Астрономическая башня

Ты знаешь, как часто я мечтал об этом просыпаясь? Увидеть тебя послушным и униженным. Почувствовать на твоей коже следы от кнута, которые ты заслужил, и как она горит под моими руками. Нет, ты не знаешь, не правда ли? Даже во время самых ожесточенных пикировок я никогда не говорил вслух, насколько сильно надо мной довлеет желание заткнуть тебе в глотку твое чертово упрямство. Это моя тайна, только моя, мысль, которая оттиснута в моем мозгу и спрятана от алчных глаз и пальцев. Я был не настолько наивен, чтобы проинформировать об этих темных страстных желаниях свой мыслеслив, а вести дневник было бы просто глупо и за гранью здравого смысла.

Но вот ты здесь, голый распростёрт на кровати, твоя кожа блестит от пота и унижения, и ты яростно вращаешь глазами, пытаясь найти виновника своих мучений. Я вижу: эти мысли крутятся в твоем мозгу, как шестеренки, мальчишка. Вольдеморт кричит твоими губами, даже несмотря на то, что ты вызывающе молчишь. И ты думаешь, где же ты ошибся, где просчитался, и какое твое решение привело к тому, что ты оказался у Вольдеморта.

Нигде ты не ошибся, мальчишка.

Просто ты так безрассудно доверял мне.

– Пожалуйста, – шепчешь ты. Движение меж твоих бёдер отвлекает меня от этой мольбы. На одну долгую секунду я представляю, что по комнате разбросаны сферы памяти*, их жадный свет фиксирует каждое движение, подчеркивающее твой позор.

Реальность возвращается. Ну что ж, моя память послужит мне не хуже сфер.

Мне хочется ответить ему – спросить, о чем он меня просит. Но мой голос предаст меня, и я довольствуюсь тем, что просто игнорирую его; как же это хорошо – просто игнорировать его! Позже, когда прибудут другие Пожиратели смерти, я найду слова для беспорядочной кучи вопросов, насмешек, триумфа. Я прошепчу ему в ухо, как издевательски методично убью каждую клеточку его души, нежно проведу рукой по его груди, почувствую, как истошно бьется его сердце, когда он поймет, где именно ошибся.

При мысли об этом у меня начинает стучать в висках и пульсировать в паху, и я с трудом проглатываю стон. Скоро. Скоро перед ним предстанет кошмарная реальность его кончины. Раскаяние станет душить его. Его, безусловно, будет жечь огонь сожаления: как же можно было так необдуманно доверять своему ненавистному учителю зельеварения? Неужели эти семь лет, когда я завоевывал его доверие, то и дело спасая, заставили его ослепнуть и махнуть рукой на интуицию? Ведь я не ошибся: это она холодом пробрала его до мозга костей, когда мы вместе стояли на Астрономической башне. Несмотря на то, что не было ни ветерка, ни единого дуновения воздуха, он дрожал, будто к нему незаметно подкрался дьявол и хлопнул по плечу

Он повернулся и увидел, что это я. И ничего не сказал, просто расслабился. Это была его первая ошибка.

Второй раз он ошибся, позволив мне поцеловать себя.

Капелька зелья «Глубокого сна». Просто капелька, как и написано в книге, как я делал тысячи раз. Было важно, чтобы все прошло без осечек, на которые у меня просто не было права. Я готовил зелье целую ночь. И хотя оно прокипело на три секунды дольше, чем положено, три часа педантичной работы полностью устранили последствия этой ошибки.

В конечном счете, зелье вышло идеально. Идеально капелька оказалась на моих губах и там оставалась, пока я поднимался на вершину башни. Идеально глубоко он заснул прямо в моих объятиях, его губы были влажными от моей слюны и зелья, которое я так тщательно для него варил. Идеально, потому что он проспал до того момента, когда я захотел увидеть его проснувшимся и обезумевшим.

И теперь, когда он здесь, у меня словно гора свалилась с плеч: мне не нужно больше прятаться. Когда Поттер в моих руках, наших руках, Дамблдор может исходить от бессильной ярости в своем замке и сожалеть о том, что верил, будто дав человеку шанс, его можно изменить.

– Северус.

Конечно, он знает. Я, несмотря на свой каприз поиграть в угадалки, не разочаровываюсь, что он знает. Я даже улыбаюсь и зачем-то киваю. Он ослеплён, в зрачках мерцает заклинание, отчего зеленая радужка глаз становится ярче, будто у одержимого или порабощённого.

– Очень глупо с твоей стороны, – небрежно говорю я, – называть меня по имени. Я только что выбросил из жизни два года близости, – удар попадает в цель, и я улыбаюсь. Чувствую, как боль расцветает в груди пышным цветом, и списываю это на пылающую метку, предупреждающую, что остальные Упивающиеся вот-вот будут здесь.

– Северус, почему ты это делаешь?

Потому что мне это нравится, ты, глупый мальчишка. Потому что, несмотря на готовность, с которой ты предложил мне свое тело и свое доверие, мне никогда не будет этого достаточно. Ты пришел ко мне с рыданиями, а я хотел криков. Ты пришел с мольбами, а я хотел твоих слез. Ты пришел со своей любовью, а я хотел твоей ненависти.

