|
|
| |
Не зарегистрирован
Зарегистрирован: 01.01.70
|
|
Отправлено: 29.05.06 12:55. Заголовок: Re:
Кому посвящается - тот сам знает:)
Чарли стали мучить кошмары вскоре после того, как ему исполнилось шесть лет, но главное не это, а предыстория. Само по себе это не так уж важно.
Чарли как-то раз лежал в своей кровати и никак не мог уснуть – смотрел на низкий потолок, на тени на нем, в ночное окошко – на месяц и звезды. И вздыхал. А потом вдруг на чердаке, прямо над его головой, упало что-то тяжелое. Чарли резко сел в кровати. За громким стуком последовали несколько мгновений гробовой тишины, а затем с чердака донесся стон. Сначала тихий, еле слышный, он набирал силу и, в конце концов, превратился в вой, исполненный боли и страдания.
Чуть живой от страха, Чарли соскочил с кровати и, не надев тапки, босиком выскочил из комнаты и побежал вниз по лестнице, в сторону родительской комнаты.
Громко шлепая босыми ногами по полу, он пробегал через кухню, но вдруг остановился. Стонов больше не было слышно, страх чуть ослаб, и Чарли пронзила обидная мысль о том, что глупо в шесть лет бегать к мамочке по любому поводу. Ничего ужасного там быть не может. Нора – самое безопасное место на планете, родители под боком. Билл тоже, хотя от него никакого толку. Чего ему бояться? И, обливаясь холодным потом, с дрожащими коленями, Чарли повернул назад и стал подниматься по лестнице обратно, в свою комнату. По дороге он думал о том, как лучше поступить – без единого звука войти и сразу же нырнуть под одеяло, накрыться с головой и не шевелиться до утра, лежа в полной тишине, как будто его и вовсе нет, или же, наоборот, громко шуметь, пыхтеть, стучать, чтобы создать для того, кто на чердаке, видимость, а, точнее, слышимость, будто в этой комнате кого-то очень много или он очень большой. Так и не приняв никакого решения, Чарли, инстинктивно вжав голову в плечи, на цыпочках добрался до кровати и медленно полез под одеяло, стараясь не шуметь и болезненно морщась, когда под его весом тихо скрипела пружина.
Поспать в ту ночь ему не довелось. Он все ждал новых стонов, прислушивался к шорохам, доносившимся с чердака, и не мог поверить сам себе – как же он раньше этого не замечал! Это же точно не сквозняк! Не ветер, и даже не крысы, потому что крыс батя, во-первых, вытравил еще летом, а, во-вторых, они не стонут. Как и ежи. Да и как ежу забраться так высоко – на чердак? До утра Чарли вспоминал всю живность, которую знал, и прикидывал – не она ли шумит там, наверху, и получалось у него, что нет – не она. У Чарли затекли ноги, но он не шевелился, чтобы кровать не скрипела и, накрывшись одеялом, чувствовал себя в относительной безопасности, мог спокойно рассуждать. Когда за окном стало светать, а он так и не пришел ни к какому умозаключению, он, наконец, решил, что стоит обратиться к матери с вопросом. Но с каким? «Кто это стонет у меня над головой»? Чарли знал, что такой вопрос мать сочтет дурацким и не воспримет всерьез. И остаток ночи он думал о том, как это лучше сформулировать, чтобы получить внятный ответ.
- Мам, слушай-ка, - начал Чарли за завтраком, делая вид, что уплетает овсянку, хотя аппетита не было. – Я тут подумал – у нас никого не живет на чердаке?
Молли задумалась. Потом пожала плечами и ответила:
- Нет, по-моему, никого. А почему ты спрашиваешь?
- Да нет, ни почему, - уклончиво ответил Чарли с набитым ртом. – Столько места пропадает....
- Ну, вообще-то, думаю, что там живут крысы, Чарли, - брезгливо морщась, ответила Молли. – Папа их вывел не до конца, я в этом уверена. И старая летучая мышь, похоже, что волшебная – досталась нам от прежних владельцев.
Чарли насторожился и чуть не подавился кашей. Волшебная летучая мышь? Что это значит?
- А чем волшебная летучая мышь отличается от не волшебной? – спросил он у Молли. Та снова пожала плечами.
