ДОРОГИЕ ДРУЗЬЯ! ФОРУМ ОТКРЫТ ТОЛЬКО ДЛЯ СОВЕРШЕННОЛЕТНИХ ЗАРЕГИСТРИРОВАННЫХ ПОЛЬЗОВАТЕЛЕЙ.
Чтобы зарегистрироваться, внимательно прочтите инструкцию в этой теме.
Если вы уже зарегистрированы, то получить доступ к закрытым разделам можно в этой теме.
Название: Ars amandi Автор: teodolinda Бета (больше, чем бета!): zanuda Рейтинг: PG-13 Пейринг: НТ/РЛ Дисклеймер: герои - Роулинг, название - Овидия... эх...
Название означает "Наука любви"
Это относительно давний мой опус, порожденный чтением фиков с данным пейрингом. В тексте Роулинг нет ни намека на то, что Люпин отвечает Тонкс взаимностью, но у меня создалось впечатление, что этот факт замечают и используют только слешеры.
Огромное спасибо бете - zanud'е. Также я очень признательна Herminne за ценные замечания по этому тексту.
Сначала он думал, что это магия. Перешерстил кучу книг по целительству в поисках упоминаний об обезболивании мало того что невербальном, так еще и без палочки. Не нашел. Но ее руки мышечную боль снимали мгновенно… Он скоро привык к этому. Где-то на третьем курсе понял, что не любит зимние каникулы, а летние так просто ненавидит – страшно сказать, из-за мамы. Ему было стыдно, но он ничего не мог с собой поделать – мамины попытки помочь всегда бывали тщетны, и она так явно терзалась от невозможности облегчить страдания сына… Его же мучила совесть, потому что он с тоской вспоминал руки мадам Помфри. Ему казалось, он предает свою мать, а от этого становилось еще гаже. И он мечтал вернуться в Хогвартс. Не из-за друзей даже, а из-за исцеляющих рук мадам Помфри. Вскоре выяснилось, что мадам Помфри может облегчить не только физическую боль. Когда он стал взрослее, они начали разговаривать. Обо всем. Запретных тем для мадам Помфри не существовало. Она была единственным человеком на свете, от кого он спокойно и безболезненно принял прямо сказанное: «Вы никогда не будете как все…»
* * *
Она так до конца и не поверила, что в этом нет магии. Пыталась понять, почему так происходит. Ответа не было ни в толстых романах, которые ей с детства подсовывал отец, ни в глянцевых журналах, которые она иногда почитывала, чуть стыдясь и внимательно следя, чтобы они не сильно торчали из сумки. Она с детства дружила с мальчишками, верховодила во всех хулиганских проделках… мальчишки доверяли ей, она была своим парнем. До нее дошло, что с ней что-то не так, лишь когда Билл Уизли, лучший друг и товарищ по шалостям, отозвав ее в сторонку, начал выспрашивать, как бы ему половчее пригласить ужасную дурищу – зато какой красоты! – на свидание во время ближайшей вылазки в Хогсмид. Она азартно – по инерции – согласилась помочь, они составили хитроумный план, они блестяще его осуществили… Сияющий Билл крутился перед ней в гостиной, заставляя исследовать его мантию на предмет пятен и дыр… И даже не поинтересовался, с кем она проведет этот день. День Святого Валентина, будь он неладен!
