ДОРОГИЕ ДРУЗЬЯ! ФОРУМ ОТКРЫТ ТОЛЬКО ДЛЯ СОВЕРШЕННОЛЕТНИХ ЗАРЕГИСТРИРОВАННЫХ ПОЛЬЗОВАТЕЛЕЙ.
Чтобы зарегистрироваться, внимательно прочтите инструкцию в этой теме.
Если вы уже зарегистрированы, то получить доступ к закрытым разделам можно в этой теме.
Нет. Не в боли – в разрывающей руку и охватившей все тело агонии, в которой не было ни малейшего намека на удовольствие: она была звериной, всепоглощающей, вобравшей в себя боль ломающихся костей и рвущихся мышц, удар ножом, ожог кислотой. Она была безумием, сделанным из его собственной плоти.
Волдеморт улыбнулся. От руки юноши, дергающейся под его собственной рукой, поднимались струйки дыма.
Северус услышал чьи-то рыдания и смутно осознал, что они исходили от него самого. Затем он почувствовал густой сладковатый удушливый запах горелого мяса, от которого у него тут же скрутило живот. Чернота, окружившая юношу, стремилась вот-вот его поглотить – и он жаждал этого, моля о милосердии у спасительного обморока, но ужас вцепился в него ледяными клешнями и не отпускал.
Смотри дитя, на все, что ты пережил.
Боль отступила, но с ее уходом в голову каскадом посыпались воспоминания. Давно забытые образы снова вернулись к нему, старые обиды и унижения подняли головы, пока Метка разъедала его, словно яд. День смерти бабушки. День, когда забрали в больницу мать. Ночь, когда отец застал его за чтением о заклятии Cruciatus и, в наказание, наложил на него это самое заклятие. Его первый урок полета – когда Поттер заколдовал метлу, Северус упал и сломал три ребра. Поттер, перевернувший его вверх тормашками, и гогочущий: «Кто хочет увидеть, как я снимаю с него трусы?» Лили, обзывающая его «Сопливусом». Ноющий Петтигрю: «Его кровь была такой красивой». Палец Поттера внутри его. Пес вынимает из Северуса свой член, и его, согнувшегося в три погибели, рвет на ботинки Блэка. Лицо Блэка – ненавистное и ненавидящее.
Ты их презираешь, верно? Тех, кто использовал тебя, бросал тебя, оскорблял и унижал тебя всю твою юную жизнь. Ты бы хотел наказать их, не так ли? Мы можем причинить им боль, Северус. Мы сможем пустить им кровь. Вместе мы заставим их пресмыкаться, корчиться от ужаса и умолять о милосердии. Точно так же, как ты сам часто умолял о милосердии, которого никогда не получал.
Новые образы мелькали в голове. Поттер, на высоте пятидесяти футов в воздухе и вот-вот забьющий гол, неожиданно падает с метлы на землю и превращается в сплющенную, растекающуюся массу. Петтигрю, уминающий отравленный шоколад до тех пор, пока его не выворачивает наизнанку. Блэк, стоящий на четвереньках, голый, прикованный цепями, и ужасный пес-мутант с чудовищиным, уродливым членом и огромными белыми саблями вместо клыков трахает его до крови, одновременно разрывая ему горло в клочья.
Отец. Уставился в никуда. Лицо замерло от ужаса. Мертвый.
Ужасные образы. Невыразимые желания. Какая-то часть Северуса виновато отпрянула от них в омерзении и ужасе. И, хотя это была его большая часть... однако она была не в силах сопротивляться той, другой части, которая приветствовала их с дикой, всепоглощающей радостью. Представить разбитую, словно гнилой арбуз, голову Поттера. Представить орущего в ужасе Блэка, или его старика, испытывающего на себе Cruciatus. В то время, как магия Метки наполняла его, питаясь его яростью шестнадцатилетнего разлива, она изменяла его, и эта меньшая часть завладела им в целиком и полностью. Ужас? Вина? А почему, интересно, он должен чувствовать вину? Они сами вызвали его гнев, и неважно, насколько жестокий; и сами же заслужили такую наикровавейшую месть, которую он только мог придумать. Отмщение было его правом против этих людей, его врагов, его пожизненных мучителей. И отмщение являлось причиной, по которой он тут находился.
Так произнеси же это, дитя.
Но он все еще колебался: какие-то остатки здравого смысла, совести и присущей ему человечности робко пытались сопротивляться этому набирающему силу безумию.
Скажи это, дитя. Нетерпение окрасило мысли Темного Лорда. Нетерпение, раздражение, и – Северус пытался сосредоточиться, сфокусироваться – удивление? Присутствовало ли удивление в голове Темного Лорда, удивление при виде препятствия – в чем бы оно там ни заключалось – даже на мгновение? Северус думал – да, оно все-таки там было, и, откуда-то из глубины, в нем поднялась вспышка какой-то яростной радости, непрошенной и настолько откровенной, что она шокировала их обоих.
Волдеморт сверкнул глазами. Он нырнул глубже в сознание юноши в поисках дополнительных воспоминаний и стал выпускать их наобум, разрывая старые раны, отравляя Северуса его же печальной историей. Он сжал тонкое запястье, горящее под его хваткой, и хаотичные крики ненависти, совести, ярости и сопротивления в голове юноши немедленно прекратились, захлебнувшиеся в свежем всплеске агонии. Волдеморт явственно увидел всплеск в собственной голове, в виде воронки красно-черной пустоты, и почувствовал, как находящийся под ним мальчишка резко дернулся, словно приговоренный, которому накинули петлю на шею.
«Д-да. – Мысль мальчишки – так же, как и его намерение – была достаточно понятной, но все же она оказалась настолько слабой, что совсем не напоминала пылкую клятву, которой ожидал услышать Волдеморт. – Да, я... я согласен».
«Вслух, дитя. Чтобы тебя могли услышать твои братья и сестры. Вслух... и с выражением, если не трудно».
– Пожалуйста, – умолял юноша. Он рыдал, содрогаясь всем телом; его мысли путались, и на какое-то мгновенье Волдеморт подумал, что если тот продолжит в том же духе, то непременно сойдет с ума, поскольку существовал предел любым человеческим страданиям. – Я это сказал, я сказал, о, мой Лорд, пожалуйста, так больно, боже, пожалуйста, больно...
– Тогда сделай так, чтобы больше не было больно, глупый мальчишка! Скажи это!
Он почти полностью вышел из изивающегося тела и снова вошел, так сильно, как только мог. Он чувствовал разрывающуюся плоть; теплую жидкость вокруг члена, и знал, что это была кровь мальчишки.
Северус завизжал.
– ДА! – Слово отскочило от него к высокому потолку и вернулось обратно в виде эха, состоящего из жуткой какофонии криков. – Да! Да! Да! Да!
Да, подумал Темный Лорд. Наконец-то. Он убрал руку с запястья юноши; красно-черное безумие мыслей подростка с уходом боли сменялось прохладной кремово- голубой пеленой. На смену боли спешило удовольствие, и Северус тихо вскрикнув, дернулся в последний раз и кончил.
А затем сразу же потерял сознание.
Волдеморт мог наконец позволить себе ослабить жесткий самоконтроль, которому он подверг себя с самого начала Посвящения, яростно двигаясь взад-вперед до тех пор, пока его не поглотил оргазм, и он не выплеснулся глубоко в теплое, безвольное тело. Это было необычайно сильный оргазм – даже для Посвящения, и ему пришлось быстро выйти из юноши и откинуться назад, чтобы не свалиться на него, как какому-то дряхлому старику.
Это было бы упущением. Даже проявлением слабости. Всесильный Темный Лорд не мог позволить себе таких демонстраций.
