Никакого такого опыта,
Кроме разве ночного шепота.
В. Долина
Листать справочник лапой неудобно, а превращаться — опасно. Сириус тычется в страницы носом, но непослушная книга лежит как лежала. Тянет зубами за угол и снова пробует носом. «А», «Б»… «Э» находится нескоро, но все же вот он, нужный адрес: «Мисс П. Эванс, 14, Самшитовый переулок, Литтл-Уингс…» Он и не надеялся, что она сохранила девичью фамилию. Да что там — она давно должна была выйти замуж, родить, остепениться. У нее должна быть хорошая работа и уютный домик на окраине города.
Но все же Сириус благодарен справочнику за известие. Конечно, он продержался бы и так. И главное — найти Питера, это все верно. Но теперь у него есть куда пойти на первые пару ночей. И, может быть, она знает что-то о Гарри. Должна знать, хоть они и не ладили с Лили. В конце концов, Гарри — ее племянник.
Сириус оглядывается по сторонам, пытаясь сориентироваться, и идет вдоль обочины, доверившись придорожным указателям. Литтл-Уингс — это ведь неблизко и совсем в другой стороне, чем стоило бы искать Питера. Он потеряет несколько дней…
В кустах шорох, и он бросается на звук. Жирный хомяк царапается и пищит, но уже поздно. Сириус облизывается, проглотив добычу, и чувствует себя заметно бодрее. «Никуда эта крыса от меня теперь не денется, — усмехается он про себя. — Подождет».
Он добирается до пригорода только следующим вечером. Идет дождь, хомяка хватило ненадолго, теперь Сириус вновь голоден. Свежий воздух уже почти не пьянит, но Сириус все еще слегка пошатывается, когда устает. А устает он теперь быстро, лапы совсем отвыкли от ходьбы, да еще какая-то слабость привязалась, засоси ее дементор.
Он пересекает улицу за улицей, высматривая на домах нужную табличку. Кипарисовая аллея, Бирючиновая… Самшитовый переулок. Нашел.
* * *
Вот уж чем-чем, а новостями она никогда не интересовалась. Нормальным людям это не надо, это все глупости и выпендреж. Как будто, если будешь знать, что происходит на Даунинг-стрит, что-то изменится. Она всегда переключает телевизор, как только увидит диктора или кадры хроники. У нее в жизни и так довольно новостей, и все по большей части неприятных: то у Дадли проблемы в школе, то соседи затеяли какую-то авантюру с продажей дома, то у Вернона перехватили хороший заказ. Так вот, это поважнее всяких там телевыпусков, от этого действительно может что-то измениться. А кто там победил на выборах в соседнем графстве — ну какое ей дело, господи помилуй? Она в том графстве никогда не была и вряд ли когда-нибудь поедет.
Сейчас она просто не успела выключить телевизор. Он что-то тараторил, а она отвлеклась и ничего не слышала. Лучше бы выключила, раньше она всегда правильно делала.
А сейчас обернулась, почти прыгнула как кошка, уже держала в руках пульт управления, но ее словно парализовало. Она же не хочет смотреть, не хочет ничего о нем знать, вообще ничего! Но руки не слушаются, и она ведь сразу узнала имя, хоть и занималась совсем другим. Так и стояла с пультом в руках, даже не сразу поняла, что Вернон ей что-то говорит. Что? Не близко ли тюрьма от нашего дома?
— Н-нет, не думаю. Должно быть, она далеко.
Где там прячут чертовы маги своих преступников? Уж наверняка не в окрестностях Литтл-Уингса! Вот и хорошо, значит, он ее не найдет. Она давно Дурсль, девичью фамилию и из соседей-то никто не знает. А больше у него никаких зацепок.
И правильно, она не хочет его видеть. И вообще давно вычеркнула из жизни. И незачем ему тут появляться, она совершенно уверена. Так что повторяет это себе десяток раз. И никакого желания с ним встречаться. Нет и не было. Никогда.
Она о нем даже не вспоминала за все годы. Ну, почти не вспоминала. Но никогда не хотела увидеть. Да, вот именно так: никогда не хотела видеть.