- Чарли, я не знаю. Просто она...не совсем обычная, так мне кажется. Я никогда не лазила на чердак, и никто не лазил. Может, она просто долго живет, может, у нее какие-нибудь магические способности. Это неважно. Главное, что она не опасна.
«Не опасна? – с мрачным сарказмом подумал про себя Чарли. – Если бы это было так...». Тут он скорбно усмехнулся, опять же про себя, и сокрушенно покачал головой, дивясь беспечности и наивности своей матери. Конечно, ей-то что. Она ведь не слышит этих жутких стонов по ночам.
- А почему никто не лазил на чердак? – спросил Чарли.
- Не знаю. Не зачем было, вот и не лазили. Там ничего интересного.
- Откуда ты знаешь, если не лазила?
- Знаю и все тут, - раздраженно отмахнулась Молли.
- Но откуда? – настаивал Чарли. – Ты ведь не лазила – сама сказала!
- Все, - отрезала Молли, выхватив у Чарли из-под носа пустую тарелку и поставив перед ним маленький стакан сока. – Хватит дурацких вопросов на сегодня. Допивай и иди гулять.
Чарли уныло посмотрел на стакан – он был чуть больше наперстка, так ему показалось. У Билла, сидевшего тут же, за столом, и беспечно жующего, стакан был намного больше.
- А почему так мало? – возмутился Чарли. – Биллу вон, целое ведро, а мне?
- Хочешь, чтобы было как в прошлый раз? – язвительно поинтересовалась Молли, нарезая ему булочку и намазывая ее вареньем.
- Какой еще прошлый раз?
- Когда ты описался, - заявила Молли. Чарли густо покраснел. Это был удар ниже пояса – Чарли вообще за всю свою жизнь, которую он помнил, описался только раз, совершенно случайно. Что же теперь, до самой смерти ему это вспоминать? Особенно обидно было, что Билл при этом упоминании громко захохотал, поперхнулся и стал отплевываться булкой с вареньем.
- Ну вас на фиг, - пробормотал Чарли, и, не притронувшись ни к бутербродам ни к соку, вышел из-за стола и пошел на улицу. Мать звала его обратно, обещала налить ему сладкого чая, извинялась, но Чарли не простил.
Он пошел гулять по территории. Она была огромна, по мнению Чарли. Переход с переднего двора на задний мог быть осуществлен двумя разными способами – слева направо и справа налево, это был целый лабиринт. Обычно Чарли бродил по нему часами, и ему казалось, что он никогда не изучит его до конца. Но сегодня лабиринт его не радовал.
Глядя на стоптанные кеды, он шел, понурив голову, пока не уперся в свою бывшую детскую коляску. Наверное, ему было там просторно и комфортно – Чарли не помнил. Теперь же там, на весеннем солнышке, в тесноте, сидели и пеклись Фред с Джорджем. Чарли их не на шутку боялся. Точнее, опасался. Им недавно исполнился год, между ними не было решительно никакой разницы и оба были бесноватые и неадекватные. Могли вцепиться друг другу в волосы и орать часами. И вообще вели себя непредсказуемо, но всегда плохо – могли даже обидеть Чарли, например, плюнув в него овощным пюре или швырнув кашей. А Чарли всегда оказывался виноват, потому что старший и должен понимать. А что он должен понимать, собственно? Что здесь можно понимать, в этом шоу удивительных животных?
Сейчас они сидели на удивление спокойно, и Чарли это не понравилось. Две одинаковые башки торчали из большой коляски и пялились прямо на него.
- И здесь вы, - мрачно сказал им Чарли. – Мутанты.
И ушел, сунув руки в карманы стареньких штанов, которые были ему коротки. Очень скоро в их семействе станет на одного чмошника больше. И он, новенький, тоже будет вспоминать, как Чарли описался один-единственный раз в жизни. Будет вспоминать и смеяться, даже если сам будет ходить обоссаным с утра до ночи.
Так Чарли без цели бродил по участку и думал о том, как все пожалеют, если он вдруг умрет. Как хорошо было бы умереть, чтобы мать рыдала, и Билл выл, размазывая сопли, и Перси драл глотку, и Фред с Джорджем орали в своей коляске....
- Чарли! – окликнули его. Чарли обернулся и увидел Билла, неспешно шагающего к нему с видом триумфатора. – Что, скучаешь?
- Нет, - огрызнулся Чарли. – Чего надо?