Все еще не доверяя своему голосу – конечно же, задыхаться вроде какой-нибудь дворняжки в жаркий день стало бы еще одним проявлением слабости – он резко подал знак своим приспешникам. Все, как один, отпустили руки и ноги Снейпа и отступили в темноту. Он задумчиво оглядел юношу. На его запястьях и лодыжках остались темные следы синяков, на губах запеклась кровь – Северус сильно закусил нижнюю губу во время получения Метки. Кровь до сих пор стекала тонкой струйкой по промежности, пачкая находящийся под ним белый мрамор.
Пока Волдеморт прикасался к юноше своими уродливыми руками, залечивая мелкие раны и ушибы, его лицо выражало глубокую задумчивость, и Северус даже не шелохнулся. С точки зрения Волдеморта это было преимуществом. Ему понравилось, что юноша в самом конце Посвящения отключился – пусть даже ненадолго – у Лорда Волдеморта возникло восхитительное мимолетное ощущение того, что он трахал труп.
C плавной грацией, достойной своей дорогой Нагини, Волдеморт соскользнул с алтаря и оделся. Он извлек палочку и указал ею на лежащего без сознания подростка.
– Встань, дитя, – пропел он. – Настало время испытать наши узы.
Северус пошевелился, его веки затрепетали, и издал тихий звук. У Северуса задрожали веки, и он, что-то тихо пробормотав, пошевелился. Затем он, шатаясь, приподнялся на локти и огляделся вокруг, перед тем, как сфокусировать взгляд на стоящей перед подножьем алтаря величественной фигуре.
– Мой Господин?
Волдеморт кивнул
– Именно. Твой Господин.
Он указал палочкой на левую руку юноши. Метка в виде розоватой закорючки, едва заметная на бледной коже, тут же стала багрово-черной. Юноша испуганно произнес тихое «Ох!» и возбудился задолго до того, как к этому была готова его измученная, истощенная плоть. Он принялся толкаться, беспомощно трахая воздух, в его широко распахнутых глазах явственно читался страх.
– Да, знаю, – усмехнулся Волдеморт. – Люциус предупредил меня. Ты не любишь, когда тебя возбуждают сразу после того, как. Но одно из условий наших с тобой уз – это повиновение, Северус. Мгновенное, беспрекословное подчинение моей воле. И ты вынесешь это ужасное удовольствие, если я того пожелаю, дитя. Даже несмотря на то, что оно оттолкнет тебя на самый край рассудка.
Он слегка пошевелил палочкой, и Северус снова закричал – его красивый голос стал хриплым и надтреснутым от почти постоянного крика.
Теплая, пульсирующая похоть заполняла комнату. Она накатывала отовсюду, от каждого Упивающегося, который был свидетелем этих бессвязных бормотаний, извивающихся движений и стонов новичка. Люциус Малфой, стоящий в тени вместе с остальными, не мог оторвать глаз от Северуса; он был прекраснее, чем Люциус когда-либо видел. А когда Волдеморт снова взмахнул палочкой и Северуса охватил оргазм, Люциусу почему-то пришло в голову, что если бы этот глупый гриффиндорец Сириус Блэк сейчас увидел Северуса вот таким, то сперва бы заработал свою самую бешеную эрекцию, а сразу вслед за ней – разрыв сердца.
Откинувшись назад, Северус все еще опирался на локти, его колени были согнуты и раздвинуты, порванная мантия валялась на полу, напоминая серебристую лужу. Каждый мускул его тела дрожал от напряжения, спина изогнулась изящной дугой, прекрасные иссиня-черные волосы свисали к полу, рот в экстазе приоткрылся, а черные глаза, наоборот, почти закрылись. Длинные темные ресницы – и как это Люциус не замечал их раньше? – отбрасывали темные тени на покрасневшее лицо.
Затем его охватил очередной спазм и он выгнулся еще сильнее, упругие мускулистые ягодицы сжимались и расжимались, и Люциусу Малфою пришлось применить весь свой самоконтроль, чтобы не кинуться к столу и не погрузиться до упора в приглашающую плоть.
В этом ему также поспособствовало осознание того, как именно с ним поступит Волдеморт, если он осмелится хотя бы отщипнуть от новейшего угощения Темного Лорда.
Люциус издал тихий стон и ухватился за край стола, чтобы не упасть. Когда при этом движении его рука нечаянно задела болезненно напряженный член, он решил, что так было даже лучше. Он просунул руку в складки мантии и стал ласкать себя, пытаясь совпадать по ритму с толчками стройных бедер Снейпа, представляя себе, что это не его рука, а тело юного мага доставляла ему наслаждение.
Под покровом своих мантий многие Упивающиеся занимались тем же. Казалось, это было молчаливым соглашением между ними, что Снейп, их самый новый и юный посвященный, показывал великолепное шоу, возможно, лучшее из того, что им довелось видеть. Естественно, никто из них не помнил предыдущие посвящения – Темный Лорд регулярно стирал им память после каждого обряда – но для того, чтобы понять, что это представление было самым лучшим, память им была не нужна.
Казалось, что только один из присутствующих оставался равнодушным к этой звериной сексуальной оргии – тот, кто ее срежиссировал. Лицо Волдеморта выражало почти научный интерес, наблюдая, как юный Упивающийся заходился в судорогах на алтаре. С таким же бесстрастным выражением он вполне мог читать деловую колонку в маггловской газете, сидя в автобусе.
Не то что бы он был недоволен своим новым приобретением: Северус Снейп представлял из себя действительно ценный вклад в Темный Орден. Он являлся не только сильнейшим магом и самой блестящей надеждой Хогвартса по части Зельеварения за последние сто лет – Волдеморт отчетливо чувствовал исходящую от юноши силу, такую же горячую, как и его похоть – но и наверняка мог стать неплохой секс-игрушкой. Мальчишка оказался таким алчным, таким порочным, таким необузданным... и, Будущий-властелин-мира или нет, Лорд Волдеморт не мог оставаться равнодушным к таким вещам. Конечно, дела делами – но простые плотские удовольствия еще никто не отменял.
Волдеморт улыбнулся про себя. Он рассматривал ловящий воздух рот, длинное, гладкое тело, упругую задницу, большой влажный член, бездумно толкающийся в пустоту, и подумал: «Как такое может не понравиться?»
И тем не менее?..
И тем не менее.
Снейп оказал ему сопротивление. Да, лишь на какое-то мгновение, но даже это мгновение длилось слишком долго – вполне достаточно для того, чтобы успеть послать раздражающее покалывание вдоль позвоночника и посеять частицу сомнения в глубине его сознания. Процедура Наделения Меткой представляла из себя церемонию с использованием безмерной магической силы, и, чтобы пометить тело неофита, Волдеморт использовал наитемнейшую магию, известную лишь ему одному, поэтому еще никому и никогда не удавалось ему сопротивляться. И никто никогда даже не пытался.
До сих пор.
Это беспокоило его. Беспокоило даже больше от того, что он не знал, чем именно было вызвано это сопротивление. Возможно ли, что у этого мальчишки имелась совесть? Некоторые из окружения Темного Лорда поначалу ее имели, нравилось им это или нет, хотя обычно подобных людей жизнь баловала гораздо больше, чем Северуса Снейпа. Или же это было чистой воды упрямство, простая, старая, как мир подростковая непокорность – не совсем необычная реакция, учитывая возраст некоторых из его сторонников. Он действительно любил молодежь, но любовь эта была палкой о двух концах: слишком часто вместе с этими упругими телами, большими глазами и трогательно дрожащими от страха коленями приходила утомительная подростковая потребность – неповиновение любой ценой.
