ДОРОГИЕ ДРУЗЬЯ! ФОРУМ ОТКРЫТ ТОЛЬКО ДЛЯ СОВЕРШЕННОЛЕТНИХ ЗАРЕГИСТРИРОВАННЫХ ПОЛЬЗОВАТЕЛЕЙ.
Чтобы зарегистрироваться, внимательно прочтите инструкцию в этой теме.
Если вы уже зарегистрированы, то получить доступ к закрытым разделам можно в этой теме.
Название: Жажда (Water) Автор: kissherdraco оригинал: http://colouredgrey.contraveritas.com/viewstory.php?sid=1164 разрешение имеется. Переводчик: NoFace Бета: DK Гамма: Merry Dancers Рейтинг: NC-17 Пейринг: ДМ/ГГ Жанр: angst/romance Диcклеймер: Герои и место действия принадлежат госпоже Роулинг, история – ее автору, а перевод – мне.
Саммари: - Это тебе нужна помощь! У меня мурашки по телу каждый раз, когда мы оказываемся в одной комнате! Ты в полном дерьме, Малфой. А твой отец не мог научить тебя ничему, кроме как тянуть за собой в это дерьмо всех остальных. - Ее палочка полетела в сторону.
Как это случилось, что я не могу без тебя, как без воды?
Глава 1.
Гермиона Грейнджер видела: он обернулся и посмотрел на нее перед тем, как подняться по лестнице. Разумеется, она знала, что гаденыш красив, но, черт, как же она его ненавидела. Он пялился, не сомневаясь, что от одного этого она полезет на стену. Сверлил своими гнусными серо-стальными глазами. Гермиона чувствовала жжение в крови, знакомый жар на щеках и в груди, покрывающий лицо темным румянцем гнева, который она больше не пыталась скрыть. Да, при одном лишь взгляде на Драко Малфоя она начинала ненавидеть его еще сильней, так, что само слово «ненависть» казалось чудовищным преуменьшением.
Он отвернулся и начал тяжело подниматься по ступенькам.
― Я тебя презираю, ― пробормотала Гермиона, заходя за угол коридора из необработанного камня. Сквозняк немного охладил ее. "Кончится ли когда-нибудь эта ненависть, - думала она, - может быть, когда они статут старше и научатся жить разумом, а не эмоциями? Как герои книг, способные быть выше, видеть добро..." Нет. Почти наверняка, нет. Для нее, для Гарри и Рона эта ненависть, похоже, неизбежна, как судьба. Она чувствовала в нем зло и слишком часто убеждалась, что права. Только Драко Малфой мешал ей поверить, что глубоко внутри каждого, даже самого коварного слизеринца, есть что-то хорошее, скрытое под эффектной зловещей маской.
А теперь все вертелось вокруг него. Гермиона больше не могла спокойно ненавидеть, делая вид, что его нет. Он был. За этим проклятым портретом в их общей гостиной. Гарри говорил: не разговаривай с ублюдком, ты не обязана, ― да она и не собиралась. Он как будто ограбил ее, когда стал Чертовым Старостой Мальчиков.
У Малфоя были влиятельные друзья. Пес-отец, который умер и оставил ему огромное состояние. Пес, заслуживавший смерти, а Гермиона никогда и никому ее не желала. Кроме Люциуса Малфоя. Был ли в этом хоть какой-нибудь смысл? В том, что они - Староста мальчиков и Староста девочек, связанные должностью, о которой, когда-то она была уверена, ни за что не пожалеет? В последние несколько дней она изо всех сил старалась избегать "партнера", и это оказалось труднее, чем когда-либо за все время в Хогвартсе. Десять минут до того, как он входил в общую комнату. Десять минут после. Опаздывать на завтрак, рано ложиться спать. Вряд ли эта бессмысленная показуха того стоила. Со временем Гермиона решила, что Малфой недостоин даже того, чтобы его избегали. Она предпочитала думать, что ненависть сама по себе уже переросла потраченные на нее усилия. Превратившись в безразличие. Но Гермиона леденела каждый раз, когда он входил в комнату. Это безразличие, да? Чувствовать холод?
После выборов старост прошло уже шесть дней, и им надо было поговорить. Раньше они как-то общались через других, через префектов. Иногда Гермиона ощущала безнадежность и гадала — чувствует ли он то же самое? Но нет, конечно, его самомнение ничем не поколебать. В те редкие моменты, когда они смотрели друг другу в глаза, Малфой глядел с таким вызовом и отвращением, что от мерзкого ощущения потом часами невозможно было избавиться. Нет, это она - ничтожество. А Драко Малфой - принц.
Гермиона привалилась к холодной стене. Так больше нельзя. Хватит. Прошло шесть дней, и им надо, действительно надо поговорить. Может, послать записку? Ага, уже смешно. Малфой, я не хочу с тобой разговаривать, поэтому пишу тебе. Нет. Малфой и так уже сумел заставить ее почувствовать себя жалкой. Ему было важно запугать ее...
А так ли это? Она что, в самом деле боится Малфоя? Возможно, он и правда так думает. Староста мальчиков главнее всех, даже Старосты девочек. Но если честно, она не боялась. Одна мысль об этом заставила ее вспыхнуть. Мерзкий ублюдок манипулировал ей, а она и не замечала. А все остальные – тоже думают, что она его боится? Так это выглядит?
Гарри определенно не боялся Малфоя. Они с Роном всегда заслоняли ее собой, когда тот подваливал с язвительными замечаниями. С ними Гермиона чувствовала себя в безопасности, но почему-то это чуть-чуть раздражало. Она хотела защищать себя сама, и, в тех редких случаях, когда Малфой задевал ее лично, не сомневалась, что смогла бы. Смогла бы, дайте только полшанса, в достойном споре, где не звучало бы слово «грязнокровка». У Гермионы был острый и злой язык, и почему бы не использовать его для того, чтобы поставить на место этого... сына своего отца. Но они с Малфоем ни разу не перебросились больше, чем парой слов. Гарри все время вмешивался; любое замечание на тему «Поттер, как насчет того, чтобы трахнуть эту сучку Грейнджер по-быстрому перед обедом» встречалось угрозой кулака.
― Слушай, ― говорил Гарри. ― Просто держись от него подальше. Не ходи туда, куда он, уходи, когда он заходит, и занимайся своими делами. ― Гарри так разозлился, когда Малфоя назначили старостой. Он знал, почему эта должность не для него, они все это понимали, но все равно сжимал кулаки и стискивал зубы, представляя себе этого гада рядом с Гермионой. ― И если он тебя тронет, помоги мне Мерлин, я... ― Гермиона благодарно улыбалась, подавляя желание заорать.
Вот так ее последний год в Хогвартсе превратился в кошмар. Куда исчез весь восторг от того, что ей удалось стать Старостой девочек? Только чувство собственного достоинства мешало ей отказаться от должности. Гордость и ненависть давали силы продолжать работу. Она останется, иначе - Малфой выиграет.
Гермиона сняла резинку, тряхнула волосами и достала из рюкзака зеркальце. Для Малфоя она хотела хорошо выглядеть. И это больше всего выводило ее из себя. Он был настолько фантастически красив, что это, казалось, высасывало красоту из окружающего мира. Но не из нее. И ей было известно, что он это знает. На нее глазели с четвертого курса. Иногда это было приятно, но Гарри и Рон никак не могли отучиться бросать на прохожих злобные взгляды. Они пытаются отвадить друг друга, мальчишки, и Малфой преуспел в этом больше всех. Хотя он-то никогда не пялился на нее так, как другие. Казалось, он не видит того, что видят все остальные. Это раздражало. Ну, теперь-то он ее заметит, потому что сейчас, через шесть дней, они все-таки поговорят.
Драко Малфой растянулся на диване в общей гостиной, закинув ноги на подлокотник. Диван обычно казался ей таким большим, но сейчас хорек занимал его целиком.
Она знала, что Малфой ее заметил, - он начал напевать. Именно так он ее игнорировал. Гермиона подошла к нему, чуть дрожа в ожидании предстоящего разговора и злясь на себя за это, и остановилась перед диваном. За спиной ревел камин. Огонь обжигал ноги. "Тебе конец"... ― шипел огонь.
Драко перестал напевать и с вызовом уставился на нее.
― Ты посмешище, Грейнджер, ― усмехнулся он. ― Что, правда думаешь, что мы будем разговаривать?
― Мы должны составить график дежурств префектов, Малфой. ― Казалось, если она тоже будет называть его по фамилии, это усилит ее позицию.
Он продолжал ухмыляться.
― Ты лохматая, ― сказал он, меняя положение скрещенных ног. ― Пойди причешись, пора, наконец, выучить несколько правил гигиены.
Вот почему она никогда не разговаривала с ним дольше трех секунд. Вот почему это никогда не шло дальше «пошел ты», «отвали» или «заткни фонтан, Малфой».
― Это касается наших обязанностей, ― сказала она как можно равнодушнее, пытаясь выглядеть буднично и спокойно: одна рука на бедре, другая, с графиком дежурств, опущена. ― Ты делаешь Слизерин и Хаффл...
― Сама делай этих уродцев.
― Кого, Слизерин?
Он злобно уставился на нее.
Гермиона пожала плечами.
― Ладно, я возьму Хаффлпафф.
― Хочешь знать, почему мне больше нравится Равенкло, Грейнджер?
― Нет.
― Все эти девственницы хотят, чтобы их вы**ли.
Гермиона скривилась от отвращения и презрительно бросила:
― Хотеть и когда тебя заставляют – вряд ли одно и то же.
Он ухмыльнулся.
― Ты даже представления не имеешь о моих… ― он задумался. ― Скажем, талантах.
Гермиона приподняла бровь и швырнула график ему в лицо. Малфой поймал его.
― Осторожнее, Грейнджер, ― нахмурился он. ― Я бы не стал швырять в меня предметы.
Мерлин, она ненавидит его. Как она его ненавидит.
― Вернешь, когда закончишь.
― Да уж где-нибудь оставлю, наверное... Где ты сможешь его найти.
Гермиона переступила с ноги на ногу.
― Отлично, ― она старалась не мямлить, а говорить четко и ясно, не обращая внимания на его полное пренебрежение к... Мерлин... ко всему.
Он вскинул брови.
― Ну, если у тебя все, я предпочел бы вернуться к своим занятиям.
― Ага, я заметила. Весьма продуктивные занятия, ― съязвила Гермиона. ― Я не буду делать это одна. Предполагается, что мы...
― Если ты хотела сказать "команда", Грейнджер, моим персональным приоритетом будет как можно скорее остаться в одиночестве.
Гермиона расхохоталась.
― Команда? ― повторила она, мотая головой. ― Нет.
Драко слегка нахмурился.
― Что тогда? ― Выкладывай.
― Предполагается, что мы представим этот график в понедельник, в Большом Зале за завтраком.
― И?
― Сейчас вечер пятницы.
― Мерлин, нет! У меня только две несчастные ночи? ― глумился Драко, прижав руку к сердцу. В голосе звучал знакомый холодный сарказм. ― А я так хотел потратить три. ― Он уронил руку обратно на подушку. ― Что напоминает мне... ― спуская ноги с дивана и вставая. Драко Малфой был гораздо выше Гермионы. И внезапно показался еще более самоуверенным. ― Мне есть куда пойти, есть чем и с кем заняться. ― Гермиона посмотрела на него с вялым отвращением. ― Сделай мне одолжение и заткнись насчет графика. Я составлю его, Грейнджер. Все что угодно, только бы избавиться от мерзкой маленькой грязнокровки.
Эти три слова. От них она всегда лезла на стену. А сейчас Гарри нет рядом, чтобы защитить ее, или помешать ей защититься самой. И она не знала, нравится ей это, или нет.
Гермиона глубоко вздохнула и выпрямилась. ― Сколько раз я должна просить?
― О чем, Грейнджер?
― Не называй меня так, Малфой.
Он слегка улыбнулся. ― Почему? Натравишь на меня своих щенков?
― Гарри и Рон, возможно, сильнее меня, но я умнее. У меня есть палочка, и мы оба знаем, что я умею больше, чем они. Она помедлила. ― И ты в этом убедишься.
― Ты не посмеешь.
― Посмотрим.
Драко покачал головой и нахмурился.
― Ты сука, Грейнджер, ― рявкнул он. ― Может, ты и Староста девочек, но ты совсем не так умна, и... ― он смерил ее взглядом... ― Не так хороша, как думаешь. Вспомни, кого тут больше всех уважают.
― Если ты говоришь о Гарри...
― Заткнись. ― Драко наклонился к ее лицу. Гермиона чуть отодвинулась.
На мгновение ей стало страшно. Нет, не так. Она насторожилась. Потому что почувствовала на щеках влажное тепло его ядовитых слов.
― Не забывай, грязнокровка, ― прошептал он, ― Я могу тебе устроить ад на земле.
Гермиона потрогала палочку в сумке. Соблазнительно. Так соблазнительно.
― Жду не дождусь.
Драко ухмыльнулся и посмотрел на часы. ― Если я сегодня кого-нибудь приведу, ― сказал он по дороге к двери, ― буду признателен, если ты уберешься отсюда на хер.
"Наверное, я никогда не перестану ненавидеть тебя, - думала Гермиона, глядя, как он исчезает за портретом. - Ни за что".
*********
― Зачем тебе вообще понадобилось с ним разговаривать?
― Вряд ли получится игнорировать его до конца года.
― Тоже мне проблема.
― Господи, ― простонала Гермиона, ― вы цапаетесь чуть ли не каждый день.
За завтраком она поняла, что говорить о Малфое с Гарри было совершенно неразумно. Очевидно, он предпочитал делать вид, что все в порядке, и не хотел, чтобы ему напоминали, что она делит гостиную с его злейшим врагом. Отлично, подумала Гермиона. Ей тоже не хотелось об этом вспоминать, но больше не могла притворяться. Казалось, Рон был больше расположен к обсуждению ее проблем.
― Я думаю, вы должны общаться.
― Спасибо, Рон.
― Но он полное дерьмо.
― Спасибо, Рон.
Это, хотя и было правдой, всё равно не сильно помогало. Ее лучшие друзья, похоже, были последними, у кого стоило спрашивать советов по поводу Малфоя. Гарри предложил дать ему пароль от портрета, чтобы он мог иногда забегать и контролировать ситуацию. Но она не ребенок и может постоять за себя. И с каждой минутой ей все больше хотелось им это доказать.
― Вы думаете, что я не справлюсь, ― сказала она Гарри и Рону. ― Но вы ошибаетесь. Я могу справиться с ним гораздо лучше, чем вы двое.
― Это нечестно, ― ответил Гарри.
― Мы ведь с ним не деремся, правда?
Гарри нахмурился.
― Если он когда-нибудь...
― Да, ― вздохнула Гермиона, ― Я знаю.
― Если тебе надо с ним поговорить, ― пожал плечами Рон, ― Просто сделай это побыстрее.
― Вряд ли я захочу продлить удовольствие.
― Тогда ты в порядке.
― Ты не в порядке. Тебе надо пожаловаться профессору Макгонагалл, ― проворчал Гарри, со звоном бросив нож на тарелку.
― И что сказать? ― засмеялась она, ― Что мы друг другу не нравимся? Это просто детский сад.
Гарри начал закипать и не считал нужным это скрывать. ― Они ни в коем случае не должны были его назначать, ― пробормотал он, ― Очевидно, это его отец подстроил.
― Его отец умер, Гарри, ― вмешался Рон.
― Вряд ли ему это помешало.
Гермиона вытаращила глаза.
― Спасибо, вы мне очень помогли, ― она отодвинула стул. ― Я иду в гриффиндорскую гостиную.
― А что я должен был сказать? ― злобно спросил Гарри. ― Блин, я ненавижу этого урода. Вряд ли я стану поощрять твое общение с ним.
― Отлично! ― воскликнула Гермиона. ― В следующий раз буду знать, что к вам не надо обращаться за советом.
― Не надо, если это касается его!
― А почему бы и нет? ― спросила она, сжимая под столом кулаки. ― Вы лучше всех должны понимать, почему это для меня настолько невыносимо! ― Повернулась и вышла из зала, пока любопытные не поняли, что происходит. Она же Староста девочек. Ей надо сохранять лицо. Староста девочек. К черту.
― Я же сказал, что ненавижу его! ― задыхаясь, проговорил Гарри, догоняя ее.
― Но сейчас речь не о тебе, ― раздраженно ответила Гермиона.
― Я и не пытаюсь делать вид, что речь обо мне! ― огрызнулся Гарри, поднимаясь за ней по лестнице. Он схватил ее за руку, и Гермиона обернулась.
― Я знаю, для тебя это что-то новенькое, ― сказала она. ― Всегда именно вы двое скандалили, дрались, конкурировали, все эти ваши тестостероновые мужские разборки! А сейчас речь обо мне и моих проблемах. Мне надо прожить этот год буквально бок о бок с Малфоем, он все время торчит у меня перед глазами, но каждый раз, когда я прошу у тебя совета, ты орешь или жалуешься. Ты ненавидишь его? Мы все, к чертовой матери, его ненавидим, Гарри! Но как это может помочь?
― Ты хочешь знать, как с ним разговаривать! ― воскликнул он, ― Откуда я, на фиг, знаю, как тебе разговаривать с этим уродом? Я не хочу даже думать о том, что вы должны разговаривать, мне хватает того, что он все время находится в нескольких метрах от тебя...
― Перестань! ― сказала она, закатывая глаза. ― Перестань говорить так, как будто я – твоя собственность!
Гарри посмотрел на нее и нахмурился.
― Я и не говорю.
― Нет, говоришь! Так, как будто я принадлежу тебе и Рону. Вы такие собственники...
― Я защищаю тебя.
― Ты только делаешь хуже!
― Как, к черту, я могу сделать ещё хуже?
― Потому что мне нужна твоя помощь, а я не могу ее получить!
― Мне нечего сказать! Была бы моя воля, ты бы отказалась от должности старосты, потому что это не стоит того.
― Ага, ну, спасибо большое, ты меня очень поддержал.
― Ты просила совета!
― Ох, ради Мерлина, ― простонала она, отворачиваясь. ― Когда ж ты повзрослеешь?
Он жалобно ответил:
― Послушай, если ты действительно хочешь, я...
― Не трудись, ― буркнула она, поворачивая за угол и теряя Гарри из виду. В ответ он сказал что-то резкое, но ей было уже наплевать.
И вообще, что он мог сделать?
*******
Шесть. Столько он успел за выходные, разумеется, считая секс втроем за два. А этот, последний, был долгим. Ему было не так-то просто кончить, зная, что до завтра еще надо сделать этот долбаный график дежурств. Это отвлекало, черт знает почему. Почему эти идиотские обязанности должны отвлекать его? Во всяком случае, это позволило девчонке из Равенкло кончить дважды. Погодите, он что, опять забыл про заглушающее заклятие? Почти наверняка, и, будем надеяться, сука Грейнджер была дома и все слышала.
― Это было потрясающе, ― задыхаясь, сказала девчонка, едва прикрытая влажными простынями. ― Где, черт возьми, ты этому научился?
Драко пожал плечами.
― Тебе пора, ― он встал с кровати и направился в ванную. ― Надеюсь, ты тут ничего не забудешь. На днях Пэнси нашла пару мокрых равенкловских трусов и совсем съехала с катушек.
― Окей, ― сказала она. Очевидно, ей было наплевать на то, что она была одной из многих. ― Но ты уверен, что я должна уйти прямо сейчас?
― Да.
В ответ на ее «пока», он хлопнул дверью ванной и подошел к раковине.
Драко смотрел на себя в зеркало. Он был чертовым художником, гением в постели. Девчонки так кричали, что он подумывал об использовании заглушающих заклятий, чтобы не оглохнуть. Они отчаянно хотели его, и неудивительно, блин. Он привычно посмотрел вниз, на мускулы и член, и мимолетно задумался об их великолепии и притягательности перед тем, как открыть кран. Что это – чувствовать полную власть, слышать, как девчонка упрашивает о том, чтобы отсосать у него. Слышать, как она стонет от желания, чтобы ее вылизали досуха.
Драко поежился. Это как магазин конфет со вкусом женщины в сезон огромных скидок. Он был избалован выбором. Но не до конца. Через какое-то время, они все начинали казаться одинаковыми на вкус, на запах, на ощупь. Но главное, секс все еще заставлял его улетать. Конечно, можно было бы обойтись без истерик Пэнси Паркинсон. Они знали, что оба трахаются с кем попало. Она была такой же шлюхой, как и те девицы, которых он заставлял извиваться под собой. Но, кажется, Пэнси была конкретно одержима Старостой мальчиков. Он был в курсе. Видит Мерлин, она все время болтала об этом. Стоило ей увидеть его после тренировки по квиддичу, потного, разгоряченного, чтобы промокнуть от желания тут же, не сходя с места. Да, он знал, и ему это определенно нравилось.
Но предпочитал держать ее на расстоянии. Разумеется, никакой любви. Никаких чувств. Его боготворили все, но себя он любил больше кого бы то ни было и не считал нужным это скрывать. Ему... как бы сказать... нравилось проводить ночи внутри девчонок. Пэнси кричала громче всех. Она любила выкрикивать его имя, и ему это нравилось. Но нет, никакой любви, в прямом смысле этого слова. Секс был для него скорее спортом. Или талантом.
Обдумывая свои многочисленные таланты, Драко не сразу услышал тихую музыку. Хотя, если подумать, она была не такой уж тихой, и он пришёл к выводу, что шум ему очень мешает. Или решил, что непривычные звуки портят хороший вечер.
Он втянул воздух сквозь стиснутые зубы и вылез из ванны в прохладу комнаты. Обернув вокруг бедер полотенце, Драко прошагал через всю ванную и постучал в дверь в противоположной стене. Разумеется, заперто. Как будто фригидная сука Грейнджер когда-нибудь оставит открытой свою дверь в общую ванную.
― Грейнджер! ― злобно крикнул он, колотя в дверь. Вода капала с него, собираясь лужицей у ног. ― Открой эту сраную дверь! ― потребовал он. Если бы только у него была палочка. Одна простая алохомора – и гребаная дверь открылась бы сама.
― Магловское дерьмо, ― прорычал он, ― Что, грязнокровкина любимая?
Она распахнула дверь и уставилась на него. На ней была пижама. Какие-то слишком короткие шорты и футболка. Драко притворился, что не замечает. Мерлин, разумеется, он заметил, но ведь это Грейнджер. Мерзкая дура Грейнджер, и она его разозлила.
― О Господи, ― она пожала плечами и оперлась на дверной косяк. ― Тебе не нравится?
Он нахмурил брови и понизил голос.
― Не пора ли ее вырубить, Грейнджер?
― Спокойной ночи, Малфой, ― вздохнула она, закрывая дверь. Он уперся рукой в дерево.
― Я не шучу! И не уйду, пока ты не прекратишь эту чертову музыку, какая бы хреновина ее ни играла!
― Она не очень громкая, Малфой. ― Гермиона еще раз попыталась закрыть дверь.
Драко и не подумал убрать руку.
― Если ты закроешь дверь и не заткнешь эту музыку, я...
― Что? ― насмешливо перебила она. ― Что бы ты ни сделал, Гарри тут же вмешается. И сделает это с большим удовольствием.
― Думаешь, я не справлюсь с Поттером? ― фыркнул Драко. ― Наш маленький дрочила еще дождется. Сейчас же попроси прощения и прекрати шум, будь хорошей грязнокровочкой, и я наконец уйду.
― Ты хочешь, чтобы я извинилась? ― рявкнула она. ― Ты что, думал, я буду слушать восхитительные звуки, издаваемые тобой и той девицей, ублажавшей тебя в последнем сеансе твоего ежечасного секса? Мне так не кажется.
― А мне - кажется.
Она помотала головой.
― Я не одна из твоих сук, Малфой. Убирайся и дай мне закрыть дверь.
Драко прищурился.
― Выключи эту магловскую штуку, которую ты протащила в школу, и на твоем месте я бы отдал ее мне для превращения в кучку очень маленьких кусочков.
― Нет.
― Тогда у нас проблема.
― Да что ты говоришь!
― Ты пожалеешь, Грейнджер.
― С чего это?
― Не сомневаюсь, что придумаю тебе какое-нибудь наказание.
― Наказание, мне? ― засмеялась она. ― Как насчет того, чтобы придумать, как лучше составить тот график дежурств?
― Как насчет того, чтобы ты...
Дверь захлопнулась, и его слегка отбросило назад; зеленые искры посыпались с косяка.
Он зарычал. Когда у нее в руке оказалась палочка?
― Ты гребаная шлюха, Грейнджер!
Ответа не последовало, хотя Драко мог себе представить, как возвела глаза к потолку в безмолвном: «Похоже, я единственное вменяемое, зрелое и разумное существо в целом мире».
Драко сжал кулаки и прошагал через ванную назад в свою спальню.
Глупая, глупая сучка. Весь этот хлам, сделанный грязными недоразвитыми магловскими уродами, должен быть запрещен. А грязнокровок, которые протаскивают его в школу, нужно исключать. Драко с минуту помечтал о том, чтобы пригласить Пэнси и жарить ее до бесчувствия прямо на полу в общей гостиной. Разумеется, эта дура прискачет на шум. Или отыметь ее, прижав к двери в спальню этой суки? Какой будет сюрприз, когда Грейнджер откроет ее.
Драко сел и уставился в огонь камина. Насколько легче была бы жизнь без Поттера и его шестерок. В сотый раз он подумал — а вот если бы он спал со старостой девочек. Как роскошно и нелепо: легендарный герой эпохи и безупречная, незапятнанная всезнайка Хогвартса потихоньку трахаются, искусно поддерживая видимость непорочности. Может быть, он и малыш Уизли могли бы делать это по очереди.
А может, Грейнджер - девственница. Драко с трудом мог представить себе, чтобы такая фригидная сука позволила кому-нибудь приблизиться к своей драгоценной дырке. Он встречал парней, которые все бы отдали за это. Даже Забини как-то пошутил, что у него почти встал, когда она наклонилась за карандашом на последнем уроке зелий.
Драко не смотрел. Его тошнило от одной этой мысли, как и от постоянного сознания того, что, в какой-то неуловимый момент за время их обучения в Хогвартсе, Гермиона Грейнджер стала по-настоящему соблазнительной. Для всех, кроме него. В конце концов, все эти упавшие карандаши, короткие юбки и маленькие пижамы не могли изменить того, кем она была. Вонючей грязнокровкой. Такое ничем не прикроешь. Прибавьте к этому дружбу с Поттером и Уизли, и вы, без сомнения, в полном дерьме.
А сейчас у него не было выбора - у них была одна гостиная на двоих. Общая ванная, вашу мать. Драко нравились привилегии старосты: собственная комната, книги, право распоряжаться окружающими даже в большей степени, чем раньше, но он не мог не заметить, что в комплекте с Грейнджер все это казалось значительно менее приятным. Если бы он мог превратить ее жизнь в кошмар, это было бы забавно. Но сколько усилий! Она того не стоит.
