Астрономическая башня

Кингсли Шеклболт оперся костяшками пальцев на поверхность стола и устрашающе навис над сидящим напротив маленьким человечком. Очень скоро Питер, не выдержав устремленного на него яростного взгляда, задрожал, как последний трус – которым он, впрочем, и был, – и забегал глазами по маленькой каменной камере, глядя куда угодно, только не на стоявшего перед ним аврора.
В конце концов Кингсли произнес жестким приказным тоном, так хорошо натренированным за годы службы: «Последний раз спрашиваю – где прячется Волдеморт?»
Съежившийся человечек вздрогнул, услышав имя хозяина, но не проронил ни звука.
Все было впустую. Веритасерум не действовал на тех, кто упорно молчал. Магическая блокировка, которая не позволяла Питеру перекидываться в крысу, тоже не помогла. Авроры думали, что расколоть его не составит никакого труда, но через три дня поняли, что очень сильно недооценили способность Питера Петтигрю хранить молчание.
Кингсли услышал стук в дверь и оторвал взгляд от Питера, который тут же забился в угол комнаты, свернувшись клубком. Кингсли знал, что сейчас будет, – авроры уже исчерпали все официально допустимые методы работы.
***
Питер сидел в углу, обхватив себя руками, и ему казалось, что он в безопасности. Он не мог спрятаться, превратившись в крысу: ему что-то подмешали в воду. Но он все еще мог забиться в темный угол и почувствовать себя совсем маленьким – а это всегда ему помогало.
Из своего угла Питер услышал, как аврор вышел, хлопнув дверью.
Если Питер заговорит, он – труп, в этом нет никаких сомнений. Он знал, на что способен Темный Лорд, и давно уже понял, что нет ничего хуже боли, которую тот может причинить. Авроры могут войти в комнату с листком пергамента и зачитать список крайних мер, чтобы до заключенного дошла их серьезность. Но когда дело доходит до пыток, им определенно не хватает изобретательности. Поэтому-то они никогда не могли добиться успеха.
Питер знал, что случилось с Лонгботтомами. Он всегда верил в то, что после определенной дозы боли, причиненной Круциатусом, наступает полный покой. В это должны были верить все Пожиратели Смерти.
Питер Петтигрю не боялся потерять рассудок – тот слишком долго составлял ему компанию. Лонгботтомы больше не чувствуют себя виновными, они живут в мире, где нет боли, нет правил и враждующих сторон. Безумцы никогда ни на что не жалуются. У них нет повода.
Дверь снова открылась. Питер все еще прятал лицо в ладонях и поэтому не мог видеть вошедшего, но у того была более легкая походка. Должно быть, этот человек меньше тех, кто приходил раньше, – женщина. Она закрыла за собой дверь.
Послышался скрип дерева по холодному каменному полу – из-под стола вытащили стул. Больше она не двигалась и не произнесла ни слова. Питер тоже молчал.
Он чувствовал, как она разглядывает его жалкую позу, но не собирался поднимать голову. Гордость больше ничего для него не значила.
Через какое-то время его страх начал заслоняться легким любопытством. Почему она просто сидит и смотрит на него? Не орет, не угрожает, не ходит по комнате туда-сюда, как все остальные?
Но благоразумие одержало верх, и он не шевельнулся. Хорошие слуги не задают вопросов. Этот урок ему преподали в свое время весьма болезненным способом.
Питеру показалось, что прошел целый час, и в конце концов она заговорила:
– Посмотри на меня, Питер.
По позвоночнику пробежал холодок, и Питер застыл, чувствуя, как сердце подпрыгнуло к горлу. Этот голос… он был ему знаком. Но в нем появились какие-то новые оттенки – обида, усталость и что-то еще, что Питер не мог толком разобрать.
Нет, это не она, решил Питер. Она говорила совсем другим тоном. Это просто какая-то аврорша с похожим голосом. А может, и не похожим – просто его сознание выкинуло неожиданный трюк.