Или же – чего тоже нельзя было сбрасывать со счетов – он все-таки был тем, кто всегда выживал, потому что доверял своим инстинктам: возможно, что Снейп был не совсем ему предан.
На первый взгляд это предположение казалось полным абсурдом. Мальчишка был идеальной глиной для особого скульптурного творчества Темного Лорда, которая когда-либо проходила через его руки. Эмоционально опустошенный. Испытавший жестокое физическое насилие. Достаточно сильный для того, чтобы хотеть чего-то большего и чего-то лучшего, но все же недостаточно сильный, чтобы поверить в свои собственные возможности. И он был чертовски умен, логичен и хладнокровен в своих суждениях. Он не казался одним из тех, кто позволял чему-то такому бесполезному и обреченному на провал, вроде вопросов традиционной морали, встать на его пути, особенно тогда, когда средства для достижения его цели, наконец, были на расстоянии вытянутой руки.
Волдеморт рассеянно послал сквозь мальчишку очередной оргазм. Теперь спазмы выглядели довольно болезненными, и он ощутил какое-то детское удовлетворение. Если бы он знал наверняка, что Северус совершенно и необратимо принадлежал ему, он мог бы убить его здесь и сейчас. И действительно, убил бы прямо сейчас – возможно, даже тем же самым заклинанием. Он слышал о проделывавшем такую же штуку маггле, каком-то там маркизе, который доводил свои жертвы до оргазма до тех пор, пока у тех не отказывало сердце, подобно старому ржавому насосу. Возможно, это было не столь изящно, как Avada Kedavra, но определенно – гораздо забавней.
Но он не знал наверняка. Даже с искусством Легилименции, даже с сознанием мальчишки, распахнутым перед ним, как открытая книга, он не был уверен наверняка. А без этой уверенности Лорд Волдеморт не мог убить. В общем-то, он и не хотел его убивать. Конечно, мальчишка был довольно аппетитным, но самое главное – умным, любознательным и чертовски талантливым. Человеческая жизнь как таковая ничего не значила для Волдеморта – магглы, к примеру, являлись банальными паразитами, поглощающие воздух и пространство, наподобие собачьих блох – но забрать жизнь у талантливого мага было бы не только нерациональной растратой, но и трагедией
Итак... нет. Он не убьет молодого Снейпа. Не теперь. Пока еще нет. Но он будет следить за ним. Каждая мысль, которая у него возникнет, каждое движение, которое он сделает, каждая команда, которую он бросится выполнять – с энтузиазмом или без – будут проанализированы и просчитаны до малейшей детали. И если он заметит хотя бы след этой беспокоящей его непокорности, хотя бы намек на веру Северуса Снейпа в то, что Северусу Снейпу по-прежнему что-то принадлежит, то этот самый Северус Снейп об этом очень пожалеет.
Он убьет Северуса Снейпа. Ему будет неприятно это сделать, но он сделает это.
Выжав последний оргазм из мальчишки, Волдеморт, наконец, опустил палочку. С изможденным лицом и стеклянными глазами Северус упал на твердый мрамор, словно марионетка, у которой обрезали нити. В течение нескольких секунд Темный Лорд был обеспокоен – не убил ли он мальчишку? – пока до него не дошло, что тот просто потерял сознание.
Опять.
Нет, ну все-таки – какая прелестная игрушка!
Упивающиеся зашевелились, переминаясь с ноги на ногу, и с жадным, шумным беспокойством приблизились к алтарю. Они знали, что последует дальше, что всегда следовало дальше. Плоть имела собственную память, и все они, под Obliviate или нет, прекрасно осознавали это.
Отметая сомнения, Волдеморт склонился над бледным телом на алтаре и нежно поцеловал его в губы. Это легкое прикосновение содержало несильный заряд магии, и Северус пошевелился. Волдеморт отодвинулся, чтобы разглядеть его лицо – мальчишка, распахнув глаза, смотрел вокруг растерянно и смятенно, но затем сумел сфокусироваться на лице Темного Лорда.
– Теперь ты мой, дитя, – прошептал Волдеморт, на этот раз без малейшего оттенка вопросительности – и мальчишка даже не мог предположить, насколько сильно его жизнь зависела от того, что именно он сейчас ответит.
– Да, мой Лорд, – прошептал тот в ответ. – Я ваш.
Да. Просто. Без колебаний. Действительно подразумевая то, о чем сказал: Волдеморт искал в его голове знаки обмана, сомнения, какой-то скрытой крупицы непокорности, но не видел ничего, кроме любви и преданности, такой чистой и безыскусной – и такой несвойственной юноше – что, казалось, это немного его пугало. И, довольный реакцией юноши, Волдеморт мог ответить ему взаимностью.
С добродушной улыбкой нежно коснувшись щеки Северуса, Лорд Волдеморт выпрямился и драматично поднял руки.
– Настало время, дети мои, как следует поприветсвовать вашего брата. – Он опустил руки и замолчал, желая снова встретиться глазами с Северусом, стараясь заметить, как они изменятся при его следующих словах. Обычно, на этом этапе, он бы просто отошел и позволил другим поиметь новопосвященного без всякой драмы и уж, конечно же, без намека на то, что его ожидает. Так было легче для них. Не так страшно.
Но не в этот раз. В этот раз, перед началом ритуала, он даст Северусу пару секунд на то, чтобы все понять и ужаснуться. Он любил юношу и был им доволен... но это не означало, что его недавнее поведение сойдет ему с рук.
– Вы можете делать с ним все, что угодно.
Как стая голодных тараканов, круг сомкнулся. Последнее, что увидел Темный Лорд перед тем, как масса мантий, рук и лихорадочно толкающихся тел скрыли от него Северуса, действительно были глаза юноши, полные боли и ужаса. Такой наивный, такой уязвимый... Волдеморт цинично усмехнулся, вышел из комнаты и запер за собой дверь.
Когда Северус проснулся, то его первой мыслью было, что он – дома. Второй – что, вероятно, он натворил что-то ужасное: казалось, что отец избил его так, как никогда раньше не бил. Болело все. Когда же сонный туман немного рассеялся, то он кое-как сумел различить на окнах зеленые бархатные шторы, и вспомнил, что находится в Хогвартсе. Но это было все, что он вспомнил, и, пытаясь сосредоточиться, юноша стал хмуро разглядывать полог над кроватью.
Память вернулась так оглушительно и резко, что Северусу показалось, будто отец хлестнул его ремнем по голове: Выходные. Лорд Волдеморт. Церемония. Темная Метка. Теперь он был Упивающимся Смертью.
Юноша немного повертел эту мысль в голове так и эдак, проверяя, пробуя на вкус. Он, Северус Август Снейп, Упивающийся Смертью – один из избранных последователей Темного Лорда. Неоднократно прокрутив в уме эту идею, он решил, что она ему не нравится. Как не нравились и вызываемые ей ощущения – холод, жар, неразбериха и внутренняя дрожь. Северус прекрасно понимал, что должен быть взволнованным и польщенным; чувствовать, что он уважаем и всесилен – но весь ужас был в том, что он ничего этого не ощущал и даже не понимал, почему.
О Мерлин. Что я наделал?
Он вспоминал то, что делал несколько часов назад, а точнее – то, что делали с ним. Понемногу возвращались обрывки воспоминаний, одни – случайные и мимолетные, другие – отчеканенные в памяти. Конечно же, он вспомнил как его имел Темный Лорд, и другие тоже, после того, как... ну, после того.
