ДОРОГИЕ ДРУЗЬЯ! ФОРУМ ОТКРЫТ ТОЛЬКО ДЛЯ СОВЕРШЕННОЛЕТНИХ ЗАРЕГИСТРИРОВАННЫХ ПОЛЬЗОВАТЕЛЕЙ.
Чтобы зарегистрироваться, внимательно прочтите инструкцию в этой теме.
Если вы уже зарегистрированы, то получить доступ к закрытым разделам можно в этой теме.
Название: Фенрир Автор: Цыца Пейринг: Северус Снейп/Фенрир Грейбек Рейтинг: NC-17 Жанр: роман-воспоминание в трех частях. POV Снейпа. Дисклеймер: всё принадлежит Роулинг Примечание: фик написан на фикатон Снарри-сайта для Мильвы по заданию: редкий пейринг, Снейп снизу. Без МПРЕГа и розовых тапочек.
- Что-то ты не орешь, парень, - Фенрир хохотнул, и я понял, что уже очень давно не видел его смеющимся. О, очень давно – и это секс со мной доставляет ему такое удовольствие, что он не может сдержаться? Интересно, а у него уже… Краснею! - Фенрир, а у тебя стоит? - Ты бы видел. Я попытался оглянуться, но бесполезно, я вижу только нижнюю сторону столешницы, обклеенную кусочками жевательного табака. - Лежи смирно, - проворчал Фенрир, - сейчас ты его почувствуешь. - Скажи мне, - я задышал часто-часто, - скажи мне, что ты чувствуешь. - О, - Фенрир задумался, - он не помещается у меня в штанах. Думаю, тебе бы понравилось, маленький ты извращенец. - Я… О! – к первому пальцу прибавился второй и стал медленно продвигаться внутрь меня, к этой самой заветной точке, и я, не удержавшись, стал слегка покачиваться вперед-назад, чтобы палец этот прошел поглубже, - а… а теперь? - Хм. Скажу тебе так, парень: будь ты на моем месте, ты бы уже раз пять кончил, - я снова подался назад, и Фенрир наградил меня увесистым шлепком по заднице, - тебе повезло, что я такой терпеливый. Другой бы на моем месте уделал бы тут всё, увидев такую роскошную задницу. - Ммм, - я застонал, глубже насаживаясь на два его пальца и отчаянно желая, чтобы к ним присоединился третий, - не знал, что ты способен на комплименты. - Я не знаю, что такое коплюменты, - Фенрир со свистом выдохнул воздух и резко вынул оба пальца; я протестующе замычал, - но сейчас я тебе такое устрою, паршивец ты эдакий… И не жалуйся, сам же сделал его такого размера. А потом… Я готов уже был кончить, когда его влажный, твердый член коснулся колечка моего ануса – честное слово, я думал, что меня разорвет. Мне хватило бы только дотронуться до собственного члена, но я не позволил себе сделать этого. Слишком рано. Но когда Фенрир начал… толкаться в меня, как только он это начал, я понял, что как бы он меня ни растягивал, он всё равно в меня не войдет, это слишком много. Вероятно, он понял это тоже, поэтому, резко выдохнув, отстранился. - Я просто порву тебя, приятель, - пробормотал он, - не получится. - Получится, - я не знал, откуда у меня взялась такая уверенность, - ну же, давай. Сивый затих на мгновение, а потом спросил неуверенно: - Уверен? - Абсолютно, - что угодно, только бы заполнить… - не думай обо мне. Давай. - Это будет резко, - предупредил Фенрир, - и быстро. Иначе я не стану с тобой возиться. - Пожалуйста, - я заелозил на деревянной столешнице; кровь приливала к голове, и у меня замерзли ноги, - пожалуйста… Когда он сделал это… Это был взрыв, вспышка, это было нечто неописуемое – и это правда было… Так быстро. Так резко – и грубо – и больно – о, дико больно – о, черт тебя подери… В тот момент, когда он прорвался в меня до упора, до конца, произошло сразу несколько действий. Во-первых, его зубы сомкнулись на моем плече так, что кровь брызнула вниз, на каменный пол. Я заорал, хотя я, конечно заорал бы в любом случае, но только потом я понял, зачем он это сделал. Я отвлекся от самого процесса и позабыл о той, главной боли, он дал мне передышку, а боль вернется потом, через несколько минут. А ещё я кончил, бурно и, конечно, преждевременно, я кончил от одной мысли о том, что Фенрир во мне, так глубоко во мне, и что я чувствую его возбуждение, и что – уже спустя несколько секунд – я почувствую, как он кончает в меня, как мокро и влажно там, внутри, и как мне от этого хорошо. Его ногти вонзились мне в бока, и он неожиданно прикоснулся ко мне там, где мгновение назад были его зубы и быстро, по-звериному, зализал укус. Мы распластались на этой чертовой стойке – я, повиснув, как сушеная селедка, и Фенрир, сверху. Это, наверное, выглядело ужасно глупо и совсем не возбуждающе, но знали бы вы, как это ощущалось! Прекрасно. Фантастически. О, феерия! Я повешусь, если не заставлю его сделать это снова. Только в другой раз лицом к лицу. Я хочу смотреть ему в глаза. Я хочу прикоснуться к его губам. Я хочу, чтобы мою кожу царапала его седеющая щетина. Я хочу видеть его член, черт подери, я хочу знать, расширяются ли его зрачки, когда он кончает. Я хочу знать, не срывается ли какое-нибудь слово с его упрямых губ в момент экстаза, не зовет ли он меня по имени.
***
Если задуматься, то поймешь, что это вот годы – длинные, запоминающиеся годы – годы между падением Темного Лорда и поступлением Гарри Поттера в школу – вполне можно назвать лучшими годами моей жизни. Как ни крути, а эти одиннадцать лет были и остаются, пожалуй, самым радостным, самым светлым из всего, что мне довелось испытать. После того, как по всей стране разнеслась весть о чудесном младенце, уничтожившем Темного Лорда, а Люциус Малфой, бледнея и запинаясь, подтвердил эти новости, сделка Фенрира с Пожирателями прекратилась.
Мы услышали об этом счастье в одно прекрасное утро первого ноября, когда аж из нашей дыры были видны отблески ночных салютов. И понеслось – совы, газеты, письма, совы… Мне казалось тогда, что я просто не встану с постели. Во-первых, потому, что этот момент – точка преломления, начало новой жизни – хотелось удержать в руках, растянуть как можно больше, навсегда запечатлеть его в памяти. Ну, а вторая причина была куда менее романтичной – моя задница все ещё была для Грейбека слишком тесной! Но – видит бог – мы были счастливы. И хотя Фенрир сокрушался по поводу своих младенцев, на самом-то деле, нам обоим было плевать на всё это, потому что мы совершенно бессовестно наслаждались счастьем, которое казалось нам тогда бесконечным, а на самом-то деле было мимолетным.
- Дамблдор спрашивал меня, где это я провожу каникулы, - усмехнулся я, кудесничая над завтраком, - очень интересовался. - Правда? – Фенрир, сонный и растрепанный, вошел в кухню, - мерзкий старикашка, назойливый, а? Нет? - Он хотел пригласить меня на море с Минервой. Думает, я возбужусь, увидев её в полосатом бикини. Фенрир смерил меня внимательным взглядом и выхватил у меня сковородку. - Ты становишься порядочной язвой, приятель, - заметил он, - раньше был просто замкнутый, а теперь ещё и сарказм прет из задницы. - Почему из задницы? – удивился я. - Потому что ты этим местом и думаешь в последнее время, - буркнул Фенрир, - и ещё тем, что спереди. Так ведь? - Ладно, - я ухмыльнулся и прижался к его спине, так, чтобы он почувствовал точно, каким местом я думаю, - а ты становишься по-стариковски проницательным. И откуда, скажи мне на милость, прет эта мудрость? – как раз в этот момент я попал точно в то-самое-место, скрытое пижамными штанами, и Фенрир, охнув, чуть не выронил чайник. - А если бы я тебя кипятком облил, а, парень? Ещё скажи спасибо, что у меня такая реакция. - Точно, стареешь, - я мерзко хихикнул, - а если, а если… Раньше тебя не беспокоило, что на меня упадет с крыши бревно. - А ну-ка прекрати, - он резко обернулся и упер руки в бока, - нам нужно сделать этот хренов завтрак, меня совсем не возбуждают твои торчащие кости, Снейп. Он с деловитым видом принялся колдовать над яичницей, оставив меня глупо улыбаться в его широкую спину. - Вот и говорю. Раньше ты не был таким… предусмотрительным. Раньше тебе всё было на авось. - Ах так, - я увидел, как он напрягся. - Именно, - я выдал в его спину свою отработанную «преподскую» улыбочку – очень мерзко, сказать вам по правде. Фенрир резко обернулся и, молниеносно обхватив меня поперек туловища, с грохотом опрокинул на обеденный стол. - Тогда ты будешь моим завтраком. - Согласен.
Кажется, мы и вправду оба изменились за эти годы беспросветного счастья. Секрет, наверное, был в том, что нас связывал не только голый секс, не только желание. Не только страсть. За всем этим стояла дружба, настоящая, крепкая дружба, которой я научился дорожить больше всего на свете. Ну и, разумеется, некоторое соглашения. Фенрир обязался не рисковать и не встречать меня в городе или школе. Я же никогда не опаздывал, приходя к нему после занятий. Конечно, директор быстро узнал о существовании общины, и обещал не выдавать ни меня, ни его. А ученики пускали слухи о тайнах моих подземелий, пыточных камер да запертых в шкафу девственницах, хотя я-то почти и не жил там.
- Я привык к тебе, - сказал Фенрир как-то, - так собака привыкает к своей миске и будке. Мир мой – ты, понимаешь? Он сидел, уставший от ласк, я не давал ему заснуть. Слишком много работы: шла вторая и главная перепись населения в общине, и Фенрир должен был заверить каждый листок. Мы должны уложиться к Рождеству. - Это… приятно, - я улыбнулся и неуверенно покосился на кипу бумаги, - работай давай. - Слушай, - Фенрир полностью проигнорировал моё замечание, - слушай, а почему ты никогда не рассказываешь мне о своей работе, а? Что там у тебя происходит в Хогвартсе? - Ммм? – я удивился, с трудом оторвал голову от подушки, - да ничего особенного. Про что тебе рассказать? - Э, парень, - Фенрир усмехнулся, - знаю я, что значит это ваше «ничего особенного». Небось, милуешься там с какой-нибудь шестикурсницей, а? Северус? Я рассмеялся себе под нос. Да мои шестикурсницы мечтают сделать из меня подушечку для иголок. - Экий ревнивец. - Нет, а правда. А, может, студентик какой, смазливенький? - Фенрир… - Всякие там взгляды да подмигивания, а? Всякие там розы-мимозы? А, Северус? - Фенрир.
- Да ладно, не таи, парень. Что у тебя с Филиусом Флитвиком?! - Иди сюда. Он поднимается и на мгновения я вижу его силуэт в лучах поднимающегося солнца – четко очерченное пятно, гладкое, гуашевое. Я стараюсь запомнить этот образ на всю жизнь.
…А потом пришел Поттер и принес с собой беду. Бред это всё про леса Албании да бесплотные духи. Меня мало интересовало, в каком именно обличье будет жить Тот-кого-нельзя-называть. Потому что я знал точно: у меня есть ещё несколько лет до большой войны, есть время привести в порядок свою жизнь. У Фенрира же времени не было. Как только по стране пошли слухи о возвращении Темного Лорда, Люциус, собиравший его приспешников, потребовал возобновления сделки, и Фенрир, соскучившись от спокойной жизни, с большой охотой согласился. И как только в общине стали появляться незнакомцы в масках и мантиях, как только мэр, великий и ужасный, стал устраивать каждый месяц кровавые пиршества, бунты против «гнета Пожирателей» возобновились. Я помню улицы этого городка, усыпанные листовками, я помню людей на каждом углу, украдкой собирающих какие-то подписи, я помню подтасовки на выборных компаниях, сети заговоров и угроз, и лучше всего я помню абсолютно безмятежную улыбку Фенрира, занятого только тем, чтобы не разрушить наше хрупкое счастье.
