ДОРОГИЕ ДРУЗЬЯ! ФОРУМ ОТКРЫТ ТОЛЬКО ДЛЯ СОВЕРШЕННОЛЕТНИХ ЗАРЕГИСТРИРОВАННЫХ ПОЛЬЗОВАТЕЛЕЙ.
Чтобы зарегистрироваться, внимательно прочтите инструкцию в этой теме.
Если вы уже зарегистрированы, то получить доступ к закрытым разделам можно в этой теме.
Отправлено: 01.03.07 06:05. Заголовок: "По ту сторону стаи", NC-17, angst, AU, макси, НЛ/ожп, ожп/БЛ, насилие, ненорм. лекс.(закончен 6.06)
Название: По ту сторону стаи Автор: Мать Метели Бета: Alastriona Пейринг: Невилл Лонгботтом/ОЖП, ОЖП/Белла Лестранж. Рейтинг: NC-17 Жанр: angst Краткое содержание: Можно уничтожить Волдеморта, но возможно ли уничтожить его Силу? Что скрывает в себе старое пророчество? Есть ли отличие между силами Света и силами Тьмы? Все это предстоит узнать Невиллу Лонгботтому, который впервые в жизни оказывается по ту сторону стаи. Дак-фентези-мир постпоттеровского апокалипсиса. Предупреждение: AU, ненормативная лексика, BDSM, насилие, намёк на фемслэш, смерть персонажей. Слабонервным и беременным читать не рекомендуется. Размер: макси Статус: закончен Дисклаймер: Никакой прибыли не извлекаю. То, что принадлежит J.K.Rowling - то пусть принадлежит J.K.Rowling, а что моё - то моё. Текст пророчества приведён из пятой книги J.K.Rowling "ГПиОФ" в переводе издательства "РОСМЭН". Размещение: предупредите автора. Комментарии: Большое спасибо Катри Клинг, Klea и Angel_Inside, которые были моими первыми читателями и оказали мне огромную моральную поддержку.
Всё случилось до идиотизма просто. Нас засекли прямо около дома Джонсонов. Сам Джонсон - какой-то министерский чиновник - то ли что-то не сделал, то ли сделал, да не так - нам было без разницы. Отвратное имя, отвратный дом, отвратные дети. Мы завалили их всех: самого, жену, двоих детей и домовика, который не успел смыться. В этом вонючем сарае ещё и домовик был! - У тебя нет носового платка? - спрашиваю я Винсента. Восхитительная штука Sectumsempra. Северус Снейп такой милый, когда дело касается этих вещей! Пьянящий металлический запах крови - как хорошо выдержанное вино. Винс отрицательно качает головой. Мы выходим через парадную дверь, и он запускает в небо Метку. Чудесная весенняя ночь вокруг. И вдруг, не успеваю я сказать "Lumos", события начинают развиваться с быстротой урагана. Где-то рядом раздаются хлопки аппарации, и меня сбивают с ног. Палочка улетает куда-то за пределы досягаемости. Нечто наваливается сверху с такой силой, что я не могу пошевелиться. - Мерлин всемогущий! - испуганно говорит кто-то, по голосу совсем ещё мальчик. Интересно, это он про зелёное сияние в небе или...? Или. Холод касается моей левой руки, и молодой говорит: - Да у неё пол руки татуировано! - Что ж ты, Метки никогда не видел, что ли? - удивляется другой, по голосу постарше. - Нет, - почти шепчет первый. - У меня практика... третий день только. - Привыкай тогда. А ты кого ожидал здесь встретить? Санта-Клауса? - У неё руки... в чём это? - В том самом, малыш, о чём ты думаешь. Она, сука... - ощутимый пинок под рёбра, - ...просто так бы... - ещё один пинок, - ...отсюда не ушла... Слабо бьёт. Чему их там только в аврорате учат. Будь сейчас я на его месте, целых рёбер мало бы осталось, с двух-то ударов. "Не ушла". Значит, Винс успел. Аппарировал. Молодец. - Четверо, вся семья, - кто-то ещё выходит их дома. - А ты что ж думал, ублюдок грязнокровый, оставлю кого-то, что ли? - говорю я насмешливо. Говорю только за себя. Так и так конец один, Винса приплетать без надобности. - Ах ты… ! – не договаривает он. Вот теперь удар так удар! Сразу видно, начальник пришёл. Он пинком заставляет меня перевернуться на спину, и теперь приходится лежать на руках, стянутых невидимой верёвкой. К самому лицу опускается огонёк люмоса. - Близзард, - говорит он. - Я мог бы догадаться. Презрительно усмехаюсь. А что мне ещё остаётся? - Палочка её где? - спрашивает он. Да, хотела бы я тоже это знать. Его коллеги переглядываются, и тот, что постарше, быстро меня обыскивает. Результат отрицательный. - Её в аврорат. Палочку найти, - распоряжается начальник. - Невилл, в дом не заходи, - останавливает он молодого, который сделал было шаг к крыльцу, - тут всё обыскать. - Что, ублюдок, боишься, нервы сдадут? - напоследок иронизирую перед тем, как старший дёргает меня к себе, и я чувствую рывок аппарации...
Чёртов засранный кабинет в чёртовом аврорате. Стол завален свитками, перьями и прочим мусором; на стене прилеплены колдографии тех, кого Министерство жаждет видеть за решёткой Азкабана. Руди, Фенрир, ещё кто-то... Винс, рядом я собственной персоной, почему-то Белла, хотя она уже несколько месяцев как схвачена... Не могу больше никого разглядеть - зрение всё время стремится расфокусироваться после того, как меня хорошенько шарахнули головой об стену, пихнув к низкой длинной лавке, на которой я, по-видимому, должна ожидать своей дальнейшей участи. Рядом со мной сидит какой-то чудной старик. Вроде бы его взяли за то, что торговал на Диагон-Аллее амулетами "от порчи" (которые на самом деле эту порчу наводили, надо предполагать) - в общем, за какую-то чушь собачью. Юморист. Зачем ему это было надо, не представляю. Старик, всхлипывая, нудно бубнит себе под нос про то, что он не при чём, его обманули и прочую бредятину. Бубнит до тех пор, пока не натыкается на мой тяжёлый взгляд. - Заткнись, - говорю я. Он вздрагивает. Авроров нет. Рыщут, похоже, около дома Джонсонов. На дверь наложены запирающие чары, и ещё, наверное, какие-нибудь. На меня, впрочем, тоже, целая куча. Не могу двинуть ни рукой, ни ногой, ни аппарировать - ничего. Спрашивается, зачем накладывать антиаппарационные чары, когда вокруг всего здания аврората барьер?! Видимо, повышенные меры безопасности, Мерлин их дери. Входят "начальник", как я его про себя окрестила, и молодой парень по имени Невилл. Ну да, он же недавно тут у них, значит, именно на мне он и будет тренироваться. Какая прелесть! Они проходят к столу, и старший кладёт на него мою палочку. Интересно, долго они там ползали? Вернее, не они, а он, молодой. "Начальник" ловит мой взгляд и тут же убирает палочку в сейф. Потом пинками выпроваживает старика в коридор. - Посиди тут пока, - слышится из-за двери его голос. - Начинай, Лонгботтом, - командует он, возвращаясь. Я перевожу взгляд на молодого. Ах, вон что! Невилл Лонгботтом, сын Френка Лонгботтома. Друг Гарольда Джеймса Поттера. Пот-те-ра. Понятно. - Мистер Долиш? - полувопросительно говорит Лонгботтом. Перспектива быть за главного его, видимо, пока не впечатляет. Ну, это только пока. Ах ты, Долиш-Долиш... Как же я тебя не признала? Небось хорошую карьеру уже сделал, шавка министерская? - Что непонятно, Лонгботтом? - рявкает Долиш. - Допрос с пристрастием. Можете применять Непростительные, кроме Авады, разумеется. Веритасерум на столе, но он вам мало поможет - их всех так напичкали антидотом, что он у них вместо крови. Да, это ты правильно сказал. Так что начинайте уж этот ваш "допрос с пристрастием". - Да, мистер Долиш, только... и так всё понятно, что спрашивать-то? Приговор ведь тот же самый будет... Завтра, когда Визенгамот... Ага, значит, уже завтра. Быстро они работать стали. - Лонгботтом, ты что, дурак? - перебивает Долиш.- Ты что, не был в том доме? Не видел, что стало с Джонсонами? Там стены до потолка кровью забрызганы, не заметил?! Появись мы двумя секундами позже - и она бы ушла. И завтра это случилось бы с чьей-нибудь ещё семьёй, может, даже с твоей, ты не думал об этом? - Я об этом с пятого курса думаю. И вообще всю жизнь, - тихо отвечает Лонгботтом и с ненавистью смотрит на меня. Ну да, конечно. Министерство. Не он ли там случайно попал под Беллин Круциатус? Круциатус в её исполнении - это не слабо. Недаром Френк и Алиса до сих пор в Святом Мунго. Впрочем, в моём исполнении тоже. Он подходит ко мне и рывком поднимает с лавки. Тут он вспоминает про наложенные чары и взмахом палочки снимает их. Слава Мерлину, теперь хоть пошевелиться можно и даже подойти к столу, чего они от меня и хотят. Я сажусь на табуретку, Лонгботтом неловко устраивается напротив, за столом, а Долиш подходит ближе. Его цепкие пальцы сжимаются на моём подбородке и рывком разворачивают лицо, вынуждая смотреть ему в глаза. - Ну, что, Близзард, поговорим? - Говори, я тебе не даю, что ли? - цежу я сквозь зубы. В глазах темнеет от удара. - Это тебе для начала, - бросает он. Я сплёвываю кровь и смотрю на Лонгботтома. В его глазах всё что угодно, только не безразличие. Ненависть? Интерес? Жалость? Тоже нет. Страх перед насилием? В точку. Он ненавидит, но он ещё не научился насилию. Не научился получать удовольствие от него. От боли. От страха. Ничего, научишься, Невилл, всё ещё впереди. Долиш, видимо, замечает то же самое, что и я, и делает аналогичные выводы. Он хватает меня за левую руку и разрывает рукав платья. - Покажи ему ещё раз, что у тебя выжжено на руке, Близзард. И расскажи, что вы делаете, чтобы только заслужить эту... честь, - он с ненавистью выплёвывает последнее слово. Невилл вздрагивает, с ужасом смотря на чёрную татуировку. Долиш обводит пальцем её контур и продолжает: - Ты ведь присутствовал при экспертизе её палочки, Невилл. Там Непростительных столько, что хватит на сотню человек. Ты ведь видел это, правда? Невилл молча кивает. Долиш отпускает мою руку и проводит пальцем по щеке. Я в отвращении отшатываюсь. - За что вы убили Джонсонов? Что твой Хозяин хотел от них? Ты ведь была там не одна, правда? - почти нежно спрашивает он. Я гомерически хохочу. Он ухмыляется, и в следующий момент в его руках появляется толстая, с шипами металлическая цепь. - Мерлин великий, да ты, оказывается, знаешь толк в удовольствии, - говорю я. Он размахивается, и цепь со свистом рассекает воздух. Мою левую щёку обжигает адская боль. За секунду до удара я успеваю зажмуриться и тем самым спасаю глаз. На губах вкус моей собственной крови - терпкий, с привкусом металла. Он размахивается ещё раз. И ещё. Он что, серьёзно думает, что достанет меня ЭТИМ? Он никогда не попадал под Круциатус Хозяина... А, вот и Crucio... Мда, не особо приятно, хотя с хозяйским, конечно, не сравнится... Ещё Crucio - это уже подключился недоносок Лонгботтом... Вспомни, что говорила умная старая тётя Белла, Невилл: "Намерение лежит в основе всего. Намерение причинить боль и получить от этого удовольствие"... - Слушайся старших, Невилл, - в полубреду говорю я, - и тебе понравится... со временем. Наверное, от удивления он останавливается. У меня в горле скопилась кровь, и я закашливаюсь, но тут же кашель переходит в хохот, когда я представляю себя со стороны с этим щенком Лонгботтомом, стоящим надо мной с ТАКИМ лицом с палочкой наизготовку. Винс помер бы со смеху. - Тренируйся больше, Невилл, - продолжаю я. - Держу пари, через неделю ты будешь кончать от Круциатуса. - Заткнись, Близзард, - лениво тянет Долиш. Разочарован, наверное. Ни одного ответа ни на один вопрос. Он кивает Лонгботтому, и они вдвоём выходят. Перерыв, видимо. Завтрак. В кабинет снова вталкивают старика с порчей. Интересно, сколько времени прошло? За окном давно уже день. Я кое-как поднимаюсь с пола и добредаю до лавки, оставляя за собой кровавый след. Старик в ужасе таращится на меня: потом его взгляд ползёт вниз и останавливается на левой руке. Я наощупь исследую своё лицо и прихожу к выводу, что Долиш поработал на совесть. Если в ближайшее время раны от цепи не залечить, то останутся шрамы, потому что она либо зачарована, либо обработана какой-то дрянью. Хотя какая теперь разница! - Мисс... - старик всё-таки решается нарушить молчание. - Скажите, вы ведь не знали, что только за то, что у вас выколото на руке, вас ждёт пожизненное...? - Выжжено, - автоматически поправляю я. Зачем я это делаю? Поднимаю глаза и понимаю, что он меня не слышит. - ВЫЖ-ЖЕ-НО, - по складам говорю я. Ещё бы мне не знать! Мы все, все без исключения знали об этом уже тогда, когда протягивали руку для ритуала. Мы все присягали на верность. Мы все просили Хозяина о милости - оказать нам честь и даровать своё клеймо, которое мы с гордостью будем носить до смерти... До смерти... Спасительная мысль приходит мне в голову. Как же я раньше об этом не подумала! Интересно, длинные в аврорате перерывы? Я оглядываюсь в поисках хоть чего-нибудь острого. Как назло, ничего. На оконные стёкла без сомненья наложены чары неразбиваемости, а в кабинете нет ничего, кроме стола, табуретки и лавки, на которой мы сидим. Ну ладно, придётся так. Последнее удовольствие. Я оборачиваюсь к старику. - Только заори, старый дурак, и я тебя и с того света достану, - тихо говорю я. Секунду смотрю на своё запястье, на тонкие ниточки вен - и изо всех сил впиваюсь в него зубами, перекусывая сосуды и словно в каком-то остервенении разрывая плоть. Снова вкус крови на губах; её много, очень много. Она струёй бьёт из вен, капает на грязный пол и собирается в лужу. Мне начинает казаться, что я слышу звон капель в мёртвой тишине комнаты. Старик сидит, сжавшись в комок и закрыв рот рукой: его тошнит. Хоть бы никто не вошёл сюда - по крайней мере, в течение получаса. - Молчи, недоносок, - ещё раз говорю я ему. Вернее, шепчу - это мне кажется, что я говорю в полный голос. Время течёт медленно, как дёготь, - как будто издевается. Последнее, что я вижу - на пороге стоит Невилл Лонгботтом собственной персоной и тупо смотрит на меня. А потом всё накрывает непроглядная тьма...
В Азкабане нет времени. День на улице или ночь - никого не волнует. Дементоров там, правда, больше нет - они присоединились к Тёмному Лорду - но это мало меняет дело. То ли сама крепость недаром построена на этом месте, то ли её стены за века впитали в себя холод, отчаяние и безумие сотен убийц, насильников и чёрных магов, но и поныне для многих нет места на земле страшнее, чем этот остров. Для многих. Но те, кто засадил нас сюда, не совсем точно представляют, как действует это место. На меня, по крайней мере. Подразумевается, что мы испытываем какое-то подобие раскаяния, переживая заново худшие воспоминания, и от этого постепенно сходим с ума, будучи не в силах ничего изменить. Я не ошиблась, говоря о худших воспоминаниях - несмотря на то, что дементоры ушли, это место продолжает действовать так же, пусть и немного слабее. То есть, например, в моём случае предполагается, что я буду всё снова и снова прокручивать все смерти и пытки и "переживать страдания своих жертв", как высокопарно выразился какой-то ублюдок из Визенгамота. Они не учли одного: это может быть удовольствием. Но есть у меня, конечно, и плохие воспоминания. Мысль, что я не додумалась вскрыть вены хотя бы на пятнадцать минут раньше и позволила этому козлу Лонгботтому вытащить меня обратно на этот свет. Это моя глупость. А глупость должна быть наказана. Мысль, что я не могу вернуться к своему Хозяину и понести заслуженное наказание. Мысль, что я не могу дотянуться до тех уродов из Визенгамота и перегрызть им глотку. А это было бы приятно. Это был бы не просто очередной приказ. И потом - сны. Странные до невозможности. И всё время почти одинаковые. Передо мной - словно бы Омут Памяти, но чьей тогда? Не моей, это точно. Я никогда не училась с Поттером в школе и не могла видеть, что там происходило с ним, Уизли, ещё какой-то девочкой с длинными волосами... Дамблдором... Снейпом... Ещё куча каких-то незнакомых и смутно знакомых лиц... Дамблдор и Поттер, между ними полупрозрачная фигура над рябью Омута, уже другого... она что-то говорит, но я не могу расслышать. Или понять?... Стеклянный шарик в руках Поттера... Потом снова туманная фигура, сворачивающаяся в спираль... Пророчество? В этих снах мне о чём-то говорили, но смысл каким-то непостижимым образом ускользал. Проснувшись, я пыталась вспомнить его - это было, как сложить кусочки мозаики - но бесполезно. Как будто некоторых из них не хватало. Наверное, такой вид принимал бред, вызванный болезнью.
Я кашляю так, что трясутся стены крепости. Лёгкие наполняются кровью, и я сплёвываю её в жестяную раковину. Целители тут если и бывают, то раз в полгода. И я сильно сомневаюсь, что хоть один осмелится зайти ко мне. Охранники здесь без палочек - для предотвращения всяческих инцидентов. Очень разумно, надо заметить. Уж я бы попыталась. Пара мордоворотов без мозгов каждый час обходит этаж. Они согласились работать тут по причине бешеной зарплаты и отсутствия боязни потерять рассудок - за неимением такового. Двери здесь давно глухие, как в сейфе. С крошечным глазком. Министерство перестраховалось сразу же после побега Блэка. Несмотря на это, оказалось, что они обязаны выводить нас на прогулку - раз в три дня. Как это сочетается с режимом безопасности и вообще со всем тем страхом, который они испытывают перед нами, ума не приложу. Внутренний двор несколькими уровнями выше. Каменный стакан, накрытый сверху дополнительно всеми мыслимыми и немыслимыми барьерами. Один час в три дня - для тех, кто хочет. То есть, кто ещё не окончательно рехнулся. Таким образом я узнала, что напротив меня обитает Белла.
Она увидела меня первой. Меня впихивают в этот каменный мешок, и железная дверь быстро захлопывается, словно чёртов грязнокровый боров без мозгов боится, что я успею развернуться и вцепиться ему в глаза. Правильно боится. Как там говорил Грюм? "Постоянная бдительность!" Уж не он ли их и натаскивал, интересно? Серый дневной свет неприятно слепит глаза. Первый момент я вообще ничего толком не вижу. Зато слышу. - Близзард, - говорит кто-то сзади. Без всякого выражения, просто констатируя факт. Я оборачиваюсь и узнаю её. Она стоит возле самого входа. Длинные с проседью волосы свешиваются грязными космами и отбрасывают тень на лицо, с которого на меня глядят глаза без малейшего признака безумия. То есть безумия в понимании других людей. Безумие, свойственное ей, Белле, по-прежнему с ней. Так же, как и со мной - моё. - Лестранж. Она подходит ко мне, и вдруг что-то привлекает её внимание. Холодными пальцами она прикасается к моей левой щеке. Там остались глубокие борозды шрамов от этой грёбаной цепи. - Кто тебя так? - спрашивает она. - Долиш, - усмехаюсь я. Она кивает. Видимо, знает, о чём речь. - Цены бы ему не было, если бы он не был аврором, - замечает она. - Как там? - она кивает куда-то в сторону, и я понимаю, что она спрашивает обо всём, что осталось далеко, за Северным морем. - Нормально, - так же коротко отвечаю я. - Пожизненное, конечно? - опять говорит она в форме утверждения. - Кто? В последний раз, - уточняет она. - Четверо. Министерская крыса какая-то, жена и двое детей. И чёртов домовик, - я начинаю хохотать, но тут же захожусь кашлем. Идёт кровь горлом, и я сплёвываю её на каменную кладку. Она подходит ближе и вытирает рукой кровь с моих губ. Подносит руку к лицу и вдыхает полной грудью, зажмурившись от наслаждения. Какой знакомый жест. Я как будто вижу себя со стороны. - Металл... и корица... - говорит она. - И вино... - продолжаю я. Её холодные пальцы скользят по изуродованной щеке, и она целует меня. Боль, кровь, смерть, пепел от сожжённых домов, развеянная в воздухе плоть, тысячи восхитительных Круциатусов - всё сливается в этом поцелуе, и словно изумрудной вспышкой Авады накрывает меня. - Как с Руди, - еле слышно говорит она. - Как с Винсом, - одновременно говорю я.
В следующий раз мы встретились позже, чем я думала. Мне было вообще не до прогулок. Завернувшись в ту ветошь, которая здесь заменяет одеяло, я лежу и апатично разглядываю потолок. Чёртова кровь не желает останавливаться, и я поражаюсь, как во мне ещё что-то осталось. Мне наплевать, что будет потом. Хотя мозг говорит обратное. Я понимаю, что надо собраться с силами и жить дальше. Никакое наказание за глупость не вечно, пройдёт и это. И я не хочу сдохнуть, как магглская побирушка под забором, на радость всем грязнокровым выблядкам. Я знаю, чего хочу больше всего на свете: утопить их в их собственной крови. Я не знаю, злится ли на меня Хозяин. Если да - то Винс отдувается за двоих. Чёрная Метка ни разу здесь не сводила руку знакомой болью - барьеры над Азкабаном, видимо, полностью блокируют связь. Мне как будто чего-то не хватает. Я много лет живу с этой связью. Вернее, ею-то я и живу. Этим счастьем - почувствовать зов Господина, а потом мчаться к Нему через пространство. И сделать всё, что Он прикажет. Я вспоминаю, как после того, как схватили Беллу, я случайно услышала одного министерского деятеля, который пространно рассуждал о фанатичности и о чём-то ещё в этом роде. Дескать, она, да и все мы - безмозглые рабы, не имеющие ни воли, ни своего мнения. Этим же вечером мы с Руди пришли к нему домой. Он не знал нас в лицо и спокойно открыл дверь. Да если бы даже и не открыл - сомневаюсь, что нас бы это остановило. Когда Руди молча закатал рукав, он побледнел, как мертвец. Можно было подумать, что передо мной стоит вампир. Чёртов засранец обделался, когда Руди отобрал у него палочку. Беседа не заняла и минуты. По плану Руди должен был разводить его на то, чтобы присоединиться к Тёмному Лорду либо умереть. Но не успел он и двух слов сказать, как этот недоносок заорал "да". Я еле сдерживалась, чтобы не рассмеяться. Руди тогда сказал: "Иди хоть штаны переодень, что ли. Ты же не хочешь прийти к Хозяину в таком виде". Этот боров трясущимися руками кое-как напялил брюки, и мы аппарировали в Риддл-Мэнор. Не знаю, как он не обделался ещё раз. Даже ещё не увидев Хозяина, он трясся, как желе, которое беспрестанно тыкают вилкой. Потом вошёл Хозяин, и только и было слышно "Да, мой Лорд", "я всё сделаю, мой Лорд". Надо было видеть его лицо, когда Хозяин провёл ритуал, а потом спросил его: "Где же была твоя воля и собственное мнение, о которых ты сегодня орал в суде?" ... и затем подозвал нас и сказал, что мы можем делать с ним всё, что захотим. Это был Его подарок нам. Восхитительная вещь Seсtumsempra. Но кровь, распылённая в воздухе, слишком сильно отдавала дерьмом. Мы оставили ублюдка в его же доме, а на следующий день в "Пророке" была огромная передовица про то, что начальник Отдела Международного Магического Сотрудничества оказался Пожирателем Смерти и был убит, видимо, своими же по приказу Тёмного Лорда. Его семья была выслана из страны в течение двадцати четырех часов. Я заново переживаю эту историю, и у меня поднимается настроение. Несмотря на то, что Хозяин далеко. Несмотря на то, что Метка так давно не звала меня. Несмотря ни на что. Я виновата, но я искуплю свою вину. Потому что истина заключается в том, что Хозяин ВСЕГДА ПРАВ. Потому что счастье - это стоять перед Ним на коленях и видеть край Его чёрной шёлковой мантии.
Тем временем я слышу, как отпирается дверь. Мордоворот стоит в проёме и тупо смотрит на меня поросячьими глазками, видимо, желая знать, пойду я сегодня на прогулку или нет. Я встаю и, держась за стену, иду на выход. Беллатрикс уже там. - Близзард. - Лестранж. Она улыбается уголком рта. Обмен приветствиями состоялся. Подхожу к ней. Представляю, как я выгляжу со стороны: бледная, словно привидение, в грязной одежде, с нечёсаными волосами. Впрочем, она выглядит не лучше. Лицо пересекает кровавый рубец. - Беседа... с начальником... не была у тебя ещё? - спрашивает она. Я отрицательно качаю головой. - Круциатус у него слабоват... зато много. - Кто? - Из аврората. Грязнокровый выродок. Приезжает сюда раз в три месяца где-то, - она хохочет. - Не выдерживает... здешний климат. Наших отделает - и обратно. - Наших? Она проводит рукой по Метке. - Люциус, Уолли, Эйвери... У него семью завалил кто-то. - Лестранж, - начинаю я. - Может, что-то придумать? - Нечего думать, Близзард, - тихо отвечает она. - Я до этого четырнадцать лет думала. С лишним. Или ты не помнишь? Пока Хозяин не вернулся. - Люциус... вляпался хорошо, - вспоминаю я. - Он и руки-то не особо пачкал. - Дурак, - констатирует она. - Не торопился удовольствие получать. Я понимаю, что не смогу удержаться. Её слова срабатывают, как катализатор. Я завожу её руку за голову и прижимаю к ледяной стене. - Лестранж... если вдруг бы... вернуть всё назад... ты изменила бы что-нибудь? - спрашиваю я. - Нет, Близзард, - тихо отвечает она. - Вот и я нет, - говорю я и целую её.
Отведённый нам час подходит к концу. Приходит свиноподобный охранник, но ведёт меня не в камеру, а на несколько уровней выше. К начальнику, догадываюсь я. Типичный казённый кабинет. На большее у авроров фантазии не хватает. За столом сидит средних лет человек, но уже с сединой в волосах. Слегка полноватый. Сволочь толстозадая. Что ж тебя завалить-то не успели вместе с твоей семейкой магглской? Охранник никуда не уходит, а стоит сзади меня, у двери. Начальник медленно поднимается и, не отрываясь, смотрит на меня. - Левую руку, - говорит он. Я усмехаюсь и медленно закатываю рукав, глядя ему прямо в лицо, глаза в глаза. - Вы знали, что за одно только то, что выколото у вас на руке, вы заработали пожизненный срок в Азкабане? - он почти дословно повторяет вопрос того старого дурня из аврората. Это знает весь магический мир, как непреложную аксиому. Для того чтобы получить этот Знак, надо минимум убить, и не раз, и не два. Именно поэтому он смотрит на меня так, словно взглядом хочет прожечь дыру. Именно поэтому сзади меня стоит этот аврорский цепной пёс. Именно поэтому сам он не спешит ко мне подходить. - А ты как думаешь, падаль магглокровая? - спрашиваю я. Он кивает охраннику. На меня обрушивается мощный удар. Он сокрушённо качает головой. - Чистокровная волшебница - и какие выражения... Имущество вашей семьи конфисковано в восемьдесят первом? Ваш супруг всё ещё на свободе? Нехорошо-нехорошо... Ну, ничего, скоро мы это поправим. Он снова кивает охраннику, и тот незамедлительно бьёт меня в челюсть. Кажется, раскололся зуб. - Пожизненное - это неприятно, да? - улыбается он. - И я обещаю тебе здесь ОЧЕНЬ. СЛАДКУЮ. ЖИЗНЬ. Такую, что ты скоро тысячу раз пожалеешь, что не успела отправиться следом за всеми людьми, замученными тобой. Он подходит ближе, и я сплёвываю ему под ноги. Он проводит согнутым пальцем по Чёрной Метке, а потом по рубцам на моей щеке. Тут же охранник быстро перехватывает мне руки и сводит их за спиной - с такой силой, что я еле сдерживаю вскрик. - Любишь боль? Ну, давай познакомимся поближе… Близзард, - с ненавистью говорит он мне в самое ухо.
Аврорский ублюдок волоком вытаскивает меня из кабинета. Следом тянется кровавая полоса. Перед глазами прыгают разноцветные точки, и я без сил валюсь на пол, но это отребье пинками заставляет подняться. Волочь меня несколько уровней вниз на своём горбу ему явно не улыбается. Опираясь на руку, медленно приподнимаюсь. После неизвестно скольких Crucio вдобавок к мордобою соображается не лучшим образом. В этот момент в противоположном конце коридора показывается другой охранник, ведущий какую-то женщину с длинными светлыми волосами. Они подходят ближе, и я понимаю, что это Люциус Малфой. Он бросает на меня угрюмый взгляд и что-то беззвучно произносит. "Близзард", - догадываюсь я. Долбаный аврор очередным пинком понуждает меня встать, и в итоге, подбадриваемая подобным образом, всё-таки доволакиваюсь до камеры, едва дыша. Я падаю на койку и забываюсь сном, больше похожим на бред. В проклятом сне опять присутствует этот псевдо-Омут Памяти, и Винс, и Хозяин, и Поттер, и всё это перемешано в какой-то странный коктейль, и вдруг всё моё существо пронзает такая страшная, смертная боль, что я кричу... кричу, как не кричала никогда в жизни... и от этого крика просыпаюсь. Это уже не сон. Это реальность. А крик всё продолжается и продолжается. Но кричит кто-то ещё. Несмотря на заглушающие чары и толстые крепостные стены, кажется, что тюрьма трясётся. Меня снова скручивает болевой спазм такой силы, что я на какое-то время перестаю видеть. Мозг поглощает беспросветная тьма отчаяния, ненависти и обречённости. И вдруг всё кончается. И в этот момент я понимаю, что случилось нечто непоправимое. Меня как будто бы разорвали пополам: одна половина ещё здесь, а вторая уже мертва. Я начинаю с ужасом догадываться, что произошло. И кто кричал словно бы совсем недалеко. Беллатрикс Лестранж. Только что война окончилась. И Тёмный Лорд проиграл.
Мне уже не до крика. Мне уже вообще не до чего. Мне нужна только смерть. Наверное, я уже здорово напоминаю труп, потому что аврор, приоткрыв дверь, долго смотрит на меня и силится понять, умерла я или жива. Мне всё равно, стоит он там или нет. Даже если бы он оставил дверь открытой и ушёл, я, наверное, так и осталась бы лежать, слепо глядя в потолок. Мне больше некуда идти. Слуга без хозяина. Раб без господина. Исчезло звено, связующее меня с этой жизнью. Я не представляю себе, что такое ТАКАЯ свобода. ТАКАЯ - она никому не нужна, она убивает меня. Я не представляю себя саму по себе, не в середины пирамиды. Слишком давно это было. Да и было ли вообще? Остаётся, конечно, маленькая, крошечная надежда, что вдруг, каким-то чудом повторится то, что случилось в восемьдесят первом, но чувства, испытанные мною той ночью, подсказывают, что надеяться глупо. И отсюда вряд ли кому-то из нас теперь удастся выйти.
