|
|
| |
Пост N: 64
Зарегистрирован: 29.04.06
|
|
Отправлено: 22.03.07 17:50. Заголовок: Re:
Бродяга и Бемби
- Рем, а Рем… а от тебя родители никогда не хотели отказаться?
…Бутылка сливочного пива, которую Джеймс втихомолку левитировал из-под руки засмотревшегося на последнюю мартовскую ночь Сириуса, грохнулась об пол, брызнув во все стороны жидкостью и осколками. Питер взвизгнул и отдернул руку, ужаленную брызгами, выронив гадальные камушки. Камни раскатились по комнате. Питер и не подумал подобрать их. А Джеймс даже не вспомнил о “Репаро!” – оно казалось просто кощунственным сейчас, когда после Блэковых слов неизбежно должно было разбиться нечто большее, что уже не исправить и не собрать.
Сам Сириус, отвернувшийся от окна, чтобы задать свой идиотский вопрос, сверлил взглядом закаменевшую спину Ремуса. Из-за плеча Сириуса в окно гриффиндорской спальни заглядывала слегка похудевшая луна.
Первым опомнился Питер: он, наконец, пошевелился – для того, чтобы подвинуться с края постели подальше, вглубь, за полог, предвидя последующий взрыв. А Джеймс, выйдя из столбняка, обрушился на Сириуса:
- Сир, ты чего? С фестрала свалился? Головой стукнулся?
Ремус, скинув минутное оцепенение, продолжал методично складывать малиновое покрывало.
Вдвое.
Вчетверо.
Еще пополам…
И так, с покрывалом в обнимку, как со щитом, обернулся и напоролся на взгляд странно напряженного, но не собиравшегося отступать Сириуса.
На угрюмый взгляд. И упрямый. И умоляющий. Подчеркнуто не замечавший Джеймса, который стоял едва не впритирку и смотрел на приятеля точь-в-точь, как на своего заклятого врага со Слизерина. И сжимал кулаки.
Ремус судорожно сглотнул. Его друзья готовы были сцепиться из-за него – если он только покажет, что слова Блэка хоть как-то его задели. Он был искренне благодарен Питеру, вовремя слинявшему со сцены. Питер с возу – Люпину легче… Но эти двое!
- Сир!..
- Не лезь, Бемби! Рем, я серьезно…
Ремус, бледный и растерянный, комкая покрывало в руках, опустился на край постели. На лице его проступили отчетливые розовые пятна: этим прозвищем заступившийся за Люпина Поттер был обязан его же, Люпиновой, эрудиции.
- Джеймс, не вмешивайся. Пожалуйста. Дай ему сказать.
Джеймс плюнул, отошел и плюхнулся на свою кровать. Ремус переспросил, собираясь с мыслями:
- Что ты имеешь в виду?
Не отводя глаз, Сириус повторил:
- То, что сказал. Твои родители не думали отказаться от тебя, когда поняли, что ты – оборотень и что это неизлечимо?
Мерлин, какой у него взгляд! Одновременно – режущий и анестезирующий. Под этим взглядом говорить не то чтобы не больно, но хотя бы знаешь, что боль будет не напрасной. Потому что это, кажется, ему действительно нужно.
Вот только легче Ремусу от этого не станет…
Ну, и к… Мерлину! Лишь бы полегчало Блэку.
Бросил, наконец, покрывало на стул и, как сумел, объяснил:
- Ну, откуда мне знать, что они обо мне думали? Я знаю только то, что они для меня делали. Что я провел одиннадцать дошкольных лет дома, а не в стае, не в Мунго и не в магическом зоопарке. Что сейчас возвращаюсь на каникулы к маме и папе. Что все эти годы со мной обращались как с человеком, а не зверем или неизлечимо больным. Хотя, в общем-то, я и есть…
Джеймс не выдержал:
- Если бы они хотели бросить тебя, ты бы это почувствовал. И ты бы не был тем Ремусом, которого мы знаем!
Ремус поморщился, отвергая непрошеную поддержку.
- Они вырастили меня человеком… насколько это было возможно. Я ответил на твой вопрос?
Сириус утвердительно наклонил голову.
- Тогда – спокойной ночи. Я устал. Извини. Нокс!
Никто не возразил, как случалось обычно, если Джеймс не успевал пристроить на тумбочке очки, Сириус – дочитать страницу, а Питер – истолковать сложившийся узор. Раздевались в темноте, разбавленной свечением почти полной, вызывающе яркой луны. Джеймс вслушивался в шлепанье босых ног по полу, в шорохи мантий и задергиваемых пологов, в приглушенные “Акцио гадальные камни!” и “Репаро!” Он не успел спросить себя, зачем нужно было восстанавливать бутылку вместо того, чтобы просто уничтожить осколки. На фоне открытого окна нарисовался гибкий силуэт, замахнулся… Джеймс сорвался с кровати, перехватил запястье – поздно. Сириус успел метнуть свой снаряд. Со всей дури. Стекло блеснуло в лунном луче и разбилось второй раз – где-то внизу.
