|
|
| |
Пост N: 5
Зарегистрирован: 06.03.07
|
|
Отправлено: 31.07.07 23:47. Заголовок: Re:
Её волосы сияют лунным светом, она поворачивает голову – и блестят её большие выпуклые глаза. Она встает, подол её ситцевого платья в земле, мокрый от росы. Движением руки она отряхивает приставшие веточки и листья, но от этого их становится еще больше. Она громко шепчет:
- Пойдём, их, наверное, уже нет. Они так привередливы, – и тот, кто раньше стоял в тени, почти не двигаясь, послушно бредет за ней, стараясь не хрустеть ветками и не цепляться за кусты, правда, ему это мало удается.
- Рогобородые тупырники очень пугливые, - шепчет она. Она на шаг впереди и помогает ему идти быстрей. Она будто освещает дорогу, и он точно знает, куда следует ставить ногу. – Они живут в земле и вылезают на поверхность раз в год. Их очень легко спугнуть.
Она перепрыгивает через бревно, две косицы тонкими клинками взрезают темноту.
- Я никогда их еще не видела. Они прятались прежде, чем я их находила. Я слишком неуклюжая, - произносит она немного погодя.
"Ты-то неуклюжая" - думает он, разглядывая её тонкую гибкую фигуру, немного нескладную из-за длинных рук и ног, и со смущением чувствуя свою далекую от спортивной форму.
- А как ты узнаешь этих… рогобобровых тупырей, если никогда их не видела? – спрашивает он и тут же жалеет. Лучше бы уж молчал. Но она вдруг прыскает со смеху, кусая косу, чтобы не засмеяться вслух.
- Как… смешно это у тебя получилось, - говорит она, успокоившись. – Но это рогобородые тупырники, а не… (она хватает ртом воздух, пытаясь контролировать новый приступ веселья) рогобобровые тупыри… И, - безмятежно прибавляет она, - то, что я их не видела, не значит, что я не знаю, как они выглядят.
Старые ботинки с истоптанными подошвами мягко входят в лесную почву. Ночь теплая, идти легко, и в кармане куртки лежит пара бутербродов, чтобы, если охота кончится неудачно, перекусить и отправиться обратно. Воздух влажный, густой от запахов. От земли поднимается теплый пар, пахнет цветущими деревьями, свежими листьями после дождя и почему-то смолой и хвоей. Хотя… ну нет тут ни елей, ни других похожих на них растений. И деревья отцвели давно – середина июля, почти август. Это и вправду волшебное местечко.
Становится прохладней, в воздухе появляется больше мелких мошек. В кронах деревьев слышится мягкий шелест и редкое уханье сов. Мошки приставучие, мелкие, но почему-то совсем не раздражают. Откуда-то раздается странный шум, похожий на шлепки.
Она оборачивается и говорит:
- Я люблю этот путь. В прошлый раз тут были кусты дикой словеники, которая рассказывает разные истории, если пощекотать её ягоду. Но почему-то их не проходят по Гербологии, а жаль. Они такие интересные!
- Так ты вправду слушала её сказки? – заинтересованно спрашивает он. Ему правда хочется верить, что для этой девочки случаются чудеса.
- Нет, я так и не нашла ни одной ягодки. Зато там было много зеленых бутонов.
Она пожимает плечом и делает шаг за ствол дерева, возможно, дуба, и оно полностью скрывает её. В его густой кроне что-то светится – присмотреться, так жёлуди.
Мальчик спешит за ней, боясь потерять, но практически сразу ему приходится резко остановиться. Невысокий обрывчик отделяет уютную, поросшую травой землю от речного берега. Камни блестят в лунном свете, блестят быстро катящиеся в ночь воды, блестят её волосы и глаза. Она смотрит вверх, а потом вдруг садится и начинает снимать сандалии. Он, помедлив, следует её примеру, и через некоторое время встает, держа ботинки в руке. Она оглядывает его и серьезно говорит:
- Если войдешь в реку в носках, туда могут залезть шнырливые скрабрецы – они любят запах носков.
Он нерешительно стягивает их и запихивает в ботинки, затем на всякий случай связывает шнурки в один двойной узелок.
