Астрономическая башня

~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~

Одна из дверей в доме Риддла всегда оставалась закрытой.

Во время первого же вызова Снейп заметил, что возле этой двери стоит охранник: жрец смерти в маске. Северус был почти уверен, что это Люциус Малфой, с которым у него в обычное, дневное время завязалось что-то вроде теплой дружбы, но ни один из последователей Темного Лорда никогда не обращался к другому по имени, когда они были в масках и капюшонах. Северус считал полной глупостью делать вид, будто человек тебе незнаком, если на самом деле ты его знаешь, но побоялся разозлить Люциуса.

– Тебе тоже придется дежурить здесь, – сказал человек, который наверняка был Люциусом. – Он приказал, чтобы стража стояла тут круглосуточно.

В конце концов настала и очередь Снейпа. После нескольких неудачных попыток вытянуть ответ из своих товарищей Северус набрался храбрости и спросил у Темного Лорда самым подобострастным и униженным тоном, который только смог изобразить, что же на самом деле ему предстоит охранять.

– Волшебство, – ответил Темный Лорд со снисходительной улыбкой, как будто Северус был маленьким ребенком, спрашивающим о чем-то очевидном и будничном. – Волшебство, которое позволяет мне… видеть все гораздо отчетливей.

Ага. Можно подумать, это что-нибудь объясняло.

~*~

Только на третье ночное дежурство у загадочной двери Снейп уступил любопытству. Замок, к его огромному облегчению, открылся элементарной Алохоморой.

Комната оказалась длинной и узкой. Ближайшая стена была освещена пламенем, но дальняя скрывалась во тьме. Северус разглядел лишь очертания кресла у дальней стены и отблеск чего-то гладкого, отражающего свет.

Северус прошел мимо камина и вошел в тень. Что-то, блестевшее вдалеке, оказалось резной позолоченной рамой, но внутри рамы было черно. Кресло, которое теперь можно было хорошо разглядеть, стояло повернутым к странной пустой картине, так чтобы из него было удобно любоваться полотном. Северус сел в него. И это все, что он ночь за ночью караулил для Темного Лорда? Пустая рама? Он наклонился вперед, прищурился и впервые увидел перед собой лицо и фигуру сидящего человека. Перед ним был портрет.

Человек на портрете сидел в такой же темной комнате, и поэтому картина поначалу показалась Северусу пустой. Но теперь, когда глаза привыкли к темноте, он смог разглядеть ее гораздо лучше. Первое, что Северус успел заметить: портрет несомненно принадлежал другой эпохе. От него так и веяло давно забытыми обычаями и отголосками странных речей, не просто старинными, а такими древними, словно тьма, изображенная на картине, была той самой тьмой, из которой родился мир.

В лице человека чувствовалось что-то странное, но что именно, Северус понять не мог. Портрет чем-то напоминал стилизованные изображения древних египтян, и в то же время в нем было нечто обезьянье: низкий лоб, удлиненная верхняя губа, высоко посаженный приплюснутый нос, выступающий подбородок. Седая борода была такой длинной, что ее кончик, похожий на разлохмаченную веревку, свисал до самых ступней. Руки были сложены на узкой груди, тонкие переплетенные пальцы оканчивались длинными заостренными ногтями. Северус подошел ближе, но человек с портрета неожиданно улыбнулся, и блеск желтых, неестественно длинных клыков заставил его отпрянуть.

Глаза, слишком широко расставленные для обычного человека, следили за ним, словно глаза змеи, гипнотизирующей свою жертву. В них блестела предвечная тьма.

– Я полагаю, тебе здесь не место, малыш, – произнес человек с портрета. Он говорил по-английски, но со странным акцентом, который Северус не сумел распознать.

Северус судорожно сглотнул.

– Но мне никто не запрещал сюда входить. – Он заставил себя посмотреть в нечеловеческие глаза. – Вы ведь… не скажете ему, правда?

– Если только он сам не спросит, – ответил человек с безмятежной, но совершенно не обнадеживающей улыбкой.

Северус испуганно кивнул.

– Вы… вы Салазар Слизерин?

– Да. – В надменной улыбке чувствовалась угроза. – А ты… Я полагаю, ты тоже дитя змеи? Ты определенно похож на одного из моих избранных питомцев.

– И чем же я на них похож? – Северус моментально забыл о хороших манерах.

– Острый ум. Одиночество. Умение находить обходные пути.

Северус и задуматься не успел, как из глубины души, где он надежно прятал все свои сомнения, у него вырвалось слово:

– Чистокровность?

Слизерин вскинул лохматые седые брови.

– О нет! Чистокровностью тут не пахнет. Это я могу сказать наверняка.