- Ты спрашивал про чердак, - пожал плечами Билл. – Мать тебе соврала. На самом деле все гораздо хуже.
Чарли похолодел и во все глаза уставился на брата.
- Как это хуже?
- Да вот так, - Билл снова пожал плечами, будто говорил о самых заурядных и общеизвестных вещах. – Она тебе соврала, чтобы тебя не... – Билл помахал в воздухе рукой, помогая себе подыскать нужное слово, - травмировать.
- А как на самом деле? – с ужасом спросил Чарли.
- Пошли, расскажу. Если хочешь, - ответил Билл. – И если не ссышь, конечно, узнать всю правду.
- Конечно не ссу! – возмущенно воскликнул Чарли. Билл кивнул головой в сторону сарая, приглашая Чарли последовать за ним.
Сарай, хоть и был относительно новым, сделан был из рук вон плохо. Не струганные доски были прибиты друг к другу кое-как, наспех, на крышу были накиданы куски какого-то прочного, но неидентифицируемого материала. В стенах зияли огромные щели. Никакого намека на краску не было. Все это не сгнило только благодаря водоотталкивающим чарам, которые Артур Уизли наложил на сарай – сам он считал постройку шедевром архитектурного искусства, застывшей музыкой. Торжеством пропорций.
Чарли обожал этот сарай не меньше отца. По мнению Чарли постройка была огромна, как и все остальное, а Чарли, по заявлению Артура, страдал гигантоманией – очень любил все большое и величественное, благо с высоты того роста, который бывает у человека в шесть лет, большим кажется почти все. В сарае площадью шесть квадратных метров была тысяча мест, где Чарли мог спрятаться. Можно было спрятаться за садовыми инструментами, которые, как частокол, отгораживали угол сарая от внешнего мира. Можно было залезть на самый верх стога сена, а с него – на балку под крышей. Можно было забраться внутрь стога и соорудить себе там, в самом сердце, что-то наподобие гнезда.
Чарли любил играть один, сам с собой. У Билла откуда-то была куча приятелей, все они были несравнимо старше Чарли – им было по восемь-девять лет. В общем-то, никто его не прогонял, и в игры принимали вполне охотно, но Чарли все равно было скучно и обидно. Нет, он был готов лазить по деревьям, прыгать с разбегу в канавы, даже участвовать в чьем-нибудь коллективном избиении. Но Чарли упорно пытался отыскать в этих занятиях какой-нибудь смысл, в то время как Билл и его друзья получали удовольствие от самого процесса. Поэтому Чарли вскоре перестал таскаться за Биллом и стал больше времени проводить в одиночестве – проводить очень интересно и плодотворно.
Билл открыл дверь сарая, сунул руки в карманы и, прицелившись, далеко-далеко плюнул – на сторону, в старое, ржавое ведро, забытое здесь кем-то много лет назад. Чарли вздохнул. От чего бы он не отказался, так это научиться плеваться также далеко, как Билл, но на все просьбы научить, Билл закатывал глаза и говорил: «Да проще простого! Достал, честное слово. Показываю еще раз», - а затем совершал пару виртуозных плевков, не объясняя технологии, и Чарли оставалось только созерцать и пробовать. Пока безуспешно.
Билл перешагнул порог, покачав головой в знак того, что сарай ему не нравится. Чарли шагнул следом, взволнованный и сгорающий от любопытства. Страх точил его изнутри, но пока что он был слабее любопытства, и Чарли его не ощущал.
Билл по-хозяйски завалился на стог и похлопал рукой рядом с собой, приглашая присесть Чарли.
- Только дверь закрой, а то мало ли... – поморщился Билл.
Чарли подбежал к огромной, скособоченной двери, тяжелой из-за толстых грязных брусьев, набитых на нее сикось-накось, и потянул за ржавую ручку. Дверь со скрипом поддалась. Потом Чарли пододвинул к двери перевернутое вверх дном ведро, в котором мать разводила удобрения, и встал на него, на днище. Затем нагнулся и, кряхтя, подобрал засов – тяжелый, серый брус, о который ничего не стоило занозить палец. Встав на цыпочки, он с трудом, пыхтя и отдуваясь, засунул брус в петли на двери и в стене, и быстро слез вниз. Билл жевал соломинку. Солнышко сквозь щели в стенах светило ему на лицо, отчего он морщился и кривился.
