ДОРОГИЕ ДРУЗЬЯ! ФОРУМ ОТКРЫТ ТОЛЬКО ДЛЯ СОВЕРШЕННОЛЕТНИХ ЗАРЕГИСТРИРОВАННЫХ ПОЛЬЗОВАТЕЛЕЙ.
Чтобы зарегистрироваться, внимательно прочтите инструкцию в этой теме.
Если вы уже зарегистрированы, то получить доступ к закрытым разделам можно в этой теме.
Отправлено: 01.03.07 06:05. Заголовок: "По ту сторону стаи", NC-17, angst, AU, макси, НЛ/ожп, ожп/БЛ, насилие, ненорм. лекс.(закончен 6.06)
Название: По ту сторону стаи Автор: Мать Метели Бета: Alastriona Пейринг: Невилл Лонгботтом/ОЖП, ОЖП/Белла Лестранж. Рейтинг: NC-17 Жанр: angst Краткое содержание: Можно уничтожить Волдеморта, но возможно ли уничтожить его Силу? Что скрывает в себе старое пророчество? Есть ли отличие между силами Света и силами Тьмы? Все это предстоит узнать Невиллу Лонгботтому, который впервые в жизни оказывается по ту сторону стаи. Дак-фентези-мир постпоттеровского апокалипсиса. Предупреждение: AU, ненормативная лексика, BDSM, насилие, намёк на фемслэш, смерть персонажей. Слабонервным и беременным читать не рекомендуется. Размер: макси Статус: закончен Дисклаймер: Никакой прибыли не извлекаю. То, что принадлежит J.K.Rowling - то пусть принадлежит J.K.Rowling, а что моё - то моё. Текст пророчества приведён из пятой книги J.K.Rowling "ГПиОФ" в переводе издательства "РОСМЭН". Размещение: предупредите автора. Комментарии: Большое спасибо Катри Клинг, Klea и Angel_Inside, которые были моими первыми читателями и оказали мне огромную моральную поддержку.
Фишка не новая. (Я, например, до сих пор с недоумением пересматриваю "41-й".) И, увы, процессы, IMHO, действительно необратимы. Возможно, настолько, что гораздо интереснее узнать, что будет, если вырвать женщину из привычной ей среды-войны.
Замечательно, что ты сорвала этот глупый нимб с голов четы Лонгботтом - он весьма и весьма раздражал. Ах Алиса, ах Френк, Невиллу плохо - все плачут...
В принципе ППКС. Я, как ни странно, хорошо отношусь к Алисе и Фрэнку - достойные противники, заслуживают уважения. Но что карма в виде безумия от круцио им явно не просто так "прилетела" - эта мысль напрашивается. Бумеранг возвращается...
Ведь фишка-то ещё вот какая: как и насколько необратимо изменяется психология женщины, если её жизнь - большей частью война?
Вы знаете, я когда-то спрашивала о таких вещах у людей, которые... скажем так, имеют опыт такого рода. Из того, что мне сказали: - во-первых, о войне стараешься не думать. Война - это работа, она отделяется от личной жизни. Ты как бы переключаешься из одного состояния в другое. Иначе спятить можно. - во-вторых, от войны не получаешь кайфа. Иначе опять-таки спятить можно. Убивать и т.д. - это не удовольствие, это работа. Тяжелая, грязная. И ты стараешься это не слишком помнить. Например, профи-спецназовцы никогда не помнят число убитых ими людей. Вообще не говорят на такие темы. - в-третьих, после длительного промежутка без войны (неважно, это мирная жизнь или тюрьма) возвращаться в военное состояние очень тяжело. Почти невыносимо. Пока ты в войне - это рутина, ее не чувствуешь. А вот заново входить... - в-четвертых, в мирной жизни - да, есть "афганский синдром" или что-то близкое. Люди раздражают, кажутся тупыми, ты не понимаешь их мыслей и проблем. Теряешь способность их понимать. Агрессивность повышенная - именно потому, что неуверен в себе, не можешь найти себе места в мирной жизни, не понимаешь ее неписаных законов. Хороший рассказ у А. Толстого, кажется, был на эту тему, именно о женщине - "Гадюка", или как-то так. Вот. Это все имхо, конечно, но в принципе люди, которые мне это говорили, знают по опыту такие вещи.
Loy Yver, rakugan ,эээ... как бы так ответить-то...
Я вообще для чего спросила (я уж сама пожалела, честное слово) - вот этим фанфиком я на этот вопрос и пытаюсь ответить, руководствуясь, к сожалению, или к счастью, уж не знаю, своим собственным опытом. Что будет, если вырвать из среды. Это хорошо, Loy Yver, если Вам это интереснее.
rakugan , и к Вам вопрос - на секунду допустите, что бывают люди, для которых пункт второй... как бы так опять сказать-то... немного по-другому звучит.
Очень хотелось бы выложить всё это поскорее до конца и узнать мнение... а потом выложить сиквел... ***ржОт***
Morlin , легко-легко, не переживай. Я ж писала, что до конца написала всё это дело, вопрос только во времени, чтобы всё отбетить. Всё видела, только не выражайся, Мерлина ради, а то придёт Аластриона и надаёт тебе по голове за то, что ты такой некультурный)
Мать Метели Это ужасно.. в смысле не фик ужасен, а вся ситуация. И то, что он мне так понравился - тоже, потому как я неисправимый флаффер, невзирая на мою любовь к Беллатрикс и некоторым другим представителям ТБ. Фик просто убивает наповал. Вот насколько я терпеть не могу Поттера-терминатора, но в вашего Поттера поверила сразу же. Убей дракона, называется. Вот и убил...
assidi, спасибо за оценку. Поттер-терминатор - это вроде как логично, потому что на место побежденного пришел победитель, которого много-много лет готовили, как машину для убийства - и приготовили... Но, мне, в общем-то, ещё надо было показать режим Фатерланда. Рада, если удалось создать произведение, которое даже у человека с совсем другими взглядами вызвало эмоциональный отклик.
- Хозяин! В дверь заглядывает испуганная мордочка девушки лет двадцати. Она жмурится и заранее группируется, готовясь отскочить, если вдруг в неё полетит какой-нибудь предмет. - Что, Долорес? - недовольно ворчит милорд Невилл, но ничем не кидается. Девушка расслабляется и жалобно смотрит на него. - Леди Ядвига... она не в духе, - шепчет тихонько. - Иди, Долорес, - говорит милорд. Всё понятно. Надо бы пойти посмотреть. Он с сожалением захлопывает книгу и идёт в покои жены, освещая себе путь огоньком люмоса. Портреты на стенах морщатся, закрывают глаза рукой и что-то раздражённо бубнят. Пройдя через тёмную анфиладу комнат, милорд Лонгботтом, наместник округа Нью-Касл, доходит до двери в комнаты супруги и останавливается. А надо ли вмешиваться, думает он. Ядвигу уже не изменишь, хоть ты тресни. Что до того, кто лежит сейчас под её Crucio, - так это всего лишь тот, кто лежит под её Crucio. Девушка по имени Долорес опасливо идёт следом, держась на приличном расстоянии. Милорд добрый, но чем-нибудь тяжёлым кинуть может, - думает она. Если рассердится. Ну, тяжёлое - будь то ваза или книга - это всё-таки не заклятие, увернуться легче. Да и последствий куда как меньше. Синяк поболит и пройдёт, а вот после Crucio по-хорошему пару дней отлёживаться надо было бы. Было бы, если бы. Если бы было можно. Долорес вздыхает. Ей повезло в жизни так, как, наверное, мало кому везёт. Если только висельнику. Или утопленнику. Ещё пару лет назад она и знать не знала, что есть на свете волшебство, что рядом с ней бок о бок существует мир волшебный, где всяких чудес - удивляйся не хочу. Была она простой студенткой, которая вырвалась из деревни в город учиться на врача; по вечерам подрабатывала официанткой в одной кофейне на окраине Лондона, а по выходным ходила в кино и на вечеринки. Волшебный мир - это, конечно, круто, если бы не одно "но": оказалось, что добро побеждает зло только в сказках. В реальности, пусть даже и в волшебном мире, всё немного иначе. В жизни самой Долорес всё рухнуло в один момент - получилось так, что она не смогла больше платить за колледж. С детской мечтой пришлось расстаться (сама Долорес надеялась, что на время) и подумать о какой-нибудь более приличной работе на полный день. В газете в колонке вакансий ей попалось на глаза объявление о том, что требуется горничная в загородное поместье, с проживанием, при этом оклад предлагался такой, что Долорес пригляделась и ещё раз сосчитала число нулей. "Должно быть, наборщик ошибся", - подумала она тогда, набирая напечатанный в объявлении номер. Но ей ответили, что цифра та самая, указанная, и пригласили прийти на собеседование с работодателем. В роскошном номере отеля "Хилтон" её ждали две женщины. Одна из них, с длинными чёрными волосами с проседью, с тяжёлыми веками и пронизывающим взглядом, одетая в зелёное бархатное платье, стояла, облокотясь на спинку кресла, в котором сидела другая - с волосами посветлее, прищуренными серыми глазами и жёсткой усмешкой, одетая в чёрный шёлк. Её левую щёку и глаз пересекали несколько шрамов, как видно, давних. Они некоторое время смотрели на неё, а потом стали тихонько переговариваться между собой. Долорес уловила несколько слов, смысл которых она узнала только тогда, когда было уже поздно: ... маггла ... круциатус ... обливиэйт ... - Вас устраивает оплата? - вдруг спросила та, что в кресле. Долорес догадалась, что это и есть будущая хозяйка. - Да, мэм, - ответила она. - Леди Ядвига, - поправила её дама в кресле. - Да, леди Ядвига, - послушно повторила Долорес. - Более чем. - Наше поместье находится недалеко от Нью-Касла. Вы будете всё время проводить на территории имения, не имея права покидать его, - сказала дама в кресле. Это могло бы показаться Долорес подозрительным, но... когда люди согласны платить эдакие деньги, они вправе потребовать и не такое. - Она подходит тебе, Близзард? - спросила тем временем вторая. - Да, Лестранж, - ответила та, что назвала себя леди Ядвига. - А что? - Тогда какого Мерлина мы сидим здесь и ведём светские беседы? - Ты, пожалуй, права, Лестранж! Магглский Лондон отвратителен. С этими словами обе они подошли к Долорес, и её новоприобретённая хозяйка крепко взяла её за руку. - Не вздумай вырываться, - предупредила она, и, не успела Долорес даже пискнуть, прижала её к себе, и мир вокруг вдруг завертелся с сумасшедшей скоростью. Когда стальная хватка этой женщины разжалась, они были уже далеко от Лондона. Но это Долорес узнаёт уже потом. Для начала она больно ударяется коленками об