Прохладно. Пальцами ног он чувствует легкий-легкий ветерок от речки. На гальке стоять больно, а идти – еще больнее, но она, кажется, не замечает ни острых сколов, ни мелких впивающихся камешков. Раньше речка была полноводней, но что-то заставило её умерить пыл.
- Она неглубокая совсем, мне, самое большее, по колено.
Она продолжает что-то говорить, но он уже не слушает – он вошел в студеную воду. Река продолжает что-то лепетать камням, такое ощущение, что вокруг говорит всё, а он стоит и прислушивается к своим ногам. Ощущения пока приятные.
***
После ужина они сидели в гостиной. Мистер Лавгуд оказался весьма приятным человеком, хотя зачастую было непонятно, чему из его рассказов можно верить, а чему нет.
- …И запомните, молодой человек, и ты, моя дорогая Луна, что Диакселиус Филента, иначе именуемые "докси" – не просто насекомые-паразиты, недолюбливаемые большинством волшебников, а, возможно, единственные существа магического мира, имеющие такой же уровень социальной организации, что и мы, люди! – вдохновенно вещал он, и его длинные светлые волосы вставали дыбом, делая его похожим на возбужденный одуванчик-переросток. – Я изучал их повадки и, смею заметить, они…
Дом заполнили звуки, страннее которых Невилл еще не слышал. В них было что-то от завываний банши и пения феникса, гула колокола и щелчков метронома; в них отчетливо слышался шелест страниц, шум прибоя, свист рассекающей воздух палочки, шлепки по поверхности воды, треск разрываемой паутины, топот копыт по лесной дороге – и одновременно было ясно, что это не что иное, как бой часов. Невилл огляделся – ничего похожего на часы в комнате не было. Тем временем они пробили четырнадцать с половиной раз – последний звук звучал не оборванно, но именно как половина. Хронометр оказался похож на узкий шкаф, у него не было ни циферблата, ни маятников, зато имелись разнокалиберные палочки и трубочки, беспорядочно вставленные в черное дерево. У этих часов явно был какой-то свой счет времени, и если бы циферблат у них всё-таки был, подумал Невилл, он не удивился бы, увидев, что стрелки крутятся в обратную сторону.
Мистер Лавгуд торжественно объявил, что ему немедленно нужно идти на крышу и пронаблюдать за поведением серебристых облаков, и с неожиданной прытью умчался, прихватив потрепанный блокнот и фиолетовый с зеленым колпак с серебристой кисточкой. Луна тотчас повернулась к Невиллу.
- Ты любишь спать? – спросила она, и вдруг глаза её округлились и будто выпучились. Невилл растерялся и не успел ответить, а Луна уже вскочила и побежала на улицу. Ему ничего не оставалось делать, как броситься за ней вслед.
Они обогнули дом, миновали старые раскидистые яблони и сливы во внутреннем дворике и достигли узенькой лестницы весьма шаткого вида. Луна вскочила на первую ступеньку и помчалась дальше, перепрыгивая через одну, а то и две. Мерлин, сейчас эта лестница рухнет, думал Невилл, но бежал за девочкой. Лестница не рухнула, а Луна уже беззаботно припрыгивала по самому краю покатой черепичной крыши. "Осторожней, Луна!" чуть было не крикнул Невилл, но промолчал. Ему казалось, что сейчас даже звук его голоса может сорвать её вниз. Вскоре нашлась еще одна лестница, с перекладинами вместо ступеней, и вела она на небольшую башенку со смотрительной площадкой. Там болталась уже знакомая серебристая кисточка.
Когда последнее препятствие было преодолено, и Невилл наконец перевел дух, первое, что бросилось ему в глаза – надетые на ноги Луны сандалии, стоящие на деревянном люке в полу.
- Сюда можно подняться и из дома, но мне больше этот способ нравится, - беззаботно произнесла она, и Невилл понял, что не может на неё сердится.
Мистер Лавгуд будто и не замечал присутствия дочери. Он смотрел на небо через некий прибор, надетый на его голову под колпак, затем достал блокнот, записал в него что-то и только тогда повернулся к подросткам.
- О, Луна, дорогая, вы с мистером Лонгботтомом тоже решили полюбоваться серебристыми облаками? – приветливо произнес он.
- Нет, папа. Ты помнишь, что сегодня ночь рогобородых тупырников?
Мистер Лавгуд закачал головой, его лицо погрустнело.