- Садись, слушай, - сказал Билл. Чарли с разбегу прыгнул в стог и замер, приготовившись услышать страшную правду. Билл не торопился начать рассказ.
- НУ?! – не выдержав, воскликнул Чарли.
- Спокойно, - ответил Билл. – Я думаю, как тебе это сказать. Тебе ведь всего шесть, вдруг с ума сойдешь....
- Кончай пугать, – протянул Чарли и отмахнулся, хотя вовсе не был уверен в том, что это не более чем запугивание. Никогда он еще не видел Билла таким серьезным – тот все больше веселился и хохотал, а еще непрерывно что-то делал. Увидеть Билла вот так вот, спокойно сидящим на месте, никуда не спешащим, не бегущим – это уже само по себе было удивительно, и Чарли становилось все хуже и хуже.
- Ага, пугать, - похоронным голосом повторил Билл. – Слушай, Чарли. Только обещай, что не свихнешься от страха, а то мне мать...
- Кончай, а! Не свихнусь я, давай уже...трави, - чуть живой от любопытства и страха ответил Чарли, подаваясь вперед.
- Ладно. Сам просил. Да и пора тебе уже знать, не маленький. В общем, все это началось в прошлом веке....
Чарли моргнул.
- Век – это сто лет, придурок, - терпеливо пояснил Билл.
- Сто лет назад началось?
- Даже больше. Сто пятьдесят.
Чарли забыл, как люди дышат. Сто лет – это было очень много. Настолько много, что невозможно себе представить. А уж сто пятьдесят...это очень давно. Это даже больше давно, чем огромен был этот сарай, понимаете? Это очень.
- Ты думаешь, наш дом всегда стоял здесь в одиночестве? Как бы не так. Раньше, в прошлом веке, здесь была большая деревня – настоящий городок, а наш дом стоял на самой его окраине. И пользовался дурной славой, потому что здесь жил какой-то ученый, маггл, помешанный ни то на вечной жизни, ни то на вечной молодости.... В общем, он что-то здесь бодяжил.
- Что?
- Я знаю?
- Ну скажи!
- Что ты пристал? Не знаю я! Что я – с ним бодяжил, что ли? – рассердился Билл. – Если б я бодяжил – я бы знал. Короче, по ночам отсюда всякие страшные звуки раздавались...а потом в деревне стали пропадать дети.
- Какие дети? – обреченно спросил Чарли, уже зная ответ. Голос его чуть дрогнул.
- Ну, такие как ты дети, - Чарли так и думал.
- Дальше травлю. Значит...на чем я остановился?
- На детях, - прошелестел Чарли.
- Да, дети. Так вот, пропадали они, пропадали, пока все не пропали. И ни трупов, ни костей – ничего! Люди давно этого мужика подозревали, но доказательств не было никаких. А тут, когда последний пацан пропал, взяли вилы, факелы и пришли сюда. Вломились.
- И что?
- Ну...что. Мужик этот украденных детей как свиней разделывал, кровь их пил, а кости перемалывал и в бодягу свою засыпал. Мясо собаке отдавал. Клитемнестре.
- А дальше?
- А дальше хуже. Взяли жители этого мужика, освежевали, отвели на чердак, там, освежеванного, к полу прикрутили, солью посыпали и оставили подыхать с голоду.
Чарли почувствовал, что его мутит. Почувствовал, что его сейчас вырвет. Даже сблюёт.
- Если ты еще не догадался, Чарли, - замогильным голосом сказал Билл, - то мужик этот, упырь освежеванный, так до сих пор у нас на чердаке и сидит. Лежит, вернее, прикрученный и посоленный. В деревне был один сквиб, так он посоветовал осиной его к полу прикрутить, так что...уж не знаю, жив он еще или это дух его там мается, но это в любом случае...полная жопа.
Билл умолк и уставился на свои руки. Чарли не очень хорошо себя чувствовал. Стон, слышанный им ночью, зазвучал в его ушах снова, десятикратно усиленный. Картина во всем своем блеске встала у Чарли перед глазами. Как-то раз он отгрыз с кончика пальца кожу – не до крови, а до мяса, матери не сказал, чтобы не ругала за то, что он пальцы свои жует, а потом за обедом туда попала соль. Было очень больно. Но что такое кончик пальца супротив всего тела? У Чарли даже голова слегка закружилась. Ему захотелось на воздух.
