиона, а идти в пропитанной потом мантии через весь палаточный лагерь болельщиков до ближайшего портключа, или границы, за которой можно будет аппарировать, казалось ей задачей не из легких.
– Я все понимаю, мисс Хуч, – кивал уже не слишком трезвый представитель комитета по организации игр в ответ на ее жалобу. – В следующий раз все предусмотрим, а пока предлагаю вам воспользоваться душевой "Святоголовых Гарпий". Они же все девушки.
– Замечательно. Вы не нашли лучшего выхода, чем предложить мне компанию обозленных поражением соперниц.
– Ну, подождите немного, вы же знаете, обычно проигравшая команда долго на поле не задерживается.
Роланда уже готова была применить к себе очищающие чары. Конечно, от них шелушилась и неприятно чесалась кожа, но один раз можно было и потерпеть, однако старик оказался прав, и понурые игроки "Гарпий" разошлись довольно быстро. Она выждала лишнюю четверть часа после того, как голоса в их раздевалке стихли окончательно. Шагнув в пустое помещение, Роланда быстро разделась, увеличив взмахом волшебной палочки спрятанные в карман мантии вещи, сложила их вместе с формой в первый попавшийся шкафчик и, прихватив с собой лишь шампунь и мыло, пошла в душ. Струи прохладной воды приятно освежали. Как всегда после хорошей напряженной игры, она пребывала в отличном настроении. Никогда Роланда так хорошо не ощущала собственное тело, только игра давала ей полную власть над ним, возможность разложить себя на составляющие, с легкостью считая мышцы и кости, растирая, разминая, щупая и поглаживая, упиваясь четкостью и налаженностью механизма, который она собой представляла. В такие моменты казалось мелочью, что сердце ее подвело и время от времени давало сбой. Абсолютное совершенство – миф, и вполне возможно, что она всего лишь расплачивается своим странным наваждением за силу, ловкость и отсутствие болезней. Стоит ли того эта червоточина? Кто знает. Она никогда не сравнивала свою любовь к Дори с тягой к небу, с уважением к собственному телу, что позволяло обогнать в погоне за облаками сотню таких же целеустремленных безумцев.
– Отличная игра.
От неожиданности Роланда выронила покрытую пеной губку и резко обернулась.
Обнаженная Дениза Багсли сидела на полу душевой кабины напротив, обхватив руками колени. Ее тело казалось таким белым, что сливалось с кафельной плиткой.
– Я вас не заметила, – Хуч несколько раздраженно подняла губку. Она не любила конфликтов после игры, для нее любое соперничество заканчивалось на поле, и она не понимала азарта, с которым некоторые игроки старались поддеть соперников, напомнив подробности поражения. Впрочем, возможно, это был их странный способ еще раз пережить собственный триумф. Их право, вот только Роланде такое поведение было чуждо, как и агрессия со стороны проигравших, готовых вылить на противника ушат помоев, лишь бы не признавать, что в этот день они были просто слабее, ну или менее удачливы. – Мне сказали, что я могу воспользоваться вашей раздевалкой.
– Конечно, можете. Вы думали, что никого нет? Не хотела вас пугать, просто я редко ухожу до заката, а тут не так жарко, как в раздевалке.
Роланда кивнула. Особенно извиняться за вторжение ей не хотелось. Можно было только быстрее закончить с купанием и уйти.
– Я не надолго.
– Можете не торопиться. Если вам неудобно, я выйду.
– Мне удобно.
– Ну и хорошо, – Дениза Багсли улыбнулась. – Вы меня очень красиво сбили.
Роланда пожала плечами, продолжая намыливаться.
– Просто повезло. Шанс был один на тысячу, что мне удастся этот маневр.
– Вы сами себе противоречите. Удача не идет в руки к тем, кто ее не ищет. Вы меня взвесили, оценили и поняли, какое именно стечение обстоятельств вам необходимо. Можно сказать, сделали за судьбу полдела. На небольшое везение она щедрее, чем на настоящие случайности. Не считайте, пожалуйста, что я обижена. Всех нас рано или поздно жизнь сбрасывает с метлы. Просто никому не нравится падать. Не бывают люди по-настоящему готовы к падению.
Эта женщина никого не упрекала, но ее голос звучал так грустно, что Роланда не сумела сохранить равнодушие.
– У вас будут еще тысячи взлетов и десятки поражений.
Дениза покачала головой.
– Не думаю. "Гарпии" не продлят со мной контракт. Я полукровка и ненормальная даже для волшебников. Все мои достоинства для команды заключались в том, что ни разу за свою карьеру я до этого не упускала снитч. Мы же обе понимаем, что такое женская квиддичная команда. Тут важна даже не столько отличная игра, сколько причина, по которой болельщики покупают билеты. Большинство из них приходит посмотреть на стройные ножки и миловидные лица молодых ведьм. Я четыре года играю в команде. Меня взяли только потому, что в какой-то момент ее владельцы решили добавить в театрализованное действие немного настоящего спорта. К тому же, я урод, в самый раз для красочного балагана. Вот только, как выяснилось, шут из меня не вышел. Несмешная я какая-то… Наша публика, за что я ее безмерно уважаю, не гримасничает, глядя на чужую боль. Ее не развлекает паяц, тело которого на солнце покрывается волдырями. Будь у меня хоть один талант, кроме игры в квиддич, я не терпела бы унижения все эти годы, из последних сил цепляясь за небо. Но, увы… Вы сбросили меня на землю, мисс Хуч. Все, что мне остается, – это жить дальше, и я не оплакиваю свою участь, просто сижу вот тут и размышляю о том, как.
– Они будут идиотами, если вас прогонят. Вы ловец, о котором любая команда только может мечтать.
Дениза улыбнулась.
– Спасибо. Мне приятно, что вы так думаете. Но сколько у нас на самом деле команд, которые берут ведьм? Очень немного. В тех же "Осах" вы первая девушка, две играют в "Сороках", одна, кажется в запасных у "Пушек". А я ведь не просто женщина, но еще и полукровка с массой проблем. "Гарпии" были моим единственным шансом.
Роланда не испытала стыда за свою победу, она просто задумалась о несовершенстве мира, в котором настоящему спортсмену мало для достижения успеха одного безусловного таланта.
– Мне жаль.
– Не нужно. Вы молодец. Игра только тогда имеет смысл, когда ты выкладываешься полностью, живешь ею, пока длится матч. Победили достойнейшие. Это правильно. Вот мне действительно жаль, что я все это вам рассказала. Прошу прощения. Победа не должна горчить.
Роланда кивнула и вскоре ушла. Она почти не вспоминала о Денизе, пока не наткнулась на коротенькую заметку в "Пророке" о том, что "Гарпии" все же заменили ловца. Странно, что у нее не получилось просто жить дальше с такой вопиющей несправедливостью. Возможно, она слишком много сил отдала этой игре и не могла позволить кому-то просто смахнуть с ее доски такую яркую фигуру. Но было и иное чувство, едва ли не более сильное, чем инстинкт защитить влюбленного в небо сородича. Память слишком услужливо оживила хрупкую фигурку, почти незаметную на фоне белого кафеля, и слова. Грустные, но теплые слова, которые, казалось, можно было потрогать, и губы, не способные произнести слово «понарошку» применительно к своим или чужим чувствам.
– Джулиан, пожалуйста, уговори отца. Она отличный ловец. Один из лучших в Англии. "Осы" очень многого добьются, если Дениза войдет в основной состав. Ты сам мне не раз говорил, что мы отличная команда и только уровень Джона Смита оставляет желать лучшего. Он хороший человек, но посредственный игрок.
Флинт кивнул.
– Я не отказываюсь от своих слов, но ты пойми, пожалуйста, тут дело не только в том, чья игра мне или тебе нравится. У Смита отец в комитете по играм, Джону квиддич, в общем-то, совершенно не нужен, у него просто для получения желанной должности под крылышком у родителя должна быть определенная спортивная карьера.
– Тем более.
– Тем более это делает его полезным. Спорт – это уже давно бизнес, Роланда. Мисс Багсли может быть отличным ловцом, но станет ли она ценным приобретением? Я так не думаю. Ее здоровье и происхождение оставляют желать лучшего.
Когда речь заходила о чистоте крови, ее жених был неумолим. Она не знала, какие слова можно подобрать, чтобы убедить его помочь.
– В качестве личного одолжения мне, пожалуйста.
Джулиан задумчиво на нее посмотрел.
– Роланда, что именно ты покупаешь? Хорошего ловца для "Ос", или в этом поступке есть что-то личное?
Вопрос Джулиана на тот момент ее озадачил.
– А что личное может быть в моем желании?
Он кивнул.
– Хорошо, если не может. Есть вещи, начав платить за которые, так или иначе их для себя обесцениваешь.
Флинт редко говорил двусмысленные вещи. Может, из-за этого она тогда запомнила его слова, просто их значение стало понятно Роланде лишь после того, как она совершила в своей жизни очередную ошибку.
– Мисс Хуч, – Дениза Багсли буквально ворвалась в гостиную их с отцом дома сразу за доложившим о ее визите эльфом. – Мисс Хуч, это же вам я обязана предложением от "Ос"?
Она постаралась ответить с достоинством.
– Думаю, прежде всего, своей хорошей игре. И позиция запасного ловца – не бог весть что…
– Неважно, – Дениза порывисто ее обняла. – Главное – что я по прежнему смогу играть. Спасибо.
Капюшон черного плаща от резкого движения упал, позволив серебристым волосам рассыпаться по плечам. Без своих очков она выглядела очень юной. Но не хрупкой, болезненной или беззащитной. Наоборот, несмотря на то, какими бледными красками природа изобразила ее на холсте жизни, мисс Багсли казалась пенящейся, как шампанское, искрящейся, наполненной радостью. А еще от нее совершенно чудесно пахло – весенним ветром. Только тот, кто не знаком с небом, может считать, что ветра не имеют запахов. Их множество – и осенняя пряная горечь, и зимняя колючая свежесть, и знойная летняя сладость, все они имеют сотни, тысячи оттенков. У весенних ветров бодрящий кисловатый аромат пробуждения. В него входит многое: последние нотки ускользающей свежести, едва уловимый запах первых цветов и совершенно потрясающий терпкий дух пробуждения земли.
– Не стоит, – Роланда попыталась отстраниться, понимая, что эта молодая женщина кружит ей голову, воскрешает в памяти самые сладострастные образы, которые больше не имели никакого отношения к Дори. Они просто были, совершенно свободные, не посаженные на выдуманную цепь под названием любовь.
– Не стоит что? – потом она часто задавала себе вопрос, понимала ли Дениза власть легкой, чуть насмешливой улыбки своих бледных губ? Но все это было потом… Вопросы всегда настигали Роланду с некоторым опозданием. А тогда она просто шагнула вперед, сжала в объятьях стройное тело и зарылась носом в мягкие волосы, отравляясь их волшебным ароматом. Ладонь Денизы прошлась по ее спине. – Ах, это?
Прозвучало немного насмешливо, и Роланда поспешно заткнула этот источник неуместного сейчас веселья поцелуем, точно зная, что не будет отвергнута.
Отправлено: 31.08.08 12:14. Заголовок: *** До назначенног..
***
До назначенного Ирмой времени оставалось пятнадцать минут, а Роланда, как обычно, была не готова. Впрочем, ее опоздания всегда были неотъемлемой частью их свиданий. Это часы работы в библиотеке были строго определены, а любовь к небу – довольно странная «профессия». На землю спускаться всегда тяжело, потому что существует вероятность упустить что-то неповторимое. Небо переменчиво и непредсказуемо, оно порабощает души тех, кто хоть раз ощутил за спиной крылья. Стоя на земле, никогда не постичь его законов. Может быть, поэтому у Ирмы ее поступкам находилось иное объяснение.
***
– Ну разве можно было упустить такой закат? – с порога оправдывалась Роланда, врываясь в ее комнату, и брала лицо своей любовницы в ладони, стараясь лаской немедленно вытребовать себе прощение.
Ирма отвечала на поцелуй, но потом отстраняла ее, чтобы убрать с колен книгу и закрыть окно. Из него открывался вид как раз на поле для квиддича.
– Закат как сотни других.
– Нет, ты ни черта не понимаешь… Это такое удовольствие – смотреть сверху, как мир купается в алых красках умирающего солнца. С земли такую красоту не разглядеть. Нужен взгляд сверху.
– А ты знаешь, что можно увидеть, если смотреть снизу?
– О чем ты говоришь…
– Неважно, – Ирма всегда отличалась аккуратностью. Нет, ей, конечно, случалось совершать спонтанные поступки, но не тогда, когда она настроила себя на терпение и ожидание. Из такого состояния ее очень трудно было вывести. Разве что затащить в постель. Но, увы, этот процесс такое ее настроение тоже невероятно усложняло. Приходилось ждать, пока она совершит магический ритуал, принося жертвы на алтарь своей рассудочности и основательности. Расчешет волосы, переоденется в ночную сорочку, убавит огонь в камине и проведет десять минут, запершись в ванной, после чего, нырнув под одеяло, проявит, наконец, свою досаду, отвернувшись к стене со словами: «Давай спать». Вот с этой обидой Роланда уже отлично умела бороться, быстро раздевшись и прильнув к фальшиво бесчувственному телу и насмешливо обещая: «Я тебе посплю». К ее счастью, холодной Ирма умела только казаться, быть у нее не получалось.
– А может, важно! – Иногда очень хочется отойти от привычных сценариев, особенно когда они порядком надоели.
– Хорошо, я скажу. – Похоже, процесс причесывания ей удалось нарушить. Ирма закрыла глаза, о чем-то размышляя. – Знаешь, чем еще отличается этот твой вид сверху? Люди, когда смотришь на них, кажутся очень маленькими. Живыми подвижными муравьями со своими суетными делами и крошечными проблемами. Только спустившись на землю, заглянув им в глаза, поняв, как много всего творится в их умах и душах, людей можно понять. Возненавидеть или полюбить – при этом не так уж важно, главное – у тебя появляется шанс утратить равнодушие.
Роланде ее высказывание показалось очень надуманным.
– Ты просто боишься высоты. Для тебя все мои рассуждения о красоте неба – пустые слова.
Ну да, ее угораздило выбрать любовницу, которая испытывала панический страх перед полетами.
– Боюсь, – своих слабостей Ирма никогда не стыдилась. – Очень боюсь.
– Ты же не пытаешься ничего со своим страхом сделать. Сколько раз я предлагала тебе…
Ее перебили:
– Ну, так больше не предлагай. Я не хочу учиться смотреть на мир сверху.
Ну и что с такими непримиримыми противоречиями можно было поделать? Разве что смириться, полагаясь на то, что удобство этих отношений очень многое может окупить.
«Удобство»… Роланда даже хмыкнула от того, как ее в очередной раз покоробило от этого слова. Ей когда-то уже приходилось жить очень удобной жизнью. Почти три года все для нее было очень и очень удобным. Джулиан не торопился со свадьбой, а она не возражала, его работа и ее карьера отнимали слишком много времени, и было очевидно, что именно Роланде в итоге придется принести в жертву квиддич, а она была совершенно не готова принять подобное решение. Ее все устраивало: и плотный график тренировок и игр, и статус невесты, надежно защищающий от пристального внимания навязчивых поклонников, и Дениза в качестве источника плотских удовольствий. Хотя нет, наверное, не все.
Ее периодически тошнило от этого идеального устройства жизни. Во всем этом отсутствовало что-то очень важное… Должно быть, искренность. У нее и Денизы было очень много общего. Они могли разговаривать часами, ни на секунду не уставая друг от друга. Пресса довольно быстро окрестила их лучшими подругами, не найдя ничего зазорного в такой близости двух коллег по команде, что добавило мисс Багсли популярности и поклонников, так что когда Джон Смит получил вожделенную должность в министерстве, никто уже не возражал против ее вхождения в основной состав. В перерывах между матчами они много путешествовали. По официальной версии, занятость Джулиана не позволяла ему слишком часто сопровождать невесту, и Дениза взяла на себя обязанности ее компаньонки. Что же мучило Роланду? Возможно, она испытывала страх. Ее чувства снова просыпались, и в них таилась ее слабость. Несмотря на то, что Дениза все время была рядом и не называла их отношения чем-то, что происходит «понарошку», другого названия она им тоже подобрать не пыталась. Роман, вспыхнувший неожиданно и бурно, оставался таким же ярким и страстным, хотя он не приближался к грани возможного разоблачения. Мисс Багсли удавалось удерживать Роланду в определенных рамках.