- На выход, Близзард! - дверь открывается, и аврор ждёт, когда я выйду. На его обычно ничего не выражающем лице написано торжество. - Конец твоему хозяину! - говорит он. Я равнодушно прохожу вперёд и привычным движением завожу руки за спину. Из камеры напротив выводят Беллатрикс. Это что-то новенькое. Обычно "беседы" проходят один на один. Неужели этот жирный ублюдок настолько осмелел, что не боится встретиться больше чем с одним Пожирателем Смерти зараз? По лицу Беллатрикс мало что можно понять, но я знаю, что она думает о том же самом. Есть ещё второй вариант - смертная казнь для всех нас. Коллективная Avada Kedavra. По крайней мере, это было бы логично. Если бы Фортуна повернулась лицом к нам, а не к ним, Хозяин так бы и поступил. Одним махом избавиться от всех врагов - что может быть приятнее? Если так - тем лучше. Заходим в этот хлев, который жирный ублюдок считает кабинетом. Он там не один. Чуть сбоку от стола стоит второе кресло, и в нём сидит не кто иной, как Гарольд Джеймс Поттер. Я почему-то ничуть не удивлена. Что-то подобное я и предполагала. Нас толкают лицом к стене. Прижимаясь щекой к холодному камню, смотрю на Беллу. - Близзард, - говорит она одними губами. - Лестранж, - чуть улыбаюсь я. - Представляешь Поттера в роли палача? - спрашивает она и тут же получает удар по почкам. Прикрывает от боли глаза, но я вижу на её губах усмешку. - Надеюсь, он хоть чему-то научился со времён Министерства, - добавляет она. Нам уже всё равно, что мы будем представлять собой при выходе из этой комнаты. Если мы вообще из неё когда-нибудь выйдем. Открывается дверь, и вводят кого-то ещё. Я скашиваю глаза и вижу, что это Люциус и Уолли Макнейр. Интересно, сколько ещё человек они рискнут сюда притащить? Эйвери... Нотт... Мальсибер... Долохов... Джагсон... Руквуд... Жирная скотина подходит к Поттеру и что-то тихо зачитывает ему по пергаментам, которых у него в руках целая пачка. Судебные дела из Визенгамота, догадываюсь я. "...семья Аббот... заклятие Круциатус... пожизненно... Эммелина Вэнс... убийство при отягчающих... пожизненно... семья Джонсонов... " И так далее. И ещё. И ещё. - Все в рассудке? - спрашивает Поттер. - Да, мистер Поттер. Эту падаль ничего не берёт, - с ненавистью отвечает жирный боров. - Отпустите охрану, - говорит Поттер. - Но... мистер Поттер, - пытается возразить тот, - десять Пожирателей Смерти... - Оставьте, Робертс, - перебивает его Поттер. - Без палочек, после Азкабана! Да ещё без своего Хозяина, - он качает головой. - Неужели вы думаете, что они ещё на что-нибудь способны? Даже если этот недоносок Робертс - я только сейчас узнала, как его зовут - и сомневается в правильности подобного решения, вряд ли он скажет это герою волшебного мира. Меня перекашивает от ненависти. Чёртов герой чёртова волшебного мира. И тут случается невероятное. Я физически ощущаю нечто ТАКОЕ, отчего всё переворачивается с ног на голову. В моё сознание проникает властный, холодный, чужой разум. Он с лёгкостью подавляет волю, и, как альбом с колдографиями, листает забытые страницы моей памяти. Может быть, я схожу с ума - потому что мне кажется, что сзади стоит мой Хозяин. Видимо, подобное чувство охватывает всех, кто присутствует в этой комнате - мы разом оглядываемся и видим, как в Робертса летит изумрудный вихрь Авады... Время как будто останавливается. Заклятие ударяет его в грудь, и он медленно оседает на пол. - Всем всё понятно? - спрашивает Поттер и убирает палочку. Мы стоим, как будто нас оглушили. - Что за чёрт? - хрипло говорит, наконец, Люциус и делает шаг вперёд. За ним трогается с места кто-то ещё. Внезапно словно тайфун проносится по комнате. Нас отбрасывает назад и вжимает в стену с такой силой, что темнеет в глазах. - Я не ясно дал понять, кто ваш Хозяин? - спокойно произносит Поттер. И вдруг я вижу, как его глаза, всем очень хорошо знакомые изумрудные глаза, начинают пылать багровым огнём, а зрачок стремительно сужается до вертикального, змеиного, смотрящего в самую глубь моей души. И левую руку обжигает резкая боль... Он по очереди подходит к каждому из нас и задерживается на несколько секунд - а, может быть, на несколько часов? - время снова превращается в дёготь. Прямо передо мной оказываются вертикальные зрачки, и я словно лечу куда-то, погружаясь в пропасть своих воспоминаний... "...Левую руку, - тихий голос Робертса. - Вы знали, что...? ...Crucio, Crucio, Crucio... ты никто, сука... ты собственность своего ублюдочного Лорда... " Куски раскрошившегося зуба, которые я выплёвываю вместе с кровавой слюной - ему под ноги... Много Crucio... Холодные пальцы Лестранж, вытирающие кровь с моего лица... Наслаждение её обжигающим поцелуем, болью и пеплом пожарищ... и смертью... смертью... - Хорошо, - звучит тихий шёпот рядом с моим ухом. - Ты получишь всё это. Возможность делать всё, что захочешь... Чуть позже... Всё, что захочешь. Я словно просыпаюсь. И не я одна. Люциус догадывается первым. Недаром он всегда был сообразительнее всех. Он молча подходит к Поттеру и преклоняет колена. - Встань, Малфой, - говорит Поттер и протягивает ему палочку Робертса. - Твой статус остаётся без изменений. - Вы здесь и сейчас - почти весь Ближний Круг, - обращается он к нам. - Я предоставляю вам выбор: либо вы присягаете на верность мне, либо... возвращаетесь в свои азкабанские камеры, - он усмехается, и мы понимаем, что вернуться мы можем только на тот свет. Но эта по сути невозможность выбора меня не волнует никак. Делать всё, что захочешь - вот какие слова вертятся у меня в голове. Всё, что захочешь. Так сказал бы только Хозяин. У меня отпадают последние сомнения в том, кто передо мной. Как, впрочем, и у всех. Я бы никогда в жизни не подумала, что ещё раз услышу слова Клятвы. "...Отдать свою жизнь за твою... быть связанным до смерти... Отныне ты - мой Лорд... " К Поттеру... нет, уже к Господину, подходит Белла, и я понимаю, что она чем-то взволнована, несмотря на кажущуюся невозмутимость. Он долго смотрит на неё, потом проводит рукой по её щеке и говорит: - Давай забудем, Белла. Блэк остался в прошлом, ты будешь в будущем... я надеюсь, - прибавляет он. У меня из носа начинает идти кровь, и подкашиваются ноги. В присутствии Волдеморта можно было выдержать часа четыре безо всего этого, сейчас же не прошло и двух. Какой же силой должен обладать маг, рядом с которым с тобой происходит такое! - Всё остаётся, как было... пока, - говорит он. - Статус членов Ближнего Круга вы заслужили и своей кровью и чужой. Сегодня вы выйдете отсюда. Как - не будет знать никто, кроме, разумеется, вас и меня. В ближайшее время я вызову вас. Ваши колдографии будут расклеены на каждом столбе, и поэтому вы отправитесь в Риддл-Мэнор. Там такие мощные барьеры, что не только маггл, но и ни один маг и близко не окажется. Мы переглядываемся. Он саркастически ухмыляется и хлопает себя по левой руке. Понятно. Видимо, там какая-то защита, пропускающая только тех, у кого есть Чёрная Метка. - По возможности НЕ УБИВАТЬ, - он акцентирует внимание на последнем слове и добавляет, тонко усмехнувшись, - конечно, я понимаю, что вам понадобятся новые палочки и прочее. Если это произойдёт... что ж, так тому и быть. НО. НЕ. ПРИВЛЕКАТЬ. ВНИМАНИЯ. Вас нет. Вы растворились. Сбежали из страны. Тёмный Лорд мёртв, и ловить вам нечего. Так должен думать весь Магический Мир. Чуть позже вы начнёте собирать тех, кто на свободе, и искать новых. Мне понадобятся новые... сторонники. Он зовёт охранника. Тот входит, как заторможенный. Невербальное Imperio, догадываюсь я. - Проводи этих людей на берег, - приказывает он. - До границы антиаппарационной зоны. Сам Азкабан накрыт такими мощными барьерами, что попасть в саму крепость нельзя извне никак. Она изолирована от мира наглухо. И выбраться отсюда можно только после пересечения некой черты, границы барьера. Охранник тупо кивает. По... Хозяин берёт со стола высокий бокал и взмахивает палочкой. Бокал на мгновение окутывается голубоватым сиянием. Это портал. Он протягивает портал Люциусу и говорит: - В Риддл-Мэнор. Аврора убить. Мы молча склоняемся в поклоне и выходим вслед за грязнокровым ублюдком. Впрочем, про меня "выходим" - это сильно сказано. Как только дверь остаётся позади, я почти падаю на руки Беллатрикс и Макнейру. Беллатрикс сама еле держится, но подхватывает меня под локоть. Граница антиаппарационной зоны. Шум прибоя где-то в темноте. А высоко в небе льдистые огоньки звёзд. И два огонька люмоса - у аврора и у Люциуса. По-прежнему он старший, и единственная пока на десятерых палочка у него. Всё как раньше, и поэтому никто не говорит ни слова, когда Люциус забирает у аврора палочку, а потом спокойно произносит Avada Kedavra. Портал срабатывает, и мы оказываемся прямо в Риддл-Мэноре. Дом в запустении, он практически полуразрушен. Огонёк люмоса выхватывает из темноты паутину в углах, ветхие стенные панели и вытершиеся ковры. Кто-то без сил валится на пол, кто-то прислоняется к стене. Это - СВОБОДА. Все разговоры завтра. Мы с Беллой добредаем до какой-то комнаты и валимся на кровать.
Меня будит шум. Похоже на то, что где-то течёт вода. Я открываю глаза и вспоминаю, что произошло. Я в Риддл-Мэноре. Вода течёт, по-видимому, в ванной комнате, и там Белла. Интересно, есть ли здесь хоть какая-то одежда? Я захожу в ванную, которая, как оказалось, примыкает к этой спальне. Беллатрикс лежит в воде, с наслаждением откинув голову. - Близзард, - говорит она, чуть приоткрыв глаза. - Лестранж, - отвечаю я. Она такая худая, что похожа на скелет. Кожа бледная, в старых шрамах и новых кровоподтёках. На всём левом предплечье - чёрный рисунок клейма, на груди, возле шеи - две азкабанские рунические татуировки. У меня только одна. Интересно, их можно вывести? Но думать сейчас надо не об этом. Достать прежде всего какую-нибудь одежду, а потом новую палочку - свои у всех у нас переломили пополам в Визенгамоте. Я вспоминаю об этом, и моё лицо перекашивает нехорошая усмешка. - Близзард? - спрашивает Беллатрикс. - Чего бы ты больше всего хотела сейчас, Лестранж? - вопросом на вопрос отвечаю я, присаживаясь на край ванны. - Жрать, - грубо отвечает она и хохочет. Я присоединяюсь. - Я поняла, о чём ты, - говорит она, насмеявшись. - Я хочу того же самого не меньше твоего, Близзард. Не волнуйся, до всех дело дойдёт. - Угомонись, Близзард, - раздаётся от двери голос Люциуса. Он не входит, а говорит, стоя за порогом. Беллатрикс торопливо прикрывается полотенцем. Когда она, наконец, вытирается и натягивает на себя какое-то платье, мы выходим в комнату. Люциус сидит в кресле, закинув ногу на ногу. На нём чёрная мантия, волосы перехвачены лентой. - Дамы, - говорит он и целует нам руку. Да, этого у Малфоя не отнять. Аристократизм из него ничем не выбить, даже Азкабаном. Единственное, что напоминает о тюрьме, - это явная, такая же, как у нас, худоба. Мне становится стыдно, что, по-видимому, одна только я не успела привести себя в порядок. Наверное, это отражается у меня на лице, потому что Люциус укоризненно говорит: - Твою чистую кровь не испортит никакая грязь Азкабана, Близзард. Ну, а теперь к делу, - продолжает он. - Долохов притащил Олливандера.
Олливандер сидит в кресле и добродушно смотрит на меня. Посреди гостиной, полной Пожирателей Смерти, портреты которых с надписью "Вознаграждение 10 000 галлеонов", как и следовало ожидать, висят на каждом углу и украшают первую полосу "Пророка". Этот седой, как лунь, старик с ясными глазами не испугался бы, даже если бы к нему пришёл покойный Тёмный Лорд. - Не помню вас, мисс, - качает он головой. - Вы ведь не у меня покупали свою палочку, верно? Я киваю. Ни я, ни Долохов. Ни покойный Каркаров. - Ну, что ж, не беда, - говорит Олливандер. - Какой рукой предпочитаете держать волшебную палочку? Я отвечаю. Дальше следует обычный набор вопросов и измерений, и в результате я становлюсь счастливым обладателем палочки из красного дерева с сердцевиной из сухожилия дракона. Когда она оказывается в руке, меня заполняет такое знакомое тёплое чувство, и я, наконец, со всей ясностью понимаю, чего так не хватало всё это время. Олливандер заканчивает. Макнейр порывается что-то сделать, и я даже догадываюсь, что. - Нет, Уолли! - рявкает Люциус. Макнейр подчиняется. - Прошу, мистер Олливандер, - Малфой делает приглашающий жест в сторону дверей, и, когда они выходят, я скорее угадываю, чем слышу слово Obliviate. Люциус вскоре возвращается и свирепо глядит на Макнейра. - Не думал, что ты в Азкабане последние мозги потерял, - цедит он сквозь зубы. - Но, Малфой… - пытается что-то возразить Уолден. - Ты знаешь в Англии кого-то ещё, кто может сравниться с Олливандером? - спрашивает Люциус. Макнейр молчит. - Ты представляешь, что было бы с нами всеми, убей ты его? - продолжает он. - Судя по всему, лично я не выдержу и двух Crucio подряд от нашего... теперешнего Хозяина. Он немного запинается перед последними словами. Как раз сейчас настало время поговорить о том, что произошло и о нашем нынешнем положении. Если, конечно, кого-то что-то не устраивает. Видимо, устраивает всё и всех. Уже одно то, что мы сейчас здесь, а не в холодной камере Азкабана, дорогого стоит. Ради этого придётся задвинуть на задний план главный постулат о чистоте крови. Потому что есть сила, которой нельзя не подчиняться. Потому что ключевая фраза была произнесена: ДЕЛАТЬ ВСЁ, ЧТО ТЫ ЗАХОЧЕШЬ. Я не знаю, что новый Тёмный Лорд сказал другим, но, судя по всему, то же самое, или что-то очень похожее. Кроме того, кредо "всё, что ты захочешь" всеобъемлюще. Хочешь - борись за чистоту крови... своими способами, естественно; нет - борись за что-нибудь ещё. Но в итоге ты получишь то, что любишь больше всего на свете - разлитый в воздухе запах страха, боли и смерти. Наслаждение. Власть. Кто бы ни был в конце концов твой Хозяин. Люциус, похоже, думает о том же. - Мы не знаем, что там произошло, - озвучивает он ход своих размышлений. - Ясно одно: Поттер - это уже не Поттер, или не совсем Поттер. Я даже думаю, вернее, я надеюсь, что... - он осекается и замолкает. Никто не переспрашивает. Всем и так понятно, что он имел в виду. Возможно, теперь в теле Поттера соединились обе личности, как соединились обе силы, и образовали некоего третьего, кто не является ни тем, ни другим по отдельности. Стоит тишина. В камине трещит огонь, и блики его играют на наших лицах. - До первой встречи никуда не выходить, - решительно подытоживает Люциус и этим ставит в своём монологе точку. На столе появляется еда и вино; я закуриваю магглскую сигарету и, грея в руках хрустальный бокал, продолжаю смотреть на огонь. Мысли мои возвращаются к Винсу - где он? Что он? Есть он в стране или нет? А, может быть, вообще убит? Я стараюсь об этом не думать. Через пару дней, самое большее, через неделю, я об этом узнаю. Жизнь приучила нас всех жить сегодняшним днём. В гостиную входит Долохов. В руках у него - кто бы мог подумать?! Чистокровный волшебник в 14 колене! - магглский... не знаю в точности, как это называется... граммофон, патефон... в общем, что-то для прослушивания музыки. И кто-нибудь умеет с этим обращаться?! Оказалось, да. Наполовину так, как это предусматривалось магглами, наполовину с помощью волшебной палочки, но кто-то заставляет эту штуку работать. Гостиную наполняют звуки старинного танца. И вдруг ко мне подходит Долохов и склоняет голову в церемонном поклоне. - Не окажет ли честь пани принять приглашение на танец? - говорит он. И вдруг я соглашаюсь. Я как будто сплю и вижу сон, как будто бы кусок из затянутого туманом далёкого прошлого, как будто бы старую колдографию, на которой вроде бы ты, а вроде бы и не ты. Я танцую с Долоховым на выпускном балу в Дурмстранге, на мне белое платье с декольте и без рукавов, на пальце кольцо с бриллиантом - я уже помолвлена с Винсом. Волосы тяжёлой волной спадают на обнажённые плечи. Кожа белая, как снег; на левой руке ещё пока ничего не выжжено, и на балу я могу быть без перчаток. И зовут меня там, в этой другой жизни, по-другому: панна Ядвига Войцеховская. Мерлин, как давно это было! Да было ли вообще?! Где та девочка с камелией в волосах? И где тот юный шляхтич с точёным профилем, что вёл меня тогда в танце? Хотя, профиль-то как раз тот же самый... Тогда мы не знали почти ничего: ни запаха крови, ни наслаждения властью над жизнью и смертью, ни радости подчинения... Долохова привёл к Тёмному Лорду его отец, а Долохов привёл Каркарова, Винса и меня. Круговая порука. В восемьдесят первом мы с Винсом были в Карпатских горах и на своё счастье просто не успели вернуться в Англию к тому времени, как произошли небезызвестные события тридцать первого октября. А потом мы струсили. Мы оборвали все связи и тринадцать лет скрывались в Карпатах, неподалёку от Богом и Мерлином забытой магглской деревушки, в месте, которое когда-то было сожжённым имением моего деда. Часть дома была восстановлена, а над магглоотталкивающими чарами трудились мы вдвоём, восстанавливая старое и возводя новое. В итоге мы были в полной изоляции и в полной безопасности. Тринадцать лет. Тринадцать лет предательства. О, мы были хорошо наказаны. Милорд трудился, пока не устал. Когда я теряла сознание от Crucio, он приводил меня в чувство и повторял по новой, но ничто не могло заглушить радости от Его возвращения. Радости, сходной с исступлением, которая охватила меня в тот момент, когда давно забытым огнём боли зажглась Чёрная Метка, приказывая аппарировать к Хозяину. Имущество в Англии было давно конфисковано, а сами мы были вне закона. Но всё это казалось такой мелочью по сравнению с возвращением Господина. Тогда, летом девяносто пятого, он сказал, что только тринадцать лет верной службы искупят нашу вину. Совсем недавно, когда Лондон уже можно было бы утопить в грязной крови тех, кого мы отправили на тот свет, Хозяин сказал, что наш долг прощён. Винс-Винс-Винс... бьётся в мозгу в такт вальса, где же ты? А музыка всё играет и играет. Напротив меня серые глаза Долохова. Он тоже, как и я, мыслями где-то далеко отсюда. Быть может, частично в той же самой стране воспоминаний. - Ты о том же думаешь, Ядвига? - подтверждает он мою догадку, назвав по имени. Меня давно никто так не называет. - Выпускной бал, - чуть улыбаюсь я. - Ты такая красивая была, - говорит он. - В прошедшем времени, - уточняю я, и провожу рукой по левой щеке. Один рубец почти что пересекает глаз, и красивей от этого я, конечно, не становлюсь. - Извини. Я не хотел тебя обидеть, - теряется он. - Пустое, Долохов. Сейчас меня это не интересует. Музыка кончается. Я выхожу из гостиной и иду в комнату, которую мы с Беллатрикс облюбовали для себя. На улице уже почти ночь. За оконным стеклом бьётся ветер. Старая развалина Риддл-Мэнора поскрипывает под его напором, из щелей дует. Я ложусь на кровать и бездумно смотрю в тёмный потолок. Меня тяготит это вынужденное бездействие. Люциус мне, конечно, не указ, но Люциус не сам всё это придумал. Это раз. Просто-напросто это разумно. Это два. Кто-то открывает дверь. Я автоматически выхватываю палочку. "Постоянная бдительность!" - говорит Грюм, и он прав. - Близзард, - раздаётся знакомый голос. - Лестранж, - говорю я в ответ. Она подходит к кровати и ложится рядом со мной. - Что, не терпится Непростительное использовать? - в темноте не видно, но я чувствую, что она усмехается. - Представляешь, твоя палочка ещё девственно чиста. У тебя есть шанс начать новую жизнь. До этого я улыбалась, теперь хохочу в голос. - Скорее Ад замёрзнет, Лестранж, - еле выговариваю я. - О чём вы с Долоховым говорили? - чуть погодя спрашивает она. - Как раз об этом, - отвечаю я. - О девственной чистоте. - То есть? - Выпускной бал. Дурмстранг. Белое платье. - А... - понимающе тянет она. - А у меня было зелёноё. Слизеринский цвет. Поэтому. - Ой, Мерлинова борода, Лестранж! - восклицаю я. - Ты тоже становишься сентиментальной. Она закрывает мне рот рукой. - Ненавижу это слово! Никаких сантиментов, Близзард! Но бездействие - оно... - Невыносимо, - заканчиваю я. В этот момент мою руку обжигает невидимое пламя. Рядом вздрагивает Беллатрикс. Это вызов. - Он зовёт нас, - вслух говорю я и встаю. Напротив вскакивает с кровати Белла. Я лихорадочно закатываю рукав. Там, где по предплечью змеится чёрный рисунок Метки, пульсируют горячие волны. Я прикасаюсь палочкой к руке, и меня подхватывает стремительный вихрь аппарации...
Я оказываюсь совсем недалеко, всего-навсего в той самой гостиной с камином. Перед ним кто-то сидит, но кресло развёрнуто к огню, и за высокой спинкой ничего не видно. Я даже вздрагиваю: мне до боли знакома эта привычка. Комната наполняется людьми. Я в числе прочих подхожу к креслу и по традиции хочу поцеловать край хозяйской мантии. - Оставьте это, Близзард, - говорит он и протягивает мне руку. Целуя её, я вижу - о, Мерлин! - старинный перстень грубой работы с треснутым чёрным камнем, который тоже видела бесчисленное количество раз. Хозяин некоторое время молчит и просто смотрит на пляшущее пламя. - Я знаю, что творится в голове у каждого из вас, - вдруг говорит он. - И ваша реакция мне скорее нравится, нежели нет. Нельзя отучить человека думать. Тогда он станет бесполезен, и, следовательно, не нужен. Мне наплевать на ваши идеи о чистокровности. Хотите ими оправдывать всё, что вы делаете - Мерлина ради. Однако практика подсказывает, что у руля власти действительно должны стоять чистокровные семьи, понимающие необходимость традиций и грани, не допускающей взаимопроникновения нашего мира и мира магглов. Он обводит нас взглядом. Глаза его, теперь обычного цвета, мерцают в полутьме. - Вы все - чёрные маги вне закона. Когда я пришёл за вами в Азкабан, у вас только и было, что руки по локоть в крови и верность своему Хозяину. Вам нечего терять - это самое главное. А получить вы можете очень многое. Всё, что хотите. Это подразумевает также политику поддержки старых родов и их традиций, на которых и должен держаться волшебный мир. Со временем я обещаю вам восстановление в правах и возврат конфискованного имущества. Рядом со мной порывисто вздыхает Беллатрикс. Их поместье, так же, как и наше, отошло к властям в восемьдесят первом. - Пока я не буду называть никаких сроков. Тем более что сейчас было бы глупо раскрывать истинное положение дел. То есть моё инкогнито, - добавляет он. - Это болото и так всколыхнул ваш "побег". Но в основном обыватель уверен, что всё прекрасно и настали лучшие времена. Пусть пока всё так и будет. Вы останетесь здесь, в Риддл-Мэноре. Более безопасного места нет. Это не значит, что вы не будете никуда выходить. Думаю, что никого не надо учить маскирующим чарам и тому подобному? - спрашивает он. - Желающие могут... развлечься, только где-нибудь подальше и НЕ ПРИВЛЕКАЯ ВНИМАНИЯ! А то вы тут со скуки друг друга поубиваете, - он усмехается. Люциус хочет что-то спросить, и Тёмный Лорд, видимо, знает об этом. - Люциус, и все вы - можете встретиться со своими семьями. Кроме того, я всецело - пока что всецело! - полагаюсь на вашу проницательность в выборе тех, кого вы приведёте ко мне. - А ваши... - начинает было Люциус, но осекается. Я понимаю, что он хотел сказать "друзья", имея в виду прежде всего этого рыжего Уизли, да и Лонгботтома тоже. - Однокурсники, - поправляется он. У Тёмного Лорда вряд ли могут быть друзья. Слуги - да. - Правильно, Близзард, - оборачивается ко мне Хозяин. - Только слуги. И выбор их отнюдь не определяется чистотой крови, Люциус. Я очень бы хотел видеть магглорождённую Грейнджер рядом с собой, но вряд ли - Кребба и Гойла-младших. Со своими... однокурсниками я попробую поговорить... может, чуть позже. Они либо присоединятся ко мне, либо умрут. Его голос твёрд, как алмаз. И всё это мне тоже до боли знакомо. - Так же, как и те Пожиратели Смерти, которые сейчас на свободе, - продолжает он, подтверждая мою мысль о том, что другая дорога одна - на тот свет. - Я сегодня призвал только вас десятерых. Привести остальных - это ваша задача, так же как и ввести их в курс дела. Я сделаю вам подарок - не заставлю вас самих убивать ваших жён или мужей, если они откажутся присоединиться ко мне. Но они должны понимать, что, однажды принеся Клятву, они связаны ею до смерти. Он замолкает. Разговор, вернее, монолог, окончен. Я думаю о Винсе. Он помешан на чистоте крови больше, чем Малфой, и я ума не приложу, как он себя поведёт. И если... если... да, подарок Тёмного Лорда поистине можно назвать королевским. Хозяин подзывает Беллатрикс. - Дай левую руку, Белла, - говорит он. Она подчиняется. Он нежно гладит пальцем татуировку. - Иногда я тоже становлюсь излишне сентиментальным, - произносит он и прикасается палочкой к её руке. Лицо Беллатрикс перекашивается от боли. - Ну-ну, тихо, совсем чуть-чуть изменим, - объясняет он. Когда я выхожу из комнаты, клеймо на моей руке немного не такое, как раньше: на заднем плане черепа со змеёй словно бы тенью выжжен зигзаг, похожий на молнию. [align:center]tbc[/align]
Зацепило. Вообще-то, не люблю фики с "ненормативной лексикой" и т.п., но у тебя это получается как-то... литературно что ли.... В общем, спасибо тебе :) давно не читала чего-то такого. чтобы так проникнуться :)
На втором месте из всего, что я читала. а читала много только вот мысль шальная- как это так Лонгботтом с его ужасными оценками по зельям сумел пробиться в авроры?)
Полынь , ну, типа Поттер его туда подтянул))) Зелья-зельями, а в остальном у него вообще энтузазизм мог проснуться. Я, кстати, думаю, что и в каноне такое может быть.
Не обессудьте, что продолжение задержалось. Я прям даже боюсь разочаровать тех, кто читает)) Сегодня: первое - у меня случайно сочинился стих, и я его выложу здесь для тех, кто не бывает у меня на дневниках и ЛайвДжорнале; второе - главы 5 - 7, то есть первая часть до конца.
Итак, стих про Б.Л. - в качестве апдейта к первым главам.
Холодный остров скрыл туман, И ночи тьма, Но это всё не важно нам - Не спит тюрьма.
Как символ призрачной мечты - Наколки вязь. "Держись, mа cherе", - сказала ты Мне так, смеясь.
"В своей крови их утоплю", - Сказала ты. Ma belle, о, Мерлин, как люблю Твои черты.
Твой поцелуй, как стужа зим, И кровь, и дым, А всё сомненье, Мерлин с ним, Оставь другим.
Изгибом губ и блеском глаз Ты не томи, Я так хочу тебя сейчас, О, mon amie.
На берег налетит прибой Тугой волной, Тот поцелуй, и мы с тобой - О, Мерлин мой!.....
- Невилл! Нет ответа. Пожилая женщина подходит к двери, прислушивается и, укоризненно качая головой, начинает стучать по резному дереву, сначала не очень громко, а потом всё сильнее и сильнее. Невилл Лонгботтом просыпается. Понедельник. "Со школы ненавижу понедельники", - с отвращением думает он. "Тем более после столь хорошо проведённого воскресенья", - додумывает он, вставая. Накануне они очень приятно провели время с коллегой из соседнего отдела. У того тоже не было ни жены, ни детей, и он вполне мог посвятить выходные пиву вперемежку с огневиски и разговорами о квиддиче. У Невилла не было жены. Зато у него была бабушка. Невилл хватается за голову и стонет. Как он мог забыть?! Бабушка! - Невилл! - раздаётся из-за двери рассерженный голос бабушки. - Если ты сию секунду не спустишься вниз, то пожалеешь! Напоследок она ещё раз изо всех сил колотит по двери, и Невилл слышит, что её шаги удаляются в сторону лестницы. Он со стоном плюхается на кровать и смотрит в потолок. Наконец он кое-как натягивает рубашку, штаны, но вот мантии не видать. Бесцельно побродив по комнате, заглянув в шкаф и под кровать, он вздыхает и идёт на кухню. Придётся-таки просить у бабушки чистую. И в нагрузку выслушать лекцию о пользе брака и тому подобном. Августа Лонгботтом стоит у плиты и делает пять дел сразу: чистит картошку, моет посуду, жарит яичницу, вытирает со стола и разгневанно глядит на Невилла. Ну, то есть, всё это делается само собой, точнее, с помощью старой домовухи, которая неслышно перемещается по кухне, а основным занятием миссис Лонгботтом остаётся воспитание внука. - Невилл! Я никогда не ожидала, что ты окажешься таким безответственным! - Ну, бабушка... воскресенье, - вяло бубнит Невилл. - Я не про вчера говорю, Невилл, а про сейчас! - восклицает Августа. - Ты видел, который час? Что скажет мистер Долиш, если ты опоздаешь? Что подумают про тебя, про всю нашу семью? Невилл смотрит на часы и приходит в ужас. "Вот поспал, так поспал", - думает он. А мистер Долиш... Да, мистера Долиша он боится, чего уж там. Тот даже и не скажет ничего, а только посмотрит - а всё равно как обухом по голове. Весь день в себя приходишь. Будто не опоздал или там бумаги перепутал, а государственную измену совершил. Иногда Невилл задаётся вопросом - а взяли ли бы его вообще в аврорат, если бы не Гарри? Ну чувствует он, что не по нему эта работа. Словно бы там он не на своём месте. Но, с другой стороны, какая альтернатива? В Министерстве младшим помощником бумажки перебирать? И получается, что альтернативы нет. "Хорошо Гарри, - думает Невилл беззлобно, просто констатируя факт. - Ушёл из аврората, заперся у себя на Гриммаулд-Плейс, сидит в потолок плюёт". Он вздыхает. Да, будь у него хоть какие-нибудь свои собственные деньжата - сидели бы и плевали вместе. А, может быть, и не плевали бы. Он подпирает рукой щёку и задумывается. Вспоминаются школьные годы, приключения, квиддичные матчи, друзья... Вспоминаются с налётом тихой грусти. Прошлого не вернуть, что ж поделать. И не он виноват, что Гарри отдалился от всех них. Это вышло как-то само собой, сразу после конца войны. После того как Гарри окончательно переехал в дом Сириуса. Они вдруг обнаружили, что им не о чем говорить. Вот ведь странная штука - столько лет было о чём, а потом раз - и нет. Если, конечно, не считать дурацких разговоров о погоде, о природе и прочую чушь. С тех пор они виделись один раз, да и то это всего лишь дань былой дружбе. - Невилл! - вопль Августы выводит его из задумчивости. - Ты совсем мозги растерял? Сколько можно быть таким недотёпой?! Невилл вздрагивает и приходит в себя. В самом деле, что это с ним? Он вспоминает о Долише - это более насущно. Поёжившись, отказывается от завтрака, быстро натягивает на себя тёплую мантию и мчится к двери. - Невилл, постой! - нагоняет его у выхода голос бабушки. - Купи мне, будь добр, на Диагон-Аллее антипростудного зелья. Ты ведь не завтракал, у тебя есть лишних десять минут. Невилл кивает и выбегает из дома. Сразу аппарировать он не может, потому что вокруг всё ещё понаставлены антиаппарационные барьеры, оставшиеся со времён войны. Вот чёрт! Он стремительно добегает до границы зоны аппарации и, сосредоточившись на Диагон-Аллее, исчезает. Августа стоит на крыльце и смотрит ему вслед. Потом она вздыхает и отправляется обратно на кухню: надо переделать ещё кучу дел, да и спина что-то разболелась - видно, к непогоде. Дети так быстро растут...
