ДОРОГИЕ ДРУЗЬЯ! ФОРУМ ОТКРЫТ ТОЛЬКО ДЛЯ СОВЕРШЕННОЛЕТНИХ ЗАРЕГИСТРИРОВАННЫХ ПОЛЬЗОВАТЕЛЕЙ.
Чтобы зарегистрироваться, внимательно прочтите инструкцию в этой теме.
Если вы уже зарегистрированы, то получить доступ к закрытым разделам можно в этой теме.
*** Я стал присматриваться к нему только на третий день. Точнее, решил присмотреться. Принюхаться. Проверить. Не так уж хорошо мое место – никаких особых приятных уголков, вроде ресторанов или кафе, никаких крупных магазинов – тихое, но меня устраивает. Моё. Нельзя сказать, что я знаю всех Больших наперечет – нет, конечно, но его постоянство меня заинтересовало. Что-то ему нужно было на перекрестке, около тускло горящего фонаря. В одно и то же время – в час между Собакой и Волком. Он появлялся из-за угла, вставал около столба, уставившись прямо перед собой. Иногда задирал голову к небу, точно вынюхивал что-то. Или хотел повыть. Но Большие не нюхают и не воют. И запах. Странный запах, иногда я сталкивался с ним: незнакомый, будоражащий, такой…прыгающий в нос. Большие с этим запахом встречались нечасто. А тут он сам раз за разом приходил на угол, как Рыжая с соседней улицы, когда течка одурманивает ей мозги. Да, точно на то же место. Смешно. Еще от него пахло – нечистой одеждой и какими-то горькими травяными запахами – в городе это редко бывает, но горечь, похоже, въелась в него намертво. И еще пахло страхом. Не тем, который привычен для Больших. Не чуть детским, кислым, как мгновенно потеющие ладошки малышей, когда я оказываюсь рядом с ними. Его страх был другим. Он жил внутри, не прорываясь наружу примитивными проявлениями. Большой пытался победить его, но страх был сильнее. Все это оказалось … интересно. Поэтому я пошел за ним – тихо, скользя в тени невысоких заборчиков и старательно обходя пятна света на асфальте. Мне просто прятаться ночью. Я – черный. Большой был черным тоже. И сходство опять-таки было забавным. Его дом был не его домом. Это я понял сразу. В нем жили старики. А Большой был там гостем, но вел себя странно. Достал что-то из рукава, открыл дверь, помахав рукой. Прислушался. Повернулся – а я стоял перед ним. Он замер. Я попытался обозначить ну, приязнь, наверное. У меня это плохо получается, с моим-то обрубком. А дальше все случилось очень быстро: Большой дернулся, и в его руке оказалась забавная деревяшка. Никогда бы не подумал, что такие вот Большие склонны к играм по ночам. Делов-то. Он попытался взмахнуть рукой, я прыгнул. Деревяшка была теплой, очень гладкой и твердой. И где-то внутри дерева пульсировало что-то еще, неизвестное. - Дурак, - сказал Большой. Я чуть сжал деревяшку, ожидая услышать хруст или просто почувствовать, как клыки привычно дробят податливую древесину. Не вышло. - Тварь. Отдай. Я отпрыгнул назад. И тут страх прорвался-таки - я учуял его мокрые ладони, и спину, и увидел всплеск страха в его черных глазах. Это не игра, получается? Прости, Большой. Я плюнул палку на ступеньку ему под ноги и опять отошел. У него дрожали пальцы, когда он поднимал её. Не бойся за свою деревяшку – на ней и следа не осталось. Я повернулся, и тут он сказал: - Блэк. Да меня почти каждый так называет. А как еще назвать черного пса? - Блэк, - повторил он и произнес скороговоркой непонятные слова. По спине как будто ветерок скользнул. Приятно, по июльской жаре. Вернуться к крыльцу? Большой стоял, прислонившись к косяку. Интересное у него было лицо: страх и словно ему больно и тошно – как будто я раздавленная крыса на дороге. - Спекули верто, - еще раз сказал он, направив на меня деревяшку. На этот раз порыв ветра пришелся прямо в морду.
*** *** Черное отродье стояло перед крыльцом, расставив лапы и нагло скалясь. Настолько нагло и к месту, что нельзя было поверить в то, что это простой пес. Черный пес. Большой черный пес. Снейп выругался шепотом и, не обращая больше внимания на собаку, вошел в дом. Нашарил выключатель и зажег свет – надо было осмотреть палочку. Он старался не прибегать к волшебству, за исключением самых простых заклинаний, вроде Колопортусов и Аллохомор, Спекули верто было грубым нарушением правил. Которые он сам себе установил. Очень хотелось выжить. Жить и как жить – с этим можно разобраться позднее. Сейчас, когда, одним ударом удалось ублажить двух выживших из ума хозяев – его передернуло, но слово было очень к месту – когда удалось переправить истеричного мальчишку под крылышко мамаши, пусть прячет его, где хочет, хоть в малфоевском склепе, там ему самое место. Сейчас, дожидаясь обещанного Лордом портала на континент – надо было затаиться и терпеть. Чтобы выжить. Дни казались бесконечными. Вечера - полными ожидания и предвкушения, но никаких вестей от Того-Кому-Ты-Так-Угодил не приходило. Поэтому каждая ночь оставляла во рту медный привкус – как будто он нахлебался крови, ненасытный убогий вампир. Он ненавидел этот угол на перекрестке двух тихих улиц. Он ненавидел маггловский дом и его хозяев. Он ненавидел ежевечернюю надежду, взгляды в небо, огненную волну страха, выжегшую все изнутри. Не когда он убивал Альбуса Дамблдора, нет. Когда псина выхватила из его руки палочку. За то, что он купился. Как в детстве. Блэк погиб – больше года назад. И Снейпу было на это плевать. …Надо было проверить запертых в подвале стариков – впрочем, они спали. Как всегда. Наглядная иллюстрация тезиса о человеческой природе, которая слаба. Которая умеет приспособиться. Обмануть себя. Поверить в лучшее. Ты умеешь верить в лучшее? Как Альбус, например. …Признайся, что нет. Хотя – смотря что считать лучшим. Обещанную Лордом Европу? Переговоры с Дурмштрангом? Одиночество, пожалуй. На этот раз – абсолютное и совершенное. Без отягчающих обстоятельств: без идиотов-учеников, без Поттера, чья ненависть была неприкрытой и самодостаточной, как и его собственная, без хозяев, без обязательств, без… ничего.
Он будет один. И получит, наконец, то, что заслужил. Не счастье, которого нет. Покой. Блэк получил его раньше, влетев за Завесу в Министерстве. Он всегда успевал раньше, ублюдок. Даже в этом.
…А завтра придется идти в маггловский магазин. Старики не ели – жрали. Много и жадно. Как будто вся их жизнь свелась к этому – еде и сну. Может, это и есть покой? Он хмыкнул, удивившись такой простенькой и отвратной мысли, закрыл глаза и попытался заснуть.
*** Я встретил Большого снова – у магазина. Он покупал еду. Много еды. Но он был непохож на того, к кому приходят гости. Ах да, старики. Он о них заботится. Ну, если так… Может, и мне что-то перепадет? Это же было моё место. Я мог пройти куда угодно с закрытыми глазами. К тому же теперь я точно знал его запах – он тонкой струйкой тянулся вдоль асфальта, щекотал ноздри, дразнил и выводил к цели. Поэтому, когда Большой подошел к дому, я уже ждал его у крыльца. Он вздрогнул. Хотя я был настроен более чем мирно. В конце концов, когда хочешь перекусить, надо играть по правилам. - Чего тебе? – спросил он. Как будто я мог ответить. Большие иногда бывают очень глупы. Я вижу край окорока в пластиковой упаковке, которая обычно противно скрипит на зубах. Я вижу сыр – такой, резко пахнущий, но приятный на вкус. И – не притворяйся, что у тебя её нет – где-то в глубине пакета притаилась прекрасная прожаренная курица. Я посторонился, пропуская его к двери. Он опять достал деревяшку. Оглянулся – быстро и воровато – мне ли не знать этот взгляд, принадлежащий не ему. Его страху. На этот раз небольшая палка не выглядела глупо – она казалась продолжением его руки. Большой отпер дом, занес пакеты и вернулся. - Знаешь, - сказал он странно, без выражения, - я бы хотел проверить, кто ты на самом деле. Как будто я мог быть кем-то еще. - Кто тебя разберет, тварь. Может, тебя специально так прикрыли, что Спекули верто не действует? Не верю я в совпадения. И ощерился так, что стал похож на Тобиаса – отвратительного буля, живущего через два квартала. - Заходи, - вдруг сказал Большой и распахнул дверь. - Мне будет спокойнее. Только когда я вошел в коридор, он встал между мной и дверью. Вытащил деревяшку. - Есть самый простой способ вернуть анимага в нормальный облик. Хочешь, Блэк? Хочешь Аваду? Никто никогда не называл ни сыр, ни окорок, ни курицу этим словом. И сказал он это так… Но Большой не был живодером. Я знал этот город как себя самого. Я умел выживать. Я не мог ошибиться. - Тебе везет. Как всегда. Блэк. Он усмехнулся. - Хочется, да не можется. Поэтому – иди на кухню. И, не оборачиваясь, подхватил сумки, направившись в глубь дома. Я - не болонка и не мопс. Бывали дни, когда я выстаивал и против своих, и против Больших. Но он не боялся меня. Он подставил спину – равнодушно и уверенно. А курицу в пакете никто не отменял. И я пошел за ним.
*** Несколько часов назад кто-то мечтал об одиночестве. Только для того, чтобы утром – с похвальной непоследовательностью – приволочь в дом собаку. - Видишь ли, я не хотел, - сообщил Снейп замершему на пороге кухни псу. – Да заходи, скотина. Никто тебя не тронет. Просто…время проведем. Он отрезал кусок окорока. И подбросил. Пес, преодолев расстояние, отделявшее его от угощения, одним стремительным прыжком, перехватил мясо на лету. - Молодец. Ему показалось, или собака на самом деле улыбнулась? У них всегда такая мимика? Он…он никогда не обращал на это внимания. Да что там говорить – не так часто он общался с собаками. По-маггловски медленно приготовленный завтрак для стариков, тяжелый поднос, который и левитировать-то нельзя. Пес переместился к столу и смотрел преданно: иди-иди, я посторожу. И тот пакет. И этот. - Марш отсюда, - сказал Снейп. – Знаю я твои дешевые трюки. Пес сходил с ним в подвал, покрутился в темном коридоре, тычась носом в углы и пытаясь поскрести когтями цементный пол. Заглянул в комнату к старикам. Деликатно. А может, там просто неважно пахло.
- Все усложняется само собой. Проще было их убить, да? Тебя, кстати, тоже. А вот не получилось. Они уже вернулись наверх, и Снейп разделывал курицу, сопровожаемый пристальными взглядами. - И, главное, есть хорошая отговорка: можно засветиться. Кто его знает, этот аврорат. Вдруг изобретут что-нибудь… Снейп фыркнул. - Маловероятно. - Но отговорка есть. Слабость, Блэк. Слабость. Тебе ли этого не знать? Ты-то им всегда уступал. Охотно. Правда? Ему понравились эти диалоги. Странный разговор с паузами. И Блэк соглашается. О. Еще кое-что. Он разложил курицу на две тарелки – паранойя, стадное чувство, условный рефлекс, но обедал же он прошлым летом вместе с Петтигрю. И вот теперь. - Осталось дождаться Люпина. Ну-ка… - Сидеть. Пес присел и послушно замер. Что там полагается говорить? И знает ли этот такие команды? - Служи. Знает. Он был здоров для «служить» и сидеть на задних лапах, вытянувшись в струнку, ему было явно неудобно, но… Ах, как забавно. - Служи, Блэк. Еще один кусок. - Лежать. Продаешься за подачку? Служи! Вот твоя суть, Блэк. Всё – за то, чего тебе хочется в данный момент. Не задумываясь. Лежать! Сидеть!