– Нам стоит быть сдержаннее на людях. К чему плодить сенсации? Это не те слухи, что положительно скажутся на карьере.
Ей оставалось только соглашаться с этими словами, но внутри что-то начинало болеть. Роланда влюблялась, с каждым месяцем она все сильнее привязывалась к Денизе, и ее начала раздражать сдержанность и рассудочность подруги. Хотелось хотя бы понимания, что для Багсли все происходящее не менее важно, чем для нее самой. Что ей тоже плохо из-за того, что общество, окружающие отказывают таким, как они, в праве на свободу выражать свои мысли и чувства, что за попытку быть честными назначена огромная плата, и она… Непомерна? Вот тут Роланде не удавалось себе лгать. Она бы справилась с любыми последствиями за право оставаться собой, любить и быть любимой. Небо, оно ведь не знает корысти, и если чему и учит, то тому, что нет ничего прекраснее свободы, каким бы трудом она ни давалась. Вдвоем можно бросить вызов миру с его условностями. В одиночку этот акт самоуничтожения теряет всякий смысл. Ей бы только каплю уверенности, что если она шагнет, то Дениза последует за ней.
Роланда хотела верить в то, что для нее еще возможно счастье. Не спрятанное по темным углам, не ворованное урывками, а самое настоящее, простое и понятное. В какой-то момент ее чувства, их внутренний накал достигли предела. Ей становилось почти физически плохо возвращаться вечерами домой к отцу и притворяться счастливой. Она устала от того, что не может быть с любимым человеком постоянно, просыпаться каждое утро в одной постели и идти по жизни, неважно, куда, главное – чтобы вместе. За это она готова была отдать самое дорогое – небо.
– Я люблю тебя, – сказала она Денизе однажды, впервые произнеся эти слова, не совсем уверенная в их смысле, но переполненная надеждой, что, прозвучав, они распахнут запертые двери. Изменят что-то в этом ломающем судьбы мире.
– Я тоже тебя люблю.
Ее отчего-то не удовлетворил ни сам ответ, ни добавивший ему значимости нежный поцелуй.
– Вот бы так было всегда...
Она приподнялась на локтях, заглянув в глаза обнаженной любовнице. Даже заманчивый зов ее белого хрупкого тела не мог сейчас удовлетворить потребностей души Роланды. Ей хотелось большего, чем обладания плотью.
– Что всегда? Любовь? Ну, раз хочется – то, значит, будет.
Улыбка Денизы в ту ночь все никак не могла ее согреть.
– Нет, не только. Чтобы все вот так… Мы всегда вместе, всегда рядом.
– Всю жизнь лежа в постели? А не заскучаем?
Роланда покачала головой.
– Я не об этом. Вместе, понимаешь?
– Понимаю. Мы и так вместе.
Тогда ей не удалось подобрать слов. Чувства не так легко объяснить, зато можно их раскрыть. Поставить на кон все, и если уж проиграть – то до полного поражения, а если выиграть – значит, сорвать самый нужный банк на свете.
***
– Назначим дату свадьбы?
Джулиан не стал делать вид, что ее вопрос его совсем не удивил.
– Ты же понимаешь возможные последствия. Тебе придется оставить спорт. Допустим, не сразу, подготовка займет некоторое время, да и потом ты сможешь еще около сезона оставаться в команде. Но не больше.
– Я все понимаю.
– Что ж, хорошо. Я сам планировал вскоре начать этот разговор. Мы слишком затянули с помолвкой, это становится уже неприличным. Как насчет осени?
– Осень – это замечательно.
На что она рассчитывала, принимая подобное решение? Роланда знала точно, что при мысли о том, что Дениза будет делить кров и постель с кем-то другим, ее мучили боль и ревность. Если их любовь одинаково сильная, то ее подруга не допустит этой свадьбы, а если нет – что ж. Зачем откладывать казнь? Она станет миссис Флинт и будет с достоинством играть свою роль, совершив безжалостную расправу над собственными слабостями. Она приложит все силы, чтобы стать Джулиану хорошей женой, даже если при этом однажды умрет от тоски, вспоминая обо всем, что с нею так и не случилось в жизни. Что из нажитого у нее было только небо, лишь оно позволяло ей иногда быть собой и любить свободу. Жаль, никому не дано навечно поселиться в облаках, потому что земля – это скверно. Ступая на нее, ищешь что-то кроме попутного ветра. Весь ужас в том, что это не найденное определенно стоит всех взглядов сверху.
– Это немного неожиданно, – растерянно сказала Дениза.
– Почему неожиданно? Обычно помолвка длится около двух лет, а мы откладываем свадьбу уже больше пяти.
– Нет, это я как раз понимаю… – Багсли задумчиво на нее смотрела. – Просто как же я без тебя буду?
– Почему без меня? Мы же навсегда вместе?
– Да, но… В общем, наверно, все уже будет не совсем так, как раньше. Этот твой Джулиан… Сначала он украдет тебя у команды, а потом и у меня.
Роланда почувствовала огромную радость. Ее переполняла надежда. Давить на Денизу она не собиралась. В конце концов, к пониманию, что она сама готова всем пожертвовать ради своей любви, Роланда пришла не за пять минут. Тут нужно было время… Все убеждало ее в том, что путь выбран верно. Их совместные ночи стали совсем безумными. Багсли почти преследовала ее, претендуя на каждую свободную минуту, а поскольку в связи с подготовкой к свадьбе их было не так много, она с нескрываемой досадой ходила вместе с Роландой на примерки подвенечного платья и просматривала многочисленные каталоги, присланные миссис Флинт, взявшей на себя все заботы по организации торжества.
– Твоя будущая свекровь – очень навязчивая женщина, ты не находишь? Ей обязательно по сто раз в день связываться с тобою через камин? – негодовала Дениза, когда Роланда отказалась целоваться в гостиной под тем предлогом, что в ее доме это место больше не считалось уединенным даже в часы, когда отец был занят в министерстве.
Как же радовала ее эта злость. Роланда обещала себе, что восполнит Денизе каждую секунду этого волнения, когда та, наконец, поймет, что для них должно означать быть вместе.
– Она просто мать, которая хочет для своего сына самого лучшего.
– Именно поэтому она в таком восторге от его брака с девушкой, которая предпочитает женщин?
– Думаю, она не в курсе.
– О да, разумеется. Впрочем, прости, что я вспылила, не знаю, что на меня нашло в последнее время.
– Ревнуешь, может быть?
– Вероятно. Давай, наконец, определимся с оттенком скатертей, а то нас сегодня в покое не оставят.
Такие разговоры радовали Роланду, но по мере приближения к свадьбе она все больше настораживалась. Дениза очень сильно нервничала, но почему-то эта ее досада никогда не доходила до откровенного признания или хотя бы намека на то, что все происходящее ей ненавистно. Может, она с самого начала вела себя некрасиво по отношению к Джулиану, но чего он точно не заслуживал – так это побега невесты из-под венца без всяких объяснений. Она хотела, почти решилась сама поговорить с Багсли, но ее все время останавливал страх. Роланда хотела искренности, даже если лгала, чтобы ее получить. Она не понимала, что ее больше пугает – прямой отказ или то, что ее счастье окажется вытребованным и выторгованным. Дениза сама должна была принять решение, что хочет быть только с ней.
Только все эти игры… Их основой были лишь сомнения и борьба за собственную гордость. Ничего общего с настоящей любовью они не имели. Она получила этому доказательства. Увидела, что на самом деле значит отдавать себя кому-то без остатка, даже без права на благосклонность мира. Любить той неправильной любовью, что терзала ее саму.
– Простите за вторжение, мисс Хуч.
Она кивнула, позволяя эльфу удалиться, с интересом разглядывая красивого молодого человека с яркими синими глазами. Он был одет скромно, но со вкусом, держался с достоинством, хотя не мог спрятать волнение, как ни старался выглядеть спокойным. Что-то подсказывало ей, что это не поклонник и не репортер. Взглянув на карточку, Роланда снова прочитала его имя. Оно было немного знакомо, но, как ни силилась она вспомнить, откуда, ей это не удалось.
– Мистер Маккензи, вы сказали, что дело очень срочное. У меня на самом деле не так много времени…
Он кивнул, шагнув к ней. Роланда поняла, что первое впечатление было недостаточно верным. Нет, этот молодой человек действительно был невероятно красив, просто выглядел не очень хорошо. Глаза казались яркими из-за темных теней под ними, а блестели так, словно их обладателя терзала лихорадка. Его рука дрожала, когда он наклонился, целуя ее кисть.
– Вы меня, наверное, не помните? Я учился в Равенкло.
Она кивнула. Теперь ее память услужливо предложила необходимую информацию.
– Ну конечно! Эшли Маккензи, вратарь. Вы неплохо защищали свои кольца, хотя поздно пришли в команду.
– Да, на последнем курсе, – он сел рядом с ней на диван, а потом вскочил, словно не мог найти себе места. Прошелся по комнате, сел в кресло, снова встал. – Мисс Хуч, простите за вторжение. Может, я зря пришел…
Роланда недоумевала. Кажется, с этим молодым человеком у нее никогда не было ничего общего. Прилежный мальчик из прошлого, несмотря на свою яркую внешность, скромный и не очень общительный.
– Мы этого не узнаем, если вы не скажете мне, зачем вы здесь.
Этот странный юноша кивнул ей или самому себе и неожиданно бросился к дивану, упав перед Роландой на колени.
– Умоляю вас… Просить я не вправе, просто умоляю – не выходите за него замуж. Вы же не любите Джулиана, я знаю, что не любите, а он никогда не полюбит вас, но он не откажется от этой свадьбы. Я его знаю. Джулиан не скажет «нет» своей семье. Вы хороший человек, мисс Хуч. Вы столько лет позволяли ему оставаться свободным, оставаться со мной… Сжальтесь. Я знаю, что для нас с ним нет никакой надежды, даже если Джулиану нравится иногда обманывать меня и себя на этот счет. Просто я не могу никому его отдать, даже вам! Даже зная, что все это не по-настоящему.
Для нее многое, наконец, стало ясно. Пусть она была слепа, и то, что происходит в сердце ее жениха, никогда не вызывало у нее интереса, но этот молодой человек со своей искренностью и синими глазами уничтожал ее. Она вспомнила тот выпускной бал и подумала о том, что происходило с его сердцем в тот момент, когда она взяла то злосчастное кольцо. Каково было Джулиану вручать его ей вопреки всем собственным чувствам.
– Вы так сильно любите его?
– Больше жизни. Может, вы не поймете, и прозвучит это странно, или чувства, о которых я говорю, пострадают в ваших глазах от такого признания, но мне проще умереть, чем навсегда стать для него тенью, секретом, который надежно скрывают. Мне не вынести этого. Я семь лет живу только им и несбыточной мечтой, что однажды он пожертвует ради меня своим правильным миром, – Эшли уткнулся лицом в ее колени. – Не казните меня за то, что я такой дурак. Оставьте надежду, я знаю, что без нее не смогу, знаю, что он не готов к лишениям и всеобщему осуждению. Я все понимаю, но это не заставляет меня любить его меньше. Однажды это случится с нами… Он навсегда выберет свою устроенную жизнь, а не меня. Что я могу? На что способен? Скажете: «Ты жалок»? Будете правы. Все, что я в состоянии сделать – это встать перед вами на колени, признать собственное бессилие и молить об отсрочке приговора, даже если он неизбежен.
– Ну какой же вы дурак… – Роланда расплакалась. Боже, сколько всего на свете она отдала бы за то, чтобы кто-нибудь так любил ее. Бесстрашно и без сомнений. Чем Джулиан заслужил такое чувство? Почему не заслуживала его она? Или все не так? Она и есть этот прекрасный Эшли? Она готова стать им, согласна упасть на колени и молить мир – ну дай мне, наконец, любви! Они же на самом деле чистые, они оба. Ну какая может быть грязь в таком всепоглощающем чувстве, потребности оставаться собой? Хотя, нет, она сама, наверное, хуже. Такие, как она, превращают все в порок. Не потому, что стыдятся себя и своих чувств, просто в силу того, что требуют от мира гарантий. Чтобы он хотя бы намекнул, что кто-то поймет и примет. А если нет… Что ж, тогда честность можно отложить на завтра. Глупо отложить. Будто это в состоянии подарить что-то кроме упущенных возможностей. – Вы все говорите правильно… Без злости. На себя, на судьбу, на него.
Эшли Маккензи посмотрел на нее спокойно. Стараясь оправдать того, кто ему дорог, он взял себя в руки.
– Джулиан не так плох. Он выбрал вас, потому что ему казалось, что вы нас поймете, если будет необходимость все объяснить. Я не могу ненавидеть его. Разве за любовь ненавидят?
– А за недостаточную любовь?
Он покачал головой.
– Любимому человеку невозможно отказать в понимании. Я знаю, насколько все это для него сложно. Он рожден богатым и наделенным властью. Это единственная жизнь, которую Джулиан знает, и она ему нравится, другой он для себя не хочет. Когда мы только начали встречаться, он знал о себе все, только не хотел с этим знанием жить, а я… Я всегда буду благодарен ему за то, что стал для него человеком, из-за которого он не смог справиться со своей потребностью в любви. Он временами ненавидит меня за это. За то, что оказался непреодолимым искушением, и я это знаю. Все эти годы он пытается восстановить контроль над собственной судьбой. С самого детства поняв свои пристрастия, он только тем и занимался, что рыл им могилу. Она уже была готова, но они почему-то в ней не уместились. Из-за меня… Я знаю, что из-за меня. Только раскаяться в этом не могу. Разве за любовь просят прощения? О ней не сожалеют. Мне не о чем жалеть, даже зная, что однажды я проиграю и он отречется от своих чувств в угоду собственному благополучию. Я так не смогу, – Эшли сжал ее руку. – Мне немногое дано изменить. Я все понял еще тогда, когда он сказал, что родители начали что-то подозревать по поводу его пристрастий, и он решил, чтобы отвести их подозрения, найти себе невесту. Мотивы, оправдания, все эти слова… Я знаю, почему он говорил их – он не хотел терять меня. На самом деле не хотел. Джулиан нуждался в том, чтобы я с ним остался. Ему было больно лгать. Я мог только облегчить эту боль, притворившись, что верю ему. Я старался, кивал, когда он говорил, что из всех девушек выберет ту, которую его безразличие не заденет. Соглашался ждать, пока не умрет его отец, понимая, что на самом деле этот человек слишком молод, а тянуть с помолвкой до бесконечности Джулиан не сможет. Он рисовал картины, которые ему самому казались заманчивыми – что нам удастся обмануть родню, что его отец умрет, не разочаровавшись в нем, не приложив клейма к его имени на фамильном древе и не переписав завещание в пользу его младшего брата. И все у нас будет хорошо. Он сможет до самой смерти оставаться холостяком…
– Но он не обещал, что однажды окажется способен во всеуслышание крикнуть, что любит вас.
Эшли кивнул.
– Увы… Я просто не могу перестать надеяться. Не на смерть его отца – это было бы жестоко и глупо, – но на то, что однажды Джулиан поймет, так отчетливо, как понимаю это я: нам никогда не найти счастья, ежедневно переступая через себя.
– Вы правы, – Роланда не могла с этим не согласиться. – Я не выйду за него. Не ради вас, ради себя. Мне тоже не хочется прожить всю жизнь во лжи. Какой бы удобной она ни казалась. – Она сжала ладонь этого честного мальчика. – Звучит глупо, но вы верьте, пока можете… Верьте. Кто знает, возможно, отмена свадьбы даст Джулиану еще год или два. Он сможет притворяться ради вас искренне расстроенным нашим разрывом. Пусть на время, но это даст ему шанс хотя бы не принимать никаких решений. Вы ведь об этом меня просите? Вы же не хотите знать, что будет дальше? Так проще?