- Я только что вспомнила и побежала сказать тебе, – продолжила Луна. – Можно мы с Невиллом пойдем поискать их?
- Да, конечно, любовь моя. Но, к сожалению, я не смогу отправиться с вами… На сегодня у меня запланировано важное исследование влияния сонного зелья одной известной зельедельни на состав и качество сновидений. Я уверен, это станет сенсацией следующего номера "Придиры"!
Мистер Лавгуд в течение всей тирады сохранял печальное выражение, и только в конце к его голосу вернулось прежнее воодушевление, не поддержать которое Луна не могла.
- Ну что, Невилл, пойдем назад? – радостно произнесла она, готовясь спуститься по лестнице. – Тут легко, тут нужно держаться за бока, и тогда просто соскользнешь вниз, быстро и весело!
- Ну нет уж, я, пожалуй, спущусь здесь, – пробормотал он в ответ, хватаясь за крышку люка.
- Ну ладно. Пока, пап! – и Луна исчезла из поля зрения, только внизу что-то легко стукнуло о черепицу.
- До свидания… э-э… Приятного вечера, мистер Лавгуд.
- Удачной охоты! – громко произнес тот и вновь обратился к небу.
Невилл оказался на чердаке. Было темно, только свет из крохотного чердачного окошка треугольной формы давал понять, где проходит граница пола со стеной. Юноша побрел на ощупь, пытаясь угадать, где находится следующий люк, ведущий на верхний этаж дома Лавгудов. По пути он то и дело натыкался на какие-то непонятные конструкции, из которых торчали то перья, то мех, то длинные жесткие волосы, на что-то огромное и вроде стеклянное – хорошо хоть не упало, – на большие пыльные коробки, чуть не споткнулся о что-то длинное и загнутое как кочерга, и тогда-то наконец углядел слабо очерченный прямоугольник. Он нащупал и отодвинул распоры, и крепкая, хоть и кривая лестница ухнула вниз, плавно развернувшись и притормозив у пола.
Невилл спустился и пяткой толкнул последнюю ступень, и лестница свернулась, скрылась. Он оказался в совершенно незнакомом месте. Каждый этаж у Лавгудов был совершенно иной планировки, в отличие от его дома, верней, дома его бабушки. Невилл был на первом и втором – там находилась комната для гостей, и Луна объясняла ему, как малому ребенку, почему здесь нужно свернуть направо, ведь внизу там вообще ничего нет, а при подъеме на лестницу можно врезаться в стену, если вовремя её не обойти… Но лестница-то должна находится на прежнем месте в любом случае.
Здесь был короткий коридор и три двери в изогнувшейся дугой стене. За одной из них должна находится проходная комната с лестницей. Невилл толкнул одну, но та не раскрылась. Он пошел к дальней и повторил манипуляцию. Та вдруг поддалась, и он зашел в полутемное помещение. Там пахло – Невилл ощутил неприятную дрожь внутри – точно так же, как в кабинете Зельеварения. Зажечь бы свет, подумал мальчик. Идти пришлось предельно осторожно, чтобы не наткнуться случайно на что-нибудь хрупкое или опасное.
Он заметил слабое свечение в паре метров от себя и двинулся к нему. Что-то странное стояло в одном из стеллажей, похожее на чашу с какой-то светящейся жидкостью, беспрерывно вращающейся, знакомой, похожей на то, из чего созданы Патронусы… Невилл неосознанно наклонился, пытаясь рассмотреть странную субстанцию, а затем понял, что его засасывает.
Он очутился на незнакомой лесной полянке. Был жаркий солнечный день, всё вокруг сияло и радовалось жизни, а он не ощущал тепла лучей. Неподалеку кружились две бабочки и вдруг пролетели сквозь него. Тогда-то он и понял, что бестелесен.
Но не это было главным. На этой полянке была маленькая девочка, лет пять не больше. Она бегала и радостно смеялась, и смеялась женщина, сидящая рядом на коленях. Женщина эта была красива, но какая мать может быть некрасивой вместе со своим ребенком? У неё были вьющиеся светло-каштановые, почти рыжие на солнце волосы чуть ниже плеч. Длинный нос с тонкими трепещущими ноздрями придавал ей особый шарм, а улыбка оставалась мечтательной даже когда она смеялась. Невилл видел эту улыбку только у одного человека, у Луны Лавгуд, а то была её мама.