*** По-хорошему, надо было рявкнуть на него и уйти. Или прихватить пару раз его худую руку. Руку дающего, да. В нарушение всех правил, как последний отморозок из стай, живущих на окраинах. Но что-то было не так. Не курица. И не то, что он впустил меня в дом. Не старики, запертые в комнате внизу, - вот где царил привычный страх, внешний и бессмысленный. Но дело было не в этом. Я не любил служить. Хотя умел. И не любил вспоминать, где научился этому. И того, кто меня научил, не любил вспоминать. Но сейчас – мне оказалось не трудно, нет. Лишь бы не думать о том, как, щенком, ты опрокидывался на спину, а Твой подхватывал тебя и смеялся. Я и не думал. В первый раз, играя в дурацкое «дай поесть» с Большими, я не думал о Моем. Потому что этот, новый Большой, говорил. Все они говорят с нами. Когда одиноки и некому их выслушать. Только никто никогда не говорил со мной так. Зло. Непонятно зло. Я же послушался его и пошел в подвал, где просто разило страхом – как и мочой. Я выполнял эти дурацкие команды – Большим нравится, когда их слушаются, а ты можешь сколько угодно удивляться их глупости – про себя. Но дело было не в этом. Собачий бог, мне даже расхотелось есть – так стало интересно, что же скрывалось в этой черной голове. Он был очень удобен, этот самый Большой. Черно-белый, без серого и смазанного, которое обычно замутняет наш взгляд. И слова тоже были черными. Простыми, но пряталось за ними что-то. А он отрывался. Давно меня так не гоняли. И говорил, говорил, выплескивая злость и обиду, но не страх. И я подумал: если заставить его извести страх – станет ли он другим? Большой скормил мне одну порцию и принялся за куски со своей тарелки. А потом сник.
*** Это было… потрясающе. Почему-то разжавшаяся внутри пружина. Облегчение – и, как следствие, дикое желание лечь и заснуть. Снейп моргнул. Пес смотрел на него выжидательно. - Хватит, поиграли. Он вывалил остатки курицы в кастрюлю и подвинул её ногой к собаке. - Ешь. Заслужил. Дошел до разобранного дивана в гостиной; старческие спальни не привлекали его ни разу. Подумал, что неплохо бы раздеться, но дальше мысли дело не пошло, сил хватило только на то, чтобы сунуть палочку под подушку. И, проваливаясь в сон, ухватить кончик мысли: «не удивлюсь, если мне приснится Блэк». Да и гоблин с ним. Поспать – наконец, поспать.
В розовых июльских сумерках гостиная выглядела неприлично-сказочно. Или это казалось после сна – прекрасного сна, без сновидений, когда отключилось всё – и маггловское, и магическое, и все инстинкты одновременно. Как будто его укрыли щитом, защищая. Как будто он ухватил чуть-чуть непредназначенной ему магии, древней магии любви, которой рыжая Лили укрыла своего сыночка, оберегая его и после смерти. Оберегая. Охраняя. Черный пес поднял голову с давно не чищенного ковролина, зевнул и приветливо дернул коротким обрубком, долженствовавшим обозначать хвост. Рядом с ним стояла вылизанная до блеска кастрюля. - Дешево продаешься, - сообщил собаке Снейп, вставая и потягиваясь. Пес тоже встал, и, словно в издевку, потянулся следом – куда изящнее, прогибаясь, отставив назад длинные и сильные лапы и только что не поеживаясь от удовольствия. Отряхнулся и побрел за Снейпом на кухню. Надо было сварить себе кофе и отнести поесть пленникам. Мерлин, прошло полвечера. Полвечера, которые обычно тянулись мучительно медленно, растворяясь в капающих «тик-таках» стариковских часов, когда невозможно ни читать, ни внятно думать о чем-либо, гипнотизируя взглядом ползущие по циферблату стрелки. Но сейчас их не было. То есть, ничего не изменилось, где-то в гостиной скрипел часовой механизм – сколько времени он провел на диване, прислушиваясь к тихому скрежету? Только не сегодня. Ну не пес же всему причиной? Он просто устал и отключился, наконец. Если задуматься – он не спал нормально с той-самой-ночи. Убийства. Выполненной клятвы. Второй выполненной клятвы. Побега. Снейп встряхнулся и снял с огня кофейник. Пес кружил по кухне беспокойно. Дождался момента, когда Снейп обратит на него внимание, и бодро выскочил в коридор. - Чего тебе? Подлая тварь попереминалась у двери, а потом…
*** Нет, на что он рассчитывал? Что я раздуюсь, как воздушный шарик на празднике? Понятно - пока он спал, беспокоить его не стоило, а спал он как убитый. Не пошевелившись ни разу, сунув руку под подушку к своей деревяшке. Мне нравятся Большие, когда они спят тихо. Я приволок с кухни кастрюлю, доел и тоже поспал в свое удовольствие. Только привычки домашних собак почти забылись. У свободы всегда была куча минусов, но один-единственный плюс. Огромный плюс, как я теперь понимаю. Возможность отлить в любой момент. Ну ладно, я потерпел. И еще потерпел – но он, наконец, проснулся. И что? Пока он стоял, задумавшись и прислушиваясь к тиканью часов в большой комнате, я терпел. Пока он варил себе что-то черное и горькое – даже по запаху горькое, кажется, это называется «кофе», я терпел. Потом он, вроде догадавшись о чем-то, с умным видом вышел в коридор и уставился на дверь. Как будто мог открыть её взглядом. Тут уж я не выдержал. Я понимал, что получу пинка. И даже за дело. Но глупость Больших – безгранична, как океан запахов. Я подошел к двери и задрал лапу. Отвернулся – ну не щенок же несмышленый – стыдно, и облегчился. Точнее, облегчался. Долго. И со вкусом. Большой остолбенел. Только ни пинка, ни удара не последовало. Он почему-то вздохнул и сказал: - Абсолютно в твоем стиле, Блэк. Безукоризненно. Браво. А потом его губы искривились – то ли он пытался выдавить из себя улыбку, то ли спрятать её, но получилась в итоге противная гримаса, и, если бы я не видел, как он спал, я бы… Потому что он перешагнул через запрудившую небольшой коридор лужу и открыл дверь. Там было лето. Я почему-то забыл, что там, снаружи, лето, теплый пряный вечер, шум города, радость, свобода, свежий воздух – все то, чего нет в этом доме. И у него нет, пожалуй. Я рванул с крыльца, покрутился приглашающе – неплохо было бы с ним погулять, наверное. Но он сказал: - Иди. Иди, псина. Тебе не место здесь. И захлопнул дверь. Как отрезал – не меня. Себя. Только - Большие никогда не помнят, что у собак слух тоньше – я услышал, как он буркнул в коридоре, непонятно - мне или себе. - Попробуй вернуться. А вот что было в его шепоте - угроза или приглашение, я не понял. Впрочем, не думаю, что мне этого захочется.
*** Игра получалась не совсем честной, но с Большими это можно себе позволить. Он не знал, кто я и что я; точнее, он придумывал меня. Зачем-то. А я мог рассказать о нем многое. Уже мог. Но рассказать по-своему: ухватив смесь запахов, манер и слов, закрыть глаза, представить его образ – черно-белый. Если бы меня спросили, что в нем хорошего, я подумал бы: ничего, кроме курицы и забавной деревяшки, над которой он так трясется. Если бы спросили, что в нем плохого, я бы подумал: страх. Та злость, с которой он заставлял меня выполнять команды, не была ни хорошей, ни плохой, она была для него естественной. И оценкам не подлежала. Но, в конце концов, это был мой угол. И мой фонарный столб – об этом знали все в округе, и наши, и Большие. Поэтому, когда он снова пришел к фонарю, что-то вроде еженощного обхода владений – я замер в кустах, выжидая. Он повел себя не как обычно – это было приятно. То есть, посмотрел на небо, но совсем недолго, потом огляделся и позвал негромко: - Блэк. Только вот все равно – Большой вздрогнул, когда я раздвинул ветки плечом и сделал шаг к нему. - Ну как же похож, скотина,- неожиданно горько сказал он. – Ждешь? Еще чего. Я сел и почесался. - Я тоже…жду, - усмехнулся он. – А ты - кого? Ни-ко-го, глупый Большой. Ни-ко-го. Он выждал положенное время – одно и то же, а потом повернулся и молча похлопал себя по ноге. Как бы пригласил. Я зевнул. - Пойдем, - сказал он. – Ну? Это, конечно, было сомнительное приглашение и еще более сомнительное извинение, но я встал. И пошел за ним. Просто так. Он скормил мне окорок, и даже налил воды в миску. Значит, обучаем. Смотрел как я пью, и говорил: - Только без хулиганства. Ни разу в жизни не подтирал за собаками. Захочешь выйти – попросись. Я и просился, идиот. Потом он ушел к себе, а я покрутился по дому – осматриваясь и осваиваясь. Старый дом, в котором жили старые Большие. Дом болел, и они болели. Лишь в его комнате пахло нормально. Хотя и так было понятно, где мое место.
Он делал вид, что спал. Смешно. Дышал неестественно спокойно и вроде как расслабился. Только рука была засунута под подушку и напряжена. Я покрутился на ковре, лег и задремал. А проснулся – от крика. И кричать-то у него получалось странно: сипло и тонко одновременно. Большой забыл про свою палку, руки скребли по простыне, пальцы скрючились, как будто он хотел схватиться за что-то – за ткань или за воздух. И что было делать? Гавкать? Я подошел и подставил шею под его дергающуюся ладонь. А когда он потянул меня вверх, чуть не вырвав приличный клок шерсти, просто последовал за рукой. И залез на кровать. Он не дрожал, наоборот, он сжался и был похож на кошку перед прыжком – не люблю я такие моменты. И тогда я лизнул его шею.
*** … Гарри Поттер, помимо всех своих – достойных порицания - качеств, обладал еще одним: сам того не желая, он заставлял окружающих поверить в то, что им тоже может везти. Часто. Да что там – постоянно. Вот только ты – никак не недоучка-гриффиндорец. Ты – его преподаватель. Был. Поэтому ожидать, что даже самая примитивная удача улыбнется тебе – глупо. Снейп приволок пса в дом, надеясь только на одно – выспаться. Снова отключиться хотя бы на несколько часов. Почувствовать эту, пусть мнимую, защиту. Но, когда сонное сопение собаки, расположившейся рядом с диваном и явно не собиравшейся менять свою анимагическую сущность, когда ровное всхрапывание победило его настороженность, стало понятно, что никому, кроме Поттера, несколько раз подряд не везет.
Одна рука была беспомощной и жалкой. Вторая – уверенной и сильной. Они держали его ладони, каждая – свою, и два голоса бормотали что-то одновременно. Руки были цепки, голоса – завораживающи. Только сильный уступил. Пренебрежительно оттолкнул его, оставив наедине со слабым. Почерневшая плоть была отвратительна и прекрасна в своем бессмысленном самопожертвовании. Казалось, у болезни и беды есть источник – тусклое золотое кольцо с черным камнем. - Северус, - услышал он, - Северус, прошу тебя… Болезни и беды? Ха! Снейп не мог вырваться из рукопожатия, больше напоминавшего смертельную хватку змеи. - Северус, - рука – вроде бы бессильная – тянула его за собой, туда, не в провал темноты вокруг Астрономической башни, нет, в шевелящийся, живой клубок обязательств, предательств и клятв. И, Мерлин, пауки в банке и спаривающиеся гадюки выглядели привлекательнее. И тут – в свободных пальцах его второй, неожиданно - или предсказуемо - отвергнутой руки, оказалось что-то мягкое и теплое. Нет, не мягкое и теплое – живое, странно черное – даже на ощупь. Уверенное. Нежное. Жестокое. Или – просто жесткое? Он цеплялся за это непонятно что, скреб по нему, тащил к себе, понимая, что в нем – спасение. А потом, окончательно смывая морок одного сна и без перехода погружая его в другой, теплое и влажное ткнулось в его шею, около плеча. Он выждал мгновение, освобождаясь от кошмара, а потом с сожалением оттолкнул нежданного доброхота.