Он вспомнил Люциуса и его прикосновения – такие же безошибочно узнаваемые, как и его серебристо-серые глаза, горящие под маской. Вспомнил оседлавшую его Беллатрикс, ее груди, лежащие на его ладонях, словно тяжелые спелые фрукты, окружающее член мягкое женское тепло. Вспомнил боль – такую сильную, что казалось, он сойдет с ума, и удовольствие – такое яркое и неумолимо ужасное, такое необъятное, что хотелось немедленно умереть. Вспомнил, как Темный Лорд проник в его голову, насилуя сознание с такой же уверенностью, как и его тело, обнажая каждое унижение и обиду, которую Северусу когда-либо довелось испытать, наполняя его бесжалостным, убийственным гневом. Вспомнил свою ненависть, и то, как эта ненависть вызвала в сознании образы до такой степени извращенные и уродливые, что более рациональная часть мозга отпрянула в агонии и ужасе. Голова Поттера, разбитая в кашу. Петтигрю, изрыгающий собственные внутренности. Блэк, чьи вопли перешли во влажное бульканье, потому что ему разорвали горло. Отец...
Вибрация в желудке перешла во вспышку вязкой тошноты, и Северус вскочил с кровати, цепляясь за шторы и крича от боли, потому что резкие движения потревожили его затекшие, измученные мышцы. Спотыкаясь, он поспешил в ванную, находящуюся в дальнем конце комнаты, и, как только его колени коснулись холодных плиток на полу возле унитаза, его стало рвать кислой, жгучей желчью. Его рвало почти пятнадцать минут, до тех пор, пока в желудке ничего не осталось и перед глазами не заплясали черные мушки. Зажмурившись от отвращения, Северус потянулся к сливу бачка, чтобы смыть всю эту мерзость. Юноша присел на корточки, весь дрожа – потное тело остужал холодный воздух подземелий. Обхватив себя руками, он скорчился изо всех сил, выжидая когда к нему вернутся силы и прекратятся судороги, но единственной связной мыслью в голове оставалась все та же, что и тогда, когда он проснулся. Что я наделал, что я наделал, что я наделал?
Северус почувствовал, что еще немного – и он потеряет сознание. Желудок все еще болел, а лицо горело, несмотря на то, что он по-прежнему дрожал. Снейпу пришло в голову, что он заболел. Или съел что-нибудь не то и отравился. Ну конечно – наверняка это произошло в поместье Малфоев. Он просто не привык ко всей этой еде для богатых.
Ты ничего не съел, придурок. Тебя разъедает ОНА. Разъедает тебя прямо сейчас. И, если посмотришь, ты увидишь ее. Она незаметна со стороны, но только не для тебя. Ты даже сможешь ощутить ее.
Да, он почувствовал, как на руке прямо под кожей упрямо зудит недавно выжженная Метка. И, хотя он даже не мог заставить себя взглянуть на нее, холодная пульсация Метки – похожая на движения чужеродного организма, пытающегося выбраться наружу – заставила его желудок вновь сжаться от омерзения.
Северус глубоко вдохнул, затем еще раз, и еще, до тех пор, пока тошнота не отступила. Тошноту вызывала не сама Метка, нет. Это было нелепо. Можно подумать, что Темный Лорд развлекался, приветствуя своих новоиспеченных избранных, помечая их отравленными татуировками! Это просто... просто из-за него самого. Так или иначе, он всегда страдал от слабого желудка; когда он нервничал или был расстроен, то всегда ощущал тошноту. От этой мысли Северус горько рассмеялся. Упивающийся с больным желудком – какая ирония! Ну и потеха!. Это же просто смешно. Смешно, как дохлый маггл – как выразился бы Люциус.
Северус снова куда-то поплыл и даже не услышал легкие, стремительные шаги позади себя. Только после того, как заговорила мадам Помфри, он вздрогнул и обернулся, вызвав этим движением боль во всем теле.
– Северус! Вот ты где! Мерлин, дитя, с тобой все в порядке?
Оказалось, что он задремал, съежившись около грязного унитаза – обессиленный в самом полном смысле этого слова. Застигнутый врасплох и совсем сбитый с толку, он встал, пошатываясь. На пороге стояла Мадам Помфри, Хогвартский колдомедик, а рядом с ней профессор Прозак. Оба уставились на Северуса с выражением немого изумления, и Северус, проследив их взгляды, вспомнил, что был абсолютно голым. Он стал лихорадочно озираться в поисках чего-нибудь подходящего и, наконец, схватил полотенце и прикрылся им настолько, насколько смог.
Но они продожали молча на него смотреть. Судя по выражениям лиц, их беспокоила не нагота, и он вновь принялся себя осматривать.
Мерлин! Неудивительно, что они так шокированы. Он выглядел ужасно. Каждый обозримый – и, вероятно, и необозримый – дюйм тела покрывали царапины, порезы, следы хлыста, синяки и укусы. Некоторые из укусов были окаймлены тонкими ободками запекшейся крови, причем предательское большинство из них находилось в тех местах, куда хорошие мальчики себя кусать не позволяют.
- Великий Мерлин, мальчик! – воскликнул Прозак. – Что произошло?
У Северуса чуть было не вырвалось: «Не знаю», но, конечно, произносить такое вслух было бы глупо. По правде говоря, он понятия не имел, что сказать. Его привычная способность легко и непринужденно лгать, оказывается, в данный момент куда-то подевалась. Покинула его именно тогда, когда он больше всего в ней нуждался – и так случалось постоянно в течение всей его гребаной жизни.
Вместо того, чтобы ответить Прозаку, он обратился к Помфри.
– Все в порядке, спасибо. Просто мне немного... Недавно у меня прихватило живот, но сейчас я чувствую себя гораздо лучше. – Конечно же, это была ложь: его внутренности сворачивались, тошнота подкатывала к горлу, словно штормовая волна, и он не мог дождаться, когда же визитеры, наконец, уйдут. Конечно, Помфри и Прозак не заметили Метки – если верить Люциусу, они и не должны были ее заметить – но для того, чтобы начать задавать неудобные вопросы, на которые бы Северус при всем желании не смог ответить, они увидели вполне достаточно. – Извините, что причинил вам беспокойство.
– Вчера вы вернулись в спальню очень поздно, – заметил Прозак резким, отрывистым голосом. – Нарушили комендантский час. – Северус открыл было рот, чтобы запротестовать, но Прозак, взмахнув рукой, предотвратил все возражения. – Да, да, мистер Снейп, все в порядке, я получил сову от мистера Малфоя, предупреждающую о том, что вы задерживаетесь. Но сегодня утром вы пропустили завтрак, а потом первые уроки – и я забеспокоился.
Северус нахмурился. Завтрак?.. Уроки?..
– Который сейчас час, сэр?
– Уже давно полдень, мистер Снейп, – Прозак даже не взглянул на часы. – Я думал, что вы, наверное, больны, и сходил в больничное крыло проверить, там ли вы. Но мадам Помфри тоже вас не видела. И никто из ваших соучеников не мог или не хотел мне ничего сообщить о вашем местопребывании, поэтому я пришел сам, чтобы все проверить. – Он скрестил на груди длинные руки и моргнул. – И вы все еще не ответили на мой вопрос, дитя.
Дитя. Северусу хотелось, чтобы его перестали так называть. Уже то, что его так называл Лорд Волдеморт, было само по себе ужасным; ужасным и неправильным. Он больше не был ребенком. После прошлой ночи. Потому что дети невинны. Чисты. Дети не присоединялись бездумно к секретным, зловещим организациям и не позволяли Темным магам ставить на теле отметину как напоминание о страшных клятвах.
– Вопрос, сэр?..
Прозак нахмурился.
