Астрономическая башня

***

- Какого черта! - он вздрогнул и обернулся, едва не выронив форму с картофельной запеканкой. Рыжая девица, которой принадлежал гневный вопль, тут же улыбнулась.

– А, это вы, Виктор. А я смотрю, у Гермионы камин разблокирован, и кто-то шумит на кухне. Думаю – воры, решила проверить. Подом думаю: странно… Воры, которые решили готовить… А это вы, и пахнет вкусно.

Он взял себя в руки.

- Простите?

- Джинни. Джинни Поттер.

Так вот кому он обязан вчерашней травмой.

- Ну, раз меня вы знаете, представляться не буду. Гермиона позволила мне остаться и позавтракать.

- Уже время обеда.

Он пожал плечами. Ну и что. Позаботиться об ужине надо заранее. Все же еда из китайского ресторана не являлась его любимой.

- Это на ужин.

Рыжая миссис Поттер улыбнулась. Она не была удивлена его присутствием, что доказывало, что они с Гермионой подруги.

- Я скажу мужу, что вас встретила. Может, вы с Гермионой как-нибудь придете к нам на ужин, пока вы в Англии?

Он никогда единолично не принимал решения за двоих.

- Мы это обсудим. Спасибо за приглашение.

Джинни кивнула.

- Ну, я пошла, передавайте привет Гермионе.

- Непременно.

***

Виктор посмотрел на картонные тарелки, минеральную воду, запеканку в пакете. Время действительно было обеденное, придумать что-то с ужином он еще успеет. Адрес клиники Гермионы он нашел на рекламном буклете в кабинете и отчего-то сразу захотел ее увидеть.

- Мне нужна доктор Уизли.

Симпатичный администратор за стойкой, наверняка, студент, приветливо улыбнулся.

- Вам назначено?

- Нет, я не пациент. Я знакомый…

Зазвонил телефон, парень поспешно махнул в сторону двери.

- Она в кабинете, только стучите, - и схватил трубку.

Виктор подошел к двери, из-за которой доносился уже знакомый голос:

- Гермиона, он классный!

- Да, я заметила.

- Нет, прямо классный-классный. Не красавец, конечно, но какой-то весь очень достойный. И он, черт возьми, тебе ужин готовит. Гарри мне, максимум, яичницу по утрам жарит. А в школе он тоже был такой славный?

- Да.

- Тогда понятно, почему Рон с ума сходил от ревности.

Дальше подслушивать он счел неуместным и вернулся к администратору, по-идиотски улыбаясь.

- Передайте это миссис Уизли, она, кажется, занята.

К пакету с запеканкой он приложил записку: «Я, правда, классный-классный?»

***

Гермиона ничуть не удивилась, застав его у себя дома.

- Правда. А запеканка осталась?

Она стряхивала с плеч снег. Он улыбнулся и помог ей снять пальто.

- Нет, я приготовил тушеную в горшочках говядину.

- Звучит вкусно. Сейчас помою руки, и можем ужинать.

- Поторопись, пока горячее.

***

Это был хороший секс, жаркий, но добрый. Она смеялась, пока он инспектировал кровать на наличие посторонних предметов, затем краснела, когда его руки, казавшиеся огромными на фоне ее тонкой талии, стягивали с нее свитер. Потом она отдавалась… Виктор понимал, что тонет в странном волшебстве их взаимного голода. Гермиона была идеальна. Не настолько, чтобы шарахаться от нее, как от святыни, но достаточно, чтобы наслаждаться каждой черточкой этого уютного совершенства. Шелком кожи, непокорностью волос, уступчивостью рук и обжигающе горячим огнем ее тихих, но очень откровенных вздохов. Все это вылилось в странную необходимость не выпускать ее из рук ни на секунду, и даже насытившись ею, продолжать поглаживать, как большую мурлычущую кошку, и говорить глупости.

- У тебя много родинок…

Она зевнула, прикрывая рот ладонью.

- Угу… Мама в детстве звала меня девочкой в крапинку. С возрастом часть из них исчезла.

- Те, что остались, очень милые. Люблю родинки - в них есть что-то особенное. Моя бабушка говорила, что родинки - это отметки, которые ставит на нас господь, чтобы не перепутать.

- У тебя была милая бабушка.

- Почему была? Она и сейчас есть.

- Прости, я никогда не спрашивала о твоей семье.

Он улыбнулся.

- А я - о твоей.

Она вздохнула.

- У меня только Рон остался.

- Прости.

- Ничего. А у тебя.

- Две бабушки, один дедушка, мать, отец, куча дядей и тетей, восемнадцать кузин.

- Сколько?