*** - …Ну, что не так? – сказал Сириус Блэк, отодвинувшись. – Я же извинился. - Ты – что?! – переспросил Снейп. – Ты – что?! - Я был неправ. Сколько раз тебе повторить это, чтобы ты успокоился? - Извинился? - О, Мерлин, - Сириус вздохнул и повторил, почти терпеливо, - я напрасно орал на тебя тогда. Не надо было устраивать эту сцену при Гарри. И, если бы не твои идиотские принципы конспирации, мы бы выпили спокойно и решили все проблемы… Но я завелся. Прости. И Блэк улыбнулся – обескураживающе. Снейп просто не знал, что ответить. - Проехали? – утвердительно сказал Блэк и снова сделал шаг навстречу ему. Шаг. Мерлин, это был никакой не шаг, их и так разделяло несколько дюймов, и, при первом же движении Сириуса, они исчезли. Совсем. - …Что опять не так? - Я…не понимаю. - Ох. - Блэк…что мы делаем? - Мы…, - Сириус опять скользнул губами по его шее, - …мы… в умных книгах это называют «прелюдия». - В каких книгах? – Снейп снова оттолкнул его, - каких? - Не думаю, что ты их читал, я тоже… Ну, кончай ломаться, что на тебя нашло?
*** Он мог сказать…При чем тут сказать? Он мог рассказать Блэку тысячу сказок, как та глупая Шахерезада – на тысячу и одну ночь. Сказок об их извечной вражде. Сказки о вражде – во сне были действительно сказками. Потому что Сириус Блэк уверенно и просто положил ладонь на его губы. - Помолчи. Мне кажется, что ты каждый раз скидываешь все упоминания о наших встречах в думосбор. Это правильно. И оправданно. Никому не надо знать об этом. Но я-то тут при чем? - Ты, - задохнулся Снейп, - ты… - Я – импульсивный идиот, я – бездушная скотина, я готов всем пожертвовать ради сиюминутного желания… Полчаса назад я выслушал это. В полном объеме. Ты повторяешься. - Я последователен, - неожиданно для себя и, еще более неожиданно, в тон Блэку огрызнулся Снейп. - Всё, - утвердительно сказал Сириус. – Через час здесь будет толпа. Снейп осмотрелся – сомнений быть не могло – тошнотворный особняк на Гриммаулд-Плейс окружал их своей сомнительной заботой. Сейчас она была непохожа на обычную: поскрипывали кровати, им тихо вторило постельное белье, портреты сменили привычную брань на двусмысленные вздохи. Полупорнографическое безумие. И Сириус Блэк - правящий всем этим. Спящий Снейп обмер от негодования. Снейп-из-сна сказал спокойно: - Ты, ублюдок. Если ты думаешь, что ради удовольствия переспать с тобой…Я – не педик. - Да. Ты – не педик. - Я не… - Я знаю, - перебил его Блэк. – Ты повторяешь это уже, - он поморщился, подсчитывая, - полгода. Каждый раз. Иногда я думаю, что ты разрабатываешь новое заклинание. «Я-не-педик». Не забудь рассказать о нем Флитвику. Снейп попытался открыть рот. Сказать: это бред. Сказать: что ты еще надумал, мерзавец? Но вместо этого глупо переспросил: - Полгода? - Точно – думосбор, - констатировал Сириус, - ты не помнишь, как Альбус попросил нас помириться? Имя Дамблдора даже звучало по-другому сейчас. Как будто он был жив. - Альбус? - Альбус. В Хогвартсе. Ну? Если бы Блэк просто говорил. Спорил. Огрызался. Только бы не дотрагивался до него, не расстегивал свою мантию, а потом – мантию Снейпа, не тащил – привычно и вульгарно – рубашку из брюк. Подлое предательское тело реагировало на прикосновения ожидаемо. Отвратительно предсказуемо. Снейп пытался сказать самому себе: нет. И, твою мать, что это? И – как? Как, вообще, это возможно? Но Сириус Блэк уже расстегнул его брюки. И улыбнулся торжествующе. - Ты всегда искренен в своем праведном гневе. Такая роль. В таком исполнении… Его ладонь скользнула по животу и ниже, чуть дрогнула, убедившись, что эрекция - вот она, никуда не делась. - Блэк!
*** Я ничего не понял. Ему было хорошо. Нас не обмануть, мы чувствуем по-другому, и, как бы ни прикидывались Большие…Ему было…беспокойно, но хорошо. Но он вскочил, вцепился в меня и глухо сказал: - Блэк. Я попытался сползти с кровати. Все-таки он ненормальный. - Стой. Он держал меня за загривок, успокаиваясь. - Подожди. Он вылетел из комнаты, я слышал шум воды и его тихие ритмичные вздохи, потом Большой вернулся, влажные пряди висели сосульками; лицо было мокрым и…беззащитным. Беззащитным. Ровно на один мой выдох. Потом он закрылся и скукожился, прихватил меня за ухо и позвал спокойно: - Пойдем. Мы спустились в подвал. Я повелся. Как щенок. Меня обманул его тон, я, нет - мы, мы всегда ведемся на интонации. Он отпер дверь подвала и громко сказал: - Миссис Кадмис. Миссис Кадмис, проснитесь. Мне надо кое-что выяснить. Большая завозилась, подошла к двери. - Миссис Кадмис, - вот сейчас он говорил, как живодер, точно, – вы знаете эту собаку?
Я узнал старую Большую. И знал, что она скажет. Я рванул вверх по лестнице, но входная дверь была заперта. Иногда я проклинаю свой острый собачий слух. Я хочу оглохнуть насовсем. Я могу выжить засчет другого… Вот сейчас, когда она говорит. Она рада, что может быть полезна Большому, и её шепот хуже рева моторов и плача малышей. - О, сэр. Да, я его знаю…Он всегда сидит на углу Мортон-стрит и… Там фонарь, может, вы видели? Его хозяин…
Если бы я мог заткнуть уши лапами. Собачий бог. За что?
- Он ехал на мотоцикле, сэр. А пес выбрался из дома, он очень шустрый, сэр. И, говорят, молодой человек, его хозяин, кричал собаке: стоять, но пес не послушался. И тогда хозяин повернул. Неудачная травма, сэр. Очень неудачная. - Мотоцикл? - почему-то переспрашивает Большой. - Огромный черный мотоцикл, сэр. Упал прямо на молодого человека. Как она хочет… быть полезной. Я не буду скулить. Никогда. Я не слушаю её. Я не слышу её.
- Как давно это произошло? – ровно спрашивает Большой. - О, сэр. Мы переехали год назад, в начале июля, это произошло незадолго до.. Угодливая сучка. Я ложусь у двери. Вот и всё.
Он говорит что-то, я не прислушиваюсь. Поднимается по лестнице – медленно и тяжело, садится рядом со мной и спрашивает: - И думаешь, я тебе поверил?
Ни о каком сне речи больше не шло; Снейп посмотрел на пса, замершего у порога. - Гулять хочешь? Или еще не выяснил, что хотел? Псина отвернулась. Как будто обиделась. Он открыл дверь, чтобы ослепнуть на мгновение от яркого июльского солнца, почувствовать движение у ноги, потом увидеть тощий черный зад, задранную лапу. Пес. Он ведет себя как пес. Впрочем, он всегда вел себя как пес, редкостное сочетание анимагической и человеческой сущностей. На кухне было пыльно, жарко, душно и пахло кофе. Снейп шагнул к плите и задел ногой миску с остатками воды. Лужа на каменных плитках. Опять лужа. А собаки нет. Возвращаться в комнату не хотелось. Диван, хотя диван был абсолютно не при чем, ассоциировался с одним: с эрекцией. Вызванной прикосновениями Сириуса Блэка, который больше года был мертв. Он неторопливо вытер пол, обыкновенной тряпкой, как маггл, зашел в ванную комнату и поморщился. Тут тоже почему-то … Впрочем, предложение некорректно. Не почему-то: потому что здесь он зло и обиженно пытался ликвидировать последствия сна. О, Мерлин, какая фраза. Не надо обманывать себя: это было ничто иное, как банальная дрочка, как будто ему снова шестнадцать лет. Как будто Лили сидит перед ним – чуть наискосок, через проход, её рыжие волосы скручены в узел, но одна прядь выбивается сзади, спускается темно-бронзовой полоской к белому, ослепительному белому воротнику. И насколько было бы проще, если бы речь шла об Эванс. Но только – увы. Блэк, Сириус Блэк, покойный, или пропавший, какой угодно – моментально отвоевал себе часть окружающего Снейпа пространства и расположился там, уверенно и по-хозяйски. Гостиная. Ванна. Лужа в коридоре и лужа на кухне. Что ему остается? Подвал? Как всегда? Привычная злость помогла в одном: теплое и щекотное где-то в паху, вызванное одним воспоминанием о прикосновении Блэка, пропало. И можно заняться ежедневными муторными обязанностями, размышляя о странном происшествии. …Только в сумерках он вдруг вспомнил, что сон с Блэком был вторым. Первый – тот, с руками, - был стерт. Не выкинут из памяти, а затерт…или зализан шершавым собачьим языком. Снейп не хотел думать, почему так получилось. Ему хватало забот и без этих глупостей. Точнее, забота была одна: ожидание инструкций, как всегда – ожидание. Он ждал поражения Лорда. Он ждал суда – оправдательного, благодаря Альбусу. Он предчувствовал воскрешение Вольдеморта и ждал и его, с тоскливой болью. Он ждал каникул. Потом - начала учебного года. Вызова – к Лорду или в кабинет за горгульей – в какой-то момент они стали одинаково мучительны. Он ждал. А теперь – в один короткий момент – можно было не ждать. Не рассуждать с самим собой о своем сомнительном будущем. Прошлое, то, блэковское прошлое, было куда проще. И – он ужаснулся этой мысли – соблазнительнее. Линейнее. Пора было идти к фонарю; дожидаться не приходящих писем. Впервые за прошедшие дни он подумал об этом почти равнодушно, открывая дверь. Черный пес, лежавший на крыльце, поднял голову и вильнул обрубком хвоста.
*** Большой поступил подло. Как многие другие этой породы. Все было так обидно, так привычно, но неправильно, что окружающее просто не радовало: ни знакомый маршрут, ни знакомые запахи, ни оставленная мне, по обыкновению, какая-то еда… Я считаюсь тут достопримечательностью. Они говорят: памятник. Или – как это? – воплощение собачей преданности. Я – памятник не преданности, а предательству, вот что. И мне опять напомнили об этом. И Рыжая-то мелькнула сегодня на дальнем перекрестке, веселым лохматым соблазном, тенью, которую я, может, и люблю. Особенно, когда она становится …такой ленивой, сначала – злой, а потом вполне даже… И день мог и должен быть удачным, да, но что-то цеплялось, как прилипший к нёбу вкус жареной курицы, и его никак не удавалось перебить. Я ткнулся на детскую площадку; малыши – они забавные и успокаивают. Но там орали. Плакали. Ссорились из-за игрушек. Противно. Мир Больших, обжитой и, вроде бы подчиненный, выходил из-под контроля, как невменяемый буль, когда его пытается удержать хозяин. Дурак рвется с поводка, дразнить таких – одно удовольствие. Только вот у мира хозяина нет. Скучно. А потом я понял. Понял, и знание оказалось очень простым. Он разговаривал со мной…не как с собакой. Снисходительно и с опаской. И не как с Большим – на равных, зная силу соперника. Он говорил так, словно я был и собакой, и Большим одновременно. Но так не бывает. Никогда. Даже Мой не делал такого. Или – хотел, но не мог? Я потерял покой. Покружил по кварталу. Как у него так получилось? Дом казался мертвым. Но я знал, что он там. И подождать до ночи было совсем не трудно, учитывая то, что с некоторых пор моя жизнь – одно сплошное ожидание. Большой, похоже, не удивился, когда открыл дверь. Как будто был рад мне. Как и я ему. Он ничего не сказал, опять хлопнул по ноге ладонью, и мы пошли. К фонарю. Который – я даже отстал, уткнувшись носом в землю, когда подумал это, – стал нашим общим? Наш общий фонарь. Мы безрезультатно постояли, он смотрел, как тени веток и свет лампы плетут причудливые узоры на асфальте, я, наоборот, задрал морду, пытаясь понять, чего он-то дожидается? Что звезда – тяжелая летняя звезда – упадет ему на голову? Говорят, где-то есть собачья звезда. Интересно – там правят собаки? А Большие меняются с нами местами? Я представил себе, как он – именно этот Большой – выполняет мои команды. Понимая мой язык. «Сидеть» или «служить» - вот так, с прямой спиной, у него очень прямая спина, складывая худые руки у груди. Представил и развеселился. Он взглянул на меня так, как будто понял, что мне весело, оглянулся по-мальчишески и отломал от куста ветку. - Лови, - сказал Большой. Я прыгнул – бросал он хорошо, высоко и сильно, палка крутнулась в воздухе, я прихватил её осторожно, чтобы не перекусить, вдруг он поленится отламывать вторую. Отпрыгнул и посмотрел на него. - Дай. Большой протянул ладонь. Я же умею, я помню, как надо – подошел и положил палку у его ног. Так мы и дошли до дома – он бросал, я ловил. И он ни разу не взглянул на небо. А в комнате он заставил меня лечь у дивана. Опустил руку, почесал за ухом, неумело и резко, и заснул. Так и не выпустив меня.