II
Их разговоры начались однажды поздним вечером в больничном крыле, когда он, за день выспавшийся до ломоты в висках, одуревший от тяжелого запаха мазей и зелий, измученный нудной болью во всем теле, отважился на поход в туалет – не столько по необходимости, сколько от одолевших его муторных мыслей. Вообще-то он любил ночь после полнолуния – время, когда уже хорошо соображаешь и чувствуешь себя почти нормальным человеком, а до следующего превращения еще очень далеко. И нежная, вкрадчивая, слабеющая с каждой минутой боль означает лишь, что все позади. Но накануне он поссорился с друзьями… И ссора-то была глупее не придумать – Сириус ляпнул какую-то чушь про аппетитную блондинку курсом старше, что Рем, дескать, может слюни не ронять, сто лет он ей не нужен. Много ли надо взвинченному до крайности вервольфу в переходном возрасте за три часа до трансформации? А тут еще Питер испуганно зашикал на Блэка, и Джеймс, округлив глаза, попытался что-то такое одними губами донести до обидчика… не видел, что Рем как раз повернулся к нему и наблюдал всю эту пантомиму. Что он ответил, прежде чем хлопнуть дверью, он предпочитал не вспоминать. Он понимал, что друзья ни слова ему не скажут, и все же гнуснейший осадок от этой сцены мешал ему наслаждаться выздоровлением. Ему было противно думать о собственных словах в адрес друзей, еще противней – о том, что Сириус, в сущности, был прав, и правота его даже шире, чем он сам предполагал: Рем никогда не будет нужен не только той блондинке. Самая же мерзкая мерзость заключалась в том, что за такую неадекватную реакцию на глупую шутку полагается обижаться всерьез и надолго… на нормального человека. А ему простят. Потому что он вервольф. Потому что он не как все. Потому что его жалеть надо. Он вышел из крошечного бокса, изученного до последней трещинки на стене, осточертевшего до нервной почесухи, – отдельная палата, еще одна унизительная привилегия вервольфа! – держась за стену, сделал несколько шагов по коридору… сил хватило ненадолго. Очнулся он на диване в комнате мадам Помфри – и как она поняла, что не надо тащить его обратно в палату, что он взвоет, если снова увидит эти стены? – боли уже почти не было, а была только ее рука на его плече. – Ну, мальчик мой, в чем дело? И тогда он заревел. Позорно, как девчонка… как ревут те, кому он никогда не будет нужен. Он что-то выкрикивал сквозь рыдания – что-то бессвязное, глупое, обрывочное… Он сел, уткнулся лбом в колени, отчего немедленно открылись и закровоточили раны на боках и на животе… он дышал часто и глубоко, и острая боль на вдохе отрезвляла его… останавливала слезы… и тогда он мог говорить… путаясь в словах, в звуках, преодолевая неподатливость мгновенно вспухших губ. Мадам Помфри молча слушала его и, кажется, даже понимала… Дорыдавшись до изнеможения, до икоты, до температуры и до золотых мушек перед глазами, он упал на спину, и тогда мадам Помфри молча взмахнула палочкой, призвав бинты и несколько склянок с зельями, низко наклонилась над ним и негромко сказала: – Рем, жизнь гораздо сложнее и богаче, чем вам кажется. Люди влюбляются в кого угодно. В хороших, в плохих, в честных, в подлецов. В красавцев и уродов, в здоровых и больных. Не только влюбляются, мальчик мой, но и любят. Вам будет тяжелее, чем многим… но вы справитесь… Он поверил, он хотел послушать еще, узнать, как именно справится, но слабость затягивала его в свой омут… цветные рваные пятна перед глазами становились все больше… пока не срослись в сплошное полыхающее алым полотно. Он успел удивиться, что мадам Помфри начала менять повязки, а ему не больно… вот ей не противно до него дотрагиваться… а она ведь тоже женщина. Значит, и другие, может быть, не побрезгуют. Она еще что-то говорила… он бы слушал и слушал… но слова слились в одну убаюкивающую мелодию. А потом стало тихо – уже до утра.
* * *
И как только она не экспериментировала со своей внешностью! В прыщаво-идиотическом возрасте девчонки завидовали ее дару неимоверно. Потом перестали. Поняли – сначала подружки, потом она сама, – что дело не в красоте, что ей не хватает чего-то другого. И никакая метаморфомагия не поможет это неуловимое что-то приобрести… У нее, к счастью, был легкий характер. Она оставалась своим парнем, могла часами выслушивать жалобы друзей на неудачи в отношениях с девушками. Она выбрала мужскую профессию. Девушек в группе было раз-два и обчелся, молодые люди опять легко приняли ее как свою, и снова были бесконечные посиделки то под пиво, то под огневиски – с рассказами, жалобами, хвастовством… Она выслушивала, давала советы… иногда эти