– Посмотрите на себя! Ради бога, мальчик, вы выглядите... – учитель чуть было не сказал «распутно», и Северус, даже без Нюха и палочки, прекрасно это понял, – ...ужасно. Откуда у вас взялись все эти отметины?
– Я упал с лестницы, сэр, – вырвалось у Северуса еще до того, как он сообразил, что сказал, и юноша напрягся, ожидая, что Прозак или Помфри начнут над ним смеяться. На их месте он тоже бы засмеялся – до того это объяснение было идиотским. Он даже успел нарисовать себе воображаемую картину: вечный слизеринский клоун Снейп, представляя собой клубок из рук, ног и волос, кубарем скатывается с лесницы – о да, исключительно смешно. Примерно, как дохлый маггл.
Только почему-то никто не смеялся. Они просто стояли, молча переглянувшись, а затем снова посмотрели на него с одинаково печальными и задумчивыми лицами. Нет, они не смеялись, но они и не купились на его ложь, и Северус услышал, как сам спешит заполнить это недоверчивое молчание до того, как они это сделают первыми.
– Я... я видите ли, я провел каникулы в поместье Малфоев, ну, вы знаете, как бывает в незнакомых местах, когда темно, а у меня не было факела или даже палочки, глупо с моей стороны, знаю, и я не видел, куда шел, и там была эта громадная мраморная лестница, по меньшей мере не каменная, хоть тут мне повезло, и я...
– У тебя идет кровь, – с ужасом прервала его Помфрри.
Северус взглянул на нее, а потом на себя. Полотенце, которое он все еще прижимал к телу, было довольно маленьким, его едва хватало на то, чтобы прикрыть гениталии, но все остальное – грудь, живот, ноги и даже начало зоны лобковых волос – оставалось на виду. Но никакой крови он не заметил. Юноша поднял голову и вопросительно взглянул на мадам Помфри, внутренне холодея от страха. Ведьма стояла, направив на него палочку, и что-то бормотала себе под нос, явно анализируя его состояние – а поскольку Помфри была колдомедиком, она ведь могла обнаружить какое-нибудь внутренне кровоизлияние или повреждение?
Он покраснел, к смущению добавилось замешательство и неловкость. – Прошу прощенья?..
– Пожалуйста, Северус, – ее ласковый тон не изменился. – Пожалуйста, не упрямься.
– Я даже не знаю, о чем вы... – начал он было, но замолчал. Конечно, он знал, что она имела в виду. Сейчас он это чувствовал. Чувствовал, как липкие капельки крови – хотя на мгновение ему показалось, что это целые струи – стекали по задней стороне бедер. И, немедленно ощутив яростное жжение кровоточащей плоти, он не сдержался и скривился от боли. Мерлин, боль была такая, словно в него плеснули кислотой, и Северус даже удивился, почему не чувствовал ее раньше. Возможно, когда он только проснулся, у него так все болело, что было трудно вычленить какую-то отдельно взятую боль, даже настолько сильную, как эта. Или же раны вскрылись тогда, когда его тошнило.
– Северус, тебе нечего стыдиться, – сказала Помфри все тем же сводящим с ума ласковым голосом. – Даже если... даже если это то, что я думаю, ты не сделал ничего плохого. Ты – жертва. Понимаешь? Прозак, в явном замешательстве, переводил взгляд с нее на Северуса и обратно.
– Поппи, – начал было он, но Помфри заставила его замолчать едва заметным движением головы, не сводя взгляда с Северуса.
– Пожалуйста, Северус. Ты должен повернуться. Мне надо взглянуть. Северус молча покачал головой. Паника будто вцепилась клыками ему в глотку. Если он повернется к ней спиной, то Помфри все сразу станет ясно, и она потащит его в больничное крыло, обследует и докажет, что его изнасиловали. Возникнут вопросы. Во все это окажутся втянутыми Малфои – все в Хогвартсе знали, где Снейп провел последние две недели. И, если Малфои не отвертятся, то потянут за собой и других. Возможно, что и Он – тот, с которым никто не хотел иметь дела, тот, кого никто даже не хотел упоминать – тоже влипнет.
Хуже всего было то, что Дамблдора обязательно введут в курс дела и он узнает, что натворил Северус. Неважно, что Метка была невидимой – для Дамблдора это не помеха. Северус был в этом уверен, так же, как и в том, что увидит ее сам, если присмотрится – точнее, если осмелится присмотреться. Не глазами, а сознанием.
Словно издеваясь над ним, Метка резко ожила. Боль была такой неожиданной и сильной, что Северус вскрикнул и схватился за запястье. В то же самое мгновенье, поднявшись от желудка к горлу, накатила тошнота, он вновь бросился к унитазу и, сложившись пополам и опираясь на одну дрожащую руку, стал содрогаться в рвотных спазмах. В желудке уже почти ничего не оставалось, но приступ тошноты оказался настолько сильным, что на глазах юноши выступили слезы. И даже сквозь гул в ушах он услышал, как от ужаса задохнулась Помфри, и понял, что он все-таки повернулся к ней той стороной, которую она хотела увидеть, но теперь ему было слишком плохо, чтобы беспокоиться об этой детали.
Когда он закончил, то упал на колени, дрожа все телом, чувствуя себя слабее, чем когда-либо в жизни, и закрыл глаза. Когда его, наконец, перестало выворачивать, Северус, дрожащий и обессилевший, повалился на пол, испытывая боль во всем теле. Помфри снова что-то пробормотала, направив на него палочку, и он сперва услышал мягкий шелест, а потом ощутил, как вызванный заклинанием халат прикрыл его тело. Северус, трясясь от озноба, едва нашел в себе силы пролепетать слова благодарности. А затем Прозак прижал к его губам какой-то пузырек.
– Выпей это, мальчик. Оно успокоит желудок.
Северус открыл глаза и бросил на него презрительный взгляд. Юноша прекрасно знал, этот препарат и его действие, и не нуждался в инструкциях какого-то бесполезного старого маразматика вроде Павела Прозака. Даже по одному запаху можно было определить, что это за зелье. Чай, мята, имбирь, плюс несколько других сильных компонентов – он собственноручно изготавливал подобные снадобья бесчисленное количество раз. Ну, конечно же. Гений зельеварения с больным желудком.
«Небольшая поправочка», – подумал он. «Ты – Упивающийся смертью и гений зельеварения с больным желудком: два в одном флаконе.» От этой мысли у него опять скрутило желудок, и он не то кашлянул, не то издал короткий смешок, больше похожий на всхлип.
Он взял склянку и выпил ее содержимое.
– Северус, – снова Помфри. – Кто с тобой это сделал?
Он вернул пустой флакон Прозаку и, стиснув руками колени, стал пристально их разглядывать.
– Северус...
Мягкая рука опустилась на его плечо, и юноша отпрянул от нее, едва не упав. Затем он приподнял голову, взглянув на Помфри сквозь потную завесу волос.
– Останьте от меня, наконец! Ну почему вы не можете оставить меня в покое? Помфри выпрямилась, но не двинулась с места.
– Потому что я не могу, – ответила она, и он, скрепя сердце, осознал, что она говорила правду. Это можно было понять по ее глазам, печальным и сердитым одновременно, по решительному бледному лицу, по мрачной, дрожащей линии губ. Помфри действительно не оставит его в покое, потому что выполняет свой долг и будет выполнять до тех пор, пока Северус не расколется.
«Ну и влип же я».
– Теперь нужно, чтобы ты встал, Северус, если сможешь. Мы отведем тебя в больничное крыло.
– Нет.