землю - и это уже не "Хилтон", а совсем другое место. Её тошнит, и становится понятно, что происходит нечто из ряда вон выходящее. Но не успевает Долорес приземлиться, как у Ядвиги в руке оказывается палочка, и она произносит слово Silencio. Долорес пытается закричать, но только хватает ртом воздух, как рыба, вытащенная на берег – и тут понимает, что внезапно онемела. - Послушай меня, девочка, - усмехнувшись, говорит Ядвига. - Я не сниму заклятия до тех пор, пока ты не прекратишь попыток заорать. Тебе понятно? Долорес берёт себя в руки и быстро кивает, дрожа всем телом. Она уже догадывается, что вляпалась в очень, ОЧЕНЬ нехорошую историю. Они находятся где-то в поле, возле леса, рядом проходит автомобильная дорога, не Бог весть какая, но Долорес видит покосившийся указатель с надписью "Нью-Касл. 20 миль". - Если ты вдруг заорёшь или попытаешься сбежать, то тебе будет очень больно. Ты всё поняла? - спрашивает Ядвига. Долорес снова быстро-быстро кивает и тотчас понимает, что с её голосом всё в порядке. Но, вспомнив взгляд Ядвиги и взгляд этой второй женщины по фамилии Лестранж, Долорес совершенно не горит желанием экспериментировать. Это глаза убийц. Перед ними решётчатый забор с табличкой "Не пересекать. Частное владение". Ядвига снова крепко берёт Долорес за руку, и они входят за ограду. Тут Долорес понимает, что с ней что-то творится. Ей становится так страшно, что она не сдерживает сдавленный вскрик. И тут же зажимает рот рукой, ожидая возмездия. Но, к её удивлению, обе женщины воспринимают это как должное. Ядвига опять что-то делает своей палочкой и говорит: - Finite Inkantatem, - и наваждение прекращается. Они идут дальше. Перед ними какое-то время мелькают лишь деревья, а потом из-за них показываются заросшие развалины. - Моё поместье, Близзард-Холл, - равнодушно говорит Ядвига. Снова взмах палочки - без малейшего сомнения, волшебной - и перед Долорес предстаёт огромный старинный особняк, который стоит на том самом месте, где минуту назад она своими собственными глазами видела лишь заросшие травой бесформенные останки. Они проходят по подъездной аллее и входят под мрачные своды здания. Вдруг Долорес вздрагивает - из ниоткуда материализуется маленькое большеухое существо и сгибается в подобострастном поклоне. - Что прикажет миледи? - пискляво спрашивает оно. - Отведи эту магглу к остальным, пусть они расскажут ей всё, что она хочет знать. И сам ответь на её вопросы, - говорит существу Ядвига. И поворачивается к Долорес. Та замирает. - Я скажу только одно: у меня нет цели убить тебя, иначе ты была бы давно мертва. Убежать отсюда невозможно, но если вдруг попытаешься, то тебя ждёт смерть. За хорошую службу получишь столько золота, сколько хочешь. Если, конечно, будешь настолько умна, чтобы не разозлить меня... слишком сильно - тогда ты превратишься в труп, и тебе повезёт, если это будет быстро и безболезненно. При этих словах женщина в зелёном нехорошо усмехается. Долорес от этой усмешки бросает в дрожь. - Мне нужна служанка, достаточно умная, если можно так сказать о маггле, - ещё раз говорит Ядвига. - Убить я и без тебя найду кого. "Да, наверное, найдёт", - думает спустя какое-то время Долорес, вспоминая этот разговор. И постоянно находит - судя по брызгам крови на одежде, которые она периодически видит, приводя в порядок хозяйкин гардероб. Сейчас она уже научилась нутром чуять, когда хозяйка возвращается не просто так. Долорес кажется, что любой бы увидел это - волны страха, боли и смерти словно обретают материальность, они окутывают человека, подошедшего достаточно близко, чёрной непрозрачной пеленой, и ей остаётся только гадать, сколько жизней было прервано в этот раз и брошено к ногам Ядвиги Близзард-Лонгботтом. Зайдя в старинный особняк Близзард-Холла в первый раз, Долорес догадывается, что он станет её тюрьмой надолго. В её восприятии присутствует определённая доля нереальности всего происходящего. Долорес вспоминает когда-то виденный фильм про зачарованный замок злой ведьмы; она никогда бы не подумала, что всё это может существовать на самом деле. Ей кажется, что она сидит в кинотеатре и смотрит этот фильм. Или спит и видит страшный сон. Но беда в том, что сон не кончается. Когда Долорес только появилась в Близзард-Холле, там жили ещё трое девушек-маггл - она узнала, что так маги называют не магов, то есть обычных людей. В Близзард-Холле кроме служанок-маггл были и домовые эльфы - робкие создания, которые, в принципе, сами могли бы обслужить особняк и гораздо большего размера. Это говорило о том, что люди-слуги - фактически не слуги, а рабы, потому что ТАК ХОЧЕТ БЛИЗЗАРД. Просто Близзард - так все зовут леди Ядвигу. Хотя её фамилия давным-давно Лонгботтом. Винсент Близзард был её первым мужем, и поместье принадлежало его роду. Когда пришёл новый Тёмный Лорд, Винсент отказался признать его и вскоре был убит. Его портрет висит в коридоре второго этажа: худощавый мужчина в чёрно-зелёной мантии, длинные русые волосы, тонкие черты лица. Портрет надменно взирает с высоты на Долорес, разве только что не проклянёт, думает она, но он никогда не заговорит с ней, как, впрочем, и большинство портретов в поместье. Однажды Долорес видела Тёмного Лорда. Высокий молодой человек с зелёными глазами и длинными, чёрными как вороново крыло волосами. - Не понимаю этот твой бзик, Близзард, - сказал он хозяйке, когда Долорес попалась ему на глаза. - Неужели твои эльфы так плохи? - Мой Лорд, - усмехается хозяйка, - это прихоть, не более. - Как знаешь, - равнодушно говорит он. Долорес смотрит на него чуть-чуть под другим углом, и ясно видит, что глаза его полыхают багрецом, а зрачок сужается в щель и затягивает… затягивает... Дальнейшего разговора она не слышит, потому что со всей возможной скоростью бежит на кухню. Ей страшно так, как не было никогда в жизни, и она молится всем богам, чтобы больше никогда не увидеть этих глаз. На первое время ей поручают работу по дому или на кухне, предупредив, что нельзя трогать вещи, назначения которых она не знает. Но, как оказалось, даже самые обычные на первый взгляд предметы могут таить в себе необычные свойства. Однажды, например, убирая в комнате хозяйки, она смотрится в зеркальце, лежавшее в одном из ящиков бюро. Через минуту, поняв, что что-то не так и кинувшись к зеркалу в своей комнате, она с ужасом понимает, что кожа на её лице деформируется, черты искажаются и само лицо превращается из её собственного в чьё-то ещё. На крик прибегает эльф и зовёт-таки хозяйку. Она приходит, хмыкает и достаёт волшебную палочку. Ей приходится потрудиться, но минут через пятнадцать всё, слава Мерлину, в порядке. - НИКОГДА. НЕ. ПЫТАЙСЯ. УЗНАТЬ. БОЛЬШЕ. ЧЕМ. ТЫ. МОЖЕШЬ. В МЕРУ. СВОИХ. УМСТВЕННЫХ. СПОСОБНОСТЕЙ, - по отдельности произнося каждое слово, говорит Близзард. - Crucio. Так Долорес узнала, что такое проклятие Круциатус. После этого она отлёживалась сутки, на больший срок прикрывать её никто не соглашается. С тех пор Долорес с опаской относится ко всем вещам вообще, поскольку до неё, наконец, доходит, что в доме чёрных магов возможно ВСЁ. А у неё была цель - выжить. Ибо что сделано, то сделано. Она здесь, и шанс когда-нибудь вернуться в мир обычных людей был, наверное, мал. Зато шанс быть убитой был точно, и вероятность этого огромна, учитывая то, что цена человеческой жизни для Близзард равнялась нулю. Сначала их было четверо - девушки-магглы, попавшие в западню очарованного замка. Сбежать действительно было невозможно. Вокруг Близзард-Холла было несколько барьеров, в том числе один специально для таких случаев, как любезно объяснила леди Ядвига после первого инцидента. Девушке по имени Китти повезло: Близзард произнесла два слова вроде бы на латыни, и зелёный луч заклятия ударил Китти прямо в грудь. Она лежала на полу совсем как живая. Только мёртвая. Это была быстрая и не мучительная смерть - Близзард торопилась: за минуту до этого она схватилась за левую руку, где, как знала Долорес, было выжжено клеймо Тёмного Лорда, - в тот момент он хотел её видеть. Секунду спустя после зелёной вспышки смертельного заклятия она удалилась по своим делам. Зато когда случился второй инцидент, она никуда не торопилась. - Какая прелесть, - нежно говорит она виновной, девушке-студентке, которую звали Энн. - Ты ведь знаешь, дорогая, что тебя ждёт за это? Энн замирает и зажмуривается, готовая встретить свой конец во вспышке зелёного огня. Близзард смеётся. Её прищуренные глаза холодны, и взгляд острый, как кинжал. Они видят это через полуоткрытую дверь в её комнаты, где происходит разговор. И дверь закрывается. Долорес не знает, что там было. Через пятнадцать минут хозяйка выходит. Она одета в своё любимое платье, отороченное горностаем. На чёрном шёлке ничего не видно, но мех, которым украшен подол, слипся от крови. - Уберите там, - небрежно бросает хозяйка и уходит. На губах у неё полуулыбка, и она говорит с придыханием. Сьюзен и Долорес до ночи отмывают хозяйкину спальню. Стены забрызганы кровью чуть не до потолка. Кровь везде. Долорес даже кажется, что она летает в воздухе в виде крошечных шариков. Обеих их тошнит, и они по очереди выбегают вон, чтобы отдышаться или поблевать. На то, что осталось от Энн, они стараются не смотреть. Под конец появляется-таки домовой эльф и всё доделывает сам. Хорошая штука эта эльфийская магия. Долорес не сомневается, что это хозяйка всё-таки сжалилась над ними и отдала ему приказ. Через некоторое время Долорес узнаёт, что это была Seсtumsempra. Больше попыток побега никто не предпринимает. Сьюзен хорошо готовит, а хозяева любят разнообразить свой стол - одна эльфийская пища приедается. А Долорес назначена камеристкой хозяйки. Близзард говорит ей об этом вечером, вызвав через эльфа к себе в комнаты.