разговоры заканчивались… ну, как положено. Как положено, чтобы молодая-совсем-не-страшная-женщина утром могла с полным основанием позевывать на первой паре, чуть мечтательно прикрыв глаза и рассеянно водя пальцем по парте. Все это было очень мило, но хмель проходил, любимые девушки возвращались… она поздравляла очередного приятеля с помолвкой и заверяла, что никому и никогда не расскажет, в глубине души понимая, что никому и не интересно, что она «не считается»… Подружки как-то постепенно отпали, ушли каждая в свою жизнь, с романами, браками, детьми, – ей с каждым годом все труднее становилось общаться на извечные женские темы. Посоветоваться с мамой не получалось – она очень рано стала обращать внимание на взгляды, какими мужчины провожают ее мать на улице. Лет до пятнадцати она наивно думала, что просто не доросла, что у нее это еще впереди. Потом поняла, что у нее этого не будет никогда – не дано. Ей было неловко признаться в этом даже самой себе: она завидовала матери. И подозревала, что обсуждать с ней эту проблему не стоит – мать просто не поймет, как такое возможно, никогда не сможет прочувствовать, влезть в ее шкуру… Внешне она всегда выглядела милой и веселой… Она была умницей, с ней было интересно, дар метаморфа придавал ей изюминку. Она приняла правила игры, навязанные судьбой, приняла этот образ – смешная девчонка, с которой легко и славно… Потом оказалось, что это все цветочки. Ягодки ждали впереди. Влюбилась она внезапно, тяжело и сразу. Как плотину прорвало. Друг ее двоюродного дяди, чуть моложе ее матери – кажется, неровно к ней дышавший когда-то, в том самом прыщаво-идиотическом возрасте. Они были знакомы сто лет, и она сама не могла понять, как это случилось. Может, свет так упал, может, он что-то сказал или как-то так улыбнулся… Только она вдруг поняла, что пропала. На собраниях и за едой она старалась не садиться ни рядом с ним, ни напротив – иначе ей было не до работы и не до еды. У них случались совместные задания, да они попросту жили в одном доме, но она ничем не выдавала себя, не показывала, как у нее перехватывает дыхание от одного его взгляда и темнеет в глазах от его случайного прикосновения. По крайней мере, ей казалось, что никто этого не видит, казалось до тех пор, пока она не обратила внимания, что их слишком часто и слишком намеренно оставляют вдвоем… Потом была битва в Министерстве. Потом он пришел к ней в больницу, и ей сквозь землю хотелось провалиться, оттого что вот он видит ее, бледную, с немытыми волосами, в дурацкой больничной рубахе. Ей сразу показалось, что от нее дурно пахнет… А совсем противно стало, когда он ушел, мило попрощавшись, и до нее дошло, что он вовсе не обратил внимания на ее неказистый вид. Он же приходил к другу, к товарищу по борьбе, пропади оно все пропадом!.. Потом оказалось, что все совсем плохо – и для магического мира, и для нее. Дамблдор дал ему новое задание. Вечером он сказал об этом, а утром выяснилось, что ее волосы стали убийственно-бесцветными, и с этим ничего не поделать. Тогда, в обстановке нервозной неразберихи, она попыталась воспользоваться советом глянцевых журналов и активно взять дело в свои руки. Он был вежлив, его доводы были непробиваемо логичны и казались продуманными заранее – настолько быстро и гладко он их изложил. Так она решила для себя – что он видел и понимал, в чем дело, и подготовился к этому разговору. Она велела себе считать, что он отверг ее, потому что уходил на слишком опасное задание. Но внутренний голос настойчиво шептал, что ее натиск оказался для него полной неожиданностью, а мгновенно выстроенная защита – просто результат его блестящей реакции. Молли Уизли, добрая душа, допытывалась, что с ней произошло. Даже листала какие-то журналы для домохозяек – а вдруг там напишут, отчего метаморф может лишиться своего дара! Глупость какая… Нет, Молли искренне хотела помочь, но ей и в голову не приходило, бедняжке, в чем дело. Рассказывать не было сил, да и зачем… Признаваться в собственной женской несостоятельности? Признаваться в том, что с ума сходишь от неразделенной любви, когда кругом война? В том, что тебе плевать на все и вся, что ты до смерти боишься за одного-единственного солдата этой войны? Расспросам не было конца, пока однажды Молли не прочитала машинально вслух заголовок в «Пророке» – что-то про Грейбека, названного «вожаком вервольфов»… Услышав это слово, Нимфадора уронила стопку тарелок, которую держала в руках, и, видимо, так изменилась в лице, что Молли все поняла. Оказалось, это не так уж плохо – по крайней мере, теперь ей было кому плакаться в жилетку.
