|
| |
Пост N: 134
Зарегистрирован: 12.01.06
|
|
Отправлено: 10.06.07 15:53. Заголовок: Re:
Счастье? – Это, то, что не положено иметь такому, Как я. Мне по чину положены камни и лезвии. Я уже говорил, - не доплыть, не доплыть нам до дома Шли по небу ангелы, ангелы болезненные. Рома Файзуллин У книг сухие листы, поэтому у меня пальцы сохнут. Сохнут, трескаются, подушечки становятся грубые, кожа неприятная. Мне этого никто сказать не мог, потому что моих рук никто не трогал, но я-то сам знал, что от меня только царапины. Следил за ним уголками глаз, как будто всегда готовился к карьере шпиона, приучал себя к этому с детства. Улыбался только уголками губ, очень криво, поэтому перестало получаться иначе, мышцы или что там ещё, атрофировались, как у того экранного комика, который разучился улыбаться, чтобы другим было смешно. Наверно так. Наверное, в гробу должно быть очень пристойное лицо. Ветер надувает полы мантии, она набухает за спиной черным горбом. Страницы летят над корешком, как мумифицированные бабочки. На руке с сухой кожей – синяя ниточка, по ней ходят неправильные мысли. Это не я, все не я, это то, что плавает в венах. Я же не могу запретить своей крови делать то, чего она хочет? Ветер открывает параграф 18 дробь 237: “Читай!” “На протяжении столетий почитали девясил как надежное лечебное средство…” Замок похож на каменные кубики, ими играли – высоко и долго, камни соревнуются, кто раньше всех проткнет собой небо. Ах, какие огромные ворота, какие широкие, жирные двери! Кто-то сейчас выйдет из них, вываливаясь из пещеры сказочного великана. Ветер злится, я не смотрю на то, что написано в параграфе 18 дробь – вот он вышел из дверей – барабанная дробь – 237. “Читай!” “Полагали, что его корень обладает девятью волшебными силами и исцеляет от девяти болезней, а здоровых оберегает от хвори и излечивает от бесплодной страсти…” Лицо у него узкое, красивое, как на картинке, только лучше, потому что живое. - Что, облажался, ловец? - Дождешься, как же. - Облажался, я же видел, ты весь вспотел от напряжения, склянками звенел. Что ты там пытался вспомнить, а? Признайся, сын мой, отцу Блэку, и да отпустится тебе. - При-ду-рок. 18 дробь - 18 дробь…“Читать!!!” “И был он символом засухи, утраченной юности и жизненного тепла…” - Куда пойдем? - Куда скажешь, только не зови Рема, он меня сегодня бесит. - Тебя все сегодня бесят. - Только не ты, любовь моя. Звук, имитирующий блевоту, громкий смех. Я скорчиваюсь в кустах, пытаясь слиться с густыми ветками. Тошнотворно прихватывает живот. От земли пахнет теплым молочным паром. Дробь, дробь, дробь… Они ушли к озеру. Маленький зеленый лиственный червяк смотрел, как он уходит, и видел, что трава не подминалась под его ногами. Или это просто солнце, помноженное на звезду, слепило? Сердце колотится о барабанные перепонки, я превратился в сердце, синяя ниточка вздулась, ноги ватные, за спиной черный короб мантии, сейчас ветер подхватит меня и унесет, я невесом… Я не умею чувствовать себя живым, только больным. - Северус? Какая-то девочка. Где тут у меня был холодный рассудок? Не могу найти. Это синяя ниточка, как мне запретить своей крови делать то, что она хочет! - Что надо? – хриплю грубо. Губы кривые, никакой отстраненности. Положите меня в гроб, и я вам все испорчу своим непристойным лицом. - Просто хотела, - белый растерянный бант в мышиных волосах, на коже веселятся красные прыщики – на лбу, у носа, на подбородке. Господи, какая! Такая же, как я. Нашим родителям нужно было запретить иметь детей. - Зелья, трансфигурацию? Чары?! – вываливаю из сумки ворох пергаментов, падают на траву. – Что ещё списать? - Да нет же! Я просто… - Оставьте меня все в покое! В покое!!! Её бант, и волосы, и прыщики сливаются в расплывчатое пятно за моей спиной. Если нас поженить, что получится? У озера мелькает отрывок мантии – такой же обычной, как у всех, но все равно выглядит щегольски. Как он это