- Я разорвал его в клочья. Перегрыз ему горло. Я выпил его кровь, не поверишь, всю, до капли. Я бы сожрал его детей, если бы у этого гада они были. Я не знаю, какой из своих девок он дорожил больше, поэтому я прикончил всех. Я монстр. Я чудовище. Убирайся отсюда, Снейп, слышишь? Ты чистенький, приличный мальчик, что ты нашел в моей постели, а? Али потерял что? - Фенрир… Я перекатился на спину и уставился в потолок. Ну как, как мне его уговорить? - Фенрир, здесь оставаться опасно. Это третье покушение за месяц. Это западня, ты понимаешь? - Я не буду переходить ни на чью сторону! – заорал Сивый, запустив в стену бутылкой из-под пива, - я больше всего на свете ненавижу эти ваши распри! Я не буду разбираться в том, кто в чем виноват! Я зверь, слышишь, зверь, и мне нужен один хозяин. Я нашел его, мне платит за него Люциус Малфой, а большего мне и не надо, ты понимаешь это, а? Нет? Я глубоко вздохнул и, определенно рискуя, дотронулся до его голого плеча. Слава богу, не огрызнулся. - Фенрир, - я стараюсь, чтобы мой голос звучал спокойно, - никто не просит тебя принимать сторону Дамблдора. Это не изменит положения. Сейчас в твоем окружении есть люди, которые за Темного Лорда, и если ты поменяешь хозяина… - Я НЕ БУДУ ЕГО МЕНЯТЬ! - … Хорошо, и всё же если даже это случиться, они примут место этих, и покушения на тебя возобновятся. Тебе необходимо уехать. Покинуть общину хотя бы на время, потому что ты не сможешь должным образом обеспечить себе защиту… - Я? – Сивый сел на кровати и ткнул пальцем себе в грудь, - это я – не сумею? Да ты знаешь, кто я, приятель? Я, мать его, природный феномен, меня тут все бояться, я третьего балбеса-убийцу-хренова за этот месяц прикончил… - Даже самых сильных и великий людей на свете убивали, Фенрир, - терпеливо объясняю я, - это история, которую ты не изучал. Грейбек пренебрежительно дернул плечом и смерил меня долгим взглядом. - Ты поймешь это когда-нибудь, или нет, - начал он, - община – это все, что у меня есть, это мой дом, мой лес, моя будка. Никуда я отсюда не денусь, и пусть даже мне придется перегрызть всех, даже если все жители восстанут против меня. Сдохну тут, а не уеду. Он поджал губы и бухнулся обратно на подушку. - Ладно. Хорошо. – Господи, и что мне с ним делать? – хорошо, про будку я понял, но ты ведь можешь выйти на прогулку, правда? Взять отпуск, например… - Не нужен мне отпуск. Я не устал. Он взял меня за руку и силой дернул вниз, так, что я просто плюхнулся ему на грудь. С раздражением оттолкнув мои губы, он уткнулся лицом мне в бедро и затих, требуя тем самым, чтобы и я замолчал. - Но… - Заткнись, парень. Просто заткнись. Иначе я никогда больше тебя не трахну. Я невольно улыбнулся.
- Знаешь, куда бить, Сивый. - А то. Ты ведь… этот… ты у нас эротоман, а? Чулочки-подвязочки, а, Снейп? Надеть тебе чулочки? Эротоман, нет? - Старомодный жаргончик. Я медленно провел языком про его поджарому животу – от пупка до густых, курчавых волос у основания члена, который, к слову сказать, тут же стал крепким и побагровел. - Сколько можно тебе повторять, - Фенрир, скривившись, оттолкнул мою голову и рывком перевернул меня на живот, - никаких губ. Трах должен быть трахом. - Ну поче… Но тут его широкая ладонь сомкнулась вокруг моего вставшего члена, и я забыл обо всем – о всех проблемах на ближайшие два часа, с тем, чтобы вернуться к ним позже.
***
Я провел неделю, слоняясь по общине, пользуясь своим положением бывшего Пожирателя и Дамблдоровой собачки. Фенриров городок был единственным местом, где я с такой легкостью мог притвориться и этим и тем, и черным, и белым. Были люди, которые помнили меня юным Пожирателем, были и те, кто познакомился со мной, когда я уже перешел на сторону Ордена. Разные были люди. Но все они молчали, как один, и я знал, что мне нечего их опасаться. Ведь община по-прежнему оставалась засекреченным местом, скопищем преступников и беглецов, счастливым прибежищем всех преследуемых и угнетаемых. И я видел, собственными глазами видел всё то, что Фенрир так упорно отказывался замечать. Наш бар, стойку которого я некогда отполировал своим членом, превратился в подозрительное, мрачное местечко – сборище гангстерского вида типов, потягивающих эль, играющих в кости и торгующих из-под полы какими-то психотропными травами. Хуже было то, что среди этого рассадника бродили и сами Пожиратели, все новички, в темных масках, заводя драки, устраивая дуэли и обсуждая бесконечные заговоры да стратегии. Честно говоря, именно здесь мне и пришла в голову идея, которая показалась мне просто замечательной. Я уже несколько месяцев вынашивал план выдворения Грейбека из общины, план, который никак не давал мне покоя. Троллю ведь понятно, что ему нельзя здесь находиться! Это опасно, это чревато жуткими последствиями, и как он, черт его подери, не понимает этого! Я боялся за него. Когда мне нравился Люциус, я совершенно не беспокоился по поводу его ежемесячных дуэлей. Но тут… Тут совершенно другое дело. Он же невежественен, и потому наивен, как ребенок. В свои пятьдесят он по-прежнему думает, что будет главным, раз у него самые большие кулаки. Он уверен в своей силе, уверен настолько, что не может даже предположить, что кто-нибудь победит его. Я рассказывал ему об убийстве Цезаря, которого попросту окружили и закололи ножами, про говорил про отравления Медичи, про заговоры Генриха Шестого, про кровавые Смутные века. На что он, конечно же, отвечал мне, что все это дело былое, они в свой век-то и не знали о сегодняшних проблемах. Если б я мог ему объяснить. Если б я мог его убедить. Но я не мог ни того, ни этого, а потому я просто начал действовать.
***
Мне всегда нравился Рей Коготь, ведь я помню его ещё с тех пор, как явился сюда выпускником Хогвартса. Это парень - один из немногих оборотней, который учился, действительно учился в Школе Чародейства и Колдовства, пока директор Диппет не узнал про его ликантропию. Я и не представляю себе, как Коготь, будучи сопливым мальчишкой, мог скрывать свою вторую сущность с таким успехом. Впрочем, все волчата взрослеют быстро…
Он с блеском окончил три курса Слизерина, прежде, чем его выгнали, и, по слухам, некоторые учителя так впечатлились его историей, что предложили ему продолжить обучение индивидуально, в тайне от учеников и коллег. Так или иначе, он был образованным и хватким парнем, этот Рей. Слава богу, он пережил прошлую волну бунтов в общине: ему хватило ума оставаться в тени и хранить молчание. Он был симпатичен мне, несколько раз я даже думал сделать его своим учеником. Я бы сделал это, если бы не был так занят Фенриром. И сейчас он сидел передо мной, расслабленный и загорелый, в модной куртке из драконьей кожи, я предложил ему выпить. С некоторым удивлением он согласился – и вот мы здесь, в этом самом баре, сидим и потягиваем домашний эль. - Как Фенрир, профессор? – он произносил мое звание с некоторой насмешкой, уж больно многое это ему напоминало – но, однако, без злобы, как я мог бы ожидать. - Фенрир… - я без труда изобразил абсолютную безмятежность, - только устал он немного. Как бы это сказать… переутомился. Ну, как, по-твоему он может себя чувствовать, в своем-то возрасте и при такой тяжелой работе? - Зная его, я сказал бы, что замечательно, - стервец слизеринский, так просто не проведешь, - его же заводит это – работа. Он в своей стихии, разве нет? - Может, и так, - осторожно ответил я, - только меня это не радует, понимаешь? Совсем не радует. Что бы ты чувствовал на моем месте, Коготь? - Это зависит от глубины ваших чувств к господину мэру, - Рей лукаво улыбнулся, - разве не так? Он скользил, ускользал, и я, при всем своем опыте, с большим трудом пытался ухватить его за хвост. Но вместе с тем это доставляло мне чувство глубокого удовлетворения. Верткий парень. Толк будет. И я, осторожно, то и дело прощупывая почву, начал вводить его в самую суть вопроса. В конце концов, мне нет дела до его сомнений. Это парень идеально, просто идеально подходит на место мэра, на место Фенрира. Он будет спокойно продолжать его дело – служить Лорду, соблюдать условия сделки, уворачиваться от летящих в него камней – он проведет это с блеском, его игра будет умнее и тоньше. Я никогда не сомневался в слизеринцах, это факт. И когда парень, слегка очумев от открывающихся перед ним перспектив, обратил ко мне свои сверкающие взоры, я с трудом сдержал улыбку. - Власть портит, мальчик. Не увлекайся. - Но… но… - он замялся, отхлебнул эль. - Что? - Я не могу полностью доверять вам, не зная ваших мотивов, не правда ли, сэр? Логично. Я молчу, думая, как бы избежать излишней сентиментальности, описывая наши споры с Грейбеком. - Вы ведь хотите уйти от него, правда? – глаза мальчишки загорелись, - это месть, так ведь? Это может быть только месть. - Что… - я задохнулся, - что? Да что ты говоришь такое? - Вы лишаете его всего, чем он так дорожил, это же жестокость. Выходит, вы хотите за что-то ему отомстить. Вы покинете общину, профессор? - Я… - слова «я спасаю его жизнь» уже были готовы сорваться с моего языка, но я вовремя закусил губу. Нет, ты не можешь так глупо ошибиться. Как же парень пойдет на то, что ты ему предлагаешь, если это будет смертельно опасно? Наоборот, нельзя говорить ему об этом. Но что же тогда сказать… - Я действительно хочу, чтобы он отдохнул, Коготь. Я хочу увезти его на время. Показать ему мир. - А, - он с недоверием рассматривал пуговицы на моем сюртуке, - тогда понятно. - Встретимся вечером, Рей, - сказал я, - здесь мы привлекаем слишком много внимания. Вечером обсудим план новой политической компании. Он кивнул, вмиг сосредоточившись. - Нужно ли говорить тебе, что всё это делается втайне от Сивого? - Сэр, - о, обижается. Это хорошо. Я молча швырнул на стойку золотой галлеон и поднялся. - Но, сэр, - тихий отклик Рея. Я оборачиваюсь.
- Что ещё, Коготь? - Один вопрос, сэр. - Я слушаю. Уши Рея слегка покраснели, но его глаза глядели решительно, а голос был тверд. - Скажите, что вас так в нем привлекает? - В ком? – я изумился, - в Фенрире? Когда Коготь заговорил, его слова опережали друг друга, он явно торопился сказать побольше, прежде, чем я его оборву. - Ему за пятьдесят. Он уже немолод. Скоро это всё закончится. Скоро уже возраст будет многое ему не позволять. Скоро… - Не слишком ли многое ВЫ себе позволяете! – я, тяжело дыша, отступил назад. Глаза мальчишки просто меня буравили. - Если бы я только мог, я поставил бы ещё одно условие для себя, сэр. - Я не хочу знать, что вы имеете в виду. - Я нужен вам, иначе вы бы ко мне не обратились. А сейчас я знаю слишком многое, чтобы вы отказались от меня. Слизерин. Змея, прикусывающая собственный хвост – это мой потрет. И Слизерин же напротив. Зеленые отблески в его прищуренных глазах. Мягкая такая угроза. Изысканный апперетив. Конечно, я всегда знал, что многим хотелось бы отведать меня на вкус. Во-первых, я был просто человек – человек просвещенный, много видевший, много знающий, я был нормальный человек, не оборотень. Я учился в школе, я служил и работал, я знал об этом мире в тысячу раз больше, чем любой житель общины. И потом, я был с Фенриром, великим и ужасным. Я видел, как на меня посматривают, когда мы, обнявшись, проходим по улице. О, сколько я красноречивых взглядов ловил на себе в этом же баре, когда Сивый спокойно обнимал меня за талию. Сам Сивый, никогда никого не обнимавший. Сам Сивый, загрызший две трети женщин, побывавших у него в постели. И, вот он я. Не слушавший глупых сплетен. Человек, которого задирали в детстве и которого считают самым мерзким, самым уродливым типом в Хогвартсе. Здесь же все по-другому. И вот этот мальчик, блестящий студент, красивейший юноша, бросает на меня этот свой убийственный вызывающий взгляд. Дескать, что сделаете, профессор? Беги, беги, Снейп, к своему вечному защитнику Грейбеку, нажалуйся на эти приставания. Или согласись. Ты же никогда не пробовал это, однолюб ты хренов. Всё одно и то же, тело Сивого, знакомое до родинок, до волосков, до мельчайших деталей – и твое воображение не пойдет дальше? Никто никогда не узнает. Никто. Никогда. Не. Узнает. - Увидимся вечером, Коготь. Приходите.