Невилл появляется на Диагон-Аллее как раз напротив магазинчика "Всё для квиддича". Это и есть та причина, по которой он не спорил по поводу аптеки. Ещё со школьных лет он любит бывать тут - и с ребятами, и один - просто как в музее. Конечно, он ничего не купит - ни в прошлый раз, ни в этот, ни в следующий. Он никогда не был приспособлен к квиддичу. Он здесь затем, чтобы просто смотреть и мечтать. Он несколько минут стоит у витрины, не заходя внутрь, а потом вздыхает и отходит прочь. Недалеко отсюда магазин Фреда и Джорджа Уизли, но к ним заскочить уже некогда, ряд в ряд в аптеку успеть. Час совсем ранний, и Диагон-Аллея пустынна. Кроме того, учебный год в разгаре, и школьники отсутствуют вовсе. Навстречу ему идут две женщины, одетые в тёмные мантии, капюшоны надвинуты так низко, что и лиц не видать. Оно и не удивительно, думает Невилл, поёживаясь - погода довольно-таки холодная. Он, как в квиддичной фигуре, пытается на всём ходу обойти женщин по кривой слева, но не рассчитывает и толкает одну из них. Учитывая то, что движется он с немалой скоростью, толкает довольно сильно. - Извините, - краснеет Невилл и мельком бросает взгляд на её лицо, которое теперь можно разглядеть, потому что от толчка капюшон немного сдвинулся. И застывает. Невилл только начинает догадываться, что они где-то встречались, когда видит женщину лишь с правой стороны. Этот чёткий, как камея, профиль, прищуренные серые глаза, жёсткая, даже жестокая усмешка - где он её видел? И тут она чуть поворачивается к нему, и он видит левую сторону её лица: щёку пересекают полосы шрамов, одна из них идёт практически через глаз. И Невилл вдруг понимает, кто это. Женщина, которую он сам допрашивал, накладывая пусть слабенькое, но Crucio, женщина, чьей кровью был залит весь их кабинет в аврорате, женщина с чёрной татуировкой на левой руке. Многочисленные убийства. Непростительные заклятия. Пожизненное заключение в Азкабане. Ядвига Близзард. - Извините, - быстро говорит он ещё раз, опускает голову и идёт прочь. Он очень надеется, что она его не узнала. Очень. Потому что заходит в первый попавшийся магазин и через стекло смотрит, куда идут две фигуры, закутанные в тёмное.
- Близзард, - Беллатрикс входит в спальню и встряхивает чёрным мешочком, который она держит в руке. Судя по звуку, мешочек битком набит галлеонами. - Лестранж, - спрашиваю я, - у тебя есть идеи? - Есть, - отвечает она. - Лютный переулок. Одежда потеплей и покрасивей. Всякие рыбьи глаза, шкуры бумсланга и прочая муть. И никаких вопросов. Как тебе? - Принимается, - смеюсь я. На самом деле я согласна идти куда угодно и делать что угодно, настолько меня доконало бездействие. Заодно мы остро нуждаемся в информации. Беллатрикс одевается, и мы выходим, закутанные с ног до головы - так холодно на улице. Тут никакие маскирующие чары не нужны - думаю я, и, как оказывается, совершенно напрасно. И откуда он только взялся, этот Лонгботтом?! Только потом я понимаю, что он шёл сбоку, от квиддичного магазина. Он узнал меня, это факт. Или додумался чуть позже. Невозможно было бы на его месте не додуматься, видя, какой ненавистью исказилось моё лицо в тот момент, когда наши глаза встретились. Я говорю об этом Белле. Она, не останавливаясь, задумывается и вдруг внимательно всматривается в зеркальную витрину какой-то лавочки. - Ты права, Близзард, - говорит она. - И он за нами следит. - Аппарируем? - спрашиваю я, подразумевая бесславное возвращение в Риддл-Мэнор не солоно хлебавши. - Погоди, - останавливает меня Белла, и на её губах появляется коварная улыбка.- Это может быть интересно. - Он аврор, - напоминаю я ей. - И друг Пот... однокурсник Хозяина, - поправляется она. Хотя, если бы она сказала "Поттера", она не была бы так уж не права, потому что с нашим теперешним Господином Невилл Лонгботтом имеет столько же общего, как я - с Министром Магии. - Иди спокойно, Близзард, - говорит Беллатрикс. - Вот в этой лавочке нас обслужат по первому классу. Видимо, у неё есть план. Мы заходим в какую-то тёмную лавчонку, и дверь, звякнув колокольчиком, отделяет нас от холодного ветра и летящих в лицо снежинок. В нос сразу бьёт затхлый запах плесени и грибов. Глаза быстро привыкают к полутьме, и я вижу тяжёлую резную мебель из потемневшего от времени дерева: какие-то шкафы с неведомым содержимым, полки с витражными стёклами, окантованными по краю позеленевшей медью, и разнокалиберные канделябры на широком прилавке – видимо, приобретённые по случаю и выставленные на продажу для всякого, кто захочет купить. - Кто там? - раздаются из-за перегородки шаркающие шаги. - Кого нелёгкая принесла? Навстречу нам выходит сгорбленная старуха. Лицо у неё рассерженное, как у человека, которого оторвали от мягкого кресла у камина и чашки с горячим кофе. Но вот взгляд старухи падает на наши лица, и она склоняется чуть не до пола. - Что угодно миледи? - угодливо спрашивает она. Беллатрикс бросает на стол чёрный мешочек. Старуха быстро хватает его и склоняется ещё ниже, делая приглашающий жест куда-то позади себя, к задним помещениям магазинчика. Через час мы выходим, нагруженные платьями и мантиями, отороченными горностаем, шёлковым бельём, ингредиентами для зелий и прочими необходимыми вещами, которые появляются словно по волшебству. За звонкую монету. За очень много звонких монет. - Миледи, - говорит старуха, - вы для нас – желанные гостьи, - и она снова кланяется низко, как домашний эльф. Ни я, ни Беллатрикс не отвечаем, и вот дверь с прощальным перезвоном выпускает нас в холодный Лютный Переулок. Белла намеренно выбирает такой маршрут, чтобы пройти мимо магазина, где мы засекли Лонгботтома. Я и сама больше чем уверена, что он всё ещё там. И ещё я почему-то уверена, что он не догадался или не захотел вызвать авроров. Конечно, вся эта затея была сплошным риском. Необоснованным и, наверное, не нужным. И сомневаюсь, что, попав снова в Азкабан, мы бы опять сумели оттуда выйти. Только потом я узнаю, что очередной Беллин мешочек, полный галлеонов, перекочевал в карман неприметного человечка, который видел, что Лонгботтом был один, ни с кем по каминной сети не разговаривал, и каким бы то ни было ещё способом ни с кем не связывался. Именно поэтому она так уверенно идёт той же дорогой, а я иду рядом, не задавая вопросов. Она затевает какую-то ничего не значащую беседу, в смысл которой нельзя вникнуть, потому что его попросту нет. Когда мы оказываемся точь-в-точь рядом с входом, Белла громко смеётся и непринуждённо произносит: - Как думаешь, Близзард, он не обманет и сделает завтра то, что обещал? - Надеюсь, - подхватываю я. - Увидим, когда придём. Она говорит чуть-чуть громче, чем надо. Чуть-чуть громче, чем весь остальной разговор. Рискнув всем и назвав меня по имени. Заметит подвох или нет? Увидим. Увидим, когда придём.
Не заметил. И завтра, и послезавтра мы продолжаем ходить в то же место, на перекрёсток Лютного переулка и Диагон-Аллеи, ведя свою игру. Вот высокий старик с палкой, но палка ему явно не нужна, он прогуливается с грацией двадцатилетнего человека. Вот колдунья с лицом провинциальной домохозяйки, но явно мужской походкой и манерами. Всего предусмотреть ты не можешь. Оборотное зелье - где же ты взял его, Невилл? Ещё тем вечером я интересуюсь у Беллы, что за игру она придумала. - Зачем он нам? - спрашиваю я. - Во-первых, я видела его в бою. Он не так плох, как кажется на первый взгляд. Во-вторых, он аврор. Наш человек в аврорате - это плюс. В-третьих, он однокурсник Хозяина, назовём это так. Ну и, в-четвёртых, Хозяин дал карт-бланш. Вот с этого и надо было начинать. Значит, фактически приказ. - И как мы будем действовать? - интересуюсь я. - Свяжем его кровью, - цинично отвечает Белла. Я понимаю, в чём суть. Мало людей от природы такие, как я или она. Волшебникам с детства вдалбливают всю эту чушь про чёрную магию, Непростительные и Avada Kedavra в частности. Перешагнуть моральные запреты очень тяжело, а кому-то практически невозможно. Но стоит совершить первое убийство, и в человеке что-то начинает меняться, а дальше катится, как под откос. На первых порах его может удерживать только страх перед законом, но чем дальше, тем больше он начинает получать от этого удовольствие. И тогда становится таким, как мы... На следующий день мы аппарируем на Диагон-Аллею не одни: с нами Долохов. Наведя маскирующие чары, он должен обеспечить главное действующее лицо - "нападающего". Находясь поодаль, он изучает обстановку. Стоит тёплый солнечный день, и блики света отражаются в лужах, образовавшихся во впадинах брусчатки. Уличные торговцы не замедлили воспользоваться тем, что зима сделала передышку. Они выстроились вдоль улицы, разложив и развесив свой товар и подставив лица ветру, который уже чуть-чуть пахнет весной. Мы с Беллатрикс больше всего хотим последовать их примеру, потому что нам после ледяных стен Азкабана так хочется согреться, а никакой камин, даже большой и ярко горящий, не заменит Солнце после дня зимнего солнцестояния, висящее строго в зените бездонного, голубого неба. Но ещё не время, чёрт возьми, пока не время думать об этой недостижимой роскоши – о Солнце и ветре, несущем запах перемен. И было не время почти всю нашу сознательную жизнь. И поэтому мы как можно больше прячем лица в тень капюшонов, в душе пообещав себе совсем скоро наверстать упущенное. Лонгботтом сегодня почти похож на себя, по крайней мере, возрастом. Сейчас он в облике молодого русоволосого волшебника со светлыми глазами. Я взглядом указываю Антонину на предмет "охоты". Он кивает и отходит подальше. Мы с Беллой на расстоянии полуметра друг от друга медленно идём по Диагон-Аллее; русоволосый волшебник движется следом, делая вид, что разглядывает товар у уличных торговцев. Мы останавливаемся у зеркальной витрины и даже немного разворачиваемся в обратную сторону, чтобы не стоять спиной к центру событий. В этот момент один из торговцев вдруг покидает своё место и быстро идёт навстречу Лонгботтому, вытягивая из кармана палочку. Лицо у него абсолютно ничего не выражает, а глаза чуть стекленеют - Долохов, невидимый где-то за лотками, наложил на него Imperio. В ту же секунду Лонгботтом догадывается об этом. Но он не знает о Долохове, и взгляд его устремлён на нас, а, вернее, на Беллатрикс. Видимо, до этого он не разглядел, что она - это именно она. Из-за толпы, как оказалось, совсем рядом с нами, выныривает Долохов. В рукаве у него палочка, и он сосредоточен на невербальном Imperio, приказывая коренастому торговцу напасть на юношу с русыми волосами и светлыми глазами, в оцепенении застывшему в нескольких метрах прямо перед ним. Время опять словно замедляется. Торговец уже поднимает свою палочку, но взгляд Лонгботтома по-прежнему прикован к Беллатрикс. И вдруг этот взгляд искажается такой лютой ненавистью, что мне становится ясно: он уверен, что всё происходящее - её рук дело. Нас разделяет всего несколько метров. Мы все как будто выпали из своего пространства-времени: я, Белла, Долохов, Лонгботтом и этот крепыш, который всё ближе и ближе. Не отрывая взгляда от Лестранж, Лонгботтом выхватывает, наконец, свою палочку... и направляет её на Беллатрикс. Его губы уже шевелятся, произнося слова - чего? Непростительного? оглушающего? чего-то ещё? - как Долохов резко поднимает руку, и в сторону Лонгботтома вылетает язык пурпурного пламени. Знаменитое Проклятье Долохова. И вдруг какая-то сила заставляем меня сорваться с места и броситься навстречу этому мерцающему огню. Последнее, что я помню - это резкая боль в груди, сравнимая по силе разве что с пятью Круциатусами вместе взятыми. Небо вдруг резко начинает заваливаться на меня, и в мозгу вспыхивает, словно молния, догадка: Долг Жизни... Мерлин тебя побери, Лонгботтом!...
Почему это всё началось, он не знает. В тот день он опоздал в аврорат на два часа. Мистер Долиш посмотрел на него так, что, если бы взглядом можно было убить, Невилл уже лежал бы на полу даже не в виде трупа, а горсткой пепла. Красный, как рак, Невилл втискивается за свой стол и утыкается в бумаги. Пальцы его перебирают пергаменты, все эти бесчисленные сводки происшествий, отчёты, протоколы, а мысли тем временем где-то далеко. Он только что совершил преступление. Нос к носу столкнулся с особо опасным государственным преступником, а потом пришёл на службу и... промолчал. Тогда, в тот самый момент, когда он заскочил в первую попавшуюся лавчонку и чуть ли не прижался носом к стеклу, высматривая сквозь круговерть редкого колючего снега две женские фигуры, он действовал под влиянием момента. Здесь и сейчас узнать, куда именно пошла Ядвига Близзард, и, если удастся, то зачем. Что сделать с этой информацией потом, Невилл придумать не успел. Тот факт, что она может в любую секунду аппарировать, тоже каким-то загадочным образом прошёл мимо его сознания. Уже после он задумался, почему ему не пришло в голову тотчас же вызвать патруль. Думал... и не находил ответа. Вернее, находил. Ядвига Близзард. В то время как он стоял за грязной витриной, перед глазами у него прокручивались сцены, где он видел её. Ночь. Дом Джонсонов. Он аппарирует и первое, что видит - тёмная фигура, освещённая изумрудным пламенем, пылающим в небе. Он сбивает её с ног, прижимает к земле своим весом. Рука с чёрной татуировкой клейма, испачканная кровью. Сначала испуг. Потом презрение и ненависть. Но он уже не может ненавидеть после "допроса с пристрастием". Видя, как она, окровавленная, с изуродованным телом и лицом, продолжает подниматься после пятого, десятого... -цатого Crucio. И смеётся, сплёвывая ему под ноги кровавую слюну с осколками зубов. Смеётся... И уж тем более не может ненавидеть, найдя её в луже собственной крови с перекушенными венами. Таща её на себе к целителю. Он не смог бы так. Никогда. Даже под страхом мучительной смерти. Даже под страхом пыток. И ещё не может ненавидеть, увидев её колдографию в "Пророке" - с азкабанской татуировкой. У Сириуса Блэка тоже была такая. Пожизненное заключение в тюрьме Азкабан. Во... - Невилл всё ещё не любит произносить это имя - Волдеморт тогда был жив, и она не могла не надеяться выйти оттуда. Тем не менее, она предпочла бы покончить с собой, и, если бы не он, ей бы это удалось. Невилл ничего не понимает. Он не понимает эту женщину, чёткий профиль которой врезался ему в память. Он не понимает себя, почему он задаёт все эти "почему". Он просто стоит и ждёт. А потом приходит на то же место и завтра, услышав, что она будет здесь; и послезавтра... С тех пор, как Невилл стал работать в аврорате, он всегда хранит запас Оборотного зелья. Ни для чего, просто так. И вот приходит время, когда оно становится нужным. Сегодня Невилл опять идёт за ними следом, как вдруг понимает, что что-то происходит. Они обе - Близзард и Лестранж – да, ведь вторая - Лестранж! - вдруг осеняет Невилла - чуть обернулись и смотрят куда-то мимо него. И тут он видит какого-то совершенно незнакомого приземистого человека, который быстро движется к нему, вынимая палочку. Пару секунд Невилл находится в недоумении, но вдруг случайно замечает чуть остекленевшие глаза этого парня, и в мозгу вспыхивают одновременно две мысли: "Imperio" и "Беллатрикс Лестранж". У него просто нет времени объяснять себе, почему Лестранж, а не Близзард или кто-то ещё. Он выхватывает палочку и начинает произносить Avada… , как вдруг какой-то человек резко вскидывает руку, и Невилл видит, что в него летит пурпурный вихрь огня. В следующий момент он со всей высоты своего роста падает назад, сбитый с ног, ударяясь затылком о брусчатку; тело пронзает невыносимая, почти смертельная боль. Последнее, что фиксирует его затухающее сознание - глаза Ядвиги Близзард, близко, совсем близко - и еле слышный шёпот: "Мерлин тебя побери, Лонгботтом..."
- Близзард! Я возвращаюсь из небытия. Вернее, этот голос возвращает меня в мир живых. Я чуть скашиваю глаза, чтобы понять, кто это сказал - в голове вспыхивает боль - и вижу Беллатрикс. - Лестранж, - говорю я. Получается еле слышно. - Мерлин всемогущий! Близзард! Ты знаешь, что сейчас была бы мертва, не раздели вы проклятие на двоих с Лонгботтомом?! - восклицает она. В голове словно фейерверк взрывается. - Лестранж, не кричи, - морщусь я. Она несколько секунд молча смотрит на меня, а потом спрашивает: - Что на тебя нашло? - Долг Жизни, Лестранж. Я тебе рассказывала. Там, в аврорате. Она в недоумении поднимает брови, а потом прикрывает глаза и стонет: - О, нет. Как же я могла забыть?! - Я сама забыла. Только в тот момент и вспомнила. Словно бы приказ. - Ну да. Это ведь вроде Нерушимой клятвы, - понимающе говорит Белла. И тут я замечаю, что кроме меня в комнате лежат Лонгботтом и Долохов. Судя по всему, без сознания. - Что Долохов? - спрашиваю я. - Хозяин, - тихо отвечает Белла. - Он наказал его. Тот использовал фактически смертельное проклятье вместо того, чтобы просто оглушить. - А Лонгботтом? - опять спрашиваю я. - Пусть отлёживается пока, - говорит она. - Над тобой поработал Хозяин, поэтому часа через два сможешь поесть... или к вечеру... но всё равно лежи, Хозяин велел. От тебя в любом случае сейчас толку никакого. К тому же, похоже, тебе больше досталось, чем этому недоумку. Я смотрю на Лонгботтома. Он бледен, как мел. Но на виске бьётся синяя жилка. Жить будет. У Долохова, похоже, дела хуже. Из уголка рта стекает струйка крови, из носа тоже. Белла замечает мой взгляд и многозначительно говорит: - Всего один Круциатус... Жалко Долохова. По моему мнению, Лонгботтом того не стоит. Но Хозяину виднее. - Да, Близзард, - вспоминает Белла, - когда Лонгботтом придёт в себя, поговори с ним. Ты ведь понимаешь, что выйти отсюда он может либо с Меткой, либо на тот свет. Скажи ему об этом. Да, кстати, а ведь он чистокровный! - Ну, хоть какой-то плюс, - шёпотом иронизирую я. Со стороны Лонгботтома раздаётся слабый стон. Белла подходит к нему и бьёт по щекам. - Ну же. Приходи. В себя, - этими словами она сопровождает хлёсткие удары. Потом берёт стакан с водой и брызгает ему в лицо. Лонгботтом мотает головой и открывает глаза. На его физиономии появляется такое выражение, что я не могу удержаться от смеха. Как у человека, который проснулся и обнаружил, что у его кровати стоит дракон. Или мантикора. Не в самом лучшем расположении духа. Белла смеётся, хлопает его по щеке - он при этом пытается отшатнуться - и выходит из комнаты. Лонгботтом испуганно озирается. В конце концов его взгляд останавливается на мне. - Сколько же от тебя проблем, Лонгботтом! - вместо приветствия говорю я. - Что произошло? Там? - уточняет он хрипло. - Долг Жизни, придурок, - грубо отвечаю я. - Я должна тебе. БЫЛА. Теперь нет. Лонгботтом некоторое время осмысливает случившееся. - Спа... Спасибо, - наконец выдавливает он. - А кто это был? - Долохов, - я киваю на Антонина. - А ты целился в Лестранж. - Меня убьют? - спрашивает Лонгботтом. - Не знаю, - я и в самом деле не знаю. - Мне всё равно. - А с ним... что? - показывает он на Долохова. - Это Долохов и есть, - я вспоминаю, что на Диагон-Аллее тот был под чарами. - Хозяин наказал его за это всё. Можно подумать, что в комнате взорвался котёл с зельем. Лонгботтом вздрагивает так, будто его ударили кнутом, потом по очереди краснеет, бледнеет, зеленеет, а потом его лицо приобретает какой-то уж и вовсе бурый оттенок. Я молча слежу за этой игрой цвета. Минуты две он не может вымолвить ни слова. Наконец, шепчет: - Значит, он... - Нет, - перебиваю я. - А как же...? - А вот так, - говорю я. - Пришёл новый Тёмный Лорд. А теперь, будь добр, дай поспать! Мне досталось больше, чем тебе. Я устала. И с этими словами закрываю глаза. Этот короткий разговор вымотал меня. Да, Долохов всегда славился своим семейным фирменным проклятием! Наверное, пройдёт не один день, прежде чем удастся встать на ноги. И с этой мыслью я проваливаюсь в сон.
Невилл лежит неподвижно, не в силах пошевелиться. Прежде всего, это, конечно, чёртово проклятие. Но он не уверен, что, будучи здоровым, смог бы сейчас шевельнуть хотя бы мизинцем - такой шок охватил всё его существо. Новый Тёмный Лорд! Только этого не хватало! Интересно, а Гарри знает? А кто-нибудь вообще - в министерстве, в аврорате, наконец? Так вот как все они покинули Азкабан! Теперь понятно. "Бежать, скорей бежать", - думает Невилл, но понимает, что начисто забыл о своей немощности. Да даже будь это и не так - неужели его бы оставили одного, не скованного кучей заклинаний, в доме, вокруг которого не стоит какая-нибудь наимощнейшая защита? Вряд ли. Взгляд его обращается к Близзард. Её глаза закрыты, и грудь равномерно вздымается и опадает - она забылась сном. На ней дорогое чёрное платье, отороченное мехом, с длинными, до середины кисти, рукавами и с высоким воротником. Испачкалась, когда падала - отмечает Невилл. Его сердце сжимается - он был бы мёртв сейчас, если бы не она. А, может, лучше бы, если мёртв? В комнате стоит звенящая тишина, плотная, как кисель. Не сулящая ничего хорошего, это он знает точно. Чужая тишина чужого враждебного мира. Какой-то ветхий дом, чьи стены смыкаются вокруг него, готовые в любой момент раздавить. Ловушка для дураков. Мерлин ясный, чем он думал, когда заваривал всю эту кашу с Оборотным зельем? Куда в очередной раз подевалась его пустая голова? Тонкая рука Близзард алебастром выделяется на чёрном бархате платья. Невилл ловит себя на том, что он уже полчаса смотрит на неё, и поспешно отворачивается к стенке. Так он и засыпает.
Утро начинается с того, что в комнату заходит Северус Снейп собственной персоной. Вот кого я действительно рада видеть. Умнейший человек с холодным рассудком и умом аналитика. Разум преобладает над чувствами и полностью подавляет их. Вот за что я его уважаю. Но сама так не могу. - Близзард, - Северус улыбается уголком рта. - Мистер Лонгботтом, - добавляет он совершенно равнодушно. Но Лонгботтому, наверное, кажется, что ехидно, потому что он демонстративно отворачивается к стенке. А, впрочем, отворачивается он не из-за этого. Конечно, из-за Дамблдора. - Выпей это, Близзард, - Северус протягивает мне маленький пузырёк с какой-то мерзостью. - Мистер Лонгботтом, - тот продолжает упрямо смотреть в стену. Северус молча ставит второй пузырёк на столик. Потом садится ко мне на кровать, смотрит белки глаз, щупает пульс. Затем его внимание привлекает моя левая щека - он проводит длинным пальцем по шраму, идущему через край глаза и говорит: - Могу предположить, Долиш? Услышав это имя, Лонгботтом вздрагивает и, наконец, перестаёт пялиться в стену. Пялится он теперь на меня, - о, Мерлин, нет! – с жалостью в глазах. - Долиш и Лонгботтом, так будет правильнее, - отвечаю я. Северус, удивлённо подняв бровь, оборачивается к Лонгботтому. Тот медленно заливается краской. - Вы далеко пойдёте, мистер Лонгботтом, - констатирует Снейп. - Но вы заставили меня... удивиться. Помнится, в Хогвартсе вы не были таким... жёстким человеком. - Я не... делал этого, - тихо говорит тот. - Полноте. Я ведь не в упрёк вам сказал, - спокойно продолжает Северус. - Выпейте лучше зелье, не капризничайте. Лонгботтом берёт пузырёк и быстро выпивает содержимое. - Вот и хорошо, - говорит Снейп, - Близзард, я посмотрю что-нибудь для тебя, но, честно говоря... - он разводит руками. - Все сроки прошли. Травма явно не просто физическая, а магического происхождения - зелье или проклятие... - Оставь это, Северус, - морщусь я. - Меня больше раздражает, когда спрашивают - что, где, как - нежели то, как я выгляжу. - Как скажешь. Умолкаю, - говорит Снейп. - Я принесу тебе что-нибудь укрепляющее, чтобы свести на нет вред, причинённый Азкабаном. Я благодарно киваю. - Ну, что ж, как ни приятно мне ваше общество, дела ждут, - он встаёт. - Близзард, позволь откланяться! Мистер Лонгботтом! - шутливый поклон в сторону, и Северус хочет уйти. - Снейп, подожди! - окликаю я его. - Ты... не знаешь что-нибудь о Винсе? Он медлит с ответом. Сердце моё начинает биться через раз, потому что мне уже без слов понятно, что что-то не так. Но горькая правда лучше сладкой лжи, и именно её и рубанёт Северус прямо в глаза. Будет больно, зато потом полегчает. - Винсент Близзард отказался присягнуть на верность нынешнему Тёмному Лорду и скрылся из Англии, - наконец говорит он. Чего-то подобного я и ожидала. И я прекрасно понимаю, что это значит. В комнате повисает звенящая тишина. Снейп пару секунд смотрит на меня, потом молча кивает и выходит. Он в своей обычной манере кратко передал факт, что тут ещё добавить? Да и к чему? Только тогда я замечаю, что Долохова в комнате уже нет - либо сам очухался и ушёл, либо постаралась Белла. Скорее, второе. После такого Круциатуса так быстро не встают. - Это был не я, - неожиданно прерывает молчание Лонгботтом. О чём это он? - Вы ведь знаете, что это был Долиш. Но всё равно извините! - С каких это пор ты стал такой вежливый? - язвлю я автоматически, хотя делать этого мне совсем не хочется. - Помнится, в аврорате меня никто не звал на "вы". И уж тем более не извинялся. - Всё равно, извините... миссис Близзард! - упрямо повторяет он. В глазах у меня темнеет. Каким-то неимоверным усилием воли я заставляю себя приподняться - чуть-чуть, потом ещё чуть-чуть, отдыхая каждые две минуты и потом делая очередной рывок. Голова кружится от слабости. Грудь пронзает боль. Сильная вещь - супружеская клятва. Я знаю, что такое слово "надо". Надо пойти и посмотреть, где Хозяин. И упасть ему в ноги, а, быть может, предложить взамен свою собственную жизнь... Я не знаю. Я медленно встаю с кровати и, держась за стену, иду к выходу.
Невилл не понимает, каким образом она умудряется подняться. Он видит, как искажено болью её лицо. И он понимает, какой силы должна быть боль. Он не понимает другого - зачем она это делает? Он не сказал ей ничего такого, что... И тут Невилл вспоминает, о чём ей говорил этот ублюдочный Снейп, а также всё, что он знает об этой женщине. Винс. Винсент Близзард, троюродный брат Люциуса Малфоя. Её муж. Невилл прокручивает в голове то, чему только что был свидетелем. Он в состоянии произвести простейшие вычисления и понять, что отказ присягнуть на верность этому новому Тёмному Лорду равносилен самоубийству. Кто же тогда этот новый Тёмный Лорд? Полукровка? Магглорождённый? А может, здесь скрывается что-то ещё? Так проходит час. В комнате стоит тишина, не нарушаемая ничем. Невилл уже передумал обо всём, о чём мог, и теперь просто лежит, глядя на дверь. Он и сам не знает, кого или что он ждёт. В коридоре раздаются шаги, и Невилл слышит, что идут несколько человек. Дверь открывается, и в комнату входят Люциус Малфой и Беллатрикс Лестранж, между ними бессильно обмякло тело Ядвиги Близзард. Они не столько ведут, сколько просто несут её. Люциус бросает на Невилла мрачный взгляд, они укладывают её на кровать и молча выходят. Она бледна, как полотно. На лице следы крови - видно, что кровь текла изо рта и из носа. Невилл прислушивается. Дыхания почти не слышно, так что он даже сначала думает, что она мертва, но всё же убеждается, что это не так. Круциатус, догадывается он. Круциатус их Хозяина. Что она могла сделать такого, чтобы заслужить Crucio от Тёмного Лорда? Невилл теряется в догадках. И тут его словно бьют кулаком по голове - она пошла просить своего Хозяина о Винсенте. Хотя, скорее всего, догадывалась, какой ответ её там ждёт. Ядвига Близзард. Убивающая иногда просто так, для развлечения. Убивающая зачастую посредством сдирания кожи, удаления из тела костей, и - ах да! - её любимая Sectumsempra... идёт и подставляется под Crucio? Невилл ничего не понимает. В его сознании что-то не состыкуется. А, быть может, он что-то себе напридумывал? В это время он замечает, что она чуть шевельнулась. "Или показалось, и она всё-таки мертва?" - думает Невилл с ужасом. Превозмогая слабость и боль во всём теле, он медленно поднимается и преодолевает расстояние до её кровати. Чем ближе он её видит, тем страшнее ему становится. Вдруг Близзард начинает хрипеть, и Невиллу слышится какое-то бульканье. Она чуть приоткрывает глаза, закашливается, и Невилл догадывается, что у неё в горле скопилась кровь. - Воды дай, - еле слышно говорит Близзард, и он понимает, что она его видит. Невилл прилагает все усилия, чтобы управлять непослушным телом, но берёт-таки хрустальный бокал с водой и подносит к её губам. Близзард не в состоянии поднять голову, и вода льётся наполовину мимо, уже смешанная с кровью. Тогда он медленно подводит вторую руку под её затылок и помогает сделать пару глотков. - Спасибо, - шепчет Близзард. Рука Невилла ещё хранит тепло её кожи и волос. И следы её крови. - Что вы сказали Ему? - не выдерживает он. Близзард молча смотрит куда-то в пространство из-под полуопущенных ресниц; Невилл уже думает, что не получит ответа, как она говорит: - Предложила свою жизнь взамен, - и замолкает. Значит, его догадка была верна. - Но Он не взял её, - тихо заканчивает Близзард и отворачивается.