Да, возможно, что так оно и есть. Он наконец-то начал сходить с ума.
– Посмотри на меня, Питер. Я считаю, что заслужила возможность взглянуть тебе в глаза. У меня есть на это право.
Горечь. Вот что было в ее голосе, от чего он казался надтреснутым. На Питера накатила тревога: кто же эта женщина, чей голос так похож на ее?
Стул снова скрипнул по каменному полу – она встала.
– Ты убил меня, Питер.
Его сердце пропустило удар.
Он сосредоточился на окружающем мраке. Никто не сможет обидеть его здесь. Она не дотронется до него – она мертва. Призраки не могут дотрагиваться, они не могут причинять вред, и чувство вины не доберется до него в этой темноте.
– Ты убил меня и Джеймса. Мы доверяли тебе, а ты нас предал.
Она начала приближаться. Питер слышал стук ее каблуков и шелест мантии. Ему стало плохо при мысли, что она подходит все ближе.
Нет-нет, отчаянно напомнил он себе, – он в безопасности. Она давным-давно умерла, исчезла с лица земли, ее здесь нет и быть не может. Он сосредоточился на темноте, подальше от воспоминаний о ней.
– Посмотри на меня, Питер. – Он чувствовал, что она начала сердиться – гнев смешивался в ее голосе с горечью, печалью и отчаянием. – Я дружила с тобой, я помогала тебе, я занималась с тобой зельеварением. Вспомни – ты бы никогда не сдал СОВы без моей помощи. И чем ты мне отплатил?
Конечно, она чувствовала гнев. У нее было на это полное право – после того, что он сделал.
Она подходила все ближе, и он уже физически ощущал ее присутствие рядом, а память пыталась подсунуть непрошеные воспоминания.
– Нет-нет-нет! – простонал он, с силой вжимая лицо в ладони. Она мертва, это все его больное воображение.
Питера начало трясти.
Все должно было быть не так! Она не должна была являться к нему! Он думал, что сойдет с ума – и провалится в блаженную темноту, где обретет наконец свободу. Безумие не должно было еще крепче привязывать его к тому, что он совершил в здравом рассудке.
Теперь она возвышалась прямо над ним.
– Помнишь Джеймса? Он дружил с тобой, заботился о тебе, верил в тебя, когда все остальные смеялись. А Гарри помнишь? Его маленькие ручки, его чудесную улыбку. Мы все считали, что он – само совершенство. Я помню Гарри и знаю, что ты тоже его помнишь. Когда-то я думала, что ты любишь его так же, как мы с Джеймсом. Как же я ошибалась.
Питер затрясся еще сильнее, вспомнив, как давным-давно держал на руках маленького ребенка, которого ему так часто доверяли.
– И чем же ты нам отплатил? Ты предал нас – и нас убили. Мне не суждено видеть, как растет мой сын, – из-за тебя, Питер.
Она хотела внуков. Она рассказала ему об этом однажды, после особенно тяжелого дня, когда казалось, что все вот-вот покатится в тартарары. Она хотела мирно состариться вместе с Джеймсом, вырастить сына, стать сумасшедшей бабушкой и до неприличия избаловать внуков.
Питер хотел бы забыть об этом.
– Уходи, уходи, уходи! – простонал он. – Оставь меня в покое!
– Я никуда не уйду, Питер. А сейчас я хочу, чтобы ты хоть на пару минут перестал быть трусом и взглянул мне в глаза.
– Не-е-ет! – Из его горла рвались наружу нечеловеческие звуки. Он изо всех сил зажмурил глаза и заткнул руками уши, отчаянно желая больше ничего не слышать.
– ПОСМОТРИ НА МЕНЯ, ПИТЕР! – Его внезапно подняли и шмякнули об стену, с силой разведя руки в стороны.
Она стояла перед ним – Лили Поттер, точно такая же, какой была, когда он предал ее, – ни днем старше. Лицо ее было перекошено от горечи и ярости, скорбные зеленые глаза блестели от слез.