***
Всё происходило очень легко. Всё было на удивление просто – хотя, когда дело подошло к выборному дню, к пятнице, я почувствовал себя порядком измотанным. На уроках я старательно загораживал локтем листок с именами нужных людей и расписаниями наших с Когтем встреч. И – да, меня бросало в холодный пот, когда какая-нибудь любопытная мордашка, вроде Браун или Патил с первой парты, заглядывала мне в бумаги, в поисках, вероятно, любовных писем. Какие там письма! Всё гораздо интереснее. Я всегда подозревал, что общинная политическая система примитивна, но чтобы вот так… Система голосования называлась «традиционной»: будки по всему городу, переписчики населения, каждый обязан был опустить бумажку со своим выбором. Так было с того самого момента, когда был заложен первый камень этого города. И никакой оппозиции! Враги Фенрира были способны только на идиотские неспланированные покушения и спонтанные митинги, перетекающие в ночные попойки. Никаких официальных конкурентов. Никакой действительно сильной политической компании. Максимум, на что эти оборотни были способны – кучками по десять человек голосовать за какого-нибудь мясника Барни, наслушавшись его хвастливых речей про выдуманные подвиги, или поверив в какую-нибудь гадость про Фенрира. Что ж, нам, двум слизеринцам, предстоит встряхнуть это болото. Увещевания и обещания бесполезны. Нам нужны красивые жесты. Уже в понедельник тысячи белых листовок снегом покрыли мощеные улочки. Люди выглядывали из окон, выходили на крыльца, дети с восторженными криками носились по площади. Это чудо, чудо, чудо! Какой кудесник устроил эту красоту в зыбком, холодном марте? Ах, спрашиваете, какой…
На следующий же день имя Когтя появилось на всех уличных стендах, во всех газетах. Я-то хорошо знал, с какой горькой обидой оборотни говорят про Хогвартс. Это – мечта, невозможная, заветная мечта – оправить сына или дочь на обучение. И вот он, наш человек, совсем юный паренек взял школу штурмом, он победил все предрассудки, он туда поступил – и, вот, посмотрите на его диплом (фальшивка, конечно же) – одни «превосходно». В каждой графе. И понеслось. Речи в барах, на площадях, люди, специально нанятые для того, чтобы ходить по домам и говорить с оборотнями, подарки детям, организованная охота… Дело оставалось только за одним, и у меня сжималось сердце, когда я думал о необходимости этого шага. Мы уже возвели Когтя на трон, занятый Сивым. Осталось… Да, осталось только столкнуть с него Грейбека. Как же это было тяжело. Как же это было трудно. Но сказать, что я не могу заниматься этим и поручить дело Когтю, было слишком рискованно, и – что уж там – непрофессионально. Взялся за гуж – не говори, что не дюж.
- Он пожирает своих детей, - предложил Рей, поглаживая меня по бедру. - Бред, - возразил я, - грубо, неумело и уже было. - Тогда сам предложи, раз такой умелый, - обиделся Коготь и убрал руку. Помедлив немного, я вернул её на место. За окном занимался жемчужно-розовый рассвет. - Ладно, - сказал Коготь, - может, страшная, неизлечимая болезнь? Что-нибудь совсем ужасное. Что-то с сердцем. - Это сделает его героем, - я лениво перекатился на спину, и рука Рея поползла выше, тонкие пальцы пробежались по ребрам, скользнули по животу и устроились у меня между ног, лаская завитки черных волос, - люди любят безнадежно больных. Это, черт подери, романтично. - Тогда геморрой. - Недостаточно серьезно. Солнце встает… - Ты красивый, - неожиданно брякнул Коготь, - ты умный. Ты взрослый. Ты правда собрался уезжать? - Я увезу Фенрира, пока ты не придушил его на почве подростковой ревности. Он ничуть не обиделся, но его глаза снова прищурились. Тревожная, неприятная привычка. - Это ведь не просто подростковая ревность, - очень серьезно сказал он, - я хочу сделать тебя своим. Совсем своим, понимаешь? - Куда уже дальше? – усмехнулся я и взглянул на часы. Половина шестого. Крыши деревянных домиков тонули в молочной дымке. - Секс это ещё не все, - заявил Коготь, и тут я уже понял, что он смеется. У него была приятная улыбка, а у Сивого – кривоватый оскал. У него были густые рыжевато-медные волосы, а у Сивого – жесткий сантиметровый ежик на неправильной формы голове, покрытой шрамами. У этого были хорошие манеры, была очень легкая, сдержанная лесть, всё, что меня привлекало в мужчинах. Фенрир как был деревенским заводилой, так им и остался. Но мне почему-то стало мерзко. Неприятно. Стыдно. И минутная стрелка уже ползла к двенадцати. - Куда ты? – лениво протянул Рей, глядя, как я, спотыкаясь, натягиваю штаны. - Мне пора. - Постой. Когда мы встретимся? Ты будешь на собрании вечером? - Я… - я замешкался, не зная, как в действительности меня дернет поступить, - возможно. Если я не приду, придумаешь что-нибудь сам. И ты не имеешь право ошибиться, у нас два дня осталось. - Ладно. - Я ухожу. - Иди.
***
Это было так отвратительно, ужаснее, чем я мог предположить. Фенрир просто-таки светился счастьем, был оживлен, возбужден, обрадован. - Ну наконец-то! – заорал он, стоило мне войти в кухню, - я ждал тебя до половины второго! А потом заснул, хотя, раздери меня горгулья, готов был ждать до рассвета. Где был, а? А, - он, хлопнув себя по колену, ринулся ко мне с кофейником, - ты можешь не отвечать. Делишки-ученички, а? Взыскания-отработочки, ночные дежурства, небось, в Хогвартсе? Давай, рассказывай, что за малышка всю ночь драила твои мензурки.
- Фенрир, - я изобразил натянутую улыбку и плюхнулся на ближайший стул, - я ужасно устал. Можно, про малышку потом? - Бедный, - хохотнул Грейбек, - хочешь, в этот раз будем использовать кофе вместо смазки? А тебя одену официанткой, приятель. Руку дам на отсечение, что тебе пойдет. - Ага, побежит просто, - я вяло усмехнулся и уставился в свою чашку, вспомнив про распухшие от утренних поцелуев губы. Что сейчас делает Рей? А, сейчас Рей в душе, и капли холодной воды скользят по его гладкой загорелой коже… - Эй, - Фенрир ухмыльнулся от уха до уха, - о чем задумался, а? Скоро пятница, и мы опять устроим жуткую попойку по случаю моей победы. - Обязательно. - Кстати, - Фенрир замер на секундочку, почесав в затылке, - ты видел в понедельник эти листовки на улицах? Как люди глазели-то, а? Сорванец эдакий, - Фенрир без всякой злобы расхохотался, - вот будет смешно, если он толкнет меня, а? Как ты думаешь? - Фенрир… - А, ладно, ты что-то не в духе, приятель. Кофе? - Зато ты говорлив и обаятелен, как никогда. - Язва. – Фенрир уселся напротив и схватил мои руки, повернув их ладонями вверх, - смотри-ка, меня тут одна бабка научила… Как это? Порицание. - Прорицание, - я отхлебнул кофе и продолжил скучающим голосом, - Фенрир, чтение по линиям жизни – сложная часть науки Прорицания, требующая долгой подготовки и детального изучения материала, а кроме того… - Постой-ка, - Сивый неуверенно пробежался пальцем по буграм Меркурия и Венеры, обнюхал подушечку на моем мизинце и лизнул Узелок Судьбы, а потом с торжествующим видом хлопнул меня по плечу; глаза его сверкнули. - Ну и что там? – поинтересовался я со снисходительной улыбкой. - О, - сказал Фенрир, - интересно. Да, мировая бабка была… Дай ей бог здоровья… - Да что там, не томи. - Тебя ждет далекое путешествие. И очень долгое. Ну, признавайся, куда собрался?
Огромный костлявый кулак Сивого сначала выбил Когтю зуб, а потом рассек бровь, каким-то чудом миновав глаз. С диким рычанием Фенрир лупил его по голове, удерживая за спиной его руки, а потом набросился на него с зубами, и Рей застонал на одной ноте, глухо, низко. - Остановите! – закричал я, - вы что же, не видите, что происходит, остановите! - Ты волшебник, ты и останавливай, - отозвался флегматичный телохранитель Когтя, - а у нас так не принято… Я с криком выхватил палочку – и первый же Ступефай угодил в стену. - …У нас схватка должна идти до конца, - вот ублюдок, - судьба выберет победителя. Победителя выберет само небо. Да какое, ко всем чертям, небо! Сивый схватил голову Рея и, подпирая коленом его обессиленное тело, стал жадно слизывать кровь с разбитой скулы. Кожа на лице Когтя почернела и натянулась, капилляры в любую секунду грозились лопнуть. - Ступефай! – вот черт, палочку взял не той стороной, - да Ступефай же! Ничего не произошло. Опять промахнулся. Но Фенрир, обернувшись и увидев нацеленную на него палочку, медленно поднялся, уронив Когтя на пол. Тот, едва живой, в панике пополз в сторону, нечленораздельно мыча. - Стервец, - бросил Фенрир, сплюнув. Его грудь поднималась и резко опускалась, по его подбородку была размазана кровь, и меня затошнило, - подтасовщик. А ты убери палочку, - буркнул он, не оборачиваясь, - убери, я тебе говорю. Не то как врежу. Я выполнил это приказание, стараясь не смотреть ни на Фенрира, ни на Когтя. Но это было невозможно. Скользкое, окровавленное нечто, бывшее когда-то самым красивым парнем в городе, снова застонало. Грейбек предупреждающе поднял ногу в сапоге и покачал ею над израненным лицом Рея. - Ты можешь убить меня… - начал тот срывающимся голосом, и Фенрир злобно усмехнулся. - С этим не поспоришь, приятель. - Ты можешь меня убить, разорвать, ты можешь сожрать меня, - голос Рея зазвенел в гнетущей тишине, - но ты всё равно будешь в проигрыше… Глупец… - Рей, - не удержался я, - молчи. Молчи.