Драко взглянул на лежащий на столе график дежурств. Плевать, что это его обязанность. Важно, что именно Грейнджер повесила это на него. Теперь, почему-то, эта работа ассоциировалась с ней. Посмотрим... слишком много мальчиков для того, чтобы заинтересовать его. Не то, чтобы он был за равноправие женщин – он просто был за секс. Он уже поимел почти всех девочек-префектов, и это должно было упростить работу над графиком, поскольку не надо было согласовывать его с собственными планами. Если бы у него было перо - прямо сейчас все бы и сделал.
«А может, — подумал Драко, прерывая поиск чернил, — ну его на фиг?»
Он отправился назад в ванную. Можно просунуть его под дверь несделанным. Зачем напрягаться? График был совершенно чудовищных размеров. Может ли Грейнджер бросить все как есть - просто чтобы поставить Драко на место? Он улыбнулся. Да она скорее умрет, чем сдаст недоделанную работу. Кроме того, грязнокровка так и не выключила свою чертову музыку. Может, от музыки у него так разболелась голова, что он не смог ничего сделать?
Он сдвинул брови и задумался. Кажется, это наилучший вариант. Более того, это будет месть без участия его члена, что тоже иногда приятно. На самом деле, уже поздно, он устал, а ее это конкретно достанет. Он схватил перо со столика и накарябал сверху:
«Делай сама».
******
Она бы тоже выглядела перед профессорами не лучшим образом, не только Малфой. Вот почему Гермиона доделала-таки график. По крайней мере, так она себе говорила.
Гермиона протерла глаза. ― О, нет. ― Она вынула зеркальце и лизнула палец.
― Почему у тебя такой усталый вид? ― поинтересовался Рон.
― Не выспалась, ― ответила Гермиона, стирая размазавшуюся под глазами косметику. "Да, сейчас я выгляжу особенно привлекательно".
― Почему? ― опять спросил он.
Гермиона вздохнула.
― Надо было сделать график дежурств, который мы представили сегодня утром.
― Ты же сделала его несколько дней назад, ― возразил Рон и пихнул Гарри. ― Правда?
Тот только пожал плечами, не понимая, зачем вообще Рон его спросил.
― Надо было переделать, Рон. Чтобы подогнать под вторую половину, ― пробормотала Гермиона и слегка покраснела. Ей было проще солгать лучшим друзьям, чем признаться, что она сделала всю работу за этого мерзавца. ― Это выяснилось в последний момент.
― А почему Малфой не мог подогнать свою половину? ― нахмурился Гарри. Это было первое, что он ей сказал за весь день. Рон, всю дорогу пытавшийся поддерживать разговор, выглядел довольным.
Гермиона посмотрела на Гарри, удивленная, что он с ней вообще заговорил.
― А что, есть разница?
― Да.
― Это было трудно, ― ответила Гермиона. ― Я слишком устала, чтобы обсуждать...
― Очевидно, ты сделала свой раньше, ― продолжил Гарри, ― Малфой – полный и абсолютный ублюдок. Ты не можешь позволять ему вот так не считаться с собой. В следующий раз скажи ему, чтобы...
― А может, просто будешь и дальше со мной не разговаривать? ― вздохнула она. ― Зачем попусту сотрясать воздух? ― Гермиона отошла от них и свернула за угол. ― Я иду в библиотеку, ― пробормотала она. Голос глухо прозвучал в отдалении.
Рон повернулся к Гарри и прошептал:
― Что это значит?
― Мерлин знает, ― ответил тот. ― Мне это начинает надоедать.
― Я про тебя, идиот. Наконец-то открыл рот, и тут же снова ее расстроил.
― Да я вообще почти ничего не сказал.
― Ты опять начал про Малфоя.
― Я думал, ей нужен совет.
― Не твой обычный совет.
― Черт возьми, ― взревел Гарри, ― Я ничего не могу поделать с этой девчонкой.
― Ну, она устала, ― пожал плечами Рон. ― Давай просто оставим ее на сегодня в покое, а?
Рон втайне гордился тем, что на этот раз выступал в роли миротворца для двух своих лучших друзей. Обычно он и Гермиона ссорились из-за всякой ерунды, типа, куда пойти в Хогсмиде, или какая концовка у заклинания, которое в исполнении гениальной всезнайки разорвало бы его на мелкие кусочки. Гермиона всегда изображала всезнайку, и, надо сказать, иногда ей это неплохо удавалось. Проклятая ведьма. Он бы охотно присоединился к ней в ее негодовании, но не видел для этого ни одной разумной причины. Гарри вел себя странно с тех пор, как Гермиона и Малфой были выбраны старостами. Он мог сколько угодно ненавидеть Малфоя, но зачем обращаться с Гермионой с таким недовольством, как будто простая необходимость общения с этим ублюдком означала, что она чем-то от него заразилась? Гермиона не рассказывала им всего о себе и Малфое. Рон это знал, более того, Гарри тоже знал, и от этого бесился еще больше.
― Я просто не понимаю, почему она отказывается от моей помощи, ― проворчал Гарри. И, помолчав, добавил: ― Не то чтобы я так уж хотел помочь в данном конкретном случае, понимаешь?
― Что?
― Я не хочу им помогать разговаривать друг с другом.
― А как ты тогда хочешь помочь? ― раздраженно вздохнул Рон, поддавая ногой мусор на полу. Потом, почувствовав укол совести, нагнулся, чтобы поднять его.
Рон не был уверен, что Гарри вообще понимает, в чем проблема. Хотя, что бы это ни было, подумал он упрямо, Гарри перебесится и оставит Гермиону в покое. Это было так непохоже на них – вот так ругаться. Казалось, естественный порядок вещей перевернулся, и они оказались в параллельном мире, где Рон был самым взрослым и разумным.
Черт, нет. Так не может продолжаться. Рон считал это, по меньшей мере, весьма неудобным. Гарри лидер, Гермиона... ну, тоже лидер, а Рон...? Ему нравилось думать, что он был еще одним лидером, но тогда бы у них было три лидера на троих, а это лишало смысла само понятие лидерства. Поэтому...
Блин. Рон заметил Малфоя краем глаза секундой позже, чем следовало. Гарри встал как вкопанный и злобно уставился на блондина, ухмыляющегося в паре метров перед ними.
― О, Поттер и его сука, ― протянул Драко. ― Какой приятный сюрприз. ― Он посмотрел на Гарри. ― Ищешь пустой класс, где можно трахнуть Уизли в задницу?
― Мы не разделяем твоих милых пристрастий, Малфой, ― Гарри словно окаменел.
― Через пятнадцать минут отбой, дрочилы, ― рявкнул Драко, ― Так что будьте хорошими мальчиками и бегите домой.
― Я предпочитаю провести эти пятнадцать минут здесь, ― ответил Гарри. Рон согласно кивнул.
Драко мерзко улыбнулся.
― Где грязнокровка?
Рон оскалился.
― Ее зовут Гермиона.
Драко фыркнул. ― Что, свалилась и спит где-нибудь? Наверное, вчера поздно легла - надо было сделать за меня график, и все такое.
Рон не смог удержаться, чтобы не поправить его:
― Ей надо было переделать свой. Ты был слишком занят, чтобы подгонять свою половину.
К сожалению, было слишком очевидно, что за этим последует.
― Я был слишком занят, Вислый, чтобы вообще что-то делать, ― ласково сказал Драко.
― Что это значит, твою мать? ― спросил Гарри.
― Это значит, ― Драко безразлично зевнул, ― что я ничего не делал. Она все сделала сама. Сказать по правде, не хватало еще мне трудиться.
Гарри сощурил глаза.
― Что?
― Чертовски удобно, ― продолжил Драко. ― Теперь я знаю, что могу запросто скидывать всю работу на нее, в последнюю минуту, и привет-пока. Грязнокровка – что-то типа личного раба.
Гарри шагнул к нему, не обращая внимания на руку Рона, которая внезапно оказалась на его плече.
― Ты извинишься перед ней, ― потребовал он.
Драко засмеялся. ― Или что? Узнаю пресловутую Поттеровскую ярость?
― Хочешь выяснить? ― Гарри пытался говорить спокойно. Рука Рона сильнее стиснула его плечо, но он сбросил ее. ― Я в порядке, Рон.
― Он в порядке, мамочка. ― прогнусил Драко, ― Его только заколдобило по поводу идиотского графика, вот и все.
― В следующий раз, когда я буду разговаривать с Гермионой, ― прорычал Гарри, ― хорошо бы, она уже получила твои извинения.
Драко посмотрел на свои руки и выковырял грязь из-под ногтя. ― Тебе никогда не приходило в голову, что эта сука может сама о себе позаботиться? ― протянул он, ― Она сделала график. Это ее проблема. Вся эта херня насчет защиты не скрывает того, что ты все время пытаешься забраться к ней в трусы, Поттер.
Гарри шагнул к нему. ― Я о ней забочусь, ― сказал он. ― И буду это делать до конца года, обещаю. Никакие дерьмовые штучки не сойдут тебе с рук, Малфой.
― Оставь это, Гарри, дружище, ― осторожно сказал Рон. Запахло неприятностями.
Но первый ход сделал Драко. Он придвинулся к Гарри почти вплотную.
― Я ни за что не извинюсь, ты, нахальный маленький придурок, ― выдохнул он. ― Я вытрясу из этой суки Грейнджер последние остатки самоуверенности. Даже жалко, что вы не сможете насладиться представлением. ― Он усмехнулся. ― Достоинства отдельной гостиной. Она действительно весьма приватна.
― Я сказал, ― Гарри не сделал ни малейшей попытки отодвинуться от возвышающегося над ним Малфоя, ― оставь ее в покое. Не доставай ее.
― Ну, что тебе сказать? ― Драко рассмеялся ему прямо в лицо. ― Если мне скучно – мне скучно.
Гарри сжал кулаки. Рон торопливо вклинился между ними.
― Отвали, Малфой!
Драко посмотрел мимо него. ― Что, не нравится, что я могу сделать с ней все, что мне взбредет в голову, а, Поттер?
― Заткнись.
― Все, что мне захочется, ― медленно повторил Драко.
Рон обернулся и перехватил занесенную руку Гарри.
― Брось, Гарри! Этот урод не стоит того!
― Если ты когда-нибудь... ― прорычал Гарри, хмуро уставившись на слизеринца из-за плеча Рона, ― Клянусь, Малфой, ты об этом пожалеешь.
― Ой-ой-ой, ― засмеялся тот. ― Кажется, у меня проблемы.
― Я тебя предупредил!
Драко помотал головой, и его улыбка слегка поблекла. ― Вам пора бежать, девочки, ― сказал он, отходя от Гарри и Рона. ― Надеюсь, я никогда больше не увижу вас в коридоре прямо перед отбоем.
― Я сказал, ― крикнул Гарри ему вслед. ― Только попробуй!
Поворачивая за угол, Драко облизнул губы.
― Долбаные грязнокровки омерзительны, ― донесся его голос, усиленный эхом. ― Но чего не сделаешь, чтобы достать тебя, Поттер.
У Драко все тело было в рубцах. Отец бил его не каждый день, но иногда, ночами, почти каждую ночь, Драко приходилось, съежившись, забиваться в угол.
Люциус Малфой был ослепительно красив: ему вслед оборачивались на улицах, при виде его сердца ускоряли бег, в горле пересыхало. Он был всем, чем стремился быть Драко, всем, чем он не был. Никчемный ребенок, постыдный отпрыск. Он не заслуживал права носить фамилию Малфой, потому что Малфой - это не просто имя. Это право на чертово величие.
Когда Драко было четырнадцать, он приехал домой на Рождество. Радость была недолгой — матери не оказалось дома. Отец заставил его три часа практиковаться в заклинаниях, а потом отправил в постель. Драко хорошо запомнил ту ночь: он не спал, читал при свете палочки, вздрагивая всякий раз, когда слышал стоны Люциуса, трахавшего этажом выше какую-то очередную ведьму. На вопрос, почему это была не его мать, та, с которой он спал прошлой ночью, отец впечатал его лицом в стену. Кровь хлестала из раны на голове, а он всхлипывал:
«…простипростиотецпрости…»
Люциус пускал в ход кулаки, чтобы научить сына искусству разрушения. Играй, уничтожай, выигрывай. Это игра, говорил он. Каждый синяк или царапина учили — не задавай вопросов, забудь о совести, живи и продолжай традиции Малфоев. Отец показывал, натаскивал. Драко усваивал и ненавидел, не зная зачем, но принимал, все, до конца, потому что так должен делать Малфой.
Об остальном он не знал. Но однажды ночью услышал крики и бросился вниз. Громкие, жалобные крики, оглушающие, пронзающие мозг. Мать звала его, умоляла придти, остановить кровь, унять боль, удержать отца. Оказалось, тот часто бил ее, иногда – потому что у него было плохое настроение, или же ему так хотелось. Люциусу это нравилось. Его это заводило, блин. Драко сел на ступеньки и попытался занять голову, чтобы заглушить крик. Вспомнил песню и заорал ее про себя. Громко, еще громче, чтобы не слышать. Эту песню пела ему в детстве мать. О магии, о любви... любви... и семье. Малфои – вот так семья, думал он. Добро пожаловать в семейку. В такую ослепительно крутую, блин, берегите глаза.
А потом он ударил. Как-то ночью мать выпала из комнаты, скатилась по лестнице и осталасьнеподвижно лежать внизу, избитая. И Драко закричал. Заорал на отца. Он все бежал, бежал, и бежал, и наконец ударил с такой силой, что в глазах потемнело, а отец рухнул лицом в пол. "Он что, умер, — спросил себя Драко, - раз лежит вот так. Неужели я надеюсь, что он умирает?… Неужели я мечтаю, чтобы он был мертв? Я что, хочу этого"? Хотел ли он? Может да, а может, нет… Остаток ночи помнился смутно. После того как отец поднялся, заорал, ударил, приложил проклятьем.
Для Люциуса настали темные времена. Драко знал, как не знать? Он ненавидел отца, но тоже носил фамилию Малфой. Они оба были Малфои. Драко бы никогда не присоединился к другой стороне, ни к какой другой, и меньше всего – к Дамблдору. Если таковы правила - он будет им следовать: станет Пожирателем Смерти, будет жить и дышать этим, украдет у отца и станет в десять раз лучше него. В конце концов, это игра. Все – для победы. Драко всего лишь хотел быть таким, как отец, превзойти его, сыграть в его игру, уничтожить Люциуса и победить.
А прошлым летом, после школы, и мать сказала ему. Она плакала, Драко помнил ее слезы, и часами думал о том, почему. Он не притворялся, что горюет. Сидел в спальне и читал книги. Одна была о мальчике, который участвовал в войне, другая – о человеке, который войну развязал. Прочитав главу, Драко останавливался проверить – может, он ощущает хоть что-то? Но нет. Он заметил в себе лишь растущее чувство вины. А еще была злость: как получилось, что он настолько исковеркан человеком, которого считал эталоном чистоты? Чистый Гребаный Малфой, что бы это ни значило, чему бы его ни учили по этому поводу. Всем этим важным вещам. Важным для него, для Драко. А мальчик в книге был плохим. Он убил друга, убил врага, убил себя, и Драко знал, что это его точная копия. Как в зеркале.
Убить любого, убить себя. Он дошел до того, что стал ненавидеть жизнь. Зачем он заставлял себя, подталкивал, до ран, до крови, если ничто и никогда не устроит единственного человека, для которого он никогда не будет достаточно хорош для... Хреновое оправдание для жизни... дерьмо... дерьмовая вера в истинное зло, когда жизнь не такая, не для него... ЭТО НЕ ДЛЯ НЕГО. Придет время – и он плюнет на могилу отца, потому что с него достаточно, в нем самом уже достаточно… в нем теперь больше от Малфоя, чем когда-либо было в отце, потому что он ЖИВ.
Драко чуть ли не ощущал это на вкус. Наконец-то, после стольких лет, он полюбил отца. Чувство было странное — новое, почти забавное. Драко Малфой любил отца. Он очень сильно любил его мертвым.
*******
Он внезапно проснулся в тишине. Дерево за окном, все еще оранжевое, усыпанное хрусткими умирающими листьями, нависало над ним в зеркале. Грязное стекло, в пятнах, в отпечатках рук, ног, задниц, многочисленных и горьких совокуплений. Палочка в руке, готова, нацелена, ждет... с ненавистью. Все привычно, все на своих местах: мантии аккуратно сложены, метла убрана. Все было как всегда, и он лежал, дрожа, потея, тяжело дыша в темноте; потом глубоко вздохнул, чтобы успокоиться. Драко не стал закрывать глаза, потому что боялся опять заснуть. А спать он больше не мог. Во всяком случае, не сегодня.
Малфой тронул палочкой свечи и сел на кровати. Из царапины на руке сочилась кровь, над старым шрамом отчетливо виднелись следы ногтей. Ему опять было страшно. Он потрогал раны и скривился. Так просто было залечить их, и так трудно понять, почему он не мог. Не мог себя заставить.
В комнате было слишком тихо и мрачно. Драко хотел, пусть ненадолго, покинуть ее, спуститься вниз, выйти в ночь... Почему-то казалось, что снаружи светлее. Ладно, пусть сейчас это невозможно, наплевать на прогулку. Его хватило на то, чтобы натянуть поверх трусов серые штаны и выйти из комнаты. В гостиной всегда было светло, натоплено и горел камин, и ему нравилось лежать на диване перед огнем.
Под босыми ногами – холодный камень лестницы, но это неплохо. Ему всегда было жарко, а ступени приятно холодили. Все время жарко. Мать говорила, что в нем сказывается кровь Блэков, сильная и горячая. А он вечно спорил. Он — Малфой, более чем кто-либо, - говорил он, - и другой крови в нем нет.
Лестница закончилась аркой, и яркий свет гостиной на мгновение ослепил его. ― Твою мать, ― пробормотал он, спотыкаясь на пути к дивану и прикрывая глаза рукой.
― Небогатый у тебя лексикон.
Глаза привыкли к свету как раз вовремя, чтобы заметить ее саркастическую гримасу.
― Твою мать, ― повторил он, ― Грейнджер.
Она закатила глаза и вздохнула.
― Не волнуйся, ― я скоро ухожу.
Драко пожал плечами.
― А тебе что не спится?
Гермиона уставилась на него поверх разложенных на столе тяжелых книг.
― Мне надо кое-что сделать, ― холодно заявила она. ― Обязанности старосты не оставляли мне слишком много времени на этой неделе.― Она закончила фразу, повернувшись к своим бумагам, чтобы намек прозвучал не слишком очевидно. Хотя Драко и так был в курсе, поэтому говорить это было вообще бессмысленно.
― Который час? ― спросил он, Он плюхнулся на диван и запрокинул голову, чуть повернувшись к Гермионе.
― Час ночи? ― пробормотала она. ― Два?
― Что это должно означать? ― ядовито поинтересовался он.
― Что я не знаю точно.
Драко пробурчал что-то и закинул ноги на стол.
― Умная, да? Это не твой стиль — не спать по ночам. Я думал, ты никогда не ложишься позже десяти, Грейнджер.
― Если вспомнить, что мы иногда должны патрулировать до полдвенадцатого, этого никак не может быть, правда? ― ответила она, встречаясь с ним глазами и захлопывая книгу. ― А ты почему не спишь?
Он пожал плечами. Очевидно, сегодня ночью это был его излюбленный способ самовыражения.
Возможно, ее немного шокировала его резкость, но слова, тон и выражение лица были из категории «мы все это уже проходили».
― Я уйду, когда закончу.
― По-моему, ты уже закончила, ― заявил он, заложив руки за голову. ― Оставь меня одного.
― Почему бы тебе не пойти к себе в спальню? Зачем быть таким... ― Гермиона внезапно почувствовала, что ужасно устала. С тех пор, как они с Малфоем начали разговаривать, наезды и оскорбления не прекращались. Заканчивать казалось бессмысленным. Было поздно, и у нее совсем не осталось сил.
― Кем? ― спросил он. Гермиона не ответила, и ему это не понравилось. Она могла говорить все, что захочет, но игнорировать себя Малфой никому не позволит. ― Давай, Грейнджер, ― сказал он, глядя на нее. ― Вываливай.
― Не знаю. Ублюдком? Придурком? ― она откинулась в кресле. ― Или ты предпочитаешь козла? ― Похоже, она не могла выбрать.
Драко нахмурился.
― А ты что предпочитаешь? "Вонючая грязнокровка", Грейнджер?
― Ага, конечно, ― она подняла бровь. ― Тогда почему ты глазеешь на эту вонючую грязнокровку с тех пор, как вошел?
Он почувствовал себя дураком и отвел глаза.
― Отвали, ― пробормотал в потолок. ― Может, какие-то идиоты и глазеют на тебя, но, по-моему, ты мерзкая...
― Да. ― Гермиона закрыла остальные книги и поднялась со стула, держа их в руках. ― Именно так. ― Драко чувствовал, что она смотрит на него, и ему это не нравилось. ― Честно говоря, мне бы очень не хотелось, чтобы ты думал иначе. ― Она придвинула кресло к столу. ― Спокойной ночи, Малфой.
Разумеется, он не смотрел, как она уходила. Чего еще она могла ожидать? Это ее идиотская пижама виновата в том, что сегодня у него совершенно не получалось ее игнорировать. Драко даже мог заглянуть под ее чертов стол, блин. Это было что-то новенькое – узнать, что грязная принцесса Грейнджер носит такие вещи. Может, она и правда шлюха. А он, в конце концов, мужчина, а мужчины устроены соответствующим образом: звериные инстинкты, гормоны, все такое. Если он смотрел, то не потому, что хотел, или ему нравилось, а совершенно машинально. Его тошнило при одной мысли об этом. Если дура грязнокровка подумала, что он хоть... Драко вздрогнул.
Взял книгу со стола и начал читать. Он будет читать до рассвета, потому что не сможет больше заснуть. Не сегодня.
*******
Прошла неделя, наступил конец октября. Холодно не было, но непрекращающиеся ветра устраивали дикие пляски листьев и сильно мешали тренировкам по квиддичу. Дни становились короче, темнее, и каждый из них начинался с предвкушения Рождества. Гермиона знала, что дома уже украсили магазины. Пустая трата времени и сил, но это позволяло продлить праздник. Ей нравилось хотя бы это, пусть очарование самого праздника потускнело с исчезновением магии детства.
С Гарри Гермиона всю неделю почти не разговаривала. С Драко тоже. Короткий разговор в ту ночь, когда оба не спали, восстановил начавшее было спадать напряжение. Ей нравилось молчание - до тех пор, пока она не вспомнила, почему изначально это было так неудобно. Помимо назревающих серьезных изменений в системе дежурств префектов, стремительно приближался Зимний Бал семикурсников со всей связанной с ним суетой. От одной мысли о нем становилось тошно. Студенты мечтали об этом бале все школьные годы, завидуя старшим, а сейчас - сейчас была их очередь, но вместо волнения и предвкушения, Гермионе больше всего на свете хотелось отсидеться в сторонке.
Ей было одиноко, и ее здорово злило то, что Гарри, идиот он или нет, был прав в отношении Малфоя. Тот с ней совершенно не считался. Это было особенно заметно, когда она составляла графики работы префектов или планы заседаний, а в это время он в комнате напротив трахал очередную девицу.
И это была только вершина айсберга.
― Клянусь, только вершина, черт возьми, ― рычала Гермиона, вгрызаясь в конфету.
― Как насчет поговорить с Гарри?
― Даже не начинай, Рон, ― резко ответила она. Разумеется, она не призналась, что они с Драко опять не разговаривают, или что она чувствовала себя так, будто по ней хорошо потоптались, потому что опять пришлось делать всю работу, справляться с идиотскими расписаниями, префектами, с чертовым... ― А потом надо будет готовиться к концу семестра. Понимаешь, я никогда не думала, что это будет так трудно. ― Все, что она могла сказать.
― Сколько сделал Малфой? ― Рон выговорил эту фамилию с особой осторожностью.
Гермиона пожала плечами.
― Достаточно, ― она начала жевать тщательнее. ― Я имею в виду... все равно. Наверное, меньше, чем надо, но все не так просто.
Рон нахмурился. ― Меньше, чем...
― Я с ним справлюсь! ― с нажимом заявила она, сбивая открытую коробку конфет с подлокотника кресла на пол гриффиндорской гостиной. Конфеты высыпались и раскатились по ковру. Кое-кто из черверокурсников оглянулся. Она уставилась на них в ответ. ― В чем дело?
Рон взял ее за руку, и девушка обернулась.
― Гермиона, я понимаю, у тебя был тяжелый день. ― Она отняла руку, и Рон попробовал по-другому. ― Ты прекрасно справляешься. Кто угодно в твоем положении чувствовал бы себя точно так же. Может, даже хуже, особенно когда он все время путается под ногами. ― Тут он перешел к самому главному. ― Ты у нас самая умная, Гермиона. И поэтому именно тебе надо поговорить с Гарри. ― Она закатила глаза, но Рон продолжил: ― Слушай, я не знаю, что творится у него голове в последнее время. Мы оба волнуемся, но ты знаешь, как это у них с Малфоем. Мне кажется, он только и ждет, когда Малфой попытается добраться до него через тебя.
― Не все на свете крутится вокруг Золотого Мальчика.
― В данном случае это достаточно вероятно. Так или иначе, Гарри ведет себя как дурак, и я ему это говорил. ― У Рона неприятно засосало под ложечкой. ― Мне не нравится то, что происходит. Это как-то неправильно, ― неожиданно тихо сказал он.
Гермиона взяла его за руку. ― Я знаю, ― сказала она так же тихо. ― Тебе, наверное, тошно оттого, что мы почти не разговариваем. Я с ним поговорю. Попытаюсь разрядить атмосферу.
― Оно того стоит.
Гермиона вздохнула.
― Ну и мальчишка, черт побери. Иногда мне просто... ― она помотала головой, ― хочется взять и как следует встряхнуть его.
*******
― Тебе хочется меня встряхнуть?
Гермиона кивнула, широко открыв глаза. ― И даже больше.
― Типа чего? ― Гарри широко ухмыльнулся.
― Не начинай. Я серьезно, мистер я-не-способен-сделать-первый-шаг. Мне и так уже не по себе из-за того, что Рон подбил меня на этот разговор.
Гарри вздохнул и подтянул повыше молнию на куртке.
― И для этого надо было идти на улицу?
― Не хочу, чтобы нас подслушали. Предполагается, что я должна соответствовать образу Старосты девочек. Ни проблем, ни сложностей, ни споров. Гостиная, коридоры, библиотека – везде есть уши. Возможно, нас даже сейчас могут услышать.
― Ладно, это имеет смысл, ― согласился Гарри. ― Хотя твои волосы лезут мне в глаза.
― Извини, ― ехидно ответила она.
Гарри пожал плечами. ― Пожалуйста.
Она закатила глаза. ― Рон сказал мне, что ты думаешь.