Этот юноша навсегда запомнился ей таким. Взволнованным, красивым и каким-то преступно зрячим.
– Не проще. Я все знаю, всегда знал, чем все закончится. Мне просто хочется еще немного пожить.
Она разорвала помолвку. Флинт пытался спорить, он не был таким уж плохим человеком. Никто не бывает плохим до конца, и все имеют право сделать свой выбор. Обязаны ли они при этом думать о тех, кому они причиняют боль? Кого уничтожают? Она не знала ответа. У магглов были их десять заповедей, но даже они на поверку оказывались не догматом, а скорее перечнем советов. Люди продолжали убивать, лгать, прелюбодействовать и красть. Не всегда во зло другим, иногда ради этих самых других, проклиная самого себя. Если сын господа умер во имя любви ко всему человечеству, то почему же его отец должен был карать за нее людей? Что не так с человечеством? Где грань между любовью и похотью? Почему отдать жизнь за человека одного с тобою пола, который тебе бесконечно дорог, – это подвиг, а просто обнять его – грех? Роланда поняла одно: ложь всегда порождает ложь. Ей себя не переделать. Она может прикладывать к этому усилия, от зависти к которым удавятся даже титаны, но это ничего не изменит. Ей уже не стать другой! Она может только продолжать свой путь лжеца. Магам повезло: почитаемый ими Мерлин никогда не претендовал на праведность. Он просто был… Со своей силой и своими ошибками… Мерлин стал для их общества странным заветом: могущество – не есть счастье. Какие бы силы тебя ни переполняли, сколько бы возможностей ни было отпущено, помни: ты человек до тех пор, пока дышишь. Помни, что одарен, но не забывай о последствиях. Твоя сила – не просто дар, она – проклятье. С нею нужно совладать… В Хогвартсе учат именно этому – подавлению и контролю. Учат оставаться человеком. Не все осваивают эту науку. Не все…
– Зачем ты так? Что наш разрыв изменит? – недоумевал Джулиан. – Ты говоришь, что оставишь меня и я сам могу выбрать подходящую причину разрыва. Прости, но я отказываюсь понимать…
Она кивнула.
– А я отказываюсь убивать. Убивать человека по имени Эшли Маккензи.
Впервые она увидела на лице своего жениха хоть какие-то эмоции.
– Это не та проблема, о которой тебе стоит волноваться. Я все улажу. Скандала не будет.
– Скандала? – Роланда расхохоталась ему в лицо. Наверное, в силу собственной беспомощности. – О чем ты говоришь? Этот человек любит тебя. Любит достаточно, чтобы унижаться перед не нужной тебе невестой!
– Любит? – лицо Джулиана снова застыло. – Ах, ты об этой любви? А она есть? Ты уверена? Может, существуют только правила игры? Похоть и запреты? Мне нравится заниматься сексом с мужчинами. Означает ли это, что мне доставляет удовольствие их любить? Нет, не означает. Мне казалось, мы идеально подходим друг другу, потому что понимаем – это не любовь. Кошмар, наваждение, пагубная привычка, но определенно не она. Сиди здесь, – Джулиан оставил ее в кабинете, а потом вернулся с объемистой папкой и зло швырнул ее Роланде на колени. – Давай, посмотри на свою любовь.
Она открыла папку. Их последние месяцы с Денизой. Самые откровенные колдографии. Ну да, любовь. Обнаженная и обесцененная.
– Откуда они у тебя?
Джулиан усмехнулся.
– Ты еще не поняла? Твоя нежная подруга очень боялась, что наш брак и твой уход из команды скажутся на ее положении. Весь этот компромат обошелся мне гарантией того, что с ней будет подписан контракт еще на три года. Став моей женой, пожалуйста, будь осмотрительнее. Я же говорил, что тебе не нужно покупать себе игрушки.
Она сжала папку. Было больно. Но, как ни странно, совсем не смертельно, словно она поняла и приняла эту правду до того, как ей ее озвучили.
– А чем ты платишь своему Эшли?
Джулиан резко отвернулся.
– Неважно.
– Нет, ты скажи мне, чем. Какая сумма заставит его принять наш брак? Что ты ему пообещаешь на этот раз? Что дальше может быть еще хуже, и твоя будущая невеста, возможно, невдумчиво влюбится и будет пытаться претендовать на твое внимание? Ну, давай, озвучь мне цену.
– Я разберусь.
Она встала из кресла, которое занимала во время разговора, и положила ему на стол папку.
– Нет, с этим ты никогда не разберешься. Ты ведь не прогонишь его. Не сможешь сказать, что не любишь, так, чтобы заставить поверить в свои слова. Обнимая его, ты не произнесешь: «Мужчина не может любить мужчину. Это только похоть». Ты так и называешь его: «моя похоть?» или все же говоришь "любимый"? Знаешь, оставь себе эти картинки. Можешь растиражировать их в «Пророке», объясняя, почему наша свадьба не состоялась. Я оставляю за тобой право завтра выгнать меня из команды и лишить работы моего отца. Злись, Джулиан, беснуйся, тебе это будет к лицу. Нормальная реакция брошенного мужчины, понятная и ожидаемая. Порадовать свою родню новой помолвкой ты сможешь через год, не раньше. Иначе она не уложится в рамки приличий.
Джулиан обернулся и порывисто схватил ее за руку.
– Не уходи, Роланда, ты ведь все понимаешь. Ты такая же, как я... Без тебя все будет только хуже. Мы все удобно устроим. Я буду с ним, ты найдешь себе кого-то стоящего. Обещаю, с Эшли все будет улажено.
Она покачала головой.
– Нет, ты не понимаешь. Я не такая, как ты. Я – как он, как человек, которому плевать на твои деньги и связи. Мы с ним оба понимаем, что нам нужно для счастья: искренность. Эшли горы ради тебя свернет, все вынесет. Будет счастлив в любом месте, сыт водой и хлебом, лишь бы быть с тобой. Он готов видеть тебя любым. Не обязательно блистательным или успешным, он примет тебя подавленным, одиноким, нищим и больным. Ему лишь бы видеть. Он так любит тебя, что даже жестоким быть не может. Ему бы наделать сотню таких фотографий, как те, что ты мне продемонстрировал, опозорить тебя, уничтожить за всю ту боль, что ты ему уже причинил, с надеждой, что если у тебя уже ничего иного не останется, ты побитой собакой приползешь к нему. А ведь ты приползешь, Джулиан. Потому что знаешь, что как бы ты ни отгораживался от этой любви, она – единственное, что по-настоящему важно в твоей жизни. Прости, но я не хочу видеть, как ты низводишь это чувство до размеров коврика, о который так привычно вытирать ноги, и я не смогу стать человеком, с чьей помощью ты убьешь его. Не хочу видеть, как ты сам погибнешь.
Она дернула кольцо, пытаясь снять его с пальца, но Джулиан перехватил ее руку.
– Оставь себе, Роланда. Считай это моей прихотью, но оставь.
Он вернул себе контроль настолько быстро, что ей было легче в тот момент просто уйти. Ради того, чтобы не видеть, как несбыточны их общие с Эшли Маккензи мечты.
Не так уж важно, насколько плохим или хорошим он являлся, но одного у Джулиана Флинта было не отнять. Он все же был не только богатым чистокровным волшебником, но и человеком. На карьере ее отца их разрыв никак не сказался, а из команды ее отпустили без лишних формальностей. С Денизой у них после всего произошедшего была всего лишь одна встреча. Роланда сама пришла к ней, сразу после разговора с Джулианом, не размениваясь на боль, упреки или взаимное возвращение подарков и писем.
– Дорогая…
Она, шагнув из камина, предостерегающе поняла руку.
– Не нужно. Ничего не нужно. Просто я хочу, чтобы ты знала. У тебя больше нет возможности меня унизить или оскорбить. Поводы для шантажа исчерпаны. Мы с Джулианом расстались. Я – то, что я есть. Хочешь кому-то поведать о нас – я не возражаю, и отрицать ничего не стану.
Дениза смутилась.
– Мне жаль. Может, я просто слишком привыкла постоянно сражаться за место в жизни. Ты замеча…
– За нелюбовь не извиняются.
Она поставила точку. Отец смирился с ее состоянием. Он видел, что дочери плохо, но, не найдя способов чем-то помочь, предпочел не мешать своей сильной девочке. Роланда почти два года провела взаперти. Денег она заработала достаточно, чтобы себе это позволить. Статьи в прессе, упреки – ничто ее не трогало. Она не позволяла ничему себя тронуть. Изоляция – иногда тоже выход. Мир может сколько угодно царапать стены твоей добровольной темницы, но ему не проникнуть внутрь, пока ты сама его не впустишь.
– Там письмо тебе, – сказал однажды мистер Хуч, вернувшись домой.
– Не первое и не последнее, – сказала Роланда, разливая суп. Неба можно себя лишить. Но тело, привыкшее к постоянным нагрузкам, болит от вынужденного бездействия. Она много работала, не позволяя себе лениться. Ее образцово-показательный сад, ее изысканный стол, ее идеально чистый дом вызывали зависть соседей, вот только все эти достижения блекли, заключенные в рамку из пустой души.
– Конечно, милая. Просто меня удивило, что, судя по конверту, оно из Хогвартса.
Она тоже не ждала писем из школы, но ее интереса к жизни было недостаточно, чтобы тут же броситься его читать. Роланда поужинала с папой, любимым папочкой, которому она, за неимением иных привязанностей, всецело себя посвятила. Потом они вместе пили кофе и мыли посуду. Только когда он закурил трубку и включил магическое радио, Роланда вышла в коридор, ведущий от входной двери к гостиной, взяла со столика предназначенный ей конверт и вскрыла его, взмахом палочки сделав свет свечей ярче, чтобы удобнее было читать.
«Дорогая мисс Хуч,
Я пишу вам по рекомендации мистера Эшли Маккензи. Мы с ним вели долгие переговоры о том, чтобы он занял освободившуюся в этом году вакансию преподавателя полетов. Несмотря на то, что членам Совета попечителей казалось, что у мистера Маккензи очень мало опыта для данной должности и его короткая карьера профессионального игрока в квиддич не является залогом успеха в преподавании, декан Гриффиндора Альбус Дамблдор готов был принять на себя всю ответственность за данный выбор.
Работа мистера Маккензи в качестве аврора никогда не вызывала нареканий, а наше личное общение лишь убедило меня в том, что я могу предложить ему эту должность. К сожалению, он не принял сразу мое предложение и посоветовал в случае непредвиденных обстоятельств обратиться к вам – его хорошему другу. Мисс Хуч, я не хочу давать определения случившейся трагедии или тем словам мистера Маккензи. Вы, как его близкий друг, наверняка все поймете лучше. Просто, если вас заинтересует эта работа, напишите мне как можно скорее. Учебный год начинается через месяц.
Армандо Диппет»
Трагедия… Трагедия? Она аппарировала в Косой переулок, все еще не выпуская письмо из рук. Было поздно и нигде нельзя было раздобыть свежих газет. Только в баре «Дырявый котел» они скапливались кипой в углу стойки. Брошенные клиентами на произвол судьбы, они желтели и пылились, пока их не кидали на пол, чтобы быстро избавиться от лужи разлитого перебравшим колдуном пива.
Ей повезло? Нет, это не походило на везение. На первой же полосе положенной сверху газеты она обнаружила фотографию с шикарной свадебной церемонии. Джулиан Флинт сочетался браком с некой Кассандрой Гойл. Даже скатерти на столиках за их спинами были те самые, выбранные еще ею и Денизой. На новый фарс Флинты, похоже, пожалели денег. Но плевать она хотела в эту минуту на Флинтов, лихорадочно листая страницы…
– Спросите меня, милая Роланда. Уверен, я знаю все, что вам нужно.
Том, сын хозяина, был угловатым прыщавым парнем. Он питал особую слабость к знаменитостям и когда-то замучил ее постоянными просьбами об автографах. Впрочем, она почти желала ему сохранить эту доверчивость и любознательность, даже если всерьез рассчитывать на такое чудо не приходилось.
– Эшли Маккензи, он…
– А, этот самоубийца...
Она не знала, что сказать. Суицид в мире магов был редкостью. Может, оттого, что людям, наделенным колдовством, было как-то особенно стыдно признавать, что они больше не могут ничего поделать с этой жизнью, не в состоянии ее прожить.
– Как…
Она не спросила, просто прохрипела одно слово, но Тому и этого хватило, чтобы все выболтать.
– Ну, могу рассказать только то, о чем говорили авроры, пившие тут вчера эль. Удивлялись они очень. Был вроде парень как парень, спокойный, приветливый, ни с кем не ссорился, но вроде и не дружил особо. По работе никаких нареканий. В общем, был – и нет. Такое впечатление, что встал утром и вместо того, чтобы зубы почистить, вены себе вскрыл. Ни завещания, ни записки, ничего. Даже странно… Эти самоубийцы, вроде, всегда кого-то винят. Или нет?
Что она могла сказать Тому?
– Или нет. Что насчет похорон?
– Ну так вчера и были. Парни и пили-то поэтому. Им вроде как Берет ставил, начальник их и этого Маккензи. Раз никаких следов убийства не нашли, что уж тут тянуть… Эти ребята скинулись на похороны. Из родных у парня никого не было.
– Из родных? – она кивнула. – Нет, из родных никого. Где его похоронили?
– На нашем кладбище в Лондоне.
Она снова кивнула, положив на стол галлеон.
– Спасибо, Том.
Он покраснел.
– Обижаете, мисс Хуч. Я же с вами поговорить всегда рад. Может, желаете стаканчик? Вишневый пунш у нас нынче что надо.
Она покачала головой.
– Сам выпей за мой счет, Том. За Эшли Маккензи. Очень хорошего человека.
Роланда аппарировала. Малого количества вещей она боялась в жизни. Идти в одиночку ночью по старейшему, в Британии кладбищу магов ее не пугало, потому что это место патрулировали авроры. Пока она дошла до его конца, ее трижды попросили представиться и показать волшебную палочку. От разного рода падальщиков это место защищали хорошо. Недостаточно, но эти люди старались. Просто они не понимали, кого на самом деле не стоило сюда пускать, болью и смертью ведь отравляются по-разному.
– Ты знала, что так будет.
Она даже не пыталась понять, как он идентифицировал ее по хрусту гравия, которым были посыпаны дорожки.
– Нет, не знала, – она встала рядом с Джулианом, глядя на свежие цветы у мрачного немого обелиска. – Он не хотел тебя наказывать. Похоже, Эшли до конца надеялся, что сможет просто уйти.
Она протянула ему письмо Диппета. Флинт ухватился за него, как ребенок, который ищет любую попытку избежать наказания, но, прочитав его, он отшвырнул пергамент, словно тот жег ему пальцы.
– Хороший друг мисс Хуч? – прозвучало зло.
– Не хороший и не друг. Просто легче все скрасить парой слов, чем объяснить, почему завещаешь свой план побега чужому, по сути, человеку.
– Я убил его, – Джулиан не плакал.
Чего он от нее ожидал? Жалости? Отрицания?
– Эшли был сильным человеком. Только все свои силы он потратил на тебя. Не знаю, стоило оно того или нет. Ничего не знаю.
Джулиан закрыл лицо руками.
– Я не мог иначе… Кассандра ждет ребенка. Моего. Все произошло случайно и слишком быстро. Отец взбесился, когда мы с тобой разошлись, а тут она как-то удачно подвернулась. Ее беременность, эта поспешная свадьба… Я не нашел слов, чтобы все ему объяснить, попросить еще немного времени...
Роланда безрадостно рассмеялась.
– Лжешь. Тебя все устраивало. Более того, могу поспорить, что ты вложил массу сил в организацию этой цепочки случайностей. Все якобы невзначай… Для того чтобы оправдаться. Ты хотел сохранить его. Хотел сделать так, чтобы он мог остаться с тобой.