- Восемнадцать. Я не совсем поддерживаю отношения, и наша семья уже давно не собирается на Рождество за одним столом, но поплакаться в жилетку есть кому.

- Понятно. Пошли в душ?

- Лучше в ванну.

- Неженка.

- Не представляешь, как игроков в квиддич достают постоянные душевые. У меня выработалось устойчивое отвращение к ним.

- Ну, ванна так ванна.

Хорошо, когда так легко на душе. Чертовски хорошо.

***

Дни, которые изменили ее мир. Она с ужасом наблюдала за этими переменами, а время, как вода, утекало сквозь пальцы. В неопределенности будущего есть только один плюс: начинаешь жадно жить каждой секундой. Она впервые в жизни забыла о работе и ответственности, спала до полудня, переносила визиты пациентов, чтобы сходить с Виктором в оперу, целоваться на последнем сеансе в кино или просто бродить вдвоем по улицам. Она вела себя как дура, как девчонка, но наслаждалась этим. Испытывать чувство вины никак не получалось. Они с Роном столько не успели в свое время, откладывая кусочек счастья на потом... С Виктором она собиралась за неделю прожить пусть короткую, но жизнь… Слишком короткую, слишком!

- Завтра? – она удивленно подняла на него глаза от книги. - Уже завтра?

Виктор кивнул, не отрываясь от блокнота, в котором что-то рисовал.

«Завтра»… Все? Конец? Ему не жаль? Или жаль? Что ж, она не оставила себе права на упреки, приняв его предложение. Кто знает, может, в его планы входил безумный секс, вкусные ужины дома и практически совместное проживание?

- Что ж…

- Я думаю отправиться днем, только заберу кое-какие вещи из квартиры. Мой агент договорился о выставке в Праге, хочу посмотреть, что за галерея.

- Да, конечно…

- Что думаешь делать на Пасху?

Сожалеть? Неправильный ответ. Да, я согласна! Не зная, на что? Дальше будет только больнее. Ей уже больно, а что станет с ней, если это превратится в традицию трахаться раз в полгода? Будет только еще хуже.

- Пока не знаю. Думаю, проведу все время с сыном.

- А я - с дочерью.

Неловко, нелепо, не нужно говорить об этом. Лучше помолчать. Ее не хватит на «прощай, Виктор», но она не в состоянии умолять его остаться.

- Пойдем наверх. Я что-то устала сегодня.

- Пойдем.

***

Колючая щетина, резкая линия скул, ужасный нос, обветренные губы. Разве этим можно любоваться, разве счастье может выглядеть так? Легко недоумевать, когда золотые бабочки спрятаны за угольно-черными ресницами. А что делать, когда они снова взмахнут крыльями? Она не сможет сказать "прощай", не сможет…

Гермиона тихонько оделась и вышла из дома. Идти было некуда. Она бродила по улицам, замерзая, каталась по городу в такси, выпила три литра кофе. В голове было пусто. Так пусто, что она и себя отыскать не могла… Где Гермиона в этом городе? Нет ее… Только снег. Сколько же этой зимой снега, не обычная серая сырость, а просто чудо какое-то… Чудо… Чудо… Чудо… Которое тает на плечах мокрыми каплями. Прости. Забудь…

***

- Что ты сделала?!

Джинни выглядела так, словно вот-вот ее ударит.

- Я ушла, пока он спал.

- Вот просто так ушла? Не сказав ни слова? Второй гребаный раз ты его кинула?

- Джинни, не ругайся, – заметил Гарри, наливая ей чай. – Гермиона поступила так, как сочла нужным, даже если совершила ошибку.

- Ошибку… Ошибку! Она повела себя как свинья.

- Джинни!

- Гарри, тебе не обязательно за меня заступаться. Джинни права. Мне стоило взять себя в руки и по-человечески с ним проститься. Но это было бы так больно, так страшно… Я весь день бесцельно бродила по городу, даже на работу не пошла. А теперь он уехал, и я… Я, наверное, опять напишу глупое, злое письмо, а он опять на него не ответит…

Гарри погладил ее по плечу. Все эти женские проблемы были явно от него далеки, но он в любой ситуации оставался ей другом.

- Иди домой, Гермиона. Выпей чаю и ложись спать. Утро вечера мудренее.

- Я не могу пойти домой.

- Почему?

- Я боюсь. Вдруг он оставил записку или что-то, что докажет, какая я мерзкая трусиха. Что мне делать тогда?

Джинни поднялась.

- Пойду проверю дом на предмет мин.

Она исчезла в камине, через десять минут вернулась и протянула кусочек пергамента.

- Вот, только это. Было в мусорной корзине.