Чтоб ты сдох.

Я не думал, что ты сдашься так быстро. Не думал, что когда-нибудь подаришь мне свое сердце. Я считал, что ты будешь сопротивляться, ненавидеть меня, бороться со мной. А ты сдался так скоро, и вот теперь ты здесь, сожалеешь о том, что доверял мне. У меня же нет к тебе жалости, и быть не может.

Чтоб ты сдох.

Они идут. Я слышу их, и метку на руке сковывает холодом. Я должен игнорировать боль, расцветающую в груди, комком вставшую в горле и пульсирующую за глазными яблоками.

Чтоб ты сдох.

Ты собирался сражаться.

– Северус. Ты здесь.

– Разумеется.

– Насколько мне помнится, ты не должен был показываться.

– Мой Лорд.

– Да-да. Твоя преданность никогда не вызывала сомнений. Хотя твои методы далеки от совершенства. Как ты можешь выносить эту грязь во рту и на коже? Как ты, должно быть, ненавидишь это свое задание, мальчик мой. Разумеется, твоя жертва будет оценена по достоинству. Люциус!

– Да, мой Лорд?

– Проследи, чтобы Северус принял ванну и оделся должным образом. Мне бы очень хотелось его больше не видеть в этой отвратительной мантии.

– А что с мальчишкой? – хрип из угла, где застыл МакНейр. Острие его топора блестит в свете комнаты.

Вольдеморт бросает на Поттера ядовитый взгляд.

– Убейте его, и немедленно. Принесите труп в атриум, чтобы мы смогли сжечь его до нашей маленькой вечеринки. – Он коротко кивает МакНейру и выскальзывает из комнаты, оставшись глухим к тому, как гулко бьется мое сердце.

Люциус кладет мне руку на плечо, но я стряхиваю ее.

– Я хочу увидеть это.

Он ухмыляется и касается моего уха своими губами:

– Какой же ты вуайерист, Северус. Я так рад, что ты вернулся.

Я тоже хотел бы порадоваться, но у меня не получается, даже когда Люциус уходит и мне удается спокойно вздохнуть. Здесь МакНейр, его топор и Поттер на кровати, которая скоро пропитается кровью. Я хочу просто дождаться этого, но как же много мыслей витает у меня в голове и сражается за главенство. Я думал, что у меня будет больше времени; я хотел оставить его себе; они не могут сейчас убить его; почему я, черт возьми, поступил именно так?

Лезвие топора входит в плоть с неожиданно глухим звуком – лишь хрустят перерубленные кости и сочно чавкает рана. Поттер кричит, но крик тут же резко обрывается. Меня рвет куда-то на кровать, а МакНейр остекленевшими глазами смотрит на меня из другого угла комнаты.

Его тело безжизненно валится на пол.

Гарри пытается заговорить через мою ладонь, но меня по-прежнему тошнит, и я безумно смеюсь, до тех пор, пока чуть не задыхаюсь от собственной рвоты.

Я просто попросил.

МакНейр доверял мне.

По крайней мере…

…по крайней мере, мне не пришлось целовать его.

Эта мысль нелепа, но странно бодрит. Я убираю руку с губ Гарри, и он истерически пытается задать пять вопросов одновременно. Я устало сижу рядом и медленно освобождаю его от пут. Не обращаю внимания на его лихорадочные слова, а мысленно возвращаюсь к тому времени, когда моя жизнь покатилась под откос.

Каков смысл этой абсурдной маленькой главы моей жизни? Я не уверен, что есть хоть какой-то смысл. Я не уверен в том, чего пытался добиться, тщательно планируя похищение Поттера. Быть может, я думал, что Вольдеморт оставит его в живых. Быть может, надеялся в припадке сумасшествия, что Темный лорд отдаст его мне. Быть может…

…быть может, мне просто хотелось одновременно и любви, и почестей.

В конце концов, я остался ни с чем. Я сижу в Азкабане и время от времени чувствую, как кусочек меня умирает, когда дементор проскальзывает мимо камеры. Гарри теперь так просто не провести. Он больше не доверяет мне, даже несмотря на то, что я добровольно признал свою вину. Я пытаюсь быть гордым, но у меня отобрали и гордость, оставив только горечь и обиду.

Я сижу в своей камере и думаю о том, как те три секунды могли спасти мою жизнь.

Примечание:
* Сферы памяти неоднократно встречаются в англоязычных фиках. Предположительно действуют как мыслеслив, но воспоминания в них попадают не от хозяина, а записываются напрямую.

		ДОРОГИЕ ДРУЗЬЯ! ФОРУМ ОТКРЫТ ТОЛЬКО ДЛЯ СОВЕРШЕННОЛЕТНИХ ЗАРЕГИСТРИРОВАННЫХ ПОЛЬЗОВАТЕЛЕЙ. Чтобы зарегистрироваться, внимательно прочтите инструкцию в этой теме. Если вы уже зарегистрированы, то получить доступ к закрытым разделам можно в этой теме.