Петуния немного успокаивается, но ей все равно тревожно. Не стоит этого показывать, Мардж может заметить, и тогда не отвяжешься от вопросов.
— Петуния, где пульт, никак не могу найти! А, он у тебя — ты что-то смотришь?
— Нет. Бери, — нет, ничего она не смотрит. И не хотела видеть. Никогда.
* * *
— Джеймс, отвали. Что мне делать у твоей подружки? Тебе завидовать, а самому сидеть с носом? — Сириус фыркает и по-собачьи мотает головой, стряхивая воду с волос.
— Да ладно тебе, а в Лондоне ты что будешь делать? Ругаться со своей мамашей? Или устраивать дома бои со Слизерином в лице твоего братца? — Джеймс тянется за полотенцем и наматывает го вокруг пояса.
— Ну вот, сам видишь — у меня богатые перспективы, не то что у тебя! — смеется Сириус.
— Прекрати, Сириус, я уже сказал Лили, что мы приедем вдвоем, — Джеймс на миг становится серьезным. — Если уж это тебя так волнует, у нее есть сестра, наверняка готовая скрасить твое одиночество, — он вновь становится легкомысленным, и это неисправимо.
— Рыжие не в моем вкусе, — морщится Сириус, но на деле прикидывает, какой бы могла оказаться сестра Лили. Это было бы здорово — встречаться с сестрами.
— А кто тебе сказал, что она рыжая? Блондинка с шеей Нефертити и глазами Джоконды, — подмигивает Джеймс. — Ага, вижу, она тебе уже нравится, — весело заключает он.
— Вот еще, — для виду возражает Сириус. — Ты забыл главное: какие у нее ножки и что на месте попы. Если там все нормально, то я готов хоть на полное отсутствие шеи.
— Ну, знаешь, я не такой знаток как ты, — Джеймс уже откровенно ржет. — Ты уж сам определяй, все ли в порядке, или не все. Только для этого тебе придется все же поехать со мной.
— Ладно, уговорил, — соглашается Сириус. — Но она правда хорошенькая?
— Кто? Сестренка Лили? С пивом покатит, не боись, — хлопает его по плечу Джеймс. Сириусу представляется сушеная рыба с белесой чешуей, но он отгоняет эту мысль.
* * *
— Петуния, позволь представить тебе Сириуса. Надеюсь, вы с ним подружитесь, — Джеймс посмеивается, а ей не до смеха.
Она не готова к приему гостей, одета во все домашнее, знала бы, что они приедут — голову бы сегодня помыла. А теперь вот стоит как дура, удерживаясь, чтобы не вытереть грязные руки о фартук. Вот еще, обойдутся без рукопожатий, а фартук тестом пачкать глупо.
Этот Сириус — красивое имя, нечего сказать — он ей не нравится. Выглядит — хоть падай, и откуда он только такой взялся? Волосы черными локонами, глаза горят, черты лица тонкие, словно скульптор из мрамора резал. И весь — как из романа вроде тех, что читает Петуния. Но он дружит с этим хулиганом Поттером. И, кажется, еще больше, чем Поттер и Лили, пропах чертовой магией. На нем и одежда-то как-то странно висит, так и кажется, что он в жизни не носил ничего кроме мантии.
И вообще: что это за манера — приводить ей кавалеров? Можно подумать, она сама не справится и никого не найдет! Да за ней в школе полдюжины увивается, просто они ей не нравятся, вот и все.
Сириус шагает к ней. Высокий, ноги длинные — кухня у него укладывается в пять шагов. Берет за руку и, не обращая внимания на тесто, на то, что Петуния пытается высвободиться, целует ей руку. Поднимает голову и смотрит озорно. Петуния стесняется, отводит глаза, а Сириус облизывается и смеется.
— Вы уверены, что это надо печь, Петуния? — церемонно спрашивает он. — По-моему, и так вкусно.
Он снова тянет ее за руку, словно хочет слизнуть еще кусочек теста. А на самом деле он и сам уже перемазался в том тесте, и трогает ее руку не языком, а губами. И смотрит на нее искоса, так что ей становится совсем неловко.