– Прости, это было страшно глупо… – Тонкс говорила тихим, хрипловатым голосом, точно после недавней истерики у нее не было сил. – Мы все на грани… – откликнулся Люпин, не глядя на нее. – После всего, что случилось сегодня… – Прости, прости, прости… Я не подумала, что Молли будет вести с тобой беседы… – А то ты Молли не знаешь, – сказал Люпин странным голосом, бесцветным не то от безразличия, не то от сдерживаемого раздражения. Немного помолчав, он перевел дыхание и чуть мягче продолжил: – Ну да ладно, Мерлин с ней, с Молли… Тонкс не ответила. Она подняла глаза к низкому черному небу и теперь не отрываясь смотрела на огромную, почти полную Луну. Люпин тоже замолчал. Вдали еще слышался плач феникса, и сердце сжималось, и было больно и страшно, и хотелось кричать… Внезапно Тонкс тоненько всхлипнула, обхватила себя руками за плечи и опустилась на корточки. Люпин обернулся к ней, но не сказал ни слова. Бледная, ужасающе некрасивая, с растянутым в немом крике ртом и огромными черными безумными глазами, в которых отражались две маленькие и совсем не страшные луны, она сидела, слегка раскачиваясь. – Тонкс, надо идти ложиться спать… – очень тихо сказал Люпин. – Нимфадора…. Тонкс тоскливо посмотрела на него. – Рем, я понимаю, я тебе надоела… – Нимфадора… – Рем, молчи, дай мне сказать… Рем, я сто раз просила отпустить меня. Я ведь тоже живая… – она всхлипнула и некрасиво вытерла лицо ладонью. – Скажи просто: Нимфадора Тонкс, я никогда не любил тебя, не хотел, не люблю и не хочу. Мы друзья, соратники, – она уже не скрывала слез и все силы тратила на то, чтобы просто продолжать говорить, – ты хорошая, з-з-абавная… – тут ее голос сорвался окончательно, она уронила голову на колени и зарыдала. – Малодушная скотина… – одними губами прошептал Люпин, обращаясь в никуда. Посмотрел на Тонкс, развернулся и вошел в больничное крыло.
IV
– Выпейте. – Что это? – Снотворное. – Зачем? – Затем, что спать надо. Рем, я понимаю, нам всем больно. Но надо выспаться, завтра тяжелый день… легких дней теперь долго не будет. Он принял из ее рук зелье, но пить не стал, вгляделся в ее лицо. А сама она какое зелье выпила, откуда у нее силы вот так ходить из комнаты в комнату, всем слезы вытирать и снотворным поить?! Она же устала… и потом она… старая? Она ровесница мамы… Если я – не первой молодости, то она, выходит, – старая? Нет, чушь, старым был Дамблдор. Был. Мерлин великий, о чем ты думаешь, идиот! Стало стыдно, и он, бережно поставив кубок на подоконник, взял ее за руки, тихо сказал: – Завтра я буду в форме, обещаю, – он старался, чтобы его голос звучал убедительно, но она только недоверчиво скривилась. – Шли бы вы отдыхать… – Обязательно пойду, – быстрая, блеклая улыбка скользнула по ее губам. – Всех уже уложила, вы последний. Рем, правда, выпейте зелье и ложитесь. Надо поспать… слезами горю не помочь. А нашему горю – и вовсе ничем. Надо жить дальше, Рем, надо бороться… Она вдруг осеклась, внимательно посмотрела ему в глаза. Он выдержал взгляд. – Или вы не о том?.. Не о том – что? Не о том молчите? Черт, она мысли читает?! – Я не легилимент, я просто давно и хорошо вас знаю, мальчик мой. Он опустился на кровать – как был, в мантии, грязной после сражения, прямо на чистое белье. Она вздохнула, присела рядом, положила руку ему на колено. – Никогда не берите на себя чужую ответственность, Рем. Вам вполне хватит своей. Помолчали. – Рем, она не девочка. Она взрослая женщина, и ей отвечать за принятые решения. И за ошибки. – Мадам Помфри, прошу вас… – поморщился он. – Хоть вы не… – он запнулся: что – «не»? Не лезьте в мою постель? С каких это пор ты перестал нуждаться в советах Поппи Помфри? Она вдруг улыбнулась – открытой, хорошей, настоящей улыбкой. – Люпин, я далека от мысли толкать вас в постель к женщине, которая вам безразлична… для этого, слава Мерлину, есть бордели. И тогда он смог улыбнуться: она называла его по фамилии так редко, так давно –только в детстве, когда он капризничал, отказываясь пить очередное лекарство, а она полупритворно сердилась. – Люпин, вся эта чушь – «я старый, я опасный, я бедный…» – сойдет за предлог, если вы намерены еще полжизни ждать большой неземной любви. Скажите мне, что не готовы, не хотите принять любовь славной молодой женщины, и я отстану от вас сию же секунду! Скажите, что хотите – хотите, Люпин, хо-ти-те, а не принимаете, как неизбежность! – всю жизнь прожить холостяком, и я тут же уйду! Скажите, что она вам физически неприятна – и я замолкаю! – Но это нечестно… она заслуживает, чтобы ее любили. – Люпин, когда она полюбит молодого здорового красавца, который вдобавок полюбит ее, – вы просто расстанетесь. К этому моменту вы успеете привыкнуть к ней… и вам будет больно. Или вы встретите любовь всей жизни – и тогда больно будет ей. А может оказаться, что именно она вам и нужна. Это жизнь, Рем. Люпин опустил голову и уставился на свои сцепленные руки. Мадам Помфри молчала, и он наконец тихо сказал: – Интересный собеседник, здоровый секс и горячий ужин каждый вечер… – Ну, на горячий ужин я бы не рассчитывала… – фыркнула она, но Люпин не принял ее тона. – То есть вы считаете?.. – Да, мальчик мой.