― Сомневаюсь…
― Про Малфоя, который пытается достать тебя через меня?
Гарри еще раз пожал плечами.
― Может быть.
― Не получится, ― уверенно проговорила она. ― А если и получится, что совершенно нереально, почему я все эти дни должна была терпеть твое непревзойденное обаяние? Я ведь ни в чем не виновата.
― Я просто знаю, что ты не говоришь мне – нам – всю правду, и это раздражает.
― Как это я не говорю вам правду?
― Если ты просто признаешь, что у тебя проблемы с Малфоем, это не сделает тебя слабой.
― Знаю, ― нахмурилась она. ― Но ничего не признаю. Как я могу признать что-то, что вообще невозможно признать, потому что его не существует!
― Что?
― У меня все нормально, ― Гермиона, глубоко вздохнув, нахмурилась. ― Все в порядке, и тебе придется с этим смириться. Малфой ни для чего меня не исполь...
― Мы знаем, Гермиона. Например, что ты тогда сделала весь график. Все четыре факультета.
Гермиона залилась пурпурным румянцем. ― Все что? Я... не... не помню, чтобы делала все четыре...
― Слушай, тебе не обязательно врать, ― сказал Гарри. ― Именно это я и пытаюсь объяснить.
― Я не вру! ― сердито покраснев, огрызнулась она. ― Может, я в тот раз и сделала больше, чем свою половину, но это не значит, что я должна все это тебе рассказывать.
― Я твой лучший друг, ― сказал Гарри. ― Я и Рон. Мы друзья, и ты можешь говорить нам абсолютно все.
― И что конкретно вы бы сделали? ― насмешливо поморщилась Гермиона. ― Похлопали бы меня по спине и посоветовали забить на это? ― Она помотала головой. ― Вы бы помчались прямо к Малфою и... ― Гермиона вдруг замолчала, широко раскрыв глаза. ― А откуда вы вообще знаете?
Гарри вздохнул. ― Мы с ним поцапались на прошлой неделе.
― Поцапались?
― Наговорили всякого.
― Всякого?
― Какое это имеет значение?
― Господи, ― Гермиона не могла скрыть досады. ― Это имеет такое же значение, как для тебя - знать про всю эту не относящуюся к делу чушь про префектов и графики.
― Вряд ли это не относится к делу...
― Что у вас случилось?
― Он сказал, что заставил тебя сделать это за него, вот и все.
Гермиона опустила глаза. Ветер слегка утих, и бледное солнце начинало закатываться за деревья. Стало холоднее. И ей было стыдно. ― Я не хотела делать его половину, ― пробормотала она. ― Я бы заставила его, но было слишком поздно, и профессор....
― Тебе надо было сказать нам, ― сказал Гарри. ― Я понимаю, что это просто дурацкий график, но я мог бы что-нибудь сделать.
― Слушай, ― выдохнула она. ― В этом вся проблема.
Гарри подождал, но она молчала.
― Проблема? ― переспросил он.
― Я буду вам все рассказывать, если ты согласишься не пытаться каждый раз «что-нибудь сделать».
― Я только...
― Или так, или буду молчать, как рыба, и все останется, как есть. Я не хочу беспокоиться еще и о том, как бы не стать причиной ваших разборок. Мне и без того забот хватает. ― Гермиона говорила медленно и отчетливо. Гарри знал этот тон. Вряд ли она передумает.
― Если не дойдет до рукоприкладства, ― пробормотал он.
― Малфой, конечно, ублюдок, но не думаю, что он может ударить девочку.
― Ты не можешь быть в этом уверена.
― Я думаю, могу.
Гарри посмотрел на свои ботинки, пнул кучу опавших листьев, засунул руки в карманы и сжал кулаки. ― Так, это все?
― Я не знаю, ― ответила Гермиона. ― Все?
― Наверное.
― Больше ничего не хочешь сказать? ― спросила она. ― Потому что ты должен сказать это сейчас. Я не хочу, чтобы это тянулось дальше и расстраивало Рона.
― Он что, тебе жаловался?
― Тебя это удивляет?
― Нет.
― Так у нас все в порядке? ― Гермиона заметила, что он смотрит в сторону. Она помедлила и спросила, понизив голос: ― Гарри?
Он поднял голову. В первый раз за долгое время она назвала его по имени. Тепло, разлившееся внутри, заставило его улыбнуться. Гермиона всегда называла его по имени. Задавая вопросы, отвечая, просто болтая. Гарри было неловко, если кто-то другой, кроме нее, так часто называл его по имени. Он даже не подозревал, как сильно ему этого не хватало.
― У нас все в порядке, ― кивнул Гарри.
― Есть еще кое-что, ― улыбнулась она.
Ее улыбка, Мерлин... Он скучал и по ней. ― Да?
― Извинение?
― Валяй.
― Ты, маленький...
― Ладно, ладно, ― засмеялся он. ― Извиняюсь.
― Как извиняешься?
Гарри закатил глаза. Гермиона и этот старый как мир вопрос. Как извиняешься? Как сильно?
― Так сильно, что я беру на себя всю твою стирку на следующей неделе. Так сильно, что я... составлю тебе компанию в библиотеке и буду таскать твои книги. Так сильно, что я куплю тебе в Хогсмиде сорок этих дурацких шоколадок, которые тебе так нравятся. Так сильно, что я...
― Годится. ― Она улыбнулась, приподняв бровь. ― За исключением того, что я обойдусь без твоей компании в библиотеке, спасибо большое. Ты только отвлекаешь. Да, и тридцати шоколадок будет достаточно.
― Договорились, ― ответил Гарри, и они пошли назад, к замку. Ему было легко. Возмущение по поводу Малфоя и всей этой дурацкой ситуации немного утихло. Всего несколько минут, и Гермиона перестала дуться. Она казалась спокойной и довольной, и он почти хотел взять ее за руку.
Потому что было так странно без их привычного трио. Гарри всегда замечал это раньше, когда уезжал на каникулы. Их легендарное трио ощущалось как нечто правильное, почти как семья. Это и была семья: та, которой у него никогда не было, та, которую он почти создал. Он боялся, только и всего, - боялся, что ее занятость, и то, что она староста девочек, и все время с Драко Малфоем, может все изменить.
Рон и Гермиона были ему как родные. Он чувствовал себя с ними единым целым. И смешные правильные принципы Гермионы, как и ее острый язык, тоже были частью этого. Как и ее упрямая гордость, и идиотская постоянная решимость доказывать, что все они ошибаются. Это для нее так естественно. И Гарри ненавидел эту естественность. Но нуждался в этом. Нуждался в ней. Гермиона и Рон были основой его существования. Он часто задумывался о том, насколько это ужасно.
Может быть, ему придется увидеть смерть одного из них. Он думал об этом, в основном о Гермионе, и его тошнило - настолько вероятным было то, что он увидит ее страдания и гибель. Это вполне могло случиться, учитывая, где они и в какие времена живут. Да хотя бы из-за него самого, и Гарри никогда не позволял себе забыть о том, как опасно для Гермионы и Рона просто быть его друзьями. Вольдеморт все еще на свободе. Где-то. И они были орудиями.
Орудия. Вот что нужно Малфою. Размышления привели Гарри назад, в исходную точку. Он был уверен, что ублюдок использует Гермиону как орудие. А Гарри знал - когда она умрет, он тоже будет уничтожен.
Но сейчас они молоды. Гермиона и представления не имеет о страхах, которые его мучают, да и Рон тоже. Они о многом слышали и даже видели кое-что из того, что творилось в мире, но они никогда не узнают. Гарри иногда казалось, что он тоже не знает, еще нет, он слишком молод, чтобы понять. Он и не хотел повзрослеть настолько, чтобы понять. Неведение – золото, блин.
Так почему, проклинал он себя, пока они медленно шли к воротам замка, почему он позволил себе все последние три недели дуться на единственную девчонку, без которой не мог обойтись?
Гарри было ужасно жаль, что он расстроил ее. И все же причины были достаточно вески. Очевидно, проблема никуда не делась и еще даст о себе знать. И он чуть ли не ненавидел себя за это. Но сегодня ему было просто жаль. Так жаль, что он мог бы ее поцеловать. Почти. Не совсем.
Прошлой ночью Снейп поймал двух пятикурсников, двух шестикурсников и трех третьекурсников в коридорах после отбоя. Очевидно, патрулирование префектов было не слишком эффективным.
― Я не знаю, что вы им там говорите, господин Малфой, но вряд ли это связано с их обязанностями.
Драко не нравилось, что его отчитывает декан собственного факультета. Он предпочитал думать, что у них со Снейпом взаимопонимание.
Подходя к портрету, он сплюнул на пол коридора.
― Тупая грязнокровка, ― пробурчал он про себя, ― Чертова сука. Придется теперь с ней разговаривать. ― Он врезал кулаком по стене, когда портрет ехидно проинформировал его о том, что «чертова сука» не является правильным паролем. Он пробормотал нужную фразу, и дверь распахнулась. Драко проиграл в уме несколько вариантов начала разговора, и остановился на том, который содержал больше матерных слов.
― ... короче, он хочет, чтобы мы сами занимались этим сраным патрулированием.
Гермиона пожала плечами.
― Когда?
Драко с раздражением заметил, что она так и не подняла глаза от книги.
― Смотри на меня, когда я с тобой разговариваю, ты, дура, ― Ее взгляд был по-прежнему прикован к странице. Естественно. За последние несколько месяцев он осознал, насколько она упряма. ― Хорошо, Грейнджер, я расскажу Снейпу о твоем отказе сотрудничать. Кто знает? Может, он мне и поверит ― ему так нравится тебя наказывать.
Святая правда, подумала Гермиона. Ему нравится наказывать всех гриффиндорцев.
― Ну? ― рыкнул Драко.
Гермиона медленно подняла глаза.
― Ты, если захочешь, можешь быть настоящей дрянью. Пэнси научила?
Драко ухмыльнулся.
― На самом деле, она не очень понятно изъясняется, когда я ей засаживаю.
― Кажется, ты вообще не очень понятливый, ― парировала Гермиона.
Он фыркнул.
― Мы оба знаем, Грейнджер, что, стоит мне чуть-чуть поднапрячься, и я обгоню тебя в оценках.
― Может, у тебя и неплохо получается на уроках, Малфой, но ты туп, как пробка, когда дело доходит до здравого смысла.
Драко с ухмылкой пожал плечами.
― С десяти до часу ночи, ― сказал он, прогоняя тень улыбки с ее лица. ― Сегодня.
― Ты издеваешься, ― недоверчиво хихикнула она. ― Нормальные патрули заканчиваются сразу после одиннадцати.
― Он поймал тех идиотов после полуночи, ―ответил Драко. ― Я говорил, что четверо из них были с твоего замечательного факультета?
― Да.
― Очевидно, слишком тупые, чтобы усвоить правила.
― Они просто не так хорошо умеют обманывать и прятаться. Слизеринцы тоже постоянно нарушают правила.
― Согласен. И не попадаются.
Гермиона закатила глаза.
― Как насчет – я патрулирую первые два этажа, а ты – верхние два?
Драко помотал головой.
― Снейп сказал – вместе.
― Вместе?
― Увы. Мне тоже не особенно улыбается терпеть твою вонь следующие несколько часов, ― скривился он, ― Но Снейп сказал, что это слишком поздно, чтобы патрулировать в одиночку. Мне лично наплевать, что с тобой случится, но я не хочу с ним связываться по крайней мере еще несколько недель. Если тебе не нравится, можешь...
― Хорошо.
― Только держись от меня как можно дальше.
― Как, мы не будем держаться за руки?
― Я скорее съем свое дерьмо, грязнокровка.
Она ненавидела то, что, похоже, начинала привыкать к этому слову. Когда Гермиона в тот раз пригрозила ему, - кажется, с тех пор прошла целая вечность, - ей показалось, что проблема решена. Она ошибалась. И в последнее время слишком часто.
*******
Гермиона размышляла о том, как опасно иметь в школе столько темных коридоров. Ей не особенно нравилась темнота. Не то чтобы она по-настоящему боялась ее, но в сумраке было что-то поглощающее. Чернота вокруг словно бы ограничивала и подавляла. Она могла видеть только то, что освещалось светом ее палочки – и, конечно, палочки Драко, потому что ей никак не удавалось забыть о его присутствии.
Два верхних этажа растянулись до бесконечности, как будто замок был готов перевернуться под их тяжестью. Одиннадцать часов, и нормальное патрулирование должно было уже заканчиваться. Обычно она бродила по коридорам одна. Хотя в этом отношении сейчас не было большой разницы. После того как Драко сказал ей, что эти поздние проверки надо будет делать примерно каждые два месяца, разговор оборвался. Установившееся молчание, по крайней мере, позволяло каждому из них делать вид, что другого не существует.
Притворяться стало довольно-таки трудно, когда в одном из освещенных коридоров второго этажа они наткнулись на одинокого гриффиндорца. Гермиона вздохнула. Почему обязательно гриффиндорец, когда она патрулирует со Слизеринским Принцем?
― Гриффиндорец, ― протянул Малфой. ― Что я тебе говорил, Грейнджер?
Гермиона не ответила.
― Как тебя зовут? ― спросила она.
― Майкл Скавентон.
― Курс?
― Пятый.
― И что ты здесь делаешь после отбоя, Майкл? ― спросила Гермиона, опасаясь неизбежных язвительных замечаний Драко. Его сияющая улыбка не сулила ничего хорошего.
Мальчик пожал плечами и на минуту задумался.
― Наверное, вечером я забыл взять вещи из прачечной, и приходится идти сейчас.
Гермиона заметила его издевательский тон.
― Наверное? ― повторила она, прищурившись.
Он вежливо кивнул.
― Мне не нравится, когда что-то недоделано.
Драко захохотал.
― Что за чушь, баклан?
Гермиона холодно взглянула на него и повернулась к Майклу.
― Нет, Майкл, так не пойдет. Что ты на самом деле делал?
― Шел в прачечную... ― ответил он медленно, выделяя каждое слово.
Гермиона приподняла бровь.
― В правилах четко сказано, что пятиклассникам не разрешается находиться вне помещений факультетов после девяти тридцати.
― ** твою мать, Грейнджер, ― вздохнул Драко, ― Дай этому козлу три отработки и пусть убирается.
― Три отработки? ― все так же спокойно повторила она, поворачиваясь. ― Я думаю, слизеринец бы получил только одну. Или, может быть, если бы ему повезло оказаться девчонкой и пообещать перепихнуться с тобой, все вообще было бы прощено и забыто. ― Гермиона проговорила это машинально, забыв, что они не одни. Она закатила глаза, отметив очевидный прокол в своем образе Безупречной Старосты и обернулась к мальчику. ― Я сообщу твое имя профессору Макгонагалл, и, будь уверен, в течение недели получишь отработку. Я также упомяну о твоем хамском поведении.
― Принимая во внимание, что в ее черный список попало столько гриффиндорцев, ― ухмыльнулся Драко поверх ее плеча, ― Я буду счастлив присмотреть за твоей отработкой. Мы все получим массу удовольствия, ― добавил он, глядя на Гермиону. ― Правда, Майкл?
Майкл пожал плечами.
― Наплевать.
Драко резко вскинул глаза и посмотрел на него, склонив голову набок.
― Я полагаю, это значит «да, сэр».
Майкл уставился на него, демонстративно не отвечая. Господи, подумала Гермиона, почему все гриффиндорцы должны быть такими упрямыми?
― Доложишь профессору Макгонагалл завтра утром, ― сказала она, прерывая тяжелое молчание и записывая его имя. ― И десять очков с Гриффиндора.
― Я бы сказал, это скорее тянет на пятьдесят.
― Десять, Малфой, и отработки.
― И что, ― спросил Майкл, ― Вы двое собираетесь притащить мне мое белье?
Гермиона вздохнула. Если мальчик пытался казаться остроумным, у него явно плохо получалось.
― Отправляйся, ― велела она, указывая в сторону гриффиндорской башни. Но Драко встал на пути у пятикурсника, глядя на него сверху вниз.
― Что, ― храбро выпендривался Майкл, ― Вы не предоставляете такого сервиса?
― Слушай, ты, петух, ― зарычал Драко, не сводя с гриффиндорца пристального взгляда. ― Будь уверен, что в следующий раз неуважение к старостам школы закончится для тебя гораздо хуже, чем парой дерьмовых отработок. Как насчет того, чтобы написать это для меня раз двести?
Майкл молча уставился на него. Гермиона подумала, что они нарвались на идиота.
― И как насчет того, ― продолжил Драко, ― чтобы сделать это завтра к восьми утра? Ведь тебе не нравится, когда что-то недоделано, правда, Скавентон? ― Он придвинулся к мальчику совсем близко, нависая над ним.
В наступившей тишине Майкл медленно сдвинул брови и начал открывать рот. Гермиона с ужасом представила себе, что он сейчас скажет.
― Как насчет того, чтобы пойти на х...
― Малфой! ― воскликнула она, бросаясь вперед и хватая его за плечо, когда тот впечатал Майкла в стену. Стиснув в кулаке узел галстука мальчика, Драко смотрел, как гриффиндорец отчаянно скребет носками ботинок по полу. ― Что ты делаешь?
― Отвали, ― огрызнулся он, поворачиваясь к Майклу, так что их лбы почти соприкоснулись. Драко крепче прижал палочку к его шее, и Майкл задушено всхлипнул. ― В следующий раз фильтруй базар, Скавентон. А теперь за базар придется ответить. Ты очень пожалеешь о том, что позволил себе открыть пасть.
― Немедленно прекрати! ― кричала Гермиона, ― Отпусти его! ― Она еще раз попыталась оттащить Драко, но тот даже не обратил внимания.
― Я хотел бы услышать извинения, ― рявкнул Драко, дыша в лицо Майклу. Тот кивнул, дрожа всем телом. Драко ослабил хватку настолько, чтобы Майкл мог говорить.
― И-извини, ― заикаясь, проговорил тот.
― И перед ней, ― добавил Драко, ― Вежливо и внятно.
― Малфой, пожалуйста, ― безнадежно попросила Гермиона со слезами на глазах, ― Прекрати это...
― Извини, ― прокашлял Майкл, сверкнув на нее глазами. Драко отошел в сторону, и Майкл свалился на пол. Гермиона бросилась к нему.
― Черт возьми, Малфой! ― резко сказала она, отчаянно пытаясь помочь Майклу подняться. ― Какого …?
Майкл потирал шею.
― Ты в порядке? ― спросила она, ― Майкл, тебе не нужно...?
― Нет, ― хрипло перебил гриффиндорец. Сделав пару шагов прочь, он поймал взгляд Драко. ― Честно, все в порядке, я только... ― Он махнул рукой в сторону гриффиндорской башни.
― Потрясающая мысль, ― согласился Драко, глядя, как Майкл, пошатываясь, удаляется по коридору.
Гермиона недоверчиво проводила его взглядом.
― Майкл, ты уверен? ― крикнула она вслед. Мальчик, не ответив, скрылся за углом.
Она вздохнула и изумленно посмотрела на Драко. Тот щелкал суставами пальцев.
― Пошли дальше, ― пробормотал он, обходя ее. Гермиона толкнула его в грудь, и он отскочил назад. ― Твою мать, сука, не смей меня трогать!
― Пошел ты... ― девушка потрясенно покачала головой. ― Я серьезно, какого Мерлина ты...?
― Меня сейчас вырвет, ― процедил Драко. ― Не прикасайся ко мне, грязнокровка.
― Отвечай, ― она толкнула его еще раз, не давая увернуться.
― Я предупреждаю тебя, Грейнджер, ― зарычал он.
― Или что, ― засмеялась она, ― ты придушишь меня, как этого несчастного пятиклассника? Ты хоть понимаешь, что он побежит прямо к Макгонагалл, и я гарантирую, что очень скоро мы оба окажемся в полной заднице, ты, чертов идиот Малфой. ― Она потрясла головой. ― Что за чертову игру ты затеял?
Драко вскинул брови. ― Это маленькое дерьмецо никуда не побежит, можешь быть уверена.
― Почему? Я бы даже не стала его за это винить. ― Гермиона снова приблизилась к нему. ― Зачем ты это сделал?
― Ты слышала этого идиота, он слишком много на себя берет.
― Он, конечно, не подарок, ― Гермиона развела руками, ― Ну так и дай ему свои три отработки, не вколачивай его в стену! ― Она стояла прямо перед ним, тяжело дыша.
― Слушай, от**бись, ладно? ― попросил Драко, ― Я сделал тебе одолжение.
Гермиона расхохоталась.
― Одолжение?
― Научил его уважению, ― ответил он, ― потому что он явно не уважал ни тебя, ни меня.
― Я прекрасно умею справляться с хамством.
― Ага, ― нахмурился он, ― твой сарказм сразил его наповал.
― Лучше это, чем синяки на шее, идиот.
― Наказание заключается в том, чтобы преподать человеку урок, сука.
― Очевидно, если бы он не был гриффиндорцем, все было бы по-другому!
― Никто не смеет так со мной разговаривать.
― Не волнуйся, Малфой.
― Разумеется, если бы он был слизеринцем, скорее всего, бы не случилось, потому что он бы не был таким придурком, чтобы отпускать все эти идиотские шуточки, ― Драко засмеялся, ― Прежде всего, он не был бы таким придурком, чтобы попасться.
― Ну, разумеется, ― язвительно выдохнула Гермиона. ― Потому что, очевидно, слизеринцы – самые лучшие.
― Ты сама это сказала.
― И что мне сказать Макгонагалл?
― Ничего. И будет лучше, если это действительно будет ничего, или ты пожалеешь.
― Ты и женщин бьешь, да?
Почему-то это заставило Драко вздрогнуть.
― Иди ты на хер, ― рявкнул он, ― Я никогда в жизни не бил девчонок.
Гермиона пожала плечами.
― Твое недавнее представление воистину внушает уверенность.
― Если ты не имеешь в виду сильный жесткий секс, Грейнджер, ты ошибаешься. В любом случае, я знаю столько способов достать тебя, что один только выбор будет для меня праздником.
Она посмотрела на него с отвращением и помотала головой. ― Ты ублюдок, Малфой. ― Отвернулась и пошла прочь по коридору.
― Ты куда? ― спросил он.
― Подальше от тебя.
― А как насчет патрулирования? Как непохоже на нашу Главную Суку – плевать на распоряжения преподавателей.
― Иди к черту, ― ее голос эхом прокатился по коридору.
Драко проводил ее сдавленным рычанием. Сжав зубы, повернулся и врезал кулаком по стене, обдирая костяшки пальцев, едва подсохшие после прошлого раза. Может, этот козел его и разозлил, но даже близко не так сильно, как она. Он даже представить себе не мог, насколько это его достанет. Не мог даже представить. Его тошнило. Его чуть не вырвало, потому что она позволила себе предположить, что он способен ударить ее. Даже если на самом деле она так не думала - все равно сказала. А он никогда, никогда не хотел этого слышать, потому что это напоминало ему об очень темных вещах. Темных даже для него.
Напоминало о доме.
Драко проглотил эти мысли, протолкнул их в пересохшее горло, горькие и острые, и снова задумался о реакции Грейнджер. Как же он ее ненавидел! С каждым днем все сильнее и сильнее, а сейчас — в особенности. Он не успокоится и не сможет снова чувствовать себя нормально, пока не заставит ее заплатить за то, что она с ним сделала. Потому что даже Поттер не заводил его так легко. Даже Чертов-Мальчик-Который-Выжил и его дружок - жалкая нищая сука.
Само собой, он отравлял ей существование с начала учебного года. Но, как соломинка для утопающего, ему было необходимо это услышать. Услышать, как она скажет. Что он ее сломал. Он хотел убедиться, что сломал ее.
*******
Гермиона сидела в эркере и смотрела на улицу. Интересно, что она там видела в темноте, во втором часу ночи? Драко знал - она слышала, как он вошел: одернула юбку, поднявшуюся на бедра... на которые он запрещал себе смотреть дольше секунды... прикрыла ноги... не дольше секунды... не глядя на него. Все лучше, чем обычное отсутствие реакции, которое его так бесило.
― Я больше никого не нашел, ― начал Драко, подойдя к камину. Огонь едва горел и не давал привычного тепла. Кажется, в комнате тоже было холодно. ― Даже ни одного вшивого гриффиндорца. Наверное, половина хренова замка слышала, как ты вопила на меня, и все попрятались.
Она не повернула головы, не издала ни звука.
― Ты же не сразу сюда пришла, да? ― спросил Драко. Она опять не ответила. ― Нет, где тебе. Наверняка продолжила патрулирование, как хорошая маленькая девочка. ― Она пошевелилась, но только для того, чтобы протереть запотевшее стекло. Драко нахмурился. Он видел ее неясное отражение, и это значило, что она при желании тоже могла его видеть. Но она бы не стала смотреть. Нет. Все эти гриффиндорцы одинаковы, такие гордые, правильные ублюдки, Драко аж передернуло.
― Этот урод явно нарывался, ― ровно сказал он, ― И можешь быть уверена, я ни о чем не жалею. Никто не смеет так со мной разговаривать. ― Может быть, она вздохнула. Он не был уверен, но окно, похоже, запотело быстрее, чем в прошлый раз. ― Признайся, ― сказал он, глядя, как Гермиона протирает стекло, ― Признайся, что тебе понравилось видеть этого самодовольного говнюка прижатым к стене. ― Драко понизил голос. ― Признайся, тебе понравилось, что я это сделал. Что ты хотела бы сделать это сама. ― Она шевельнула пальцами. ― “Отлично”, ― подумал он, ― “Давай, заводись. Я хочу на это посмотреть”. ― Он наклонился вперед, вглядываясь в ее отражение, наблюдая за трепетом ресниц, и нажал сильнее. Голос упал почти до шепота. ― Признайся, что тебя это возбудило, Грейнджер.
Гермиона резко выпрямилась и спрыгнула с подоконника. Драко улыбнулся. Она стояла перед окном, сверля его взглядом. ― Попал в точку, да? ― спросил он, довольный тем, что правильно рассчитал, как заставить ее смотреть в глаза.
― Тебе понравилось бить этого мальчика, правда? ― ее губы дрожали. ― Ты наслаждался каждой минутой?
― Я был бы не прочь повторить. ― В глубине души Драко был заинтригован, хотя это, в общем-то, было не особенно интересно — только губы выдавали ее гнев. Голос был спокоен, тон раздражающе нейтрален, эти ее сбивающие с толку глаза – глубоки и темны, как всегда, не то, что раньше, когда они, казалось, готовы были плеваться огнем. Неважно, что они прожигали его до самой глубины души.
― Тогда почему ты по дороге крушил стены? ― она кивком указала на его окровавленную руку. ― Не верится, что именно я тебя так достала, Малфой. Я ведь не больше крошечного пятнышка на твоем радаре, правда? А если причина не я и не Майкл, то что?
Драко смотрел на нее, все еще улыбаясь, но ничего не говоря. И тяжело дышал.