***
- Абсолют, - сказал Сириус Блэк, наблюдая за тем, как пепельный столбик добирается до сигаретного фильтра. Отвернулся и свесился с кровати, выискивая на полу пепельницу. Поэтому следующая его фраза прозвучала глухо. – И мы с тобой – гребаные жертвы этого самого абсолюта. - Я бы вообще не стал употреблять выражение «мы с тобой». Снейп-из-сна и Снейп настоящий, оба смотрели на худую сильную спину и на то, как, следуя за рукой, двигается под смуглой кожей острый угол лопатки. - Нееет, - протянул Блэк, возвращаясь на исходные позиции. – Сейчас ты согласишься. Абсолют, - произнес он, четко артикулируя, смакуя слово, - опасен. Как любая реализуемая мечта. Вдвойне опасен в нежном возрасте, когда тяга к совершенству не ограничена здравым смыслом. - Что-что? – переспросил Снейп. – Ты сказал «здравый смысл»? - Не мешай. Я, может быть, думаю. - Браво. - Заткнись, ну, - Блэк несильно ткнул его кулаком в плечо. – Мне повезло. То есть, тогда я знал, что повезло. А сейчас – не знаю. - Везунчик. - Ага. Самый хороший друг. Самый понимающий друг. Самый, - его передернуло, - самый преданный друг. Который и предал. И совершенный враг. О чем еще мечтать-то, в семнадцать лет? - О неземной любви, - фыркнул Снейп. - Неземную можно было и подождать. А борьба с гормонами… - Вся школа, затаив дыхание, наблюдала за твоей борьбой с гормонами… - И ты тоже? – оживился Блэк. - Ты, мерзавец, боролся с ними на каждом углу. В каждом классе и под каждым кустом. Причем, сдается мне, побеждали гормоны… - Я понимаю твое желание свести все к постельному вопросу. Я даже, в некотором роде, разделяю его. Но про абсолют. Я так решил. Это было просто. Очень просто, да? Снейп пожал плечами. Примитивный вопрос не требовал ответа. - И самое…самое странное…Что сейчас… Тоже все просто. Понимаешь? Он прав. Он прав, зараза такая. Это было просто – лежать с ним в развороченной постели, под одной мятой простыней, как будто так и надо, чувствовать горячее плечо, слушать глупости об «абсолюте». Не спешить. Не думать о формулировках. Не. Не. Не.
- Не понимаю, - спокойно ответил Снейп. Интересно посмотреть, как Блэк будет выкручиваться. Но тот только выдохнул пренебрежительно: «пфф», и откинул простыню. «Это – позор. Кошмар. Это…» - подумал Снейп. Снейп-из-сна так не считал, похоже. Он почему-то протянул руку и притянул к себе голову Сириуса. Твердые губы коснулись его – таких же твердых, язык скользнул по сжатым зубам. - Ну-ну, Снейп. Блэк навалился на него, раздвигая коленом ноги. Чуть больно, чуть жестче, чем надо. Правильно. Абсолютно правильно. Между их прижавшихся друг к другу тел втиснулась рука, безошибочно и на ощупь накрывшая его, начинающий пробуждаться, член. - Второй заход, - хмыкнул Блэк. – Мы еще живы, старик, а? Собственно, это последние слова в разговоре, потому что потом он сползает вниз, и между ног Снейпа уже не колено, а лохматая голова. Они молчат. Рот Сириуса занят. А Снейп кусает губу и вцепляется в длинные черные волосы, которые щекотно рассыпаются по его бедрам. Блэк смешно фыркает, глубоко дыша носом, работая языком, приподнимаясь и выгибаясь, запуская ладонь к промежности, поглаживая мошонку, нажимая пальцем на сокращающийся от прикосновений анус, и получается, что он везде и одновременно. Впрочем, один раз он пытается отстраниться, но Снейп безошибочно угадывает – за пару мгновений, нажимает на затылок, насаживая Блэка на себя, глубже, дальше, плевать, плевать удобно ему или нет. Сириус, не выпуская член изо рта, трясет головой. Ему прекрасно видно, как елозит, где-то в изножье кровати, смуглая задница, вколачиваясь в простыню, значит, у Блэка тоже стоит и тоже… О, Мерлин. Это далекое от него движение заводит едва ли не больше, чем все, что вытворяет сириусовский язык. Он угадывает ритм, и получается, что они идут странной волной, единым целым – движение Снейпа в рот отзывается толчком Блэка в постель. Его хватает ненадолго; второй раз и им не шестнадцать лет, спермы гораздо меньше и она густая, она выплескивается с трудом, но от этого еще лучше почему-то. Плечи Блэка дергаются, он отодвигается, но на мгновение, горячий и напряженный член прижимается к его ноге, проскальзывает раз, другой – и лодыжка уже покрыта липким и теплым. А потом Сириус Блэк поднимается, проводит пальцем по своей губе, и шепчет, наклоняясь: - А вот это – абсолютный минет, Снейп. От его рта пахнет спермой и табаком. И ему очень подходит этот запах.
*** На этот раз он проснулся не резко, нет, сон никак не оставлял его – я дернулся было, услышав бормотание и короткие вздохи на кровати, но он спал, продолжая поглаживать меня. Смешно: его рука скользила по шерсти, как будто Большой хотел намотать на палец длинную прядь волос, но моих жестких завитков для этого явно не хватало. А потом я почувствовал…его желание. От него пахло возбуждением, острым взрослым запахом, совсем не таким, какой бывает у подростков, обнимающихся на улице. И Большой уже не бормотал; только вздрагивал, пальцы судорожно цеплялись за меня, и, проснувшись, он не сердился. Совсем. Перевернулся на бок, дернул меня за ухо, поднимая голову, и посмотрел – тяжело. Сунул руку в пижамные штаны, поморщился и пошел в ванную. Я даже не двинулся следом – все было слышно и так, сегодня он не ругался и не вздыхал, легко шумела вода, шуршало полотенце, шлепали по полу босые ноги. - Ну, – спросил он вернувшись. Сел на кровать, потом спустился ко мне на пол, - а у тебя был враг? Если это был не я, - он усмехнулся. Я не знаю, как у него это получается. Как он умеет выбирать слова. Как умудряется прятать за своими простыми словами ровно все то, о чем я… У меня есть враг, Большой. Сейчас он сидит на сером ковре рядом с тобой, полуголым, тоскливым и явно думающим о своем. Я знаю цену опрометчивости. Цену доверия. Мой враг - это я сам. А ты, Большой? Почему ты спрашиваешь об этом? Может, мы похожи? Я ткнулся носом в его ладонь. - Ты не уйдешь, да, - утвердительно сказал он. Я выдохнул в жесткую худую руку, пахнущую травами и силой. - Оказывается, все может быть просто, Блэк. Ты прав. Как будто я тоже – Большой.
Через пару дней я забыл, что он непохож на остальных. Я перестал ощущать его странность. Я не думал, честно не думал, что это могло быть всегда или могло остаться навсегда. Я просто был рядом, и он был рядом. Мы ходили в магазин. Мы ходили к фонарю. Кормили стариков или убирали у них. Простые действия оставались простыми действиями, и это было хорошо. А еще – он разговаривал со мной. Со мной никогда не разговаривали столько. Иногда я ничего не понимал в его монологах – он думал, что я знаю о нем …многое. Иногда он был безжалостен, его рвало словами, он выплевывал их коротко и зло, и в такие моменты я не боялся подходить к нему. … Большой так и не стал покупать мне собачий корм. Мы ели одно и то же. Он не стал ругаться, когда я все-таки стащил его деревяшку со стола, и как следует к ней принюхался. Вот она оставалась странной. Живой. Внутри дерева что-то пело и жило своей жизнью, оно было полым – как кость и одновременно – полным силы. - Соскучился? – всего лишь спросил он и осторожно отобрал палку. Я спал у дивана, не переставая прислушиваться к нему. Он…Получалось, что и во сне он разговаривал со мной.
*** - Сволочь, - говорит Сириус Блэк, присаживаясь на край стола. Закуривает, щурится, словно дым попал ему в глаза. - Я же всегда знал, что ты – сволочь. Я хотел ошибиться. Хоть раз ошибиться. В его интонациях столько злости, горечи и непонятно откуда взявшегося разочарования, что Снейп должен бы был ликовать. Что-то же он сделал такое, сумевшее причинить Сириусу Блэку боль. Не внешнюю, преодолимую, а правильную, острую, ковыряющую сердце тонкой иглой. Такую знакомую ему самому. Но вместо этого он говорит: - Ты ничего не понял, идиот. - Я понял только одно: ты сделал это специально. Ты знал, что Гарри не пробьет твою защиту. Ты знал, что он полезет в думосбор… Мерлин, да ты, наверняка, нарочно оставил его одного в комнате. - Само собой. Придумал проблемы своим студентам – только чтобы Поттер насладился… Блэк отводит глаза и смотрит на вечно закрытое портьерами окно. Какой извращенец придумал вешать шторы на кухне? Они тяжелые, пропитанные запахами еды, пыльные и, наверное, лоснились бы от жира под пальцами. Такая же липкая грязь ворочается внутри, только что не хлюпая довольно. - Послушай меня, Сириус. Ты прав. Ну, как минимум, я отдавал себе отчет… - Меня не радует моя правота. И не удивляет. Я тебя чую, Снейп. Но - зачем? - Я все равно показал бы это воспоминание Поттеру. Ты тут не при чем, Блэк. Или совсем косвенно… - Что?! - Поттер, - ох, как не хочется об этом говорить. С Блэком, который, конечно, не поймет, - остальные…все хотят победы над Сам-знаешь-кем. Поттер должен быть готов к тому, что он будет один. Без вашей опеки. Без защиты. Без тебя. Без Люпина. Может быть, без Альбуса. - Почему? - Потому что он сделает это сам. Или не сделает – тогда все будет неважно. Ваши идиллии ослабляют его. - Идиллии – где ты их видишь? Здесь? Вот – здесь?! - Он должен знать, - спокойно, как на уроке, объясняет Снейп, - что друг может предать. А враг, сам того не желая, помочь. Что сила не решает ничего. Что везение – его проклятое везение может кончиться – и тогда останется только то, что есть. Его связь с Вольдемортом. Их родственные палочки. Знания, которые, я надеюсь, удастся впихнуть в его упертую голову. А за спиной не будет ни-ко-го. Всепрощающего крестного, доброго учителя и мудрого директора. Даже меня не будет, хотя я, в силу обстоятельств, хотел бы и мог бы присутствовать. Один на один. И он должен быть готов. Так ему будет легче. Блэк молчит. - Поттер всегда оказывался в одиночестве, когда встречался с Темным Лордом. Ну, подумай. Я, находясь рядом, смог помочь ему только на первом курсе. Дальше ему неоткуда было ждать помощи. - Ты уводишь его от меня. Не к себе, к тебе он вообще не подойдет. Ты просто завидуешь. - Было бы чему! – не выдерживает Снейп. – Да подумай же хоть чуть-чуть, ты опять ведешь себя как мальчишка! О, Мерлин. Действительно, похоже. Только сейчас все еще запутаннее – из-за этих непонятных отношений, кислого ощущения блэковской обиды, злости на его нежелание понять и собственную неспособность объяснить. - Я не верю, что это было самым худшим… - Одним из первых осознанных худших. Поэтому – таким вот убедительным. - Детская глупость – хуже всего того, что тебе выпало потом? - Ты что, не знаешь, как безжалостны подростки? Сириус поворачивается к нему, наконец. Вряд ли Снейпу удалось что-то доказать, но… - А какое тогда – самое лучшее? Взгляд Блэка недвусмысленно утыкается в левую руку Снейпа. - О, нет. Тот Хеллоуин был омрачен многим. Но, я думаю, ты догадаешься. Сириус бледнеет. Мгновенно, даже представить было нельзя, что смуглая кожа может с такой скоростью приобретать такой пепельный оттенок. Снейп подходит чуть ближе, как к напуганному и озлобленному псу. Можно было бы обрадоваться и добить Блэка – парой фраз, но он шепчет, зарываясь пальцами в черные жесткие волосы, отодвигая пряди от уха, замечая все – и сетку морщин в углу глаза, и бьющуюся на шее вену, чувствуя напряженное плечо. - Я даже готов извиниться. Но, поверь, это оказалось лучше многого. Лучше власти. Лучше знаний. Лучше оргазмов. Так я думал тогда. А теперь – не знаю, - он слишком поздно понимает, что повторяет недавние слова Блэка. Блэк вздергивает голову, не отодвигаясь, однако. - Приятно, Снейп, что я стал и лучшим, и худшим. - Больно было?