Два дня проходят сравнительно спокойно. Утром приходит Снейп, осматривает меня и снова даёт выпить полный пузырёк какого-то зелья, на сей раз другого, но не менее мерзкого. По его лицу ничего нельзя понять - оно непроницаемо, словно маска. Скоро ли я буду дееспособна, нет ли - всё приходится спрашивать. Снейп задумчиво косится на Лонгботтома. - Ну... - тянет он, - с Crucio такой силы я ещё, пожалуй, не сталкивался. К счастью. Надеюсь, что и столкнусь как можно позже, - саркастически добавляет он. Я вижу, как Лонгботтом вздрагивает. Судя по всему, он тоже не сталкивался. И не хотел бы. Видимо, поначалу у меня отказали руки, и хочешь - не хочешь, мне пришлось прибегнуть к его помощи. Интересно, какие эмоции он испытывает, приближаясь ко мне? К беглой преступнице, убийце, которая ничем не отличается от Беллатрикс Лестранж, доведшей до безумия его родителей - с долей сарказма думаю я о себе и Лонгботтоме. А ведь в тот день, когда меня допрашивали в аврорате, он бледнел от одного вида Чёрной Метки на моей руке. Что же происходит, Невилл, а? Может, это твоё хвалёное гриффиндорское благородство? - Я мог бы догадаться, что ты так поступишь, - говорит тем временем Снейп. - Рассчитывал только на то, что ты не сможешь пока встать... Как вижу, я ошибся. Снейпу всё равно большей частью и до меня, и до всех писаных и неписаных традиций - он всегда ведёт свою игру. И, соответственно, оценивает всё со своей точки зрения. - Возможно, Люциус не сегодня - завтра будет выглядеть так же, как ты, - добавляет он, и, видя, что я жду продолжения, объясняет. - Нарцисса и Драко ушли от него. Уехали из страны вообще, как и Винс. Понятно. Значит, я не единственная. - А Руди? - спрашиваю я. - С Руди всё нормально; они с братом здесь, - отвечает Северус. Лонгботтом непонимающе глядит на нас. Видно, что он прислушивается, стараясь не упустить ни слова, но не потерять нить разговора ему не удаётся. Снейп тоже замечает это. - Лонгботтом, вы же из чистокровной семьи, - спокойно говорит он ему, будто аврор Лонгботтом вовсе не аврор Лонгботтом, - вам должно быть знакомо всё это. - Что именно, профессор Снейп? - по привычке говорит Лонгботтом, и тут же заливается краской, словно не выучил урока. - Семья, - просто отвечает Северус. - Семейные ценности. Разве вы бы не подставились под Crucio за любого из членов своей семьи? - Ну... это другое дело, - помолчав, говорит Лонгботтом. - То есть вы проводите границу: мы - плохие, вы - хорошие, так, мистер Лонгботтом? - спрашивает Снейп. - Просто... я бы не хотел говорить об этом, - произносит Невилл, косясь на меня. - Что ж, мудро с вашей стороны, - констатирует Северус. - В кои-то веки. Мальчишка побоялся задеть меня этим. Побоялся напомнить о том, что случилось. Я видела, как он смотрит на меня с тех пор. Сначала откровенное непонимание, а потом... И я решаю выяснить это. - Так чему ты так удивился, Лонгботтом? - спрашиваю я, когда Снейп уходит. Он молчит. - Ты думаешь, если у меня на руке выжжена Чёрная Метка, то для меня не важна моя семья? - Не в этом дело, - теряется он. - А в чём тогда? - Я не думал, что вы можете любить, - говорит он прямо. - Так это и есть семья, - отвечаю я. - Семейные ценности. Для чистокровных это один из основных приоритетов, ты ведь должен это знать. - Но... тогда я не понимаю, как это состыкуется? Вы получили Crucio, ваш муж... - он осекается. - Договаривай, Невилл, - мягко говорю я. - ...возможно, получит Avada Kedavra... - И что? - Тогда почему так? Почему вы на стороне Тёмного Лорда? - уточняет он. - Тёмный Лорд никогда не наказывает никого не по делу, - объясняю я. - Винс получит... возможно, получит Avada Kedavra за отказ присягнуть на верность. Я получила Crucio за дерзость, к которой меня заставила прибегнуть честь семьи, и те самые семейные ценности. Всё не просто так. Чтоб ты знал. Лонгботтом молчит. Я и сама еле-еле произнесла такую длинную речь, даже шёпотом говорить мне тяжело. С такой силой не накрывало давно. Даже тогда, когда Волдеморт наказал нас сразу после своего возвращения, и под конец уже не действовало Enervate, и кто-то долго отливал меня водой. Я не могу поднять руку даже на дюйм. Можно сказать, вообще не чувствую собственного тела. Ничего, я прорвусь, я выдержу, пройдёт и это, как всё проходит и исчезает бесследно в этом мире. Вчера был плохой день, зато завтра наступит хороший, так говорил мой дедушка. Я почти всю сознательную жизнь живу в ожидании этого завтра. Выплёвывая выбитые зубы и наспех залечивая шрамы. Падая и упрямо поднимаясь. Засыпая без надежды проснуться живым и свободным, и всё-таки просыпаясь таковым. Завтра, я дождусь тебя. Своими руками схвачу за хвост и больше не выпущу. Взор мой застывает на колеблющемся пламени свечи, которое искажается, видоизменяется, превращается во что-то… в кого-то… Когда я проваливаюсь, наконец, в короткий сон, то просыпаюсь оттого, что кто-то кричит. Я открываю глаза и вижу Лонгботтома, который трогает меня за руку. - Что? - шепчу я. - Вам снился кошмар, - отвечает он. - Вы так кричали. Вам плохо? Что за бред?! Я никогда не кричу, потому что мне не может присниться ничего до такой степени страшного. Честно говоря, я вообще не могу представить себе такую вещь. Лонгботтом даёт мне напиться. За окном глухая ночь, и только ветер хлопает ставнями перекошенных окон Риддл-Мэнора. На столике стоит единственная свеча, и от её мечущегося пламени по стенам прыгают тени неведомых существ, словно вырвавшихся из ночного кошмара. Каково тебе здесь, Невилл? Это – мой дом, мой и мне подобных людей, которые стоят по ту сторону всего – закона, общества, морали – и мне хорошо рядом с ними и с существами из кошмаров, потому что они – это часть меня. И какой бы ветхой развалиной этот особняк не был, он хорош уже тем, что здесь я дома, как нигде больше. А вот ты – в чужом мире, среди врагов. И ты не знаешь, чего ожидать, смерти ли, пытки, дурных ли сновидений. И что из этого хуже? Ты почти ничего ещё не видел в жизни, и в чем-то я тебе завидую. И тут Лонгботтом начинает рассказывать. Скорее, из-за страха, что ему снова придётся возвращаться и вырывать меня из объятий дурного сна. Что-то про Хогвартс, про Гарри - о, Мерлин! - Поттера, ещё про кого-то... -...И тут, ты представляешь... - он осекается. Осекается, потому что, увлёкшись, назвал меня на "ты". - Извините, - смущённо говорит он. - Оставь, - одними губами произношу я, - пусть будет так. Он не отвечает. Идёт к своей кровати и ложится. Чистоплюй хренов! Я словно вижу его насквозь. Он не может, не хочет быть накоротке со мной, Пожирателем Смерти и чёрным магом. "Скоро ты станешь таким же. Или умрёшь", - думаю я и с этим засыпаю.
Утром, сразу после Снейпа, заглядывает Люциус. Мрачно смотрит на меня, а потом подходит и садится рядом. Он не говорит ни слова, просто сидит и молчит, глядя в одну точку. Потом целует меня в лоб, по-родственному, и идёт к выходу. Как будто на дуэль собрался - мелькает мысль. Есть только одно объяснение - он отправился к Хозяину. На следующий день я вижу, наконец, как двери открываются, и заходит Беллатрикс. Я на расстоянии нескольких метров, как зверь, чую, что от неё пахнет коктейлем из крови, смерти и ночного ветра. - Близзард, - она улыбается с безуминкой в глазах. - Лестранж, - у меня тоже хватает сил на улыбку, тем более что я действительно рада её видеть. - Как Руди? - спрашиваю я. - Нормально, - она сама лаконичность. - Наклонись, - прошу я. - Поцелуй меня. Она усмехается. Её губы впиваются в мои, и я чувствую - о, Мерлин! - чувствую всё это: боль в воздухе, кровавые пятна на дорогих перчатках - она снимает их и бросает на мёрзлую землю; аромат Непростительных и кровь, растопившую снег на промёрзшей земле - она вдыхает пар, который поднимается от талой прогалины, пропитанной грязной кровью этих магглов... ведь магглов же? Что это? Ментальная связь двух одинаково безумных людей? Или не людей, а волков одной стаи, которые связаны не только с вожаком, но и друг с другом? - Магглы? - шёпотом спрашиваю я, прерывая наслаждение её поцелуем. Она кивает. - Грязные подонки. Деревенский сброд. Я думаю, Хозяин не будет против, если я притащу тебе сюда парочку? - с придыханием говорит она. Её губы манят меня, как магнит, являясь источником непередаваемого удовольствия, понять которое может человек только такой же извращённый, как и мы. В глазах темнеет от возбуждения, нарастающего по мере того, как я снова и снова прокручиваю то, что почувствовала в её сознании. Её пальцы гладят моё лицо - холодные тонкие пальцы, такие, какими я впервые узнала их в Азкабане. Она садится совсем близко, и её глаза оказываются рядом. - Ведь большинство людей не чувствует такого, - её голос срывается, и она облизывает пересохшие губы. - Мне без разницы, Лестранж, - говорю я. - Мне тем более, - отвечает она. - Так как насчёт парочки магглов? Эту сцену прерывает сдержанный вскрик. Мы забыли, что в комнате ещё есть Лонгботтом. Он смотрит на Беллатрикс с ужасом и ненавистью. Да и как бы ещё он мог на неё смотреть, думая о Френке и Алисе? О, Френк и Алиса! О, да! Лучшие из лучших, элитный отряд авроров. По сути, такие же убийцы, как и мы, только с другой стороны. Но только Лонгботтом об этом не знает. Или знает частично. Его представление о родителях сформировано искусственно, сам он не мог видеть того, что было на самом деле. Если только не догадался. Но, тем не менее, по законам чистокровного рода он имеет право ненавидеть Лестранжей, так же, как и мстить. - Вы... не люди, - тихо говорит он. - Френк и Алиса... - начинает было Белла. - Оставьте их! - выкрикивает Лонгботтом. - Я не о том! Просто какие-то магглы! КАКИЕ-ТО! Что они вам сделали? - Какие-то - ничего. Только то, что они родились магглами. Погаными выродками, - уточняет Беллатрикс. - Оставь, Близзард! Дай я объясню! - останавливает она меня. - Ведь это не ты видел, как горит усадьба твоего деда, да, Невилл? А твою бабку забивают камнями, подловив ненароком. Ведь это не твоя прабабка горит на костре, застреленная серебряной пулей. И не твой отец пойман и проткнут осиновым колом на пожарище фамильного поместья. Ты всю жизнь живёшь в Англии, в МАГИЧЕСКОЙ Англии, и ты понятия не имеешь, что творится и что творилось за её пределами, когда тебя ещё и на свете не было! И вот появляется маг, который считает, что надо как можно резче провести грань между нашим миром и миром этих ублюдков, и подчиниться которому - ЧЕСТЬ, а не обязанность. Который считает, что нормально убивать тех, кто принёс смерть всей твоей семье. А потом доблестные авроры Френк и Алиса Лонгботтомы выбивают зубы и ломают кости в Азкабане всем, у кого на руке выжжен Его Знак. А потом появляешься ты и осуждаешь меня за то, что я пытала тех, кто пытал меня; и её - за то, что она получает удовольствие, убивая грязных скотов, убивших её семью. И убивающих всех нас на протяжении веков. В комнате повисает тишина. Беллатрикс переводит дух. Она очень кратко, но точно обрисовала историю моей семьи. У самой у неё было что-то похожее. Истории всех чистокровных семей имеют подобные эпизоды, хотя бы раз в два поколения. Именно поэтому мы считаем честью присягу Тёмному Лорду. По сути, мы служим не человеку, а силе и идее. - Ты имеешь право мстить мне, - говорит Беллатрикс Лонгботтому. - Почту за честь сойтись с тобой в поединке. Выбери место, время, и с кем ты хочешь драться - со мной или Рудольфусом. Лонгботтом молчит. Беллатрикс целует меня в губы и, кивнув, быстро выходит. В комнате тишина. Я опять одна. Дедушка, отец... Винсент, дорогой... Наверное, хорошо, что у нас нет детей. Нам было не до них. Что стало бы с ними? Тайные подвалы чужих домов - вместо родового имения, копия приговора Визенгамота, хранящаяся между страниц школьного учебника - вместе с колдографией из "Пророка", косые взгляды грязнокровой швали отовсюду, куда ни кинь? Я лежу и смотрю в потолок. Паутина в углах чуть колышется от сквозняка. Чужой потолок чужого запущенного дома. Дедушка, милый, знали ли вы, что много лет спустя ваша Ядвига будет лежать здесь, а не в пропитанных силой веков старинных комнатах усадьбы, и что самой усадьбы уже не будет? Вы научили меня всему, что я умею. Властвовать и подчиняться. И вы одобрили бы то, как я живу. Вы порадовались бы, если бы могли видеть, как огонь заклятия выжигает на моей руке чёрный рисунок Метки. Треск переломленной надвое палочки. "Приговаривается к пожизненному заключению". Ублюдки. Немного раньше - и это был бы Поцелуй. Я вспоминаю тяжесть цепей в суде и то, как они врезаются мне в руки, и множество лиц, слившихся в одно, и гул голосов, переходящий в рёв шторма под стенами крепости Азкабан. Вы гордились бы мной, дедушка. Я верну всё то, что должна. Я по новой затоплю кровью эту страну, но я сделаю всё, чтобы стать прежней и засыпать в СВОЕЙ комнате, под присмотром СВОЕГО выдрессированного домовика, как когда-то засыпала под присмотром кормилицы в накрахмаленном чепце, не рискуя в любую секунду попасть под парализующий луч Stupefy, выпущенный каким-нибудь недоношенным полукровкой. Я выполню всё, что прикажет мой Хозяин. Тёмные ели парковой аллеи. Маленькая вересковая пустошь между скалистых утёсов. Проклятые хлопья снега, беззвучно покрывающие руины усадьбы. С тех пор я ненавижу снег. Рухнувшая защита и кровь тех свиней, которые пришли покопаться в едва остывших угольях в надежде отыскать что-нибудь для себя. Вы хорошо учили меня, дедушка, и эти свиньи нашли лишь свою смерть, когда я утопила их в собственном поганом дерьме. И буду топить, пока жива. Я смотрю на Лонгботтома. Ему не понять. Быть может, только пока не понять.
Невилл потерянно сидит и смотрит в окно. Конечно, он ненавидит Беллатрикс Лестранж. Всю жизнь ненавидел. Он вспоминает, что почувствовал, когда на пятом курсе увидел в "Пророке" её и Рудольфуса портреты - они тогда в первый раз бежали из Азкабана, когда Тёмный Лорд возродился. И что почувствовал, столкнувшись с ней нос к носу в Министерстве и испытав на себе её Круциатус, он тоже помнит. И, тем не менее, она права. Но она готова принять его вызов, если он потребует... как это говорится... сатисфакции. Что ж, так и будет. И вдруг Невилл спохватывается. Он вспоминает, где находится, и что происходит. В самом деле, они ведь не на Диагон-Аллее встретились и не у кого-нибудь в гостях. Кругом враги. Может быть, это ловушка или предлог... - Невилл сам себя обрывает. Он хочет додумать: "чтобы меня убить", но понимает, что это глупо. Хотели бы - убили бы давным-давно. Невилл не дурак и догадывается, что он им зачем-то нужен. Но вот зачем? Если бы он был Гарри Поттером или хотя бы Гермионой Грейнджер, то было бы ясно, что его просто хотят перетянуть на другую сторону. Но какую ценность представляет именно он, Невилл Лонгботтом, он не понимает. Маг весьма и весьма посредственных способностей, который иной раз и шагу ступить не может, чтобы не напортачить - зачем он этому новому Тёмному Лорду, кто бы он ни был? Невилл задумывается. Сколько он не перебирает - он видит одни только свои недостатки, а не достоинства. Ну, если не считать, конечно, то, что он чистокровный. Но сколько Невилл себя помнит, в его жизни это не играло никакой роли. Возможно, учись он в Слизерине, всё было бы иначе. Невилл усмехается. Он – и в Слизерине! Нелепица, да и только! Да он бы, с его характером, там и недели не протянул. Невилл вспоминает о родителях, и внутри у него, где-то глубоко-глубоко, начинает ворочаться червячок сомнения. Этот червячок родился тогда, когда Невилл закончил Хогвартс и начал свою карьеру аврора. Он встречался со многими людьми и замечал иногда, что некоторые как-то странно смотрят на него, а некоторые так и вовсе откровенно мрачнеют, узнав его фамилию. Если бы все эти люди были преступники, Пожиратели Смерти, он бы не удивился. Но многие из них работали в Министерстве, многие - в аврорате, некоторые были просто добропорядочными гражданами, и червячок всё рос и рос и периодически просыпался, напоминая о себе. А потом Невилл узнал кое-какие подробности о жизни Френка и Алисы Лонгботтомов и понял с совершенной ясностью: он не хочет быть таким, каким всегда мечтала его видеть бабушка. Он не хочет быть похожим на своего отца. Тогда ему стало страшно. Он никому ничего не сказал и в первый раз в жизни напился до беспамятства. Потом, обругав себя слабаком и безвольным негодяем, он загнал эту мысль как можно глубже на задворки подсознания. И вот сейчас она выползла снова, разбуженная резкими словами Беллатрикс Лестранж. Конечно, были и люди, для которых Френк и Алиса являлись героями. Одним из них был мистер Долиш. Но беда в том, что Невилл не хотел быть похожим и на мистера Долиша. И ещё он не хотел, чтобы Долиш, он сам, или кто-то ещё когда-нибудь сделали что-нибудь, похожее на то, что он уже видел, Ядвиге Близзард.
Тёмный Лорд стоит перед окном и смотрит на летящий снег. Дверь только что закрылась за Беллатрикс Лестранж, и он обдумывает то, что она рассказала ему о Лонгботтоме. Неспроста так сложились звёзды, что первым ближе к нему оказался именно он. Значит, всё-таки неспроста. Ну, что ж, тогда и будем начинать с него. Что там предложила ему Лестранж? Принять его вызов? Хорошо, так тому и быть. Лонгботтома не удалось связать кровью из-за этой чёртовой случайности. Как всегда, стечение обстоятельств, ведущих к совершенно ненужному итогу. Идиотка Белла засветила своё лицо, идиот Лонгботтом предпочёл как цель Беллу, а не нападавшего, идиот Долохов дорвался до возможности применить своё знаменитое проклятие вместо обычного Stupefy, идиотка Близзард забыла о Долге Жизни... В итоге он чуть не потерял двух своих ценных людей - на Долохова он сорвался сам - ну и, естественно, Лонгботтома. Тёмный Лорд усмехается. Не так давно он и представить не мог, что будет говорить о них "свои люди". До тех пор, пока сила не проснулась и не начала сама диктовать условия игры. И тогда стало понятно, что нельзя не воспользоваться теми, кто обязал себя подчиняться этой силе до смерти. И кто станет подчиняться с удовольствием, с улыбкой на устах выполняя волю своего Хозяина, не боясь запачкать руки в крови и дерьме. Близзард нужна ему. Так же, как и Лестранж, и все остальные. Чёрные маги с большим потенциалом, опытные убийцы, преданные слуги. Костяк будущего государства. Лучшие представители родовой знати. Они нужны ему. Так же, как и Лонгботтом. И он знает про него кое-что ещё, чего не знает никто. Поэтому одним слугой придётся пожертвовать. Только так он удержит Лонгботтома. Рудольфус Лестранж вне закона, но об этом бы подумали все, кто угодно, только не Лонгботтом - для того Рудольфус такой же человек, как и все, из плоти и крови. Вот этой-то кровью мы его и свяжем. Так думает Тёмный Лорд, и на его лице появляется удовлетворённая улыбка. "Что ж, ты сама сказала это, Белла, - мысленно говорит он. - Ты сама определила дальнейшую судьбу". ...Всегда надо думать о каждом слове, даже не произнесённом вслух...
Утром вместо Снейпа к нам заявляется Руди. - Привет, Близзард! - говорит он мне и, остановившись перед Лонгботтомом, коротко кивает. - Мистер Лонгботтом, - официально говорит он. - Я здесь для того, чтобы, согласно закону чести, ответить на ваше требование сатисфакции. Если вы в силу объективных причин, то есть вашего нездоровья, о чём нам всем доподлинно известно, временно не можете драться, то назначьте день, который был бы вам удобен. - Я готов, - быстро отвечает Лонгботтом. Ничего-то он не готов. Он и передвигается-то не совсем свободно, слишком уж мало времени прошло с того рокового дня. Я видела, что вчера он весь день молчал и всё думал о чём-то, видимо, как раз об этом. И что-то решил - поэтому так быстро и ответил - ответ уже был готов. Я не представляю, как он будет драться. В таком состоянии трудно сосредоточиться и уж тем более трудно направить силу на что-то серьёзное - серьёзней Lumos и Accio. Что ж, пусть попробует. Возможно, всё это - тоже часть какого-то плана, ведь не только же по своей воле, не поговорив с Хозяином, Руди припёрся сюда. Я не говорю ни слова. Лонгботтом одевается, Руди отдаёт ему его палочку и они выходят. На улице сияющий солнечный день. Превозмогая слабость, я подхожу к окну, чтобы узнать, не на лужайке ли перед окнами Риддл-Мэнора состоится дуэль. Чутьё меня не подводит. Я вижу две тёмные фигуры, выходящие прямо под окна. Они о чём-то разговаривают, расходятся в разные стороны, а потом разворачиваются лицом друг к другу и принимают боевую стойку. А ведь Белла права. В движениях Лонгботтома уже нет той детской неуклюжести, свойственной полноватым людям; они приобрели уверенность и какую-то кошачью грацию. Дуэль начинается. У Лонгботтома невыгодная позиция. Солнце прямо напротив него, а сегодня оно светит почему-то особенно ярко для зимы. Поэтому неудивительно, что очень скоро он пропускает заклятие, не успев вовремя закрыться, и падает. Тут же его тело начинают сотрясать судороги боли. Crucio, догадываюсь я. Руди будет изматывать его до конца, пока последняя искра разума, если не жизни не покинет тело. И тогда сын Френка и Алисы, вполне возможно, составит им компанию в больнице Святого Мунго. Руди подходит чуть ближе. Он наслаждается, видя, как противник, будто рыба, брошенная на раскалённую сковородку, бьётся на покрытой инеем земле. И в этот момент происходит невероятное. Лонгботтом каким-то чудом вскидывает руку с зажатой в ней палочкой, и в Руди летит разящий луч заклятия. Я не совсем понимаю, что это: вроде бы Seco. Оно попадает ему точно в горло, и на заледеневшую землю брызгает кровь. Руди вздрагивает, палочка выпадает из его руки, он тянется к перерезанной глотке, откуда толчками выбрасывается кровь, и медленно оседает вниз. - Я сама подписала ему смертный приговор, Близзард, - раздаётся позади меня тихий голос. - Лестранж, - я оборачиваюсь. Она стоит сзади меня. Без сомнения, она тоже видела всё, что происходит перед окнами. - Всегда надо думать о том, что говоришь, - продолжает она. - О каждом чёртовом слове. А мы с тобой этого не делаем. Нами владеют эмоции. Я смотрю на лужайку. Оба соперника лежат. Вокруг Руди расползается алое пятно, которое чуть парит в холодном воздухе. Лонгботтом тоже не шевелится, непонятно, в сознании он или нет. К ним почему-то никто не идёт. Приказ Хозяина - догадываюсь я. Белла подходит сзади и обнимает меня. Я одной рукой прижимаю её щёку к своей, так мы и стоим, продолжая глядеть в окно. - Он связан теперь кровью, ты поняла? - вдруг спрашивает она. И тут до меня доходит. Я не знаю, как так вышло, что Лонгботтом победил, не знаю, вмешивался ли Тёмный Лорд в ход дуэли, но результат достигнут. Лонгботтом применил заклятие – неважно, Непростительное или нет - и убил человека. И только такой, как Лонгботтом, будет терзаться этим, не подумав, что Руди - государственный преступник вне закона. Для него это не имеет значения. Для него даже не важно будет то, что Руди повинен в безумии его родителей. Для него это - человек. Человек, чья кровь теперь на его руках. Похоже, сейчас произошло то, чего нам так и не удалось осуществить тогда, на Диагон-Аллее. Только бы сработало, чтобы потеря Руди не была напрасной. Лонгботтом слегка шевелится. Он поднимает голову и видит перед собой труп своего врага. Наверное, сейчас время превратилось в бесконечность для тебя, Невилл Лонгботтом, потому что ты застыл, как соляной столп, и не сводишь взгляда с тела Рудольфуса Лестранжа. - Приведи его назад, Белла, - раздаётся тихий приказ. В дверях стоит Тёмный Лорд и смотрит на нас. - Да, мой Лорд, - отвечает Белла. В глазах у неё ни слезинки. Хотя я точно знаю, что она чувствует. Это знает и Хозяин, потому что, когда она проходит мимо него, он притягивает её к себе и долго и нежно целует. - Мой Лорд! - выдыхает она, и лицо её вспыхивает смесью восторга и страха. - Род Лестранж будет щедро вознаграждён, Белла, - говорит он. - Поверь мне. Не сводя с него взгляда, она, как заворожённая, пятится к двери и выходит. - Всегда надо помнить о каждом слове. Даже не произнесённом вслух, - говорит мне Господин.
...Crucio, Crucio, Crucio... фейерверк вспышек боли, затягивающий в чёрную бездну безумия... Невилл ничего не думает, он не в состоянии думать. И вот по какому-то наитию он видит крошечный перерыв между этими вспышками, и, собрав последние силы, выхватывает палочку и посылает в Лестранжа Seco - первое, что ему приходит в голову. А потом проваливается в темноту. ...Свет бьёт ему в глаза, и глазам больно, хотя они закрыты. Кто зажёг здесь свет? Невилл приходит в себя. Он лежит на заиндевевшей земле и слушает звенящую тишину. Он чуть смещает взгляд и видит какую-то тёмную кучу, рядом валяется палочка. Рудольфус - догадывается Невилл. Он не шевелится, и под ним зловеще расплылось кровавое пятно. Невилл поворачивается на живот и ползком добирается до тела соперника, чтобы оценить, насколько серьёзны повреждения. Добирается... и застывает. Серые упрямые глаза невидяще смотрят в небо, горло рассечено заклятием, и из раны ещё продолжает стекать тоненькая струйка крови. Руди мёртв. Кровь. Везде кровь. Сколько же её было, если вся одежда Лестранжа и земля под ним пропитались ею, как губка? В воздухе витает тяжёлый запах металла. Запах Смерти. - Пойдём, Лонгботтом, - говорит кто-то над ним. Он поднимает голову и видит Беллатрикс. По её лицу ничего нельзя понять. Что она сейчас сделает? Наложит Crucio? Или сразу Avada Kedavra? У Невилла нет сил думать. В голове вместо мыслей какие-то обрывки. - Пойдём, - повторяет она, видя, что он не понимает. Он покорно поднимается и, чуть не падая от боли и слабости, идёт за ней. А перед глазами у него кровь - на земле, в воздухе - она мельчайшими каплями висит, словно туман. Они входят в комнату, и он видит лицо Близзард. - Ты выиграл, - говорит она. Он смотрит на свои руки и видит, что они тоже испачканы кровью. Кровью Рудольфуса Лестранжа, убийцы, палача его родителей. Но он почему-то не чувствует удовлетворения. Кровью человека - вот что чувствует он. Он подходит к кровати и ложится лицом вниз.
В такой позе он лежит до вечера. Когда я вижу его лицо в следующий раз - передо мной словно бы другой человек. Черты заострились, стали резче, исчезла округлость щёк, так, словно бы он в один момент похудел на несколько фунтов и прибавил в возрасте несколько лет. - Ты молодец, - говорю я ему. Он не отвечает. Сползает с кровати, по моей просьбе даёт мне воды и садится рядом. - Я не думал, что это... так, - вдруг говорит он. - Я не хотел. - Ты отомстил, и закончим на этом, - отрезаю я. - Смерть - это страшно, - говорит он. Я не знаю. Я не помню, кто был у меня первый, кто второй, так давно это было. Поэтому я просто молчу. Свечи гаснут, за окном ночь. Очередной перевал между сегодня и завтра, который надо преодолевать, стиснув зубы и надеясь на лучшее. На то, что по ту сторону тебя ждут райские кущи, а не бездонный омут тёмной воды. И я погружаюсь в пучину сна... "- Тебе не стоило приходить сюда, Близзард, - всплывает моё собственное недавнее воспоминание. - Ты ведь знаешь, что будешь наказана". - Мой Лорд, позвольте мне поговорить... всего лишь поговорить..., - он отдёргивает руку с чёрным перстнем, и я падаю на ковёр. - Мне нужны люди, чьи родовые знания, власть и связи поставлены на службу только мне. Отказавшийся принести клятву верности умрёт. - Нет, мой Лорд, подождите, - прошу я. Последнее, что я слышу - это слово Crucio, и всё скрывает мрак..." Кто-то снова дёргает меня за руку... Невилл, Мерлинова борода! Я что, опять кричала?! Его взгляд подтверждает, что это так. Ощущаю, как по лицу течёт вода, а он держит в руках чашку. Значит, я дожила до того, что меня опять обливают водой! Вода попадает в рот, и я чувствую, что она солёная на вкус. И я вдруг понимаю, что это - мои слёзы.
Невилл догадывается, что только что нечаянно слышал часть разговора между Ядвигой Близзард и Тёмным Лордом. А потом она так кричит, что кровь застывает у него в жилах. Он словно сам чувствует её боль, тем более что не далее как нынешним утром сам испытал на себе действие Crucio. Но он понимает, что Crucio Тёмного Лорда и Crucio Рудольфуса Лестранжа всё-таки две разные вещи. Он опять смотрит на её тонкую руку, неподвижно лежащую на груди, на абрис её лица, на котором мерцают блики света от единственной свечи, и понимает, что ему хочется смотреть на неё - эти пальцы, которые кажутся такими беспомощными, нежная кожа за ухом, с которого сейчас откинуты волосы, бисеринки влаги на виске, ввалившиеся щёки и тёмные круги под глазами. Он вспоминает, в каком виде была Близзард - да фактически и есть до сих пор - всего после одного заклятия. Ведь так, одного! Так же выглядел Долохов; Невилл слышал, что тогда сказала Беллатрикс. Кем же должен быть этот маг, подвергший её столь изощрённой пытке? Невилл вспоминает, что происходило на том допросе, и сердце его замирает. Она была как королева; она вставала, вся в крови, и смеялась им в лицо. А он должен был накладывать на неё Crucio... Невилл опять с пугающей ясностью осознаёт, что не хочет, чтобы Долиш, Тёмный Лорд, или кто-то ещё делали это с Ядвигой Близзард. НЕ ХОЧЕТ. Она лежит и из-под полуопущенных век смотрит на него. - Вы во сне говорили всё, что Тёмный Лорд сказал вам перед тем, как... наказать вас, - Невиллу почему-то неприятно произносить последние слова. Она открывает глаза и молча поворачивает к нему голову...
Он берёт мою руку и целует её. Несколько раз. Сначала запястье, потом пальцы, потом ладонь изнутри. Я не сопротивляюсь. Это приятно. - Это очень больно? - спрашивает он. - Что? - не понимаю я, и вдруг вижу, что он смотрит на внутреннюю сторону предплечья. - Очень, - жёстко говорю я. - Но показывать это нельзя. Он встаёт и идёт к двери. Она против моего ожидания оказывается не заперта. - Мне надо поговорить с вашим Хозяином. Вы не можете мне сказать, где он, и как его найти? - обращается он ко мне. Я щёлкаю пальцами, и передо мной появляется домовик. - Миледи? - вопросительно тянет он, склонившись до пола. - Проводи мистера Лонгботтома к Господину. - Да, миледи, - говорит домовик. Кажется, его зовут Добби. Испуг на сморщенном личике. - А если Милорд спит? - Всё равно, - решаю я. Видимо, это не идёт вразрез с инструкциями, которые вдолбили в эту лупоглазую башку. Домовик часто кивает и семенит к выходу. Лонгботтом следует за ним. Выражение его лица так знакомо. Оно мне о чём-то напоминает. Лонгботтом похож на нас всех - потому что лицо его непроницаемо. Теперь он как нельзя больше похож на родовитого чистокровного мага, кем, собственно, и является. Он принял решение. - Одну я вас тут не оставлю, - вдруг твёрдо говорит он, и дверь за ним захлопывается. Он вернётся уже одним из нас. И я со вздохом откидываюсь на подушки...
Домовик быстро семенит впереди по длинным коридорам огромного полуразрушенного здания. Невилл еле поспевает следом. Он первый - и, судя по всему, последний раз в жизни принимает настолько серьёзное решение. Он надеется, что сможет поговорить с Тёмным Лордом прежде, чем тот наложит на него Crucio. А, может быть, и не наложит. Невилл понимает, что не может больше быть с теми, с кем был, потому что сегодня он стал убийцей. Но не только в этом дело. Он осознаёт, что на той, бывшей стороне, находятся точно такие же убийцы, как и на этой. Он видел это собственными глазами. С тех пор как аврорам разрешили без ограничений использовать Непростительные, очень многие, и правые и виноватые, погибали от их руки. И если бы имя Ядвиги Близзард не было на слуху, она так же могла просто сгинуть без следа в подвалах Министерства. Так чем Тёмный Лорд отличается от Министра? Только тем, что не прикрывается красивой ложью под лозунгом: всё, что делается, - делается во имя добра и равенства всех со всеми. Какое, к Мерлину, добро и равенство? Какое взаимопроникновение миров? Но это всё второе, думает Невилл. Первое - это Ядвига Близзард. Домовик вводит его в полутёмную комнату, освещённую только горящим камином. Перед камином стоит кресло с высокой спинкой, в котором лицом к огню кто-то сидит. Невилл видит руку с чёрным перстнем, лежащую на подлокотнике. - Ну вот, наконец, ты и пришёл, - говорит кто-то таким знакомым голосом. Рука с кольцом делает повелительный жест, приказывая приблизиться, но Невилл, подошедший и без того уже совсем близко, в изумлении пытается увидеть лицо человека в кресле. - Здравствуй, Лонгботтом, - говорит тот. Отсвет пламени падает на его лицо, и Невилл видит, что в кресле сидит Гарольд Джеймс Поттер. Они долго смотрят друг на друга. Невилл встречается взглядом с вертикальными змеиными зрачками, и уже не может отвести глаз. Его затягивает в бездну, которая открывается перед ним. И только одно слово не выветривается куда-то прочь, а бьётся в такт сердцу: Близзард - Близзард - Близзард... - Хорошо. Ты получишь её. Ты получишь ВСЁ. ЧТО. ЗАХОЧЕШЬ, - вдруг слышит он словно сквозь вату. Наконец проходит несколько мгновений, и наваждение исчезает. Поттер отводит взгляд и снова смотрит на пляшущий в камине огонь. Невилл чувствует поток, дарующий ощущение силы, вечности, власти, спокойствия... да много чего ещё, окутывающий его. - Да, Невилл, - он получает ответ на невысказанный вопрос. - Так сложились звёзды. И Поттер, и Волдеморт - теперь я. Признаёшь ли ты меня как своего Лорда? - Да, - тихо говорит Невилл и сам не слышит своего голоса. Он задал бы Поттеру тысячу вопросов. Задал бы, если бы. - Ты понимаешь, что Метка - это на всю жизнь? - слышит он второй вопрос. А в голове всё вертится: Близзард - Близзард - Близзард... - Я ведь сказал, что ты получишь её, - спокойно говорит Тёмный Лорд, и Невилл кивает. - Дай руку, - приказывает Он. Невилл закатывает рукав на левой руке и несмело протягивает её вперёд. Кожа белая, без единого пятнышка. Никогда, даже в самом страшном кошмаре не мог он себе представить, что здесь когда-нибудь будет выжжен ненавистный Знак. - Ну, он уже немного не тот, что раньше, - вслух отвечает на его мысли - мысли! - Тёмный Лорд. - Сейчас сам увидишь. Он прикасается палочкой к нежной коже предплечья. Руку Невилла сковывает такая боль, что ему начинает казаться, будто её сунули в горящий камин, хорошенько приправив Круциатусом. Он вспоминает те слова, которые говорила ему Близзард, и стискивает зубы так, что кажется, они вот-вот раскрошатся. Перед глазами у него плывут разноцветные круги, но он видит, как на руке постепенно вырисовываются контуры угольно-чёрного клейма - череп с выползающей изо рта змеёй, а на заднем плане - тень зигзага, похожего на молнию...