― Твое идиотское гнусное притворство меня не обманет, Малфой, ― добавила она. ― Ты совсем не такое воплощение зла, как тебе нравится думать. А всего лишь слабак, каким считаешь меня. ― Драко дернулся, Гермиона пошатнулась и попятилась от него и от окна, схватив со стола сумку и шаря там в поисках палочки. ― Вот только я совсем не такая слабая, как ты думаешь, ― добавила она.
― Что у тебя там, Грейнджер? ― засмеялся Драко, ― Поттер?
Гермиона достала палочку, сжала ее побелевшими пальцами и бросила сумку на пол. Взгляд Драко метнулся к ее руке, слизеринец вздрогнул, но девушка не заметила.
— Тебя никогда не беспокоило, — продолжила она, — что у Гарри так много того, чего тебе не хватает?
― Не сказал бы, что хоть когда-нибудь смотрел на Уизли с таким вожделением.
― Гарри — настоящий герой. Он пережил больше, чем все мы вместе взятые, но отлично справляется, сам, без помощи и без выкрутасов. И поэтому у него есть настоящие друзья. Люди, которые его любят и все для него сделают. Которые уважают его не потому, что боятся. ― Гермиона смерила Драко взглядом. ― И все шлюхи Хогвартса не падают толпами к его ногам, ― фыркнула она.
Драко широко улыбнулся.
― Гарантирую, что он не очень-то этому радуется.
― Я имею в виду, что ему достаются порядочные девушки, ― парировала Гермиона. ― Ты никогда не пытался себе такое представить? Как это, получить порядочную девушку?
― Я могу получить кого угодно, ― огрызнулся Драко, но его улыбка слегка потускнела. ― И ты это знаешь, Грейнджер.
Она закатила глаза.
― А самое главное, что делает тебя таким жалким, Малфой, — это то, что у Гарри есть принципы, чувства и сердце. Вот почему он вырастет и проживет прекрасную жизнь для себя, вместо того чтобы ютиться в тени своего отца, как ты.
Драко словно окаменел.
― Не приплетай сюда моего отца, сука, хуже будет. ― Он сделал шаг в ее сторону, и Гермиона инстинктивно выдвинула вперед палочку. Драко сунул руку в карман.
― Даже не пытайся, хорек. Клянусь, я от тебя мокрого места не оставлю. Я не шучу.
Драко засмеялся и вынул пустую руку из кармана.
― Все равно у меня ее нет, ― он показал на сумку, брошенную у входа в гостиную. ― Снял ее, когда вошел. Не думал, что придется драться с Маленькой Мисс Гриффиндор.
Она по-прежнему держала палочку наизготовку.
― Так как насчет того, чтобы признать это? Признай, что ты слабак.
― Давай начнем с тебя.
― Я не слабая.
― По поводу этого дерьмового Скавентона. Признайся, что это тебя возбудило.
― Пошел ты.
― Ага, я и говорю, тебе хочется.
― Какого черта с тобой не так? ― прошипела Гермиона, ее спокойствие быстро улетучивалось, лицо с каждой секундой пылало все сильнее.
Драко сделал к ней еще шаг.
― А как ты думаешь, почему этот вопрос тебя так сильно волнует?
― Потому что это самая большая мерзость, которую я от тебя слышала в этом году.
― Правда?
― Да.
Драко был так близко, что конец ее палочки касался его рубашки. Гермионе не нравилось, что он подобрался почти вплотную, а она ею так и не воспользовалась.
― Почему бы тебе не ответить? ― предложил он. ― Тебе это понравилось?
― Понравилось? ― Какого хрена он вообще задает такие вопросы. ― Разумеется, мне это не понравилось!
― Не понравилось?
― Нет.
― Врешь.
― Еще шаг, и я это сделаю, ублюдок. ― Ее трясло. Черт побери, перестань трястись. Он завел ее, как всегда, вывернул всю ее сдержанность наизнанку.
― Я видел, как ты дышала. ― Драко опять понизил голос. ― Так же, как сейчас.
― Ты вывел меня из себя, ― сказала она. ― Пойми это своей тупой башкой, извращенец.
Он, не мигая, смотрел на нее острым, пронизывающим взглядом.
Гермиона глубоко вдохнула, резко втянув воздух через нос, твердо встала и выпрямила спину. Столько всего хотелось сказать. Столько всего.
― Раскрой глаза и посмотри на себя, Малфой. Ты что, действительно больше ничего не умеешь, кроме как бессмысленно и бесконечно издеваться? ― И, раз уж она начала… ― Ты вообще не умеешь общаться… тебе бы только трахаться или заставлять этих кретинов Крэбба и Гойла избивать кого попало до полусмерти? Ты даже не понимаешь, что это только доказывает твою мерзкую слабость и уязвимость. Бедняжка, ты не можешь вынести, когда тебе говорят правду, тебе невыносимо знать, что кто-то не боится тебя так, как другие. Как этот гриффиндорец, как Гарри и Рон, как я. ― Гермиона уже не могла остановиться. ― Сколько прошло времени, Малфой? Семь лет? Как тебе удалось стоять в сторонке и смотреть, как все взрослеют, не понимая, что, может быть, только может быть, ты должен делать то же самое? Мне тебя жаль. Самозваный лидер Слизерина, самого гнусно извращенного факультета во всей школе, и тебе абсолютно нечему их научить, кроме как похерить последние остатки хорошего, сохранившиеся под их маленькими черепушками. Ты думаешь, грязнокровки ненормальные, Малфой? Думаешь, мы больные? Это тебе нужна помощь! У меня мурашки по телу каждый раз, когда мы оказываемся в одной комнате! Ты в полном дерьме, Малфой. А твой отец не мог научить тебя ничему, кроме как тащить за собой в это дерьмо всех остальных. ― Ее палочка полетела в сторону.
Гермиона стояла у стены, задыхаясь, лицо Драко было в нескольких сантиметрах от нее, когда он схватил ее за плечи и крепко, грубо припечатал к стене. Обездвиженная, злая, неспособная погасить огонь внутри, Гермиона быстро восстановила дыхание.
― Давай, ― прошипела она. ― Ударь меня. ― Драко тяжело дышал, его брови почти сошлись на переносице. Он стиснул зубы так, что они щелкнули у нее перед носом. Гермиона слышала этот звук, чувствовала его ярость. ― Ударь меня, ― повторила она.
Драко скрипнул зубами, на скулах заходили желваки. Близко, так близко от нее, о, черт. Ведь это то, чего хотел бы от тебя отец, не правда ли?
Его близость оглушала. Ее отражение плясало в его глазах. Неважно, насколько Гермиона владела голосом, все равно она выглядела до смерти напуганной.
― Разве это не то, что бы он сказал? ― она начала заикаться. ― Ударь меня. Ударь грязнокровную суку. Мы слабые. ― Ее лицо было так близко, и он хотел ударить, ему это было так... так необходимо, пока она, дрожа, стояла у стены и говорила эти острые, горячие, смертельные слова. ― Давай, ― еще раз повторила она. Остро, горячо, смертельно. ― Ударь меня, Малфой. ― И Драко сделал единственное, что могло его удержать.
Единственное. Он поцеловал ее.
Его губы обрушились на нее, и Гермиона ударилась головой о стену. Девушка глухо вскрикнула, плотно сжала рот и попыталась вырваться, оторваться от него.
― Нет! ― Несмотря на сопротивление, он взял ее за подбородок и заставил посмотреть себе в глаза. ― Иди ты в пень, Малфой! ― всхлипнула Гермиона. Она кожей чувствовала его дыхание, и от этого ее бросало в дрожь. Глубокий, испуганный, жестокий трепет вдоль спины, от которого вставали дыбом маленькие волоски на коже. Она снова попыталась вырваться, но Драко только усилил хватку.
Еще раз, медленно и крепко, он прижался губами к ее губам, и Гермиона замерла. Ее глаза, эти чертовы темные глаза горели огнем. Драко снова отстранился. Бесконечный миг они смотрели друг на друга, на целую секунду дольше, чем надо было, дыша, безмолвно крича, полные чего-то, всего, ничего, что могли бы понять.
― Я ненавижу тебя, Малфой. ― прошептала Гермиона. Шепот был резким, как рвущийся шелк, горячим, в нем чувствовались слезы. ― Я так тебя ненавижу.
И Драко прижался к ее губам еще один, последний раз. И ее рот открылся для него, позволил ворваться, почувствовал влажный жар его твердого языка. Гермиона коротко, резко застонала, когда его рука вцепилась ей в волосы, и он потянул ее назад, все сильнее прижимаясь. Драко был зол. Он целовал ее, чтобы наказать ее, наказать самого себя, и это и было наказанием, отчаянным, диким, безумным. Зубы вонзились в ее нижнюю губу, сильно и жадно. Он втягивал ее в рот и высасывал острую, сладкую кровь, выпуская только для того, чтобы попробовать верхнюю, почувствовать, как она дрожит, угрожает, просит не останавливаться. И он не мог остановиться, пробуя ее язык, прижимая свой рот к ее рту, свой язык... глубже и глубже.
Гермиона чувствовала, что теряет голову. Кровь пульсировала, а сама она словно растворялась, боясь открыть глаза, рукой вцепившись в его рубашку, притягивая к себе, а он прижимался к ней. Она растворялась в стене, а он просто въедался в нее. Драко опять укусил ее, еще сильнее, жадно, в порыве стыда и безумного гнева. Ее вскрик потерялся в темноте его рта. Он обхватил ладонями ее лицо, грубо и жестко, и Гермиона не могла пошевелиться, да и не хотела, и Драко показалось, что он ощутил привкус крови на языке, и он лизал, сосал, с жадностью, пока снова не ощутил этот вкус. Это не может быть просто поцелуем. Мысли неслись с дикой скоростью, бились в голове, разбивались на миллион осколков, каждый из которых выкрикивал ее имя, ее чертово имя – Грейнджер - и им обоим был нужен воздух, так сильно, потому что Драко не мог дышать, он был так зол, что хотел задушить ее хотел чтобы она сломалась-сломалась-сейчас-пожалуйста... и вдруг она начала отталкивать его.
Изо всех сил, упираясь руками в грудь - задыхаясь – потом еще сильнее, локтями, извиваясь, выворачиваясь из-под него, что-то всхлипывая ему в рот; и Драко не мог понять, когда из просто плохого все стало еще хуже, и изо всех сил прижимал чертову грязнокровку к себе. Он опять припечатал ее к стене, жевал ее губу, прижимаясь ртом к ее рту так сильно, что она могла расколоться, потому что хотел, чтобы она разбилась-сломалась-все-что-угодно, только бы не останавливала его. Драко мог поклясться, что она ответила на его поцелуй, а теперь? Теперь он уже ничего не понимал, но удерживал ее, не мог выпустить ее губ, не мог остановить движение языка, он должен был попробовать ее, подавить, показать ей, кто здесь главный, у кого власть, хотел, чтобы она хотела его, всегда безумно хотела его, прижимал твердеющий член к ее бедру, постанывая в ее рот от ощущения контакта, почти двигая им, представляя себе, как оно там у нее внутри: теплое, скользкое, узкое, грязное. Теперь Гермиона стонала громче, пыталась закрыть рот, сомкнуть губы, но его язык - он не мог остановить его, он был в ярости, он так ненавидел ее, что просто не мог его остановить.
А Гермиона сопротивлялась все сильнее... когда она перестала отвечать на поцелуй? И ему становилось все труднее удерживать ее, но Драко был сильным, сильнее ее, все еще сильнее, и ему нравилось думать, что она ничего не может сделать. Она слишком слаба. Не прекращать поцелуй, не останавливать язык, не давать ей кричать, не переставать пробовать ее, не открывать глаза, не понимать, не принимать. Это х**ва неразбериха, и ты буквально пожираешь грязнокровку, это Грейнджер, это вонючая Грейнджер, опять ее имя, ее имя, ее имя, ее чертово имя, и тогда...
Драко оторвался от ее губ и скорчился перед ней на полу.
― ** твою мать! ― прохрипел он, прикрыв руками промежность и член, который вдруг стал мягким. ― Какого хрена, что ты себе позволяешь?
― Какого хрена, что ТЫ себе позволяешь? ― выкрикнула Гермиона.
― Ты ударила меня коленкой, блин...
― А чего ты ожидал? ― снова крикнула она, перескочила через него и отбежала к противоположной стене. ― Ты чертов УБЛЮДОК, Малфой!
Драко зажмурил глаза. Эта боль... эту боль невозможно было забыть. ― Сука, ― сказал он сквозь сжатые зубы.
― Не подходи ко мне! ― воскликнула Гермиона, когда Драко начал подниматься на колени. Дрожа, он встал на ноги и заметил, что палочка снова у нее в руке и указывает прямо на него. ― Клянусь, если ты сделаешь хоть один гребаный шаг...
Он стоял, согнувшись и стиснув зубы, с гримасой боли на лице.
― Если не заметила, наглая шлюшка – ты ответила на мой поцелуй, — злобно, выдавил он.
― Я пыталась остановить тебя! ― Гермиона яростно выпрямила руку.
― Ты притягивала меня к себе!
― До того, как начала отталкивать тебя!
Драко, вздрогнув, резко оборвал смех.
― Ты искалечила меня, гадина, ― зарычал он, ― Опусти палочку, твою мать.
― Я не могла дышать!
― Опусти палочку, Грейнджер.
Она широко раскрыла глаза.
― Не двигайся!
― Заткнись, дура, ― рявкнул Драко, ― Я даже стоять как следует не могу.
― Ты это заслужил.
― Да что с тобой? Ты этого хотела!
― Нет, не хотела!
― Ты ответила на поцелуй.
― Перестань так говорить!
― Признай это, мать твою!
― Ты сделал мне больно, ― сказала она, пыталась унять судорожные вдохи, разрывающие грудь. ― Что случилось с твоим «я никогда в жизни не бил девчонок», Малфой?
Он прищурился. ― Заткнись.
― Я думала, это правда.
― Я сказал, заткнись!
― А что ты сделаешь, если не заткнусь?
― Не притворяйся, тебе понравилось.
Гермиона помотала головой и ответила:
― Ты больше никогда не подойдешь ко мне так близко, Малфой. ― Ее голос слегка дрожал.
Драко поднял взгляд. Он не был уверен, но ему показалось, что в глазах у нее блеснули слезы.
― Ты понял? – спросила она.
Он не бьет девчонок. Не бьет.
― Малфой?
― Что?
― Больше никогда.
― Не больно-то и хотелось, ― нахмурился он. ― Меня еще никогда так не тошнило.
Гермиона уставилась на него. В ее глазах, кажется, опять стояли слезы.
― Никогда больше, ― повторила она, осторожно продвигаясь к лестнице. Палочка по-прежнему указывала в его сторону.
Она шагнула на первую ступеньку лестницы, ведущей в ее спальню, и Драко, провожая ее взглядом, заговорил: ― я не бил тебя. Это чтобы у тебя не осталось никаких идиотских сомнений, Грейнджер. Ты ответила на мой поцелуй, и мне все равно, сколько раз мне придется это повторять.
― Что это должно означать?
― А что, ты думаешь, это должно означать? ― сказал он, стоя уже гораздо более прямо и уверенно. ― Я не больше твоего хочу, чтобы кто-нибудь узнал про эту по**бень. Но если ты будешь плохо себя вести, я уверен, что Поттер не останется в блаженном неведении до конца года.
Ее сердце оборвалось.
― Нет, ― она смотрела на него широко раскрытыми глазами. ― Ты ничего не скажешь.
― Почему бы и нет?
― Он убьет тебя.
― Или умрет, попытавшись.
― Нет, Малфой, это останется между нами. ― Гермиона сглотнула слезы, вновь навернувшиеся на глаза.
― Посмотрите, как интересно.
― Что? ― нахмурилась она, тщетно пытаясь унять жар прилившей к щекам крови.
― Почему тебе так хочется оставить это между нами, если ты ничего такого не делала, Грейнджер? ― ухмыльнулся Драко, ― Если ты так уверена, что это я заставил тебя, почему бы тебе не побежать прямо к Поттеру?
― Заткнись.
― Ты хотела.
Гермиона в изумлении покачала головой. Как же она это допустила? В какой момент столько выплыло наружу? Он всегда будет держать это против нее, как оружие. Она была в ловушке. У него в кармане, и он это знал. Конечно же знал, ублюдок.
― А если я скажу Гарри? ― спросила она дрожащим голосом.
― Не скажешь, ― прищурившись, ответил он. ― Не пытайся себя обмануть.
― Не скажу? ― вскинулась Гермиона. ― Я не дура, Малфой. Я знаю, ты думаешь, что вечно сможешь меня этим шантажировать. Я этого не допущу.
― И что ты расскажешь этому бедолаге, Грейнджер? ― усмехнулся Драко. ― Что мы целовались так страстно, что это был почти что секс?
Где-то в глубине, ее сердце подпрыгнуло.
― Нет, ― возразила она. ― Что ты держал и не отпускал меня. Что ты все равно что заставил меня. Ведь на самом деле все так и было, не правда ли?
― Это будет вранье.
― Да ну?
― Ты же знаешь, что не можешь врать своему любимому Поттеру, ― засмеялся Драко. ― Ты должна будешь сказать ему, что ответила на мой поцелуй, а оно того стоит? Будет ли он после этого когда-нибудь еще с тобой разговаривать?
Глаза жгло, как огнем, это было слишком, Гермиона не смогла удержать слезы, и по щеке скатилась одинокая соленая капля.
Драко заметил, и его улыбка примерзла к лицу. ― Плачь, если хочешь, ― зарычал он.
Гермиона помотала головой и повернулась, побежала, полетела вверх по ступенькам, глотая слезы, которые падали и падали.
― Это ничего не меняет!
Она захлопнула дверь, чтобы не слышать его голос, всхлипывая, задыхаясь, сползая по ней, пока не села на пол, уткнувшись лицом в колени. Умирая от стыда. И глухо зарыдала, обхватив колени руками. Почему? Все было в полном тумане. И хуже всего...
Отправлено: 27.01.07 08:01. Заголовок: глава 4 часть 1
Глава 4.
― Гермиона уже говорила с тобой о Зимнем Бале?
― Гарри, вообще-то я здесь.
― Я знаю. Просто спрашиваю Рона перед тем, как спросить тебя.
― Спросить меня – о чем?
Гарри взглянул на часы и постарался принять максимально безразличный вид.
― Ну, знаешь, ― начал он. ― Просто по правилам, старосты девочек и мальчиков должны идти вместе.
Гермиона уставилась на него.
― То есть как пара.
Молчание.
― Ну, и я хотел проверить, знаешь ты или нет, ― пожал плечами Гарри.
― Спасибо, я знаю, ― ответила Гермиона, глядя в сторону, и опять уткнулась в книгу.
Гарри подождал, потом спросил:
― И это все?
― Что? ― вздохнула она, закатив глаза и захлопнув книгу.
― Ну, я думал, что ты поэтому была такой... ― он остановился, чтобы подобрать слово, ― дерганой на этой неделе.
Она подняла бровь.
― Ну, тогда задумчивой?
Гермиона не мигая смотрела на него.
Гарри толкнул Рона.
― Похоже, мне нужна помощь.
Тот помотал головой, не отрываясь от комикса. ― Обойдешься, братишка. Ты игнорировал все мои многозначительные взгляды с тех самых пор, как открыл рот. А еще ты наплевал на мой совет вообще не начинать этот разго...
― Остынь, Рон, ― смущенно засмеялся Гарри. Гермиона вряд ли обрадуется, узнав, что он обсуждал это с Роном за ее спиной. ― Я все понял.
Положив книгу на подлокотник, Гермиона встала, одернула юбку, шагнула к Гарри и посмотрела ему в глаза.
― Ты прав. Скорее всего, именно поэтому я и была такой дерганой на этой неделе.
Гарри был явно ошарашен ее признанием.
"Ну да. Типичный Гарри".
― Наверное, я просто боюсь этого бала, ― продолжила она. ― Смотри, он уже через полторы недели, а я только что закончила его дурацкую организацию. И еще не забудь, что меня будет опекать первый кролик на деревне. Но я справлюсь. Я, как всегда, справлюсь. ― Она пожала плечами. ― Правда, не волнуйтесь.
Не зависимо от желания, в Гермионе мало-помалу росло ошеломляющее понимание. Врывалось в сознание жутким визгом, от которого хотелось убежать и проблеваться.
"Правда? Хорошо, Гарри, - думала она, - если ты хочешь правду, блин, то я начисто забыла об этом идиотском правиле. Кто только его придумал? – И, признаться, собиралась ненавязчиво намекнуть, что ты или Рон должны пригласить меня, потому что я не удосужилась выкроить время и найти кого-нибудь еще. А знаете почему? Почему, черт возьми, почему - какой замечательный вопрос. Потому что каждый раз, везде в этой идиотской школе, стоит мне повернуть за чертов угол, я вижу Малфоя – как будто здесь есть еще бОльшая задница – и думаю, когда же он начнет трепаться о том, что я поцеловала этот его поганый рот, - сильно, испуганно и страстно.
Вот почему".
― Как хочешь, ― кивнул Гарри. ― Я только хотел предложить выпустить пар. ― Он потеребил нижнюю пуговицу рубашки. ― Если надо. ― И опустил глаза. ― Выпустить пар, вот и все.
― Все будет нормально.
Гарри взглянул на нее и пожал плечами.
― Я не собираюсь ничего делать, если тебя это волнует.
― А должно?
― Вот я и говорю, что нет.
― Рада слышать.
― Отлично.
― Ну, а вы с кем идете? ― спросила Гермиона, плюхаясь на диван и открывая книгу.
Ее все еще тошнило. Похоже, это не пройдет, пока она не проблюется, не поговорит с Малфоем или просто не покончит с собой. Или с ним.
― Ты с кем, Рон? ― спросил Гарри, который, очевидно, на данный момент был «ни с кем».
― Может, с Лавандой, ― ответил тот. ― Не то, чтобы я позаботился пригласить ее.
Если Гарри и Рон когда-нибудь узнают, хуже всего то, что у нее нет ни малейшего права требовать сочувствия. Она могла бы рассказать, как пыталась прекратить это, как вырывалась, отчаянно, но они услышат только, с чего все началось. Она ответила на его поцелуй. Она ответила на его поцелуй. Для них только это будет иметь значение. Гермиона не сомневалась, потому что сама с тех самых пор не могла думать ни о чем другом. Только - как она притянула его к себе и почувствовала горячую кожу и потрясающий рот и жестокий язык и руки, сжимающие ее все сильнее, укус на губе, высасывание крови, лизание, покусывание, рывок, таяние.
И все это сопровождалось – чем? Зловеще-издевательской волной наслаждения. Вспоминать об этом было мучительно. Она предпочитала думать о том, как вырывалась... задыхалась... из губы текла кровь, думать о Гарри, о Роне, о последствиях, но все было как в тумане. Только мерзкий густой туман в голове.
А правда ли то, что она все время изо всех сил пыталась вырваться?
Черт возьми. Черт возьми его. Тупой грязный ублюдок заставил ее думать, что на самом деле он не виноват. Когда он был виноват. Был, был. Она вырывалась. Сопротивлялась. Ударила его коленкой по яйцам, и он это заслужил. И ей понравилось, когда он оторвался от ее рта.
"Слышишь? - спросила она себя. - Мне понравилось".
― ... о чем я говорю.
― Что?
― Ты всю неделю витаешь в облаках, ― вздохнул Гарри. ― Ты вообще слышала, что сказал Рон?
― Ммм... извини, Рон, что? ― слегка заикаясь, переспросила она.
― Джинни чего-то болтала по поводу твоего платья, ты его уже купила? ― повторил он.
Гермиона бессмысленно уставилась на него.
― Платье. Для Зимнего Бала.
― Э, нет. Нет еще. ― Она снова закрыла книгу и вздохнула. ― О, господи.
― Тогда у меня идея, ― лицо Рона осветила ослепительная улыбка. ― Я попрошу маму прислать то большое платье, которое тебе так понравилось, когда ты была у нас в последний раз.
― Красное? ― засмеялась Гермиона, ― Оно мне понравилось, потому что такое потрясающе древнее. ― Ее улыбка потускнела. ― Извини, Рон, боюсь, это не годится.
― Но ведь можно хотя бы померить... ― он пожал плечами. ― Оно совсем не такое старое.
Гарри засмеялся.
― Рон, ты тогда сбежал, потому что я нашел на нем паука.
― Да, конечно, самого обыкновенного паука, ― огрызнулся тот. ― У этого обыкновенного паука было не меньше двенадцати чертовых ног!
Гермиона присоединилась к хохоту Гарри и не сразу заметила, что рыжий опять уставился на нее в ожидании.
― Рон, ну, пожалуйста, ― вздохнула она. ― Ты же не серьезно?
― Почему бы и нет?
― Оно похоже на то, в котором ты был на Рождественском Балу на четвертом курсе, ― улыбнулась она. ― Извини. Просто я не думаю, что Старосте девочек стоит рисковать авторитетом, одевая что-то вроде огромной бархатной занавески.
Рон грустно пожал плечами. ― Не то чтобы я сильно обиделся или что... ― Он плюхнулся на диван и уткнулся в комикс.
― По-моему, это не важно, ― сказал Гарри. ― В любом случае, ты не захочешь хорошо выглядеть для Малфоя.
Класс. Дикое предложение надеть древнее платье отвлекло ее от мыслей о нем на сколько? На три секунды? Идиотский праздник.
― Я тоже так думаю, ― ответила Гермиона, чувствуя триумфальный возврат тошноты.
― Ты можешь завтра пойти с Джинни и остальными, ― продолжил тот, ― они собираются за платьями.
― У меня нет времени.
Гарри и Рон сочувственно переглянулись. Это ее разозлило.
― Может быть, тебе стоит найти время, ― предложил Рон. ― Я думал, этот бал – что-то вроде чертова дня рождения для вас, девчонок. Они такими толпами собирались вокруг плакатов, - не уверен, что те, кто сзади, вообще могли что-нибудь разглядеть.
― Каких плакатов? – спросила Гермиона с сильно бьющимся сердцем.
― Объявлений о Зимнем Бале.
Гермиона застыла от ужаса. Она даже не подумала об идиотских объявлениях, не говоря уже о платье, партнере для танцев или... давайте посмотрим правде в лицо... вообще ни о чем по поводу бала.
― Вы не имеете в виду... ― она не договорила. Малфой никогда в жизни не стал бы пачкать руки и рисовать плакаты. Это было ниже его достоинства. ― Да, похоже, префекты справились с этим лучше меня.
― Ты можешь попросить Джинни купить тебе платье, ― предложил Гарри.
― Наверное.
"Кого вообще заботит это дурацкое платье?"
Единственное, о чем она сейчас могла думать - как бы понатуральнее притвориться больной, чтобы вообще не ходить на это идиотское мероприятие.