Господи, как же он, оказывается, глуп. Какой, к чертям собачьим, Слизерин. Вот так вот орать, лежа перед своим врагом без всяким шансов остаться живым. - Я уже мэр, и ничего ты с этим не поделаешь, - выкрикнул Коготь, увернувшись от очередного тычка, - люди проголосовали за меня, ты это слышишь? Нет больше у тебя никакой власти, я им в сотню раз нужнее. Ну, давай, убей меня, раз ты так любишь этот город. Убей меня, если любишь этих людей. Фенрир снова сплюнул, в этот раз специально прицелившись Когтю в лицо. Но ничего не сделал. Оба охранника стали бочком отступать к выходу. Я глядел в дерзкие глаза Рея с какой-то отстраненной, остаточной нежностью. Это я указал ему этот путь. Мальчик никогда уже не станет прежним. Он не будет красив, не будет храбр. Ему остается лишь отдаться тому, что осталось: политика. - Вали отсюда, Фенрир, - Коготь резко выдохнул и откинулся на спину, - уходи. Ты здесь больше не нужен. Ты вообще никому больше не нужен, слышишь? Даже ему. Окровавленная рука на мгновение взметнулась в воздух, указав на меня – и тут же, обессилев, упала. Фенрир смотрел на меня, и я знал, что никогда не забуду этот взгляд. - Что это он говорит такое, а, Северус? – он с недоумением почесал в затылке, - прибить этого ублюдка, что ли… - Я спал с ним! Злая окровавленная улыбка – рваная рана от уха до уха.. - Слышишь ты, волк? Я спал с ним, и ему это нравилось! Я! Его! Трахнул! Фенрир замер. Я наблюдал за ним, затаив дыхание, готовясь в любую секунду встретить его взгляд и начать… Что начать? Оправдываться, извиняться, объясняться? Фенрир очнулся, будто от дремоты и, упорно не глядя на меня, стал поворачиваться к выходу. В одно мгновение, будто пуля просвистела, будто была некая вспышка – он резко развернулся и одним движение выбил Когтю всё, что осталось на верхней челюсти. Воздух наполнился тошнотворным, тепловатым запахом свежей крови, и я даже не почувствовал, как падаю.
ТРЕТЬЯ ЧАСТЬ
1992
Даже сейчас, когда столько времени утекло с тех времен, меня до сих пор бросает в дрожь об одном воспоминании о той жуткой неделе. Фенрира было необходимо изолировать от общины и всего, что её окружало. Его люди отвернулись от него, его самые близкие соратники переметнулись на сторону Когтя, которого поддерживала молодежь и большая часть старожилов. Он потерял всю свою власть, всё своё влияние так же стремительно, как и вознесся на свой трон. Он запирался в своем кабинете и сидел там часами, страшно проклиная всякого, кто пытался к нему войти. Когда какой-то несчастный паренек, посланный Когтем, очень вежливо попросил его покинуть помещение до заката, Грейбек клыками разорвал ему лицо. Я… я не рискнул с ним говорить, стучаться к нему. Сочтите это трусостью, подлостью, малодушием – в свое оправдание могу сказать только, что никогда до этого не видел Сивого таким зверем. Чудовищем, совершенно неконтролируемым, неуправляемым. Я никогда не забуду, как под конец вторых суток он начал разгуливать по улицам своего города, неистово колотя в закрытые ставни, пугая детвору, изрыгая проклятия вперемешку с похабными шуточками. За эту неделю от отымел всех, до кого мог дотянуться. Женщины, мужчины, нередко – беззащитные подростки. Я был абсолютно уверен, что он не пытался специально натыкаться на меня, но куда я не приходил в общине – я то и дело заставал его с очередной жертвой то за стойкой нашего бара, то на полу в комнатах, то на задворках нового склада. Время от времени я думал о том, что обречен до конца своей жизни слышать жалобные крики и его глухое рычание. Я не знал теперь, что мне делать. Это было невозможно. Коготь испортил всё. Да – конечно, я сделал то, чего добивался – я отстранил Сивого от власти, я прекратил эти покушения – но что мне делать с ним теперь? Ох, Рей, черт тебя подери. Если бы он не брякнул этого. Если бы он меня не выдал – все закончилось бы той же дракой, и я смог бы спокойно увезти Фенрира из общины. А теперь я просто боюсь к нему постучаться.
И что же, опять заговоры? Выдержит ли Грейбек ещё один обман? Он прост, как ребенок. Один раз он поверил мне – и всё, теперь его доверие я утратил полностью. И что же делать? Девяносто второй год, в школе убивают детей, кто-то пытается открыть Тайную комнату, и всем в школе уж точно не до моей проблемы с оборотнем. Но есть один человек, к которому всегда можно обратиться. Директор занят, конечно, но делать нечего – в конце концов, он слишком многим обязан мне, не так ли?
- Меня поражают твои слова, Северус, - Дамблдор устало облокотился на ручку кресла, - я с большим трудом разбираюсь в твоих мотивах. Что у вас с Грейбеком? Я знал, что вы знакомы, но не более того… - Директор. Вы знаете, что Грейбек перешел на сторону Темного Лорда когда-то, а это значит, что события прошлых лет вполне могут повториться. Мы знаем, какие громадные отпечатки оставляет зло умирающее, исчезающее из этого мира. Несмотря на то, что Темный Лорд мертв, Грейбек слишком опасен, чтобы оставаться в Англии. Дамблдор тяжело вздохнул и повернулся к Фениксу, будто ожидая, что тот подскажет ему ответ. Всё это глупости. - Сейчас самый подходящий момент, - упорно гну свою линию, - Фенрир потерял свою власть, он раздавлен, он ослаблен так, что не будет сопротивляться. Мы можем переправить его в Европу, подальше отсюда, подальше из Англии, а я смогу присмотреть за ним. - Это… интересно. Раньше ты хотел сдать всех приспешников Лорда властям. - Я разочарован в министерстве и Фадже. - Я знаю это. Так ты считаешь, что Грейбек может быть нам полезен? - Именно так. Он слишком серьезная фигура, что мы могли пожертвовать им просто так. Если только можно как-нибудь… похитить его. Выслать из страны. Что бы он не знал ничего об этом. - Похитить? Северус… - Я редко прошу вас о чем-либо, директор. Но, поверьте, этот шаг необходим.
Все происходило как в тумане. Стыдно, страшно, но более всего – странно. Странно, как будто видишь себя со стороны, будто ты – не ты, а кто-то другой. И ты смотришь на то, как какой-то длинный сутулый человек с сальными волосами и длинными костлявыми пальцами крутится, как белка в колесе, как мышь в пластиковом лабиринте, суетится, что-то устраивает, договаривается, пишет. Заговоры, обманы, интриги – господи, чем же это все закончится. Уже закончилось. Уже почти закончилось. Я не мог сомкнуть глаз, когда желтое парижское такси катило меня вдоль узких улочек и широких авеню, вдоль аллей и бульваров. Я был в Париже несколько раз, но что-то говорило мне, что этот раз будет чем-то особенным. Ха-ха-ха, Северус Снейп. И чего же ты добился? Это был шикарный отель. Мраморные колонны, шелковые портьеры, столики в кафе, инкрустированные серебром. Это был отель, куда должны были привезти Фенрира Грейбека – это была страна, предоставившая ему политическое убежище. Парижская осень заигрывала со мной, кружила в ворохе кленовых листьев, кокетливо теребила полы пальто. Я не видел Фенрира два месяца. Он должен быть где-то здесь, если только Дамблдор сделал всё правильно.
- Убери от меня свои пальцы, ты, слышишь? – портье, бледный, как смерть, испуганно попятился назад, - что ты хочешь, а, крыса? Денег? - В-всего лишь ваше пальто, мсье. В-вашу мантию. - А. Вот, как, значит. Ну, прощай, парень. Держи, держи, не буду больше шипеть на тебя. Вручает пальто обомлевшей прислуге. - Б-благодарю. Подскакивает управляющий, выхоленный тип, подготовленный к тому, что сегодня придется принимать несколько экстравагантного, но очень важного гостя. Кланяется, не смея поднять взгляд. Это великий человек, это человек опасный. Не смейте смотреть ему в глаза. - Не хотите ли пройти в свои комнаты, мистер Грейбек? Мы всё подготовили к вашему приезду.
Поседевший, похудевший, но по-прежнему огромный. Видавший виды, без сомнения. Потрепанный плащ, длиннющие желтые когти, свежая царапина на щеке, и огромный фиолетовый синяк под глазом, совершенно не вязавшийся с образом бойца и героя. - Я не завидую вашему сопернику, сэр, - тонкая улыбка. Ни тени ответной улыбки, насупившиеся брови, сжатые губы. Он злиться, он страшно зол. - Я убил его, этого дамблдоровского щенка, - губы кривятся в беззвучной усмешке, - я убил их всех. Портье медленно отступает назад; метрдотель бледнеет, встретив пронзительный, цепкий взгляд желто-зеленых звериных глаз. - Добро пожаловать, мсье Грейбек, - скороговоркой, - комната номер шесть.
- Пугает, не правда ли? – метрдотель, еле дыша, поворачивается ко мне, - говорят, он стольких убил на своем веку – не перечислишь. Он начинает проверять мои документы, а сам, не сдерживаясь, видимо, бормочет себе под нос: - Кошмар какой-то. Какой человек…. – в этом вздохе ужас смешивается с восхищением. - Он только прибыл. Не так ли? – спрашиваю по-французски, чтобы умаслить его. - Только сегодня, сэр. Мне кажется, его насильно вывезли из страны. Государственная, видать, тайна. Он пересматривает мои бумаги, выдает мне ключ. Его пальцы слегка подрагивают. - Приятного пребывания в нашем отеле, сэр. - Благодарю, - не и не удержавшись, - в следующий раз держите язык за зубами. Портите репутацию заведения.
***
Он попытался включить воду, но не справился с хитрым европейским краном – рычажком с переключателями. Струя ледяной воды вырвалась из душа, и он поскользнулся, не удержал равновесия. Ударился головой, ещё одна ссадина на подбородке. Я нашел его в роскошном французском люксе, в ванной, на полу, с окровавленной физиономией. Просто дыхание перехватило. О чем я подумал в этот момент? Это… Я кинулся к нему, принялся поднимать его с пола, а он шипел, рычал, сквернословил. - Ну, пожалуйста, Фенрир, - обессилев, я опустился на пол рядом с ним, - ну пожалуйста. - Ты, - хрипло выдохнул он, - и ты здесь. Ты знал про все это. Ты сам это устроил… - Я не… - Три аврора с палочками ворвались в мой дом, там, в общине, - он уставился в пустое пространство, - у меня не было этой палочки, я… не мог сопротивляться. Они связали меня. Они… они меня избили, суки. Суки гребанные. И ты с ними. - Они не били бы тебя просто так, - я сделал попытку усмехнуться, - уж наверняка ты задал им трепку. - Я бы загрыз их, если бы мог. Они меня связали. Они аппарировали со мной в эту дыру. Я вспомнил, как солгал он там, в холле. Ну, если Фенрир ещё сохранил какую-то охоту бахвалиться, значит, всё не так плохо. Я попытался вытереть с его лица кровь, но он резко оттолкнул мои руки. - Ты! Ты это устроил, ты подговорил Дамблдора, ты отправил меня сюда! Ты, да я, да я… Я знал тебя, когда тебе было двенадцать, парень, я знал тебя, слышишь, я любил тебя, как люблю каждого волчонка в своей общине, как люблю свой город и своих друзей, слышишь, ты?! - Фенрир… - Я не могу. Я не могу здесь, в этой херовой комнатушке, я люблю свой дом, я хочу домой, я хочу разорвать твоего Когтя и вернуть все заново, я хочу заново начать эту жизнь и хочу вернуть всё как было, я… - Фенрир. Что было, то было. Это необратимо. Он резко захлопнул рот и, тяжело дыша, привалился назад, к мраморной стенке ванной. Господи, как же он постарел. Глаза – выцветшие. Морщинистая кожа, руки, начавшие слегка подрагивать. Фенрир, неужели это все я, неужели я это сделал такое с тобой, Фенрир… - Это я, - голос мой сорвался, - я спал с Когтем. Я лишил тебя власти. Я выгнал тебя из общины, Фенрир. Это… это всё из-за меня. И я могу сказать, что страшно жалею, я могу извиниться, да только к чему это приведет? Теперь уже ничего не сделаешь. Знай только, что я всегда хотел тебе добра и пытался спасти тебя. И… И, кажется, мне это удалось.