- Рехнулся? – зашипел вновь закипающий Джеймс. – Хочешь еще кого-нибудь искалечить?
Очень спокойно Сириус сообщил:
- Там никого не было. Я посмотрел, – и повернулся к другу.
Джеймс заткнулся мгновенно – едва увидел его лицо.
…
Наутро Сириус исчез из спальни до того, как его друзья соизволили продрать глаза, и весь день наглядно демонстрировал ловцу факультетской квиддичной команды, что способности того поймать что-либо ограничиваются исключительно снитчем.
Блэк не удостоил вниманием завтрак, пропустил обед; в классах появлялся со звонком и со звонком же срывался с места, так что друзья видели только его спину в дверях; на занятиях неслыханным с первого курса прилежанием озадачил не только живых Флитвика и Макгонагалл, но даже Биннса, чье монотонное жужжание Блэк конспектировал едва ли не тщательнее, чем вместе взятые Снейп и Эванс.
Джеймс с тяжелым сердцем принял навязанную игру. В конце концов, никуда Бродяга не денется, в спальню после отбоя точно придет.
А на душе все равно скребли книззлы.
До тех пор, пока действительно не пришел.
Джеймс загородил Сириусу дорогу к лестнице в спальню шестикурсников – с таким ощущением, будто перед ним возник пропущенный бездарными охотниками бладжер.
- Сир, надо поговорить.
- Если насчет Ремуса, то перед ним я уже извинился. А если насчет меня, то – да, я – монстр и сам это знаю. Но ты можешь повторить это еще раз.
Джеймс вздохнул. Пожалуй, уж лучше бладжер, чем Блэк. В таком состоянии.
- Не здесь. Пошли под Иву.
То, что у Сириуса неприятности, было видно невооруженным глазом. Знать бы еще, какие? Вот когда пришлись бы кстати гадальные камушки Питера…
Джеймс должен был затащить Сириуса под Иву – хоть силком. Потому что там…
Там начинался совсем другой мир. Свободный. Где не было ни Хогвартса с его правилами и штрафными очками, ни Джеймса Поттера и Сириуса Блэка, между которыми ни с того ни с сего пробежала черная книззла.
Зато там были Сохатый и Бродяга, чья дружба выдерживала и не такое.
Единственное, чего Джеймсу и впрямь не пришлось делать – это волочь приятеля к Иве силой. Блэк шел сам. Как под конвоем. И пальцем, собака, не шевельнул, чтобы найти подходящую палку (не говоря уже о том, чтобы просто перекинуться) и надавить на нужный сучок (палкой удалось попасть только с четвертого раза). Кипящий от злости, Джеймс буквально втолкнул своего спутника за периметр.
И снова запустил Иву – никому в голову не могло прийти, что под ее беснующейся кроной прячутся два сумасшедших гриффиндорца.
А они под естественным шатром ветвей еще и ухитрялись держать дистанцию, разойдясь по разные стороны ствола, спиной друг к другу.
По правде, Джеймс не рассчитывал на откровенный разговор. Но и просто разговора не получалось. Получалось какое-то истязание. Не то чтобы Блэк отказывался отвечать, но…
- Бродяга, что случилось?
- А разве что-то случилось?
Ровный голос Блэка звучал даже слишком натурально. У Джеймса не получалось так же естественно прикидываться, что ему все равно.
- Ну, конечно, ничего. Только от тебя… искрит. Как от неподходящей палочки. Вчера зацепило Люпина, сегодня моя очередь?
Разумеется, это была провокация. И разумеется, не принесшая результата. Джеймс попробовал лобовую атаку:
- Почему бы тебе не поговорить со мной?
- Потому что ты не поймешь… Бемби.
Бродяга нарочно использовал прозвище, раздражавшее Сохатого, но тот не клюнул. О, Мерлин знает, как они могли рычать друг на друга, но Мерлин знает и то, какими терпеливыми они могли быть!
- А ты попробуй объяснить.
- Все равно не поймешь. Потому что ты не знаешь, что такое – быть другим. Не таким, как все. Потому что трудно… невозможно быть более “не таким”, чем Ремус, а он… Ну, ты же слышал! С оборотнем – как с человеком. А со мной – как с монстром. За что?