…Сначала он был горд тем, что придумал это сам. Потом знание начало тревожить, разрастаться, просясь на свободу – выплеском энергии, обиды, ярости – чего угодно, но Сектумсемпру хотелось выпустить на волю. И вот уже – Сириус Блэк стоит перед ним, пошатываясь. А ведь он ударил слегка, не в полную силу. Притормозил почему-то. Люпин потрясенно таращится на Снейпа. Джеймс дергает Сириуса за плечо, но тот только встряхивается, проводя тыльной стороной ладони по лицу, размазывая кровь. Кровь. Очень много крови. Капли на грифиндорском галстуке почти незаметны, но вся физиономия, смазливая и самоуверенная блэковская физиономия – стала одним красным пятном, кровь очень яркая, вероятно, это темные волосы и бывшая недавно белой рубашка так играют цветом. Сириус мажет пальцами по губам, порезы продолжают сочиться, эта минута должна длиться вечно. Похоже на счастье, от которого перехватывает дыхание, и Снейпу наплевать на то, что произойдет через несколько мгновений. …Кто-то вспоминает и бормочет, наконец, нужное «Episkey». О, Мерлин. Малыш Питер оказался полезнее всех. Кровотечение останавливается. А Сириус Блэк смотрит на Петтигрю …с ненавистью. - Оставьте его, - Блэк вырывается из рук Джеймса. – Оставьте. Пошли. Его шаги неуверенны, но он идет по коридору сам. И почему-то один. Пока его не начинает нагонять троица, но за секунду до этого Блэк поворачивается – взглянуть на Снейпа.
Как сейчас. Как сейчас, когда Снейп отодвигается, не убирая руку с затылка и, повторяя тот давний блэковский жест, проводит ладонью по его лицу. Никаких следов не осталось, не та это была Сектумсемпра, чтобы ранить глубоко. Или все-таки глубоко? - Больно? – переспрашивает Сириус, – не помню… наверное, да. - А что помнишь? – говорит Снейп, опять наклоняясь к уху, разговор о боли оказывается таким интимным. И возбуждающим. Хотя, может быть, дело в том, что у них внезапно оказываются…общие воспоминания? Настолько общие. - Сейчас ты обрадуешься еще больше, - он ловит усмешку в голосе Блэка, но это правильная усмешка, в ней нет ничего плохого, только сдерживаемая дрожь. Дыхание Сириуса щекочет его пальцы. Губы скользят по коже, которая, как казалось Снейпу, потеряла чувствительность еще сто лет назад. - Что ты хочешь услышать, Снейп? Я плакал. Полночи. Лучше бы ты сделал это на глазах у всей школы…чем при них. - Ну, я чувствовал. Не поверишь, я очень хорошо тебя чувствовал тогда. - Да? А теперь ты чувствуешь, что хочешь извиниться? - Может быть, Блэк. Может быть. - Ну так вперед. Сириус расслабляется, чуть откинувшись назад. - Прости меня, Блэк. На его рубашке странные пуговицы – они прыгают в пальцы, сами выскальзывают из петель, как зачарованные. У него худое и горячее тело, словно Азкабан поселился в нем и жрет изнутри, ребра выступают, когда он сжимается от прикосновений. Сириус дышит ровно и спокойно, а взгляд – взгляд остается тем же, из хогвартского коридора – в нем удивление, как будто это не Снейп… - Прости меня, - уверенно повторяет Снейп, добравшись, наконец, до цели, оттягивая резинку трусов; Сириус приподнимается, позволяя ему стянуть брюки и белье. Блэк опять пытается усмехнуться, но движение Снейповской руки, а затем и губ заставляют его выдохнуть судорожно. Он собирается с мыслями только через несколько бесконечных минут, сползает со стола, толкая Снейпа на пол, на колени. Осторожно сжимает его голову, задавая ритм. Член Блэка – твердый, большой, наглый, приятный на вкус. Это запах Сириуса, не Дома, не прошлого или будущего. Запах и вкус реальности. Реальность скользит по небу или давит на язык, реальность толкается глубоко, до спазма в горле, но Снейп не отстраняется. Сириус дергает его за волосы и дергается сам – резко и быстро, чуть ли не поскуливая, его ягодицы под пальцами Снейпа сведены – судорога проходит вперед, выплескивается спермой в рот. Блэк прижимает его голову к животу, так что дышать нечем, и говорит, переведя дух: - Я принимаю твои извинения. И тихо смеется, где-то там, высоко.
*** Теперь сны никак не сочетаются с дневной реальностью. Но это полбеды; сны никак не сочетаются с реальностью прошедшей. Если бы ему снился только секс. Или только Блэк. Он бы плюнул на все предосторожности, изловчился и сварил бы себе зелье Сна-без-сновидений. Но в проклятых картинках, заполняющих его мозг и воображение ночью или днем, неважно когда – лишь бы голова коснулась подушки, в проклятых картинках разворачивается какая-то параллельная история. Собрания Ордена в Доме на Гриммаульд-Плейс. Грюм, и Уизли, и Люпин, и Шаклболт, и эта девчонка Тонкс-Блэк, и Альбус. Почему-то его потрясло появление во сне живого Альбуса. Уверенного в себе и в них Альбуса. Гораздо больше, чем все странные шашни с Сириусом Блэком. Который – во сне, на собраниях – исправно делает вид, что ничего не происходит. Вполголоса разговаривает с Артуром или Люпином. Смотрит сквозь Снейпа – как будто тот привидение, чудом пробравшееся сюда из Хогвартса. Покусывает губу. Выстукивает пальцами по столу одному ему ведомый ритм. Снейп сидит, уставившись на эти пальцы, которые очень близко – протянуть руку через стол. На рассыпающиеся по плечам волосы – Блэк поворачивается к Ремусу и шепчет что-то, опустив ресницы. Снейп ждет взгляда, толчка ногой под столом, ведь их колени чуть ли не упираются друг в друга, но ничего не происходит. Реплики Альбуса теперь кажутся ему вызывающе двусмысленными. Словно Дамблдор знает. Но – у него же прекрасная память - директор говорит ровно то же, что и тогда. Он никогда не произносит их имен вместе. Он никогда не позволяет себе ничего, выходящего за привычные рамки. И знает, знает, - Снейп это чувствует. Объединяет их с Блэком взглядом – усталым взглядом из-за поблескивающих очков, молчит понимающе, когда они сцепляются, всё - как тогда, во время очередного обсуждения. Альбус, кажется, ждет от него чего-то. Слов? Поступков? Дотянуться до Блэка на глазах у всех, хотя бы дотронуться. Почувствовать его рядом. Совсем рядом. Прижатое к тебе тело. Жесткую мускулистую руку. Эрекцию, Мерлин, у них обоих встает мгновенно, как у озабоченных подростков. Взять. Или подставиться. Неважно. А может, сказать что-то важное? «Я больше не имею претензий к Сириусу Блэку». Чушь. «Твой крестный, Поттер, и я, мы…» Чушь вдвойне. Сказать. Но что? Снейп окончательно решил бы, что происходящее – как минимум бред, если бы, покидая Дом, не ловил бы на себе взгляд Блэка – наконец, прямой и жадный, неприлично-приглашающий. Не равнодушный. И он уходит вместе со всеми, зная точно, что вернется меньше чем через час. Один.
Теперь сны никогда не прекращаются резко; из них не выпадаешь, они истончаются, исчезая чуть ли не осязаемой дымкой, оставляя послевкусие разговоров или прикосновений, но вместо того, чтобы протереть лицо, взъерошить волосы, избавляясь от морока, как это бывало поначалу, он просто опускает руку вниз, прикасаясь к жесткой, выскальзывающей из пальцев шерсти. Ему в ладонь утыкается сухой после сна, шершавый нос, потом на полу зевают, потом лижут его руку. У него никогда не было такого благодарного слушателя. Нет, собеседника. Ни внимательное равнодушие Вольдеморта, ни заботливая заинтересованность Альбуса, ни полуобморочная настороженность учеников не могли сравниться с вздернутым черным ухом и чуть настороженным карим взглядом. И ему нравится, как зверюга отвечает: молчанием, сопением, фырканьем, вздернутой губой. Смешнее всего получилось, он, действительно, чуть не рассмеялся, когда после его недовольной реплики, Блэк угрожающе клацнул зубами и демонстративно начал выкусывать блох. Снейпу кажется, что пес что-то понимает. Ну, сразу было понятно, что собака появилась не просто так. Он привык не верить в «просто так». Забавное получается времяпрепровождение; как будто они следят друг за другом, изучая. Привыкая.
*** Я не хотел к нему привыкать. Я забыл, как это больно – подстраиваться. Точнее, и не знал. Я же был несмышленышем, когда попал к Моему. И теперь свобода, вроде бы добровольно утраченная, вдруг обрела новый вкус и неизвестную мне до этого радость. Только отказываться от этой радости оказалось приятно. Так, мне думается, поступают Большие, ограничивая себя. Я знаю, о чем говорю: на детской площадке, пока малыши возятся в пыли, которую они называют «песок», мамаши рассуждают об ограничениях часами. Им, похоже, доставляет удовольствие отказывать себе в чем-то. Я никогда этого не понимал. Но вот теперь… Я даже не хотел играть с Рыжей, хотя с ней забавно играть. Вот уж кто почти не вспоминает о детенышах; но к ней я привык, с Большим было интереснее. Он и разговаривал теперь по-другому, ожидая от меня ответа. Иногда он говорил странные вещи; если я правильно понимал… Если я правильно понимал, он тоже убил. О, Большой. Ты тоже запаковал это в себе, как в магазинах надежно прячут колбасу и окорок в пластик? Его приходится грызть зубами и ковырять лапой, чтобы добраться до лакомства. Только нам с тобой лучше этого не делать. Пусть протухает внутри; придется жить с таким. Общего оказалось не так уж и мало, мне нравились его пробуждения, требовательно тянущаяся с кровати рука, просящая…чуть-чуть ласки? Его пальцы дрожат, пока я их вылизываю, его ладонь уютно накрывает мне морду, от него часто пахнет возбуждением, он, кажется, доволен. Он непохож ни на кого. Поэтому так удивился, увидев на улице, которую я знал вдоль и поперек, в моем тихом квартале, нескольких похожих на него Больших. Хотя они все равно были другие. Они были радостные. Смеялись. Что-то оживленно обсуждали. Хлопали друг друга по плечам и по спине. Один взмахнул деревяшкой, у них тоже оказались деревяшки – и достал из воздуха букет цветов, вручив их старой Большой в ярко-красном длинном плаще. Меня насторожило это сборище. Я рванул домой – теперь он всегда держал приоткрытой заднюю дверь, дожидаясь меня. Я покружил по дому – Большой сидел на диване, сжимая одной рукой другую. - Что там происходит? – прошипел он. Я дернул его за брючину, поскреб лапой худое колено, но он прижал меня к себе и сказал: - Нет, мы пойдем ночью. Как обычно, Блэк. Сейчас…опасно. Я и сам понимал, что опасно. Эти веселые Большие – были не из его стаи. У него вообще не было стаи, как и у меня. Я пробовал когда-то, оставшись один. И не смог. Я его понимал. Поэтому я толкнул его лбом, прямо на диван. Под черным рукавом на руке у него болело. Там было горячо; жар просто сочился через ткань. Он расстегнул пуговицу – пальцы не гнулись и плохо слушались. У Моего тоже были картинки – на плечах и на груди, но они никогда не выглядели так. Под бледной кожей что-то переливалось и пульсировало. Огромный червяк, скрученный кольцами, казался омерзительно живым. Я понюхал – нет, пахло просто Большим, его горьким телом. И тогда я лизнул кожу над картинкой. Он откинулся на подушку, закрыл глаза и задышал ровнее. …Не зря говорят, что мы можем зализать все, что угодно. Ну, почти. Если оно снаружи. И ему, похоже, помогало. Я рад был помочь. Большой засыпал. Я сидел рядом с диваном, картинка … она исчезала под моим языком. Я скосил глаза, пытаясь разглядеть свой язык – не стекла ли на него краска. Вроде нет, вкус не менялся. Червяк смылся до конца. И жар тоже прекратился. Он спал, поэтому я лег на пол рядом, как привык. Мне было грустно. И немного страшно.