Северус упал духом. Выходит, это все-таки правда: нечистое происхождение написано у него на лице и его невозможно скрыть.

– Хотя я это и не одобряю, – продолжил Слизерин, – но понимаю, что в ваше время Дом Змеи уже не может принимать в себя только тех, кто сохранил чистоту крови, начиная с первого поколения волшебников. Слишком мало осталось по-настоящему безупречных. – Он наклонился вперед и слегка прищурился. – Но примесь грязной крови в твоих жилах… она ведь недавняя, да?

Северус почувствовал, что отпираться бессмысленно:

– Это был мой отец, – тихо признался он.

– Угу. – Слизерин одарил его очередной пугающей улыбкой. – Как и у твоего лорда и господина.

– Д… – Северус запнулся. Он подозревал, что это ловушка. Никто… ни один человек… не смел высказаться вслух о происхождении Темного Лорда, потому что это каралось смертью. – Да, – покорно согласился он, не решившись солгать под этим пронзительным взглядом.

– Скажи-ка мне, юный… Северус, не так ли? Разделяешь ли ты убеждения своего обожаемого лорда? Мечтаешь ли ты, чтобы все магглорожденные волшебники и ведьмы были стерты с лица земли?

Не желая даже задумываться о том, откуда нарисованному на холсте человеку известно его имя, Северус неловко кивнул. Ему не нравилось, когда основной целью Темного Лорда называли явный геноцид, но сам он ни за что не признался бы, что ошибся, был введен в заблуждение или обманывал себя. Никто не имеет права сказать, что Северус Снейп позволил себя использовать ради чужих интересов… даже если ему и приходится мириться с вещами, которые вызывают у него отвращение.

– Понятно, – сказал Слизерин. – Значит, тебе противно даже думать о твоих грязнокровных товарищах по учебе, хотя ты наполовину такой, как они? И ты бы с радостью смотрел, как их сжигают, зная, что если бы у тебя была другая мать, то вместе с ними сожгли бы и тебя?

– Я… – Северус умолк. Он напомнил себе, что разговаривает со Слизерином, что каждый из этих вопросов может оказаться ловушкой… что он сам выбрал этот путь и теперь уже поздно сворачивать. Высказывать какие-либо сомнения в доме Темного Лорда и в присутствии самого знаменитого из его предков означало верную смерть. – Я не такой, как они! – выпалил он.

– Нет, такой же. Ты наполовину такой, как они. – Слизерин улыбнулся ему зубастой, звериной улыбкой и сошел с полотна.

Северус так шарахнулся от него, что чуть не упал. Он ни разу не видел, чтобы портреты это делали, ни разу. Наверное, это призрак… или еще хуже, результат какого-то чудовищного обряда. Темный Лорд говорил, что в комнате заперто «волшебство», а вовсе не «портрет». Но высокая фигура, излучающая призрачное, потустороннее свечение, и в то же время облеченная в плоть, продолжала на него надвигаться.

Северус пятился от него, пока сам не заметил, как оказался у двери. Слизерин шел к нему: бесшумно, как дух, и грациозно, словно дементор. Северус надеялся, что в комнате есть какая-то граница, разделяющая живых и мертвых, и что, достигнув ее, привидение исчезнет. Он никак не мог нащупать дрожащими пальцами дверную ручку. Наконец острые ногти царапнули его под подбородком, и привидение взглянуло ему в лицо.

– Как ты думаешь, что это значит – служить Темному Лорду? – спросила тварь с портрета. – Что именно тебе придется делать? Раздавать листовки? Вербовать сторонников? Заниматься благотворительностью?

Северус покачал головой. Слизерин стоял так близко, что он чувствовал прижимающееся к нему тяжелое тело.

– Не совершай ошибку, маленький грязнокровка, и не думай, будто грядущая война сведется лишь к философским дискуссиям. Что можно сказать о человеке, который ставит перед собой цель избавить волшебный мир от нечистой крови, когда его собственная кровь нечиста?

Он попытался ответить, но не смог выдавить ни звука. Какой ответ будет правильным, а какой приведет его к смерти?

– Кто-то скажет, что у истинного слизеринца могут быть убеждения, но на самом деле он предан вовсе не своим убеждениям, а себе, своей собственной силе. Он должен быть готов к лицемерию, к тому, чтобы убивать других за прегрешения, в которых виновен и сам. Способен ли ты на это, Северус? Понимаешь ли ты, чему ты отдаешься?

Дрожа, Северус покачал головой, чувствуя, как ноготь впивается в его кожу. Глядя в эти завораживающие змеиные глаза, он был так же не способен солгать, как и в тот миг, когда единственный раз в жизни признался в любви.

– Все ясно, – мурлыкнул Слизерин. – Тогда, наверное, я должен кое-что тебе показать.