Он медленно встал, пошатнувшись, залез на ведро, вынул засов, толкнул скрипучую дверь и вывалился из сарая на свежий воздух. Весеннее солнце ударило в глаза. ЭТО у него над головой. От ЭТОГО его отделяют тонкие чердачные доски и ВСЕ!
Сам не зная почему, Чарли подхватил полы старой рубахи своего отца, в которую был одет, и помчался через огород домой.
Ворвавшись в дом, он помчался наверх, в свою спальню, а там, в спальне, встал на середине и задрал голову вверх, на потолок. Он с ужасом смотрел на деревянные доски и тонкие щели между ними. Что там? Что там? Какое чудище? Какое исчадье? Освежеванное, истерзанное, кровавое существо, порубавшее на мясо при жизни десятки таких Чарли, как он. Все в сукровице, сочащееся мясо, все в соли, прикрученное осиной к полу, голодное....
Бессилие обрушилось на него внезапно. Колени ослабли, и он сел прямо на пол, опустив плечи и закрыв глаза.
И после этого его стали мучить кошмары. Как нестерпимо Чарли хотелось взять свою кровать – тоненький, старый матрас, шерстяное одеяло в цветном пододеяльнике, подушку в наволочке с изображением Альбуса Дамблдора...взять все это, свернуть и убежать спать в сарай. Под стог сена. Отгородившись от монстра садовыми инструментами.
Но делать этого было никак нельзя – это вызовет ненужные вопросы. Ведь не убил же монстр Чарли до сих пор – за долгих шесть лет его жизни, и Билла до него не убил, и никого не убил с тех пор, как его прикрутили! Может, он не в состоянии? Все-таки сквибы иногда знают свое дело.
Чарли, тайком от матери, взял на кухне нож для чистки овощей и спрятал его у себя под подушкой. Стало гораздо спокойнее – уж, если что, как-нибудь он выкрутится, всадит упырю нож куда-нибудь. Выиграет несколько секунд, чтобы сбежать. Или выпрыгнуть в окно. Мысль про окно успокоила Чарли еще немного – прямо под ним была большая, рыхлая грядка, в которую мать уже что-то посадила, но ничего еще не взошло и неизвестно, взойдет ли. Как-то, когда мать не видела, Чарли залез на эту грядку, попрыгал, проверяя мягкость почвы, и пришел к выводу, что она достаточно мягкая, и он не разобьется, если прыгнет в материны зеленые насаждения из окна.
Но кошмары все равно мучили. Сначала Чарли их не помнил. А когда однажды запомнил – очень удивился. Он думал, что ему снится этот ходячий кусок просоленного мяса, который впивается ему в шею, или разрывает его на две половины, или выпускает ему кишки...а оказалось, что ему снится, будто это не упырь, а он – Чарли, - лежит там, на чердаке, прикрученный осиной к полу, измученный, заморенный голодом, и стонет по ночам, потому что орать уже нет сил. И так сто пятьдесят лет! Чарли вскочил в кровати, покрытый холодным потом, с вытаращенными от ужаса глазами и острым, пронзительным чувством жалости к кровавому маньяку. На чердаке что-то тихонько стукнуло, и Чарли судорожно дернулся всем телом, подавился слюнями и закашлялся. Страх, жалость и бесконечный, всеобъемлющий ужас всей этой истории были так сильны и непреодолимы, что Чарли сел на свой старенький матрас, обнял подушку и горько заплакал, уткнувшись в бороду нарисованного Дамблдора.
Он плакал очень долго. До тех пор, пока на чердаке кто-то не постучал в пол. То есть в потолок комнаты Чарли. Постучал пять раз. В ритме какой-то песни. Этот стук – не просто стук, а стук МЫСЛЯЩЕГО, разумного создания, предназначенный именно для Чарли, - прозвучал в тишине спящего дома как гром. Даже сильнее. Он оглушил Чарли, как будто это по его голове кто-то ударил лопатой. Так было однажды, когда Билл с размаху приложил четырехлетнего Чарли по лбу сковородой – случайно приложил, разворачиваясь, но было примерно также. Свет померк, звуки стихли.
Судорожно всхлипнув, Чарли, как был, в пижаме, с подушкой в руках, выскочил из комнаты и побежал на улицу, через огород, в сарай. Там, зарывшись в сено, он вдруг подумал, что смерть была бы прекрасным избавлением от этого кошмара. Эта мысль успокоила его, и он не помнил, как уснул. Проснулся он на рассвете и успел вернуться в свою комнату до того, как родители обнаружили бы его пропажу.