– Он не мог. Мы расстались еще до моей свадьбы.
Роланда покачала головой.
– Эшли мог смириться с твоей нелюбовью. Вот только собственные чувства были для него непреодолимы. Живи он по твоим законам, его любовь истлела бы со временем, превратившись в ту дешевую на нее пародию, от которой ты меня так предостерегал. Давай просто помолчим. Тишину он заслужил. Наши споры – нет.
Они молчали долго, потом Джулиан порывисто ее обнял.
– Я умру. Будь добра, не пиши о том, из-за чего, даже в своих мемуарах.
Она тоже крепко его обняла.
– Кому ты сейчас лжешь? Любви между мужчинами не бывает, помнишь? Это только проклятие, а слизеринцы знают в них толк. Они после них выживают.
Он отстранился.
– Конечно, – Джулиан пошел по дорожке, но в конце ее обернулся. – Она бывает, Роланда. Любовь чертовски разная, просто есть трусы, не способные это принять. Нам все кажется, что есть вещи важнее. Мы не верим своему сердцу, тратя время на поиски способов, которые помогут как-то адаптировать его потребности под существующее положение вещей. Он был всем… Моей радостью, моим смехом, самой жизнью, а я только и делал, что все время искал способы, как бы справиться с этой зависимостью. А теперь мне ничего не нужно, понимаешь? Кому отдать все мои деньги? Кому уступить работу? Ты скажи, как тут что-то исправить? Есть ли шанс… Мне ничего не жалко. Я отдам все, кроме своей жизни, за то, чтобы вернуть его. Знаешь, почему? Потому что теперь понимаю: ему этот мир никогда не был нужен без меня... Только я не отдавал себе отчета в том, что и мне без него тут делать нечего.
– Джулиан!
Он аппарировал...
Она не могла просто забыть о нем, об огромном куске своей жизни. Роланда отправилась домой к Флинтам, и ее приняли, несмотря на поздний час.
– Пожалуйста, – умоляла она. – Вы должны понимать, что с ним сейчас творится. Организуйте поиски. Джулиана нельзя оставлять одного!
– Я займусь, – коротко сказал его отец и вышел. Миссис Флинт почти силой усадила ее на диван. Роланда не понимала, что плачет, пока ее щеки не начали вытирать полой бархатного халата.
– Тише, девочка. Ты его уже не догонишь. И я давно не могу, – мать Джулиана, обняв ее, укачивала как ребенка. – Наши дети такие упрямые. Им кажется, мы никогда их не поймем. Или это только мальчики такие? Они не понимают, что родителям все равно, какие они, лишь бы жили и были счастливы. Знаешь, какой он с самого детства был веселый мальчик? Такой красивый и улыбчивый. Мне все завидовали. А как мы радовались его успехам в школе... Это же такая редкость, когда твой ребенок во всем хорош. А потом появился тот мальчишка. Я тогда поняла, что на самом деле понятия не имела о том, как выглядит мой ребенок, когда счастлив. Любовь была ему очень к лицу, но все разрушилось в одночасье. На каком-то семейном торжестве упомянули его кузена, которого лишили наследства из-за связи с мужчиной, и мой муж, отец Джулиана, сказал, что только этого и заслуживают все мужеложцы. Что он безжалостно вымарал бы такого человека с фамильного древа, собственноручно. Вот и все, наш ребенок умер. Не сразу, просто угас его смех и растаяла радость. Он стал настоящим Флинтом, образцовым сыном, но перестал быть счастливым и веселым Джулианом.
– Но вы молчали…
Миссис Флинт кивнула.
– Молчала. Вам легко было бы сделать выбор между мужем и сыном? Вы меня однажды поймете, девочка. Я просто старалась поддерживать их во всем, и каждую ночь молилась о том, чтобы мой Джулиан ушел из этого дома. Пусть я бы никогда больше не увидела его, мне лишь бы знать, что он снова начал улыбаться.
Отправлено: 31.08.08 12:16. Заголовок: *** Хогвартс дал е..
***
Хогвартс дал ей небо, много неба, а его стены стали надежной броней для сердца. Роланде нравилось жить в замке, нравилось учить детей, нравились новые друзья. Ее бытие стало ровным, лишенным каких-либо потрясений. В отпуске она заводила скоротечные романы с заранее оговоренной концовкой, и впечатлений от них как раз хватало, чтобы пережить учебный год, не увлекаясь симпатичными студентками. Она хотела сохранить заведенный порядок вещей, поэтому, протрезвев наутро после их первого поцелуя с Ирмой, испытала что-то похожее на раскаянье. Стоило как-то сгладить ситуацию, чтобы не создавать проблем в собственном доме. Намеренья были самые благие, но, заглянув перед завтраком в учительскую и обнаружив там свой список книг, заявленных к приобретению для библиотеки, Роланда пересмотрела этот гуманный план.
– Сучка, – заметила она почти нежно, отметив, что росчерки красной туши вычеркнули все, что только можно. – Ну, хорошо же.
За завтраком мадам Хуч села рядом с мисс Пинс, всячески с ней любезничала и, дождавшись момента, когда подадут кофе, нежно погладила ее по колену. Чашку Ирма не выронила, но щедро плеснула себе на юбку кипятком.
– Боже, какая досада, – сокрушалась Роланда, протянув ей салфетку
Вечером мисс Пинс зашла к ней в комнату. Некоторое время она придирчиво разглядывала обстановку, прежде чем занять единственное кресло для посетителей. Причем села она осторожно, словно опасалась, что оно ее укусит.
– Вы ведете себя недопустимо, – холодный рассудочный взгляд. Ни нотки бешенства.
– И вы тоже, – улыбнулась Роланда гостье.
Ирма Пинс сжала кулаки.
– Перестаньте меня провоцировать, иначе я пожалуюсь директору.
– На что пожалуетесь? На сексуальные домогательства?
– Нет, я не думаю…
– Что они были достаточно сексуальными?
– Прекратите!
– Что? Скажите мне, что я должна прекратить, и я немедленно это сделаю.
– Вы сами знаете, что, – Пинс начинала злиться. Роланда понимала, что ее возбуждает то, как это выглядит, но здравомыслие отсутствовало, она провоцировала соперницу в споре почти жадно.
– А если я не знаю? Не понимаю? Не хочу понимать, что такого преступного совершила? Если бы вас поцеловал мужчина, вас бы его поступок так же возмутил?
Ирма Пинс резко встала.
– Да при чем тут ваш пол! Меня не оскорбило то, что вы меня поцеловали, скорее я испытываю огромное отвращение к ситуации, думая о том, почему вы так поступили. Господи, да я вам даже не нравлюсь! С первого момента появления в замке не понравилась. Думаете, я только ваш список сократила? Нет. Средств, выделенных в этом году Советом попечителей, недостаточно, чтобы приобрести даже четверть книг из тех, что учителя хотели бы видеть доступными для студентов. Я старалась поговорить с каждым, понять, что действительно важно заказать, и ни с кем у меня не было скандалов. Минерва Макгонагалл сама вычеркнула большую часть первоначально намеченных изданий. Филиус Флитвик пожертвовал нужные книги из личной библиотеки, чтобы они были хотя бы в одном экземпляре. Все преподаватели искали выход вместе со мной, и только вы одна принялись с порога меня во всем обвинять, даже не поинтересовавшись, почему я вынуждена была принять такое решение. Думаете, я снова сократила ваш список из-за того, что меня довел до истерики тот факт, что меня поцеловала женщина? Вы ошибаетесь. Просто вопрос с выделением финансирования на их приобретение снят. Отец одной из учениц Хаффлпаффа издает те книги, которые вам нужны. Я связалась с ним утром и спросила, не окажет ли он помощь нашей библиотеке, предоставив по три экземпляра нужных книг. Он оказался милым человеком и сказал, что такая небольшая услуга школе, в которой училось несколько поколений его семьи, не введет издательство в лишние расходы. Я вычеркнула книги, покупать которые больше нет необходимости.
Роланда нахмурилась.
– Но вы не объяснили мне…
Ирма пожала плечами.
– А вы спросили? Я все понимаю, новые люди не всегда приходятся ко двору. Возможно, я вас чем-то раздражаю. Но это, черт возьми, не повод читать чужие письма и целовать людей просто потому, что вам хочется их вывести из себя. Не повод меня смущать и поливать упреками. Я могу не нравиться вам сколько угодно, но я живой человек. Вы влезли в мою личную жизнь, что ж, я вам скажу так: книги действительно вызывают во мне куда больше уважения, чем некоторые люди. Люди вроде вас. Те, кто бьет из прихоти, просто потому что может нанести урон. Вы меня оскорбили и унизили. Вы причинили мне боль. Не посмеялись… Веселье, даже одностороннее, – это что-то иное.
– Нет, вы не правы.
– Что нет? Вас развлекла та ночная выходка? Ну, хоть кто-то из нас получил удовольствие. Впредь, пожалуйста, разнообразьте свою жизнь не за мой счет.
Мисс Пинс вышла, аккуратно закрыв за собой дверь, а Роланда так и осталась стоять на месте. Она чувствовала раскаянье. Впервые. Всю жизнь ее преследовал вкус безответственности. Словно мир уже ей что-то должен, просто потому, что кто-то там наверху создал ее по особенно кривым меркам. Никогда и ни о чем она не сожалела. Ее не терзало то, что она так и не нашла в себе сил объясниться с Дори, рассказать о первых вспышках своего чувства, и тогда, возможно, оно не переросло бы в такую мучительную страсть. Роланду не терзал тот факт, что такой человек, как Дениза, наверное, пережил достаточно много, чтобы бояться любых рисков, цепляться за любую стабильность так, что сводит челюсти. Нет, она никого, кроме себя, даже не старалась понять. Просто в какой-то момент ей понравилось обмануться, поверить в то, что отказ от Джулиана и его денег сделает ее похожей на Эшли… Вот только не было в ней никогда его преданности и искренности. Не принадлежала она никому, кроме себя. Никогда. Она не умерла бы, похоронив и сотню надежд. Ни одна из ее историй на самом деле не стоила жизни. Ей хотелось надеяться, но нет… Не было. Так какого черта она, собственно, прицепилась к этой Пинс? Для чего та была слишком молода? Преподавания? Да ну его к черту. Для боли, от которой стоило бы бежать в Хогвартс? А что Роланда на самом деле о ней, этой боли, знала?
Она улыбнулась, вспоминая о том первом «Простите меня». Наверное, оно было единственным настоящим извинением в ее жизни.
***
Ирма Пинс тогда всего лишь кивнула, не поднимая на нее глаз от огромного каталога.
– Конечно. И вы меня простите. Мы знаем друг о друге слишком мало… Наверное, я могла бы быть сдержаннее.
Роланда искренне покачала головой.
– Нет, со мной не нужно. Вы все правильно заметили. Я считаю, что вам тут не место, Ирма. Вы молоды, вы красивы, – она заметила, как недоверчиво напряглась спина маленькой библиотекарши, и поспешила ее убедить в собственной искренности: – Вы, правда, красивы, особенно когда злитесь. Слишком… Я многое знаю о своих коллегах. Каждый, кто пришел в эту школу, от чего-то сбежал. Вы неприлично юны для этого мавзолея. Бегите отсюда к черту, пока можете. В жизни всякое случается. Я буду рада вам, Ирма, когда лет через десять это место станет по-настоящему вашим, и вы вернетесь. Но сейчас не хочу.
Мисс Пинс усмехнулась, медленно захлопнув книгу.
– Как забавно. С чего вы вдруг решили, что самая мудрая? Моя молодость вас настолько смущает? Странно, она не произвела никакого впечатления на директора Дамблдора. Может, оттого, что он знает обо мне немного больше? Тот «урод», как вы изволили выразиться, мужчина, в адрес которого произнесли столько нелицеприятных эпитетов… Мы с ним собирались пожениться. Этому клочку пергамента, что вы так быстро оценили, больше трех лет. Мало ли, что люди пишут друг другу, ссорясь. Он вообще был не любитель строчить письма. Я писала чаще, очень много, вот только все мои послания сгорели вместе с ним. В его доме. Да, у меня не личная жизнь, а руины. Авроры до сих пор не нашли виновных в его смерти. Говорят, это какая-то новая политическая группировка, вроде былых последователей Гриндельвальда. Авроры вообще все время что-то говорят, обещают во всем разобраться. Мне бы просто жить и ждать перемен, но я не справилась. У меня был шанс пережить его смерть с достоинством, но я не смогла. У нас должен был родиться ребенок. Девочка. – Ирма встала, разминая затекшие плечи. – Это я потом узнала, что девочка. Когда он умер, мне нравилось все списывать на нервный срыв. Свою одержимость работой, тошноту, боли в животе. Потом колдомедики мне сказали, что, не упивайся я так своим горем, заметила бы симптомы беременности и то, что слишком острые боли – физиологические, а не стрессовые. Приди я к ним вовремя, нашу дочь можно было бы спасти. – Теперь уже Ирма подошла к ней вплотную, прикоснувшись холодными пальцами к подбородку. – Мадам Хуч, вы все еще думаете, что мне тут не место? Тогда скажите мне, где оно? В архиве министерства в окружении знакомых лиц и тяжелых воспоминаний? Мне не хочется отчаиваться. Слишком многое я погубила своим горем. Тут хорошо. Можно приносись пользу, работать с детьми. Я очень люблю детей, глядя на них, хочется улыбаться. Вы же не считаете, что от улыбок стоит бежать?
Да, ей было очень стыдно.
– Простите.
Неловкость отравляла. Роланда стала избегать Ирму. Если им приходилось что-то обсуждать в учительской, держалась предельно вежливо, без своих обычных шуточек.
– Что с тобой? – недоумевала Минерва. – Ты на себя не похожа, стоит мисс Пинс с тобой заговорить.
– Мне стыдно. Я ей столько всего наговорила…
– И как ты собираешься наладить отношения, если ведешь себя с ней как с тяжелобольной? Такой сдержанностью, как в присутствии Ирмы, ты могла бы отличиться разве что на похоронах.
– Я совсем не уверена, что она захочет со мной ладить. Есть бестактность, которую трудно простить.
– Это какая?
– Та, справиться с которой можно лишь с помощью откровенности.
Минерва пожала плечами.
– Не всех отличает твоя скрытность, Роланда. Иногда людям нужно выговориться. Возможно, она как раз из тех людей, и ей стало легче от того, что ты заставила ее раскрыться.
– Нет, не думаю.
Избегать человека можно по-разному. Не находить слов – не значит запрещать себе взгляды. Она наблюдала за Ирмой, не совсем понимая, что именно ее интересует. Кажется, горе маленькая библиотекарша себе и в самом деле запретила. С коллегами она была приветлива, с учениками – иногда строга, безжалостно наказывая нарушителей спокойствия в стенах ее храма книг, а порой очень ласкова и щедра на пояснения и советы, какое издание лучше выбрать для той или иной работы. Ирма не делила учащихся по принадлежности к факультетам, ей был важен лишь их интерес и бережное отношение к книгам. У нее, как у всех, быстро появились свои любимчики, студенты, к которым она относилась с каким-то особым уважением и вниманием. Вот только ее мнение в этом вопросе сильно отличалось от общепринятого, но мисс Пинс его не стыдилась и готова была отстаивать.
– Ирма, – Минерву всегда злило, когда кто-то ставил под сомнение таланты или душевные качества ее подопечных. – Я не считаю, что эта компания ведет себя безупречно, но все же не думаю, что стоит называть их маленькими негодяями. Снейп – тот еще фрукт и, несмотря на свою замкнутость, вежлив он только с преподавателями. Я уверена, что этот мальчишка способен на любую провокацию.