[align:center] Конец первой части.[/align] [align:center]tbc[/align]
Открывается занавес... а вот и прода:))) О! Стих!))) Ну..поскольку я сама не сильна в поэзии, то критики здесь точно не будет, скажу что первое впечатление офигительно положительное. Текст набирает обороты, и они заинтересовывают образом Близзард еще больше, чем мне казалось на первый взгляд. У меня появились вопросы, которые в скором времени я тебе задам. Ярко и красиво и без соплей. Мне прямо видятся кадры фика... будто из кино, но это у меня часто) Громкие аплодисменты:) ждем дальше
Метели пишет:
цитата:
Лучшие из лучших, элитный отряд авроров. По сути, такие же убийцы, как и мы, только с другой стороны.
Замечательно, что ты сорвала этот глупый нимб с голов четы Лонгботтом - он весьма и весьма раздражал. Ах Алиса, ах Френк, Невиллу плохо - все плачут...
Думаю, что фемить Беллу с НЖП гораздо логичнее, чем с каноническими персонажами (ну не считая Циссы)))) Она должна быть такая же сумасшедшая как Лестрендж. Как Ядвига)
Я бы сказала, что драйв некоторым образом снизился, но, похоже, это лишь затишье перед бурей, то бишь, "разгон" перед второй частью.
Ядвига хороша и, согласна со schWARzz, логична и почти идеальна для Беллы. Еще более хорош, на мой взгляд Новый Лорд, прорисованный даже не несколькими штрихами, а парой, казалось, бы неброских мазков. Но впечатление от этого куда сильнее; не позволяет даже на секунду забыть, что истин как минимум две.
Фишка не новая. (Я, например, до сих пор с недоумением пересматриваю "41-й".) И, увы, процессы, IMHO, действительно необратимы. Возможно, настолько, что гораздо интереснее узнать, что будет, если вырвать женщину из привычной ей среды-войны.
Замечательно, что ты сорвала этот глупый нимб с голов четы Лонгботтом - он весьма и весьма раздражал. Ах Алиса, ах Френк, Невиллу плохо - все плачут...
В принципе ППКС. Я, как ни странно, хорошо отношусь к Алисе и Фрэнку - достойные противники, заслуживают уважения. Но что карма в виде безумия от круцио им явно не просто так "прилетела" - эта мысль напрашивается. Бумеранг возвращается...
Ведь фишка-то ещё вот какая: как и насколько необратимо изменяется психология женщины, если её жизнь - большей частью война?
Вы знаете, я когда-то спрашивала о таких вещах у людей, которые... скажем так, имеют опыт такого рода. Из того, что мне сказали: - во-первых, о войне стараешься не думать. Война - это работа, она отделяется от личной жизни. Ты как бы переключаешься из одного состояния в другое. Иначе спятить можно. - во-вторых, от войны не получаешь кайфа. Иначе опять-таки спятить можно. Убивать и т.д. - это не удовольствие, это работа. Тяжелая, грязная. И ты стараешься это не слишком помнить. Например, профи-спецназовцы никогда не помнят число убитых ими людей. Вообще не говорят на такие темы. - в-третьих, после длительного промежутка без войны (неважно, это мирная жизнь или тюрьма) возвращаться в военное состояние очень тяжело. Почти невыносимо. Пока ты в войне - это рутина, ее не чувствуешь. А вот заново входить... - в-четвертых, в мирной жизни - да, есть "афганский синдром" или что-то близкое. Люди раздражают, кажутся тупыми, ты не понимаешь их мыслей и проблем. Теряешь способность их понимать. Агрессивность повышенная - именно потому, что неуверен в себе, не можешь найти себе места в мирной жизни, не понимаешь ее неписаных законов. Хороший рассказ у А. Толстого, кажется, был на эту тему, именно о женщине - "Гадюка", или как-то так. Вот. Это все имхо, конечно, но в принципе люди, которые мне это говорили, знают по опыту такие вещи.
Loy Yver, rakugan ,эээ... как бы так ответить-то...
Я вообще для чего спросила (я уж сама пожалела, честное слово) - вот этим фанфиком я на этот вопрос и пытаюсь ответить, руководствуясь, к сожалению, или к счастью, уж не знаю, своим собственным опытом. Что будет, если вырвать из среды. Это хорошо, Loy Yver, если Вам это интереснее.
rakugan , и к Вам вопрос - на секунду допустите, что бывают люди, для которых пункт второй... как бы так опять сказать-то... немного по-другому звучит.
Очень хотелось бы выложить всё это поскорее до конца и узнать мнение... а потом выложить сиквел... ***ржОт***
Morlin , легко-легко, не переживай. Я ж писала, что до конца написала всё это дело, вопрос только во времени, чтобы всё отбетить. Всё видела, только не выражайся, Мерлина ради, а то придёт Аластриона и надаёт тебе по голове за то, что ты такой некультурный)
Мать Метели Это ужасно.. в смысле не фик ужасен, а вся ситуация. И то, что он мне так понравился - тоже, потому как я неисправимый флаффер, невзирая на мою любовь к Беллатрикс и некоторым другим представителям ТБ. Фик просто убивает наповал. Вот насколько я терпеть не могу Поттера-терминатора, но в вашего Поттера поверила сразу же. Убей дракона, называется. Вот и убил...
assidi, спасибо за оценку. Поттер-терминатор - это вроде как логично, потому что на место побежденного пришел победитель, которого много-много лет готовили, как машину для убийства - и приготовили... Но, мне, в общем-то, ещё надо было показать режим Фатерланда. Рада, если удалось создать произведение, которое даже у человека с совсем другими взглядами вызвало эмоциональный отклик.
- Хозяин! В дверь заглядывает испуганная мордочка девушки лет двадцати. Она жмурится и заранее группируется, готовясь отскочить, если вдруг в неё полетит какой-нибудь предмет. - Что, Долорес? - недовольно ворчит милорд Невилл, но ничем не кидается. Девушка расслабляется и жалобно смотрит на него. - Леди Ядвига... она не в духе, - шепчет тихонько. - Иди, Долорес, - говорит милорд. Всё понятно. Надо бы пойти посмотреть. Он с сожалением захлопывает книгу и идёт в покои жены, освещая себе путь огоньком люмоса. Портреты на стенах морщатся, закрывают глаза рукой и что-то раздражённо бубнят. Пройдя через тёмную анфиладу комнат, милорд Лонгботтом, наместник округа Нью-Касл, доходит до двери в комнаты супруги и останавливается. А надо ли вмешиваться, думает он. Ядвигу уже не изменишь, хоть ты тресни. Что до того, кто лежит сейчас под её Crucio, - так это всего лишь тот, кто лежит под её Crucio. Девушка по имени Долорес опасливо идёт следом, держась на приличном расстоянии. Милорд добрый, но чем-нибудь тяжёлым кинуть может, - думает она. Если рассердится. Ну, тяжёлое - будь то ваза или книга - это всё-таки не заклятие, увернуться легче. Да и последствий куда как меньше. Синяк поболит и пройдёт, а вот после Crucio по-хорошему пару дней отлёживаться надо было бы. Было бы, если бы. Если бы было можно. Долорес вздыхает. Ей повезло в жизни так, как, наверное, мало кому везёт. Если только висельнику. Или утопленнику. Ещё пару лет назад она и знать не знала, что есть на свете волшебство, что рядом с ней бок о бок существует мир волшебный, где всяких чудес - удивляйся не хочу. Была она простой студенткой, которая вырвалась из деревни в город учиться на врача; по вечерам подрабатывала официанткой в одной кофейне на окраине Лондона, а по выходным ходила в кино и на вечеринки. Волшебный мир - это, конечно, круто, если бы не одно "но": оказалось, что добро побеждает зло только в сказках. В реальности, пусть даже и в волшебном мире, всё немного иначе. В жизни самой Долорес всё рухнуло в один момент - получилось так, что она не смогла больше платить за колледж. С детской мечтой пришлось расстаться (сама Долорес надеялась, что на время) и подумать о какой-нибудь более приличной работе на полный день. В газете в колонке вакансий ей попалось на глаза объявление о том, что требуется горничная в загородное поместье, с проживанием, при этом оклад предлагался такой, что Долорес пригляделась и ещё раз сосчитала число нулей. "Должно быть, наборщик ошибся", - подумала она тогда, набирая напечатанный в объявлении номер. Но ей ответили, что цифра та самая, указанная, и пригласили прийти на собеседование с работодателем. В роскошном номере отеля "Хилтон" её ждали две женщины. Одна из них, с длинными чёрными волосами с проседью, с тяжёлыми веками и пронизывающим взглядом, одетая в зелёное бархатное платье, стояла, облокотясь на спинку кресла, в котором сидела другая - с волосами посветлее, прищуренными серыми глазами и жёсткой усмешкой, одетая в чёрный шёлк. Её левую щёку и глаз пересекали несколько шрамов, как видно, давних. Они некоторое время смотрели на неё, а потом стали тихонько переговариваться между собой. Долорес уловила несколько слов, смысл которых она узнала только тогда, когда было уже поздно: ... маггла ... круциатус ... обливиэйт ... - Вас устраивает оплата? - вдруг спросила та, что в кресле. Долорес догадалась, что это и есть будущая хозяйка. - Да, мэм, - ответила она. - Леди Ядвига, - поправила её дама в кресле. - Да, леди Ядвига, - послушно повторила Долорес. - Более чем. - Наше поместье находится недалеко от Нью-Касла. Вы будете всё время проводить на территории имения, не имея права покидать его, - сказала дама в кресле. Это могло бы показаться Долорес подозрительным, но... когда люди согласны платить эдакие деньги, они вправе потребовать и не такое. - Она подходит тебе, Близзард? - спросила тем временем вторая. - Да, Лестранж, - ответила та, что назвала себя леди Ядвига. - А что? - Тогда какого Мерлина мы сидим здесь и ведём светские беседы? - Ты, пожалуй, права, Лестранж! Магглский Лондон отвратителен. С этими словами обе они подошли к Долорес, и её новоприобретённая хозяйка крепко взяла её за руку. - Не вздумай вырываться, - предупредила она, и, не успела Долорес даже пискнуть, прижала её к себе, и мир вокруг вдруг завертелся с сумасшедшей скоростью. Когда стальная хватка этой женщины разжалась, они были уже далеко от Лондона. Но это Долорес узнаёт уже потом. Для начала она больно ударяется коленками об землю - и это уже не "Хилтон", а совсем другое место. Её тошнит, и становится понятно, что происходит нечто из ряда вон выходящее. Но не успевает Долорес приземлиться, как у Ядвиги в руке оказывается палочка, и она произносит слово Silencio. Долорес пытается закричать, но только хватает ртом воздух, как рыба, вытащенная на берег – и тут понимает, что внезапно онемела. - Послушай меня, девочка, - усмехнувшись, говорит Ядвига. - Я не сниму заклятия до тех пор, пока ты не прекратишь попыток заорать. Тебе понятно? Долорес берёт себя в руки и быстро кивает, дрожа всем телом. Она уже догадывается, что вляпалась в очень, ОЧЕНЬ нехорошую историю. Они находятся где-то в поле, возле леса, рядом проходит автомобильная дорога, не Бог весть какая, но Долорес видит покосившийся указатель с надписью "Нью-Касл. 20 миль". - Если ты вдруг заорёшь или попытаешься сбежать, то тебе будет очень больно. Ты всё поняла? - спрашивает Ядвига. Долорес снова быстро-быстро кивает и тотчас понимает, что с её голосом всё в порядке. Но, вспомнив взгляд Ядвиги и взгляд этой второй женщины по фамилии Лестранж, Долорес совершенно не горит желанием экспериментировать. Это глаза убийц. Перед ними решётчатый забор с табличкой "Не пересекать. Частное владение". Ядвига снова крепко берёт Долорес за руку, и они входят за ограду. Тут Долорес понимает, что с ней что-то творится. Ей становится так страшно, что она не сдерживает сдавленный вскрик. И тут же зажимает рот рукой, ожидая возмездия. Но, к её удивлению, обе женщины воспринимают это как должное. Ядвига опять что-то делает своей палочкой и говорит: - Finite Inkantatem, - и наваждение прекращается. Они идут дальше. Перед ними какое-то время мелькают лишь деревья, а потом из-за них показываются заросшие развалины. - Моё поместье, Близзард-Холл, - равнодушно говорит Ядвига. Снова взмах палочки - без малейшего сомнения, волшебной - и перед Долорес предстаёт огромный старинный особняк, который стоит на том самом месте, где минуту назад она своими собственными глазами видела лишь заросшие травой бесформенные останки. Они проходят по подъездной аллее и входят под мрачные своды здания. Вдруг Долорес вздрагивает - из ниоткуда материализуется маленькое большеухое существо и сгибается в подобострастном поклоне. - Что прикажет миледи? - пискляво спрашивает оно. - Отведи эту магглу к остальным, пусть они расскажут ей всё, что она хочет знать. И сам ответь на её вопросы, - говорит существу Ядвига. И поворачивается к Долорес. Та замирает. - Я скажу только одно: у меня нет цели убить тебя, иначе ты была бы давно мертва. Убежать отсюда невозможно, но если вдруг попытаешься, то тебя ждёт смерть. За хорошую службу получишь столько золота, сколько хочешь. Если, конечно, будешь настолько умна, чтобы не разозлить меня... слишком сильно - тогда ты превратишься в труп, и тебе повезёт, если это будет быстро и безболезненно. При этих словах женщина в зелёном нехорошо усмехается. Долорес от этой усмешки бросает в дрожь. - Мне нужна служанка, достаточно умная, если можно так сказать о маггле, - ещё раз говорит Ядвига. - Убить я и без тебя найду кого. "Да, наверное, найдёт", - думает спустя какое-то время Долорес, вспоминая этот разговор. И постоянно находит - судя по брызгам крови на одежде, которые она периодически видит, приводя в порядок хозяйкин гардероб. Сейчас она уже научилась нутром чуять, когда хозяйка возвращается не просто так. Долорес кажется, что любой бы увидел это - волны страха, боли и смерти словно обретают материальность, они окутывают человека, подошедшего достаточно близко, чёрной непрозрачной пеленой, и ей остаётся только гадать, сколько жизней было прервано в этот раз и брошено к ногам Ядвиги Близзард-Лонгботтом. Зайдя в старинный особняк Близзард-Холла в первый раз, Долорес догадывается, что он станет её тюрьмой надолго. В её восприятии присутствует определённая доля нереальности всего происходящего. Долорес вспоминает когда-то виденный фильм про зачарованный замок злой ведьмы; она никогда бы не подумала, что всё это может существовать на самом деле. Ей кажется, что она сидит в кинотеатре и смотрит этот фильм. Или спит и видит страшный сон. Но беда в том, что сон не кончается. Когда Долорес только появилась в Близзард-Холле, там жили ещё трое девушек-маггл - она узнала, что так маги называют не магов, то есть обычных людей. В Близзард-Холле кроме служанок-маггл были и домовые эльфы - робкие создания, которые, в принципе, сами могли бы обслужить особняк и гораздо большего размера. Это говорило о том, что люди-слуги - фактически не слуги, а рабы, потому что ТАК ХОЧЕТ БЛИЗЗАРД. Просто Близзард - так все зовут леди Ядвигу. Хотя её фамилия давным-давно Лонгботтом. Винсент Близзард был её первым мужем, и поместье принадлежало его роду. Когда пришёл новый Тёмный Лорд, Винсент отказался признать его и вскоре был убит. Его портрет висит в коридоре второго этажа: худощавый мужчина в чёрно-зелёной мантии, длинные русые волосы, тонкие черты лица. Портрет надменно взирает с высоты на Долорес, разве только что не проклянёт, думает она, но он никогда не заговорит с ней, как, впрочем, и большинство портретов в поместье. Однажды Долорес видела Тёмного Лорда. Высокий молодой человек с зелёными глазами и длинными, чёрными как вороново крыло волосами. - Не понимаю этот твой бзик, Близзард, - сказал он хозяйке, когда Долорес попалась ему на глаза. - Неужели твои эльфы так плохи? - Мой Лорд, - усмехается хозяйка, - это прихоть, не более. - Как знаешь, - равнодушно говорит он. Долорес смотрит на него чуть-чуть под другим углом, и ясно видит, что глаза его полыхают багрецом, а зрачок сужается в щель и затягивает… затягивает... Дальнейшего разговора она не слышит, потому что со всей возможной скоростью бежит на кухню. Ей страшно так, как не было никогда в жизни, и она молится всем богам, чтобы больше никогда не увидеть этих глаз. На первое время ей поручают работу по дому или на кухне, предупредив, что нельзя трогать вещи, назначения которых она не знает. Но, как оказалось, даже самые обычные на первый взгляд предметы могут таить в себе необычные свойства. Однажды, например, убирая в комнате хозяйки, она смотрится в зеркальце, лежавшее в одном из ящиков бюро. Через минуту, поняв, что что-то не так и кинувшись к зеркалу в своей комнате, она с ужасом понимает, что кожа на её лице деформируется, черты искажаются и само лицо превращается из её собственного в чьё-то ещё. На крик прибегает эльф и зовёт-таки хозяйку. Она приходит, хмыкает и достаёт волшебную палочку. Ей приходится потрудиться, но минут через пятнадцать всё, слава Мерлину, в порядке. - НИКОГДА. НЕ. ПЫТАЙСЯ. УЗНАТЬ. БОЛЬШЕ. ЧЕМ. ТЫ. МОЖЕШЬ. В МЕРУ. СВОИХ. УМСТВЕННЫХ. СПОСОБНОСТЕЙ, - по отдельности произнося каждое слово, говорит Близзард. - Crucio. Так Долорес узнала, что такое проклятие Круциатус. После этого она отлёживалась сутки, на больший срок прикрывать её никто не соглашается. С тех пор Долорес с опаской относится ко всем вещам вообще, поскольку до неё, наконец, доходит, что в доме чёрных магов возможно ВСЁ. А у неё была цель - выжить. Ибо что сделано, то сделано. Она здесь, и шанс когда-нибудь вернуться в мир обычных людей был, наверное, мал. Зато шанс быть убитой был точно, и вероятность этого огромна, учитывая то, что цена человеческой жизни для Близзард равнялась нулю. Сначала их было четверо - девушки-магглы, попавшие в западню очарованного замка. Сбежать действительно было невозможно. Вокруг Близзард-Холла было несколько барьеров, в том числе один специально для таких случаев, как любезно объяснила леди Ядвига после первого инцидента. Девушке по имени Китти повезло: Близзард произнесла два слова вроде бы на латыни, и зелёный луч заклятия ударил Китти прямо в грудь. Она лежала на полу совсем как живая. Только мёртвая. Это была быстрая и не мучительная смерть - Близзард торопилась: за минуту до этого она схватилась за левую руку, где, как знала Долорес, было выжжено клеймо Тёмного Лорда, - в тот момент он хотел её видеть. Секунду спустя после зелёной вспышки смертельного заклятия она удалилась по своим делам. Зато когда случился второй инцидент, она никуда не торопилась. - Какая прелесть, - нежно говорит она виновной, девушке-студентке, которую звали Энн. - Ты ведь знаешь, дорогая, что тебя ждёт за это? Энн замирает и зажмуривается, готовая встретить свой конец во вспышке зелёного огня. Близзард смеётся. Её прищуренные глаза холодны, и взгляд острый, как кинжал. Они видят это через полуоткрытую дверь в её комнаты, где происходит разговор. И дверь закрывается. Долорес не знает, что там было. Через пятнадцать минут хозяйка выходит. Она одета в своё любимое платье, отороченное горностаем. На чёрном шёлке ничего не видно, но мех, которым украшен подол, слипся от крови. - Уберите там, - небрежно бросает хозяйка и уходит. На губах у неё полуулыбка, и она говорит с придыханием. Сьюзен и Долорес до ночи отмывают хозяйкину спальню. Стены забрызганы кровью чуть не до потолка. Кровь везде. Долорес даже кажется, что она летает в воздухе в виде крошечных шариков. Обеих их тошнит, и они по очереди выбегают вон, чтобы отдышаться или поблевать. На то, что осталось от Энн, они стараются не смотреть. Под конец появляется-таки домовой эльф и всё доделывает сам. Хорошая штука эта эльфийская магия. Долорес не сомневается, что это хозяйка всё-таки сжалилась над ними и отдала ему приказ. Через некоторое время Долорес узнаёт, что это была Seсtumsempra. Больше попыток побега никто не предпринимает. Сьюзен хорошо готовит, а хозяева любят разнообразить свой стол - одна эльфийская пища приедается. А Долорес назначена камеристкой хозяйки. Близзард говорит ей об этом вечером, вызвав через эльфа к себе в комнаты.
Долорес заходит. Близзард полулежит на диване, по спинке которого расхаживает коричневый филин Беллатрикс Лестранж. Сама она держит в руках письмо со сломанной печатью. - Подожди, друг мой, в совятне, - говорит Близзард филину. - Прилетишь через час за ответом. Филин ухает и вылетает в окно. - Долорес, - начинает Близзард, - ты живёшь здесь более полугода. Это значит - гораздо дольше, чем другие. Возьми, - говорит она, и на столик падает семь полновесных мешочков с золотом. Долорес молчит. Она не знала, что рабам положено жалованье. - Я держу своё слово, - объясняет Близзард. - Это не значит, что ты можешь уйти отсюда по своему желанию. Но это и не значит, что ты не уйдёшь отсюда никогда. Если ты будешь достаточно умна и дальше... и не попадёшь под Avada Kedavra, - смеётся она, - то в один прекрасный момент у тебя есть шанс оказаться в своём мире - со стёртой памятью, но с кучей галлеонов... или как у вас их там... фунтов. А, может быть, даже без стёртой памяти, - добавляет она. Долорес потрясённо молчит. - Благодарю, миледи, - наконец, догадывается сказать она. Близзард кивает. И взгляд, оказывается, не всегда острый, как кинжал; сейчас у неё просто обычные человеческие чуть усталые глаза. - Я позову тебя завтра, когда понадобишься, - говорит она и отпускает Долорес. - Круциатус будешь чаще получать, - вздыхает Сьюзен, когда Долорес приходит на кухню. - Она же чокнутая. Одно утешение - это хотя бы не Беллатрикс Лестранж. - А что? - шёпотом спрашивает Долорес. Шёпотом – потому как не хочет нарваться на лишний Круциатус. И, хотя в этом доме от них секретов нет, – они всё равно не пойдут никуда и не расскажут никому, как вот этот стол, или стул, или любое другое имущество, – но Долорес не думает, что хозяйке понравится узнать о себе нечто подобное. - Я слышала... ну, то есть я прочла в старой газете - она четырнадцать лет сидела в Азкабане, ещё когда там были эти демоны, дементоры... Тут хочешь не хочешь, а психом станешь. - А хозяйка? - Хозяйка позже вроде, - отвечает Сьюзен и опасливо косится, не слышит ли кто. И в этот момент в кухню входит Близзард. - Вон, - тихо говорит она Долорес. Та ёжится и, ежесекундно оглядываясь, быстро уходит в свою комнату... Ей жалко кухарку, чьи вопли разносятся по всему поместью, но ничего не поделаешь. Здесь такие правила игры, и она уже смирилась с ними. В окно светит луна, и Долорес видит невдалеке тёмные деревья подъездной аллеи, а за ними – верхушки сосен уже того, другого мира, вернуться в который - хоть когда-нибудь – её мечта. Она разбирает постель, со вздохом бросает последний взгляд в окно и ложится спать.
...Милорд Невилл стоит за дверью и ждёт, когда экзекуция закончится. Он давно уже не вздрагивает при виде крови и смерти, но и специально смотреть на это не станет. В отличие от супруги. Как и специально делать. Да, он изменился, милорд Невилл Лонгботтом. В ту ночь, когда чёрное пламя заклятия выжгло на его руке клеймо Тёмного Лорда. Он научился убивать. Закусив до крови губу. А когда он не мог, за него убивала она. А потом они вместе покорно вставали под Круциатус Хозяина. За слабость. Он сделал ей предложение через полчаса после того, как принял Метку. Через две минуты она сказала "да". Больше никаких слов произнесено не было. Он ничего не сказал бабушке. До того дня, как Тёмный Лорд вошёл в кабинет Министра в качестве законного хозяина. Только тогда он вернулся домой и сообщил, что берёт в жёны Ядвигу Близзард. Вернулся, чтобы почти сразу уйти. Свадьбы как таковой не было. Тогда было не до этого. "Не берите в голову, мистер Лонгботтом, - в тот день сказала она ему, с грустной улыбкой погладив по руке, после того как он надел ей на палец маленькое колечко, - когда-нибудь, очень скоро, наступит это самое завтра. Просто я его жду чуть дольше, чем будете ждать вы". И это завтра наступило. Нельзя сказать, чтобы он ждал его совсем спокойно. Новый порядок и перемены всегда пугают, но, единожды решив, он не отступил, сам, добровольно идя одной дорогой с ней. И в те моменты, когда было тяжело, она, словно чувствуя, всегда брала его за руку – своей рукой, хрупкой на вид, с длинными изящными пальцами и простым обручальным кольцом. И с зарубцевавшимся шрамом на запястье. Он не жалеет о том, что сделано. В Магическом мире мало что изменилось к худшему. Их Хозяин порой жесток, но Невилл не может не признать разумности нового порядка. Почитав магглскую литературу, он понимает, что волшебная палочка - ничто по сравнению с атомной бомбой. Магическому миру хватило своей собственной войны - магов с магами, и катастрофой было бы допустить войну магов и людей. По-прежнему в обычных семьях рождаются волшебники, только им не приходит никаких хогвартских писем. За ними приходят маги и уводят навсегда, перестраивая память свидетелям на своё усмотрение. Автомобильная катастрофа, пожар, взрыв, да мало ли что ещё?! Был ребёнок - и нету. Невиллу всё равно, что Близзард почти вдвое его старше. А, стало быть, и всем всё равно. Ибо тот, кто косо посмотрит на сей факт, будет мёртв. Невилл не жалеет о том, что сделано. Его смущает только его собственная глупость - то, что когда-то он в глубине души надеялся защитить её от всего. От всего и от всех - да; от Тёмного Лорда - нет. Он может только разделить с ней жизнь, что он и делает. "Я вас здесь одну не оставлю", - сказал он в ту ночь, уходя. Это и было началом осознания. И он делит с ней жизнь. Почти всю. Кроме тех моментов, когда она приходит, стягивая с рук перчатки в бурых пятнах крови, и бросает их эльфу. А её глаза блестят, как звёзды, отражая огоньки свечей. И когда она подходит к нему с поцелуем, он ощущает запах смерти и заклятия Seсtumsempra. Долорес права, когда боится даже думать о том, что творится в старинных особняках поместий. Далеко не всех поместий, разумеется. Но Невилл очень хорошо знает, кто такая Беллатрикс Лестранж. Или Уолден Макнейр. Поместья наглухо закрыты от посторонних глаз и постороннего присутствия. Пятнадцать человек Ближнего Круга, пятнадцать поместий, пятнадцать наместничеств. Наместник отвечает перед Лордом за то, что происходит на его территории. Это необременительно, и поэтому у милорда Невилла полно свободного времени для его любимых занятий - книг и растений. И супруги. Он открывает дверь и входит. Близзард склонилась над пергаментом, по которому быстро бегает перо. Пламя свечи от сквозняка начинает трепетать, и она поднимает голову.
Я сказала ему "да" почти сразу же, когда он спросил меня об этом. Я помню всё так, как будто это было вчера. - Миссис Близзард? - слышу я, когда он входит. Я поднимаю взгляд. - Я пришёл просить вас, - начинает он, немного смущаясь, но тут же заканчивает, - оказать мне честь и стать моей супругой. Он очень бледен, черты лица ещё больше заострились, - представляю, что он чувствует после ритуала. А я не сомневаюсь, что ритуал был, ведь не на рюмку же вина ходил он к Хозяину. Думаю ровно две минуты. Или меньше. Минусов я не вижу никаких. По происхождению Лонгботтом ничуть не ниже меня, а если разница в возрасте для него не играет роли, то не будет играть роли и для меня. Я понимаю, почему он говорит это здесь и сейчас; мы все понимаем - и я, и Лонгботтом, и Хозяин. Я не сомневаюсь, что речь у них шла обо мне, так же, как я теперь не сомневаюсь в том, что Винсент Близзард - это уже прошлое. - Да, - говорю я и протягиваю ему руку, которую он почтительно целует. Потом он молча кивает и отходит. Всё так, как будто я вернулась на много-много лет назад, в Карпатские горы. Всё повторяется в точности. Но откуда он может знать, что делать и как что сказать - гриффиндорец, сын авроров, выросший в семье, которая предпочла вековым традициям долбаный прогресс, общавшийся в школе отнюдь не с сыновьями Малфоев и Ноттов, а совсем с другими людьми? И тогда я понимаю, какая это страшная штука - род. Понимаю и тогда, когда мы впервые переступаем порог Близзард-Холла. Весна, лужи на дорожках парка и солнце, слепящими бликами играющее в талой воде. У меня перехватывает дыхание, и я приседаю почти к самой земле, прямо посреди аллеи, пальцами опираясь о сырой гравий. - Вам плохо? – Невилл меняется в лице. - Одну секунду, мистер Лонгботтом, не волнуйтесь, – я говорю это странно осипшим голосом, едва слышно. Входная дверь с местами облупившейся краской, нагретая весенним солнцем. Дверной молоток из бронзы в виде волчьей головы с кольцом, продетым между клыками. Я провожу рукой по тёплому дереву, и старая краска от прикосновения осыпается и невесомыми чешуйками летит вниз. Запах пыли и мышей. Пыль кружится и в столбе солнечного света, который падает сквозь распахнутую дверь. Посеревшие чехлы на мебели – всё на своих местах, святая Моргана. Даже стёкла в шкафах, за которыми стоит серебро и фарфор с гербом Близзардов, целы. Мы поднимаемся по лестнице, и вдруг я вижу портрет Винсента в коридоре второго этажа. Он пристально смотрит мне в глаза, чуть улыбается и говорит: - Хороший выбор, дорогая, - короткий поклон в сторону Невилла. – Честь имею. Прошлое встречает меня здесь на каждом шагу, прошлое, не тронутое, слава Мерлину, грязнокровыми ублюдками. Это как сон, ставший явью. И я как во сне обхожу особняк, пальцами прикасаясь к отполированным перилам лестницы, к дубовым панелям стен, к шёлку штор. Подумать только – более двадцати лет – полусгоревший флигель имения в Карпатах, а потом – тайные подвалы чужих домов и ледяные стены азкабанских камер. И на этом прошлом лежит слой пыли. Как, впрочем, и на полированной поверхности трюмо в моей комнате, по которой я провожу рукой. И в зеркале вижу своё застывшее лицо с губами, побелевшими от ярости. Потому что двадцать лет назад здесь не было такого беспорядка. И не будет. Никогда. Негромкий щелчок пальцами – где же этот чёртов домовик? Мерзкое существо появляется и тут же получает Crucio. И будет получать всегда, если допустит подобное. Я помню это так, как будто всё было вчера. И одобрительный взгляд Винсента со старого портрета, которым он проводил меня, когда я медленно шла мимо, удовлетворённо слушая горестные стенания проклятого домовика, семенящего сзади.