Долорес заходит. Близзард полулежит на диване, по спинке которого расхаживает коричневый филин Беллатрикс Лестранж. Сама она держит в руках письмо со сломанной печатью. - Подожди, друг мой, в совятне, - говорит Близзард филину. - Прилетишь через час за ответом. Филин ухает и вылетает в окно. - Долорес, - начинает Близзард, - ты живёшь здесь более полугода. Это значит - гораздо дольше, чем другие. Возьми, - говорит она, и на столик падает семь полновесных мешочков с золотом. Долорес молчит. Она не знала, что рабам положено жалованье. - Я держу своё слово, - объясняет Близзард. - Это не значит, что ты можешь уйти отсюда по своему желанию. Но это и не значит, что ты не уйдёшь отсюда никогда. Если ты будешь достаточно умна и дальше... и не попадёшь под Avada Kedavra, - смеётся она, - то в один прекрасный момент у тебя есть шанс оказаться в своём мире - со стёртой памятью, но с кучей галлеонов... или как у вас их там... фунтов. А, может быть, даже без стёртой памяти, - добавляет она. Долорес потрясённо молчит. - Благодарю, миледи, - наконец, догадывается сказать она. Близзард кивает. И взгляд, оказывается, не всегда острый, как кинжал; сейчас у неё просто обычные человеческие чуть усталые глаза. - Я позову тебя завтра, когда понадобишься, - говорит она и отпускает Долорес. - Круциатус будешь чаще получать, - вздыхает Сьюзен, когда Долорес приходит на кухню. - Она же чокнутая. Одно утешение - это хотя бы не Беллатрикс Лестранж. - А что? - шёпотом спрашивает Долорес. Шёпотом – потому как не хочет нарваться на лишний Круциатус. И, хотя в этом доме от них секретов нет, – они всё равно не пойдут никуда и не расскажут никому, как вот этот стол, или стул, или любое другое имущество, – но Долорес не думает, что хозяйке понравится узнать о себе нечто подобное. - Я слышала... ну, то есть я прочла в старой газете - она четырнадцать лет сидела в Азкабане, ещё когда там были эти демоны, дементоры... Тут хочешь не хочешь, а психом станешь. - А хозяйка? - Хозяйка позже вроде, - отвечает Сьюзен и опасливо косится, не слышит ли кто. И в этот момент в кухню входит Близзард. - Вон, - тихо говорит она Долорес. Та ёжится и, ежесекундно оглядываясь, быстро уходит в свою комнату... Ей жалко кухарку, чьи вопли разносятся по всему поместью, но ничего не поделаешь. Здесь такие правила игры, и она уже смирилась с ними. В окно светит луна, и Долорес видит невдалеке тёмные деревья подъездной аллеи, а за ними – верхушки сосен уже того, другого мира, вернуться в который - хоть когда-нибудь – её мечта. Она разбирает постель, со вздохом бросает последний взгляд в окно и ложится спать.
...Милорд Невилл стоит за дверью и ждёт, когда экзекуция закончится. Он давно уже не вздрагивает при виде крови и смерти, но и специально смотреть на это не станет. В отличие от супруги. Как и специально делать. Да, он изменился, милорд Невилл Лонгботтом. В ту ночь, когда чёрное пламя заклятия выжгло на его руке клеймо Тёмного Лорда. Он научился убивать. Закусив до крови губу. А когда он не мог, за него убивала она. А потом они вместе покорно вставали под Круциатус Хозяина. За слабость. Он сделал ей предложение через полчаса после того, как принял Метку. Через две минуты она сказала "да". Больше никаких слов произнесено не было. Он ничего не сказал бабушке. До того дня, как Тёмный Лорд вошёл в кабинет Министра в качестве законного хозяина. Только тогда он вернулся домой и сообщил, что берёт в жёны Ядвигу Близзард. Вернулся, чтобы почти сразу уйти. Свадьбы как таковой не было. Тогда было не до этого. "Не берите в голову, мистер Лонгботтом, - в тот день сказала она ему, с грустной улыбкой погладив по руке, после того как он надел ей на палец маленькое колечко, - когда-нибудь, очень скоро, наступит это самое завтра. Просто я его жду чуть дольше, чем будете ждать вы". И это завтра наступило. Нельзя сказать, чтобы он ждал его совсем спокойно. Новый порядок и перемены всегда пугают, но, единожды решив, он не отступил, сам, добровольно идя одной дорогой с ней. И в те моменты, когда было тяжело, она, словно чувствуя, всегда брала его за руку – своей рукой, хрупкой на вид, с длинными изящными пальцами и простым обручальным кольцом. И с зарубцевавшимся шрамом на запястье. Он не жалеет о том, что сделано. В Магическом мире мало что изменилось к худшему. Их Хозяин порой жесток, но Невилл не может не признать разумности нового порядка. Почитав магглскую литературу, он понимает, что волшебная палочка - ничто по сравнению с атомной бомбой. Магическому миру хватило своей собственной войны - магов с магами, и катастрофой было бы допустить войну магов и людей. По-прежнему в обычных семьях рождаются волшебники, только им не приходит никаких хогвартских писем. За ними приходят маги и уводят навсегда, перестраивая память свидетелям на своё усмотрение. Автомобильная катастрофа, пожар, взрыв, да мало ли что ещё?! Был ребёнок - и нету. Невиллу всё равно, что Близзард почти вдвое его старше. А, стало быть, и всем всё равно. Ибо тот, кто косо посмотрит на сей факт, будет мёртв. Невилл не жалеет о том, что сделано. Его смущает только его собственная глупость - то, что когда-то он в глубине души надеялся защитить её от всего. От всего и от всех - да; от Тёмного Лорда - нет. Он может только разделить с ней жизнь, что он и делает. "Я вас здесь одну не оставлю", - сказал он в ту ночь, уходя. Это и было началом осознания. И он делит с ней жизнь. Почти всю. Кроме тех моментов, когда она приходит, стягивая с рук перчатки в бурых пятнах крови, и бросает их эльфу. А её глаза блестят, как звёзды, отражая огоньки свечей. И когда она подходит к нему с поцелуем, он ощущает запах смерти и заклятия Seсtumsempra. Долорес права, когда боится даже думать о том, что творится в старинных особняках поместий. Далеко не всех поместий, разумеется. Но Невилл очень хорошо знает, кто такая Беллатрикс Лестранж. Или Уолден Макнейр. Поместья наглухо закрыты от посторонних глаз и постороннего присутствия. Пятнадцать человек Ближнего Круга, пятнадцать поместий, пятнадцать наместничеств. Наместник отвечает перед Лордом за то, что происходит на его территории. Это необременительно, и поэтому у милорда Невилла полно свободного времени для его любимых занятий - книг и растений. И супруги. Он открывает дверь и входит. Близзард склонилась над пергаментом, по которому быстро бегает перо. Пламя свечи от сквозняка начинает трепетать, и она поднимает голову.