Руки, грубые и холодные, словно смятый пергамент, скользнули под тонкую мантию Северуса и сдернули ее с плеч одним резким рывком. Ткань съехала по бедрам и упала к ногам. От неожиданной прохлады, которую не мог разогнать даже жар камина, кожа Северуса покрылась мурашками.

– Хм, – произнес призрак, с любопытством взглянув на Северуса и легонько проведя своими жуткими ногтями по его груди и животу к самым нежным и чувствительным местам. – Люди так жалко выглядят без одежды. Ни одно животное не кажется таким голым. Но ты должен привыкнуть к этому. Представь себе, что твоя одежда – это та ложь, которую ты говоришь себе о причинах, толкнувших тебя на службу к Темному Лорду. Без этой лжи ты окажешься один на один с такой же голой правдой. Ну что, проверим, как ты сможешь это выдержать?

Северус даже не думал сопротивляться, когда призрак (который вдруг оказался выше и сильнее любого нормального человека) поднял его, словно ребенка, и заключил в недобровольные объятия. Под своей толстой мантией, воняющей гнилью и плесенью, Слизерин казался сделанным из сплошных костей, а его жидкая борода царапала живот и бедра Северуса. Это было кошмарно, унизительно и в принципе невозможно, потому что призраки не имеют тел и не способны сделать то, что собирался сделать с ним Слизерин…

Мир перевернулся вверх тормашками, и Северус обнаружил, что лежит на чем-то мягком, но негнущемся… наверное, скамейке для ног, которая стояла возле кресла. Он сам не понимал, почему не сопротивляется. Знал, что бесполезно? Он был волшебником… он должен был уметь защитить себя от всевозможных темных тварей. Или причиной было извращенное любопытство? Быть может, ему казалось, что все это – просто-напросто галлюцинация, потому что в реальности такая ситуация невозможна? Наверное, он сошел с ума; да, именно так: от ответственности, которую он взвалил на себя, став жрецом смерти, у него съехала крыша. Почему-то эта мысль успокаивала.

Холодные длиннопалые ладони с острыми ногтями скользнули по его обнаженному телу… поглаживая бока, щекоча дрожащий живот, царапая твердые соски. Прикосновения не были нежными, отнюдь, но и не причиняли боль. Каждое ощущение, каждое касание холодной кожи или жестких волос воспринималось особенно остро, и Северус просто оцепенел, застыл от ужаса, словно полевая мышь, увидевшая над собой кружащего ястреба. Он не сопротивлялся, когда Слизерин раздвинул его ноги, когда сухой язык потерся о чувствительную кожу в промежности, а затем ткнулся в очко. Все это делалось так мучительно неторопливо, что Северус вдруг обнаружил, что от напряжения забывает дышать, в то время как призрак продолжал медленно насиловать его, мучить без жестокости, дразнить ощущениями, от которых Северус не мог отгородиться.

Он почувствовал облегчение, когда Слизерин вошел в него. У Северуса даже возникла абсурдная мысль о том, что призракам, оказывается, не нужна смазка, но он сразу забыл о ней, когда боль вернула его к реальности. Член Слизерина двигался очень медленно, без той садистской жестокости, с которой действовал бы обычный насильник, но из-за этой медлительности чувствительность Северуса не притуплялась, и он не мог надеяться, что будет оглушен болью. Он вскрикнул, когда член задел какую-то точку глубоко внутри, вызвав прилив странного удовольствия, за которым последовало жгучее чувство стыда.

Слизерин начал двигаться, и Северус окончательно перестал понимать, что же такое он чувствует.

– Есть разница между тобой и твоим полукровным лордом, – бормотал Слизерин, и его голос, как ни странно, звучал совершенно ровно, несмотря на яростные толчки. – Твой лорд ненавидел своего отца за порченную кровь. Но ты ненавидишь не отца… ты ненавидишь самого себя. – Он сделал особенно жесткий толчок, и Северус застонал, словно поддакивая Слизерину. – Ты ненавидишь себя, – повторил тот, впиваясь своими мерзкими ногтями в мягкие ягодицы, раздвигая их еще шире, – и поэтому ты позволяешь своему лорду использовать тебя и водить тебя за нос… поэтому ты позволяешь все это. – Он сделал еще один толчок, от которого Северус изогнулся всем телом.

Северус охал от удовольствия, чувствуя, как пот стекает по груди и бедрам, чувствуя, как унизительно то, что сейчас происходит с ним, но не в силах думать ни о чем, кроме: «Да, да, я это заслужил, я этого хочу, да!» Его подташнивало, потому что его голова слишком долго свисала со скамейки, и он чувствовал, как кровь шумит в ушах. Он был как пьяный. Он полностью потерял контроль над собой. И в этом было что-то приятное – в том, что он ничего не мог сделать, в том, что вынужден был принимать это мучительное удовольствие независимо от того, хочет он его или нет. Он обмяк, он был слишком измученным, чтобы сопротивляться. Его тело было безвольным, как у тряпичной куклы, ноги бесстыдно раздвинуты, хоть он и знал, какое жалкое зрелище он собой представляет.