– Вы назвали его «фруктом». Не думаю, что это менее оскорбительно, чем выбранные мною слова. Когда четверо мальчиков целенаправленно травят одного – это очень некрасивая арифметика. У Северуса Снейпа может быть куча недостатков, но я считаю, что он вправе защищаться так, как умеет, тем более, что у него нет такой поддержки в лице своего декана, как у его обидчиков. Любой, кто тронет его в моей библиотеке, лишится максимального количества баллов из тех, что я вправе снять с учащихся за нарушение порядка.
– Она любит маленьких монстров, – фыркнула Макгонагалл, когда мисс Пинс ушла. Впрочем, ее слова прозвучали даже уважительно.
– Она просто любит детей, – сухо заметил директор Дамблдор, ставший свидетелем этого спора. – Успешным и благополучным ученикам ее душевная щедрость не очень-то нужна, а Ирма не из тех людей, что станут расходовать свои чувства впустую.
Роланда тогда лишний раз удивилась, как хорошо этот человек понимает каждого из них, как безошибочно обнаруживает не нитку, но струну, которой привязывает своих коллег к стенам замка. Время от времени он даже играет на этих струнах, чтобы напомнить чудаку, случайно замечтавшемуся о свободе, что именно здесь его место.
Отправлено: 31.08.08 12:18. Заголовок: *** – Разве первая ..
***
– Разве первая игра, на которую ты можешь пойти, это неважно, Северус?
Она не хотела подслушивать. Просто, услышав голос Ирмы, решила, что не хочет лишний раз попадаться ей на глаза.
– Я из окна посмотрю.
– Но поле слишком далеко от замка. Ты едва сможешь что-то увидеть. Неплохой обзор открывается только из крыла, где живут учителя.
– Это неважно, мадам Пинс. На слизеринских трибунах вообще ничего невозможно рассмотреть. Первогодок всегда оттесняют назад.
– Ну, это не дело. Я же знаю, ты любишь квиддич, столько книг о нем прочитал… Вот как мы поступим: ты пойдешь со мной на игру и поможешь мне разобраться, ради чего столько людей впустую тратят свое время. Уверена, пару мест в первом ряду мы как-нибудь раздобудем.
– Но, простите, – голос мальчика звучал неуверенно. – Трибуны высоко. Вам будет неудобно.
– Переживу.
– Мадам Пинс, не нужно идти ради меня. Вы ж на лестницу подняться боитесь, чтобы поставить книгу на верхнюю полку. Я же видел, что даже там, где перемещаются лестницы, вы ходите, вцепившись в перила с такой силой… В общем, странно, что на них вмятины не остаются.
Ирма рассмеялась.
– Так вот почему ты всегда предлагаешь помочь мне расставить книги перед закрытием. А я-то думала, что умею хранить секреты… Ты очень наблюдательный, Северус. Но я пойду на игру. Не ради тебя, мне же самой нужно начинать бороться со своими страхами. Нельзя всю жизнь прожить трусихой. Мне просто будет легче, если ты пойдешь со мной. Ну, знаешь, если я не справлюсь, то все же приятно паниковать рядом с кем-то знакомым. Возможно, ты даже будешь вынужден подержать меня за руку, если станет совсем страшно.
– Тогда конечно, – в голосе мальчика послышались горделивые нотки. – Вы можете на меня положиться.
– Замечательно. Спасибо тебе огромное.
Роланда не знала, почему у нее так потеплело на сердце. Ирма была чудесной девушкой, доброй не напоказ, а как-то по-настоящему. Она хорошо понимала людей и умела помочь им, не причиняя боли. Есть те, кого пережитое делает сильнее. Роланда не могла себя к ним отнести, возможно, поэтому место, которое могло бы стать домом, она привыкла именовать склепом, кладбищем утраченных иллюзий и надежд. Ирма Пинс пережила куда больше потерь, чем довелось ей самой, но она все же улыбалась, гналась за радостью, а не печалями, старалась сделать свой новый мир уютнее и теплее.
Роланда не знала, чем она может ей помочь, только понимала, что очень хочет это сделать. Пусть всего лишь одна игра, но она надеялась, что это будет очень красивый матч и Ирма Пинс полюбит еще одну вещь – небо. Увы, даже добрые намеренья не всегда гарантируют успех. Слизерин, как обычно, играл грязно, но эффективно, а Хаффлпафф – старательно, но бездарно. Мисс Пинс сидела на одной из трибун с бледным, как мел, лицом. Кажется, на самом деле не из простого желания оправдать свои мотивы, а от страха она сжимала, почти комкала в своей руке пальцы худого нескладного мальчишки, который морщился от боли, но стоически терпел. Он уделял своей спутнице больше внимания, чем игре, но, судя по тому, что Роланда могла разобрать по движению губ, в ответ на его предложения уйти мисс Пинс только бледнела еще больше и говорила: «Я нормально себя чувствую».
Все произошло слишком быстро. Она увидела, как нападающего Хаффлпаффа развернуло от удара, и он случайно пустил бладжер в сторону трибун. На размышления не оставалось и полвздоха. Скорость мяча была такой, что даже те, кто потянулся за палочками, не успели их выхватить. Более разумные попытались броситься врассыпную, но и они немногое успевали. Мяч летел прямо в Ирму Пинс, оцепеневшую от страха. Мальчишка, что был с ней, попытался дернуть ее в сторону, с линии удара, но ему не хватило сил справиться с парализовавшим девушку ужасом. Тогда он метнулся вперед, закрывая ее собой. Роланда рванула с места, понимая, что даже о мотивах своего поступка ей думать некогда. Всего полсекунды на то, чтобы оказаться на траектории мяча, и если она не успеет…
Успела. Удар был такой силы, что захрустели, ломаясь, ребра. Все, на чем она сфокусировалась, теряя сознание, – это на попытке не рухнуть на трибуны, податься вперед, увлекая беснующийся мяч вниз, вжать его своим телом в песок стадиона. Ей удалось.
Пришла в себя Роланда уже в больничном крыле.
– Мне пришлось удалить осколки кости, чтобы они не пробили легкое, – посетовала целительница.
– Понятно. Значит, нужно пить костерост. Ничего, я привыкла.
Она покорно проглотила нужное зелье и даже выслушала критику мадам Спраут, спорящей с Дамблдором.
– Я же предупреждала – нужно защитить зрителей! А вы мне говорили, что на обычных матчах защиту не ставят, а игры в школе должны быть максимально приближены к обычной игре. Вот и поплатились! Хотя я надеру уши Хемишу, обещаю. Он у меня год на поле не выйдет.
– Не надо, – прохрипела Роланда. – Не наказывайте. Просто он еще не совсем хорошо справляется с отдачей, но через пару лет цены ему не будет.
Коллеги утопили пострадавшую в участии. Все, вплоть до директора, отдали должное ее героизму и умению справиться с ситуацией. Все, кроме Ирмы Пинс. Она не пришла. Роланда была даже рада, что вечером всех учителей выставили из палаты, оправдывая все необходимым ей покоем. Ей нужно было подумать о том, почему же так ужасно, что Ирма не пришла?
Ночью она проснулась от боли. Костерост – не самое гуманное средство. Внутри все горело, не спасала даже прохладная ладонь, прижатая к ее лбу.
– Это было очень смело и очень глупо, – Ирма Пинс смотрела на нее растерянно. – Нет, с вашей стороны – только смело, а вот глупо – уже с моей. – Она встала, убирая руку, смочила свой платок в воде из графина и осторожно прошлась им по влажному от пота лицу Роланды. Я не думала, что кто-то может пострадать. Я вообще ни о чем не думала. Только на миг мне показалось, что будет прекрасно, если этот мяч снесет мне голову. Так надежно, чтобы ни одной косточки потом было не срастить. Я бываю трусихой. Иногда мне хочется, чтобы больше ничего не болело. Но вы и этот мальчик, Северус… Вы хотели защитить меня. Значит, я справляюсь с необходимостью жить не так плохо, как мне самой кажется, и я нужна здесь и сейчас. Знаю, вы делали свою работу, вам было неважно, кого спасать. Я понимаю, что он привязан ко мне из-за того, что я могу гарантировать, что есть место, в котором он может просто спрятаться и хоть недолго отдохнуть от того, с чем постоянно вынужден жить. Вам двоим неважно, что я – это именно я, но так уж вышло. Здесь мое место. Я справляюсь с тем, с чем могу справиться, и больше не вправе трусить или грезить о каком-то избавлении. Вам не придется снова спасать меня, Роланда. Обещаю.
Она невольно улыбнулась.
– Еще хоть тысячу раз. Обращайся, если будет нужно.
Ирма растерялась.
– Я вас, тебя… Я тебя совсем не понимаю. То ты избегаешь меня, как прокаженной, то говоришь о том, что хочешь защитить.
– Я сама себя не понимаю. Наверное, ты мне нравишься, просто я не знаю, куда засунуть ту кучу глупостей, что наделала. Как объяснить тебе, что я на самом деле не хотела, чтобы ты вспоминала что-то плохое, объяснялась…
– Почему плохое? Это моя жизнь, я не променяла бы ее на сотню чужих судеб. Да, мне не просто жить со своими ошибками, и я многого стыжусь в своем прошлом, но это не значит, что мне хочется его отрицать. Тебе было бы проще подружиться со мной, не зная обо мне ничего?
Роланда кивнула, скорее желая податься лбом навстречу влажному платку, чем признать что-либо.
– Наверное. Я не претендую на совершенство.
– Я заметила, – Ирма улыбнулась. – Это нормально – не любить сложности. Дальше все зависит от того, до какой степени ты их не любишь. Если до черствости и слепоты желаешь от них попросту сбежать, не ввязываться в неприятности, не связываясь с людьми, которые опасны, как их носители, то это, наверное, плохо. Но ведь ты, кажется, не такая. Ты смелая. Не из тех, кого можно запугать чужими проблемами.
– Мне нравится так о себе думать, – Роланда вынуждена была признаться. – Но я не уверена, что все оцениваю правильно.
Ирма кивнула.
– Ну, тогда ясно, почему ты меня больше не целуешь.
Это ее возмутило. И слова, и теплая улыбка.
– Ты, кажется, что-то говорила про отвращение.
Ирма не стала спорить.
– Говорила. Мне и сейчас отвратительны любые порывы, которые всего лишь прихоть, поступки, не подкрепленные ничем, кроме желания развлечься за чужой счет. Просто все иначе, если я тебе нравлюсь. А я ведь нравлюсь… Сегодня это сложно было не заметить.
Роланда не в состоянии была не наказать эту женщину за ее странную, до одури смущающую искренность.
– Ты сама сказала – это моя работа. Я спасла бы любого…
– Конечно. Но в том, что это была я, все же скрыто нечто особенное, не так ли? – Мокрый платок прижался к ее губам. – Но даже если нет и я все выдумала – и твои пристальные взгляды, и свою робость, которую пришлось преодолеть, прежде чем сюда прийти, и свое нежелание быть одной из многих, и намеренье во что бы то ни стало украсть час, когда мы, наконец, сможем просто побыть вдвоем… В общем, я хочу, чтобы ты знала, что нравишься мне. Когда ты поправишься, мы могли бы сходить куда-нибудь вместе в выходной день. Поговорить. Немного выпить.
Ее извечное упрямство. Иногда странное. Она не хотела оставлять Ирме право на иллюзии. Ее рука отодвинула влажный комок ткани.
– Это будет свидание, а не треп двух хороших подружек. Я оставляю за собой возможность тебя целовать, говорить о том, как ты красива, когда злишься, и, возможно, затащить тебя к себе с весьма конкретными намереньями. Так что если все это из благодарности, то сто раз подумай, прежде чем…
Ирма ее поцеловала. Легко, в уголок рта. Странно, что Роланду это смутило.
– Я все поняла. Свидание. Отдыхай.
– Да но… – почему именно она, а не эта запутавшаяся девочка так жадно сомневалась в реальности происходящего?
– Отдыхай, – Ирма погладила ее щеку. – Все хорошо. Я не притворяюсь, что мне хочется с тобою быть. Пока не знаю, как сильна потребность и что это за желание такое, но оно есть. Не из благодарности. Я ведь призналась, что еще не совсем уверена, что до конца вернула себе потребность жить. Просто мне хочется попробовать. Не с кем-то. С тобой.
Все было легко… Оказалось, что быть с Ирмой – просто и приятно. Какими бы разными ни были их характеры, одно общее в них было – ни одна из них не стыдилась себя. Они добирались до постели пять суббот. У Роланды впервые не возникало желания торопить развитие событий. Она хотела эту девушку, но совсем не желала ее заблуждений. Ирма должна была не просто понять, о каком решении идет речь, но и осознать, в чем оно, принять его последствия. Пять сводящих с ума вечеров. Когда заставляешь себя уходить, несмотря на необходимость остаться. Потому что, черт возьми, этот замок – так или иначе – твой дом, и если хочется вить в нем гнезда, то стоит убедиться, что они не осиные. Что влюбленная в детей Ирма не опомнится, не уйдет в поисках своей семьи, не станет спустя недели, месяцы или годы жалеть о своем опрометчивом решении разделить с нею эти стены. Ведь тогда они рухнут и на самом деле перестанут от чего-либо беречь. Роланда боялась потерять Хогвартс и его небо. Она стремилась к этой женщине так же сильно, как мечтала защититься от возможных последствий этого романа.
– Прости, уже поздно, – она с трудом оторвалась от мягких податливых губ. – У меня тренировка с утра. – Ирма смотрела на нее волшебным, пьяным от желания взглядом. Роланда буквально выжимала из себя слова, стараясь не откликнуться на этот немой призыв. – Я, правда, должна идти…
– Не должна, – рука, что ее удержала, была теплой. – Останься. Я даю слово, что не будет упреков, и если что-то не получится, не стану тебя или себя винить. – Останься. Мы не станем врагами. Никогда. Кто бы ни захотел прекратить эту связь, злости потом не будет, потому что сейчас все искренне. Мы же не врем друг другу. Нам хочется быть вместе.
Ирма тогда дала ей очень опрометчивое обещание. Роланда не знала, как много раз каждая из них пожалела о данном слове: «Не быть врагами».
Она осталась и не была обманута. Такая честная близость захватывала. В доме, каким бы большим он ни был, ничего не скрыть от тех, кого приравниваешь к семье.
– Ты стала очень много времени проводить с Ирмой Пинс, – заметила однажды Минерва. – Я рада, что вы наконец подружились.
Этот разговор проходил в учительской, при большом скоплении коллег.
– Ну, я тоже рада, – отрезала Роланда, надеясь прекратить этот разговор.
– Вообще-то, мы встречаемся.
Она посмотрела на дверь. Ее хрупкая любовница, похоже, только вернулась с прогулки. Ее щеки розовели от холода, а глаза светились. Возможно, это был лишь азарт или задор, но Роланда увидела в них нечто большее. Ирма не собиралась никому врать, ее не смущал то факт, что она стала желать женщину. Признать их отношения у нее получилось без намека на стыд.
– Ну, если быть полностью откровенной, то да, – Роланда встала и обняла свою девушку за плечи. – У нас отношения. Романтические. Надеюсь, вы, коллеги, все поймете правильно. Выставлять свою связь напоказ мы не намерены, так что на образовательном процессе это никак не отразится.
Роланда замолчала. Ей хотелось крикнуть: «Ну порадуйтесь за нас, что ли! Мы с вами столько лет делили все на свете». Молчание затянулось. Даже директор Дамблдор, кажется, не находил слов, только маленький профессор Флитвик как-то постарался разрядить ситуацию.
– Ну вот! – он фальшиво разгневался. – Я уже надеялся, что раз в кои-то веки в наши ряды проникла такая умнейшая девушка, как мисс Пинс, способная оценить в мужчине не столько рост, сколько интеллект, то мне не суждено умереть холостяком. Но увы… Мою мечту снова уводит кто-то в квиддичной форме! Куда катится мир?
Ирма улыбнулась, но не постаралась освободиться от руки Роланды.
– Профессор, вы заслуживаете лучшего. Девушка, способная сойти с ума от чьих-то желтых глаз и умения исполнить петлю с левым выходом в вираж, вас попросту недостойна.
Их приняли легко и со смехом. Почти все. Почти… Директор Дамблдор попросил ее зайти к себе в кабинет спустя два дня.