Я сказала ему "да" почти сразу же, когда он спросил меня об этом. Я помню всё так, как будто это было вчера. - Миссис Близзард? - слышу я, когда он входит. Я поднимаю взгляд. - Я пришёл просить вас, - начинает он, немного смущаясь, но тут же заканчивает, - оказать мне честь и стать моей супругой. Он очень бледен, черты лица ещё больше заострились, - представляю, что он чувствует после ритуала. А я не сомневаюсь, что ритуал был, ведь не на рюмку же вина ходил он к Хозяину. Думаю ровно две минуты. Или меньше. Минусов я не вижу никаких. По происхождению Лонгботтом ничуть не ниже меня, а если разница в возрасте для него не играет роли, то не будет играть роли и для меня. Я понимаю, почему он говорит это здесь и сейчас; мы все понимаем - и я, и Лонгботтом, и Хозяин. Я не сомневаюсь, что речь у них шла обо мне, так же, как я теперь не сомневаюсь в том, что Винсент Близзард - это уже прошлое. - Да, - говорю я и протягиваю ему руку, которую он почтительно целует. Потом он молча кивает и отходит. Всё так, как будто я вернулась на много-много лет назад, в Карпатские горы. Всё повторяется в точности. Но откуда он может знать, что делать и как что сказать - гриффиндорец, сын авроров, выросший в семье, которая предпочла вековым традициям долбаный прогресс, общавшийся в школе отнюдь не с сыновьями Малфоев и Ноттов, а совсем с другими людьми? И тогда я понимаю, какая это страшная штука - род. Понимаю и тогда, когда мы впервые переступаем порог Близзард-Холла. Весна, лужи на дорожках парка и солнце, слепящими бликами играющее в талой воде. У меня перехватывает дыхание, и я приседаю почти к самой земле, прямо посреди аллеи, пальцами опираясь о сырой гравий. - Вам плохо? – Невилл меняется в лице. - Одну секунду, мистер Лонгботтом, не волнуйтесь, – я говорю это странно осипшим голосом, едва слышно. Входная дверь с местами облупившейся краской, нагретая весенним солнцем. Дверной молоток из бронзы в виде волчьей головы с кольцом, продетым между клыками. Я провожу рукой по тёплому дереву, и старая краска от прикосновения осыпается и невесомыми чешуйками летит вниз. Запах пыли и мышей. Пыль кружится и в столбе солнечного света, который падает сквозь распахнутую дверь. Посеревшие чехлы на мебели – всё на своих местах, святая Моргана. Даже стёкла в шкафах, за которыми стоит серебро и фарфор с гербом Близзардов, целы. Мы поднимаемся по лестнице, и вдруг я вижу портрет Винсента в коридоре второго этажа. Он пристально смотрит мне в глаза, чуть улыбается и говорит: - Хороший выбор, дорогая, - короткий поклон в сторону Невилла. – Честь имею. Прошлое встречает меня здесь на каждом шагу, прошлое, не тронутое, слава Мерлину, грязнокровыми ублюдками. Это как сон, ставший явью. И я как во сне обхожу особняк, пальцами прикасаясь к отполированным перилам лестницы, к дубовым панелям стен, к шёлку штор. Подумать только – более двадцати лет – полусгоревший флигель имения в Карпатах, а потом – тайные подвалы чужих домов и ледяные стены азкабанских камер. И на этом прошлом лежит слой пыли. Как, впрочем, и на полированной поверхности трюмо в моей комнате, по которой я провожу рукой. И в зеркале вижу своё застывшее лицо с губами, побелевшими от ярости. Потому что двадцать лет назад здесь не было такого беспорядка. И не будет. Никогда. Негромкий щелчок пальцами – где же этот чёртов домовик? Мерзкое существо появляется и тут же получает Crucio. И будет получать всегда, если допустит подобное. Я помню это так, как будто всё было вчера. И одобрительный взгляд Винсента со старого портрета, которым он проводил меня, когда я медленно шла мимо, удовлетворённо слушая горестные стенания проклятого домовика, семенящего сзади.
- Ядвига? - вопросительно говорит милорд Невилл и делает шаг к столу. Откуда-то снизу раздаётся тихий стон. Он опускает огонёк люмоса к самому полу. Девчонка-маггла, вроде бы кухарка. Он не особенно одобряет "этот бзик" Близзард, как выражается Тёмный Лорд. - Ужин? - предлагает он. Близзард кивает. Он подаёт ей руку, и они идут в столовую. Сегодня он был в Министерстве. И чуть не заработал Crucio, думает Невилл. Дёрнул же чёрт какого-то остолопа нарушить Статут о Секретности! Невилл не любит крайних мер. Но положение обязывает. Дело наместника - разбираться с тем, что происходит в его округе. Наместником должна была бы стать Близзард, но она с таким возмущением и обидой посмотрела на него, когда он заикнулся об этом, что дальше обсуждение не имело смысла. Он непроизвольно тянется пальцами к левой руке. Просто по привычке, укоренившейся за эти годы. Сегодня Мерлин миловал, и вызова Хозяина не было, просто прилетала сова от Люциуса с письмом, где он спрашивал об этом инциденте. Что тут спрашивать, думает Невилл. Как будто что-то может быть не в порядке. Как будто может быть другое наказание, кроме полугода в Азкабане в компании дементоров. Разве что Avada Kedavra. Но этому придурку повезло. Он долго блевал кровью от Круциатуса, валяясь в ногах и благодаря. Пока за ним не пришли люди из Отдела Ликвидации Последствий. Невилл уже начал забывать те времена, когда политика тогдашнего Министерства была лояльной по отношению к магглам и магглорожденным волшебникам. Подумать только - тогда ещё можно было увидеть на Диагон-Аллее какого-нибудь маггла, чьего-нибудь родителя или родственника. Сейчас это уже история. А ведь тогда общественность пребывала в шоке, ожидая эру кровавого террора. Но всё было иначе: террор по отношению к магическому миру прекратился вовсе. Если дело не касалось нарушения Статута о Секретности. Статут был возведён в ранг основного закона магического мира, и провёл резкую черту, полностью отделяя его от мира обычных людей. Все перекрёстки были закрыты. Тёмный Лорд, однако, ничего не имел против магглорожденных волшебников и полукровок, кем являлся и сам, и это не скрывал. Но теперь, уйдя в волшебный мир, человек там и оставался; а в Министерстве лидирующее по численности сотрудников место занимал Отдел Ликвидации Последствий случайных контактов с магглами. Невилл автоматически проводит рукой по одежде, проверяя, всё ли в порядке, и они с Близзард идут в столовую. Он радуется тому, что Хозяин не звал его. Радуется не потому, что боится, а потому что просто не любит бывать в Министерстве. Как и в Лондоне вообще. Ему нравится пронзительная тишина старинного особняка, который живёт строго по тем порядкам, которые железной рукой установила супруга в первые же дни их пребывания здесь. С тех пор ни в стране, ни в особняке ничего не меняется. День плавно перетекает в ночь, а потом в утро нового дня, наполненное такой же звенящей тишиной. По раз и навсегда установленным правилам появляется домовик и приносит чашку травяного чая и "Ежедневный Пророк". Из газеты он узнаёт о том, что происходит в магическом мире вообще и в Лондоне в частности, потому что бывает там редко. А вот Близзард бывает. И Невилл знает, что тогда они с Люциусом будут долго сидеть у камина, глядя на пламя, и курить магглские сигареты. И она будет выжигать изнутри фильтр и держать сигарету странно - большим и указательным пальцами. Он знает, почему. Потому, что так удобнее. Удобнее, если на тебе наручники. А она будет докуривать до конца, сильно затягиваясь, и, стряхивая пепел на пол, растирать его ногой. И Люциус будет называть её, шутя, "дорогая кузина". А она будет мгновенно мрачнеть и хмуриться... Невилл хорошо помнит тот день, когда Близзард в первый раз смогла пройти по Диагон-Аллее открыто. Нет, она ничего не боится. Она никогда ничего не боится. - Шваль грязнокровая, - шепчет она, и её губы белеют и сжимаются в тонкую полоску. И тогда Невилл почему-то чувствует, что ему пришла пора проявить инициативу. И тогда уже он решительно берёт её руку в свою и говорит: - Пойдёмте, миссис Лонгботтом. И она не сопротивляется. Солнце в зените и уличные торговцы, ошарашенно смотрящие им вслед. Весна, наступившая так неожиданно, в один день, и лужи талой воды на мостовой. К Мерлину зиму, думает Невилл, ведь Близзард ненавидит снег. Ветер, треплющий волосы и почему-то пахнущий кофе. - Так странно, - говорит Близзард, подставляя лицо солнцу и ветру. - Что, миссис Лонгботтом? – обеспокоено спрашивает он, чуть пожимая её тонкие пальцы. А она указывает на каменную стену дома, где болтается пожелтевший обрывок какого-то пергамента. Он напрягает зрение и разбирает, наконец, только одно слово, набранное крупным шрифтом: "Разыскивается"…
Утро. В поместье тишина. Долорес идёт по коридору, стараясь ступать как можно тише. Как хорошо, что толстые ковры скрадывают все звуки. Ей достанется, если она нарушит это почти осязаемое безмолвие. Из-за стрельчатых окон льётся свет серого зимнего утра. Да уж, наверняка достанется, потому что больше всего на свете Близзард не любит снег, который бесшумно кружится за стёклами. Двери в хозяйкины комнаты плотно прикрыты. Долорес делает глубокий вдох, как перед прыжком в воду, – это повторяется всякий раз, когда она оказывается перед этими дверьми, – и стучится. Близзард сидит перед зеркалом. - Волосы. Платье. Перо и пергамент, - коротко приказывает она, когда Долорес заходит и здоровается. Долорес встаёт сзади и начинает причёсывать густые русые волосы. Близзард в прозрачном пеньюаре, Долорес исподволь рассматривает её тело и всё больше и больше поражается. По всему телу - старая сетка шрамов - полосы где побольше, где поменьше. Те, что на лице, навсегда нарушили его симметрию. Чем же таким они нанесены, думает Долорес, что даже волшебница не смогла от них избавиться? На левой руке извивается, словно бы живёт своей собственной жизнью, чёрная татуировка. Вот этого уж Долорес вообще понять не может: получается, они - господа, но они же и рабы. Она задумывается и не видит, что хозяйка наблюдает за ней в зеркало. Близзард замечает, что взгляд девушки прикован к её руке, вздёргивает прозрачный рукав и поднимает руку повыше. На её лице жестокая усмешка. - Смотри ближе, - издевательски говорит она. Татуировка и правда чуть шевелится, словно переливается под кожей. Долорес вздрагивает. - Миледи, пожалуйста... не надо Crucio, - шепчет она. Близзард неожиданно улыбается и говорит: - Мой Круциатус - ничто по сравнению с Crucio Тёмного Лорда. Мы все выдерживали только один. - И вы? - непроизвольно вырывается у Долорес. - И я, - смеётся Близзард. - Подойди, не бойся. Я не буду тебя наказывать. Слышится робкий стук в дверь, и в щёлку просовывается испуганное личико домовика. - Хозяйка! Леди Беллатрикс! - сообщает он. Близзард кивает и отсылает его прочь. - Платье мне неси, чёрное, шёлковое, - приказывает она Долорес. В коридоре раздаются шаги, и в комнату входит леди Беллатрикс Лестранж. За ней семенит её домовой эльф. - Близзард, - говорит она. - Лестранж, - улыбается хозяйка. - Пойди, посиди там, - Беллатрикс отправляет домовика на низенькую скамеечку около окна. Туда же хозяйка посылает и Долорес, когда та приносит ей одежду. Беллатрикс подходит к Близзард, которая развернулась к ней вполоборота, и берёт тонкими пальцами прядь её волос. - У тебя почти нет седины. - А у тебя есть, - говорит хозяйка, чудь задыхаясь. - Я больше не могу, Лестранж. - Шотландия? - предлагает Беллатрикс, наклоняясь ближе. - Может быть, - тихо говорит хозяйка, за руку притягивая её к себе, - очень может быть, Белла, - и их губы сливаются в поцелуе...