Он даже не повернулся в мою сторону. Сидел, голый и мокрый, на этом кафельном полу, расписанном сиреневыми цветочками. Подчиняясь какому-то неожиданному инстинкту, какому всплеску там, внутри, я резко рванул воротничок, обнажая шею. - Вот, - сказал я, - вот, давай. Убей меня. Сделай меня оборотнем . Сломай мне жизнь. Ты вправе сделать это. Фенрир посмотрел на меня и горько усмехнулся. - Дурак ты, Снейп, - сказал он, - мальчишка. - Ну, дай мне в рожу. Давай, давай подеремся, если хочешь. Ты почувствуешь себя как дома. - Я никогда не почувствую себя дома. Нет у меня больше дома, понимаешь, приятель, а? Он снова дернул рычажок в какой-то бессильной ярости. Воду включить не получалось. Его подбитый глаз и вымазанный кровью подбородок забавно контрастировали с изяществом этой светлой ванной. Я поднялся и, бережно отстранив пальцы Сивого, сам открыл кран. Когда ванная наполнилась теплой водой, я попытался поднять его с пола, но… Я и забыл, какой он тяжелый. Фенрир взглянул на меня как-то совершенно беспомощно, затравленно, и поднялся сам. А у меня внутри все переворачивалось от этого взгляда. Он забрался в ванную, а я встал рядом, на коленях, и принялся осторожно намыливать его спину и плечи, понимая, что молчать нельзя. Не такой человек Фенрир, который поймет это молчание. Ещё напридумывает какой-нибудь ерунды. С ним надо говорить. Но о чем же? Ох, как же всё плохо… - Тут потрясающая осень. У нас дожди льют, а здесь тепло и сухо. Каждый человек должен раз в жизни увидеть осень в Париже, понимаешь? - Красные листья, укрывшие Большую улицу, - пробормотал Фенрир, - запах пива и намокшей шерсти. После полнолуния – дележ добычи. Я вздохнул и стал осторожно оттирать с его щеки корочку запекшейся крови. Фенрир зашипел и оскалился, как собака. - Осторожней, ты, - он оттолкнул влажную губку, - смотри, чего творишь-то. Я улыбнулся и погладил его по разбитой губе. - Скажи, почему ты никогда не целовал меня? - Скажи лучше, как тебя отпустил Дамблдор. Ты же на работе. - Скажу, если ты мне ответишь. - Ты знаешь, как я не люблю торговаться, парень, - Фенрир ударил ребром ладони по гладкой поверхности воды – окатил меня с головы до ног. - У меня отпуск. Я объяснил ему всё. Он… Он, кажется, понял. Скажи мне про поцелуй. - А что ты спрашиваешь-то, а? Уж наверняка Коготь возместил тебе все сполна. Я закусил губу и отстранился. Почему мне казалось, что всё будет просто? Потому что мы, два беглеца, одиноки в Париже, потому что здесь такая потрясающая осень? - Я не любил Когтя никогда, - сказал я твердо, - но я люблю тебя. - Брехня. Он поднялся, как был, голый, и, не глядя на меня, вылез из ванной. Он прошел в комнату, оставляя мокрые следы на роскошном белом ковре, и сел на кровать. - Я голоден. - Хочешь, мы пойдем с тобой в рест… - Никуда я не пойду, понял? – его глаза засверкали, - думаешь, я совсем слепой, да? Думаешь, я не вижу, как все эти люди на меня смотрят, а? И что они говорят за моей спиной? - Тебя ведь никогда это не интересовало, Сивый… Он резко обернулся и смерил меня долгим, безнадежным взглядом. А когда заговорил, голос его слегка подрагивал от напряжения: - Я не дома здесь, Северус, - сказал он, - я хочу обратно. Я хочу в Англию. Забери меня отсюда. Здесь я – не я. Он помолчал, а потом добавил, негромко, глухо: - Если любишь – забери. Я задернул шторы и выключил свет. Я вышел из комнаты, и несколько минут стоял, тяжело дыша, прислонившись к стене в коридоре. Когда я вернулся с тарелкой сэндвичей, Фенрир уже спал. Я не стал его будить – только коснулся губами ободранного, загорелого лба, и молча улегся рядом.
***
- Да, - в трубке снова зазвучала какая-то фонтанная музыка, заглушая голос портье, - да, пожалуйста, принесите завтрак сюда. Яйца, и мясо, и… и молоко, наверное. Только нужен нормальный взрослый человек. Не присылайте молоденькую вертихвостку. Да… - взглянул на Фенрира, хмуро уставившегося в окно, - да, бьен. Мы ждем. Я снова посмотрел на него…
Опущенные костлявые плечи, ссутулившаяся мощная фигура, умытая холодным утренним светом. - Фенрир… - Заткнись. - Фенрир. Тебе необходимо хотя бы изредка выходить на улицу. Ты же не собираешься сидеть здесь до смерти. Он как-то странно всхлипнул и уронил голову на скрещенные руки. Я прикусил губу, только сейчас понимая, что сказал. Идиот… - Слушай, - я попытался говорить как можно мягче, - посмотри на меня, пожалуйста. Он медленно повернул голову и обратил на меня усталый взгляд потухших зеленых глаз. Я быстро вздохнул, пробежавшись пальцами по застарелым шрамам, по опухшему веку и уже почти затянувшейся царапине. - Хорошо, что на тебе всё так быстро заживает. Я бы с такими ссадинами ходил месяц. - По части красоты мне нечего терять, - негромко ответил он, пожимая плечами. - Для меня ты самый красивый, - заверил его я, - только не молчи. В дверь позвонили, и я вышел принимать завтрак. Вышколенный официант ничего не сказал, но я со всем своим опытом не мог не заметить, как удивленно вздрогнули его плечи. И тут же понял. У меня-то есть своей номер, а сейчас он видит меня – с утра! – в комнате Фенрира. Этого монстра, который до смерти перепугал здешнего метрдотеля… Ох, ну и слухи пойдут в кругах прислуги… Я молча принял поднос и, дав какую-то мелочь на чай, выставил официанта из комнаты. - Вот. Поешь. Фенрир равнодушно посмотрел на ветчину, круассаны, и меня немало испугало это отсутствие аппетита. Фенрир – да не голодный – такого вообще не может быть. - Хммм, - я притворно нахмурился, как бы раздумывая, что может его расшевелить. А потом просто сильно толкнул его в грудь, повалил на кровать – и тут же оказался сверху. Фенрир попробовал оттолкнуть меня, но я крепко ухватил его за плечи и, пока он не успел сказать какую-нибудь гадость, запечатал его рот крепким поцелуем. Мерлин, мы так редко целовались. И сейчас он, видимо, был слишком ошарашен, чтобы сопротивляться. Мой язык скользил по его небу, по внутренней стороне зубов – это было так хорошо. Так приятно. - Ну же, это не так плохо, мм? – я отстранился, и увидел, как он тут же, резко сжал губы в ниточку, - ты похож на Мак Гонагал. Расслабься, Фенрир. В конце концов, не так давно это было. Сивый скривился и попробовал встать, но я тут же опрокинул его на кровать. Снова. Перебирая завитки волос на его груди, почесывая его за ухом и спускаясь ниже, к шее, я попутно нащупывал молнию на его брюках – но он закрыл глаза и перекатился на живот, стряхивая меня на дальнюю сторону кровати. - Фенрир, - я сел и внимательно посмотрел на него, - в чем дело? По-моему, с чувствами мы вчера разобрались. Он молчал, уткнувшись носом в подушку. - Эй, не притворяйся мертвым, - я усмехнулся, и тут же попросил: дай мне второй шанс. - Мне уже не сорок лет, парень, - глухо отозвался Фенрир, не поднимая лица с подушки, - и даже не пятьдесят. Найди себе кого-нибудь другого. Трахни портье. - Что? – я сел и уставился на него удивленно, - ты что это такое говоришь, Сивый? Я ждал, что он мне ответит, но вместо этого повисла пауза, длинная, напряженная, мучительная. Когда я уже был готов повторить свой вопрос, Фенрир, глухо рыкнув, вскочил с постели и, в ярости запустив подушкой в стену, вылетел в ванную. Дверь захлопнулась с таким грохотом, что у меня заложило уши. Я кинулся к нему – но нет, он закрылся на щеколду. - Фенрир! – закричал я, колотя в дверь, - открывай немедленно! Что это происходит, а? Что это ты такое говоришь? Вот свинья. Молчит и не открывает. - Ты слышал всё, парень, - проворчал Фенрир, - я уже слишком стар для этих твоих увеселений.
- Не может быть, - охнул я, - но ведь полгода назад… - А ты не слышал, что это как его… неврическое? - Нервическое, - машинально поправил я, - ты хочешь сказать, что из-за произошедшего в общи… - Заткнись и не мели языком попусту, - отозвался он. Я услышал звук льющейся воды. - Ушел бы ты осюдова, приятель. Порезвился – и хватит. Дальше я сам как-нибудь разгребусь со своей жизнью. Сдохну – так сдохну. В Париже, если ты этого от меня ждешь. Как во сне, я сделал несколько нетвердых шагов по комнате. Стыдно. Страшно. И чудовищно его жалко. Я урод. Я совершенно ничего в этом не понимаю. Да зачем ты вообще принялся за это, а? Уж лучше действительно оставил бы Фенрира в покое тогда, в общине, когда нападения совершались одно за другим. Его судьба была бы в его руках. А теперь ты, и только ты ответственен за то, что, фактически… искалечил его жизнь. А как ещё это можно назвать? - Фенрир. - Вали отсюда. - Фенрир, пожалуйста. Выходи. Никакой реакции. И я словно взбесился. Я просто не мог оставить это вот так, не мог, не мог, не мог. Бросился в комнату, и, сорвав со стены тяжеленный огнетушитель, кинулся обратно, к двери. С первого же удара поганый французский засов слетел, и я распахнул дверь. Фенрир стоял, опираясь локтями на раковину, прислонившись лбом к зеркалу. Гладкая поверхность затуманилась от его дыхания. Я замираю на мгновение, оторопев от острого, поразительно четкого дежавю. Третий курс, я, стоящий в туалете на втором этаже. Раковина, запотевшее стекло, мерный стук капель. Эй, Сопливус. Смотрите-ка, отлить пришел. Он резко обернулся, но сейчас – впервые в жизни – я оказался быстрее. Не дав ему опомниться, я рывком сорвал с него брюки вместе с бельем, и взял в руку его член. Фенрир схватил меня за шкирку, явно намереваясь вышвырнуть меня отсюда, но я обхватил его колени со всей силы, отказываясь отпускать. Тогда он немного расслабился: - Ничего из этого не выйдет, парень. Отпусти меня и езжай домой. - Да? – я усмехнулся, - а, по-моему, что-то уже происходит. Симулянт хренов. Его член слегка напрягся в моей ладони, и я начал поглаживать его пальцами, быстро, ритмично – вверх и вниз. Фенрир задержал дыхание, прислонился к холодной поверхности зеркала и заговорил, быстро-быстро, его слова опережали друг друга: - Это случилось перед отъездом. Перед тем, как эти дамблдоровские ублюдки… В общем, я хотел сделать это с одной смазливой бабенцией, она так и вилась вокруг меня, так и ластилась, но потом… потом, понимаешь, что-то просто хрустнуло, что-то щелкнуло во мне – и как отрезало. Вроде и хочу – а не могу, вот, не работает. Ничего… ничего не происходит. А она… - его взгляд стал жестким, - она как заржет, сучонка эдакая, как захохочет. Дескать, это ли тот самый зверь, о котором мы наслышаны? Это – тот Сивый, а? Так и говорит, Северус, вот клянусь, прямо не по себе стало. Я бы и задушил её там же, да помешало что-то. Не помогло бы, а? Так ведь? Только… Я всё слышу этот её смех. Каждый раз, когда ложусь спать. И когда про… когда просыпаюсь… В этот момент он охнул и вцепился в край раковины, а потом взмахнул ладонью, сшибая все эти бесконечные баночки и флакончики, собираясь... - Убери руки, - спокойно сказал я, отстраняясь, - не смей даже дотрагиваться до него. Фенрир окинул меня мутным взором. - Убери руки за спину, - сказал я, - сейчас же. Давай, или я свяжу тебя. Он нехотя подчинился, хотя мне были вполне понятны его мучения. У него уже почти стоял, во всяком случая, я был уверен, что дело идет на лад. После чего я встал. Выпрямился во весь рост – и одним движением сбросил с себя халат, остался перед Грейбеком совершенно обнаженным. Халат с тихим шорохом упал на пол, накрыл наши ступни - его и мои. Я увидел, как загорелись глаза Фенрира и предупредил: - Ни в коем случае. Просто смотри. Руки должны быть за спиной. И не… не вздумай дотронуться до меня этим своим прибором. Он судорожно вздохнул и уставился на меня так, будто видел меня в первый раз. А в это время я уже был достаточно возбужден, чтобы начать представление. Обхватив ладонью свой вздыбленный, твердый член, я слегка погладил его у основания, лаская яички, постепенно поднимался выше – и снова опускался, привыкая в медленному, неторопливому ритму. Краем глаза я поглядывал на Фенрира, который что было сил сцепил за спиной в замок взмокшие пальцы. На какое-то мгновение он застыл, опустил глаза, разглядывая свой оживший член, и потом вздохнул с явным удовлетворением.