Маленькая Луна со своей мамой отдыхали в лесу, и тут Невилл почувствовал себя неловко. Неловко он чувствовал себя с самого начала, а сейчас это чувство отчетливо выделилось среди всех остальных. Ему казалось, он подглядывает за Луной, но вот незадача – он не знал, как отсюда выбраться. Он в растерянности уставился на Луну и уже через минуту забыл, о чем думал.
Луна веселилась и играла с насекомыми и травинками, маленький колосок торчал из нагрудного кармашка её сарафанчика, а в волосы вплетен крупный белый цветок. Солнце играло на её волосах, более светлых, чем он знал, почти белых, и казалось, что над головой её сияет нимб. Невилл любовался ей. Вот она сорвала травинку и обвязала вокруг другой. Посадила муравья себе на палец и смотрела, как он бегает, а затем посадила на свой цветок. Сейчас она пытается левой ногой дотянуться до уха и довольно смеется, когда это ей всё-таки удается. И сразу же бежит к маме, и даже не потому что та зовет её, а чтобы плюхнуться к ней на колени и тут же вскочить. Оказывается, мама сплела ей венок из полевых цветов и хочет надеть его на её голову. Миссис Лавгуд высокая, отмечает Невилл.
- Отныне ты, Луна, - громко и торжественно сказала она, подняв венок словно корону, - провозглашаешься Принцессой…
- Мам, а можно я не буду принцессой? – вдруг спросила Луна.
- А почему? – с улыбкой поинтересовалась мама.
- Потому что принцессы все глупые и ничего полезного не умеют.
- А кем тогда ты хочешь быть?
Мама добрая, самая лучшая, самая чудесная.
- Я хочу быть Луной. А еще мамой… И волшебницей. И еще – сказочницей. Чтобы делать чудеса.
И Невилл слышит знакомые нотки в тонком голоске маленькой, от силы пятилетней Луны. Ты и так волшебница, думает он. Самая чудесная из всех.
- Отныне Луна объявляется нашей любимой Сказочницей-Хранительницей! – завершила мама и припала на одно колено, чтобы возложить венок из васильков, одуванчиков, незабудок, анютиных глазок, ромашек и лютиков поверх нимба дочери.
- Ура! – закричала Луна и радостно подпрыгнула, чуть не сбивая венок.
- И теперь я хочу показать тебе небольшое чудо. Это будет твоим первым в жизни настоящим чудом.
Мама взяла её за руку и повела к лесу. Невилл последовал за ними – он был заинтригован не меньше Луны. Миссис Лавгуд остановилась у самой кромки леса, у зарослей тернового кустарника.
- Ай, колется, - Луна сунула палец в рот, но не рассердилась на куст, как обычно делают дети.
Мама осторожно раздвинула ветки руками и позвала Луну. Невилл без боязни зашел прямо в куст. Луна заглянула в окошко меж колючек. Там, в глубине, под надежной защитой висел какой-то непонятный сверток, похожий больше на осиный улей.
- Видишь?
Луна кивнула.
- Это кокон слизнемятого девикрыла. Совсем скоро он раскроется.
- А почему у него такое странное имя?
Мама осторожно освободила одну руку, присмотрелась и осторожно взяла что-то с листка.
- Вот это – маленький девикрыл, - мама раскрыла ладонь, и Невилл увидел крохотную улитку с темно-серой раковинкой.
- Он на улитку похож.
- Он только выглядит, как улитка, поэтому его прозвали слизнемятым. Но когда он вырастает, становится красивым. Вообще-то все называют его просто слизнем, и это очень несправедливо. Ведь гусеницы потом превращаются в бабочек. А это не улитка: серая штучка на его спине – это кокон, который растет вместе с ним, и в котором он однажды спрячется, чтобы вновь появиться на свет.
- А почему его так обижают? А девякрылом ты его назвала, правда?
- Всё дело в том, Луна, что очень мало людей видело взрослого девикрыла. Поэтому они не верят тем, кто и вправду их видел. Давай подождем, скоро кокон откроется, и ты увидишь его сама.