– Роланда, я не буду упрекать вас за отношения с коллегой только потому, что вы обе женщины. Вы – люди, способные поступать так, чтобы ваша связь не отражалась на работе. Меня волнует совсем другое. Я задам вам вопрос. Один. Возможно, слишком личный, – Дамблдор нахмурился. – Вы способны полюбить Ирму Пинс? Вы себе это позволите?
– Да. Если у нас все сложится, то со временем…
– Я помню, почему вы пришли в школу в поисках работы, Роланда. Было не трудно заметить, что вы не хотите любить людей. Что себя вам пока удается ценить, но только себя, и это не то чувство, что хочется видеть уничтоженным. Наоборот, вы желали им жить, им, но еще своей волей и талантом. Вы готовы были щедро делиться знаниями, но не собой. Все мои коллеги, так или иначе, привязаны к тем, кто их окружает…
– Я тоже привязана.
Директор покачал головой.
– Вы? Нет. Люди вас не интересуют. Только небо и полеты. Ни одного любимого ученика за все эти годы. Это не контроль и не педагогика. Вы почти безразличны ко всему живому, даже если не замечаете этого.
– Неправда. Я дружу…
Дамблдор ее перебил.
– С Минервой Макгонагалл? Еще с кем-то? Можно спросить, что вы знаете о тех, кого зовете друзьями? Ну, о той же Минерве?
– Она не слишком откровенна, и я не вправе требовать…
– Правда? Я вот тоже ее друг, и не самый требовательный. Но вы, конечно, считаете, что я не в счет. Хорошо. Возьмем Ли Ву, преподавательницу предсказаний. Она слишком порядочная женщина, чтобы без спросу копаться в чужой судьбе. Минерва ее откровенно не любит, потому что ее намеренно рациональному подходу к магии претит любой талант, который не подлежит оценке или взвешиванью. Так вот, они не подруги, но Ли знает о Минерве больше вашего. Не только что именно она ест или в каких пропорциях мешает виски с чаем. Она знакома с прошлым Макгонагалл, потому что никогда не стеснялась о нем спросить в те моменты, когда видела, что ее коллега нуждается в том, чтобы выговориться. А вы…
– Я не лезу в чужую жизнь.
Директор кивнул.
– Вы и в свою судьбу никого не пускаете под тем же предлогом? Вам не нужно вмешательство? Ирме Пинс удастся стать исключением, или она для вас – зарубка на древе собственной значимости?
– Какая зарубка? О чем вы вообще?
– Вас признали, Роланда. Не только на поле для квиддича. Не где-то там в небе. Вас признал живой человек, обозначил как часть своей жизни. Что вы предложите ей взамен? Что готовы предложить? Вы любите Ирму Пинс?
– Нет.
– Вы полюбите ее?
Она покачала головой.
– Вряд ли. Я не уверена, что хочу кого-то любить, но я ее не обижу. Мне незачем ее обижать. Любовь?.. Мне хватит преданности, а Ирма – преданный человек. Нет, я ее никогда не обижу.
Директор усмехнулся.
– Ну, попробуйте. Мне жаль. Не вас, Роланда, а того, что вы искренне не понимаете, что настоящие чувства не признают полумер.
Он отчитал ее как девочку, поставившую мрачный домашний спектакль, в котором она обезглавила пару кукол.
– Как дитя отругал. Возмутительно! Словно я подросток с булавками, который только и ищет, в кого бы их воткнуть. Я приняла бы критику, если бы кто-то другой меня обвинял, но Дамблдор…. Он не видит даже того, как нравится Минерве. Эти его очки, конфеты и полное безразличие к чужим чувствам, наверное, куда хуже нашей неуверенности.
– Нашей? – Ирма села на кровати, смеясь. Она была некрасивой, но очень… Трогательной, в том извращенном смысле, что Роланде все время хотелось ее трогать. – Ну, наверное, все же только о твоей неуверенности. Меня он тоже звал. Мы говорили с директором о том, каким огромным подарком является для человека способность воскресить свое сердце, оживить его и кого-то в нем поселить. Он рассказывал мне о чувствах, что однажды пережил. Да… Каким бы нелепым это тебе ни казалось, но Альбус Дамблдор тоже когда-то был влюблен. Не стариком, со всеми этими нелепыми шляпами и цветастыми мантиями, не будучи победителем Гриндельвальда и великим волшебником. Он был мальчиком, и в нем все еще живет этот мальчик… Каждую минуту своей жизни он помнит о нем и тех его чувствах. Он хотел полюбить снова. Очень хотел, но так и не нашел свой второй шанс, а просто быть с кем-то… Для него любое чувство кажется изначально преступным, если оно безответное. Директор не умеет довольствоваться малым.
Отправлено: 31.08.08 12:19. Заголовок: *** – И это твое п..
***
– И это твое представление о сюрпризе?
Ирма даже не сменила платье. Она была все такая же уставшая и запыленная, от нее пахло старыми книгами и чернилами.
– У меня есть вино, которое ты любишь, и пара яблок. Вино или яблоко?
И это вместо ожидаемого ужина?
– Вино, – Роланда села в кресло. – И какой повод для «пиршества»?
Ирма протянула ей кубок.
– Вообще-то, у нас годовщина.
Хоть кому-то нравилось помнить все эти дурацкие даты.
– Только не говори, какая точно по счету. Мне не нравится вспоминать о собственном возрасте.
– Я знаю, – ее любовница села в свободное кресло. У Ирмы их было два, единственный признак того, что хозяйка этих комнат не всегда одинока. Роланда за все эти годы второе так и не купила. Она даже не знала, почему. Не любила разжигать камин и коротать перед ним вечера? Предпочитала такое бессмысленное времяпрепровождение на чужой территории? Теперь-то чего переживать, такое энное количество годовщин спустя? Вот Ирма огонь любила, могла часами на него смотреть. Отсвет пламени делал ее глаза золотистыми, черты смягчались, и она молодела, будто наяву видела какой-то чудесный сон. – Мы должны расстаться.
Роланда сделала глоток вина, прежде чем до нее дошел смысл сказанного.
– Ты с ума сошла? К чему эти глупости?
– Правда… И к чему эти глупости? – Ирма вздохнула. – Определенно нужно с ними заканчивать. Совместный быт у нас отсутствует, делить нам, собственно, нечего, так что, полагаю, можно просто поставить точку. Ты иногда заходи выпить чаю... Если станет скучно.
Она все еще не могла поверить в происходящее. Разумная, рациональная Ирма не способна была на подобные фокусы. Скорее выкинуть что-то подобное могла бы она сама. К чему этот фарс после стольких лет? Они ведь не чужие друг другу и столько пережили… Все уже было – неуверенность, ревность, скандалы и взаимная усталость. Так отчего именно сейчас, когда в мире за пределами этой комнаты и так достаточно много дерьма, от которого даже в небе не укрыться, единственный человек, который имеет для нее значение, затеял эту игру в расставание?
– Я не понимаю…
– И не нужно. Тебя никогда не интересовали чужие проблемы. Не стоит сейчас изменять привычкам. Я так решила.
Она посмотрела на спокойное лицо Ирмы и ощутила почти физическую боль от того, что происходило что-то странное и страшное. На самом деле страшное… Это было хуже, чем война, которая проникла даже в эту школу, в их надежное убежище.
– Твои проблемы меня интересовали.
Как можно было думать иначе? Она же терзалась. Мучилась. Однажды Ирма уже посмела причинить ей боль. Роланда помнила, что худшее из ее чувств – ревность, но не избежала его.
***
– Северус, я получила новые книги. Тебе отложить, пока профессор Флитвик не утащил все к себе? Северус, ты пропустил ужин, и я взяла на себя смелость попросить эльфов отнести поднос тебе в кабинет. Надеюсь, ты не сердишься?
Минерва прыснула от смеха. Видимо, изображать свою любовницу у Роланды выходило хорошо, впрочем, собственное кривляние ее совсем не рассмешило:
– Ничто не выглядит так убого, как перезревшая кокетка.
Макгонагалл покачала головой.
– Ты сама себя слышишь? Ну что за глупая ревность? Он ей в сыновья годится.
– Годится, если бы Ирме вздумалось рожать в пятнадцать лет.
Минерва откровенно забавлялась.
– О, так ты уже даже все подсчитала. Может, и правда стоит побеспокоиться. Некоторым нравятся обтянутые кожей скелеты, которые вечно в дурном настроении и едва высовывают из подземелий свой выдающийся нос.
Роланда села в кресло.
– О, он высовывает, еще как! Правда, чаще после полуночи, когда студенты спят. У меня уже две недели нет нормального секса, потому что она, видите ли, до рассвета торчит в Запретной секции со своим драгоценным Северусом. Ах! Его ведь так интересует запрещенная литература... Лучше бы его интересовала личная гигиена и он хоть изредка мыл свои сальные патлы. Самоуверенный наглый щенок!
– Это потому, что он имел глупость переспорить тебя, когда речь шла о смещении веса игрока при выполнении нижнего броска?
Роланда фыркнула.
– Это все теории. Уверена, на практике этот носатый тип и на метле не удержится. При первой же возможности притворюсь смертельно больной, и пусть его заставят судить матч. Вот тогда и посмотрим, что у него самого со смещением веса.
– Ревнуешь…
Она гневно мотнула головой.
– Да было бы к кому! Он и ребенком был отвратителен, ты сама говорила, а сейчас этот тип уже просто невыносим. Не знаю, почему Альбус так ему верит. Он зациклился на этом Снейпе, словно самого Мерлина уговорил стать учителем. Во всем ему потакает, даже противно.
Минерва пожала плечами.
– Мне он тоже не очень нравится, но я доверяю мнению директора. На моей памяти, он никогда не ошибался в людях.
– И что нам теперь делать? Благоговеть в ожидании его первого промаха?
Макгонагалл покачала головой.
– Нет. Нам стоит не любить Снейпа, пока он не сумеет завоевать наше уважение хотя бы как коллега. А ты и на самом деле просто ревнуешь.
– Нет, он худой урод.
– Он мужчина.
Да, проблема была в том, что Снейп был мужчиной. Она словно снова переживала то чувство, которое испытала, потеряв Дори. Тогда Чарльз Поттер был ничем не лучше Роданды Хуч, он просто был мужчиной, а Ирма до встречи с ней определенно не страдала никакими отклонениями. Как все женщины, она хотела дом и семью, просто горе оставило на ее сердце трещины, и это позволило Роланде через них в него забраться. Но что если теперь она исцелилась? Кто стал причиной ее выздоровления? Может, дело вообще не в ней, а в этом самом Снейпе? По непонятным причинам он очаровал Ирму, еще будучи ребенком. Она словно упивалась общением с ним, радовалась любому его успеху, как особенно ценной рукописи с редким заклинанием. Нет, Роланда не склонна была обвинять подругу в педофилии, просто между нею и этим чертовым Снейпом еще тогда создалась какая-то связь, строившаяся на их общих интересах и схожести некоторых черт характера. А у них с Ирмой разве было что-то общее? Вся их похожесть начиналась и заканчивалась за прикроватным пологом. Они одинаково неистово отдавались страсти, ну вот, пожалуй, и все…
– Ты не поверишь! Мы сегодня раскопали фолиант времен Ульрика Ужасного. Он даже в каталог внесен не был…
Глаза Ирмы блестели, для трех часов утра она казалась фантастически бодрой и взволнованной.
– Заткнись и поцелуй меня, – Роланда не нашла иного способа бороться с обстоятельствами. То, что он был действенным, не мешало ей постоянно мучиться тревогой.
Снейп менялся. Если в начале первого учебного года он напоминал мрачную тень, которую можно было едва заметить взглядом в свете факелов, то к концу года он стал чаще появляться в Большом зале и часть свободного времени проводил в учительской или библиотеке. Ирму каждое его появление на людях радовало до неприличия. Нет, она по-прежнему была строгой и не слишком многословной, просто рядом с этим вечно хмурым человеком начинала светиться, излучая какое-то особое тепло. Их коллеги были людьми наблюдательными, и иногда, как все, кто давно лишен личной жизни, склонными посплетничать.
– Они неплохо смотрятся, несмотря на разницу в возрасте, – с видом заговорщика шептала декан Хаффлпаффа профессору Вектор. – Он, конечно, не красавец, да, но и она, если быть честной, – «серая мышка»… Но что уж тут. Выбор у нас не то чтобы разнообразен, а Ирма в последнее время просто расцвела, она постоянно улыбается.
– Но у нее любовь с Роландой….
– Ну, разве такая связь может длиться вечно? Ирма такая скромная, семейная женщина... Понятно, что в отсутствие достойного поклонника что только в голову не придет. Я никого не осуждаю, но посмотрите на нее, когда она рядом с этим молодым человеком. Разве за те годы, что мы ее знаем, она хоть раз казалась такой счастливой?
Роланда развернулась, чтобы уйти, пока сплетничающие у озера дамы ее не заметили. И что ей в голову пришло сделать круг поле тренировки? Может, потому, что в замке ее больше никто не ждал? Резкое движение привело к тому, что она ткнула древком зажатой в руке метлы в грудь директора Дамблдора, который, похоже, стоял за ее спиной на протяжении всего подслушанного разговора.
– Унизительно, – буркнула Роланда, чтобы хоть что-то сказать.
Директор сжал ее плечо.
– Вам не о чем беспокоиться. Слова ранят, но они не имеют ничего общего с фактами. Никого вы больше не потеряете.
Она огрызнулась.
– А я даже делить не хочу.
Альбус улыбнулся.
– Вот это уже проблема. Может, вам стоит просто поговорить с Ирмой, чтобы избавиться от всех сомнений?
Поговорить? С Ирмой? Как будто это было так просто. На самом деле куда сложнее, чем Роланде хотелось. Она могла что угодно обсудить с той же Минервой, даже теперь, когда ее лучшая подруга знала о тех вкусах Роланды, которые она не очень-то стремилась афишировать. Между ними ничего не изменилось. С Ирмой все было иначе. С Ирмой она спала, но, кажется, так и не научилась говорить, обсуждать что-то личное.
Отправлено: 31.08.08 12:20. Заголовок: *** – Почему утра в..
***
– Почему утра воскресений так священны? – они лежали в постели, когда ее любовница впервые посягнула на что-то личное. Вместе они были уже больше года, но у Роланды так и не появилось желания обсудить с ней свое прошлое, то особое место, что Джулиан Флинт все же ухитрился занять в ее сердце. Тем более, что все ее переживания на фоне того, что случилось с Ирмой, казались пустячными. Просто нелепая привычка ходить в Святого Мунго. Ведь та любовь, которая когда-то так сильно изменила ее собственные чувства, умрет вместе с одним из них. Потому что о человеке по имени Эшли вспоминать будет некому, а значит, прошлое раз и навсегда сдохнет. Иногда она почти хотела, чтобы Джулиан наконец умер, потом проклинала себя за такие мысли. Но разделить эту горечь с кем-то… Это только ее кубок с желчью, она его и в одиночестве как-нибудь допьет.
– Меня нет всего пару часов. На наших планах это не слишком отражается.
Такова ее правда – приемлемая и приспособленная к нарезке на куски, которые не жалко отдать кому-то.
– Я не о планах или упущенных возможностях. На мне сказывается твое недоверие.
– Это не потому, что я тебе не доверяю, просто у всех есть секреты.
– Хорошо.
Ирма больше никогда не задавала неудобных вопросов, так какое право имела Роланда лезть в ее жизнь, пытаясь понять, из-за чего она теперь так светится?
***
– Почему именно Греция?
А черт его знает, почему, она просто ткнула пальцем в карту.
– Солнце, море… Снимем дом на все лето. Я приглашу папу. Ты же хотела познакомиться с моим папой. Он, конечно, старенький, но будет рад провести со мной пару месяцев. Ты могла бы тоже кого-то пригласить. Нам, конечно, придется вести себя прилично, но я думаю, что при должной осторожности мы получим от этого отпуска массу удовольствия.