С собой в комнату он принес одно решение. Оно наполняло Чарли первобытным ужасом, но было непоколебимо.
Он поднимется ТУДА. Он должен увидеть ЭТО. Если он ЭТОГО не увидит, он будет мучаться до конца своих дней и не сможет себя уважать.
Ничего ужаснее этого Чарли и представить себе не мог. Но именно это ему предстояло сделать, и чем быстрее, тем лучше.
Почему он не полез днем? Чарли не знал. Он только был уверен, что лезть нужно обязательно ночью.
***
Осиновая веточка, которую он сорвал днем и которую теперь судорожно стискивал в потной ладошке, придавала некоторой уверенности. В конце концов, что самое худшее может с ним случиться? Его разделают, как поросенка, выпьют его кровь, перемелют его косточки...но ему ведь будет уже все равно, разве нет? Ему дадут по голове топором и все – больше никаких мучений. Что там дальше – не его забота. Это уж всяко лучше, чем сто пятьдесят лет лежать, привинченным и освежеванным, посыпанным солью и голодающим!
Все это не очень утешало Чарли. Но нужно было чем занять свои мысли, медленно поднимаясь по узкой, грязной лестнице на чердак. Чарли был уже весь в паутине - она противно щекотала лицо и руки, заставляя Чарли дергаться всем телом, чтобы избавиться от этого мерзкого ощущения. Лестница не скрипела. Лучше бы скрипела! В полной тишине он крался на чердак, и ему казалось, что стук его сердца способен разбудить Лондон. Он почти не дышал, цепляясь за перила, как за единственную ниточку, связывающую его душу с телом.
Вот она. Дверь на чердак. Небольшая, старая...похожая на дверь сарая, но меньше.
Чарли понял, что если не отдастся во власть инстинктов и не освободит свой мозг от каких бы то ни было мыслей – упадет, потому что колени подогнутся. И он, вдохнув, выдохнув, отдался во власть природы.
Подошел к двери и, сам не зная почему, постучал. Пять раз. В том же ритме, в каком вчера ночью стучали с чердака в потолок его спальни.
Дверь скрипнула и открылась. Чарли шагнул внутрь, потому что шагнуть назад было уже невозможно.
Чердак оказался захламленным, но просторным. Старые сундуки, грязные полотняные мешки, поломанная мебель...все как и должно быть на чердаке. Паутина. Толщи пыли. Если бы не одно «но» – в дальнем углу, на маленькой тумбочке с выломанной дверцей, горела свеча. В первое мгновение Чарли обрадовался, потому что сам от страха забыл прихватить какого-нибудь света, но потом, когда понял, что на чердаке, где никто не был уже много лет, никак не может гореть свеча, пошатнулся и прислонился к стене.
Сначала было тихо. Потом, сверху, оттуда, где балки, скрепляющие крышу, уходили в темноту, раздался тихий шорох и свет померк. Вообще весь свет – свет свечи, свет луны, звезд. На мгновение Чарли оказался в густой, непроглядной черноте. Он собирался, было, заорать, но голос не слушался его – вместо крика из его горла вырвался хрипловатый, едва различимый писк.
То, что спланировало с балок под крышей на пол, бесшумно сложило огромные, черные крылья, и стал свет.
- Почему ты воешь так страшно по ночам? – зазвучало у Чарли в голове. – Зачем ты меня пугаешь? Что я тебе сделал?
- Что? – подумал Чарли.
- Я просто дряхлый старик. Разве я мешаю?
Чарли открыл глаза. Существо, сидевшее на полу и завернутое в свои собственные крылья, было, определенно, животным. Летучей мышью, скорее всего, хотя Чарли никогда не видел настоящих летучих мышей. Правда однажды он видел нетопыря – тот умещался на ладони, был весь какой-то бархатно-плюшевый, с огромными круглыми глазами и страшной мордой. Существо на полу доставало Чарли до плеча и было по виду из такого материала, из какого зонтики делают. Глаза как у нетопыря – огромные, круглые, ничего не выражающие, а морда не пойми какая, серая, сморщенная, но не то чтобы особенно уродливая. Портила ее одна деталь – два длинных, желтых клыка.
- Ты кто? – спросил Чарли.