Питер никогда не сможет скрыться от того, что он сотворил. Мирный покой безумия, которого он так жаждал, никогда не будет ему дарован. Ему суждено вновь и вновь переживать свое предательство, свой самый отвратительный поступок, – до самой смерти.
И есть только один способ покончить с этим.
Питер издал зверский стон, и из него посыпались слова, так долго державшиеся взаперти.
– Прости меня, прости. Я не хотел – но он бы сделал мне очень больно… Прошу, прошу, прошу тебя – прости! – завывал он. – Я все, все, все расскажу, только, пожалуйста, оставь меня в покое!
***
Два часа спустя Нимфадора Тонкс вышла из комнаты для допросов. Она передала протокол Кингсли, и тот в очередной раз бросил на нее взгляд, в котором смешивались любопытство, жалость и отвращение. Тонкс не винила его – она испытывала те же чувства к самой себе.
– Ты как, придешь в себя? – Голос его, в отличие от взгляда, был спокойным и сдержанным.
– Да, – ответила она. И добавила мрачно и решительно: – Но больше никогда не заставляй меня это делать.
Дождавшись от Кингсли кивка, она направилась в туалет.
Ремус был прав – у нее действительно получилось. Питер поверил даже в голос.
Три дня Ремус избегал ее. Три дня она пыталась узнать Лили Поттер, быть Лили – но не стать ею. Три дня она пыталась отстраниться от того, что делает, и в то же время прожить материнскую боль.
Тонкс всегда знала, что ее ожидает нелегкая работа, что из-за своих способностей она не раз будет попадать в неприятные ситуации; но она никогда не думала, что ей придется пройти через такое: оживить мертвеца, вдохнуть жизнь в призраки прошлого. Сегодня, неестественным, извращенным способом, она вернула к жизни Лили Поттер.
Гарри никогда не узнает об этом. Но знают Ремус и Кингсли. А еще она сама – и этого достаточно.
Но, возможно, учитывая все, что Питер ей рассказал, это того стоило.
Тонкс посмотрела на фотографию, которую использовала, чтобы принять облик матери Гарри. Лили и Джеймс стояли на кухне в своем доме, за ними виднелись Сириус, Ремус и Питер.
Ремус доверил ей ценнейшее свое сокровище – запечатленную память о счастливых временах. Фотография по краям была совсем истрепанной оттого, что многие годы ее часто брали в руки.
Не только Лили, смеющейся и счастливой на этом снимке, уже не было в живых. Безвременно погиб Джеймс, Сириус умер, так и не дождавшись заслуженного оправдания, – практически весь мир считал его предателем. Ремус вынужден заново переживать свое прошлое из-за нее.
А Питер – этот мальчик со счастливой улыбкой на фотографии – превратился в дрожащее, жалкое ничтожество, вымаливавшее у нее в комнате для допросов собственную смерть.
Неужели то же самое произойдет и с ее поколением? Кого не убьют – тех так изуродуют в сражениях, что им уже никогда не суждено будет снова стать цельными и счастливыми?.. И неужели ей самой уготована такая судьба – превратиться в пустую, иссушенную горечью оболочку, которой она себя сейчас чувствовала? В живой памятник мертвецу или, в лучшем случае, в слабое подобие девушки, которой она была когда-то?
Войдя в ближайшую туалетную кабинку, Тонкс захлопнула за собой дверь и осторожно наложила на стены заглушающие чары. Внутри нее все онемело, и она отчаянно пыталась заплакать, чтобы стало легче дышать.

		ДОРОГИЕ ДРУЗЬЯ! ФОРУМ ОТКРЫТ ТОЛЬКО ДЛЯ СОВЕРШЕННОЛЕТНИХ ЗАРЕГИСТРИРОВАННЫХ ПОЛЬЗОВАТЕЛЕЙ. Чтобы зарегистрироваться, внимательно прочтите инструкцию в этой теме. Если вы уже зарегистрированы, то получить доступ к закрытым разделам можно в этой теме.