V
– На безрыбье и рак рыба… – сказала Флер, старательно артикулируя. – Это ты о ком? – подозрительно покосившись на невесту, поинтересовался Билл. – О них обоих.
* * *
– Я так рада! – миссис Уизли довольно улыбнулась. – За кого? – спросил Артур, пытаясь проследить взгляд жены. – За них обоих!
* * *
– В любом случае, пользы от этого будет больше, чем вреда… – вполголоса заметила мадам Помфри. – Для кого? – МакГонагалл по-кошачьи встряхнулась, словно выныривая из глубины грустных размышлений. – Для них обоих…
Очень приятно видеть этот фик и здесь - я его читала на НП. Хоть я и не разделяю эту интерпретацию (думается мне, Роулинг все-таки намекала на то, что со стороны Люпина чувства тоже очень даже были, просто он боялся их себе позволить), не могу не признать, что фик - исключительно хорош, очень ярко и правдоподобно все персонажи в нем описаны. Включая замечательно удающуюся вам Поппи :-)
Lecter jr Вам спасибо за отзыв! Насколько мой подход нестандартный - не могу судить: мне-то кажется, я описала ситуацию ровно так, как она описана у Ро...
Sige Sige пишет:
цитата:
думается мне, Роулинг все-таки намекала на то, что со стороны Люпина чувства тоже очень даже были, просто он боялся их себе позволить)
А я как раз не стала выискивать между строк... Читая сцену у постели Билла, я почти что встала и зааплодировала Роулинг - настолько правдоподобной и жизненной мне кажется вся эта ситуация с давлением трудового коллектива... Я не упрекаю Люпина - в отношениях с Тонкс, хотя вообще-то есть множество пунктов, по которым он мне несимпатичен - такие союзы ведь далеко не редкость, и часто они оказываются более жизнеспособны, чем браки по бешеной неземной взаимной любви...
Sige пишет:
цитата:
что фик - исключительно хорош, очень ярко и правдоподобно все персонажи в нем описаны. Включая замечательно удающуюся вам Поппи
Ок, сейчас объясню, почему нестандартный. Нестандартный на фоне множества фанфиков, которые расписывают на Рема как сверхтактичную жертвенную бла-бла-бла натуру, идиллию его с Тонкс (нет, многие отлично расписывают, надо отдать им должное, да и маньяк не без греха). и все в таком духе. Но вот такое зарождение отношений, как вы написали...правдоподобно и талантливо - раз. Ни у кого ранее не видано - два.
teodolinda пишет:
цитата:
часто они оказываются более жизнеспособны, чем браки по бешеной неземной взаимной любви...
Мда, не все равно ли, чем началось, важно - чем закончится)
Lecter jr Йййееессс! Спасибо! Как, оказывается, приятно, когда читатель озвучивает мысли автора... Не могу похвастаться исчерпывающе полным знакомством с фиками РЛ/НТ, но то, что я читала (независимо от качества, попадаются и маленькие шедевры и деффачкинские розовые сопли) распадается на две категории. Или сплошная взаимность, или - если Рем мается от раздумий, как бы ему от Тонкс отвязаться - слэш. Я ничего против слэша не имею, но в данном пейринге мне давно хотелось прочитать фик и без слэша и без бешеной любви со стороны Рема. А спасение утопающих, как известно... вот и написала сама. Lecter jr пишет:
цитата:
не все равно ли, чем началось, важно - чем закончится
А спасение утопающих, как известно... вот и написала сама.
teodolinda пишет:
цитата:
попадаются и маленькие шедевры и деффачкинские розовые сопли
Вот-вот)) как говорится, если хочешь, чтобы все было сделано как следует, сделай это сам.
Спасибо еще раз за фик. Порекомендовала его паре знакомых люпинотонкс-шипперов - те в восторге. По многим причинам. Ну, вы, полагаю, догадались, по каким.
Все даты в формате GMT
3 час. Хитов сегодня: 5
Права: смайлы да, картинки да, шрифты да, голосования нет
аватары да, автозамена ссылок вкл, премодерация откл, правка нет
- участник сейчас на форуме