…Большой проснулся рывком – вскочил на постели, схватил меня так, что чуть голову не оторвал, и, не вспомнив о руке, начал бормотать, словно просил меня о чем-то. - Не ходи, Блэк, не ходи… Его слова путались, я понимал только «не ходи», но, собачий бог, не понимал – куда. Мы вообще не любим, когда нам смотрят прямо в глаза, я дернулся, но он держал крепко, до тех пор, пока не заметил свою чистую, невоспаленную кожу. - Что ты сделал, тварь?! Я же хотел, как лучше, Большой. Тебе же не больно больше. Но его лицо исказилось – губа вздернулась…как будто он из наших… И он только что не зарычал. - Он сдох. Я вильнул хвостом. Я глянул на него дружелюбно. Он все-таки ненормальный. - Он сдох, понимаешь?! - Или это ты… Ты…Нет, ты не мог…Значит, он сдох…Сволочь… Большой покружил по комнате, посмотрел на меня безнадежно. Деревяшка, кажется, сама прыгнула ему в руку. Я знал, что от него трюка с букетом можно не ждать. Но такого… Он направил палку на меня и сказал одно слово. - Круцио.
*** Пес взвыл и забился на полу. Мерлин. Это успокаивало. Это выносило куда-то вне, подальше от безнадежности, от мгновенной, до ватных ног, слабости, от злости, отключившей рассудок. Снейп переждал несколько минут, будучи уверенным, что ничего этой живучей псине не сделается. И повторил Круцио еще раз. Теперь Блэк скулил, он даже не попытался увернуться, только скреб лапами и отворачивал морду. Несколько мгновений, заполненных прерывистым дыханием и тихими повизгиваниями. Как будто в них уместилась целая жизнь. Как будто целый год прошел в нескольких снах. Как будто он мог изменить что-то.
Пес притих, бока еще ходили ходуном, но взгляд, тяжелый и настороженный, так схожий c его собственным, уже сфокусировался на причинившем ему боль человеке. Снейп, сам не зная зачем, протянул ему свободную руку, ту самую, зализанную. Свободную от всего теперь. Блэк оскалился и зарычал. - Так проще, - утвердительно сказал Снейп.- Вставай. Пошел отсюда. И невежливо пнул его. Тот попытался цапнуть ботинок. - Пошел. Гулять. Брысь. Проваливай. Не хватало обыкновенных слов – таких, какими Хагрид разговаривал со своим волкодавом. Он же привык беседовать с псом, как с равным. Порочно быстро привык. Сдался. Ну, если это Блэк – чему удивляться? Уже нечему. - Марш на улицу. Гулять, - повторил Снейп. Пес поднялся, вышел в коридор, опасливо оглядываясь через плечо. Дождался, пока Снейп откроет дверь, и выскользнул боком, стараясь не задеть его. Словно Снейп - чумной.
Вот теперь можно было подумать. То есть, времени думать не оставалось. Лорда больше нет, спасение утопающих дело рук самих… Выбор был минимален – аппарировать куда угодно, подальше от этого дома. Уйти как простой маггл. Остаться здесь, затаиться, но если пес – это не пес, то такой вариант был самоубийственным. Так или иначе, перед уходом…Надо было решить, как поступить со стариками. Снейп удивился своему безразличию. Они так раздражали его все время. Своей зависимостью, мгновенной и обременительной. Своей покорностью. Немощью. О, Мерлин, всем – но сейчас он даже не хотел уничтожить воспоминания о своем пребывании в их мутных мозгах. Старик дремал; кажется, он только ел, спал и испражнялся, его более вменяемая супруга вязала что-то бесконечное. Похоже на шарф? - Вот и всё. Мэм, - почему-то добавил Снейп. – Я ухожу. Не надо беспокоиться, ваш дом в порядке. - Я знаю, сэр, - вежливо, даже с оттенком некоторой приязни, ответила миссис Кадмис. - Я вас запру… Она подняла голову и посмотрела на него так, что он поправился быстро: - На пару часов. В последний раз. Потом дверь откроется сама. Старуха опять склонилась к спицам, шевеля губами. Насколько все оказалось легко. Но и в этом он ошибся. Он уже вышел за порог, доставая палочку, обернулся и увидел – мгновенный острый взгляд из-под очков, до озноба напомнивший ему Альбуса из снов, и услышал вопрос: - А Блэк? - Что – Блэк? Голоса, кажется, не осталось – один сип. - Блэк, он с вами? Снейп откашлялся. Распахнул дверь. Миссис Кадмис смотрела на него, невинно и просто. Старческие голубые глаза. Золотые дужки оправы. Вежливое любопытство. И всё. Всё. - Мэм. Блэк… Он уже ушел. Ушел.
Она кивнула и больше не произнесла ни слова. Запирая их, накладывая чары, он слышал только равномерное постукивание старых металлических спиц. Каких цветов был её шарф? Он не запомнил. Не заметил. Но ведь Блэк действительно ушел. И ему пора. Собраться: всего-то достать из наспех сооруженного без всякой магии тайника несколько свитков. Ничего особенного; скорее, память, чем то, что может обвинить или оправдать. Ему ли не знать, что думосбор Альбуса пуст, и давно. Ему ли не знать, что следов выполненной Нерушимой клятвы, не второй, данной им Нарциссе, а первой, тоже вымоленной фактически – не осталось. Ему ли… Ему лучше уйти отсюда. И как можно скорее. В доме – тихо и тревожно. Так же тихо, как в последнем сне. Нет, не так же.
***
На этот раз Сириус Блэк молчит. Хотя, им не к лицу. В таких случаях обычно разговаривают только неуравновешенные подростки и болтливые шлюхи. Еще идиоты, должно быть. Все встает, наконец, на свои места. Потому что он всегда считал Блэка первым. Или вторым. Или третьим. Но тишина, безголосая тишина в спальне, говорит о другом – повисшее в воздухе, непроизнесенное Силенцио мешается с запахами пота и их тел, старой мебели, въевшегося в стены и обивку табака, пыли, из приоткрытой дверцы шкафа, там постельное белье, наверное, тянет вербеной. Дом номер двенадцать молчит, поэтому кажется совсем ненастоящим. Тем более странно, что настоящим оказывается Сириус Блэк. Он всегда был …жарким, даже в школе, откуда Снейп знает, он же никогда не прикасался к нему? Но он знает, точно. Горячая ладонь давит ему на грудь, вминая в кровать и удерживая на месте. Горячие колени прижимаются к чуть ноющим бедрам. И внутри, между ягодиц, тоже горячо, и там тоже Блэк, он движется резко и правильно. Иногда Сириус останавливается – и тогда Снейп открывает глаза. Блэк почти выходит из него, наклоняясь, чтобы лизнуть член Снейпа. Изгибаясь, щекоча длинными волосами живот, пробегая языком по выступающим венам, слизывая смазку, выступающую на темной головке, – куда может дотянуться. А потом наваливается снова, целуя, проскальзывая языком в рот – смешивая запахи и вкусы, так, чтоб никогда уже не разобрать, где – чей. Движения его члена совпадают с толчками языка. Обжигающе-приятно. Все быстрее. Сириус дотягивается до его руки, смотрит вопросительно, тянет руку вниз. - Сделай это. Для меня. У него хриплый голос, и слова застревают в горле. Первые слова за все время. Снейп дрочит себе, так же резко, дергая рукой вверх и вниз, зная, что скоро все ощущения сольются в одно, но до этого – пальцы Сириуса накрывают его, переплетаясь, так что снова – не разделить и не разобрать. Сириус не смотрит на него, запрокидывает голову к потолку, живот поджимается напряженно. Еще быстрее. Две руки, перепачканные семенем. Горячо и мокро внутри. Блэк замирает. - Ты ничего не хочешь мне сказать? - Это было неплохо, Блэк, - отвечает Снейп, облизывая пересохшие губы. - Да.
Как будто он ляпнул что-то не то. Сириус выходит из него, падает рядом. - Я, что, должен был объясниться тебе в любви? – огрызается Снейп на молчание. - Неважно, - большой палец Блэка скользит по его губе. - Теперь – неважно.
Вечер оказывается бесконечным; тени прячутся по углам; дом по-прежнему молчит, не слышно даже вечно шуршащего где-то поблизости отвратительного домовика. Бесконечный вечер – это же конец весны, да? Не темнеющая полоска неба за неплотно закрытыми шторами. - Какой сегодня день? - наконец нарушает тишину Снейп. - Замечательный вопрос. Откуда мне знать? Я заперт здесь, как собака на цепи. Это в Хогвартсе календари и планы, а у меня…от субботы до субботы. Блэк тянется за сигаретами, хмыкает довольно. - Я всегда считал, что хороший секс отбивает память, но что он будет настолько хорош, что отобьет память у тебя… Это мы постарались. Снейп молчит, наблюдая за ускользающей к потолку струйкой дыма. Ему не надо смотреть на Блэка – он успел выучить картинку наизусть: Вдох – выдох, чуть оттопыренная нижняя губа, серое облачко, выдуваемое с силой, серый спокойный взгляд, устремленный вверх. Непонятно как созданный из ничего островок покоя. Никакой магии, как будто они не знают, что это такое. Размытое неосязаемое «здесь и сейчас». И проснуться невозможно, кажется.
Но тут Сириус поворачивается, смотрит на Снейпа и говорит. - Я думаю, это все. - Что – все? Блэк пожимает плечами. - Конец. - Что за глупости, Блэк? - О. Ничего. Тебе…хотели объяснить, какой год у тебя мог быть. - Это…был розыгрыш? Это - ваша очередная дерьмовая шутка? - Меня попросили, - не оправдывается, а констатирует Блэк, встает и тянется к одежде. - Кто? Кто попросил? Снейп вырывает из его рук рубашку. Мягкая ткань – последняя связь с реальностью, стремительно ускользающей от него. - Я же тебе сказал в самом начале: Альбус. - Альбус в Хогвартсе просил нас пожать руки. Забыть о вражде. А не трахаться, как кролики, целый год! - Правильно. Все правильно, Снейп. Я и не сомневался… Сириус отбирает у него одежду, застегивается, проводит ладонью по волосам. - У тебя был выбор, Снейп. - Я выбираю тот год, который был на самом деле! - А…Ты об этом…Это все, что ты хочешь мне сказать? - Да! Нет…Это ты? Просто скажи мне, пес - это ты? - Можно подумать, ты в первый раз слышишь о моей анимагической форме, - улыбается Сириус. - Это не ответ! Куда ты? - Зачем тебе знать? Сириус Блэк поворачивается от двери - самый надежный враг, который тоже предал его, получается. - Ты выбрал, Снейп. Чего же пожелать тебе? Покоя? Прощай.