- Стервец, ты меня дразнишь. - Ага, - подхватил я, все крепче сжимая свой член, - вижу, ты заговорил по-другому. Фенрир даже не ответил на эту издевку. Его глаза загорелись желтоватым огоньком, а его член торжествующе смотрел вверх. - Фенрир, - прошептал я, закрыв глаза, и одним медленным движением сжал член у самого основания, и скользнул к влажной головке. Я кончил с его именем на губах, я кончил прямо на его живот, так мы стояли близко. Этого Грейбек уже не мог выдержать. Зарычав, он схватил меня за плечи и нагнул, резко, быстро, так, что мои губы коснулись его члена. Он кончил бы только от этого, я уверен, но я тут же отстранился – и в следующий момент вобрал его возбужденный член так глубоко, как только мог. Я вцепился в его задницу, поглаживал его ягодицы, пока он ерзал на краю мраморной ванной, что-то шепча, так быстро, что я не разобрал ни слова. Когда он кончил в меня, и я проглотил, мне не хотелось даже отстраняться. Он залез на край ванной, уселся так, и позволил мне положить голову на свои колени. Я готов был вечность простоять так, сидя на мокром полу, обнимая его ноги. Когда он заговорил снова, я, наконец, понял, что он повторял, кончая: - Спасибо, мальчик, - прошептал он, - спасибо тебе. Спасибо… А потом он зарылся пальцами в мои волосы, и поглаживал меня по затылку, и почесывал меня за ухом, и шею, и даже коснулся губами моего лба. А, может, мне это показалось. Но это неважно – главное, что остаток дня Фенрир был веселым и оживленным, оптимистично настроенным и готовым продолжать жить. А о большем я и не мог мечтать.
***
Башня. Кофейни. Центр Помпиду. Эта исполинская арка. Я вытащил, я всё-таки вытащил его, хотя он решительно сопротивлялся. Но с утра я был так расслаблен, что мне даже было не лень с ним поспорить. Прохожие оглядывались на странную пару, и Фенрир даже несколько раз порывался «догнать и набить морду», я с трудом его удерживал. Он успокаивался: я с наслаждением чувствовал, как вся это его нервозность, всё беспокойство уходили, и он снова начал шутить и улыбаться. С возрастом привычка рифмовать слова и говорить приговорками исчезла, как и исчез этот хохоток, недобрый, издевающийся. Да, изменился не только я. Теперь же Фенрир стал более серьезным, более ответственным. Я мог бы сравнить первый дни в Париже с «лучшими годами», да только время всегда оставляет свой отпечаток. В этот раз все было гораздо серьезнее. Мы оба – уставшие люди. Парижская осень – наверное, так и следовало закончить свою жизнь. Мы уже не молоды, Фенрир вообще стареет, это же видно. Конечно, когда он в мгновение ока подхватил поднос у спотыкнувшейся официантки, сидя на противоположном конце зала, все в голос ахнули. Да, нечеловеческая реакция – а что вы хотели?
Это было его день рождения, и мы сидели в небольшом ресторанчике в самом центре, у Дома Инвалидов. Людей там было немного, я специально выбирал места, чтобы на нас не очень-то глазели. - Я хотел бы предложить тебе кольцо, - сказал я с улыбкой, - но передумал. Ты бы вышел за меня? - Чтобы меня до конца жизни величали сраным педрилой? – Фенрир ухмыльнулся – и тут же расхохотался, совершенно беззлобно, и я засмеялся тоже, - меня и бабы привлекают, мальчик мой. Я вообще это… как его? Разносторонняя личность. - Но на меня ты угрохал больше времени. - Да, - кивнул Грейбек, задумавшись, - выходит, я все-таки однолюб. - Я тоже, - я вздохнул, - я уже говорил, что люблю тебя? - Неоднократно, - Фенрир пожал плечами и как ни в чем ни бывало принялся за свое мясо. - Фенрир! - Да? – он смерил меня насмешливым взглядом, - так, наверное, ты своих ученичков кличешь. «Поттер!», «Уизли!», «Эй, балбесы!»? А? Так ведь? Я встал, меня слегка мутило. - Приду через минуту. В туалете были какие-то люди, и я вышел на улицу, чтобы холодный ветерок с Сены освежил моё лицо. Щеки горели.
Под подошвами моих туфель хрустели золотистые листья, сердце колотилось отчаянно. Да ладно вам, профессор Снейп. Я же себя знаю… Я не знаю себя. Это сложно. Это трудно. Это невозможный человек, зная его, ты не вправе ждать от него каких-либо обещаний или признаний. Он никогда не говорит об этом, но действиями показывает, насколько я дорог ему. Дело куда важнее, чем какие-нибудь там слова, верно? Сидит, наверное, вином накачивается. Сморщенная кожа на руках, глубокие морщины. Полное отсутствие хороших манер. Когда-то это, наверное, и было забавным. Хотя бы вспомнить его визит в Малфой-Мэнор… Когда-то я был слишком серьезным, а он умел смеяться. Хотелось бы мне вернуть это время. В жизни все в какой-то момент кажется забавным: ты переживаешь, мучаешься, сходишь с ума – а потом это кажется такой мелочью. Такой ерундой. Интересно, надолго ли я запомню эти полчаса на пронизывающим осеннем ветре – я стою на пустом бульваре, невидящем взглядом уставившись на купол Дома Инвалидов. - Черт тебя подери, Северус, - сильные руки обнимают меня сзади за талию, Фенрир кладет свою стриженную голову мне на плечо, - я тут всё перевернул пока швейцар не сказал мне, что ты вышел. И я не выдерживаю. Не могу больше. Мне хочется кричать и плакать. - Я люблю тебя, - голос срывается, - как ты не понимаешь, я же тебя люб… - Я тоже, - перебивает меня Фенрир, - я разве не говорил тебе? - Никогда. - Упс, - он с извиняющейся гримасой разводит руками, - забыл, значит. - Фенрир, - его ладонь сжимает мое плечо, - я так переживал из-за этого. Я сейчас просто убью тебя. Он хихикает, отстраняется, и бросает в меня пригоршней сухих листьев. Я пытаюсь ему ответить – но куда мне до него? Одним движением он валит меня на мостовую, заталкивает листья мне за шиворот, лезет рукой мне под рубашку. - Я люблю тебя… Только прекрати, это колется… - Эй, мальчишка! - Я так люблю тебя.
А вечером, когда он входит в меня одним рывком, как раньше, не желая возиться с тем, чтобы доставить мне больше удовольствия, я растворяюсь, я погружаюсь в него, я в нем тону. Его сухие губы касаются моей шеи, его шершавый язык зачем-то залезает мне в ухо, и мне так хорошо от этого, так больно, и… хорошо. Он кончает, вцепившись в меня, будто я могу куда-то исчезнуть, и потом на моих боках остаются длинные красные полосы – следы от его ногтей.
Я помню, как мы шли, обнявшись, по аллеям и бульварам, а рядом грохотал поток автомобилей. - Адские штуковины. Груды металла. - Магглы зовут их машинами. Ты что же, мало их в Лондоне насмотрелся? - Я не так часто, - он замолкает, и снова продолжает негромким голосом, - я не так часто бывал в Лондоне, чтобы к ним привыкнуть. Ты знаешь, а… Я опускаю голову. Ну зачем, зачем я снова перевел разговор на эту тему? - Интересно, Коготь выиграет вторую компанию, а? – его голос звучит нарочито беззаботно. - Не знаю. Не думай об этом. - Это что это ты командуешь – что мне думать, а что нет? – Фенрир сердито на меня косится, - не слишком ли много ты берешь на себя, С.Снейп? Я молчу, а он продолжает, негромко, мечтательно. - Знаешь, мне по ночам снятся эти… эти вещи. Ну, люди там всякие. Пуйзажи. Наш склад, как мы его строили. Как его потом подожгли. Роззи мне моя снится, ну, там и остальные. Все мои. Мои. Не дадутся они Когтю. Мне даже парень этот, что кинулся на меня с ножом, снится, представляешь? - Фенрир, - говорю я, - у нас ещё много лет впереди. У нас новая жизнь в новом месте. Разве тебе плохо со мной? Фенрир как-то непонятно крякает, а когда он обращается ко мне, в его глазах загорается безумный огонек. - Ну, лет двадцать-то ещё протяну, а? – он хохочет нездоровым, хриплым хохотом, - может, пятнадцать?
Я молчу, и он наклоняется, чтобы поцеловать меня в макушку, и меня в этот момент обдает каким-то странным запахом; я не сразу понимаю, в чем тут дело.
Но когда я прихожу домой, я влетаю в номер и начинаю судорожно переворачивать все ящики. Фенрир возится с ботинками в коридоре, и, войдя в комнату, удивленно замирает на месте. Не замечая него, я копаюсь в шкафах, откуда вылетает белье, носки, какие-то тряпки и старые книги, я переворачиваю все вверх дном. - Эй, парень… - начинает Фенрир, и я, подскочив на месте, кидаюсь к нему – и хватаю его за воротник пальто. - Ну, где она? – голос срывается, но я все равно продолжаю, - где, где это? - Да что тебе надо-то? - Где твоя фляжка, где бутылка, где вся эта гадость, которой ты накачался? Фенрир не отвечает, отстранившись, он смотрит на меня мутным, ничего не понимающим взглядом. А потом медленно выдыхает и начинает: - Да не твое это дело, па… - ГДЕ ОНА? - В комоде. Он шумно вздыхает и валится на кровать. Его грудь вздымается так высоко, словно он пробежал милю. Я достаю дешевую жестяную фляжку, открываю её и принюхиваюсь. - Давно ты? Отвечай. - Иди в жопу. Я стою над ним, уперев руки в бока. Как, как я мог ничего не замечать… Ладно, допустим, он не пил при мне, перед встречей со мной, но он вообще никогда не казался мне… - Да, конечно, - я стараюсь, чтобы мой голос звучал как можно язвительнее, - нервическое у него. Как же. Распереживался, бедненький. Ничего-то он больше не может… Кроме как присосаться к своей фляге так, что палками не отгонишь. Вот с чего ты так резко постарел, Сивый. - Брехня. Он закрывает глаза и машет мне рукой, чтобы я уходил. Но я никуда не собираюсь. - Я задал тебе вопрос. - В жо-пу. - Давно ты? Он медленно разлипает опухшие веки и смотрит на меня с какой-то обреченностью, понимая, что я никуда не денусь. А потом говорит, голос у него такой… даже не хриплый, а скрипучий. - С отъезда. Впервые надрался после той ночи с Когтем. И… ну, и пошло дальше. Горько мне было, Северус, плохо. Я не могу жить в этой стране и в этом городе. Я ненавижу каждый предмет мебели в этой жалкой комнатушке. Я… Я хочу домой. Когда он смотрит на меня, у него глаза желтые и отчаянные. - Забери, - повторяет он совсем как в тот раз, - забери меня, Снейп. Я хочу домой.