Прозак снова нахмурился, и один быстрый брошенный на него взгляд сказал Снейпу, что старый придурок так и не въехал в произошедшее. «Может, мне стоит нарисовать на спине стрелку», – мысленно съязвил Северус, – «с огромным плакатом: РЕКТАЛЬНЫЕ РАЗРЫВЫ И КРОВОТЕЧЕНИЯ – ЭТО ЗДЕСЬ!»
– Ты сделаешь то, что говорит мадам Помфри, молодой человек, или получишь такую длинную отработку, что начнешь думать, что выполняешь ее с момента своего рождения. А теперь поднимайся.
Северус не пошевелился.
– У вас нет права обследовать меня без моего согласия, – обратился он к Помфри. Он не имел ни малейшего понятия – было это правдой или нет, но решил рискнуть.
К его удивлению, она кивнула.
– Ты прав, Северус, – согласилась она. – Только директор может разрешить обследование без твоего на то согласия, но, к счастью или несчастью, его сейчас нет в замке. Его рано утром вызвали в министерство.
Северус безуспешно попытался скрыть облегчение.
– Однако, – продолжила она, – даже в его отсутствие я имею право задержать тебя в больничном крыле, если посчитаю нужным.
Северус прищурился, в его голове возникло ужасное подозрение. «О, ты пронырливая старая сучка».
– И надолго это затянется?
– До возвращения директора, – спокойно ответила она.
Северус опешил, поняв, как ловко его подловили. Иногда взрослые могли довести просто до белого каления – и он страшно их за это ненавидел. Неважно, насколько ты был умен или осторожен – они всегда умудрялись быть на шаг впереди тебя. Наверняка, каждый из них в душе был слизеринцем.
Я обожаю Снейпа.Единственный живой персонаж во всей серии.Настоящий живой, неприятный нехороший человек.Как в жизни.Заядлый, мстительный....ОБОЖАЮ!!!! lost girl огромное спасибо за великолепное качество перевода, а главное - за то, что нам не приходится ждать продолжения месяцами.Про некоторых переводчиков-нудистов( у которых приходится неделями нудить продолжения) хочется сказать :"не хочешь какать- не мучай попу..."(только чуть грубее...) и я просто счастлив что вы к ним не относитесь.Огромное спасибо!!!
– Пожалуйста, поднимайся, Северус. Я не хочу осложнять тебе жизнь, дитя, но я доставлю тебя в больничное крыло, так или иначе. Ты можешь встать?
Он мог, хотя и с трудом. Помфри наблюдала за ним с беспокойством.
– Павел, – попросила она Прозака, – пожалуйста, помоги ему. Он же слаб, как котенок. Ну же, Северус, если ты просто положишь руку на плечо профессора...
– Я могу идти.
Но опять же, с трудом. Живот и спина болели от недавних рвотных спазмов, задница жгла и зудела с каждым шагом. Увы, Помфри оказалась права: он был ужасно слаб. Зелье успокоило тошноту, но ноги оставались ватными. Он сделал всего пару шагов по направлению к двери и упал.
Прозак подхватил его, помог встать на ноги и с сомнением взглянул на Помфри.
– Он не дойдет до больничного крыла, Поппи.
– Очевидно, что нет. Павел, может, ты его понесешь?
– Ну, если только мы прибегнем к помощи каминной сети.
– Разумеется. Еще не хватало, чтобы вся школа оказалась в курсе.
Прозак кивнул. Наклонившись, учитель словно ребенка подхватил Северуса на руки. Северус пытался сопротивляться – он же не был ребенком, черт подери, совсем нет, и говорил это раньше, они что, не слышали? – но абсолютно без толку. Тело просто отказывалось отбиваться, отбрыкиваться, извиваться, полностью игнорируя приказы своего хозяина. Оно только могло безвольно повиснуть на руках Прозака, как большая тряпичная кукла.
Это все из-за зелья, из-за гребаного зелья, в которое пронырливый слизеринский придурок что-то добавил, и теперь я пропал – мне ни вырваться, ни сбежать.
Но теперь он даже не мог вспомнить, для чего ему было так необходимо скрыться. В конце концов, они его вели не в пыточную комнату, а просто в больничное крыло, в котором были кровати, теплые одеяла и мягкие подушки. Там он сможет поспать – ему это было необходимо. О, как же ему хотелось заснуть! Его тело было таким усталым, веки – такими тяжелыми. А обнимавшие его руки Прозака оказались такими удобными, теплыми и удивительно сильными.
Намного сильнее, чем это могло показаться со стороны. Наверное, потому, что Прозак целыми днями таскал все эти котлы взад-вперед. И нарастил мышцы. Вот именно. Прямо как я. Впервые в жизни у меня нормальное тело. По которому многие сходят с ума. Гриффиндорцы. Слизеринцы. Даже собаки! Может, с таким телом я бы мог соблазнить самого короля. Ну, или лорда. Конечно. Самого Темного Лорда.
И последнее, что Северус запомнил перед тем, как провалиться в темноту, был его собственный горький смех.
[align:center]*** [/align]
На то, что Снейп не появился на завтраке в Большом зале, Сириус Блэк отреагировал презрением с примесью ревнивой злости. Как ни странно, это было какое-то равнодушное презрение, равнодушная ревность и равнодушная злость, потому что все чувства, которое он испытывал в эти дни, неизменно носили оттенок равнодушия. С той самой ночи, когда он насильно познакомил Снейпа с Бродягой, его поглотила апатия, и даже мысль о том, что Снейп прогуливал школу, чтобы подольше потрахаться с Малфоем, не вызывала бурной реакции.
С другой стороны, любая реакция будет слишком хороша для Снейпа, для этого лживого гаденыша, и Сириус испытывал отвращение и к самому себе, и к тому, что он вообще замечал отсутствие слизеринца и реагировал на него.
Но, в любом случае, реагировал равнодушно.
И только когда Снейп пропустил трансфигурацию и гербологию, Сириус слегка забеспокоился. Завтрак – это одно, но занятия? Занятия для Снейпа – это было святое, и Сириус мог пересчитать по пальцам одной руки, сколько уроков за последние шесть лет пропустил слизеринец. Неужели он захочет рисковать оценками только для того, чтобы лишних пару часов позабавиться с Малфоем и его приятелями-извращенцами? Сириус так не думал. Единственное, что могло бы заставить его это сделать, это...
(о, только не будь идиотом, ну, не надо, это просто нелепая и мелодраматичная чепуха)
...если бы у Снейпа не было выбора.
Сириус вздохнул. Потому что он прекрасно понимал, что все это было нелепой мелодраматичной чепухой. Можно подумать, что Малфой держит Снейпа где-то там взаперти, словно принцессу в башне из какой-нибудь идиотской маггловской сказки! Ну конечно. Только этого не хватало. Гаденыш, Гаденыш, распусти свои сальные волосы, подумал он, и весело рассмеялся про себя. Ну ты, Сириус, и придурок.
Не так ли? Даже в школе Люциус Малфой был жестким манипулятором и немалым садистом – так почему же его сексуальные наклонности окажутся менее извращенными, чем наклонности социальные? Бедного Снейпа, наверное, где-то приковали к какой-нибудь стене, может быть даже в промозглых недрах Малфоевского поместья, и у Северуса все – от сосков до внутренностей – болит от пыток, или же его связали, или выпороли, или посадили в клетку. И теперь он, связанный, лежит на каком-нибудь алтаре, может, даже с большим красным бантом вокруг шеи или вокруг члена. Эдакое жертвоприношение, живая жертва темному богу секса. Нашему Всевышнему Лорду Стояку, как выражался Джеймс.