Его глаза были крепко зажмурены, он ухватился за блестящие темные волосы Пэнси и подтолкнул ее голову на свой пульсирующий член. Она стонала. Звуки отвлекали и раздражали чуть ли не сильнее, чем все остальное. Драко знал - она стонет потому, что считает - так надо, и это сильно портило впечатление. Такие неприятные мелочи не давали забыть, что он имеет дело с первоклассной подстилкой. Опыт – это хорошо, думал он, но ничто не сравнится с девственницей.
― Драко, ― протянула Паркинсон, ― ты такой...
― Заткнись и соси. ― Его дыхание было прерывистым, голос хриплым. Он снова нагнул ее голову вниз и начал встречать ее рот мягкими движениями бедер, толкаясь концом в горло. ― Вот так, ты, маленькая префектная сучка, ― прошипел он, ― соси меня. ― И она ускорила темп, давая ему трахать себя в рот. Слегка сжала основание члена, и Драко простонал: ― ** твою мать... ― У Пэнси прекрасно получалось работать ртом. То, как она временами проскальзывала зубами по головке, было совсем неплохо. ― Бл***... ― Пэнси опять начала стонать, и Драко вздрогнул. Ему не хотелось это слушать, особенно сегодня. В звуках было что-то не то. Что-то почти... впервые... слишком грязное в том, как Пэнси озвучивала свое удовольствие.
Но... господи... она была хороша, как всегда, со своим маленьким ротиком. Драко не мог не оценить этого в последние пять, шесть, семь-да-кто-вам-считает минут и сейчас приближался к разрядке. Он ритмично толкал ее голову, другой рукой сжимая ручку кресла, ускоряя темп, все резче и жестче погружаясь в ее влажное тепло. Горячий, влажный, блестящий рот. Драко слышал, как она чуть-чуть подавилась. Хорошо, бессвязно подумал он. Давись для меня, тупая сука. Когда ее пальцы слегка сжали яйца, каждый нерв его тела потряс знакомый, оглушающий, это-стоит-того-и-я-буду-трахаться-с-каждой-грязной-шлюхой-в-школе оргазм. Драко резко вдохнул сквозь сжатые зубы и пролился ей в рот широкими длинными струями, которые она с готовностью приняла. И громко сглотнула со стоном наслаждения, как будто вкус был восхитителен. Ей это действительно нравилось. Тупая шлюха.
Через несколько минут Драко пришел в себя и оттолкнул ее, уперевшись в плечи.
― Твое здоровье, Пэнс, ― задыхаясь, проговорил он. ― У тебя талант. ― Мерлин, у нее таки действительно был талант.
Она широко улыбнулась и согласилась:
― Ага. ― Ее груди почти вывалились из лифчика, когда она попыталась оседлать его.
Драко поднял руку.
― Хватит. ― Убрал член и застегнул штаны.
Улыбка Пэнси потускнела.
― Что? ― спросила она, небрежно вытирая рот тыльной стороной ладони. ― Мы не трахались целую неделю, Драко.
Он пожал плечами.
Девушка быстро встала и нахмурилась.
― А, понимаю. Слишком много секса в последнее время, да?
― Не заводись, ― вздохнул он и запрокинул голову.
― Сколько шлюх у тебя было на этой неделе?
― Ну, не знаю, ― ответил он. В комнате начинало ощущаться напряжение. ― Вообще, это не твое дело.
Пэнси вдруг разозлилась.
― Не мое...? ― она изумленно замолчала и опустила голову.
"Ради Мерлина".
― Тогда, ― поинтересовался он, ― скольким парням ты давала на переменах на этой неделе, а?
Пэнси вздохнула, глубоко и обиженно.
― Хорошо, ― прошипела она, злобно улыбаясь и хватая с тумбочки блузку. ― Мы оба резвимся на стороне, Драко, но в одном я уверена. ― Она остановилась, чтобы засунуть руки в рукава. ― Я скорее трахнусь с собственным братом, чем прикоснусь к мерзкой грязнокровке. ― И повернулась к двери.
― Какого черта это должно означать, Паркинсон? ― резко вставая, рявкнул Драко.
Пэнси торжествующе обернулась, довольная его реакцией: руки в бока, блузка расстегнута.
― Ну? ― повторил он.
― Не думай, что я не заметила, как ты назвал меня «маленькой префектной сукой» два раза на этой неделе.
― И что?
― Я не префект, твою мать, Драко.
"Нет, не префект, - подумал он, - и на это есть весьма веская причина".
― Окей, ― проговорил он. ― Ну, наверное, одна из префектов с шестого курса иногда отсасывает мне вместо тебя. Ты должна посмотреть на некоторых из них, Пэнс. Неплохие задатки.
― Не волнуйся, ― крикнула она. ― Я всем расскажу, Драко.
Господи, ему ли не знать, что если откажешь Пэнси - жди беды.
Драко медленно подошел к ней.
― Ты этого не сделаешь.
― Как же, как же.
― Нет. ― Он приблизил к ней лицо. От нее резко пахло спермой. "Какая мерзость", - надменно и лицемерно подумал он. ― Подумай, как ты будешь выглядеть, если начнешь распускать жалкие слухи обо мне и Грейнджер?
Пэнси моргнула.
― Дело не в этом, ― тихо ответила она.
Драко засмеялся.
― С твоей тупой головой что-то не в порядке, Паркинсон. Наверное, ты ей слишком сильно билась о спинку кровати.
― Ты ублюдок, Драко.
― А ты – грязная шлюха, и ты когда-нибудь слышала, чтобы я жаловался? Если только попробуешь открыть рот и сказать кому-нибудь хоть слово по поводу этих твоих диких идеек, можешь быть уверена, на х*й, что я больше к тебе не прикоснусь.
Пэнси отшатнулась. ― Ты не сможешь.
Драко пожал плечами и шагнул назад. ― Еще как смогу, ― усмехнулся он. ― А теперь убирайся. У меня дела. ― Он видел, как огорчение на лице Пэнси сменяется гневом.
― Ты что, даже не собираешься этого отрицать? ― крикнула она так громко, что Драко вздрогнул. ― Скажи это, Малфой! Не крутись вокруг да около, как будто не хочешь говорить правду!
"Заткнись, заткнись, заткнись".
― Не смей меня об этом спрашивать, твою мать, ты, тупая сука. Ты отлично знаешь, что я думаю о грязнокровках!
Вспышка памяти. Приступ тошноты.
Это почему-то на секунду успокоило ее.
― Отлично.
― А теперь вали отсюда. ― …"Пожалуйста, убирайся".
Пэнси убийственно взглянула на него и бросилась к двери. Только тут Драко заметил, что на пути у нее стоит Грейнджер.
Здрасьте, приехали.
― Посмотрите, кто пришел, ― Пэнси резко остановилась, опять уперла руки в бока и злобно уставилась на Гермиону. ― Это же грязнокровка! Как раз вовремя.
Гермиона посмотрела на Драко поверх плеча Пэнси и нахмурилась.
― Как ты ее сюда протащил?
― Пароль? ― очевидный ответ. (Как и для большинства девок, которых я сюда привожу, ты, дура.)
― Мы не должны приводить никого, кроме префектов...
― Черт возьми, Грейнджер, - взвилась Пэнси. ― Ты что, не понимаешь, что нас обоих от тебя тошнит? - Гермиона закатила глаза и попыталась обойти ее. Пэнси подняла руку и преградила ей путь. ― Не так быстро, ты, сучка.
― Прости, что?
― Я еще не закончила говорить тебе, насколько ты омерзительна.
Гермиона посмотрела на Драко. Ну и что она от него хочет? Он не собирался бросаться между ними, раскинув руки, чтобы разрядить ситуацию. Очевидно, она слишком привыкла к тому, что кто-нибудь всегда это делает. Но он – не Поттер. И все должны быть за это благодарны.
― Прикинь, я все никак не могу поверить, ― продолжила Пэнси, вышагивая взад-вперед по комнате перед Гермионой, ― что они назначили тебя старостой, и все такое. Гигантская ошибка с их стороны, тебе не кажется?
Гермиона уставилась на нее.
― Ревнуешь? ― спросила она с легкой улыбкой, проступившей сквозь возмущение.
― К тупой грязнокровной шлюшке вроде тебя? ― фыркнула Пэнси. ― Поцелуй меня в задницу, дура.
Это начинало утомлять.
― Я думаю, тебе надо уйти, ― сказала Гермиона своим самым официальным тоном старосты. По-гриффиндорски. ― Здесь могут находиться только префекты.
― Какие мы строгие, ― огрызнулась Пэнси. ― А вот мне насрать. Смешно, правда?
Гермиона вздохнула.
― Ты не префект, поэтому должна уйти.
― Я никуда не пойду, ты, дерьмо, ― Пэнси придвинулась к самому ее лицу, ― даже не подумаю.
Драко отвлеченно решил, что с такого расстояния Гермиона сможет почувствовать сильный, терпкий запах его спермы изо рта Пэнси. И она будет вдыхать его. Великолепно, глубоко вдыхать то, от чего ее наверняка стошнит. Хотелось бы на это посмотреть.
Наверное, она действительно почувствовала, потому что вздрогнула, повернулась и посмотрела на него.
"Прекрати. Я не твой чертов Поттер".
Пэнси засмеялась.
― Мерлин, ― ехидно сказала она, ― сколько еще раз ты на него посмотришь, Грейнджер? Мне тебя почти жалко – ты такая миленькая маленькая шлюшка. ― Она прищурилась. ― Но ты маленькая грязнокровная шлюха, вот беда.
Что-то сверкнуло в темных глазах Гермионы.
― Да что ты говоришь. ― Она повернулась и уставилась на верхнюю губу Пэнси со странной высокомерной улыбкой.
Какого Мерлина Грейнджер таращится на нее? Такая раздражающе скучная реакция, гораздо ниже ее обычного стандарта. Пэнси явно докапывается, а что в ответ? Одна десятая того, на что она способна. Где та самодовольная ведьма, блин, которую он привык ненавидеть? Это вдруг показалось гораздо менее забавным.
Разве что она демонстрировала зрелость. Старая добрая взрослая Грейнджер в длинных толстых бабушкиных трусах с начесом.
И вдруг Драко понял, чему она улыбается. Он бы и раньше заметил, но...
Гермиона подняла бровь.
― У тебя что-то на верхней губе, Паркинсон.
Смешавшись, Пэнси быстро подняла палец и стерла то, что со всей очевидностью было большой каплей спермы.
Гермиона улыбнулась.
― Перед тем как ты опять начнешь обзывать других, прошу отметить тот не вызывающий сомнений факт, что ты – полная и абсолютная шлюха. Пробу негде ставить. А теперь убирайся.
Гораздо лучше. Ее уровень. Жаль, что мы не на одной стороне, Грейнджер.
Пэнси пришла в бешенство.
― Да? ― прошипела она - зубы оскалены, кулаки сжаты, брови сдвинуты до предела. И оказалась рядом так быстро, что Гермиона не успела среагировать. ― Иди на х*й, ты, грязнокровная бл***!
Драко поймал занесенную руку Пэнси и развернул ее к себе.
"Зачем, твою мать? Зачем? Пусть бы она отделала эту чертову суку".
Пэнси таращилась на него во все глаза с выражением скажи-мне-что-ты-этого-не-делал.
― Драко, чт...?
"Думай, быстро. - Сердце бешено колотилось. -
Думай быстро".
― Палочка, Паркинсон, ― пробормотал он. ― У этой суки есть палочка. Наверное, не лучшая мысль... ― Он кивнул в направлении сжатой руки Гермионы, избегая смотреть ей в глаза.
Пэнси подозрительно взглянула на него. Безумные глаза. Черт, не поверила. Он ее совершенно не убедил.
"Приплыли. Круче только горы".
― Пэнси...
― Отпусти меня к е**ене фене, Малфой, ― прошипела она.
Но Драко продолжал держать ее. На всякий случай.
На случай чего? Какого черта, что с ним такое?
― На твоем месте я бы этого не делал, ― выдохнул Драко. Слова сочились зловещей угрозой; он этому научился много лет назад. И надеялся, что Пэнси будет не настолько упряма, чтобы проигнорировать предупреждение. ― Как ты после этого будешь выглядеть?
Он почти видел, как воспоминание о его недавних словах вспыхнуло в глазах Пэнси. «Подумай, как ты будешь выглядеть, если начнешь распускать эти жалкие слухи обо мне и Грейнджер?.. можешь быть уверена, что я больше к тебе не прикоснусь».
Лицо Пэнси чуть-чуть разгладилось.
― Ладно, ― сказала она низким, хриплым голосом, явно показывая, что разговор не закончен. Как будто он когда-нибудь будет закончен. И, Мерлин, он вспомнил, что она ему уже даже не нравится. По уши в дерьме - и ради чего? ― А теперь отпусти меня.
Драко медленно отпустил ее руку, старательно не глядя по сторонам.
Пэнси повернулась к Гермионе и поправила форму.
― Не знаю, как Малфой тебя до сих пор терпит, ― бросила она, пряча унижение за прищуренными глазами. Плевать, что теперь она не сомневалась, что между ними что-то есть - Грейнджер будет последней, перед кем Пэнси признает это. ― Наверное, неприятно знать, что Драко скорее стошнит, чем он подойдет к тебе ближе, чем на три метра, ― она вымученно усмехнулась. ― Он считает, что ты омерзительна.
Очевидно, последнее было сказано больше для себя.
Драко смотрел в сторону, чтобы случайно не встретиться с одним из этих коротких взглядов Грейнджер. Разговор наконец-то коснулся богатой и хорошо, слишком хорошо знакомой темы. Опять схватив Пэнси за руку, он развернул ее к себе и потащил прочь от Гермионы.
― Ай! ― вскрикнула Пэнси. ― Прекрати, Малфой!
― Ты что думаешь, я всю гребаную ночь собираюсь вас слушать? ― сквозь зубы процедил он, отпуская ее у выхода. ― Уходи.
― Но Драко, ― пробормотала она, кивая в сторону Гермионы, ― Что с тобой?
― Просто уйди, Пэнси.
Та опять нахмурилась и прошипела:
― Отлично, но мы еще поговорим об этом, Малфой. Не думай, что я забуду.
"Об этом можно только мечтать", - мелькнула мысль.
― Не понимаю, какая муха тебя укусила, ― добавила она.
Драко открыл дверь и проводил Пэнси взглядом.
― Какая муха, Пэнс? ― улыбнулся он. Сегодня, похоже, это была ты. ― Пэнси вспыхнула, и Драко быстро захлопнул дверь перед ее носом.
Гермиона несколько минут смотрела, как Драко стоит, привалившись к двери, уткнувшись в нее головой, упираясь кулаками, и тяжело дышит. Он... злился? Расстроился? Не разберешь. В комнате стояла тишина. Гермиона сглотнула - в горле пересохло. Что угодно за стакан воды.
В конце концов Драко обернулся, на мгновение встретившись с ней взглядом. Гермиона стояла у эркера, ее палочка лежала на подоконнике.
― Нам надо поговорить, ― тихо сказала она, быстро опуская глаза, чтобы оценить расстояние между рукой и палочкой - успеет ли вовремя дотянуться. Все время начеку. Необходимость этого пугала.
― Это ничего не значит, Грейнджер, ― резко сказал Драко.
Гермиона подняла взгляд, удивленная его реакцией.
― Что?
― Не строй иллюзий. Я уже сказал, почему остановил Паркинсон. А так мне плевать, избей она тебя хоть до смерти.
Гермиона уставилась на него, не зная, что подумать. Не имея ни малейшего понятия. Она страшно удивилась, когда Драко схватил Пэнси за руку. Все это было так неудобно, ей почти хотелось, чтобы он этого не делал.
Драко разозлился – кажется, ему не удалось ее убедить. И Грейнджер явно не хотела продолжать этот разговор, по крайней мере, не сегодня.
― Я хотела поговорить о Зимнем Бале, ― она сменила тему, и Драко вздохнул с облегчением.
Да, определенно с облегчением. Он явно чего-то опасался.
― Ты знаешь, что кто-то вывесил объявления? ― Драко прислонился к двери, рубашка немного распахнулась на груди. Милая подробность. ― Кто их сделал?
Малфой засунул руки в карманы и посмотрел ей в глаза.
― Кто-то из префектов-шестикурсников, ― он пожал плечами. ― Пока ты целую неделю страдала фигней, как Мерлин-знает-кто, я сказал префектам начать подготовку. ― Голос звучал самодовольно.
― Что ты еще сделал? ― спросила она, проглотив легкую досаду.
― Поговорил со Снэйпом о запрете на использование магии в бальном зале. Тебе надо бы следить за этим, Грейнджер.
Гермиона подняла бровь.
― Ага. ― Ее пальцы чуть сильнее сжали край подоконника. Драко опять пожал плечами. Гермиона могла поклясться, что он избегал ее взгляда.
(И, да, так оно и было.)
― А ты знаешь о традиции приходить парами?
Драко скривился. ― Как будто меня это волнует.
"Как? - подумала она. - Как он может быть таким поразительно спокойным и хладнокровным, таким уютно самодовольным, когда события той ночи все еще жгут ее память? Он что, забыл? А как насчет предыдущих десяти минут?" Гермиону все еще трясло. Это что, уникальная способность Малфоев – абстрагироваться от всего отвратительного и ужасного, что они делали? Вот что давало им возможность сохранять душевное равновесие?
И нет, - поняла она, - очевидно, он не имеет ни малейшего представления.
― Ну, мы ничего не можем поделать, ― продолжила она, уже жалея, что начала этот разговор. Пусть бы он как-нибудь сам выяснил. ― Профессор Макгонагалл сказала, что так было всегда.
― И? ― засмеялся он. ― Что, никого не можешь найти? Меня столько женщин умоляло пригласить их – я просто обалдел.
― Правда? ― нахмурилась Гермиона, уперевшись руками в бока.
"Господи, - подумал Драко, - Да что с ней такое"?
― Угу, правда. Не все же такие жалкие, грустные и одинокие, как ты, Грейнджер.
― Ты действительно не знаешь, да?
― Что?
― Старосты, девочек и мальчиков? Идут вместе?
Он скривился. ― Из нас пара, как из говна пуля.
― Ну, у нас нет выбора, ― ответила Гермиона. ― Это традиция, освященная веками. Макгонагалл подтвердила.
Драко спал с лица.
― Мне насрать, пусть это будет хоть чертово евангелие, я не войду в этот зал под ручку с тобой.
― Господи, ты такой...
― Такой что, Грейнджер?
Она уставилась на него.
Они уставились друг на друга.
Ничего не произошло.
― Я тоже не хочу идти с тобой, ― вздохнула Гермиона. ― Для меня это вообще полный кошмар. Я думаю, мы войдем вместе и объявим это чертово мероприятие. Нам бы все равно пришлось. Мы не должны делать ничего необычного.
― И мы никому не говорим, что мы типа как пара.
― Черт, ― съязвила она. ― А я-то уже собиралась бежать в гриффиндорскую башню рассказывать об этом каждому встречному. ― Гермиона подняла глаза к потолку. ― Все равно все поймут, когда увидят, что ты не с Пэнси, а я не с... ― Она остановилась. Ну, с кем там она могла бы быть.
Драко поднял бровь.
― Не с... кем?
― С кем-то, с кем бы я пошла.
― И это был бы... кто? Некто воображаемый? ― «Не иначе как Поттер».
― Заткнись, Малфой.
Он пожал плечами.
― Просто интересно, кто может быть настолько безнадежен.
Гермиона закатила глаза.
― Если мы хотим обсудить что-то еще, лучше сделать это сейчас, чтобы остаток вечера и, будем надеяться... если нам повезет... всю следующую неделю можно будет опять не разговаривать.
― Звучит заманчиво, но есть одна мелочь.
Его тон был так чертовски – гррр – она не знала. Господи. Тот день? Да, да... это была не лучшая идея, не правда ли? А, наплевать. Выше нос, полный вперед, забудь, что это вообще было...
― Не знаю, как насчет тебя, Малфой, а я каждую ночь на этой неделе рыдала в подушку, пока не засну.
Драко уселся на диван.
― И что сказал Поттер?
Гермиона нахмурилась.
― О чем?
― О том, что ты и я должны идти вместе, ― ответил Драко. ― Сама идея омерзительна, но хотел бы я посмотреть на его рожу. Это могло бы облегчить мои страдания, хоть на пару минут.
Какое это сейчас может иметь значение? Она почти хотела, чтобы он орал на нее. По крайней мере, тогда бы это не казалось таким... таким чертовски противоестественным. "Мерлин, Гермиона, - думала она, - а чего ты ожидала? Еще крика? Еще боли? Еще..."
― На самом деле, это он мне сказал, ― коротко сказала она, отогнав неприятные мысли. ― Я сама забыла.
Драко, кажется, слегка удивился. ― Ни дикой ярости? Ни угроз мордобития? Наверняка он был как минимум немного разочарован.
― Разочарован?
― Что он не сможет пойти с тобой, ты, тупая дура.
― Ты действительно совершенно его не знаешь, да?
― А что, похоже на то, что мне не насрать?
Гермиона закатила глаза.
― Ну, если это все, я иду к себе.
Драко равнодушно пожал плечами.
Она схватила палочку с подоконника и прошагала мимо. Разговор продолжался всего пару минут, а она уже чувствовала себя выжатой как лимон. С нее было довольно. Одного слова было довольно.
Казалось, между ними было безмолвное соглашение игнорировать то, что случилось в ту ночь. По крайней мере, на данный момент.
Отправлено: 27.01.07 08:02. Заголовок: глава 4 часть 2
*******
― Ну, если это все, я иду к себе.
Прошло десять минут.
Драко встал и пошел к лестнице. Вверх по ступенькам. Через спальню, к ванной. В ванную. Шатаясь, подошел к унитазу. Поднял крышку, и его вырвало.
Кислота была как жгучее лекарство. На минуту ему стало лучше. Можно не думать. Наверное, вот почему он так себя чувствует. Слишком много мыслей.
С того времени, как он получил известие о смерти отца, прошло полтора года. Полтора года с тех пор, как его мать выплакала достаточно слез для них обоих. (Драко думал - Министерство должно быть разочаровано тем, что Люциус умер до суда. Смерть – это слишком просто. Слишком очевидный выход.) Сейчас Драко учился уже на 7 курсе, а мать по-прежнему жила в Усадьбе Малфоев. И самое важное, которое почему-то совсем не казалось важным, — Драко все еще был наследником состояния Малфоев.
Вот так оно и было. Отец мертв, Министерство пошло на х**, а Драко – чертовски богатый ублюдок. Чего еще хотеть?
И он был чистокровным. Чистым-как-гребаный-хрусталь. В точности как его мать, и отец, и дед, и прадед. И так далее, до самого конца. До начала. Когда бы оно ни было. Отец говорил об этом как о самом важном событии в истории существования. И Драко не спорил. Он тоже был в этом уверен.
Его опять вырвало. И еще. Он опустил голову на руки.
Так вот в чем дело? Отец. Что бы сказал отец, если бы узнал о ней? О Грейнджер?
Маленькая грязнокровная принцесса, которую он только что спас.
Сколько побоев потребовалось бы, чтобы расплатиться за это? Он предал все, чему все эти годы учил его отец, и даже более того. И, стало быть, заслужил наказание. Одно простое правило. Чистая и грязная кровь не должны смешиваться. Драко хотел, чтобы отец был здесь, чтобы наказать его. Тогда все было бы просто. Расплата была бы до ужаса простой. Но отца тут не было, и избить Драко было некому. А этот голос в голове - хуже, чем любая кровь и боль.
Он ненавидел отца, но всегда верил каждому его слову. И верил до сих пор. Когда доходило до сути, Малфой был Малфоем. Чистая кровь. Вымирающий вид, а Грейнджер - жуткая ошибка в его безупречном королевском плане. Какая разница, что это был за гребаный план. Маленькая неточность. Совершенно омерзительная грязнокровная сука, без тени надежды когда-либо достичь высот превосходства, установленных его отцом. Она вдруг стала занимать определенное место в его жизни, что почему-то уже не казалось неприемлемым. И тем самым не согласовывалось с планом. Это был хаос. Она сама была хаосом.
Если бы только тогда ночью...
… Все это доказывает только то, как ты чертовски уязвим. …В полном дерьме. А твой отец не мог научить тебя ничему, кроме как тянуть за собой в это дерьмо всех остальных.
... нет. Не думать. Пожалуйста, Господи, позволь мне не думать об этом.
Драко чувствовал, что сходит с ума. Голос отца. Драко теперь для него все равно, что умер, говорил Люциус. Ну не смешно ли это? Драко для него все равно, что не было. А где он сам — тот, который говорит? Там. У него в голове. И от этого никуда не деться. Как будто он никогда не умирал. Не для Драко. Он был уверен, что отец видел каждое дерьмовое движение его языка. Тогда ночью. Если бы только той ночью.
Выпить ее рот. У него вкус грязного рая, не правда ли?
Вырвало. Опять. Горло болит.
*******
За стеной, Гермиона замерла.
До сих пор она была почти уверена, что Драко рвало, а сейчас у нее не осталось сомнений. Она попыталась вспомнить, был ли он бледен пятнадцать минут назад, бледнее обычного. Медленно закрыла книгу и спустила ноги на пол.
Чтобы что?
Что она могла сделать, сидя у себя в комнате? - "Малфой, дорогой, у тебя все в порядке? Может, стакан воды? Как насчет погладить по головке?" - Смех, да и только. Подумав, Гермиона забросила ноги обратно на кровать и села по-турецки. Его опять вырвало, звук замер в недрах унитаза и эхом отдался у нее в голове. Она вздрогнула. Ее тоже подташнивало.
Но что-то в ней наслаждалось этим звуком. Какая-то маленькая часть ее хотела, чтобы он выблевал все свои чертовы кишки, чтобы внутри него вообще ничего не осталось. Только пустая оболочка. Может, тогда ей будет не так больно. Только кожа и волосы, и кости, и зубы. Больше ничего. Как это было бы здорово.
Он задыхался, кашлял и задыхался.
Мерлин, почему ей всегда так трудно просто ничего не делать? Почему бы просто не постучать в стену и не попросить постараться не промахнуться мимо унитаза? В конце концов, он бы сделал именно так.
Или нет? Она уже не была так уверена. Теперь, после того как он остановил Пэнси.
"Нет, - думала она, - не пытайся найти оправдание тому, чтобы постучать в эту дверь. Не смей искать оправдание желанию заговорить с ним". То, что случилось в гостиной, ничего не значит. Его объяснение было не таким уж и неправдоподобным. Палочка действительно была у нее в руке, и она была готова защищаться. Может, эта слизеринская подстилка Пэнси действительно нравится Малфою.
Говорят, Пэнси делает потрясающие минеты. Наверное, в этом все и дело.
И все же, в какой-то момент, когда он начал давиться и задыхаться особенно жестоко, Гермиона обнаружила, что стоит перед дверью ванной, сжимая кулаки так сильно, как сжималось ее сердце. Так, что оно могло вот-вот лопнуть. Мысли о Малфое вызывали у нее внутри сосущее чувство пустоты.