Слизерин взревел, кончая, и Северус забился под ним, забрызгав собственной спермой грудь и живот. Дрожа всем телом, он лежал, дожидаясь, пока к онемевшим ногам вернется чувствительность, и шок от испытанного наслаждения улетучивался, сменяясь тошнотной слабостью. Откуда-то слева донесся скрипучий смех призрака.

– Ты знаешь, что самое худшее в службе такому человеку, как Вольдеморт? – спросил Слизерин, и его голос был сухим, как пыль на старых памятниках. – То, что его последователи служат не только ему, но и самим себе, но, в отличие от него, все они будут разочарованы. Вольдеморт – способнейший из моих учеников, он не станет делиться властью. Так что в итоге ты останешься лишь со своими бессмысленными идеалами, которые успел приобрести, и больше ни с чем.

Северус лежал неподвижно, чувствуя во рту вкус желчи и соленых слез.

– Кто ты? – спросил он, слегка приподняв голову. – Ты призрак?

– Призрак? – рассмеялся Слизерин. – Нет, я не настолько материален. Я то, чем ты меня считаешь, – с таинственной улыбкой добавил он. – Все, что я знаю, давно тебе известно.

С этими словами он медленно вошел в раму и опустился в кресло, расправив вокруг себя полы мантии. А затем застыл, словно картина из маггловского музея.

Стараясь не смотреть на ужасный портрет, Северус поднял дрожащими руками порванную мантию и оделся. Он был уверен, что все еще выглядит потрясенным, и не хотел, чтобы посторонние заметили на его лице какие-то другие чувства кроме привычной надменности. Убедившись, что в коридоре никого больше нет, он выскользнул из комнаты и бесшумно закрыл за собой дверь.

~*~

Он очень долго сидел на крыльце дома Риддла, кутаясь в плащ. До сих пор он смутно представлял себе, что же такого «черного» в черной магии. Он привык думать о ней как о волшебстве, которое люди боятся использовать из-за своей слабости и предрассудков… как о коварном оружии, способном повернуться против своего хозяина, если тому не хватит способностей и умения. Он никогда не видел в ней то, что видел сейчас: бессмысленное уродство, неуправляемую силу, злую и черную. Теперь он понял, что означает это слово. Как мог Темный Лорд держать в своем доме нечто настолько ужасное? Как мог сам Северус быть настолько наивным и верить, что такие вещи не существуют, или что его господин станет их избегать? Какого черта он вообще полез во все это дерьмо?

Быть может, если ему повезет, Дамблдор простит его или хотя бы согласится пользоваться его услугами. Быть может, он сумеет спасти хоть что-то от своей никчемной души, прежде чем обесчестит себя окончательно. Сейчас он ни мог думать ни о чем, кроме бегства, кроме инстинктивного желания отойти в сторону, которое возникает у человека при виде вонючих нечистот или лужи запекшейся крови. Он знал, что никому не сможет рассказать об этом, даже людям, которых считал друзьями. Он знал, что когда-нибудь ему придется предать друзей. Но он готов был на все, лишь бы забыть прикосновения этой пергаментной кожи и впивающихся в тело острых ногтей; потому что один раз почувствовав это, он уже не смог бы смыть это с себя. Он должен был уйти.

Этой же ночью, пытаясь забыться и ни о чем не думать, он сидел на диване в гостиной Люциуса Малфоя и напивался его коньяком. Впервые он не смог сдержаться и заговорил о задании, которое приходилось выполнять им обоим.

– Понять не могу, зачем он хочет, чтобы мы охраняли комнату, в которой нет ничего кроме проклятого портрета, – с наигранным равнодушием фыркнул Северус.

Люциус явно смутился.

– Портрет? Северус… – Он шагнул ближе, и у Северуса кровь застыла в жилах от его следующих слов: – В той комнате нет никакого портрета. Там висит зеркало.

Конец

		ДОРОГИЕ ДРУЗЬЯ! ФОРУМ ОТКРЫТ ТОЛЬКО ДЛЯ СОВЕРШЕННОЛЕТНИХ ЗАРЕГИСТРИРОВАННЫХ ПОЛЬЗОВАТЕЛЕЙ. Чтобы зарегистрироваться, внимательно прочтите инструкцию в этой теме. Если вы уже зарегистрированы, то получить доступ к закрытым разделам можно в этой теме.