- Ядвига? - вопросительно говорит милорд Невилл и делает шаг к столу. Откуда-то снизу раздаётся тихий стон. Он опускает огонёк люмоса к самому полу. Девчонка-маггла, вроде бы кухарка. Он не особенно одобряет "этот бзик" Близзард, как выражается Тёмный Лорд. - Ужин? - предлагает он. Близзард кивает. Он подаёт ей руку, и они идут в столовую. Сегодня он был в Министерстве. И чуть не заработал Crucio, думает Невилл. Дёрнул же чёрт какого-то остолопа нарушить Статут о Секретности! Невилл не любит крайних мер. Но положение обязывает. Дело наместника - разбираться с тем, что происходит в его округе. Наместником должна была бы стать Близзард, но она с таким возмущением и обидой посмотрела на него, когда он заикнулся об этом, что дальше обсуждение не имело смысла. Он непроизвольно тянется пальцами к левой руке. Просто по привычке, укоренившейся за эти годы. Сегодня Мерлин миловал, и вызова Хозяина не было, просто прилетала сова от Люциуса с письмом, где он спрашивал об этом инциденте. Что тут спрашивать, думает Невилл. Как будто что-то может быть не в порядке. Как будто может быть другое наказание, кроме полугода в Азкабане в компании дементоров. Разве что Avada Kedavra. Но этому придурку повезло. Он долго блевал кровью от Круциатуса, валяясь в ногах и благодаря. Пока за ним не пришли люди из Отдела Ликвидации Последствий. Невилл уже начал забывать те времена, когда политика тогдашнего Министерства была лояльной по отношению к магглам и магглорожденным волшебникам. Подумать только - тогда ещё можно было увидеть на Диагон-Аллее какого-нибудь маггла, чьего-нибудь родителя или родственника. Сейчас это уже история. А ведь тогда общественность пребывала в шоке, ожидая эру кровавого террора. Но всё было иначе: террор по отношению к магическому миру прекратился вовсе. Если дело не касалось нарушения Статута о Секретности. Статут был возведён в ранг основного закона магического мира, и провёл резкую черту, полностью отделяя его от мира обычных людей. Все перекрёстки были закрыты. Тёмный Лорд, однако, ничего не имел против магглорожденных волшебников и полукровок, кем являлся и сам, и это не скрывал. Но теперь, уйдя в волшебный мир, человек там и оставался; а в Министерстве лидирующее по численности сотрудников место занимал Отдел Ликвидации Последствий случайных контактов с магглами. Невилл автоматически проводит рукой по одежде, проверяя, всё ли в порядке, и они с Близзард идут в столовую. Он радуется тому, что Хозяин не звал его. Радуется не потому, что боится, а потому что просто не любит бывать в Министерстве. Как и в Лондоне вообще. Ему нравится пронзительная тишина старинного особняка, который живёт строго по тем порядкам, которые железной рукой установила супруга в первые же дни их пребывания здесь. С тех пор ни в стране, ни в особняке ничего не меняется. День плавно перетекает в ночь, а потом в утро нового дня, наполненное такой же звенящей тишиной. По раз и навсегда установленным правилам появляется домовик и приносит чашку травяного чая и "Ежедневный Пророк". Из газеты он узнаёт о том, что происходит в магическом мире вообще и в Лондоне в частности, потому что бывает там редко. А вот Близзард бывает. И Невилл знает, что тогда они с Люциусом будут долго сидеть у камина, глядя на пламя, и курить магглские сигареты. И она будет выжигать изнутри фильтр и держать сигарету странно - большим и указательным пальцами. Он знает, почему. Потому, что так удобнее. Удобнее, если на тебе наручники. А она будет докуривать до конца, сильно затягиваясь, и, стряхивая пепел на пол, растирать его ногой. И Люциус будет называть её, шутя, "дорогая кузина". А она будет мгновенно мрачнеть и хмуриться... Невилл хорошо помнит тот день, когда Близзард в первый раз смогла пройти по Диагон-Аллее открыто. Нет, она ничего не боится. Она никогда ничего не боится. - Шваль грязнокровая, - шепчет она, и её губы белеют и сжимаются в тонкую полоску. И тогда Невилл почему-то чувствует, что ему пришла пора проявить инициативу. И тогда уже он решительно берёт её руку в свою и говорит: - Пойдёмте, миссис Лонгботтом. И она не сопротивляется. Солнце в зените и уличные торговцы, ошарашенно смотрящие им вслед. Весна, наступившая так неожиданно, в один день, и лужи талой воды на мостовой. К Мерлину зиму, думает Невилл, ведь Близзард ненавидит снег. Ветер, треплющий волосы и почему-то пахнущий кофе. - Так странно, - говорит Близзард, подставляя лицо солнцу и ветру. - Что, миссис Лонгботтом? – обеспокоено спрашивает он, чуть пожимая её тонкие пальцы. А она указывает на каменную стену дома, где болтается пожелтевший обрывок какого-то пергамента. Он напрягает зрение и разбирает, наконец, только одно слово, набранное крупным шрифтом: "Разыскивается"…
Утро. В поместье тишина. Долорес идёт по коридору, стараясь ступать как можно тише. Как хорошо, что толстые ковры скрадывают все звуки. Ей достанется, если она нарушит это почти осязаемое безмолвие. Из-за стрельчатых окон льётся свет серого зимнего утра. Да уж, наверняка достанется, потому что больше всего на свете Близзард не любит снег, который бесшумно кружится за стёклами. Двери в хозяйкины комнаты плотно прикрыты. Долорес делает глубокий вдох, как перед прыжком в воду, – это повторяется всякий раз, когда она оказывается перед этими дверьми, – и стучится. Близзард сидит перед зеркалом. - Волосы. Платье. Перо и пергамент, - коротко приказывает она, когда Долорес заходит и здоровается. Долорес встаёт сзади и начинает причёсывать густые русые волосы. Близзард в прозрачном пеньюаре, Долорес исподволь рассматривает её тело и всё больше и больше поражается. По всему телу - старая сетка шрамов - полосы где побольше, где поменьше. Те, что на лице, навсегда нарушили его симметрию. Чем же таким они нанесены, думает Долорес, что даже волшебница не смогла от них избавиться? На левой руке извивается, словно бы живёт своей собственной жизнью, чёрная татуировка. Вот этого уж Долорес вообще понять не может: получается, они - господа, но они же и рабы. Она задумывается и не видит, что хозяйка наблюдает за ней в зеркало. Близзард замечает, что взгляд девушки прикован к её руке, вздёргивает прозрачный рукав и поднимает руку повыше. На её лице жестокая усмешка. - Смотри ближе, - издевательски говорит она. Татуировка и правда чуть шевелится, словно переливается под кожей. Долорес вздрагивает. - Миледи, пожалуйста... не надо Crucio, - шепчет она. Близзард неожиданно улыбается и говорит: - Мой Круциатус - ничто по сравнению с Crucio Тёмного Лорда. Мы все выдерживали только один. - И вы? - непроизвольно вырывается у Долорес. - И я, - смеётся Близзард. - Подойди, не бойся. Я не буду тебя наказывать. Слышится робкий стук в дверь, и в щёлку просовывается испуганное личико домовика. - Хозяйка! Леди Беллатрикс! - сообщает он. Близзард кивает и отсылает его прочь. - Платье мне неси, чёрное, шёлковое, - приказывает она Долорес. В коридоре раздаются шаги, и в комнату входит леди Беллатрикс Лестранж. За ней семенит её домовой эльф. - Близзард, - говорит она. - Лестранж, - улыбается хозяйка. - Пойди, посиди там, - Беллатрикс отправляет домовика на низенькую скамеечку около окна. Туда же хозяйка посылает и Долорес, когда та приносит ей одежду. Беллатрикс подходит к Близзард, которая развернулась к ней вполоборота, и берёт тонкими пальцами прядь её волос. - У тебя почти нет седины. - А у тебя есть, - говорит хозяйка, чудь задыхаясь. - Я больше не могу, Лестранж. - Шотландия? - предлагает Беллатрикс, наклоняясь ближе. - Может быть, - тихо говорит хозяйка, за руку притягивая её к себе, - очень может быть, Белла, - и их губы сливаются в поцелуе...
Она стремительно входит и сбрасывает мантию на руки домовика. Беллатрикс не особенно прибавила в весе со времён Азкабана, и черты лица такие же заострившиеся, - я до боли люблю целовать эти надменные губы, эти блестящие от возбуждения глаза, эти тонкие пальцы, чувствуя на них пьянящий аромат крови какого-нибудь выблядка... Я притягиваю её к себе и ощущаю под рукой гибкое, сильное тело, по которому уже проходят волны наслаждения - и закусываю губу, чтобы не сорваться и растянуть на подольше очарование встречи. Она предлагает аппарировать в Шотландию, в замок Макнейр. Уолли – пожалуй, единственный, кого не надо уговаривать заняться чем-нибудь подобным. - Очень может быть, Белла, - тихо говорю я - Ты не хочешь взять с собой Невилла? - Нет, ну что ты! - мне смешна сама мысль об этом. - Свою грань он уже перешёл. Я знаю, что в глубине души Невилл не одобряет мои отлучки в замок Макнейр. Но он ни разу не позволил себе и слова сказать об этом. Он очень мягок, хотя и пытается это скрыть. Но это не важно. Мягкость он может преодолеть, когда это действительно требуется, а если всё-таки не может, то ему помогаю я. И получаю за это положенное Crucio от Хозяина. Менять человека дальше определённой черты не стоит. Этой черты он достиг. Поэтому в замке Макнейр я бываю с Беллатрикс. Она до сих пор одинока. - Я повенчана со Смертью, Близзард, - говорит она, - а большего мне не надо. За окном зима. Прошло несколько лет с той памятной зимы, когда мы столкнулись с Невиллом на Диагон-Аллее. За оконным стеклом летит мелкий колючий снег. Совсем как тогда. Я говорю об этом Беллатрикс. - И ты опять чувствуешь себя вне закона? - усмехается она. - Когда в любой момент ждёшь Stupefy в спину? - И ледяные стены Азкабана, - продолжаю я. - И вкус крови во рту. И те сны о Пророчестве. Она облизывает пересохшие губы. Я знаю, что ещё вспоминает она. Четырнадцать лет. Четырнадцать лет и дементоров. - Мне было интересно тогда, сломаешься ты или нет, - говорит она, - но когда я поцеловала тебя в первый раз, у стены, я почувствовала твоё наслаждение тем же, чем наслаждаюсь сама: смертью, болью, пеплом... И сомнений больше не осталось. - Всё, Лестранж, - прерываю я, - мы опять впадаем в сантименты. Она смеётся, и её глаза начинают блестеть. - Есть идеи, Близзард? - спрашивает она. - Да, Лестранж, - отвечаю я, и повторяю её жест много лет назад: открываю ящичек трюмо, беру чёрный мешочек и бросаю его на столик перед зеркалом. - Только теперь - Диагон-Аллея. Прогулка без риска Stupefy. Всё, что ты хочешь. И никаких вопросов. - Принимается, - со смехом говорит она. Мой взгляд падает на Долорес. Она сидит на скамеечке у окна и смотрит в пол. - Долорес, горностаевый палантин, - коротко бросаю я, - и мантию. Она кивает и послушно бежит в гардеробную. - Будешь сопровождать меня, - добавляю я вслед – громче, чтобы она не вздумала пропустить мимо ушей. Беллатрикс удивлённо приподнимает бровь. - Те, кто хотел сбежать, уже сбежали, - отвечаю я на её невысказанный вопрос. - И могу тебя заверить, Лестранж, теперь они очень, очень далеко. Так далеко, как человек только может быть далёк от реалий этого света.
Долорес помогает хозяйке одеться. Мельком она видит ещё одну татуировку - еле видный, полузатёртый рунический символ - азкабанский номер. Но она понимает, что следы, оставленные жизнью на теле этой женщины - ничто по сравнению с тем, как исковеркана и искажена её душа. - Не трясись, Долорес, - усмехается хозяйка, - иди, оденься. - Миледи, у меня нет ничего... только это платье и ещё два... - Значит, пойдёшь так, - резко прерывает её Беллатрикс. - Купим ей что-нибудь, - говорит хозяйка. - Шевелись, Долорес. Они выходят. Долорес вместе с домовиком дома Лестранж идёт сзади, сжимаясь от холода. Но сердце её замирает в предвкушении чего-то особенного. Снежинки кружатся в воздухе, и Долорес подставляет под них лицо. Это - не Близзард-Холл, это - внешний мир. Тот самый внешний мир, который она с такой тоской наблюдает из окна и который начинается прямо за деревьями парка. На границе "Частных владений" Близзард, как тогда, берёт её за руку и проводит сквозь ворота. А потом прижимает к себе, и последнее, что Долорес чувствует перед тем, как её затягивает в цветной вихрь - это щекочущие ворсинки горностая, ласково и весело трепещущие на её лице.
Магазин Малкин работает, так же, как работал и пять, и двадцать пять лет назад. Так же, как работал и будет работать при любом порядке. Мадам Малкин - вне этого. Её дело - одевать людей. Дверной колокольчик звякает, и она видит нас. Я бросаю ей тяжёлый кошелёк и выталкиваю вперёд Долорес. - Всё, что надо, для моей служанки. Разберитесь сами, - говорю я. Малкин кланяется и уводит Долорес в глубину магазина. Там, видимо, поручает дело помощнице, а сама стремительно возвращается. На её полных щеках румянец, и она запыхалась. - Леди Лонгботтом, леди Лестранж! Какая честь для меня! – бормочет старая дура. Научилась уважению. Вот и правильно. - Горячего вина, - прерывает её Беллатрикс не допускающим возражений тоном. Она приносит нам по бокалу глинтвейна и, раскланявшись, оставляет одних. - Знаешь, что я думаю обо всём этом? - спрашивает Беллатрикс, и лицо её искажается. - Как бы низко нам не кланялась вся эта грязнокровая шваль, в головах у них всё равно то же самое. - Чёртовы азкабанские убийцы, - продолжаю я. - А наши дети всё равно будут детьми чёртовых азкабанских убийц. Лестранж, мы никогда не станем до конца теми, кем являемся по праву рождения. Значит, мы должны оставаться сами собой. Она усмехается. - Значит, в Шотландию, Близзард? - В Шотландию, Лестранж. Запах новой материи и глинтвейна. Чьи-то голоса в примерочной и шорох ткани. Я болтаю жидкость в бокале, так, что она едва не выплёскивается на пол и на меня. Время словно замедляется, и глинтвейн похож на масло, вязко размазывающееся по стенке. К нам выходит Долорес. Она одета во что-то чёрное; простое, но элегантное. Что именно, мне наплевать. Мы разворачиваемся и, сопровождаемые кланяющейся мадам Малкин, выходим под летящий снег.
Диагон-Аллея почти пуста. Долорес даже кажется, что некоторые волшебники, завидев их, исчезают. Другие отходят в сторону и склоняются в подобострастном поклоне. Но не это занимает внимание Долорес. Вся улица полна чудесными магазинчиками, полными необычайных, волшебных товаров, и даже через витрину видно, насколько всё это необычайно и волшебно. Поэтому Долорес крутит головой и то и дело отстаёт, рискуя нарваться на хозяйкин Круциатус. И, тем не менее, она не может не замечать, какое выражение принимают лица некоторых людей, когда они проходят мимо. Испуг. Ужас. Ненависть. С таким же испугом в глазах смотрели на неё две молоденькие ведьмы в том одёжном магазине. Они ничего не спросили у неё. Всё было понятно по их лицам. Они проходят мимо лавки, за стеклом которой выставлена метла. В это время какой-то человек, с ног до головы закутанный в тёплую мантию, отделяется от витрины и медленно идёт им навстречу. Вдруг он вздрагивает и застывает на месте, и Долорес видит, что это милорд Невилл. Пару секунд его округлое добродушное лицо выражает растерянность - видимо, хозяин не хотел бы, чтобы супруга застала его здесь; но он мгновенно берёт себя в руки и подходит к дамам. - Беллатрикс, - он целует её кисть, затянутую в чёрную перчатку. - Миссис Лонгботтом. - Мистер Лонгботтом! Опять?! - тихо-тихо говорит хозяйка. Долорес заметила, что они всё время называют друг друга на "вы". Интересно, и в спальне тоже? - Миссис Лонгботтом... Ядвига, дорогая... - Милорд Невилл! Вы понимаете, что можете делать всё, что хотите? Вы можете поставить на колени всю Диагон-Аллею и велеть вылизать вам сапоги; или просто убить их всех, как вам будет угодно. А вместо этого вы ходите и боитесь, как бы вас не узнали! - Хорошо, миссис Лонгботтом, - говорит милорд Невилл и улыбается. - В следующий раз я так и сделаю. - Не заставляйте меня просить вас сопровождать меня в замок Макнейр, - отвечает она, и лицо её тоже озаряется улыбкой. - Нет, увольте, миссис Лонгботтом, - он шутливо поднимает руки, но его глаза остаются серьёзными. - Я приобрёл отличную книгу у Флориша, и сегодняшний вечер целиком принадлежит ей. Беллатрикс хмыкает и смотрит куда-то в сторону. Участия в разговоре она не принимает. Близзард берёт милорда Невилла под руку, и они продолжают свой путь. Долорес и эльф-домовик деловито семенят сзади, готовые выполнить любое пожелание своих хозяев. Над Диагон-Аллеей кружится снег…
Поздний обед проходит в молчании. За окном уже зеленоватые зимние сумерки, и на столе стоят канделябры со свечами, которые заполняют столовую неровным трепещущим светом. Беллатрикс сидит напротив меня. Я любуюсь её худощавым лицом, чуть запавшими глазами, в которых периодически зажигается огонёк безумия, особенно тогда, когда она, не отрываясь, смотрит в мои глаза. Тишину нарушает стук упавшей вилки. Невилл автоматически тянется, чтобы поднять её, но я предупреждающе ударяю кулаком о столешницу. Чёртов тупой домовик! С моей палочки слетает Непростительное, и ленивое создание верещит так, что слышно на другом конце поместья. - Миссис Лонгботтом, вилку, - напоминает супруг. Я с сожалением снимаю Crucio. - Простите... хозяйка... - постанывает живучая тварь, ковыляя к злополучной вилке и заламывая тонкие ручки. - Заткнись, - рявкаю я. - Слушать тошно! Невилл разворачивает газету и углубляется в чтение. Я пытаюсь разглядеть дату, но быстро движущаяся колдография на первой полосе не даёт мне этого сделать. Какой-то квиддичный матч. Сегодняшняя ли газета, или эти маленькие мерзавцы опять поленились доставить новую? Мне абсолютно наплевать на то, что происходит в спорте, и я не могу оценить, насколько свежа передовица. Однако Невиллу не нравится, когда ему мешают читать, и я откладываю расследование на потом. За окном падает снег. Беллатрикс со стуком отодвигает тарелку и встаёт. - С вашего разрешения, мистер Лонгботтом, - говорю я и тоже встаю. Он пристально смотрит на меня из-за края газетного листа. Но ничего не говорит. Мы с Беллатрикс выходим из столовой и поднимаемся в мои комнаты. - Что у тебя стояло по Прорицанию, Близзард? - неожиданно спрашивает Беллатрикс. Вопрос ставит меня в тупик. Я со скрипом извлекаю из глубин памяти то, что происходило более двадцати лет назад. - Вроде "Выше ожидаемого", - наконец, говорю я. - А что? - Помнишь, ты говорила об Азкабане? О Пророчестве? - уточняет Беллатрикс. - Вдруг у тебя есть задатки провидицы? - она подносит руку к огню свечи и начинает быструю игру с язычком пламени, в конце которой она сжимает пальцами фитиль и с шипением вдавливает его в воск. К стеклу липнут крупные хлопья снега. Из столовой не доносится ни звука: Невилл читает газету, изредка еле слышно шелестя страницами; домовики бесшумно убирают со стола. Так ли уж бесшумно? Я напряжённо прислушиваюсь, стараясь уловить хоть что-то и понять, научились ли наконец безмозглые твари порядку. Но нет, тишина. Мой взгляд снова падает на окно. Похоже, этот снег никогда не кончится. Должно быть, холодно сейчас в шотландских горах... "Мерлинова борода, Близзард! Держи себя в руках!" - отгоняю я снова вернувшуюся мысль и решительно достаю из бюро резную деревянную шкатулку с картами Таро. - А, может быть, у тебя, Лестранж? - говорю я. Она тянется к шкатулке и открывает её. Глянцевые прямоугольники, неведомыми мастерами украшенные причудливыми картинками, такие большие, что еле помещаются в её точёных руках. - Всего лишь красивые рисунки, - говорю я. - Способ убить время. - Пожалуй, так, - соглашается она. - Сейчас посмотрим. Прямоугольники карт с шелестом ложатся в круг света на столе. - Слева - ты, справа - Невилл, - начинает она. - Почему бы тебе не тренироваться на себе, Лестранж? - иронизирую я. - Что мы там узнаем нового, Близзард? - вопросом на вопрос отвечает она. - Дама Мечей, вдова. Замужество мне не грозит. Бедность вроде бы тоже. А вас хотя бы двое. Всякие нюансы могут быть, знаешь ли, - в её голосе звучит ирония. Карты на столе образуют какой-то орнамент, смысл которого мне смутно знаком. Трудно вспомнить то, что было бездну времени назад. Карпатские горы. Такой же вечер. Нетопыри шелестят под крышей башни. Звезда заглядывает в моё окно, потому что комната находится на верхнем этаже усадьбы – мне всегда нравилось жить наверху, несмотря на то, что дедушка называл это уделом прислуги. Взгляд мой падает на стол. Четвёрка Мечей. Башня. Звезда. Между картами, которые обозначают меня и Невилла. Беллатрикс смотрит на меня и начинает хохотать. - Чего не напридумываешь со скуки, а, Близзард? - сквозь смех говорит она. Я всматриваюсь в карту Башни. Пламя свечи трепещет, словно кто-то невидимый ходит по комнате. Или будто сквозняк. Невольно я кидаю взгляд на стрельчатые окна, но они, естественно, по-прежнему закрыты, и на подоконниках наросли пушистые шапки снега, который идёт уже, кажется, целую вечность. Нарисованная башня на карте начинает плыть, искажаться, и вдруг я чувствую ледяной прибой Северного моря и вижу башни крепости Азкабан... Встряхиваю головой, и наваждение исчезает. Что я себе напридумывала? Начнём с того, что весь расклад читается отнюдь не только по тем картам, что лежат между нашими. - Ты вспомнила, что это значит, Близзард? - интересуется Беллатрикс. - Не знаю, - отрезаю я. - Я вообще не помню, как читать этот расклад. - Тогда что тебя смутило? - спрашивает она. Я медлю с ответом. Мне отчего-то не хочется говорить об этом. А отчего? Мерлин бы побрал этот снег! - Ну, если смотреть только на то, что посередине, то для меня - опасность тюрьмы, а для Невилла... что-то вроде предначертанной судьбы, но через борьбу и потери... Но я так сказала только потому, что Звезда лежит рядом с ним, а всё остальное - рядом со мной. Беллатрикс фыркает. - Я знаю: большего идиотства ты не слышала. Я тоже, - говорю я и смешиваю колоду. - Всё прорицание - дурость, - констатирует она. - Сивилла Трелони за всю жизнь изрекла одно-единственное пророчество, да и то содержание его никому дословно не известно. - Никому из НАС не известно, - подчёркиваю я. Она молча соглашается. Во всём поместье гробовая тишина. Не слышно даже шелеста страниц "Пророка". Сидит ли Невилл там же или ушёл к себе? Чуть позже надо проверить, не нужно ли ему чего-нибудь. Маленькие мерзавцы так обленились, что скоро и свечи новой не будут приносить без напоминания. Я выхожу к лестнице и нагибаюсь над перилами. Ни шороха. Ни звука. - Долорес! - кричу я. Девчонка бесшумно возникает на пороге кухни. Надо признать, для магглы она неплохо соображает. Быстро поняла, что, если не научится появляться мгновенно и без лишних звуков, то будет получать Crucio. - Пошевеливайся, - говорю я. - Горячий грог мне и леди Беллатрикс. Не то чтобы это было необходимо. Говорю, чтобы чем-то её занять. И себя тоже. Мерлин ясный, когда же прекратится этот снег? Она появляется с фантастической быстротой и ставит поднос на стол, где всё ещё стоит открытая резная шкатулка и валяется колода Таро. Перед моими глазами снова встаёт стена ледяного прибоя и льдистые огоньки звёзд, такие же холодные, как и стены крепости Азкабан. "...Мы никогда не станем теми, кем должны были, - вспоминаю я свои же слова, - а значит, мы остаёмся теми, кто мы есть..." Я подхожу к окну и смотрю на круговерть метели за стеклом. Там, где-то далеко-далеко, в шотландских горах... Я обрываю себя на середине мысли. Беллатрикс сидит на диване и молчит. Ждёт, когда я созрею. Я останавливаюсь перед зеркалом и в неверном свете свечей разглядываю своё отражение. Сначала я вижу его чётким, а потом всё начинает заволакивать красная пелена, и вот перед моими глазами только кровавый туман и ничего больше. Снова! Эта долбаная зима так действует мне на нервы, что, какое бы зеркало здесь ни было, я всегда вижу в итоге одно и то же. Одно и то же, чёрт возьми! Какого Мерлина! Меня наполняет ярость и злость - на саму себя прежде всего; я хватаю подсвечник и со всей силы запускаю им в ненавистное стекло. Брызги разбитого зеркала разлетаются по всей комнате, но Беллатрикс спокойна. - В Шотландию, Близзард? - спрашивает она. - В Шотландию, Лестранж, - отвечаю я.
Долорес еле успевает за хозяйкой. Впереди в темноте и метели мерцают два огонька люмоса на палочках хозяйки и леди Беллатрикс. Вокруг замка Макнейр стоят такие же барьеры, как и вокруг всех поместий, и аппарировать прямо на его территорию нельзя. Наконец, прямо перед ними выступают из мрака каменные стены и арка входа, освещённая факелами. Всё остальное время Долорес сидит, сжавшись в комок и заткнув уши. Но не дышать она не может, и поэтому еле сдерживается, чтобы её не стошнило, настолько плотно пропитан воздух удушающим ароматом крови. И ни она, ни её хозяйка, ни леди Беллатрикс не знают, что такими их и видит в этот момент в Зеркале Мира Тёмный Лорд.
Он частенько смотрит туда, в Зеркало Мира. Иногда с радостью, иногда со злостью - и тогда это значит, что кто-то очень скоро будет лежать у его ног, скрученный болевым спазмом Crucio. Он видит их всех вместе не так уж часто. Два раза в год на официальных приёмах в Министерстве. Люди, бывшие вне закона, а ныне ленные лорды, в эти дни покидающие свои заново отделанные усадьбы. Родовая знать страны, тщательно скрывающая азкабанские татуировки. Эйвери. Молодая жена. Ужин при свечах. Поместье. Малфой. С тяжёлой роскошью обставленный кабинет. Какие-то свитки. Бокал вина в изящных пальцах. Министерство. Снейп. Спящие портреты директоров и директрис. Флитвик и какой-то ученик, наверное, с Равенкло. Хогвартс. И ещё много, много лиц. И те, кто интересует его больше всего. Близзард. Верхняя юбка подоткнута, нижняя намокла от крови. Рукава засучены. Палочка заткнута за пояс. В глазах - безумный блеск. Лестранж. Такая же картина. Никто и не сомневался. Где? Макнейр. Ссадины на костяшках пальцев. Окровавленные перстни, которые он вытирает носовым платком. Шотландия. Замок Макнейр. И извиваются, горят на предплечьях чёрные змеи, навечно вплавленные в плоть. Всё, что ты хочешь, - наручники, сковывающие лучше любых кандалов и заклятий. Дарующие власть, но отнимающие свободу. Ах, да, самое главное. Лонгботтом. Сидит у окна, на коленях свёрнутая газета. Трепещущее пламя свечи. За стеклом падает снег. Близзард-Холл. Он тоже вряд ли откажется от того, чего хочет. Никто не откажется. А снег всё идёт... Туманная фигура встаёт над рябью волн. "... Грядёт тот, у кого хватит могущества победить Тёмного Лорда, рождённый теми, кто трижды бросал ему вызов, рождённый на исходе седьмого месяца... И Тёмный Лорд отметит его, как равного себе, но не будет знать всей его силы... И один из них должен будет погибнуть от руки другого, ибо ни один не может жить спокойно, пока жив другой..." Фигура блекнет, становится почти прозрачной и вновь уходит в небытие. А в Зеркале Мира падает призрачный снег... Он постарался нарушить главное условие. Он отметил его не как равного себе, а как слугу, как раба. И может ли быть, чтобы он не знал всей его силы? Конечно, может. Потому что в этом подлунном заснеженном мире может быть всё, что угодно. Когда-то давным-давно Волдеморт сделал роковую ошибку, и, сколько он ни пытался уйти от её последствий, его не спасли даже хоркруксы. Зачем превращать в потенциального врага человека, который может уничтожить его, если сделать неверный шаг? Особенно если неизвестно, какой шаг окажется неверным? Зачем самому себе создавать смертельного противника, когда можно создать союзника? И зачем рисковать всем, до конца не зная, что будет впереди и чем обернётся попытка уничтожить второго человека, обозначенного в проклятом Пророчестве? Тёмный Лорд ударяет кулаком по гладкой деревянной раме зеркала. Оно содрогается и отражает его самого: чёрные длинные волосы, перетянутые лентой, и зелёные глаза… сейчас зелёные. Как когда-то, давным-давно. В те времена, когда самым серьёзным беспокойством было, как поймать дурацкий снитч и избежать отработки у Снейпа. Почему его никто и никогда не спрашивал, чего хочет он сам, а не некто, заставляющий мир вертеться по туманным законам таких вот пророчеств? Не спрашивал, хочет ли он быть на этом месте, на котором кто-то, как оказалось, будет всегда? Чуть добрее, чуть злее или чуть равнодушнее. И теперь он даже, смешно подумать, немного завидует Лонгботтому, потому что тот не знает о Пророчестве ничего и пока не принимает участия в этой дурацкой игре, непонятно кем и непонятно когда начатой. Но, так или иначе, каждый из них сейчас на своём месте, и его задача сделать так, чтобы параллельные линии их жизней не пересеклись бы в какой-то роковой точке пространства-времени, ибо чем это может закончиться, он не знает. Он дал ему всё: любовь, богатство и власть. Кто по доброй воле откажется от того, ради чего преступил когда-то всё, во что верил? Подставив руку под клеймо и добровольно признав его своим хозяином? Тёмный Лорд ещё раз бросает взгляд в туманные глубины магического стекла. Близзард вытирает окровавленные пальцы о юбку и убирает за ухо растрепавшиеся волосы. Леди Лонгботтом хорошо держит лорда Лонгботтома. Совершенно безумная усмешка, и взгляд – острый, как луч заклятия Sectumsempra – а вот это то, от чего не откажется она. Близзард целует изящную кисть Лестранж, запястье и потом предплечье, где вьётся чёрный узор клейма, связавшего их крепче стальных цепей – со смертью и болью – и вот уже их уста сливаются в поцелуе, и снова сверкает луч заклятия Sectumsempra. Гостиная Близзард-Холла. Он будет ждать её, даже когда свеча потухнет, и так и не попросит принести новую. Просто ждать, не играя ни в какие игры. Ведь он НЕ знает о содержании Пророчества…
Долорес уже кажется, что она успела тысячу раз умереть в этой каменной келье, освещённой чадящим пламенем факелов, где ей велено вместе с домовым эльфом Лестранж покорно дожидаться хозяйку. Замок Макнейр небогат на убранство, по крайней мере, первый этаж - один голый камень и вереница факелов под потолком. Может быть, выше всё выглядит иначе - Долорес не знает, да и знать не хочет. Будь бы её воля, она и близко не подошла бы сюда, не говоря уже о том, чтобы обследовать верхние этажи. Их оставляют в маленьком помещении, где холодно, как в могиле, - как, впрочем, и во всём замке. Но здесь, слава Мерлину, хотя бы есть какое-то подобие лавки, и не придётся сидеть на ледяном полу. Домовой эльф Беллатрикс Лестранж не произносит ни слова. Долорес догадывается, что ему это запрещено без специального на то соизволения его хозяйки. Но Долорес всё равно - сейчас она в любом случае не смогла бы говорить ни с кем и ни о чём, даже если бы захотела. Все её силы направлены на то, чтобы ничего не видеть, не слышать, и, по возможности, не дышать. Кроме того, она боится ненароком разозлить милорда Уолдена. Кто знает, как поступит тогда её хозяйка? Наконец, на лестнице, ведущей из подземелий, раздаются шаги, и Долорес, дрожа всем телом, решается поднять взгляд. Похоже, Близзард довольна. На её лице нет выражения раздражённости, которое очень беспокоит Долорес. Не очень-то хочется, чтобы тебя угостили заклятием, особенно когда ты ничего такого не сделала. Верхняя юбка Близзард подобрана и заткнута за пояс, там же её волшебная палочка. Нижняя юбка мокрая, и пропиталась она далеко не водой, как догадывается Долорес. Близзард стягивает её вниз и бросает в угол, куда та падает с неприятным звуком. "Как бельё в таз", - думает Долорес. "Я буду думать про бельё в тазу, всего лишь про бельё в тазу", - твердит она про себя, как мантру, напрасно стараясь не вдыхать пропитанный тяжёлым запахом металла воздух. Лорд Уолден вытирает руки носовым платком, который быстро становится красным. Точнее, не руки, а перстни, старинные массивные перстни, которыми унизаны его пальцы. Костяшки пальцев содраны до крови, это видно даже при свете факелов. Он бросает скомканный платок в тот же угол, а потом волшебной палочкой проводит по ссадинам, что-то бормоча. Леди Беллатрикс поправляет причёску. Потом она вспоминает, что с ней её эльф, кивком головы велит ему помочь, и присаживается на лавку. Домовик несмело суетится вокруг, опасаясь мгновенного возмездия за неловкость, но она, видимо, устала, ей не до него, и тучи над головой домовика расходятся. Одежда у всех троих в беспорядке. Дорогая ткань помята, драгоценные меха торчат клочьями, местами слипнувшись с бурой массой. Рукава засучены. А по левой руке ползут одинаковые угольно-чёрные извилистые татуировки, запачканные кровью неизвестно скольких людей. Долорес становится так страшно, что она едва не теряет сознание. - Ну, Долорес, шевелись же! - выводит её из полуобморочного состояния голос Близзард. Оказывается, всё это время Долорес было поручено держать хозяйкину мантию, и теперь Близзард торопит её. Она помогает хозяйке одеться, и они выходят. Снегопад прекратился. Над шотландскими горами светит луна, заливая мир призрачным сиянием. Беллатрикс отказывается от приглашения хозяйки и тут же дизаппарирует, её домовик с треском исчезает следом. - Уолли, - говорит Близзард, - я твоя должница. Какой Мерлин понёс тебя в Польшу? Именно в это время? - Чутьё, Близзард, - поднимает палец лорд Макнейр. Хозяйка смеётся и целует его в щёку. - Чудесная ночь, - говорит она. Лорд Макнейр оглядывается. - Похоже на то! - удивлённо говорит он, и хозяйка смеётся снова.