- За ту историю, что ли? За Снейпа?
- Да что ты, как маленький? Снейп-Снейп… Снейп – самое ценное пособие в нашей школе. (1)
Джеймс возразил бы на это, но Сириус не дал ему такой возможности:
- Ну, скажи, с чего ты взъелся на Снейпа?
…После шести лет необъявленной войны выяснять ее причины – не поздновато ли? Джеймс довольно долго подыскивал подходящий ответ:
- Он слизеринец.
- Слизеринцев много.
- Да, но не каждый – шпион, завистник и мелкий пакостник!
- Не такой уж и мелкий… но я понял, что для тебя главное.
- А для тебя – не это?
Сириус помотал головой.
- Нет? А что же?
- То, что ему я могу сказать в лицо, кто он есть, и поступить с ним соответственно.
- А… кому не можешь?
Сириус усмехнулся.
- Прапрапрадеду, например. Что популярность его как директора Хогвартса, мягко выражаясь, им преувеличена, что его методы преподавания и воспитания не выдерживают никакой критики, а достижения на ниве педагогики являются таковыми разве что в его собственных глазах. Можешь сам попробовать – знаешь, где он… висит. Матери – что она помешанная истеричка и сатрап в юбке. Отцу – что подкаблучник и размазня.
- Ну, они же все-таки родня, – рассудительно заметил Джеймс. Из них двоих одному всегда приходилось быть рассудительным. Хотя не всегда получалось.
- А то я не знаю! Потому и молчу. Но если я молчу – получается, что я согласен с ними, понимаешь? Как Регул.
- А Регул молчит или соглашается?
- А Мерлин его знает…
- Не очень-то по-гриффиндорски, – неосторожно проговорился Джеймс.
Сириус взорвался:
- Я не выпрашивал у Шляпы Гриффиндор, если ты об этом! Она сама докопалась! Я вообще никогда никого ни о чем не просил!
Не быть обузой. Быть – необходимым. И – независимым. Джеймс представить себе не мог, что можно было сделать, чтобы потребность быть независимым и необходимым превратилась у Блэка почти что в манию.
Выдержав паузу, он успокоительно заметил:
- Что-то не верится мне, что ты молчишь.
- Ну, и не молчу, да! Я себя ненавижу, понимаешь? И когда молчу, ненавижу, и когда огрызаюсь. Мерлин, чем так жить, лучше…
- Да ладно тебе, ты через год уже совершеннолетний, будешь распоряжаться собой, как считаешь правильным.
- Мне еще этот год надо как-то прожить. Неужели для моей матери я – хуже оборотня?
Джеймс открыл рот – ответить – и закрыл, сообразив, что ответа не требуется. Больше того, внезапно он понял, что Сириус говорит уже не с ним, и неизвестно, что произойдет, когда он обнаружит рядом с собой собеседника.
- Она считает меня предателем. А кто я еще? Если я не соглашаюсь с ними, я предаю род, если соглашаюсь – себя. Я знаю, что в один прекрасный день кто-нибудь из нас скажет что-то такое, после чего я просто не смогу оставаться дома и делать вид, что ничего не произошло. Но куда я пойду?
Вот это уже однозначно требовало ответа. Причем определенного.
- Ко мне. Ты же знаешь, мама давно приглашает тебя к нам на лето.
Сириус молчал долго. Словно собирал себя заново, как рассыпавшийся паззл. Или пасьянс, до сих пор отказывавшийся сходиться. А потом попытался выдавить из себя:
- Спасибо, Сохатый. Приму к сведению… - и внезапно зашелся хриплым, пугающим кашлем, точно подавился собственными словами… своей неуместной официальностью…
- Бродяга!.. – Джеймс моментально оказался рядом, сжал плечи, заглянув в заслезившиеся серые глаза. – Ты в порядке, Бродяга?
Блэк кивнул – говорить он не мог (или не хотел?), но, едва отдышавшись и проморгавшись, скомандовал:
- Выключай дерево. И пошли отсюда. Ребята, наверное, не спят… беспокоятся. А уже полночь бьют, слышишь?
Джеймсу не было нужды слушать. Он видел эту полночь воочию – в облике Бродяги, который с каждым ударом далеких башенных часов все больше становился собой. Прежним. Привычным. Настоящим.
Хотя… настоящим ли? Может, настоящий остался по ту сторону полночи?
Или все-таки настоящим был тот, что, блестя влажными глазами, со смехом зачеркнул вырванные признания четырьмя неожиданными словами:
- С Первым апреля… Бемби!
20.03.2007
1. Позаимствовано у Карлсона, который живет на крыше.
|
- участник сейчас на форуме