Пробирки валятся у меня из рук, порошки рассыпаются по полу. Стареешь, Снейп, ты неудержимо стареешь. Наконец, я разбиваю в мерзкого вида кашицу сырое яйцо и протягиваю всё это Фенриру, который не может встать с кровати. - На, - говорю я, - выпей. Станет лучше. - Не станет, - он упрямо отталкивает стакан, - налей мне лучше виски. - Ладно, - я молчу несколько минут, а потом вздыхаю, - ладно, Фенрир, но только условимся. Если ты хочешь пить – пей уже тогда хороший, дорогой алкоголь, маленькими порциями. Количество я буду сокращать. Фенрир качает головой, а я срываюсь с места, мчусь в ресторан. Флягу его, не глядя, выбрасываю в окошко в ванной, не сразу понимая, что как-то раз уже делал это.
***
И понеслось – долгие, мучительные рассветы, аллергия на свежий воздух, влажное белье и смятые простыни. Я сплю с ним, но мы уже давно не занимаемся сексом. Вместо любовных игрищ – ежедневные потасовки. - Ты налил мне слишком мало. Это ничего не даст. Дай, черт тебя подери, ключ от мини-бара, или я сорву замок зубами.
Я обхватываю его поперек туловища, от него несет потом. - Пожалуйста, - говорю я, - пожалуйста, Фенрир. Давай лучше в ванную. Он слегка расслабляется, но всё равно вырывается из захвата. По утрам ему слишком тяжело вставать с постели – хотя от дорогущего коньяка не бывает страшного похмелья, он слишком разбит. Похмелье – это его привычка. - Ладно, парень, - сдается он, - тащи меня в свою ванную. Мне всё равно надо отлить.
Во время одного из таких споров он, не выдержав, меня ударил. Я помню себя мечущимся по ванной, пытающимся найти хоть что-то, хоть какую-нибудь опору, восстановить дыхание, пока слезы градом катятся по лицу. Я даже не сразу сообразил, в чем дело. Просто слишком больно. И я не закрыл дверь, зная, что Фенрир всё равно не встанет не с постели. Он не мог уже, просто не мог. Пробовал встать – упал, ударился головой об изголовье кровати, поднялся. - Башка всё равно чугунная, - с извиняющейся улыбкой сказал он, появляясь на пороге ванной, - ты… Северус… ты что… Я отворачиваюсь, пытаясь скрыть слезы, но поздно, он уже заметил. Он стоит и с каким-то недоумением смотрит на мои мокрые щеки. - Ты что это… плачешь? - Ох, выйди отсюда, - черт, это так стыдно. Как я давно не плакал. С подросткового возраста, наверное. Поттер бы с дружками обхохотался. - Ни фига не работает, - Фенрир подошел, очень осторожно, чтобы не упасть на меня. Дотронулся до моей щеки – почти нежно. Очень… бережно. А потом, прежде чем я успел что-либо предпринять, бухнулся на колени, прямо на кафельный пол, так и сел с размаху. Что-то хрустнуло, наверное, плитка не выдержала этого безобразия. Но ему на всё это было плевать. Он стоял передо мной, едва шевеля губами, шепча что-то, он хватал меня за руки и неуклюже пытался оттереть слезы с моей щеки. - Ну, ну же, мальчик, - бормотал он, - я просто жалкий, придурошный старик. Прости… прости меня. Ну пожалуйста. - Фенрир, не на… не надо, - простонал я, когда он решил меня обнять. Меня обдало резким запахом перегара. - Я люблю тебя, - сказал он, - ты знаешь, я правда очень люблю тебя. Больше кого-либо на свете. Тебя – и общину. А больше ничего не имеет значения. - И бутылку, - сказал я мрачно. Я уже успокоился. - Бутылку? – вскричал Фенрир страшно, хрипло. Он бросился назад, в комнату, схватил с тумбочки недопитый стакан и выплеснул его в раковину. - Вот, вот так тебе, зараза, - повторял он, вытряхивая всё, до капли. - Фенрир. Это ребячество. - Пусть. Он осторожно обнял мои замерзшие ноги, и я стал легонько поглаживать его по затылку. - Обещай мне, что ты меня не бросишь, - сказал Сивый, поеживаясь от холодка. Я посмотрел в его глаза и вздрогнул. Ему больше шестидесяти лет. И эта фраза в его устах… Господи, это же так по-детски. Так странно слышать это сейчас. «Ты меня не бросишь?» хотелось мне говорить моей бедной матери, пока она была жива, Люцису Малфою, когда я, фактически, отдавал свою жизнь в его распоряжение, Альбусу Дамблдору, которому я отдал себя без остатка. Фенриру. - Нет, - сказал я, - я тебя не брошу.
Его хватило на несколько дней. И что это были за дни! Фенрир шатался, как пришибленный, по комнате, огрызался на каждую мою попытку с ним заговорить, то и дело подходил ко мне, чтобы извиниться с самой теплой гримасой, которую он мог изобразить. Когда я, не выдержав всего этого, решил выйти на обед в город, он, однако, сказал, что составит мне компанию. Итак, я был привязан к нему круглые сутки. Это было мучение – наблюдать его дрожащие пальцы, блуждающие по блестящей поверхности стола, терпеть эти жалкие попытки завести нормальную беседу, построить правильное предложение.
- У меня туман в голове какой-то, - жаловался Фенрир, - у меня всё плывет перед глазами. В завихрениях этой мути я вижу тебя и Когтя, я вижу плакаты со своей физиономией, шапку пены на кружке нашего местного эля, рисунки на указателях и ухмыляющуюся рожу местного портье. И меня тошнит, понимаешь? - Понимаю, - терпеливо говорил я, - тебе необходимо потерпеть это хотя бы до завтрашнего дня, а там станет легче. Я сварю тебе зелье. - Зелье! – вскрикнул он, вздрагивая всем телом, - да на хер мне твои зелья! Меня тошнит от этих порошков и скляночек, от этого твоего тошнотворного варева. Ты хочешь отравить меня, Снейп, чтобы вернуться в Англию, а? Так ведь, парень? Даже если он шутил, в своей шутке он зашел слишком далеко. Я стиснул зубы. - Ты знаешь, это обижает меня, Сивый. Прекрати. - Что обижает тебя, а? Баночки да скляночки? А, может, эти французские булки да местные горничные, а, Снейп? А может, это я тебя так раздражаю, приятель? Устал, небось, от моей рожи… Всю жизнь терпел – и вот – нате вам, устал… - Пойдем, - сказал я, - вставай. Тебе нужно выйти из комнаты, я отведу тебя к набережной. Там свежий воздух. - Да посрал я на твой воздух! – заорал Фенрир, задыхаясь, - дай мне виски, я вырублюсь и перестану тебя раздражать. Его глаза сверкали чистым безумием, и мне становилось не по себе. Даже несмотря на то, что я так долго его знаю. Я ведь только думал, что знаю его. А теперь я заперт с ним в одной комнате – кто может сказать, чем это всё закончится? Ссадина на моей щеке не заживала. - Пошли, - всё больше волнуясь, позвал я, - давай, одевайся. Тебе нужно… Я даже не заметил, как он бросился на меня. Чистый зверь. Одним прыжком соскочил с кровати, прижал меня к стене, в рот лезут его отросшие седые патлы. - Дай мне ключ, - прорычал он сквозь зубы, стиснув мое плечо. Я запрокинул голову. В этот момент… Наши губы были так близко. И мне впервые в жизни не хотелось его поцеловать. Это было… пугающе. Как заколдованный, в каком-то оцепенении я сунул руку в карман и выдал Фенриру ключ от бара. Он выглядел таким удивленным.
А потом я уже не помню ничего. Как будто кто-то нажал на секретную кнопку, поставил на паузу всю твою жизнь. Щелчок, пустота, ничего больше – только мутный, неясный осадок старых воспоминаний: ты по-прежнему в Париже, ты в роскошном гостиничном люксе, а в окна барабанит дождь. И – ещё глубже, где-то в самом дальнем уголке мозга пойманной птицей бьется: Фенрир, Фенрир, Фенрир.
***
Огни ночного города отражались в лужах, скользили по влажному асфальту. Блики неоновых вывесок в этом маленьком, грязном райончике – нет, это даже не заставляло меня краснеть. Пустота, и только. Мне было всё равно. В кармане звенела мелочь, мокрый лист забился под язычок моей туфли, но останавливаться, чтобы его достать, не хотелось. Тут меня так и сверлили взглядами. Только что прошел ливень, и все эти местные персонажи вылезли из подземных переходов, как грибы на поляну. Немолодые женщины с разукрашенными лицами, жирными складками, перетянутыми шелковой тесьмой. Их сморщенные груди вываливаются из тугих корсетов. Девочки, совсем подростки, с опухшими от бессонницы глазами и синяками на лице, плечах – жертвы бедности и жестокости взрослых. На них-то и вовсе смотреть было страшно. Влажные, неопытные губы, неумелые, но старательные гримаски – бежать, бежать дальше.
Тут были и дети, плачущие, посиневшие от холода, и жутковатого вида андрогинные бесполые существа, и трансвеститы, увешанные гирляндами сигаретных бычков и пустых банок из-под колы. - Сэр? Я обернулся не сразу. Но потом меня тронули за плечо. - Да? - Мое имя Люк. Может быть, я вам понравлюсь? Он был никто. Не уродливый извращенец с маниакальным блеском в глазах, ни замученный подросток, ни транссексуал в кричащих шмотках. Парень как парень. Русые волосы, чуть ниже меня, глаза я не успел рассмотреть. - Я не поведу тебя домой, - сказал я сердито. - Не вопрос, - он понимающе улыбнулся, - у меня есть здесь комната. Наверное, меня привлекло то, что он даже не сразу заговорил о деньгах. И что, несмотря на жуткую погоду и мой нелюбезный вид, улыбнулся. - Валяй, - буркнул я, и он, чуть ли ни пританцовывая, пошел вверх по улице, мимо своих менее удачливых коллег. Те бурчали что-то себе под нос и выкрикивали ему вслед какие-то ругательства на французском.
Мне хотелось забыться, отвлечься, мне хотелось умереть и родиться заново. Не успел он снять ботинки, как я молча повалил его на кровать и сорвал с него джинсы вместе с бельем. К черту. К черту всю мою жизнь, моих друзей и врагов, к черту этот город, к черту Фенрира, сидящего сейчас в одиночестве в нашем номере. К черту. Мальчик посмотрел на меня с приглашающей улыбкой. - Повернись, - сказал я, - я не хочу тебя видеть. Он сам перекатился на живот и подставил мне свою задницу, сам своими тонкими, покрасневшими от холода пальцами раздвинул ягодицы. Пока я, чертыхаясь, возился с молнией, этот парень, наверное, проклял всё на свете. Связался с мазохистом каким-то… - Люк, - зачем-то сказал я, - перестань трястись, всё будет как всегда. Он вздрогнул всем телом и тут же затих. Я дотронулся ладонью до его ягодицы, и мышцы его рефлекторно сократились – я погладил его ещё раз, и он, кажется, успокоился. - Вот так. Но когда я вошел в него. Все перевернулось, все было не так, как всегда, и мне отчего-то стало больно и грустно, и отчего-то в голове зазвучал знакомый голос, глубокий, хрипловатый, знакомый, но, кажется, давно позабытый – звучащий сквозь года, сквозь суровые зимы и жаркие лета, холодные весны и осени, промокшие под проливным дождем. - Вы позвали кого-то, сэр? - Ваше дело лежать головой в подушку. Уж точно не вас, юноша. Я вошел в него быстро, резко, одним движением – совсем как ОН входил в меня. Я не желаю возиться с тобою, парень. Лежи и думай о чем-нибудь приятном. Я вошел в него, сразу позабыв обо всех запретах и неприятных последствиях. Его плоть сомкнулась вокруг меня, и я крикнул что-то, сам не поняв, что, и я вцепился в плечи этого бедного мальчика, и я потянул его на себя, потом отпустил и дернулся ещё раз. Если он и был возбужден, я этого не заметил. Мне было всё равно. Меня с головой накрыло, и, кажется, слегка пошатывало, когда я свалился с него, все ещё содрогаясь от наслаждения. Секс есть секс, и не имеет значения, с кем ты делишь… Имеет. Мерзко и тяжело. Мне нужно вернуться домой, мне нужно увидеть Фенрира. Сердце колотилось, в окно билась какая-то сумасшедшая парижская птица, Люк перекатился на живот и вцепился мне в плечо, будто пытаясь что-то сказать. Темно, никакого света, только отблеск его белого тела. Щеку мазнула прядь его волос. Чертов ребенок.