Она стремительно входит и сбрасывает мантию на руки домовика. Беллатрикс не особенно прибавила в весе со времён Азкабана, и черты лица такие же заострившиеся, - я до боли люблю целовать эти надменные губы, эти блестящие от возбуждения глаза, эти тонкие пальцы, чувствуя на них пьянящий аромат крови какого-нибудь выблядка... Я притягиваю её к себе и ощущаю под рукой гибкое, сильное тело, по которому уже проходят волны наслаждения - и закусываю губу, чтобы не сорваться и растянуть на подольше очарование встречи. Она предлагает аппарировать в Шотландию, в замок Макнейр. Уолли – пожалуй, единственный, кого не надо уговаривать заняться чем-нибудь подобным. - Очень может быть, Белла, - тихо говорю я - Ты не хочешь взять с собой Невилла? - Нет, ну что ты! - мне смешна сама мысль об этом. - Свою грань он уже перешёл. Я знаю, что в глубине души Невилл не одобряет мои отлучки в замок Макнейр. Но он ни разу не позволил себе и слова сказать об этом. Он очень мягок, хотя и пытается это скрыть. Но это не важно. Мягкость он может преодолеть, когда это действительно требуется, а если всё-таки не может, то ему помогаю я. И получаю за это положенное Crucio от Хозяина. Менять человека дальше определённой черты не стоит. Этой черты он достиг. Поэтому в замке Макнейр я бываю с Беллатрикс. Она до сих пор одинока. - Я повенчана со Смертью, Близзард, - говорит она, - а большего мне не надо. За окном зима. Прошло несколько лет с той памятной зимы, когда мы столкнулись с Невиллом на Диагон-Аллее. За оконным стеклом летит мелкий колючий снег. Совсем как тогда. Я говорю об этом Беллатрикс. - И ты опять чувствуешь себя вне закона? - усмехается она. - Когда в любой момент ждёшь Stupefy в спину? - И ледяные стены Азкабана, - продолжаю я. - И вкус крови во рту. И те сны о Пророчестве. Она облизывает пересохшие губы. Я знаю, что ещё вспоминает она. Четырнадцать лет. Четырнадцать лет и дементоров. - Мне было интересно тогда, сломаешься ты или нет, - говорит она, - но когда я поцеловала тебя в первый раз, у стены, я почувствовала твоё наслаждение тем же, чем наслаждаюсь сама: смертью, болью, пеплом... И сомнений больше не осталось. - Всё, Лестранж, - прерываю я, - мы опять впадаем в сантименты. Она смеётся, и её глаза начинают блестеть. - Есть идеи, Близзард? - спрашивает она. - Да, Лестранж, - отвечаю я, и повторяю её жест много лет назад: открываю ящичек трюмо, беру чёрный мешочек и бросаю его на столик перед зеркалом. - Только теперь - Диагон-Аллея. Прогулка без риска Stupefy. Всё, что ты хочешь. И никаких вопросов. - Принимается, - со смехом говорит она. Мой взгляд падает на Долорес. Она сидит на скамеечке у окна и смотрит в пол. - Долорес, горностаевый палантин, - коротко бросаю я, - и мантию. Она кивает и послушно бежит в гардеробную. - Будешь сопровождать меня, - добавляю я вслед – громче, чтобы она не вздумала пропустить мимо ушей. Беллатрикс удивлённо приподнимает бровь. - Те, кто хотел сбежать, уже сбежали, - отвечаю я на её невысказанный вопрос. - И могу тебя заверить, Лестранж, теперь они очень, очень далеко. Так далеко, как человек только может быть далёк от реалий этого света.
Долорес помогает хозяйке одеться. Мельком она видит ещё одну татуировку - еле видный, полузатёртый рунический символ - азкабанский номер. Но она понимает, что следы, оставленные жизнью на теле этой женщины - ничто по сравнению с тем, как исковеркана и искажена её душа. - Не трясись, Долорес, - усмехается хозяйка, - иди, оденься. - Миледи, у меня нет ничего... только это платье и ещё два... - Значит, пойдёшь так, - резко прерывает её Беллатрикс. - Купим ей что-нибудь, - говорит хозяйка. - Шевелись, Долорес. Они выходят. Долорес вместе с домовиком дома Лестранж идёт сзади, сжимаясь от холода. Но сердце её замирает в предвкушении чего-то особенного. Снежинки кружатся в воздухе, и Долорес подставляет под них лицо. Это - не Близзард-Холл, это - внешний мир. Тот самый внешний мир, который она с такой тоской наблюдает из окна и который начинается прямо за деревьями парка. На границе "Частных владений" Близзард, как тогда, берёт её за руку и проводит сквозь ворота. А потом прижимает к себе, и последнее, что Долорес чувствует перед тем, как её затягивает в цветной вихрь - это щекочущие ворсинки горностая, ласково и весело трепещущие на её лице.
Магазин Малкин работает, так же, как работал и пять, и двадцать пять лет назад. Так же, как работал и будет работать при любом порядке. Мадам Малкин - вне этого. Её дело - одевать людей. Дверной колокольчик звякает, и она видит нас. Я бросаю ей тяжёлый кошелёк и выталкиваю вперёд Долорес. - Всё, что надо, для моей служанки. Разберитесь сами, - говорю я. Малкин кланяется и уводит Долорес в глубину магазина. Там, видимо, поручает дело помощнице, а сама стремительно возвращается. На её полных щеках румянец, и она запыхалась. - Леди Лонгботтом, леди Лестранж! Какая честь для меня! – бормочет старая дура. Научилась уважению. Вот и правильно. - Горячего вина, - прерывает её Беллатрикс не допускающим возражений тоном. Она приносит нам по бокалу глинтвейна и, раскланявшись, оставляет одних. - Знаешь, что я думаю обо всём этом? - спрашивает Беллатрикс, и лицо её искажается. - Как бы низко нам не кланялась вся эта грязнокровая шваль, в головах у них всё равно то же самое. - Чёртовы азкабанские убийцы, - продолжаю я. - А наши дети всё равно будут детьми чёртовых азкабанских убийц. Лестранж, мы никогда не станем до конца теми, кем являемся по праву рождения. Значит, мы должны оставаться сами собой. Она усмехается. - Значит, в Шотландию, Близзард? - В Шотландию, Лестранж. Запах новой материи и глинтвейна. Чьи-то голоса в примерочной и шорох ткани. Я болтаю жидкость в бокале, так, что она едва не выплёскивается на пол и на меня. Время словно замедляется, и глинтвейн похож на масло, вязко размазывающееся по стенке. К нам выходит Долорес. Она одета во что-то чёрное; простое, но элегантное. Что именно, мне наплевать. Мы разворачиваемся и, сопровождаемые кланяющейся мадам Малкин, выходим под летящий снег.