Я подшучиваю над Уолли. Он всегда туго соображает, когда речь идёт о чём-то постороннем. - Ты всегда был толстокожим, Макнейр, - говорю я. - Но в этом есть свой плюс. - Да? - удивляется он. - Тебе не холодно здесь жить, - поясняю я. - Проклятый замок, - говорит он. - Хуже Азкабана. "Везёт мне сегодня. И этот туда же, - думаю я. - Нам никогда не стать..." Всё. Хватит. Ведь этот долбаный снег кончился. - До встречи, Уолли, - прощаюсь я, прижимаю к себе девчонку и дизаппарирую. Мы оказываемся по колено в сугробе. Девчонка сжалась и боится пошевелиться, пока ей не будет велено. - Пошли, Долорес, - говорю я. Она вздрагивает и торопливо идёт за мной, стараясь не отстать. Близзард-Холл похож на чёртову рождественскую открытку. Подъездная аллея не расчищена, и по колено в снегу приходится идти до самых дверей. Я ничего не буду делать сама. Ничего. И никогда. Я захожу в вестибюль, и передо мной появляется мерзкий лентяй. - Миледи, - он собирается поклониться, но я хватаю его за ухо и пинком выкидываю на улицу. - Одна минута, - тихо говорю я. Он мгновение испуганно таращится на меня, потом на заснеженную аллею, а потом быстро-быстро кивает. - Согрели простыни милорду перед сном? - задаю вопрос, прежде чем он успевает ускользнуть. - Да, миледи, но милорд Невилл не спит, - видя, как я достаю палочку, домовик испуганно пятится. - Он ещё не ложился. Да, конечно. Наверное, я бы удивилась, если было бы по-другому. - Lumos, - говорю я, и холл наполняется светом. - Иди, Долорес. Приготовь мне постель. Она бесшумно исчезает. Я захожу в столовую и вижу Невилла. Он сидит у окна и держит эту проклятую газету, она сложена вчетверо у него на коленях. Свечи потушены, и его озаряет только свет луны, висящей в зените. - Мистер Лонгботтом! Опять вы не спите? - почему-то шёпотом говорю я. Я говорю это каждый раз, когда возвращаюсь за полночь оттуда, где была сегодня. - Опять, миссис Лонгботтом, - подтверждает он, кладёт газету и встаёт. - В Шотландии очень холодно, - говорю я и целую его. - Зато здесь тепло, миссис Лонгботтом, - отвечает он. - Идёмте спать.
Утром снегопад начинается вновь, правда, не такой сильный, как накануне. Сквозь стрельчатые переплёты окон Невилл видит серое небо и чёрные ветви деревьев парка. Естественно, в комнате светлее, чем вчера, и Невилл может разглядеть многие вещи, вид которых не приводит его в особый восторг. Супруга спит, лёжа вплотную к нему, и Невилл не шевелится, боясь потревожить её хрупкий утренний сон. Хотя, может, и не хрупкий, думает он, вспоминая, где она была и что там, судя по всему, происходило. Невилл доволен тем, что она не настаивает на его присутствии в замке Макнейр. Что касается вопросов супружеской верности, то этот пункт не вызывает у него никаких сомнений. Семейные ценности для Ядвиги непоколебимы - он убедился в этом в первый же год брака. Она могла быть кем угодно, но замарать себя супружеской изменой считала низостью, недостойной даже маггла. Что касается всего остального... что ж, он знал, кто такая Ядвига Близзард... Вот и сейчас он видит красноватые разводы на её руке. Он тихонько берёт палочку, беззвучно произносит заклинание, и они исчезают. Тогда он осторожно прикасается к её расслабленной руке и целует сначала пальцы, потом ладонь, потом внутреннюю сторону предплечья, где только начинается вязь клейма. Как когда-то, в Риддл-Мэноре. Она глубоко вздыхает и просыпается. - Доброе утро, мистер Лонгботтом, - хриплым со сна голосом говорит она, и тут её взгляд падает на окно. - О, Мерлин, нет! Только не снег!
За стрельчатым изломом оконного переплёта опять падает эта белая муть. Когда же это прекратится?! Я щёлкаю пальцами, и появляется домовик. - Позови Долорес, - приказываю я. - Да поживее. - С вашего разрешения, миссис Лонгботтом, - Невилл соскальзывает с кровати и, целуя мне руку, уходит. Тут же в дверях беззвучно возникает Долорес. Не надо быть легилиментом, чтобы понять - она трясётся всем телом, видя снег за окном и моё лицо. - Не бойся, Долорес, - говорю я, и мне становится смешно. - Никакого Crucio. Глупая маггла, сама того не зная, подняла мне настроение, и снег за стеклом уже не кажется таким раздражающе-однообразным. День проходит спокойно. Нет никаких визитов к нам, и мы не делаем визитов ни к кому. К вечеру снег снова прекращается, и на небе почти полная луна. Зажигаются свечи. Я замечаю на столе так и не убранную резную шкатулку с Таро, и рука сама собой тянется к крышке. Под пальцами - гладкая поверхность лакированных прямоугольников. Теперь я сама еле удерживаю в руках увесистую колоду. Может быть, поэтому руки слегка дрожат? Я по памяти пытаюсь воспроизвести тот орнамент, что раскладывала вчера Беллатрикс. Только вот кладу я все карты, кроме наших, почему-то рисунком вниз, на плотную бархатную скатерть. Почему? И зачем я вообще всё это делаю? Я раздражённо отбрасываю колоду и отхожу к окну. Мои пальцы ощущают ледяное стекло... Ледяная стена прибоя... - Долорес, - говорю я внезапно севшим голосом. - Подойди к столу. Она послушно подходит. - Теперь переверни то, что в середине, - приказываю я. - Только не нарушай расположения. Краем уха я слышу шелест карт о бархат скатерти. - Да, миледи, - говорит она. Мне почему-то страшно повернуться. - Теперь говори, что ты видишь, слева направо, - наверное, даже она должна заметить, как дрожит мой голос. - Четвёрка… - она немного медлит, не разбираясь в мастях, но тут же продолжает, - ...Мечей, Звезда, и Башня. Мои пальцы скользят по стеклу. Четвёрка Мечей, Башня, Звезда - вчера. Четвёрка Мечей, Звезда, Башня - сегодня. Теперь уже - неизбежная тюрьма и разрушение существующего порядка жизни, который рухнет и не возродится. Боль и страдания как путь к бессмертию. Карты, взятые просто так, на первый взгляд. На местах, где они, возможно, ничего не значат, или уж точно не должны означать будущее. ... Ледяная стена прибоя... - Какого Мерлина идёт этот чёртов снег? - глухо говорю я.
...Долорес смотрит в окно и не видит ничего, кроме абсолютно ясного ночного неба - без малейшего признака снеговой тучи...
Отличная динамика и ощущение нарастающего напряжения, приближающейся опасности, безумия. Драйв. А финал, где героиня видит снег, хотя его на самом деле нет. - замечательно.
Чёрт возьми, оказывается, напрасно я переживала, что драйва нет. То есть, его вроде бы и нет по сюжету. Надеюсь, что задуманный психологический триллер мне удался. Я так понимаю, что здесь драйв заключается в нагнетании этого самого напряжения))
Из меня хреновый комментатор, я могу только несвязно мычать "Еще!Еще!"
ППКС))) Мать Метели пишет:
цитата:
ты прям как Шварц. Очень приятно, на самом деле))
ну да! Да! Мы такие...паразитируем вот...
перчитала еще на раз)) И все-таки Лонгботтом всячески слабее Близзард, и почему она согласилась?, ну да ладно, это уже мое личное))) Кстати, а интересно, чем он кроме управительства там своим округом вообще занимался у Поттера? Невилл не в зависимости от убийства, не от жажды власти. Неужели ему нужна только она? *какое глубокое чувство однако))) * Вообще захватывает, заставляет перечитать еще раз.
schWARzz, ну, как почему согласилась? Ты имеешь ввиду, замуж выйти, что ли? Ну, так для неё определяющим фактором происхождение является. Чистокровный - значит, зашибись))
Спасибо большое schWARzz за иллюстрацию! Я посчитала нужным сказать это в отдельном посте)) Картинки - это пять. Запостила ссылку в саму темку. Шварц - ещё раз спасибо! Нагло надеюсь, что не последняя))
Мать Метели большое пжалста) ну почему бы и нет...я вообще лублу иллюстрации делать, только тогда в очередь, поскольку я там давно еще обещала другие иллюстрации.
Мать Метели все тебе расскажи, ну вообще Лонгботтома не жди, он мне вообще никак. Если что, будем ходить по женщинам изображать чисто женских персоонажей.Но у тебя они в центре описываемых событий, так что...думаю там будет узнаваемо.
schWARzz Чёй-то тебе Лонгботтом никак??? Нормальный чувак, что ты придираешься? Другое дело, что у тебя любимая тема - dark HP fanart, а тут он к таковой относится в силу того, что произведение АУ, да и то весьма и весьма под сомнением, что он совсем уж dark))
Во! У меня та же ассоциация была. Я очень люблю истории, где Поттер становится следующим Темным Лордом. Мне очень нравится эта идея.
Мать Метели И идея с пророчеством и "избранностью" Невилла - совершенно шикарная. Я вообще этот фик вчера проглотила залпом. Оторваться невозможно. Ядвига великолепна (хотя, ИМХО, она довольно сильно отличается от той тебя, которую ты описала в "Перекрестке"). Очень нравятся "взгляды на ситуацию" с точки зрения остальных персонажей, Невилла, Долорес. Очень понравился Невилл. Прямо на удивление. Я так ему сопереживала ))) И еще очень понравился Снейп, который играет сам за себя (Я не забегаю вперед? В этой части, которую ты тут выложила, Снейп уже был? Или я спойлерю? ). И реалистичность, да - читаю и верю )) Отлично. Сегодня буду читать сиквел
Я очень люблю истории, где Поттер становится следующим Темным Лордом. Мне очень нравится эта идея.
КАК, ТЫ ТОЖЕ??? Слушай, давай обменяемся ссылками на тему, а? Мой любимый - это "На лезвии ножа" Klea, и "Предсказание", но там он не явно, к сожалению, им становится. А у тебя? Давай по умылу дайровскому тогда, я просто сейчас не сдержалась))
Мильва пишет:
цитата:
(хотя, ИМХО, она довольно сильно отличается от той тебя, которую ты описала в "Перекрестке")
Дублирую из "Перекрёстка" - меня спалили. "Всё пропало, шеф, всё пропало" ))))))
КАК, ТЫ ТОЖЕ??? Слушай, давай обменяемся ссылками на тему, а?
Гы )) Это будет самореклама, потому что свой любимый фик на эту тему я сама же и перевела. Это Kai "Давайте, и дано будет вам" http://milva.fanrus.com/slash/give.htm Там фик написан до выхода шестой книги, поэтому сейчас там все совсем не так, как в каноне, но блин, я прусь от него совершенно невероятным образом ))
Мильва, ага, читала. По-моему, он на Хог-Нэте висит. Надо же, а я и внимания не обратила, что это твой перевод. Ну и что из того, что не так, как в каноне? АУ тоже типа, на то и фанфикшн придумали)))))) Если бы не было фикрайтеров - сдохнуть можно было бы с тоски)))))) А второе - никто не объяснил бы несостыковок, допущенных самой Роулинг))
Если бы не было фикрайтеров - сдохнуть можно было бы с тоски))))))
Ну так! Золотые слова ))) Кстати, я прочитала сиквел к "Стае". Начало туговато шло, но вторая часть, которая "Город без памяти", меня убила (в хорошем смысле этого слова ). Прочитала просто на одном дыхании - это такой драйв!!! Когда третья часть будет?
Мильва, я тебе про начало, т.е. про 1-ю часть и писала, что проматывай по диагонали, потому что я его резать буду, там повторы получились. Я его писала перед тем, как здесь вторую часть дополнять, но там, где оно сейчас лежит, менять не стала, ибо лень))))
Ссылку на "Лезвие" поищу сегодня, а "Предсказание" лежит на Поттер-фанфикшн и в Запретной Секции.
Профессор Северус Снейп сидит в директорском кабинете и тоже смотрит на снег. Который в виде кинутого кем-то снежка комком висит на чудом уцелевшем стекле его окна. "И как только забросили на такую высоту? - думает он. - Понятно, что не без магии". До его ушей доносятся еле слышные вопли тех немногих, кто рискнул продолжить игру под окнами замка. ... К чёрту! ...Гриффиндорцы, слизеринцы... Наплевать... К Мерлину!... Вот как раз Мерлина ему и не хватало, чтобы понять, что теперь делать. Перед ним на столе стоит Омут Памяти. Серебряная гладь неспокойна, она ещё хранит образ полупрозрачной фигуры, которая минуту назад была почти материальна, почти осязаема. Почти. Её нельзя потрогать, зато можно услышать. Снейп в первый раз своими ушами слышал полный текст Пророчества. И теперь не знал, что ему делать. Даже руководствуясь всеми теми знаниями, которые он накопил за долгие годы труда. Святая Моргана! Целебные зелья и яды, быстрые, как укус змеи, тайны психики и сознания, позволяющие управлять людьми, секреты магических растений, в которых сосредоточена сила мира, и много чего ещё. Но его никогда не прельщала власть явная, куда интереснее было смотреть со стороны за этими играми, самому оставаясь хоть немного, но в тени. Пока это было, конечно, возможно. Так и должно быть. Такие, как Близзард, знающие только, как убивать, идут вперёд, рискуя всем и сразу, а такие, как он, до поры до времени остаются невидимыми, выходя на сцену только в самом крайнем случае. Каждому своё. И теперь решать, что делать, только ей, а никак не ему. Как бы ни повернулось будущее. Он ещё пару минут сидит, глядя в одну точку, потом встаёт и надевает тёплую мантию. Ещё один снежок громко ударяется о стекло и прилипает рядом с первым, но Снейп не обращает на это никакого внимания. Он проходится по мантии рукой, разглаживая несуществующие складки, и покидает кабинет. Он идёт мимо горгульи, минует гулкие коридоры, выходит из замка и направляется прочь от него - прямо к той невидимой черте, где проходит граница зоны аппарации.
- Привет, Близзард, - говорит Снейп, и у меня почему-то нехорошо замирает сердце. От двух простых слов. - Поговорим? - спрашивает он. И уточняет: - Наедине? Чёрный бархат скатерти на столе. Серебряный канделябр. Ещё недавно тут лежали те самые карты. Снейп разворачивается и двумя точными взмахами накладывает заглушающие и запирающие чары. - Близзард, - начинает он. - Ты знаешь что-нибудь о Пророчестве? Я чувствую, что улетаю куда-то в пустоту. Такого со мной не случалось уже много лет. Время резко замедляет свой ход и, наверное, почти останавливается. Вместе с моим сердцем. Я отрицательно качаю головой. - Я скажу тебе его полный текст. Для начала, - говорит Снейп и цитирует: "...Грядёт тот, у кого хватит могущества победить Тёмного Лорда, рождённый теми, кто трижды бросал ему вызов, рождённый на исходе седьмого месяца... И Тёмный Лорд отметит его как равного себе, но не будет знать всей его силы... И один из них должен будет погибнуть от руки другого, ибо ни один не может жить спокойно, пока жив другой... " Он замолкает. В комнате воцаряется тишина. Северус понимает, конечно, что его слова, видимо, не произвели на меня должного впечатления. Но как человек воспитанный он предоставляет мне возможность ответного хода. Будь то вопрос, предположение или вообще какая-нибудь ерунда. - Дальше, Северус, - говорю я вместо этого. - Позволь спросить тебя, Ядвига, не знаешь ли ты кого-нибудь, кто родился в конце июля при таких вот начальных условиях? - спокойно произносит он. - Лично я знаю. Это твой супруг, Близзард, ныне ленный лорд Лонгботтом, наместник округа Нью-Касл. - Дальше, Северус, - опять говорю я. - Не знаю, какой ты находишь в этом смысл? Пророчество ведь касалось Волдеморта и нынешнего Тёмного Лорда. - Вот именно, НЫНЕШНЕГО, - подчёркивает Снейп. - Смотри глубже, Близзард. Если есть нынешний и прошлый, то есть и будущий. Понимаешь? Не понимаю, Снейп. Я не могу так масштабно мыслить, как ты. Я не лидер, не мыслитель, не политик. Я просто в середине пирамиды. Мне приказывают - я подчиняюсь. И получаю за это всё, что хочу. Но что же значили те проклятые карты, Мерлин ясный?! Если они вообще что-то значили. И почему вчера они лежали на этом столе, а сегодня здесь сидишь ты и пытаешься ткнуть меня носом в то, что для тебя очевидно? Все эти мысли снежным роем клубятся в голове. Но произношу я только одно: - Не понимаю. Снейп смотрит на меня и проводит длинным пальцем по губам. - Пророчество касается ЛЮБОГО Тёмного Лорда, кто бы им ни был сейчас, - тихо говорит он. - Понимаешь? Любого. Смысл в том, что Тёмным Лордом кто-то будет всегда, и на данный момент сменить его может только человек, рождённый вот при этих начальных условиях. И не спрашивай меня почему, я не знаю. Возможно, через пять лет или через пятьдесят будет сделано новое пророчество, где будет сказано что-то ещё. В комнате опять повисает тишина. Она настолько материальна, что ещё секунда – и её можно будет потрогать. - Хорошо, а как быть со вторым условием? - вспоминаю я и цитирую: - "...и отметит как равного себе...". У ...нынешнего Тёмного Лорда был шрам... - А у господина Лонгботтома есть Чёрная Метка, - продолжает Снейп. Мне кажется, что у меня начинается паранойя. Может быть, это какая-нибудь проверка на верность? - думаю я. И говорю об этом Снейпу. - Прекрати, Близзард, - он недовольно морщится. - За то, что мы сидим тут и вообще говорим об этом, мы получили бы по хорошему Crucio. Оба, - просвещаю я его, если он вдруг об этом не знает. - Сейчас объясню, - говорит Северус. - Я не уверен на все сто, но это вполне может оказаться так. Он его отметил. Неважно, как. Как равного, как неравного. Ключевое слово здесь "отметил", и точка. Это вполне может соответствовать второму условию. Сейчас уже его слова не кажутся мне таким бредом, как раньше. Но тут же у меня возникает куча вопросов, опять связанных с этими дурацкими Таро. Я вздыхаю и в двух словах рассказываю Снейпу о событиях двух последних дней. - И что теперь мне думать об этом? – меня по-настоящему начинает беспокоить произошедшее. - Тебе не кажется, что эти события все вместе выглядят странно? Кто меня посадит в тюрьму и когда? Вернутся магглокровые ублюдки, и мне намотают ещё два пожизненных? Или это вообще означает, что нас всех отправят на тот свет, потому что магглы затеют Третью Мировую и я начну отбывать своё пожизненное в Аду? - Не знаю, Близзард, - говорит, наконец, Северус. - Предсказания - далеко не моя специфика. А, памятуя о припадочной Трелони, я бы сказал, что всё это полностью не подвластно никому. Из ныне живущих, по крайней мере. - Северус, и что теперь? – спрашиваю я. - Тоже не знаю, - отвечает Снейп. - Никто не говорит, что твой муж должен на что-то претендовать. Пожалуй, я не видел ещё человека, который бы менее всего подходил для этого. Поэтому я и передал тебе информацию. Только голые факты, вот и всё. Распоряжайся ей, как хочешь. Он замолкает и чуть-чуть прикусывает указательный палец правой руки, а пальцами левой бесшумно барабанит по бархату скатерти. Не только поэтому, думаю я. Прорицания - очень неточная наука. И ты не знаешь, чем обернётся для тебя будущее, Северус Снейп. Зато ты всегда знаешь, как вести игру на два фронта. Даже на три. То есть на один - свой собственный. - Спасибо, Северус, - говорю я, и мы прощаемся. За ним закрывается парадная дверь, и меня начинает разбирать зло на него. Хорошо сказать: "Я передал тебе голый факт, делай с ним, что хочешь" и уйти. Я бесцельно брожу по дому, занимаясь тем же, что делаю изо дня в день, а мысли мои тем временем где-то далеко. Наступает вечер. Невилл сидит у камина и читает книгу. Прядь волос падает ему на глаза, и он убирает её, а потом проводит рукой по подбородку – такой знакомый жест. Ободок такого же, как у меня, простенького кольца уже не сверкает, когда на него попадает свет – со временем поверхность металла потускнела от царапин. Огонь озаряет его лицо, и я вижу, что тепло, волнами расходящееся от ярко горящего пламени, постепенно нагоняет на него вечернюю дрёму. Однако иногда он поднимает глаза от пожелтевших страниц и пристально смотрит на меня, словно догадывается, что я чем-то обеспокоена. Но не говорит ни слова. Я тихонько, чтобы не мешать, выхожу из гостиной и шёпотом приказываю приготовить ему постель. Наконец, он желает мне доброй ночи, целует – прядь волос щекочет щёку – и уходит к себе. Я зову Долорес и медленно поднимаюсь по лестнице на второй этаж, скользя рукой по широким перилам. Зачем я позвала её? С силой ударяю по полированному дереву, насилу удержавшись, чтобы не наложить на неё Непростительное – так я раздосадована. Своим бессилием, потому что на сей раз передо мной опять поставили задачу, решить которую я пока что не могу. Портрет Винсента Близзарда в тёмном коридоре. Я автоматически провожу рукой по раме, проверяя, нет ли пыли, и боковым зрением вижу, что он провожает меня пристальным взглядом, одной рукой опёршись о край картины. Долорес подтыкает мне одеяло. Я резким взмахом руки велю ей убираться прочь, и она исчезает за дверью. Тщательно нагретые простыни раздражающе тёплые, в то время как я хочу холода. Или не знаю, чего я хочу. Вылезаю из кровати, сбросив на пол проклятое одеяло, и иду к окну, за которым серебром сверкает снег. Пальцы непроизвольно тянутся к стеклу, но я тут же отдёргиваю их, словно обжёгшись о нарисованные морозом узоры. К Мерлину и ко всем василискам! Надо просто лечь спать, потому что утро вечера мудренее. Чёртов Снейп. Просто-напросто лечь спать. И что-нибудь да придумается…
…Брызги ледяного шторма – это первое, что я чувствую после аппарации. Стальная хватка аврора, того, что справа, ослабевает, и мне хочется лечь и больше не подниматься. Голова кружится. - Ну, вперёд, мразь, что стоишь? – один из авроров пихает меня так, что я чуть не падаю. Над штормовым морем туман из мельчайших капелек воды. От границы антиаппарационной зоны и до входа в крепость идти ещё ой как далеко. Под ногами – голое скальное основание, усыпанное мелким щебнем. Каблук у туфель не очень высокий, но идти всё равно неудобно. Спотыкаюсь, чуть не подвернув ногу, и тут же слышу брань этого грязнокрового ублюдка. Но я не доставлю им такого удовольствия. Нет, никогда! - Сделай, чтоб руки впереди были, - оборачиваюсь я к нему и вижу искажённое ненавистью лицо. - С-с-сука! – он с размаху со вкусом бьёт меня по щеке. – Может, тебя вообще отпустить? Я сбрасываю туфли и, присев и извернувшись, кое-как беру их руками, скованными сзади. Первый шаг, второй… Острые камни рвут шёлковые чулки и ранят до крови. Зато можно идти. - Пошевеливайся, ты, мразь, - кто-то из них ещё раз пихает меня в спину. Просто так. Быстрее я всё равно не пойду. Если только они потащат меня на себе. Арка входа, потом первый этаж. Толстые стены, заглушающие рёв шторма. Маленькая канцелярия, запах пергаментов и старых тряпок. Меня сдают с рук на руки совершенно лысому человечку, который торопливо поднимается нам навстречу из-за стола. Авроры дожидаются какую-то бумажонку, которую он умело скручивает в свиток и запечатывает, и отбывают. Я с некоторым облегчением прислоняюсь спиной и скованными руками к холодной стене. Ноги сбиты в кровь, от чулок осталось одно название. Рука болит – там, где краснеет рубец наспех залеченной раны на внутренней стороне запястья. - Раздевайтесь, - лысый человечек, похожий на колобок, суетливо снимает с меня наручники. – Так положено, просто положено, - торопливо добавляет он. В руке у него палочка. Если я не сделаю этого сама, то сделает он. Мерлин побери! Но этого не будет, нет! Кое-как я стаскиваю мятое платье. Кое-как – потому что разорванные сухожилия ещё не до конца срослись, и левая рука практически не действует. Беглый осмотр – понятно, боятся, как бы мы не пронесли под одеждой василиска, – и татуировка, азкабанский номер. Он велит одеться, а потом несмело прикасается к левой руке. Я разворачиваю её клеймом вверх – смотри, сволочь магглокровая, тебе ведь это надо, чтобы меня ударить? Но он проводит пальцем по красному шраму на запястье. Я вздрагиваю, скорее от неожиданности, чем от боли. Лысый снова надевает на меня наручники, потом откатывается к своему столу и начинает что-то строчить в многочисленных пергаментах. Перо под диктовку послушно летает, покрывая их поверхность ровными чёрными строчками. - Близзард… пожизненный… убийства… Непростительные… номер такой-то, - бормочет он себе под нос. Я снова опираюсь спиной на стену – и не выдерживаю. Медленно съезжаю к самому полу и в такой позе остаюсь. Силы на исходе. Неожиданно скрип пера смолкает. Лысый прикуривает магглскую сигарету и выпускает густую струю дыма. А потом подходит и суёт её мне в правую руку. - Покури, пока можно, - тихо говорит он. Я секунду смотрю на него, а потом подношу сигарету к губам. Правая рука тянет за собой левую, которая повисла беспомощно, как плеть. Я глубоко вдыхаю дым и закашливаюсь. Какого Мерлина! Голова начинает кружиться. Рёв шторма каким-то образом проникает сквозь стены тюрьмы, и я уже ничего больше не слышу, кроме него. Тёмная вода попадает в нос и в рот, и дышать я тоже не могу. Святая Моргана, я никогда не умела плавать… …И ледяная стена прибоя накрывает меня…
Я вздрагиваю и просыпаюсь. За окнами по-прежнему полная луна. Комната пуста, и не слышно ни звука, кроме тиканья часов на каминной полке. Проклятая зима! Она доконала меня! Шёлковые простыни влажные от пота. Я передвигаюсь на другую половину кровати и снова засыпаю… … - Ну и пусть смотрят, - шепчет Беллатрикс прямо мне в губы. Её дыхание обжигает как огонь и манит насладиться всей той болью и кровью, связующей нас в единое целое. По нашим лицам текут капли дождя, который встретил нас в каменном стакане тюремного двора. Сверху он открыт всем стихиям. - Странно, что не снег, - замечает Беллатрикс. – Зато помоемся. - Холодно? – спрашиваю я и придвигаюсь ближе. Это ледяной зимний дождь, пробирающий до костей. - Безразлично, - её рука притягивает меня ещё ближе, и глаза оказываются прямо перед моими. Люциус похож на мокрого кота, а Мальсибер – на собаку. Я говорю об этом Беллатрикс. Она хохочет. - Я бы всё-таки предпочла кота, - говорит она. - А я собаку, - отвечаю в тон ей. – А вообще похоже на то, что мне змеи нравятся, - и я покрываю поцелуями её руку, где вьётся чёрная змея Метки. - Наверное, мне тоже, - усмехается она. – Я же всё-таки из Слизерина. Дверь со скрежетом отворяется, и входят двое аврорских недоносков. Они секунду-другую размышляют, потом один подходит ко мне, другой к ней. Коридор первого этажа и какая-то комнатка. Меня приковывают к решётке окна, продев сквозь неё цепь. Около соседнего окна оказывается Беллатрикс. Я поворачиваю к ней голову и тут же получаю сокрушительный удар. Кажется, что меня переломили пополам. - Значит, змей, говоришь? – доносится сзади. Слышали-таки, ублюдки. Он бьёт ещё и ещё, с размаху, так что я едва не теряю сознание. А под конец отцепляет от окна, подводит к громадной бочке с водой – а я-то думала, зачем она здесь, – и окунает с головой в ледяную воду. - Заодно помоешься, гнида, - спокойно говорит он, продержав меня под водой не меньше минуты. Я хватаю ртом воздух, в глазах темнеет. Не успеваю отдышаться, как он снова берёт меня за волосы и суёт в проклятущую бочку. … И ледяная стена прибоя накрывает меня…
В небе висит яркая, как фонарь, луна. Сердце колотится так, что вот-вот выскочит из груди, а ночная рубашка и простыни промокли насквозь, как будто этот чёртов прибой и вправду накрыл меня с головой. Дрожа, я выбегаю из спальни, просто так, босиком, лишь накинув халат, пробегаю через свои комнаты и оказываюсь в тёмном коридоре. Мой бег останавливают только перила, и я, тяжело дыша, наваливаюсь на них всем своим весом. Внизу виден отсвет от пятен лунного света на полу. Под пальцами полированное, почему-то чуть тёплое дерево широких перил. Чуть тёплое дерево перил в МОЁМ доме, чёрт возьми, а не ледяной камень азкабанских стен. И вдруг еле слышный шорох или шёпот, больше похожий на дуновение ветра, раздаётся где-то за спиной. Мерлин побери этот проклятый дом! Я выхватываю из кармана халата палочку и зажигаю на её кончике тёплый огонёк люмоса. Прямо на меня пристально смотрит со старого портрета мой покойный супруг, лорд Близзард. - Скажи ему, Ядзя, - говорит он мягко, называя меня так, как звали только он и дедушка. – Скажи ему это. Я медленно подхожу к портрету и провожу рукой по резной позолоченной раме. - Я не знаю, как будет правильнее, Винс, - тихо говорю в ответ. В ответ человеку, которого давно нет в живых, вероятно, частично по моей вине, потому что когда-то я сделала, наверное, не всё, Мерлин мой, не всё от меня зависящее, чтобы спасти его. Не всё, что требует от меня фамильная гордость и кодекс чести. Луна цепляется за верхушки деревьев парка. Я вижу это через открытую дверь в мои комнаты. Винс заправляет за ухо длинные русые волосы. На пальце у него кольцо с бриллиантом. А моё осталось там, в грёбаной канцелярии на первом этаже крепости Азкабан. Я смотрю на свою руку. Простое, без изысков обручальное кольцо. Просто гладкий ободок, символизирующий не богатство или власть, а супружеские узы, крепче которых, согласно кодексу фамильной чести, не может быть ничего. Невилл надел мне его на палец на следующий день после того, как я сказала "да"… Тогда нам было не до бриллиантов. А вернуться и попытаться разыскать то кольцо я так и не смогла… И в этом я виновата тоже. - Прости, Винс, - еле слышно шепчу я, медленно передвигаясь к окну, за которым полыхает ледяным огнём луна. Останавливаюсь и собираюсь позвать девчонку, но понимаю, что мне просто необходимо побыть одной. Только я и луна. И больше никого. Сажусь к окну. Если долго вглядываться в деревья парка, подступающего к самым стенам Близзард-Холла, начинает мерещиться чёрт знает что. Сердце колотится, как сумасшедшее. Я боюсь снова заснуть и увидеть ещё какой-нибудь кусок своего прошлого. И опять проклятый ледяной прибой. К Мерлину и ко всем василискам! Что мне делать? Кто ответит на этот вопрос? Я не умею решать, я умею только подчиняться. Только вот интересам кодекса чести или интересам Хозяина? Луна такая яркая, что ослепляет. И я вижу, что это уже не луна, а моё обручальное кольцо, и я бегу, бегу к нему по луной дорожке, выложенной светлыми плитками, как в цветнике, который был у меня под окнами в детстве… После пожара ещё какое-то время дорожки были видны, только плитки все раздробились на мелкие-мелкие кусочки. Я бегу и бегу по этой дорожке – и не могу добежать… …Винсент стоит около только что законченного портрета и с улыбкой смотрит на меня. - Мне кажется, вы зря заказали портрет так рано, - говорю я. Живописец уже ушёл, и Винс демонстрирует мне, над чем тот трудился. Принимает нарочито надменный вид – таким серьёзным он и должен быть на портрете – но не выдерживает и разражается хохотом. - Не думайте о каких-то там плохих приметах, дорогая, - сквозь смех говорит он. – Посмотрите, ну разве не забавно? - Может быть, дорогой, - я пытаюсь улыбнуться, хотя меня одолевают какие-то непонятные предчувствия. И отчего бы это? – У вас на портрете глаза… слишком серьёзные, что ли… не ваши. - Выбросите из головы, - он призывает домовика. – Принеси одеться, и хозяйке, и мне. Ужин накрыть через два часа. У меня для вас сюрприз, - он загадочно прищуривается, и, видя моё удивлённое лицо, снова не может сдержать смех. Сегодня мы вдвоём – только он и я. Завтра опять будет что-то там, я даже не спрашивала, что нам поручено – какая разница, кого убивать? Маги, магглы… Хозяин всегда прав. По-другому не бывает. И мы делаем то, что умеем, и так, как умеем. Мы не аналитики, не тактики, не стратеги. Просто исполнители. Каждому своё, и в этом нет ничего унизительного. Я не спрашивала Винсента, нравится ли ему то, что происходит, а он не спрашивал меня. Но, если бы спросил, я бы ответила "да". Но всё это завтра. А сегодняшний вечер – только наш. - Я, наконец, покажу вам море, - говорит Винс, и у меня вырывается возглас изумления. Я ни разу не видела море. Не успела. Должно быть, оно такое… огромное… непокорное… Я мигом забываю и о портрете, и о терзавших меня предчувствиях. Мы одеваемся, он берёт меня за руку, и мы аппарируем на побережье. Меня оглушает шум волн, набегающих на берег. Какие-то магглские ублюдки с удивлением смотрят на нас, застыв, точно истуканы. Винс подаёт мне руку, и мы идём к полосе прибоя. Неуловимым движением он изменяет этой падали память, и магглы, уже не обращая на нас ни малейшего внимания, идут своей дорогой. Море неспокойно. Волны с грохотом перекатывают гальку, вспениваясь белыми бурунами. Я подхожу ближе и, когда очередная волна откатывается назад, вижу большой чёрный камень с белыми прожилками, гладко обкатанный морем. Этот камень такой знакомый и такой забытый. Я нашла точно такой же в быстрой речушке за вересковой пустошью в Карпатах. Так давно, что трава, казалось, была тогда по колено, а речушка виделась морским проливом. Я держала его в руках и гладила быстро высыхающие под солнцем бока, пока он не стал совершенно сухим и каким-то тускло-серым. И тогда я снова положила его в воду – и он опять стал чёрным с белыми прожилками. Как по волшебству. Я оставляю Винса позади и делаю несколько шагов к этому камню – очень быстро, торопясь, пока море не пришло обратно. Ноги оскальзываются на обкатанной гальке, ведь я забываю, что мне уже давно не четырнадцать лет. Пытаюсь протянуть руку к вожделенному камню и вижу, как надвигается очередная волна холодной тёмной воды. - Ядзя! – испуганно вскрикивает Винс. Я оборачиваюсь и теряю драгоценные секунды. Волна уже здесь, она вспенивается вокруг меня, и вдруг с неожиданной силой тащит за собой в открытое море. Стоит середина октября, и холод мгновенно пробирает до костей. Винсент срывается с места и бежит по направлению ко мне, а я вдруг неожиданно обнаруживаю, что начинаю увязать в этой гальке – вот глупость-то! Пытаюсь сделать шаг и внезапно падаю, пугаясь, как маленькая. Ведь я никогда не умела плавать, а следующая волна уже совсем рядом… …И ледяная стена прибоя накрывает меня…
Я открываю глаза. Всё тело ломит от неудобной позы; в руке зажата палочка. Я с такой силой сжимаю её, что пальцы онемели. За окном белым-бело, и ветви деревьев, и подоконники – всё облеплено проклятым снегом. Я зову Долорес и одеваюсь. Чёртова тупая девчонка! Как будто нельзя шевелиться быстрее! - Вон, - отрывисто бросаю я ей, и она исчезает с такой скоростью, как будто аппарирует. Ещё секунда – и я бы влепила ей пару Crucio – просто так, для разрядки. Вот и ночь прошла, и луна прокатилась по небосклону, а воз и ныне там. Ясновельможная панна Войцеховская снова как растерянная девочка, которую отчитывают за невыученный урок. Умеющая хорошо, долго и изощрённо убивать, но не умеющая решать неразрешимые дилеммы. Я иду к лестнице, а на сердце у меня тяжело, как будто там глыба льда. И я просто спиной чувствую пристальный взгляд человека, с которым мы делили жизнь двадцать лет. Да, Северус молодец, ничего не скажешь: "Я передал тебе голый факт, делай с ним, что хочешь". Его слова звучат у меня в ушах, будто он только что был здесь. Снизу раздаётся звон посуды – домовики накрывают на стол к завтраку. Мерзкие твари так и не научились до конца уважению и порядку. Под руку подворачивается домовик, и я с яростью пускаю в него луч Crucio. Но этот "голый факт" так довлеет над сознанием, что я даже не получаю удовольствия. Я ещё и ещё повторяю проклятие и останавливаюсь только тогда, когда кто-то трогает меня за руку. - Ядвига, что с тобой? - спрашивает Невилл. Сначала я даже не обращаю внимания на то, что он назвал меня на "ты" - а ведь это, наверное, впервые за несколько лет. Он стоит, держа в руке книгу, и я успеваю прочесть название: "Редкие растения горных озёр". По-моему, это его любимая книга. - Что с тобой? - повторяет Невилл. - Что он тебе сказал? - Кто? - автоматически спрашиваю я. - Про... Северус, - поправляется он, чуть было не назвав по привычке Снейпа профессором. - Что случилось? Перед глазами встаёт вдруг коридор второго этажа и портрет Винсента Близзарда, и вдруг словно кто-то холодной рукой сжимает моё сердце. И я принимаю решение. - Пойдём, - говорю я, тоже переходя на "ты". Мы идём в ту же самую комнату и садимся за тот же самый стол. Друг напротив друга. "Муж да жена - одна сатана", ведь так говорят магглы? Правильно говорят. Супружеская клятва и честь обязывают меня не держать секретов от своего собственного мужа. Хотя голос разума твердит как раз обратное. Я повторяю движения Снейпа, накладывая на комнату охранные чары, и пересказываю Невиллу всё, что я узнала здесь же вчера.