Снейп ошарашено смотрит ему вслед. В зеркальной двери шкафа переливается, отражаясь, светлое и высокое вечернее майское небо. Майское? О, Мерлин. - Блэк! Не ходи! Не ходи в Министерство, чтобы ни случилось, не смей туда ходить…
…Черный пес пятится, пытаясь вырваться из его рук.
*** Эта, реальная, тишина соврала. Потому что они настороженно стоят у выхода. Трое. Вполне достаточно. Ремус Люпин подбирает вырванную из рук Снейпа Экспеллиармусом палочку и вежливо говорит: - Ну, здравствуй, Северус.
***
Я так и не понял, за что он сделал это со мной. Я знаю свое тело и люблю его, оно…помогает выжить и ни разу не подводило меня. В отличие от мозгов, да? Но когда он сказал это страшное короткое слово – меня не стало. Я трансформировался в обжигающую боль. Я жил в ней, несколько мгновений, но этого было достаточно. Я хотел укусить его. Нормальная реакция. Но это было…недостойно. Я не хотел уподобляться Большому. Все говорят о кошках, мелких ехидных тварях, гуляющих сами по себе. До глупых Больших не доходит, что у собак своя гордость. Просто не надо ей похваляться. Квартал жил своей жизнью, на площадке смеялись малыши. Изредка проезжали машины – летом у нас достаточно спокойно, Большие уезжают куда-то. Я шел прямо, просто прямо, изо всех сил пытаясь порвать что-то невидимое, но вполне осязаемое, тянущее меня обратно к дому, прилипшее ко мне, как репей из парка. Из-за них я редко хожу в парк. Самому выкусывать противно, а вычесать некому. Зря я думал, что это был репей. Оно зудело внутри, предчувствие опасности, тот самый страх, которым он, кажется, заразил меня. Как вернуть страх хозяину? Пусть носит его, гордится им. Любит его, разговаривает…Вот его настоящий друг. И враг. Не я, а страх. Я свернул обратно. Подошел к парадному входу. И ничего не понял. В доме слышались голоса, несколько голосов. А страха не было. Это было так неожиданно, что я не удержался. Нажал лапой на ручку, просто так, на пробу. Дверь оказалась не заперта. Непохоже на него. И я скользнул в дом.
Их было четверо – Большой и трое других, они разговаривали в комнате. Он говорил спокойно, опять не так, как со мной, чужим голосом. Противным, и равнодушным. Ну и гости. Трое на одного. Стая. Нечестно. Я вошел и встал рядом с ним. Мальчишка уставился на меня так, словно я – его. Ну, уж нет. Я вздернул губу, и тут же почувствовал его теплые пальцы на загривке. Он чуть прихватил мою шерсть. - Сидеть. Сколько угодно, Большой. Я сел рядом с его ногой. - Это… - Это – моя собака, Поттер. С каких это пор ты боишься собак? Мало ли что он сказал. Малыши часто теребят меня, пока мамаши отворачиваются, занятые болтовней, и тоже лепечут «мой», я не обращаю внимания. Это были игры Больших. Мальчишка набычился. Одноногий старик, стоявший за ним, какой-то безумный старик с деревянной ногой, зевнул, притворяясь, что ему скучно. Третий…Он расположился дальше всех, присев на подоконник. Третий…Если бы я был щенком, я бы обделался. Напрудил лужу. Забился, поскуливая, под диван. Я никогда не видел такого. Он был Большой. И он был Зверь. От которого надо было бежать. От него разило ночью. Мокрой шерстью. Клыками. Желтым беспощадным взглядом, за мгновение до того, как клыки вцепятся в твою плоть. А Большой…он не боялся. Он не боялся никого из них. Он был спокоен. Он был …прекрасен. Он был Мой. И как только я понял это – все встало на свои места. Он потеребил меня за ухом, почувствовав мою дрожь и успокаивая. - Вот и всё, Люпин, - сказал он, обращаясь к Зверю. - Меня не убедили твои ответы, Снейп, - громыхнул старик. - Я знаю, - равнодушно ответил Мой. У него было имя. Такое же короткое, как и это моё «Блэк». - Тебя что-нибудь интересует еще? – поинтересовался Зверь. - Как вы вышли на меня? Он посмотрел на меня…виновато и добавил: - Это же не пес? - Пес? Да ты совсем с ума сошел! – старик хихикнул. – Что-то не так у тебя с собаками, Снейп. И давно… - Это был уловитель Непростительных, Северус, - ответил Зверь, - похоже, его припрятал в Отделе Тайн еще Крауч-младший… Старика перекосило. - …Так или иначе, после гибели Альбуса Скримджер занялся делом, наконец. Нашел этот артефакт. Который оказался неоценим. Мы смогли вычислить местонахождение твоего хозяина. Остальное, - Зверь с нежностью и гордостью взглянул на мальчишку, - почти все сделал Гарри. Ну, и Орден помогал, конечно. Большой явно услышал что-то свое. - Непростительные… Он хотел наклониться ко мне, но все трое одновременно гаркнули: - Стоять! Как будто Мой был псом. Я поднял голову. И он сказал, вроде бы усмехаясь. - Примешь ли ты мои извинения? Я понял, о чем он. И он знал, что я понял. Я лизнул его руку. Он улыбнулся. В первый раз улыбнулся мне. - Всё! – крикнул мальчишка, - всё. Они достали деревяшки. Но у Моего её не было. Тонкий запах его дерева тянулся откуда-то из широкого рукава Зверя. Я должен был…Но я не мог…Я предавал его – в слабости своей. Мальчишка поднял палку. И сказал слово. То самое слово. Из нашего первого разговора. Которое не было ни курицей, ни окороком, ни сыром. Пальцы Моего сжались. Мальчишка сказал второе слово. И тогда я прыгнул. Не очень высоко, но точно наперерез светлому холодному лучу, вырвавшемуся из деревяшки. Я слышал, как он кричал : «Блэк, стоять!» Кто-то из троих, кажется, охнул. Я еще успел подумать, что опять не выполнил приказ Моего «Стоять!». Как тогда. И луч был похож на свет фары мотоцикла. Но мне было хорошо.
*** Поттер крикнул «Авада Кедавра!» так истошно, словно мечтал об этом всю жизнь. И тут из-под руки Снейпа – только ладонь скользнула по шерсти – навстречу зеленой вспышке метнулся пес. Он безнадежно кричал «Блэк, стоять!», но собака всегда прыгала рассчитано и точно, вот и сейчас он оказался прямо в луче, дернул лапой и рухнул на пол.
Гарри замер. Люпин, соскочивший с подоконника, Грюм смотрели на черное тело на сером ковре. Черное и серое. Вот он, момент истины. Анимаг…должен превратиться…после… - Блэк! – крикнул Снейп, наплевав на троицу, - Блэк! Превращайся! Ну, скотина, давай! Как будто пес мог его услышать.
- Не смей называть моего крестного «скотиной», ты, сволочь! - Твой крестный! Твой крестный! – непонятно было, что это - смех или слезы, - ты убил его, Поттер. Еще раз убил. От мальчишки его отделяли три шага. Снейп, оскалившись, успел сделать только один. Авады Люпина и Грюма отшвырнули его к стене.
*** - Дерьмо, - мрачно сказал Грозный Глаз спустя пару минут и спрятал палочку. – Где Снейп – всегда дерьмо. Я пойду, осмотрю дом. Рем, надо сообщить в Министерство. Гарри, ты как? Гарри… - Я в порядке, Аластор, спасибо. - Как к тебе рванул…Ублюдок. - Да, - невпопад ответил Поттер, - Ремус, как ты думаешь, почему он сказал: «Блэк»? - Не знаю. Похоже, он действительно сошел с ума. И потом, пес все-таки похож… - Снейп и собака. В голове не укладывается. - Всё, Гарри, всё. Теперь – совсем всё. Ремус приобнял Гарри за плечи. Вздохнул и сказал задумчиво: - Меня, на самом деле заинтересовало другое. Он что - действительно плакал?
Под бледной кожей что-то переливалось и пульсировало. Огромный червяк, скрученный кольцами, казался омерзительно живым.
эх как простые животные смертный знак описывают!...
А вообще, я плачу, честно. Всех жалко (т.е. Снейпа и Блэка). Вот вам настоящая преданность собак. mavis_claire пишет:
цитата:
Если я правильно понимал, он тоже убил. О, Большой. Ты тоже запаковал это в себе, как в магазинах надежно прячут колбасу и окорок в пластик? Его приходится грызть зубами и ковырять лапой, чтобы добраться до лакомства. Только нам с тобой лучше этого не делать. Пусть протухает внутри; придется жить с таким.
какие умное животные. mavis_claire Спасибо тебе огромное за этот фик. Да, хэппи энд им не светил. Хотя так хотелось, чтобы пес превратился... Но, видимо, Снейп ушел на покой вслед за Блэком. И там они выяснят все свои отношения.
Изумрудная Змея ППКС. Глаза на мокром месте. Честно, не думала что после такого количества перечитанных фиков они все ещё способны вызывать столь сильные эмоции. Мевис - у меня просто нет слов. *Пойду умоюсь*
Изумрудная Змея Не надо. Ну...это же правильно. Sparrow А собачки вообще умные :) Главное было какую-то специфику не забывать, чисто собачью. :) И продолжения не будет. Это не та сказка. Ой, мне его сейчас опять...того...:) тащить :) Sige Не-не. Никаких Завес. Хватит пока. Flory Спасибо :)
Sige А что? Это действительно воспринимается, как определенного рода приквел! Интересная мысль! mavis_claire Божественно. Вас будут упрекать в жестокости по отношению к снейпам, собакам и читателям, - однако я говорила, говорила и БУДУ говорить: литература ЖИВА жестокостью и "недозволенными приемами", ибо иначе эмоционального отклика у читателя уже не вызвать. КАКАЯ КОМПОЗИЦИЯ! И какой великолепный пес, выписанный не хуже кошки Томазины из одноименной сказки! И какой щемяще-верный психологически, хотя и изначально открытый, ход - Снейп, от одиночества принимающий пса за Блэка! Вот уж воистину - "ах, обмануть меня не трудно, я сам обманываться рад..."
да мы мечтаем, планы строим, мосты хрустальные, в общем, плюшками балуемся))) Действительно, это не та сказка и это уже не сказка. Это какая-то до боли одинокая реалистичная история.
mavis_claire пишет:
цитата:
Ой, мне его сейчас опять...того...:) тащить :)
даааааааа? *довольно улыбаясь* В скором времени мы снова буде хлопать в ладоши, радуясь, как дети?
Sidemoon Спасибо :) Вероятно, Вы - мой идеальный читатель :) "Томазину" не люблю, просто потому, что не люблю кошек в принципе :) Я собачница, но, я думаю, это заметно :) Sidemoon пишет:
цитата:
изначально открытый, ход - Снейп, от одиночества принимающий пса за Блэка!
А вот и нет, как ни странно. Я выкладывала фик в ЖЖ, там честно надеялись на то, что это Блэк и есть Sparrow В Профундис это утащить невозможно, и сюжетно, и по отношениям. Не обольщайтесь. Будет продолжение "Танцев на грани весны", если вы знаете, что это такое :) Люциус Малфой Милорд! Вау! Я соскучилась по Вашим разносам :)
Фик отличный. Я бы даже сказала - безупречный. Что ни в коей мере не отменяет моего отзыва на ЖЖ. Я бы даже сказала - усиливает его :( Потому что и хотела бы не поверить, да не получается... :((((( Злая, злая, ЗЛАЯ Мэвис
Сначала хотелось выть. Потом - материться минимум на трёх языках сразу. Теперь, вроде бы, должно получиться связно высказаться. Так вот. Мэвис, Вы ослепительно и непререкаемо логичны. Я вполне понимаю почему - так, и почему - никак иначе. И даже, если поставлю себе целью, смогу объяснить, что так лучше для всех и каждого. (В общем-то, подготовили Северуса к смерти так, как ни один хоспис не сможет, ибо авада куда милосердней, чем жить дальше и знать, что могло быть иначе.) Что, объективно подходя, это не просто правильно, это хорошо. Вот если бы от этого было ещё хоть чуточку легче... В общем, я даже поняла, что это не жестокость, ни в отношении героев, ни в отношении читателей. Я даже не попрошу не делать так больше. Только пореже, пожаааалуйста! P.S. Почему-то вспомнился Аслан из "Нарнии": "никому не дано знать, что могло бы быть, если." И это очень правильно. И концепция смерти не только как наказания, но и как дара вспомнилась тоже. Вообще-то, мягко говоря, небанально для данной темы, но это на грани теодицеи. (Нда, у каждого свои тараканы, мой любимый бзик - углядеть философские проблемы мирового масштаба в яойной манге или слэшном фанфике. Но готова доказывать, что здесь это есть!) Sidemoon пишет:
цитата:
литература ЖИВА жестокостью и "недозволенными приемами", ибо иначе эмоционального отклика у читателя уже не вызвать.