- Я упырь. Я просто живу здесь и больше ничего, - раздалось у Чарли в голове. Само существо не открывало рта, не шевелилось и не моргало, а голоса у него никакого не было. У Чарли в голове просто появились эти слова, не произнесенные никаким голосом, сами по себе.
- Ты пьешь кровь? – задал Чарли самый важный на тот момент вопрос.
- Уже не пью. Мне теперь надо только, чтобы меня оставили в покое. Зачем ты пришел? Ты меня разбудил.
- Я представлял тебя иначе... – дрожащим голосом сказал Чарли.
- Почему ты стонал вчера ночью так страшно? – спросил упырь у Чарли в голове.
- Я не стонал, - ответил Чарли, потупившись. – Я плакал.
- Зачем?
- А зачем ты стучал мне в потолок?
- Чтобы ты перестал меня пугать.
- Ты меня боишься?
- Я всех боюсь. Я очень старый и дряхлый, поэтому всех боюсь – мне легко нанести вред.
Чарли стало грустно.
- Тебе не скучно здесь, на чердаке? – рискнул спросить он.
- Не скучно. Мне прекрасно на чердаке. Только не надо меня пугать.
- Хорошо, я больше не буду. Брат рассказал мне про тебя кучу страшных историй, - осмелев, продолжил Чарли. Страх уступил место возмущению и обиде. – Сказал, что ты тут резал каких-то мальчишек, пил их кровь и что тебя...в общем, тебе пришлось не сладко. Это правда?
- Дурак ты, - зазвучал в голове у Чарли ответ упыря. – Последний раз я пил кровь в тринадцатом веке. Я провожу на чердаке свою старость и всё.
- Ты вампир?
- Не знаю. Я упырь.
- А почему ты не спустишься вниз?
- Не хочу. Боюсь. А ты зачем пришел наверх?
- Тебя пожалел. Думал, тебе скучно... – соврал Чарли. – А почему ты выл пару дней назад? Что-то стукнуло, а потом ты завыл.
- Глобус на ногу уронил.
Упырь надолго замолчал. Потом телепатировал Чарли загадочную фразу:
- Ты не очень послушный мальчик. Я иногда слышу, как на тебя орет твоя глупая мать. На такого парня орёт, стерва!
С этими словами упырь взмахнул большими, гладкими крыльями, и бесшумно взлетел под крышу, исчезнув в темноте.
Чарли, попрощавшись из вежливости, вышел и прикрыл за собой дверь. На лестнице он вспомнил про осиновую палочку, которую зажимал в руке, и ему стало стыдно.
***
Через несколько лет, в ночь накануне своей первой поездки в школу, Чарли залез к упырю на чердак и, закрыв глаза, долго внимал отвратительным историям о Хогвартсе и его деятелях, которые звучали в его голове. В те времена упырь был еще молод, свободно летал по ночам и ловил не мальчишек, а крыс. Чарли удивился – упырь показался ему гораздо меньше, чем в первое их знакомство.
Потом, каждый раз приезжая домой, Чарли навещал упыря на чердаке и слушал его ругань и похвалы незапамятным временам, и упырь с каждым разом становился все меньше и меньше.
А потом, однажды, Чарли перестал его слышать. Упырь сидел напротив – совсем маленький, не больше кошки, - смотрел на него грустными пустыми глазами, но в голове у Чарли было тихо. Он не мог понять, в чем дело. Он боялся, что упырь отходит. Он пытался наладить с упырем контакт через язык жестов, но упырь, как глупый и пугливый зверь, скакал по своим балкам и махал крыльями, ничего не отвечая. Чарли чуть не сломал себе шею, пытаясь поймать зверя, и, когда ему это удалось, долго смотрел в сморщенную сероватую морду, надеясь увидеть в ней проблески разума или услышать хоть слово. Бесполезно. Упырь крутил глупой головой и не издавал ни звука.
Чарли ослабил хватку, отпустил упыря, который тут же с ужасом умчался от него под крышу, и спустился вниз.
- Ты так вырос, Чарли, - покачала головой мать, сидевшая на кухне, и прослезилась, промокнув глаза грязным передником.
В ту ночь, накануне отъезда в драконий заповедник, Чарли спал в старом сарае, забравшись в стог сена. Спал плохо, неудобно - было ужасно тесно.
|
- участник сейчас на форуме