— Я сейчас поставлю пирог и приду, — бормочет она. Кидает в форму яблоки и орехи, выливает тесто и торопливо моет руки.
Тогда у него не будет повода так ее целовать. Потому что если он сделает это снова, то она не будет знать, куда деваться. Это же как в книгах: там колдуны всегда очаровывают девушек, а потом… Она засовывает пирог в духовку. Потом, правда, все у них складывается хорошо, но это же в книгах, там все всегда кончается хорошо.
Она заводит таймер, но так и не уходит из кухни, потому что боится, что пирог сгорит, если она присоединится к разговору в гостиной. Отчего-то кажется, что она непременно забудет о времени. Ну и потом: ведь она и правда одета не для гостей. И как Лили могла ее не предупредить?
* * *
Дурацкая табличка. Сириус злится на кусок жести, потому что больше не на кого. Только на себя, оказавшегося таким идиотом, и на табличку на двери четырнадцатого дома в Самшитовом переулке, подтвердившую этот факт.
«Мисс Полли Эванс», — написано на ней.
И больше Сириус не знает, куда ему идти. Минуту он вовсе не хочет никуда идти — просто стоять тут, под этой чертовой табличкой, и выть. Бродить по мокрым улицам Литтл-Уингса, разгоняя встречных кошек и мелких шавок, и скулить в голос. Лаять на прохожих, чтобы выплеснуть злость. И, наверное, цапнуть как следует неловкого пацаненка, что открывает ключом дверь с табличкой. За то, что он не может помочь.
— Эй, Эванс, а ну стой! — накачанный парень окликает мальчишку. Он и сам-то всего на несколько лет старше, но у него за спиной пара друзей, и выглядит он грозно. — Что, Эванс, попался?
Сириус разворачивается. Ему не до мальчишек. Мало ли, что там за разборки. Может, пацаненок только с виду смирный, а на деле — подлюка. Как Питер. Тот тоже был маленьким и беззащитным, вот Джеймс за него и заступался. А потом этот банный лист прилип. Вот и черт с ним, с тем Эвансом, Сириусу до него нет никакого дела.
Только — он втягивает воздух — только этого запаха нельзя не узнать. Он не хотел бы снова обмануться, глотает воздух, словно давно не дышал. Но запах знакомый, действительно знакомый, хоть Сириус и не слышал его уже четырнадцать лет. И теперь он все забыл: что надо прятаться, что нельзя лаять и бросаться на людей, что его не должны видеть, что это опасно, что он бежал ради Питера, а потому должен найти его во что бы то ни стало, а до тех пор не рисковать.
Парень пугается, когда Сириус с лаем вылетает из кустов, а пацаненок успевает нырнуть в дом и захлопнуть дверь. Но Сириуса уже не интересует дом в Самшитовом переулке, он бросается к парню и прижимает его лапами к стене. Скалит зубы и лижет парня в шею, внюхивается в его запах, ища знакомый привкус. Друзья парня разбежались, и Сирус забывается, превращается прямо посреди улицы.
В глазах парня ужас, он закрывается руками и даже не пытается оттолкнуть Сириуса.
— Где она? — рычит Сириус. — Где Туни Эванс?
— Н-не знаю, — заикается парень. Лицо у него бледное, зрачки в полглаза, губы дрожат.
Сириус старается выровнять дыхание. Привести мысли в порядок — хотя какой тут порядок!
— Ты знаешь женщину по имени Петуния? Говори!
— Это… это моя мама, — бормочет парень, и хватка Сириуса ослабевает.
— А как зовут твоего отца?
— Вернон Дурсль, — послушно, как на уроке, отвечает парень.
Сириус разворачивается молча. Превращается и уходит куда-то в сторону детской площадки.
Скрипят несмазанные качели, косой дождь промочил шерсть насквозь. Наверное, стоило поговорить с ней. Она должна знать, где Гарри. И, может, даже слышала что-то о Питере.
Но Сириус не может заставить себя пойти вслед за парнем. Ему нечего сказать чете Дурсль.
* * *
Просто она чаще смотрит в окно. Тут нет ничего удивительного — такая погода, хоть бы уж дождь скорей пошел. И потом, Гарри повадился лежать прямо на клумбе, это ж надо додуматься мять цветы!