Она распрямила лист. Там была нарисована сама Гермиона, в домашних джинсах, свитере и теплых вязаных носках. Она сидела, уткнувшись носом в книгу. Хороший рисунок, на нем она была счастливой и спокойной, и в каждом завитке сквозила нежность…

- Я такая дура…

Джинни кивнула.

- Напиши ему. Немедленно, и я надеюсь, что он все же тебя простит, хотя такая трусость этого не заслуживает. Ты - гриффиндорка, твою мать.

- Джинни, она столько пережила, как ты можешь!

- Могу, Гарри. Одно дело - когда человек страдает, и совсем другое - когда он отгораживается своей болью от мира, как безопасной защитой. Это нечестно. Она лгунья…

- Джинни!

- Гарри, она права. Я слишком долго себе лгала. Я хочу жить долго и счастливо, и так уж вышло, что это у меня выйдет только с Виктором Крамом.

***

- Мама, ну куда ты меня тащишь?

- Рон, потерпи, пожалуйста, мы должны найти одного человека, - черт, и почему на вокзале в этот день столько народу? Она написала тысячу и одно безответное письмо. Она заслужила, чтобы судьба отняла у нее все шансы но, черт возьми, это было бы так обидно.

- Кого мы хоть ищем?

- Мистера Крама.

- Папу Славки? Сразу сказать не могла? Она в третьем вагоне.

- Славки? Вы что, дружите?

- Ну, как бы да, мой друг Роберт Финниган влюблен в нее.

- Ну и дети пошли.

- И не говори. Хорошо, что меня интересует только квиддич.

- Расчудесно, - Гермиона уже тащила его к нужному вагону.

Виктора она увидела сразу, он сидел на корточках, обнимая дочь. Рядом стаяла невысокая смуглая брюнетка. Она застыла как вкопанная. Вот она, справедливость. Чего она ждала?

- Мам, ты чего? - удивился Рон. – Вон же он. – И прежде чем Гермиона смогла его остановить, закричал: – Мистер Крам!

Виктор обернулся, нахмурился, поднялся и, передав ладошку Милославы своей спутнице, подошел к ним.

- Здравствуй, Гермиона. Рональд… - он выглядел таким безразличным, что она смутилась.

- Здравствуйте, мистер Крам. Мама хотела с вами поговорить.

- Что ты хотела?

Внутри все завязалось в тугой узел.

- Я тебе писала.

Он пожал плечами.

- Да? Я не был дома с того момента, как мы не виделись. Моя экономка пересылает мне не все письма. Тебя в списке не было, и она, должно быть, решила, что это почта от фанатов.

- Да. Ну ладно, извини, что побеспокоила.

«Спроси меня, что было в тех письмах. Пожалуйста, спроси. Я не отвечу при сыне, но мне будет хорошо от того, что ты спросишь, и я даже посоперничаю с той брюнеткой. Непременно».

- Ничего. До свидания, Гермиона.

- Прощай.

Она отвернулась в попытке скрыть от него свою горечь и зашагала по платформе. Рон шел рядом, встревоженно на нее глядя. Они уже почти подошли к выходу с платформы, когда…

- Гермиона… - она обернулась. Виктор немного запыхался. - Мы сейчас спешим в Болгарию. Я утром забрал из Франции Марию, она там учится. Это моя кузина, ты ее только что видела. У моей матери сегодня день рождения, так что у меня совсем нет времени. Вы с сыном могли бы приехать к нам в гости через пару дней. Милослава тоже будет очень рада.

Рон за ее спиной, похоже, энергично закивал. Она была готова смеяться от счастья, но только сжала его ладонь.

- Хорошо, Виктор, мы обязательно встретимся.

- Приедешь?

- Да, я клянусь.

Он улыбнулся. Все как надо - с бабочками. Это ее последний шанс, и она его не упустит. Она приедет и, наверно, останется. По крайней мере, сделает для этого все возможное. Ведь он не хочет выпускать ее руку. Должен, но не хочет.

- Мне, правда, пора.

Вам обоим давно пора. А ты только и можешь, что повторять:

- До встречи. До очень скорой встречи.

Два дня - не вечность. Ты подождешь, твое счастье подождет. Два дня, но ни секундой больше.

Конец

		ДОРОГИЕ ДРУЗЬЯ! ФОРУМ ОТКРЫТ ТОЛЬКО ДЛЯ СОВЕРШЕННОЛЕТНИХ ЗАРЕГИСТРИРОВАННЫХ ПОЛЬЗОВАТЕЛЕЙ. Чтобы зарегистрироваться, внимательно прочтите инструкцию в этой теме. Если вы уже зарегистрированы, то получить доступ к закрытым разделам можно в этой теме.