Она поднесла кулак к двери и тихонько постучала. Это было так неловко, даже для нее. Совершенно очевидно, что никто бы не мог этого услышать.
Когда она входила в ванную, то первым делом всегда подходила к двери в спальню Малфоя и запирала ее заклинанием. Так крепко, чтобы не открыть даже алохоморой. Это запирающее заклинание было первым, которое она отыскала, узнав об их смежных спальнях и общих гостиной и ванной. Гермиона задумалась, знал ли об этом Малфой. Пытался ли когда-нибудь открыть дверь. И пользовался ли сам чем-то подобным.
Она взялась за ручку двери. Прохладная бронза быстро стала влажной под ее пальцами. Драко был прямо за дверью. Она слышала, как он резко дышал, хрипло выдыхая кислый воздух через рот. Итак. ― М-Малфой, ― запинаясь, позвала она. И замолчала.
В последовавшей тишине больше не было слышно его дыхания. Внезапно испугавшись, Гермиона отступила от двери.
― Чего тебе надо? ― едва различимо донеслось из ванной, но она услышала. И этого было достаточно. Сердце так и подпрыгнуло. Похоже, она совершенно не хотела, чтобы Малфой ответил. Особенно так, прямым вопросом. Гермиона осторожно шагнула к двери и открыла рот. Что сказать? Попросить разрешения зайти? А ей, вообще, туда хочется?
― Какого черта тебе надо, Грейнджер?
― Я извиняюсь, ― ответила она. Нет, погоди. Нет. Она что, с ума сошла, говорить такое Малфою? ― То есть, я не изви... ― Что, ради Мерлина, она хотела сказать?
― Тогда иди на фиг, ― прохрипел Драко, и вскоре опять раздался звук сливающейся воды в унитазе.
Гермиона закатила глаза. ― Послушай, ― она повысила голос, пытаясь изобразить уверенность, которой не было и в помине, ― Я просто... У тебя все в порядке?
― Нет.
― Позвать мадам Помфри?
Драко засмеялся.
― На твоем месте, Грейнджер, я бы валил отсюда по-быстрому.
Пожалуй, вот тут действительно надо остановиться. Но она была Гермионой Грейнджер. И с каждой минутой все больше и больше обретала уверенность.
― Тебя уже довольно долго рвет, Малфой, ― она попыталась заставить голос звучать не озабоченно, а раздраженно. Потому что, разумеется, это именно то, что она чувствует. ― Я просто спрашиваю, вот и все.
― Как насчет - зайти и посмотреть самой, Грейнджер?
Голос прозвучал неожиданно близко. Гермиона испугалась и инстинктивно отскочила от двери.
― Нет! Нет, ты прав, проехали. ― Вот и ответ. Ей определенно не хотелось туда заходить. Поняв это, Гермиона почувствовала странное облегчение.
Но было слишком поздно. И она не наложила запирающее заклятье на дверь спальни. Дверь открылась.
― Я настаиваю, ― прорычал Драко. - Его хриплый голос был теперь отчетливо слышен. Гермиона смотрела на него широко открытыми глазами. Он стоял в дверном проеме, подсвеченный сзади тусклым светом из ванной, и выглядел совершенно изможденным. ― Думаю, тебе полезно знать, какие могут быть последствия, ты, маленькая сука, которая сует нос не в свои дела.
Он шагнул в ее спальню. И Гермиону накрыла волна тошноты.
― Нет, Малфой, ― заявила она как можно более решительно. ― Убирайся. Я тебя не звала.
― Поздно.
― Я говорю, нет. Убирайся к чертовой матери.
― Что случилось с «с тобой все в порядке, Малфой?» - съязвил он. ― Уж решай, Грейнджер, либо тебя это волнует, либо нет.
― Меня это не волнует, ― ответила она, ― Мне плевать. ― Особенно после того, как поняла, что даже сейчас, выблевав все свои чертовы мозги, Малфой продолжал быть полным козлом. Естественно, а кем еще он мог быть? Он таким уродился, черт побери.
― Тогда зачем спрашивать, Грейнджер?
Гермиона растерялась. Она не знала. И как бы ни пыталась найти ответ, ответа не было. Она-не-имела-ни-малейшего-понятия. Но в одном была уверена - она жалела об этом почти так же сильно, как и о прочих своих недавних действиях.
― Что ты собираешься делать, Малфой? ― спросила Гермиона, вздрогнув от звука собственного голоса: он был таким слабым. Она вскинула подбородок и незаметно бросила взгляд в сторону своей палочки. ― Нам не о чем говорить, просто уйди в свою комнату.
― Не о чем говорить?
― Да. ― Кажется, он должен верить в это даже больше, чем она.
― То, как ты на меня смотрела внизу, говорит о другом.
― Как смотрела?
― Ты не веришь.
― Драко изо всех сил старался, чтобы голос не звучал жалобно. Его все еще тошнило. Так больно. И когда в конце концов его вырвало жирной желтой желчью, он подумал, что единственный способ унять пульсирующую боль внутри - это восстановить равновесие.
Он не дал Пэнси ударить ее. И никто не поверил его объяснению. Поэтому сейчас ему нужна компенсация. Восстановить равновесие. Выбить из Грейнджер все, что она могла себе навоображать. Выжечь ту часть себя.
― Не верю во что? ― В ее голосе беспокойство. И раздражение. ― О чем ты?
Он помотал головой.
Тогда Гермиона решила, что он сошел с ума. Совершенно, абсолютно сошел с ума.
Драко прищурился.
― Извинись за то, что не поверила мне.
― Не... что?
― Я разочарован, Грейнджер.
К ее злости добавился маленький, липкий страх.
Она не понимала. Для нее это было совершенно необычное ощущение. Что-то в том, как Малфой сейчас смотрел, было невыносимо тревожным. Темный, голодный блеск в глазах. Ее отражение. Он был слишком близко.
― Малфой, стой, ― сказала она дрожащим голосом, попятилась и прижалась к стене. ― Я не понимаю. ― Как она не любила эти слова.
― Я бы позволил ей, ― ответил он пугающе спокойно. ― Я бы позволил ей убить тебя, если бы ей захотелось.
Сердце Гермионы екнуло.
― Так вот в чем дело. ― Она чуть не рассмеялась от облегчения. ― Убить меня? ― повторила определенно более уверенным тоном. ― Ты такой добрый мальчик, Малфой.
Драко подумал, что она говорит почти как его мать. Эти слова. Он выпрямился и поправил:
― Мужчина. ― Безразличие в его голосе приобрело оттенок раздражения.
Гермиона подхватила игру.
― Если бы я хотела сказать «мужчина», так бы и сказала.
― Я не мальчик, бл*, ― воскликнул Драко так громко, что она подпрыгнула. ― Не смей называть меня мальчиком, мать твою, ты, тупая шлюха. ― Тупая гребаная шлюха.
Где-то в сознании прозвенел тревожный звонок. Заткнись, Гермиона, что-то тут не так. С ним что-то не так. Заткнись.
Гермиона промолчала.
― Запомни, ― рыкнул он, глядя на нее с непонятным выражением. ― Что я сказал. Я бы позволил ей избивать тебя, пока не вытекла бы вся кровь, и ты бы не сдохла.
Драко хотел, чтобы ее глаза не сияли сейчас так ярко. На них было просто больно смотреть. Они просто кричали.
Гермиона не ответила. Хорошо. Если ему везет, она должна сейчас думать о крови. И смерти. И о том, как бы он смотрел на нее. И ничего не делал. Абсолютно ничего, блин. Интересно, как ей это понравится? Исправлял все свои маленькие ошибки. Все брошенные взгляды, запрещенные мысли. Каждый раз, когда он думал о ней, а не о Пэнси. Каждый раз, когда переставал думать только о том, как превратить ее жизнь в кошмар.
Драко посмотрел прямо на нее и увидел. Впервые за все чертово время в Хогвартсе она боялась его. Теплый, тяжелый, тягучий страх. И он жадно пил этот страх и не мог остановиться.
Это был его способ просить прощения. Ты видишь, отец?
― Вся та чушь, которую ты мне тогда сказала, Грейнджер, все эти маленькие злобные гнусные инсинуации, которые выползли из этого твоего рта… ― ее рот… ― У меня не было возможности ответить.
― Ты ответил, ― быстро сказала она. ― Или забыл? ― она восхитительно дрожала, все еще полная той бешеной ярости, от которой горело лицо. ― В ответ ты попробовал мою кровь.
― Заткнись.
― И наверняка все еще чувствуешь ее вкус.
― Вранье.
Нет. На этот раз он не позволит этой маленькой суке. Не позволит ей завести его. Завязать кости в болезненные узлы. Не надо яда по поводу отцов, и сердец, и боли, и крови. Он не будет слушать. Сейчас его очередь. И отец следит за ним, даже после смерти. Отец узнает.
― Ты сказала всю эту чушь, ― прошипел он. ― Все эти прекрасные мерзости. А как насчет тебя?
― Что насчет меня?
― Твоя кровь, Грейнджер. Это ошибка. И не та, которую в принципе можно исправить. Так я спрашиваю тебя, как это? Что ты чувствуешь? Потому что иногда мне интересно, на что это похоже. Ну, знаешь, чувствовать себя таким грязным, блин, что даже неделя в ванной не спасет.
― Иди к черту.
― И не притворяйся, что это тебя не волнует. Не притворяйся, что ничто в тебе не хочет этой чистоты. Этой сладкой-как-чертов-мед чистоты. Это то, что даже библиотека, полная книг, не сможет тебе дать. Вот несчастье, а?
― Нет, Малфой, ― прошептала она. Драко был всего в нескольких дюймах. ― Ты неправ. Я никогда не хотела чистой крови. Я никогда ничего этого не хотела. ― Она помотала головой. ― Все это полная чушь для меня, Малфой. Кровь ничего не значит.
Гермиона взвизгнула, когда его руки уперлись в стену по бокам от ее головы.
― Кровь значит все, ― прорычал он, в ярости кривя губы.
Она была в ловушке. Драко почти чувствовал крохотные колебания воздуха вокруг ее дрожащего тела. Может быть, она даже чувствовала запах рвоты из его рта.
― Кровь – это разница между правильным и неправильным, Грейнджер, ― резко сказал он. Дыхание было таким неровным, он не мог понять что, черт возьми, с ним случилось. ― Это разница между тобой и мной. Это то, что делает тебя совершенно дерьмовой маленькой грязнокровкой. То, что делает тебя ошибкой, Грейнджер. Абсолютным злом. Мерзостью.
― И я полагаю, ― немедленно ответила она нарочито спокойно, без паузы, на которую он надеялся, ― Твоя кровь – это то, что делает твои манеры настолько чертовски прекрасными, Малфой. Так?
Драко оскалился. ― Не шути, Грейнджер, ― прошипел он сквозь зубы. ― На твоем месте я бы не стал.
― Ну, тогда что это, Малфой? Что такого особенного в чистокровных? ― Она понизила голос. ― Потому что все, чему тебя учил отец – полная чушь.
Драко зарычал и ударил кулаками в стену.
Гермиона вздрогнула. Ему это понравилось.
― Вот, ― прохрипел он. ― Смотри. Так устроен мир. Я могу сделать что угодно, Грейнджер. Я контролирую ситуацию. Мы – те, у кого власть.
Гермиона затаила дыхание.
― С чего ты взял, что что-то контролируешь?
Драко открыл рот. Закрыл. Открыл снова.
― Потому что. Это так.
Она тихо засмеялась. Тихий, недоверчивый и дрожащий смех. Что там он думает, что контролирует? Насколько она видела, ничего. Он выглядел совершенно беспомощным. Даже более беспомощным, чем она сама.
― Твой отец умер, Малфой.
Гермиона заметила, как он напрягся.
― Не...
― Так чего ты еще боишься?
Драко схватил ее за волосы и потянул голову в сторону. Она резко вдохнула.
― Не... ― повторил он, угрожающе глядя на нее, и приблизил губы к натянувшейся коже ее шеи. Гермиона замерла. ― Единственное, чего я боюсь, Грейнджер, ― прошептал он. ― Это то, что когда-нибудь люди вроде тебя будут везде. В наших школах, в правительстве, будут вмешиваться в нашу чертову жизнь без тени уважения к тому, кто мы такие.
― Очнись, Малфой, ― запинаясь, выговорила Гермиона. Ее трясло, голос дрожал. Драко все еще держал ее за волосы. ― Это уже случилось. Давным-давно. Целые десятилетия назад. Еще до того, как мы родились. А ты не заметил? ― Он запрокинул ей голову так сильно, что Гермиона едва могла глотать. ― Мы уже здесь, Малфой. ― выдохнула она. ― «Мерзкие грязнокровки» уже приняты.
― Не всеми, ― возразил он. ― Не теми, у кого больше всего власти выкинуть вас на х*й к чертовой матери.
Голова Гермионы пульсировала от волнения. Пожалуйста, кто-нибудь, Гарри-Рон-кто-нибудь, войдите в эту дверь и заберите его от меня. Заберите меня отсюда. Спасите.
― Может быть, и не всеми, ― ответила она полушепотом. ― Но кем бы они ни были, Малфой, ты не один из них.
― Что, Грейнджер?
Гермиона слегка всхлипнула, когда он резко дернул ее за волосы.
― Ты можешь думать все, что угодно, но это фигня. ― Она дрожала, голос от боли звучал громче. ― Ты просто мальчик, ― она почувствовала, как Драко вздрогнул. ― Который ничего не может сделать. Особенно сейчас, когда твой отец умер.
― Закрой пасть, Грейнджер.
― Не хочешь слушать правду, Малфой?
― Я сказал, заткнись, на х*й!
Зачем она это делает? Почему думает, что может говорить такое? Каждое ее слово было как гвоздь, который вбивали в голову: липнущее, жалящее, убивающее. Она не имела никакого понятия, о чем говорит. Ни малейшего понятия.
И тогда, медленно, легко, Драко вынул пальцы из ее волос. И опять оперся о стену. Она посмотрела на него, сбитая с толку, и осторожно подняла руку к шее.
Он колебался. И Гермиона попыталась использовать свой шанс.
― Отпусти меня.
― Нет.
― Отпусти меня!
Драко поймал ее за запястья и снова толкнул к стене. Навалился. Гермиона пыталась вывернуться, оскорбляя его сквозь зубы, но он держал крепко и смотрел ей в глаза.
Когда она на минуту замерла, неподвижность позволила Драко заметить, что его все еще тошнит. Его могло вырвать прямо на нее. Это было почти смешно.
― Как ты думаешь, почему меня рвало, Грейнджер?
Она слабо помотала головой.
― Меня рвало из-за тебя, ― выдохнул он ей в лицо. Она чуть-чуть отвернулась. ― Тебя и твоей отвратительной, тошнотворно-омерзительно скверной, полной-грязи-и-вони-крови.
Гермиона подавила кашель.
Драко рассмеялся.
― Ведь теперь ты не захочешь поцеловать меня, правда, Грейнджер?
― Убирайся, ― пробормотала она, извиваясь под его тяжестью. Но она была в ловушке, придавленная его телом, чувствуя синхронное сокращение мускулов. ― Я сказала, убирайся, Малфой! ― голос прозвучал громче, страх...
... Он мог бы попробовать этот страх на вкус...
... Страх, бьющийся в ее голосе. Целиком поглотивший ее.
Мерлин, пожалуйста, Гарри, Рон... помогите.
Она не будет умолять его. Придется справиться самой. Заставить его отпустить ее. Спровоцировать. Разорвать этого ублюдка в клочки, к чертовой матери. Она неплохо умела управлять людьми. Слова были ее друзьями.
― Тогда вперед, ― выдохнула она. ― Делай то, что собираешься, Малфой. ― Голос напряженный, нарочито сдержанный, глаза немного влажные. Слезы. Нет. Пожалуйста, только не слезы. ― Давай покончим с этим. ― Зачем ты здесь? ― Чего ждешь?
Губы Драко вздрогнули.
― Я здесь, ― прошептала она, ― Здесь, под тобой. И ничего не могу сделать. Разве это, черт возьми, не великолепно?
Лицо Драко разгладилось.
― Давай, Малфой, будь мужчиной. Будь...
Рука Драко выпустила ее плечо и двинулась к лицу. Она замолчала, задохнувшись посередине фразы. Пытаясь восстановить дыхание. Подавить мелкие резкие вздохи предвкушения. Жаркого страха.
― Малфой, ― нахмурилась она, ― Что?..
― Тссс. ― И медленно, так страшно медленно, Драко провел костяшками пальцев по уголку ее рта. Оглушающее прикосновение. ― Ты помнишь мой язык, Грейнджер? ― пробормотал он, ― Когда ложишься ночью в постель? ― Под одеяло. ― Наверняка это возбуждает тебя так, что ты становишься мокрой.
Его мозг как будто взорвался. Он перестал понимать слова.
Гермиона едва дышала.
― Прекрати, ― тихо сказала она, но чуть-чуть повернулась к его холодным пальцам. И провела по ним губами.
Нет.
По щеке скатилась слеза. Шепот перешел в рыдание.
― Плачешь, ― прорычал Драко, наклоняясь и проводя языком по ее щеке. Слеза исчезла.
Гермиона опять начала вырываться, и он схватил ее за плечи, чтобы удержать. ― Не надо, Грейнджер. Я так хочу, блин, я не могу... ― Он не договорил.
Раньше бы Драко не заметил. В любом случае, не так, как сейчас. Ее губы стали влажными. Покраснели, припухли, были великолепно и сладко готовыми для него. Так полны крови. Горячей, кипящей, грязной крови. Он не мог оторвать от них глаз.
― Что я делаю? ― спросил он вслух.
Гермиона, дрожа, начала открывать рот, чтобы ответить. Губы зашевелились, и на миллисекунду задержались вместе, перед тем, как раскрыться, пропустить ее великолепный язык. Влажные. Полнокровные. Открытые. Как они ощущались на языке? Он не помнил. Она ошибалась, он не мог вспомнить ее вкус. И это убивало его, бл*.
― Поцелуй меня еще раз.
Слова были как пепел на его языке. Ножи. Сырое тухлое мясо, которое он не мог удержать. Вдруг все, что он планировал, рассеялось как дым. А он остался. Опустошенный. Слова эхом отдавались внутри.
С Гермионой творилось что-то странное. Опять это чувство. Она почти могла ощутить кислоту его рта. И это разъедало сердце.
А Драко повторил:
― Поцелуй меня.
Гермиона заплакала.
В этот раз сильнее. Но так же беззвучно. Слезы текли, а все остальное осталось. Почему он вызывает такие чувства? Ей хотелось, чтобы он ушел. Оставил ее в покое. Мерлин, просто оставил в покое, чтобы утонуть в этом чувстве-одной-просто-пожалуйста. Уйди.
― Слезь с меня, ― пробормотала она, отталкивая его из последних сил.
Если бы в этот момент она попробовала угадать, что будет дальше, то ошиблась бы. Малфой оторвался от нее и отвалился в сторону, сильно ударившись спиной о стену. Все за одну секунду. Победа.
Гермиона видела, как он сползает по стене, свесив голову, скользкие светлые волосы упали на мутные холодные глаза. С ней еще никогда такого не было: таких сильных эмоций, так быстро сменяющих друг друга. Злость. Потом жалость. Столько острой, мерзкой жалости, что она не могла даже смотреть на него. Он был на полу. На полу, у ее ног. И она не слышала его дыхания.
Гермиона секунду смотрела на него.
Потом повернулась. Пошла. Побежала, быстро, к двери. Всхлипывая. Дернула ее, толкнула так сильно, что та ударилась о стену. Она не могла там оставаться, в этой заразной тошноте.
Идя ко дну, в горечи и наготе концентрированного позора. Того, что случилось бы. Если бы он ее не отпустил.
Она бы сдалась. Позволила ему поцеловать себя.
Она бы сама его поцеловала.
И позволила ему все, что угодно. Без сомнения. _____________
― Да, ― Гермиона тихо вздохнула, резко переворачивая страницу учебника. ― Не обращай внимания, ладно?
Гарри мог и не говорить ей, что Драко смотрит. Она чувствовала его взгляд. Он с тем же успехом мог сдирать с нее кожу.
― Если он просто пытается меня достать, ― прошипел Гарри…
"О Господи. Прекрати это".
― …тогда почему он отворачивается каждый раз, когда я смотрю?
― Я не знаю, Гарри, ― рявкнула Гермиона. ― Но смотри, у него прекрасно получилось. Он еще как достал тебя.
Наверное, Драко услышал. Он опять взглянул на нее.
Гарри сжал зубы. ― Видишь?
― Мерлин, дай мне силы, ― Гермиона подняла глаза с хорошо знакомым выражением вырасти-перестань-быть-таким-ребенком. ― Если ты не прекратишь…
― Десять очков с Гриффиндора. ― Снейп за учительским столом хищно нахмурился.
Гарри помрачнел, как туча.
― И еще десять за ваше выражение лица, Поттер.
― Мое выражение…?
― И еще пять за это. ― Снейп захлопнул тяжелую книгу. ― Так что, полагаю, это будет двадцать пять очков с Гриффиндора. Поздравляю.
Пара слизеринцев захихикала.
Гермиона злобно покосилась на них. Ей вдруг вспомнилось так хорошо знакомое слово «ненависть». Похоже, оно навеки поселилось в ее голове. Гермиона изнемогала от ненависти. В последнее время ее было больше, чем за все прошлые годы в Хогвартсе.
Ненависть. Как она это ненавидела.
Гермиона уставилась в свою тетрадь. О чем вообще был урок? Шея жутко болела.
И было еще кое-что. Настолько очевидное, что было почти больно.
Драко смотрел на нее. Все время. Взгляды украдкой, которые были слишком заметны и, очевидно, приводили Гарри в бешенство. Это не были долгие взгляды ненависти и отвращения, от которых не знаешь, куда деться; они были короче. Непонятные. Почти печальные - если она смотрела на него достаточно долго, чтобы их расшифровать. Она чувствовала эту грусть, как горький дождь. Ее собственная грусть. Возможно, единственное на свете, что было общего у нее и Драко. Но она не собиралась сочувствовать этому ублюдку.
Ублюдок….
Гермиона поежилась. Почему-то сегодня это звучало слишком грубо. По какой-то непонятной безумной причине. Может быть, потому что она видела его тогда, скорчившимся на полу. Чувствовала, как в нем что-то сломалось. И эта жалость, она что-то изменила. Что-то где-то внутри нее, что не должно было меняться.
Гермиона заметила это, когда вчера ночью вернулась, наконец, к себе спальню, а Драко там не было. Она дрожала уже, наверное, целую вечность. А еще было маленькое, острое, грызущее чувство вины, от которого так и не удалось избавиться.
Вины?
Полное безумие. Она чувствовала себя виноватой. До сих пор. Несмотря на то, что отчаянно пыталась разубедить себя. Бесполезно. Она снова и снова проигрывала в голове воспоминание о его теле - которое тихо сломалось, глазах, полных безнадежности и признания собственного поражения, когда он сидел там, на полу; и ее сердце сжималось, так что хотелось плакать от боли. Потому что, может, ей не надо было убегать.
Может, не надо было оставлять его. Не так.
Наверное, потому она и сбежала. Потому что хотела остаться. Потому она и выскочила из комнаты со всей скоростью, на которую только было способно ее дрожащее тело. Убраться. Прочь от него.
Потом она поняла, что какая-то ее часть хотела соскользнуть по стене рядом с ним. И остаться там. Во всхлипывающей тишине. И ждать. Чего-то… ничего… что там могло случиться. Следующего приступа его чертова безумия. Следующей серии этого кошмара. Что угодно, только не оставлять его вот так, тихо разваливающимся на части.
И самый трудный вопрос -
Какого черта?
Но ведь, в конце концов, у нее было сердце. Большой, жирный, глупый мешок любви и тоски и ненависти и боли, который стучал так сильно, что она почти хотела, чтобы он взорвался.
Так вот в чем дело. Это что-то новенькое. Еще раз проиграть в голове всю цепочку. Она чувствовала себя виноватой, потому что должна была остаться. Что-нибудь сказать. Что-нибудь сделать. Он был таким невообразимым ублюдком… и да, определенно, ублюдком… но она только что увидела крошечную возможность, что у всего этого могла быть причина. В этом было что-то новое, неожиданное. Что-то, что не было чистым злом.
Разумеется, от этого ситуация только еще больше усложнилась и запуталась. Стала еще менее приемлемой. Может быть, она просто слишком много думает. Надеется на что-то, чего нет. Может, он на самом деле всего лишь испорченный мальчишка, испорченный с головы до ног. До чертова мозга костей.
Вдруг все вокруг нее пришло в движение. Она подняла голову.
― Блин, ты за весь урок написала только пять строчек, ― пожаловался Рон. ― И что я буду делать с пятью чертовыми строчками?
Гермиона моргнула, возвращаясь к действительности.
― Пора учиться не рассчитывать на то, что у меня всегда можно списать, Рон, ― она сдвинула брови. ― Можешь начинать прямо сейчас.
Рон ухмыльнулся.
― Ты что, до сих пор не поняла? Это единственное, почему я с тобой дружу.
Гермиона вздохнула.
― Честно, Рон, это не смешно. Ты не можешь все время рассчитывать… ― Она остановилась и сильно ткнула Гарри в бок. ― Перестань таращиться на Малфоя, Гарри! Он даже больше не смотрит.
Гарри вздрогнул и отшатнулся.
― Окей. Я просто… ― Он раздраженно фыркнул. ― Проехали.
Гермиона вдруг разозлилась. «Да, Гарри, - подумала она, - потому что для тебя все это так ужасно трудно, правда? Бедняжечка». Стоп. Кажется, это не очень честно. Или совсем нечестно. Но она все равно злилась.
И тут - нечто совершенно неожиданное.
― Грейнджер, на два слова.
Она повернулась. Драко. Полная, абсолютная неожиданность. Он редко, если вообще когда-нибудь, подходил к ней в присутствии Гарри и Рона. Разве только для того, чтобы шепнуть пару гадостей. И, самое главное, ей казалось, что после прошлой ночи он вообще никогда с ней не заговорит. Ему будет стыдно. Или что-то вроде того. Но это… это как-то слишком скоро. Гарри перекосило от злости.
― Ээээ… ― «Гермиона, ты можешь гораздо лучше. Мерлин, скажи же что-нибудь». ― Это что-то о работе… префектов? ― «Я говорила, ты можешь лучше», - сердито подумала она.
― Нет. Отнюдь.
"Не… что? Что? - Гермиона замерла. Какая муха его укусила? Зачем говорить «отнюдь» при Гарри и Роне? Почему просто не согласиться? Ради Мерлина, тут же Гарри!
Как будто он уже и так недостаточно подозревает, ты, идиот".
Гермиона быстро взглянула на Гарри. Он явно злился. Похоже, идея о том, что она будет обсуждать с Малфоем что-то кроме префектских обязанностей, ему не понравилась. Совсем не понравилась. И, кажется, Гермиона становится чемпионкой школы по громкости сердцебиения.