– Это несколько неожиданно, – призналась Ирма. – Мы раньше никогда не строили совместных планов на лето.
Роланда смутилась. Наверное, из-за того, что за все эти годы так и не сумела объясниться с отцом или принять свою любовницу как что-то за рамками школы. Но ведь это было взаимно. На лето они расставались почти легко, иногда казалось, что навсегда, но каждый новый сентябрь, первое разгневанное слово Ирмы, блеск ее глаз и воинственные веснушки все возвращали на круги своя. Она не могла не целовать эту женщину.
– Ну так можем начать. Ты согласна?
– Да. Только кого мне пригласить? Родственников у меня нет... Может, Северуса? Я уверена, ему понравится в Греции.
– Забудь! – гневно выкрикнула Роланда. – Мы никуда не едем.
– Забыла, – покладисто согласилась Ирма. Но, несмотря на то, что они через час оказались в одной постели, ситуация не перестала быть мучительной.
Роланда все же сняла дом. Сама не знала, зачем. Может, идея не искать приключений, а просто провести время с отцом оказалась заманчивой, стоило ее озвучить? Она скучала без Ирмы, впервые по-настоящему скучала. Смуглые гречанки не смогли отвлечь ее от мыслей о белой коже, что так легко покрывается крапинками веснушек, и упрямом подбородке, который уютно ложился ночами в чашечку ладони. Иногда тоска оживает, тянется красной нитью за горизонт, зовет…
Ирма почувствовала что-то и приехала, одна, без этого своего Снейпа. Только с нелепым клетчатым чемоданом, в котором была куча книг и всего три платья. Она сразу понравилась ее отцу. Понравилась настолько, что, застав их ночью целующимися на веранде, он лишь улыбнулся:
– Подозревал что-то подобное. Рад, что ты не одинока, дочка.
Потом он пытал Ирму, как инквизитор со стажем, мучил вопросами о том, как давно они вместе, что для них работа в школе, кажется ли им эта жизнь устроенной и полной? Терпеливы ли коллеги? Счастливы они или нет? Роланда никогда не понимала, насколько на самом деле важна для отца. Сама она не ответила бы ни на один из его вопросов, но у Ирмы это получилось. Вроде, она не лгала, но ее простые, не лишенные сомнений слова убедили старика в благополучии его дочери сильнее, чем самые выверенные и осторожные фразы.
– Ты береги ее, Роланда. Она тебя очень любит.
Красивые слова, прекрасный смысл. Вот только принять его не всегда возможно, да и не очень-то нужно. О любви ведь речи не шло. Роланда первая прекратила бы все это, имей оно хоть какое-то отношение к любви. А так… Хороший секс и надежные связи. Ирма была чертовски верной. Партнером. Любовницей, но, Мерлин, не любовью. Нет, не любовью. С любовью она завязала в тот момент, как осознала, что у нее плохо выходит быть жертвой.
Вместе с Ирмой она хоронила отца, который скончался в августе того года, словно не желая лишний раз обременять дочь даже своей смертью. Или наоборот, он наконец уверился в ее благополучии и ушел с миром? Глупые мысли. Они просто вернулись в школу, где снова в их жизни появился этот чертов Северус Снейп.
– Что у тебя с ним? – Роланда не помнила, почему не сдержалась. Вроде, вечер как вечер, и ничего нового, просто все те же сияющие глаза и извечные разговоры об этом мрачном типе. Когда они стали невыносимы?
– Прости? – Ирма удивилась.
– Я спрашиваю, какие отношения у вас со Снейпом? Ты же с него глаз не сводишь.
– Так заметно? – ну вот, она смутила свою любовницу. – Я кажусь навязчивой, да?
– Ты себя слышишь? – в тот момент она готова была ее придушить. – Ты влюблена в него?
– Я? В Северуса? – Ирма посмотрела на Роланду как на душевнобольную. – Если бы я его любила, то не оставалась бы с тобой.
– Кто знает… Может, ты ждешь пока он определится.
– В чем? Ты всерьез считаешь, что я могу так с тобой поступить? В таком случае мы совершенно не понимаем друг друга. Почему ты приписываешь мне подлость?
– Возможно, я ревную.
– Это не ревность, это глупо и оскорбительно.
– Но ты уделяешь Снейпу столько внимания… Что я должна думать?
– Что я хороший человек. Возможно, не совсем учитель, но Северус все же вырос у меня на глазах. Я знаю, как он думает, могу заметить чувства, которые он старается спрятать. Профессор Снейп пришел в школу в ужасном состоянии. Я не вправе раскрывать чужие секреты, скажу только, что Северус потерял очень близкого человека. Работа, очевидно, не принесла ему особой радости и облегчения. Такому неприветливому, по натуре замкнутому человеку сложно найти общий язык с коллегами, особенно если он сам когда-то был их учеником. Он предпочел изоляцию и одиночество, а не поиск понимания и одобрения, а я просто делаю все возможное, чтобы Хогвартс стал для него домом.
– Он неприятный тип. К чему такие усилия?
Ирма пожала плечами.
– А мне он всегда очень нравился. Северус – умный, смелый человек, просто он очень несчастный и одинокий.
– Как все.
– Нет, не так. У него совсем никого нет, понимаешь? У меня есть ты. У Минервы – куча родни, с которой она поддерживает связь, у Помоны – внуки, Филиус переписывается с многочисленными друзьями и проводит с ними много свободного времени, у Альбуса есть все мы, а вот Северус абсолютно один. Я не уверена, что мне удается быть ему другом, но я, по крайней мере, стараюсь. Мне жаль, что ты не чувствуешь, что у тебя есть я. Обидно… Но ты, конечно, не виновата в этом.
Роланда снова решила, что провинилась, но ведь даже тогда, после всех глупостей, что она наговорила, у Ирмы не возникло желания ее бросить! Она даже приняла ее своеобразные извинения. Нет, слова так и не прозвучали, просто мадам Хуч попыталась стать приветливой с Северусом Снейпом.
Не то чтобы с самого начала все пошло удачно, но через год она почти вымученно пришла к выводу, что он хороший собеседник и собутыльник. У них было одно на двоих своеобразное чувство юмора, Снейп хорошо разбирался в квиддиче и способен был перепить даже Минерву. Молодой профессор много внимания уделял команде своего факультета и интересовался ее успехами и неудачами. Под его чутким руководством слизеринцы стали практически непобедимы и каждый год получали кубок. Это не могло не вызывать у нее симпатию.
Конечно, друзьями они так и не стали, Снейп вообще ни с кем не заводил приятельских отношений, но, по крайней мере, из их общения исчезла неловкость. Роланда могла спокойно зайти в библиотеку после закрытия, и ее не нервировало, как близко друг к другу сидели двое людей, с жаром обсуждающие разложенный перед ними на столе фолиант. Ирма действительно светилась рядом со Снейпом от любви. Просто природу этого чувства Роланда, кажется, поняла. Только ее открытие… Им не хотелось делиться.
Это чувство было материнским. Они никогда подробно не обсуждали деторождение, но из намеков своей любовницы она поняла, что тот выкидыш лишил ее возможности иметь детей. Ирма упомянула об этом вскользь, когда Роланда в приступе очередного раскаянья за какой-то поступок сказала, что их роман лишает Пинс семьи и детей, а она ведь так любит детей! Ирма только пожала плечами и ответила, что ей всего-то и осталось лишь тратить свои чувства на чужих отпрысков. Вот она и тратила, но не на всех. Северус еще ребенком занял в ее сердце какое-то особое место, и сейчас она светилась от гордости, как мать, любимое чадо которой не устает поражать ее своим умом, и грустила, понимая, что «сын» уже не в том возрасте, когда его счастье всецело зависит от родительской ласки. Но она старалась, отдавала ему все свое внимание и любовь, даже осознавая тщетность собственных усилий. Просто любая улыбка и заинтересованный взгляд уже казались ей достаточной наградой за потраченные время и нежность.
Что ж, Роланда могла только порадоваться за нее. Пусть их мир был далек от совершенства, но Ирма даже в нем находила возможность получить то, что желала, жить полной жизнью, никогда не отказывая себе в праве на чувства.
– Интересовали мои проблемы? – Ирма повторила эти слова медленно, словно погружаясь в их смысл. – Нет, я так не думаю. Впрочем, к чему сейчас говорить об этом? Я не хочу выяснения отношений и взаимных упреков. Просто оставь меня, Роланда.
Она протянула руку и коснулась выбившейся из пучка седой пряди. Волосы Ирмы были достаточно светлыми, чтобы седина не бросалась в глаза, а казалась запутавшимися в паутине снежинками.
– Не могу... Не могу оставить.
Ну вот, стоило сказать – и осознание этого факта все как-то упростило. Оказывается, не отказ от любви делал их отношения такими надежными. Просто преданная и терпеливая Ирма всегда, вопреки всему, была рядом. Она легко прощала мимолетные измены, приступы дурного настроения, жестокость слов, случайную или намеренную, не оттого, что ей было все равно… Не пряталась она, в отличие от самой Роланды, за ровным биением своего сердца, не пьянил ее взгляд сверху, не нравилось ей бежать от себя куда-то в небо. Ирма просто любила, все эти годы она ее преданно любила и жалела. Понимала, сколько боли Роланде пришлось пережить, и делала все возможное, чтобы защитить свою любимую от новых потерь и разочарований. Черт! В этом скверном мире ей встретилась чудесная маленькая женщина, именно такая, о которой она всегда мечтала – сильная и честная – ее вторая половина. И не так уж несправедлив по отношению к Роланде был Создатель, наверно, стоило пережить всю эту череду потерь и поражений, чтобы получить такую награду! Так какого черта она сопротивлялась все эти годы самым простым словам?
– Я люблю тебя, Ирма, – пальцы убрали посеребренный локон за маленькое ушко. – Слышишь, очень давно и очень сильно люблю… Ну услышь меня. Пожалуйста.
– Жестоко. Говорить об этом сейчас жестоко.
Она видела, как дрогнули перепачканные чернилами пальцы, и не удержалась, слишком противоречили они равнодушию, написанному на лице.
Роланда встала, отшвырнув в сторону кубок с вином, и опустилась на пол, обняв колени Ирмы, прижалась щекой к шерстяной колючей ткани ее платья.
– Прости… Я должна была каждый час быть рядом, должна была разделить с тобой всю эту боль, а я только била тебя за то, что кто-то, кроме меня, так дорог твоему сердцу. Это было по-настоящему жестоко. Нужно было плюнуть на то, что подумают остальные, им я никогда не была нужна так, как тебе. Прости… Последний раз. Я прошу… Знаю, ты устала от меня, я заслужила это. Прости, тебе больше не придется переживать. Когда-то я клялась, что не обижу тебя, Ирма… Можно мне хоть сейчас сдержать слово?
Роланда понимала, что заслуживает изгнания. Сейчас понимала, оценивая свое поведение как предательство. Но как же ей хотелось хотя бы еще один раз заслужить отпущение грехов! Если Ирма простит, она сможет, все навсегда изменит, вспомнит о нежности и заботе, вернет себе способность сострадать и без страха вверит свою судьбу в эти теплые маленькие ручки. Но как заслужить прощение, если она поступила ужасно? Позволила своей возлюбленной поседеть от горя… Не стала опорой, когда единственный раз в жизни Ирма так отчаянно нуждалась в ней.
***
– Как ты можешь не верить? Минерва в точности пересказала всем нам слова Гарри. Он убил его и сбежал.
– Я не сказала, что не верю Гарри Поттеру, – Ирма сидела за своим столом, бледная, как сама смерть, но ее губы были упрямо сжаты. – Я сказала, что мы не знаем, почему он так поступил.
– Почему? – Роланда пребывала в гневе. – Ты понимаешь, что говоришь? Он убил Альбуса! Хоть одна причина может такое оправдать? Тебе нужно знать, почему? По приказу своего хозяина. Когда я думаю о том, сколько лет этот ублюдок всех нас водил за нос…
– Не называй его так… – Ирма нахмурилась.
– А как мне его называть? – Роланда никак не могла справиться с бешенством. – Подонок, мерзавец, скотина, тварь… Выбирай любое слово, я не против.
– Не буду, – Ирма встала и подошла к окну, словно стремилась что-то разглядеть в предрассветной мгле. – Где он теперь может быть? Я даже представить не в силах, как ему больно и плохо…
– Ты в своем уме? Снейп – убийца! Да он сейчас, наверное, празднует в компании своих дружков-Пожирателей. Мне за тебя стыдно. Впервые по-настоящему стыдно. Знаешь, не ходи на похороны Дамблдора, если все, о чем ты можешь думать, – это о душевных ранах его убийцы.
Она хлопнула дверью, ей было плевать, что там Ирма в силу своей глупости переживала, главное – что она все же пришла попрощаться с Альбусом и больше не заговаривала с Роландой о Снейпе. Она просто тихо покидала комнату, стоило ей или еще кому-то резко высказаться на его счет. В то лето все учителя оставались в школе, судьба которой не могла их не волновать. Роланда всецело встала на сторону Минервы, она ездила с ней в министерство, дергала за ниточки еще сохранившихся у нее связей, пытаясь добиться скорейшего утверждения Макгонагалл на пост директора. Чем была занята Ирма, ее не очень волновало. Вечером они встречались в спальне, привычно обменивались ласками, и этого было достаточно, чтобы прийти к выводу, что все нормально. Пока раздосадованный Флитвик однажды не заметил во всеуслышание:
– Я не понимаю мадам Пинс. Минерва приказала Филчу выбросить все то дерьмо, что осталось после побега Снейпа, так Ирма на него чуть не набросилась с проклятьями. Так запугала нашего завхоза, что тот позволил ей забрать все вещи этого негодяя. Я знаю, что они дружили, но Ирма должна понимать, что этот человек больше не заслуживает ни уважения, ни симпатии. Филч грозился уволиться, никто из преподавателей раньше не угрожал ему магией. Такое откровенное пренебрежение…
– Что ты творишь? Хочешь, чтобы тебя все возненавидели? – она впервые кричала на Ирму. Раньше они обходились в спорах лишь колкостями, до откровенного скандала не доходило.
– Не хочу.
– Тогда, ради Мерлина, перестань вести себя как идиотка! Дались тебе пробирки и тряпки этого подонка. Не ты ли сто раз говорила, что этот замок – наш дом? Зачем же тогда все портишь? Хочешь, чтобы друзья отвернулись от тебя? А обо мне ты подумала?
– Подумала. Я стараюсь не высказывать свое мнение ради тебя. Я не вступаю ни с кем в споры. Не говорю того, что на самом деле думаю о Северусе, не потому, что мне не хочется о нем говорить, а потому, что тебе это будет неприятно. Я стараюсь, Роланда, но этот замок – не только наш дом, он и его дом тоже. Никто не вправе жечь его вещи, словно он прокаженный.
– Снейп – убийца! Пойми ты, наконец… Так нельзя!
– Что нельзя? Даже после казни родным выдают личные вещи осужденного, а он еще не мертв.
– Ты ему никто! Ты не его мать! Мы пара, и у нас нет и не может быть детей. Он не станет думать о тебе или переживать.
Ирма кивнула.