Диагон-Аллея почти пуста. Долорес даже кажется, что некоторые волшебники, завидев их, исчезают. Другие отходят в сторону и склоняются в подобострастном поклоне. Но не это занимает внимание Долорес. Вся улица полна чудесными магазинчиками, полными необычайных, волшебных товаров, и даже через витрину видно, насколько всё это необычайно и волшебно. Поэтому Долорес крутит головой и то и дело отстаёт, рискуя нарваться на хозяйкин Круциатус. И, тем не менее, она не может не замечать, какое выражение принимают лица некоторых людей, когда они проходят мимо. Испуг. Ужас. Ненависть. С таким же испугом в глазах смотрели на неё две молоденькие ведьмы в том одёжном магазине. Они ничего не спросили у неё. Всё было понятно по их лицам. Они проходят мимо лавки, за стеклом которой выставлена метла. В это время какой-то человек, с ног до головы закутанный в тёплую мантию, отделяется от витрины и медленно идёт им навстречу. Вдруг он вздрагивает и застывает на месте, и Долорес видит, что это милорд Невилл. Пару секунд его округлое добродушное лицо выражает растерянность - видимо, хозяин не хотел бы, чтобы супруга застала его здесь; но он мгновенно берёт себя в руки и подходит к дамам. - Беллатрикс, - он целует её кисть, затянутую в чёрную перчатку. - Миссис Лонгботтом. - Мистер Лонгботтом! Опять?! - тихо-тихо говорит хозяйка. Долорес заметила, что они всё время называют друг друга на "вы". Интересно, и в спальне тоже? - Миссис Лонгботтом... Ядвига, дорогая... - Милорд Невилл! Вы понимаете, что можете делать всё, что хотите? Вы можете поставить на колени всю Диагон-Аллею и велеть вылизать вам сапоги; или просто убить их всех, как вам будет угодно. А вместо этого вы ходите и боитесь, как бы вас не узнали! - Хорошо, миссис Лонгботтом, - говорит милорд Невилл и улыбается. - В следующий раз я так и сделаю. - Не заставляйте меня просить вас сопровождать меня в замок Макнейр, - отвечает она, и лицо её тоже озаряется улыбкой. - Нет, увольте, миссис Лонгботтом, - он шутливо поднимает руки, но его глаза остаются серьёзными. - Я приобрёл отличную книгу у Флориша, и сегодняшний вечер целиком принадлежит ей. Беллатрикс хмыкает и смотрит куда-то в сторону. Участия в разговоре она не принимает. Близзард берёт милорда Невилла под руку, и они продолжают свой путь. Долорес и эльф-домовик деловито семенят сзади, готовые выполнить любое пожелание своих хозяев. Над Диагон-Аллеей кружится снег…
Поздний обед проходит в молчании. За окном уже зеленоватые зимние сумерки, и на столе стоят канделябры со свечами, которые заполняют столовую неровным трепещущим светом. Беллатрикс сидит напротив меня. Я любуюсь её худощавым лицом, чуть запавшими глазами, в которых периодически зажигается огонёк безумия, особенно тогда, когда она, не отрываясь, смотрит в мои глаза. Тишину нарушает стук упавшей вилки. Невилл автоматически тянется, чтобы поднять её, но я предупреждающе ударяю кулаком о столешницу. Чёртов тупой домовик! С моей палочки слетает Непростительное, и ленивое создание верещит так, что слышно на другом конце поместья. - Миссис Лонгботтом, вилку, - напоминает супруг. Я с сожалением снимаю Crucio. - Простите... хозяйка... - постанывает живучая тварь, ковыляя к злополучной вилке и заламывая тонкие ручки. - Заткнись, - рявкаю я. - Слушать тошно! Невилл разворачивает газету и углубляется в чтение. Я пытаюсь разглядеть дату, но быстро движущаяся колдография на первой полосе не даёт мне этого сделать. Какой-то квиддичный матч. Сегодняшняя ли газета, или эти маленькие мерзавцы опять поленились доставить новую? Мне абсолютно наплевать на то, что происходит в спорте, и я не могу оценить, насколько свежа передовица. Однако Невиллу не нравится, когда ему мешают читать, и я откладываю расследование на потом. За окном падает снег. Беллатрикс со стуком отодвигает тарелку и встаёт. - С вашего разрешения, мистер Лонгботтом, - говорю я и тоже встаю. Он пристально смотрит на меня из-за края газетного листа. Но ничего не говорит. Мы с Беллатрикс выходим из столовой и поднимаемся в мои комнаты. - Что у тебя стояло по Прорицанию, Близзард? - неожиданно спрашивает Беллатрикс. Вопрос ставит меня в тупик. Я со скрипом извлекаю из глубин памяти то, что происходило более двадцати лет назад. - Вроде "Выше ожидаемого", - наконец, говорю я. - А что? - Помнишь, ты говорила об Азкабане? О Пророчестве? - уточняет Беллатрикс. - Вдруг у тебя есть задатки провидицы? - она подносит руку к огню свечи и начинает быструю игру с язычком пламени, в конце которой она сжимает пальцами фитиль и с шипением вдавливает его в воск. К стеклу липнут крупные хлопья снега. Из столовой не доносится ни звука: Невилл читает газету, изредка еле слышно шелестя страницами; домовики бесшумно убирают со стола. Так ли уж бесшумно? Я напряжённо прислушиваюсь, стараясь уловить хоть что-то и понять, научились ли наконец безмозглые твари порядку. Но нет, тишина. Мой взгляд снова падает на окно. Похоже, этот снег никогда не кончится. Должно быть, холодно сейчас в шотландских горах... "Мерлинова борода, Близзард! Держи себя в руках!" - отгоняю я снова вернувшуюся мысль и решительно достаю из бюро резную деревянную шкатулку с картами Таро. - А, может быть, у тебя, Лестранж? - говорю я. Она тянется к шкатулке и открывает её. Глянцевые прямоугольники, неведомыми мастерами украшенные причудливыми картинками, такие большие, что еле помещаются в её точёных руках. - Всего лишь красивые рисунки, - говорю я. - Способ убить время. - Пожалуй, так, - соглашается она. - Сейчас посмотрим. Прямоугольники карт с шелестом ложатся в круг света на столе. - Слева - ты, справа - Невилл, - начинает она. - Почему бы тебе не тренироваться на себе, Лестранж? - иронизирую я. - Что мы там узнаем нового, Близзард? - вопросом на вопрос отвечает она. - Дама Мечей, вдова. Замужество мне не грозит. Бедность вроде бы тоже. А вас хотя бы двое. Всякие нюансы могут быть, знаешь ли, - в её голосе звучит ирония. Карты на столе образуют какой-то орнамент, смысл которого мне смутно знаком. Трудно вспомнить то, что было бездну времени назад. Карпатские горы. Такой же вечер. Нетопыри шелестят под крышей башни. Звезда заглядывает в моё окно, потому что комната находится на верхнем этаже усадьбы – мне всегда нравилось жить наверху, несмотря на то, что дедушка называл это уделом прислуги. Взгляд мой падает на стол. Четвёрка Мечей. Башня. Звезда. Между картами, которые обозначают меня и Невилла. Беллатрикс смотрит на меня и начинает хохотать. - Чего не напридумываешь со скуки, а, Близзард? - сквозь смех говорит она. Я всматриваюсь в карту Башни. Пламя свечи трепещет, словно кто-то невидимый ходит по комнате. Или будто сквозняк. Невольно я кидаю взгляд на стрельчатые окна, но они, естественно, по-прежнему закрыты, и на подоконниках наросли пушистые шапки снега, который идёт уже, кажется, целую вечность. Нарисованная башня на карте начинает плыть, искажаться, и вдруг я чувствую ледяной прибой Северного моря и вижу башни крепости Азкабан... Встряхиваю головой, и наваждение исчезает. Что я себе напридумывала? Начнём с того, что весь расклад читается отнюдь не только по тем картам, что лежат между нашими. - Ты вспомнила, что это значит, Близзард? - интересуется Беллатрикс. - Не знаю, - отрезаю я. - Я вообще не помню, как читать этот расклад. - Тогда что тебя смутило? - спрашивает она. Я медлю с ответом. Мне отчего-то не хочется говорить об этом. А отчего? Мерлин бы побрал этот снег! - Ну, если смотреть только на то, что посередине, то для меня - опасность тюрьмы, а для Невилла... что-то вроде предначертанной судьбы, но через борьбу и потери... Но я так сказала только потому, что Звезда лежит рядом с ним, а всё остальное - рядом со мной. Беллатрикс фыркает. - Я знаю: большего идиотства ты не слышала. Я тоже, - говорю я и смешиваю колоду. - Всё прорицание - дурость, - констатирует она. - Сивилла Трелони за всю жизнь изрекла одно-единственное пророчество, да и то содержание его никому дословно не известно. - Никому из НАС не известно, - подчёркиваю я. Она молча соглашается. Во всём поместье гробовая тишина. Не слышно даже шелеста страниц "Пророка". Сидит ли Невилл там же или ушёл к себе? Чуть позже надо проверить, не нужно ли ему чего-нибудь. Маленькие мерзавцы так обленились, что скоро и свечи новой не будут приносить без напоминания. Я выхожу к лестнице и нагибаюсь над перилами. Ни шороха. Ни звука. - Долорес! - кричу я. Девчонка бесшумно возникает на пороге кухни. Надо признать, для магглы она неплохо соображает. Быстро поняла, что, если не научится появляться мгновенно и без лишних звуков, то будет получать Crucio. - Пошевеливайся, - говорю я. - Горячий грог мне и леди Беллатрикс. Не то чтобы это было необходимо. Говорю, чтобы чем-то её занять. И себя тоже. Мерлин ясный, когда же прекратится этот снег? Она появляется с фантастической быстротой и ставит поднос на стол, где всё ещё стоит открытая резная шкатулка и валяется колода Таро. Перед моими глазами снова встаёт стена ледяного прибоя и льдистые огоньки звёзд, такие же холодные, как и стены крепости Азкабан. "...Мы никогда не станем теми, кем должны были, - вспоминаю я свои же слова, - а значит, мы остаёмся теми, кто мы есть..." Я подхожу к окну и смотрю на круговерть метели за стеклом. Там, где-то далеко-далеко, в шотландских горах... Я обрываю себя на середине мысли. Беллатрикс сидит на диване и молчит. Ждёт, когда я созрею. Я останавливаюсь перед зеркалом и в неверном свете свечей разглядываю своё отражение. Сначала я вижу его чётким, а потом всё начинает заволакивать красная пелена, и вот перед моими глазами только кровавый туман и ничего больше. Снова! Эта долбаная зима так действует мне на нервы, что, какое бы зеркало здесь ни было, я всегда вижу в итоге одно и то же. Одно и то же, чёрт возьми! Какого Мерлина! Меня наполняет ярость и злость - на саму себя прежде всего; я хватаю подсвечник и со всей силы запускаю им в ненавистное стекло. Брызги разбитого зеркала разлетаются по всей комнате, но Беллатрикс спокойна. - В Шотландию, Близзард? - спрашивает она. - В Шотландию, Лестранж, - отвечаю я.