― Ладно, ― с деланным спокойствием ответила она. ― Только недолго.
Гарри тут же вмешался.
― В чем дело, Малфой?
Гермиона покосилась на него.
«Мерлин. Неужели нельзя просто оставить это, а, Гарри?»
Драко тоже взглянул на Гарри.
― Не твое дело, Поттер.
Она безмолвно взмолилась: «не сейчас, Гарри, пожалуйста».
― Когда ты дышишь в метре от нее без уважительной причины… ― огрызнулся Гарри, ― Это становится моим делом, Малфой.
Гермиона бросила быстрый взгляд на Рона. - «Останови его»! - Но, очевидно, сегодня в расписании Рона ничего подобного не значилось. Похоже, его тоже не слишком радовала перспектива ее разговора с Малфоем. Просто великолепно.
― Остынь, Гарри, ― проговорила она, ― Это ненадолго.
Тот явно не был в восторге от ее вмешательства.
"Гррр. Почему? Это не имеет к тебе отношения, Гарри, я большая девочка.
(Да. Та самая большая девочка, которая вчера ночью умоляла тебя придти и спасти ее".)
― Ладно, ― пробормотал он, взглянув на Драко с угрозой и отвращением. ― Увидимся в нашей гостиной.
Признаться, это удивило ее. Может, вся идея насчет Гарри и «остыть» была не так уж безнадежна.
― Не задерживайся, Гермиона, ― добавил Рон, кинув такой же взгляд в сторону Драко и выходя вслед за Гарри.
Гермиона вздохнула про себя. Наверняка теперь опять будут проблемы с Гарри. Сколько он будет дуться на этот раз?
Она повернулась к Драко, и они пошли обратно в пустой класс.
― Это действительно было необходимо?
― Что?
― Говорить, что это не касается наших префектских обязанностей.
― Это не касается.
― Но тебе было необязательно так говорить.
― А тебе было необязательно спрашивать.
Драко закрыл дверь.
Это слегка вывело ее из равновесия.
Они смотрели друг на друга. Дольше, чем когда-либо. И каждая секунда отдавалась сильными толчками крови в ушах Гермионы.
Это было написано на их лицах. Прошлая ночь. И назвать это напряжением было бы самым большим преуменьшением за всю ее жизнь. Несомненно. Потому что сейчас это было настолько больше, чем напряжение, что воздух в комнате можно было резать ножом.
Сделай что-нибудь, Гермиона, подумала она. Скажи что-нибудь, потому что, Мерлин, молчать – так чертовски больно.
― Что ты хотел? ― Ее голос был тихим и хриплым от пугающего предчувствия.
Чего он точно не хотел, так это быть сейчас здесь. Похоже, это единственное, что у них было общего. Кроме грусти, вспомнила она.
― Малфой?
― Вчера…
И, черт, у нее перехватило дыхание…
― … Я думал, нам надо… кое-что обсудить.
― Кое-что обсудить? ― Она выдохнула. Сердце все еще бешено колотилось о ребра. ― Что?
Драко пожал плечами.
Какого черта? Гермиона сдвинула брови. Какого Мерлина он имел в виду? Обсудить - что? И если он не знает - с чего он взял, что знает она?
Драко чувствовал, что она выжидающе смотрит на него. Мерлин, он уже жалел. Он никогда, ни за что не должен был уступать внезапному желанию поговорить с ней. Ему и сказать-то нечего. Потому что что, блин, он вообще может сказать этой грязнокровной ведьме, которую он почти дважды поцеловал? Полное дерьмо.
И вот он здесь. Расставил чертову ловушку на самого себя. Ловушка захлопнулась, и он стоит в самом центре. Сказать что-нибудь. Что-нибудь, что угодно. Оскорбить ее.
― Черт, когда ты здесь, я не могу нормально думать.
"Что? Нет.
Черт. Черт, черт, черт. Из всего грязного, оскорбительного, что он мог швырнуть ей в лицо, какого лешего надо было сказать именно это? Откуда, твою мать, это вообще взялось? Что, твою мать, это вообще должно означать? И посмотри на нее. Она смотрит на тебя, и ее глаза еще никогда не были такими огромными. Она анализирует это, прямо сейчас. На ее гладком лице написано замешательство. Вот такими буквами. Надо немедленно, совершенно изменить смысл.
Изменить. Очистить. Восстановить равновесие.
― Наверное, потому, что ты так невероятно омерзительна.
Кажется, она не поверила. Плохо. Похоже, он не силен в таких играх.
― Как ты…
«Ну, и что дальше? Заканчивай, Грейнджер. Как ты... можешь быть таким отморозком? Таким гадом?»
Она помолчала. ― Как ты себя чувствуешь?
Драко мог предположить все что угодно, блин, только не это.
На секунду он растерялся. Как он себя чувствует? Как он себя чувствует? Не спрашивай меня об этом. Это просто… неправильно.
― Прямо сейчас? ― Скажи гадость. ― Не слишком хорошо, когда ты торчишь у меня перед глазами.
Это прозвучало почти жалко. (Почти, потому что Драко по определению не мог быть совершенно жалким. Или, может быть… Что, если отец был прав? Помнишь, вчера ночью?) Вчера ночью?
Она даже не закатила глаза. Он никогда не думал, что наступит день, когда его постигнет такое разочарование.
― Тебя еще рвало?
― Нечем. Больше ничего не осталось.
Последняя фраза повисла в молчании.
Гермиона понятия не имела, зачем она это спросила. Почему-то казалось, что так надо. Она как бы пыталась оправдаться за то, что бросила его тогда. Не то, чтобы ей было, за что оправдываться, - повторяла она себе снова и снова.
Молчание Драко сводило ее с ума. Разве не он начал этот разговор? Ну да, она же может спросить об этом, конце концов. Куда более безопасная тема.
― Ты хотел поговорить, Малфой. Тебе вообще есть, что сказать?
― Да.
― Что?
― Прошлой ночью…
Вот опять. У нее опять перехватило дыхание.
Казалось, Драко пытался заставить себя говорить. Он вскинул голову.
― Прошлой ночью, не знаю, что со мной было. ― Ни малейшего, блин, понятия, что, твою мать, со мной стряслось. ― Я просто… не хочу, чтобы ты из-за этого что-нибудь подумала. ― А его внутренний голос вопил, что уже, пожалуй, слишком поздно.
― Вроде чего? ― Тихий голос.
Драко сдвинул брови.
― А что ты подумала, Грейнджер? ― огрызнулся он. ― Наверняка с тех пор успела навоображать кучу всего. ― Будь уверена, я успел.
Она уставилась на него.
― Да. Успела.
― Ну и забудь это все. Выброси из головы. Я понятия не имею, что произошло, но хотел бы, чтобы этого вообще никогда не было.
"Выброси из головы, - подумала она, - как будто этого вообще никогда не было"? - Это так же невозможно, как для него – не называть ее больше мерзкой грязнокровкой.
― Чего не было? ― Гермиона почувствовала неожиданный прилив смелости. ― Того, что ты опять прижал меня к стене, Малфой, или того, что ты почти поцеловал меня, второй раз за неделю?
Слова резали, как бритвы.
― Твою мать, ― выпалил он, ― Я жалею о каждой минуте.
― Да ну?
― До последней секунды.
― А что, если бы я тебя не оттолкнула?
― Не начинай, Грейнджер.
― Что, если бы я осталась?
«Не спрашивай. На самом деле, ты не хочешь этого знать.»
― Что, если бы ты осталась, Грейнджер? ― Отлично, нападение – лучший способ защиты. Он сдвинул брови и прищурился. ― Не*уй прикидываться, что я там был один. Как насчет того, что бы ты сделала?
Гермиона не ответила.
Это чувство между ними. Не поймешь что. И оно все росло. С каждой чертовой секундой.
И она не хотела уходить.
И Драко тоже не уходил.
Она сглотнула.
― Так не может продолжаться, Малфой.
― Как - так?
― Ты знаешь, как.
Он посмотрел на нее. Его щеки горели.
― И что ты с этим собираешься делать, Грейнджер? ― почти выкрикнул он. ― Мы оба знали, что это не будет приятной прогулкой.
― Как ты можешь называть это «прогулкой»? ― Она помотала головой. ― Это не «прогулка», Малфой, Это чертово кораблекрушение. ― Ее раздражение начинало перехлестывать через край. ― Серьезно, как мы вообще можем оставаться старостами, если даже в одной комнате не можем находиться без того, чтобы тут же не начать оскорблять друг друга? А когда это заходит еще дальше, Малфой? Как насчет этого? Ты уверен, что это больше не повторится? Прошлой ночью, это было все? Последний раз? ― Он молча, с пылающим лицом, смотрел на нее. ― А?
Драко не ответил.
― Я тоже не знаю, что это было, Малфой. Но ты был не в себе. У тебя совершенно поехала крыша. Мерлин, ты был опасен, Малфой. В какой-то момент я просто не могла узнать тебя. И да, ты действительно напугал меня, привел в жуткий чертов ужас, и вообще вся эта фигня может в любой момент рухнуть. Поэтому я все время боюсь. Я не могу спать через стену от тебя без палочки в руке. Правда, здорово? Вот до чего ты меня довел.
Драко понятия не имел, что сказать. Поэтому сказал первое, что пришло в голову.
― Отлично.
Коротко, ясно, сильно.
Гермиона опять помотала головой.
"Конечно, ― осознала она, почти смеясь над собой. ― Разумеется, для тебя это ничего не значит. Ты тащишься. Ты гордишься. Я теряю время". ― Она теряла чертову уйму времени.
Гермиона повернулась к выходу.
Драко рванулся за ней и схватил за руку.
― Нет! ― крикнула она, поворачиваясь и выхватывая руку с такой яростью, что потеряла равновесие и чуть не упала. ― Я не позволю тебе опять это сделать, Малфой! На этот раз я не позволю тебе прикоснуться ко мне!
Драко отдернул руку.
― Да ну?
Пи*дец. Он даже не заметил, что схватил ее. Не заметил, или предпочел не заметить.
Гермионе захотелось наорать на него.
― Посмотри на нас! ― Она смеялась. Кричала. ― Посмотри на это! С прошлого раза прошло всего несколько часов, и смотри! Мы опять! Вот оно, здесь! Вот что я имею в виду! И сколько нам понадобилось на этот раз? Около минуты? На сколько тебя еще хватит, Малфой? Сколько пройдет времени, пока кто-то из нас не сломается? ― Она помотала головой. ― Мы должны с этим разобраться. Мы должны покончить с этим, этим идиотским чертовым мы! Ну, и кто из нас это сделает? Потому что, насколько я помню, ты тогда просто не мог оторваться.
И он ей ответил.
Когда слова вылетали изо рта, он не мог понять, что случилось с его головой, и он все спрашивал себя, спрашивал себя снова и снова. Почему он не рассмеялся, не нахамил ей в лицо? Не сказал, что он будет продолжать это, еще и еще, пока она не будет тем, кто сломается, сломается так эффектно, прямо посередине, и будет умолять его остановиться. Вот что он должен был сказать, не правда ли? А еще, он должен был орать на нее так громко, блин, чтобы ее барабанные перепонки лопнули, а уши наполнились кровью. Густой, грязной кровью. Так почему он не…?
Что он сказал вместо этого? Драко прислушался к себе. Он слышал слова. Множество слов.
― …для меня это в тысячу раз хуже! Ты порхаешь вокруг, как чертова королева, прыгаешь везде со своими идиотскими волосами и идиотскими глазами и всем идиотским остальным! Грейнджер, жертва. Жертва большого страшного Слизеринского Принца и – ой, бедняжечка, ты, бедная слабая маленькая чертова сучка, Грейнджер, это так тяжело для тебя! И я ненавижу тебя за это, на х*й! Твою мать, ненавижу каждый кусочек твоей кожи, и все, что под ней, и все, что на ней написано! Большими толстыми буквами: грязнокровка и дрянь и грязная сраная шлюха! И я ненавижу то, что ты со мной делаешь! Ненавижу, что не могу перестать смотреть на тебя! Не могу не пожирать тебя глазами! И это тянется с самого начала, с тех пор, как они совсем ох*ели и сделали тебя старостой, когда ты начала распространять свое грязное поносное присутствие всюду, где бы я ни был! Я смотрю на тебя, и все, чего хочу – это схватить тебя, и трясти, и вы**ать из тебя все Грейнджерское, чтобы оно меня больше не мучило! Тогда я не буду больше чувствовать это каждую минуту каждого гребаного дня! И мне не придется вечно бороться с тем, что все, чего я хочу, это поцеловать тебя, чтобы заткнуть этот твой идиотский поганый рот! И что бы на это сказал мой отец? Он бы разорвал меня на х*й в кровавые клочья и наплевал на них! Ты грязная, и ты омерзительная, и ты грязнокровка! И я ненавижу тебя! Я, к чертовой матери, ненавижу тебя за то, что ты есть, Грейнджер! Я хочу, чтобы ты сдохла!
Он задыхался.
Сейчас его сердце было не просто обнажено. Оно валялось на полу у его ног.
И она выглядела так чертовски ошеломленно.
Так же, как и он.
И вдруг дверь распахнулась.
Сердце Гермионы оборвалось.
Гарри.
*******
Гарри вышел из гостиной после десяти минут ожидания.
Она все еще не вернулась.
Рон просил не ходить за ней. Он обещал, что не будет. Врал, конечно.
Она все еще с ним? С Малфоем? О чем они говорят? О чем они вообще могут говорить дольше пары секунд? Гарри это не нравилось. Что-то было не так. И яснее ясного, что это что-то - Малфой. Он в жизни не встречал большего чертова сукиного сына.
Вот куда он шел. Проверить. Убедиться, что с ней все в порядке. Гермиона. Его лучший друг. Которая ему нужна больше всего на свете. Без которой он не может.
Он был так зол на нее. Так отчаянно зол на эту девчонку за то, что она не поняла, почему он вмешался. Почему ему было так страшно оставить ее с Малфоем. Разве не очевидно? Этот парень опасен, на фиг. Он способен на все - на все, что угодно.
Гарри ускорил шаги.
Гермиона была сама не своя. Все время с начала года. И всю прошлую неделю, черт возьми. Он жутко хотел узнать, о чем она думала. Потому что она занималась только этим. Просто сидела и думала, блин. О чем? О нем?
О Малфое?
Может, он что-то сделал?
Что он наделал?
И что, если Гарри ничего не знает? Если Малфой заставил ее никому не говорить? Магия может многое. Да все, что угодно. Она может совершенно незаметно разрушить жизнь. Он должен выяснить. Это, черт возьми, его жизнь.
Гарри охватила горячая, тревожная ярость.
Если что-то такое действительно случилось, он убьет его. Не задумываясь.
Гарри вздрогнул. Его немного беспокоило острое предвкушение того, что он сделает с Малфоем. Странное, голодное чувство.
Что это за латинское слово? То, что означает одновременно ненависть и отвращение? Odium. Вот что было между ними. И даже оно не было достаточно сильным. Таких слов вообще не существовало. Если бы они были, он бы их уже использовал. Каждое. Швырял бы их в него, как ножи. Снова и снова…
― …эта сука Грейнджер.
Гарри вскинул голову. Замер. Ее имя.
Кто-то сказал ее имя.
И чей это был голос? Откуда?
― Я, е* твою мать, выцарапаю ей глаза, Милли, ― сказал голос, ― Вот увидишь.
Пэнси Паркинсон.
Гарри прижался к стене. Он слышал ее прямо перед собой, в тускло освещенном коридоре за углом. Голос звучал, как дребезжащее железо.
Какого дьявола она о ней говорит? О Гермионе?
Гарри слушал.
― Если кому-нибудь сболтнешь, клянусь, ты пожалеешь.
― Я ведь обещала, что не проболтаюсь.
Миллисент Буллстрод. Ужасная, даже по голосу.
― Если все узнают, что творится между ним и этой… этой сраной грязнокровкой, я за себя не отвечаю. Поняла?
Какого черта она несет?
― Я думала, ты сказала, что ничего еще точно не известно. Ты не уверена.
― Это настолько очевидно, б**дь. Ты бы на них посмотрела. Меня от этого тошнит.
Сердце Гарри замерло.
Он перестал дышать.
Она что, блин, совсем офигела?
Скажите мне, что она выжила из последнего ума.
― Ну и что ты собираешься делать?
― И какого хрена я могу сделать? Наверняка рано или поздно он поймет, какая она вонючая сука. Я просто… Не могу поверить, что он остановил меня, Мил. Не могу поверить, что он не дал мне врезать этой наглой шлюхе. Это говорит само за себя, правда ведь? С чего бы он стал это делать?
С чего бы он стал это делать?
Гарри сжал кулаки. Нет, блин. Что бы ни было причиной мерзкого настроения Пэнси, она несет полную чушь.
Это не может быть правдой.
Не может.
Потому что.
Он бы знал.
― И я клянусь, в тот раз он сказал ее имя. Он прорычал его так тихо, блин, что я еле услышала, но я поняла. Ничего не сказала, но поняла.
Теперь Гарри слышал слезы в голосе Пэнси.
― Я такая дура! ― крикнула она. ― Почему, Милли? И то, как эта сука на него смотрела. То, как они смотрели друг на друга. Блин! Он сказал ее имя, когда мы трахались, бл*дь, и я не обратила внимания! Как я могла быть такой чертовой дурой…
С него было достаточно.
Гарри прижал ладони к ушам так сильно, что череп как будто зазвенел от боли.
Нет. НЕТ.
Пэнси ошибается. Она даже не представляет, насколько ошибается.
Она не могла бы навалить большую кучу дерьмовой чуши.
И он должен найти Гермиону.
Найти и спросить ее, и убедиться.
И Гарри бежал от этих голосов к подземельям. Так быстро, что можно было выдохнуть легкие прочь. Так быстро, блин, что сердце могло лопнуть и взорваться.
Не Гермиона. Не Гермиона.
В голове билась одна мысль.
Не с Малфоем.
С кем угодно, только не с ним.
Он не мог ошибиться. И даже если Пэнси права. Это только Малфой ее хочет. Только Малфой. Не она. И если он хоть пальцем ее тронет, блин, Гарри переломает все его гребаные кости. Все-до-одной-его-чертовы-кости.
А Пэнси бредит. Просто пытается придумать объяснение, почему у нее не ладится с Малфоем. Гермиона не такая. У нее нет ничего общего с этим безумием. И надо быть полной дурой, чтобы вообразить, что все это имеет хоть какой-нибудь смысл. Потому что его нет.
Это не имеет совершенно никакого чертова смысла.
Вот почему она ошибается. И чем скорее она это поймет, тем лучше.
Так почему же сердце Гарри билось так сильно? Так, что готово было выпрыгнуть наружу?
Он был уверен, что это просто дерьмовая куча преувеличений и лжи. Но ему не нравилось то, что они с ним делали. Это ненадолго, уговаривал он себя, только до тех пор, пока он не найдет Гермиону, не спросит у нее и не убедится. В том, что там не было ни слова правды. И она скажет ему правду. Настоящую правду. И он поверит каждому ее слову.
Между ней и Малфоем ничего нет. Они ненавидят друг друга. Это видно за версту. Она отчаянно ненавидит его. Так же, как и Гарри. Так же, как и Рон.
Гарри помчался вниз по шершавым каменным ступеням, в подземелья. Слова Пэнси визжали у него в голове.
Как они смотрят друг на друга.
Нет.
Не.
Гермиона.
Гарри не хватало воздуха, его мысли путались.
И тут он услышал крик. Громкий, хриплый, разрывающий уши голос.
Малфой.
Гарри добежал до двери и остановился так резко, что почти упал. Потный. Задыхающийся. Боль. Жар.
Кровь кипит в жилах и стучит в ушах.
― И что бы на это сказал мой отец? Он бы разорвал меня на х*й в кровавые клочья и наплевал на них! Ты грязная, и ты омерзительная, и ты грязнокровка! И я ненавижу тебя! Я, к чертовой матери, ненавижу тебя за то, что ты есть, Грейнджер! Я хочу, чтобы ты сдохла!
Самое дорогое, самое любимое воспоминание о ней, Гарри и Роне.
Это было в Норе, летом после четвертого курса. Был август, может быть, самый конец августа, и была, наверное, одна из самых мучительно жарких ночей в ее жизни. Слишком жарко, и слишком влажно, и вместо сна - только горячечные, неудачные, провальные попытки заснуть. По крайней мере, для Гермионы. Она до сих пор не могла понять, как, прости Мерлин, ухитрилась заснуть Джинни. А Гермиона только лежала, прилипая к простыням. Без малейшей надежды на что-нибудь вроде ночного сквозняка.
В ту ночь Гермиона решила, что она, без сомнения, относится к тем, кто предпочитает холод, а не жару. Разумеется, если это не такой холод, что трудно дышать. Тогда, скорее всего, лучше, чтобы было жарко, да? Только если это не так, как сейчас.
Мерзнуть или жариться?
Размышления ненадолго отвлекли ее. Мерлин, а что еще было делать? Лежать, смотреть в потолок, или в пол, или на Джинни, или просто в пространство сгущающейся ночи. Все это было совершенно неподвижным.
"Боже мой. Кажется, мне еще никогда не было так скучно", - думала она примерно каждые пять минут.
"Да. Все еще скучно".
И вдруг она услышала голоса из открытого окна. Мальчишки.
Голос Гарри.
― Думаешь, она не спит?
И Рон:
― Может, кинуть что-нибудь в окно?
― Давай. Только найди что-нибудь поменьше.
"Кинуть что-нибудь"? - Гермиона отбросила бесполезные размышления и бесполезные простыни и как можно тише подошла к окну. И как можно быстрее. Потому что нечего Рону кидать в их комнату что ни попадя.
Она высунулась в окно. Гарри и Рон стояли внизу на траве.
Гермиона нахмурилась. ― Вы, двое! ― крикнула она шепотом. ― Какого лешего вы там делаете?
Рон уронил камень на землю. Она заметила, что это был большой камень, и задумалась, в лучших традициях заботливой мамочки: - "Какого Мерлина он думал? Если бы он забросил сюда эту штуку, чем хорошим это могло бы кончиться"?
― Спускайся, Гермиона! ― позвал Гарри.
― Тише вы! ― ответила она, оглядываясь на Джинни. ― Зачем? Что вы там делаете в такой час?
― Все равно слишком жарко, чтобы спать.
― Окей. ― Если что-то на свете и могло предотвратить печально знаменитую гневную тираду Гермионы Грейнджер, то, пожалуй, и даже безусловно, только это.
Дальше воспоминание перескакивает немного вперед.
Они лежат на траве. Гарри, потом Рон, потом Гермиона.
Глядя вверх на самое огромное, черное, яркое небо, какое она когда-либо видела.
Они не разговаривали целых полчаса. Просто лежали. Просто дышали.
Ей уже было не так жарко. Она вдыхала прохладный воздух и почти дрожала. И это было прекрасно. Это было как раз то, что надо. Не слишком жарко, не слишком холодно. В конце концов Гермиона решила, что выбрать невозможно. И самое странное, ее это устроило.
Она чувствовала себя так…
Так…
Надежно. В безопасности.
Там. И тогда. Лежа рядом с двумя своими лучшими друзьями. Двумя мальчишками, которые нравились ей больше всех на свете. Мальчишками, без которых, даже в свои всего пятнадцать, даже зная их всего четыре года, она не представляла, как сможет обойтись. Вообще, когда-либо.
Она надеялась, что они постареют, но все равно не потеряют друг друга.
Гермиона уже любила их обоих. И ей вдруг захотелось им об этом сказать.
― Знаете, я…― Она замолчала.
"Нет, постой, - подумала она. - Может быть, лучше не говорить об этом так прямо"? - В конце концов, они же мальчишки. Они могут просто взять и высмеять ее.
К тому же, она страшно, до смерти устала. Лежа там и глядя в небо. И, весьма возможно, это была просто сентиментальная чушь, которую лучше не говорить вслух.
― "Знаете, я" - что? ― Разумеется, Рон.
― Я просто... Я просто надеюсь, что мы будем друзьями еще долго-долго.
Молчание.
― Рон?
― Ага. Я думаю, все будет окей.
Гермиона улыбнулась. Вот оно - Рон, который с ней полностью согласен. Конечно же, с совершенно неуклюжим совершенством. Я думаю, все будет окей.
Совершенно.
― Гарри, а ты? ― Она слегка повернула голову. ― Ты тоже надеешься, что мы останемся вместе? Когда повзрослеем?
― Наверное.
― Наверное?
― То есть, наверняка. ― Помолчал. Откашлялся. ― То есть, я совершенно уверен.
Ее сердце радостно забилось от этих слов. "Я совершенно уверен".
Прекрасно. Потому что теперь, когда они это сказали, так и должно быть. Они останутся друзьями – вот так, как сейчас, навсегда. Так, потому что нужно позарез, это основа существования, это абсолютно необходимая необходимость.
― Обещаете?
Гарри ответил первым. ― Да.
― Ты тоже, Рон. ― Она толкнула его в бок.
― Ладно, ладно, я обещаю.
― Хорошо.
Она услышала, как Рон перекатился на другой бок и что-то пробормотал Гарри. Что-то насчет "женщин".
И, Мерлин, наверняка она просто слишком устала – действительно очень устала – и слишком счастлива, потому что ей было наплевать. Наверняка. А еще она была в безопасности.
Очень надежно и безопасно - вот так лежать рядом с Роном и Гарри.
*******
Вот какое воспоминание было у Гермионы. Невероятно драгоценное.
Надежно и безопасно, потому что она знала. И знание согревало.
Она никогда их не потеряет.
Да. И, пожалуйста. Пожалуйста. Кто бы ни был там, наверху. Только они трое.
Гермиона никогда больше не хотела видеть его таким. Никогда, до тех пор, пока не перестанет дышать. Ее вдруг пронзила кипящая в нем боль. И он был в ярости. Дикая, слепая ярость.
Он стоял: кулаки стиснуты, губы сжаты, глаза горят. И глядят мимо нее, сквозь нее, упираясь в парня за ее спиной. Гермиона не смела взглянуть, но она была уверена, что Драко тоже на него смотрит. И его глаза тоже горят.
"Скажи что-нибудь".
― Гарри?
"Почему ты так смотришь?
… и сколько ты услышал?
… и почему ты так тяжело дышишь"?
"Ну не очевидно ли? Посмотри на него. Он мог услышать абсолютно все. И, скорее всего, так оно и было. Каждую ядовитую каплю".
Ей захотелось начать оправдываться. - "Это не то, что ты думаешь. Гарри, это не то, прости меня"…
Но он тяжело дышит. Прямо-таки задыхается. Так страшно тяжело. Значит ли это… что он бежал? Может быть, он только что пришел. И, если так, это все меняет. Выходит, он не мог слышать все. Но этот взгляд. Тогда почему он смотрит так странно?