С добрый десяток минут они молчали. Невиллу немного надоело, но он оставался из-за Луны. У неё выдержи было побольше, но даже она заскучала, взгляд стал рассеянным, когда это вдруг произошло. Со стороны Невилла было лучше видно, как тонкая трещина пробежала наискось по кокону, затем еще и еще, в разных местах, а затем он просто порвался.
Луна просияла. Из места разрыва сперва вытянулось два тонких отростка, они раздвинули уже ненужный кокон, а затем медленно-медленно взрослый девикрыл начал появляться на свет.
Он был похож на бабочку, крылья еще склеены и грузом висят на спине. Но он не был бабочкой.
- Он – птичка? – шепотом спросила Луна. Невилл был поражен.
- Ты увидишь, – прошептала в ответ мама.
Он залез на колючую ветку, слабый и блеклый. Три пары глаз жадно следили за ним. И когда он раскрыл крылья, все ахнули от изумления и восхищения.
Крыльев было девять, и все неповторимы, несмотря на неброский темный окрас. На солнце черный переходил в серый, голубой, зеленый, красный с сиреневым, мраморная роспись растекалась по маленьким перышкам, поблескивающим металлом. Девикрыл менял цвета каждую секунду, и не смотря ни на что оставался черным. Он осторожно тряхнул каждым крылом, и полетели искры.
- Чудо… – одними губами произнесла Луна.
Девикрыл и правда был чудом, не похожим ни на одно живое существо в любом из двух миров. Он подтянул лапки к груди и умыл голову. А затем легко вспорхнул и улетел в высокое небо.
- С днем рождения, Луна, - спустя пару минут, что они смотрели вверх, сказала мама.
- Мне тогда исполнилось пять лет, - раздался рядом чуть печальный голос, Невилл смущенно обернулся, но увидел знакомую улыбку на устах уже пятнадцатилетней Луны. – Пойдем-ка обратно, домой.
Она взяла его за руку, и они взмыли вверх подобно девикрылу.
***
Очень приятно идти против течения реки и чувствовать, как она щекочет меж пальцев. Небо звездное, а главное – яркая луна. А рядом идет Луна.
- Ты знаешь о Заговоре деревьев?
- Э-э… Мы поэтому вошли в реку?
- Ты догадливый. Деревья в заговоре. По ночам… - пауза, - они собираются в дорогу. Очень долго. В душе они странники. Они очень хотят уйти, я знаю, и папа мне тоже об этом рассказывал. Они собираются однажды уйти с насиженных мест… вот это и есть – Заговор деревьев. А в лесу об этом нельзя говорить, чтобы они не услышали.
Невилл молчит. Его ноги онемели от холода, а рассказ Луны его будоражит. Странно, но он верит ей. А впрочем – ничего странного.
- Я бы хотела на это взглянуть. Когда-нибудь. На их уход.
Они идут посередине реки, и ему там едва достает до середины голени.
- О, кстати, вот уже наш берег! – радостно восклицает Луна, и они идут туда, куда указал её палец.
Невилл чувствует, как горячи камни под ногами. Верхней частью носков он вытирает ступни и спешит надеть ботинки. Луна же не торопится обувать сандалии.
- Тебе нравится ходить босиком по лесу?
- Да. Это полезно, - просто отвечает она. Ты не перестаешь меня удивлять, с внезапной нежностью думает Невилл.
Она снова ведет его по лесу, подсказывая, где выпирает корень, а где незаметная ямка. Она снова его указательная стрелка.
- Совсем немного еще осталось. Я тут нечасто бываю, – говорит она, и вы почти сразу выходите на какую-то полянку.
Какую-то…
Ночью он не сразу её узнал, но именно тут он побывал этим вечером. За десять лет для него тут немногое изменилось, да и вообще, ночь сейчас, а видел он её залитой солнцем.
Тут высокая трава, а терновник разросся еще гуще. Деревья же почему-то поредели.
- Вон из-за того холма встает солнце.
Невилл достает бутерброды, один отдает Луне, другой пока держит в руках; затем приминает траву и расстилает на ней куртку. Они усаживаются. Бок о бок, чтобы согреться – под утро всегда холодает.
- Знаешь, рогобородых тупырников сегодня мы уже не найдем.
Над холмом чуть-чуть посветлел краешек неба.
--fin--
|
- участник сейчас на форуме