К счастью, не только ими, вот в чём дело. И на счёт "иначе не вызвать" - сильное, на мой взгляд, преувеличение.
Юрико Хаясе О. Спасибо :) Просто я думаю, что в седьмой книге для Любимого Профессора все закончится печально. Год - с момента пиратского перевода, я боролась с этой точкой зрения, но она победила. Ну, и, вероятно, последует такая череда "поминальных молитв" - еще несколько фиков. Это я предупрежаю заранее. :) Ну, разбавленных чем-то позитивным. Мне казалось, тут что-то самурайское получилось - ну, в линии собаки точно хотелось изобразить. Но, как всегда, безуспешно :) Глобальные задумки никогда не реализуются. Sidemoon Юрико Хаясе
Ну, этот спор длился весь прошлый век, чем должна оперировать литература. Только вот в чем загвоздка: это - не литература. Это фанфик
Только вот в чем загвоздка: это - не литература. Это фанфик
А одно другому не мешает. Литературой текст делает его качество, а не степень вторичности. А то, знаете ли, слишком много придётся из литературы выкидывать. Начиная с Овидия, включая Чосера и Шекспира:) mavis_claire пишет:
цитата:
Год - с момента пиратского перевода, я боролась с этой точкой зрения, но она победила.
Я тоже мало сомневаюсь в готовности госпожи Ро уконтропупить кого угодно, вплоть до главного героя (вот это было бы красиво, но фанаты не простят). И идея моральной подготовки ясна. Главное, чтобы всё вдохновение не ушло в эту сторону;) А что касается "самурайского", имхо, действительно, слава Мерлину, не получилось. Получилось рыцарское. Потому что, когда типично европейские заморочки начинают переосмысливать в ключе японской философии, получается из "Графа Монте-Кристо" - "Властелин пещер" Маэды, тот ещё ужжос. Хотя, сие, конечно, махровая имха.
Юрико Хаясе А "Властелин пещер" Маэды - это что??? mavis_claire Так. Любовь моя, давайте-ка отделять зерна от плевел. Вторичность - понятие, пришедшее в мировую литературу, мягко говоря, поздненько, веке этак в ХVIII - в Европе и много, много позже - в Азии. Я в категорической форме отказываюсь понимать, почему фанфикшн высочайшего литературного уровня не есть литература, а Эврипид, вторичный по отношению к Эсхилу и Софоклу, но неизмеримо их превосходящий в профессиональном отношении - ЕСТЬ ЛИТЕРАТУРА. Тут можно приводить тысячи примеров, - от Валерия Флакка до Хуршуд-бану Натаван, но основная моя мысль, по-моему, ясна. Факт остается фактом, - "низкий" жанр фанфикшна считается "низким" исключительно в силу СОЦИАЛЬНЫХ обстоятельств (закон об авторских правах и т.д.), а обстоятельства ЛИТЕРАТУРНЫЕ тут решительно ни при чем. Заметьте, никто не отказывается при этом считать литературой ДЕСЯТКИ сиквелов, приквелов и сайдквелов к Герберту Уэллсу, Джону Уиндэму, Роберту, прости Господи, Говарду и разнесчастному профессору Толкиену, во множестве выходящие, в том числе и в нашей стране. А все почему? Авторские права проплачены! Так что "не литература, а фанфикшн" - сие есть с вашей стороны злостный мазохизм самого люпиновского толка!
Это наполучавший кучу премий Gankutsuou. Махира Маэда - режиссёр, который этот "шедевер" снял. Подробнее сейчас не получится, вот через недельку вернётся возможность нормального доступа в интернет, если будет интересно, смогу рассказать и ссылку дать.
ничего сказать не могу - я еще там, я еще пытаюсь разобраться и найти выход, я еще переживаю... это непередаваемо. Где-то что-то может было и... чуть неловко, но в целом я как обычно преклоняюсь) Безумие, которое возможно и не безумие, одиночество и покой, которые вся жизнь, страх и надежда... снесло меня, но это трогает. Остаются не впечатление и не мысли, остаются какие-то глубинные, непонятные мне самой эмоции внутри. Не понимаю, почему объективно, но это действительно задевает. вотЪ. з.ы. хотя в самом тексте было что-то определенно не то недоделанное, не то неловкое, сырое, но от этого он оказался почему-то более эмоциональным, чем продуманные и четкие рассказы. *чего-то я тут понаписала чего-то странного)))*ужаснувшись**
Вытерла слезы и пришла хвалить более подробно. Когда читаешь по кусочкам, это действительно производит другое впечатление. В целом виде видна одна неумолимая линия. С первой встречи. Человек, которыей не верит ничему, кроме собственной паранойи, обречен. Собака, которая привязывается к обреченному, тоже погибнет. Очень жестокая история, но последовательно жестокая. От этой точки можно провести прямую только в одном направлении, а кто поставит точку - уже неважно. Мавр сделал свое дело, мавр может уходить. Меня греет только то, что он ушел не один. Черт, опять реву...
было бы это не по ГП и не слэшем даже... это было самое оно. вотЪ.
Это как, пардон? Ориджинал? Тогда к нему надо два тома предыстории писать :) А тут все уже написано до нас :) Ты ж пойми, мне интересно писать ровно то, что я пишу - слэш по ГП. Остальное...ну, не торкает. Изумрудная Змея Я думаю, вся беда в том, что он и собственной паранойе не поверил. Я, конечно, не стала бы писать другой финал, но потенциально Снейп мог предупредить Блэка о Министерстве и как-то переломить ход событий. Второй вопрос, что этого (предупреждения своевременного) не было запланировано ... А пёска - да, пёска обречен.
Это как, пардон? Ориджинал? Тогда к нему надо два тома предыстории писать :) А тут все уже написано до нас :) Ты ж пойми, мне интересно писать ровно то, что я пишу - слэш по ГП. Остальное...ну, не торкает.
ммм... я просто высказала стороннее наблюдение)) *с вумным видом* я просто давно не читала особо фиков, да и ГП как-то приелся, и... ну не зна, когда читала у меня создалось впечатление будто интересный ориджинал не то втиснули, не то подрезали под мир ГП. И сам по себе он был бы... более органичным и самодостаточным. А про три тома предысторий - неа, это был бы имхо вполне рассказ тех же размеров)) лан, мне всегда после перерывов в чтении так кажется. ничего не могу поделать))
три тома предысторий - неа, это был бы имхо вполне рассказ тех же размеров))
Ага. Просто быстро сунуть во флэшбеки десяток эпизодов, объясняющих, кто такие анимаги, с какого перепуга враждуют главные герои и кого грохнул Снейп и почему...:) Всё. Больше никаких собачек. Второй раз пишу, второй раз получаю на выходе уж слишком оригинальные персонажи :)
mavis_claire точно зря. мне собакой фик и понравился. интересно стало, не по накатанной дорожке пошло)) А то что оригинальные персонажи получаются очень живыми - это имхо вполне логично.... и оооч хорошо вообще то имхо.
mavis_claire пишет:
цитата:
кто такие анимаги, с какого перепуга враждуют главные герои и кого грохнул Снейп и почему...:)
неа, просто бы это была история о человеке у котрого был друг, у которого была такая собака\что-то связанное с ней, некая похожесть на неё... это бы просто вышло по-другому, но ощущения остались теми же, просто без примеси ГП. Лан, снесло меня, сорри за офф *традиционно*
Valemora Новый друг лучше старых двух? Нет, я лучше со старыми двумя... somebody Не было бы ощущений без примеси ГП :) Ты уже закладываешь в свой тезис слово "друг", значит, совсем другой баланс получится. Мне хотелось именно в контексте пятой книги поиграться - пусть и поверхностно :) Поспорить с одним автором :)
Sidemoon Ну-с, как обещалась (да простит автор темы за оффтоп, но вдруг ей тоже будет интересно). Gankutsuou: The Count of Monte Cristo, 24серийный аниме-сериал, трансляция в Японии с 05.10.2004 по 29.03.2005. На десятой ежегодной анимационной ярмарке в Кобэ удостоился звания "Лучшее телевизионное аниме". Вот здесь краткая информация о сериале и пара рецензий. Вот здесь можно скачать посмотреть(только надо зарегистрироваться на форуме сайта). Вот только кто писал инфу? Она, мягко говоря, странноватая. Вот здесь можно полюбоваться кадрами из фильма (кликабельные капсы). Туточки люди обсуждали ентот фильм, я тоже высказалась, ближе к концу обсуждения (это к тому, что пересказывать себя несколько лениво, впрочем, если попросят ). Честно скажу, прочитанные рецензии с моим мнением ни разу не совпали. Вот только для того, чтобы объяснить что я там такого углядела, надо подробно перессказывать некоторые моменты. Стоит? Вкратце. Действие происходит в 51м веке, вовсю летают космические корабли, на Луну ездят отдыхать как сейчас в Ниццу. Начинается действие как раз таки на Луне, во время карнавала, когда Граф знакомится с Альбером и спасает его. Вообще, вся предыстория: предательство друзей Эдмона, заключение, побег - даны очень коротко флэшбеками в течение фильма. Суть в том, что он, находясь в заключении, вступил в сделку с демоном по имени Властелин Пещер, каковой, вселившись в его тело, наделил его силами, богатством и т.д. и т.п. Главным героем повествования сделали Альбера, перетянув на него многие сюжетные линии и порядком идеализировав. Однако, приглядевшись, разбираешь, что характеры изменили все до единого. Сюжетная канва в целом, похожа, однако отклонения накапливаются и финал сделан другой совершенно. (Хм, подробней будут уже сплошные спойлеры). Ну ооочень своеобразно это нарисовано, вспоминается не то Пикассо, не то Глазунов. Одно порадовало бы, не относись я так трепетно к оригиналу, - яойных намёков кучи. Отношения между Альбером и Францем наводят на размышления, отношение Альбера к Графу тоже трактовать очень даже можно. А из очень эпизодического Беппо (парнишки из шайки Луиджи Вампа, который, переодевшись, завлекает Альбера) сделали вполне себе трансвестита, влюбившегося в Альбера и приехавшего в Париж работать горничной у Морсеров. Я бы, пожалуй, посоветовала посмотреть, но если желания не возникает, могу пересказать по-подробнее.
Юрико Хаясе Спасибо. Я, гм, посмотрела капсы (чертовски интересно, какое-то новое слово в прорисовке аниме) и прочитала рецензии (умилили восторженные). Судя по всему, в текстовом отношении - кошмар еще тот... Скачивать не буду. Вот на "Анимании" появится - куплю, пожалуй. Судя по всему, яой там и впрямь цветет, аки сакура...
mavis_claire Такая интересная идея... размышления героев... своеобразный сюжет... мне очень понравилось... А можно попросить фик на сайт? На Таинственную Одержимость... http://www.mystobsession.slashfiction.ru
Все даты в формате GMT
3 час. Хитов сегодня: 1
Права: смайлы да, картинки да, шрифты да, голосования нет
аватары да, автозамена ссылок вкл, премодерация откл, правка нет
Спасибо :) Я рада, что тебе понравилось, несмотря и вопреки 
- участник сейчас на форуме