– Я все знаю. Пусть так… Он не мой сын, и никогда им не был. Не думаю, что я вызываю у Северуса какие-то теплые чувства, но ведь его отношение не меняет того факта, что он дорог мне? Убийца… Убийца… Убийца… А я помню, как мальчиком он лез на высокие лестницы, потому что знал, что я боюсь высоты. Как чертил сложные схемы, пытаясь доказать, что перемещения лестниц в замке последовательны, и мне не нужно опасаться упасть, достаточно просто помнить, с какой периодичностью они меняются местами. Я помню, как он немел от боли из-за того, что его сердце было разбито девочкой, в которой он видел воплощение всех своих надежд. Все дети разошлись, а я сидела за столом, не тревожа его почти до самого рассвета, потому что знала: ему очень плохо и больше некуда с этой болью пойти. Я помню, как он закрыл меня собой на том матче. Помню, что когда по обычаю все выпускники дарили своим любимым учителям что-то на память – цветы или какой-то маленький сувенир, – он принес мне все свои учебники, потому что знал, что есть дети, которым хочется учиться, несмотря на отсутствие самых элементарных вещей. Я плакала над этими потрепанными книжками, как дура, не потому, что он был такой замечательный, искалеченный, но все еще сильный ребенок. Он отдал их мне, отрицая свое право на счастье. Не из амбиций, что достаточно умен, чтобы купить своим детям новые книги, Северус тогда просто знал, что не будет у него никаких детей. Я плакала от ужаса. Когда он вернулся в этот замок, который всегда был к нему неприветлив и жесток, мне хотелось смеяться от счастья. Он ведь был жив, продолжал жить, даже будучи смертельно раненым. Как я была рада, Роланда! Как надеялась, что он не отнимет у меня право чертить схемы будущего, желание защищать его по мере сил. Ты не видела, как больно ему было, не молчала до рассвета, просто не напоминая о своем присутствии, когда он садился за тот самый стол и рвал на клочки свое сердце снова и снова. Почему же я должна считать его злом? Ради тебя я могу молчать. Но я не в состоянии запретить себе помнить все то хорошее, что связано у меня с этим человеком. Я не могу его спасти, никогда не могла, но я имею право хранить память о нем и его вещи, возможно, надеясь, что однажды он придет за ними. Нет, я ему не мать, увы… Да, увы, Роланда, потому что даже сейчас я не отреклась бы от такого сына.
– Ты идиотка… – от фактов нельзя отворачиваться. – Если ты все еще хочешь быть со мной, я не желаю слышать о Снейпе.
– Пусть так, – Ирма кивнула.
– Я или он?
– Ты. Это очевидно. Всегда только ты… Я же молчала и продолжаю молчать.
– Ладно.
Потом она просто не хотела ничего замечать. Ни того, как жадно ее подруга просматривает лживые заголовки газет, ни того, как она светится от счастья, вопреки всеобщему негодованию.
– Снейп – директор? Я завтра уволюсь!
– Филиус, именно этого от нас и ждут. Мы должны остаться, ради детей и в память об Альбусе. Он бы презирал нас за побег. Мы должны…
– Но, Минерва!
– Я никого не стану принуждать, но прошу, мои дорогие коллеги, давайте вынесем это испытание. Мы обязаны дать детям образование и защищать их по мере сил. Снейп ведь вернется не один. Подумайте о том, сколько таких же «учителей», как Кэрроу, с радостью заменят нас. Так что прошу – никаких провокаций или мести. Увольнение любого из вас станет для школы настоящей трагедией. Приложим все усилия, чтобы ее сохранить, как бы противно нам ни было…
– Не всем нам, – буркнула себе под нос Помона. – Некоторые просто не скрывают своей радости.
Роланда понимала, что все обернулись к Ирме. Та притворилась глухой, уткнувшись носом в книгу. Она осознавала, что это делается ради нее, но все равно злилась.
– Могла бы хоть раз возразить! Сказать, что понимаешь чувства людей, которые являются твоими друзьями.
– Не могла, – они лежали рядом, ее любовница отвернулась к стене после этих слов. – О лжи мы не договаривались. Я обещала молчать – и я молчу.
Ну что ей стоило понять боль самого близкого человека, а не прятаться от нее в небе? Осознать, насколько Ирме плохо, увидеть, что она стареет по часам, просто не в состоянии поделить свое сердце. Чувства ее любимой были слишком разными, несопоставимыми. Ее измучила тревога за человека, который был ей бесконечно дорог, но она постоянно прятала горечь, в попытке уважать мнение Роланды. Снейп был ей менее дорог. Им она пренебрегала, испытывая отвращение к себе. Ради покоя и комфорта той, что была ей дорога.
Но хватило и мелочи… Крохотного противоречия. Ирму начали презирать за то, что она не всегда была в состоянии справиться со своим сердцем. Мадам Пинс сносила без возражений упреки и издевки коллег. Она не приближалась к Северусу Снейпу слишком близко, не пыталась снова вернуть его в свою жизнь, просто ей не удавалось до конца спрятать радость, что ее мальчик снова дома, и утаить искреннюю тревогу за его судьбу. С насмешками и одиночеством она справлялась намного лучше. Ирму, казалось, совсем не мучила та изоляция, которой ее подвергли. Не беспокоил холод и разочарование друзей, угнетали лишь обиды Роланды. Но она сносила все безропотно. Ни разу не пожаловалась на то, как тяжело ей в полном одиночестве стараться сохранить и свое право на близость, которая не приносит счастья, и на сердце, переполненное материнской нежностью и тревогой. Почему Роланда не понимала раньше, как сильно ее мучает? Никто не должен выбирать между любовью и ребенком, которого однажды назвал своим. Мать простит сыну любой грех? Нет, Ирма просто всем сердцем верила, что ее «ребенок» чист. У нее, кажется, были на то причины.
– Не надо, мадам Пинс… Ирма, – Северус Снейп порывисто прижал ладонь женщины, что никогда от него не отрекалась, к губам. Он сделал это с таким чувством, что Роланда замерла в дверях, не в силах обнаружить свое присутствие. – Не страдайте ради меня. Так нужно. Мне так проще. Я прошу у вас ненависти.
– Не проси, я не смогу. Не хочешь объясниться со мной, так я и не требую правды, Северус, даже искать ее не хочу. Ты можешь совершать ужасные поступки, ты можешь и впредь всем своим поведением заставлять меня ненавидеть себя, но я все равно не сумею. Прими это и не сожалей о моем поведении. Оно не настолько искреннее, как мне бы хотелось. Я слабый человек, я спасаю себя и собственные чувства вопреки совести. Мне недостает сил сказать им всем, что я в тебя безоговорочно верю и не стыжусь этого.
Она в свою очередь прижала к губам его худую ладонь с узловатыми пальцами, но Снейп отдернул руку, словно этот поцелуй его обжег.
– Я прошу. Ради меня, Ирма… Пожалуйста, станьте самым яростным из моих врагов. Это моя единственная просьба. Последняя.
– Моя преданность так тебя отравляет?
– Я не могу себе ее позволить. Не мучайте меня. Не отравляйте своим доверием. Просто отпустите. Вам не хватает фактов для злости? Не сомневайтесь, все они истинны. Я не стою…
Ирма покачала головой.
– Только ты и стоишь, мой мальчик, я всегда знала… Всегда… Твои чувства прекрасны, я рада, что хоть толику их заслужила. Ни один человек никогда не просил меня о ненависти, не жертвовал своим единственным другом ради того, чтобы вернуть ему покой и уважение окружающих. Ты меня прости… Я всегда жила почти честно. Почти… Ради своих чувств я тебя каждый день предаю. Но мне не забыть о своем доверии, а лицедей я плохой. Можно, я пока всегда буду рядом? Не лишай меня такого права, хоть я его и не заслуживаю.
– Ирма… Не надо вам себя винить, – Снейп выглядел хмурым. – Вы мне ничего не должны… И никогда не были.
– Но я хочу! Всегда хотела. Ты – единственный человек, которому я бесконечно верю. Не приди ты сегодня, не попроси меня отречься от тебя… Я бы однажды, наверное, утратила веру в людей. Во мне ее не так уж много осталось… Спасибо тебе. Спасибо... – она снова сжала ладонь Снейпа, комкая, до боли, наверное, как тогда на матче, но этот замкнутый неврастеник снова повел себя чудесно – не поморщился и не сбежал. – Я стану притворяться, я приложу все усилия, чтобы не огорчать тебя. Но ты пришел. Они все равно никогда не поверят… А мне хватит того, что я просто знаю – ты вырос замечательным человеком.
– Нет. Вы ошибаетесь.
– Не в этом.
Роланда тогда ушла. Она не верила Снейпу, ей казалось, что он использовал Ирму, даже если она так и не поняла, как именно. Но то, почему ее подруга остывала, то, насколько мерзла, кутаясь в шаль, – не вина этого чертова Снейпа. Это ее злые слова на его счет… Она мучила Ирму, заставляла воевать с собственными убеждениями. Ну что ей стоило не думать о себе? Почему с таким равнодушием она взирала, как гаснет ее любимая спичка, обугливается по-настоящему золотое сердце? Нет, Роланда не понимала чужую боль до этого вечера. Ирма решила уйти от нее. Не от Снейпа, потому что он был надежнее и честнее. Он думал об Ирме, берег ее счастье, а Роланда – только мучила. Даже такая скотина и ублюдок, как этот убийца, был благодарен за годы тепла… Но ведь его просто грели, а ее все это время любили, так кто из них плохой человек?
– Ты можешь верить в него и не прятать больше свои чувства. Я все равно хочу быть с тобой. Мне плевать, с кем это меня поссорит, правда, плевать…. Ты только не уходи. Моя единственная… Моя настоящая любовь. Я умру, но заслужу тебя снова.
Ирма коснулась ее волос, жестких, как щетка.
– Я знаю. Поэтому уходи. Умереть легко, говорить о смерти – еще легче. Я боюсь за Северуса, боюсь, что мой мальчик умрет… Все время боюсь, хотя знаю, что это я еще в состоянии пережить. Что может быть хуже? Этот твой взгляд сверху. Я не небо, мне нечем тебя прельстить. Ты… Ты отчаянная и всегда подчеркиваешь, что одинокая. Ты не останешься вне этой войны, как и Северус. С ним нас ничего толком не связывает. Я принимаю его равнодушие, то, что мне не удержать его от безумств. С этим сложно смириться, но я его понимаю, мы не родные друг другу. Не любимые, не друзья и даже не любовники, о нем я просто беспокоюсь до безумия, но без Северуса мое сердце биться не перестанет. А ты… Ты ради меня жить или выживать не станешь. Никого из вас я не привязала к себе. Но черт с ним, с Северусом… Тебя я чем обидела? Когда, как? Мне не победить прошлое, я ничего не знаю о будущем. Просто уходи. Не убивай меня, Роланда. Твои слова о любви – пустые и жестокие. Любовь обязывает жить. Ты не готова к таким обязательствам. Устав от меня, ты всегда взмываешь куда-то в небо. Оттуда я не кажусь тебе значимой. Я часть земли, жизни, от которой ты бежишь…
Она взяла в ладони это драгоценное лицо.
– Я люблю тебя, Ирма, – Роланда плакала, впервые за много лет. – Спасибо тебе. За каждый день и час, за то, что ты столько времени ждала этих слов. Они не жестокие, больше не будут такими, ты просто поверь мне. Скажи, что веришь.
– Роланда… – она знала, что прощена. Это иногда хорошо – просто оказаться на земле, если рядом человек, которого ты не в состоянии отпустить. Любимый, важный, твоя надежда, заблудившееся счастье. Вроде, оно давно обретено, а порою даже кажется, что всегда было. Просто сверху это счастье сложно было рассмотреть. Небо… Да что небо, если твое сокровище на земле? Глупо бежать от старости, еще глупее – от надежды, но есть кое-что совсем идиотское – всю жизнь прятаться от любви.
– Не оставлю, – она встала и, сжав в ладонях лицо Ирмы, начала целовать каждую морщинку. – Не покину, только ты тоже мне скажи…
– Лю…
Противореча самой себе, она накрыла рот своей единственной, своей бесценной женщины поцелуем.
– Нет. Давай потом. Ты мне это скажешь потом. Через год, два… Потом… После войны. Когда я докажу тебе, что способна беречь себя, как часть твоего сердца. Когда мы освободимся от этого замка, и наш дом будет там, где мы. Потому что ты и я будем слишком счастливы для этого места. Верь мне, Ирма. Я не смотрю из-под облаков, я тут, навсегда рядом. Глаза в глаза… Ты была права. Ни черта сверху не видно. Я столько не рассмотрела… Но ты же мне поможешь наверстать все это время, правда? Поверишь? Останешься?
Она почувствовала ответ «Да» прикосновением губ к ладони. Эта вера была не из тех, что невозможно не оправдать. Ее жизнь… Ее Ирма… Она самая любимая и любящая. Вместе они все переживут. Они уже столько всего на самом деле пережили, а значит, справятся, главное им – быть вместе. Роланда Хуч впервые признала, что свое счастье давно сжимает в объятьях, и, наверное, впервые порадовалась тому, как Мерлин распорядился ее судьбой. Никакие сложности не могли сравниться с тем счастьем, что столько лет у нее была Ирма.
– Только глаза в глаза, – повторила она. – Как же хорошо тут с тобою. Хорошо.
Роскошное произведение! Настоящая История Людей, История Чувств. Особенно запали в душу "ваши" Хуч, Пинс, Дениза Багсли, Снейп и... Дамблдор (о нём здесь пара слов, но в них выражено столькооооо!). Извините, что не могу полностью выразить всего восхищения. Во время прочтения испытала такую бурю чувств, что чувствую себя выжатой, как лимон.
Отправлено: 18.09.08 09:28. Заголовок: ой... только что заш..
ой... только что зашла на страничку... а тут такое счастье! в принципе, мне уже достаточно имени автора, чтобы написать отзыв)))) но я же не могу отказать себе в удовольствии прочитать наконец-то текст с таким пейрингом!!! так что с отзывом выернусь завтра... а счас потащила читать в тихий уголок))) огромное спасибо, что взялись за замену!!!
Отправлено: 19.09.08 01:08. Заголовок: Вот ведь мелодрамма ..
Вот ведь мелодрамма Мне очень понравилось самое начало. Там где Минерва потрясающая просто и Пинс тоже - вот он огонь и секс. Описания дышат, завораживают, волнуют - это я как большой поклонник воспевания женской красоты говорю Но вот история Хуч, весь экскурс в прошлое с ее влюбленностями показался сухим и лишним. Местами слишком похоже на пересказ, да и не совсем понятно к чему (а кроме того, на его фоне проигрывает финал по объему и насыщенностью событиями). Показать, что Хуч обжигалась или что любит только себя? Про Пинс подробной истории прошлого не рассказано, а персонаж не смотрится плоским или менее ярким, чем Хуч, даже если не рассматривать истории со взрослым Снейпом. Конец душещипательный - не отнять )
Отправлено: 19.09.08 08:29. Заголовок: вернулась с готовым ..
вернулась с готовым мнением) очень понравилась игра с новыми персонажами, носящими знакомые фамилии) - отдельное спасибо за Флинта... хотя сама история - эпизод мыльной оперы. но вот эта деталь про то, как часто маги кончают жизнь самоубийством зацепила... история осознания сексуальности Хуч очень типична. в плюсах - по мне, так вам удалось передать, что называется, "дух времени" и для фемслеша это явный прогресс. а еще окончательно убедилась, что ваша муза - Снейп... когда в тексте появляется он, история оживает и привлекает своей эмоциональностью. а вот Хуч... совершенно не такая, как я ее себе представляла. но это, пожалуй, к лучшему) спасибо
Отправлено: 21.09.08 10:35. Заголовок: Ludowig Все претен..
Ludowig
Все претензии я принимаю. Потому что в них нет ничего что не было бы похоже на правду )
Паранойя Либестуд
Я рада что хоть что-то понравилось ))) На самом деле одно я поняла точно, это первый и последний фэм. Видимо все же не моя тема совершенно. Тем более что муз у меня несколько не свежий . С душком уже муз.
Все даты в формате GMT
3 час. Хитов сегодня: 4
Права: смайлы да, картинки да, шрифты да, голосования нет
аватары да, автозамена ссылок вкл, премодерация откл, правка нет
Но вот история Хуч, весь экскурс в прошлое с ее влюбленностями показался сухим и лишним. Местами слишком похоже на пересказ, да и не совсем понятно к чему (а кроме того, на его фоне проигрывает финал по объему и насыщенностью событиями). Показать, что Хуч обжигалась или что любит только себя? Про Пинс подробной истории прошлого не рассказано, а персонаж не смотрится плоским или менее ярким, чем Хуч, даже если не рассматривать истории со взрослым Снейпом. 
Прекрасны! Восхищен 
. С душком уже муз. 
- участник сейчас на форуме