делает? Каконэтоделает? Дробь, дробь, дробь… Мне нужно поспать. И вырезать синюю ниточку из руки, чтобы там больше ничего не пульсировало, чтобы там все умерло, умерло, слышите?!!! Обеденный зал. Голова кружится от запаха еды. Я не голоден, просто купаю в супе ложку. Я упражнялся в ненависти каждый день. Это было так … привычно? Умиротворяюще? Во всяком случае, так было спокойнее. И все же что-то происходило. С определенного момента я не мог больше этого не замечать. Синяя ниточка пульсировала, и по моим венам бежал горячий, плотный, опасный ток. Скамейки двигают, мне кажется, что это в моей голове. Голоса звучат оглушающе. Если ты ищешь одиночества, его нужно искать среди людей. За их столом, как всегда, весело. Со мной, к счастью, никто никогда не разговаривал. Интересно, голос со временем может атрофироваться за ненадобностью? Я стану как тот комик, который все время молчал и делал себе больно, чтобы другим было смешно. Он входит вместе с тем, другим. Становится ещё веселее. Особенно мне. Синяя жилка вздрогнула. Что там было? Параграф 18 дробь 237: “Conium maculatum в старые времена использовался в заклинаниях, направленных на ослабление влечения…” Нужен Conium maculatum, 18 дробь, дробь, дробь… Небо наверху раскрасили акварелью, оно теперь стеклянное. Никто не боится, что оно однажды упадет и разобьется? Синяя жилка напряглась, она чувствует его присутствие. Она – не я. Я же не могу запретить своей крови! Что-то летит из моей груди туда, в ту сторону… “Также его используют в приготовлениях летательной мази…” Стены – справа, слева, обеденный стол. Не смотреть, я же сказал, не смотреть… “Hyoscyamus niger в древности использовалось для вызова злых духов и способствовало ясновидению. Оно применялось в заговорах против колдовства, а также для того, чтобы привлечь внимание…” Не смотреть, не смотреть… - Гляди, кто на нас уставился. Осторожно, он тебе, наверное, слабительного в сок подлил, хочет проследить, подействует ли. - Не порть мне аппетит, Блэк, а? Набираю полную грудь злобы, собираюсь ответить, но тут входит Эванс, стрелка внимания поворачивается на 180 градусов. Моя злоба бессильно сдувается внутри проколотым воздушным шариком. Он отбросил волосы со лба, они летят так долго и медленно, будто я постепенно впадаю в транс, или слепну. Как он это делает? Черные-черные, как чернила, как моя злость, как река помутневшей крови… Каконэтоделает? Голова кружится, в горле комок. Руки мокрые, тайком вытираю их о мантию. Почему здесь так холодно? Слишком много вопросов для моей хрупкой нервной системы. Осторожно встаю из-за стола и иду к выходу. За моей спиной буйство молодости, помноженное на звезду. Они смеются. Я не умею чувствовать себя веселым, только осторожным. - Ой, кажется, оно ушло. - Уймись, Сириус. Уймись… “Корень морозника черного, будучи измельченным в порошок и разбросанным по полу, может сделать волшебника невидимым…” Я – спокойный, умный, уравновешенный человек. Мое лицо не оскорбит ни одних похорон. Вот и все, последний день последнего года. Мы разъедемся, я не увижу его больше. Он стоял почему-то один, и его лицо было странным, внимательным, как будто он пытался прочитать в воздухе лишь ему понятные знаки. Ветер надувал полы мантии, она взвилась у него за спиной, как пара крыльев. Я знал, что он проживет жизнь – короткую и ослепительную, как вспышка молнии, а потом уйдет вслед за своим именем в никуда, где живут пропавшие звезды. Что он хотел сказать до того, как к нему подошли и увели в зал, где были люди, которые умеют жить? У него было другое лицо, и он вдруг пошел вперед ко мне. Трава не подминалась под его ногами. Хотя, скорее всего, это просто слепило солнце, помноженное на звезду. Я тоже хотел сделать шаг, но, когда уже был готов, идти стало некуда. У моего ангела-хранителя простуда, я варю ему настои. Он летит за моим правым плечом и улыбается – слабо, извиняющееся, а иногда, чтобы меня утешить, откидывает волосы со лба его жестом. Конец.
|