"Я не понимаю, пожалуйста, скажи что-нибудь, что угодно. Скажи, что именно ты слышал, что из того, что он сказал, ты слышал, Гарри, и тогда я смогу что-нибудь ответить, потому что"…
"…потому что я не могу коснуться правды - разве что ты уже ее знаешь… Я не заговорю об этом, если только ты уже не… Не могу рассказать тебе. Не сейчас.
Я не могу сказать тебе правду, Гарри, потому что сама ее не знаю.
Но если ты слышал, слышал Малфоя, тогда ты уже знаешь. Ты знаешь? Ты догадался, Гарри? Я не понимаю. Но ты будешь ненавидеть меня, да? Почему ты так смотришь, это из-за меня? Я хочу попросить прощения, но если ты спросишь, за что, и я не смогу… не смогу сказать тебе, произнести этих слов, потому что сейчас это слишком тяжело, сейчас у меня в голове слишком много всего, я боюсь, я сломаюсь"…
"Гермиона, успокойся"…
"…и, Мерлин, будь добр, перестать так таращиться на Малфоя".
Еще раз, жестче. ― Гарри.
"Ты что, не слышишь? Не понимаешь? Мне надо знать. Мне надо знать, сколько ты слышал. Никто ничего не может сделать, пока я не узнаю, что ты слышал".
Говорят, "молчание оглушает". Но сейчас это не описывало и сотой доли того. Даже тысячной. Это было такое молчание, что, казалось, она уже никогда ничего не услышит.
"Что бы сейчас не случилось, Малфой, это твоя вина. Слышишь? Твоя вина, только твоя, и твоих чертовых слов в моей голове, Малфой, КАЖДОЕ СЛОВО, МАЛФОЙ, КАЖДОЕ ЧЕРТОВО ДЫХАНИЕ".
Потому что. Они жгут.
Как раскаленные угли.
И они все еще звучат в голове. И это что-то другое.
Ровным голосом.
― Пожалуйста. ― Просьба. ― Что случилось, Гарри? ― Тихо. Непостижимо, как ей это удалось. Про себя, она это проорала. ― Ты… Что-то случилось?
"Нет. Не притворяйся, что не понимаешь, почему он так смотрит на Малфоя. Наверняка он слышал его крик. И знает, что ты это знаешь. Так не спрашивай, что случилось, потому что вы оба знаете, что".
И наконец. Наконец.
― Отойди от него, Гермиона. ― Она не помнила у Гарри такого голоса. Он был более низким и хриплым, чем когда-либо.
Что это значит? Это значит, он слышал… сколько?
― Гарри… что случилось? Пожалуйста. Успокойся.
― Я спокоен.
― Нет, ты не…
― Отойди от него, Гермиона.
― Пожалуйста, это просто…
― Заткнись и сейчас же иди сюда!
― Нет! ― На щеках Гермионы выступил багровый румянец. ― До тех пор, пока ты не успокоишься!
Гарри мельком взглянул на нее.
"Посмотри на него. Он чувствует. Разве ты не видишь, что он чувствует твою ложь? От нее комнате уже нечем дышать".
Гермиона выдохнула. ― Пошли отсюда. ― Она осторожно шагнула к нему. ― Мы с Малфоем закончили. Мы закончили, Гарри. Давай, пошли уже.
Гарри опять посмотрел на Драко. Он вообще почти не отрывал от него взгляда. И, Мерлин. Впервые в жизни, она была благодарна Малфою. Потому что он до сих пор ничего не сказал. Интересно, почему? Услышал ее безмолвные молитвы? Или, может быть… еще не пришел в себя после тех, предыдущих слов?
Тех самых, что крутятся, и крутятся, и крутятся в ее собственной голове.
И тут, совершенно естественно, возвращаясь к реальности и прерывая драгоценное молчание:
― Что ты собираешься делать, Поттер? ― Почти выдохнул Драко.
Гермиона напряглась. Гарри уставился на него. Долгим, тяжелым взглядом, не предвещающим ничего хорошего. Холодно. Зло.
― По-моему, это давно переросло в вонючее шоу Поттера, - протянул Драко. - Так давай же, ускорь процесс и опусти, наконец, занавес. Я сгораю от нетерпения.
Она не могла не поздравить его. - "Отлично, сильно"… - У Драко совершенно натурально получилась его классическая высокомерная тирада. Идеально. Он звучал почти. Нормально. Как будто они просто встретились в коридоре после уроков. Обменялись стандартными оскорблениями. А не стояли в комнате, атмосфера в которой накалилась до тысячи градусов. И она не поняла, то ли еще больше разозлилась, то ли почувствовала облегчение. Потому что все, что сейчас звучало хоть сколько-то знакомо, было как праздник.
― Прекрати, Малфой, ― вмешалась Гермиона. ― Просто не суйся, ладно? Мы уходим. ― "Правда, Гарри? Да". ― Мы все равно тут уже закончили.
Драко посмотрел на нее. Она отвела глаза. - "Закончили"? - Спрашивал его взгляд. - "Ты же знаешь, что мы далеко не закончили".
И это - это было не как праздник. Потому что это было незнакомо. Или, может быть?.. Может быть, уже знакомо. Их собственный персональный ад. Их уже почти дом.
Драко смотрел, как Гермиона делает последние несколько шагов через комнату, к Гарри. Медленно. Медленно и осторожно, и так жутко испуганно. Как она останавливается перед ним, протягивает руку и трогает его за плечо. Тревожно, робко и беспокойно. И мягко. Пальцы, прикасающиеся к плечу. Очень мягко.
Драко сжался.
"Конечно же. Только так. По-грейнджерски. Упрыгать с чертовым Поттером. Трижды проклятым Поттером и его дурацкими спаси-девушку очками. Я слышу, как ты дышишь, Грейнджер. Знаю, почему ты дрожишь. Боишься, что сейчас его терпение лопнет, он повернется и начнет орать на тебя.
"Шлюха. Дура и шлюха". - Так он скажет? Потому что он, наверняка, слышал каждое мое слово. Да? Поэтому ты так трясешься"?
Драко хотел, чтобы он слышал. - "Слышишь, Грейнджер"? - Хотел. - "Я почти хочу этого, твою мать, Грейнджер, хочу, чтобы он бросил тебя, как ты сейчас бросаешь меня. И не думай, что я не знаю, что ты хочешь остаться. Если бы его тут не было. Ты бы осталась…
Вы**ать из тебя все Грейнджерское.
Не говори, что ты не хотела бы остаться ради этого.
Просто чтобы услышать, как я скажу это еще раз.
Мои слова, Грейнджер, ты слышала их, и ты все еще слышишь их. От тебя смердит ими.
Вот почему я знаю, что мы не закончили.
Мы не закончили. Ничего подобного".
Гарри стряхнул руку Гермионы, и стоял, и смотрел, и мерил Драко пронизывающим взглядом с головы до ног с острым гадливым отвращением. А Драко возвращал, выплевывал это ему обратно. Прямо в лицо.
"Это чувство взаимно, Поттер, уверяю тебя".
Драко сказал бы это вслух. Выкрикнул бы это. Но ему было почти любопытно. Любопытно, что сделает этот парень. Этот парнишка, глядящий на него с выражением, которого он еще никогда не видел на его лице. Совершенная, ослепительная ненависть. Наверняка, перед тем, как ворваться сюда, он тренировался перед зеркалом.
Но Драко было наплевать. Совершенно наплевать. Гарри мог делать все, что угодно, он уже… Уже выиграл. До полной и окончательной победы.
Потому что даже интересно, как бы он полез на стену, если бы узнал, что Драко пробовал ее губы.
Он посмотрел на нее. На Гермиону.
"Я касался этих губ, Поттер. И еще буду".
Она нервно взглянула на Гарри.
― Ты можешь прекратить это? ― прошептала она, ― Перестань так смотреть на него. Давай обсудим это, ладно? Вернемся в нашу гостиную и поговорим об этом.
Драко почти рассмеялся.
"Ради бога, Грейнджер. Давай ты как следует постараешься и, наконец, поймешь, ты, тупая сука -
- Он ничего не слышал. Ни малейшего намека на правду. И знаешь, откуда я это знаю, Грейнджер?
Потому что это Поттер. Он бы не смог стоять под дверью все это время. Он бы не выдержал больше одного моего злобного слова в твой адрес. Он бы ворвался сюда после первого же оскорбления, Грейнджер. Он был бы здесь, как только я назвал тебя шлюхой, и подстилкой, и слабой маленькой сукой. Он бы был здесь. Разве не ясно? Он бы никогда не позволил тебе услышать всего этого. Никогда бы не позволил этому коснуться этих сладко невинных девственных ушей. Никогда, если бы мог предотвратить это. Он был бы здесь.
А знаешь, почему?
Потому что он не ищет правды. Он ищет оправдания.
Повода, чтобы держать тебя подальше от меня.
Так что не волнуйся насчет своего драгоценного Поттерчика. Потому что, какова бы ни была причина этого дикого взгляда, что бы этот урод ни думал, что он знает, или мог бы, или так жаждал знать, он не знает. Ничегошеньки он не знает.
Так что решение за тобой. Думай, говорить ему, или нет, Грейнджер. Чертова грязнокровная шлюха опять на коне. И я почти надеюсь, что это решение уничтожит тебя. И он больше никогда не заговорит с тобой.
И ты прибежишь обратно ко мне.
Потому что, Мерлин, я хочу знать, как это – отыметь тебя в отчаянии.
Вы**ать, а потом выкинуть тебя.
Из моей головы. Из моей крови. Из моей абсолютной чистоты".
― Давай, Поттер, ― прорычал Драко. ― Что ты там собирался делать? Или кишка тонка?
― Я тебя предупреждал, ― прошипел Гарри. Он все еще тяжело дышал. Не так, как раньше, не так часто, но все еще тяжело, глубоко и яростно.
― Я предупреждал, чтобы ты держался от нее подальше.
― И?
― И я велел тебе оставить ее в покое.
― Ага, я помню, ― криво ухмыльнулся Драко. ― Но я просто не мог удержаться.
Он знал, что Гарри не знает правды. И что не он будет тем, кто ему скажет. Но это не значило, что ему нельзя позабавиться с его жалкими перегретыми мозгами. Почему бы и нет? Столько, сколько сможет. И самый смак - Драко всю дорогу будет знать, что это больше, чем просто слова. Так же, как и она.
― Не надо, Малфой… ― Опять Гермиона. Почему-то вдруг. Просит. Его сердце подпрыгнуло.
"Заткнись. Просто заткнись, ты, тупая сука". - …Этот чертов голос…
― Просто дай нам уйти. ― Умоляет.
Почему ее голос так скребет по нервам? Почему это настолько невыносимо?
Гарри, сквозь стиснутые зубы: ― Мы никуда не идем. ― Пристальный взгляд. ― Мы остаемся здесь, Гермиона. Мы не уходим.
― Гарри, пожалуйста…
"Потому что", - понял Драко - "она вполне до сих пор может думать, что Гарри все слышал".
"Перестань мучить ее, ты, тупой ублюдок. Просто скажи что-нибудь, чтобы эта сука перестала дрожать. Посмотри на нее. Ты что, не видишь? Она почти плачет"…
"Стоп. Осторожно. Потому что ты уже пробовал эти слезы. Это было так о**ительно вкусно, в сочетании с кислотой рвоты у тебя во рту. Прошлой ночью. Прижавшись к ней. Так скажи что-нибудь. Что угодно, только бы до нее дошло".
― Что ты задумал, Гарри? ― спросила Гермиона, широко раскрыв глаза. ― В любом случае, это плохо кончится. Понимаешь? Если ты и я сейчас просто уйдем, мы разберемся. Что ты там… слышал… или думаешь… про меня… Гарри, мы можем просто…
― Я никуда не пойду! До тех пор, пока этот ублюдок не извинится перед тобой!
Гермиона застыла.
"И давайте еще упростим это для нее".
― За что, Поттер?
― За все. За то, что ты желал ей смерти. За то, что ты сам еще дышишь, Малфой.
Драко почти видел, как ее затопило понимание.
Гермиона прокрутила это в голове. Еще раз. - "За все. За то, что ты желал ей смерти". - "И?
И?
За прикосновения? За языки? За губы… зубы … руки?.. Ты что, забыл, или ты не знаешь"?..
И это значит...
Это значит, что…
Гарри слышал только последние несколько слов? Те, где Драко хотел, чтобы она сдохла? Это поэтому он стоит тут перед ней и почти дымится от ярости? Не может быть. Совершенно невероятно. Она вряд ли вообще когда-нибудь видела его таким, с тем жутким видом, с каким он ворвался в комнату. Нет. Случилось что-то еще. Она знала. И то, что это было не то, что они тут с Малфоем орали друг другу, едва ли принесло облегчение. Потому что было что-то еще. Определенно было что-то еще.
Гермиона в полной растерянности посмотрела на Гарри.
Он повторил. ― Извинись перед ней. ― Его дыхание начинало успокаиваться. Но она видела, что все в нем как будто кричало. Мысли, опасения, недосказанности. - "Так на чем мы остановились"? – Ее мозг опять заработал, пусть еще не вполне оправившись от потрясения.
"Ты вбежал, надрываясь от безмолвного крика. Почему"? - Она не хотела спрашивать - что, если она уже знала ответ? Дерьмо. Чертова неразбериха. Хаос. Эмоции. Она не могла с этим справиться. С Гарри, с Драко, с их сказанными, и несказанными, и прошептанными словами. Полное чертово изнеможение.
Предполагается, что она может сообразить, как остановить это? Что-то не похоже.
― Слышал, как я сказал пару гадостей, а, Поттер? ― Нахмурился Драко. Его голос достиг тех же глубин. Что и голос Гарри. Опасный оттенок. ― Не мог удержаться, чтобы не вломиться в дверь, как самый сраный герой всех времен и народов на лихом коне? ― Его верхняя губа ехидно выгнулась. ― А что, если ты не ее тип? ― "Потому что так оно и есть". ― Это никогда не приходило тебе в голову?
― Я предупреждал тебя, Малфой.
И Гарри вытащил палочку.
(И мысли Драко понеслись с бешеной скоростью.)
Гермиона ахнула. Нет. Никаких палочек. Никакой драки. ― Гарри, убери палочку, ― яростно, толкая его под руку. ― Это так не делается. Если это все, что тебя разозлило - то, что он мне сказал, то это ничего не значит, Окей? Мне на это совершенно наплевать, понимаешь? ― Ложь. Горько-соленая тухлая ложь, - "но, пожалуйста… опусти ее. Опусти ее, пока мир не раскололся пополам, и с тобой что-нибудь не случилось, Гарри". ― Понимаешь, его слова для меня ничего не значат. Я их почти не слышу, Гарри. Я даже не слушаю.
― Это не только слова, ― прорычал он; рука напряжена, палочка нацелена.
― Тогда что? Будь так любезен рассказать мне, в чем дело, Гарри! ― Она вцепилась в его руку с палочкой. ― И будь любезен отпустить ее! Это не метод! Это никогда не работает, слышишь? Неужели магия ничему тебя не научила? Все эти годы, только одно - мертвые и покалеченные, Гарри. Просто не делай этого. Я обещаю, что бы это ни было, мы разберемся. Мы поговорим об этом. Пожалуйста.
Драко сжал зубы. ― Отдай ей, Поттер, ― прошипел он, прищуриваясь. ― Если ты действительно так меня ненавидишь, если ты на самом деле хочешь, чтобы я держался от нее подальше, заставь меня. Заставь меня. Иди сюда и покажи, что ты можешь. Покажи мне - без палочки.
Прямое приглашение.
Что-то очень холодное, казалось, взорвалось у нее в груди.
"Что он делает? Какого черта он делает"?
― Положи палочку и докажи это, ― вот такое приглашение. ― Потому что при помощи магии, все происходит слишком быстро, Поттер. Только словами - все происходит слишком быстро. Ты не услышишь, как хрустят кости. Ты не почувствуешь, как рвется кожа…
― Нет! ― закричала Гермиона. ― Перестань! Прекрати, Малфой! Ты не можешь! Я тебе не позволю! ― Ее накрыла медленная волна панического ужаса. Страшного предчувствия.
"…Но ей никогда не понять".
Думал Драко.
― Малфой, пожалуйста, нет, не провоцируй его…
…Даже этот голос не… - "Ни малейшего шанса понять, Грейнджер".
Потому что он, наконец, нашел способ. Вот тут, прямо перед носом. Способ не думать.
Его шанс. На наказание. На побои. Избиение в битве. Кулаки и локти и колени и… Шанс на поэтическую кровь. Боль. Пи**ец. Шанс на прощение. Прозрачно мимолетный поэтический момент свободы и равенства. Он нуждался в этом днями. Неделями. С тех пор, как… с нее. С грязной крови. Когда она коснулась его рта и потекла, завертелась, запрыгала по языку и лишила его разума. Боль. За то, как он спрятал лицо в изгибе ее шеи и шептал про себя отравленные слова о красоте и необходимости и блин-жестком-сексе, и губах на коже, на венах, полных крови… той крови… и нет облегчения. Ни внутри нее, ни рядом… и нет боли… нет наказания. Жестоких ударов по телу. И это мучение, потому что в голове все звенит и звенит и звенит – то, что он заслужил, но не получил… потому что его больше нет рядом, чтобы… его тут нет… он мертв.
Боль для Драко. Его наказание. Глядящее ему в лицо.
Потому что он умолял кого-нибудь сделать это с ним с тех самых пор, как почувствовал ее грязное сердце у своей груди.
А отец мертв.
Но есть Поттер.
Некто, кого он ненавидел почти так же сильно. И некто, кто ненавидел его в ответ. В точности, как ненавидел его отец. - "Потому что так и было, правда, папа? Ты ненавидел меня до самых чертовых потрохов".
"Вот почему тебе никогда этого не понять, Грейнджер. Убить двух зайцев. Он будет героем, а я получу свое кровопускание. Это будет кровь для моего отца. Все – для него. Окончательное извинение. То, которое я не смогу про**ать из за того, что твои губы так чертовски близко, Грейнджер. Извинение за все, что я сделал, и все, что я хочу сделать".
"Это приглашение, Поттер. И это смешно, потому что ты можешь подумать, что я сошел с ума, но это не так.
Я полностью, совершенно, бесспорно разумен. Более разумен, чем когда-либо за последние несколько недель".
Потому что Драко еще никогда в своей жизни так не нуждался в боли.
"Ну, давай. Я знаю, ты хочешь этого".
― Брось палочку. Ты ведь и сам справишься, правда, Поттер? Звезда Хогвартса, сияющая драгоценность и прочее дерьмо. Их самое большое, толстое, смертельное оружие. Поздравляю, Поттер. Спорим, если бы они могли, они бы вставили тебя в рамочку и засунули в ящик. И вытаскивали по мере надобности. Когда надо подраться. Ну, давай. За своего ублюдка отца и шлюху мать, Поттер…
― Заткнись.
― За своего дохлого крестного и его полоумных извращенцев-друзей. За эту девчонку. Дерись за Грейнджер, за каждый раз, когда я мог пробраться к ней в комнату… под одеяло… между ног…
― Я сказал, ты, урод!
― … и отыметь ее, как вонючую гребаную грязнокровку, каковая она и есть…
― Я СКАЗАЛ ЗАТКНИСЬ НА Х*Й МАЛФОЙ
― ПОЧЕМУ БЫ ТЕБЕ НЕ ЗАСТАВИТЬ МЕНЯ?
Кулак Гарри встретился с его челюстью с такой силой, что Драко не удержался на ногах.
Он слышал ее. Откуда-то снаружи. Она звала их. Нет. Только Гарри. Почему только Гарри? И челюсть, казалось, разлетелась на куски, тогда он сунул кулаком в живот, перекатился, и кулаком в очки, обдирая пальцы. Потом удар, и Драко опять внизу, опять на полу, головой не твердом сером камне, и она раскалывается, и это наказание, но оно прекратится, если он не ударит, не продолжит… схватить за руку, дернуть вниз, потянуть вверх, ударить, и… Захват ноги, резкий поворот, боль, опять внизу, опять наверху, кулаком в морду, разбить ее, и кровь в ответ, и локтем в зубы, и вкус железа во рту. Рвануться вверх, толкнуть, врезать, вот он, момент истины, добро пожаловать на банкет. И непрекращающийся крик… крик… теперь и его имя, и он опять внизу, на полу, задыхаясь матерясь бл* е**ный ублюдок п**да вонючий сукин сын я бы взял ее я бы взял ее если бы захотел… за каждое слово новая боль и каждое дыхание – новый способ ударить и посмотри на этот кулак челюсть нос кровь… это наказание это расплата это для тебя… для тебя… для тебя отец он делает то, что ты уже никогда не сможешь и прости но я все еще хочу-ее-нужна-мне-бл**ь-вся-с-потрохами но почему… и даже эта боль не может ничего изменить… потому что даже сейчас она нужна мне… выбросить кулак, еще по морде, еще в ребра, формы, тени, рычание и слова и гребаная боль столько боли она моя она моя не твоя и вдруг… вдруг что-то еще, что-то новое, яростно втиснулось между, между ними, я не могу больше достать его убирайся Грейнджер убирайся отсюда к черту это не для тебя это мое наказание оно мне так нужно ты не можешь остановить это просто убирайся, просто уйди исчезни и пусть…
Она отлетела назад, ударилась об стол. Рухнула на пол.
Они замерли.
Грейнджер…
Секунда, и Гарри был около нее. ― Гермиона…― Надтреснутый, скрежещущий голос. ― Гермиона, ты…
― Уйди от меня! ― Закричала она, ― Отвали!
― Гермиона…
― Убирайся!
Она оттолкнула его окровавленную руку. Взглянула вверх на его мокрое лицо и завопила про себя.
"Теперь ты счастлив? Посмотри на себя! ПОСМОТРИ НА ВАС ОБОИХ! КАКОГО ХРЕНА ТУТ С ВАМИ СЛУЧИЛОСЬ"?..
― Тебе больно?
"Да. Но я бросилась между вами, ублюдками, и чего еще я могла ожидать? Что я могла сделать? Я забыла все заклинания, НЕ МОГЛА ВСПОМНИТЬ НИ ОДНОГО ГРЕБАНОГО СЛОВА.
…И какого черта ты наделал?..
…Посмотри на себя"…
Гарри смотрел на нее. Тяжело дыша. Кровь на губе. Лицо в красно-лиловеющих пятнах. Разбитые губы приоткрыты. Вздрагивает при каждом вдохе.
"…Посмотри. Посмотри, что ты с собой сделал"…
И Драко. Драко, сползающий по стене. Глаза прикованы к ней. Тяжелое, хриплое, свистящее дыхание. Весь в синяках. Что это? От чего его лицо потемнело? И этот взгляд. Этот взгляд. Такой же, как прошлой ночью. Те же глаза, что были у него, когда он говорил о плоти и крови и чистоте… праве… ошибке.
Где они оба?
Где она?
Кошмар. Кошмар, и она хочет проснуться.
Пожалуйста. Кто-нибудь. Потрясите ее, пока она не заорет и не проснется.
Потому что здесь - здесь невозможно оставаться.
― Гермиона… Гермиона, тебе больно? ― Снова Гарри.
― Нет. Нет, мне не больно. Проехали.
― У тебя такое лицо, как будто тебе больно…
― Как будто мне больно?! ― Она расхохоталась. Привет, приехали. - "Не притворяйся, что тебя это заботит, Гарри. Не сейчас, когда это настолько смешно, что хочется заорать". ― Посмотри на себя! Ты весь в этом, Гарри! С ног до головы!
И – почему? Ей зачем-то надо было знать, почему.
― О чем ты думал?! Почему ты не можешь просто сказать мне? Ты что-то услышал? Что-то, что мы тут говорили? Просто ответь! Скажи мне! Что происходит, какого хрена, что случилось, Гарри, почему ты настолько перестал себя контролировать? Почему ты позволил ему это с собой сделать?
― А почему ты думаешь?!
― Понятия не имею! У меня нет ни малейшего понятия, на фиг, с тех самых пор, как ты вошел в эту комнату!
― Я знаю, что он к тебе чувствует, Гермиона! И ты тоже должна знать! Ты должна знать, потому что он опасен! Он что-нибудь сделает! Он возьмет все, что захочет! И это ты, Гермиона, этот ублюдок хочет тебя! Я не вру… клянусь, я не вру, это не просто чтобы держать тебя от него подальше. Я все слышал - от этой суки Паркинсон! Она говорит, что он сказал твое имя когда кончил, блин, и тебе придется мне поверить! Этот урод возьмет тебя и…
Слова текли, расплескивались вокруг нее, проникали под кожу.
"Он узнал, что чувствует Малфой.
Так вот что он узнал".
"Сказал твое чертово имя, когда кончил".
И это не все. Это было больше нее.
― И ты думаешь, я собираюсь стоять и смотреть на это? Ты думаешь, я собираюсь разрешить тебе торчать в своей спальне, когда этот отморозок ошивается прямо за стеной? Я не позволю тебе этого, Гермиона, ты не можешь, потому что цена слишком высока, и на этот раз я не шучу!
Гарри повернулся к Драко.
― Скажи ей! Давай, скажи ей, что ты чувствуешь, Малфой!
"Гарри, нет! Если бы ты только знал"…
Взгляд Драко пронзил ее насквозь. Скрытая угроза. Предупреждение. Он предупреждает ее. До сих пор он молчал, но если она позволит Гарри продолжать в том же духе еще хоть сколько-нибудь, он заговорит…
… и Гермиона не была к этому готова. Не была готова к тому, что Гарри узнает. Не здесь и не так.
― Скажи ей, ты, ублюдок!
Драко поднялся на ноги.
― Гарри, прекрати…
― Я хочу услышать, как он сам тебе скажет, Гермиона! Пусть этот сукин сын откроет свою пасть и скажет.
Драко шагнул вперед.
Последнее предупреждение.
Гермиона схватила Гарри за руку и развернула к себе.
― Гарри, пожалуйста, будь любезен ПРЕКРАТИТЬ! ― Она схватила его за руки и притянула к себе. ― Это не метод. И мне плевать, что сказала Пэнси. Мы обсудим это. Без драки, без крика, просто успокойся! Мы об этом поговорим.
И тогда Гарри посмотрел на нее. Долго. И у нее перехватило дыхание. Сильно, резко, так, что закружилась голова.
И вдруг он помотал головой.
― Нет.
― Что?
― Нет. ― Гарри резко высвободил руки и схватил ее за плечо.
― Гарри, что ты…?
― Мы уходим.
― Но мне показалось…
― Я передумал.
Драко смотрел, как он тащит ее из комнаты.
Она обернулась посмотреть на него. На секунду. В последний раз.
И в ее глазах что-то было. Что-то. В ее глазах всегда что-то было. Кроме этого.
Драко стоял, привалившись к стене. Голова раскалывалась от боли. Холодные волны жестокой освободительной боли. И он соскользнул вниз.
Все даты в формате GMT
3 час. Хитов сегодня: 27
Права: смайлы да, картинки да, шрифты да, голосования нет
аватары да, автозамена ссылок вкл, премодерация откл, правка нет
- участник сейчас на форуме