Кстати, о птичках – Сириус поерзал по сидению, поудобнее устраивая свой член, неожиданно начинающий твердеть. Лорд Стояк не посещал Сириуса довольно давно, по меньшей мере уже несколько недель. С той ночи, когда он... в общем, с ночи первого числа.
«Гребаный трус. Ты имеешь в виду – с той ночи, когда ты обернулся псом и изнасиловал его». Сириус отбросил эту мысль. Он не станет заморачиваться по этому поводу, не станет. Да, возможно, это было неправильно – ведь тот поступок представлял из себя мерзкий даже по мародеровским стандартам трюк, но ведь не существовало никакого закона о том, что он теперь обязан ощущать чувство вины всю оставшуюся жизнь, верно? Что сделано – то сделано, и теперь ничего не изменишь, как бы он того не желал... и, в любом случае, Снейп заслужил это. Заслужил, черт бы его подрал.
Конечно же, заслужил. Так же, как заслужил и то, что там с ним проделывали Малфой и Компания целых две недели. Ну, это как раз то, что он твердил Джемсу все эти месяцы – верно? Снейп заслуживал все то, что получал.
Сириус насладился на полную катушку, получив от всего этого море удовольствия – и это было хуже всего. Он стал животным в буквальном смысле: не только во плоти, как это обычно происходило, а целиком и полностью. Опасаясь, что злость и ненависть к Снейпу заставят его атаковать слизеринца, он совершенно перестал контролировать свой человеческий разум, позволив собачьим инстинктам и рефлексам полностью завладеть собой – и ему это понравилось. Часть его мозга, принадлежавшая Бродяге, была совершенно безрассудна – без слов, без реальных мыслей, представляющая из себя вкусный, нескончаемый круговорот ощущений – и он купался в них.
Он заслужил это. Да, черт подери.
Его лицо. Выражение лица у Снейпа, когда Бродяга покончил с ним, и Комната вернулась в свой обычный вид. То, какими глазами Снейп на него посмотрел. Тогда Сириус очень испугался, и это видение до сих пор его преследовало. И даже не жалкие рвотные спазмы, а сама мысль о том, что Снейп был так травматизирован нападением, что ему физически стало плохо, напугала Сириуса не меньше, чем тот самый взгляд. В нем не было ничего, абсолютно ничего: ни страха, ни злости. Просто пустота, глазеющее ничто – вместо обычного черного огня... и как близко он подошел к тому, чтобы навсегда послать Снейпа в эту пустоту? Этот вопрос преследовал Сириуса снова и снова в последующие дни.
«Он притворялся. – Вот как успокаивал себя Сириус каждый раз, когда воспоминание поглощало его. – Он притворялся, он просто-напросто пытался взять меня на испуг, вот и все. Он же «отличный актеришка», помнишь?»
Да, он помнил. Но теперь он уже не был настолько в этом уверен. Если Снейп умел так отлично притворяться, то он заслуживал одну из тех маггловских наград – премию Омар, Оскал, или как она там у них называлась. Он не мог просто взять и сфабриковать тот взгляд. Или рвоту, или ужас, или даже то, как звучал его голос, когда он спросил Сириуса «За что?». В одном этом слове слышались неподдельные замешательство и страдание, страдание, перевернувшее Сириусу душу и разрывающее ему сердце всякий раз, когда он об этом думал. Все было взаправду, Сириус не сомневался в этом. Никто не мог быть настолько хорошим актером.
В таком случае напрашивался вопрос: действительно ли Снейп заслужил то, что с ним сделали? Знал ли он о заговоре, принимал ли в нем участие – или же это были только происки Беллы, выдумывающей сплетни в попытке впечатлить Малфоя? Или же Белла и Малфой вместе спланировали, обманули и разыграли их обоих?
«Он притворялся. –Вот как успокаивал себя Сириус каждый раз, когда воспоминание поглощало его. – Он притворялся, он просто-напросто пытался взять меня на испуг, вот и все. Он же «отличный актеришка», помнишь?»
Ну, теперь ему никогда уже этого не выяснить. После той ночи Снейп бегал от него, как от чумы – хотя Сириус и сам бы не пошел его искать, как бы сильно ему этого не хотелось. В любое время, когда эти назойливые вопросы возникали у него в голове, неважно когда – во время бессонных ночей или во время скучного урока – Сириусу очень хотелось это сделать. Хотелось пойти к Снейпу, поговорить с ним начистоту, потребовать сказать правду... и даже, может быть, предложить собственные объяснения. Объяснить, как работала Выручай-Комната. Объяснить, что почти все было понарошку – там присутствовали не Сохатый, Луни и Хвост, а всего лишь их копии – настолько живые и настолько похожие на настоящих Мародеров, что даже сам Сириус иногда терял над ними контроль, забывая, что они являлись просто плодом его воображения и создавались с помощью магии Комнаты. Объяснить, что ничего из этого не было реальным, кроме Бродяги – и даже тот не был дворовым псом.
Возможно, для Снейпа это было бы слишком слабым утешением – мол, тебя оттрахал не настоящий пес, Сопливчик, это был я, с собачьей мордой и шерстью – а также огромным риском для Сириуса... но если это хоть немного облегчит вину, поедающую его поедом уже которую ночь напролет, то оно того стоило.
Но он так и не пошел к Снейпу. Неделю спустя Снейп уехал к Малфою на две недели. А теперь Снейп пропал.
«Ты идиот, да не пропал он, а проспал или заболел, но не пропал...»
Затем он вошел в класс Зелий, но там все еще не было никакого Снейпа, и он в своих рассуждениях вдруг пошел намного дальше – учитывая его состояние, это было вполне предсказуемо. Нет, не пропал. Он был мертв.
И, честно говоря, Сириус не мог придумать ни одной причины, которая бы удержала Снейпа от его любимых мензурок и зелий.
Вид профессора Синистры, стоящей в центре комнаты и объявляющей, что она заменяла профессора Прозака, потому что тот был «занят в другом месте», только усилил его подозрения. Что-то произошло со Снейпом. Снейп отсутствовал, Снейп учился на Слизерине, а Прозак был главой факультета – он стал бы первым, кого предупредили, случись что-нибудь с каким-нибудь слизеринцем.
Это были самые длинные сорок минут в жизни Сириуса Блэка. Поскольку Синистра была полным профаном в зельях (факт, в котором она сама охотно и радостно призналась), она превратила урок в самостоятельное занятие. Отлично, угрюмо подумал Сириус. То, что мне сейчас нужно. Еще есть время подумать.
Он выхватил из сумки учебник Зелий и с грохотом бросил его на стол. Сириус открыл его наобум и яростно нахмурился, словно книга нанесла ему личную обиду. Он ненавидел зелья так же сильно, как Снейп их любил – но, думал он, – если уж он застрял на этом дурацком уроке и ему все равно нечего делать, то можно было и позаниматься. Кто знает, может, он еще и изобретет средство от его безнадежной пагубной привычки к лживым слизеринским ублюдкам.
Он читал, или, во всяком случае, пытался читать в течение четверти часа, пока, наконец, не сдался. Он просто не мог сосредоточиться; слишком многое отвлекало его внимание, даже не считая того хаоса у него в голове. Профессор Синистра, так хорошо следящая за дисциплиной на собственных уроках, очевидно, сейчас о ней совсем не волновалась, и, недолго думая, студенты начали вставать, передвигаться по комнате, меняться местами и громко разговаривать, собираясь группками по двое или по трое. В какой-то момент Джеймс поймал его взгляд и беззвучно проговорил: «Мне пересесть к тебе?» Но, поколебавшись пару секунд, Сириус отрицательно покачал головой. Он знал, что не должен был отказываться, когда кто-то из Мародеров хотел к нему присоединиться – Сириус и так избегал их в последние несколько недель – сейчас же ему вообще никого не хотелось видеть. Джеймс выглядел разочарованным, но, казалось, понял его.