И тогда я поднялся – и понял, что это была за птица. - Отвернись, Люк, - сказал я, отпирая окно. - Что… что вы хотите сделать? - Отвернись! – рявкнул я так, что стекла задрожали. Сова. Слава богу, не министерская. Письмо, нет, коротенькая записка. - Только попробуй открыть глаза.
«Северус, Мы зафиксировали акт аппарации. Я ума не приложу, как он сделал это: видимо, все-таки кто-то, оповестивший его, прислал и портключ. Найди его немедленно, Северус, ты должен знать, где его искать! Альбус Дамблдор».
Мерлин и святая Моргана, что за бессмыслица. Я даже не успел нахмуриться, как что-то разорвалось внутри меня на множество осколков; они впились в шею, в горло, но больше всего – в сердце. Ты прекрасно знаешь, о чем это письмо. Фенрир… Господи. Он что же, сбежал? - Что за сюрприз, сэр? – недовольный голос этого… ох, да как бы его не звали. Сова, ухнув, улетела. Руки судорожно тряслись, когда я натягивал на себя ботинки. - Сэр? Давление поднималось. - Сэр? В висках снова застучало: Фенрир, Фенрир, Фенрир. - Вы слышите меня, сэр? Я могу открывать глаза? Швырнув на прикроватную тумбочку целую пригоршню этих маленьких французских монеток, я пулей вылетел из комнаты. Задыхаясь, забежал за угол – и тут же аппарировал.
***
Сомнений не возникало. Что-то произошло, что-то, что могло вот так дернуть его в Англию, что-то там. В общине. «Ты – и община. Я люблю вас больше всего на свете, парень». Меня швырнуло в глинистое месиво, что было когда-то дорогой. Тропинки, размытые осенней бурей, следы града на застывшей грязи. Ноги утопали аж по колено, я несколько раз падал, вставал, шел дальше. Идти все труднее – но уже там, за тем поворотом я увижу знакомые с детства очертания домов. Ну же. Столб пыли, какой-то мокрой, влажной пыли, брызги, размазанное крошево. Я могу открывать глаза? Жуткая сцена. Я закрываю глаза, я не хочу, не хочу этого видеть. Но я знаю, что я увижу это, как бы ни отпирался. Как бы ни хитрил. Если бы здесь были груды трупов, море крови, лохмотья на зеленых телах повешенных. Если бы здесь пировали жутчайшие монстры из ночных кошмаров. Если бы здесь… Здесь не было ничего. Обломок кирпичной стены на месте бара. Несколько валунов там, где стоял дом Фенрира. Какие-то склянки, всё, что осталось от маленькой лечебницы. Пыль, и грязь, и запах дыма. Разруха. Совершеннейшая, абсолютная разруха. И над всем этим, где-то неподалеку, но чуть выше, на вершине холма – дыра в пустынном пейзаже, сгусток темноты, скорчившаяся фигура человека. Он стоял на коленях, запрокинув голову, он что-то хрипел, он то и дело взмахивал руками, будто пытаясь найти опору, пытаясь зацепиться за что-то – будто он падал, а ведь он стоял на коленях и не терял равновесия. Глаза на выкате – страшные, налитые кровью глаза. Он орал и вырывался из чьих-то невидимых рук, он изворачивался невообразимо, нечеловечески гибко, он кричал и плакал. Какие демоны одолевают тебя, Фенрир, с какими чудовищами ты борешься? Он рыдал так, что, казалось, у него разорвется сердце. Он расплавится, взорвется, перегорит. Судорожные рывки вперед, падение, подняться, сжать зубы, проползти ещё пару метров.
Он скатится в этого чертового холма. - ФЕНРИР!!! Человек зажимает ладонями уши, будто звук моего голоса доставляет ему чудовищные страдания. И я бегу, задыхаясь, и холодный осенний воздух бьет меня в грудь. Он рыдает, размазывает слезы по лицу, и это так отвратительно. Он – старик. Он делает рывок вперед, словно нарочно хочет разбить себе голову. Его лицо, красное, мокрое, похоже на кусок сырого мяса. Он ползет к самому краю, ещё немного – и, если он не поднимется, то так и покатится с холма. Я не знаю, что я думал в этот момент. Это не бездна, и не водоворот, это всего лишь холм – небольшой, покатый. Но почему-то мне было за него отчаянно, дико страшно. Успеть. Дотянуться. Там, внизу, догорали остатки того, чему Фенрир посвятил всю свою жизнь. - Фенрир. Я вцепился в его мокрую, облепившую тело мантию, грязную и вонючую, как и всё, что он носил в последнее время. Пальцы скользили по мокрой коже, срывались, невозможно ухватиться. - …В конце концов, это не конец света. Самые великие города когда-то были разрушены до основания, и их перестраивали заново. Они становились ещё лучше, ещё величественнее, чем когда-либо. Он ревел, вырываясь из моих рук, но теперь у него не хватало сил, чтобы просто оттолкнуть меня. Его пальцы дрожали, все его тело била крупная дрожь. Я говорил и говорил, не останавливаясь, пытаясь успокоить и его и себя, он словно обезумел. С одержимостью сумасшедшего он лез туда, вниз, словно хотел взять в руки эти оставшиеся дощечки и попытаться сложить из них то, что было. - Он предал меня, - хрипло проговорил Фенрир, дрожа всем телом, - хозяин предал меня. Коготь погубил мой город. Ты предал меня. Все, все, что было – все предало… меня… Совершенно обезумев, он схватил горсть земли, будто мог что-то соорудить из этого, но влажные комки глины просочились сквозь его пальцы. Ничего… не осталось. Господи, господи, прости меня, прости его, прости тех, кто сделал это. У Сивого была одна мечта. Лишиться мечты – худшее, что может случиться с человеком. -Я пытался… пытался…Я терпел… думал… что-то выйдет… никогда не терпел – а сейчас терпел… в Париже – и не вернулся… Думал – что-то получится… Метка Лорда – огромная змея постепенно исчезала в морозном воздухе. Я помнил, как пришел в общину, мне было девятнадцать, я пришел похвастаться знаком смерти на своей руке. Фенрир смеялся надо мной. Мы у Малфоев, и Сивый, издеваясь, в который раз путает нож с вилкой. Требует себе живых младенцев. Хохочет. Череда покушений, моя успешная интрига, он отстранен от всего, что было ему важно, он со мной, в Париже. Случилось бы это, если бы я не сделал ничего и Фенрир был бы на месте Когтя? Да, конечно же. Темный Лорд набирает силу. Он не остановится ни перед чем. Грядет война, долгая, тяжелая, изматывающая бойня.
Слезы градом катились по лицу, застилали глаза. Лучший солдат – тот, кому нечего терять. Вернее, тот, кто потерял все, кому не дорога своя жизнь. И потом, через несколько лет, когда Фенрир появится в Хогвартсе в роковую ночь девяносто шестого, я поверю в то, что это действительно так. Но сейчас… - Да что же это такое? За что же мне это, а? – он всхлипывал совершенно беспомощно, он просто повис на мне, цеплялся за рукав моей мантии с отчаянностью утопающего. Он и вправду тонет. - Мы все построим заново, - твердил я, - мы все сделаем, как было. Только ты и я. Договорились? Он не ответил. Невидящим взглядом уставился в опустевшую долину, сидел и покачивался. Чистой воды сумасшедший. Господи, что мы с ним натворили за эту жизнь. Сколько всего мы прошли, как мы от этого всего устали. Очертания изумрудно-зеленой метки таяли в застывшем воздухе. Клубы дыма поднимались над пепелищем. Я оглянулся на тот пейзаж, что остался сзади, и неуклюже потрепал Сивого по вздрагивающему плечу. - Ну же. Договорились? Он несколько раз глубоко вздохнул, но слезы, не переставая, катились по его лицу. Он даже не пытался их скрыть. Какая-то тень заскользила по холму, и я увидел где-то высоко в небе темную точку – ястреба. Где-то вдалеке закуковала кукушка. Сколько там? Лет двадцать-то ещё протяну, а? Может, пятнадцать? Я сидел, тупо пялясь в пустое пространство, считал года, а Фенрир всё рыдал, никак не мог остановиться. Только через час мне удалось поднять его, поставить на ноги. Я закинул его руку на свое плечо и сделал несколько шагов, но тут же понял, что нам надо с ним аппарировать. Не дотащу я его. Не дотащу. Я когда принялся нашаривать в карманах волшебную палочку, вдруг почувствовал дикую усталость. Эхо прошедших дней звенело в ушах – бутылки, Париж, Люк, ссоры, удар, ванная, зеркало, ком смятых простыней. Присесть бы – да нельзя, надо убрать отсюда Фенрира. Он весь промок, совершенно. Наверняка простынет. Я принялся снимать с него мантию, натягивать свои перчатки на его безвольные пальцы. - Ничего не вернется, - пробормотал он, - ничего уже тут не исправишь, парень. Оставил бы меня здесь. Дома… сдохну… Губы онемели, и я не стал ему отвечать. Только кое-как натянул на него свой жилет, криво застегнул пуговицы – ну да черт с ним, сойдет. Главное, хоть не простудится. Поднялся, кое-как вытер последние слезы с его щеки, взвалил его тяжеленную лапищу на свое плечо. Он послушно уцепился за меня, готовясь аппарировать. По-моему, в этот момент он уже совершенно ничего не соображал.
Прежде чем исчезнуть, я взмахнул палочкой, убрал наши следы – мало ли что. А его промокшую мантию швырнул в ближайшую лужу.
Кажется, на снарри не высказывалась... так что пискну здесь :) У вас получился просто изумительный образ Фенрира. Не каноничный, нарисованный грубыми скупыми штрихами - а живой, настоящий, полузверь-получеловек, который и сам не определился, кто он на самом деле. За это от любителя редких персонажей отдельная, особая благодарность :)
И Северус... необычный роман, но очень похоже на правду. Спасибо вам :)
У Англии нет постоянных друзей и врагов, есть только постоянные интересы (с)
Не зарегистрирован
Зарегистрирован: 01.01.70
Отправлено: 12.03.06 23:10. Заголовок: Re:
Сильная вещь. Назвать фиком- язык не повернется. Целостные образы. Живые. Осознанность, осязаемость , мотивация. прочитав до конца, невольно возвращаешься назад, чтобы еще раз посмотреть на то, как разворачиваются характеры, обдумать еще раз поступки, цели... Спасибо!
Практически безупречная проза, точно и чеканно выстроенная как в сюжетном, так и в вербально-психологическом отношении. На высоком уровне - ВСЕ: интротекст, интертекст, надстройка, подстрочник, уровни восприятия, портретные характеристики персонажей, орнамент...в общем, СОВЕРШЕННО зрелое произведение, в чем-то напоминающее раннего Стивена Кинга.
Valemora Spasibo ogromnoe! Bezumno priatno!! Завулон Spasibo. Mne vot skazali, chto iz etogo luchshe sdelat` oridginal. navernoe, tak i postuplu... Ochen` rada vashey pohvale! Sidemoon Oy, ya i slov-to takih ne znau! Eto chto-to ochen` umnoe dlia menia, i tem bolee priatno, chto udaetsia vsemu etomu sootvetstvovat`!! Ura!! Spasibo orgomnoe! lukassa ^_^
lukassa Подстрочник - внешний, первый уровень текста. Надстройка - уровень скрытый, внутренний. Это - так, внутрилитературный жаргон, не более того. Ничего особенного!
Все даты в формате GMT
3 час. Хитов сегодня: 75
Права: смайлы да, картинки да, шрифты да, голосования нет
аватары да, автозамена ссылок вкл, премодерация откл, правка нет
Спасибо.
Ничего особенного!
- участник сейчас на форуме