Долорес еле успевает за хозяйкой. Впереди в темноте и метели мерцают два огонька люмоса на палочках хозяйки и леди Беллатрикс. Вокруг замка Макнейр стоят такие же барьеры, как и вокруг всех поместий, и аппарировать прямо на его территорию нельзя. Наконец, прямо перед ними выступают из мрака каменные стены и арка входа, освещённая факелами. Всё остальное время Долорес сидит, сжавшись в комок и заткнув уши. Но не дышать она не может, и поэтому еле сдерживается, чтобы её не стошнило, настолько плотно пропитан воздух удушающим ароматом крови. И ни она, ни её хозяйка, ни леди Беллатрикс не знают, что такими их и видит в этот момент в Зеркале Мира Тёмный Лорд.
Он частенько смотрит туда, в Зеркало Мира. Иногда с радостью, иногда со злостью - и тогда это значит, что кто-то очень скоро будет лежать у его ног, скрученный болевым спазмом Crucio. Он видит их всех вместе не так уж часто. Два раза в год на официальных приёмах в Министерстве. Люди, бывшие вне закона, а ныне ленные лорды, в эти дни покидающие свои заново отделанные усадьбы. Родовая знать страны, тщательно скрывающая азкабанские татуировки. Эйвери. Молодая жена. Ужин при свечах. Поместье. Малфой. С тяжёлой роскошью обставленный кабинет. Какие-то свитки. Бокал вина в изящных пальцах. Министерство. Снейп. Спящие портреты директоров и директрис. Флитвик и какой-то ученик, наверное, с Равенкло. Хогвартс. И ещё много, много лиц. И те, кто интересует его больше всего. Близзард. Верхняя юбка подоткнута, нижняя намокла от крови. Рукава засучены. Палочка заткнута за пояс. В глазах - безумный блеск. Лестранж. Такая же картина. Никто и не сомневался. Где? Макнейр. Ссадины на костяшках пальцев. Окровавленные перстни, которые он вытирает носовым платком. Шотландия. Замок Макнейр. И извиваются, горят на предплечьях чёрные змеи, навечно вплавленные в плоть. Всё, что ты хочешь, - наручники, сковывающие лучше любых кандалов и заклятий. Дарующие власть, но отнимающие свободу. Ах, да, самое главное. Лонгботтом. Сидит у окна, на коленях свёрнутая газета. Трепещущее пламя свечи. За стеклом падает снег. Близзард-Холл. Он тоже вряд ли откажется от того, чего хочет. Никто не откажется. А снег всё идёт... Туманная фигура встаёт над рябью волн. "... Грядёт тот, у кого хватит могущества победить Тёмного Лорда, рождённый теми, кто трижды бросал ему вызов, рождённый на исходе седьмого месяца... И Тёмный Лорд отметит его, как равного себе, но не будет знать всей его силы... И один из них должен будет погибнуть от руки другого, ибо ни один не может жить спокойно, пока жив другой..." Фигура блекнет, становится почти прозрачной и вновь уходит в небытие. А в Зеркале Мира падает призрачный снег... Он постарался нарушить главное условие. Он отметил его не как равного себе, а как слугу, как раба. И может ли быть, чтобы он не знал всей его силы? Конечно, может. Потому что в этом подлунном заснеженном мире может быть всё, что угодно. Когда-то давным-давно Волдеморт сделал роковую ошибку, и, сколько он ни пытался уйти от её последствий, его не спасли даже хоркруксы. Зачем превращать в потенциального врага человека, который может уничтожить его, если сделать неверный шаг? Особенно если неизвестно, какой шаг окажется неверным? Зачем самому себе создавать смертельного противника, когда можно создать союзника? И зачем рисковать всем, до конца не зная, что будет впереди и чем обернётся попытка уничтожить второго человека, обозначенного в проклятом Пророчестве? Тёмный Лорд ударяет кулаком по гладкой деревянной раме зеркала. Оно содрогается и отражает его самого: чёрные длинные волосы, перетянутые лентой, и зелёные глаза… сейчас зелёные. Как когда-то, давным-давно. В те времена, когда самым серьёзным беспокойством было, как поймать дурацкий снитч и избежать отработки у Снейпа. Почему его никто и никогда не спрашивал, чего хочет он сам, а не некто, заставляющий мир вертеться по туманным законам таких вот пророчеств? Не спрашивал, хочет ли он быть на этом месте, на котором кто-то, как оказалось, будет всегда? Чуть добрее, чуть злее или чуть равнодушнее. И теперь он даже, смешно подумать, немного завидует Лонгботтому, потому что тот не знает о Пророчестве ничего и пока не принимает участия в этой дурацкой игре, непонятно кем и непонятно когда начатой. Но, так или иначе, каждый из них сейчас на своём месте, и его задача сделать так, чтобы параллельные линии их жизней не пересеклись бы в какой-то роковой точке пространства-времени, ибо чем это может закончиться, он не знает. Он дал ему всё: любовь, богатство и власть. Кто по доброй воле откажется от того, ради чего преступил когда-то всё, во что верил? Подставив руку под клеймо и добровольно признав его своим хозяином? Тёмный Лорд ещё раз бросает взгляд в туманные глубины магического стекла. Близзард вытирает окровавленные пальцы о юбку и убирает за ухо растрепавшиеся волосы. Леди Лонгботтом хорошо держит лорда Лонгботтома. Совершенно безумная усмешка, и взгляд – острый, как луч заклятия Sectumsempra – а вот это то, от чего не откажется она. Близзард целует изящную кисть Лестранж, запястье и потом предплечье, где вьётся чёрный узор клейма, связавшего их крепче стальных цепей – со смертью и болью – и вот уже их уста сливаются в поцелуе, и снова сверкает луч заклятия Sectumsempra. Гостиная Близзард-Холла. Он будет ждать её, даже когда свеча потухнет, и так и не попросит принести новую. Просто ждать, не играя ни в какие игры. Ведь он НЕ знает о содержании Пророчества…
Долорес уже кажется, что она успела тысячу раз умереть в этой каменной келье, освещённой чадящим пламенем факелов, где ей велено вместе с домовым эльфом Лестранж покорно дожидаться хозяйку. Замок Макнейр небогат на убранство, по крайней мере, первый этаж - один голый камень и вереница факелов под потолком. Может быть, выше всё выглядит иначе - Долорес не знает, да и знать не хочет. Будь бы её воля, она и близко не подошла бы сюда, не говоря уже о том, чтобы обследовать верхние этажи. Их оставляют в маленьком помещении, где холодно, как в могиле, - как, впрочем, и во всём замке. Но здесь, слава Мерлину, хотя бы есть какое-то подобие лавки, и не придётся сидеть на ледяном полу. Домовой эльф Беллатрикс Лестранж не произносит ни слова. Долорес догадывается, что ему это запрещено без специального на то соизволения его хозяйки. Но Долорес всё равно - сейчас она в любом случае не смогла бы говорить ни с кем и ни о чём, даже если бы захотела. Все её силы направлены на то, чтобы ничего не видеть, не слышать, и, по возможности, не дышать. Кроме того, она боится ненароком разозлить милорда Уолдена. Кто знает, как поступит тогда её хозяйка? Наконец, на лестнице, ведущей из подземелий, раздаются шаги, и Долорес, дрожа всем телом, решается поднять взгляд. Похоже, Близзард довольна. На её лице нет выражения раздражённости, которое очень беспокоит Долорес. Не очень-то хочется, чтобы тебя угостили заклятием, особенно когда ты ничего такого не сделала. Верхняя юбка Близзард подобрана и заткнута за пояс, там же её волшебная палочка. Нижняя юбка мокрая, и пропиталась она далеко не водой, как догадывается Долорес. Близзард стягивает её вниз и бросает в угол, куда та падает с неприятным звуком. "Как бельё в таз", - думает Долорес. "Я буду думать про бельё в тазу, всего лишь про бельё в тазу", - твердит она про себя, как мантру, напрасно стараясь не вдыхать пропитанный тяжёлым запахом металла воздух. Лорд Уолден вытирает руки носовым платком, который быстро становится красным. Точнее, не руки, а перстни, старинные массивные перстни, которыми унизаны его пальцы. Костяшки пальцев содраны до крови, это видно даже при свете факелов. Он бросает скомканный платок в тот же угол, а потом волшебной палочкой проводит по ссадинам, что-то бормоча. Леди Беллатрикс поправляет причёску. Потом она вспоминает, что с ней её эльф, кивком головы велит ему помочь, и присаживается на лавку. Домовик несмело суетится вокруг, опасаясь мгновенного возмездия за неловкость, но она, видимо, устала, ей не до него, и тучи над головой домовика расходятся. Одежда у всех троих в беспорядке. Дорогая ткань помята, драгоценные меха торчат клочьями, местами слипнувшись с бурой массой. Рукава засучены. А по левой руке ползут одинаковые угольно-чёрные извилистые татуировки, запачканные кровью неизвестно скольких людей. Долорес становится так страшно, что она едва не теряет сознание. - Ну, Долорес, шевелись же! - выводит её из полуобморочного состояния голос Близзард. Оказывается, всё это время Долорес было поручено держать хозяйкину мантию, и теперь Близзард торопит её. Она помогает хозяйке одеться, и они выходят. Снегопад прекратился. Над шотландскими горами светит луна, заливая мир призрачным сиянием. Беллатрикс отказывается от приглашения хозяйки и тут же дизаппарирует, её домовик с треском исчезает следом. - Уолли, - говорит Близзард, - я твоя должница. Какой Мерлин понёс тебя в Польшу? Именно в это время? - Чутьё, Близзард, - поднимает палец лорд Макнейр. Хозяйка смеётся и целует его в щёку. - Чудесная ночь, - говорит она. Лорд Макнейр оглядывается. - Похоже на то! - удивлённо говорит он, и хозяйка смеётся снова.