Нас не видит и не слышит никто: ни домовики или служанки-магглы, ни Северус, ни Беллатрикс или Макнейр... Никто... Кроме Тёмного Лорда, который именно в этот момент подходит к бесценному артефакту под названием Зеркало Мира. Но это я узнаю уже потом. После того как мою руку обжигает резкая боль зова, и я, еле слышно шепнув ему: "Беги", сама бегу по заснеженной аллее к границе антиаппарационного барьера, в глубине души уже предчувствуя недоброе. После того как меня уносит разноцветный вихрь аппарации, и я оказываюсь перед Хозяином. После. Тогда, когда первое, что я слышу, опускаясь на колени, это Его слова: - Не надо было этого делать, Близзард...
Он смотрит на меня, не отрываясь, и мой разум становится для Него открытой книгой. Он листает её... листает... страницу за страницей, картинку за картинкой. - Ты одурела от крови, Близзард, - наконец, говорит Он, и я возвращаю себе способность нормально соображать. - Когда ты смотришь в зеркало, что ты видишь? - спрашивает Он. И сам же отвечает: - Я знаю, не говори. Кровавый туман, вот что в зеркале. Я почувствовал это в твоём сознании. Ты потеряла голову от крови и не можешь адекватно мыслить. Ты понимаешь, что произошло? - Я рассказала Невиллу о Пророчестве, мой Лорд, - тихо говорю я. Внутри всё сжимается в комок, и он подкатывает к горлу. Я начинаю догадываться, что случилось что-то непоправимое, что изменить ничего нельзя, и я тому причина. - Ты не просто рассказала Невиллу о Пророчестве. Этим самым ты сделала его участником Пророчества, действующим лицом. - Мой Лорд, я объясню, - я ОЧЕНЬ стараюсь, чтобы голос не дрожал. - Мой Лорд, неужели вы сомневаетесь в нашей преданности? В ЕГО преданности? - Нет, не сомневаюсь, Близзард, - отвечает Хозяин. - Если бы сомневался, вы оба были бы уже мертвы. Дело не в его лояльности сейчас. Дело не в нём, не в тебе и даже не во мне. Это происходит само собой, рано или поздно. Начиная с той минуты, когда он стал действующим лицом Пророчества, он стал угрозой для меня, пусть и пока спящей. Рано или поздно, через год или через десять лет, но это проснётся, потому что сила сама диктует условия игры. Ты должна понимать, что я не буду жить с Дамокловым мечом, висящим над моей головой. Значит, всё. Всему конец. И я овдовею во второй раз. Или мы отправимся в Ад вместе. - Я специально держал его при себе много лет. Я дал ему и тебе всё. А ты берёшь и нарушаешь порядок вещей. Разрушаешь свой мир, Близзард. В зале раздаются хлопки аппарации. - Мы успели, мой Лорд, - я поднимаю голову и вижу, что это Люциус и Беллатрикс. Они опускают на пол тело Невилла. Он жив, но без сознания. - Что ж, видишь, как всё просто, - говорит Хозяин и задумчиво смотрит на меня. - Знаешь, Близзард, не факт, что ты овдовеешь. Достаточно будет провести ритуал передачи магической силы. Я не монстр. Не считая того, что он станет сквибом, никаких потерь. Конечно, если захочешь, я могу убить его, чтобы честь твоей семьи не пострадала. Последнее он произносит с лёгкой иронией. Я продолжаю стоять на коленях, не в силах ещё до конца осознать всю чудовищность краха, в одну секунду постигшего меня. По моей же собственной вине. - По твоей вине, Близзард, именно по твоей, - подтверждает Хозяин, продолжая двигаться вокруг меня по какому-то гипнотическому, завораживающему кругу. - Поэтому сейчас я лишаю тебя всего, ради чего ты живёшь. ВСЕГО, ЧЕГО ТЫ ХОЧЕШЬ. У нас есть время. Видно, неспроста снова так удачно сложились звёзды - менее месяца осталось до лунного затмения. Именно тогда я заберу его силу. Когда луна войдёт в тень земли, магом останется только один, и всё это перестанет быть для меня угрозой. Мы подождём, ведь правда? Лонгботтом должен сам, добровольно согласиться на проведение ритуала, только тогда ритуал будет иметь смысл. После этого ты будешь прощена. Может быть. Но мы ведь никуда не торопимся? Надеюсь, крепость Азкабан оставила у тебя в памяти приятные воспоминания? - иронично спрашивает он. Ледяная стена прибоя словно обрушивается на меня. Никогда, даже в самой извращённой фантазии не могла я себе представить, что окажусь в Азкабане по приказу моего Господина, к чьим ногам я швырнула не один десяток жизней. Передо мной встаёт глянцевый прямоугольник карты Таро, на котором изображена Башня, и жидкие огоньки звёзд, такие же холодные, как камни, из которых сложены стены крепости, и такие же бездушные, как дементоры, чёрными призраками парящие над островом. - Но я ещё не наказал тебя, - усмехается Хозяин, и я опять сжимаюсь, ожидая всепоглощающей чёрной волны Crucio, но он продолжает: - Здесь я сделаю тебе подарок. Самому мне сложно будет остановиться, а ты нужна мне живой. Ты - это всё, что хочет Лонгботтом. А его магия - то, что нужно мне. Поэтому это сделает Белла. Я поднимаю глаза и встречаюсь с ней взглядом. "Помнишь?" - "Помню" "Боль" - "и смерть" - "и пепел" - Близзард? - говорит она, поднимая палочку. - Давай, Лестранж. Ты ведь знаешь... - успеваю сказать я, и меня накрывает непроглядная завеса боли, переходящая в спасительный мрак беспамятства...
В Азкабане нет времени. День на улице или ночь - никого не волнует. Ни узников, ни дементоров, которые чёрными тенями скользят мимо моей камеры - и НИЧЕГО не происходит. Просто как один долгий снежный вечер в поместье. Быть может, я сошла с ума, но мне кажется, что я вернулась домой. Это значит, что у меня давно уже нет души. Она исчезла где-то там, в кровавом мареве разбитого зеркала. Наверное, её не было уже тогда, когда я в первый раз была в Азкабане. Но теперь не осталось ничего вообще, даже верности моему Хозяину. Я отворачиваюсь к стене и провожу пальцами по отсыревшему камню. Мне всё равно, здесь я или в спальне Близзард-Холла. Если вспомнить всё, что прожито и ушло, то ЖИЗНЬ - это все те яростные схватки, до победы или конца. Это боль, пламя и пепел. Это подвалы чужих домов и эти вот бездушные стены. Это огни облав и арестов и заклятие Stupefy в спину. Это аврорские кабинеты и вкус крови на губах. Это счастье подчинения и наслаждение властью. Это кровавые пятна на заснеженной земле и накрывающее меня чёрное марево Круциатуса. А всё остальное - прах. "...Нам никогда не стать теми, кем мы должны были..." Тот, кто двадцать лет был волком, никогда не станет домашней собакой чистых кровей. По коридору проплывает дементор. ... Ледяная стена прибоя... "... - В Шотландии холодно... ... - Зато здесь тепло, миссис Лонгботтом..." Как один долгий зимний вечер. Нет почти ни одной мысли, почти ни одной эмоции. "Так странно" - "Пойдёмте, миссис Лонгботтом" "Помнишь? " - "Помню" А всё остальное сгорело в персональном аду моего сознания. Предсказания - неточная наука. Но я точно знаю, что у меня уже есть билет на экспресс, следующий по маршруту Азкабан - Преисподняя. Я не знаю, где Невилл. Порядки здесь те же самые. Мне даже кажется, что, если бы не дементоры, здесь были бы те же самые охранники. И тот же самый каменный стакан - один час, раз в три дня. Таким образом я узнала, что напротив меня обитает Долиш.
Он увидел меня первым. - Близзард. Глаза - без малейшего признака безумия, холодные, как снежное небо. И я понимаю, что у него тоже нет души, и ему нечего терять. - Ты?! - его взгляд оценивающе окидывает мятое, но дорогое платье и помимо воли останавливается на левой руке. - За что? - За дело, - отвечаю я. - Хорошо я тебя тогда, - равнодушно говорит он, глядя на моё лицо. - Что произошло? Убивать разучилась? Мне становится смешно. Я не испытываю к нему никаких чувств - ни злости, ни ненависти. Потому что мы оба здесь. И мы оба - люди без души, которые не видят в зеркале ничего, кроме красной пелены. Хорошо, что здесь нет зеркал. Близко проплывает дементор. От него веет холодом. Но для меня это просто как лёгкий бриз. Над ледяным прибоем. Под колючими огоньками звёзд. - А ты, Долиш? Тоже разучился? Такие нужны. Там, - и я киваю в сторону, туда, где остался мир за Северным морем. - Там нужны рабы. Как ты, - говорит он. - Долго думала, прежде чем руку под клеймо подставить? - Вообще не думала. - И это правда. Ни в первый раз, ни во второй. - А я не подставлю. Не лягу ни под Тёмного Лорда, ни под светлого. Ни под какого. Наверное, правда не ляжет. Я не знаю. Мне не понять. А ему никогда не понять меня. Да мне и наплевать по большому счёту. Я только вижу, что глаза у него волчьи и вместо души такая же, как у меня, пропасть. "Сволочь грязнокровая", - думаю я - совершенно равнодушно, скорее, по привычке. - Утопил бы я тебя в твоей крови, Близзард, - говорит он. - И всех вас вместе взятых. Я поворачиваюсь к нему спиной. - Может, когда-нибудь встретимся, - говорит он мне вслед. "Нет, Долиш. Вряд ли. Если только в Аду", - думаю я. Или даже не думаю - знаю.
Мы стоим на берегу острова Азкбан, и я ощущаю, слышу, чую этот прибой, который беспрерывно сопровождает меня последнее время в моих сновидениях. Дементоры привели сюда нас обоих, и я вижу Невилла в первый раз с того рокового дня. И мне вдруг становится страшно. Потому что я знаю, что у него, в отличие от меня, есть душа, и я представляю, что он чувствовал, когда эти твари были рядом. Мы стоим далеко друг от друга. Он поднимает на меня глаза и улыбается, беззвучно произнося моё имя. А солёные брызги Северного моря, наверное, ещё не долетая до земли, превращаются в льдинки. Сквозь рваные тучи проглядывает луна, она уже почти зашла в тень земли, и её серп имеет зловещий, багровый цвет. Я только теперь замечаю, как холодно. От ветра или от ощущения надвигающейся смерти? Я не знаю. Не знаю, что может помешать убить нас обоих после того, как Хозяин получит желаемое. Или оставить здесь навсегда. Я не знаю, как скоро Он простит меня и простит ли вообще. В этот раз наказание за глупость может оказаться вечным. Он аппарирует вместе с Беллатрикс и Люциусом. Наверное, они с ним по той же причине - чтобы не убить нас раньше, чем это станет необходимо. Я вижу глаза Беллатрикс, правильную линию её носа, знакомый изгиб губ и вспоминаю всю ту боль и наслаждение, которую дарили мне её поцелуи. Она тоже смотрит на меня - глаза в глаза - и молчит. "Близзард". "Лестранж". "Помнишь?" - "Помню". Люциус чуть ли не шарахается от дементоров, он еле сдерживается, чтобы не выхватить палочку, тогда как она совершенно спокойна. Дементоры разворачиваются и исчезают в направлении крепостных стен. - Думаю, с тебя хватит, Близзард, - говорит Хозяин. - Ты можешь возвращаться в поместье. Куда?! В поместье? В чёртов дом с рождественской открытки, окружённый пушистыми белыми сугробами? Туда, где за окном падает снег, а зеркало отражает только клубящуюся кровавую дымку. И я буду снова раз за разом в ярости разносить его вдребезги, но в новом зеркале увижу то же самое. И вот тогда я буду идти и убивать, потому что иначе я свихнусь и утону в этом чёртовом снегу, как в жидкой каше… - Мистер Лонгботтом дал согласие добровольно отдать то, что я от него хочу, - говорит Хозяин. Невилл смотрит мне прямо в глаза и чуть-чуть улыбается, как будто хочет сказать: "Иди, всё будет хорошо". "... - В Шотландии холодно... ... - Зато здесь тепло, миссис Лонгботтом..." - Пойдём, Близзард, - говорит Беллатрикс и подходит ко мне. И тут я понимаю, что некуда идти. Мой путь заканчивается здесь, на каменных утёсах острова Азкабан, потому что в этом мире мне места нет. В этом мире, где ветер когда-то срывал со стен старые пожелтевшие обрывки министерских пергаментов со словом "Разыскивается". И гнал их по брусчатке Диагон-Аллеи, как прошлогодние листья… "...Нам никогда не стать..." Из волка уже не сделать домашнюю собаку. Ледяная стена прибоя разбивается о скалы. "Помнишь?" - "Помню" И боль... Поцелуи Лестранж. "Вы не спите, мистер Лонгботтом?" И кровь... Seсtumsempra. "Приговаривается к пожизненному". Полная луна в зените. И пепел... "Близзард?" – "Лестранж?" Осколки зеркала. "Зато здесь тепло, миссис Лонгботтом". "Помнишь?" - "Помню" И тогда я вдруг понимаю, как должна поступить. "...Ключевое слово "отметил"...", - вспоминаю я голос Северуса... Ключевое слово... Ключевое слово "добровольно"... Я когда-то слышала о таком… Он сказал, добровольно... Будущее принадлежит не мне, меня там нет. Я принадлежу прошлому, так же, как и те клочки объявлений с казёнными колдографиями и азкабанскими номерами. Я остаюсь здесь, а он должен идти дальше. Надо всего лишь взять его за руку. Главное успеть. Я вырываюсь из рук Беллатрикс и одним прыжком преодолеваю расстояние, отделяющее меня от Невилла. Ведь мы связаны неразрывной цепью. Мы уже делили на двоих проклятие Долохова. А потом делили годы крови и смерти. - Добровольно отдаю тебе свою силу... - Нет! - раздаётся сзади, но я успеваю. - ...свою магию и свою жизнь... Восхитительная вещь Seсtumsempra. Не зря я всегда предпочитала её. Она не даёт мгновенной смерти. И поэтому после того как заклятием меня отбрасывает назад и распадается серебряная нить магической связи, я вижу и понимаю краем затухающего сознания, как с моря налетает стремительный шторм ледяной воды, ветра и снега. И – как о скалы – разбивается о невидимую стену, распадаясь на безвредные брызги. Порывы шторма атакуют маленький остров, словно бы стремясь смести его с лица земли. Грязные тучи клубятся в потемневшем небе, выбрасывая копья молний. Невилл поднимает голову, и я почти что вижу прозрачную преграду, которая теснит разбушевавшуюся стихию всё дальше и дальше, не давая ей даже приблизиться к кромке берега. И вот волны успокаиваются, словно приглаженные ладонью, и прозрачная стена продвигается к горизонту, унося с собой колючий снег и ледяные брызги. А на небе появляется тонкий серп выходящей из тени луны. А Невилл подходит к Хозяину, и тот медленно снимает с пальца и отдаёт ему старинный перстень с чёрным камнем. А потом я уже ничего больше не вижу.
Снеговые тучи уходят на север, и на небе появляется солнце. По подтаявшему насту, осторожно озираясь, идут две девушки. Они жмурятся и прикрывают глаза рукой, словно отвыкли от солнечного света, и он причиняет им боль. Наконец доходят до решётчатого забора и продолжают идти вдоль него, касаясь пальцами. Остановившись перед воротами, будто не веря себе, некоторое время в оцепенении стоят, а потом открывают створку и выходят наружу. Сначала они передвигаются медленно, словно слепые, но потом всё быстрей и быстрей, и вот уже бегут, скользя в талом снегу. За небольшим лесом вьётся через поля дорога. На обочине стоит покосившийся указатель с надписью "Нью-Касл. 20 миль". Дорога пустынна, и девушки в растерянности останавливаются у столба, а потом выходят на асфальт и, взявшись за руки, идут в сторону Нью-Касла. Вскоре раздаётся шум мотора, и их нагоняет облезлый фермерский грузовичок. Старик с шотландской фамилией, которую они тут же забывают, про себя долго удивляется их странной одежде и тому, что им, похоже, всё равно, куда ехать. Он довозит их до города и какое-то время не уезжает, глядя, как они идут, озираясь и поминутно всматриваясь в лица прохожих. Но вот девушки скрываются вдали, и старик заводит мотор, качая седой головой и размышляя о том, что его внуки, слава Богу, уже выросли из того возраста, когда путешествуют автостопом.
Пропитавшийся кровью шёлк липнет к ногам. Беллатрикс встаёт на колени, прямо в дымящуюся лужу, которая натекла с этого ублюдка, и наотмашь бьёт по лицу. Голова лежащего безвольно болтается из стороны в сторону. - Готов, - говорит Макнейр. - Вроде бы. А почему ты не попробуешь Enervate? Беллатрикс останавливается. Она напрочь забыла, что у неё есть волшебная палочка. Достаёт её из-за пояса и произносит слова заклинания. Ничего не меняется. - С-с-сука, - Макнейр со всей силы бьёт лежащего в бок - раз, другой, потом отшвыривает к стене, где тот и остаётся. Беллатрикс подносит руку к лицу и с наслаждением вдыхает аромат чужой крови. Пальцы касаются губ, и ей вдруг на мгновение кажется, что Близзард возьмёт её руку и начнёт целовать, переплетя её пальцы со своими. Целовать жадно, до боли, до экстаза. Она вздрагивает и ударяет кулаком в пол, сдирая кожу о камень, покрытый слоем крови и грязи. Вот так, больней, ещё больней. Макнейр проходится по подземелью, оценивающе разглядывая тех, кто, сжавшись в комок, сидит за стальными прутьями камер. Его перстни с глухим звоном касаются решёток, и этот звук заставляет Беллатрикс поднять голову. Она не может так. Слишком мало боли. Нет Близзард. Она бы овладела ею, если бы была мужчиной. И имела бы долго, грубо, до крови, вот на этом дымящемся полу. Но им хватало поцелуев. Они накрывали, как самая изощрённая пытка. И как самое изысканное удовольствие. А теперь ничего этого нет. Макнейр начинает обратное движение. Выбирает. Какая разница, кто? Весь этот скот через час всё равно превратится в груду мяса и костей. Беллатрикс замечает, что держит в руке палочку. Зачем она ей нужна? Она суёт её за пояс и ещё выше закатывает рукава, вытерев руки о подол. Где ты, Близзард? ... Её губы, испачканные в крови, которая сочится из уголка рта. Её глаза, затуманенные прикосновением пальцев Беллатрикс к её лицу. Её руки, такие обжигающие даже через ткань платья... - Макнейр, - говорит Беллатрикс неожиданно севшим голосом. Он оборачивается. - Подойди. Он подходит. Она пошире раздвигает ноги и задирает окровавленную юбку. Белья на ней нет. Прищуренными глазами она смотрит, как он приближается и рукой проводит у неё между ног. Массивные перстни причиняют боль. Дыхание у него сбивается, когда он чувствует, что она возбуждается. Он имеет её грубо, зло, по-звериному. Как она бы отымела Близзард. Если бы могла. Недоноски за решёткой смотрят - как приятно. На этом свете им такое уже не грозит. Пусть посмотрят, прежде чем превратиться в куски мёртвой плоти. Она проводит рукой, испачканной в крови, по его лицу. - Что ты делаешь? - говорит Макнейр. А Близзард бы понравилось. Она поймала бы её пальцы и до боли бы целовала их. Макнейр тоже ловит её руку и целует, но выше, там, где кончается татуировка. Не то. Всё не то. - Просто бей. Ударь меня, - говорит Беллатрикс, и он послушно даёт ей пощёчину. - Сильнее, - уже почти кричит она, и он тоже входит в раж и осыпает её градом ударов. Перстни уродуют нежную кожу, оставляя кровоточащие полосы. Как у Близзард. Только эти Беллатрикс уберёт, когда насладится. Или успокоится. Или справится со слезами. - Белла? - спрашивает Макнейр, останавливаясь. - Я не Белла, Уолли, я Лестранж, - кричит она, и Макнейр пятится. – Лестранж – и всё! - И она опять ударяет кулаком в отсыревшую стену, понимая, что всё произошедшее не принесло ей никакого удовлетворения. - Я скучаю, Уолли, - наконец, говорит она. - И я снова хочу почувствовать себя живой. - Погоди, я притащу кого-нибудь, - Макнейр натягивает приспущенные штаны и идёт по направлению к ближайшей решётке. Мерлин разберёт этих женщин, думает он, выволакивая из угла какую-то магглскую девку. Он даёт ей в зубы и пинком отправляет к Беллатрикс. - Всех, - говорит вдруг та. - Здесь примерно двадцать человек. Справишься? - шутит он. Она вытягивает левую руку татуировкой вверх. - А это ты видел? - говорит она и усмехается. - Чёртова азкабанская убийца, - он понимает юмор. Но угробить всё подземелье за одну встречу? - Всех, - ещё раз повторяет Беллатрикс, хватает эту девку за волосы и ударяет о каменную стену. Та вскрикивает и валится на пол. В руках у Беллатрикс появляется палочка. - Тебе бы понравилось, Близзард, - говорит она. В тяжёлом воздухе подземелья разливается аромат заклятия Sectumsempra.
Весну сменяет лето, потом осень. Решётку забора оплетает дикий виноград, он отцветает, а потом желтеет и высохшим невесомым телом всё ещё цепляется за прутья ограды, когда с неба начинает падать снег.
Большая серая волчица выходит из леса и застывает, прислушиваясь. Шёпот ветра, писк полёвки под снегом, шелест ветвей деревьев... Она торопится. Её ждёт человек, который выкормил её. У него глаза змеи, но добрые руки. Она любит, когда он гладит её голову. Большую голову с чуткими ушами и зажившими шрамами с левой стороны морды. Откуда они взялись, она почему-то не помнит, а спросить не может. Наверное, она с кем-то подралась. Человек с глазами змеи живёт в большом доме за лесом. Ему нравятся странные растения, которых в лесу нет, и не нравится метель. Ей тоже не нравится метель, потому что она мешает охотиться. Зато они любят полную луну и друг друга. Волчица поводит ушами. Ветер становится сильнее. Она слышит - человек ждёт её. И она бежит к приоткрытым воротам. Шуршит под ветром высохшая плеть дикого винограда.
"Stupefy?" - "Нет, не Stupefy"
Она проскальзывает в ворота и скрывается за стеной летящего снега.
1. До кучи - ролик в тему (с видео.мейл.ру), сделанный нашей знакомой. "Снежные волки"
2. А теперь все, кто читает (и кому, естественно, понравилось), может радостно ждать выхода на экраны супермегаблокбастера под рабочим названием "Lord Of Azkaban", который является сиквелом к данной фишке))
Полынь, нууу... эээ... спасибо)) Есть такая тема - со "Сказочками мамочки Близзард" - только там не то, чтобы пересекается, а типа я подразумеваю, что действие везде происходит вот в этой самой АУ. Но это только пока - мало ли, может, ещё что-нибудь пересечётся))
2. А теперь все, кто читает (и кому, естественно, понравилось), может радостно ждать выхода на экраны супермегаблокбастера под рабочим названием "Lord Of Azkaban", который является сиквелом к данной фишке))
schWARzz , А какими именно?)) Сиквел не раньше середины лета делать начнём. А так ещё 2 штуки скоро будет. Ой, нет. Три. Наверное. ***страшный секрет*** )))
schWARzz, сейчас всё равно без толку выкладывать - что продолжение, что другие фишки, - потому что фандом на ушах стоит из-за 5-го фильма и последней книги. Потом ещё в голове укладываться сколько-то там времени будет всё это, сама понимаешь))
Мерлин, неужели я добралась до сюда.. Мать Метели, милая.. Ваш фанфик.. неет, его я так не назову. Ваш шедевр, о да, именно Шедевр.. Сказать, что он зацепил меня - значит ничего не сказать.. Близзард просто воплощение всего, что я уважаю в Настоящей Пожирательнице смерти, которая живет ради Лорда, ради Его приказа, ради того, чтобы стоять перед Ним на коленях... (Истина заключается в том, что Хозяин ВСЕГДА ПРАВ (с)) Я слегка отрицательно отношусь к фэмслешу, но то, что написано в "Стае", то, что происходит между Беллой и Ядвигой - несомненно разрушает всю мою нелюбовь к фэму.. Кто-то уже говорил, что Ваша ненормативная лексика в "Стае" такая..литературная что ли.. И я подтверждаю эти слова.. Да, ругательства, но из уст Близзард.. в них есть что-то аристократичное, что-то харизматичное.. Написано все очень реалистично. Читая, просто невозможно оторваться. Много крови, много жестокости, много Близзард.. восхищает. При чтении у меня невольно всплывает картина.. будто бы фильм смотришь.. А кстати, было бы неплохо представить Ваш Шедевр как сценарий к фильму )) но это так.. к слову..мечты.) Фильм, конечно же, получился бы просто безгранично жестким (хотя может я и преувеличиваю), если не вырезать всю цензуру и некоторые моменты.. В этой жесткости и вся прелесть. "Стая" очень правдоподобно показывает жизнь Пожирателей смерти как в жизни, так и за решеткой; их переживания, чувства, преданность Лорду, психологию.... И все это в одной Ядвиге Близзард. В общем говоря.. не умею я правильно выражаться..)) но я в Полном Восторге. Жду продолжения. С огромным к Вам уважением, Мать Метели )
Lady_Crucio, я Ваш отзыв прочитала давно, но я, честно говоря, просто не знала, что сказать. Спасибо - вот что я придумала)) За то, что не поленились и написали конкретику - что конкретно Вам лично понравилось. Я вот этого всегда и жду. Соответственно, если человку НЕ понравилось - то что конкретно плохо и почему. Продолжение уже есть целиком, дело осталось за малым - его отбетить, а это как раз-таки огромный объём текста. Но, надеюсь, скоро начну выкладывать.
Все даты в формате GMT
3 час. Хитов сегодня: 23
Права: смайлы да, картинки да, шрифты да, голосования нет
аватары да, автозамена ссылок вкл, премодерация откл, правка нет
))) *joke*
* 
). И реалистичность, да - читаю и верю )) 
Будем с НЕтерпением ждать.
- участник сейчас на форуме