Больше ее ничего не интересует: только жара и поломанные георгины. Никаких ночных гостей, никаких неожиданных визитов она не хочет. И ничего такого не будет, ему неоткуда взяться здесь, в Литтл-Уингсе, ее здесь даже школьные подруги не находят.
Петуния захлопывает окно и задергивает шторы. Давно говорила Вернону, что пора покупать кондиционер. От раскрытого окна только еще жарче.
А потом весь вечер стоит на крыльце, оперевшись на перила. Никого ей не нужно, просто она вышла подышать воздухом, вот и все.
Так что, когда Мардж зовет в дом, игриво помахивая бутылкой коньяка, Петуния идет следом. И еле сдерживается, чтобы не выпить залпом целый стакан.
* * *
Он сглупил. Думал, Туни никуда не денется. Ладно, пригласил погулять Элис — так Туни ж ему не жена, он ей в верности не клялся. И вообще, это ничего не значило, просто он пока еще свободен, так надо пользоваться, разве нет?
А Туни… Какого, спрашивается, черта она закатила ему ту истерику? Ну уж после этого он не мог… да он уже и забыл, чего не мог. Туни наломала дров не хуже него самого: на следующий же вечер подцепила кавалера в ближайшем баре и улеглась с ним в постель. Ну зачем, спрашивается? Пусть бы лучше закатывала еще истерики, пусть бы дулась, пусть бы делала что хочет, но залететь так глупо…
А потом отказалась от всего, что он предлагал: от аборта, от брака, от воспитания ее ребенка. Говорила, что ребенку нужен настоящий отец. Что у ее ребенка не будет способностей, так что лучше ему и не знать ничего про магию. Что больше она Сириуса знать не знает и слышать ничего не хочет о его дурацком магическом мире. Что все колдуны ненормальные и нечего этим гордиться…
Он приходил каждые выходные. Клялся, что подкараулит ее ухажера и превратит в свинью или жабу. Или просто отделает так, что женилка отсохнет. Что все равно Туни выйдет за него и только за него. Уговаривал ее два месяца, пока Туни не пообещала подумать. Сказала, что уедет на несколько дней, чтобы побыть одна, а потом вернется и тогда все решит.
Больше Сириус ее не видел. Он отправлял открытки на каждый праздник, и совы где-то находили Туни, но никогда ничего не приносили в ответ. И ни Джеймс, ни Лили ничего ему не рассказывали.
А он все надеялся, что тот, второй, тоже остался не у дел. И что Туни можно вернуть. Стоит только подождать еще немного.
* * *
А потом он пропал. Просто открытки по праздникам перестали приходить. В тот год погибла Лили, так что и спросить о нем было не у кого. И она ждала, просто ждала, что он еще объявится. Зачем — и сама не знала. Она слышала, в их мире какая-то война, на которой и убили Лили.
Петуния бы не смогла ответить, чего ей хотелось больше: чтобы он остался жив, просто забыл о ней или погиб. Вечерами, когда Вернон уже засыпал, она представляла себе похороны Сириуса и плакала в подушку. Ей говорили, что это послеродовая депрессия, но она отказывалась пить таблетки, ссылаясь на кормление грудью. Такими вечерами она молилась самой настоящей молитвой, что делала крайне редко, чтобы Сириус остался жив.
А иногда представляла себе, что он просто женился на другой. Что у него все хорошо, вот он и решил порвать со старым. Тогда она злилась и отчаянно желала, чтобы это оказалось неправдой.
На руках у нее было двое маленьких детей, и нужно было жить дальше.
Спустя десять лет, когда Гарри тоже оказался магом и завел сову, она написала Дамблдору. Просто больше ей не у кого было спросить. Когда пришел ответ, она не знала, радоваться или плакать.
Сириус был жив и холост.
Он сидел в тюрьме, и смерть Лили была на его совести.
Сириус -- катастрофически сложный для меня персонаж. 
Но я тебе уже говорила, что если ты мне какой-то текст пришлешь, то я им займусь обязательно :)
- участник сейчас на форуме