Я подшучиваю над Уолли. Он всегда туго соображает, когда речь идёт о чём-то постороннем. - Ты всегда был толстокожим, Макнейр, - говорю я. - Но в этом есть свой плюс. - Да? - удивляется он. - Тебе не холодно здесь жить, - поясняю я. - Проклятый замок, - говорит он. - Хуже Азкабана. "Везёт мне сегодня. И этот туда же, - думаю я. - Нам никогда не стать..." Всё. Хватит. Ведь этот долбаный снег кончился. - До встречи, Уолли, - прощаюсь я, прижимаю к себе девчонку и дизаппарирую. Мы оказываемся по колено в сугробе. Девчонка сжалась и боится пошевелиться, пока ей не будет велено. - Пошли, Долорес, - говорю я. Она вздрагивает и торопливо идёт за мной, стараясь не отстать. Близзард-Холл похож на чёртову рождественскую открытку. Подъездная аллея не расчищена, и по колено в снегу приходится идти до самых дверей. Я ничего не буду делать сама. Ничего. И никогда. Я захожу в вестибюль, и передо мной появляется мерзкий лентяй. - Миледи, - он собирается поклониться, но я хватаю его за ухо и пинком выкидываю на улицу. - Одна минута, - тихо говорю я. Он мгновение испуганно таращится на меня, потом на заснеженную аллею, а потом быстро-быстро кивает. - Согрели простыни милорду перед сном? - задаю вопрос, прежде чем он успевает ускользнуть. - Да, миледи, но милорд Невилл не спит, - видя, как я достаю палочку, домовик испуганно пятится. - Он ещё не ложился. Да, конечно. Наверное, я бы удивилась, если было бы по-другому. - Lumos, - говорю я, и холл наполняется светом. - Иди, Долорес. Приготовь мне постель. Она бесшумно исчезает. Я захожу в столовую и вижу Невилла. Он сидит у окна и держит эту проклятую газету, она сложена вчетверо у него на коленях. Свечи потушены, и его озаряет только свет луны, висящей в зените. - Мистер Лонгботтом! Опять вы не спите? - почему-то шёпотом говорю я. Я говорю это каждый раз, когда возвращаюсь за полночь оттуда, где была сегодня. - Опять, миссис Лонгботтом, - подтверждает он, кладёт газету и встаёт. - В Шотландии очень холодно, - говорю я и целую его. - Зато здесь тепло, миссис Лонгботтом, - отвечает он. - Идёмте спать.
Утром снегопад начинается вновь, правда, не такой сильный, как накануне. Сквозь стрельчатые переплёты окон Невилл видит серое небо и чёрные ветви деревьев парка. Естественно, в комнате светлее, чем вчера, и Невилл может разглядеть многие вещи, вид которых не приводит его в особый восторг. Супруга спит, лёжа вплотную к нему, и Невилл не шевелится, боясь потревожить её хрупкий утренний сон. Хотя, может, и не хрупкий, думает он, вспоминая, где она была и что там, судя по всему, происходило. Невилл доволен тем, что она не настаивает на его присутствии в замке Макнейр. Что касается вопросов супружеской верности, то этот пункт не вызывает у него никаких сомнений. Семейные ценности для Ядвиги непоколебимы - он убедился в этом в первый же год брака. Она могла быть кем угодно, но замарать себя супружеской изменой считала низостью, недостойной даже маггла. Что касается всего остального... что ж, он знал, кто такая Ядвига Близзард... Вот и сейчас он видит красноватые разводы на её руке. Он тихонько берёт палочку, беззвучно произносит заклинание, и они исчезают. Тогда он осторожно прикасается к её расслабленной руке и целует сначала пальцы, потом ладонь, потом внутреннюю сторону предплечья, где только начинается вязь клейма. Как когда-то, в Риддл-Мэноре. Она глубоко вздыхает и просыпается. - Доброе утро, мистер Лонгботтом, - хриплым со сна голосом говорит она, и тут её взгляд падает на окно. - О, Мерлин, нет! Только не снег!
За стрельчатым изломом оконного переплёта опять падает эта белая муть. Когда же это прекратится?! Я щёлкаю пальцами, и появляется домовик. - Позови Долорес, - приказываю я. - Да поживее. - С вашего разрешения, миссис Лонгботтом, - Невилл соскальзывает с кровати и, целуя мне руку, уходит. Тут же в дверях беззвучно возникает Долорес. Не надо быть легилиментом, чтобы понять - она трясётся всем телом, видя снег за окном и моё лицо. - Не бойся, Долорес, - говорю я, и мне становится смешно. - Никакого Crucio. Глупая маггла, сама того не зная, подняла мне настроение, и снег за стеклом уже не кажется таким раздражающе-однообразным. День проходит спокойно. Нет никаких визитов к нам, и мы не делаем визитов ни к кому. К вечеру снег снова прекращается, и на небе почти полная луна. Зажигаются свечи. Я замечаю на столе так и не убранную резную шкатулку с Таро, и рука сама собой тянется к крышке. Под пальцами - гладкая поверхность лакированных прямоугольников. Теперь я сама еле удерживаю в руках увесистую колоду. Может быть, поэтому руки слегка дрожат? Я по памяти пытаюсь воспроизвести тот орнамент, что раскладывала вчера Беллатрикс. Только вот кладу я все карты, кроме наших, почему-то рисунком вниз, на плотную бархатную скатерть. Почему? И зачем я вообще всё это делаю? Я раздражённо отбрасываю колоду и отхожу к окну. Мои пальцы ощущают ледяное стекло... Ледяная стена прибоя... - Долорес, - говорю я внезапно севшим голосом. - Подойди к столу. Она послушно подходит. - Теперь переверни то, что в середине, - приказываю я. - Только не нарушай расположения. Краем уха я слышу шелест карт о бархат скатерти. - Да, миледи, - говорит она. Мне почему-то страшно повернуться. - Теперь говори, что ты видишь, слева направо, - наверное, даже она должна заметить, как дрожит мой голос. - Четвёрка… - она немного медлит, не разбираясь в мастях, но тут же продолжает, - ...Мечей, Звезда, и Башня. Мои пальцы скользят по стеклу. Четвёрка Мечей, Башня, Звезда - вчера. Четвёрка Мечей, Звезда, Башня - сегодня. Теперь уже - неизбежная тюрьма и разрушение существующего порядка жизни, который рухнет и не возродится. Боль и страдания как путь к бессмертию. Карты, взятые просто так, на первый взгляд. На местах, где они, возможно, ничего не значат, или уж точно не должны означать будущее. ... Ледяная стена прибоя... - Какого Мерлина идёт этот чёртов снег? - глухо говорю я.
...Долорес смотрит в окно и не видит ничего, кроме абсолютно ясного ночного неба - без малейшего признака снеговой тучи...
Отличная динамика и ощущение нарастающего напряжения, приближающейся опасности, безумия. Драйв. А финал, где героиня видит снег, хотя его на самом деле нет. - замечательно.
Чёрт возьми, оказывается, напрасно я переживала, что драйва нет. То есть, его вроде бы и нет по сюжету. Надеюсь, что задуманный психологический триллер мне удался. Я так понимаю, что здесь драйв заключается в нагнетании этого самого напряжения))
Все даты в формате GMT
3 час. Хитов сегодня: 23
Права: смайлы да, картинки да, шрифты да, голосования нет
аватары да, автозамена ссылок вкл, премодерация откл, правка нет
Поэтому я и написала, что их "как минимум две". 
- участник сейчас на форуме