Ремус и Питер вообще на него не смотрели.
Что Сириусу больше всего сейчас хотелось – так это слушать. В конце концов, половина класса состояла из слизеринцев, и у него зародилась смутная надежда, что он услышит что-нибудь о Снейпе. Где он был, все ли с ним в порядке... черт, был ли он вообще. Он подобрал учебник и снова открыл его, не понимая текста, потому что изо всех сил пытался блокировать все посторонние звуки и услышать хоть что-нибудь полезное, сосредотачиваясь на чужих разговорах, но единственный, кто упомянул имя Снейпа, была Лили Эванс. Она спросила Виктора Крэбба, не заболел ли Северус. Крэбб – такой же идиот, как и его дружок Гойл, хотя значительно более дружелюбный – пожал массивными плечами.
– Он пропустил вчера комендантский час, но сегодня утром шторы у него в спальне были задернуты, так что, думаю, что он там был. Но я не уверен.
О, какой сюрприз, фыркнул про себя Сириус. Почему бы тебе в следующий раз не спросить поумнее, ты, чопорная паинька? И все же его беспокоило, что даже Эванс ничего не знала о местонахождении Снейпа, потому что она была самым близким к тому, что Снейп назвал бы другом.
Ко времени окончания занятия он был до такой степени обеспокоен и так жаждал любой информации о Снейпе, что когда к нему подошла Белла и уселась рядом, то он был с ней почти дружелюбен.
– Чем я могу быть тебе полезен, Белла?
– Ничем, Ри-Ри, ничем вообще. – Она откинулась на спинку стула, демонстративно закинув ногу на ногу. Сегодня ее мантия была расстегнута от самой талии, а под ней надета одна из этих маггловских мини-юбок. Открывшаяся картина выглядела очень соблазнительно, даже учитывая, что это была Белла, но Сириус поймал себя на том, что ему это абсолютно по барабану; казалось, что Лорд Стояк над ним просто насмехался. – Вопрос в том, чем могу быть тебе полезна я.
– Ну, ты могла бы сдохнуть, – предложил Блэк настолько миролюбиво, насколько мог. – Короче, отвали, а?
– Могу и отвалить. Но вначале я совершу свой Хороший Поступок Дня и сообщу тебе, что с Северусом все в порядке.
Его сердце заколотилось, как бешеное, но он не подал виду. Мерлин! Неужели все вокруг замечали его беспокойство, или просто Белла настолько хорошо его знала?
– А мне-то какое до этого дело?
Она просияла.
– Да ладно тебе, Ри-Ри. Я же заметила, как ты подслушивал разговор Винса и этой сучки Эванс. И выглядел, как побитая собака, когда вошел в класс и не увидел Северуса! Но раз ты о нем так беспокоишься, то я хотела тебе сказать, что зря. С ним все в порядке.
– Да ну!..
– Вот тебе и «да ну». Наверное, он просто отлеживается, потому что абсолютно выбился из сил. У Малфоев была отличная вечеринка на каникулах, а наш Северус был первой красавицей бала.
Сириус не отреагировал.
– Да что ты говоришь!..
– О да. Я могу лично за это поручиться. Знаешь, я наконец-то оценила, что ты в нем нашел. Конечно, красавчик из него никакой, но нельзя отрицать, что трахается он по высшему разряду.
"Как будто ему нужна была дополнительная причина, чтобы ненавидеть Беллу, - подумал Сириус, -так еще, оказыватся, в ее словарном запасе имелись словечки вроде «высшего разряда» "
– А чего ты ожидала? Я же сам его обучил всяким штучкам.
– Сомневаюсь, что ты многому научил его, – хихкнула она. – У него – природный талант. – Она печально покачала головой. – И я вполне могу оценить твои страдания по нему за эти несколько недель. Как ты, наверное, по нему скучаешь, да, дорогой?
– Какие нафиг стра... – начал было Сириус, но вовремя остановился. Он не собирался обсуждать с ней это. – Да, Белла, ты хорошо повеселилась. Искренне за тебя рад. А теперь будь хорошим слизнем – отползи в свою нору.
– Ну почему же? – надула губки она. – Я думала, мы сможем немного поболтать. Сравнить наши конспекты и тому подобное. – Она понизила голос и склонилась к нему поближе. – По чему ты больше всего скучаешь в его отсутствие, дорогой? Тебе хочеться отсосать у него? Мне – да. Мне очень понравилось. У его члена настолько уникальный вкус, это что-то! Как лакрица или анис, правда? Хотя Люциус утверждает, что скорее похоже на персик.
Сириус не сводил с нее глаз.
– А его задница? – продолжала она. – Такая упругая и узкая. Я уважаю парня с упругой задницей, а ты? Не могу сосчитать, сколько раз мои ноги обвивали эту задницу в прошедшие выходные. – Хитрая пауза. – О нет, как раз могу – но не думаю, что тебе этого очень хочется, да, Ри-Ри?
Черт бы тебя побрал, подумал Сириус.
– Я расскажу тебе, Беллочка, по чему именно я скучаю, – сказал он, понижая голос до заговорщицкого шепота. – Я скучаю по траханью. Мне хочется положить его ноги себе на плечи, раздвинуть его ягодицы и скользнуть в это его теплое, розовое отверстие, плавно и медленно. Мне хочется почувствовать, как его задница растягивается вокруг меня. Как его задница засасывает мой член. Я думаю, что там, внутри, оно похоже на бархат, нет? Такое теплое и мягкое. – Он с удовольствием наблюдал за ее угасающей улыбкой, и его рот сам собой растянулся в усмешке. – О, но я не думаю, что это то, что ты хотела бы услышать, Белла, верно? Тебе ведь не знакомы эти ощущения, да? И никогда не будут знакомы. Ты не можешь его трахать.
Выражение ее лица не изменилось, но в глазах мелькнул гнев и едва сдерживаемая, внезапная ярость из-за неудавшейся провокации.
– Ты тоже не можешь его трахать, – выплюнула она, с большей злостью, чем намеревалась. – Больше не сможешь.
– И почему же, Белла, – фыркнул Сириус, игнорируя подкол, – ты так расстроена? В чем дело? Неужели я испортил тебе все удовольствие?
Он игриво потрепал ее по подбородку; и она, зашипев, отшатнулась.
– О, ты испортил намного больше, – низким, напряженным голосом заявила она. – Намного больше, чем ты себе представляешь, безмозглый ублюдок. Сириус приподнял брови.
– Теперь мы опустились до оскорблений, Белла? – поддел ее он. – Почему ты не в духе? Ты же сама хотела сравнить наши конспекты, дорогуша.
– Хотела, – прищурилась она. – И, кстати о конспектах – не попадалось ли тебе в последнее время что-нибудь интересное?
В животе что-то затрепетало и напряглось. Затем Сириус почувствовал, что у него земля уходит из-под ног, хотя он пытался успокоить себя тем, что просто плохо расслышал Беллу.
– Что?
– Что слышал. Знаешь, кузен, а ты ведь не только глуп, но еще и довольно предсказуем. Если бы я не испытывала к тебе такой ненависти, то пожалела бы. Любой недоумок уже бы давно понял, что происходит – но только не ты. Я уж не говорю о том, чтобы ты умел читать между строк.
Все даты в формате GMT
3 час. Хитов сегодня: 45
Права: смайлы да, картинки да, шрифты да, голосования нет
аватары да, автозамена ссылок вкл, премодерация откл, правка нет
- участник сейчас на форуме
